Трудные родители

Комната Ивонны, слева, на втором плане, 2 дверь в комнату Леони. На первом плане слева — кресло и туалетный столик. В глубине сцены слева — дверь, ведущая в остальные комнаты квартиры. Справа в глубине — дверь в ванную комнату, видно, что это очень чистое, очень светлое помещение. На втором плане справа — дверь в переднюю. На первом плане справа — очень широкая кровать, на которой в беспорядке разбросаны меха, шали и т. п. В ногах кровати стул. В центре, в глубине, — шифоньерка.

Возле кровати столик с лампой. Посреди комнаты люстра, она не зажжена. Там и сям валяются ночные халаты.

Окна подразумеваются в воображаемой стен, обращенной к зрителю. Из них падает мрачный свет — отблеск дома напротив. В комнате полумрак.

Сцена первая

Жорж, затем Леони, затем Ивонна.

Когда поднимается занавес, Жорж бежит из ванной комнаты к двери Леони. Он стучится в нее и кричит.

Жорж. Лео! Лео! Скорей… скорей! Где ты?

Голос Леони. Что, Мишель объявился?

Жорж (кричит). Сейчас не до Мишеля! Скорей!

Леони (открывает дверь, входит, надевая на ходу очень элегантный халат). В чем дело?

Жорж. Ивонна отравилась.

Леони (поражена). Что?..

Жорж. Инсулином… она, очевидно, наполнила шприц до отказа.

Леони. Где она?

Жорж. Здесь… В ванной комнате.

Распахнув полуоткрытую дверь, из ванной комнаты выходит Ивонна. Она в мохнатом халате, бледная — еле держится на ногах.

Леони. Ивонна… Что ты натворила? (Бежит к ней, подхватывает ее.) Скажи что-нибудь. Говори же… Отвечай…

Ивонна (еле слышно). Сахар.

Жорж. Я сейчас позвоню в клинику, но сегодня воскресенье и, конечно, никого не будет.

Леони. Никуда не бегай. Вы все потеряли голову… Хорошо еще, что я здесь. (Укладывает Ивонну на кровать.) Принеси из ванной стакан воды с сахаром и не стой как истукан.

Жорж. Боже мой! (Входит в ванную комнату и возвращается со стаканом воду.)

Леони (взяв стакан, Ивонне). Пей… Ну попробуй, заставь себя… Не напрягайся, возьми себя в руки. Не можешь ведь ты умереть, не увидев Мишеля.

Ивонна приподнимется и пьет.

Жорж. Что я за дурак. Не будь тебя, Лео, она бы умерла. Я бы дал ей умереть, так ничего не поняв.

Леони. Неужели ты забыл, что инсулин без сахара может привести к смерти?

Жорж. Я не забыл, Лео, но, когда я увидел Ивонну… Она сидела так, что ее голова была опущена на край умывальника… Мне показалось, что она умирает. О сахаре я и не подумал.

Леони (Ивонне). Как ты себя чувствуешь?

Ивонна (очень тихо). Сахар действует мгновенно. Мне лучше. Простите меня. Я вела себя глупо…

Жорж. Как сейчас помню слова профессора: «Главное, не берите тот сахар, которым вы обычно пользуетесь. Он редко бывает настоящий. Покупайте тростниковый сахар». Стакан всегда приготовлен, сахар разведен.

Ивонна (более твердым голосом). Я сама виновата.

Леони. Боюсь я этого инсулина. Ведь ты же сумасшедшая..

Ивонна (выпрямляясь, с улыбкой). Сегодня я была чуть-чуть более сумасшедшей, чем обычно…

Жорж. Это и обмануло меня.

Ивонна. А вот Лео совсем не сумасшедшая. Она понимает, что я не сделала бы такого сюрприза Мику…

Жорж. Он не так обязателен, как ты. А вот почему ты не взяла сахар?

Ивонна. Уф! (К Лео.) Спасибо, Лео. (Приподнимаясь.) Вот как это произошло. Было пять часов. Я в это время всегда делаю впрыскивание. Я решила, что это займет меня. Только сделала укол, как мне послышалось, будто лифт остановился на нашей площадке. Я бросилась в переднюю, — оказалось ошибка. Когда я вернулась в ванную, То чуть не потеряла сознание. И была не в состоянии поднять руку и взять стакан. Просто чудо, что зашел Жорж!

Жорж. Вот именно, чудо! Я подумал, не заснула ли ты.

Леони. Опять вы со своими чудесами… Ты замечтался за работой… В это время пробило пять часов. Услышав бой часов, но все еще погруженный в мечты, ты направился в комнату Ивонны спросить, не забыла ил она сделать укол.

Жорж. Возможно, что и так. Тебе виднее. Мне казалось, что я зашел к Ивонне случайно…

Ивонна. Твой приход был чудом, дорогой Жорж. Пусть наш Фома Неверный говорит что хочет.

Жорж. И не будь Лео…

Ивонна (совсем оправившись, смеется). Не будь вас обоих, я могла бы отплатить бóльшим злом за малое зло…

Жорж. Нет, Ивонна, за большее зло! Факт остается фактом: вчера вечером Мишель не пришел домой. Мишель не ночевал дома. Мишель ничего не дал о себе знать. Мишелю известен твой характер. Он должен понимать, в каком ты можешь быть состоянии… Ты забыла о сахаре, потому что у тебя нервы напряжены до предела. Это чудовищно.

Ивонна. Только бы с ним не случилось ничего дурного. По воскресеньям никогда никого не найдешь. Возможно, кто-нибудь из его товарищей не решается нам позвонить, сообщить нам о происшедшем.

Жорж. О серьезных вещах узнают немедленно, Ивонна. Нет, нет. Это не-ве-ро-ятно! (Он произносит это слово по слогам и как бы ставя его в кавычки.)

Ивонна. Но где он может быть? Где?

Леони. Послушай, Ивоннна, после такого потрясения постарайся не волноваться. Не надо ее тревожить, Жорж. Иди продолжай заниматься, если ты нам понадобишься, я позову.

Ивонна. Попробуй заняться…

Жорж (направляясь к двери, расположенной в глубине сцены, слева). Я делаю расчет. Считаю, считаю, ошибаюсь и все начинаю снова. (Уходит.)

Сцена вторая

Ивонна, Леони.

Ивонна. Но где он пропадал всю ночь, Лео? Неужели этот ребенок не понимает, что я схожу с ума?.. Почему он не звонит? Неужели, в конце концов, так трудно позвонить?

Леони. Как сказать? Такие чистые, нетронутые, неопытные существа, как Мишель, не могут пользоваться телефоном, если нужно лгать.

Ивонна. А зачем Мику лгать?

Леони. Одно из двух: либо у него не хватает смелости вернуться домой или позвонить, либо он себя чувствует так хорошо там, где сейчас, что ему даже в голову не приходит мысль о возвращении или телефонном звонке. Так или иначе — он что-то скрывает.

Ивонна. Я знаю Мика. Не тебе объяснять мне его характер. Забыть вернуться домой — разве это мыслимо! Если же он не решается позвонить… Может быть, он в смертельной опасности. Может быть, он лишен возможности позвонить.

Леони. Послушай, мы же не на киносъемке! Всегда найдется возможность поговорить по телефону. Мишель может позвонить, но не хочет.

Ивонна. Ты сегодня с самого утра какая-то странная. Слишком спокойная. Ты что-то знаешь.

Леони. Ничего не знаю, но в чем-то уверена. Это не одно и то же.

Ивонна. В чем же ты уверена?

Леони. К чему говорить тебе? Это бесполезно. Ты все равно не поверишь, только воскликнешь: «Это не-ве-ро-ятно». Просто невероятно, до чего вы все за последнее время пристрастились к этому слову.

Ивонна. Мишель постоянно так говорит, не правда ли?

Леони. Возможно. Но бывает, что, залетев откуда-то со стороны, слово остается в семье. Это ваше выражение «не-ве-ро-ятно» чем-то сильно напоминает краденого ребенка. Не понимаю, откуда взялось это словечко? Очень бы хотелось знать, откуда?!

Ивонна (смеясь). Что ж удивительного, если маньяки, сумасшедшие, цыгане, похитители детей, семя, живущая табором…

Леони. Ты в шутку повторяешь мои слова о том, что вы живете цыганским табором. Но ведь это правда. И я не изменила своего мнения. Точно так же верно и то, что вы сумасшедшие!

Ивонна. Дом наш — цыганская кибитка, согласна. Мы сумасшедшие — согласна. А кто в этом виноват?

Леони. Сейчас ты опять извлечешь на свет божий дедушку!

Ивонна. Собиравшего точки с запятыми. Он подсчитывал точки с запятой у Бальзака. Он говорил: «Я набрал в таком-то шедевре тридцать семь тысяч точек с запятой». А потом ему казалось, что он ошибся, и он начинал считать сначала. Только в то время не говорили: «сумасшедший». Говорили: «маньяк». В наши дни при желании всех можно было бы причислить к сумасшедшим.

Леони. Допустим, что вы все маньяки. Это ты признаешь?

Ивонна. А ведь ты тоже маньяк в своем роде.

Леони. Возможно… Моя мания — порядок, ваша — беспорядок. Ты отлично знаешь, почему наш дядя именно мне завещал свое очень скромное состояние. Он знал, что я буду вас содержать.

Ивонна. Леони!

Леони. Не обижайся. Я никого ни в чем не виню. Никто больше меня не восторгается Жоржем. Я счастлива, что это наследство позволяет ему продолжать его изыскания.

Ивонна. Каким образом ты… ты! Можешь принимать всерьез его изыскания… просто уму непостижимо… Вот, Жорж, если хочешь, идеальный образец маньяка. Усовершенствовать подводное ружье системы «Ле Приер»! В его годы! Между нами говоря, разве это не смешно?

Леони. Жорж — ребенок. За исключением школьных учебников, он в жизни ничего не читал, кроме романов Жюля Верна. Он любит мастерить всякую всячину, но у него есть изобретательская жилка. Ты несправедлива к нему.

Ивонна. Заказ на боеприпасы… не спорю. Но это дело вышло только потому, что Жорж — школьный приятель министра. Это я еще допускаю. Хотя, кстати, с заказом все что-то тянут. Но подводное ружье, стреляющее пулями… Хочешь, я скажу тебе, что я об этом думаю? Нашей труппе бродячих комедиантов не хватало только «подводного стрелка». В старом халате, вечно раскладывающая пасьянсы, я, разумеется, гадалка. Ты, безусловно, укротительницы: ты была б великолепной укротительницей… А Мик… Мик… (Запнулась.)

Леони. Восьмое чудо света!

Ивонна. Ты злюка.

Леони. Я вовсе не злюка, Ивонна, я наблюдаю за тобой со вчерашнего дня. И очень рада, что навела порядок в вашем таборе. На этом свете люди делятся на детей и взрослых. Я, к сожалению, принадлежу к числу взрослых. Ты… Жорж… Мик — вы принадлежите к породе детей, к тем, кто никогда не расстается детством, к тем, кто пошел бы на преступление, если…

Ивонна (прерывая ее). Тише… Слушай… (Пауза.) Нет. Мне почудилось, что остановилась машина. Мне все время мерещится то шум машины, то лифта. Ты говорила о преступлениях. Если не ошибаюсь, ты даже называла нас преступниками.

Леони. Как ты плохо слушаешь… Я тебе говорила о преступлениях, совершаемых в неведении. Нет на свет чистых сердец. Всякий сельский священник скажет тебе, что в любой деревушке тайно бурлят такие страсти убийства, кровосмесительства, воровства, о которых не слыхивали города. Нет, я не называла вас преступниками. Напротив! Истинно преступную натуру бывает иногда легче выносить, чем тот полумрак, в котором вы живете и который меня ужасает.

Ивонна. Мик, вероятно, выпил бокал шампанского. Он не привык пить. Остался ночевать у приятеля. Спит, наверное. Возможно, ему стыдно, что он не вернулся домой. Я считаю непростительным, что по его вине пережила эту страшную ночь и этот бесконечный день, но, признаюсь тебе, не могу считать его преступным!

Леони (подойдя к постели Ивонны). Мне хотелось бы знать, Ивонна, не смеешься ли ты надо мной.

Ивонна. Что?

Леони (берет Ивонну за подбородок, приподнимает лицо). Нет. Я думала, что ты напускаешь на себя бодрый вид, играешь роль. Я ошибалась. Ты слепа.

Ивонна. Что ты хочешь сказать, объясни.

Леони. Мишель провел эту ночь у женщины.

Ивонна. Мишель?

Леони. Мишель.

Ивонна. Ты с ума сошла. Мик еще ребенок. Ты только что сама говорила.

Леони. Это ты с ума сошла. Я говорила, что все вы — ты, Жорж, Мишель — принадлежите к породе, которую я противопоставляю породе взрослых. Но в том смысле, как ты говоришь, Мишель уже не ребенок. Он мужчина.

Ивонна. Он еще даже не был на военной службе.

Леони. Еще бы — у него слабые легкие, главным образом благодаря знакомству с министром, дорогая моя Ивонна. Военная служба означала бы для Мишеля освобождение, которого нельзя было допустить. А ему двадцать два года.

Ивонна. Ну и что ж с того?

Леони. Ты невероятна. Ты сеешь, сеешь и даже не видишь, что пожинаешь.

Ивонна. Что же, по-твоему, я посеяла? И пожала?

Леони. Ты посеяла неряшливость, грязное белье, папиросный пепел, мало ли что. А пожинаешь ты вот что: Мишелю душно в вашей комедиантской кибитке, он захотел вдохнуть свежего воздуха.

Ивонна. И ты считаешь, что ему легче дышится у каких-то баб, что он водится со шлюхами?

Леони. Наконец-то мы вернулись к семейному стилю. А знаешь, почему Мишель не звонил? Потому что боялся услышать в телефонную трубку: «Приезжай, дитя мое, отец хочет с тобой поговорить». Или что-либо подобное. И оказывается, что именно я, стерегущая ваш табор, помешанная на порядке маньячка, олицетворение порядка, только я одна не ряжусь в лохмотья буржуазного духа. Скажи мне на милость, что такие буржуазная семья? Это семя богатая, живущая размеренной жизнью, имеющая прислугу… У нас нет денег, нет порядка, нет прислуги. Больше четырех дней прислуга не выдерживает. Мне приходится выкручиваться с помощью поденщицы, которая по воскресеньям не приходит. Но фразы и принципы остаются в полной силе. Обломки буржуазии! Мы не артистическая семья. Мы не похожи на цыган. Так что же, наконец, получается?

Ивонна. Что с тобой, Лео? Ты так возбуждена.

Леони. Ничуть я не возбуждена. Но бывают минуты, когда ваш табор, ваша кибитка, ваша затонувшая лодка, ваша… черт его знает что, ваша «милая пещерка», как бы сказала узница из Пуатье, — когда все это переходит границы. Знаешь ли ты, почему посреди комнаты Мишеля громоздится куча грязного белья? Знаешь ли ты, почему на чертежном столе Жоржа такой слой пыли, что он может прямо на нем писать свои расчеты? Знаешь ли ты, почему вот уже неделя, как ванна засорилась и никто ее не прочищает? А это потому, что я иногда испытываю известное наслаждение, гадя на то, как вас засасывает, как вы погружаетесь, погрязаете, а я наблюдаю за вами и думаю: что же произойдет, если предоставить вас самими себе… Но потом побеждает моя страсть к порядку, и я вас спасаю.

Ивонна. По-твоему, именно наши цыганские порядки заставили Мишеля искать себе дом… у какой-то женщины?

Леони. Не он один это делает.

Ивонна. Не имеешь ли ты в виду Жоржа?

Леони. Я имею в виду Жоржа.

Ивонна. Ты обвиняешь Жоржа в том, что он мне изменяет?

Леони. Я никого ни в чем не обвиняю. Раз я не пользуюсь преимуществами, которые дает буржуазия, я отказываюсь также от лжи, от старого и мрачного обычая переходить на шепот и прикрывать двери каждый раз, кода заходит разговор о родах, деньгах, любви, браке или смерти.

Ивонна. Неужели ты обнаружила, что Жорж мне изменяет?

Леони. А ты, разве не изменяешь ему?

Ивонна. Я? Изменяю Жоржу? Но с кем?

Леони. С Мишелем.

Ивонна. Ты с ума сошла, Лео…

Леони. С того самого дня, как родился Мишель, ты изменила Жоржу. Ты перестала заниматься Жоржем, чтобы целиком посвятить себя Мишелю. Ты обожала Мишеля… до безумия, и любовь твоя лишь росла вместе с его ростом. Они росли вместе. А Жорж оставался один… К чему удивляться, если он искал и нашел немного ласки в другом месте? Ты наивно полагал, что табору достаточно быть тем, чем он есть.

Ивонна. Если даже допустить, что все эти нелепицы и впрямь существуют… что у Жоржа — которого ничто, кроме его так называемых изобретений, не интересует — есть любовница и что Мишель — он мне все рассказывает, я его лучший друг — провел ночь у какой-то женщины, — почему ты так долго ничего мне об этом не говорила?

Леони. Я не допускала мысли, что ты настолько слепа. Не может быть, думала я, прост Ивонна нашла для себя какой-то выход. Она зарывает глаза…

Ивонна. У Жоржа… были бы оправдания… За двадцать лет брака любовь меняет свой облик. Между супругами возникают такие родственные чувства, при которых известные вещи становятся крайне затруднительными, неприличными, почти невозможными.

Леони. Ты так думаешь?

Ивонна. Не будь это смешным, вернее, не находи это люди смешным… то для меня не было бы никакой разницы между трехлетним и двадцатидвухлетним Миком. Я готова уложить его спать к себе в кровать. Если бы Жорж спал в моей комнате, то для меня это было то же самое. Его близость для меня не больше, чем близость Мика.

Леони. Странная ты женщина, Ивонна.

Ивонна. Нет. Но я должна казаться тебе странной, потому что ты так непохожа на меня… Подумай!.. Ты всегда была красивая, причесанная, подтянутая, элегантная, блестящая, а я как будто родилась с постоянным насморком, с мешками под глазами, с опухшим носом, с растрепанными волосами, в прожженном окурками халате. А стоит мне напудриться и накрасить губы, как я выгляжу девкой.

Леони. Тебе сорок пять лет, а мне сорок семь.

Ивонна. Ты выглядишь моложе меня.

Леони. И в се же Жорж выбрал тебя. Мы были с ним помолвлены. Вдруг он решил, что ему нужна ты, что он должен жениться на тебе…

Ивонна. Ты хотела этого брака. Ты почти что сама нас свела.

Леони. Это уж мое дело. Я уважаю Жоржа. Я боялась, что у меня все идет отсюда (указывает на лоб), а ты живешь этим и этим. (Указывает на сердце и живот.) Я не знала, что ты так сильно хочешь иметь сына, — а вам, мечтателям, всегда нужно дать то, что вы хотите, — не знала я и того, что ты будешь любить этого сына так безумно, что забросишь Жоржа.

Ивонна. Жорж мог утешиться с тобой.

Леони. Ты хочешь, чтобы я спала с Жоржем и избавила тебя от него… Я лучше останусь старой девой. Благодарю.

Ивонна (устало). Послушай!..

Леони. Впрочем, моей заслуги тут нет. Я была ему не нужна. Его влечет молодость.

Ивонна. Вот оно что!

Леони. Можешь не верить мне. Я остаюсь при своем мнении.

Ивонна. Ты стала сыщиком?

Леони. Я не собираюсь доносить на Жоржа. Он свободен. Мишель тоже свободен. Но есть такие приметы, которые настоящая женщина, вроде меня, пусть даже оставшаяся старой девой, сразу заметит. По дому бродит призрак женщины. Это призрак очень молодой женщины.

Ивонна. Даже два призрака, Лео. Целый гарем призраков.

Леони. Возможно. В моем представлении эти призраки сливаются в один.

Ивонна. Не-ве-ро-ятно!

Леони. Вот то самое выражение, о котором я тебе говорила. Не-ве-ро-ятно. Его принес Жорж. У него это слово появилось раньше, чем у Мишеля. От него оно перешло к Мишелю, а тот заразил тебя этим словечком, как заражают нехорошей болезнью.

Ивонна. Значит, Мишель тоже изменял… То есть лгал мне.

Леони. Ты правильно выразилась. Не надо поправляться. Он изменял тебе. Он тебе изменяет.

Ивонна. Я не могу себе этого представить. Этого не может быть. Я не хочу, не могу себе этого представить.

Леони. Ты без труда готова вообразить изменяющего тебе Жоржа. Такая возможность тебя не волнует. Но вот Мишель — это другое дело…

Ивонна. Ты лжешь. Я всегда была для Мишеля другом. Он все может мне доверить…

Леони. Мать никогда не бывает своему сыну другом. Сын очень скоро различит за другом соглядатая, а за соглядатаем ревнивую женщину.

Ивонна. В глазах Мика я не женщина.

Леони. Ошибаешься. Это в твоих глазах Мишель не мужчина. Он все еще малютка, тот самый Мишель, которого ты укладывала в постель, которому ты разрешала играть у себя в ванной комнате. Но в глазах Мишеля ты стала женщиной. И напрасно ты забываешь быть кокетливой. Он за тобой наблюдал, он вынес приговор, он нашел женщину в другом месте. Он ушел из табора.

Ивонна. Но где найдет бедный Мишель время для этой таинственной незнакомки!

Леони. Время — вещь растяжимая. Нужно лишь, немного сноровки, чтобы находиться вовсе не там, где тебе полагается быть, а совсем в другом месте.

Ивонна. Он приносит домой рисунки из школы живописи.

Леони. Как ты считаешь, у Мика большие способности к рисованию?

Ивонна. Он вообще очень способный.

Леони. Это как раз и плохо. У него уйма поверхностных способностей. Хуже этого ничего нет. Он, кроме того, представитель поколения, не способного отличить поэзии от пьянящего безделья. Мишель принадлежит к бесцельно прогуливающемуся поколению. Это далеко не глупое поколение. Неужели ты думаешь, что если бы он действительно посещал курсы, то приносил бы оттуда такие вот рисунки? Я убеждена, что он приносил бы что-то совсем иное.

Ивонна. Я запретила ему посещать класс обнаженной натуры.

Леони. Неужели ты дошла до такого абсурда?

Ивонна. Ему было тогда восемнадцать лет…

Леони. Ты просто не понимаешь — ни сколько Мишелю лет, ни что ему нужно.

Ивонна. Я знаю только, что мы…

Леони. Ты, надеюсь, не станешь ставить воспитанного в таборе восемнадцатилетнего юношу, полного сил, несмотря на его якобы больные легкие, рядом с двумя пожилыми женщинами, из которых одна проводит всю жизнь в купальном халате, а другая отказалась от личной жизни?

Ивонна. Мишель работает.

Леони. Нет. Вовсе Мишель не работает. Да ты и не желаешь, чтобы он работал. Ты совсем не стремишься к тому, чтобы он работал.

Ивонна. Вот еще новость!

Леони. Никаких новостей. Мы не на театральных подмостках. Нас окружают настоящие четыре стены, которым следует услышать правду. Скажем прямо, Ивонна, ты никогда не позволяла Мишелю брать работу.

Ивонна. Ну что за работу ему предлагали?

Леони. Ему предлагали места с отличным заработком для начинающего.

Ивонна. Я каждый раз наводила справки. Всегда работа оказывалась дурацкая, окружение ужасающее — киношники, торговцы автомобилями, настоящий сброд.

Леони. Вот это начинает походить на правду. Ложь уже более откровенная. Ты опасалась, как бы Мишель не вырвался на свободу. Ты хотела, чтобы он сидел дома, держась за твою юбку. Ты хотела, чтобы он как можно меньше расставался с вашим табором. Ты стремилась отбить у него желание искать свое место в жизни.

Ивонна. Жорж все время находил ему нелепые занятия.

Леони. Было одно отличное место. Но нужно было пуститься в путешествие, ехать в Индокитай. Это же просто находка для молодого человека с воображением. Ты запретила ему даже вести переговоры.

Ивонна. Я поступаю так, как нахожу нужным.

Леони. Неужели ты наивно полагаешь, что Мишель не выпорхнет из клетки?

Ивонна. Ему самому никуда не хот елось ходить.

Леони. А ты часто давала ему возможность это делать? Разве ты постаралась найти ему компанию друзей его возраста? Разве ты когда-нибудь допускала мысль о его женитьбе?

Ивонна. Женитьба Мика!

Леони. А почему бы и нет? Многие молодые люди женятся двадцати трех, двадцати четырех, двадцати пяти лет.

Ивонна. Мик еще сущий младенец!

Леони. А если допустить мысль, что он уже вырос?

Ивонна. Я первая позаботилась бы о том, чтобы найти ему жену…

Леони. Еще бы… Уродливую и глупую девчонку, чтобы ты могла сохранить свою роль и продолжать опекать сына.

Ивонна. Неправда, Мишель свободен в той мере, в какой можно давать свободу очень наивному и очень привлекательному юноше.

Леони. Я лишь предупреждаю тебя, не пытайся держать Мишеля взаперти. Он может это заметить и не простить тебе этого.

Ивонна. Я не знала, что ты такой тонкий психолог. (Без перехода.) Боже мой, звонят!

Звонок в передней.

Ивонна. О боже! Лео, скорей открой! У меня ноги подкашиваются.

Леони уходит направо. Оставшись одна, Ивонна хватает забытую Леони на постели сумочку, открывает ее смотрится в зеркальце, пудрит нос, красит губы, поправляет прическу. Отворяется дверь. Ивонна еле успевает бросить сумочку на место. Входят Леони и Жорж. Жорж зажигает свет.

Сцена третья

Ивонна, Леонии Жорж, потом Мишель.

Ивонна (отворачивается). Кто зажег?

Жорж. Я могу погасить… Я подумал… В комнате так темно.

Ивонна. Я люблю полумрак. Кто это был?

Леони. Ошибка. Человек шел к нашему соседу, доктору. Благодаря нам ему не пришлось попусту тащиться этажом выше. По воскресеньям доктор уезжает на охоту.

Пауза.

Жорж. Что нового?

Ивонна. Ничего… Кроме этого звонка.

Жорж. Профессор тоже на охоте. По воскресеньям больные вольны умирать сколько им вздумается. Врачи убивают не одних только зайцев.

Пауза.

Ивонна. Какая я дурра… Ведь у него есть ключи.

Жорж. Просто немыслимо, чтобы ключи от квартиры валялись где попало…

Ивонна. Тем более что он мог их потерять.

Жорж. А потом удивляешься, что в один прекрасный день тебя взяли да зарезали! Я их у него отберу.

Леони. Жаль, что нельзя ваш разговор записать на пластинку.

Они все располагаются на первом плане. Пока они разговаривают, Мишель неслышно входит в дверь направо. У него выражение лица человека, сыгравшего отличную шутку.

Ивонна. Который час?

Мишель. Шесть часов!

Все вскочили. Ивонна встала во весь рост около кровати.

Ивонна. Мишель.

Мишель. Это не мое привидение. Это я!

Жорж. Ты ужасно перепугал свою мать, Мишель! Посмотри на нее. Как ты вошел?

Мишель. Через дверь.

Леони в это время укладывает Ивонну.

Я одним духом поднял по лестнице. Чуть не задохся! Софи! Что с тобой?

Жорж. Прежде всего я считаю неприличным, что в твои годы ты упорно называешь мать Софи.

Ивонна. Но Жорж!.. Это старая шутка, навеянная детскими книгами. В этом, право, Нет ничего дурного.

Жорж. Твоя мать очень плохо себя чувствует, Мишель.

Мишель (нежно). Неужели это из-за меня, Софи? (Хочет поцеловать мать, та его отталкивает.)

Ивонна. Оставь меня…

Мишель. Ну и вид у вас. Словно я совершил преступление.

Жорж. Ты почти совершил его, мой мальчик. Твоя мать чуть не умерла от волнения. Она забыла после инсулина принять сахар. Хорошо, что твоя тетка и я…

Мишель. Я мчался домой, задыхаясь от радости, что увижу вас всех, увижу наш табор, расцелую маму. Я просто сражен.

Жорж. Еще бы. Где ты был?

Мишель. Дай мне перевести дух! Я должен рассказать вам уйму вещей.

Леони (Жоржу). Ну вот видишь…

Мишель. А тетя Лео не потеряла голову. Как обычно.

Леони. На этот раз, Мишель, можно было потерять голову. Я говорю это серьезно. Сегодня я не считаю, что в состоянии твоей матери есть наигрыш.

Мишель. Но что я такое сделал?

Жорж. ТЫ не пришел домой вчера вечером. Ты не ночевал дома. Ты не предупредил нас, в котором часу вернешься.

Мишель. Папа, мне двадцать два года… И я первый раз в жизни не ночевал дома. Признайся…

Ивонна. Где ты был? Отец задал тебе ясный вопрос.

Мишель. Послушайте, дети мои… (Спохватившись.) Простите… Послушай, папа, послушай, тетя Лео, не омрачайте моей радости… Я хотел…

Ивонна. Ты хотел, ты хотел. Здесь приказывает твой отец. К тому же он хочет говорить с тобой. Пройди с ним в его кабинет.

Леони (подражая). Не-ве-ро-ятно.

Мишель. Нет, Софи. Во-первых, у папы нет кабинета. У него только неопрятная комната. Кроме того, я прежде всего хочу говорить с тобой, с тобой одной.

Жорж. Не знаю, осознаешь ли ты вполне, мой мальчик…

Мишель. Осознаю лишь, что здесь темно, как в печной трубе. Я зажигаю… (Зажигает настольную лампу.) Очевидно, в мое отсутствие обитатели табора разыгрывали многосерийный приключенческий фильм собственного сочинения.

Ивонна. Если Мишелю легче сначала говорить со мной, оставьте нас.

Леони. Разумеется.

Ивонна. Если у Мика есть что-то на сердце, естественно, он хочет прежде всего довериться своей матери. Иди работай, Жорж. Уведи его, Лео.

Мишель. Папа, тетя, не сердитесь на меня. Я все вам потом расскажу. Меня просто распирает!

Ивонна. С тобой ничего не произошло серьезного? Не так ли, Мик?

Мишель. Н-нет, и да и нет.

Ивонна. Твое присутствие смущает его, Жорж.

Мишель. Папа смещает меня. А ты, тетя Лео, ты слишком хитрая…

Ивонна. А я для него товарищ. Видишь, Лео, разве я не говорила тебе?

Леони. Желаю удачи… Идем, Жорж. Покинем исповедальню. (Вернулась.) Ты не хочешь, чтобы я погасила свет? Ты сердилась на Жоржа за то, что он зажег лампу.

Ивонна. Он зажег люстру. Настольная лампа мне не мешает.

Леони и Жорж уходят через дверь в глубине сцены налево.

Жорж (уходя). Мы еще поговорим с тобой, мой мальчик.

Мишель. Хорошо, папа. (Закрывает за ним дверь.)

Сцена четвертая

Ивонна, Мишель

Мишель. Софи! Софи, любовь моя! Ты на меня сердишься? (Бросается к ней, она сопротивляется, но он целует ее.)

Ивонна. Неужели ты не можешь целовать, не толкая, не дергая за волосы.

Мишель не унимается.

Ивонна. Не целуй меня в ухо, терпеть этого не могу! Мишель!

Мишель. Я не нарочно.

Ивонна. Еще этого не хватало!

Мишель (отступил, шутливым тоном). Софи! Что я вижу! Вы накрасили губы!

Ивонна. Я?

Мишель. Да, ты! И напудрилась! Это еще что за повадки? Для кого такой парад? Для кого? Не-ве-ро-ятно!.. Помада! Настоящая несмываемая помада!

Ивонна. Я была так бледна, что боялась испугать отца.

Мишель. Не вытирай помаду. Она тебе идет.

Ивонна. Будто ты замечаешь меня!

Мишель. Честное слово, Софи, ты мне устраиваешь сцену. Мне, знающему тебя наизусть.

Ивонна. Возможно, ты меня и знаешь наизусть. Но ты не смотришь на меня. Ты меня не замечаешь.

Мишель. Ошибаетесь, мадам. Я за вами наблюдаю исподтишка — и мне даже показалось, что вы перестали следить за собой. Если бы вы позволяли мне причесывать вас и чуточку подкрашивать…

Ивонна. Только этого мне недоставало!

Мишель. Софи, ты ворчишь! Ты все еще сердишься на меня?

Ивонна. Я не умею сердиться, нет, Мик. Я на тебя не сержусь. Я хочу знать, что произошло.

Мишель. Терпение, вы все узнаете…

Ивонна. Я тебя слушаю…

Мишель. Ради бога, мама! НЕ нужно торжественного тона!

Ивонна. Мик!

Мишель. Обещай мне не говорить в стиле семейной сцены. Говори так, как принято в нашем таборе. Обещай, что ты не будешь кричать, что позволишь мне объясниться до конца. Обещай!

Ивонна. Я ничего не обещаю заранее.

Мишель. Вот видишь…

Ивонна. Другие, очевидно, льстят тебе, курят фимиам. А когда я говорю тебе правду…

Мишель. Софи… Я пойду к отцу… Он сделает вид, что заканчивает в уме какие-то сложные вычисления, а потом выдаст мне подряд все те фразы, которые говоришь мне ты.

Ивонна. Не насмехайся над работой отца!

Мишель. Ты сама постоянно смеешься над его подводным ружьем, стреляющим пулями, а тут вдруг…

Ивонна. Я другое дело. Достаточно уже того, что я разрешаю тебе называть меня Софи, не на людях, конечно…

Мишель. Мы никогда и не бываем на людях.

Ивонна. Короче — пусть я разрешала тебе называть меня Софи, но я давала тебе слишком много свободы, не следила за тобой, не приучала тебя к порядку. У тебя не комната, а хлев… дай договорить… настоящий хлев! К тебе в комнату не войти, все завалено грязным бельем.

Мишель. Бельем занимается тетя… К тому же ты мне сто раз повторяла, что тебе нравится повсюду находить мои вещи… что ты терпеть не можешь шкафы, комоды, нафталин…

Ивонна. Я этого не говорила!..

Мишель. Виноват!..

Ивонна. Сто лет тому назад я говорила, что мне приятно, когда по комнате разбросаны твои детские вещи. Однажды — ты отлично помнишь, когда это было, — я заметила, что по всей квартире валяются уже мужские носки, мужские трусы, мужские рубашки. Моя комната стала напоминать место преступления, сцену убийства и ревности у нее был подозрительный вид. Тогда я попросила тебя больше не разбрасывать у меня свои вещи.

Мишель. Мама!

Ивонна. А, ты уже больше не называешь меня Софи? Помнишь! Ты помнишь, как мне было горько.

Мишель. Ты отказывалась укладывать меня вечерами в постель. Мы даже подрались из-за этого…

Ивонна. Мик! До одиннадцати лет я на руках носила тебя в твою кровать. Потом ты стал слишком тяжелый и повисал у меня на шее. Позже ты ставил ножонки на носки моих туфель, держал меня за плечи, и так мы вместе шагали к твоей кровати. Однажды ты посмеялся надо мной, когда я подтыкала твое одеяло, и я тебе заявила, что будешь ложиться спать без моей помощи.

Мишель. Софи! Разреши мне забраться к тебе на кровать: я снял ботинки… Притулиться к тебе, положить голову тебе на плечо… (Все это делает.) Я не хочу, чтоб ты на меня смотрела. Мы вместе будем смотреть на освещенное окно соседнего дома. Ночь. Таборные лошадки на привале. Хорошо?

Ивонна. Ничего хорошего не жду от такого вступления.

Мишель. Ты обещала мне быть очень, очень доброй.

Ивонна. Я ничего тебе не обещала.

Они сидят неподвижно. Лица их освещены светом, падающим из окна; это, возможно, Отблеск окна соседнего дома.

Мишель. Какая ты злая.

Ивонна. Не заговаривай мне зубы. Если хочешь что-то сказать, — говори. Чем дольше тянешь, тем трудней. У тебя долги?

Мишель. Замолчите, Софи. Не говорите глупостей.

Ивонна. Мишель!..

Мишель. Замолчите.

Ивонна. Молчу, Мик. Говори. Я слушаю.

Мишель (довольно быстро, немного смущенный. Пока он говорит, не глядя на мать, лицо Ивонны искажается, становится страшным). Софи, я очень счастлив, но, прежде чем сказать тебе о моем счастье, я хотел вполне увериться в нем. Ведь если ты не будешь счастлива вместе со мной, я не смогу быть счастливым. Ты понимаешь меня? Представь себе, что на курсах я встретил девушку…

Ивонна (сдерживая себя, говорит с напускным равнодушием). Разве у вас совместное обучение?..

Мишель (закрывая Ивонне рот рукой). Слушай меня. Я не всегда ходил в школу живописи. Я говорю о курсах стенографии. Папа намекнул мне, что найдет для меня место секретаря, только нужно знать стенографию. Я попробовал, но раз ты отсоветовала брать эту работу, я бросил учиться. Я был на этих курсах всего три раза — чудом! Я встретил там девушку, вернее, молодую женщину… ну, она на три года старше меня… Ей помогал существовать один пятидесятилетний дядька, который относился к ней, в общем, как к дочери. Он вдовец. У него умерла дочь, очень похожая на мою знакомую. Так или иначе — она раскрыла мне свое сердце, и я увидел грустное зрелище. Я снова встретился с ней… Стал пропускать занятия… Я заранее готовил рисунки: кувшины и пионы… Я никогда не осмелился бы заикнуться тебе об этом, пока она сама не решила бросить этого беднягу, начисто расчистить жизнь, начать все сначала. Она безумно любит меня, мама, и я безумно люблю ее, и ты ее полюбишь, она свободна. В нашем таборе нет места предрассудкам. Я мечтаю о том, чтобы повести вас всех к ней — тебя, папу, Лео. Завтра же. Сегодня вечером она все скажет своему страху. Она ему сказала, что к ней приехала сестра из провинции, и он больше к ней не приходил. Он специально снял маленькую квартирку, но почти не видел ее последнее время. Конечно, тут не может быть и речи о ревности, это менее серьезно, чем замужняя женщина, но из-за тебя, из-за дома, из-за всех нас я не мог мириться с таким двусмысленным положением, с тем, чтобы в ее жизни был еще кто-то.

Ивонна (нечеловеческим усилием воли заставляет себя говорить). И эта… женщина… помогала тебе… ведь у тебя никогда нет ни копейки. Она, конечно, тебе помогала.

Мишель. Софи, от вас ничего нельзя скрыть. Да, она помогала мне платить за обеды, за папиросы, за такси… (Пауза.) Я счастлив, счастлив!.. Я впервые остался у нее и целый день рассказывал о нашем таборе. Я был уверен, что если папа не примет горделиво-торжественную позу, если тетя нам поможет, если я останусь с тобой наедине — только ты да я, моя Софи и я, — ты простишь мне мое исчезновение. Поэтому я и взбежал одним махом по лестнице, забыв о лифте. Поэтому я и не мог понять, что с вами всеми происходит. Софи! Софи, ты счастлива?

Ивонна (резко повернулась). Счастлива?

Мишель (испуган выражением ее лица, отступая). О!

Ивонна. Так вот моя награда. Вот зачем я выносила тебя, родила, вынянчила, ухаживала за тобой, воспитала, безрассудно любила тебя! Вот ради чего я забросила моего бедного Жоржа. Ради того, чтобы какая-то старуха захватила тебя, украла тебя у нас, втянула тебя в свои гнусные шашни.

Мишель. Мама!

Ивонна. Да, гнусные! И давала тебе деньги. Ты, надеюсь, знаешь, как это называется?

Мишель. Ты теряешь голову, мама. О чем ты говоришь? Мадлен молодая, свежая, чистая…

Ивонна. Ты все же выболтал ее имя!

Мишель. Я не собирался его от тебя скрывать.

Ивонна. И ты думал, что стоит лишь обнять меня, напеть сладкие слова, — и я расплывусь в улыбке, соглашусь, чтобы сына моего содержал любовник какой-то желтоволосой старухи? Не выйдет, дружок мой, не выйдет!

Мишель. Ты угадала — Мадлен блондинка. Но у нее волосы вовсе не желтые, и повторяю тебе — ей двадцать пять лет. (Кричит.) Да будешь ли ты меня слушать, наконец? И нет у нее другого любовника, кроме меня…

Ивонна (с изобличающим жестом). Наконец-то ты сознаешься!

Мишель. В чем? Я целый час рассказываю тебе эту историю во всех подробностях.

Ивонна (закрыв лицо руками). Я с ума сойду!

Мишель. Успокойся, ляг…

Ивонна (расхаживая взад-вперед). Лечь! Со вчерашнего вечера я лежу как труп. Зачем я выпила эту сахарную воду? Все было бы кончено. Я умерла бы, но не от стыда.

Мишель. Ты говоришь о самоубийстве, потому что я полюбил девушку!

Ивонна. Умереть со стыда хуже, чем убить себя. Не пытайся хитрить. Если бы ты любил девушку!.. Расскажи ты мне чистую, приличную историю, достойную тебя и нас, — я, вероятно, выслушала бы тебя без гнева. А ты не смеешь глядеть мне в глаза, выбалтывая эту гнусную интригу.

Мишель. Я тебе запрещаю.

Ивонна. Еще что!

Мишель (отталкивая его). У тебя все щеки в помаде…

Мишель. Это твоя помада!

Ивонна. Я не смогу поцеловать тебя без отвращения.

Мишель. Не может этого быть, Софи!

Ивонна. Мы с отцом примем меры, чтобы тебя изолировать, запереть, помешать тебе видеться с этой тварью, защитить тебя от тебя же самого.

Мишель раскачивает стул.

Ты, в конце концов, сломаешь этот стул, Мишель.

Мишель. Ты мать, Софи, только мать. Я думал, что ты мне товарищ. Ты твердила мне об этом…

Ивонна. Я мать тебе. Самый верный товарищ не поступил бы иначе. И… давно уже длится эта интрижка?

Мишель. Три месяца.

Ивонна. Три месяца лжи. Гнуснейшей лжи.

Мишель. Я никогда не лгал тебе, мама. Я молчал.

Ивонна. Три месяца лжи, уловок, расчета, лицемерных паек…

Мишель. Я щадил тебя.

Ивонна. Благодарю! Я не из тех, которых нужно щадить. Мне не нужна твоя жалость. Это ты заслуживаешь жалости!

Мишель. Я?

Ивонна. Да ты, ты… Жалкий дурачок, попавший в лапы опытной женщины. Которая, конечно, скрывает свой возраст…

Мишель. Стоит тебе взглянуть на Мадлен…

Ивонна. Избави бог! Разве твоя тетка Леони не выдает себя за тридцатилетнюю? Ты не знаешь женщин.

Мишель. Я только начинаю их познавать…

Ивонна. Я прощаю тебе эту пошлость.

Мишель. Послушай, Софи. Зачем я стану где-то искать то, что имею здесь. С чего бы я вдруг пошел к женщине твоих лет…

Ивонна (вскакивая). Он еще оскорбляет меня!

Мишель. Я?

Ивонна. Не пытайся спорить со мной, мой мальчик. Возможно, я и выгляжу старухой, но это только видимость. Я тебя согну в бараний рог!

Мишель. Лучше молчи, а то нервничаешь, говоришь глупости, оскорбляешь…

Ивонна. Не выйдет! Нет, нет, нет… Я буду говорить. Теперь мой черед. Пока я жива, ты не женишься на этой падали.

Мишель (взвился). Возьми свои слова обратно!

Ивонна (в самое лицо Мишеля). Падаль! Падаль! падаль!

Он хватает ее за руки, выкручивает ей кисть, Ивонна падает на колени.

Мишель (растерянно). Встань! Мама! Мама!

Ивонна. Нет больше мамы. Есть старуха, которая своим криком поднимет весь дом.

Глухие удары в стенку.

Ивонна. Слышишь, теткина соседка подслушивала, она стучит в стену. Я добьюсь скандала! Добьюсь!

Мишель отталкивает ее, она цепляется за пиджак. Он отрывает ее от себя.

Ивонна. Убийца! Убийца! Ты мне вывернул руку! Ты бы видел свои глаза!

Мишель (кричит). А твои!..

Ивонна. О, если бы взгляд убивал! Ты убил бы меня! Ты хочешь моей смерти!

Мишель. Ты бредишь…

Ивонна. Убийца! Ты не выйдешь из дома! Я прикажу тебя арестовать! Я позову полицию! О, окно! (Порывается встать, броситься в сторону зрительного зала.)

Мишель ее удерживает.

Я всю улицу подниму на ноги! (Вопит.) Остановите его, арестуйте!

Мишель (зовет). Тетя, тетя! Папа!

Дверь в комнату Леони открывается.

Сцена пятая

Ивонна, Мишель, Леони, потом Жорж.

Леони (обнимая Ивонну). Ивонна! Ивонна!

Ивонна с силой отталкивает ее.

Ивонна. Успокойся!

Мишель. Воды… (Бросается в ванную комнату, выбегает оттуда со стаканом воды, который ставит рядом с кроватью.)

Ивонна (с безумным смехом). Сладкая вода! Не надо было ее пить! Не надо! Лео… отстань, дай мне открыть окно, дай мне крикнуть…

Леони. Соседка стучит…

Ивонна. Наплевать мне…

В левую дверь в глубине сцены входит Жорж.

Жорж. А мне не наплевать. Двадцатый раз у меня неприятности из-за вашего шума. Нам, в конце концов, откажут от квартиры.

Ивонна. Откажут… откажут. Какое это теперь имеет значение? Жорж! Твой сын мерзавец. Он оскорбил меня. Он меня ударил.

Мишель. Папа, это неправда.

Жорж (Мишелю). Пойдем.

Мишель (Ивонне). Я буду говорить с папой. Есть вопросы, которые мужчины должны решать лишь между собой. (Хлопнув дверью, выходит вслед за отцом.)

Сцена шестая

Ивонна, Леони.

Ивонна (задыхаясь). Лео! Лео! Только послушай его, Лео!

Леони. Все нормально — дом хлопающих дверей.

Ивонна. Приоткрой окно.

Леони. Если ты мне обещаешь не звать полицейского и не поднимать скандала.

Ивонна. Ты слушала за дверью, Лео, ты слышала его…

Леони. Я не могла не слышать. Но я слышала не все.

Ивонна. Ты была права, Лео. Он любит. Он любит какую-то машинистку или еще что-то в этом роде. Он готов нас бросить ради нее. Он мне лгал. Он обманывал меня. Он швырнул меня на пол. У него были глаза чудовища. Он меня больше не любит.

Леони. При чем здесь ты!

Ивонна. То, что отдаешь одной, отнимаешь у другой. Это неизбежно…

Леони. Он хотел, чтобы ты разделила его радость. Его лубочное счастье сияет и заслоняет для него все на свете.

Ивонна. Я никогда не соглашусь на раздел.

Леони. Юноша в возрасте Мишеля должен жить, и матерям нужно закрывать глаза на некоторые вещи. Женщина может проникнуть глубоко в сердце мальчика. Не вижу, в чем это может…

Ивонна. Не видишь!.. Не видишь… «Глубоко проникнуть»! Я носила его под сердцем, он рожден мною, дорогая ты моя. Это такие вещи, о которых ты не имеешь понятия.

Леони. Возможно. Но иногда приходится сделать над собой огромное усилие.

Ивонна. Тебе хорошо говорить. А если бы речь шла о тебе?

Леони. Мне пришлось однажды сделать такое усилие.

Ивонна. Все зависит от обстоятельств.

Леони. Обстоятельства были довольно страшные. Вы, конечно, не от мира сего, но ваш эгоизм, твой эгоизм, переходит всяких границы.

Ивонна. Мой эгоизм!

Леони. Что я, по-твоему, делаю в этом доме, вот уже двадцать три годы? Слепая… глухая ты женщина… Я мучаюсь. Я любила Жоржа, люблю его и буду, вероятно, любить до самой смерти. (Жестом запрещает Ивонне говорить.) Когда он без всякого повода, из прихоти, разорвал нашу помолвку и решил жениться на тебе, когда он с невероятным легкомыслием пришел спросить у меня совета, я сделала вид, что этот удар обухом по голове не оглушил меня. Упорствовать означало признать себя несчастной. Удалить тебя значило потерять его. Я глупо принесла себя в жертву. Да, пусть это звучит невероятно. Я была молода, полна любви, мистики и глупости. Я думала — раз ты одной с ним породы, ты будешь лучшей женой и матерью, нежели я. Я покровительствовала союзу беспорядка с беспорядком! Вам я посвятила себя, не говоря уже о дядюшкином наследстве. Я могла, на худой конец, присылать вам деньги — я еще решила наблюдать за вашим табором, делать все, чтобы в нем возможно было жить. Так что же я такое вот уже двадцать три года? Скажи на милость? Отвечу: я прислуга!

Ивонна. Ты должна меня ненавидеть, Лео!

Леони. Нет. Я тебя ненавидела… не в момент разрыва. Чувство самопожертвования вдохновляло и поддерживало меня в ту минуту. Я возненавидела тебя после рождения Мишеля. Я ненавидела тебя за то, что ты чрезмерно любила Мишеля и забросила Жоржа. Я была иногда несправедлива к Мишелю, считая, что он всему причина. Странно… Я любила все, что исходило от Жоржа, все что имело к нему отношение, но не могу сказать, чтобы я любила тебя… Возможно, я бы возненавидела тебя, получись у вас хорошая семья… Но нет… я не могу определить это чувство к тебя, оно чем-то напоминает сердечную привязанность. Ты не злая, Ивонна, ты безответственная. В тебе нет человечности, и ты творишь зло, не отдавая себе в этом отчета. А я мучилась, мучилась, мучилась. Чуть не сдохла от своей муки. Я любила дом Жоржа и, как говорится в библии, — все, что есть в доме его… И я люблю этот дом, раздражающий меня, потому что он одновременно и притягивает и отталкивает меня и потому что, хочу я этого или нет, мне нужно его поддерживать. Иногда я позволяю ему чуть-чуть завалиться, но тот час подпираю. Вы же ничего не замечаете. Ровным счетом ничего. Вы живете себялюбиво. Бродите из комнаты в комнату, от пятна к пятну, от одной тени к другой, вы стоните от малейшей болячки и смеетесь надо мной, если я вздумаю на что-нибудь жаловаться. Помнишь, как полгода тому назад Мишель обнаружил у меня в комнате рвотный порошок? Как вы тогда смеялись надо мной! Несмотря на мое завидное здоровье, я была больна, мне было тошно жить на свете. У меня было то, что называют желчной болезнью. Нервное расстройство отразилось на печени, а нервы расшатались из-за Жоржа. Я чувствовала, что он вот-вот убежит, как школьник, на цыпочках удирающий из дома, и злилась на тебя за то, что ты ничего не видишь и не мешаешь Жоржу уйти. Я знала, что Жорж гонится за призрачным счастьем и не может поймать его. Когда Мишель, не отдавая себе в этом отчета, — ведь он так же слеп, он такой эгоист, как и все вы, — когда Мишель последовал примеру отца и сбежал, я не могла уже больше молчать. Я должна была предупредить тебя…

Ивонна. Но не для того, чтобы защитить наш табор, Лео! Ты радовалась тому, что происходит. Мишель мстил за Жоржа.

Леони. Вот она — твоя бесчеловечность, твоя работа, твои предательские удары ножом в спину.

Ивонна. Я не заглядываю так далеко.

Леони (вскочила, яростно). Пусть Мишель берет деньги от этой женщины… вы, может быть, наконец, поймете, что нельзя давать парню денег только на леденцы! Пусть Мишель изменяет тебе! Пусть он любит эту женщину! Пусть женится на шлюхе! Пусть развалится ваш табор, опрокинется кибитка, пусть развалится и сгниет в канаве. Пусть! Я пальцем не шевельну, чтобы вам помочь. Бедный Жорж! Двадцать три года! А ведь жизнь длинная, дорогая моя, ох какая длинная жизнь… длинная… длинная… (Почувствовав, что в комнату вошел Жорж, продолжает без запинки мягким, женственным тоном.) А жакетик очень короткий… Стоит тебе его снять, и у тебя получается открытое платье, в котором ты можешь вечером пойти куда хочешь.

Озадаченная Ивонна замечает Жоржа.

Сцена седьмая

Ивонна, Леони, Жорж.

Ивонна. Жорж!

Жорж. Я вам завидую, вы еще можете говорить о платьях.

Ивонна. Что с тобой? На тебе лица нет!

Жорж. Мишель только что говорил со мной.

Ивонна. И что же?

Жорж. Он сожалеет о том, что вывернул тебе руку… просит прощения за крики… Он хотел бы видеть тебя.

Ивонна. Он больше ни о чем не сожалеет!

Жорж. Ивонна, он хотел бы видеть тебя… Ему больно. Не заставляй его просить прощения или делать еще какую-нибудь глупость в этом роде. Все это довольно серьезно. Я останусь с Лео… Я хотел, чтоб ты побыла немного с Мишелем в его комнате. Прошу тебя, Ивонна. Ты поможешь Мишелю и поможешь мне. Я смертельно устал.

Ивонна. Надеюсь, Мишель не окрутил тебя, не убедил.

Жорж. Послушай, Ивонна, повторяю, речь идет не о том, чтобы кого-то в чем-то убеждать. Мальчик любит — в этом нет сомнения. Ни о чем с ним не говори, ни о чем не спрашивай. Он лежит там, на куче грязного белья. Сядь рядом с ним, возьми его за руку.

Леони. Это будет самое благоразумное.

Ивонна (в дверях). Я пойду, но при одном условии…

Жорж (мягко). Иди… без всяких условий. (Целует ее, тихо подталкивает к двери.)

Ивонна выходит в глубине сцены налево.

Сцена восьмая

Леони, Жорж.

Леони. Жорж, на тебе лица нет… Что с тобой?

Жорж. В двух словах, Лео… Они каждую минуту могут войти.

Леони. Ты меня пугаешь.

Жорж. Есть чего испугаться. Словно дом обрушился мне на голову.

Леони. Но что произошло? Что-нибудь с Мишелем?

Жорж. Да, с Мишелем. Эта драма построена лучше любой пьесы Лабиша.

Леони. Скорее. (Пауза.) Жорж! (Трясет его.) Жорж!

Жорж. Ах да! Не помню уже, что я тебе говорил. Извини. Я совершил безумие, Лео, и дорого расплачиваюсь. Полгода назад мне понадобилась стенографистка-машинистка. В агентстве Гастинн-Ренетт мне дают адрес. Я попадаю к молоденькой, лет двадцати пяти, женщине, несчастной, красивой, бесхитростной, словом, — совершенство. Дома я себя чувствовал очень одиноко. Ты вечно занята. Ивонна думает только о Мишеле. Мишель… да что там говорить! Я назвался вымышленным именем, выдал себя за вдовца… сочинил, что у меня была дочь, похожая на нее… и что она умерла…

Леони. Бедный Жорж… Можно ли тебя упрекать… Тебе хотелось глотнуть свежего воздуха… Ведь здесь можно задохнуться.

Жорж. …сочинял, сочинял, даже ни слова не сказал ей о своем изобретательстве. Она говорила, что любит меня, что мужчины ее возраста — хамы и т. д., и т. п. Через три месяца ее отношение ко мне изменилось. У нее поселилась приехавшая из провинции сестра. Женщина замужняя, набожная, строгая. Я взял тогда у тебя в долг довольно крупную сумму…

Леони. Я так и думала…

Жорж. Кому, кроме тебя, мог я довериться? На эти деньги, взятые якобы для моей работы, я снял мрачную однокомнатную квартирку. Подруга моя стала появляться все реже. Я погряз во лжи и в самой безысходной тоске. Об остальном ты догадываешься. Сестра оказалась молодым человеком, которого она любит. Молодой человек оказался Мишелем. Я только что узнал об этом из его уст.

Леони. Он что-нибудь подозревает?

Жорж. Нет, он на седьмом небе. Когда он увидел, какое впечатление все это произвело на меня… будто оглушило… он решил, что это по тем же причинам, что у матери.

Леони. Чего он хотел от тебя?

Жорж. Мадлен — раз уж речь зашла о ней — назначила мне свидание на сегодняшний вечер. Только что я узнал от Мишеля, что свидание это для того, чтобы… как бы сказать…

Леони. Объявить тебе отставку…

Жорж. И как будто во всем признаться. Во всем признаться господину Икс… чтобы быть свободными, чистыми, достойными друг друга. Я сдохну, Лео. Я безумно люблю эту женщину.

Леони. Уж не знаю, драма это или фарс. Во всяком случае, это шедевр.

Жорж. Чудовищный шедевр. Как может такая случайность произойти в городе…

Леони. Я думала, что случайностей не бывает. Вы же все обожаете, чудеса, проделки судьбы, вот вам первоклассный образец. В конце концов, это не более удивительно чем серия цифр в рулетке или лотерейный выигрыш.

Жорж. Ну, я-то выиграл первый приз!

Леони. ТЫ выиграл прямо противоположное первому призу, дорогой мой Жорж. И скажу тебе, что это чудо судьбы напоминает паутину, даже скорее осиное гнездо, нежели серию одинаковых карт в казино Монте-Карло.

Жорж. Ну, я-то выиграл первый приз!

Леони. Ты выиграл прямо противоположное первому призу, дорогой мой Жорж. И скажу тебе, что это чудо судьбы напоминает паутину, даже скорее осиное гнездо, нежели серию одинаковых карт в казино Монте-Карло.

Жорж. Я не совсем тебя понимаю.

Леони. Что ж, для нас это поразительное совпадении. Но вообще-то говоря, его можно было бы считать поразительным, если бы оно произошло сразу со всеми жителями одного и того же города. Но зато судьба избавила тебя от двух вещей: ты не погрязнешь еще глубже в этой истории и не услышишь отказа из уст молодой особы. Ну и как же с Мишелем?

Жорж. Мучительно неловко. Я на него не в обиде. Ведь он не виноват.

Леони. Что ты собираешься делать?

Жорж. Научи. Сегодняшнюю встречу я отменил.

Леони. Теперь я понимаю, почему в таборе была видимость порядка. Один из вас всегда был дома. Бедный мой Жорж.

Жорж. Мне пришлось выслушать ряд оскорблений. Мишель назвал меня «стариком». Он признался, что Мадлен помогала ему.

Леони. На твои деньги.

Жорж. На твои.

Леони. Ирония судьбы. Наши деньги попадают в карман твоего сына, все же это лучше. И по справедливости, пусть это послужит тебе уроком: нельзя юноше его возраста бродить по Парижу без копейки в кармане.

Жорж. Жаль, что я так смешон. Это мешает тебе видеть, как мне больно.

Леони (берет его за руку). Жорж, милый… Я тебе помогу.

Жорж. Но как?

Леони. Ты должен нанести сокрушительный удар, отомстить и сделать этот брак невозможным. Мишель хочет, чтобы завтра табор отправился в полном составе к этой молодой женщине. Нужно будет пойти!

Жорж. Ты сошла с ума!

Леони. Я рассуждаю здраво.

Жорж. Ивонна никогда не согласится.

Леони. Согласится.

Жорж. Но сама сцена — ты себе представляешь эту сцену? Я вхожу…

Леони. Она скорее проглотит язык, чем откроет Мишелю…

Жорж. Но, увидев меня… она может потерять сознание, вскрикнуть.

Леони. Положись на меня, руби сплеча.

Жорж. Она этого заслуживает, Лео.

Леони. Порви с ней первый, а если она откажется порвать с Мишелем, пригрози, что все ему расскажешь.

Жорж. Ты хитра, как сам сатана!

Леони (потупив взор). Я тебя очень люблю, Жорж, и хочу защитить твой дом.

Жорж. А Ивонна? Ведь никогда в жизни Ивонна…

Леони. Молчи, вот она…

Жорж. Какие у тебя большие уши, Лео…

Леони. Это для того, чтобы не дать тебя съесть, дитя мое.

Дверь в глубине налево открывается. Входит Ивонна.

Сцена девятая

Леони, Жорж, Ивонна.

Жорж. Поговорили?

Ивонна. Мы не произнесли ни слова. Он как повалился на кучу белья, так и лежит. Я взяла его руку. Он стонал и отнимал ее. Мне показалось, что он хочет остаться один, и я ушла. Я совершенно разбита. Голова кружится. Хочу спать и, Конечно, не смогу заснуть.

Жорж. Прими снотворное.

Леони. После инсулина… Пусть она лучше не принимает никаких лекарств.

Ивонна. Я дошла до того, что снотворное на меня не действует. Только раздражает. Что с нами будет? Ясно, что Мишель невменяем. Он под дурным влиянием, и это калечит его.

Леони. Надо бы знать, что это за влияние.

Ивонна. Мне оно слишком ясно.

Леони. Я хочу сказать, что надо не ожесточать Мишеля, а проявить известную гибкость.

Ивонна. Нет, нет. Нечего миндальничать.

Леони. Неужели ты надеешься помешать этим детям соединиться….

Ивонна. Это каким же детям?

Леони. Ну, послушай, Ивонна!.. Мишелю и этой девушке.

Ивонна. Какая там еще девушка, Лео? Шлюха, баба, спящая с кем попало… баба неопределенного возраста, притворщица, на которую Мик смотрит сквозь розовые очки, превращает ее в святую.

Леони. Тем более ему нужно показать ее в истинном свете.

Ивонна. Я надеюсь, что раз в жизни Жорж сумеет проявить характер и безжалостно отрубить…

Жорж. Безжалостно отрубить… Пустые слова!

Ивонна. Допустим даже, что это не басня. Предположим, что эта женщина действительно хочет бросить своего… покровителя… и рискнуть выйти замуж за Мика, тогда твой долг — освободить Мика от ответственности, которую из ребячества он готов на себя взвалить. Нельзя все-таки, чтобы Мишель бросил ее, лишив поддержки этого господина.

Леони. Наконец-то слышу осмысленные речи.

Ивонна. Как он собирался ее содержать?

Жорж. Он заявил, что ему надоело бездельничать, и что он решил работать.

Ивонна. А жить, конечно, за наш счет, за счет своей тетки.

Леони. Те небольшие деньги, что у меня есть, принадлежат вам…

Ивонна. Но это еще не значит, что они должны принадлежать этой женщине. Теперь у меня прояснилась голова, и я начинаю разбираться в этой истории. Совершенно необходимо, чтобы Жорж действовал, Лео! Разве это не его роль?..

Жорж. Роль господина Дюваля.

Ивонна. Разве я не права, Жорж?

Жорж. Ты и прав и не права.

Ивонна. В чем же я не права?

Жорж. Ты права в том, что мне необходимо действовать. Я буду действовать, я буду говорить. Но мне незачем разыгрывать из себя господина Дюваля, вести беседу, не снимая цилиндра, чтобы в итоге Мишель бежал бы к ней, как только я выйду.

Ивонна. Ты должен проявить твердость и запретить ему.

Леони. Ты видела когда-нибудь, чтобы влюбленные подчинялись приказам?

Ивонна (пожимая плечами). Мик не любит эту девку. Ему только кажется, что он ее любит. Это его первое увлечение. Ему чудится, что он встретил идеальную, вечную любовь.

Леони. Воображение в данном случае равносильно любви.

Ивонна. Ничего подобного! Чувства его найдут выход в рисунках, прогулках, метах. Он излечится от навязчивой идеи. Я знаю Мика.

Леони. Когда-то знала.

Ивонна. Вы просто невероятны! Я уже двадцать два года изучаю его. Какая-то мадам Икс не могла полностью изменить его за три месяца.

Жорж. Не за три месяца, Ивонна. За три минуты. Это свойство любви.

Ивонна. О, будь я мужчиной! Я бы нашла, что ему сказать.

Леони. Мишелю больше ничего не нужно.

Ивонна. Не думает ли он, что я стану выполнять его приказы?

Жорж. При чем тут приказы? К чему трагическая поза? Ивонна!

Ивонна. Постойте, постойте, если я правильно понимаю, вы с Жоржем хотите…

Жорж. Я ничего не хочу…

Ивонна. Но вы считаете возможным, чтобы я вместе с Жоржем отправилась к этой женщине… и чтобы Лео замыкала шествие.

Жорж. Разведка, простая разведка в стан врага.

Ивонна. Весь табор, все святое семейство с новогодним визитом.

Леони. Ты не так все это понимаешь, Ивонна. Можешь ты представить себе жизнь с Мишелем, который будет молчать, избегать тебя или лгать тебе с утра до вечера? Можешь ты представить себе жизнь без Мишеля? Можешь ты допустить мысль о том, чтобы Мишель ушел из дому?

Ивонна. Замолчи!

Леони. Дура ты моя дорогая… а знаешь, что произошло бы? Ты была бы готова на любое унижение, ты бежала бы за ним, обнимала бы его колени, умоляла бы эту женщину.

Ивонна. Замолчи! Замолчи!

Леони. А надо просто применить хитрость, привлечь Мишеля, завоевать его доверие, посмотреть на этот визит не с мещанской точки зрения, а с вашей, господа мечтатели… Ты уже не приказываешь мне замолчать…

Ивонна. Мы обманули бы Мика. Он потом еще горше стал бы упрекать нас.

Леони. Обмануть для его же блага, Ивонна. Что же и кто, наконец, мешает тебе помочь этому браку, если девушка окажется настоящей жемчужиной?

Жорж. Поверь, Ивонна, первое впечатление, конечно, подобно неожиданному удару. Я реагировал так же, как ты. Но, поразмыслив, видишь, что Лео не предлагает нам ничего безумного.

Ивонна (ходит взад-вперед по комнате). Нет, нет, нет и нет! Я слишком большая трусиха! Я сама себе противна. Ноги моей никогда не будет у этой женщины.

Леони (приблизившись к Ивонне и останавливая ее). Подумай еще о другом, Ивонна. Разве для нас не самое худшее страдание, когда мы не знаем обстановки, в которой укрываются от нас те, кого мы любим? Разве ты не хочешь увидеть женщину, из-за которой Мик ранил тебя, а глубину этой раны ты не… Разве ты не хочешь узнать, где находится украденная у тебя вещь?

Ивонна. У воровки…

Леони. Ты отправишься к этой воровке, Ивонна. Ты пойдешь и отберешь свое украденное добро. Ты пойдешь вместе с Жоржем. Я вас одних не оставлю.

Закрыв лицо руками, Ивонна садится на край постели и лишь позой своей и молчанием выражает согласие.

Жорж. Я восторгаюсь тобой, Ивонна. Ты всегда оказываешься сильнее, чем я думаю.

Ивонна. Или слабее.

Леони. Ты считаешь себя слабой потому, что не можешь выдавить из себя слово «пойду».

Ивонна. Если бы вчера еще мне сказали…

Леони. А смелость проявишь в том, что выйдешь из своей темной комнаты на солнце.

Ивонна. Это ты называешь солнцем. Тогда я права, предпочитая потемки.

Леони. Будьте очень, очень осторожны, объявляя эту новость Мику. Новость, не забывайте этого, «не-ве-ро-ятную»!

Ивонна. «Не-ве-ро-ятная» — самое подходящее слово.

Леони. Подумай — одним махом он с кучи грязного белья перенесется в рай. Нужно быть готовой к этому, Ивонна. Ты должна быть ловкой. Если он примется плясать, прыгать, скакать, не показывай дурного настроения. Мик может почуять западню.

Жорж. Пойди за ним, Лео… Уговори его, скажи, что у нас есть для него сюрприз, хорошие новости.

Леони. Мужайся!.. (Уходит в дверь в глубине сцены налево.)

Сцена десятая

Жорж, Ивонна.

Ивонна. Кошмар!

Жорж. Кому ты это говоришь?

Ивонна. Если я и пойду с вами… мы с Леони не должны быть при твоем разговоре с этой женщиной.

Жорж. Обещаю говорить с ней с глазу на глаз.

Ивонна. Не заставляя меня с ней говорить, Жорж, я могу потерять самообладание. Я не привыкла иметь дело со шлюхами.

Жорж. Я тоже. В известном возрасте это уже трудно.

В глубине налево открывается дверь. Показывается Мишель, подталкиваемый Леони.

Мишель растерзан, волосы растрепанные вид настороженный и недоверчивый.

Сцена одиннадцатая

Леони, Жорж, Мишель, Ивонна.

Леони. Иди…

Жорж. Входи, Мишель.

Мишель. Чего вы от меня хотите?

Жорж. Твоя мать скажет.

Мишель проходит вперед, Леони закрывает дверь.

Ивонна (потупившись, с трудом). Мик, я провела ужасную ночь и чуть не отравилась инсулином. Я была нездорова, Когда резко и сухо ответила на твою откровенность. И сожалею об этом. Твой отец очень добр. Он поговорил со мной. Мик, милый, ты знаешь, мы не желаем тебе ни малейшего зла. Наоборот, я хочу тебе лишь добра. Ты попросил нас о вещи почти невозможной.

Мишель. Но…

Жорж. Не перебивай мать.

Ивонна. Этот почти невозможный поступок… этот шаг, что ты от нас требуешь, Мик, мы решили сделать ради тебя. Мы пойдем к твоей подруге.

Мишель (бросается к матери). Софи, папа! Неужели это возможно! Боже мой!

Жорж. Да, Мишель. Мы разрешаем тебе завтра же объявить ей о нашем посещении.

Мишель. Мне это, неверно, снится… Папа, как мне отблагодарить тебя? Мама… (Хочет поцеловать Ивонну.)

Ивонна (отвернулась). Благодарить нужно не нас, а твою тетку.

Мишель. Тебя, тетя Лео! (Бросается к Лео, хватает в объятия, поднимает и кружит ее.)

Леони (кричит). Ты меня задушишь, Мик! Ну и медведь! Я ни при чем. Не меня нужно благодарить. Благодари табор.

Занавес

На первом плане большая светлая комната. Справа винтовая лестница на второй этаж. Под ней дверь в ванную комнату. В глубине налево входная дверь. Посередине, на первом плане, — диван и маленький столик. На стене, в глубине комнаты, стеллажи с книгами. Предполагается, что в воображаемой стене большое окно в сад. Образцовый порядок.

Сцена первая

Мадлен, Мишель.

Мадлен. Это не-ве-ро-ятно!

Мишель. Представь себе, что у нас дома все теперь говорят «не-ве-ро-ятно». Мне порой кажется, что так говорили до того, как мы с тобой познакомились, и что вовсе не я затащил к нам это словечко! Если бы мама узнала, что подражает тебе, то сошла бы с ума!

Мадлен. Разве я произношу это слово как-то особенно? По-моему, как все.

Мишель. Ты его произносишь, как никто другой, когда надо и когда не надо. Это стало привычкой, я перенял ее от тебя и заразил всех наших. Маму, папу, тетю Лео. Все они теперь говорят: «Не-ве-ро-ятно»!

Мадлен. Мишель!

Мишель. Что?

Мадлен. Вода в ванне бежит через край!

Мишель. Я забыл закрыть кран. (Убегает.)

Мадлен. Поторапливайся! Твоя мать не поверит, что ты пришел сюда купаться. Она подумает, что ты над ней смеешься, хочешь подчеркнуть, что твой дом здесь.

Мишель. Во всем виновата тетя Лео. Ванна засорилась, а это по ее части. Тетя Лео — это олицетворение порядка. Вы должны друг другу понравиться.

Мадлен. У меня ванна работает.

Мишель. А мы моемся в тазу. Время от времени Лео предоставляет нас собственной судьбе. Но потом ей не хватает выдержки. Она слишком любит комфорт.

Мадлен. Вытирайся скорее.

Мишель. Мне и в голову не пришло, что своим купаньем здесь я могу рассердить маму. А ведь верно! Ты, как и тетя Лео, великий политик.

Мадлен. Как это ты сумел изучить свою тетку?

Мишель. Еще бы! Мы все время кипим в одном котле… Сам я ни о чем не думаю.

Мадлен. Я в тебе люблю чистоту.

Мишель. Вот так да!

Мадлен. Снаружи ты не грязный, хоть ты и грязнуля, как все дети. У ребятишек коленки всегда черные, а вместе с тем не грязные, правда? А внутри — нет на свете человека чище тебя.

Мишель. Я неуч и глуп.

Мадлен. А я?

Мишель. Ты ученая. Ты классиков читала.

Мадлен. Ты тоже их читал в школе, но просто позабыл.

Мишель. Ты все читаешь. Ты читала «Узницу из Пуатье»?

Мадлен. Я как раз над ней работаю.

Мишель. Ну вот видишь!

Мадлен. Дурачок! Я работаю — делаю переплет для заказчика.

Мишель. Не будь у нас тети Лео, моя комната уже походила бы на пещеру этой самой «Узницы из Пуатье»!

Мадлен. Как только переплету, прочту.

Мишель. Я уверен, что в конце концов ты будешь зарабатывать на жизнь переплетами. А я буду у тебя на содержании.

Мадлен. Ты, дружок мой, будешь работать. Может быть, будешь помогать мне, и в один прекрасный день мы откроем мастерскую.

Мишель. И разбогатеем. Тогда у нас будет свой дом.

Мадлен. Квартира, Мишель. Почему ты всегда говоришь — дом?

Мишель. У нас говорят — дом. Наш дом, в нашем доме.

Мадлен (смеясь). Не-ве-ро-ятно.

Мишель. Но факт! Послушай! Когда у нас будет свой дом, и, если ты будешь мешать моему беспорядку, я украду тебя, запру, заставлю жить в нашем таборе, в моей комнате, среди грязного белья и галстуков в кувшине с водой.

Мадлен. За пять минут твоя комната будет прибрана.

Мишель. Ты просто дьявол. Переплетная мастерская въехала бы в мою комнату, или эта комната поднялась бы наверх! За мной вещи следуют, как кошки. А вот как у тебя получается?

Мадлен. Порядок! Либо чувство порядка есть, либо его нет.

Мишель обнаружил свои носки, Мадлен сидела на них.

Мишель. Смотри, где я нашел носки. А ведь я был уверен, что снял их в ванной комнате.

Мадлен. Ты их снял в гостиной.

Мишель. (надевая носки). В гостиной? В нашем доме понятие «гостиная» невозможно. Трагедии разыгрываются в комнате Софи. Это место преступления. Когда споры разгораются, соседи тети Лео стучат в стену. Все кричат: «Чур меня!». Перемирия, мирные договора, грозовые затишья — все это происходит в призрачной столовой, своего рода зале ожидания, пустом помещении, где приходящая прислуга время от времени натирает воском стол, очень уродливый, очень тяжелый и очень неудобный.

Мадлен. И твой отец терпит.

Мишель. Папа?!. Папа убежден, что изобретает чудеса. На самом деле он занят усовершенствованием подводного ружья системы «Ле-Приер». Хочет сконструировать ружье, стреляющее пулями. Я не шучу. Для папы Жюль Верн — это классик. Он на десять лет моложе меня.

Мадлен. А твоя мать?

Мишель. Когда я был маленький, я хотел жениться на маме. Папа мне говорил: «Ты еще молод», А я ему отвечал: «Я дождусь, пока буду на десять лет ее старше».

Мадлен (растроганно). Любовь моя…

Мишель. Прости, что я морочу тебе голову рассказами о своих. Пойми меня — пока я им во всем не признался, я не смел рассказывать тебе о них. Там я скрывал твое существование, Ну и, конечно, здесь тоже был смущен, скован, а так как я очень глуп, то предпочитал с тобой об этом не говорить. Теперь же я выбалтываю все, что у меня накопилось.

Мадлен. У тебя всегда такие хорошие порывы! Конечно, ты не мог выдавать здесь свой табор, если дома молчал о нашей любви.

Мишель. Софи вела себя великолепно. И папа тоже, и тетя Лео. Все вели себя молодцом.

Мадлен. Но началось трагично.

Мишель. Маме послышалось, что лифт остановился на нашей площадке, она забыла выпить сахарную воду после инсулина и чуть не умерла. Живи ты у нас — всего этого не произошло бы.

Мадлен. У меня диплом медицинской сестры. Как это все позволяют маме самой делать уколы?

Мишель. А что?

Жест Мадлен.

Мишель. Табор был в смятении, а я заявился с видом именинника. Конечно, сначала все было встречено трагически. Мама порывалась вызвать полицию, чтобы меня арестовали.

Мадлен. Полицию? Это зачем?

Мишель. Таков уж ее стиль, стиль маминой комнаты.

Мадлен. Это…

Мишель и Мадлен (вместе). Не-ве-ро-ятно!

Мадлен (смеясь). А кто виноват, Мишель?

Мишель. Я, ты. Разве мог я не остаться у тебя эту ночь! А на следующий день… на следующий день…

Мадлен (передразнивая его и снимая его ногу с сиденья стула). На следующий день… на следующий день… ты боялся.

Мишель. Точно.

Мадлен. Я сто раз тебе говорил: позвони домой.

Мишель. Только не говори об этом при маме — о, царица бестактности!

Мадлен. Ты бы уже лучше молчал — у тебя что ни слово, то промах.

Мишель. Что верно, то верно.

Мадлен. Это я и люблю в тебе, дурачок. Ты совсем не умеешь лгать.

Мишель. Слишком сложное занятие.

Мадлен. Я ненавижу ложь. От малейшей неправды я просто заболеваю. Я понимаю, что иногда приходится молчать или как-то устраиваться, чтобы не причинить другому человеку слишком острой боли. Но ложь… ложь ради лжи… Я говорю не с точки зрения морали, я очень аморальна. У меня есть интуитивное чувство, что ложь нарушает ход каких-то закономерностей, неведомых нам, что она нарушает какие-то флюиды, что она все на свете портит и расстраивает.

Мишель (зашнуровав левый ботинок). А где правый?

Мадлен. Иди.

Мишель Невероятно. Только что…

Мадлен. Ищи.

Мишель (стоя на четвереньках). Ты знаешь, где он.

Мадлен. Я его вижу, его невозможно не заметить.

Мишель (отходит от стола, посреди которого лежит его ботинок). Горячо?

Мадлен. Очень холодно.

Мишель. Ты же торопила меня.

Мадлен. Великий политик. (Показывает ему ботинок, приподняв его за шнурок.)

Мишель. Ну это уж слишком! Мама сказала бы: «Стоит мне войти в комнату — и первое, что я увижу…». Или: «Послушай, дитя мое, разве стол — место для ботинок? Как же ты хочешь…» и т. д. Мама отыскала бы его у меня у кровати.

Мадлен. Она, должно быть, обаятельный человек. Жаль, что я умираю от страха.

Мишель (обуваясь). Мама считает себя уродливой, но она лучше всякой красавицы. Она явится во всем параде. Возможно, тетя Лео заставит ее намазаться и вытащить меха из гардероба.

Мадлен. Я ужасно боюсь.

Мишель. Они тоже. Но тетя Лео сумеет растопить лед. Она в этом отношении молодчина.

Мадлен. И вы всегда повсюду ходите вместе?

Мишель (простодушно). Софи никогда не выходит из дому. Папа ходит по делам, тетя Лео за покупками. Она очень занята по хозяйству. Я выхожу из дому потому, что люблю вас…

Мадлен (берет его за руки). Ты меня любишь?

Мишель. Посмотри. (Поворачиваясь.) Я совсем чистенький и готов для предложения руки сердца. Ой!

Мадлен (встревожена). Что такое?

Мишель. Я должен был постричься.

Мадлен. Понедельник. Парикмахерские закрыты.

Мишель. Как это ты умудряешься все помнить?

Мадлен. Как я умудряюсь помнить, что в понедельник парикмахерские закрыты?

Мишель. Нет же. (Целует ее.) Как это ты помнишь, что сегодня понедельник. Я знаю, когда воскресенье, потому что в этот день прислуга не приходит и я помогаю на кухне.

Мадлен. Воскресенье чувствуется в другом. Все свободны, в воздухе носится дух беспорядка, грустного…

Мишель. Опять порядок и беспорядок!

Мадлен. А что они думают найти у меня — порядок или беспорядок?

Мишель. Они готовы к худшему и приготовились встретить здесь желтоволосую старуху.

Мадлен. Я и есть желтоволосая старуха. Я ведь на целых три года старше тебя.

Мишель. Я предвижу, что вид моей старушки их поразит.

Мадлен. Сухо дерево!..

Мишель (обнимает ее). Ты кого угодно околдуешь, Мадлен, одно только тревожит меня. Не дает мне покоя…

Мадлен. Что же?

Мишель. Пусть бы уже все определилось. Хотелось, чтобы ты была уже свободна и все стало ясно.

Мадлен. Наша встреча отложена на вечер…

Мишель. Вот незадача!

Мадлен. Завтра все будет кончено.

Мишель. Можно подумать, что ты рада этой отсрочке.

Мадлен. Когда Жорж позвонил мне, я смалодушничала и не стала настаивать.

Мишель. Папу тоже зовут Жорж.

Мадлен. Ты представляешь себе, что такое для меня встреча с первым Жоржем, и поверь, разговор с твоим отцом пугает меня куда больше.

Мишель. Но ты ведь того не любишь!

Мадлен. Люблю, Мишель.

Мишель. Любишь?

Мадлен. Сердце более сложная штука, чем ты думаешь, Мишель. Я люблю лишь тебя одного и вместе с тем люблю Жоржа.

Мишель. Это как же?

Мадлен. Если бы я его не любила, Мишель, я была бы недостойна любить тебя. Да мы бы никогда и не нашли друг друга. Он меня встретил, когда я была близка к самоубийству.

Мишель. Я понимаю, что ты можешь испытывать чувство благодарности…

Мадлен. Нет, Мишель. Это больше, чем благодарность. Гораздо больше. Это нежность.

Мишель. Совсем ничего не понимаю.

Мадлен. Нужно понять, любимый мой. То, что я приняла от Жоржа, многие другие предлагали мне раньше, но я отказывалась. Я приняла его предложение потому, что любила его.

Мишель. Ты еще не знала меня.

Мадлен. Милый, дорогой эгоист! Я не настолько любила его, чтобы перестать надеяться на настоящую любовь. Встретив тебя, я ее нашла. Но я любила его достаточно для того, чтобы скрывать от него это, чтобы тянуть с развязкой, продолжать принимать его помощь, и, во всяком случае, я люблю его настолько, что не могу без ужаса подумать о том, что нанесу ему удар в самое сердце.

Мишель. Не-ве-ро-ятно.

Мадлен. Будь справедлив, Мишель. Поставь себя на его место. Для него я все. Он вдовец. Он потерял дочь, на которую, говорил он, я похожа. Ты требуешь, чтобы я вынесла ему смертный приговор. Он убежден, что я неспособна лгать..

Мишель. Так оставь его себе. Сдаюсь! Я предупрежу семью. Это очень легко…

Мадлен. Не говори глупостей. Разве я отказываюсь сделать то, что ты просишь? Я это сделаю. Когда человек любит так, как я тебя люблю, он на все готов, он готов убить, зарезать. Решено. Больше не о чем говорить.

Мишель. Если я говорю об этом…

Мадлен. Тебе о нем я не говорила, а он не знает о твоем существовании. Так было в тысячу раз лучше.

Мишель. Вот, например, мама… Если бы понадобилось… я бы не колебался…

Мадлен. Ты бы колебался и был бы прав. Вот за это я и люблю тебя. К тому же, Мишель, ведь это разные вещи. У твоей матери есть сестра, твой отец.

Мишель. Никого у нее нет, кроме меня.

Мадлен. Тогда она должна меня ненавидеть.

Мишель. Разве можно тебя ненавидеть, любовь моя? Мама тебя полюбит, когда поймет, что мы с тобой нераздельны.

Мадлен. Ты напрасно сказал ей о Жорже.

Мишель. Софи так часто твердила, что она мне товарищ, что я ничего не должен от нее скрывать…

Мадлен. Ты скрыл от нее нашу любовь.

Мишель. Мне мешал тот, другой, мне было как-то неловко… К тому же я знал, что у нас дома уйма всяких предрассудков, условных фраз, семейных сцен. Я хотел показать им тебя свободной, смелой, чтобы ничего между нами не было неясного. И одним махом рассказал нашу историю.

Мадлен. Ты правильно сделал. Я такая глупая. Раз уж начал говорить, надо идти до конца.

Мишель. Это и даст тебе силы для завтрашнего объяснения.

Мадлен. Хватит говорить об этом. К Жоржу, раз уже зашел разговор, я испытывала нежность, которую могла бы питать к твоему отцу и которую буду к нему питать.

Мишель. Но…

Мадлен. Молчи, ни слова.

Мишель. Ты на меня не сердишься?

Мадлен. Я не простила бы тебе, если бы ты не ревновал. Я не прощу тебе, если ты будешь ревновать. Я не прощу тебе того, что ты не рассердился. Я не прошу тебе того, что не сержусь на тебя за твой гнев.

Мишель. Ты слишком для меня умна.

Мадлен. Я не умная. Я иногда вижу вещи такими, какие они есть, и поэтому мне страшно. Будь осторожен. НЕ слишком откровенничай. Мы должны остерегаться всех и вся.

Мишель. Они невообразимо добры, это доказывает их приход.

Мадлен. Он пугает меня. Слишком все просто и хорошо. Ты говорил, что мать твоя слышать об этом не хотела. А минуту спустя решает идти. Эта перемена меня пугает.

Мишель. Они такой народ — сердятся, кричат, хлопают дверьми. Но тетя Лео их успокаивает, и они ее слушаются. Уж такой у Софи характер. Все зависит от настроения. Она заявляет — нет, мой милый, ни за что! Запирается… Я дуюсь… она приходит, целует меня и говорит: «Ну ладно, Мик». Потом я ее целую, и больше мы к этому не возвращаемся.

Мадлен. Беспорядок ее пугает меня и порядок твоей тетки также меня пугает. Как я себя ни уговариваю, я боюсь.

Мишель. Я же тебе говорю, тетя Лео — это ангел-хранитель нашего табора. Она очень хороша собой, очень элегантна, очень прямодушна. Она бранит нас за беспорядок, но, по сути дела, не могла бы жить без него.

Звонок.

Мадлен. Звонят. Они пришли. Я уйду. Буду наверху.

Мишель. Не оставляй меня одного.

Мадлен. Ты за мной придешь.

Мишель. Мадлен!

Мадлен. Нет! Нет! нет! (Взбегает по лестнице.)

Мишель идет открывать.

Сцена вторая

Мишель, Леони.

Слышно, как Мишель открывая дверь, говорит: «Это ты, тетя Лео! Ты одна!» Затем входят.

Мишель. Ничего не изменилось? Они придут?

Леони. Да, не волнуйся. Я постаралась прийти пораньше.

Мишель. Ай молодчина!

Леони (осматривая комнату). Какой порядок!

Мишель (смеясь). Разве ты не узнаешь в этом меня? Это мой порядок.

Леони. Сомневаюсь. Где твоя подруга?

Мишель. Наверху, в переплетной.

Леони. Она переплетает?

Мишель. Она сама попала в переплет.

Леони. Терпеть не могу остряков. Надеюсь, твоя подруга не остроумничает.

Мишель. У Мадлен все идет от сердца, а не от ума!

Леони (осматриваясь). Окна в сад… Вот это и нужно твоей матери, ведь она никогда не выходит из своей комнаты. И видит только соседний дом. Комната ее освещается лишь мрачным отблеском чужого окна.

Мишель. Не говори дурно о нашем таборе.

Леони. Табор постоянно кочует.

Мишель. Мое окно выходит во двор, а двор я люблю.

Леони. Позови свою подругу.

Мишель (зовет). Мадлен! Пустое дело, оттуда ничего не слышно.

Леони. И отлично.

Мишель. Почему?

Леони. Твой отец снисходительный, спокойный, разумный человек. Он должен поговорить с твоей подругой с глазу на глаз. Не нужно, чтобы твоя мать слушала или вмешивалась в разговор. Когда мы спустимся, все будет кончено.

Мишель. Тетя Лео, ты ангел. (Целует Лео.) Я сейчас ее приведу. (Взбегает по лестнице.)

Оставшись одна, Леони подходит к двери в ванную комнату, открывает ее и снова закрывает. Подходит к стеллажам и рассматривает корешки книг. На верху лестницы появляется Мадлен.

Она медленно спускается, Мишель идет сзади, положив ей руки на плечи.

Сцена третья

Леони, Мишель, Мадлен.

Леони. Здравствуйте, мадемуазель.

Мишель. Я же тебе говорю — она одна. Не будешь же ты бояться тети Лео. Это передовой отряд.

Мадлен. Я же тебе говорю — она одна. Не будешь же ты бояться тети Лео. Это передовой отряд.

Мадлен. Сударыня… (Пожимает руку Леони.)

Леони. Вы очень красивы, мадемуазель.

Мадлен. Что вы, сударыня!..

Мишель. Я ей рассказал, что ты горбатая, хромая, косая…

Мадлен. Он столько говорил о вашей красоте, о вашем изяществе.

Леони. О моей страсти к порядку. Но не мне одной она свойственна.

Мадлен. Беспорядок приводит меня в ужас.

Леони. Заранее вас поздравляю, если вы что-либо сумеете сделать с безалаберностью Мишеля.

Мадлен. Уже достигнуты некоторые успехи.

Мишель. Теперь я сам нахожу свои ботинки на столе. Я был уверен, что ты поразишься ее порядку. Не поражена?

Леони (улыбаясь). Да.

Мишель. Разведывательный патруль поражен. А Софи и папа скоро придут?

Леони. Я условилась встретиться с ними здесь. Твоя мать была недовольна. Но я терпеть не могу являться скопом. Сказала, что должна сходить по делу. Не скрою, что мне хотелось приехать первой и подготовить почву.

Мишель. Видишь, Мадлен, тетя Лео просто чудо.

Леони. Вот я и стала вашей сообщницей. (Указывает на лестницу.) Эта мастерская придется как нельзя кстати. Я боялась, то здесь всего одна комната.

Мадлен. Это бывший чердак, я даже полагаю — два чердака, перестроенные и соединенные с этой комнатой винтовой лестницей.

Леони. А с вашего чердака не слышно, что происходит внизу?

Мишель. Ты слышал, как я тебя звал?

Мадлен. Нет.

Леони. Это очень важно. Они придут не раньше чем через четверть часа. Нужно проверить. Ты же знаешь свою мать…

Мишель. Тетя Лео всегда все предусмотрит.

Мадлен. Проверить очень легко.

Леони (медленно). Мы вместе пройдем наверх. Мишель останется здесь и будет кричать, что ему вздумается. Я тебе даже разрешаю хлопать дверью.

Мишель. Мое любимое занятие!

Леони. Проводите меня!

Мадлен поднимается, за ней Леони.

Леони. (Прежде чем исчезнуть за дверью, поворачивается и говорит, наклонившись через перила.) Кричи, кричи что есть мочи и ходи, громко стуча ногами. Тогда уже мы будем спокойны, ведь у твоего отца и у Мадлен очень тихие голоса. (Уходит.)

Сцена четвертая

Мишель один.

Мишель (берет первую попавшуюся книгу, открывает ее и начинает во весь голос читать, бегая взад и вперед по сцене).

Мишель. (Останавливается, кричит.) Вы меня слышите?

На верху лестницы появляется Леони.

Мишель. Вы меня слышали?

Сцена пятая

Леони, Мишель, потом Мадлен.

Леони. Нет. ТЫ громко говорил?

Мишель. Как в Комеди Франсэз.

Леони. Что же ты кричал?

Мишель. Отрывок из «Британика».

Леони. Послушай, Мишель! Вот уже пьеса, текст которой не для крика! (Спускается.) Если тебе нужна была книга, взял бы «Лорензаччо».

Мишель. Не знаю такой.

Леони (берет книгу, быстро листает ее). Иди наверх.

Мишель уходит.

Мишель. Теперь я попробую. Не успокоюсь, не убедившись в том, что Ивонна не вмешается в объяснение Жоржа с твоей подругой. Ну, ты ушел? (Читает «Лорензаччо» с большой силой и очень верной интонацией.) «Ко мне! Ко мне! Меня хотят убить! Мне горло режут!.. Умри! Умри! Умри! Ногой его, ногой. (Топает ногой.) О, лучники, ко мне! На помощь! Убивают! Лоренцо, дьявол! Умри, подлец! Я заколю тебя, как поросенка! В сердце, в сердце! Вспори ему живот. Кричи, ударь, убей! И выпусти кишки!»

Мишель на цыпочках спускается на несколько ступенек и выглядывает из-за перил.

Леони. «Разрежем на куски! И тут его сожрем!» (Замолкает.)

Мишель. Браво!

Леони. Мишель! Ты не был в мастерской?

Мишель. Был, но там ничего не было слышно, а мне хотелось послушать, как ты кричишь.

Леони. Будто ты дома не слышишь.

Мишель. Услышать, как ты кричишь здесь, — совсем другое дело. А знаешь, тетя Лео, ты была бы великолепной актрисой. Ты могла бы быть актрисой.

Мишель и Мадлен спускаются.

Мадлен. Вы были великолепны. А я вас даже не видела.

Леони. Твоя мать, когда захочет, тоже неплохая актриса. Между нами говоря, я думаю, что наша бабушка была певицей. Женившись, дед потребовал, чтобы она бросила сцену. Но об этой истории не принято говорить в семье, а если кто упомянет, все опускают носы в тарелку.

Звонок.

На этот раз — они. (К Мадлен.) Скорей идите наверх. Ни в коем случае нельзя, чтобы сестра знала, что я вас видела раньше, чем она. Я вас не знаю. Я только что пришла.

Мадлен поднимается по лестнице.

Леони. Условимся: Мишель отказался мне одной показать свою подругу. Иди-иди. Веди сюда мать.

Снова звонок.

Сцена шестая

Леони, Мишель, Жорж, Ивонна.

Голоса сначала доносятся из передней.

Голос Жоржа: «Я думал, что мы ошиблись этажом».

Голос Ивонны: «А разве здесь нет прислуги?»

Голос Мишеля: «Так же, как и у нас».

Входит Мишель.

Мишель. Ты слышала звонок, Тетя Лео?

Ивонна. Ты уже здесь, Лео?

Леони. Только что вошла. Мне пришлось звонить три раза. Как это мы не встретились на площадке?

Ивонна. Ты давно здесь?

Леони. Я же тебе говорю, только что вошла. Пусть Мишель подтвердит.

Мишель. Тетя Лео даже думала, что опоздала, и решила, что вы уже тут.

Ивонна. Вы… одни?

Мишель. Мадлен наверху, там у нее маленькая переплетная мастерская.

Леони. Мишель ни за что не хотел мне ее показывать прежде, чем ты… прежде чем вы оба ее увидите.

Мишель. Наверху не слышно, когда звонят, там ничего не слышно. Вот уже полчаса, как она прячется.

Ивонна. Прячется?

Мишель. Ну… она боится целого семейства.

Ивонна. Разве мы такие уж людоеды?

Мишель. На тебе самой лица нет, Софи. А Мадлен и подавно струсила, — это понятно.

Леони. Я ее понимаю.

Ивонна. Как здесь роскошно!

Мишель. Здесь просто чисто.

Леони. Чистота и есть роскошь. Я только что говорила об этом Мишелю…

Ивонна. Обстановка не совсем в твоем духе!

Мишель. Терпение! Просто я мало здесь бываю. Живи я у Мадлен или приходи чаще, я навел бы свои порядки.

Леони. Сомневаюсь.

Ивонна. Почему ты так говоришь?

Леони. Сразу видно, Ивонна, что здесь привыкли к порядку и что это сильнее вашей привычки, то есть привычки Мишеля к беспорядку.

Жорж. Тебе бы следовало предупредить о том, что мы пришли, Мишель.

Мишель. Ты как будто не в своей тарелке, папа. А ты, Софи, сядь… Садитесь все. Постарайтесь выглядеть непринужденно. Усади их, тетя Лео. Будь хозяйкой. Бедная Мадлен совсем не умеет принимать, если вы ей не поможете, она будет стоять как столб, и вы подумаете, что она позерка.

Жорж. Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в серьезности нашего визита, мой мальчик, — мне кажется, нет.

Леони. Он просто хочет разрядить атмосферу.

Мишель. Я сейчас зареву.

Ивонна. Полно, Мишель, полно. Просто Жорж взволнован, очень взволнован. Именно в такие минуты и ощущаешь себя по-настоящему отцом, матерью, сыном, и к подобным событиям не относишься легкомысленно.

Леони. Лучше все же не становиться в позу условных отцов и матерей лишь потому, что обстоятельства вышли из рамок условности. По-моему, Мишель держит себя с большим достоинством и очень мило. Пойди приведи твою девушку.

Ивонна (сквозь зубы). Вот разве что — девушку.

Мишель (у лестницы). Дело идет о моей жизни. Последний раз прошу помочь Мадлен, не окатывать ее сразу ледяной водой.

Ивонна. Мы вовсе не за этим пришли.

Мишель. Софи, дорогая! Папа, Лео! Ради бога, не сердитесь на меня. Я сейчас сплошной комок нервов.

Леони. Никто на тебя не сердится. Все мы донельзя смущены, все пытаемся принимать независимые позы. Это быстро слетит. Ну, беги скорее!

Мишель. Бегу! (Поднимается по лестнице.)

Сцена седьмая

Ивонна, Леони, Жорж.

Ивонна (Жоржу). У тебя вид, словно ты болен, хуже моего.

Жорж. Садитесь, дети мои. Я постою за спиной у Ивонны.

Немая сцена.

Сцена восьмая

Ивонна, Леони, Жорж, Мадлен, Мишель.

Мишель (Спускается спиной к публике). Улыбайтесь! (Открывает Мадлен.)

Та спускается, еще никого не видя.

Мадлен (внизу лестницы). Сударыня…

Ивонна встает, подходит к ней. Жорж стоит один, крайний справа.

Мишель. Это мама…

Короткая пауза.

Ивонна. Вы прелестны, мадемуазель. Но сколько же вам лет?! Вас можно принять за девочку.

Мадлен. Мне двадцать пять лет. Вот вы, сударыня!.. (Увидела Жоржа. Голос ее срывается. Бросается к нему.) Боже мой, извините меня. Кто вас впустил? (Растерянная, поворачивается к женщинам.) Этот господин…

Мишель (подходит к ней, смеясь). Этот господин мой папа, и я сам впустил его вместе с мамой. А ты уже подумала, что сам черт пробрался в дом. Папа, я тебе представляю Мадлен. Поздоровайтесь.

Мадлен (отступая). Это твой отец?!

Мишель. Ты как все. Никто никогда не верит, что папа действительно мой отец. Он так молодо выглядит, когда мы гуляем вместе, нас принимают за приятелей.

Леони. Представь меня.

Мишель. Я уже сам не знаю, что делаю. Мадлен… (Берет ее за руку.) Тебе холодно… Что с тобой? Пощупай ее руку, Лео!

Леони (берет руку Мадлен). У нее ледяные руки! (К Мадлен.) Неужели мы такие страшные?

Мишель. Поздоровайся с Лео.

Мадлен (еле слышно). Мадам…

Леони. Старая дева, всего лишь старая дева, которую вы очень скоро перестанете стесняться.

Мишель. Вся семья в сборе. Видишь, не так уж это страшно.

Мадлен опускается на диван.

Мишель. Тебе плохо?

Мадлен. Нет, Мишель, нет.

Ивонна. Сидите, сидите.

Мадлен хочет подняться.

Мадлен. Не пускай ее, Лео. Мишель хочет нам показать, как хорошо вы перестроили чердак.

Мишель. Но…

Ивонна. Мы с Лео следуем за тобой.

Жорж (порывается идти). Я мог бы…

Ивонна. Останься.

Мишель. У нас в термосе горячий чай. Есть три чашки, сахар и сгущенное молоко! Мы умеем принимать.

Ивонна начинает подниматься по лестнице. Леони идет за ней. Мишель, поцеловав Мадлен в плечо, собирается следовать за ними.

Мадлен (вскочив). Ты меня оставляешь одну?

Мишель. Не одну, с папой.

Мадлен. Но ведь это невозможно. Не бросай меня одну. Послушай, Мишель…

Ивонна. Мишель!

Мадлен. Мадам… я пойду с вами. Я должна накрыть на стол.

Ивонна. Мы все сделаем сами. Мишель нам поможет. Мне интересно, уцелеют ли после этого оставшиеся три чашки?

Мишель. Их было шесть. Я разбил только три!

Жорж (со своего места). Останьтесь, мадемуазель. Я обещал Мишелю поговорить с вами. И моей жене, человеку куда более нервному, чем я, тоже обещал, что поговорю с вами с глазу на глаз. Хотя Мишель и считает, что я молодо выгляжу, по сравнению с вами я старик. Вам, право же, нечего опасаться.

Ивонна (сверху лестницы, на которую начинают подниматься Леони и Мишель). Скорее кончайте ваш разговор и зовите нас.

Мадлен. Одну минутку, мадам. Может быть, ваша сестра могла бы остаться. Присутствие женщины…

Ивонна. Дитя мое, дайте нам напиться чаю. Я считаю, что есть вещи, которыми женщинам заниматься просто смешно. К тому же все слышали, что Мишель сказал вам о своем отце! С вами будет говорить друг Мишеля… очень добрый и очень покладистый. Гораздо более покладистый, чем я.

Мишель. Они не хотят нам зла, Мадлен, наоборот. Покори папу. Только не вздумайте сбежать вместе! Хочешь, я принесу тебе чаю?

Леони. Она напьется чаю потом. (Подталкивает Ивонну.)

Обе исчезают.

Мишель. Заставь ее улыбнуться, папа. Не шалите, ведите себя чинно. Будьте паиньки. (Посылает воздушный поцелуй и, уходя, хлопает невидимой зрителю дверью.)

Сцена девятая

Жорж, Мадлен.

Жорж. Ну вот!

Мадлен. Это чудовищно.

Жорж. Вот именно. Чудовищно. Не-ве-ро-ятно, но это так. Это даже в своем роде шедевр. Вот именно. (Подходит к библиотеке, похлопывая по корешкам книг.) Все эти господа, писавшие гениальные произведения, создавали их из так их же вот чудовищных историй. Потому эти книги и увлекают нас. Но есть все-таки между нами разница. Я не трагедийный герой. Я герой комедийный. Положения подобного рода очень нравятся, очень развлекают. Так уж повелось. Слепой своим видом исторгает слезы, но глухой вызывает смех. Моя роль вызывает смех. Сама подумай! Обманутый мужчина — это уже смешно, мужчина моего возраста, которого обманывают с юношей, это еще смешней. Но если человеку изменяют с его собственным сыном, рождается хохот! Это шедевр хохота, фарс, отличнейший фарс, всем фарсам фарс! Если бы не случалось подобных положений, не было бы пьес. Мы же классические герои! Тебе это не льстит? На твоем месте я был бы горд!

Мадлен. Жорж…

Жорж. Впрочем, я хвастаюсь. Это скорее Лабиш: Лянглюме. (В сторону.) О небо! Мой сын! (Громко.) Добрый день, мадемуазель Гортензия! (В ярости.) О черт!

Мадлен. Мы не на сцене.

Жорж. Очень жаль. Будь мы на сцене, страдания мои были бы воображаемыми, а интрига могла бы заинтересовать зрителя… (Указывая на лестницу.) Из мастерской они не могут нас слышать?

Мадлен. Ты… Вы же знает, что нет.

Жорж. Ты мне говоришь «вы»?

Мадлен. Я не могу больше называть нас на «ты». Простите меня.

Жорж. Как хочешь. А я еще спрашиваю, могут ли они нас услышать оттуда? Первые два раза, что к тебе приходила сестра, ты запирала меня наверху. Это Мишель приходил?

Мадлен. Да.

Жорж. Великолепно. Потом ты решила, что удобней заставить меня снять квартирку. Зачем ты тянула? Зачем лгала? Нужно было жить? Ты содержала Мишеля?

Мадлен. Жорж! Мишель — ребенок. Он был еще беднее меня. Я покупала ему сигареты, платила за обеды.

Жорж. Тут уже положение становится приличней. Платил-то все-таки я, не ты.

Мадлен. Я зарабатываю себе на жизнь переплетами.

Жорж. Мне приятней считать, что эти деньги он получал от меня. Я думал, ты не переносишь лжи. Зачем же ты лгала?

Мадлен. К чему объяснять? Вы не поверите.

Жорж. Ты… ты лгунья!

Мадлен. А зачем вы мне лгали? Вы были весьма осторожны. Так-то вы мне доверяли!

Жорж. Дома я задыхался. Чувствовал себя одиноким, словно я в безвоздушном пространстве… Я очень страдал от этого. А потом решил насладиться этим одиночеством. Я захотел, чтобы одиночество стало для меня преимуществом, чтобы оно стало настоящим. Я схитрил, я сочинил басню. Для полной иллюзии я скрыл от тебя даже свое увлечение техникой. Когда я приходил к тебе, здесь я действительно чувствовал себя так, словно никакой семь у меня нет, словно я свободен, я забывал даже Мишеля. Я никогда не смешивал эти две мои жизни. Представляешь, какой удар нанес мне вчера Мишель, когда я узнал от него правду.

Мадлен. Если бы ты назвал мне свое настоящее имя…

Жорж. Ты все равно встретила бы Мишеля.

Мадлен. Я сумела бы избежать встречи с ним.

Жорж. Полно. Наш разрыв произошел бы раньше, вот и все. Я получил бы отставку не сегодня, не вчера, а три месяца тому назад. Почему ты не была со мной откровенна?

Мадлен. Я повторяю, что вы не захотите мне поверить.

Жорж. Все очень просто. Тебя устраивала такая комбинация. Старик и молодой.

Мадлен. Жорж! Не надо грязи! И так нам всем не легко. Я лгала вам потому, что любила вас, потому, что люблю…

Жорж. Не-ве-ро-ятно.

Мадлен. Да, Жорж, я испытываю к вам огромную нежность.

Жорж. Ну еще бы!

Мадлен. Дайте мне все сказать! Что бы вы там не думали, я была уверена, что отдала вам всю полноту чувств, на которую была способна. Вы мне говорили о дочери, которую потеряли. Вы были добрый. Вы не походили на других мужчин. Я была раздавлена жизнью, я была тогда трупом или почти трупом. Я ухватилась за вас. Я всем сердцем к вам привязалась.

Жорж. Лишь одно хочу я знать. Любила ты меня или нет? Я-то тебя любил, я-то обожал тебя. Тысячу раз я задавал тебе вопрос: «Любишь?» И сам же отвечал: «Где там, это невозможно». А ты мне говорила: «Что ты, Жорж… конечно, я люблю тебя». Разве не так?

Мадлен. Есть, Жорж, Такие недоговоренности, которые нужно уметь почувствовать. На ваш вопрос мне иногда случалось отвечать: «очень люблю», Вы сердились, умоляли, требовали, я наконец сдавалась и говорила: «Да, да, я тебя люблю без всяких „очень“!»

Жорж. Не надо было так говорить.

Мадлен. А последние месяцы — какой это был кошмар! Я все делала, чтобы открыть вам глаза. Вы ничего не хотели видеть, ничего не хотели слышать.

Жорж. Как я терзался…

Мадлен. Но понять ни за что не хотели. Вопреки всякому здравому смыслу.

Жорж. Но ведь было поздно, горе ты мое! Скажи ты мне вовремя: «Не люблю тебя. Попытаюсь. Подожди». Но ты позволила мне привязаться к тебе всем сердцем, отдаться тебе без остатка. Ты позволила мне любить тебя, увязнуть в любви моей, попасться в западню, ты тянула меня за собой, водила за нос до той самой минуты, когда тебе с неба свалилась любовь. И когда я стал тебе мешать…

Мадлен. Нет. Я боялась причинить вам боль. До того как я узнала правду, мысль о нашем разрыве мучила меня. Я говорила об этом Мишелю. Могла ли я дать ему большее доказательство любви?

Жорж (в упор). Ты любишь Мишеля?

Мадлен. От чьего имени задаете вы этот вопрос? От его или от своего?

Жорж. Я говорю с тобой как отец Мишеля.

Мадлен. Я люблю его. Он мой. Мишель — это я. Я больше не могу представить себя без Мишеля. Горе делает человека очень смиренным. Если я вас и обманывал, то делала это бесхитростно. Мне казалось, что я не имею права требовать большего счастья. Я не надеялась встретить любовь. Я не надеялась встретить любовь бóльшую, чем наша. Но когда встретила Мишеля, поняла, что любовь — это совсем иное чувство, что я имею право на счастье. Жорж, я даже не смела надеяться на то, что мне так невероятно повезет!

Жорж. А Мишель тебя любит?

Мадлен. Он это доказал. Если он узнает, если он откроет правду, он возненавидит вас, убьет меня и умрет от горя.

Жорж. Не может быть и речи о том, чтоб он узнал.

Мадлен. Вы добрый, Жорж. Я знала, что, когда утихнет боль первого удара Мне не нужно будет вам ничего доказывать, что мысль о счастье Мишеля заслонит все остальное.

Жорж. Счастье Мишеля…

Мадлен. Всей моей жизни не хватит, чтобы выразить вам мою благодарность.

Жорж. Не воображаешь ли ты, что я попросту возьму да и подарю тебе Мишеля?

Мадлен. Что?

Жорж. Ты думаешь, что я отдам тебе Мишеля?

Мадлен. Вы смеетесь надо мной. Неужели вы отнимете его у меня?

Жорж. Немедленно.

Мадлен. Как?

Жорж. На что же ты надеялась? Уж не думала ли ты, что я смирюсь, уйду, брошу Мишеля в твои объятия и всю жизнь буду любоваться твоим торжеством?

Мадлен. Вы с ума сошли! Дело идет о вашем сыне, о счастье вашего сына, о счастье Мишеля.

Жорж. Разве можно построить его счастье с женщиной, которая способна на обман? Нет. Если нашлось место для двоих, почему бы не найтись и для третьего? Одного ты обманывала, где же доказательство, что ты не обманешь и другого? Может быть, ты уже изменяешь ему.

Мадлен. Жорж! Жорж! (Падает перед ним на колени.) Ведь вы не думает того, что говорите. Ведь вы этого не думаете.

Жорж. По правде говоря, нет. Не думаю.

Мадлен. Я не сомневалась в этом. (Целует ему руку.)

Жорж. Так вот, Мадлен, раз этого третьего нет, раз я в этом уверен, надо его выдумать.

Мадлен. Выдумать?

Жорж. Нужно выдумать молодого человека вашего возраста. Немного старше Мишеля. Вы его прятали от Мишеля потому, что стыдились его. Человек этот имеет над вами большую власть и надеялся выдать вас замуж, обеспечить.

Мадлен. Вы смеетесь надо мной, Жорж? Вы меня испытываете?

Жорж. Я никогда не говорил так серьезно.

Мадлен. Вы мне предлагает преступление, подлость, безумие!

Жорж. Это необходимо, Мадлен. Иначе я все расскажу.

Мадлен. Кому — вашему сыну, жене? Жорж!

Жорж. О жене моей не беспокойся. Ей я решил так или иначе все рассказать. Это мой долг по отношению к ней. Я ей уделял очень мало времени и внимания… и я боюсь, как бы ее не растрогали первые слезы Мишеля.

Мадлен. Она все расскажет.

Жорж. Да, если ты вынудишь ее все рассказать Мишелю, если ты будешь цепляться за него.

Мадлен. Так вот куда вы вовлекли Мишеля! Как я была права, что боялась. Он был наивен, доверчив, легковерен. Но если я даже солгу, покрою себя грязью, Расскажу ему нелепую историю, Мишель мне все равно не поверти. Он знает меня.

Жорж. Разве ты не привила ему свою ненависть ко мне? Ты ведь неспособна ему солгать. Он же тебя знает.

Мадлен. И вы готовы совершить подобное преступление? А потом умоете руки? Отберете его у меня? Оставите меня совсем одну? Ведь не надеялись же вы на то, что я когда-либо пущу вас на порог?

Жорж. Меня? Нет. Я уже излечился и излечу Мишеля.

Мадлен. Излечите от любви?

Жорж. Любовь… любовь… это все слова. Я вылечу его от мысли о браке, недопустимом в силу целого ряда обстоятельств.

Голос Мишеля: «Ну как, еще не наговорились? Или можно спускаться?»

Жорж. (Громко.) Нет еще. Мы беседуем, словно старые друзья!

Голос Мишеля (так же): «Браво! Мадлен! Я разбил чашку. Выпустите нас скорей».

Хлопает невидимой зрителю дверью.

Мадлен. Когда наших любимых нет возле нас, мы словно забывает об их существовании. Их любишь, словно умерших ненастоящей смертью. Они живут лишь в нашем сердце. Я говорила с вами будто во сне, в мире, где ничто не могло отнять у меня Мишеля. Все это были лишь слова. Сейчас я услышала его голос. Он существует. Существует в том страшном мире, где его могут у меня отнять, украсть. Я цепляюсь, как вы говорите. Я люблю его, я его не отдам.

Жорж. Ты знаешь, я передумал. Ты свободна. Я решил все сказать. Пусть Мишель узнает, кто был тот, другой. Пусть я потеряю его. Но мы потеряем его вместе.

Мадлен. Это низкий шантаж.

Жорж. Так надо.

Мадлен. Жорж!.. Жорж!.. Жорж!.. Выслушай меня, поверь мне…

Жорж. Ты полагаешь, что я настолько наивен…

Мадлен. Да, наивный, добрый, благородный. Такой, каким я вас любила и еще люблю. Такой, каким я обожаю Мишеля. Я ему сказала, что люблю вас. Он чуть не оскорбился. Не будьте чудовищем. Не становитесь чудовищем.

Жорж. Видно, что не ты страдаешь.

Мадлен. Разве недостаточно я наказана вашим приходом, вашим ужасающим появлением? Я же могла умереть на месте, я могла закричать и выдать нашу тайну.

Жорж. Этого я мог не опасаться. Я знал: если ты выдашь себя — ты не любишь Мишеля. Если любишь — смолчишь.

Мадлен. Вот видишь, ты сам признал. Ты знаешь, что я люблю Мишеля.

Жорж. Все равно, этот брак — нелепица. Мишель должен остаться в своей среде, я хочу для него иной жизни.

Мадлен. Какой?.. Хотела бы я знать… Я дочь и внучка рабочих. У меня крепкий характер. Я переделаю Мишеля. Он будет работать. Он уже меняется. В вашей сред он видит одни лишь примеры беспорядка, праздности, расхлябанности. Горечь ваша рассеется, вы сделаете его счастливым. Ну, а если вы будете причиной его несчастья, вам будет стыдно всю жизнь.

Жорж. Горе его долго не продлится.

Мадлен. Ошибаетесь. Мишель — ребенок. Дети не скоро забывают горе, переживают его глубже, как драму. И вы, Жорж, вы ведь тоже ребенок. Сломали любимую вашу игрушку, и вы дуетесь. Но ведь это была лишь игрушка. Что я собой представляю, Жорж? Да почти ничего. А для Мишеля я почти все, Мишелю я нужна. У вас есть то главное, что вы от меня скрывали, вы — глава семьи. Как вы можете сравнивать наши отношения, построенные на фальши, — фальшивое имя, вымышленный адрес, ложное одиночество — с чувством молодого существа, отдающегося без остатка душой и телом?

Жорж. Его мать никогда не согласится.

Мадлен. Неужели вы враг и ему?

Жорж. Обычно так говорят о родителях, которые не разрешают детям лазить на деревья.

Мадлен. Его тетка…

Жорж. В молодости она меня любила. У нее сохранилось ко мне скрытое чувство, возможно, в тайне еще любит меня. Она возненавидит тебя, если по твоей вине я буду смешон, буду сгорать на медленном огне.

Мадлен. Она увидит, как я люблю Мишеля, увидит, как он любит меня, и, если у нас будут дети…

Жорж. Дети! Производить на свет детей ради того, чтобы они в свою очередь переживали все эти гнусности… Ну, это, знаешь ли!..

Мадлен. Возьмите себя в руки, Жорж, не роняйте себя, будьте справедливы и добры, будьте самим собой.

Жорж. Да я вполне собой владею! Я абсолютно точно знаю, чего хочу. Нам необходимо вернуть Мишеля. Нужно изобрести этого третьего человека. Выбирайте между этой ложью и правдой, которую я берусь ему сказать.

Мадлен. Это низко, низко!

Жорж. Я исполню свой долг.

Мадлен. Вы безумец.

Жорж. Я отец.

Мадлен. Лжец! Вы действуете из эгоизма. Вы не отец. Вы брошенный любовник, который мстит.

Жорж. Запрещаю тебе…

Мадлен (набрасываясь на него). Да, лжец, лжец, эгоист.

Он грубо отталкивает ее.

Мадлен. Да, так, пожалуй, лучше, но не говорите мне больше о вашем сыне. Вы думает, что мстите мне, а мстите ему. Какое вам дело до того, будет он счастлив или нет? Вы ревнуете. Лишь о себе вы думаете в данную минуту.

Жорж. У нас мало времени. Я требую, чтобы ты сделала то, что я хочу, либо я расскажу правду.

Мадлен. Рассказывайте.

Жорж. Отлично. Ты хорошо представляешь себе, что вызовет наше признание?

Мадлен. Нет, Нет! Не говорите, я сошла с ума. Если он ничего не будет знать и бросит меня, я еще могу надеяться. Должна же быть какая-то надежда, справедливость… А если он узнает, у меня не останется ничего.

Жорж. Вот видишь…

Мадлен. Никогда у меня не хватает силы.

Жорж. Я помогу тебе.

Мадлен (тихо). Это отвратительно.

Жорж. А ты думаешь, не отвратительно было, когда вчера Мишель расписывал мне свою любовь к тебе, рассказывал о том, что ты его любовница, называл меня «старик».

Мадлен (в слезах). Он так гордился вами, так гордился вашей молодостью…

Жорж. Ты была моей молодостью, моей последней ставкой…

Мадлен. Будьте великодушны, Жорж. Не поддавайтесь чувству обиды…

Жорж (ледяным тоном). Повторяю, это не вопрос моей личной жизни. Речь идет о всей жизни моего сына, которую я должен исправить и направить.

Мадлен. Лжете, лжете! Вся наша семья не от мира сего, все вы люди отвлеченные, холодные, сухие, бесчеловечные… А Мишель человечный. Вы разрушите все его иллюзии.

Жорж. Да, все, если ты не послушаешься.

Мадлен. Дайте мне время.

Жорж. Ты бредишь? Они ждут не дождутся, когда кончится этот бесконечный разговор. Решай.

Долгое молчание.

Жорж. Ну, считаю… раз… два… говорить или не говорить? (Направляется к лестнице.)

Мадлен (кричит). Нет! (Удерживает его.)

Жорж. Ты сделаешь то, что я решил.

Мадлен. Да.

Жорж. Клянешься?

Мадлен. Да.

Жорж. Именем Мишеля.

Мадлен. Да.

Жорж. Скажи: «Клянусь».

Мадлен. Именем Мишеля… Вы чудовище.

Жорж. Я отец и хочу спасти сына от западни, в которую попался сам.

Мадлен. Одна! Одна на всем белом свете!

Жорж. Я позабочусь о тебе, Мадлен. Ты не останешься без средств.

Мадлен. Жорж, о чем вы говорите? Вы способны думать о деньгах, квартирной плате и налогах, видя, как я погибаю, когда со мной происходит нечто худшее, чем смерть?

Жорж. Тебе ведь нужно будет на что-то жить.

Мадлен. Не знаю, я не из тех, кто повторяет неудачные попытки самоубийства, но я просто буду медленно умирать от отчаяния, от отвращения к жизни.

Жорж. Спасибо, что хоть не пытаешься меня шантажировать угрозами самоубийства! Ничего! Будешь жить… работать и… забудешь Мишеля.

Мадлен. Никогда.

Жорж. Ну и так? Рассказать? Не надо?

Мадлен. Что угодно, пусть только он не знает.

Жорж. Так я пошел. (Поднимается по лестнице.)

Мадлен. Жорж, умоляю тебя… Жорж! Одну минуту, еще только одну минуту!

Жорж. К чему тянуть? (Поднимается по лестнице.)

Мадлен. Господи, только бы найти силы.

Сцена десятая

Мадлен, Жорж, Ивонна, Леони, Мишель.

Поднявшись по лестнице, Жорж исчезает за дверью. Слышно, как он говорит: «Идемте». Он возвращается, за ним идут Ивонна, Леони и Мишель.

Мишель. Что вы так долго секретничали?

Жорж. Мишель, мне придется причинить тебе боль.

Мишель. Боль? (Оборачивается к Мадлен, видит, в каком она смятении.) Мадлен! Что с тобой?

Жорж. Дитя мое. Я имел с твоей подругой длинный разговор, полный неожиданностей.

Мишель. Мадлен могла сказать тебе лишь то, что ты уже знал от меня.

Жорж. Она была слаба. Но теперь она нашла в себе нужную силу. Она призналась. Ты не один в ее жизни.

Мишель. Мадлен первая сожалеет обо всей этой затянувшейся истории. Завтра вс будет в порядке. Правда, Мадлен?

Жорж. Извини, если я буду говорить за нее. Я обещал ей это. Она готова пожертвовать ради тебя человеком, о котором ты говоришь. Остается третий.

Мишель. Какой третий?

Жорж. Ты думал, что вас двое. Вас было трое.

Мишель. Мадлен! Что за бред?

Жорж. Она просила, чтобы я говорил за нее. При свидетелях.

Мишель. Да нет, я, видно, с ума сошел!

Жорж. Она, возможно, не так виновна, как тебе кажется, ведь она еще очень молода, привязалась к тебе, боялась тебя потерять. Боялась тебя… и боялась того, третьего.

Мишель. О каком третьем вы говорите?

Жорж. Будь мужчиной, Мишель. Ты молод, очень молод. Ты плохо знаешь женщин и трудности жизни. Эта молодая женщина влюблена.

Мишель. В меня…

Жорж. В тебя, я в этом не сомневаюсь. Но она, если можно так выразиться, попала в рабство к человеку одного с ней возраста, к человеку иного, чем мы, круга. Он прячется, угрожает ей, держит ее в руках. Ваша любовь его не устраивала, и мирился он с ней лишь при условии, чтобы она вышла за тебя замуж и, наконец, пристроилась.

Мишель. Ложь, выдумка, я знаю Мадлен… Ну, говори же, Мадлен! Скажи им, что это неправда, оправдайся! (Пауза.) Всю жизнь Мадлен я знаю как свои пять пальцев. Ты лжешь!

Ивонна. Мишель!

Мишель. Мадлен! Мадлен! Спаси меня, спаси нас обоих. Скажи им, что они лгут! Да прогони же ты их!

Жорж. Я понимаю, как мучительно твое пробуждение. Бедный мой мальчик, задумался ли ты над тем, что очень большая честь жизни этой женщины была тебе неизвестна, что ночами она была свободна, что…

Мишель. Но кто? Как? Где?

Жорж. Она надеялась на чудо. Она все испробовала. Этот субъект крепко ее держит. Это уже старая история. Она повиновалась ему как зачарованная и пошла бы за ним на край света.

Мишель. Если это правда, так пусть она сдохнет! (Бросается к ней.) Я требую…

Ивонна. Ты потерял голову, Мишель! Неужели ты способен ударить женщину?

Мишель. Я дам ей пощечину. Пощечину… ничего другого она не заслуживает. (Падает на колени.) Мадлен, цветочек мой, прости меня. Я знаю, что они лгут, прости меня. Я знаю, что они лгут… Они хотят испытать мою любовь к тебе… Говори Же, говори, умоляю тебя. Я чуть было не забыл нашу последнюю ночь, весь наш день… Бывает же такая глупая ложь. Ты! Ты! Обмануть меня! Выйти замуж по расчету!

Жорж. Я совсем не говорю, что эта молодая женщина хотела выйти за тебя замуж по расчету. Я сказал — она надеялась освободиться от влияния, которое угнетало ее. Я сказал — она тебя любит, но этот человек полностью подчинил ее себе.

Мишель. О! Все было так светло, чисто, радостно. И я верил. Я всему верил. Я с ума сойду. (Мадлен.) Кто? Кто? Кто он?

Жорж. Она уверяет, что ты его не знаешь и не можешь знать.

Мишель (обнимая мать). Старуха с желтыми волосами… А я-то чуть не оскорбил тебя, чуть не сделал тебе больно. Мама!

Ивонна. Мишель, ты был прав. Ты был чист, доверчив. Матери все понимают. Родители знают, любимый мой. Они кажутся смешными, невыносимыми, они во все вмешиваются… но они знают. Идем. Твоя мама с тобой. Ну не надо, не надо, полно…

Мишель (оторвавшись от Ивонны). Мадлен! В последний раз ответь мне. Ведь все это неправда, это дурной сон — и я сейчас проснусь. Ну, разбуди же меня… Мадлен!

Ивонна. Успокойся.

Мишель. Успокойся! Я ждал там, наверху. Сгорал от нетерпения. Я думал: папа поймет, что за человек Мадлен. Он убедит Софи, тетю Лео уж не нужно убеждать. Я умирал от нетерпения. Я был уверен, что, в конце концов, все будут плакать и целоваться. А теперь я вижу кающуюся шлюху, глупые мечты, рассыпавшиеся в прах, ужас, которому нет названия…

Мадлен (еле слышно). Мишель…

Мишель. Она еще смеет открывать рот! Она еще смеет говорить со мной!

Ивонна. Будь великодушен, Мишель. Мадемуазель могла продолжать ломать комедию, обворожить твоего отца, проникнуть в наш дом, подвергнуть тебя риску шантажа, общественного скандала. Она оказалась достаточно чистоплотной, чтобы вовремя нас предупредить. (К Мадлен.) Я хочу выразить вам нашу признательность, мадемуазель. Если когда-нибудь…

Мадлен. Довольно! Довольно! Не могу я больше! Не могу! (Вскакивает и, спотыкаясь, убегает вверх по лестнице.)

Хлопает дверь.

Мишель (бросается за ней вдогонку). Мадлен! Мадлен!

Жорж. Оставь ее.

Мишель (пошатываясь, спускается с лестницы). Она…

Леони. Надо бы пойти к ней. Что она там делает?

Мишель. Не бойся. Такие твари живучие.

Ивонна. Бедный маленький Мик…

Мишель. Уведите меня, спасите! Нет, я останусь. Я все узнаю!

Жорж. К чему?

Мишель. Ты прав, папа. Я свое получил сполна. Ничего я не желаю знать. Я хочу убраться отсюда. Запереться у себя в комнате, спрятаться у нас дома.

Ивонна. Мы не станем тебе мешать. Мы успокоим твою боль…

Мишель. Незачем мне было уходить из табора. Повсюду одно дерьмо.

Ивонна. Тебе нужно было убедиться в этом самому.

Мишель. Благодарю покорно. Отлично бы обошелся без этого опыта. Как мудро ты делаешь, что никуда не выходишь. Люди отвратительны…

Ивонна. Не все, Мишель.

Мишель. Все! (Оглядывая комнату.) Какой порядок! Правда, Лео? Тут уж не спутаешь посетителей, не забудешь чужую трость, рубашку, Шляпу, пепельницу с окурками. Полный комфорт, не правда ли?

На лестнице появляется Мадлена, на ней лица нет. Она еле держится на ногах.

Мадлен (умоляющим тоном). Уйдите…

Мишель. Как видно, третьему номеру не терпится! Оставайтесь. Я имею право располагаться здесь, как мне угодно. И эта женщина смела мне говорить, что любит номер второй. Она его любит, любит меня, любит еще кого-то… О! Что за многолюбивое сердце! Там найдется местечко для каждого! Шлюха!

Ивонна. Мальчик ты мой…

Мадлен падает на ступени лестницы. Леони бросается к ней.

Мишель. Стой, Лео. Оставь ее. Это мелодрама. Она лжет. Она же ненавидит ложь. Это великолепно! Не мешай ей падать в обморок.

Ивонна. Не будь с ней жесток. Она ведь могла обо всем умолчать!

Жорж незаметно выскальзывает в переднюю.

Сцена одиннадцатая

Ивонна, Леони, Мишель, Мадлен.

Мишель. Если бы папа не припер ее к стенке, я бы попался как миленький! Я увяз бы в этой грязи! Софи, папа, как хорошо чувствовать рядом с собой любящих, родных людей, не способных на подлые проделки. Пошли! Освободим помещение! Тетя, мама. (Идет к двери.) Пошли, живо! Где папа?

Леони. Он не выносит сцен, наверно, скрылся потихоньку.

Ивонна. Тем лучше. Он уже больше не мог.

Мишель. Его любимая техника не устраивает ему таких прелестных сюрпризов. Я рад за него. Милый папа!

Мишель. Ничуть.

Ивонна. Нет, дрожишь. Возьми меня под руку, радость моя, мы побредем с тобой как два инвалида.

Мишель. Обопрись на меня.

Ивонна. Лео! Нельзя оставлять эту девушку одну в таком состоянии.

Леони. Уведи его. Отвези домой. Я побуду здесь минутку.

Ивонна. Спасибо, Лео! (Уходит.)

Слышно, как хлопает входная дверь.

Сцена двенадцатая

Мадлен, Леони.

Мадлен. Мишель! Мишель! Счастье мое.

Леони. Тише, тише, тише… Я вас не оставлю, успокойтесь, прилягте!

Мадлен. О сударыня! Сударыня! О сударыня! Если бы вы знали…

Леони. Тихо, тихо, спокойно…

Мадлен. Вы не можете понять…

Леони. Я поняла.

Мадлен. Что?

Леони. Я поняла, что номер второй и отец Мишеля — один и тот же человек.

Мадлен. Как могли вы…

Леони. Чтобы этого не заметить, дитя мое, нужно было быть слепым, вроде моей сестры или Мишеля. Сцена была мучительная. Все это бросалось в глаза. Говорю — вам, нужно быть Ивонной или Мишелем, чтобы ничего не понять…

Мадлен. Я умерла бы…

Леони. А этот третий? Это миф? Я хочу сказать — его не существует?

Мадлен. Что вы, сударыня!

Леони. Он существует?

Мадлен. Нет, сударыня. Его не существует. А Мишель ничего не спросил. Ни разу не усомнился. Он всю эту нелепую историю принял без колебаний, ни разу не подумал, что это чушь, ерунда!

Леони. И отлично. Умей он рассуждать и разбираться в происходящем, он мог бы понять и первую историю. Жорж принудил вас, угрожая все рассказать?..

Мадлен. Да, сударыня…

Леони. Кстати, он вполне на это способен.

Мадлен. Я была готова на все, чтобы избежать этого. Даже потерять Мишеля.

Леони. Странно… Я думала, что Жорж уступит место сыну и сам будет вас умолять молчать.

Мадлен. Он меня замучил угрозами; он говорил, что хочет излечить Мишеля. Он сам выдумал всю эту ложь.

Леони. Всему есть предел… (Берет ее за руку.)

Мадлен. Он меня Благодарю вас, сударыня. Я уже ни во что не верила, ни на что не надеялась.

Леони. Тихо. Но нужно говорить. Знаете, вы мне очень нравитесь. Вы меня покорили. Я ничего не знала. Я была уверена, что Жорж разбирается в женщинах не больше чем Мишель. Ах, если бы я попала еще в один безалаберный дом, еще в один цыганский табор, то в моих глазах вы бы погибли, хотя, быть может, и обворожили бы Ивонну. Придя сюда, я не была вашей союзницей и еще того меньше — вашей сообщницей. Теперь я сама хочу стать ею. Это, очевидно, союз порядка против беспорядка! Так или иначе, я перехожу в ваш лагерь.

Мадлен. Увы, сударыня… к чему? Все кончено. Мишель никому не поверит, а Жорж снова будет лгать. Это конец.

Леони. Не может быть неизменным то, что построено на ложной основе. Положение по-настоящему серьезно только в том случае, если мы сталкиваемся с истинным злом, с подлинной ложью. Только это непоправимо.

Мадлен. А может быть, я и правда не создана для вашей среды…

Леони. Какая там еще среда? Вы смеетесь. Послушайте! (Встряхивая ее.) Мадлен!

Мадлен. Жизнь моя кончена…

Леони. Хотите, я воскрешу вас?

Мадлен. Это невозможно.

Леони. Будете вы меня слушать или нет! Мадлен… Завтра в пять часов вы придете в табор.

Мадлен. В табор?

Леони. К нам, к Жоржу.

Мадлен. Кто, я?

Леони. Вы.

Мадлен. Да что вы, сударыня! Меня выгонят.

Леони. Нет.

Мадлен. Неужели это возможно?

Леони (подкрашивая губы). Бывают минуты, Мадлен, когда любовь меня возмущает и я готова мстить ей. Но бывает и так, что она потрясает меня до глубины души и правда ее побеждает меня. Разве разбираемся мы в том, что происходит внутри нас? Мадлен, дорогая моя, я сама являюсь поместью этой семьи циркачей с… не знаю с чем еще. Тут уж действуют темные, Тайные силы человеческого существа. Не пытайтесь понять меня. От природы я немного педантка. Можете на меня опереться, но только не медлите воспользоваться моей слабостью.

Мадлен. Ах, сударыня! Оскорбление останется оскорблением. Вместо раны будет уродливый шрам… То, что поломано, не склеится, то, что измято, — не расправится, то, что мертво, — не воскреснет.

Леони. Вы молоды. В жизни бывают неожиданные повороты, солнечные и грозовые дни. Верьте в будущее.

Мадлен. Жорж все расскажет.

Леони. Жорж будет молчать. Это я вам обещаю.

Мадлен. Он поклялся мне.

Леони. Он мстил. Завтра он будет благородным отцом, защитником своего сына.

Мадлен. Он был чудовищем.

Леони. Он не был чудовищем, дитя мое. Жорж — ребенок, действующий бессознательно. Он может причинить страшную боль, сам того не понимаю. Я объясню ему. Я раскрою ему глаза.

Мадлен. Сударыня… сударыня… Где найду я слова, чтобы выразить вам мою признательность?

Леони. Прошу вас, не надо никакой признательности. Разве мы знаем, кому оказываем помощь? Разве знаем, на какие подвиги мы способны при катастрофе, при кораблекрушении? Где стирается грань между служением самими себе и другим людям? Все это китайская грамота. Не надо никакой благодарности, дитя мое! Когда приходит беда, бывает, что люди, не способные к взаимопомощи, спасают утопающих.

Мадлен. У вас доброе сердце.

Леони. Нет, не доброе. Обыкновенное, как у всякого человека. И я ненавижу беспорядок. Беспорядок, который натворил здесь Жорж, внушает мне отвращение. Нужно стирать, гладить, прибирать всю эту грязь. Приходите завтра!

Мадлен. Но…

Леони. Никаких «но». В пять. Это приказ. Клянитесь именем Мишеля.

Мадлен. Именем Мишеля…

Леони. Клянусь.

Мадлен. Клянусь.

Леони. Именем Мишеля.

Мадлен. Именем Мишеля…

Леони. Прекрасно. Теперь спите. Завтра будьте очаровательной. Никаких припухших глаз. (Встает, достает из сумочки визитную карточку и кладет ее на стол.) Вот наш адрес.

Мадлен. После всего этого кошмара…

Леони. Дурные сны кончились. Я беру тебя под мое покровительство. (Идет к двери.) Провожать не надо.

Мадлен. Сударыня…

Леони. И главное, не благодарите меня. А то, знаете ли… благодарность…

Занавес

Комната Ивонны. Декорация та же, что в первом действии.

Темно.

Постепенно становится светлее, словно глаз привыкает к потемкам.

Сцена первая

Леони, Жорж.

Леони (обращаясь к Жоржу, который входит через дверь в глубине слева). Без перемен?

Жорж. Без перемен. Мне лучше уйти куда-нибудь. Я сам еле держусь и рискую порадовать вас таки же зрелищем.

Леони. У меня невозможно находиться. Хотя дверь, ведущая в комнату Мика, и заделан, я слышу, как он стонет и бьет кулаками об пол. К тому же у себя я, непохожая на ва, я уравновешенная, чувствую себя на краю света, вдали от всего, что происходит в комнате Ивонны. Если я начну сходить с ума — это будет венцом всего.

Жорж. Душно…

Леони. Ивонна у Мишеля?

Жорж. Из него нельзя вытянуть ни слова. Я не думал, что он способен так чудовищно страдать. А я должен все время следить за собой, бешенство так и душит меня. О боже!..

Леони. Он любит и страдает впервые.

Жорж. Ну а тех, кто умеет владеть собой, разумеется, не так жалко?

Леони. Никто на свете, Жорж, не может лучше меня понять тебя и пожалеть. Но боль, пусть и мучительную, которую ты испытываешь я не сравню с той, что испытывает этот мальчик, для которого это первое горе. Он внезапно…

Жорж. У него есть Ивонна.

Леони. Брось, пожалуйста, Жорж.

Жорж. Да, у него есть Ивонна. Он ей ничего не говорит, но жмется к ней. Это инстинкт. Ивонна торжествует. Она «снова нашла его». Она вернула себе сына! Она только об этом и говорит. Я переборол себя, все ей рассказал, раскрыл перед ней душу, предстал перед ней в смешном виде, но она едва заметила всю невероятность этой истории. Она, собственно, даже не выразила удивления; думала только о Мишеле, о том, что нужно быть осторожным, чтобы он еще чего-то не узнал. А мне она твердила с отсутствующим видом: «Что же, бедный мой, - твердила с отсутствующим видом: Что же, бедный мой Жорж, это твое наказание… твоя кара!» Я больше не одинок! Вот та Ивонна, которую я вновь обрел и которая обрела меня, Ивонна, помогающая мне перенести испытание…

Леони. Так и следовало ожидать, что эта история не потрясет ее. В царстве лунатиков, вероятно, часто бывает, что отец и сын, каждый со своей стороны, встречают одну и ту же девушку, а потом, сами того не ведая, играют в прятки. Что же до «кары», то Ивонна, возможно, и права.

Жорж. Еще не легче! Кара? Но за что?

Леони. Жорж, то, что ты сделал, — чудовищно!

Жорж. То, что я сделал? Лео, но ведь ты, ты сама подсказала мне все мои поступки, все придумала, соорудила всю эту механику, каждую деталь ее.

Леони. Советую тебе никогда не повторять то, что ты только что сказал. Никогда не повторять это самому себе, никогда не говорить, даже наедине с самим собой, что-либо хотя бы отдаленно похожее на то, что ты сейчас сказал.

Жорж. Это не-ве-ро-ятно!

Леони. Я слышала, как эта девушка произносила «не-ве-ро-ятно». Но то, что я слышала и видела здесь, это до меня как-то не доходило благодаря вашей сумасшедшей, лунатической обстановке. Лунный свет действует не только на лунатиков, он искажает перспективу, сгущает тени, меняет видимость предметов, и, признаюсь, я также поддалась его наваждению. Ведь ваша история не представлялась мне реальной, да и, сказать по правде, в ней действительно было больше фантастики, чем чего бы то ни было иного. Ты не удивишься, если я скажу, то в выборе женщины я полагалась на твой вкус не больше, чем на вкус Мишеля. Я думала, что ваша «девушка» просто шлюха, пройдоха, девка, водящая вас за нос. Я ошиблась и прошу прощения.

Жорж. Мадлен тебя окрутила.

Леони. Нет, дорогой мой Жорж, совсем нет. Мадлен меня не окрутила. Ей это незачем было делать. Она ребенок, несчастный ребенок…

Жорж. Великолепно! Эта особа обманывает меня с Мишелем. Мишеля обманывает…

Леони. Не собираешься ли ты поверить в тобой же придуманный призрак?

Жорж. Нами с тобой. Вернее, тобой одной придуманный!

Леони. Жорж!

Жорж. Ладно, ладно. Пусть будет мною выдуманный. Но, если разобраться, милая Лео, возможно, что никто из нас его не придумал! Женщина, способная…

Леони. Нет, Жорж. Неужели ты поверишь в эту гадость потому лишь, что она тебя устраивает?

Жорж. Великолепно! Великолепно! Теперь Мадлен причисляется к лику святых. Мадлен святая, ты обнаружила, что она неспособна ранить, довести до отчаяния, убить. Она…

Леони. Она молода, и она любит Мишеля. Да и тебя она любит, дорогой Жорж. Нужно смириться. Я вдруг настолько ясно поняла, что мы притащили к этой молодой чистой девочке все наши застарелые привычки, наш эгоизм, причуды, предрассудки, горечь, обиды, наш беспорядок, пришли, чтобы уничтожить ее молодость, радость, будущее, расстроить ее порядок!

Жорж. Вот порядок-то ее тебя и пленил!

Леони. Поймешь ли ты, наконец, Жорж, что дело вовсе не в том, пленила она меня или нет, а в том, что необходимо исправить зло, которое я причинила…

Жорж. Ах, вот оно что!

Леони. Я нервничаю и говорю совсем не то. Я хотела сказать, что нужно во что бы то ни стало поправить то зло, которое вы причинили, мы причинил, которое причинила, сама того не подозревая, бедная наша Ивонна.

Жорж. Так ты предлагаешь после вчерашнего пойти на попятный? На это, дорогая моя, не рассчитывай. Никогда.

Леони. Принеси эту жертву! Иногда необходимо жертвовать собой. Это гигиена души. Так надо.

Жорж. Ты, я вижу, заразилась стилем Ивонны.

Леони. Не шути. Мне нужно убедить тебя, чтобы ты смог убедить Ивонну. Ты должен поплатиться за все это, и она тоже…

Жорж. Ну а Ты? Ты! Ты! Нет, это просто поразительно! Ты, словно судья, произносишь обличительные речи и желаешь, чтобы все расплачивались. А ты какие жертвы собираешься принести, чтобы выбраться из этой грязи? Хоть чем-нибудь ты собираешься поступиться?

Леони. Я уже принесла свою жертву.

Жорж. Уже?.. Как это понять?

Леони. Я хочу сказать: откуда ты знаешь, не принесла ли я свою жертву и не заработала ли я право ждать от вас того же?

Жорж. О какой жертве ты говоришь, желал бы я знать…

Леони. Я люблю тебя, Жорж. Может быть, я и теперь тебя люблю. Я думала, что жертвую собой ради твоего счастья. Я ошиблась. Но на этот раз я не ошибаюсь. Нельзя пожертвовать этой девочкой и Мишелем ради низменной привычки к устоявшемуся и удобному вам строю жизни…

Жорж (хочет взять Лео за руку). Лео…

Леони. Только без умилений, пожалуйста, а то, знаешь, все эти умиления, благодарности… Я без них отлично обойдусь. Нет. Так надо, Жорж… надо убедить Ивонну.

Жорж. А меня?

Леони. Я не оскорблю тебя мыслью, что ты еще не убежден.

Жорж. Ты хочешь ввести Мадлен к нам в дом?

Леони. Это необходимо.

Жорж. Но, дорогая моя Леони, допустим даже, что я пойду на постоянную муку присутствовать при жизни этих влюбленных, но ведь Ивонна откажется наотрез, возобновит свои крики и угрозы… Не забывай, она «вернула себе сына»… вернула Мика. Попробуй снова отобрать его.

Леони. Ивонна вернула себе развалину. Она очень скоро в этом убедится.

Жорж. Она предпочтете иметь его возле себя мертвым, нежели живым в руках другой.

Леони. Если так, придется действовать тебе. Я знаю тебя, ты инстинктивно восстанешь против всего бесчеловечного, низкопробного, подлого. Бороться нужно, невзирая на собственные наши пороки.

Жорж. А как сказать Мишелю?

Леони. Очень просто. Сказав ему, что Мадлен — само благородство, — ты будешь весьма недалек от истины! Скажи, что она выдумала этого третьего человека для того, чтобы освободить Мишеля, вернуть его семье, его среде. Представляешь себе эту среду! Ну и Мишель только сильней будет любить ее за это. Она этого заслужила.

Жорж. Я не подозревал, что у тебя такое сердце!

Леони. Сердце мое работало вхолостую. Пусть пригодится, наконец, на что-нибудь. Я люблю Мишеля. Ведь он твой сын.

Жорж А Ивонну ты любишь, Лео? НЕ против ли нее ты расточаешь свою силу и энергию?

Леони. Не заглядывай в тайники моего сердца, Жорж. Нехорошо копаться в чужой души. Там можно найти слишком много всякой всячины. Не пытайся проникнуть в мое сердце, да и в свое тоже.

Жорж. Мы покажем себя настоящими флюгерами.

Леони. А какая же это роскошь, Жорж, противоречить себе! Единственная моя роскошь! Собственная моя форма безалаберности! Не лишай меня ее. Семья, обломок семьи, обломок буржуазии, обломок непоколебимой морали, осколки прямой линии! Все может превратиться в осколки под гусеницами слепого танка, под пятой безмозглой силы: удача, мечты, надежды — ничего нет пощады. Воспользуемся же тем, что мы обломки, Жорж, пойдем своим, окольным путем, не мешая другим идти их собственной дорогой.

Жорж (опустив голову). Лео… ты, кажется, права.

Леони. Я люблю тебя, Жорж.

Сцена вторая

Ивонна, Леони, Жорж.

При последних словах дверь открывается и входит Ивонна, на ней тот же мохнатый халат, что в первом акте, волосы растрепаны.

Жорж. А мы тебя ждем. Мы надеялись, что наедине с тобой он придет в себя. Даже сквозь закрытую дверь Лео слышала его стоны.

Ивонна. Сущий ад.

Леони. Говорил он с тобой?

Ивонна. Нет. Он изо всех сил сжимал мне руку. Я ее отняла, хотела погладить ему волосы, задала нелепый вопрос, не хочет ли он пить. Он сказал мне: «Уйди». Я поднялась. Я надеялась, что он окликнет меня, не даст мне уйти. Стояла возле двери. Он повторил: «Уйди». Сущий ад. Я больше не могу. Не могу!

Жорж. Может быть, мне пойти?

Ивонна. Если он выгнал меня. То, значит, никого не хочет видеть. Я умоляла его лечь в постель, в ответ он принялся бить кулаками об пол. Он лежит на полу в темноте. На животе, в темной комнате.

Леони. Он что, ставни закрыл?

Ивонна. Ставни и занавески. Катается по полу и кусает себе руки. Ад какой-то. Лучше оставить его одного. ОН ведь не от грубости — бедный Мик! — чуть не сломал мне руку, он прижимал ее к своей щеке… Он страдает от того, что заставляет меня так страдать… Он сказал «уйди», как говорят, когда не желают, чтобы тебя жалели, трогали, видели.

Леони. Он весь — открытая рана.

Ивонна. Не будь эта женщина шлюхой, я бы позвала ее, отдала бы ей Мишеля. Вот до чего я дожила.

Леони. Теперь это легко сказать…

Ивонна. Нет, Лео… Это сказать не легко. Для того чтобы сказать это, я должна была дойти до крайности.

Леони. Ты отдала бы ее Мику?

Ивонна. Все что угодно… думаю, что да… Я больше не могу.

Леони. Вот этих-то слов я и ждала от тебя, Ивонна. Я не хотела произнести их первой, не хотела, чтобы Жорж заставил тебя их сказать. Говори, Жорж!

Ивонна. Опять слова…

Жорж. Нет, Ивонна. Не знаю, считаешь ли ты просто словами сделанное мной признание, но на этот раз дело куда серьезней.

Ивонна. Не знаю, что может быть серьезнее того, что с нами происходит.

Жорж. Да, серьезнее, потому что мы попали в это положение вследствие преступления, а преступник — я…

Ивонна. Ты?

Жорж. Мадлен ни в чем не виновата, Ивонна. Таинственный незнакомец не существует.

Ивонна. Я плохо тебя понимаю.

Жорж (приглашая говорить Лео). Лео…

Леони. Вчера я осталась с этой девушкой наедине…

Ивонна. И она уговорила тебя. Что за наивность! Из жертвы Жорж превратился в преступника?

Жорж. Брось, Лео. Будет лучше, если я сразу признаюсь во всем. Так вот, Ивонна: я вел себя подло. Я вынудил бедную девочку лгать, покрыть себя грязью. Я был суфлером ее роли. Этого третьего человека я выдумал сам. Я воспользовался тем, что Мишель доверчив, что Мадлен умирала от страха при одной мысли, что он может обо всем узнать. Это ужасно.

Ивонна. И ты это сделал?

Жорж. Сделал, клянусь!

Ивонна. Жорж! Ты же мог убить Мишеля!

Жорж. Он и так еле жив. Потому-то я и говорю о преступлении. Уж не считая того, что своим неожиданным приходом я мог убить Мадлен. А когда я довел ее до того ужасного состояния, которое вы объяснили смущением, я воспользовался тем, что мы по вашему настоянию остались с ней наедине, и добил ее. Что и говорить, отличная работа! Лучшее мое изобретение! Единственное мое изобретение, которое сработало. И я им гордился! Нужно было, чтобы Лео ткнула меня носом в то, что я напакостил.

Леони. Жорж! Жорж! Я должна все же сказать правду. Не будь меня…

Жорж. Не будь тебя, я бы продолжал в том же духе. И на эту тему мы больше говорить не будем. Нет, Лео, сегодня я хочу взять на себя всю полноту ответственности, сам, один! Можно и вправду подумать, что табор, как вы говорите, завораживает… (Ивонне, целуя ее) зачаровывает, как Ивонна, и все мы становимся глухи и слепы. Когда ты вошла, мы как раз говорили об этом с Лео. Вот почему, когда ты сказала: «Не будь эта женщина шлюхой», — у нас камень упал с сердца; я, по правде говоря, боялся, что мне придется спорить, бороться.

Ивонна. Не говори нелепостей, Жорж! У тебя приступ великодушия, покаяния и самопожертвования, Лео слишком уравновешенный человек, чтобы этого не понять. Остерегись, друг мой! Ты грезишь наяву! Неужели же мне, ясновидящему лунатику, гадалке из табора, придется во всем разбираться? Что сделано, то сделано. Ни Мишель, ни эта молодая женщина не умерли. Они переживают тяжкую минуту, как ты, как все мы. Самым благоразумным сейчас будет сказать: «Слава богу!» — ибо ничего особо страшного не произошло, и нам остается лишь воспользоваться этой удачей.

Жорж. Удачей, о какой удаче ты говоришь? Ты отдаешь себе отчет в том, какие слова ты произносишь?

Ивонна. Самые естественные слова, те, что приходят мне в голову. Я мать, любящая своего сына, я врачую его раны. Я ничуть не стремлюсь ни к каким высотам… Ничуть! Допустим. Что ты был неправ, возможно! Но, в общем, это удача. Да, удача, что мы выскочили из этой истории целыми невредимыми.

Жорж. Не прошло и пяти минут, как ты умирающим голосом говорила: «Это сущий ад! Я больше не могу!»

Ивонна. Вот потому, что это ад, потому, что я больше не выдерживаю, именно поэтому я и нашла в себе силы крикнуть: «Стойте!» — когда вы собрались вернуться к тому, что кончено и похоронено. Вот я, выступающая у вас обычно в роли деревенской дурочки, говорю вам, что необходимо воспользоваться нашей удачей в этой жалкой истории, возвратиться к которой немыслимо.

Леони. Но о какой удаче ты говоришь, Ивонна?

Ивонна. Я, например, считаю удачей, что именно Жорж оказался этим «третьим».

Жорж. Благодарю.

Ивонна. Потому что будь этот третий действительно третьим, то я знаю Жоржа… Я знаю твой характер… Ты бы растрогался, у тебя не хватило бы твердости.

Жорж. Твердости? Я самым низменным образом мстил, оправдываясь тем, что будто бы оказываю тебе услугу, будто бы выполняю твой приказ…

Леони. Мне кажется, дорогая Ивонна, что вы плохо понимаете друг друга и что твоя точка зрения не ясна Жоржу.

Жорж. Я не то, что плохо понимаю, а просто не понимаю ровным счетом ничего!

Леони. Вот видите? (Жоржу.) Если я не ошибаюсь, Ивонна находит, что, несмотря на весь переполох, удачей следует считать то, что брак этот самому Мишелю кажется невозможным.

Ивонна. Но…

Леони. Минутку, — а Жорж тебе доказывает, что этому ничто не препятствует.

Ивонна. Чему не препятствует?

Жорж. Не препятствует любви Мишеля и Мадлен.

Ивонна. Что?

Жорж. Я говорю, что из эгоизма мы чуть не погубили этих детей и что наш долг — немедленно вернуть их к жизни.

Ивонна. И это ты! Ты…

Жорж. Пора, Ивонна, сказать друг другу всю правду. У Мадлен никогда не было по отношению ко мне большого чувства, или нет, будем справедливы — у нее была ко мне большая нежность; я же себя уговаривал, обманывал, не позволял ей быть со мной искренней. Я заставлял ее нести бремя мучительно лжи, от которой она мечтала освободиться. Эта жалкая идиллия станет реальностью, лишь если Мишель узнает о ней.

Ивонна. Ужас какой!

Жорж. В этом мы с тобой согласны.

Леони. Вы согласитесь и в остальном.

Ивонна. Итак, ты, Жорж, думаешь… вы с Лео совершенно спокойно, серьезно считаете, что эта женщина может носить наше имя, войти в нашу среду?

Жорж. Твой дед собирал коллекцию точек с запятой, ее дед был переплетчиком, и мне кажется, дорогая Ивонна…

Ивонна. Я не шучу и спрашиваю у тебя…

Жорж. НЕ требуй от меня, чтобы я всерьез говорил о подобной нелепости. Имя! Среда! Смотрела ли ты когда-нибудь с верхнего яруса на театральный зал? Все эти люди друг друга не знаю, у каждого своя среда, каждый уверен, то лишь его среда чего-то стоит. Возможно, что когда-то среда была чем-то реальным, теперь ее нет.

Ивонна. Семьи наши существуют.

Жорж. Послушать тебя, так можно подумать, что мы — божественного происхождения. Я — второсортный изобретатель, неудачник. Ты — больной человек, живущий в уединении. Лео не вышла замуж… (пауза), чтобы помогать нам. И вот во имя всего этого, во имя всего этого убожества, всей этой пустоты, всей этой неустроенности ты отказала бы Мишелю в успехе, свежем воздухе, просторе? Нет! Нет! нет! Этого я не потерплю.

Леони. Молодец, Жорж.

Ивонна. Еще бы! Жорж просто бог. Он непогрешим.

Леони. Я восхищаюсь им.

Ивонна. Скажи лучше, что ты его любишь.

Жорж. Ивонна!

Ивонна. Наспитесь! Их пожените! А я исчезну! Не буду вам мешать! Что может быть проще?

Леони. Ты сходишь с ума!

Ивонна. Да, Лео, я схожу с ума. Не сердись на меня.

Леони. Я не сержусь.

Ивонна. Спасибо. И прости меня.

Леони. Ну вот, снова начинается «спасибо» и «прости». Забудем эти слова. Послушай, Ивонна если бы и вправду я непременно хотела женить на себя Жоржа, я бы его тебе не отдала. Уж я бы что-нибудь придумала. Поздно к этому возвращаться. Чтобы что-то спасти из наших обломков, нам остается только одно — не дать погибнуть Мику. Надо сделать так, как говорит Жорж. Надо все объяснить Мику, вернуть его к жизни.

Ивонна. Разе это жизнь?

Жорж. Без сомнения. Да ты теперь и не вынесешь состояния, в котором Мишель находится. Ты с ним мирилась, пока у тебя было оправдание. К чему тянуть? Ивонна!

Ивонна. Эта женщина все равно слишком молода.

Леони. Что?

Жорж. Она на три года старше Мишеля. Вчера она тебе казалась слишком старой…

Ивонна. Она слишком молода… по сравнению со мной.

Жорж. Это чудовищно.

Ивонна. Стать тещей! Бабушкой! Бедный мой Мик! О нет, нет, нет!

Леони. Я люблю Жоржа, Ивонна. Но ты влюблена в Мишеля по-сумасшедшему, и ты мешаешь ему жить.

Ивонна. Да, я влюблена в Мишеля, да, я влюблена по-сумасшедшему. Кто может запретить матери безумно любить собственного сына?

Жорж. А что если сын этот почувствует, что за ним слишком пристально наблюдают, чинят слишком много препятствий… Немыслимо жить, постоянно мешая друг другу! Именно это заставило меня уйти, меня и Мишеля. Отпусти поводья, иначе он возненавидит тебя, он возненавидит всех нас.

Ивонна. Вы требуете от меня невозможного.

Жорж. Когда мы потребовали невозможного от Мадлен, она это сделала.

Леони. В единоборстве с собой ты пользуешься старым оружием.

Ивонна. Мик вернулся ко мне, и я не желаю терять его вновь.

Жорж. Мишель вернется к тебе, когда ты ему отдашь Мадлен. Тебе кажется, что ты обрела своего Мишеля, но этот Мишель — абстракция. Он может не только возненавидеть тебя, — существует и другая опасность. Даже если с нашей помощью он продолжал бы считать Мадлен изменницей — а это было бы чудовищно, и эту ложь поддерживать я отказываюсь, — то все же какая-то часть его продолжала бы сомневаться и жить возле нее. Твое преступление не принесло бы тебе никакой выгоды!

Леони. Ты, собственно, хотела бы иметь сына-калеку, не способного выйти из дому.

Ивонна (не выдерживает, разражается рыданиями). Я больше не могу… не могу!

Жорж. Когда любишь, то можешь все. Ты любишь Мишеля. Подумай, как он будет благодарен, узнав из твоих уст, что Мадлен солгала ему, жертвуя собой.

Ивонна. Жорж… Жорж…

Жорж (говорит с ней, как с ребенком). А как бы ему хотелось в это поверить… Он мог бы радоваться, быть счастливым… но он полон горечи.

Леони (таким же тоном). С горя Мишель женится на глупой некрасивой девушке, из тех, что на балах сидят у стенки в ожидании, когда с ними стрясется несчастье… Одним несчастным браком будет больше!

Жорж (так же). Сдайся, Ивонна, не упирайся, раскрой свой ларчик, покажи свое сердце!

Ивонна (вырывается, становится на колени у кровати, в порыве ярости). Отстаньте! Зачем становитесь на ходули? Вы не более меня достойны пьедестала. Ложь! Ложь! Ложь! Попытайтесь-ка выпутаться из своей лжи! (Жоржу.) Когда вчера мы пришли к этой женщине, я помню, как ты даже сделал вид, будто ошибся этажом, будто не знаешь, на какой площадке она живет. Меня обманули, меня предали! Вы все сговорились против меня. Ты осмелился привести меня к своей любовнице.

Жорж. Замолчи.

Ивонна. К своей любовнице!

Жорж. Молчи! Ты с ума сошла. Ты хочешь, чтобы мальчик тебя услышал?

Ивонна. Я буду защищаться.

Жорж. Против себя самой, против всего на свете. Возьми себя в руки, Ивонна…

Ивонна. НЕ хочу брать себя в руки, пусть будет так — это наш общий беспорядок.

Жорж. Есть минуты, Ивонна, Когда можно все искупить, спастись и спасти других. Ивонна, родная моя, сделай, как я, смирись!

Ивонна. Что же, опять вызывать нашего мальчика, идти к этой женщине, унижаться…

Жорж. Да оставь ты, наконец, эту нелепую гордыню. Кто тебе предлагает «вызывать» Мишеля и беседовать с ним в «отцовском кабинете»! Просто-напросто нужно скорее побежать к нему, обнять его и сотворить для него чудо!

Леони. Что для Мадлен, я позаботилась о ней. Позаботилась на свой страх и риск.

Ивонна (наступая на Лео). Вечно ты вмешиваешься, Лео! Что ты еще наделала?

Леони. Я выполнила свой долг. Я говорила, слушала, утешала и даже позвонила ей.

Ивонна (как бы по складам). Ты ей позвонила?

Леони. Да, и просила приехать. (Уходит в свою комнату.)

Сцена третья

Жорж, Ивонна.

Ивонна. Так вот в чем заговор!

Жорж. Я не знал, что Лео задумала, но я очень ей благодарен.

Ивонна. Вы хотите вынудить меня.

Жорж. Мы хотим спасти тебя, спасти всех нас, спасти Мишеля.

Ивонна. Значит, она получит то, чего хотела. Проникнет в дом.

Жорж. Не говори так, это гадко.

Ивонна. Вы все стали святыми. Дай мне время. У меня так быстро не получается.

Жорж. Неужели ты думаешь, что мне не приходится делать над собой огромные усилия?

Ивонна. Бедный ты мой старикан!

Жорж. Старушка моя! А ведь ни ты, ни я не старые, Ивонна. И все же…

Ивонна. И все же в один прекрасный день замечаешь, что дети выросли и отталкивают тебя, требуя, чтобы ты освободил им место.

Жорж. Это в порядке вещей.

Ивонна. Порядок вообще не по моей части.

Жорж. И не по моей. У тебя руки, как ледышки…

Ивонна. Что уж обо мне говорить…

Сцена четвертая

Ивонна, Леони, Жорж.

Леони. Итак, подготовимся к празднику. Зажжем елку. Верный тон найден, давайте его держаться!

Жорж. Я совершенно не привык к праздникам, сюрпризам.

Ивонна. Зато уж когда делаешь сюрприз, то он тебе здорово удается.

Леони. Сдаюсь! Не будем ссориться.

Жорж. Так как же ты собираешься все это налаживать?

Леони. Все это очень просто, Ивонна! Необходимо, чтобы все исходило от тебя, чтобы он был всем обязан тебе.

Ивонна. Но…

Леони. Никаких «но».

Ивонна. Но ведь я действую во вред себе…

Леони. Не показывай этого.

Ивонна. У меня будет глупый вид. К тому же я вся продрогла. Смотри. Послушай. У меня дуб на зуб не попадает.

Жорж. Это нервное.

Ивонна. Я умру — ты тоже скажешь: это нервное. У меня ноги подкашиваются.

Леони. Попробуй. Обопрись о мое плечо. Так надо.

Жорж. Так надо, Ивонна! Подумай о том, какой подарок ты положишь ему в чулок.

Ивонна. Попробуй найди эти самые чулки!

Хлопает дверь.

Леони. Хлопнула дверь. Это Мишель. Он тебе облегчает сдачу. Вот видишь — уже одно «чудо».

Ивонна. До чего же вы довели меня!

Жорж (прислушиваясь). Что он делает? Куда он пошел?

Леони. Может быть, он уходит…

Ивонна. Тогда хлопнула бы другая дверь.

Леони. Верно.

Ивонна (очень тихо). Мишель со вчерашнего дня ничего не ел. Это он лазил в буфет. Ищет сахар, но весь наш сахар в ванной комнате. Он колеблется. Он направляется к моей комнате. Прислушивается, берется за ручку двери.

Видно, как ручка двери поворачивается.

Леони. В нашем таборе чудеса продолжаются.

Ивонна. Он открывает дверь.

Дверь медленно отворяется.

Мне страшно, словно это не Мик, а кто-то другой… Кто-то страшный… Лео! Жорж!.. (Цепляется за них.) Что это со мной такое? (Зовет.) Мик!

Сцена пятая

Те же, Мишель.

Мишель. (появляется и оставляет дверь полуоткрытой, вид у него ужасный, глаза красные, распухшие). Софи, это я…

Ивонна. Так входи же, закрой свою дверь.

Мишель. Почему «свои»? Я все закрываю. Я хотел только зайти на минуточку. Я искал сахар.

Ивонна. Ты знаешь, где он лежит.

Мишель. Да. Ты одна?

Ивонна. Родной мой, неужели ты не видишь отца и тетю Лео?

Мишель. Ой, извини, Лео, извини, папа! Я ничего не вижу. Я помешал вам? (Проходит в ванную комнату и выходит оттуда, грызя сахар.)

Жорж. Ты ничуть нам не мешаешь, твоя мать даже собиралась позвать тебя.

Мишель. К то же… я хотел… Мне нужно было поговорить с тобой, мама, а раз то, что я хочу сказать тебе, я должен также сказать папе и тете Лео, оно даже и лучше, что вы все вместе. Прежде всего, Софи, я прошу прощения за то, что попросил тебя уйти из моей комнаты. Я был сам себе противен. Я не хотел… ну, в общем, ты понимаешь.

Ивонна. Я очень хорошо поняла, Мик, бедный ты мой мальчик!

Мишель. Не нужно меня жалеть.

Жорж. Что ты хотел нам сообщить?

Мишель (смущенно, грызя сахар). Так вот. Я не собираюсь продолжать жить, валяясь на полу и тоскуя. Ты, папа, обещал мне что-то насчет работы в Индокитае… если я надумаю…

Ивонна. Неужели ты бы уехал от меня?

Мишель. Это решено.

Ивонна. Мик!

Мишель. Я стал не очень-то приятным соседом, Софи, и боюсь даже перезаразить вас всех… как бы и вы не заболели хандрой!

Ивонна. Ты с ума сошел!

Мишель. Это здесь, в Париже, я могу сойти с ума. Мне невозможно тут оставаться. Невозможно оставаться дома. Я не сменю наш дом на какой другой… Именно поэтому мне надо уехать подальше, поскорее. Я буду работать. Я умею все, а толком ничего. Самоубийство мне отвратительно. Мне необходимо переменить климат, посмотреть белый свет… Что до Европы… (Прощальный жест.)

Ивонна. А я, а все мы?

Мишель. О Софи!..

Ивонна. Дай мне руку. Послушай, Мик, послушай меня. Выше голову. А если тебе не нужно было бы уезжать?

Жорж. Если бы, например, мы сообщили тебе хорошую новость?

Мишель. Для меня не может быть больше хороших новостей.

Леони. Как сказать. Если исчезнет то, что вызывает твое бегство… твой отъезд.

Ивонна. Если у тебя не будет более причин, заставляющих тебя покидать нас и презирать Европу?

Мишель. Брось, Софи. Я пошел к себе. Папа…

Жорж. Нет, Мишель, не уходи и не проси меня хлопотать о месте в Индокитае.

Мишель. Ты мне обещал.

Жорж. Мик, я должен сообщить новость, очень большую и очень хорошую новость, Мадлен…

Мишель. Не говорите мне больше о ней. Ни слова об этой особе. Никогда! Никогда! Не троньте меня. Разве не видите, что мне больно! Молчите!

Леони. Выслушай твоего отца, Мишель.

Мишель (яростно). Не смейте начинать сначала! Не смейте говорить мне об этой женщине… Слышите!

Жорж (преграждая ему путь). Я должен с тобой поговорить о ней.

Мишель. Я не стану слушать. Хватит! (Ударяет ногой о кровать.)

Жорж. Прошу тебя, престань лягать мамину постель. Твоя мать больна. Кроме того, изволь говорить потише!

Мишель (упрямо). Что вы от меня хотите?

Жорж. Вчера после нашего посещения твоя тетка вернулась домой последней.

Мишель. Вы придумываете небылицы, хотите уговорить меня остаться в Париже, хотите задержать мой отъезд. Напрасно стараетесь, мое решение принято.

Ивонна (вскакивает). Ты не уедешь!

Мишель (указывая на мать). Вот видите!

Жорж. Ты не уедешь, потому что отъезд твой был бы преступлением.

Мишель. Как это — преступлением?

Жорж. Преступлением. Пусть твоя семья теперь не в счет — есть, по крайней мере, один человек, перед которым ты обязан извиниться, у которого ты должен просить разрешения уехать.

Мишель (со злым смехом, Жоржу). Ах, что же я за дурак! Понятно. Эта особа держалась с тобой по-одному, а с Лео по-другому. Тут уж разговор пошел на равных началах! На обаянии. (Леони.) Она тебя поймала на чистоту и наивность!

Леони. Меня не так-то просто поймать!

Мишель. Я больше никому не верю.

Жорж. Напрасно… Ивонна?

Ивонна. Верь ему, Мик.

Жорж. Ты уже менее недоверчив?

Мишель. Да не терзайте же вы меня!

Жорж. Кто тебя терзает? Мадлен не только не виновна, она заслуживает восхищения.

Мишель. Но чем — чем, боже праведный!

Жорж. Я, я должен просить у тебя прощения. Наше вчерашнее посещение напугало ее. Она решила, что никогда не сможет добиться нашего согласия. И тут она солгала. Я это чувствовал и сделал вид, что не замечаю. Всю эту историю она придумала, чтобы освободить тебя, избавить нас от нее.

Мишель. Если эта ваша выдумка — правда, то я последний скот, раз не потребовал доказательств, заупрямился, сбежал.

Жорж. Ты не скот, мой мальчик. Ты вел себя как простой и чистый человек. Ты с одинаковой легкостью веришь в зло и добро.

Мишель. Вы меня обманываете. Вы испугались, что мой отъезд огорчит Софи.

Леони. Нет, милый Мик, об Индокитае не было и разговора. Когда ты открыл дверь, мать собиралась идти к тебе, обнять, ободрить, привести сюда. Она заранее так радовалась этому.

Мишель. Но, будь это правдой. Неужели вы стали бы ждать? Неужели Софи оставила бы меня…

Леони. Твоя мать еще не знала. И нам не хватало одного доказательства. Признаюсь, мне хотелось обставить это празднично, я готовила тебе сюрприз…

Мишель. Мама, ты, ты, скажи мне!

Ивонна. Я уже сказала.

Мишель. Но тогда надо скорее бежать, звонить, догнать ее где бы то ни было! Один бог знает, на что она способна решиться! Она, возможно. Сбежала из дому? Папа! Лео! Скорей, скорей! Где она? Где она? Где она?

Леони (указывая на дверь своей комнаты). Здесь.

Ивонна. Здесь?

Леони. С пяти часов она ждет в моей комнате

Мишель как подкошенный падает без чувств.

Сцена шестая

Те же, потом Мадлен, которую Леони выводит из своей комнаты.

Ивонна. Мик! Мик! Ему плохо.

Жорж. Мишель, смотри-ка! Вот Мадлен, вот она, рядом с тобой.

Мадлен помогает поднять Мишеля.

Леони. Он был в ужасно нервном состоянии. Скажите ему что-нибудь… Мадлен!

Мадлен. Мишель! Мишель! Это я. Как ты себя чувствуешь?

Мишель (приподнимаясь). Я свалился с катушек, как это глупо. Мадлен, девочка моя, прости меня… (Прижимает ее к груди.)

Ивонна отступает

Мадлен. Присядь вот сюда.

Леони. В кресло!.. (Отодвигает кресло от туалетного столика.)

Жорж. Я помогу.

Мишель (отстраняясь.) Не помогайте мне. Я не упаду в обморок. Мне хочется прыгать, носиться, кричать.

Мадлен. Успокойся и поцелуй меня.

Мишель (усаживает ее в кресло, становится перед ней на колени, целует ей колени). Прости меня, моя девочка, прости меня, Мадлен, прости меня. Прощаешь?

Мадлен. Разве мне прощать тебя, Мишель, родной мой, ведь я принесла тебе столько горя!

Мишель. Нет, это я, я дурак и скотина.

Леони. На вашем месте, дети мои, я не стала бы объясняться, а начала бы все сначала.

Во время этой сцены Ивонна стоит одна, прижавшись к стене между дверью в глубине и углом сцены. Она немного отходит направо и во время последних реплик медленно возвращается к постели и ложится на нее.

Жорж стоит возле кресла Мадлен. Они образуют группу слева.

Жорж. Лео права.

Мишель. Лео просто чудо!

Жорж. Да, Лео чудо. Что правда, то правда.

Мадлен. Я все еще не могу поверить, что все это не сон.

Мишель. А я-то хотел сбежать, уехать в Индокитай.

Мадлен. В Индокитай?

В это время Ивонна ложится. Она все время не сводит с них глаз.

Жорж. Пока вы ждали в комнате Лео, Мишель заявлял нам с похоронным видом и грызя сахар, что он находит Европу непригодной для жизни и решил перебраться в Индокитай.

Леони. Ты все еще не изменил решения, Мишель?

Мишель. Ладно, ладно, смейся!

Жорж. Он ничего не хотел слушать.

Мишель. Папа…

Леони. Теперь Жорж принимается за старое.

Жорж. Сдаюсь!

Мадлен. Какие вы все добрые…

На этой реплике Ивонна встает с кровати и незаметно проскальзывает в ванную комнату.

Леони (беря Мадлен за руки). Они уже согреваются.

Мишель. Ты замерзла?

Мадлен. Когда ты потерял сознание, я сразу превратилась в лед. Неожиданность была слишком сильной. Теперь я даже начинаю как-то ко всему привыкать. А когда вошла, у меня в глазах потемнело, я ничего не видела и даже не узнала твою тетю.

Жорж. Вы ничего не видели, потому что здесь ничего не видно. Моя жена терпеть не может сильного света. Не вздумайте зажигать люстру…

Леони (тихо, Мишелю). Твоя мать…

Мишель. (видит, что комната пуста). Где она?

Мадлен. (встает). Это, пожалуй, я виновата…

Жорж. Что за безумие. Минуту тому назад она была с нами…

Леони (Мишелю). Ты должен был подойти к ней, поцеловать ее…

Мишель. Я думал, что она тут, рядом… (Зовет.) Софи!

Жорж. Ивонна!

Ивонна (из ванной комнаты). Я никуда не делась. Я здесь, делаю себе укол.

Мадлен (громко). Разрешите мне помочь вам, сударыня?

Ивонна (так же). Спасибо, спасибо. Я привыкла быть одна.

Леони. Ивонна не терпит, чтобы ей помогали. Это у нее своего рода мания.

Все говорят тихо.

Мадлен. Может быть, когда-нибудь мне удастся ее убедить…

Мишель. Это будет большая победа.

Леони (Мадлен). Ивонна очень обидчива. Мишель был занят только вами, что, впрочем, вполне естественно. Будьте осторожны, дети мои…

Мадлен. Вот именно, мне показалось, что она убежала от меня.

Жорж. Ничуть не бывало. Пожалуйста, Лео, не делай из Ивонны какое-то страшилище!

Леони. Я не делю из нее страшилища, я просто предупреждаю Мишеля. Это ведь в интересах Мадлен! Не надо будить ревность Ивонны!

Жорж. Пугай ее, пугай!

Мишель. Оставь, папа. Мадлен очень умная!

Мадлен. Я не пугаюсь, Мишель, но я опасаюсь…

Жорж. Внимание.

Открывается дверь ванной комнаты.

Ивонна (опираясь о косяк, необычным голосом). Вот видите, как меня любят, мадемуазель. Стоит мне на секунду выйти, и им кажется, что они что-то потеряли. А я не потерялась. Я лечилась. (Подходит к постели, тяжело опускается на нее.) Я совсем старая дама, мадемуазель. Без инсулина я давно бы умерла.

Леони (тихо, Мишелю). Беги, поцелуй ее.

Мишель (пытаясь увлечь за собой Мадлен). Идем.

Мадлен (подталкивая его). Иди.

Жорж (Ивонне). Тебе плохо?

Ивонна (с усилием). Н… нет.

Мишель (отойдя от Мадлен, подходит к постели). Софи! Ты довольна?

Ивонна. Очень.

Мишель хочет обнять ее.

Не тормоши меня. Вам очень повезет, мадемуазель, если Мик не будет целовать вас в уши и дергать за волосы.

Леони (хлопая в ладоши). Да, Мишель, ты должен показать Мадлен свою знаменитую комнату.

Мишель. Она начнет меня отчитывать.

Мадлен. Как, Мишель, Ты отказываешься показать мне свою комнату?

Мишель. Ты еще вздумаешь прибирать ее!

Мадлен. О!

Жорж. Я пойду с вами. Я объясню вам устройство моего карабина.

Мишель. Покажем ей наш табор. Вперед! Шагом марш! (Открывает дверь в глубине сцены слева и отступает, пропуская остальных.) Софи, оставляем тебя с представительницей порядка. Лео, не разрешай маме ругать нас за глаза.

Ивонна. Мик! Остановитесь!.. Вернитесь!

Жорж (бросаясь к кровати). Что с тобой? Ивонна!

Ивонна падает навзничь на подушки.

Жорж. Ивонна!

Ивонна. Боюсь!

Мишель. Нас боишься?

Ивонна. Нет-нет, ничего. Нет, боюсь… Боюсь ужасно, остановитесь! Остановитесь! Жорж! Мик! Мик! Я страшно боюсь.

Леони (ударив себя по лбу). Она забыла сахар!

Весь конец действия Ивонна лежит головой к изножию кровати, так что лицо ее обращено к центру сцены.

Ивонна. Сахар? Какой сахар! Нет. Это серьезней. Слушай, Жорж… Жорж, ты здесь?

Жорж. Конечно, здесь!

Ивонна. У меня голова кружится, Жорж, я сделала глупость, безумную глупость! Я…

Мишель. Софи, говори же!..

Ивонна. Не могу. Хочу и не могу. Спасите меня! Спаси меня, Мик!

Леони. Инсулин! (Бросается в ванную комнату.)

Ивонна. Да, да, инсулин. Я сделала такую глупость!.. (Пытается говорить.)

Леони. Пузырек пустой. Скорее, где сахар? Скорее!

Ивонна. Я его выбросила, я выбросила весь без остатка. Прости меня, Мик! Я увидела вас всех вместе, так, в углу. Я подумала, что мешаю вам, что всем мешаю.

Мишель. Мама!

Жорж. О боже!

Ивонна. Я потеряла голову. Я наполнила шприц до отказа и нажимала, нажимала… Я хотела умереть. А теперь больше не хочу. Хочу жить! Жить среди вас, с вами! Видеть вас счастливыми. Мадлен, я буду вас любить. Обещаю! Бегите! Сделайте что-нибудь. Я хочу жить. Я боюсь. Помогите! Помогите!

Мадлен. Что вы так растерялись? Инсулин опасен в одном случае из десяти. (Ивонне.) Это ничего, сударыня, ничего страшного…

Ивонна. Нет… я знаю нужную мне дозу. Умоляю вас… нужно… О! (Падает.)

Мадлен щупает ее пульс.

Жорж. Мишель, Не теряй голову! Бегом к доктору, который над нами. Тащи его сюда. А я позвоню профессору в больницу Ларибуазьер.

Мадлен (совершенно растерянному Мишелю). Да беги же, беги! (Трясет его.)

Мишель убегает через дверь в глубине, направо. Слышно, как хлопает дверь, и весь конец действия идет под хлопанье дверей.

Леони (Жоржу). Иди звони. Я останусь здесь.

Жорж. Можно с ума сойти! (Выходит в дверь в глубине сцены налево.)

Сцена седьмая

Ивонна, Леони, Мадлен.

Мадлен. Пульс у нее слабый… Ровный, но слабый.

Леони. А ведь чувствовала же я… чувствовала…

Мадлен (отодвинувшись от кровати). Это я во всем виновата. Мне здесь не место! Я должна уйти.

Леони. Уйти?

Мадлен. Я должна оставить Мишеля, сударыня.

Леони. Нашли время! Всегда будут войны, дитя мое, и снова деревни будут вставать из развалин.

Мадлен. Нет, это невозможно. Если я останусь, то непременно проговорюсь. Я простая, глупая, прямая, я не умею лгать.

Леони. Вы отлично умеете лгать. Когда было нужно, вы лгали не хуже других! (Снимает с Мадлен пальто и бросает его на кресло.) Не глупите. Оставайтесь. Я вам приказываю. К тому же вы будете необходимы Мишелю, так же как я буду необходима Жоржу. (Пауза.) Я слышала тебя. Ты забыла, что я могу тебя услышать.

Леони. Что же ты слышала?

Ивонна. Притворяйся невинной… Вы хотите избавиться от меня!.. Хотите…

Леони. Ивонна!

Ивонна. Я себя отравила и вас отравлю. Отравлю, Лео! Я вас видела… видела там, в углу, всех вас видела. Хотели избавиться от меня, хотели… хотели… хотели… Мик! Мик!

Леони (кричит). Жорж!

Сцена восьмая

Ивонна, Леони, Мадлен, Жорж, потом Мишель.

Жорж (входит в дверь в глубине слева). Профессор на даче. Обещали прислать дежурного врача…

Леони. Жорж, Ивонна бредит…

Ивонна. Я не брежу, Лео. Меня хотели удалить, бросить, дать мне отставку. Я поняла. Я все расскажу. Все, все…

Жорж (целуя Ивонну в губы). Спокойно… спокойно, Ивонна.

Ивонна. Сколь лет ты не целовал меня в губы? А теперь целуешь, чтобы заставить молчать…

Жорж (ласкает ее, пытаясь заставить замолчать). Тихо… тихо… успокойся.

Ивонна. А я вас отравлю… Я вас выдам. Я скажу Мику.

Мишель (вбегает). Никого. Никого не отвечает.

Ивонна. Мишель! Послушай… Послушай, Мишель! Я не хочу… не хочу… я хочу… хочу, чтобы ты знал…

Леони (одновременно с криками Ивонны). Мишель, мама бредит. Позвони, чтобы немедленно прислали сахар. Мадлен, Дорогая, прошу вас, помогите ему. Он никогда не сумеет ничего найти в телефонной книге. Скорей, скорей, не мешкайте. (Выталкивает их в дверь в глубине налево.)

Сцена девятая

Ивонна, Леони, Жорж.

Ивонна. Остановитесь! Остановитесь! Я вам приказываю! Мик, Мик! Тебя обманывают! Тебя нарочно заставляют уйти! Это предлог! Мерзавцы! Я не позволю вам воспользоваться вашей подлостью.

Леони (у изножия кровати, грозно). Ивонна!

Ивонна. Это ты все подстроила. Твоих рук дело! Ты! Ты хотела моей смерти, хотела остаться с Жоржем!

Жорж. Какой ужас…

Ивонна. Да, ужас! А я… я…

Жорж. Только бы врач приехал! Может быть, Мишелю лучше взять машину.

Леони. Они разминутся с врачом.

Жорж. Но что делать? Что делать!

Леони. Ждать…

Ивонна (открыв глаза). Мик! Ты здесь? Где ты?

Жорж. Он здесь… он придет.

Ивонна (мягким голосом). Я больше не буду… я не хотела… я вас всех увидела там, в углу… почувствовала себя такой одинокой, одной на всем свете… Обо мне забыли. Хотела оказать вам услугу. Как голова кружится… Приподними меня, Жорж. Спасибо. Это ты, Лео? А эта девочка… я буду любить ее… я хочу жить. Жить с вами. Хочу, чтобы Мик…

Леони. Ты увидишь Мика счастливым. Лежи спокойно. Сейчас приедет врач. Мы тут, с тобой. Не бойся.

Ивонна (отмахнувшись от нее). Это вы! Все еще вы? И ты, и Жорж! Арестуйте же их! Заберите! Пусть меня допросят. Видите, видите, Они подыхают от страха. Не смейте меня трогать, вы! Не подходите ко мне. Пусть приходят, пусть придут. Пусть войдут!.. Мишель, Мишель! На помощь!.. Мишель! Мишель! Мишель! (Кричит.) Мишель! Мик! Мик! (Застывает без движения.)

Жорж и Леони (пока Ивонна кричит). Ивонна, умоляю тебя! Ляг, отдохни! Ты себя убьешь! Не переутомляй же себя так! Послушай, не напрягайся! Послушай нас… послушай… помоги нам.

Леони поднимает подушку, упавшую на пол в то время, когда Ивонна отбивалась, и, желая подложить ее, приподнимает голову Ивонны. Потом медленно выпрямляется, выпускает из рук подушку и смотрит на Жоржа.

Жорж. Боже мой!.. (Опустившись на колени, прячет лицо среди простынь и шалей.)

Сцена десятая

Ивонна, Леони, Жорж, Мадлен и Мишель входят из глубины сцены.

Мишель. Ничего нельзя добиться. Я сейчас сбегаю.

Леони. Бесполезно, Мишель.

Мишель. Я мигом обернусь!

Леони. Твоя мать умерла.

Мишель. Что? (Оцепенел, подходит к кровати и падает плашмя на подушки.)

Жорж. Мик, бедный мой Мик…

Мишель. Софи…

Леони отстранилась, стоит одна слева.

Мадлен. Я же тебе говорила, что нельзя доверять ей инсулин… это лекарство, которое может оказаться смертельным!..

Мишель. Слушай, Лео! (Вскакивает.) У тебя же в комнате было противоядие.

Леони. Глупый ты мальчик! Что общего между рвотным и впрыскиванием? Да если бы у меня в комнате и на самом деле было действенное противоядие, я бы за ним не пошла!

Мишель. ТЫ что, убила бы маму?

Леони. Вот она, ваша среда. Вы все готовы отдать, лишь бы Ивонна была жива… Чтобы продолжать истязать ее. Нет, Мишель, мы люди с улицы, Люди из грязи, мы созданы для жизни. Твоя мать была создана для смерти. Там, где она сейчас, нет сыновей, Отцов, любовниц. Есть одна лишь любовь. Теперь она может жить. Она может жить в этом доме. Она может любить призрак.

Мишель. Ты ненавидела ее!

Леони. Возможно. И все же я ее люблю.

Мишель (яростно). Ты!

Жорж. Мишель, ты забываешь, что ты в комнате матери.

Мишель (топает ногой). Нет никакой матери. Софи мне товарищ. (Бросается к кровати.) Мама, скажи, разве ты не говорила мне тысячу раз…

Мадлен (остолбенела от этого зрелища). Мишель, да ты с ума сошел…

Мишель. Господи, я забыл… я всегда буду забывать. (Опускается на колени возле кровати.) Никогда я не пойму, никогда.

Жорж. Звонят… Это доктор. Открой, Лео…

Леони пересекает сцену и выходит в дверь справа. Плачущая Мадлен становится возле кровати, напротив Мишеля.

Леони (возвращается). Это приходила уборщица. Я сказала ей, что здесь ей делать нечего, что здесь все в порядке.

Жорж. Что ты! О Лео!

Леони (как бы отвечая на это восклицание, в котором слышится упрек, поднимает Мадлен и, держа ее за руку, ставит ее возле кровати, лицом к Ивонне). Вот, Мадлен, посмотрите на женщину, которая прошла всю жизнь с закрытыми глазами. А теперь, когда она умерла, их ей никто не закроет.

Жорж поднимается и не смеет притронуться к лицу Ивонны.

Леони. Мужчины даже не знают, что о мертвой тоже нужно заботиться. Предоставьте эти заботы женщинам. Мадлен!

Мадлен. Сударыня!

Леони. Это вы закроете ей глаза.

Мадлен. Но…

Леони (жестко). Закройте ей глаза.

Мадлен (закрыв глаза Ивонне, подходит к Лео). Сударыня…

Леони (так же жестко). Зовите меня Лео.

Мадлен. Лео, я хотела бы… хотела бы вам сказать… (Становится перед Лео на колени, сбоку кровати, и прячет лицо в складках ее платья.)

Лица всех скрыты, за исключением лежащей Ивонны и возвышающейся над ней Леони.

Леони (шепотом). Только не это, Мадлен. Не надо благодарить. Главное, Не благодарите…

Занавес