Трудное дело

Введение

Перед вами небольшая книга. Она включает в себя рассказы о работе сотрудников милиции разных поколений.

Советская милиция своим верным служением делу партии и народа снискала себе любовь и уважение трудящихся. Об этом свидетельствуют тысячи и тысячи писем, приходящих в редакции центральных газет и журналов. В них люди с глубокой благодарностью и восхищением рассказывают о помощи, которую оказали им сотрудники милиции, об их героических делах, успехах в борьбе с преступностью и охране общественного порядка.

На всем протяжении своей истории милиция оставалась и остается верной славным традициям, сложившимся в первые годы Советской власти, в борьбе с преступным миром, доставшимся нам в наследие от капиталистического строя.

Эти славные традиции приумножались и укреплялись. Перенять их — первейшая обязанность молодежи, вставшей на вахту по охране социалистического правопорядка, интересов государства и граждан. Большой вклад в это дело вносят ветераны.

Первейший долг советского милиционера — помочь человеку, попавшему в беду, защитить его честь, достоинство, здоровье. И этот долг сотрудники милиции исполняют не щадя сил, а если требуется — и самой жизни. Партия, комсомол воспитывают у личного состава лучшие качества советского милиционера — самоотверженность, мужество, скромность, преданность идеалам коммунизма. Эти качества проявляются повседневно в нелегкой, подчас опасной, но необходимой, исключительно ответственной и благородной работе по охране общественного порядка и борьбе с преступностью.

О ней и рассказывается в этом сборнике. Авторы ее — И. Алпатов, Б. Голиков, В. Рясной — сами сотрудники органов внутренних дел, правдиво, со знанием дела доносят до читателя слово о труде своих коллег.

Перед читателем пройдут образы представителей различных поколений работников милиции. Действие происходит в наши дни, а ряд событий отделяют от нас десятилетия. Но героев всех очерков роднит общее дело. Каждый из них — достойный воспитанник партии и комсомола. Ряд сотрудников, о которых рассказывается в сборнике, естественно, сегодня носят более высокие звания, занимают более ответственные посты. Некоторые уже ушли на заслуженный отдых. Но все, о ком здесь рассказано, — живая история милиции. В основу сборника легли действительные события, происшедшие в разное время.

Эта небольшая книга знакомит читателя лишь с несколькими страницами славной истории советской милиции. Но и они дают представление о ее делах и буднях.

Проигранная лотерея

В дежурной части на Петровке, 38, раздался телефонный звонок.

— Дежурный по городу слушает.

— Простите, это милиция? Говорят из Свердловского районного агентства «Союзпечать» по поводу билетов спортивной лотереи. То есть не билетов. В общем, у нас пропал кассир... То есть не кассир, а инструктор по распространению билетов.

— Послушайте, девушка. Не волнуйтесь и попытайтесь все связно рассказать. Запись идет на магнитофонную пленку. Итак, давайте все сначала.

А произошло вот что. Утром на работу не явился инструктор по распространению билетов «Спортлото» Андрей Смирнов. Не было его и после обеда. Случай, конечно, не из ряда вон выходящий, но дело в том, что в тот день он должен был сдать деньги, полученные им за очередной тираж. Причем именно в тот день в отделение «Союзпечать» пришла проверочная комиссия. Выручка от продажи билетов составляла в среднем десять тысяч рублей.

О поступившем сообщении дежурный доложил руководству Главного управления внутренних дел Мосгорисполкома.

Итак, человек не вышел на работу, его не было целый день. Не появился он и на следующее утро. Что могло с ним случиться? Большой город полон неожиданностей. Самый обычный случай: попал под машину, стало плохо на улице. В бюро несчастных случаев, куда поступают подобные сведения, ответили:

— Смирнов Андрей Владимирович в больницах города Москвы и области не значится.

Но, может быть, при нем не было документов? Обзвонили все больницы — никто, похожий на Смирнова, без документов в больницы не поступал.

Следующая возможность, к сожалению, тоже довольно распространенная: вытрезвитель. Не подтвердилась и она.

Может быть, повстречался со знакомым, загулял? Может быть, внезапное увлечение или еще какая-нибудь романтическая история?

Участковый инспектор звонит в квартиру, где проживают Андрей Смирнов и его жена. Никакого ответа. Опрашивает соседей.

— Не видели уже дня два.

— Как же, встретила Андрея третьего дня, — вспомнила одна старушка из числа тех, что просиживают на лавочке целый день. — Он со своей женой выходил. Еще два чемодана нес. Спросила: куда же это? А он смеется: на Северный полюс.

Значит, уехал преднамеренно. Особенно насторожило заявление бухгалтера агентства:

— Сдал Андрей отчет и десять тысяч выручки за билеты. Я посмотрел квитанции. Что-то не сходится баланс, ни много ни мало — на три тысячи. Говорю: где квитанции? А он: у меня все в порядке, завтра выясню.

Назавтра Смирнов не вышел на работу. Это уже серьезно.

Так возникло уголовное дело по обвинению в хищении государственных денежных средств Смирнова Андрея Владимировича, образование среднее, женатого, работавшего инструктором по распространению карточек спортивно-числовой лотереи «Спортлото», несудимого.

Начальник отдела борьбы с хищениями социалистической собственности подполковник милиции Николай Егорович Формальнов перелистал тощую папку. В ней всего несколько листков: заявление начальника агентства, результаты опроса нескольких человек. Но подполковник знал по собственному опыту: пройдет не так уж много времени, и папка разбухнет, появятся протоколы, документы, копии запросов. А пока несколько листков.

История, связанная с лотереей, была первой в деятельности сотрудников на Петровке, 38. Потребуется новый подход, методику расследования придется вырабатывать, что называется, на ходу. Кому же поручить все это?

Начальник отдела мысленно перебрал подчиненных. Конечно, человека, абсолютно свободного, как всегда, не было. Этот в бригаде, тот ведет сложное дело (простых дел в отделе не существует). Прикинул сроки, оставшиеся до окончания производства по делам, еще раз продумал кандидатуры. «Пожалуй, Тюрин! — решил он. — Молод? Так ведь таких в отделе большинство. Если это и недостаток, то, к сожалению, слишком быстро проходящий. Опыт у Тюрина есть, правда, не такой уж большой. Он грамотен, энтузиаст своего дела, въедливый: если уцепится за что-нибудь, не отступится, пока не выяснит все досконально».

Юрий Тюрин пришел в следственное управление два года назад. Путь его в милицию характерен для сотен и тысяч его сослуживцев. До призыва в армию окончил десятилетку, работал слесарем-прибористом на заводе. После демобилизации по рекомендации горкома комсомола направлен в милицию участковым инспектором. Захотел учиться. Поступил в высшую школу. После окончания был направлен в Москву на знаменитую Петровку, 38.

На обживание, спокойное ознакомление с будущими своими обязанностями времени не было.

— Будете работать в бригаде по Москворецкой плодоовощной базе, — коротко сказал начальник после представления нового следователя.

Расследование длилось без малого год. Дела, расследуемые ОБХСС, почти всегда многоэпизодны, многотомны. Так было и на этот раз. Семнадцать обвиняемых, сотни свидетелей, десятки тысяч накладных, нарядов, путевых листов, других самых разнообразных документов.

— Освоишь «овощное» дело, — говорили ему опытные следователи, — все остальное — семечки!

Освоил. Потом дело по спекуляции, еще одно...

— Поручаю вам дело Смирнова, — сказал начальник отдела, еще раз оглядывая подтянутую фигуру старшего лейтенанта. — Нет-нет, все, что недоделали по прошлому делу, с вас не снимается. Только Смирнов — главное. Правда, обвиняемого, то есть подозреваемого, пока представить не могу.

Передавая папку, подполковник рассказал, что поиском сбежавшего Смирнова занимались сотрудники уголовного розыска. Эту сторону расследования нельзя было упускать из вида, но главное — установить, похищал ли Смирнов деньги. Если да, то каким образом, сколько и когда. Ответы на все эти вопросы могут дать люди, работавшие с подозреваемым бок о бок, безмолвные свидетели — документы.

«Главное документы, — отметил для себя Тюрин. — Их надо заставить заговорить. В делах о хищениях — это самое трудное, требующее огромных затрат сил и времени, но и самое важное».

Итак, что предпринять прежде всего?

— Начинайте с «Союзпечати», — порекомендовал заместитель начальника следственного управления полковник милиции Потапов, которому Тюрин и Формальнов доложили дело. — Посмотрите инструкции, положения, договоры. И особенно внимательно ознакомьтесь с порядком оформления отчетной документации. Выясните, как Смирнов получал документы, как оформлял, как передавал в банк выручку. Где-то в этой цепочке есть разрыв.

Познакомиться с нужными людьми следователь решил в Свердловском агентстве «Союзпечать». Он мог бы вызывать каждого к себе в кабинет, но ему важно было самому посмотреть на обстановку, в которой трудятся эти люди, где еще так недавно за таким же столом сидел Смирнов, разговаривал, курил, составлял и подписывал отчеты. Эти впечатления стоят многого, они помогают найти верный путь среди десятков предположений, догадок. Короче говоря, наверное, они немаловажное слагаемое того, что называется интуицией следователя.

Агентство располагалось в невзрачном домике, выходящем на узкий переулок в самом центре Москвы. По бокам парадной двери поблескивало с полдюжины разных табличек и вывесок. Тюрин поднялся на второй этаж. В коридоре было множество дверей, то и дело открывающихся и закрывающихся. Следователь недолго искал нужную. На ней, обитой черным дерматином, значилось: «Директор агентства «Союзпечать» Свердловского района г. Москвы Петрова З. Н.».

— Разрешите?

— Одну минутку...

Энергичная, сухощавая блондинка сурово отчитывала пожилого мужчину. Мужчина сокрушенно кивал головой и прижимал к груди потрепанную папку.

— Вы поняли? Чтобы данные о реализации журналов и газет в киосках за месяц были у меня через два дня. И отдельно — по всем названиям. Идите, — Петрова повела головой в сторону двери.

Мужчина обмахнулся папкой и, бросив благодарный взгляд на Тюрина (если бы не внезапный посетитель, разнос, видимо, длился бы гораздо дольше), мгновенно исчез за дверью.

— Слушаю, вас, товарищ!

— Я следователь ГУВД, моя фамилия Тюрин. Мне поручено вести дело о недостаче в конторе «Спортлото». — Следователь протянул красную книжку с золотым тиснением.

Петрова быстро, но очень тщательно просмотрела удостоверение. На ее лице появилось страдальческое выражение.

— Чувствую, сраму не оберешься с этим Смирновым, — сказала она, подымаясь из-за стола, и представилась: — Зоя Николаевна.

Тюрин пожал протянутую руку.

— Видите ли, прежде всего мне хотелось бы ознакомиться с обязанностями Смирнова, порядком их исполнения. Причем во всех деталях.

— Понимаю, — сказала Зоя Николаевна, хотя было очевидно, что ждала она других вопросов и вообще со следователем столкнулась впервые. — И я сама, и наш главный бухгалтер — все поможем чем сможем. Конечно, представим все документы. С чего начнете?

— Выделите мне, пожалуйста, рабочее место. Кстати, стол Смирнова свободен? Вот там я, с вашего разрешения, и устроюсь...

День за днем с пунктуальностью самого образцового служащего Тюрин приходил в домик в переулке и один за другим листал документы, время от времени делал выписки в толстую клеенчатую тетрадь. Вскоре к нему уже привыкли. Смешливые девушки перестали то и дело поглядывать на следователя с Петровки и уже не стеснялись по утрам красить губы и подводить ресницы. На площадке лестницы, служащей местом для регулярных перекуров, мужчины без церемоний вытаскивали сигарету из его пачки.

В конце недели следователь уже во всех тонкостях представлял себе круг обязанностей, характер и порядок действий инспектора межрайонного агентства «Союзпечать» по распространению карточек «Спортлото».

Главное управление спортивных лотерей распространение билетов возложило на свои филиалы. Одним из них являлось Московское управление «Спортлото». Но и это управление своими силами продать огромную массу билетов было не в состоянии. Оно заключило договор с Московским городским агентством «Союзпечать», по которому последнее приняло на себя обязанность реализовывать билеты «Спортлото» каждый тираж — три раза в месяц. Непосредственно выполняли эти обязанности инструкторы межрайонных агентств, одним из которых числился Андрей Смирнов.

С каждым таким инструктором был заключен договор. Им предусматривалось, что инструктор получает карточки спортивной лотереи со склада управления «Спортлото» по доверенности руководства агентства и передает их киоскерам для продажи. Затем собирает выручку, которая фиксируется в специальных ведомостях, удостоверяемых подписями киоскеров. Полученные деньги сдаются в сберегательную кассу по извещениям-квитанциям, оформленным в двух экземплярах. Один остается у инструктора, а другой отправляется в Московское зональное управление «Спортлото». Нереализованные билеты сдаются на склад по документам строгой отчетности.

Заключительный этап каждой подобной операции совершается 10, 20 и 30 числа каждого месяца. До четырнадцати часов инструктор обязан представлять зональному управлению «Спортлото» отчет о реализации лотерейных карточек по каждому тиражу. К нему прикладываются первые экземпляры извещений-квитанций на карточки, сданные в сберегательную кассу, и квитанции к приходному ордеру на нереализованные карточки. Отчеты составляются в двух экземплярах и подписываются начальником и старшим бухгалтером агентства, а затем представляются в зональное управление для проверки. Здесь экономист просчитывает все цифры и суммы и расписывается в отчете, причем обязательно с указанием даты. Первый экземпляр отчета выдается инструктору для представления в бухгалтерию агентства, а второй остается в «Спортлото».

Итак, казалось бы, существует строгая и продуманная система. Здесь предусмотрена и система двойного, даже тройного, контроля, строгая отчетность, ответственные за каждую операцию лица. Естественно, возникают вопросы: почему, даже по самым поверхностным данным, за Смирновым числятся три тысячи рублей, почему он скрылся.

Каждое уголовное дело, связанное с хищениями, свидетельствует о злоупотреблениях в учете и отчетности, особенно в том случае, если не выполняются самые элементарные правила контроля. Но, к сожалению, не было никакого контроля ни в «Спортлото», ни в «Союзпечати». А папка уголовного дела тем временем полнела. Один за другим заполнялись быстрым почерком старшего лейтенанта Тюрина протоколы допросов свидетелей:

— Зоя Николаевна, расскажите, как вы контролировали соблюдение договора между «Союзпечатью» и «Спортлото»?

— Я участвовала в обсуждении его проекта, но с окончательными условиями незнакома. Этого договора у меня и сейчас нет.

— Татьяна Михайловна, — говорит следователь, — вы работаете старшим бухгалтером агентства. Я видел, что у вас тщательно регистрируется чуть ли не по дням сдача выручки за проданные газеты, журналы, даже открытки по каждому киоску. А как обстоит дело с карточками лотереи?

— Видите ли, — отвечает старший бухгалтер, — ведь лотерея — это в общем-то не главное наше дело. Конечно, неплохо было бы завести регистрацию поступающей от киоскеров выручки по дням недели, да вот руки не доходили. Завели, правда, такую книгу недавно, да только грош ей цена — подписей инкассаторов в ней нет.

— Еще один вопрос. Договором предусматривается, что полученную выручку Смирнов должен был сдавать ежедневно, а как на самом деле?

— Понятия не имею. Об этом спросите у экономиста зонального управления «Спортлото».

— Меня как проверяющего, — говорит экономист, — наличие или отсутствие у инструктора вырученных денег не должно интересовать. Проверка квитанций не входит в мои обязанности.

— Так был учет поступивших денег по тиражам или нет? Как же вообще учитывались полученные суммы? — спрашивает следователь.

— Вообще-то извещения-квитанции находились у Смирнова целый месяц, — сообщает на очередном допросе старший бухгалтер агентства «Союзпечать». — То есть это касалось сразу трех тиражей.

— Значит, у Смирнова могла находиться сумма или документы по ее оформлению в двадцать семь тысяч? — уточняет следователь.

— Приблизительно так. Все данные мы забирали у него только в конце месяца, когда начисляли киоскерам вознаграждение за продажу билетов «Спортлото».

Перед столом следователя попеременно сидят работники «Спортлото», «Союзпечати», сберегательной кассы. Вопросы — ответы... И все яснее становятся условия, при которых нечестный человек мог запустить руку в государственный карман. Общее правило оставалось неизменным: если бы существовал надежный контроль, если бы четко была организована отчетность, если бы каждый скрупулезно соблюдал свои служебные обязанности, элементарную финансовую дисциплину, не было бы тогда данного уголовного дела.

В те дни один из кабинетов на втором этаже здания на Петровке, 38, где находилось рабочее место старшего лейтенанта милиции следователя Юрия Тюрина, напоминал нечто среднее между архивом и приемным пунктом макулатуры: у окна, под столом, у стен, на сейфе — бумаги. Бумаги в папках, бумаги в кипах, перетянутых шпагатом, бумаги в стопках, разложенных по столам...

Изучение бумаг, их сличение, выверка — занятие, на первый взгляд, далеко не привлекательное и скучное, но не для следователя. Ведь каждая цифра в сопоставлении может стать решающим доказательством. Сам процесс исследования — творчество, увлекательный поиск. В этом поиске первый помощник следователю — эксперт. Он, используя свои познания в бухгалтерии, проводит огромный объем исследований. Но следователь завершает общую работу. Он оценивает результаты экспертизы.

По постановлению, вынесенному Тюриным, документальную ревизию и судебно-бухгалтерскую экспертизу проводила эксперт Рожкова. Однажды, закончив очередной подсчет, она сказала:

— Видите ли, Юрий Михайлович, если сличить эти документы по месяцам, я не беру последний, то вроде все получается гладко, почти сходится. Но что касается каждого тиража, получается ерунда. Не стыкуются цифры.

Вместе со следователем эксперт сравнила все приходные ордера, выданные сберкассой за те самые 10, 20 и 30 числа каждого месяца, в которые Смирнов должен был представлять зональному управлению «Спортлото» отчеты о реализации карточек и ведомости на получение денег от киоскеров. Цифры резко расходились.

Тем временем на отдельном столе росла кипа документов с нечетко написанными датами, цифрами, расплывчатыми печатями. Профессионалы называют такие документы «сомнительными». О них свое слово должна была сказать графическая и криминалистическая экспертизы.

Тюрин еще и еще раз изучал ордера, сравнивал их с ведомостями. Да, пожалуй, это и была та самая ниточка...

— Видимо, Лидия Васильевна, — сказал он, наконец, эксперту, — мы нашли то, что нужно. Здесь и умысел, и метод. Давайте проверим еще раз все документы по каждому тиражу.

И наступил день, которого с таким нетерпением ждет каждый следователь и который, с определенной осторожностью, можно назвать днем подведения предварительных итогов. Все на первый взгляд разрозненные, не связанные между собой факты, цифры, данные, показания сведены, подогнаны друг к другу, состыкованы. И вырисовывается единая, четкая картина происшедшего.

Первый раз, в июне, Смирнов не сдал выручку за билеты почти в семь с половиной тысяч рублей. Когда пришел следующий тираж, то в сберегательную кассу поступило денег гораздо больше, чем было выручено за проданные карточки. Таким образом, как свидетельствовали документы, Смирнов рассчитывал постепенно возместить недостачу, но решимости хватило ненадолго. Потом он только брал. Сначала сотни, потом тысячи. Наконец, наступил момент, когда выручки за целый тираж не хватило, чтобы погасить растрату по прежним тиражам. Расхититель нашел выход: использовал подложные извещения-квитанции на якобы сданные в сберегательную кассу выручки. Он сам довольно примитивно копировал печати, ставил малоразборчивые подписи контролера и кассира.

И снова свидетели:

— Подпись не моя, — заявляет контролер сберегательной кассы Зухра Дугина, — этих сумм я не получала.

— Не моя, — заявляет кассир Евгения Ильичева.

— Не моя... Не моя... Не моя...

Смирнов умышленно запутывает отчетность, сдает деньги с нарушением установленных сроков, за несколько тиражей сразу. И обо всем этом подробно, детально говорят документы. А свидетели дают развернутые показания. Итог: за неполных девять месяцев Смирновым похищено более двадцати шести тысяч рублей.

Картина преступления в общих чертах ясна, можно бы и заканчивать дело, но для полной ясности не хватает одного — обвиняемого. Его ищут и не только в Москве.

Тюрин с помощью сотрудников ОБХСС установил и опросил всех родственников, близких знакомых Смирнова, но тот как в воду канул. Началась обычная работа по розыску скрывшегося преступника: запросы, отдельные требования, ответы. На столе следователя лист ватмана покрывается сетью одному ему понятных крючков, квадратов, треугольников. Одни были соединены сплошными линиями, другие пунктирами. Это — схема связей Смирнова с друзьями, родственниками — всеми, у кого он мог оказаться.

Прошло два месяца. В соответствии с уголовно-процессуальным законодательством за нерозыском обвиняемого дело было производством прекращено. Но что это означает? Отнюдь не забвение. Материалы не пылятся в шкафах архива. Папки на столе следователя, работников уголовного розыска все время напоминают: преступник на свободе, а работа по изобличению расхитителя, документированию всех его поступков идет полным ходом. Только различного рода экспертизы заняли несколько месяцев.

Но сведений о самом Смирнове по-прежнему нет. И внимание следователя все чаще привлекает кружок с аккуратной надписью — Рязань. Здесь жила тетка Смирнова. Решил, надо ехать туда самому. Конечно, можно послать запрос и его тщательно исполнят рязанские коллеги. Но ведь только он знал все подробности дела, а значит, мог лучше других провести беседу с близкой родственницей Смирнова, которой, как уверился следователь, кое-что было известно о месте пребывания племянника.

Путь от Москвы до Рязани недолог — поезд с лирическим названием «Березка» пробегает его за три с половиной часа. В четверть одиннадцатого вечера поезд остановился у станции «Рязань-1». Тюрин подождал, пока толпа его недавних попутчиков поредела, не торопясь вышел на перрон.

Не первый раз доводилось ему бывать в этом городе, коренные жители которого гордились, что годами он немногим моложе столицы. Сейчас о почтенном возрасте города напоминал только старинный собор да несколько улиц в центре города.

Троллейбус быстро доехал до гостиницы. Тюрин запер дверь комнаты, зажег настольную лампу и еще раз перечитал пухлую папку, заполненную бумагами розыска. Вот показания родственников, соседей, знакомых — со всеми с ними беседовал он не один раз.

Тюрин понимал: страх гонит преступника с места на место, не дает осесть надолго. Но на разъезды нужны деньги. И пусть украдено их немало, с каждым днем их становится все меньше. Что произойдет, когда они кончатся вовсе? Здесь два пути. Первый — явка с повинной. Явление обычное. Но, вряд ли пойдет на это Смирнов. Все, что знал Тюрин о своем подследственном, не вязалось с подобным финалом. Второй путь — страх, отчаяние, озлобленность толкают на новое преступление. И такое, к сожалению, уже бывало не раз. Чтобы этого не произошло, необходимо как можно быстрее найти Смирнова. Это, в конечном счете, в его же собственных интересах, об этом должны подумать и его родственники. Вот о чем будет беседа с теткой Смирнова! Заставить ее понять эту простую истину, поверить в человеческую заинтересованность следователя в судьбе того, кого он разыскивает.

Торговый городок многие рязанцы по старой памяти называют выставкой. Когда-то на окраине города построили несколько красивых павильонов, предполагалось открыть здесь выставку достижений народного хозяйства. Потом оказалось, что, хотя достижения области действительно велики, все же постоянно действующая экспозиция не нужна. Пустующие помещения заняли под магазины к несомненной пользе жителей выросшего вокруг жилого микрорайона.

Тюрин посмотрел на величественное здание со слегка облупившимся высоким шпилем — некогда главный павильон выставки, а ныне самый крупный магазин торгового города. Для него он был ориентиром. Прошел назад по маршруту троллейбуса, свернул во второй переулок направо. Дом, который ему был нужен, пятиэтажный, торцом выходил в переулок и как бы прятался в рощице раскидистых лип.

Четвертый этаж. Вот и нужная дверь. Старший лейтенант нажал на кнопку звонка. Сегодня суббота, и по всем данным Наталья Юрьевна, тетка Смирнова, должна быть дома. Ждать пришлось недолго. Звякнула цепочка, и дверь открыла пышная молодящаяся блондинка:

— Наталья Юрьевна?

— Я. Что вам нужно?

— Я следователь из Москвы, — Тюрин показал удостоверение. — Можно с вами побеседовать?

Наталья Юрьевна вздрогнула, посторонилась и неуверенно пригласила:

— Проходите, по-жа-луйста...

По всему видно, хозяйка очень ценит чистоту. В прихожей два половика — влажный и сухой. Тюрин со всей тщательностью воспользовался обоими.

Комната, куда они вошли, была похожа на сотни таких же. Зеленые обои, полированный стол, два кресла на тонких ножках. На полке многоэтажной хельги[1] рамочки с фотографиями. Одна — пустая.

«Наверное, тут фотография племянника была. Осторожная тетушка», — подумал следователь.

— Наталья Юрьевна, я веду дело по обвинению Смирнова Андрея Владимировича в хищении государственной собственности в особо крупных размерах. Он скрывается, и очень важно разыскать его как можно быстрее...

Юрий Тюрин стал говорить о том, что думалось ему этой ночью. Наталья Юрьевна слушала внимательно, время от времени повторяла:

— Я понимаю... конечно... конечно...

Следователь тщательно приглядывался к собеседнице. Его все больше и больше смущало одно обстоятельство: уж очень волновалась она. Особенно это заметно было по рукам. Она взяла лежащую на столе газету, смяла ее, разгладила, положила обратно. Сцепила пальцы так, что руки побелели! Расцепила. Вот руки на коленях. Опять на столе. Странно... Конечно, визит сотрудника милиции не каждому доставляет удовольствие. И все же здесь было что-то не так. Изложив свои соображения, Тюрин помолчал. Хозяйка тоже молчала, опустив глаза.

— Наталья Юрьевна, мне известно от работников рязанской милиции, что ничего о месте нахождения Смирнова вы не знаете и никаких сведений о нем не имеете? Так ли это?

— Нет.., то есть понимаете... В общем.., — растерянно лепетала женщина. Было видно, вот-вот заплачет.

— Хорошо. Ответьте на вопрос: был ли у вас в конце марта Смирнов? Да или нет?

— Нет. То есть да! Но я же не знала. Откуда я могла знать. В конце марта Смирнов с женой приехал в Рязань. Сказал, что в отпуск. Пробыл с неделю. Потом уехал, попросил никому не говорить. Сослался на то, что не хочет прерывать отпуск. Намекнул на какие-то неприятности по работе. Потом Наталье Юрьевне сообщили знакомые из Москвы, что ее племянник Андрей скрылся, присвоив крупную сумму денег. Она испугалась.

— Что мне теперь будет?

— Видите ли, Наталья Юрьевна, закон карает тех, кто в подобных обстоятельствах укрывает преступника или следы преступления по предварительной договоренности. Привлекать же вас к ответственности я не вижу необходимости. Вы чистосердечно во всем признались, раскаялись. Думаю, что это будет для вас очень серьезным уроком.

Наталья Юрьевна тяжело вздохнула, и по всему видно было, что камень у нее с души свалился.

Тюрин собрал бумаги. Потом спросил:

— Никаких сведений о Смирнове вы больше не получали?

Наталья Юрьевна вскочила с места, опрокинув стул.

— Как же я забыла. Совсем из головы вон! Он же прислал мне недавно письмо, — и она выбежала на кухню.

Тюрин почувствовал, как у него на лбу выступили росинки пота. Неужели след? Неужели он нашел то, что искал?

Наталья Юрьевна вернулась через несколько секунд с пачкой бумаг, бросила на стол, стала лихорадочно перебирать.

— Вот оно!

Тюрин взял конверт. В нем было всего две страницы. Текст ничего интересного не представлял. Смирнов передавал приветы от себя и жены, интересовался новостями из Москвы. Ясно, что он хотел что-нибудь узнать о ходе дела. Ага, вот это интересно! Ответ отправитель ожидал в Свердловске на почтамте до востребования.

Тюрин взглянул на конверт. Штамп почты удостоверял: письмо отправлено около месяца назад. Сомнительно, что Смирнов до сих пор в Свердловске. Скорее всего там его уже нет. Но ведь где-то он там жил? А где именно — поможет узнать вот этот самый почтовый штемпель.

— Вы ему ничего не писали в ответ?

— Конечно, нет!

Заполнив протоколы допроса, акт добровольной выдачи письма, Тюрин первым же поездом выехал в Москву. Теперь дни, часы, минуты будто спрессовались, стали короче. Чутье подсказывало: намеченный путь приведет к успеху. Поиск шел уже по одному, единственно верному направлению. На нем-то и были сконцентрированы усилия десятка сотрудников.

В Свердловске Смирнов пробыл недолго — дней десять. Но след его не затерялся, да и не мог затеряться. Нашли квартиру, которую он снимал, установили поезд, на котором он уехал.

Большая часть рабочего времени следователя проходила в узле связи. Телетайп — телефон, телефон — телетайп. Запросы, ответы и снова запросы и ответы. Юрий Тюрин, помогающие ему сотрудники были уверены: задержание Смирнова произойдет, если не в считанные часы, то уж во всяком случае в считанные дни.

На столе оператора узла связи зазвонил телефон. Вызывали Тюрина. Из агентства «Союзпечать» сообщили, что на имя начальника пришел почтовый перевод на двенадцать тысяч рублей. Еще через пять минут управленческая «Волга» мчалась, срезая углы на поворотах.

Следователь держал в руках желтоватые твердые листки перевода. Особое внимание привлекал талончик с надписью «Для письма»: «Возвращаю остаток денег, не внесенных мною в кассу агентства. Присвоить их я намерения не имел, так уж сложились обстоятельства. Я ни в чем не виноват. А. Смирнов».

Что это? Наивная попытка повлиять на следствие? А что оно ведется, Смирнов сомневаться не мог. Но ведь должен он понимать, что следствие располагает данными об истинных размерах хищения. В таком случае, может быть, это — свидетельство раскаяния? И тогда должна последовать явка с повинной. Но этого не произошло.

Во всяком случае очевидно, что перевод свидетельствует о психологическом надломе, происшедшем с его отправителем. К чему он приведет? Следователь мог только предполагать. Он считал, что общественная опасность личности преступника возросла и он проявит себя какими-то активными действиями.

Перевод отправлен из Коломны два дня тому назад. Там у Смирнова, как знал следователь, нет ни знакомых, ни родственников. Звонок по телефону подтвердил: перевод отправлен со станции. Но это же означает, что Смирнов может появиться или уже появился в Москве. Причина? Хочет узнать о ходе следствия. И извечная надежда преступника укрыться в многомиллионном городе.

Следователь еще раз прикинул, у кого может остановиться Смирнов. Наиболее верных адресов насчитывалось четыре. И опять беседы с людьми.

Буквально через день раздался звонок:

— Смирнов находится по адресу...

Тюрин поспешил к начальнику.

— Товарищ подполковник, Смирнов в Москве, находится у тещи вместе с женой.

— Берите машину и немедленно туда. Будьте осторожны.

Вот и нужная квартира. Коллеги Тюрина встали так, чтобы не было видно в дверной глазок. Тюрин нажал на кнопку звонка. Дверь открылась. Следователь быстро шагнул в темную прихожую.

— Где ваш муж?

— Н-не знаю.

Быстро осмотрели комнату, кухню, ванную — никого. Пока связывались с ближайшим отделением и договаривались о высылке оперативной группы, Тюрин снова пришел на кухню. Во время первого осмотра запомнилась какая-то мелкая подробность, не дававшая покоя. Ага, вот оно что!

На кухонном столе стояли сковорода с яичницей, две тарелки с хлебом, ножи, вилки. Тюрин потрогал сковороду и тут же отдернул руку: горячо! Значит, должен прийти второй. Не спугнуть бы...

Осторожно повернулся ключ в замке. На пороге стоял человек в темных очках. Увидев в прихожей работников милиции, он отступил назад.

— Спокойно, Смирнов, не делайте глупостей, — негромко предупредил Тюрин.

При обыске в кармане Смирнова нашли остро отточенный кухонный нож.

— Зачем он вам?

— Моя жизнь — ошибка. Я хотел покончить с ней.

— При помощи кухонного ножа? — с сомнением протянул следователь. Как бы то ни было, против себя или кого-либо другого предполагал обратить этот нож Смирнов, но следователь успел вовремя.

Главная высота

Он первый раз ехал в столицу, до этого дальше Куйбышева не выезжал.

Отец, провожая, шутил:

— Опоздал ты, Ерканат. Вон твоя сестра — только в десятом классе, а уже побывала в Москве. Однако догоняй сестру, Ерканат. У тебя важное дело. Мы очень гордимся тобой.

Все было непривычно и прекрасно. За окном вагона проносились подмосковные поля и перелески, на белоствольных березках туго набухли почки.

Голос из динамика разнесся по вагону с такой торжественной силой, что сжалось сердце: «Поезд подходит к столице нашей Родины, городу-герою Москве. Москва приветствует вас, делегаты XVIII съезда Ленинского комсомола, посланцы героической советской молодежи!»

Делегат съезда — это огромная честь для него, Ерканата Тулькубаева, лейтенанта милиции, инспектора уголовного розыска УВД Джезказганского облисполкома. Теперь можно оглянуться на все, что сделано. Оценить, как прожиты двадцать пять лет жизни. Много это или мало?

Ерканат Тулькубаев награжден значком «Отличник милиции», Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ. Приказом министра внутренних дел Казахской ССР признан лучшим по профессии. В числе десяти лучших товарищей комсомольцами области избран делегатом XVIII съезда ВЛКСМ.

Так кто же он, Ерканат Тулькубаев, отмеченный наградами и поощрениями по службе? Чем заслужил он высокое доверие быть делегатом съезда Ленинского комсомола?

Школьники часто спорят о будущей профессии. Спорил и Ерканат, но всегда настаивал: для меня лучшая профессия — милиционер.

Семеро ребят из класса решили — идем работать в милицию. Повлияли уроки, проводимые сотрудниками милиции. И высокий авторитет, которым пользуется Карагандинская высшая школа МВД СССР. И, конечно же, извечная юношеская тяга к романтике, подвигу.

Их приняли, и как всегда в таких случаях — поначалу пришлось тяжело, непривычно. Из казармы — строем на обед, в кино — тоже строем. И снова в казарму. Но потом стало легче. Привычной стала дисциплина и требовательность преподавателей, наставников, воспитателей. Учеба давалась легко потому, что было интересно.

Неожиданно захватила работа в научном обществе. Начальник кафедры Назарбаев считал слушателей коллегами и постоянно внушал им: отличное знание предмета — это само собой разумеется. Нужно быть широко образованным сотрудником, мыслить логично, уметь обосновать и отстаивать свою точку зрения. А это значит — многие часы усидчивой работы в библиотеке. Зато как радостно было, когда начальник кафедры после одного из заседаний научного кружка пожал руку и задумчиво сказал:

— Весьма любопытно. Готовьте доклад к опубликованию в сборнике.

И вот четыре года учебы и практика — позади. Впереди — рабочие будни. Тулькубаеву подумалось: не то... Вот раньше... Вспомнил, о чем рассказывали ветераны милиции, участники гражданской войны. И попросил:

— Направьте меня в уголовный розыск.

— Почему же именно к нам, — улыбнулся начальник ОУР УВД Джезказганского облисполкома полковник милиции Карашулаков, рассматривая направление.

Ерканат замялся, покраснел:

— Мне нравится эта работа. Она живая, интересная.

— Со стрельбой? — прищурился полковник.

Тулькубаев смутился еще больше. Должно быть, полковник считал его мальчиком.

А полковник, чекист с тридцатилетним стажем, с множеством разноцветных орденских планочек на кителе и знаком «Заслуженный работник МВД СССР», смотрел на него и вспоминал, как вот так же когда-то и он рвался туда, где труднее. Хотелось сразу сделать что-то совсем необыкновенное и очень нужное.

И сейчас он повторил слова своего начальника почти с той же интонацией:

— Что ж, направим Вас на очень важный участок. Сейчас познакомитесь с товарищем, которому будете помогать, а он Вас кое-чему научит на первых порах.

Ерканат не мог, да и не хотел сдерживать счастливую улыбку. Он будет работать в отделении, разыскивающем скрывшихся преступников. Правильно сказал начальник, что это один из важнейших участков. Ведь среди скрывшихся есть и рецидивисты, и убийцы, и грабители. Каждый из них — потенциально опасен.

Вот что вспоминает один из товарищей Ерканата, инспектор уголовного розыска, старший лейтенант милиции Жанат Танысбеков: «Когда Ерканат приехал к нам, я работал с ним в паре. С первых дней понравилась одна его черта: он не чурается даже самой черновой, скучной работы».

Первые дни работы сбили с толку. Бумаги — запросы, телеграммы, ориентировки. Скрупулезное внесение в них данных из старых и новых протоколов, которые в общем-то такие же бумаги. Причем ошибиться, пропустить хотя бы одну деталь нельзя.

— Почему не указал, что у него, возможно, один глаз слегка косит? — вписывая недостающую строчку, спокойно спросил старший инспектор.

— Так ведь у него и другие приметы есть. А тут «возможно»... — возразил Ерканат. — Мы должны опираться на абсолютно точные данные.

— Ошибаешься. В нашем деле подчас самая «ненадежная» деталь может все решить. Не пренебрегай такими деталями.

В школе не учили составлять эти бумаги. Приходилось трудно еще потому, что в производстве находилось сразу несколько дел и все они сливались в какой-то калейдоскоп, в котором разобраться казалось делом безнадежным. К тому же разъезды, цель которых — задать один, два вопроса людям, даже не знающим преступника.

Подготовив один из запросов, Тулькубаев вздохнул:

— Пишешь, пишешь! Так, пожалуй, ни одного живого преступника и не увидишь.

— Очень может быть, — согласился Жанат. — Каждый делает свое дело.

Конечно, это справедливо. Всякий труд важен, почетен, но... здесь ли то самое главное, что он должен делать, к чему себя готовил? Ерканат сомневался...

Однажды утром раздался звонок. Вызывал начальник.

Полковник Карашулаков был доволен. Глаза его то и дело прятались в морщинках, появлявшихся от улыбки.

— Поздравляю, ребята. Вчера в Перми задержан Середа.

Этот рецидивист несколько месяцев назад совершил убийство и скрылся. Танысбеков и Тулькубаев написали во все концы не менее сотни запросов. И вот — результат.

Постепенно пришло умение. То, что он делал, уже не казалось случайной мозаикой из фактов. Просто он ткал сеть, в которой рано или поздно запутается преступник. Пусть произойдет это не через день, два, а через месяц, год. Но это обязательно случится.

А потом было первое самостоятельное дело, проведенное им лично от начала и до конца. Во всяком случае так ему тогда казалось. А сейчас?

— Какое там «лично»!

Начальник протянул ему папку.

— Изучите. Составьте план мероприятий.

Ерканат сидел за столом до позднего вечера. Вспоминал все, чему учили в высшей школе, даже перелистал свои старые конспекты. Не раз и не два подходил к Танысбекову. Казалось бы, все предусмотрено...

Не спалось. Чуть свет прибежал в управление. И стало ясно: недостает очень и очень многого. Пришлось все переделать сначала. Ровно в десять постучался в кабинет начальника. Тот долго читал план, но пометок не делал.

— Ну, что же, хорошо. Исполняйте.

Тулькубаев вскочил, чуть не опрокинув стул:

— Есть!

У самой двери полковник, вдруг что-то вспомнив, вернул его:

— Кстати, вот вспомнил по одному делу...

Только через два часа вышел Ерканат от начальника уголовного розыска.

В общем, план работы пришлось опять уточнять, дополнять, перепечатывать.

Поздно вечером Карашулаков зашел в его кабинет:

— Вот несколько старых дел. Может, пригодятся.

И снова шуршат на столе желтые папки с пыльными протоколами. И опять переписывает «свой» готовый план.

Довелось встретиться Тулькубаеву и с «живым» преступником. Искали его давно. Заметая следы, тот колесил по стране. Наконец удалось установить, что находится он сейчас неподалеку от Джезказгана.

И было все как в детективной повести: пистолеты с взведенными курками, газик с потушенными фарами, товарищи, замершие у окон затемненного домика. И ожидание, долгое, томительное. А потом буднично отворилась дверь, на крыльцо вышел человек и чиркнул спичкой. Тут же около него выросли фигуры оперативников.

Закончился обыск. Задержанного увезли.

— Ну, Ерканат, и здесь пострелять не удалось?

— Да что Вы, товарищ полковник, я же понимаю, — покраснел Тулькубаев.

— Вот и правильно понимаешь. Преступления головой раскрываются. Когда думаешь много, работаешь много — выстрелы не нужны!

А вот что думает о Ерканате Серик Анжабаев, инспектор уголовного розыска, лейтенант милиции: «Тулькубаев — он прежде всего хороший товарищ. Для другого не то что рубашку — душу отдаст. По себе знаю».

...Они оба выпускники Карагандинской школы МВД СССР, но знакомы почти не были. Учились на разных курсах. Ерканат работал в Джезказгане уже два года и считался опытным сотрудником. Серик только что получил лейтенантские погоны и направление в уголовный розыск.

Карашулаков представлял нового сотрудника. И хотя все происходило в обыденной обстановке, было как-то торжественно. Приход нового человека — событие в небольшом коллективе. Каким он окажется товарищем, работником? Это волнует всех, потому что каждый человек на счету. Все его промахи, недоделки скажутся на работе других. Подчас это сделать невозможно. И значит, промах одного — брак в общей работе.

Анжабаев молчал, смущенный общим вниманием. По-настоящему разговорились только в коридоре. И тут оказалось, что новому сотруднику не повезло с жильем. Поселили его в общежитие строителей.

— Знаю этот караван-сарай, — сказал один из товарищей. — Пожил там год. Проходной двор. В комнате человек по пять. Ни отдохнуть, ни поработать.

Каждому из них пришлось начинать с общежития. Квартиру получали не сразу.

— У меня предложение, — вмешался в разговор Ерканат, — недавно получил квартиру. Однокомнатную, но тесно не будет. Давай ко мне.

— А как же невеста? — удивился начальник отделения майор Кушеков.

Ерканат объяснил, что свадьба еще не скоро. А вдвоем будет веселей.

Разная она бывает доброта, готовность помочь. У одних она показная, шумная, чтобы все знали. Таких никто не назовет хорошим товарищем. Но чаще потребность отдавать, не задумываясь прийти на помощь товарищу как-то внутренне присуща человеку. Ерканат именно таков.

Купил Ерканат редкую книгу, прочитал, понравилась. Такая на полке у него не залежится. Расскажет о ней с восторгом в отделе. Смотришь — и ее уже читает кто-нибудь из товарищей, а там другой, третий... Пришла из дома посылка, и ребята уже расхваливают варенье и печенье матери или сестры Тулькубаева.

Заболел кто-нибудь, а работа срочная. И здесь на Ерканата можно положиться. Просить не надо — сам предложит помощь. Для него это само собой разумеющееся дело.

Начальник отдела уголовного розыска говорит: «Ерканат Тулькубаев сполна обладает качествами, характерными для нынешнего поколения работников милиции. Это — высокая теоретическая подготовка, стремление овладеть практическими навыками. Но не менее важны и душевные качества...»

В милиции отсутствие чисто человеческих душевных качеств, постоянной готовности к выполнению долга означает, как правило, профессиональную непригодность.

Однажды один из сотрудников милиции, кстати говоря, считавшийся хорошим, возвращался с женой вечером из кинотеатра. На его глазах двое подвыпивших хулиганов начали приставать к женщине. Сотрудник милиции — был не на службе и не в форменной одежде — отвернулся, сделал вид, что ничего не заметил. Об этом узнали его товарищи. Их решение было однозначным: такой не может оставаться в рядах милиции.

В аналогичные ситуации не раз попадал и лейтенант милиции Тулькубаев.

...Зимой ночи темные. Кое-где от фонаря до фонаря не менее полукилометра. Ерканат шел домой. Хотелось одного — спать. Сказывались сутки дежурства. Впереди послышался шум. Дрались трое. Сон как рукой сняло. Офицер милиции бросился к нарушителям порядка. Один — удрал. Двое других доставлены в горотдел.

Для Ерканата дело ограничилось оторванной полой пальто. Могло кончиться хуже. У одного из задержанных, кстати, он оказался разыскиваемым преступником, из кармана извлекли нож.

Товарищи не пожимали ему восторженно руку. Начальство не выносило благодарностей. Пальто — и то пришлось чинить за свой счет. И все это в порядке вещей. Такова профессия.

Другой случай произошел весной. Навстречу шел парень. Присмотрелся Ерканат (а мог бы и не присматриваться — не на службе). Что-то не так.

— Разрешите прикурить, — остановил незнакомца. Так, на всякий случай...

При свете спички увидел, что на встречном надето два пальто. Результат — раскрытая кража.

Третий, четвертый случай... Сколько их было? Точно не помнит. Обычное дело, такая служба.

Еще одно качество, тоже обязательное — трудиться с полной отдачей, проявлять инициативу всегда, во всем и везде.

Из исправительно-трудового учреждения одной из соседних областей пришло сообщение. В нем говорилось о том, что рецидивист М. явился с повинной в краже. Кража была значительной — на десять тысяч рублей. Не раз и не два служила она темой неприятного разговора на совещаниях у начальника.

Привезти преступника поручили Тулькубаеву. Задача понятная и простая. На месте он все же решил предварительно поговорить с М. Разговор длился не час и не два. Чем дальше, тем больше сомнений появлялось у инспектора. Вор говорил охотно, признавался, раскаивался, особенно подчеркивал желание покончить с воровством навсегда. Вопросы становились все более детальными, конкретными. А ответы все более расходились с данными дела, которые Тулькубаев заучил чуть ли не наизусть. Наконец собеседник не выдержал:

— Признаюсь же! Вот он я. Вези в Джезказган, там все покажу.

— Вряд ли поездка состоится, — сказал Тулькубаев. Он понял: М. решил сократить срок вынужденного пребывания в колонии и составил план побега. Важнейшим пунктом была поездка, во время которой он и решил бежать. Однако этому не суждено было сбыться. И только потому, что инспектор уголовного розыска отнесся к рядовому поручению добросовестно и с инициативой.

Вот мнение Валерия Сухова, старшего инструктора отдела политико-воспитательной работы, секретаря комсомольской организации УВД, лейтенанта внутренней службы: «К Ерканату ребята тянутся. Они его выбрали членом бюро».

Итак, к нему тянутся люди, причем молодежь, а молодежи в управлении половина. А ведь для того чтобы заслужить такое признание своих товарищей, мало быть отличным специалистом, человеком высоких личных качеств. Нужны задор, веселость, умение передать их другим, зажечь, увлечь людей интересным, а главное — нужным делом. В общем, быть комсомольским вожаком.

Дворец культуры металлургов, пожалуй, самое заметное здание в городе. И не только по своей архитектуре. Здесь собираются жители Джезказгана, чтобы отметить знаменательное событие, большой праздник.

Был День советской милиции. В широко открытые двери Дворца входили передовики производства, партийные, советские работники. На лацканах пиджаков многих из них — высшие награды Родины. Хозяева праздника — сотрудники милиции — хорошо подготовились к встрече гостей.

Особенно понравился гостям концерт. Долго аплодировали танцорам, солистам — сержантам милиции Белоусову, Базыловой, Ивановой, Носенкову. Не раз смехом встречались шутки ведущего — старшего лейтенанта Минатрикова. Успехом пользовался и джаз-оркестр, а значит — и его бессменная ритм-гитара Ерканата.

Не одного приохотил он к музыке, пению, танцам. Он уверен — у каждого есть свой талант, своя дорожка в искусстве. Нет голоса — играй. Нет слуха — читай стихи или попробуй их сочинять.

Подойдет к товарищу в конце работы:

— Чем займемся вечером?

— В кино, наверное...

— А может, на репетицию? Да ты только посмотришь. Честное слово, не хуже, чем в кино.

Пришел человек, посмотрел. Понравилась сама атмосфера репетиции — шутки, смех. А потом еще раз. Смотришь — и появилась в афишах самодеятельного ансамбля еще одна новая фамилия.

Много времени уделяет Ерканат спорту. Он — полузащитник футбольной команды, разыгрывающий в баскетбольной. И здесь его товарищи сначала «поболеть» за своих приходят, а потом и сами играют.

Но есть у комсомольцев дела не менее важные, чем спорт и самодеятельность. Оборудуется управленческая зона отдыха — комсомольцы берут над ней шефство. Строится новое здание УВД — комсомольцы выступают застрельщиками соревнования — какой отдел поможет больше и лучше. Сбор металлолома — и здесь комсомольцы — главная сила.

И везде среди застрельщиков — Ерканат. Причем в бюро комсомольской организации не только из протоколов, но вообще из обихода исчезли слова «обязать отработать», «обязать принять участие». В них просто нет нужды. Кто может — и явится, и отработает, и примет участие. Для этого надо только убедить, доказать и создать условия.

Лейтенант Тулькубаев в общении с людьми деликатен до застенчивости, стеснительности.

Но товарищи знают, что он может быть и требовательным, непримиримым.

Джезказган хоть и растущий город, но и не такой большой. Что бы ни произошло, секрета не утаишь. Стало известно и о том, что в праздник напился один из сотрудников. Правда, у себя в общежитии, и не хулиганил, и никого не оскорблял, но был пьян основательно.

— Надо разобрать на бюро, — предложил Ерканат.

Нашлось немало возражений: хороший парень, в первый раз это, в конце концов ничего же не произошло. Некоторые говорили, что если сам Ерканат спиртного не признает, так не значит же это, что другим и рюмки выпить нельзя. Как же парень будет работать после такого разбирательства — позор же!

— Разве дело в одной рюмке? Человеческое обличье терять нельзя, — твердо возразил Ерканат. — Разберем на первый раз, чтобы второго не было. А как ему работать? Хорошо работать, лучше, чем раньше.

И разобрали провинившегося на бюро, и строго наказали, и работать он стал лучше, чем раньше.

Когда с трибуны областной комсомольской конференции среди других фамилий, предлагавшихся для избрания делегатами на XVIII съезд ВЛКСМ, Ерканат услышал свою, он растерялся. Что сделал он? Работал, старался работать хорошо. Так ведь все его товарищи делают то же самое. Ведь остальные делегаты — шахтеры, строители, животноводы, медеплавильщики — имеют правительственные награды, имена их известны не только в области, но и в республике, даже в стране. Ерканат Тулькубаев от них не отстает. Он отличный работник уголовного розыска, признанный вожак молодежи. Его знают многие. Хорошо знают его члены оперативного комсомольского отряда, где он самый непосредственный участник многих начинаний по охране общественного порядка. Знают его в городах и аулах области, где он принимает участие в различных рейдах. Знают его те, к кому обращался он при раскрытии преступлений, кто помогал ему.

...После съезда возвращался Ерканат в родной Джезказган, переполненный впечатлениями. Опять за окном вагона теперь уже знакомые подмосковные перелески. Впереди родная степь, вроде бы такая бесприютная, такая необозримая для глаз непривычного человека, а ему родная и понятная.

Впереди встреча с друзьями, с теми, кто послал его на комсомольский съезд. Есть о чем рассказать делегату Тулькубаеву. Конечно же, спросят его — что же самое главное узнал ты там, в Москве, Ерканат? Трудно ответить на этот вопрос. Пожалуй, самое главное — чувство сопричастности к делам, подвигам, свершениям тридцати восьми миллионов своих сверстников-комсомольцев.

Говорят, в жизни каждого человека есть своя главная вершина. Так ли это? Ведь за одной преодоленной высотой открывается другая, более высокая, а потому трудная. Она и есть самая главная сегодня.

Он знает свою главную высоту, к которой будет стремиться всеми силами, всем существом. Она обозначена в речи на XVIII съезде ВЛКСМ почетного члена Ленинского союза молодежи Леонида Ильича Брежнева, который сказал: «Вам предстоит довести до полной победы великое дело, начатое вашими дедами и отцами. Будьте же их достойной сменой, высоко несите знамя коммунизма!»

Берегись автомобиля

Над летным полем Внуковского аэропорта сеял мелкий дождичек, жадно съедавший последние лохмотья пепельного снега. День был бы совсем серым, если бы не пьянящий запах прошлогодней травы, оттаивающей земли и еще чего-то совсем неуловимого.

— Весной пахнет, — сказал, торопясь к трапу мощного ТУ-154, озабоченный чем-то гражданин с распухшим портфелем, по виду командировочный.

Самолет пробил хлопья облаков. Они растаяли, оставив на иллюминаторах строчки брызг. Наверху нет ничего, кроме бескрайнего неба и слепящего солнца. Под крылом самолета клубятся белые горы, холмистые поля.

— Наш самолет следует на высоте семь тысяч метров, температура в салоне плюс восемнадцать, за бортом минус сорок два градуса, — говорит стюардесса, проходя между рядами кресел.

Стюардесса уже два года летает по многим трассам: сколько пассажиров пришлось ей повидать за это время! Она уже давно привыкла по мельчайшим деталям определять не только профессию или характер, но даже биографию пассажиров. Это стало своеобразной игрой, развлекающей в скучном рейсе.

Вот тот в синем двубортном костюме с пузатым портфелем из свиной кожи, наверняка, хозяйственник. Летал в Москву выколачивать что-нибудь для своего завода. По тому, как любовно поглаживает свой необъятный портфель, ясно: выколотил!

А эта женщина с ребенком — наверняка жена военного и летит домой. До трапа ее провожала мать и все всхлипывала:

— Пиши, дочка, чаще.

Почему военного? А у мальчика лет трех, уютно посапывающего сейчас на коленях матери, на матроске нашита летная эмблема.

— Люда, как думаешь, вон тот в третьем ряду, кто такой?

Напарница, тоже давно включившаяся в игру, внимательно разглядывала молодого смуглого человека в темно-сером костюме. Багажа у него совсем не было, только папка с жесткими ручками. Он не смотрел в окно и видом облаков под крылом явно не восторгался. Лицо его было сосредоточено. Время от времени он что-то черкал в раскрытом на коленях блокноте.

— Может, журналист... — нерешительно предположила Люда.

— Вряд ли. Галстук для журналиста слишком блеклый. И хмурый какой-то. Нет, не знаю.

А пассажир — инспектор уголовного розыска Министерства внутренних дел СССР капитан Айрапетов, снова просматривал в своем блокноте план будущей операции. Посторонний человек ничего бы не понял в этих кружках, цифрах, вопросительных и восклицательных знаках, а для капитана они были полны глубочайшего смысла. Он чувствовал: дело идет к развязке. Близость ее заставляла четче работать мысль; как и всегда, на этом этапе пришло состояние особой собранности, готовности встретить и отразить любую неожиданность. Так чувствует себя командир перед нелегким боем. Все готово, все рассчитано. Еще несколько мгновений, и небо вспорет красная ракета... В голове неотвязно стучит одна мысль — все ли предусмотрено, все ли правильно? Еще и еще раз он вспоминал все подробности дела, которое его привело сюда, в самолет, летящий рейсом Москва — Запорожье.

На всю площадь раскинулись крылья вокзала. К вечеру сутолока еще больше усилилась. С виртуозностью жонглеров управляются носильщики со своими тележками. То и дело, перекрывая тысячегласый шум, вещает репродуктор:

— Граждане пассажиры, объявляется посадка на скорый поезд...

На мгновенье репродуктор смолкает, потом в нем что-то оглушительно щелкает, и вновь голос с железной интонацией начинает новое сообщение:

— Граждане пассажиры...

Вокзал живет в своем обычном, кажется, на веки вечные установившемся ритме.

Справа, в уголке, светится неприметная синяя табличка: «Отделение милиции». Она светится вечером. Она будет светиться и тогда, когда погаснет красная буква «М», прошелестит последний троллейбус. И так до утра, каждую ночь. Здесь, в транспортном отделении милиции, сотрудники бодрствуют круглые сутки. Штаб отделения — комната дежурного. Она не очень-то просторна, но кажется еще меньше из-за деревянного барьера, перегородившего ее надвое.

По одну сторону, там, где то и дело хлопает входная дверь, вдоль стены плотно друг к другу установлены деревянные полированные диваны. По другую сторону — стол. Над ним склонился плотный человек в синей тужурке с майорскими погонами. У майора, когда он поднимает голову, добродушное лицо с веселыми глазами. Кажется, майор сейчас усмехнется, подмигнет и скажет:

— Ну, и что такого? Ничего особенного. Поможем.

Но майор берет трубку селектора:

— Дежурный майор Скворцов слушает.

Видимо, то, что говорится на другом конце провода, ему не нравится. Он хмурится, подвигает к себе толстый журнал и начинает что-то быстро записывать. Потом кладет ручку и опять слушает.

К майору подходит молоденький лейтенант. Он только что окончил длинную и нудную беседу с гражданином, у которого синевой заплыл глаз. У гражданина вид умиротворенный: ответил на вопросы и тем выполнил свой гражданский долг.

— Протокол составлен, товарищ майор. Подпишите. Оформляем по мелкому хулиганству.

Дежурный, не отрывая от уха трубки, пробегает глазами протокол и ставит на нем размашистую подпись.

Открывается дверь. Сначала появляются двое. Один высокий, тощий, в ослепительно белом халате, хмуро массирует левой рукой правую, другой — в белой куртке с ржавыми пятнами, придерживает пухлую щеку. За ними входит щеголеватый сержант. Четко вскинув руку к козырьку, докладывает:

— Товарищ дежурный, подрались два работника вагона-ресторана. Оба нетрезвы. Ругались нецензурными словами.

Майор машет рукой в сторону свободного дивана, а сам еще крепче прижимает к уху телефонную трубку:

— Хорошо. Вас понял. Сейчас высылаю наряд.

Трубка возвращается на место.

— Петров!

Из соседней комнаты мгновенно появляется сержант Петров.

— На третью платформу...

Майор отдает приказание, а сам косит краем глаза в угол налево. Там на диванчике сидят двое. Один в стеганом халате и черной с затейливым белым орнаментом тюбетейке, другой — в добротном коричневом костюме. У обоих на дочерна загорелых лицах застыло выражение полной растерянности. Минут десять назад они пришли сюда и сразу так и уселись в уголке. Майор невольно улыбается: да, непривычному человеку здесь трудновато.

Снова подходит старшина. Быстро разобран конфликт между работниками общественного питания. Их уводят в комнату задержанных. Завтра утром они отправятся в народный суд.

Майор встает из-за стола

— Подойдите, пожалуйста, товарищи. Слушаю вас.

Тот, что в тюбетейке, проводит рукой по редкой бороде и, сокрушенно качая головой, осторожно начинает:

— Беда у нас, товарищ начальник. Плохой человек ограбил.

Его спутник помоложе вспыхивает и горячо перебивает:

— Зачем говоришь — ограбили. Сами деньги, ишаки глупые, отдали! Вот как! Да!

Майор подвигает стопку бумаги и успокаивающе поднимает руку.

— Не горячитесь, граждане. Присаживайтесь. И, пожалуйста, по порядочку.

В ту пору, когда проходили эти события, на московских улицах не было ни «Жигулей», ни «Запорожцев». На Бакунинской улице был открыт магазин «Автомобили». Там всегда было полно покупателей и просто любопытных. Смотришь, на тротуаре солидно беседуют, делятся сведениями о преимуществах «Москвича-408» перед «Москвичом-403». Бывалые автолюбители строят небывалые прогнозы о сроках появления на прилавках подшипников для передних колес и других редкостных запчастей. В залах магазина больше молчат.

У одного из прилавков, там, где вывешиваются номера счастливчиков, дождавшихся своей очереди приобрести автомобиль, особенно оживленно. Но публика здесь делится в основном на две категории. Одни радостные — у этих очередь или уже подошла, или вот-вот подойдет. Другие грустные — им придется еще подождать.

Хайдар Н. и Пулат Г. по всем признакам не относились ни к какой категории покупателей. Не было у них очередного номера. Просто и тому и другому очень хотелось купить автомобиль. Именно для этого и приехали они из далекого Узбекистана. Но как ни упрашивали они «счастливчиков» уступить за «вознаграждение» свои номера — соблазнить никого не удалось.

Хайдар посмотрел на Пулата и развел руками. Пулат сокрушенно покивал головой.

— Что будем делать?

Хайдар задумчиво провел рукой вдоль бороды и решил:

— Искать будем. Свет не без добрых людей.

Друзьям было ясно: надеяться можно только на чудо. И оно явилось в лице вынырнувшего из толпы незнакомца.

— Значит, прокол, как говорят шоферы? — полуутвердительно, полувопросительно заметил стоявший рядом среднего роста человек в зеленоватом плаще. Хайдар и Пулат дружно кивнули, со вновь вспыхнувшей надеждой вглядываясь в физиономию незнакомца. Черные яркие глаза, три золотых зуба в верхней челюсти, каждая морщинка его лица светились сочувствием.

— Какую же машину вам хотелось бы?

— «Волгу», — простонали земляки. — Две «Волги».

— Две многовато будет.

Покупатели согласились — действительно многовато. Но что поделаешь, если очень хочется.

— Если очень хочется, ничего не поделаешь. Помочь, конечно, можно бы... Да, не знаю...

Наступила короткая пауза. Автолюбители замерли.

— Есть один знакомый. Но сумеет ли он? Все-таки две машины — не одна. Впрочем, ладно, чего там, познакомлю.

Хайдар и Пулат без задержки полезли в карманы.

— Нет, нет, не сейчас, — остановил их незнакомец. — Так дела не делаются. Ох, и наивные же вы люди. Вот познакомлю — тогда и отблагодарите. Но учтите, человек, к которому мы пойдем, ответственный работник, так что поменьше болтайте.

Договорились встретиться назавтра у входа в большое серое здание. Здесь, в Госплане РСФСР, по словам нового знакомого, занимал крупный пост будущий благодетель.

Каждого, кто приезжает в Москву впервые издалека, она ошеломит, закружит. Нескончаемый поток автомобилей, лишь изредка прерываемый красным сигналом светофора, толпы пешеходов, вечно куда-то спешащих мимо многоэтажных громад домов и ярких витрин, — все это непривычно, слишком шумно для человека, приехавшего из далекого, тихого аула.

Поминутно сверяя направление у прохожих и постовых милиционеров, Хайдар и Пулат добрались к зданию Госплана РСФСР за полчаса до назначенного срока. Потолкавшись у парадного, они отошли недалеко за угол дома, где людей было поменьше.

Новый знакомый появился незаметно.

— Ага, вот и вы. Очень хорошо. Надеис Михайлович будет минут через двадцать. Придется подождать. Ничего не поделаешь. Он сейчас на совещании...

И он ткнул указательным пальцем куда-то в синее небо. Прошло минут пятнадцать. Из слитной вереницы автомобилей, проносившихся мимо, отделилась черная «Волга» с блестящей никелем отделкой. Шофер лихо затормозил у самого подъезда. Открылась передняя дверца. Из машины вышел грузный человек в отлично сшитом костюме серого цвета. Сказав несколько слов шоферу, приехавший не спеша направился к дверям Госплана.

— Он, — шепнул новый знакомый, — Надеис Михайлович. — Подождите здесь, — и бросился наперерез человеку в сером костюме. Догнал. Суетливо заюлил сбоку. Показал пальцем на просителей. Ответственный Надеис Михайлович величественно кивнул головой, остановился и посмотрел в их сторону. Те робко подошли.

— Познакомьтесь, — сладко причмокивая губами, проговорил новый знакомый.

— Гончаренко Надеис Михайлович, — небрежно бросил ответственный, протягивая пухлую руку. — Слышал о ваших бедах. Не знаю, не знаю, как и помочь.

У Хайдара и Пулата даже во рту пересохло. Все складывалось так хорошо, и вдруг... Они растерянно переглянулись.

— Ну да ладно, пойдемте поговорим. Здесь неудобно.

Надеис Михайлович пошел впереди, за ним робко двинулись приезжие из Узбекистана. Так они и прошли мимо швейцара, придерживавшего тяжелую дверь.

Здесь человек на мгновение задержался. Он небрежно кинул швейцару свою серую летнюю шляпу со множеством дырочек, пригладил рыжеватые волосы, зачесанные на гладкий пробор, и процедил сквозь зубы:

— Это со мной.

Все трое проследовали по лестнице под удивленным взглядом швейцара. Хайдар и Пулат были окончательно поражены. Без пропуска в такое учреждение. Это не всякий может.

Поднялись на третий этаж. Длинный коридор терялся где-то вдали. По мягкой дорожке то и дело бесшумно проносились служащие. Подошли к нише с окном.

— Поговорим здесь, — предложил Надеис Михайлович, — в кабинете, знаете ли, неудобно. Ко мне на прием всегда очередь, да и разговор, видимо, у нас будет не совсем обычный, а там в приемной секретарша... В общем выкладывайте, что там у вас. И покороче, пожалуйста.

Просьбу о двух машинах этот, видимо, очень ответственный работник выслушал благожелательно.

— Что же, это хорошо! Растет, растет благосостояние наших колхозников. Нужно, конечно, вам помочь. Но вот как?

Надеис Михайлович в задумчивости потер рукой лоб. Раздумья прервал вынырнувший из-за поворота молодой человек с папкой под мышкой. Пулат успел разглядеть тиснение на папке: «К докладу».

— Надеис Михайлович, — обрадовался молодой человек, — простите, пожалуйста. Но здесь срочно нужна ваша подпись. Будьте добры...

Молодой человек осекся, увидев, как нахмурилось начальство.

— Вы что же, не видите? — отчеканивая каждое слово, спросил Надеис Михайлович. — Я же с людьми беседую. Зайдите в кабинет, там и подпишу.

Молодой человек быстро кивнул головой, захлопнул папку и молниеносно удалился.

— Дела... — развел руками Надеис Михайлович. — Так, о чем-то бишь я. Да, автомобили. Выделили мы тут кое-что для премирования передовиков сельского хозяйства... Ладно, давайте паспорта.

Автолюбители переглянулись.

— Понимаете, в гостинице, в чемодане оставили.

— Ай-ай-ай, как же так без документов. Ну, хорошо, приносите паспорта завтра эдак... в два. Полтретьего у меня совещание.

Встретимся у подъезда. А сейчас, извините... И вот еще что... — он пристально посмотрел на своих собеседников. — Мы ведь с вами не родственники, так сказать... Понимаете?

Надеис Михайлович многозначительно посмотрел на часы и, помахав рукой, поспешил по коридору. Пулат и Хайдар видели, как за его широкой спиной закрылась дверь одного из кабинетов.

В гостиницу друзья летели как на крыльях.

— Я же тебе говорил, — торжественно заявил Хайдар, — свет не без добрых людей. Слушай стариков.

— Так-то оно так. И все-таки неприятно. Деньги даем. Все-таки взятка. Нечестно.

— Ну, скажи, ну, скажи, какая же это взятка, — рассердился старик. — Большой человек выслушал нас, помог. Это будет благодарность. Эх, молодежь! Учить вас еще надо.

На следующий день состоялась новая встреча с Надеисом Михайловичем Гончаренко. На этот раз очень короткая. Тот мельком взглянул на протянутые паспорта, чиркнул несколько слов в блокноте.

— Заходите через два дня. Встречу у парадного. А сейчас тороплюсь.

Все эти два дня будущие владельцы новеньких «Волг» бегали по магазинам. Обзаводились нужной литературой, приценивались к запасным деталям. Вечером сняли нужную сумму с аккредитива.

— Ну, даст аллах, завтра все будет сделано, — сказал Хайдар, укладываясь в постель. Пулат к аллаху относился скептически, но тоже был уверен, что завтра он сядет за руль своего автомобиля.

...На этот раз Надеис Михайлович Гончаренко оказался на месте минута в минуту. Поздоровались. Опять поднялись на третий этаж.

— Нелегко было это, друзья мои. Нелегко, — сетовал на ходу Надеис Михайлович. — Но все хорошо, что хорошо кончается.

Подошли к уже знакомой по прошлому разу нише. Гончаренко порылся в кармане, достал сколотую скрепкой стопку разноцветных листков.

— Это накладная. А вот пропуск на выезд с автобазы. Теперь только нужен ордер из кассы. Деньги у вас с собой?

Автолюбители достали по толстой пачке денежных купюр. Был там и конвертик с четырьмя сотнями. «Благодарность», — говорил Хайдар.

— Давайте. Я сейчас заплачу́.

Хайдар помялся, потом несмело начал:

— Стоит ли вас затруднять, уважаемый! Мы уж сами...

— Легко сказать — сами, — усмехнулся Гончаренко, — покупка-то, сами понимаете... не очень того. Кассирша вас не знает, может поднять шум. Нет уж благодарю. Впрочем я вас понимаю. Сумма значительная, мы мало знакомы. Знаете, вот вам мой паспорт.

Хайдар и Пулат готовы были сквозь землю провалиться. Шутка ли, обидеть подозрением такого человека! Впрочем, он вроде ничего, не сердится. Вот и бухгалтерия.

— Подождите здесь.

Друзья стояли у окна и смотрели на улицу вниз. По ней носились синие, серые, бежевые, черные «Волги».

— Ах, забыли, — вдруг забеспокоился Хайдар, — про цвет-то не спросили.

— Ничего. Не понравится — перекрасим.

Поговорили о преимуществах того или иного цвета. Черный, конечно, красив, но на сером, ясно, меньше заметна пыль. Неплохо и бежевый. Обдумали вопрос о перевозке машин в свой аул. Поспорили о марках бензина. Часы отстукивали минуты. С ордерами, наверное, вышла заминка. Пять!.. Десять!.. Тридцать!.. Сорок минут!

— Не могу больше ждать, — не выдержал, наконец, Пулат. — Давай заглянем.

Приоткрыли дверь. Увидели напротив другую, ведущую... на широкую лестницу. В бухгалтерии Надеиса Михайловича Гончаренко не оказалось. Никогда о нем не слышали и в том кабинете, куда он зашел в прошлый раз.

— Помню, два дня назад заходил гражданин тоже в сером костюме, полный. Спрашивал какую-то Надежду Михайловну Розанову. У нас никогда такой не было. Побыл он минут десять и ушел, — вспомнила одна из сотрудниц. — А вам-то он зачем?

Услышав о пропавших деньгах, с недоумением повертев накладную и пропуск в гараж, она поняла, в чем дело, и всполошилась.

— Немедленно заявите в милицию.

Хайдар и Пулат поспешили в магазин «Автомобили». Может быть, встретится им тот, золотозубый. Золотозубый не встретился. Посоветовавшись, друзья отправились на вокзал — все-таки знакомое место. Так они очутились у дежурного отделения милиции...

Майор тщательно записал весь рассказ.

— Должен вам сказать, вы сами виноваты. Хотели словчить, вот и получили. Делайте выводы.

Хайдар и Пулат слушали, повесив головы.

— Жуликов этих найдем. Завтра зайдете вот по этому адресу к тем, кто занимается делом мошенников. Будьте здоровы.

Дежурный не ошибался. В самом деле Хайдар и Пулат, жители Узбекистана, были не первыми и, как оказалось в дальнейшем, не последними, кого обобрали эти мошенники. Полный человек в толстых роговых очках с серыми глазами впервые объявился в Киеве. Затем в одно из отделений милиции Москвы поступило заявление о такой же мошеннической операции. В тот раз человек в роговых очках назвался Гасадом Абрамовичем Гончаровым. Он же получил деньги в Ленинграде, в здании «Ленэнерго», на покупку несуществующего «Москвича». И снова Москва. Здесь в Министерстве коммунального хозяйства РСФСР незнакомец исчез с деньгами, а в «залог» оставил удостоверение на имя Павла Николаевича Серова.

В Киеве, Москве, Ленинграде, Одессе, Львове, Архангельске, Свердловске, Волгограде, Харькове, Днепропетровске, Симферополе, Минске под разными именами и фамилиями — Барикаев, Кирпичников, Козлов, Тарасенко, Серов, Опанасенко — появляется и незаметно исчезает рецидивист, мошенник, с незаурядной ловкостью вымогающий крупные суммы, пользуясь доверчивостью и ротозейством граждан.

Меняются города, меняются фамилии, меняется «служебное положение» мошенника. То он — начальник снабсбыта подшипникового завода, то — начальник отдела Одесского облисполкома, то — заместитель управляющего Министерства торговли одной из республик. Но манера совершения преступления, методы — то, что называется «почерк» преступника, везде одинаковы. Через своих сообщников он находит доверчивых простаков, ждущих случая приобрести автомобиль или мотоцикл в обход существующего порядка. Такие, как правило, уверены, что есть люди, которые могут по своему положению, разумеется за соответствующую мзду, обойти закон. Подобные индивидуумы, как правило, и являются той средой, в которой орудуют жулики.

В самом центре города, неподалеку от Красной площади, есть небольшая улочка. И всего-то в ней метров двести. Не каждый бывал на ней. Еще меньше москвичей обращают внимание на большой светлый дом с белыми колоннами, выходящий фасадом на эту улицу. Здесь разместилось Министерство внутренних дел СССР — центр по борьбе с преступностью, где бы ни произошло преступление — в крупном ли городе с миллионным населением или в маленькой деревушке, сообщение о нем приходит сюда, в дом 6 по улице Огарева. Здесь работают самые опытные следователи, сыщики.

В небольшом кабинете начальника Управления уголовного розыска министерства собрались руководители управления. Они знали друг друга уже много лет. Знали по боевой работе, где лишь намек на нерешительность, секундная трусость одного равносильна срыву операции и может стоить жизни товарищу. Когда-нибудь, когда эти люди уйдут на отдых, они, собравшись вместе, будут то и дело прерывать друг друга:

— А ты помнишь?.. Помнишь?

Да, им будет что вспомнить и воистину героического, и подчас смешного. Но сегодня они друг друга не перебивают. Они внимательно слушают Дмитрия Яковлевича Афанасьева. Подтянутый, всегда готовый к точному решению, смелому действию, словно сжатая до отказа пружина, Афанасьев стоит с указкой около карты.

— Вот здесь побывали эти молодчики. Министр поручил нам возглавить работу по обезвреживанию всей группы. Почему нам? Думаю, понятно? Именно у нас сходятся все нити из разных городов. Осуществлять общее руководство будете вы, Алексей Сергеевич, — повернулся Афанасьев к Муравьеву. — Подберите для этого дела хорошего парня и обязательно с фантазией. Как-никак придется ему посоревноваться с «артистами».

— И еще какими. Вон в скольких городах гастролировали. Везде полный сбор и ни одного провала, — бросил реплику один из присутствующих. Все рассмеялись.

— Думаю с этим все ясно. Переходим к следующему вопросу...

На столе Алексея Сергеевича Муравьева стопка папок. Все они одинаковые, глянцевые, коричневого цвета с размашистой надписью «Дело о мошеннических действиях». А дальше стоит многоточие. Сюда нужно вписать имена и фамилии преступников. Папки прибыли из разных городов. В каждой протоколы допросов, заявления потерпевших. Есть здесь важнейшие детали, но немало и ненужных подробностей, просто лишнего. Все нужно рассортировать, разложить по полочкам. И тогда вырисуется полная картина преступления, найдутся те, пока незримые, нити, которые приведут к его раскрытию.

— Итак, кому поручить эту сложную кропотливую работу? — думает Муравьев.

Правильно сказал начальник управления: нужен человек с фантазией — качеством, как ни странно, просто необходимым работнику уголовного розыска. Но фантазией особого рода. На твердой основе уже известных фактов сотрудник милиции строит целое здание из домыслов и предположений. Как будет действовать преступник в такой-то и такой обстановке? Необходимо предусмотреть все его логичные и нелогичные поступки. Нужно уметь приспособиться к его интеллекту. Порой все это здание рушится как карточный домик. Значит, взяты неверные предпосылки и все приходится начинать сначала. Да, фантазия — великая вещь, но только тогда, когда она сочетается с умением объективно оценить любой факт.

Муравьев снимает трубку.

— Эдуард Еремеевич, зайдите ко мне!

Через полминуты в кабинет заходит капитан милиции Айрапетов.

— Разрешите?

— Да, пожалуйста. Садитесь. Разговор будет долгий.

Муравьев некоторое время молчит, еще и еще раз вглядывается в вошедшего. Айрапетов молод, порывист, горяч. То и дело в его больших черных глазах вспыхивают искорки. Но горячность и порывистость, свойственные южанину, скованы воспитанным за годы работы в милиции чувством самодисциплины. Пожалуй, именно о таких говорил Феликс Эдмундович Дзержинский, когда перечислял качества, необходимые чекисту: чистые руки, горячее сердце и холодная голова.

Не так давно Эдуард Еремеевич закончил юридический факультет Московского университета. Сразу же его взяли в Московский уголовный розыск. Здесь он накопил драгоценный опыт, но и не растерял того, что получил в университете. Сейчас на его счету несколько самостоятельно проведенных сложных уголовных дел.

— Подойдет ли? — уже в который раз мысленно спрашивает себя Муравьев. — Да! Подойдет.

— Так вот, Эдуард Еремеевич, решено поручить вам дело по розыску группы мошенников. Вы о ней, наверное, слышали.

По тому, как загорелись глаза Айрапетова, было ясно: поручение ему по душе.

— Забирайте к себе эти папки, изучайте их. Потом доложите ваши соображения. Тут много интересного. Особенно обратите внимание на паспорта. Их пять. В следственном отделе свяжитесь со следователем Виноградовым. Все! Желаю успеха.

— Это хорошо, что работать будем с Володей Виноградовым, — думает Айрапетов.

Они давно знакомы по совместной работе, изучили характер, сильные и слабые стороны друг друга. Очень важно, чтобы следователь и работник розыска действовали в тесном контакте, дополняя один другого. Два человека — это уже коллектив, пусть маленький, и у него свои законы, свои принципы. Коллектив должен быть дружным.

Эдуард Айрапетов и Владимир Виноградов работают вместе. На доске стола приколот лист ватмана. Зажав в кулаке ежик разноцветных карандашей, над столом склонился Виноградов. С краю пристроился Айрапетов. Одну за другой он открывает глянцевые папки и диктует.

— После Киева — Свердловск...

На ватмане появляется еще одна линия.

— Начертил? Теперь Москва.

К концу дня можно было, глядя на белый лист с разноцветными линиями, увидеть, как передвигались по всей нашей стране Надеис Михайлович Гончаренко и его сообщники.

— Впрочем, какой он Надеис, — заметил Виноградов, бросая на стол один из паспортов. Вот уже минут двадцать он, вооружившись сильной лупой, страницу за страницей изучал зеленую книжечку, принесенную в отделение милиции автолюбителями из Узбекистана.

— И имени такого в природе не существует. Специально запрашивал институт этнографии. Имя да, наверное, и отчество подделаны. Здесь явно видны следы подчистки.

— А здесь, — показал Виноградов, — другой паспорт. Штамп места работы «Западпроект». Стояло что-то другое. Ну, понятно, почему имя и отчество переделаны, наверное, тот паспорт был украден у женщины. А здесь какой смысл подчищать штамп?

— Наверное, был смысл. Нужно все эти паспорта и удостоверения послать в научно-технический отдел. Пусть попробуют прочесть, что было написано раньше.

Так и порешили.

— Все-таки, Эдик, тебе не кажется странным, почему опытный жулик, назовем его «X», что ли, оставлял с такой легкостью паспорта и удостоверения. Они, конечно, липовые, но ведь фотографии-то настоящие. А это уже улика, да еще какая.

— У него не было другого выхода. Ведь даже тень нерешительности могла спугнуть жертву, а значит, скандал, провал. А карточки ему ох как не хотелось нам оставлять. Видишь...

На одном из удостоверений глаза человека на фотографии аккуратно выколоты, на другом паспорте фотография приклеена лишь слегка, видимо, в последнюю минуту ее пытались сорвать. Нет, очень не хотелось пока неизвестному «X» оставлять работникам милиции свою фотографию.

— В общем, решено, — подводит итог Айрапетов. — Паспорта направляем экспертам. Параллельно выясняем, у кого, где и когда они украдены. Муравьев прав — здесь ключ к решению задачи. А пока займемся другими деталями.

Другие детали — вот они: расписка на получение четырех с половиной тысяч. Любопытный документ. Это не только образец почерка мошенника. Он позволяет судить о нем самом. Разумеется, и Айрапетов, и Виноградов были далеки от мысли, что по почерку им удастся восстановить характер и чуть ли не все прошлое человека. Но все же...

В короткой расписке, всего в несколько строчек, ее автор умудрился сделать пятнадцать синтаксических и орфографических ошибок. Скорее всего, общеобразовательный уровень его не выше пяти-шести классов. Это уже серьезная примета.

Папка фальшивых накладных. Все они отпечатаны в Киевской типографии. Как они попали к мошенникам? Надо выяснить.

Оттиски печатей. На одной ясно видны четыре буквы: «Крив...»

Приходилось исправлять и недочеты предварительного расследования. В некоторых городах потерпевшие были допрошены слишком поверхностно. Отсутствовали такие важнейшие подробности, как детальное описание всех соучастников преступления. Айрапетов летит в Харьков, Киев, Архангельск. Из каждой командировки он привозит портфель, битком набитый бумагами. Каждая из них давала ответ на один из тысячи нерешенных вопросов. Иной раз — отрицательный.

В Киеве Айрапетов зашел в первый попавшийся магазин канцелярских принадлежностей.

— У вас есть бланки накладных?

— Сколько угодно, выбирайте, — предложила, кокетливо улыбаясь, молоденькая продавщица.

Сомнений нет: точно такими же пользовались мошенники.

— И.., батенька, — развел руками директор типографии. На его пухлых щечках играла самая радушная улыбка. — Рад бы помочь гостю из Москвы, да разве можно узнать, где продавались эти накладные? По всей Украине ими торгуют. Это же бумажка. Вот когда на ней печать, тогда да! Тогда это документ строгой отчетности.

И все-таки каждый ответ — положительный или отрицательный — еще одно звено в длинной цепи поиска. Это еще не сама операция по поимке и изобличению преступника. Это лишь подготовка. Но по опыту своей работы, по опыту работы других Айрапетов знал: успех зависит от того терпения, тщательности, с которой проведена подготовка. Но как трудно набраться терпения! Преступники ведь на свободе.

В Киеве Айрапетова вызвали к телефону. Подняли среди ночи.

— С вами будет говорить Москва, — сообщила телефонистка междугородней.

— Айрапетов? — раздался в трубке знакомый голос начальника.

— Слушаю, товарищ полковник!

— В Харькове твой подопечный опять продал машину. Понял?

— Так точно.

— Закончишь в Киеве, лети туда.

Получены заключения экспертов. Современная техника позволила обнаружить следы, которые так хотелось скрыть преступникам. Прочитаны стертые, вытравленные надписи в паспортах. Пришли ответы на десятки запросов, разосланных во все концы страны. Теперь можно приступить к самому главному.

Есть такая детская игра — в комнате прячется мелкая безделушка. Водящий должен ее найти. Может быть, она под горой подушек, а может, за картиной или запрятана под тем ковром, по которому ступает водящий. Как ее разыскать? Помогают лишь слова: «холодно» — значит далеко, «тепло» — ближе, «горячо» — совсем рядом. Но это — игра, и в ней подсказывают те, кто прятал безделушки. Поиск преступника не игра. Здесь не жди подсказки. Только точный расчет, анализ, умение сопоставить все факты, события помогают найти не в комнате, нет, а на всей территории огромной страны человека, который прячется умело, хитро.

Украина? Тепло. Здесь куплены накладные. Кривой Рог, Запорожье? Горячо. Четыре паспорта украдены у жителей Кривого Рога, один — в Запорожье. Случайность? Навряд ли. Самому заниматься карманными кражами гражданину «X» не с руки — возраст не тот, опасно. Скорее, он просто купил украденные паспорта. А воришка-карманник незнакомому человеку паспорт не продаст. Значит, «X» хорошо знает кое-кого из воров Запорожья или Кривого Рога, значит, он регулярно появляется там. Ведь паспорта украдены в разное время.

Дальше. На белом листе ватмана множество точек, их соединяют прямые. Здесь мошенники «продавали» автомобили. Но нет на листе пометок ни Кривого Рога, ни Запорожья. А между тем во всех крупных соседних городах преступники сняли обильную жатву. Почему так повезло этим двум городам? Ведь в Запорожье есть крупнейший в республике фирменный магазин автомобилей. Сюда приезжают покупатели из разных городов Союза. В чем дело? Может быть, в «правиле», которому следуют все преступники, — не воруй, где живешь, легко попасться там, где тебя хорошо знают.

Сам по себе каждый из этих фактов значит не так уж много. Но в совокупности они создают уверенность — преступники живут где-то здесь.

— Что ж, логично, — подводит итог Афанасьев. — Действуйте, товарищ Айрапетов. Поедете пока один. Ознакомьтесь с обстановкой. Держите нас в курсе дела. В общем, желаю удачи!

И вот рейс самолета «Москва — Запорожье».

Айрапетов отбросил блокнот. Достал из папки позавчерашнюю газету. На последней странице нагло ухмылялась физиономия гражданина «X». Под маленькой, в один столбец, заметкой стоял броский заголовок — «Мошенник».

Много спора вызвала она в управлении. Помещать или не помещать?

— Спугнет преступника, заставит его затаиться, — говорили одни.

— Как-то неприлично. Это за границей печатают фотографии бандитов. Стоит ли нам перенимать такое, — осторожничали другие.

Айрапетов еще раз перелистал заметку. Правильно! Так и надо. Он полностью разделял мнение начальника управления.

— Такая заметка заставит преступника нервничать. Он будет бояться всех и каждого. А это уже немало. Он начнет делать ошибки, обнаружит себя, — сказал Афанасьев. — К тому же, не стоит сбрасывать со счетов и той возможности, что по этой фотографии его опознают. И это не все. Пока мы ловили мошенников, они по-прежнему «приторговывали» автомобилями и мотоциклами. А теперь-то уже, наверняка, номер не пройдет. И они побоятся пойти на аферу, да и простаки на такую удочку не пойдут.

Что же, будущее покажет, кто прав.

Уши словно ватой заложило. За окошком исчезли облака. Щедрое солнце омывало все вокруг. Внизу сверкнула зеркальным блеском длинная широкая полоска, перерезавшая землю от горизонта до горизонта.

— Вот он наш красавец Днипро! — восторженно проговорил сосед, наклонившись к самому плечу.

— Граждане пассажиры, прошу пристегнуть ремни. Самолет идет на посадку, — строго предупредила стюардесса.

Мягкий удар, дробный стук колес по стыкам бетонных плит посадочной полосы.

— Прибыли. Все! — поставил точку сосед, поднимаясь из кресла.

— Прибыли. Но это только начало! — подумал Айрапетов, направляясь к трапу.

Говорят, что времена Шерлока Холмса прошли. Так ли это? Следователю, работнику розыска и сейчас нужны воля, собранность. Он должен до конца овладеть искусством замечать мелочи, обобщать их, строить сложнейшие умозаключения. Но ясно и другое: работать в одиночку нельзя. Сыщику (не надо избегать этого слова, право же, в нем заключен глубокий смысл, — происходит оно от романтического «поиск») помогает весь отлаженный аппарат милиции, все его службы, звенья. К его услугам современная техника, высококвалифицированные специалисты всех отраслей знания, ученые. И, наконец, у советского сыщика тысячи добровольных помощников.

— Что же, покажем эти картинки всем участковым уполномоченным, — предложил начальник отдела внутренних дел Запорожского горисполкома, разглядывая фотографию. — Поможем, конечно, вам во всем. Тянуть не будем. Что касается кражи паспортов, то есть у меня одна мыслишка...

Было время, когда имя Васька-лещ было известно на все Запорожье. Да что там Запорожье. Знали его и в Кривом Роге, и в Николаеве, и в Никополе. Правда, слава у Васьки-леща была узко специальная. О нем слышали только работники милиции, ворье и шпана городских рынков. Васька-лещ считался если не самым удачливым, то во всяком случае весьма искусным вором-карманником.

— Три судимости в неполные тридцать лет, пожалуй, многовато, — убеждали его работники милиции, воспитатели исправительно-трудовых колоний.

И Васька-лещ, наконец, понял, что только заработанный рубль идет впрок и слаще он ста уворованных.

— Все, братва, завязал, — сказал он старым дружкам, заглянувшим в первый же вечер на огонек после освобождения из исправительно-трудовой колонии. — А будете лезть — вот! — И он слегка стукнул по столу кулаком с добрую пудовую гирю.

На другой день в проходную одного из заводов Запорожья вошел Василий Никандрович Кирилов. Васьки-леща не стало...

Много времени прошло с тех пор. Улыбнулась жизнь Василию Никандровичу. Улыбнулась ясными глазами девчонки из соседнего цеха. Теперь Василий Никандрович женатый человек, уважаемый на заводе и дома. Но по какому такому случаю оказался Василий Никандрович нежданно-негаданно в горотделе милиции на скамеечке перед кабинетом следователя?

Вот эта-то мысль и мучила его самого. День выдался неудачный. Днем, после смены, в трамвае у него вытащили двадцать рублей. И сумма вроде не так уж велика, а до слез обидно. Работал на совесть, а твои кровные рубли какому-то подонку на водку пойдут. Попадись он ему, Василий Никандрович его в порошок бы стер. И Кирилов в задумчивости бухнул себя по колену.

Приехал домой — новая неприятность. Дожидается его участковый инспектор и вежливо приглашает прогуляться в горотдел. Зачем? Не говорит. Надо, мол, и все. Вспомнил Кирилов тревогой загоревшиеся глаза жены и даже зубами скрипнул.

Неужто за старое? Нет, не может быть такого. Чист он перед законом. И все же в глубине души, где-то на самом дне, притаилось тревожное чувство. Страх не страх, а ожидание чего-то. Вздрогнул Василий Никандрович, когда открылась дверь и выглянувший в коридор молодой человек в штатском костюме сказал:

— Товарищ Кирилов, прошу.

Айрапетов сел за стол. Начинать разговор было трудно. Вот сидит перед ним человек, порвавший со своим позорным прошлым. Неожиданный вызов в милицию, несомненно, встревожил его, может быть, оскорбил. Не в первый раз приходилось капитану встречаться с людьми, в прошлом судимыми, а сейчас безупречными. А между тем разговор необходим.

— Вы, конечно, товарищ Кирилов, не знаете, да и не можете знать, по какому поводу мы вас пригласили,— начал Айрапетов.

— Вот что, гражданин следователь, — сбившись выпалил Кирилов.

— Товарищ следователь. Товарищ... Понимаете, Василий Никандрович?

Кирилов сразу как-то смешался. Потом уже менее воинственно продолжал:

— Ладно, товарищ следователь... Если вы думаете, что я там чего, это бросьте. Завязал я. В общем, чего там темнить, говорите сразу, в открытую.

— А я и не собираюсь ничего от вас скрывать. Я сотрудник уголовного розыска Министерства внутренних дел СССР.

— Ого, — пронеслось в голове Кирилова, — такой по пустякам вызывать не будет.

— Пригласил я вас, чтобы попросить помочь нам в одном деле. На заводе вас охарактеризовали как принципиального, безусловно честного человека. В общем, думаю, мы поймем друг друга.

Кирилов облегченно вздохнул, лихорадочный румянец, горевший на щеках, прошел. Такого оборота дела Василий Никандрович не ожидал. Он улыбнулся и с симпатией взглянул на сотрудника угрозыска.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Айрапетов, — только не торопитесь с ответом на мой вопрос. Если нужно подумать, — пожалуйста, день, два. Сколько угодно. В общем, не приходилось ли вам слышать, чтобы кто-нибудь когда-нибудь продавал украденные паспорта?

Кирилов задумался. Потом неуверенно начал:

— Что-то такого не припомню... Хотя подождите. Это я когда еще в колонии последний раз сидел. Ну да, правильно.

— Подождите, подождите, не волнуйтесь. Давайте по порядку.

— Я и говорю. Пришел незадолго до моего освобождения бывший мой приятель, Колька Еремеев, наш, запорожский. Нам как раз лекцию про шпионов читали. Интересно. И было там место, что эти контрики иной раз нашего брата уголовника используют. Документики покупают, военные билеты, прочие справочки. Лежим мы, стало быть, с Колькой после отбоя, а он мне и говорит: «Знаешь, Васька, а ведь я тоже один раз паспорт одному продал. Я тогда кошелек в Кривом Роге у одного субчика в закусочной вытащил. Неужели это я контрику помогал?»

— Одну минуточку, Василий Никандрович, — перебил Айрапетов. — Вы же говорите, что Еремеев в Запорожье жил.

— Правильно. Но ведь и сам я тогда что делал? У себя в городе ничего не брал. Ехал в тот же Кривой Рог, к примеру, там и «работал». Меня-то там не знали.

— Понятно. Ну, а дальше?

— Хотели мы сразу же к начальству пойти, рассказать. А потом разговорились и выяснили: паспорта покупал Ванька-рыжий. Тоже наш, запорожский.

— А вы хорошо знали этого Ваньку-рыжего?

— Какое там! Видел два раза.

Внешне Айрапетов остался таким же, как и в начале допроса, — сдержанным, безусловно корректным, доброжелательным. Движения его даже будто замедлились. Но внутри все сжалось, напряглась каждая мышца. Хотелось крикнуть: ну быстрей же, быстрей! Говори!

Айрапетов достал из кармана пачку папирос. Протянул Кирилову:

— Курите, московские.

— Спасибо. — Кирилов размял тугую папироску. Осторожно прикурил.

— И могли бы узнать его? — напрягся Айрапетов.

— А почему же нет?

Айрапетов затянулся несколько раз сладковатым дымком. Медленно достал из портфеля несколько фотографий, разложил на столе.

Кирилов осмотрел каждую фотографию, потом уверенно взял одну:

— Он и есть, Ванька-рыжий.

— А где он живет, его настоящее имя?

— Вот уж чего не знаю, того, извините, не знаю. Говорят, что живет здесь, в Запорожье.

Итак, к доброму десятку имен и фамилий гражданина «X» добавилась кличка «Ванька-рыжий». Как будто бы и немного? Нет, очень даже много. Вот тот бесспорный факт, доказательство, подкрепляющее всю цепь сложных умозаключений. Значит, розыск идет по правильному пути. Искать нужно здесь, в Запорожье.

— Большое вам спасибо, Василий Никандрович. Вы очень помогли следствию.

— Да чего уж там, — смущенно мял Василий Никандрович в руках кепку. — Я всегда пожалуйста. От этой гнили рабочему человеку сплошные неприятности.

Встреча с участковыми инспекторами поначалу ощутимого результата не дала. После вступительного слова начальника горотдела, в котором тот подробно обрисовал всю сложность и важность предстоящего дела, Айрапетов роздал привезенные с собой фотокарточки. На легкий успех капитан не надеялся. Он знал, что предстоит долгая кропотливая работа. И все же теплилась надежда, а вдруг кто-то из этих сидящих в зале поднимется и скажет:

— Да это же он, гражданин такой-то. Он на моем участке живет.

Никто не встал.

Приходилось браться за дело по-иному.

Айрапетов действовал по общему для любого розыска правилу: очертить круг, в который войдут те, кто, возможно, имел отношение к преступлению, а потом сужать его, исключая одного за другим всех случайных людей. Итак, кто же должен войти в этот круг? Разыскивается мужчина старше сорока лет, возможно, ранее судимый, скорее всего неработающий. Имеется его фотография.

Задача трудная, но разрешимая. Хотя, конечно, могло случиться и так, что гражданин «X», он же Ванька-рыжий не живет в Запорожье, а бывает здесь часто, но лишь наездами. Интуиция подсказывала: такое маловероятно. И все же нужно учесть подобную возможность.

Прошло несколько дней. Глаза устали фиксировать стандартные ответы на вопросы анкет, заполняющихся в паспортном столе. В дверь кабинета, где сидел Айрапетов, осторожно постучали.

— Войдите.

К столу подошел пожилой старшина. По толстой планшетке Айрапетов сразу определил — участковый инспектор.

— Слушаю вас.

— Вы рассказывали нам про этого жулика, который деньги у ротозеев выманивает, — прокашлявшись обстоятельно, начал старшина. — Так вот, есть у меня на примете один весьма подозрительный гражданин. И по комплекции на вашего походит.

— Кто? Где? — Айрапетов встал со стула.

— Я обслуживаю одну гостиницу... — начал рассказывать участковый.

...Давно уже в гостинице «Днепровская» знали Ивана Яковлевича Антоненко. Наезжал он сюда раз в три месяца. Занимал лучший номер на две-три недели. По документам числился заготовителем какой-то конторы, но деньги тратил слишком широко. Жизнь его в Запорожье знаменовалась грандиозными пьянками, иногда заканчивавшимися в отделениях милиции.

— И еще вот что. Уж больно подозрительные типы шатаются к нему в номер. Сплошь спекулянты, — закончил старшина. — Может, полюбопытствуете?

— Обязательно полюбопытствую, — согласился Айрапетов, надевая на ходу пальто.

Через пять минут Айрапетов входил к администратору гостиницы «Днепровская». За ним, слегка отдуваясь, поспевал старшина. Администратор, увидев старшину, приветливо заулыбался.

— А, Тихон Романович, наше вам почтение! Сегодня пока, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, все тихо.

— Ну и хорошо. Я, Федотыч, по делу. У тебя сейчас живет Антоненко?

— Проживает. Вот уже четыре дня.

— Паспорт сдал на прописку?

— А как же. У нас всегда полный порядок.

Пальцы администратора быстро забегали в ящичке.

— Вот, пожалуйста!

Паспорт взял Айрапетов. Администратор удивленно взглянул на старшину.

— Ничего, ничего. Это наш товарищ, — успокоил его старшина.

Айрапетов, волнуясь, открыл паспорт. Да, сомнения быть не могло — это он, гражданин «X». Капитан достал фотографию, привезенную из Москвы. Да, конечно, те же маленькие заплывшие глазки, прилизанные волосы, двойной подбородок. Но не увлекаться! Не увлекаться!

— У вас есть анкета на этого Антоненко?

— У нас всегда порядочек, — повторил администратор и моментально достал тесно исписанный листок.

Айрапетов бережно засунул паспорт и анкету в карман.

— Это я возьму с собой.

— Как же, как же, — засуетился администратор. — Пожалуйста, расписочку. Порядок есть порядок.

— Напишу, не бойся, — успокоил его старшина, расстегивая свой планшет.

Айрапетов не стал дожидаться, пока старшина исполнит все формальности. Он горячо пожал ему руку:

— Спасибо. Большое спасибо, товарищ старшина.

Старшина покраснел, засмущался, хотел что-то ответить, но Айрапетов недослушал. Он уже бежал по улице к телеграфу.

— Девушка, мне нужно сейчас же воспользоваться фототелеграфом. Передать в Москву фотографию и один документ.

Телеграфистка сочувственно посмотрела на взволнованного посетителя.

— К сожалению, ничем не могу вам помочь. У нас по фототелеграфу связь с Москвой только с двенадцати дня до часу. Приходите завтра.

Айрапетов протянул ей свое удостоверение. Девушка посмотрела на красную книжечку, потом с любопытством — на Айрапетова:

— Сейчас позвоню начальнику.

Через десять минут в окошечко просунулась голова в форменной фуражке.

— Пройдите вон там через калиточку, товарищ.

Айрапетов прошел за барьер. Представился.

— Очень приятно, — радушно пожал ему руку начальник отделения. — Давайте зайдем ко мне в кабинет.

Кабинет был маленький. На столике начальника едва умещались телефонные аппараты всех систем и цветов радуги. Айрапетов изложил свою просьбу.

— Рад бы вам помочь. Но, понимаете, канал связи нам Москва дает. Попробую связаться с Москвой.

Начальник отделения снял трубку. Профессионально подул в нее, закричал:

— Москва, Москва.

Москва ответила. Начальник отделения долго убеждал, просил, клялся. Видимо, не помогло. Не отнимая трубки от уха, он сокрушенно покачал головой.

— Разрешите, я поговорю, — попросил Айрапетов.

— Девушка, девушка, — закричал он в трубку.

— Не кричите, — раздался ничуть не приглушенный голос дежурной из Москвы.

— Понимаете, я ваш сосед, — начал Айрапетов, — понимаете, сосед по улице.

Дежурная поняла. Центральный телеграф и Министерство расположены в соседних домах.

— Понимаю вас, сосед, — усмехнулась дежурная. — Слушаю.

— Мне нужна связь по фототелеграфу, срочно!

— Ну и задали вы нам задачку, соседушка, — озабоченно повторила дежурная. — Подождите у телефона.

В трубке что-то щелкнуло. Прошло несколько минут. И опять в трубке голос девушки.

— Хорошо. Канал получите через пятнадцать минут. Забираем время у другого города.

В трубке опять щелчок.

Через пятнадцать минут образец почерка Антоненко, его фотография полетели по фототелеграфу в Москву, на улицу Огарева.

Телефон в номере гостиницы, где жил Айрапетов, зазвонил через час. Капитан снял трубку. С ним говорил Виноградов.

— Ну, как?

— Понимаешь, Эдик, — в голосе Виноградова звучали смущенные нотки. Он будто в чем-то провинился перед Айрапетовым.

— Очень похож, очень. Я и сам сначала подумал, что это он...

— Да не тяни же ты!

— Не он. Экспертиза категорически говорит — не он.

Что такое осечка, известно каждому охотнику. Зверь на мушке. Палец плавно давит на курок. Сейчас будет выстрел. Но выстрела нет, вместо него раздается сухой щелчок. А зверь уже уходит. Его уже не достать. Разочарование, досада охватывают в такое мгновение охотника. Хочется хватить ружьем о ствол ближайшего дерева, да так, чтобы щепки полетели. Такое же чувство, только в десятки раз сильнее, захлестнуло Айрапетова.

На следующий день капитан, как всегда спокойный, подтянутый, собранный, входил в кабинет, ставший на долгие дни его рабочим местом. Все меньше карточек остаются непросмотренными. Что в них — успех или еще одна отброшенная версия?

И успех пришел. Как-то буднично, обыденно. Помогли запорожские товарищи.

— По-моему, видел я вашего гуся, — сказал работник Запорожского угрозыска.

— Есть на почте такая Надя, а у нее брат. Живут они, кажется, вместе. Я видел их несколько раз. Здорово похож. Но, конечно, ручаться трудно.

После обеда Айрапетов долго раздумывал: стоит ли заходить на почту. Решил — стоит. Любая, даже самая призрачная, возможность должна быть использована.

Через полчаса уже были известны имя и фамилия брата Нади с почты. Интерес Айрапетова к этой личности сразу возрос, когда оказалось, что его фамилия значится на одной из еще неразобранных карточек. Вот она!

Фотография, анкета. Опять сходство поразительное. Но, как говорят, обжегшись на молоке, дуют на воду. Айрапетов, заставляя себя не волноваться, отправил по фототелеграфу снимок, образец почерка. И вот он, долгожданный ответ. Гражданин «X» оказался Иваном Дмитриевичем Мацуевым, 1920 года рождения, человеком без определенных занятий.

Задача решена.

— Эдик, встречай, — взволнованно говорил по телефону Виноградов. — Завтра буду у тебя. Поздравляю! Все поздравляем!

Дом Мацуева стоял за высоким, почти в два человеческих роста забором. Из соседей мало кто мог похвастаться знакомством с его хозяином. Знали только, что он какой-то крупный работник чуть ли не республиканского масштаба, часто бывает в командировках. Выстроил недавно новый кирпичный сарай, купил моторку, завел собаку: Мацуев ведь страстный охотник.

Как ни замкнуто жил Мацуев, но все же удалось раздобыть план его дома. Даже узнали, что есть у самого верха калитки веревочка, за которую нужно дернуть, тогда дверь откроется.

— Вот она, эта чертова веревочка, — сказал Айрапетов, пошарив по калитке.

Дом был окружен со всех сторон. Но об этом едва ли кто смог бы догадаться. Наступавшие сумерки скрывали людей. У калитки стояли трое. Накануне было решено — в дом заходят Айрапетов, Виноградов и работник Запорожского уголовного розыска.

— И не думайте, ребята, одних я вас не пушу — сказал накануне москвичам начальник угрозыска. Он беспокоился. В самом деле, у заядлого охотника Мацуева ружей было полно. А что, если он начнет палить?

— Ну, ребята, открываю.

Рука у каждого сжимает в кармане рубчатую рукоятку пистолета. Щелчок. Рычажок предохранителя передвинут в боевое положение. Но применить оружие можно только в самый критический момент, лишь в случае вооруженного сопротивления преступника.

— Пошли!

Калитка распахнута настежь. Из будки, задыхаясь яростью, выскочил здоровенный пес. Прыгнул. Спружинила цепь, и пес опрокинулся на спину. И вот уже лихорадочно заохали ступени крыльца. Дверь распахнулась. На пороге — высокая женщина в застегнутом лишь на верхние пуговицы халате.

— В чем дело?

— Сейчас объясню, — останавливается около нее работник Запорожского угрозыска. А Виноградов и Айрапетов уже в комнатах. Одна, вторая, третья... Наконец, все комнаты осмотрены. Дом пуст.

— Так в чем же дело? — волнуется женщина.

— Мы из милиции. Вот постановление на обыск.

Женщина сразу как-то пригибается и хватается за столбик крыльца. Ее поддерживают и уводят в дом.

Обыск, на первый взгляд, ничего обнадеживающего не дал. Допрос хозяйки дома отложили на завтра.

— Ничего не знаю! — твердила Надежда Мацуева. — Откуда же я знаю, где брат?

На исходе второго часа допроса на столе у следователя зазвонил телефон.

— Виноградов слушает.

— Владимир, — услышал он голос Айрапетова. — На имя Надежды Мацуевой из Киева пришла открытка без обратного адреса. Думаю — он. Сейчас привезу.

Открытку Надежда Мацуева от брата получила, но получила из рук следователя. Пришлось ей назвать адрес отправителя. В тот же день Айрапетов вылетел в Киев. Но, оказывается, Мацуев ровно сутки назад выехал в Харьков. В Харькове они разминулись всего на четыре часа. Но зато теперь было точно установлено: Мацуев вылетел во Львов.

— «Друга встретили», — телеграфировали из Львова работники городской милиции.

— «Пока не трогайте. Вылетаю сам», — ответил Айрапетов.

Самолет приземлился в час тридцать ночи. У трапа самолета от группы пассажиров отстали двое. К ним навстречу шагнул человек в милицейской форме.

— Товарищ Айрапетов? — спросил он одного из пассажиров.

Уж так получается, что и незнакомые между собой работники милиции узнают друг друга даже в полутьме. Айрапетов улыбнулся и протянул руку:

— Я самый.

— Капитан Шпак, — представился встречающий. — А с вами кто?

— Познакомьтесь, это один из клиентов нашего «друга». Завтра он нам кое в чем поможет.

Львовский базар похож на все остальные украинские базары. Та же пестрая толпа, те же споры между продавцами и покупателями. Из очереди перед прилавком с ранними фруктами выбрались двое. Один, в белой рубашке, нес пакет с яблоками. Другой, слегка обрюзгший, шел налегке, перекинув через руку пиджак. Остановились. Человек с пиджаком в руке снял серую легкую шляпу с дырочками и, отдуваясь, пригладил рыжеватые волосы, гладко зачесанные на пробор.

— Извиняюсь, — приподнял шляпу гражданин в белой рубашке, основательно толкнувший его в толпе.

— Пожалуйста, — небрежно ответил человек с пиджаком и тут же попятился.

— Позвольте, позвольте... — заволновался неловкий гражданин, хватая собеседника за руки. — Надеис Михайлович! Товарищ Гончаренко? Вы?! Ах, жулик!

— Простите. Простите, это ошибка! — начал было протестовать тот, кого назвали Гончаренко, да еще жуликом.

Толпа сразу раздалась. Вокруг спорящих образовался все уплотняющийся кружок любопытных.

— А ну, чего пристал? Проваливай! — надвинулся на неловкого гражданина тот, кого назвали Гончаренко.

Но вот уже залилась трель милицейского свистка. Решительно раздвигая любопытных, к месту происшествия спешил старшина милиции, за ним — двое в штатском.

— Пройдемте, гражданин, в отделение. Там разберемся.

Уже целый час сидят друг против друга капитан Айрапетов и человек, которого он так долго искал, — бывший «Х», а ныне Иван Дмитриевич Мацуев. Ошеломленный встречей на базаре с одним из своих «покупателей», Мацуев и не думал отпираться. Здесь, в горотделе милиции, он сразу утратил свои величественные манеры, приводившие в трепет неудачливых автолюбителей. Перед капитаном Айрапетовым сидел угодливый, даже раболепный, и все же нагловатый субъект.

— Признаю, признаю. Был грех. И ведь поверите — давно ждал, что меня вот-вот того... Знаете, неуютно жить, когда твой портрет опубликован в газете для всеобщего обозрения. Собачья жизнь, гражданин начальник.

— Ну, о жизни поговорим потом. Куда спрятали деньги, ценности?

— Что вы! Какие деньги?! Все истратил. До последней копейки.

— Все сто тысяч?

— Конечно.

После задержания преступника задача работника уголовного розыска — найти похищенные ценности. Вот ее-то и предстояло решить Айрапетову. Допрос сообщника Мацуева — Николая Можелюка — тоже ничего не дал. Можелюк плакал, ругательски крыл своего бывшего «шефа», называл других соучастников мошеннических операций, но куда главарь прятал деньги, пожалуй, действительно не знал.

Среди бумажек, отобранных у Мацуева, внимание привлек номерок из камеры хранения Харьковского вокзала. А что, если там? Утром Айрапетов был уже на вокзале в Харькове. Открыт чемодан. Чего тут только нет! Клише печатей, фальшивые накладные, поддельные паспорта. Все это неопровержимые улики, свидетельства преступления. Но денег в чемодане не было. Где же они?

— Товарищ капитан, — прервал его размышления сотрудник Харьковской транспортной милиции. — Вас разыскивают из Запорожья. Подойдите к телефону.

— Эдик, ты? — спросил Виноградов.

— Я.

— Немедленно выезжай. К шести вечера ты должен быть здесь, в Запорожье. Понял?

— Ясно! Буду.

Легко сказать — буду! Но как попасть в Запорожье? Оказалось, билеты на самолет распроданы все до последнего — время летних отпусков.

Задача не из легких.

— Рад бы, душевно рад, — раздельно, с сочувствием в голосе, словно доктор капризному больному, разъяснял дежурный по аэропорту. — Но ведь ни одного свободного места...

— Я и постоять могу, — настаивал Айрапетов.

— А вы знаете, что такое лишний пассажир! — заволновался дежурный. — Это страшнейшее нарушение инструкции. Случится что, меня сразу под суд.

— Но мне нужно быть в Запорожье именно сегодня.

Дежурный снял фуражку, вытер капельки пота, выступившие на лбу.

— Это действительно очень нужно?

— Очень.

Дежурный в отчаянии махнул рукой:

— Ладно, пойдемте.

Подошли к самолету, уже готовившемуся к старту.

— Вот, ребята, — показал на Айрапетова дежурный. — Из милиции, срочно надо в Запорожье. Возьмете?

— Взять-то можно, да весь самолет загружен полностью, — нерешительно начал командир экипажа.

— Берите на мою ответственность.

— Ну, была не была! Отвечать — так всем. Садись, милиция.

Летчики помогли Айрапетову подняться по узкой лестнице, усадили в каком-то тесном закутке.

Не первый раз приходилось Айрапетову обращаться за помощью к незнакомым ему людям. Взять хотя бы ту дежурную телефонистку в Москве, которая выделила ему канал фототелеграфа, или вот эти летчики, дежурный по аэровокзалу. Все они могли бы, сославшись на правила, отказаться ему помочь, и никто бы не спросил с них за это. Но люди делали то, что выходило за рамки их служебных обязанностей. И в этом их стремлении помочь всем, чем необходимо, чувствовалось уважение к нелегкому труду милиционера.

Ровно без четверти шесть такси затормозило у подъезда отдела внутренних дел Запорожского горисполкома. Айрапетов бегом поднялся на второй этаж, ворвался в кабинет, который сейчас занимал Виноградов.

— Ну, что?

Еще перед отъездом Айрапетова в Киев его друзья несколько раз обсуждали вопрос о спрятанных Мацуевым деньгах. Тщательно осмотрели дом, двор, вскрыли пол в сарае. Нашли всего две тысячи рублей. Конечно, это далеко не все, что осталось у матерого жулика. Где же остальные? Почти к самому дому Мацуева подходил лес. Может быть, там? Вполне вероятно. И вот уже в течение нескольких дней за Надеждой Мацуевой, за домом неотступно наблюдали. И сегодня стало известно, что та со своей подругой решила отправиться ночью в лес. Зачем? Конечно, за деньгами.

Нужно предусмотреть тысячи мелочей. И наконец, все готово. В домике путевого обходчика на опушке леса наготове проводник с собакой. В лесу по наиболее возможному маршруту пути Мацуевой замаскировались работники милиции. Айрапетов сидит с наушниками рации на голове в кабине «газика».

Час ночи. Темнота. Не пропустить бы! Два часа ночи. Неужели еще не вышли? Три. Наверное, не придут.

— Первый, первый! — вдруг заговорил в наушниках приглушенный голос. — Я третий.

— Слушаю вас, третий.

— Прошли.

Тут же доложили со второго поста, третьего. Пора? Нет, еще рано. Еще чуть-чуть подождать. Две женщины вышли из лесу, подошли к дороге. Пора!

— Поехали.

«Газик» рванулся словно от сильного толчка. Мелькнул поворот, еще поворот. И вот свет фар выхватил из сумерек приближающегося рассвета две женские фигуры, отступившие к кювету. У одной из женщин в руках авоська. «Газик» тормозит. Айрапетов открывает на ходу дверцу и выскакивает.

— A-а, Надежда Дмитриевна! Что это вы в такую рань поднялись? Садитесь, подвезу, еще неровен час — обидит кто-нибудь. Устраивайтесь поудобнее. Давайте, сумочку подержу.

Помертвевшая от неожиданности и страха, Мацуева безвольно выпускает из рук сумочку. «Газик» разворачивается и мчится в город.

На столе — две стеклянные банки. Что внутри — разобрать невозможно.

— Что же там?

— Н-не знаю, — стуча зубами, шепчет Мацуева.

— Сейчас узнаем.

Снята плотно притертая крышка. Под ней горлышко банки залито смолой. Под смолой блеснула цинковая оболочка. Долой и ее! Наконец добрались и до содержимого банки. Плотно, так, что лишь с величайшим трудом можно вытащить, не повредив самой банки (все-таки вещественное доказательство), лежат свернутые в тугую трубку купюры.

— Понятые, прошу поближе.

Свидетели этой процедуры подходят к столу. На нем рассыпались сто- и пятидесятирублевые кредитки. Потом они тщательно пересчитываются и перекочевывают в простой фибровый чемодан ярко-желтого цвета.

Молоденькая стюардесса, одернув ладно сидящий жакет небесно-голубого цвета, выходит в салон.

— Наш самолет следует рейсом Запорожье — Москва на высоте семь тысяч метров. Температура в салоне плюс восемнадцать, за бортом — минус сорок градусов ниже нуля.

Стюардесса работает на линиях Гражданского воздушного флота уже два с половиной года. Сколько пассажиров ей пришлось повидать за это время! Она уже привыкла угадывать по жестам, манере сидеть, по обилию вещей или их отсутствию профессию, характер и даже биографию людей в креслах. Это стало своеобразной игрой, развлекающей в порой скучноватом рейсе.

— Ой, Люда, смотри — тот же пассажир. Помнишь? Мы так и не угадали, кто он.

— Точно, — соглашается напарница. — Только тогда он был озабоченный, сердитый, а теперь смеется. Ого, что это он чемодан свой не поставит в тамбуре?

Стюардесса решительно подходит к пассажиру, сидящему у окна. У него на коленях простой фибровый чемодан ярко-желтого цвета.

— Гражданин, поставьте чемодан в тамбур. Вам же неудобно.

Странный пассажир лишь крепче сжимает ручку чемодана и, улыбнувшись, отрицательно качает головой.

— Но ведь вы же нарушаете порядок!

Гражданин опять отрицательно качает головой. Стюардесса возмущенно проходит дальше.

Самолет заваливается на крыло и резко идет вниз. Мягкий толчок — и уже вырастает за окошками ажурное здание аэровокзала.

Пассажир с чемоданом выходит последним. К нему спешит человек в милицейской форме, прикладывает руку к козырьку, что-то докладывает. Странный пассажир отдает ему чемодан и потягивается, словно человек, сбросивший с плеч тяжелую ношу.

К трапу прямо по летному полю подлетает «Волга». Это тоже против правил...

Стюардессы переглядываются, улыбаются.

— Ну вот, Люда, поняла теперь, где он работает?

Призвание

Осенью ночи непроглядные, особенно в горах.

— Здесь, — прошептал проводник.

За едва различимым на фоне горы строением вверх уходила осыпь, кое-где покрытая кустарником. За нею все терялось в темноте.

— Группе блокирования занять исходную позицию, — негромко отдал команду майор Шония. — Преступников будем брать, когда в доме погаснет огонь.

Один за другим люди исчезали во тьме, словно таяли. Звякнуло оружие. Майор нахмурился. Он знал — те, кто был там, в доме, конечно же, не услышат, и все же...

Минутная стрелка на циферблате часов переползла через очередное деление. Теперь каждый из группы находился на своем, заранее назначенном месте, и из кольца преступникам уже не выбраться.

Пока все складывалось так, как и было намечено в райотделе. Основная группа захвата выдвинута вперед, ближе к дому. Резерв на месте.

За стеклами освещенного окна четверо особо опасных преступников. Майор знал: они вооружены.

На часах четверть первого. Шония еще раз перебирает в памяти события минувшего дня. О делах этой группы было известно давно. Знали, что вот-вот должны эти люди появиться в городе. Но уж больно они осторожны и по-звериному хитры. Их ждали, готовились к встрече. Но где и когда она состоится — оставалось неизвестным. И вот утром в десять часов получен сигнал. С этого самого часа время словно рванулось вперед. Нужно успеть отобрать людей, поставить перед каждым понятную и посильную задачу. Вникнуть во все детали предстоящего, оценить, предусмотреть все мелочи.

Теперь подготовка к захвату завершена. Но Шония еще раз придирчиво припоминает, анализирует каждый шаг. Разработанный усилиями многих людей, утвержденный им план операции вот сейчас, сию минуту станет реальностью. От его продуманности, обстоятельности во многом зависит судьба его подчиненных, успех всего дела. Он твердо знает — преступники не должны, не могут уйти. И все же чувство беспокойства не уходило, оно усиливалось.

Это была первая крупная операция, проходившая под его руководством. И теперь, в последние минуты, казалось, что нужно было иначе расставить людей, выбрать другие точки наблюдения. В общем, все сделать иначе, лучше.

Тогда еще Григорий Шония не знал, что и во второй, и в пятой, и десятой операции в самый последний момент будут приходить те же чувства, мучить те же мысли и сомнения.

Свет в доме погас. Нет, еще рано. Пусть те, четверо, улягутся, заснут. Следующий час из шестидесяти бесконечных минут был самым тяжелым и для майора, и для каждого участника операции. Всем хотелось одного — действовать. Пусть выстрелы, пули — но не темнота, не тишина и... ожидание.

— Начали!

По правилам Шония как старший начальник должен был оставаться около дома, откуда удобнее руководить всей группой. Но, с другой стороны, основная задача — захватить, обезвредить преступников. А это должно произойти там, в доме.

— Я на задержание, — сказал Шония своему заместителю. — Вы здесь за старшего!

Не слушая возражений, майор легкой тенью двинулся вперед. В двух шагах прорисовались массивные ворота усадьбы. Загородка, отходившая от них в обе стороны, была гораздо ниже, скорее плетень, чем забор.

И тут случилось непредвиденное — во дворе залилась исступленным лаем собака. Еще днем Шония знал, что у хозяев дома есть старый и ленивый пес, постоянно дремавший в сарае. Значит, не учли. Минута замешательства, и через забор переброшены бутерброды, прихваченные одним из сотрудников на ужин. Пес смолк, занявшись угощением. Путь свободен.

Участники операции рассыпались вокруг дома у забора. Пятеро сотрудников встали у двери.

— За мной! — подал команду Шония. Мгновенно сорвана с петель дверь. И сразу же еще одна неожиданность — у самого порога сбитая в комок кошма. Майор споткнулся. Тут же его обогнал лейтенант Микарадзе. В следующей комнате загрохотало. Это Микарадзе, обхватив руками одного из преступников, покатился с ним по полу. Шония перекинул через бедро второго, перехватил руку с пистолетом. Оглушительно грохнул выстрел. Тут же со звоном посыпались стекла — подоспели снаружи товарищи.

По комнате заметались лучи карманных фонариков. Все было кончено. Четверо полуодетых мужчин сидели на полу со связанными за спиной руками и ошалело глядели на нивесть откуда взявшихся сотрудников милиции. Оперативники осматривали кровати, перетряхивали одежду, собирая оружие: пистолеты, ножи, ружья.

Шония огляделся, пересчитал своих и радостно выдохнул:

— Все целы! Теперь порядок.

Это был его далеко не единственный экзамен на право называться милиционером. Не год и не два шел он к нему.

Сколько дорог открывается перед молодым, здоровым парнем, демобилизованным из армии? Позади десятилетка, служба в артиллерии. Принят в ряды КПСС. Какую же дорогу выбрать? Григорий Шония стал рабочим керамического завода. Профессия не из легких, под стать сталевару. Не зря и там и здесь производство называется горячим. Конечно, при желании можно было бы найти что-нибудь полегче. Родные советовали в институт. Предлагали поступить в какое-либо учреждение. Но труд канцеляриста не для него. А институт? Сначала нужно разобраться в самом себе, определить призвание.

Работая на комбинате, он понял, какую ценность представляет даже малая крупица редкого металла. Что там золото! Разве может дать оно глине прочность алмаза, заставить засиять ее яркостью, глубиной и чистотой радуги. Сырье для комбината везли отовсюду, иное за тысячи километров, а то и из-за границы. А ведь очень может быть, что вот этот серый, с мрачным блеском металл лежит где-то рядом, в горах.

Так родилась мечта. Потом были книги но геологии, минералогии, встречи с теми, кто «солнцу и ветру брат». Пришло решение: вот то самое главное, чему можно и нужно посвятить себя целиком и никогда о том не пожалеть.

На следующий год Григорий Шония стал студентом горно-геологического факультета Тбилисского политехнического института. Он знал цену каждой копейке из студенческой стипендии, заработка рабочего. Он знал: пришел в институт — учись. Это твой долг, обязанность. Иначе нельзя.

Но были в институте и такие, кто думал иначе. Появлялись они на лекциях от случая к случаю, чаще можно их было увидеть около ресторана или в институтском общежитии во время очередной попойки. Как правило, все это заканчивалось громким скандалом, с битьем посуды и вызовом милиции.

— Пора кончать с этим безобразием, — твердо сказал Шония на заседании факультетского бюро комсомола. Его поддержали. Отныне ответственность за охрану общественного порядка была возложена на заместителя секретаря институтского комитета ВЛКСМ студента второго курса Григория Шония.

Тогда еще только начинало входить в жизнь слово «народный дружинник». Не было еще значков с серпом и молотом, не было красных повязок. Но не в значке, не в звании было дело. Они были комсомольцами. Добровольно, без принуждения взялись за дело и навели порядок сначала в своем доме, а потом занялись и городом.

На улицах Тбилиси появились группы молодых людей с решительными лицами и не менее решительными действиями. Бездельники, околачивающиеся на проспекте Руставели, улице Плеханова, пристающие к прохожим, сразу присмирели. Молодые рабочие, студенты показали, кто является истинным хозяином на улицах. Для этих молодых ребят борьба за честь родного города не просто красивые слова. Для них это живая работа, которую надо делать сегодня, сейчас, своими собственными руками. Отряд добровольцев Политехнического института, охраняющий общественный порядок, стал лучшим. Его ставили в пример, ему подражали.

Как-то Шонию вызвали в горком комсомола. В кабинете первого секретаря были заведующие отделами, члены бюро. За столом сидел и начальник управления внутренних дел Тбилисского горисполкома. Первый секретарь, как бы оценивая, внимательно посмотрел на стоящего перед ним студента и без предисловий начал:

— Есть решение, Григорий, взять тебя на работу к нам, в горком.

— А как же учеба? Недолго ведь осталось!

— Нам очень нужен такой, как ты, человек, энергичный, молодой коммунист. Нужно активизировать работу оперативных комсомольских отрядов. А кто это сделает лучше тебя? Ну, а учиться можно и на вечернем отделении.

Есть такое емкое слово «надо». Шония научился понимать его смысл, еще когда был артиллеристом. Уважать это слово научила его жизнь, комсомол, партия.

Студент четвертого курса Политехнического института Григорий Шония стал инструктором горкома комсомола. Первейшая задача — организация городского штаба охраны общественного порядка. Были и другие заботы — оперативные комсомольские отряды, участие в работе идеологической комиссии, обязанности члена суда комсомольской чести. А права? У него было только одно право: организовать, зажечь людей энтузиазмом, убедить.

Особенно возмущали его те, кто считал, что хулиганов останавливать и воспитывать — обязанность милиции. К счастью, таких с каждым днем становилось все меньше. Для большинства же охрана правопорядка, живое участие в работе милиции становилось школой гражданственности, где постигались и ценились храбрость, верность дружбе, боевому товариществу. В этой школе полный курс обучения прошел и Григорий Шония.

Если сейчас его, работника милиции, спросить, что же особого запомнилось ему из той комсомольской поры его жизни, он ответит:

— Бакуриани!

Тогда здесь только что открылись спортивные и туристские комплексы, куда стремилась попасть молодежь со всех концов страны.

Чудесное место Бакуриани, сказочное — горы, леса, снега. Конечно, можно было бы направить сюда дополнительные силы милиции, оперативные группы. Но правильно ли это? Ведь хозяева здесь молодые люди, им и наводить порядок в своем хозяйстве. А милиция — это на самый крайний случай. Комсомольский оперативный отряд в Бакуриани возглавил Григорий Шония.

Создали комсомольские звенья, сплотили актив. Разумеется, не обходилось и без непосредственного вмешательства во всякого рода чрезвычайные происшествия.

Как-то ночью в штаб прибежал один из патрульных:

— В студенческом лагере устроили пьянку, пристают к девушке... — тяжело дыша, доложил он.

Через считанные минуты, которые потребовались газику, чтобы преодолеть два с половиной километра, оперативная группа из комсомольцев и сотрудников милиции была на месте.

Догнать и утихомирить, а потом доставить в помещение штаба пятерых хулиганов не составило большого труда. Но это было далеко не самым главным. Пропала девушка, на которую напали хулиганы, убежала в лес, в горы. А горы, да еще ночью, очень опасны, не прощают малейшей ошибки, не щадят слабого. По приказу командира поднялся весь оперативный комсомольский отряд. Только под утро нашли. Девушка окоченела от холода, совсем изнемогла от пережитого испуга. Помощь пришла вовремя.

Тогда еще раз убедился и запомнил на всю жизнь Григорий — утихомирить хулигана, обезвредить преступника еще далеко не все; нужно помочь потерпевшему, обеспечить его безопасность. Это — непреложный закон.

Потом был в жизни Григория Шония еще один поворот, наверное, самый важный и ответственный — бюро ЦК КП Грузии направило его, тогда уже заведующего орготделом Тбилисского горкома комсомола, на работу в органы внутренних дел.

Назначение, повернувшее по-новому всю его жизнь, не казалось такой уж большой неожиданностью, делом совсем незнакомым. Вот уже несколько лет он был тесно связан с милицией, получил представление о формах и методах ее деятельности. Но одно дело — видеть со стороны, а другое — стать профессионалом. Вот, например, профилактика. Перед комсомольскими оперативными отрядами, конечно, ставилась и эта задача, но решалась она в основном беседами. Направлялись письма в комсомольские организации. Провинившихся обсуждали на собраниях.

Необходимость докапываться до начала начал в каждом конкретном случае, искать, находить, а потом устранять причины антиобщественного поведения, видеть за каждым фактом явление — эту науку Шония постиг, уже работая в милиции.

...Каждый понедельник, в 10 часов, в райотделе начиналось оперативное совещание. Это стало незыблемым правилом прежде всего для самого начальника отдела.

Лишь однажды проходило оно без участия майора Шония — тогда он лежал в госпитале. В тот день совещание проходило как обычно. Короткие информации начальников отделений, скупые сообщения о выполненных заданиях. Обмен мнениями. Подведение итогов. Постановка задач. Здесь не поощрялось многословие. Не красноречием убеждали, а делом, фактами.

Всякое бывало в милицейской службе — и промашки, и ошибки. Но незаслуженных упреков начальник не делал никогда. Ни разу не повысил он голоса, не сказал грубого слова. Важно, по твердому убеждению Шония, чтобы провинившийся понял, в чем суть ошибки, и исправил ее.

Совещание длилось уже тридцать минут.

На этот раз дело, о котором подробно рассказывал начальник отдела одного из районов Тбилиси, казалось до смешного простым, вроде бы и говорить о нем было незачем.

Двое суток назад в ресторане «Дарьял» завязалась драка. Дежурный администратор позвонил в милицию. В райотдел доставили сильно пьяных парней. У многих на лицах расплылись синяки. Обычное хулиганство. Дело передано в суд: двое привлечены к уголовной ответственности, остальные — к административной. Вот и все.

Между тем майор назвал количество бутылок вина, поданных на стол официантом, привел мельчайшие детали, подробности развернувшихся событий. Видно было, что он не только изучил все протоколы и объяснения, но и сам побеседовал с участниками инцидента, свидетелями. Закончил он так:

— Спрашивается, почему я говорю об этом так подробно? А не кажется ли вам, что такие случаи слишком часто повторяются на территории района?

Была сформирована группа из наиболее опытных работников. Тщательно проанализировали мотивы драк и дебошей, действия администрации ресторана «Дарьял», официантов. Результатом явилась обширная информация в бюро Тбилисского горкома КП Грузии, представления в трест ресторанов, ректорам четырех институтов. Количество проявлений хулиганства в ресторанах и кафе резко пошло на убыль. Значит, включилась общественность. Меры приняты.

Многие тонкости своей новой профессии пришлось постигать коммунисту Шония. Партия и Советское правительство постоянно уделяют внимание совершенствованию деятельности милиции. Это заставляет по-новому смотреть на состояние дел, переосмысливать принципы ее работы. Милиция должна соответствовать сегодняшним условиям коммунистического строительства, быть высококультурной, профессионально грамотной. Что это означает на деле?

Конечно, большую роль играет техническое оснащение милицейской службы, широкое применение научных рекомендаций, совершенствование организационной структуры. И все же главное — люди.

Прежде всего необходимо было избавиться от балласта, от тех, кто не понял сущности новых требований, скомпрометировал себя в глазах людей.

В райотдел пришло немало молодежи, вчерашних рабочих, инженеров, выпускников вузов. Много было у них хороших качеств — задор, энергия, высокая общая культура, стремление приносить максимум пользы, нетерпимость к недостаткам, злу. Но не было у них опыта милицейской работы, той умудренности, что дает знание жизни. Значит, нужно было объединить в одно целое энтузиазм молодежи и рассудительность, хладнокровие старших, основанное на владении тонкостями мастерства. Нужно было создать сплоченный коллектив.

Многое здесь зависит от руководителя, его организаторских способностей. Шонии приходилось не только учить, направлять других, но и учиться самому. Шония, когда жизнь требовала решений в делах, еще мало освоенных, прежде всего советовался, да и сейчас советуется, и не только с руководителями служб, но и с рядовыми сотрудниками. И люди отнюдь не стали меньше уважать своего начальника. Наоборот, они чувствовали, что их опыт, знания нужны, им доверяют.

Пример начальника стал руководством для всех. В отделе общее правило: не знаешь — спроси. А отсюда уже только шаг до личной заинтересованности каждого за успех другого, всего коллектива в целом.

Учеба на конкретных делах, опыте старших, пополнение теоретических знаний, обогащение достижениями передовой научной мысли обязательны для работника милиции. Пример здесь подает начальник РОВД Орджоникидзевского райисполкома города Тбилиси майор Шония. Майор поступает на заочное отделение юридического факультета Тбилисского государственного университета. И для него это само собой разумеется. Раз работаешь в милиции — надо иметь высшее юридическое образование, то есть высшую профессиональную квалификацию.

Трудно? Очень трудно. Но так надо. И сотрудники здесь тоже следуют примеру начальника. Нет в городе другого отдела, где было бы столько студентов-заочников.

Людей в райотделе сплачивает, направляет партийная организация. Пожалуй, нет ни одного принципиального вопроса по организации служебной деятельности, который не обсуждался бы сообща коммунистами отдела. Единая целеустремленная позиция — повышение раскрываемости преступлений по горячим следам, профилактика нарушений общественного порядка, повышение эффективности наружной службы, подвижных милицейских групп — вот далеко не полный перечень вопросов, рассматриваемых коммунистами.

Коммунисты вскрывают недостатки, принимают рекомендации по улучшению работы.

— Не затрагивает ли это прерогативы начальника райотдела?

— Конечно, нет! — уверен Шония. — Партийное собрание не только мобилизует людей на решение задачи, но и позволяет любому руководителю найти наиболее эффективные пути для этого.

А взять вопросы дисциплинарной практики. Один из инспекторов уголовного розыска допустил серьезный дисциплинарный проступок — вовремя не принял мер по сообщению граждан о краже велосипеда.

На партийном бюро состоялся серьезный разговор. Речь шла не только об этом факте, но и о недостатках в характере товарища, его упущениях по службе. Все это заставило его по-новому взглянуть на себя, подействовало лучше любого самого строгого приказа. Сейчас этот инспектор — отличник службы.

Казалось бы, ничего особенного в деятельности коллектива райотдела, его руководителей и нет. Все делается, как и должно, в соответствии с приказами и инструкциями. Но именно это скрупулезное и точное исполнение всех требований позволяет действовать сложному милицейскому механизму с надежностью и четкостью выверенного хронометра. И не случайно показатели райотдела год от года становятся все более высокими.

...В Министерстве внутренних дел Грузии проходил слет молодых сотрудников милиции, многие из которых пришли туда по путевке комсомола. На нем выступал начальник отдела внутренних дел исполкома Орджоникидзевского района города Тбилиси майор милиции Г. Шония. Нет, назвать его молодым сотрудником нельзя — уже немало лет работает он в милиции, на его счету успехи, крупные операции. Пригласили его для того, чтобы поделился он своим опытом, рассказал о трудностях, которые пришлось преодолеть.

— Наша работа трудная, — подвел он итог своему выступлению. — Она требует полной отдачи сил, всей души человека, его способностей. Это не только профессия, это — призвание.

Командировка

В городе Свердловске было совершено исключительно дерзкое и опасное преступление. Преступники убили несколько человек, а чтобы скрыть следы, подожгли дом, где произошло убийство. Для помощи местным работникам уголовного розыска в Свердловск выехала группа сотрудников МУРа под руководством полковника милиции П. Благовидова. Шесть дней продолжалась эта командировка. Когда бригада вернулась в Москву, следом пришло письмо. В нем говорилось: «Сердечное спасибо вам, дорогие товарищи П. Благовидов, В. Чванов, Е. Калугин, В. Арапов, А. Благодатских, С. Марквичев, Т. Башаров, Ф. Светлов, К. Терентьев, В. Кривенко, за образцовое выполнение задания, дружескую помощь. Ваша работа многому нас научила. Мы с благодарностью переняли ваш опыт, который нам очень поможет в дальнейшем».

Поздней ночью в дежурной части одного из подразделений пожарной охраны Свердловска раздался сигнал тревоги. Бойцы вскакивали и, на ходу прилаживая широкие брезентовые пояса, защитные каски, рукавицы, сумки с кислородными приборами, исчезали в ночи. Все происходило как на обычной, ежедневной тренировке. Но это было не учение.

Считанные минуты — и вот уже по пустынным улицам на предельной скорости мчатся красные автомобили. В Свердловске, особенно по окраинам, еще немало деревянных домишек. Их со всех сторон теснят каменные громады многоэтажных домов. А домишки вросли в землю, тесно прижались друг к другу. И раньше случалось мчаться пожарным командам к одному из таких. Чуть не досмотрели жильцы за печкой или проводкой — и пожар. Не потуши его вовремя, и огонь может перекинуться на другие строения.

Дом в глубине двора на улице Крылова пылал жарко. В лучах прожекторов клубился и рвался вверх дым. Острые языки пламени лизали стены. Но вот уже секут огонь упругие струи, выталкиваемые из брандспойтов.

— Обеспечить спасение людей, — раздается усиленный мощным динамиком голос командира.

Один за другим исчезают в проемах окон бойцы. Врачи еще раз проверяют готовность своей сложной аппаратуры. А огонь уже сбит. Гаснет пламя. Дым, сейчас уже не черный, а белый, клубится, медленно тает. Теперь дом освещен только слепящими лучами прожекторов. Но где же жильцы?

К командиру подбегают бойцы, рапортуют:

— Очаг пожара ликвидирован. Людей нет.

И только в одном месте по-прежнему поднимается дым плотной шапкой.

— Там подпол. Сейчас исследуем, — докладывают пожарные.

Откинут тяжелый люк, дым повалил еще гуще. Один из бойцов рвет из сумки гофрированный шланг с загубником, надевает маску и кидается в белесую, клубящуюся муть.

Где-то внизу яркой звездочкой сияет огонек его нашлемного фонарика. Вот звездочка замерла на мгновенье. Тяжело, с натугой скрипят ступени лестницы. Боец поднимается, держа на руках чье-то тело.

— Там... еще... люди! — скинув маску, словно задыхаясь, говорит он. Туда вниз бросается еще несколько человек.

— Знаете, — подошел к командиру врач, — этот человек, которого только что вытащили, не задохся от дыма, не сгорел — он убит.

Тут же о случившемся было сообщено начальнику управления внутренних дел Свердловского облисполкома. Через десять минут к месту происшествия прибыли оперативные работники уголовного розыска, эксперт, помощник прокурора.

— Мы свое дело сделали, — прикладывая руку к козырьку фуражки, доложил командир пожарного отряда, — теперь действуйте.

Еще через полчаса сообщение об убийстве поступило в Москву.

День в здании на Петровке, 38, где расположено Московское управление уголовного розыска, начался как обычно. Те, кто работал ночью, собирались идти домой. По традиции они желали пришедшим коллегам — дня без происшествий. И таких дней в жизни Московского уголовного розыска действительно становилось все больше и больше.

Вообще в эти утренние часы в управлении собирается почти весь его состав. Руководители бригад, отделов вместе с оперативниками подводят итоги, намечают планы на день, изучают сводку о происшествиях, распределяют задания. Проходит час, и в кабинетах остаются только те, у кого дела в этот день связаны с оформлением различного рода документов, беседами с вызванными. Но таких немного. Рабочее место оперативника вне стен управления. Главная его задача — работа с людьми. И только поздним вечером вновь собираются все вместе, чтобы опять сообща сопоставлять, анализировать, думать и спорить.

Заговорил динамик селекторной связи:

— Товарищей Благовидова, Чванова, Калугина... — дальше называлось еще с добрый десяток фамилий, — к начальнику МУРа. Повторяю...

— Вот тебе и день без происшествий, — переговаривались сотрудники.

Теперь те, кто собирался на отдых, уже не торопились. Может быть, и они понадобятся. А то, что позади бессонная ночь, — ну что же, не первая и, конечно же, не последняя. Такая работа. Особенно настораживало то, что в кабинет начальника вызывались самые опытные, умелые товарищи. Значит, дело серьезное.

Приглашенные собрались быстро. Длинный кабинет с двумя полированными столами, поставленными буквой «Т». Огромный сейф с львиными головами, книжный шкаф, заполненный до отказа. Здесь только то, что необходимо для работы. Даже толстый ковер отнюдь не украшение обстановки — он глушит шаги, ведь лишний шум не позволяет сосредоточиться. На деревянной тумбе бюст Дзержинского.

Полковник Анатолий Иванович Волков резким кивком приветствовал каждого вошедшего, указывал ему место за длинным столом.

Трудно, очень трудно даже опытному физиономисту прочитать что-либо на лице полковника. Как всегда, он тщательно выбрит. Безукоризненно сидит на его плотной фигуре идеально отутюженный серый костюм. Глаза чуть вприщур. Ни следа волнения, озабоченности. И только речь полковника, чеканная, словно рубленая, выдавала — он взволнован.

Казалось, Анатолий Иванович слишком молод для должности начальника прославленного МУРа. Ведь в кресле хозяина этого кабинета до него сидели профессионалы высочайшей квалификации, замечательные организаторы, талантливые руководители, глубочайшие знатоки раскрытия преступлений, такие, как Александр Михайлович Урусов, Иван Васильевич Парфентьев, и другие. О них до сей поры рассказывают легенды. Это они возглавляли и направляли борьбу с организованной преступностью, под их руководством было покончено с ней навсегда. Нелегко быть достойным преемником опытнейших и заслуженных чекистов.

Но, как и они, полковник Волков прошел служебную лестницу с самой первой ступеньки. Сразу в первые послевоенные, тревожные для уголовного розыска годы пришел он в МУР рядовым оперативным сотрудником. Нагрузка на каждого в те дни была огромная. Справиться с ней было равно подвигу. А лейтенант Волков еще по дороге на работу задержит карманника, доставит в отделение хулигана. У этого человека был особый талант сыщика. Этому делу он посвятил всю свою жизнь.

Одни, говоря о начальнике МУРа, выделяли его склонность к анализу, другие — личную храбрость, вспоминали, когда он шел на задержание вооруженного бандита один на один и побеждал, третьи останавливались на его знании всего, что относилось к преступности. И все обязательно вспоминали его невероятное трудолюбие. Неизвестно никому, когда же этот человек отдыхает. Кажется, в любой день и час можно застать его на своем рабочем месте, поделиться сомнениями и тут же получить дружеский совет, заручиться поддержкой. Да, знал каждый из многочисленного и дружного коллектива муровцев — он достойный преемник старшего поколения, и кресло хозяина этого кабинета занимает по праву.

Волков говорил недолго:

— В Свердловске совершено необыкновенно дерзкое убийство. Помочь его раскрыть поручается вам. Мы понимаем трудность задачи — незнакомый город, незнакомые люди. Но задача должна быть решена в предельно краткий срок. Об ответственности говорить не буду. Здесь все ясно. Срок выезда — сегодня. Бригаду возглавит мой заместитель полковник Благовидов. Какие будут вопросы?..

Поезд шел к месту назначения — Свердловску. Позади остались степи и уютные леса российского запада. Теперь за зеркальными стеклами вагона мелькали холмы. И вслед за ними — кряжистые уральские горы, покрытые заснеженными остроконечными елями.

В коридор вышел подполковник Чванов. Странное зрелище представляет коридор спального вагона ночью. Он кажется ужасно длинным. По обе стороны светло-серые матовые стены, желтые полированные двери, днем то и дело открывающиеся, а сейчас задвинутые наглухо. Белые занавески слегка колышутся, хотя нет и малейшего дуновения ветерка. Кажется, что в вагоне никого нет. К ритмичному стуку колес привыкаешь, и ничто не нарушает безмолвия.

Впрочем, в коридоре Чванов был не один. Зажав в зубах погасшую папиросу, у окна стоял Благовидов. Он вглядывался в картину уральского пейзажа и... ничего не видел.

Чванов подошел к своему начальнику. Они совсем не походили друг на друга. Благовидов, с седыми висками, неторопливыми движениями, мягкой негромкой речью, скорее напоминал маститого ученого. Чванов, высокий, чуть сутулящийся, внешне — излишне суровый, но, пожалуй, нелегко найти во всем МУРе человека более отзывчивого, сострадательного к чужой беде. Да, они разные, у каждого свой стиль, метод работы. Но такое несходство отнюдь не мешало им работать вместе. Не в первый раз участвовали они в раскрытии самых сложных преступлений.

Свердловский вокзал, как и любой другой в большом городе, встретил москвичей шумом, суетой, сутолокой. Встречающих узнали сразу. Первое знакомство, первые рукопожатия. Свердловчане были приветливы, радушны. И все же чувствовалось во взглядах любопытство: ну, какие вы есть, товарищи муровцы? И еще, что гораздо важнее, читались на лицах встречающих озабоченность, тревога. Под глазами руководителей свердловской милиции полковников Емельянова, Орешина, майора Никифорова резко обозначились тени, прорисовались морщинки — сказывались волнение и заботы.

— Представляю, как приходится, — подумал Благовидов. — Город-то взбудоражен. Наверное, и из высоких инстанций не раз на дню требуют отчета. Теперь будут требовать и с нас.

Каждому из бригады хотелось немедленно помочь, тут же включиться в общую работу.

За стеклами автомобилей промчались просторные проспекты, многоэтажные красавцы дома. Вот и гостиница. Зашли в заранее приготовленные номера, поставили портфели, чемоданы. Гостиница была современная, уютная. Дышащие жаром батареи, мягкие низкие кровати, застланные белоснежными простынями, — все располагало к отдыху, тем более что утро только начиналось. А по московскому времени вообще была еще ночь.

— Что же, отдыхайте с дороги. Вас ждать после обеда? — спросил начальник уголовного розыска Свердловской области, надевая шапку.

— Где уж там «после обеда», — усмехнулся Благовидов. — Поехали...

Место происшествия. Здесь уже побывали и оперативные работники, и следователи, и эксперты. Все, что полагается, сфотографировали, составили подробнейший протокол. Можно было посмотреть фотографии, прочитать описание. Но Благовидов знал, никакой пересказ, никакой, даже самый подробный, протокол не может заменить личных наблюдений. У человека, занимающегося расследованием, должно сложиться свое личное мнение, только оно одно может помочь восстановить картину минувших событий. В розыске очень ценится догадка, фантазия, но только собственный глаз видит мелочи. Только личный осмотр позволит воссоздать атмосферу преступления. А это уже прямой путь к преступнику.

Солнце словно не думало подниматься из-за горизонта. Наконец, развиднелось. По улице мела поземка, закручивая тугие полосы колючего снега.

Дом смотрел на улицу Крылова черными провалами окон с выбитыми стеклами. Стены лоснились бархатом сажи. Пол, подоконники покрылись толстыми натеками сероватого льда, снег густо припорошил половицы. Из-под него то здесь, то там выглядывали головешки.

— Ничего себе обстановочка, — присвистнул капитан Кривенко, — попробуй найди что-нибудь. Не так легко.

Конечно, оброненную впопыхах визитную карточку, письмо с адресом бандита или, скажем, пропуск с наклеенной фотографией здесь едва ли удастся найти, хотя бывало и такое. И все же, следы должны остаться. Какими бы опытными, изворотливыми, предусмотрительными ни были преступники, следы остаются всегда. Задача работников розыска разобраться в нагромождении предметов, деталей, отыскать то, что носит на себе следы преступления. Надо, наконец, — и это подчас самое трудное — правильно оценить, систематизировать эти следы.

Почему дом загорелся сразу со всех четырех углов? Даже не загорелся, а вспыхнул, как спичка. Об этом говорит заключение эксперта. Видимо, не обошлось без бензина или керосина.

— Правильно, — подтвердил начальник уголовного розыска. — Мы тоже об этом подумали. Вот, пожалуйста...

В углу валялась шестилитровая банка из-под керосина с погнутой ручкой. Как она сюда попала? Может быть, поставили хозяева? Но кто же держит керосин в комнате? Обычное место бидона — в сарае или в сенях.

— Бидон, скорее всего, принесли с собой посторонние, предположительно — преступники, — продолжал начальник уголовного розыска. — Мы выяснили у соседей: такого бидона не было. Керосин хранился в сарае в бутылях. Мы их нашли.

Итак, вот он первый след, первая зацепка. Бидон нужно заранее наполнить, пронести с собой более или менее продолжительный путь. Может быть, кто-нибудь видел человека с бидоном в часы, предшествовавшие убийству? Это обязательно нужно проверить.

— Кроме керосина, как утверждают эксперты, — рассказывал дальше начальник уголовного розыска, — при поджоге использовался и бензин. Думаем, что взяли его из бака мотоцикла, стоявшего в сарае.

Осмотрели и мотоцикл, и сарай. Чванов, копавшийся в моторе, выпрямился и удовлетворенно произнес:

— Посмотрите, товарищи!

Бензопровод мотоцикла был перерезан, краник бака открыт. Сделать это мог человек, знакомый с мотором. Другой пробил бы бак, благо в сарае всякого инструмента хватало, и дело с концом. Значит, по крайней мере один из преступников разбирается в мотоциклах. Скорее всего — он либо шофер, либо любитель, а может быть, — механик. Еще одна зацепка.

Поиск продолжался.

Нужно было до мельчайших подробностей восстановить картину преступления и того, что ему предшествовало.

— Кстати, где, по-вашему, произошло само убийство? — спросил Благовидов майора Никифорова, руководителя группы оперативных работников-свердловчан.

— Точно пока еще не установили. Предположения имеются.

В самом деле: в подвале, где были найдены трупы, крови почти не было, во всяком случае очень мало. А, судя по повреждениям на телах жертв, ее должно было быть гораздо больше. Работники милиции тщательно обследовали каждую половицу около люка в подвал, искали во дворе, соседней комнате и... ничего похожего на следы крови не нашли.

— Дом состоит из двух изолированных половин. Может быть, убивали в одной, а потом переносили в другую, — высказал предположение Иванов.

— Нелогично, — возразил Никифоров. — Зачем им было проделывать двойную работу. Ведь если так, то преступники должны были переходить с трупами через двор. А вдруг кто увидит!

— Не все определяется логикой, — заметил Благовидов. — Преступник порой поступает как раз ей вопреки. Давайте попробуем поискать на другой половине.

Сантиметр за сантиметром осмотрена и другая половина.

— Есть. Еще один люк! — крикнул подполковник Благодатских.

Сквозь полупрозрачный лед едва просвечивали контуры люка, такого же квадратного, как и в первой половине.

Через несколько минут лед был снят, каждая его горсть просеяна через пальцы. Люк откинут. В провал, пахнувший ледяным холодом, ощутимым даже здесь, на морозце, спустился Кривенко.

— Кровь, — показался из люка капитан. — Много крови. И еще вот что...

Кривенко протянул очищенный от кожуры полувысосанный апельсин. Один бок его был в крови. Значит, апельсин был брошен в подвал уже после убийства. В трех шагах от люка в лед вмерзли еще несколько кусков апельсиновой кожуры. Здесь стоял один из убийц. Хладнокровный, бывалый, исключительно жестокий преступник, по-видимому, рецидивист. Очистить и начать обсасывать апельсин в то время, когда рядом убивают... Да, скорее всего, это не новичок...

Поздно ночью в просторном кабинете начальника управления собрались все, кто занимался поиском. Вел совещание комиссар А. Я. Кудрявцев. Трудно было бы непривычному человеку определить, кто здесь из офицеров милиции старший по званию или должности. Каждый высказывал свое мнение, горячо отстаивал его, каждый, безусловно, уважал мнение другого. Благовидов, руководитель группы, говорил меньше других. Только иногда бросал короткие реплики, задавал вопросы. Страницы блокнота, лежащего перед ним, быстро заполнялись записями.

Итак, что же известно? С точностью до пятидесяти минут — время совершения преступления. Число убийц. Их было не менее трех.

Кое-что известно и о личности преступников. Один из них — исключительно циничный, хладнокровный человек. Он, видимо, главарь — сам не убивал, стоял в стороне. Кто-то из преступников имеет отношение к автомобилям или мотоциклам. Конечно, этого слишком мало, но какие-то гипотезы, версии строить можно.

— Не даст ли что-нибудь эта записка? — спросил полковник Орешин. — Наши товарищи еще при выезде на место нашли ее на заборе во время пожара.

По рукам пошла грязненькая, заляпанная картонка. Крупными печатными буквами на ней было накарябано: «Так будет с теми, кто против нас». До этого картонку тщательно исследовали, но отпечатков пальцев, впрочем, как и в других местах, обнаружить не удалось. Кстати, это еще раз подтверждало, что преступники не новички в своем деле.

— Думаю, что это сфабриковано специально. Хотят сбить нас, придать какую-то загадочную окраску обычной уголовщине, — подвел итог Благовидов. — Давайте думать дальше. Меня вот что настораживает. По всем данным о хозяине дома, его семья жила замкнуто. В гости, кроме дочери, никто не ходил. Ну, еще два, три человека — близкие друзья. По вечерам дверь всегда была на замке. Даже соседям она открывалась далеко не сразу и весьма неохотно. Как же в дом проникли убийцы?

— Может быть, все-таки родственники, знакомые?

— Это надо проверить.

— Телеграмма, перевод — в общем, почта. В качестве предлога, чтобы впустили.

— Ну, это вряд ли. Телеграммы разносят девушки.

— А если остальные спрятались?

У каждого своя версия, свое предположение. Одни отметались как несостоятельные, другие утверждались как возможные варианты для проверки. И все же Благовидов чувствовал: все это не то. Спрятаться перед дверью некуда — все просматривается. Какая же причина может показаться убедительной для нелюдимого, подозрительного человека, чтобы ночью открыть дверь?

Проверка? Пожалуй! Но кто может производить ее, да еще вечером, а то и ночью? Газ? Водопровод? Электричество? Маловероятно! А если паспортный режим? Кто это может сделать? Работники милиции, дружинники. Ведь бывали же в истории случаи, когда использовались и поддельные мандаты ЧК, и милицейская форма. Это обязательно надо проверить.

Если бы рассказ о раскрытии этого преступления ограничился только описанием действий сотрудников уголовного розыска Москвы и Свердловска, входящих в созданную оперативную бригаду, он был бы далеко не полным.

Сегодня преступление раскрывают не гении-одиночки, а огромный коллектив, состоящий из профессионалов. Им помогают дружинники, активисты, просто честные люди, которые всегда готовы прийти на помощь милиции, рассказать о своих сомнениях, подозрениях. Итак, один-два, ну пусть пять преступников — это с одной стороны. А с другой! Большое число людей. Поэтому исход дела предрешен, поэтому не существует преступлений, которые нельзя раскрыть.

И все же все сказанное не умаляет роли сотрудника уголовного розыска, следователя. Они организаторы, дирижеры огромного, сложнейшего оркестра. От их деловых, волевых, даже физических качеств во многом зависит успех дела.

Участковые обходили свои дома, предприятия. Беседовали с людьми. Еще и еще раз прикидывали: кто именно из живущих на их территории может представлять интерес в связи с убийством? Паспортисты и учетчицы проверяли десятки тысяч карточек, отмечали передвижение людей, которые по тем или иным причинам могли заинтересовать сыщиков. Внимательно проверяли водительские права, перевозочные документы сотрудники госавтоинспекции. Вглядывались в лица пассажиров работники транспортной милиции. И не только в самом Свердловске, но и во всей области, в соседних областях.

Координацией общих усилий управлений милиций исполкомов нескольких областей занимался прибывший специально для этого из Москвы заместитель начальника отдела уголовного розыска Главного управления милиции полковник милиции Ю. Я. Иванников. К нему-то и стекалась со всей территории РСФСР нужная информация. Общее руководство операцией осуществлял начальник Главного управления милиции РСФСР комиссар милиции 3-го ранга А. Я. Кудрявцев.

Сбор информации шел и в самом Свердловске. Скрупулезно выяснялось все, что хотя бы отдаленно могло иметь связь с преступлением или с теми, кто его совершил. Интересовала каждая драка, мельчайшее, на первый взгляд, совсем пустяшное происшествие. Скажем, слишком бурное застолье. Подрались двое пьяных — нужно иметь в виду. Заехал в ночь происшествия шофер за осевую линию — и это на заметку. Пропали ведра — необходимо запомнить.

Систематизировал всю эту огромную мозаику фактов подполковник Благодатских. Особое внимание обращалось, естественно, на то, что происходило в городе в день убийства, накануне или после него.

— Учтите, Павел Федорович, что во дворе дома пятнадцать по улице Советской кто-то срезал бельевую веревку. А ведь убитые были связаны именно бельевой веревкой. Может, этой самой? — На второй день доложил он руководителю бригады, кладя на стол груду папок с бесчисленными документами.

Минут через двадцать в кабинет вошла женщина в светлом кожушке, повязанная серым пушистым платком. По всему было видно, что в такую обстановку попала она впервые и особой радости от этого не испытывает.

Ей показали обрезки веревки, найденные на месте преступления, и два обрывка, оставшиеся на столбах.

— Ваша?

Женщина долго приглядывалась, несколько раз даже нагибалась к столу, но к обрывкам не притронулась. Очевидно, даже мысль об этом показалась бы ей дикой.

— Может, и моя, — неуверенно сказала она. — А может, и нет. Веревка она и есть веревка. Кто ж ее метит?

Помогли эксперты. Их заключение, едва уместившееся на добром десятке страниц, не оставляло сомнений: да, веревка была срезана со столбов во дворе дома на улице Советской.

На карте города появилась красная черта, соединявшая дом, где произошла трагедия, с двором со срезанной веревкой. Приблизительно этим путем шли убийцы.

— Будем искать тех, кто здесь шел, и тех, кто их видел, — на вечернем разборе сказал Кудрявцев.

Разумеется, это было только одно из направлений поисков.

Определяя возможные мотивы преступления, большинство сошлось на мнении: грабеж. Что еще оставалось? Месть. Сокрытие другого тяжкого преступления. Проверялось и это. Но все же наиболее вероятным оставалась корысть. Но чем старались завладеть убийцы? Какие ценности хранились в доме на улице Крылова?

Беседовали с десятками людей — родственниками, знакомыми, соседями. Приводили их в дом, просили показать, где, какие вещи видели. Сопоставлялись показания. До поры до времени все это приносило не так уж много проку. Но вот один из соседей при очередной беседе вспомнил.

— И как я мог забыть. Меня же сосед как-то просил проверить, не выиграла ли одна из его облигаций трехпроцентного займа. Дал целый список. Но ничего не выиграл. Я же тогда заходил в сберкассу.

— И где же список? — едва сдерживая волнение, спросил оперативник.

— Да вот куда-то положил.

— Поищите, пожалуйста. Это очень важно.

Через несколько минут чудом сохранившийся список был в руках сотрудника уголовного розыска. И уж, конечно, ценность его для всех, кто вел розыск, представлялась несоизмеримо огромной даже по сравнению с денежной стоимостью этих облигаций. А она была немалой.

Список размножили. Вскоре он лежал перед контролером каждой сберкассы города. Направлен он был и в соседние области. Во всех сберкассах установлены дежурства сотрудников милиции.

...Этот телефонный звонок был самый обычный, но разговор, который последовал за ним, заставил всех, кто о нем узнал, задуматься:

— В сберегательной кассе пытались сдать облигацию из числа интересующих вас. Сдатчик находится в кабинете заведующей.

Сообщение радовало — может быть, удастся теперь напасть на след преступников. Но каждого одолевали сомнения. С чего бы это преступникам, осторожным и, как видно, опытным, продавать облигации в те дни, когда их ищут, да еще в самом Свердловске. Маловероятно.

— Продавца облигации доставьте в управление, — приказал Благовидов. — По какому случаю, не говорите.

Провести первый допрос было поручено Благовидову и Чванову. И тот и другой понимали: слишком уж все это просто, не бывает так. Но вот облигация перед ними. Сомнений нет: и номер, и серия совпадают. Облигация не подделана, а самая что ни на есть настоящая. Новенькая, даже не перегнута, будто только что напечатанная.

На стул перед допрашивающими садится среднего роста худощавый человек, лет сорока пяти, с открытым, приветливым лицом.

Первые вопросы первого ознакомительного допроса всегда однотипны: имя, отчество, фамилия, год рождения, место работы... В общем, анкетные данные. Как будто ничего не значащая вещь. Большинство ответов можно взять и из паспорта. И тем не менее сотруднику милиции они дают многое. Прежде всего, сама манера отвечать, интонация, наконец, настроение. Все это помогает составить точное представление о личности допрашиваемого, его характере, даже о причастности к происшедшему.

По мере того как множились строки в протоколе, сомнения о возможной связи этого человека с преступниками все более возрастали. Инженер П. уже много лет работает на одном и том же заводе Свердловска, далеко известном не только по всей стране, но и за рубежом. Инженер занимается общественной работой, хороший спортсмен, отец трех детей, счастливый супруг.

Ему объясняют, что у служащих сберегательной кассы возникли сомнения в подлинности предъявленной им облигации. Нужно выяснить лишь несколько деталей, за что приносятся самые искренние извинения.

П. отвечает на все вопросы охотно, не задумываясь. Сам вперед не забегает, не лебезит, не юлит.

— Простите, — говорит, наконец, Благовидов. — Я попрошу подождать вас некоторое время в коридоре. Еще несколько формальностей.

— Конечно, я понимаю. Пожалуйста, подожду.

— Ну, что?.. — задумчиво протянул полковник. — Как мнение, Владимир Федорович?

— Пожалуй, не он. Но нужно проверить еще и еще раз. Неужели какое-то недоразумение?

На завод, где работал П., уже выехал майор Марквичев. Он побеседовал с руководством завода, секретарем парторганизации, сослуживцами П. Другой сотрудник за это время побывал на квартире инженера, поговорил с его женой, соседями. Мнение всех безоговорочно подтверждало первоначальный вывод: П. не преступник и никогда не был связан с кем-нибудь из них. Об этом же говорили и сведения о времяпрепровождении инженера в день и вечер убийства.

Все сведения приходилось добывать в самый кратчайший срок, с величайшей осторожностью и тактом. Нельзя задерживать здесь и одной лишней секунды невиновного человека, бросить хотя бы легчайшую тень на его честное имя.

И снова беседа с П.

— Скажите, как давно у вас эта облигация?

— Да уже лет пять. И вот чего я не могу понять — ведь покупал-то я ее не с рук, а в сберегательной кассе. Той самой, куда облигацию пошел сдавать. Деньги на новое пальто для девочки младшей понадобились.

Ниточка оборвалась. Последняя надежда рушилась, надежда на то, что эта облигация куплена на днях. Если бы так, можно было бы надеяться в конце концов выйти на того, кто ее продавал.

— Можете идти, товарищ, — Благовидов подписал пропуск. — Еще раз извините за беспокойство. Но сами понимаете — необходимость.

— Да нет, я ничего. Я понимаю. До свидания.

— Прощайте, — поправил его Чванов.

Кое-кому решение Благовидова показалось неправильным.

— Надо было все-таки хоть на сутки задержать инженера. Облигация-то, вот она. Да и не убыло бы ничего у инженера. Эка беда! А за это время все проверили бы досконально. Так было бы целесообразней.

— Никакая целесообразность не может оправдать нарушения социалистической законности, — возразил Благовидов.

И все-таки, в чем же дело? Неужели ошибка в записях? Если нет, то может ли совпасть серия и номер двух разных облигаций? Срочно направили запрос в Государственный банк СССР. Так же срочно пришел ответ.

Оказалось, что может. Только в таком случае облигации имеют разные купоны. Правда, вероятность такого совпадения, тем более в одном городе, ничтожно мала. И тем не менее она, как оказалось, возможна.

Так и не узнал инженер П., в каком страшном деле его могли заподозрить. Не узнали ни его сослуживцы, ни родственники.

Итак, неудача. Но ведь весь поиск и состоит из таких вот неудач. Просто одно из направлений оказалось ложным. Значит, нужно идти другим путем.

Утром того же дня во двор многоэтажного здания, что на Советской улице, зашел прохожий. Самодельная шайба, пущенная рукой центра нападения дворовой команды, попала ему под ноги. Короткий удар — и шайба снова у нападающего. Это покорило мальчишек сразу же, нужно быть настоящим спортсменом, чтобы ударить так точно сходу. Еще через несколько минут ребятам казалось, что они уже давным-давно знают этого невысокого человека со смешливыми искорками в глазах.

Когда закончилось детальное обсуждение перспектив сборной двора на призовое место в районном первенстве, оказалось, что симпатичный прохожий знает нескольких игроков сборной Союза. Потом разговор зашел вообще о делах, к хоккею непосредственного отношения не имеющих, но тем не менее довольно интересных.

— У нас недавно в соседнем дворе милиция была, — сообщил самый младший хоккеист. — Веревку со столбов сняли и с собой увезли. И зачем им веревка?

— И не веревку вовсе, — тут же поправил другой, постарше. По всему было видно — он не только капитан сборной двора, но и вообще самый авторитетный среди ребят товарищ. — Только кусочки, а саму веревку жулики унесли. Вон, Сережка сам видел, как уносили.

— Это какой Сережка? Из четвертого подъезда, что ли?

— Нет, с третьего. Со второго этажа.

Дверь майору Светлову, а им-то и оказался прохожий «спортсмен», открыл вихрастый паренек, с озорными, любопытными глазами.

— Здравствуйте. Вам кого? — вежливо поинтересовался он. — Мама скоро придет. Папа на работе.

— Это хорошо, что скоро придет мама. Подождем. Но мне не только с ней, но и с тобой поговорить надо. Можно? Тебя ведь Сережей зовут?

— Ага. А что такое? Я ведь... — видимо, Сереже припомнилось разбитое вчера во время матча стекло, а может, еще какое-нибудь прегрешение.

— Ничего, ничего, — доброжелательно успокоил его неожиданный гость. — Ты парень взрослый, и поэтому буду говорить с тобой прямо. Я из уголовного розыска. Ты нам сможешь очень помочь. Нас интересуют те самые жулики, которые срезали веревку во дворе...

Еще через четверть часа черная «Волга», прокатиться на которой мечтал Сережа, увозила его с взволнованной мамой. Машина затормозила у подъезда дома, где расположен тот самый таинственный уголовный розыск, о котором Сережа столько читал. Больше всего сейчас ему хотелось, чтобы двое или хотя бы один из его знакомых видели, как он входит в подъезд.

Вечером все сотрудники уголовного розыска были в сборе. Один за другим они сообщали о результатах дня. Благовидов сосредоточенно вычеркивал из блокнота отработанные версии, линии поиска. Их становилось все меньше. Значит, круг сужался.

Фотографию одного из подозреваемых и опознал Сережа с улицы Советской.

— Это Герман Патрушев, — докладывал на совещании начальник Свердловского уголовного розыска. — Подозревался и ранее в грабеже и краже. Но доказательств не было. Хитер, осторожен, изворотлив. Имеет близкие знакомства с ранее судимыми. Сейчас учится на курсах шоферов.

Особое внимание всех присутствовавших привлекло то, что особенно тесно Патрушев был связан с Владимиром и Георгием Коровиными, Арнольдом Щекалевым. Все трое были судимы. Однако урока из прошлого, по всему видно, не извлекли. Каждый из них работал от случая к случаю, больше для того, чтобы не привлекать к себе внимания участкового. Заработков от такой «трудовой деятельности» было немного, а пьянствовала вся компания частенько, да и по другим данным в расходах не стеснялась.

— Хочу подчеркнуть, — сказал начальник уголовного розыска в заключение, — со дня происшествия на улице Крылова эта троица друг с другом не встречалась. Почему такое резкое изменение в привычках? Да и мальчик одного из них опознал. Весьма убедительно для подозрения. И все же окончательное решение принять нельзя. Маловато данных. Будем работать.

Этой ночью спать не пришлось. Каждый полученный факт проверялся и перепроверялся. И здесь действовал железный принцип — всякое сомнение толкуется в пользу подозреваемого. Но сомнений оставалось все меньше и меньше. Достали образцы почерка всей четверки. Сравнили их с тем, который значился на записке, приколотой на заборе. Вывод экспертизы был единодушным: записка, снятая с забора дома на улице Крылова, и письмо, заканчивавшееся подписью «Г. Патрушев», написаны одной и той же рукой.

Принимается решение: задержать всех четверых. Всю операцию произвести одновременно. И сразу же сделать обыски с тем, чтобы найти и изъять похищенные ценности, орудия преступления, доказательства вины каждого.

Группу по захвату Патрушева возглавил начальник уголовного розыска г. Свердловска Н. Муратов. В нее вошли Ю. Иванников, В. Чванов, В. Кривенко и другие.

Задержать преступника, убийцу, которому терять уже абсолютно нечего, — дело нелегкое и опасное. И не только для тех, кто задерживает, но и для тех, кто может оказаться рядом. Значит, нужно свести элемент риска до минимума, рассчитать, спланировать все так, чтобы во время задержания рядом не было посторонних.

Операция разрабатывалась тщательно. Вроде бы, все учтено. И все же, как это часто бывает, предусмотреть все оказалось невозможно...

На второй этаж, где жил Патрушев, поднялись несколько человек, встали у двери. Участковый нажал кнопку звонка. Мало ли у участкового забот — проверить паспортные правила, просто поговорить по душам с тем же Патрушевым, благо не в первый раз. Еще звонок. За дверью раздаются шаркающие шаги домашних шлепанцев без задников.

— Кто там?

— Участковый. Откройте, пожалуйста.

Дверь приоткрылась. Кто-то там за дверью рассмотрел в темноте серебряные погоны участкового. Загремела цепочка. Дверь открылась.

Увидев не одного участкового, а сразу несколько решительных людей в штатских пальто, женщина растерялась.

— Кого вам нужно? Кто вы?

— Пожалуйста, тише. Милиция. Где Патрушев?

— Так он же не здесь, он напротив живет. Вон там! — и она показала на одну из дверей, выходящих на лестничную площадку. Дверь закрылась, а потом медленно, почти бесшумно приоткрылась снова. Хозяйка квартиры, куда чуть не ворвались по ошибке, была от природы любопытна до крайности. Ей хотелось не только все услышать, но и увидеть, выяснить до мельчайших подробностей, зачем пожаловала сюда милиция.

Чванов с чувством показал кулак участковому. Тот сокрушенно развел руками: от волнения спутал дверь, а ведь приходилось заходить в нее не раз и не два.

— Нейтрализуйте эту любопытную, — шепотом приказал подполковник.

Как ни осторожно действовали сотрудники милиции, но карты были спутаны. Если преступник услышал шум, он настороже. Правда, уйти ему некуда, дом блокирован, но сопротивляться он будет до конца. И уж во всяком случае дверь не откроет. По знаку начальника один из оперативников достал из кармана связку ключей. Несколько секунд — и замок открылся. В коридор выходило несколько дверей. Одна из них, стеклянная, в самой глубине, ярко освещена. Сквозь нее вырисовывался четкий силуэт коренастого, широкоплечего мужчины.

— Он! — шепотом выдохнул участковый. — Точно — он!

К двери рванулся Кривенко, но его удержала рука Чванова. Капитан остановился, отступил в сторону. Ничего не поделаешь, так уж принято в МУРе, чтобы впереди шел старший по должности, по званию.

Звякнув рассыпавшимися по полу стеклами, дверь в кухню распахнулась. Мужчина в майке схватил с плиты исходящий паром чайник. Конечно, это не пистолет, но все же три литра крутого кипятка — вещь малоприятная. Но убийца не успел, чайник отлетел в сторону. Руки заломлены за спину. С сухим щелчком замкнулись наручники.

— Гражданин Патрушев, вы задержаны...

В тот час в другом районе города из деревянного двухэтажного дома вышел с ведрами человек. В доме водопровода не было, и приходилось ходить к водоразборной колонке, благо расположена она была поблизости. Мужчина поглядел по сторонам, в переулке никого не видно. Подошел к колонке, повесил на крюк ведро, надавил тугую рукоятку. Одно ведро наполнено, другое... Можно и домой. Но не успел он сделать и трех шагов, как к нему подскочили двое. Покатились ведра. Руки зажаты как в железных тисках.

— Гражданин Коровин, пройдите с нами. Сопротивляться не советуем.

Тогда же были задержаны и все остальные. Без шума, без сопротивления. Они бы и шумели, и сопротивлялись, и убивали, но только вот возможности для этого у них больше не было.

— Сработано неплохо, — подвел итог операции комиссар Кудрявцев.

Задержание состоялось, а работа по изобличению убийц только началась. Провести допрос было поручено Ю. Иванникову и В. Чванову. Чванов размял в руках сигарету, еще и еще раз пролистал плотную папку бумаг. Сейчас они встретятся с человеком, о котором столько пришлось думать за последнее время, представлять его голос, внешность, манеры. Они уже многое знают о нем. Но еще не все. Предстоит выяснить мотивы, причины преступления, каждую мельчайшую подробность. К поединку готовилась вся бригада. Спорили, вырабатывали оптимальный вариант, наилучшую тактику допроса.

Чванов отбросил незажженную сигарету, снял телефонную трубку:

— Приведите задержанного.

Вот он, убийца. Хитрый, изворотливый враг. Глаза наполнены лютой ненавистью. Патрушев опустил веки, взгляд его сделался тусклым, безразличным. Преступник явно хотел показать, что ему все неинтересно, что он спокоен, уверен в себе. Но руки не подчинялись ему. Они предательски дрожали, пальцы подергивались, словно искали что-то... Поймав внимательный взгляд сотрудника милиции, Патрушев спрятал руки за спину.

— Садитесь. Предлагать вам признаться во всем, чистосердечно раскаяться и помочь расследованию, как я понимаю, бессмысленно. Не так ли?

Патрушев демонстративно отвернулся.

— Что ж, начнем по порядку. Итак, в известный вам и нам день, а точнее вечер, вы своих друзей не видели. В доме на улице Крылова не бывали и, естественно, никого там и пальцем не тронули. Вы ничего не знаете.

— Конечно.

— Допустим. Тогда поясните вот что...

На газетном столике лежал какой-то предмет, накрытый серым полотном.

— Узнаете? — Иванников сдернул покрывало. Под ним — керосиновый бидон с погнутой ручкой. Патрушев зажмурил глаза.

— Ваши соседи, мать, сестра опознали его вот по этой ручке. Он найден в доме на улице Крылова. Как он туда попал?

Иванников подходит к столу, теперь уже письменному, садится в кресло, открывает ящик. Одна рука в ящике, пальцем другой он манит к себе Патрушева:

— Подойдите.

Иванников достает из ящика пачку облигаций, раскрывает их, как колоду карт, приближает их к глазам Патрушева, чтобы тот мог видеть их номера и серии.

— Вы видели их? Если нет, то каким образом они очутились в вашем сарае под дровами. Кстати, вот протокол обыска. Можете ознакомиться. Не хотите? Не надо. А ведь раньше эти облигации принадлежали убитым в том самом доме на улице Крылова, в котором, по вашему утверждению, вы никогда не бывали. Пойдем дальше...

Патрушев ошеломлен, он старается сосредоточиться, вывернуться. Но появляются все новые вещи — те самые бесспорные свидетели, которые не оставляют ни малейшей лазейки. И ни малейшей надежды...

На стол ложится красная дерматиновая книжечка, поддельное удостоверение, благодаря которому Патрушев и его сообщники проникли в дом. Следом — брюки с обожженными манжетами, кастет, обломок ножа.

— И все это ваше, Патрушев. Посмотрите! А об этом мы поговорим позже, — Чванов сдернул газету, прикрывающую что-то на письменном столе. Блеснул пистолет «ТТ». — Хватит? Будете говорить?

Патрушев понимает, что это конец. И он начинает говорить, торопливо захлебываясь от смертного ужаса. Рассказывает, как готовилось преступление, как убивали. Подробно, обстоятельно. Но сейчас он старается все валить на других...

— Скажите, меня расстреляют? Да? Я же все рассказал!

— А что бы изменилось, если бы вы молчали? — Иванников показывает на предметы, лежащие на столе, похлопывает по толстой папке с бумагами. — Судьбу вашу решит суд. Но, думаю, смягчающих обстоятельств он не найдет.

И тут допрашиваемый завыл, как воет матерый волк, попавший в капкан. Чванов вызвал конвой.

В тот же день сознались остальные трое.

Некогда Патрушев, отсидев в колонии положенный за разбойное нападение срок, вернулся в Свердловск. Ему помогли выбрать хорошую специальность, дали направление в школу шоферов. Сделано было все, чтобы оступившийся человек понял — его дальнейшая судьба в его собственных руках. И он выбрал свой путь. Деньги, деньги, неважно каким путем, лишь бы побольше и без особых трудов. Они нужны на водку, пьяный разгул — на все то, что считал Патрушев «красивой» жизнью. Так же думали и братья Коровины, Арнольд Щекалев. Эти четверо были знакомы и раньше, а теперь сошлись еще ближе, стали неразлучными. Вместе пили, вместе опохмелялись. Однажды обсуждали очередной финансовый кризис.

— А ведь есть же в нашем городе люди, у которых денег куры не клюют. Копят, копят, а какая им польза от тех денег? Вот бы нам их. Или опять же кассу магазина или там банк взять, — мечтательно произнес Патрушев.

— Оно верно, — поддержал Щекалев. — только с госимуществом сейчас ой как строго. Лучше уж так: деньги ваши — стали наши.

— Чтобы солидно все было, — вмешался один из братьев Коровиных, — не мешало бы пушку завести. С ней надежней. А там хоть гоп-стоп, хоть сберкасса или банк.

Планы обсуждались не раз и не два, пока твердо решили: сначала завладеть оружием, а потом уже наметить место грабежа. На мелочи не размениваться. Но ведь пистолет в магазине не купишь, не украдешь.

Ночью в городском саду убили ударом ножа в спину постового милиционера, забрали пистолет. И вот банда готова к новым преступлениям. Оставалось наметить подходящий объект.

— Ох, этот Шамес, ну и жмот! — услышал как-то Щекалев на колхозном рынке. — Сам в палатке утильсырья сидит, деньги лопатой гребет, а мне за починку едва рубль отвалил.

...Поздним зимним вечером в дом на улице Крылова, где жил палаточник Шамес, громко постучали.

— Кто там? — спросил хозяин, приоткрыв дверь, но не снимая цепочки.

— Дружинники! — ответили из-за двери. — Проверяем соблюдение паспортных правил. У вас не проживают посторонние?

Стоявший впереди протянул красную книжечку.

— Посторонних нет.

— Посмотрим.

Хозяин открыл дверь и увидел смотрящее на него дуло пистолета.

— Тихо!

Через несколько минут все находившиеся в доме были накрепко связаны.

— Где деньги?

В доме нашлось всего около четырехсот рублей. Еще на три тысячи облигаций.

— Мало. Где деньги?

Не выдержав побоев, умерла жена хозяина дома. Тогда преступники решили добить всех остальных, чтобы не оставлять свидетелей. Дом подожгли.

Суд приговорил всех подсудимых к исключительной мере наказания — расстрелу. Приговор приведен в исполнение.

Итак, сложнейшее уголовное дело раскрыто в короткий промежуток времени. Трудно оценить, да и не в этом суть, чья доля в общем успехе большая — работников ли Свердловского или Московского уголовного розыска. Еще до приезда москвичей была проведена огромная работа, не прекращавшаяся ни на минуту. К ней подключились все без исключения службы и подразделения милиции. Свою лепту внесли сотни добровольных помощников — народные дружинники, активисты, общественники.

Конечно, можно говорить о возросшем мастерстве милиции в целом, о применении научно-технических средств. Можно вспомнить и об отдельных просчетах. Именно они потом изучались особенно тщательно. Ошибки не должны повторяться.

И все же главное в другом. Ни огонь, который, как надеялись преступники, скроет все следы, ни другие ухищрения — ничто не помогло и не поможет впредь. Каждое преступление должно быть и будет раскрыто. В этом главный смысл работы милиции.