У чёрта на куличках

6 декабря 1988 года, позднее утро

Григорий не вернулся домой ни вечером, ни утром. Серёже почти всю ночь снилось то, что его отец исчез. Каждый прожитый день пролетал маленьким мгновением… мгновением без Григория. И так он прожил снова свои семнадцать лет. Он всё ещё верил, что какая-нибудь дикость или случайность избавит семью Беговых (парень мечтал носить девичью фамилию мамы – Задорнова) от этой смертельной язвы. Жгучая боль на лице заглушала почти всё вокруг. И, вместо того, чтобы проснуться одним из первых, как это часто случалось в Неясыти, парень проспал привычные часы раннего пробуждения.

Он мог бы встретить сестру и мать, в худшем случае – отца, но изба была пуста. Работать никто из них точно не отправился, особенно после вчерашнего вечера. Вариант остался один, он был логичным и пугающим: Григорий так и не вернулся, ни ночью, ни утром, а Мария и Вера куда-то исчезли.

Он спустился с печи и не собирался в это верить. Просто не мог поверить! Они не могли просто взять и уйти, не при Григории. Нет… здесь было замешено что-то странное. Без завтрака, парень оделся и вышел наружу.

День не отличался ничем, такой же загадочно тёплой в это время, ясный и безветренный. Неясыть как не жило, так и не живёт. Пустые избы, безлюдная улица, тишина, как на настоящем кладбище. Первой мыслью у Серёжи было посетить бабушку Марусю, и плевать, что сделает с ним Григорий – его пожирала горькая паника, и он ничего не мог с собой поделать. Перед глазами то и дело повторялись ужасные картины возможных побоев и оскорблений. Если отец и сменился в лице на пару дней, то сейчас он вернулся к гневу и неуправляемому поведению, и даже был хуже себя предыдущего.

Серёжа быстро добрался до избы единственной подруги Марии в Неясыти, одним лишь случаем не встретив ни самого Григория, ни кого-то из его «братков». Изба была открыта, что очень сильно раздражало и удивляло парня с самого первого дня в Неясыти.

– Бабушка Маруся? – спросил он, громко скрепя дверными петлями.

– Серёженька, это ты? – прозвучал старческий дрожащий ответ.

Юноша вошёл внутрь, но не увидел нигде знакомой женщины. Через пару секунд открылось подполье, выпустив из подземного плена знакомые едкие клубы картофельного самогона. Парень моментально зажал нос, поскольку все поры мгновенно разрывали его обоняние в клочья. Он мало что знал о местных, потому что не разговаривал особо с ними, но открытого люка в полу хватило, чтобы увидеть настоящую лабораторию по созданию местного дурмана.

– Ой, внучок, ты бы постучал вначале, – зашлась бабулька, стирая пот со лба.

– Да у вас и замка нет!..

– Так получилось.

– Я пришёл спросить, не у вас ли моя мама с сестрой?

– Нет, Серёженька, я не видела их дней пять уже.

– Пять дней?.. – удивился парень.

– Да, а они что, не дома? Может… в избе?

– Сомневаюсь, они также не любят эту рухлядь, и находятся рядом только если там Григорий.

– А он?.. – в голосе бабушки пробежали нотки испуга. Она также что-то знала о Неясыти.

– Нет, не сейчас. Гуляет наверное, рядом с Бражником.

– Ой не хорошо!.. Но не волнуйся, они где-то здесь. Всё с ними будет хо-ро-шо!

Последняя фраза звучало наигранно и лживо, из неё так и сочилась фальшь. Парень посмотрел в лицо старушки и увидел страх. Да… знакомое выражение лица, то же самое, что было и у Юлии, и у Павла, и даже у Игоря. Она когда-то была свидетельницей всего.

– Вы же не верите в это… – сказал он. По её ответному взгляду было прекрасно понятно – замечание попало в яблочко.

– Я…

– Я знаю. Я видел, что стало с Юлией, видел рождение Мары, был с Павлом и Игорем. Я знаю. Я узнал…

– Тогда иди. Они наверняка решили бежать. Я по ним заметила, что они боятся, с самого начала что-то подозревали, умные девочки, но не могли ничего сделать, и, похоже, сейчас в кои-то веки решились. Иди к ним, они явно у кустарника. Ты должен помочь им. Должен бежать!

Проклятье, очередная перемена человека от бездействия к действию. Опять этот неожиданный всплеск активности, желания действовать! Как же это раздражает…

Серёжа сорвался с места и побежал в сторону избы бабушки Жданы. Если Мария и Вера могли уйти через кустарник, то только той дорогой, которую они знают. В какой-то момент, оставляя пустые избы позади, он начал чувствовать, что кто-то смотрит ему в спину. Наблюдает. Очень быстро пришла и мысль, что началось преследование. За ним следовал даже топот, который, с каждым мгновением становился всё ближе и громче. Юноша побежал быстрее, но, когда добрался до избы, обернулся и понял, что всё время был один.

Пытаясь вспомнить то, каким образом его семья оказалась в плену Неясыти, он мог заплутать. Первым воспоминанием прошедших недель был вид Бражника и пустых халуп. Изба Жданы была где-то рядом с нужным местом… но всё вокруг было так похоже друг на друга.

– Почему мы здесь, мама? – Пытаясь собраться мыслями, Серёжа услышал отдалённый голос сестры, что доносился за высокими и высохшими кустами.

Юноша пошёл на голос Веры, и через минуту встретил девочку с мамой. Они обе стояли и окидывали смущёнными взглядами широкую и непроходимую стену зарослей. Неужели они пытались найти заветную тропу? Или вовсе заблудились и вернулись назад?

– Вы хотите уйти? – сам того не желая, в голосе Серёжи прозвучала некая угроза.

– Братик!..

– Серёжа…

Мария посмотрела на сына. Глаза её разбухли от слёз. Она должно быть всю ночь плакала от того, к чему склонилась её семья, до какого ужаса дошли любимые ею люди, что пытались убить друг друга, и сами стремились к саморазрушению, задыхаясь от смертельной ненависти. Она не желала этого видеть, не хотела показывать дочери, и поэтому решила бежать.

– Не говори отцу, пожалуйста… – продолжила она. Мать закрыла грудью девочку, защищая едино как от мужа, так и от сына. Но мог ли он?..

– Никогда. Я тоже хочу уйти из Неясыти. – Даже это имя начало жечь язык. Оно злило и возбуждало, заставляя действовать, опрометчиво, глупо, жестоко. – Я проведу вас.

Надеясь на то, что ему удавалось пять раз пройти через плотные заграждения, и удастся в шестой – самый последний раз, он взял мать за руку и направился прямиком в завесу веток и иголок. Он снова бросил вызов природе и той тайной силе, что пыталась оградить Неясыть от мира, или же мир от Неясыти. Пусть случится что-нибудь ужасное, пусть он дорого заплатит за это, но он должен пройти. Он должен покинуть это место!

Серёжа двигался вперёд, игнорируя то, как ветки резали кожу, как иглы застревали в порах и впивались в плоть. Под ногами всё трещало и хрустело, скорее напоминая кости несчастных, коим не удалось пройти мимо него. И сзади топот. Торопливый. Неугомонный.

– Мы скоро выйдем. Ещё чуть-чуть, – успокаивал он мать и сестру.

Лучи солнца почти не попадали сюда, создавая вокруг едва различимые силуэты ветвей и маленьких тупиковых троп. Но лабиринт всё не кончался.

Когда слева начали мерещиться красные глаза, как две летающие дивные бабочки, он пытался отвернуться, но они следовали за его взглядом. Оно шло следом. Сопутствовало. Благословляло его дорогу. Серёжа не знал, что это, но точно то, что хозяйствовало в зарослях и имело право открывать или закрывать проход.

Через минуту лёгкие начали насыщаться приятным и свежим запахом открытых дорог, с едким ароматом солярки. Выход. Парень вышел из Неясыти, победно миновав заросли и улыбнувшись. Недалеко стоял знакомый ВАЗ, а чуть дальше заправочная станция. Строение выглядело заброшенным, словно уже лет десять никто здесь не задерживался.

– Мы смогли, мама! – сказал он и повернулся назад. В его руке была еловая ветка, так забавно походившая на человеческую руку. И больше никого. А тот топот… возможно это было оно, но никак не Мария или Вера. – Проклятье!

Парень вернулся в плен зарослей. Он бежал вперёд, думая только о матери и сестре. Если он не окажется с ними прямо сейчас, то произойдёт что-то ужасное. Он знал это.

Путь назад оказался куда короче, чем был в первый раз. Когда Серёжа вернулся в Неясыть, вырвавшись из кустарника, то увидел мать и сестру. Те стояли в метре и ничего не понимали. Лицо девочки украшали свежие царапины от острых веток, как и плечо матери. В разрезе платья Марии прослеживалась голая кожа, где совсем недавно парень наблюдал медный крестик. «Должно быть, веткой сняло», – подумал он.

– Но мы же… – начала девочка.

– Мы же были прямо за тобой! Шли вперёд! – подхватила мать.

– Мы попробуем ещё раз. Вам нельзя здесь оставаться!.. – Серёжа подошёл к маме и во второй раз взял её за руку. Он уже собирался развернуться назад, как увидел его.

Григорий стоял в паре метров от семьи. Неясно, чем он занимался, но выглядел он отвратительно. Взгляд затуманен, дыхание сбито, мешки под глазами превратились в угольно-чёрные клейма. Бледный и тощий. Он походил на куда большего покойника, чем в дни своей болезни, и тяжело было поверить, что новые перемены вернут ему непродолжительную доброту и заботу. Григорий видел настоящий кошмар, и в живом обличии ужаса нёс его на своих плечах.

– Никуда вы не уйдёте. Никто из вас! – Он уже не пытался сдерживаться, брызжа слюной и являясь сплошным воплощением гнева.

Мария и Вера замерли, как невинные овечки, что видят опасного волка. Серёжа вышел вперёд и встал между ними и отцом.

– Если хотят уйти – пусть уходят. Тебе и меня хватит. Хочешь, чтоб я работал как проклятый? Пожалуйста. Я даже сопротивляться не буду. Только отпусти их…

Григорий ухмыльнулся и пошёл на сына. Он остановился перед ним и положил руки ему на плечи. Тот лишь вздрогнул. Строить из себя смелого было куда сложнее. Ему снова хотелось бежать прочь. Бежать и прятаться.

– Дело не в тебе, Серёжа, а во всех нас. – С этими словами Григорий повёл руки вверх и сомкнул их на шее сына. – Здесь выход только один, сынок.

Серёжа даже не совсем понял, что произошло. Дышать стало тяжелее, в глазах потемнело и поплыло, а голову раздирала неприятная боль. Он схватился за больное горло, точно неприятные пары местного варева снова душат его, но что-то мешало ему прикоснуться к себе… Что-то мешало освободиться. Пальцы неряшливо пытались прорваться через это препятствие, но ничего не получилось! Ему просто хотелось быть далеко от всех бед… быть важным, любимым. Но он здесь, боится поднять руку на отца, и не за себя, а за маму с сестрой. И ему плохо, он чувствовал слабость. Эта беспомощность была не только физической, но и психологической. Он просто боялся что-либо сделать. Просто не мог… И только тень. Эта сладкая, успокаивающая ночь застилала его глаза. Она могла помочь, могла спрятать от глаз всех, кто желает ему зла.

Она должна была…