Трое и мотор

В тесной дощатой будке было темно и воняло бензином. Я ощупью разыскал свой мотор, выволок его на траву и захлопнул дверь.

Моего старика сразу узнаешь: справа на капоте здоровенная вмятина, и вообще вид обшарпанный. Ничего не поделаешь, мотор «Москва» выпуска 1959 года… Я не очень-то разбираюсь в двигателях и, откровенно говоря, всегда предпочитал ездить в качестве пассажира. Но с тех пор, как брат ушел в армию, мотор по наследству перешел ко мне. Иногда уплываю на целый день, валяюсь на песке, читаю и возвращаюсь только к ночи. У нас на Волге все любят воду, все любят купаться и кататься по реке. Ну, а любишь кататься, люби и санки возить!

Я ухватил мотор за стальные уши и поволок по сходням к лодке. Хлипкие сходни прогибались при каждом шаге. Тяжелая все-таки штука - лодочный мотор.

Зловредный старикашка Минаич уже ковылял мне навстречу.

- Ключи» - потребовал он.

Я остановился. Нашарил в кармане ключ от будки, где хранились весла и несколько моторов, вроде моего, и отдал ему.

- Последний ключ остался, - зашипел Минаич. - Как утопили второй, а первый твой дружок Шустов свернул, то это последний ключ. Как хотите! Хотите - заказывайте сами…

Минаич уставился на меня. Я понял, без рублевки не обойтись.

- Ладно, ладно, Минаич… - (А рублевка в карман сторожа перепорхнула, любо-дорого!)- Ты не уходи пока. Сейчас Шустов прибежит да еще куча народу. На трех лодках пойдем…

Минаич сразу взъерошился. Рыжие усики встопорщились, нос - кверху. Даже фуражка полезла куда-то наверх - не иначе рыжие вихры Минаича дыбом встали.

- То-о-ись как?! - заверещал Минаич.- Лодочная станция открывается с восьми. А сейчас семи нет. Тебе по блату склад открыл и им открывай!! Что же это делается? Нетушки!..

Не к месту, видать, я Витьку Шустова упомянул. Дело тут, между прочим, вовсе не в ключе. Дело в том, что Витьку сторож Минаич просто терпеть не может. Витька - мастер доводить Минаича. Придет на лодочную пристань, остановится перед старикашкой- Витька парень видный, рослый - и заговорит неторопливо, этаким барственным баском.

- Ну, как, братец, дела? Все в трудах, все, братец, в заботах? Молодец, молодец, старайся, голубчик!..

И еще по плечу Минаича похлопает.

Старикашка позеленеет, трясется весь, а Витька - ноль внимания. Демонстративно повернет головой, принюхается, головой покачает:

- Да ты никак, братец, пьян?.. Ай-ай, как нехорошо… Голубчик, ведь алкоголь вредит здоровью, разрушает нервную систему. Так-то, голубчик. Признайся, выпивал сегодня вместе с Кузькиным или нет? Выпивал! Так я и думал…- Тут Витька делал огорченное лицо.- Ай-ай. Нехороший человек этот Кузькин. И фамилия скверная: Кузькин. А еще высокую должность занимает- сторож горсада. Не дружи, голубчик, с этим Кузькиным, ей-богу, не дружи, не доведет он тебя, братец, до добра.

Минаичу и слово вставить не удается, где ему против Витькиного баса. Злится старик, но Витькина богатырская ладонь лежит у него на плече, как пудовая гиря.

- Нервишки, нервишки,- ласково журчит Витька.- Вот он, вред алкоголя… Значит, договорились, голубчик? Алкоголя не принимать, с Кузькиным не дружить. Прощай, братец!.. Так держать. Молодец, голубчик! Орел!..

Витька отпускал Минаича и важно - по-генеральски - шествовал к лодке. Старикашка, освободившись от чугунной Витькиной ладони, взвивался, как кобра. Брызгая слюной и ругаясь, поносил нас всех на чем свет стоит. А между прочим, посетители лодочной станции побаивались Минаича, никто не хотел связываться со сварливым стариком, все рублями да полтинниками откупались. Что уж и говорить о нашем брате музыканте. Народ смирный, застенчивый. Духовик Витька - исключение. Как-то преподаватель по классу скрипки Сухов случайно уключину потерял, с тех пор на лодочную станцию - ни ногой. А штраф по почте прислал…

Я укрепил мотор на корме тяжелой двухпарной лодки, подстраховал его сыромятными ремнями. Лодка осела кормой. Лысый череп мотора заблестел, закачался на волне.

Собственно, это я подал идею: после окончания экзаменов устроить туристический поход, вниз по реке, дня этак на три-четыре, с палатками, с кострами, с котелками. Откликнулось человек десять. Но для меня важнее всего было, чтобы поехала Таня. Больше того, я легко согласился бы с тем, чтобы вообще никто не поехал, но если бы не поехала Таня… Была на то причина.

Больших трудов стоило ее уговорить.

Таня, видите ли, смеется над туризмом. Одно слово «турист» вызывает у нее иронию. На уговоры мои и Витьки (призвал друга на помощь) она ответила, что тащиться куда-то с тридцатикилограммовым рюкзаком на спине, согнувшись, видя перед собой только заплатанные штаны впереди идущего, не в ее стиле. Кроме того, она не любит гитары, от криков «физкультура!» ее просто переворачивает, кашу с углями она не переносит, посуду холодной водой мыть не привыкла. И вообще все это глупо. А куплеты?! Одни куплеты туристские ее с ума сведут…

Пришлось нам вдвоем с Витькой расписывать турпоход в радужных красках.

Мы сказали, что рюкзака на спине не будет, каши с углями - тоже, что петь у костра мы будем только арии Монтеверди и многоголосные хоралы Палестрины. Не дикари же! Все общество будет одето в приличные, хоть и скромные, брюки, никаких заплат и фуфаек, повязанных на шею. Никакой романтики типа «если парень в горах - не ах» - не будет.

- И вообще, сударыня,- ворковал Витька,- назовите, если вам угодно, это - пикником. Пикник на тразе. Вот и все!

Татьяна посмотрела на Витьку, расхохоталась и… согласилась поехать.

Три дня назад она окончила вокальное отделение нашего музыкального училища. Меня волновало, куда она поедет работать? Мне, окончившему два отделения, фортепьянное и хоровое-дирижерское, предлагали на выбор три места: на Алтай, в Рыбинское музучилище и Калининскую областную музыкальную школу. Таню приглашали работать в Пензенскую филармонию, а также - в Рыбинское училище. Ясно, что мне больше всего понравился Рыбинск. Просто заболел я этим городом. И Волга там, и… Но вот что выберет Татьяна, это вопрос! Это меня и занимало больше всего. Подойти и спросить в упор я боялся. Надо знать нрав нашей Татьяны. Скажет обязательно что-нибудь насмешливое, начнет темнить. Здесь такт нужен, торопиться нельзя ни в коем случае. И все свои надежды возлагал я на эту поездку…

Я повернулся, чтобы втащить в лодку канистру с горючим, и вдруг увидел Татьяну.

Она стояла возле чемодана и смотрела на меня.

Светлое легкое платье развевалось на ветру. Прозрачная волна набегала на пестрый галечник и кружевной пеной рассыпалась почти у самых носков ее белых туфелек.

Вот она какова, наша Татьяна.

И ведь нарядилась она не просто так, не случайно! Это, так сказать, вызов обществу. Или ирония, или озорство. Уж не знаю… Ну хорошо. Постараюсь «не заметить» этого парада.

Я поздоровался.

- Что-то долго спят наши туристы. Неужели никто не показывался? - улыбнулась она как ни в чем не бывало.

Я собрался ответить, но тут услышал грохот шагов. Кто-то быстро спускался по узкой железной лестнице. Я вгляделся.

Это был Марат Поляновский, ленинградец. Парень с третьего курса политехнического института, приехал к нам в город, чтобы участвовать в соревнованиях на байдарках… Через неделю на Волге - большой водный праздник. Марат со своей командой приехал. Как он в нашу компанию попал - не знаю, кажется, тот же Витька его привел и со всеми перезнакомил.

- Привет!-еще с лестницы крикнул Марат.

Он был одет изысканно - шорты, ковбойка и кеды. За спиной- два огромных рюкзака, на каждое плечо по рюкзаку. Судя по тому, как легко парень сбегал по двадцатипятиметровой лестнице, для него такой груз был все равно, что для коня - пара арбузов.

- Привет! Свежие новости!.. Во-первых, лодка Шустова выйдет завтра утром. К Шустову родственники приезжают, он должен их встретить. Во-вторых, лодка Николаева тоже выйдет завтра. Николаева, Галю Потапову и Семена, вашего альтиста, послали с концертом в загородный совхоз… Только сейчас известили…

Марат сбросил на землю рюкзаки, перевел дух.

- Вот тебе и раз! - вскрикнула Таня.

- Так. Продолжай,- сказал я.

- В-третьих, будет гроза. В-четвертых, так как из вашей лодки выписывается Семен, то вместо него прошу принять меня!

Последнее мне совсем не понравилось. Не хватало еще, чтобы это спортивное совершенство оказалось в нашей лодке. Стоило только взглянуть на его фигуру, волосы, брови, как я совершенно явственно услышал шорох моих осыпающихся надежд.

- Может быть, и мы завтра? Дождь все-таки… И вообще… Со всеми.- Я готов был и дальше развивать свои доводы, но меня сразу перебили:

- Зачем же! У нас палатка. Дождь - пустяки.

- Я хочу сегодня! Зря, что ли, торопилась, не выспалась… Стоянку ребятам подготовим, как доедем до островов.

- Точно! Подождем их у островов!..

Дались им эти острова! Пришлось умолкнуть.

Марат прыгнул в лодку и начал укладывать наше имущество, согласно строгим правилам лодочного туризма. Мой вещмешок он вытряхнул на дно лодки и уложил по-своему. Консервные банки внизу, свитер и одеяло - сверху. Таблетки пирамидона и аспирина, обязательные в каждом порядочном походе, нитки и прочую мелочь он переложил в карманы рюкзака. Добрался было и до Татьяниного чемодана. Но та взбунтовалась, и он чемодана не тронул.

Напоследок Марат сбегал в будку за запасным бачком. «Лишних тридцать литров не помешает»,- сказал я. Минаич, видимо, проникся почтением к шикарному ленинградцу и беспрекословно выдал ключи.

Наступила минута отъезда.

Я оттолкнулся веслом, перебрался на корму, к мотору. Намотал на кулак шнур стартера, дернул. Как и ожидал я, мотор не издал ни звука. Лодка безмятежно закачалась метрах в десяти от берега.

Татьяна сидит, молчит. А главное, этот Марат… Вот незадача!

Я собрался с силами, дернул еще раз. Мотор рявкнул и тут же замолк. Не давая остыть, рванул шнур изо всей силы. Шнур лопнул, я грохнулся на спину. Мотор взвыл. Мальчишки на набережной - и откуда их набралось в такую рань! - засвистели… Неуправляемая лодка понеслась наперерез течению…

Впрочем, любоваться этим пришлось недолго. Я уцепился за румпель и взял нужное направление. Слава богу, отплытие состоялось.

Мы понеслись вниз по реке. Моя старая двухпарка немного широка и тяжеловата, зато устойчива на курсе, не виляет и не вертится, режет воду, как по линейке.

На днище положены массивные елани - чувствуется умелая рука старшего брата, под кормовой банкой крепкий рундучок с висячим замком. Там хранятся разные инструменты: топорик, клещи, плоскогубцы, а заодно - жестянки со спичками, гвоздями, крючками рыболовными. Сразу видно, что Михаил - мужик основательный. Весной я заново проконопатил лодку и выкрасил голубой эмалью. Так что все как будто бы в порядке. Но кто знает, что думает про себя этот ленинградский гроссмейстер водного спорта! Самолюбие мое ныло… Может, ему корабль мой кажется расхлябанной старой баржей, по сравнению с разными там байдарками да спортивными яхтами. А впрочем, наплевать. Пускай что хочет, то и думает.

Мы миновали городскую набережную и въехали под мост. Вода тут казалась черной и глубокой, была покрыта мелкой рябью. Над головой гудели своды моста: шел городской транспорт. Лодка проскочила между громадными гранитными опорами и снова вырвалась на свет.

Татьяна возвышалась на самом носу лодки, лицом к берегу. Она упиралась тонкими загорелыми руками в борта. Ветер трепал легкое платье. И вообще Татьяна своим профилем, светлым узлом волос на затылке напоминала ту вырезанную из дерева нимфу, которая обычно красовалась на бушприте старинных парусных судов.

Марат сидел на средней банке и мог сколько угодно любоваться и берегами, и сидящим впереди членом экипажа.

Мотор ревел оглушительно, и всякие разговоры, само собой, исключались.

Выехали за городскую черту… Гранитная набережная кончилась, потянулись зеленые берега, стада паслись у самой воды, коровы забредали в воду, поворачивали морды вслед нам и мычали.

Береговые знаки указывали ширину фарватера- 75 метров - и приличную глубину. Река была пустынна. Поэтому я не заботился о курсе и, как говорится, пер напролом.

- Палка! - вдруг закричала Таня.- Гляди!.. Мы прямо на палку едем! Правее объезжай!

- Не палка, а веха красная,- заметил Марат.- И не правее, а левее придется.

«Ишь ты, грамотный»,- отметил я про себя.

- Другая палка! Белая теперь! Что ты, Кравцов, не видишь, что ли? - засуетилась наша наяда.

Действительно, понатыкали вешек. В прошлом году их что-то не замечал. Просто было два бакена, правый и левый, как и подобает при широком фарватере.

Старательно я объехал вешки, продемонстрировав высокую маневренность своего судна.

А все-таки, почему-то я сегодня «Кравцов». А не просто Володя. Интересно. Собственная фамилия иногда для человека становится неприятной, просто режет слух. Вроде ругательства получается. В другое время, например, если пятерку за экзамен по специальности схватишь или на следующий курс переведен,- то фамилия звучит как-то волнующе. Даже гордо. Кравцов - талантлив! Кравцов - дипломат! Кравцов!..

- Володька! Ой, спятил! Куда?

- Стой! Левее! Левее! Смотри!..

На нас надвигалась какая-то допотопная посудина. Она была уже метрах в пятидесяти. Мотор мой, разумеется, тотчас же заглох.

Я давно заметил, что мой мотор страдает общительностью. При встрече с коллегами, особенно более солидными, более быстроходными, он тотчас перестает работать и стремится познакомиться поближе. Качество вполне понятное, но не всегда удобное.

Архаический пароход надвигался. Судорожно жал я на кнопку, дергал обрывок шнура. Все напрасно… Марат перебрался ко мне, сорвал капот. Я прощупал шланг, приподнял бачок. Подача горючего была.

- Ой, совсем близко!-пискнула Таня и снова закрыла ладонями лицо.

Действительно, чудище росло на глазах. Тупое рыло с круглыми глазищами-иллюминаторами, впереди - пара желтых пенистых бурунов-усов, вид свирепый и устрашающий. Машина мерно стучала, на палубе и в рубке - ни души.

- Интересно, чего смотрит команда,- пробормотал Марат, копаясь в моторе.

Я, в свою очередь, проклял про себя команду. Дрыхнут, должно быть, внизу или в карты дуются. Фарватер спокойный, закрепил штурвал и спи себе… Надо уходить на веслах. Я поспешно стал вытаскивать весла из-под груды вещей.

- Свеча сгорела начисто! - крикнул Марат.- Запасные есть?

Я достал из рундука мешочек со свечами. Через минуту мотор взревел, лодка увернулась чуть ли не от самой пасти этого ископаемого. Над нами проплыл высоченный ободранный борт с наименованием: «Кузьма Денежкин».

- Эй, вы!..- заорал с кормы какой-то дядька.

Больше ничего слышно не было, и это хорошо, потому что мимика и жестикуляция дядьки не заключали в себе ничего лестного для нас. Скорее наоборот.

Нос лодки подкинуло на волне, поднятой «Кузьмой», лодку закачало, днище зашлепало по воде. Мы снова выскочили на речной простор.

Все-таки Марат оказался дельным парнем. Вовремя нашелся, помог. И теперь сидит себе и молчит. Другой бы на его месте не удержался: «моторчик-то у тебя, брат, того… Что же ты свечи, мол, заранее не поменял? Аховый ты водитель»… И тому подобное. Я и сам знаю, что аховый. Знаю, что виноват. И выводы сделаю сам. А впрочем, по строгим туристским законам меня надо бы сместить с должности водителя. Вот бы хорошо! Сидел бы сейчас на банке и созерцал водную гладь, с Таней разговаривал бы. Хоть глазами.

По правому берегу начались сосновые леса. Я хорошо знал это место. Здесь около двух островков, заросших кустарником, я и намечал стоянку.

- Это и есть те самые острова? - крикнул Марат.

- Они. Песчаный пляж, дно хорошее! Купаться здорово тут, и лес рядом!

Я сбавил обороты и провел лодку между островками.

Марат выпрыгнул в воду.

- Глуши,-сказал он и подтащил нас за цепь к ближнему островку. Лодка прочно села на песок.

Стало тихо. От леса потянуло сухим и жарким запахом сосны. Берег был метрах в пятнадцати.

- Ну и красота!-вздохнула Татьяна.

- Да, недурно провести здесь денек.

Марат осмотрелся, деловито скинул рубашку и потащил из лодки тяжелые рюкзаки. Ничего не скажешь, мускулатура у парня! Бронза.

Мы стали переносить вещи на островок. Вода была теплая, над песчаным дном носились стаи рыбешек.

- А я, честно говоря, испугался,- засмеялся вдруг Марат.- Пора, думаю, приступать к спасению. С кого начинать? С женщин или с детей?

- А мы, волжане, все плавать умеем,- заметила с улыбкой Татьяна.- Дети - тоже.

Замечание насчет детей мне что-то не понравилось. Все-таки не такой уж безобидный парень этот Марат…

Островок весь зарос кустарником. Местами желтели пляжи с горячим песком. Несколько невысоких сосен. Песок и трава густо усыпаны шишками. Тут и решили мы разбить лагерь. Топлива хватает - на берегу валялась старая развалившаяся лодка, какие-то сучья, щепки. Да и в лесу сколько угодно хвороста.

Палатку натянули в тени от сосен. Разожгли костер.

И на какой черт людям разжигать костер в этакую жару, среди бела дня,- неизвестно, только костер обязательно разжигают! Костер разжигают в любую погоду, днем и ночью. Костер - это цель стремлений, апофеоз туризма.

Запахло дымком. Мы хотели было вскипятить чай, но Татьяна не дала коптить чайник. Установила в стороне таганок, разожгла под ним несколько щепок, но чайник все равно закоптился по самую ручку.

Марат поглядывал на Татьяну и хитро посмеивался. Когда чайник окончательно зачернел, Марат вздохнул сокрушенно:

- А надо было всего-навсего подождать, когда костер прогорит. На угольях-то и чисто, и быстро!.. Ну, ничего, ототрем… Айда купаться, Володя!

Когда мы вернулись после купания, Татьяна хлопотала около костра. Она была в шортах и ситцевой кофточке-безрукавке.

Клеенка, растянутая прямо на земле, являла собой увлекательное зрелище. Чего только тут не было: и колбаса, нарезанная кружками, и селедка, и крутые яйца, и даже бутылка сухого вина. В стороне дымился котелок пшенной каши-концентрата. И все это сдобрено хвойными запахами леса, свежестью реки, костровым дымком. Где-то вдалеке кричала кукушка.

- Вот это сюрприз! - ахнул Марат.- Узнаю руку опытного туриста.

- Прошу к столу! - пригласила Татьяна.- А что это такое - «опытный турист»?

- Ну берегись теперь, Марат,- усмехнулся я,- за такую похвалу тебе не поздоровится.

- А что? - удивился Марат.- Разве я что-нибудь этакое сказал…

- Лучше уж выпьем за успех нашего плавания! - я поднял свою кружку.- Оглянитесь вокруг. Удостоверьтесь: вот река, вот сосны, вот костер. Выпьем за все это!

Выпили.

- Между прочим,- начал Марат,- этот островок напомнил мне один привал на уральской речушке… Северный Урал. Горы.

- Ты был на Северном Урале? - удивился я.

- В прошлом году. В группе было одиннадцать человек… Понимаете, мы…

- Э, я знаю, о какой группе ты говоришь,- вставила Татьяна - Там был еще этот… как его… Длинный, в очках… Николай, что ли…

- Валерик! - всполошился Марат.- Откуда ты его знаешь? Выла на Кось-Ю? Неужели?..

- Валерик,- кивнула Татьяна,- потом еще этот… Жора с гитарой, он еще все куплеты пел. Были две подружки с Кавказа…

- Из Армении,- уточнил Марат.- Одна из них. Другая - не помню…

Я взглянул на Таню. Мне достаточно было мельком взглянуть на Татьяну, чтобы понять: что-то она задумала. И вообще, в прошлом году наша Татьяна ездила на конкурс вокалистов в Саратов, а вовсе не на какой-то там Кось-Ю…

- Еще супруги эти… Как их… Супруги Лялькины, кажется…

- Однако память у тебя!-ликовал Марат.- Я сам фамилию этой пары забыл, да и не знал вовсе, а ты помнишь! А вот Жора с гитарой - не Жора вовсе, а…

- Гена? - невинно подсказала Татьяна.- Черный такой. Живчик. Еще все куплеты пел.

- Да Левка это!.. Из Краснодара! Левка!

- А-а, Левка, действительно… Как я могла забыть…- Татьяна наклонилась, раскладывая по мискам кашу.- Потом заблудился этот… Николай, то есть Валерик,- продолжала она.- Проводник Тохтушка-Улай помог его разыскать. Сняли со скалы «Игла». Потом заболела эта… пожилая дама в зеленых штанах. Пришлось отправить на базу…

Я взглянул на Марата. Он молчал, с интересом уставившись на Таню.

- Потом вы все полезли на высоченную гору. На вершине был этот… каменный тур. Прочитали вы записку от предыдущей команды: «Здесь были мы. Приветик!» Оставили свою: «Здесь были и мы. С приветиком!» Потом Лева спел куплеты, сфотографировались на фоне диких вершин в разных позах…

Татьяна умолкла, проглотила несколько ложек каши. Я наблюдал, как она ела ту самую презираемую «кашу с углями», не замечая ни углей, ни того, что каша слишком горяча.

- Вас понял.- Марат скрестил на груди руки, поглядел на Таню в упор.- Угодно издеваться?

- А что? Еще у вас кончилась крупа… Разве неверно? А когда дама в зеленых штанах свалилась со скалы «Игла»…

- Вы только что утверждали, что на скалу «Игла» забрался Валерик, он же Николай.

- Правильно. А проводник… как его…

- Тохтушка-Улай,- насмешливо подсказал Марат.

- Верхом на олене помог его отыскать. Да. Вы съели девять мешков крупы, а надо было бы - одиннадцать, по числу едоков, изорвали по три пары штанов, отморозили кто руку, кто ногу, но в конце концов благополучно вернулись домой. Физкульт-ура! Привет!

Я расхохотался. Уж очень забавна была Таня с растрепанными волосами, с измазанным сажей носом, с закопченной кастрюлькой в руке. Щеки раскраснелись, глаза мечут молнии.

Марат не сводил с нее глаз.

- Вы, должно быть, не любите природу,- произнес, наконец, он.

- Люблю! Только без Жоры, без куплетов, без дамы…

- В зеленых штанах?

- В любых! Без супругов Лялькиных, без…

- Без проводника Тохтушки-Улая?

- Тохтушка пускай занимается оленеводством! Некогда ему баклуши бить!.. Всю жизнь мечтала полюбоваться вершинами Кавказа, а когда приехала, вижу: по одной горе ползет цепочка туристов, по другой горе - две цепочки. Все горы увешаны туристами, как елки новогодними игрушками!.. Ай! Горячо!..

Она выронила кружку с кипятком, вскочила, запрыгала на одной ноге.

Мы расхохотались.

- Вот к чему приводит антитуризм,- изрек я.

- Словами это не расскажешь,- задумчиво заговорил Марат.- Я смог бы убедить вас… Если бы мы поднялись вместе на вершину горы Народной. Уральское Приполярье. Каменная буря хребтов… Нет, слова тут бессильны.

Марат задумался о чем-то. Я подбросил в костер пару щепок.

- Вот вы говорите: супруги Лялькины, Жора с гитарой…- оживленно заговорил он.- А сколько эти самые люди уносят с собой… Нет, честное слово! Они возвращаются домой совсем другими. Лучше, чище! Природа как бы кладет руку на плечо человеку: «Гляди! Ты человек! Собой гордись! Впитывай всю эту красоту и помни. Бери и помни!»

Мы молча допивали чай. Костер догорал. Солнца клонилось к закату. Вода в реке казалась малиновой. Сосны словно замерли в тишине.

Слышно было, как лодка наша покачнулась у берега. Хрустнул песок. Звякнула цепь…

Я задумался о том, что мы с Татьяной, вероятно, уже не поедем вместе работать в Рыбинск. Без сомнения, она скоро полезет вдвоем с Маратом на самую вершину горы Народной. Тихая грусть сошла на меня.

Марат наклонился, чтобы собрать посуду, и вдруг из кармана у него выпал… ключ. Он упал прямо на середину клеенки. Да, тот самый ключ, единственный оставшийся, за который Минаич отца родного не пощадит. Ключ от «склада»!

Мы с Татьяной ошалело уставились на это свидетельство легкомыслия нашего нового друга.

- Вот это да! - вырвалось у меня.

- В чем дело? - наивно спросил Марат.

- Интересно, что скажет завтра Минаич, когда наши ребята приплетутся со своими рюкзаками и палатками…

- Известно, что,- подхватила Татьяна.- Гражда-а-ни, куды прете! Ввиду па-а-тери казенного ключа станция закрыта! Второй день не работаем! Потрудитесь очистить дебаркадер! Ни-ни. Не уговаривайте.

Она смешно подражала Минаичу, крутила головой, выставляла вперед ладони, отталкивая воображаемых ребят.

- А Виктор предложит сломать сарай,- сказал Марат.- Пару досок долой, и…

- А Минаич вынет свисток,- сообразил я.- Милиция! Грабют!! Государственный склад грабют! Что вы делаете, нехристи, у меня там ценности! Веслы казенные, уключины, круги спасательные!.. Милиция! На помощь! Держи вон того, вихрастого!.. Это Шустов! Самый хулиган и грабитель!.. Вон он! Вон побег!

Картина получалась трагическая. Мы приуныли.

- Уже сегодня яличная станция не работает,- размышляла вслух Таня.- А ведь суббота, народу полно, все кататься хотят.

- Завтра воскресенье,- добавил я.- Значит, ни ключа нового не закажут, ни решения какого-либо не примут. Ребята уйдут несолоно хлебавши, а Минаич имеет все сто шансов расквитаться с Витькой за все его штуки. Припомнит ему и «голубчика», и «алкоголя не принимай», и Кузькина тоже.

«Молодчина! Орел, братец, орел!..» - сказала Татьяна басом.

Вышло очень похоже на Витьку. Мы расхохотались.

- Очевидно, кому-то придется слетать в город. Неудобно подводить ребят.- Я посмотрел на Марата.- Кому-то из нас двоих, конечно. А на рассвете обратно.

Тот молчал.

- Видишь ли,- наконец, сказал он.- Я бы слетал, да с мотором твоим не управлюсь, пожалуй. Какой-то он у тебя…

- Да я и сам с ним не управлюсь,- сказал я как можно равнодушнее.

Мы молча перемыли посуду и разошлись в разные стороны. Я перешел узкий пролив - в самом глубоком месте мне было по пояс - и побрел по тропке к лесу. Ситуация прояснялась.

Я представил себе ночь на островке с Таней вдвоем. Марат говорил - будет дождь… Я утешаю перепуганную Таню. Я мужественно дежурю у входа в палатку. Молния. Раскаты грома. Татьяна бросается ко мне… «Володя, я боюсь, боюсь!..» И тут я скажу ей все.

Словом, фантазия моя разыгралась. Надо во что бы то ни стало остаться! Пускай едет ленинградец. В конце концов, он виноват. Не надо было увозить ключ, Я понимал, конечно, что обязан был проследить за этим сам. Откуда было знать Марату наши порядки? Но сейчас мне было не до справедливости. Лишь бы остаться… Что если притвориться, что ушиб ногу, например?

Я захромал, схватился рукой за коленку. Кажется, недурно получается! Я жалостно застонал и заковылял по тропинке…

И тут из леса показался Марат. Он шел странно согнувшись. Левой рукой он придерживал локоть правой.

Издали мы увидели друг друга и остановились. Карты наши были раскрыты. Мы разом выпрямились, отпустили: я - ногу, а он - руку и молча разошлись в разные стороны.

Противник оказался сильнее, чем я ожидал. Придется придумать что-нибудь поновее. И тут меня осенило…

Я поспешно вернулся в наш лагерь. Таня возилась с посудой, перетирала миски и ложки.

Я удобно устроился на раскладном стульчике посреди площадки, положил себе на колени блокнот, расчертил страничку нотными линейками. Быстро набросал тему и принялся за ее гармонизацию. Мелодия эта давно была записана мною, но я делал вид, что меня только сейчас посетило вдохновение. Я напевал, раскачивался, дирижировал сам себе. То и дело вписывал что-то в блокнот, перечеркивал, снова напевал и дирижировал.

Тревожить композитора, который с головой ушел в работу, просто бесчеловечно. Я был убежден, что дело выиграно… Время шло. Меня никто не беспокоил.

Мимо прошла Татьяна с полотенцем на плече.

- А где Марат? - осторожно поинтересовался я.

Не останавливаясь, Таня кивнула в сторону леса. И я увидел, как по берегу расхаживал Марат с планшетом в руках. Он шагал вдоль берега, останавливался, заносил что-то в план, приставлял к глазу какой-то инструмент, что-то замерял и зарисовывал.

Мы посмотрели друг на друга. Я молча засунул блокнот в карман, он спрятал свою планшетку за спину.

Вернулась Татьяна с влажными, распущенными по спине волосами.

- Чай пить, друзья! - весело позвала она.

Мы собрались у палатки. Молча пил и обжигающе горячий чай.

- Что это вы сразу оба за работу взялись?- невинно спросила Татьяна.

Мы открыли было рты, чтобы рассказать о своих работах, но почему-то вдруг раздумали и помолчали.

- Все-таки кому-то надо ехать, - в конце концов, сказал я. - Стемнеет скоро.

- Да вот боюсь, мотор твой забарахлит, что делать буду? - неуверенно сказал Марат. Но за этой неуверенностью я почуял железо сопротивления.

- В случае аварии - на веслах! - посоветовал я. - Тут уж ты специалист!.. Я-то вообще грести не умею. (Я немного приврал.)

- На веслах до рассвета не дотянешь, Бесполезная затея.

- Конечно, я могу поехать, - лицемерно предложил я. - Но учти, какую ты теряешь тренировку. На веслах до города! Тридцать километров на веслах против течения- это чего-нибудь да стоит! Первое место на соревнованиях за тобой обеспечено.

- Нет, ключ надо передать сегодня же вечером, - отрезал Марат. - Тут нужна скорость… А как думаете вы, Татьяна?

Я понял: он искал союзника, и насторожился.

- По-моему, поезжайте оба, - сказала Таня. - Оба виноваты:один ключ увез, другой не позаботился предупредить. Вот вместе и поезжайте!

Она повернулась к нам спиной и принялась старательно драить кастрюлю. Мы поднялись и направились к лодке.

- Все ясно, - сказал Марат. - Я поехал.

Он оттолкнул лодку от берега, прыгнул в нее, мотор мой, конечно, сразу же заработал, словно порядочный… Причем этак бархатно зажурчал, ровненько, без перебоев. А в моих руках всегда ревет, как реактивный двигатель.

- Бензину захвати побольше!-спохватился я.

Лодка задрала нос и ринулась вперед. Я стоял на берегу. Видел, как Марат натянул свою голубую куртку с надписью на спине- наименование спортивного общества. У них всей команде выдали такие куртки.

Я выкупался, посидел немного на камне около воды, выкупался еще раз. Было душно. На светлой, неподвижной водной глади тут и там расплывались легкие кружки: играла рыба. Толстый полосатый окунь раза два выскакивал из воды: булькание, прыжок, всплеск, и снова тишь да гладь. На голубом вечернем небе проплывали легкие, подсвеченные розовым облака.

Я вернулся к палатке. Татьяны не было. Но из леса слышался голос, Татьяна пела. Я окликнул ее.

- Тут земляники мно-го-о!-донеслось в ответ.

Я побрел по воде к берегу. Мы долго собирали землянику, до полной темноты. Меня не покидало чувство неловкости. Не слишком ли бесцеремонно выставил я товарища? Все-таки гость.

Таня показалась мне грустной. Может быть, она сердится? Во всяком случае, разговора не получалось. А про Рыбинск и про все главное я не решился даже и намекнуть.

Стемнело. Таня отправилась в палатку спать, взяв с меня обещание разбудить ее ночью, на смену мне. Я уселся у входа, твердо решив не будить ее до самого утра.

Ночь была темная. На берегу квакали лягушки. В кустах таинственно мерцали светляки. Я сидел, привалившись спиной к прогретому за день брезенту, следил, как таинственные огоньки сигналили друг другу, неслышно передвигаясь в черной траве. Отдаленные миры, заблудившиеся в пустынных лабиринтах космоса…

Я думал о Татьяне так, как будто она не спала сейчас за тонкой матерчатой стенкой палатки, а была где-то далеко, недоступна, неосязаема… Видно, я задремал, потому что когда открыл глаза, то сначала ничего не понял. Сначала я подумал, что ослеп - такой был вокруг мрак. Хлопал глазами, но мрак оставался мраком.

И тут над головой грохнуло. Небо дало трещину, фиолетовую, извилистую…

Я сразу ощутил сыроватый брезент палатки за спиной и одновременно увидел, как качнулись сосны на берегу.

Все погасло, но лишь на короткий миг. Наверху полыхнуло розовым. Вода в реке заплясала острыми треугольниками. Я вскочил и едва не задохнулся от тугой, горячей стены ветра, которая напирала с такой силой, что, казалось, наш крохотный островок через секунду будет попросту сбрит с лица реки.

Раздался зловещий треск. Сосна справа от палатки переломилась пополам. Верхушка распласталась по земле, ветер яростно рвал и трепал ее хвойные лапы, распространяя запах смолы. Как будто за палаткой полыхал буйный зеленый костер.

Розовые зарева перекатывались за тучами, освещая то кусок леса с бушующими вершинами, то черную кипень реки.

И тут я услышал голос Тани. Она стояла за моей спиной.

- Смотри!

Я живо обернулся. Она указывала на правый склон островка.

Вода ходила там мутно-черными валами. У самого берега валы скручивались в воронку, которая поднималась все выше и выше. Неожиданно воронка опадала, и снова набегали валы, снова заворачивались в воронку. Кусты, на которых днем мы развешивали для просушки трусы и майки, стояли наполовину в воде… Это показалось мне странным, тем более, что склон здесь находился не против течения реки, а как раз наоборот. Не может же река пойти вспять! Такого я еще не видел.

- Нас зальет!-вскрикнула Таня.- Свертывай палатку!

Я обрубил ножом шнур, кое-как мы свернули палатку.

- Тащи скорее на берег! Я пока вещи соберу!

Небо лопнуло сразу в нескольких местах, засветилось сиреневыми змейками.

Я взвалил палатку на плечи и кинулся в воду. В проливе было относительно спокойно. Вода показалась мне теплой. Я выскочил на берег, забросил палатку в первые же попавшиеся кусты и снова побежал к реке. Отсюда остров наш казался ничтожно маленьким, покосившимся темным бугорком. Только окончательным идиотам могло прийти в голову остановиться на нем.

Едва я вошел в воду, как сразу почувствовал, что обстановка изменилась. Река напирала, чувствовалось течение, в проливе гуляли довольно крупные волны. Да и вода поднялась. В глубоком месте мне было уже по грудь.

С треском рассыпался удар грома.

- А дождя все нет!-крикнула Таня.- Самое опасное, когда нет дождя!

Два рюкзака и чемодан стояли у самой воды. Быстро связал рюкзак и Татьянин чемодан, повесил через плечо. Татьяна уцепилась было за оставшийся здоровенный рюкзак. Я удержал ее.

- Еще раз схожу! - крикнул я.

Мы вошли в воду.

В небе полыхнуло широко и багрово. Таня вскрикнула и уцепилась за мою руку.

Я посмотрел вверх по течению. Лучше бы мне не смотреть туда. Река, вся в кипящей пене, вздулась багровыми желваками, сна катилась на нас, как с горы.

- Не смотри туда! - крикнула вдруг Таня и с решимостью зашагала впереди меня… Становилось все глубже. Чувствовался напор воды. По ногам перекатывалась мелкая и крупная галька. Берег казался недосягаемым… Вода закрыла мне плечи. Таня передвигалась прыжками, держась за мою руку. Стало еще глубже. Я крепко обхватил ее, понес. Таня подняла ко мне мокрое испуганное лицо. Волосы залепили ей глаза, опутали шею, длинные перепутанные пряди метались около ее лица на поверхности воды.

Небо вспыхнуло еще раз и погасло.

В темноте река шла на нас всей черной громадой. Мне вдруг стало все равно. Я прижал Татьяну к себе и поцеловал в губы. Я почувствовал вкус волжской воды и то, что она ответила мне… Река, натыкаясь на нас, вспенилась буруном и завивалась воронкой, а я все стоял на месте и целовал Татьяну, и ее губы каждый раз отвечали мне.

Потом мы заторопились к берегу. Волны захлестывали глаза, течение тащило нас куда-то в сторону… Наконец стало мелеть.

Я выбрался на высокий берег и втащил за руку Татьяну. И тут ударил дождь.

Пригнувшись, мы бежали по берегу, словно Адам и Ева, изгнанные из рая.

- Ой! Град! - закричала Таня.

И правда, на наши спины вдруг посыпалась ледяная крупа. Град был крупный. Река шипела и пенилась, ее хлестало градом.

Я вспомнил о полуразрушенном шалаше, который еще днем заметил. Шалаш стоял под защитой нескольких громадных елей. Мы накинули нашу палатку поверх шалаша, кое-как укрепили веревками. Перетащили вещи туда… И тут я подумал о вещевом мешке, оставленном на острове. Взглянул на наше имущество. Так и есть - на острове остался рюкзак Марата! Надо было идти за ним. Я, ни слова не говоря, побежал к реке.

- Куда? Стой!-закричала Таня вслед.

Я старался не думать ни о чем, с разбегу вошел в воду. Град кончился, но ливень хлестал вовсю… Тут я ощутил могущество стихии: сам я казался себе крошечной щепкой, легким обломком коры. Мои усилия были ничтожны. Течение властно тащило меня мимо острова. Эх, не рассчитал: надо было войти в воду гораздо выше…

Я барахтался, плыл, около берега меня раза два с силой швырнуло о песок. Наконец выбрался. Рюкзак валялся в воде, желтоватая пена медленно обступала его. Я схватил рюкзак и тут же бросился обратно.

Я не давал воли никаким эмоциям, не смотрел на кипящую реку. С меня достаточно было грохота, грома, рева реки и толстых струй дождя, буравивших мне голову и плечи. Переходил поток наискось, осторожно поддаваясь течению. Всей кожей чувствовал, насколько опасно всякое сопротивление этой сверхмощной водяной лавине. Малейший неверный шаг-и меня собьет с ног, поволочет неизвестно куда. Дно пропало. Я поплыл, держа рюкзак на вытянутой руке. Потом снова нащупал дно. Берег был почти рядом. И тут меня ударило чем-то по ноге. Я упал. Мимо поплыли доски и бревна… Я поглядел влево. На меня надвигался целый лесосплав. Я оттолкнул рукой бревно, отчаянно рванулся к берегу.

Я напрягал все силы, лез напролом, отбиваясь от обступивших бревен… Наконец сдался. Больше не было сил. Упал лицом в мелкую прибрежную воду. По моим ногам шаркали проплывающие бревна…

Помню, Татьяна тащила меня по песку, вела, подбадривала, ругала.

Потом - уложила, и я что-то пил, лязгая зубами о кружку. Меня качало, как на волнах, земля переворачивалась подо мной… Потом я забылся.

Спал я, должно быть, долго, потому что, когда проснулся, вовсю светило солнце.

Где-то рядом ярко пылал костер. Ногам было жарко. Я понял, что лежу тепло укрытый в шалаше, ногами к костру, который горел у входа, и что на ногах у меня - шерстяные носки.

Я приподнялся на локтях и увидел Таню. Она развешивала на протянутых веревках наше промокшее имущество: разноцветный парад рубашек, трусов, курток, одеял, полотенец.

Таня была в моем толстом свитере, едва прикрывавшем ей бедра, но босая. Голые загорелые ноги розовели на солнце. Она перепрыгивала через лужи от веревки к веревке, расправляла мокрые вещи и напевала что-то. Волосы ее были закручены каким-то немыслимым калачом на макушке.

На костре зашипел котелок с варевом.

Она бросилась к огню. Впопыхах наступила на что-то колкое, ойкнула, запрыгала на одной ноге. Я засмеялся.

- Проснулся?.. Ну как, цел? - Таня положила мне на лоб прохладную руку.

Я с удовольствием притворился бы, что заболел окончательно и надолго, лишь бы она по-прежнему вот так держала руку на моем лбу… Но она принялась хлопотать.

Мы пили чай из земляничных листьев, ели похлебку из консервов, заправленную каким-то растением. Таня объявила, что это «щи с молодилой» - что-то вроде заячьей капусты.

Было ясно, как дважды два, что ночью ей спать не пришлось. Шутка ли, вытащить меня из воды, дотянуть сюда к шалашу, потом вся эта возня со мной, с намокшими рюкзаками, с костром и так далее.

Однако Таня не унывала. Она смеялась, изображала в лицах мою героическую борьбу со стихиями и чудесное спасение Маратовых вещей.

- Вещи-то спасли, - прибавила она.- А вот где хозяин, доехал ли? Ты не знаешь, во сколько началось светопреставление?

Я не знал. Но не мог же я признаться Тане, что заснул на вахте? Возможно, было что-то около двенадцати, когда я услышал первый удар грома. Всего скорее, Марат успел добраться…

Кое-как я привел себя в порядок. Немного ныл бок, но в общем-то я чувствовал себя нормально. Я думал только о том, что произошло с нами в воде этой ночью. Я пытался навести разговор на эту тему, но Таня только посмеивалась, бегая мимо меня к реке и обратно. Я захватил грязные котелки и тоже заковылял к реке. Таня стояла на пригорке, прислушивалась.

- Ребята едут! - закричала она.

Действительно, вдали на реке стрекотали моторы. Шум приближался. Уже я узнавал среди разноголосого завывания сиплый рев своего старика. И вот, наконец, на широкую воду вылетела лодка. Нос рвется кверху, сзади мощные пенистые буруны. У мотора - вихрастый Виктор Шустов. А на носу сидит, как всегда подтянутый, щеголеватый Марат и с беспокойством всматривается в наш полузатонувший островок.

Следом вылетели еще две моторки - по три человека в каждой.

- Ребята-а!-закричала Татьяна. Запрыгала, замахала руками. - Мы зде-е-сь!..

Лодки лихо описали круг и одна за другой пристали к берегу.

- Привет от Минаича! - гаркнул Витька, перелезая через борт. - Старикашка шлет вам пламенный комсомольский привет!

- Расскажи лучше, как тебе удалось из его лап живым уйти! - рассмеялась Татьяна.

- Что за напраслина! - пробасил Витька.- Старичок кроткий, как ангел…

Ребята так и покатились со смеху.

- Правда, я пришел на пристань с новым ключиком,- пояснил Витька,- Как

чувствовал, что нечем отпереть! Заранее ключик заказал.

- Как?!-вскричал я. - Марат разве не привез?..

- Братцы, лучше подведем итоги! - провозгласил Виктор. - Итак, кто кого спас?

- Он! - выпалила Татьяна, указывая на меня. - Не знаю, что бы я тут без него делала. Отлично держался Володя.

Марат как-то сомнительно взглянул на нас обоих.

- Нет, уж скорее - ты меня,-заявил я.

- А мы - его! - захохотал Виктор.- Едем утром, глядим - что такое? У самого берега на веслах тащится. Потерпел аварию. Мотор забарахлил. Но главнее, угадайте, куда он шел? Спасать вас! Вот так-то, братцы… Марат! Сам расскажи.

- Не стоит, - улыбнулся Марат.

- Сейчас-то он красив!-заливался Виктор. - Еще бы, в моей новой рубашке. А тогда выглядел очень неважно, замерз бедняга, натерпелся! Куртку ветром унесло! Итак, предлагаю устроить пир в честь всеобщего спасения!

У костра много шумели, рассказывали друг другу подробности. Оказывается, Марат доехал почти до самого города, когда началась буря. Испугался: вдруг нас затопит, и повернул обратно. Пустую лодку закидывало, он поехал вдоль берега и врезался в песок. Добрых два часа возился, пытаясь сняться с мели. Когда, наконец, это удалось, отказал мотор. До рассвета шел на веслах. Тут-то и увидели его ребята.

- Я подумал, что без лодки вам никак не удастся переправиться на берег,- серьезно сказал Марат.

- А зачем вы, братцы, удрали с островка? - захохотал вдруг Витька. - Вон, стоит, как миленький! Ну, чуть-чуть поуменьшился, да много ли надо вам места на двоих? А?.. Сидели бы, ей-богу!

- Сам бы сидел!-рассердилась Таня.- Тебя бы туда а такую бурю.

- С тобой, Танечка, готов поселиться там навечно!-сострил Витька, за что немедленно получил полотенцем по шее.

- Глядите! Что это? - закричали ребята.

Мы вскочили. По реке что-то плыло.

Вроде птицы. Плыло и билось голубым крылом.

- Куртка!-закричал я.

- Марат! Куртка!.. Держите!..

Мигом две моторки наперегонки понеслись за курткой. Виктор подоспел первым, подцепил куртку веслом и торжественно доставил на берег.

До вечера мы шумели и веселились около костра.

Когда солнце стало садиться, Виктор предложил переночевать в семи километрах отсюда, где, как он утверждал, и берег суше, и лес погуще.

- А утром - двинемся дальше вниз по реке. Потом повернем налево, в приток. Там вообще райские места! - ораторствовал Виктор.

- Имейте в виду, ребята, что пятнадцатого мы с Володей должны быть в городе!- звонким голосом вдруг сказала Таня.- Мы едем в Рыбинск познакомиться с местом нашей будущей работы…

Эффект был необычайный. Все переглянулись, потом шумно и весело начали нас поздравлять. Я пожимал все руки подряд, говорил что-то, отвечал на расспросы, в общем, выглядел, должно быть, торжественно и глупо.

- Я и сам должен быть в городе, - грустно сказал Марат. - С пятнадцатого начинаются тренировки.

Все сочувственно помолчали.

Мы погрузили вещи в лодку. Марат собирался было занять свое место, но тут его окликнул Виктор.

- Эй! Марат!.. Поспеши, братец, сюда! Девочки здесь никак одни не управляются!

Марат побежал, девчата в третьей лодке восторженно завизжали, засуетились… Вскоре послышался дружный хохот, видно, Марат выдавал что-то веселое, не терялся…

Мы ехали по высокой воде. По берегам чернели полузатопленные кусты. Наши три мотора согласно гудели. С берега доносился пряный запах сена.

Лодка моя шла второй, поэтому мне не надо было следить за вешками. Я смотрел на Татьяну. Она крепко спала, постелив на днище лодки сложенные вдвое одеяла. Я старательно укутал ее всем, что было у нас сухого и теплого. Под голову подложил охапку сена, я его стащил из-под копны там, где посуше.

По берегам ярко светились огоньки, ребята на лодках кричали, пели. А вокруг нас двоих была тишина.