Ты на меня не смотришь

Глава 25

Школа, выпускной класс

Полина

Я позволила себе слабость — посмотреть на него еще хотя бы пять минут, продлить эту пытку, смешанную с наслаждением. Ненормальное чувство, больное.

Ян спал на животе, сложив руки над головой. Одеяло сползло до поясницы. Лицо повернуто к окну. На улице еще темно, и я немного раздвинула плотные шторы, чтобы впустить лунный свет, чтобы запечатлеть в памяти такие до безумия любимые, но уже ненавистные черты, выжечь их на сетчатке глаз навсегда, потому что изо всех других источников я собиралась стереть любое упоминание об этом парне.

Рука потянулась к пересохшим, полуоткрытым во сне губам, к подрагивающим пушистым ресницам, но зависла в воздухе. Я не хотела, чтобы Ян проснулся, пока я еще оставалась здесь, в его комнате. Пока прощалась с ним.

Этот золотой мальчик распотрошил меня изнутри. Ничего не осталось. И души не осталось. Наверное, я больше никогда и никому не смогу поверить и довериться. Я все знала. Я знала, но все же надеялась, наивная идиотка, что он другой. Я видела его другим.

И теперь прощать не входило в мои планы. Пусть я для него останусь мстительной сукой, но Ян выжег меня изнутри, оставил после себя пустыню, и поэтому я не собиралась отступать.

Невольно дотронулась кончиками пальцев до пшеничной челки, упавшей на прямую, немного вздернутую в конце линии роста бровь. Хотелось убрать ее, но я тут же одернула руку. Нельзя касаться. Больше никогда нельзя его касаться.

А ведь это вечер я хотела запомнить совсем другим.

Сухов:

— Я хочу к ней сегодня подкатить. Ян ты не против?

Марек:

— Мне пофиг.

Кобра:

— Я бы тоже замутил с ней.

Марек:

— Вам все равно ничего не обломится, потому что этот спектакль для меня. Если захочу, дать не откажется.

Сухов:

— Спорим, до Нового года не справишься?

Марек:

— Уломаю.

Кобра:

— Она тебя последнее время не замечает даже.

Марек:

— Сама, типа, призналась, что любит. И я буду ее трахать, антэстэнд ми?

— Это они на вечеринке у Сомова базарили — забрал из моих вмиг окоченевших пальцев свой телефон Марк Левитин.

После концерта и нашего разговора с Яном я решила заехать домой, чтобы переодеться, и все же поехать на вечеринку к Рыльскому.

Было очень волнительно, и в то же время меня распирало от счастья от одной лишь мысли, что он подойдет ко мне при всех, поцелует и скажет, что я теперь его, а он мой.

Мой.

Разве может быть хоть что-то ценнее?

Это как целый мир, обрушившийся на голову.

Но, видимо, я родилась не под той звездой, что называется счастливой, потому как сразу же у выхода из кабинета — гримерки меня подловил уже переодевшийся Левитин, с которым мы сегодня выступали, вызвал на разговор и предъявил вот эту запись разговора Яна со своими друзьями.

— Не ходи туда сегодня Полька. Даже думать не хочу, что на уме у этого мудака.

— Откуда у тебя запись? — бесцветным тоном спросила у Марка.

— Рыльский скинул.

— А у него? — мне с трудом удавалось шевелить губами.

Такое ощущение, что мое тело медленно погружалось в анабиоз, лишь бы избежать, лишь бы проскользнуть. Как в детстве — "я в домике", и руками изобразить крышу над головой.

— Он сам записывал.

— Зачем? Они же друзья?

В ответ Марк лишь рассеянно пожал плечами. Сложилось ощущение, что он не договаривал, скрывал что-то, но мозги у меня в тот момент совсем отказывались соображать.

В голове лишь крутилось признание Яна на повторе вперемешку с разговором на записи.

Мерзкая смесь.

— Не знаю, Полин.

— Но я не понимаю! — я взорвалась в бессилии и панике. — Почему Рыльский отдал эту запись тебе? Он же достает тебя, не упускает возможности задеть, подколоть. С чего вдруг?

— Наверное, потому что я с тобой общаюсь и точно эту запись дам прослушать.

Конечно, все логично, но все же…

— Не веришь? Потому что слепая. Не видишь, что он за дерьмо на самом деле. Принца себе нафантазировала — повысил голос до этого совершенно спокойный Левитин.

Не хотела верить, что это голос Яна, что это меня обсуждали, что это на самом деле все было.

Как в грязи вывалили. К горлу резко подкатила тошнота.

— Я просто знаю, что он не мог — заглянула на Марка, устроившегося у подоконника и подпирающего его бедром со сложенными на груди руками.

— Он? — Марк нервно провел рукой по затылку и истерично захохотал. — Он? Ты совсем поехавшая, Поль. Вот как раз он и может. И знаешь, что, вали на это сборище отморозков, повеселись там на славу, выставь себя последней дурой, а они будут ржать и ставки делать.

Я не могла больше слушать его. Заткнула уши и прикрыла глаза.

— Оставь меня! — крикнула на выдохе.

Я слышала, как он мялся на одном месте, как переступал с одной ноги на другую, а потом чертыхнулся, послышался шорох вещей.

— Да, ну, нахрен — бросил напоследок и хлопнул дверью соседнего с гримеркой кабинета.

И только тогда я дала волю рыданиям. Задушенным, спрятанным ото всех.

Очень хотелось верить, что все это не правда, а какая-то ошибка, но факты говорили сами за себя.

Неужели Ян мог бы поспорить на живого человека? Неужели его слова, лишь сладкая ловушка?

Мыслей в голове, как пчелиный рой. И некуда спрятаться от этого шума.

Когда я вновь сменила джинсы и серый свитер на бордовое платье, когда забирала свои вещи в гардеробе, когда писала Инге, чтобы ехала к Рыльскому одна, потому что у меня еще дела остались, когда вызывала такси и добиралась по указанному в сообщении от Яна адресу, мое сознание находилось далеко за пределами тела. Будто тело существовало само по себе на автомате, как заведенный робот. А души нет. Внутри пусто.

И по дороге в душном такси, где пахло старой обивкой сидений и химическим ароматизатором, болтающимся на зеркале заднего вида, я поняла, что не смогу больше ходить в эту школу, не смогу больше жить в этом доме, не смогу видеть его.

Каждый день понимать, что никогда ничего для него не значила. Ян просто забавлялся со мной, как с диковинной игрушкой.

Все-таки мама оказалась права, мы для таких, как Ян, никто. Никогда нам не быть на одной ступени.

План созрел еще в такси, но решилась я на него, когда подошла к столу с напитками в шикарном доме Рыльского и опрокинула в себя стопку чего-то очень горячительного на вкус.

Яна я нашла в компании его друзей. и так даже было лучше. Пусть видят. Пусть знают — рыбка уже давно заглотила крючок, рыбка уже барахталась в сетях.

Он сидел за барным стулом. Широкие плечи, обтянутые желтой футболкой с изображением на ссутулившейся спине скрещенных черных стрел, образующих квадрат, дрогнули. когда я прикоснулась пальцами.

Ян обернулся и не сразу словил фокус. Он был пьян. А, может, и не только. Но меня узнал и улыбнулся, уткнувшись носом в мне в шею и перехватив рукой за талию.

— Пришла — коротко пробормотал, и кожу прострелило электрическим разрядом, потому что в конце он дотронулся губами до места, где шея переходила в плечо.

А мне до ломоты захотелось зарядить ему по щеке, а потом еще и еще.

— Ян, поехали домой — начала я сразу без предисловий и ненужных ходов, сгребая себя в кучу.

— Уже? — он промурлыкал, как сытый кот.

И мне стало одновременно и тошно от всего этого цирка с конями, и мучительно приятно, потому что я его любила.

Господи, любила!

Несмотря на то, каким Ян оказался гадом. И ничего не могла с собой поделать.

— Да, хочу побыть с тобой наедине. Только вдвоем. Не будем время терять, а то потом меня мама хватится.

Он в момент считал мою решимость во взгляде и потянул за собой на выход, коротко попрощавшись с друзьями.

Я даже не стала смотреть на их лица, чтобы не узреть усмешки в искрящихся, пьяных глазах. А то хуже, сочувствия, потому что я, по их мнению, оказалась такой легкодоступной и непроходимой дурой.