Творческий кризис

Время близилось к полудню. Благодатное время, когда все соседи на работе, а значит, в доме тишина, мир и покой. И вся квартира в моём единоличном распоряжении. Маленький (между прочим, не такой уж и маленький) кусманчик ежедневной шестичасовой утопии. Ко мне как раз наведались друзья, и можно было с ними спокойно пообедать, не боясь при возвращении из кухни в комнату столкнуться в коридоре с ненавистной люськиной рожей.

Впрочем, Элька обедать отказалась сразу же, взяла с полки какую-то книгу и плюхнулась в кресло, заслонившись ею от мира, то бишь от нас с Андреем, как большим римским щитом. А мы начали наворачивать, ибо проголодались, но тем не менее, отвлекались ежеминутно от еды и начинали вполголоса друг над дружкой зубоскалить. Дело привычное и безобидное. Все свои — так что можно. Мы вели себя очень тихо, ибо не хотели мешать Эльке читать. Правда, надо заметить: когда Элька читает, можно шуметь сколько влезет — она всё равно ничего не услышит, её сознание целиком и полностью растворяется в ровных строках чёрненьких закорючек. Я их ненавижу, ибо их выводить — моя работа. Так уж получилось, мы с Андреем писатели. А вот Элька читать любит, закорючки её гипнотизируют похлеще, чем меня стенды с шоколадными батончиками, а Андрея — фотки с красивыми девушками. Между прочим, это только с его точки зрения, они красавицы, по нашему с Элькой разумению — дуры дурами, что у них чётко прописано на лице, бёдрах и всех остальных частях тела. Но что об этом говорить? Это к делу не относится: ни красивые девушки, ни сникерсы с баунти. А вот Элькино увлечение книгами — имеет к тому самое непосредственное отношение. Ибо полной неожиданностью для нас стало, что она, в тот самый момент, когда я ловко всадила в Андрея очередную ехидную шпильку, вдруг опустила книгу на колени и ровным скучным голосом произнесла: «У меня для вас есть сюжет». И обвела нас строгим учительским вдглядом. Это она первоклассно умеет делать. В том смысле первоклассно, что мы сразу начинаем себя чувствовать первоклассниками. Ни больше, ни меньше. Мы, конечно, тут же стушевались и замолчали. Элька выдернула нас из лёгкого безобидного трёпа и одной фразой ввергла в мрачную действительность — страна в кризисе. И весь мир тоже. И нас, писателей, он тоже коснулся своей грязной похабной лапой. Уже два месяца прошло, как мы не выдавили из себя ни строчки. Начатый роман брошен на полуслове, яма творческого кризиса жадно поглотила его вместе со всеми идеями, героями, сюжетом, музами, вдохновением и элькиной мечтой прочитать нашу книгу первой, чтобы потом каждый день заставлять нас её перекраивать и переделывать, пока она наконец не решит, что порядок, готово, можно показывать читателю — он от скуки не помрёт.

— Представьте себе человека, который засыпает, а утром просыпается на земле, где изменились физические константы, — изрекла Элька. — Ну как, пойдёт сюжет для нового рассказа?

Андрей хлопнул глазами:

— А роман?

И тут на меня снизошло. Оно самое. Полноценное. Стопудовое и при этом лёгкое, как пёрышко. Первоклассное. Не в том, а в другом смысле, вы поняли… Со знаком качества. Самое настоящее долгожданное вдохновение. Музы завертелись вокруг с такой скоростью, что воздух взвихрился, как от вентилятора.

— Чёрт с ним, с романом, обождёт, — лихорадочно пробормотала я, а сама уже погружалась с головой в новую вещь. Даже трубку наружу не выставила. Героя будут звать Поликарп… Поликарп Петрович… Почему Поликарп? А хрен его знает, неважно, просто его так зовут. Пусть каждый день что-то меняется. Чуть-чуть. Любая константа. И весь мир будет меняться на глазах. И наш Поликарп тоже. Он засыпает, а назавтра просыпается чудовищем вроде стегозавра или пятнышком света, но разумным пятнышком, не так себе. Как он отождествит себя с новым миром, как нащупает старые связи? А пусть будет что-то всё-таки неизменное. Компьютер? Пусть компьютер. Компьютер остается, но вся система информации изменяется. Поликарп должен вызубрить назубок ключевой файл и, сопоставляя единицы информации, отождествить их с тем миром, который ему знаком.

Пока всё это проносилось в моей голове, я вспомнила, что нырнула в сюжет с маской, но без трубки. Пора было выскакивать на поверхность. Вдохновение нарастало, набухало в груди, становилось нестерпимым — был риск захлебнуться. Надо было срочно начинать работу, пока оно не решит, что мы хреновы дармоеды, которые не стоим его эксклюзивного внимания. Краем сознания я заметила, что Андрей болтает вовсю с Элькой, она отложила книгу в сторону и о чем-то увлеченно говорит… нет, не о новом рассказе. Ещё пара минут, и мы всё профукаем! Такая идея! Такой сюжет! Такой Поликарп! Почему Андрей о нем не думает? Надо срочно приступать к работе! Андрея выдернуть в ванную — пока соседей нет, там прекрасно можно заняться делом, ноги — в тёплую воду и вперёд и с песнями. В комнате не получится, Элька не будет мешать специально, но она станет слушать, а мы начнём спотыкаться, ибо будем думать, что она думает про нас, всё-таки страх показаться дураками — мощная регрессирующая сила человечества. А для нас, писателей, в первую очередь.

— Андрюх, давай не будем мешать Эльке читать, пойдем попишем в ванной.

Элька тут же смекнула об истинной причине моей хитрожопой псевдозаботы и опять взялась за книгу, а Андрей лениво потянулся, встал и сказал:

— Я токо схожу покурю.

Пока он курил, я вышла на кухню и решила, что неплохо бы заварить кофе. Работать так работать. На полную катушку. С адреналином и кофеином в мозгу. Растворимого, как назло, не оказалось. Заначки из молотого тоже. Остался, правда, небольшой, отложенный на черный день, запас зёрен. Прислушавшись к вдохновению — оно не убывало, я подумала, что пара минут, не спугнут его. Всё-таки кофе есть кофе. Смолола, поставила на плиту, сварила — получился наваристый, с густым ароматом, решила — пусть немного обождёт, отстоится.

Когда вошла в ванную, Андрей уже был там, сидел на стуле, в руках тетрадь и карандаш. Ванна засорилась и была заполнена водой. Любимая рабочая поза — с ногами по колено в воде — отменялась. Соседи устроили затор, пусть и прочищают, а у меня вдохновение. Всё, работаем. Достала из кармана блокнот, ручку. И тут открылась дверь.

На пороге стояла девушка. Красивая. Не по меркам Андрея, по моим меркам. Красивая. И главное, с интеллектом на лице. Но незнакомая. Некогда было думать, откуда она взялась — у кого-то из соседей гостит, и чёрт с ней. Работаем, вперёд!

— А это место общественного пользования или ваше личное? — заносчиво поинтересовалась девушка.

— А вы хозяйка в этой квартире или вообще кто? — отрикошетила я.

Она не стала заедаться.

— Можно ваш кофе? — миролюбиво спросила она.

— Нет, — отрезала я.

— Почему?

— У вас есть деньги, у нас нет. До свидания.

Девушка недоуменно посмотрела на меня, пожала плечами и вышла. Андрей не смотрел на девушку, а что-то строчил в своей тетради. Я заёрзала, мне стало стыдно своей жадности. Вышла на кухню, налила кофе в чашку и пошла по комнатам искать незнакомку. Когда возвращалась в ванную, с досадой почувствовала, что вдохновение пошло на убыль, тут зазвонил телефон. На секунду замешкалась, но инстинктивно сняла трубку. Там молчали. Наконец я вернулась в ванную. Андрей быстро-быстро что-то писал. Я села на край ванны. Больше ничто не мешало, можно было начать работу. И… тут я проснулась.

Не было ванной, не было рядом Эльки и Андрея — Элька жила по-прежнему в Астрахани, Андрей во Владивостоке и до Питера им добираться — будь здоров, не было старой коммуналки, не было вдохновения. Я подошла к компьютеру, тут же выскочило окошко аськи.

— Привет, — писал Андрей. — Всё дрыхнешь? Глянь, я рассказ написал. Такая идея в голову пришла. Человек живёт-живёт, а однажды просыпается, когда в мире поменялась одна из констант…