Пулково бурлил словно муравейник, несмотря на раннее утро вторника. Люди куда-то спешили, бежали, толкались. Мои каникулы подходили к своему логическому завершению. Через три часа самолёт вылетал в Рим, откуда я буду добираться домой. Ностальгия вещь хорошая, но мне хотелось погреть косточки. А в Питере, через день дожди, а потом духота. Но зато здесь был Захар.
За последнюю неделю я смогла к нему привязаться. Он сдержал свое обещание, никакого секса. Конечно, отношения наши были далеки от платонических, но было в этом что-то правильное, как бы глупо это не звучало. И за это время он ни разу не пытался меня поцеловать по-настоящему.
Я вся трепетала от его легких прикосновений, моя душа болела от одной мысли, что не увижу его больше. Но я хотела домой, коим стал маленький город Шилла на самом мыске итальянского сапога.
— Думаю, нам стоит попрощаться здесь, — я остановила его за руку, оторвав от мужчин из команды, которые прилетели вместе с нами.
— Что, Лисёнок, покидаешь нас? — Саня Молотов, штурман, остановился вместе с Захаром.
— Есть такое! — он обнял меня, прижимая крепко-крепко огромными лапищами к себе.
— Как бы Петрович не ворчал, — он указал на менеджера, — ты украсила эти две недели.
— Ты хочешь, чтобы я разревелась здесь? — стёрла я ребром ладони напрашивающиеся слезы.
— Отвали, Сань, — процедил Захар, отталкивая меня подальше от сокомандников. Я только успела помахать ручкой.
— Зачем ты так грубо? — я не пыталась вырвать свою ладонь из его руки.
— Чтобы руки не распускал.
— Ты ревнуешь, Ольшанский? — удивилась я.
— Думаешь, не имею права?
— Дурак ты! — я повисла у него на шее.
— А если я попрошу тебя остаться? — выдохнул он негромко.
— То будешь самой распоследней сволочью. Не заставляй меня делать выбор. Ты мне дорог, я тебе наверное даже люблю, и как бы я ни отрицала, но после тебя все мужики кажутся пресными, — да, слишком смелое признание, но оно принадлежит сильной взрослой женщине.
— И что тогда тебе мешает, если всё так, как ты говоришь?
— А то, что мне нужно объясниться с Арландо. Я пока не могу остаться. Моя душа там, в Италии, а сердце оставляю здесь в Питере вместе с тобой.
— Хорошо, Алис, — согласился он на мое облегчение. — Я не буду тебя уговаривать. Просто знай, что я буду ждать, — он поцеловал меня на прощание в висок и ушёл, не оглядываясь. А я стояла не в силах пошевелиться, понимаю, что может быть, совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
Мой желудок отчаянно просил чего-нибудь поесть, а сонные глаза требовали крепкий кофе. До вылета времени ещё было предостаточно, поэтому я решила сначала уважить свой организм.
Кафе попалось на глаза неожиданно, оттуда пахло свежесвареным тонизирующим напитком. Мммм! Устроив рюкзак поудобнее на спине, я поплелась в сторону приглашающей вывески. В здании сейчас немного опустело, поэтому мне не приходилось совершать маневры между снующими туда-сюда пассажирами и провожающими.
— Тихо, — услышала я за спиной, не успев дойти до желаемого помещения всего несколько шагов. Голос был знаком, даже слишком. Что-то твердое упёрлось мне в бок, и я услышала щелчок предохранителя. Это пистолет? Черт, это пистолет. Какого хрена тут происходит?
— Заорешь, я выстрелю. Предпримешь попытку освободиться, я выстрелю. Попытаешься сбежать, я выстрелю, — голос звучал жестко и был слишком убедителен для того, чтобы моё тело парализовало от страха.
— Вова, ты что творишь? — говорить было тяжело, как впрочем, и думать.
— Час расплаты, дорогая, — от смеха, который он издал, по спине вдоль позвоночника пробежал холодок. Я хотела было еще раз возразить, но оружие прижалось к моему телу плотнее, вызывая легкую боль.
— Топай, дорогая! У нас впереди долгая дорога.
Если есть на свете справедливость, то это как раз она. Внутри всё свербело от чувства удовлетворённости. Вова вышагивал рядом с Алисой, а в глазах плясал огонь неимоверного счастья. Сколько лет он мечтал об этом моменте, когда он сможет отомстить. Эту маленькую мысль он вынашивал, холил и лелеял такое долгое время, что поставил ее своей самой главной целью.
Всю свою сознательную жизнь Володя Краснослободцев мечтал вырваться из того места, где вырос. В маленькой деревушке под Псковом было только два варианта, либо спиться и сдохнуть под забором, либо идти работать в поле и тоже спиться, а дальше направление известно. Семья была у него большая. Он был средним ребенком, от того и научился рано самостоятельности. А что? Мамка на работе, а он вместе с двумя сестрами, которые были ему погодками, присматривал за малыми. Отец даже если и получал нечастый выходной, то на шоблу отпрысков в количестве шести штук внимания совсем не обращал. Иногда только, если необходимо было помочь по хозяйству.
Поэтому Вовка никогда не чувствовал себя чем-то обязанным родителям. Им главное было, что они обуты, одеты и накормлены, пусть и не самым вкусным. Сладости выдавались только по праздникам, а мамка каждый раз перепрятывала свои заначки так, что найти было не возможно, сколько бы не старались.
Поэтому Вовке всегда хотелось жить красиво, чтобы было всё и сразу.
Когда ему исполнилось шестнадцать, он собрал скудные пожитки в виде запасного белья, сменной рубашки и теплой куртки и уехал куда глаза глядят. На самом деле это был такой своеобразный побег. Сначала жил в районе. Там можно было подработать, чего он совсем не боялся, будь то даже работа грузчиком, а жить можно было на квартире у друга, у которого мамка пила по-черному и появившегося неожиданно мальчишку, совсем не замечала.
А потом прошел слух, что в Питере в группировку Мамонта набираются молодые ребята, желательно спортсмены. А точнее, это он услышал случайно около главного городского кабака, когда разговаривали двое «спортиков». И тут Володя понял, вот это его шанс. Заядлым спортсменом он не был, но в школе очень хорошо бегал, хорошо стрелял, ну и из драк всегда выходил победителем, что немало важно.
Снова собрал вещи, взял припрятанные на черный день деньги, которые так тщательно собирал много месяцев, и отправился туда, не зная куда, к тому, не зная к кому.
Город встретил его приветливо. Правда, таких как он, желающих иметь лёгкие деньги было много. И как ни крути, а сразу взять и попасть к такому криминальному авторитету, как Мамонт, было сверхсложной задачей. Нельзя вот так просто прийти и сказать: «Возьмите меня к себе». Сначала нужно было заработать, пусть не самое громкое, но имя. А оно, как известно, получается из набора «подвигов» и знакомых. Причем эти знакомые должны тоже иметь репутацию. Короче, пока Вова разбирался в этой иерархии, занялся вымогательством, собрал себе небольшую команду из таких же никому не нужных пацанят, которые помогали ему трясти ларьки, несмотря на то, что они тоже находились под «крышей». Однажды нарвались на слишком крутых ребят. Огребли по полной, даже на счётчик их попытались поставить. Но большую роль сыграло Вовино красноречие. Договорился работать на хозяев территории, где он орудовал, отработать долг, но с тем учётом, что за него поручается перед Мамонтом. Вот так он стал на шажок ближе к своей мечте.
Только вот к Мамонту он не попал. Нашлись люди и поинтереснее этого пресловутого вымершего слона, да и занятия по душе. Он был обычным курьером, мелкой сошкой в большой системе, но получать за одно дельце неплохие деньги и ждать, пока твоими услугами снова воспользуются. Ну а что? Почему бы и нет? Перевозил все, что предложат, не брезговал ни чем. В основном это были наркотики, да оружие. Получалось у него выворачиваться хорошо, а вместе с этим пришел и спрос. Ему было хорошо, и имя заработал.
С женщинами проблем тоже никаких не было, несмотря на неказистую внешность. Начиная с пятнадцати лет, Вовка вел активную половую жизнь. И первая была одноклассница Любка, которая потом пошла по рукам. Ну а дальше дамы опытней и посолиднее, будь то продавщица Милка, или дворничиха Анжела. Всё изменилось, когда он встретил Светку. Длинноногая блондинка с голубыми глазами и красивыми женскими формами. Да он только от одной мысли о ней готов был лезть на стену от стояка.
Добиться ее расположения было не слишком тяжело. Хорошая машина, толстый бумажник, и вот она уже улыбается и вовсю флиртует. Шкура, но удовлетворить желание было просто необходимо. Сколько они еще встречались? Довольно долго для дворового пацана и королевы красоты. Не то, что у него были какие-то чувства, просто она вытворяла такое в постели, что не жалко было тратить деньги. А потом ей надоело. Подвернулся более обеспеченный ухажер и всё! Вильнула хвостом и пропала. И тут на том самом злополучном балконе он видит худенькую девчушку, которая устало выглядит, смотря на город. У нее широкая белозубая улыбка, выразительные глаза, угловатая как подросток, несмотря на то, что заканчивает ВУЗ. Первая мысль «отомстить Светке», следующая — «Да пошла она куда подальше, корова». И затянуло…
Алиса любила его слепо, а его иногда это бесило. Вот и срывался на ней. Но понимал, что никому и никогда ее не отдаст. А потом ее папаша с этим Агеевым… И пошёл Володя по этапу, как закоренелый ЗЭК. Правда отделалсь четырьмя годами вместо восьми. Если бы не Мамонт, сидящий тогда с ним в одной камере, то пропал бы мальчишка. Алиска исчезла. Натворила дел, как всегда, и исчезла, сука. С воли передали записку о том, что сделала аборт, о том, что снюхалась с Агеевым. И понесло его самолюбие куда-то вдаль, вызывая маленькое желание прихерачить всех, кто виноват. За это время оно окрепло, и даже появился план.
И вот он с большим удовольствием запихивает ее в фургон, завязывает там руки, пока Валек выруливает за город, закрывает глаза.
Все! Птичка поймана. Бежать некуда. И покуда Мамонтов не разберется с ее новым ёбарем, он властен творить над ней, что захочет, но пока в мыслях. А там, он осуществить свои самые извращённые фантазии.
Захар добрался до дома через час. Квартира встретила его эхом, гулявшим среди пустых комнат. Нет, пустыми они были не от того, что в них не было мебели. Ремонт полгода назад закончился успешно. Дизайнер потрудился на славу. Теперь родительская квартира, которую они много лет назад оставили ему и строго-настрого запретили продавать, обрела новую жизнь. Просто здесь он был один.
Ещё бы до своего дома добраться. Небольшой котеджик на берегу залива он приобрел несколько лет назад, но так и не смог его обустроить под нормальные жилищные условия. Наверное, это дело теперь достанется его жене.
А что? Мысль как-то сама закралась в голову. Сожительницы у него были, именовавшие себя гражданскими женами, причем не одна, и не две. Ритм его жизни просто не оставлял им выбора, либо привыкнуть и смириться, либо уйти. Конечно, второй вариант был проще.
А вот по-настоящему, чтобы с кольцами и маршем Мендельсона давать клятву перед теткой с химической завивкой волос и яркой алой помадой на губах (именно так ему представлялись работницы ЗАГСа), никогда. Да, и не хотелось вроде. Что там тётка? Если давать обещание любить всю жизнь, то не перед ней или государством, а перед Богом.
Верующим Захар себя тоже никогда не считал, но основные заповеди соблюдал. Наверное, кроме одной «не убий». Если это в целях безопасности и выбора нет… Работа требовала, и иногда по-другому просто не выходило. Прослужив в органах внутренних дел не один год, он понял насколько жизнь хрупкая штука. А ведь сам не один раз становился мишенью, причём целых два — хирург вытаскивал его с того света, выцарапывая его жизнь у старухи с косой.
Надоело. Бросил всё, ушёл, хотя всё естество иногда просится назад, кричит и зовёт. Хватило с лихвой. Особенно когда его, не ходящего и немощного, мужики таскали по Якутии в поисках чудо-шамана. Долгая история, да и вспоминать он об этом не любил. Неудивительно, что за тринадцать лет нажил себе врагов по самое горло, неудивительно, что и друзей было не меньше.
Он сидел на диване и просто разглядывал потолок, который сверкал в утренних лучах глянцем. Как там? Натяжной? Да, точно! Как-то было неспокойно на душе. Зря он отпустил Алиску, зря.
Он помнил ее угловатой девушкой с огромными уставшими глазами на тот период, пока сажал ее молодого человека. Он тогда не придал значения, не обратил особого внимания, но запомнил эти глаза. Вернее вспомнил, когда увидел ее в Италии. А как она улыбалась… Ммм! Захар думал, что она вспомнит его, но нет. А может это и к лучшему? Она ведь может не простить. Хотя в чём его вина? Был дан приказ сверху брать живым, а в остальные детали попросили вежливо не соваться. Вот и все!
Ещё сказал, что будет ждать. А вернется ли она вообще? Он как нормальный мужик должен был брать ее в охапку и тащить сюда, окольцевать, а потом уже давать право выбора, когда его просто не должно было остаться. В комнате на кровати лежали вещи, которые она не стала брать с собой на ралли, да и в свою другую жизнь тоже. Она сказала, что любит… Наверное, любит. А может быть и нет. Черт поймешь этих женщин, что у них там на уме? Замуж за одного, сплю и люблю другого. И как-то нехорошо отзываться о ней язык не поворачивается. Она просто настоящая женщина, а это уже оправдание многим ее поступкам. Просто рядом с ней не тот, раз не может ее удержать от глупостей.
Из глубоких раздумий вывел его телефонный звонок. Трубка отчаянно просилась к уху из коридора, где был брошен рюкзак. Желание общаться с кем-то не было, но пришлось вставать. А вдруг что-то важное. Номер на дисплее высветился совсем уж незнакомый. Проведя пальцем по зеленой иконке, ответил.
— Ольшанский, слушаю!
— Хм, привычки так и не изменились, — голос на том конце был так же незнаком, как и номер, но явно принадлежал мужчине.
— Это хорошо, что вы меня знаете, но ответного восторга не ощущаю, — и так настроение было хреновастенькое, а эта напускная загадочность вообще бесила.
— Не узнал, значит. Буду жить долго и счастливо. Мамонтов моя фамилия, помнишь такого?
— Еще бы не помнить, — даже оживился немного. — Чем обязан?
— Всем, Захар Георгиевич. И убитым братом, и умершей женой, и десятью потерянными в тюрьме годами, — выговаривал каждое слово Мамонт.
— И что ты хочешь от меня?
— Тебя, только тебя. У меня твоя девка, хорошенькая такая, — Захар крепко сжал кулаки. — Если ты к вечеру…
— Я найду тебя раньше, и убью, — дослушивать условия он не стал. Играть по чужим правилам? Нет. От него этого и ждут. А тут эффект неожиданности и выигранное время. Если ему не поставят условия, если его не сумеют найти, то значит трогать Алису им нет смысла. Он просто сбросил вызов и отключил телефон вообще, оставив его дома. Так, если он всё ещё соображает, то возле дома должна быть слежка. Окна комнаты выходили как раз во двор, и разглядеть среди соседских автомобилей две незнакомые машины, одна из которых могла быть по его душу, ему не составило труда.
Это не хорошо потому, что уйти незамеченным не получится, если только… Кажется, место и время для маневров можно найти, а там как карта ляжет. Главное, сейчас добраться до Митяя, а там и помощь и информация, ну и конечно, поддержка. Можно и одному, но он понятия не имеет, где они могут держать Алису.
Дверью, когда уходил, хлопать не стал, вдруг, жучки стоят. Дома его не было больше двух недель, а тут хозяйничай — не хочу. Благо, ключ от чердака у него имелся ещё со времён службы. А замок за эти годы так никому и не пришло в голову менять, а там, в третьем подъезде живёт Лидочка, одна из его поклонниц. Она-то уж точно ещё не на работе. Немного обаяния, и он сможет через балкон выбраться на соседский, оттуда и до земли недалеко, всего два этажа. Ничего, и не такое проходили.
Лидочка встретила его с заспанными глазами в откровенном пеньюаре, подчёркивающем ее прелести четвертого размера.
— Захар, ты какими судьбами? — удивилась. Ещё бы! Когда они в последний раз общались? Месяцев эдак …надцать назад.
— Спасай, Лидок, мне нужен твой балкон, — не спрашивая разрешения, входит в квартиру, оттесняя ее к стене.
— Лида, кто там? — слышится из спальни мужской голос. Мимикой она показывает ему в сторону кухни, чтобы он быстрее скрылся с глаз. Ещё ревнивых мужей не хватало для комплекта.
— Сосед, Васюш, снова клянчил на бутылку, — Лида запахивает поплотнее халат и вталкивает Захара в огромную кухню, где открывает балконную дверь.
— Гони его поганой метлой, — рявкает Васюш из комнаты.
— Уже, милый! Чайник поставить? — в это время, хватает Захара за футболку, чтобы тот остановился.
— Не, я ещё поваляюсь.
Из комнаты доносится звук включенного телевизора, а Лидка притягивает его к себе ближе, впивается в губы, как пиявка, но он и не пытается сопротивляться. Это такая своеобразная оплата за услугу.
— Беги, герой! — шепчет ему и отпускает. Вот так обошлись малой кровью. Теперь ещё до Митяя добраться. По пути попадается Валентина Сергеевна, тоже соседка, но двумя этажами ниже. Бабка сердобольная, но достаточно сообразительная, и любит его безумно.
— Ты куда это в такую рань, Георгич?
— Да, по делам, Сергеевна. Слушай, дай позвонить, а? А то свой забыл дома.
— Снова партизанить?
— Только, чур, как бы ни пытали, ты меня не видела.
— А разве может быть по-другому? — усмехнулась женщина. С этой рассчитаться было проще — сторублевая купюра и никаких проблем.
С Митяем они встретились в сквере, недалеко от управления.
— Что за срочность, Захар? — Митяй, а по паспорту Митрий Павлович, представлял из себя большого дядьку больше похожего на жулика, нежели на мента. Да-да, именно Митрий. То ли паспортистка была бухая или слепая, то ли родители в таком же состоянии, но в документах его имя писалось без пресловутой буквы «Д».
— Срочность настигла меня в виде огромной жирной задницы, — закурил мужчина, присаживаясь на лавочку.
— Баба залетела что ли?
— Да, нет, жопа поменьше такой. Баба, как ты говоришь, залетела, только вот в лапища не кого-нибудь, а самого Мамонта.
— Батюшки, какие люди в городе объявились. Что требуется от меня?
— Прошерстить информационный отдел на информацию, прости за тавтологию.
— А для чего ж он ещё нужен этот отдел? — хихикнула Митяй.
— Я хочу знать о нем все. Мне девчонку искать надо.
— Прикрытие с тыла необходимо?
— А то! И с тыла, и с боку, и на амбразуру, если потребуется.
— Мальчики идут играть в войнушку? Это по мне!
— А я пока доставать оружие.
— Не поверю, что у тебя дома такового не имеется, Георгич.
— Домой нельзя, дома ждут.
— Ого, как серьезно! А что Мамонтенку-то нужно?
— Отмщение, то есть Я во всей своей красе.
— Так дадим дяденьке насладиться предвкушением возмездия.
— Он может позвонить. Если что…
— Не видел, да и вообще не знаю кто такой. Остальных тоже предупрежу.
И так, стратегия вроде вырабатывается, осталось найти место ее реализации.
Как доехали до того места, где я сейчас находилась, я совсем не помнила. Наверное, мне что-то вкололи. Что я могла разглядеть в этом полумраке? Во-первых, здесь было что-то вроде лежака, где я собственно и лежала. Абсолютно голые стены, темные, кажется железные, или ещё из какого-то металла.
Высоту потолков понять не могу, но по эху, которое отражается от стен от моих шевелений, понятно, что помещение большое. Вот только есть ли тут дверь? Встаю с места. Ноги ватные, голова немного кружится, делаю неуверенный шаг, ещё один, ещё. Через несколько достигают одной из стен, начинаю шарить руками вдоль всего периметра. Ничего. Отчаяние захлёстывает меня с невероятной силой. Хочется плакать и кричать. Комок слез подступает к горлу, но я стараюсь держаться. Кричать? А стоит ли? Если я не привязана, если у меня не заклеен рот, значит кричать и звать на помощь бесполезно. Подымаю глаза вверх, голова всё ещё кружится, но замечаю, что наверху есть что-то наподобие люка или точнее решетки. Я не заметила, потому что сейчас, скорее всего, ночь, темная и непроглядная. Боже, Вова… Осознание того, что сюда меня привез Вова, бьёт по голове словно молотком. Сволочь, скотина… Зачем? Для чего?
— Краснослободцев! — кричу я что есть мочи — Краснослободцев! — повторяю еще раз. Нет, слез он от меня не дождется. Решил запугать, пусть. Мне терять нечего. Убить? Ответ тот же самый.
Наверху послышались шаги, тяжёлые, громкие.
— Очухалась? Вовка, иди, тут твоя краля в себя пришла — кричит мужской голос. Снова шаги, эти быстрее… Вот и все! Я готова, я не боюсь, — успокаиваю я себя.