Ты – рядом, и все прекрасно… (сборник)

Я родом не из детства – из войны.

И потому, наверное, дороже,

Чем ты, ценю я радость тишины

И каждый новый день, что мною прожит.

Я родом не из детства – из войны.

Раз, пробираясь партизанской тропкой,

Я поняла навек, что мы должны

Быть добрыми к любой травинке робкой.

Я родом не из детства – из войны.

И может, потому незащищенней:

Сердца фронтовиков обожжены,

А у тебя – шершавые ладони.

Я родом не из детства – из войны.

Прости меня – в том нет моей вины…

А все равно

Меня счастливей нету,

Хотя, быть может,

Завтра удавлюсь…

Я никогда

Не налагала вето

На счастье,

На отчаянье,

На грусть.

Я ни на что

Не налагала вето,

Я никогда от боли не кричу.

Пока живу – борюсь.

Меня счастливей нету,

Меня задуть

Не смогут, как свечу.

Тот же двор,

Та же дверь.

Те же стены.

Так же дети бегут гуртом.

Та же самая «тетя Лена»

Суетится возле пальто.

В класс вошла.

За ту парту села,

Где училась я десять лет.

На доске написала мелом:

«Х + Y = Z».

…Школьным вечером,

Хмурым летом,

Бросив книги и карандаш,

Встала девочка с парты этой

И шагнула в сырой блиндаж.

Это было в Руси былинной,

В домотканый сермяжный век:

Новорожденного Дружиной

Светлоглазый отец нарек.

В этом имени – звон кольчуги,

В этом имени – храп коня,

В этом имени слышно:

– Други!

Я вас вынесу из огня!

Пахло сеном в ночах июня,

Уносила венки река.

И смешливо и нежно

«Друня»

Звали девицы паренька.

Расставанье у перелаза,

Ликование соловья…

Светлорусы и светлоглазы

Были Друнины сыновья.

Пролетали, как миг, столетья,

Царства таяли словно лед…

Звали девочку Друней дети —

Шел тогда сорок первый год.

В этом прозвище, данном в школе,

Вдруг воскресла святая Русь,

Посвист молодца в чистом поле,

Хмурь лесов, деревенек грусть.

В этом прозвище – звон кольчуги,

В этом прозвище – храп коня,

В этом прозвище слышно:

– Други!

Я вас вынесу из огня!

Пахло гарью в ночах июня,

Кровь и слезы несла река,

И смешливо и нежно «Друня»

Звали парни сестру полка.

Точно эхо далекой песни,

Как видения, словно сны,

В этом прозвище вновь воскресли

Вдруг предания старины.

В этом прозвище – звон кольчуги,

В этом прозвище – храп коня,

В этом прозвище слышно:

– Други!

Я вас вынесу из огня!

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привыкший сорок первый год.

Я пришла из школы в блиндажи сырые,

От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,

Потому что имя ближе, чем «Россия»,

Не могла сыскать.

До сих пор не совсем понимаю,

Как же я, и худа, и мала,

Сквозь пожары к победному Маю

В кирзачах стопудовых дошла.

И откуда взялось столько силы

Даже в самых слабейших из нас?..

Что гадать! Был и есть у России

Вечной прочности вечный запас.

Легка. По-цыгански гордо

Откинута голова.

Техасы на узких бедрах,

Очерчена грудь едва.

Девчонка, почти подросток,

Но этот зеленый взгляд! —

Поставленные чуть косо,

По-женски глаза глядят.

В них глубь и угроза моря,

В них отблеск грядущих гроз…

Со смуглою кожей спорит

Пшеничный отлив волос.

Легка, за спиною крылья —

Вот-вот над землей вспорхнет…

Неужто такими были

И мы в сорок первый год?..

Я принесла домой с фронтов России

Веселое презрение к тряпью —

Как норковую шубку, я носила

Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,

Пусть сапоги протерлись – не беда!

Такой нарядной и такой богатой

Я позже не бывала никогда…

Мне близки армейские законы,

Я недаром принесла с войны

Полевые мятые погоны

С буквой «Т» – отличьем старшины.

Я была по-фронтовому резкой,

Как солдат, шагала напролом,

Там, где надо б тоненькой стамеской,

Действовала грубым топором.

Мною дров наломано немало,

Но одной вины не признаю:

Никогда друзей не предавала —

Научилась верности в бою.

Я, признаться, сберечь не сумела шинели —

На пальто перешили служивую мне.

Было трудное время. К тому же хотели

Мы скорее забыть о войне.

Я пальто из шинели давно износила,

Подарила я дочке с пилотки звезду.

Но коль сердце мое тебе нужно, Россия,

Ты возьми его, как в сорок первом году!

Худенькой, нескладной недотрогой

Я пришла в окопные края,

И была застенчивой и строгой

Полковая молодость моя.

На дорогах родины осенней

Нас с тобой связали навсегда

Судорожные петли окружений,

Отданные с кровью города.

Если ж я солгу тебе по-женски,

Грубо и беспомощно солгу,

Лишь напомни зарево Смоленска,

Лишь напомни ночи на снегу.

Мы стояли у Москвы-реки,

Теплый ветер платьем шелестел.

Почему-то вдруг из-под руки

На меня ты странно посмотрел —

Так порою на чужих глядят.

Посмотрел и – улыбнулся мне:

– Ну какой же из тебя

Солдат?

Как была ты, право,

На войне?

Неужель спала ты на снегу,

Автомат пристроив в головах?

Я тебя

Представить не могу

В стоптанных солдатских сапогах!..

Я же вечер вспомнила другой:

Минометы били,

Падал снег.

И сказал мне тихо

Дорогой,

На тебя похожий человек:

– Вот лежим и мерзнем на снегу,

Будто и не жили в городах…

Я тебя представить не могу

В туфлях на высоких каблуках…

«Как волков, обложили нас

Половцев рати.

Несть числа им,

Лишь кони дружину спасут.

Ну а пешие смерды?..

Тяжело умирати,

Но неужто мы бросим,

Предадим черный люд?»

Голос Игоря ровен,

Нет в нем срыва и дрожи.

Молча спешились витязи,

Предавать им негоже.

Был в неравном бою

Схвачен раненый Игорь

И порубаны те,

Что уйти бы могли…

Но зато через ночь

Половецкого ига,

Через бездны веков,

Из нездешней дали

Долетел княжий глас:

«Нелегко умирати,

Только легче ли жить

Во предателях, братья?»

Мы любовь свою схоронили,

Крест поставили на могиле.

«Слава Богу!» – сказали оба…

Только встала любовь из гроба,

Укоризненно нам кивая:

– Что ж вы сделали?

Я – живая!..

И тембр, и интонацию храня,

На фоне учащенного дыханья

Мой голос, отсеченный от меня,

Отдельное начнет существованье.

Уйду… Но, на вращающийся круг

Поставив говорящую пластмассу,

Меня помянет добрым словом друг,

А недруг… недруг сделает гримасу.

Прекрасно, если слово будет жить,

Но мне, признаться, больше греет душу

Надежда робкая, что, может быть,

И ты меня надумаешь послушать…

Считается – счастье лечит,

Считается – горе сушит,

Считают – живется легче

Под панцирем равнодушья.

У памяти есть архивы,

У сердца свои анналы:

Была я до слез счастливой,

Страдала, и как страдала!

Но только вот не припомню

Такого, простите, чуда,

Что было бы все равно мне,

Когда моим близким худо…

Да, в итоге по высшему счету

Лишь за труд воздается сполна,

И работа, одна лишь работа

В книге жизни тебе зачтена.

Ты в простое – безделица ранит,

Ты в простое – беспомощна ты…

От душевной усталости ранней,

От тщеславия и суеты,

От тоски, настоящей и ложной,

От наветов и прочего зла

Защити меня, бруствер надежный —

Бруствер письменного стола.

Два сильные,

Два хрупкие крыла,

И шеи горделивый поворот…

Да здравствует безумие орла,

Бросающегося на самолет!

Он защищал свое гнездо как мог —

Смешной гордец, пернатый Дон Кихот.

Да здравствует взъерошенный комок,

Бросающийся в лоб на самолет.

Ах, донкихоты, как вы ни смелы,

Геройства ваши – темы для острот.

И все-таки да здравствуют орлы,

Бросающиеся на самолет!

По улице Горького —

Что за походка! —

Красотка плывет,

Как под парусом лодка.

Прическа – что надо!

И свитер – что надо!

С лиловым оттенком

Губная помада!

Идет не стиляжка —

Девчонка с завода,

Девчонка рожденья

Военного года,

Со смены идет

(Не судите по виду), —

Подружку ханжам

Не дадим мы в обиду!

Пусть любит

С «крамольным» оттенком

Помаду,

Пусть стрижка —

Что надо,

И свитер – что надо,

Пусть туфли на «шпильках»,

Пусть сумка «модерн»,

Пусть юбка

Едва достигает колен.

Ну что здесь плохого?

В цеху на заводе

Станки перед нею

На цыпочках ходят!

По улице Горького —

Что за походка! —

Красотка плывет,

Как под парусом лодка,

А в сумке «модерной»

Впритирку лежат

Пельмени

Конспекты,

Рабочий халат.

А дома – братишка:

Смешной оголец,

Ротастый галчонок,

Крикливый птенец.

Мать… в траурной рамке

Глядит со стены,

Отец проживает

У новой жены.

Любимый?

Любимого нету пока…

Болит обожженная в цехе рука…

Устала?

Крепись, не показывай виду, —

Тебя никому

Не дадим мы в обиду!

По улице Горького —

Что за походка! —

Девчонка плывет,

Как под парусом лодка,

Девчонка рожденья

Военного года,

Рабочая косточка,

Дочка завода.

Прическа – что надо!

И свитер – что надо!

С «крамольным» оттенком

Губная помада!

Со смены идет

(Не судите по виду), —

Ее никому

Не дадим мы в обиду!

Мы сами пижонками

Слыли когда-то,

А время пришло —

Уходили в солдаты!

Словно по воде круги от камня,

По земле расходятся слова,

На бумагу брошенные нами

В час любви, печали, торжества.

Те слова порой врачуют раны,

Те слова бичуют и корят.

И еще – как это и ни странно —

Рукописи правда не горят.

Потому-то сквозь огонь угрюмый,

Всем святошам и ханжам назло,

Яростное слово Аввакума

К правнукам из тьмы веков дошло.

Истосковалась я

По благородству —

Да, мушкетеры

Сделались не те…

И если честно —

Нелегко бороться

Мне на своей

Последней высоте.

Но все же я

Не опускала руки,

Торжествовать

Не позволяя злу.

Враги мне только помогают —

Ругань

Всегда воспринимала

Как хвалу.

На печаль

Я наложила вето,

Предаваться ей

Мне ни к чему.

Захлебнусь в степи

Полынным ветром,

Сердце к выжженной земле

Прижму.

Ах, земля!

Опять, опять я с нею —

Прижимаюсь,

Словно на войне.

Не забыть

Легенду про Антея —

От земли

Не оторваться мне.

Снова,

Словно прячась от снаряда,

Зубы сжав,

Ей падаю на грудь…

Родина! Любимая!

Ты рядом,

Рядом с сердцем

В трудный час побудь!

О Россия!

С нелегкой судьбою страна…

У меня ты, Россия,

Как сердце, одна.

Я и другу скажу,

Я скажу и врагу —

Без тебя,

Как без сердца,

Прожить не смогу…

Ощущаю дефицит тепла —

Движут человеками расчеты,

Неужели искренность ушла,

Мертвым сном уснули донкихоты?

Ощущаю дефицит добра

И одна ли думаю про это?

Ощущаю кожей, как кора,

Недостаток солнечного света.

Ощущаю, как страшна молва.

Но зато приветливое слово

Ощущаю, как в жару листва

Ласку ливня, ливня проливного.

Только вдумайся, вслушайся

В имя «Россия»!

В нем и росы, и синь,

И сиянье, и сила.

Я бы только одно у судьбы попросила —

Чтобы снова враги не пошли на Россию…

Я люблю тебя, Армия, —

Юность моя!

Мы – солдаты запаса,

Твои сыновья.

Позабуду ли, как

В сорок первом году

Приколола ты мне

На пилотку звезду?

Я на верность тебе

Присягала в строю,

Я на верность тебе

Присягала в бою.

С каждым днем

Отступала на Запад война,

С каждым днем

Подступала к вискам седина.

Отступила война.

Отгремели бои.

Возвратились домой

Одногодки мои.

Не забуду, как ты

В сорок пятом году

От пилотки моей

Отколола звезду.

Мы – солдаты запаса,

Твои сыновья…

Я люблю тебя, Армия, —

Юность моя!

В моей крови —

Кровинки первых русских:

Коль упаду,

Так снова поднимусь.

В моих глазах,

По-азиатски узких,

Непокоренная дымится Русь.

Звенят мечи.

Посвистывают стрелы.

Протяжный стон

Преследует меня.

И, смутно мне знакомый,

Белый-белый,

Какой-то ратник

Падает с коня.

Упал мой прадед

В ковыли густые,

А чуть очнулся —

Снова сел в седло…

Еще, должно быть, со времен Батыя

Уменье подниматься

Нам дано.

Воскресенье или суббота —

Это, право, мне все равно.

Я люблю тебя так, работа,

Как отпетый алкаш вино.

Мною двигала непреклонно

Эта злая святая страсть.

Нет, не всякому гегемону

Счастье муки дано понять…

Во все века,

Всегда, везде и всюду

Он повторяется,

Жестокий сон, —

Необъяснимый поцелуй Иуды

И тех проклятых сребреников звон.

Сие понять —

Напрасная задача.

Гадает человечество опять:

Пусть предал бы

(Когда не мог иначе!),

Но для чего же

В губы целовать?..

Что любят единожды – бредни,

Внимательней в судьбы всмотрись.

От первой любви до последней

У каждого целая жизнь.

И, может быть, молодость – плата

За эту последнюю треть:

За алые краски заката,

Которым недолго гореть…

Ни от чего не отрекусь

И молодых приму упреки.

Как страшно падали мы, Русь,

Прямолинейны и жестоки!

Ведь свято верили мальцы

Во тьме тридцать седьмого года,

Что ночью взятые отцы —

Враги страны, враги народа…

Я ни за что не отрекусь

От боевой жестокой славы.

Как мы с тобой взмывали, Русь,

В одном полете величавом!

Шли добровольцами юнцы

Туда, где смерть дает медали,

Тогда казненные отцы

На подвиг нас благословляли…