У чёрта на куличках

3 декабря 1988 года, поздний день

Когда это случилось, Серёжа лежал на печи и наслаждался тишиной и спокойствием. В избе было пусто, и, вероятно, Мария с Верой находились рядом с Григорием.

– Братик, там мама дерётся! – раздался крик девочки, когда она забежала внутрь. Эти слова взбодрили его не так сильно, как ворвавшийся холод.

– Что прости?.. – неряшливо пробубнил он, смахивая накатывающуюся сонливость.

– Мама дерётся! – повторила девочка, на лице которой застыл шок и удивление.

«Она сама-то верит в эти слова?» – Марию было крайне тяжело вывести из себя, и тем более спровоцировать на драку. Это не та женщина, которая будет защищать интересы с поднятыми кулаками.

– В смысле дерётся?

– В смысле дерётся! Пошли!

Парень спрыгнул с печи, оделся и пошёл за сестрой. Девочка почти бежала, но останавливалась, чтоб дождаться брата. Она всё подгоняла и подгоняла медлившего юношу.

Вскоре они вышли к избе бабушки Жданы. Серёжа ни капли не был удивлён, что именно рядом с этим местом и происходит бо́льшая часть неприятностей со всем семейством Беговых. Отец и мать стояли у входа. Григорий не давал жене войти внутрь, а она из-за чего-то кричала на него. Её муж явно не был удивлён или пристыжен – на его лице такое же добродушное спокойствие и беззаботность, что этим утром.

– Вон они!.. – указала пальцем девочка. Вера остановилась, поскольку боялась подойти поближе. Мамин гнев она видела впервые, как и сам Серёжа. Аналогичный страх одолевал и его, но нужно было что-то предпринять.

Юноша подошёл поближе. Он уже начал разбирать, что говорили его родители – без этого он попусту не смог бы вмешаться.

– Ответь наконец-то на мой вопрос!

– Успокойся, Маша, это всего лишь недоразумение.

– Это шлюха, а не недоразумение!

– Не говори так о ней, ты же её не знаешь…

Лицо Марии пылало, а Григорий походил на человека под успокоительными. Очень легко было подцепить бурлящее настроение матери, и её сын чуть ли не сходу не встал на её сторону.

– Что здесь происходит? – спросил он, больше задавая вопрос именно отцу, а не маме. – Вы напугали Веру.

– Представь себе, Серёжа, мы с Верой сидим в доме, готовим обед для себя и папы, и вдруг к нам вваливается какая-то дрянь и спрашивает: «Ой, а где Гришенька, он разве не здесь?» Какой к черте Гришенька?! – последнее уже было адресовано мужу. – Кто эта сука? Отвечай!

– Да я её даже не знаю, – продолжал Григорий. В его лице профессионального обманщика тяжело было увидеть хоть намёк на ложь. Возможно, он говорил правду, или сам верил в неё.

– Перед богом клянусь, Гриша, если ты не откроешь дверь, я сама ворвусь в дом и вытащу эту дрянь наружу!

– Мама, успокойся, если она внутри, то никуда не денется, и рано или поздно выйдет. – Серёжа постарался успокоить мать, осторожно взяв её за плечо.

– Не трогай меня! – рявкнула женщина в ответ на прикосновения.

– Серёж, позаботься о маме. А то она перенервничает и ей станет плохо. – Хоть Григорий и выглядел в данный момент заботливым семьянином, но картина не походило на то, что он отрицает обвинения. Неужели он завёл себе любовницу? Здесь?! Может она была и раньше, но узнала где он и самолично приехала в Неясыть?..

– Почему ты сам об этом не заботишься, а, «папа»?

Последнее слово было украшено жирным тоном недовольства. Серёжа даже вспомнил одну ссору, как его отец сказал, цитата: «Не может от меня родиться такой тупоголовый и самовольный говнюк». Укол явно был в обе стороны.

Даже это не вывело на лице Григория и тени раздражения. Возможно, Мария и старалась разозлить мужа, чтобы он поддался эмоциям и уступил, однако, сейчас обстоятельства были не подходящие.

– Серёжа, неси лопату, – сказала Мария. Похоже, она решила, что словами делу не поможешь.

– Лопату?!

– Неси, кому говорю!

– Я не пойду ни за какой лопатой! – Что бы ни думал парень, но это уже переходило все границы.

– Как ты смеешь! Против матери?!

– Мама, успокойся, ты перегибаешь. Пусть отец сам расскажет всё.

– Он ни хрена не говорит! – И снова «здарова», первое услышанное от матери ругательство. Серёжа уже плотно невзлюбил третье декабря.

– Папа, пожалуйста… – начал юноша. – Внутри действительно есть какая-то женщина?

– Да, – прозвучал сухой и резкий ответ.

– Кто она?

– Не знаю

– Кто она тебе?

– Никто. – Ни тени лжи.

– Почему тогда ты её защищаешь?

– Посмотри на свою мать, я боюсь за её здоровье. – Верно, но странно, для Григория.

Серёжа взял маму за руку, и она уже не пыталась сопротивляться. Конструктивный и спокойный диалог давал куда более ценные плоды, нежели её крики и неконтролируемая агрессия. Может быть в словах её мужа и была ложь, но это был хоть какой-то прогресс.

– Мама, обещай, что ничего не сделаешь. Мы просто послушаем, ладно?

– Л-ладно… – Она начала заикаться. Чего она боится? Осуждения? Конкурента?

– Папа, открой пожалуйста дверь.

Григорий постоял пару секунд в молчании, оценивая взглядом жену и сына, даже перевёл взгляд на дочь. Девочка сидела, обняв колени и плакала. Она чувствовала себя так, словно сама была причиной ссоры.

– Ладно. Эй, внутри, выйди на минутку.

«На минутку! Поздороваться и вернуться обратно».

Мужчина отошёл на пару шагов от двери, и та начала медленно открываться. Вначале показались тёмные волосы, потом бледная кожа и миловидное лицо, не изуродованное горем, временем, этилом или какой-нибудь болезнью. Настоящая красавица на селе – такую девушку тяжело было представить местной жительницей. Да, красавицы и в таких местах имеются, но не с такой бледной кожей и слабым телом.

– Здрасьте, – сказала она, полностью показавшись перед зрителями. Совершенно босая и неряшливая. Голос её был спокойный и нежный, слегка дрожащий, будто урчание кошки.

Серёжа наконец-то увидел её полностью. Какая-то затасканная ночнушка, словно девушка только-только проснулась, хитрые и слегка бестолковые карие глазки, востренький носик и тонкие губки. Длинные и полусогнутые ногти напоминали хищные когти, ни единой родинки на коже. Ночное платьице портило впечатление и вид стана, но даже с ним прослеживалась симметрия тела (что встречается крайне редко) и выпирающий живот. Может, чуть-чуть до двадцать восьмой недели.

И тут, юношу ударила в голову одна мысль. Неприятная, даже пугающая.

– Мара?.. – удивившись, сказал он.

– Ты её знаешь?! – подхватила мать.

«И что мне сказать: да, мама, я видел, как она ночью вылезает голая из бурлящего мгновение назад котла?».

– Н-нет, я просто слышал.

– От кого ты слышал?! Почему я не в курсе?! – Мария сошлась на крик. Эта ситуация ей в край не нравилась.

Серёжа пригляделся к Маре. Это была она. Сейчас, при свете дня он явно узнал ту, что была на его отце, в тот вечер, когда дверь в избу оказалась заперта. Но… этот выпирающий живот… Этого просто не может быть! Но, может… это просто свет так падает, и ему кажется?..

– От Бражника, – промямлил юноша.

– Ты Мара? – повторила вопрос Мария.

– Да.

– И знаешь Бражника?

– Да.

– Подойди-ка сюда, девчушка. – Слово «девчушка» резало уши, и было полностью пропитано желанием вцепиться несчастной в лицо.

– Нет.

Мария сорвалась с места. Такого не ожидал никто; Мара, впервые увидев жену Григория и опасаясь её, тоже была заставлена врасплох. Похоже, этот день был наполнен удивлением для всех и каждого. Мария добежала до Мары, и не дала ей скрыться внутри избы. Она схватила девушку за волосы и ладонью ударила по лицу. Бедняжка заплакала и испуганно уставилась на обидчицу.

– Ты трахалась с ним? – Слава богу Вера была слишком далеко, чтобы услышать это. От неловкости даже Серёжа подумал зажать уши.

– Н-но я же беременна… – то ли как «нет» то ли как «да», сказала Мара.

Мария будто только сейчас увидела необычное положение той, которую она обвиняла во всех грехах. Спокойствие, радость, раздражение, злость, забота… целая буря оцепила лицо матери, перед той, которую ожидает чудо деторождения. Мария то смотрела нежными глазами на этот маленький бугорок под ночнушкой, злобно оскалив зубы, то наоборот, но на лице так и не появилось цельной эмоции, положительной или отрицательной.

– Чтоб я тебя больше здесь не видела, не рядом с ним, не рядом хоть с кем-нибудь из моей семьи? Поняла?

Мара активно закивала, за что была освобождена, хоть и принижена. Она спрыгнула с веранды и побежала вглубь села.

Серёжа провожал беременную беглянку недоумевающим взглядом.

– Не надо было так с ней… – сказал Григорий.

– Заткнись, Гриша. Домой, живо!