У Лукоморья

Глава 1. Баба-Яга

В этот вечер я чувствовал себя невероятно уставшим и, опустившись на диван, быстро погрузился в легкую дремоту, откуда меня вывело громкое мяуканье. Спросонья оно вызвало легкое недоумение: с тех пор как у сестры обнаружили аллергию, у нас дома не было представителей славного семейства кошачьих. Однако, открыв глаза, я сразу понял, откуда взялся этот гость. Конечно же, это был посыльный моего старого приятеля — Кота Ученого, что живет у Лукоморья. Моя комната была залита необычным светом, и все предметы выглядели неестественно яркими и красивыми, как на цветном плакате или в мультфильмах, с той лишь разницей, что объемность вещей была так же неестественно подчеркнутой. Впрочем, приход засланцев из Лукоморья всегда сопровождается такими эффектами, а мне это было, как говорится, не впервой.

— Привет, — проговорил мягкий кошачий голос, — мой шеф дает сегодня бал по случаю своего дня рождения. Ты приглашен. И я пришел проводить тебя. Будет клевая тусовка.

— Где ты нахватался таких словечек?

— Ну, с кем поведешься. Кстати, ты не единственный из своего мира, кто там будет… Поторопись, нам пора.

— Уже иду, — ответил я и пошел за этим нагловатым черным котенком в открывшийся коридор…

— Желаете остаться в своем теле, или выберете что-нибудь из прошлых? спросил мой проводник с видом заправского официанта фешенебельного ресторана.

— Конечно, желаю выбрать, — ответил я, — Свое тело мне и на Земле порядком насточертело.

— А, все вы такие. Особенно прошлые герои. Я вот на твоем месте для разнообразия остался бы как есть.

— Вот когда будешь на моем месте, тогда и оставайся.

— Ладно, пойдем, выберешь что-нибудь.

Мы подошли к огромному антикварному зеркалу, в котором вместо моего отражения замелькали различные вариации моих предыдущих (а черт его знает, может быть и последующих?) воплощений, среди которых были здоровенные воины различных эпох, чудовищные оборотни и просто люди. Процедура сия была мне хорошо знакома, поэтому я не задавал лишних вопросов. Как обычно, я выбрал облик русского богатыря, позволяющего мне хорошо себя чувствовать на этом балу, «где русский дух, где Русью пахнет». Мимоходом я вспомнил, как однажды пришел в Лукоморье в образе одного скандинавского бога и едва не схлестнулся с толпой изрядно подвыпивших богатырей. Хорошо еще Кот подоспел вовремя. Ну да ладно, это дело прошлое.

— Ну, я готов.

— Ну и чучело, — промямлил котенок, — Ладно пошли, богатырь-переросток.

Действительно, по меткому определению одного из моих друзей, в том воплощении я был большим белым качком, выделяющимся даже на фоне богатырей. Но, как говорится, много — не мало.

Когда я пришел, как таковой бал еще не начался. Гости неторопливо подтягивались. Знакомые сбивались в кучки, расспрашивали новости, вспоминали минувшие дни. И битвы, в которых рубились они, как сказал наш самый большой классик, тоже, кстати, бывший завсегдатаем Лукоморья. Впрочем, почему бывший? Не исключено, что и сейчас он приходит сюда в каком-нибудь старом обличии. Иногда под неизвестной, или наоборот эпически очень известной, личиной встречается какой-нибудь земной знакомый. Так однажды совершенно случайно я узнал, что Алеша Попович и один мой старый, так сказать, земной приятель — одно лицо. Да и я ношу довольно известное эпическое имя. Впрочем, какое — не скажу. Или скажу, но в другой раз. Однако пока я отвлекся на воспоминания, гости все прибывали и прибывали. Вот и мой старый друг Соловей, завидев меня издалека, рванул ко мне, попутно сбивая с ног оказывавшихся на пути гостей. «Да, этот цветок опять сейчас устоит какую-нибудь историю. Ну да ладно, зачем, спрашивается, мы сюда пришли?».

— Здорово, май диар братан!

Его американский акцент, оставшийся от последнего воплощения звучал на редкость забавно.

— Здорово, коль не шутишь. Давно здесь?

— Да вот уже битый час, как это, ах да, тусуюсь. И ничего интересного. Пойдем, вмажем. Может что-нибудь устроим. Еще этот поганец Идолище куда-то запропастился.

«Да, — подумал я, — Как меняются времена. Когда-то злейшие враги теперь стали добрыми друзьями. Впрочем, как говорится, таких друзей…»

— Ладно, думаю, Идолище не упустит такой случай. Вон видишь, Добрыня с Черномором уже здесь. Подкатим-ка к ним.

— Где ты видишь Черномора?

Тут челюсть у Соловья отвисла. Он еще не знал, что этот бородатый карла в одном из своих воплощений был прекрасной принцессой, в чьем обличии он и появился на этом балу.

— Неужели это он?.. But I like her. Come on!

Не скажу, что наше появление обрадовало Добрыню, однако ни меня ни, тем более Соловья, это совершено не смутило.

— Привет, привет, други, — без особого воодушевления проговорил он, Знаете, вон в том конце есть отличная медовуха. Мы с Черн…, то есть с Марьюшкой только что оттуда. Кстати там теплая компания. Руслан, Идолище. Даже Конан подкатил.

— Да, да, ври больше. Я только что оттуда. Скажи лучше, что хочешь, чтобы мы отвалили.

— Ну, я этого не говорил…

— Ладно, ладно.

Тут моим вниманием завладела одна девушка, чья весьма привлекательная фигурка одиноко маячила неподалеку. На ней было короткое довольно фривольное платьице в стиле Дианы-охотницы и грубоватые сапожки из сыромятной кожи. Впрочем, что бы на ней не было бы одето (а лучше бы, конечно, ничего), она не могла бы не привлечь внимание. У нее были дивные золотые волосы, волнами спадающие с изумительных плеч и сияющие зеленые глаза на лице, на котором даже самый строгий критик едва ли нашел бы хоть малейший изъян.

— Эй, Соловей, — спросил я, — а кто эта симпатичная блондинка, что, похоже, ищет пятый угол.

— Ну, во-первых, эй — зовут свиней. А если ты свинья не зови меня, выпалил он эту недавно им узнанную поговорку, — А во-вторых, не знаю.

— Я тоже не знаю. И, кажется, хочу узнать.

— И я.

— Привет, я первый увидел.

— Ну и флаг тебе в руки. А мне это по фигу.

— А как насчет глаза? — Я умышленно напомнил ему один больной вопрос, который обычно его успокаивал.

— Ладно, ладно, — повторил он свою, похоже, любимую фразу, — Поищу кого-нибудь еще. Но ты мне больше не друг.

— Ладно, ладно, — передразнил я его. Конечно, это была шутка.

So, то есть, итак, я подошел к этой, прямо скажем, прекрасной златовласке.

— Скучаем?..

— Да тут не соскучишься, — она кивнула в сторону начинающейся потасовки.

— Да нет. Это еще все трезвые.

— А бывает круче?

— А ты здесь первый раз?

— А мы уже на «ты»?

— А почему бы и нет. Мы оба молоды.

— Откуда вы знаете? — она очаровательно улыбнулась.

— По крайней мере, в этих личинах.

— А что, на «вы» говорят только старики? — не унималась она.

— Ну, если тебе нравится, можешь обращаться ко мне на вы.

— А если мне вообще не нравится?

— Это действительно так?

Она замялась. Было видно, что это не так. И, не дожидаясь ответа, я сказал:

— Если вы не возражаете, я мог бы быть хорошим экскурсоводом.

— Не возражаю. Я здесь действительно впервые, — ответила она.

И мы пошли гулять по Лукоморью…

— Кстати, мы так и не познакомились, — мимоходом сказал я. — Меня зовут Андрей. (Здесь я назвал одно из своих неосновных имен, которым я часто представляюсь.)

— А меня… — тут она замялась, — вам, то есть тебе, земное или это?

— Можно и пару других, включая настоящее, — как мог, сострил я.

— Яна.

— А это?

— Яга, — ответила она, краснея.

— Та самая?

— Та самая… Мне об этом сегодня сказали.

— Маленький наглый черный котенок?

— Нет, большой застенчивый серый волк.

— Как же. Знаю, знаю. Это тоже штатный член Лукоморья. Кстати, он не всегда — волк, и мы его сегодня еще увидим. Да, расскажи, как тебя сюда вытащили?

— Точно не знаю. Помню, что легла спать. Потом не помню. Потом помню, как оказалась в большой красивой комнате с этим волчарой. Он сказал мне, что я — баба Яга, и что я приглашена на бал у Лукоморье. Потом он отвел меня сюда и куда-то исчез.

— Значит, он не подводил тебя к зеркалу?

— Нет. Но здесь я уже смотрелась в зеркало. Кстати, в жизни я выгляжу совсем по-другому.

— Лучше?

— Н-не думаю…

— А если не секрет, сколько тебе лет в жизни? — спросил я как бы невзначай.

— А вам не кажется, что вы становитесь нескромным? — игриво ответила она вопросом на вопрос, и после некоторой паузы добавила, — Впрочем, это не секрет. Мне девятнадцать. С половиной. А тебе?

— Немного больше, — уклончиво ответил я, — Кстати, я не зря спросил тебя, не подводил ли этот волк тебя к зеркалу. Значит, ты не имела возможности самой вспомнить свои прошлые жизни. И как ты думаешь, что это значит?

— …?

— Это значит, что сегодня Ученый Кот будет рассказывать о тебе. С чем я тебя и поздравляю.

— А что, это плохо?

— Как бы тебе сказать. Этот нехороший человек, этот редиска всегда рассказывает с такими подробностями, что не будь он хозяином положения, ему бы каждый раз навешивали бы по первое число. Впрочем, если, как говорит мой друг Соловей, брать это проще, то ничего, даже забавно… Думаю, что для Бабы Яги он сделает особенное исключение.

— Еще издеваешься, — сказала она, несильно хлопнув меня по груди своим миленьким кулачком. Было видно, что с одной стороны она стесняется, а с другой — ее все больше затягивает сумасшедшая жизнь Лукоморья.

Между тем бал постепенно разгорался. Тут и там гремела музыка, и гости отдавались самым разным танцам. Столы открытого ресторана ломились от изысканных яств. Где-то неподалеку готовились шашлыки.

— Ты не голодна? — спросил я, и видя ее нерешительность, добавил. — Не бойся, здесь за все оплачено.

Так мы сели за небольшой столик. Я щелкнул пальцем, и словно из-под земли перед нами появился официант. Естественно, заказ мой состоял из набора самых дорогих в наше время деликатесов с добрым количеством лучших местных напитков, которых я, к слову, успел распробовать изрядно. Содержание нашего дальнейшего разговора я помню смутно. Помню, как рассказывал о Лукоморье, об отдельных его завсегдатаях и т. д. и т. п. И тут я увидел Кота. Этот раз он выглядел этаким оборотнем полукотом-получеловеком.

— Яна, посмотри. Это и есть наш Кот Ученый. Пойдем, поздравим его.

И мы подошли к Коту, вокруг которого уже собралась толпа поздравителей.

— О, В…, то есть Андрей, — сказал Кот, увидев меня, — ты уже здесь?

— А где мне еще быть. Кстати, с днем рождения.

Я пожал его полуруку-полулапу.

— Спасибо, спасибо. А теперь представь мне свою спутницу.

— С понтом дела ты ее не знаешь. Однако, — добавил я светским тоном, позвольте представить, — это мой старый друг Кот Ученый, а это моя новая подруга — Яна. Будьте знакомы.

— Будем, будем, — проговорил Кот с видом заговорщика, — однако, я вынужден извиниться, меня ждут дела. Постарайтесь повеселиться от души.

Кот растворился в толпе, и мы с Яной последовали его примеру. Вскоре ничем не обузданное веселье карнавала полностью захватило нас… И вот как-то, когда мы с ней кружились в танце, музыка вдруг пропала, и голос Кота, синхронно звучащий во всем Лукоморье, оповестил о том, что пришла пора очередной его истории. В небе зажегся огромный голографический (если так можно выразиться) экран, и Кот начал свой рассказ, сопровождающийся показом. Будучи не в силах передать все витиеватости, свойственные речи этого балагура (если не сказать хуже), привожу эту историю в своем сжатом изложении, с большими купюрами.

«Сегодня я расскажу вам историю о том, откуда взялась всем известная Баба-Яга.

Давным-давно это было. Братья-славяне жили тогда отдельными небольшими общинами, ставя деревни свои среди необъятных лесов. И в одной из таких деревень жила девочка, которую звали Яга».

Тут на экране появилось изображение моей спутницы в тренадцати-четырнадцатилетнем возрасте. Я повернулся к ней. Она смотрела на небо, как зачарованная. Я поцеловал ее, что не вызвало у нее никакой реакции, и мы продолжили слушать.

«С детства у нее проявился загадочный дар. Она слышала, о чем говорят звери и птицы, деревья и травы. Она могла подойти в лесу к любому зверю, и они не боялись ее и не причиняли ей никакого вреда. Более того, они любили ее. И было за что. Одно ее прикосновение способно было вылечить от многих хворей. Она останавливала кровь в ранах и предотвращала их воспаления. Она очень любила гулять по лесу, и лес любил впускать ее в свои объятья.

Но, к сожалению, ее отношения с соплеменниками нельзя было назвать столь же идиллическими. И это несмотря на то, что кроме хорошего они от нее ничего не видели. Она лечила больных людей и домашних животных, предсказывала погоду, отводила злых духов. Но люди, за редким исключением, не любили ее. Вообще люди редко любят тех, кто слишком от них отличается. И по-настоящему у себя дома она была лишь в лесу.

Время шло, и девочка росла. Постепенно она превратилась в прелестную девушку, на которую заглядывались все мальчики и мужчины деревни».

Как я уже говорил, рассказ сопровождался объемным фильмом. Теперь он показывал мою спутницу в том возрасте, в котором она была сейчас.

«И женщины, завидовавшие ей, и мужчины, не получившие от нее желаемое, возненавидели ее еще больше. С чьей-то легкой руки о ней стали говорить, как о виновнице всех несчастий. И даже те, кто искренне симпатизировали ей, стали ее сторонится. Чтоб не навлечь на себя беду, от нее отвернулись даже родные. Поэтому она все больше и больше времени проводила в лесу вдали от людей. Она даже сделала себе дом в кроне дерева.

И вот однажды она встретила его…»

На экране показался парень, представляющий собой нечто среднее между Шварцнеггером, Лунгреном и Кейтом Тиммонсом из «Санты-Барбары». Его насмешливое и самодовольное лицо было мне подозрительно знакомо. Я сразу вспомнил, где его видел. Конечно же, в Зеркале. Но хорошенько провспоминать столь ранние инкарнации руки никак не доходили. Между тем Кот продолжал:

«…Он был из тех людей, кто не может сидеть спокойно на месте. Его родной дом был много севернее и покинул он его много лет назад, уйдя на поиски удачи. „Все свое ношу с собой,“ — было его девизом. А с собой у него была лишь небольшая котомка, лук со стрелами, нож да меч. Очень хороший меч. Бесподобно им владея, он был желанным кандидатом в любую дружину.

Парня того звали Ураган. (В то время не редки были такие имена.) Он был самым отъявленным сукиным сыном во всей округе, и всегда выходил сухим из воды из всех передряг, коих он уже успел сыскать на свою голову изрядно.

И, конечно же, эти молодые люди не могли не встретится и не полюбить друг друга».

Дальше пошло, выражаясь современным языком, эротическое кино, и я позволю себе опустить эту часть вовсе. Скажу лишь, что лицо Яны залилось краской. Она нервно оглядывалась, видимо, считая, что все смотрят на нее, хотя все, конечно же, смотрели на небо, где разворачивались все эти события. «Хорошо еще, что она пока не знает, кто сейчас тот парень на экране. Но, надеюсь, еще узнает».

«Урагана, ставшего в первое время всеобщим любимцем, ждала та же судьба, что и Ягу. И однажды, когда на деревню пала полоса бед — падеж скота, неурожай и серия случайных смертей, толпа людей, возбужденная одним неудачным ягиным поклонником, решила расправиться с „виновниками“ и окружила их дом. Ураган сдерживал нападающих, но силы были слишком неравны. И тогда Яга впервые обратилась за помощью к Лесу. И пришел лес на помощь. И волки пришли. И медведи пришли. И барсы пришли. И разбежались люди. Но было поздно. Им уже удалось добраться до Яги и переломать ей косточки. Ураган, в сопровождении друзей-зверей, отнес ее в ведомый лишь им одним лесной дом. Долго выхаживал он ее. Но переломы страшные не прошли бесследно. А Ураган не был подвижником. И однажды он просто попрощался и ушел своей дорогой. И осталась Яга одна. И ненависть лютая поселилась в сердце ее…»

Кот закончил. Последние картины оставляли тягостное впечатление. Признаться, я содрогнулся, когда на экране появилось новое лицо моей спутницы, и невольно посмотрел на стоящий рядом оригинал. Яна была все так же прекрасна. «Хорошо, что кот не додумался, до более крутых шуток,» подумал я. Между тем экран погас, заиграли оркестры, и шумный карнавал вновь начинал свой разбег.

— Ну, как тебе кино? — спросил я, чтобы как-то вытащить Яну из транса.

— Ужасно, — ответила она, — как эти люди могли с ней, то есть со мной так поступить?!

— Вижу, что ты плохо знаешь людей. Однако мой тебе совет. Бери это проще. Это все дела давно минувших дней. Сейчас ты здесь. Ты прекрасна. Так что наслаждайся жизнью и не думай о плохом.

— Тебе легко говорить.

— А ты думаешь, меня мало били, резали и убивали?

— Не знаю.

— И не надо. Пойдем лучше потанцуем.

— Что-то не хочется.

— Ладно, пойдем.

— Ну, хорошо.

И мы закружились в танце. Я как мог пытался ее развеселить, но не думаю, что у меня это хорошо получалось. Но все же общая атмосфера карнавала вскоре сняло первое потрясение, и на первый план выдвинулся чисто академический интерес к своему прошлому. И когда, устав, мы снова сели за столик ресторана, ее расспросы, начатые еще в процессе танца, стали все более и более настойчивыми.

— А кроме Бабы-Яги я еще кем-нибудь была?

— Конечно. Наши бессмертные души постоянно рождаются и умирают.

— А кем? Я могу это вспомнить.

— Можешь. Но не спеши. Ты уже видела, что сделали с тобой в одной жизни. Представь себе, что тебе пришлось бы это не увидеть, а прочувствовать. И кто его знает, какие сюрпризы еще уготовило тебе твое прошлое.

— Конечно, ты прав… Но я хочу знать…

— По-женски?

— А что ты имеешь против?

— Да нет, ничего. Придет время и тебе покажут Зеркало Инкарнаций и ты вспомнишь все, что захочешь. Или почти все.

— Что ты имеешь в виду?

— Часть инкарнаций иногда бывает заблокирована. Обычно для блага самого человека.

— А как их разблокировать.

— Ну и нетерпеливая же ты. Не успела сказать «а», а уже хочешь говорить «б». Давай-ка, лучше, выпьем.

— За что?

— За тебя.

— За нас, — сказала она, и я не смог бы придумать тоста лучше.

Потом мы пили и болтали еще, и я предложил ей отправиться в одно дивное место на берегу реки. Она согласилась. И вскоре мы оказались на пляже возле одного из домиков, что разбросаны у Лукоморья там и тут. Домик был пуст и ждал нас. Мы сбросили с себя одежду и вошли в реку. После столь насыщенного праздника прохладная вода была изумительна. Мы немного поплавали, и я унес ее на руках в дом. Наша одежда осталась на берегу, но нас это не волновало.

— Только постарайся не уснуть, — сказал я ей, поднимаясь с постели. Тебя тут же вынесет на Землю. А это не лучший способ выйти отсюда. На Земле ты можешь все забыть.

— Постараюсь, — ответила она, сладко потягиваясь. — Принеси мне мое платье.

— Ты что, стесняешься?

Она не ответила. Но было видно, что, как это ни парадоксально, она стеснятся выходить из дома без одежды туда, где совсем недавно ее оставила. Только что во всем мире для нее были только она и я, а теперь мир смотрел на нее во все глаза. Я понял это, и без лишних вопросов пошел за одеждой. Когда я вернулся, ее уже не было. Видимо, она не смогла побороть навалившийся сон. Досадно… Но ничего, такие люди, как Бага-Яга, не могут быть бабочками однодневками в Лукоморье. «Конечно же мы еще увидимся,» успокоил я себя и вернулся на бал.

Глава 2. Новая встреча

Естественно, что на следующую же ночь после бала я отправился у Лукоморье в свой Замок, чтобы уточнить детали Урагановской инкарнации. Сев перед Инкарнационым Зеркалом, я быстро нашел среди своих воплощений Урагана и включил воспоминания. Быстро промелькали покрытые дымкой детство и юность, от которых осталось лишь ощущение неприкаянности и стремления найти неизвестно что. Затем разрыв с отчим домом. Путешествия по бескрайней славянской земле. Драки и сражения. Встреча с Ней. Боже, как мы любили друг друга! И как мы были счастливы. Вдвоем. В лесу среди деревьев и почти ручных зверей. Она научила меня понимать их язык и разговаривать с ними. Как я мог это забыть? Как я мог забыть ее?! Ну ладно, это, как говорится, мои проблемы. Потом конфликты с ее племенем. Этот гад Леяр. Как я не прибил его при первой встрече? Та злополучная ночь… В общем, вы знаете… А потом я ушел. Перед уходом у меня был странный разговор с Черным Барсом самым близким ее другом из числа зверей.

— Не уходи, — говорил Барс, — ты ей нужен.

— С ней остаешься ты, — отвечал я.

— Но я не человек.

— Зато я человек, — тут я добавил несколько нелицеприятных вещей про Нее, и сказал, что не хочу тратить на нее свою жизнь.

— Ты пожалеешь, — сказал Барс, — И все равно вернешься.

Ураган не вернулся. Ему было суждено дойти до Греции, побывать там в самых разных передрягах: попасть в рабство и освободить караван рабов, награбить горы золота и все потерять. Выросший в мире свободных богатырей, он наезжал на всех без разбора и однажды наехал на царя… Но это — особая история, и оставим ее до другого раза.

В общем, сей экскурс был полезен. «Интересно, что имел в виду Барс, когда говорил, что я еще вернусь?» — никак не мог догнать я, и интуитивно решил прокрутить следующую инкарнацию. Но тут меня ждал облом. Инкарнация была заблокирована. Кто-то не хотел, чтобы я туда влез. И я хорошо догадывался кто. Надо было идти к Коту. Впрочем, к нему все равно надо было идти, чтобы узнать о Яне. И я не стал откладывать это дело в долгий ящик.

Наиболее вероятным местом найти Кота был клуб «Диоген» — относительно тихое место, всегда поддерживающееся в полном порядке. Этот клуб был основан давно. Даже очень давно. Лет сто назад. Это была попытка создать копию лондонского мужского клуба, где собирались бы сливки общества. Естественно, чопорные английские правила были, мягко говоря, не очень приемлемы для разбитных (если не сказать хуже) гостей Лукоморья. И особенной популярностью этот клуб не пользовался. Все изменилось пару лет назад, когда я и Соловей водрузили над входом огромный неоновый щит с надписью, аршинными буквами гласившей «Только для Членов». Причем между словами «для» и «Членов» раз в минуту зажигалось слово «больших». С тех пор этот клуб стал в народе зваться «Для членов» и буквально все мужчины из сливок лукоморного общества поспешили стать членами этого клуба и подолгу там пропадали. Говорить там было не принято, а посему время в клубе проводилось за игрой в карты или биллиард. Правда женщины (которых, опять таки естественно, туда не пускали) все время пытались распускать слухи и о других вещах, якобы творящихся в «Диогене», но популярности клуба это не убавляло.

Кота я нашел за «Кингом». На этот раз он был в человеческом облике. Мне повезло, так как расписка как раз закончилось, и я знаками позвал Кота выйти в единственную комнату в клубе, где можно было поговорить.

— Думаю, ты хочешь узнать о своей новой знакомой? — не церемонясь, спросил Кот.

— Как ты догадался?

— Да об этом все Лукоморье говорит, — не поняв иронии, ответил Кот, Не беспокойся, она будет на следующем Балу в эту субботу.

— Ну, об этом я особенно и не беспокоился. Но другой вопрос меня мучит. Какая б… заблокировала одну из моих инкарнаций?

— Следующую за Ураганом?

— Вот-вот.

— А что думаешь, что там что-нибудь интересное?

— Ты не ответил.

— Ты же знаешь ответ. Чего тогда спрашиваешь. Тем более, что эта б… и навалять может. Советую не касаться этого блока. Тебе ведь не нужны лишние проблемы?

Не понимаю на что рассчитывал Кот, но ни один лукоморец не стал бы слушать такие советы. Естественно этим блоком я решил заняться в первую очередь. Точнее во вторую. Первая очередь была за Яной. Тем более, что внутренний голос подсказывал мне, что мы с ней сталкивались и в этом воплощении, а вдвоем ломать блок значительно проще. Мы поговорили с Котом еще. Я попытался выяснить насчет Леяра и Черного Барса.

— Ну, Черного Барса ты, надеюсь, узнал, — Кот сделал хитрое лицо, по которому ежу было бы понятно, что это был он, — Тогда я еще не создал Лукоморья.

— А Леяр?

— Ты его не знаешь. Он — враг. И ноги его здесь не было и не будет, Кот раздавил стакан с соком, который держал в руке.

Первый раз я видел Кота таким взбешенным. «Надо закругляться», подумал я и, сказав, что вспомнил важное дело, отправился до дому.

Следующие дни прошли у меня в ожидании встречи с Яной. Солнце всходило, и рассвет казался мне ее отраженьем. Ветер дул и напоминал мне о ней. Деревья качались и напоминали о нашем лесном доме. Я тщетно искал среди прохожих ее стройную фигуру, но ее там не было. Временами мне казалось, что я слышу ее голос… Кажется я погнал. Но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки.

И вот пришло время нового бала. На этот раз я не стал ждать посыльных, и не пробило еще 9 часов, как я был уже на месте. Каково было мое удивление, когда первый же встречный знакомый сказал мне, что видел Ягу в одном кафе. Моя догадка, что ее земной дом значительно восточнее моего, кажется, подтвердилась.

Недолго думая, я направился в это кафе. Кстати, о кафе. О нем стоит поговорить отдельно. Его колоритное название очень трудно перевести на литературный язык. Без перевода же вряд ли его можно будет давать в печатном слоге. Я бы мог назвать его «У раздолбая», но во-первых, это далеко не полный синоним, а во вторых будет напоминать название одного соседнего с Лукоморьем города. Так что в дальнейшем я буду называть его просто «У Р-я», полагая, что читатель догонит название сам. А если не догонит, так значит он — тормоз, а это эксклюзивно его проблемы.

Яну я увидел с порога. Она сидела за столиком с Соловьем, и похоже ее уши были основательно нагружены лапшей. Что-что, а грузить Соловей умел. Мы поздоровались.

— Не помешаю.

— Конечно, помешаешь, но ведь все равно не уйдешь, — ответил Соловей.

— Конечно, не уйду. Если только Яна не прогонит.

— Не беспокойся, не прогоню.

— Милостиво благодарен. Да, Соловей, у «Эрмитажа» дожидается русалка, с которой ты хотел познакомиться.

— Когда?

— Да помнишь месяц назад у меня?

— But this is твоя мыслеформа.

— Обижаешь. Стал бы я такому другу, как ты, подсовывать мыслеформы.

Тут я сделал такую обиженную физиономию, которая должна была бы его убедить.

— Хорошо, я пойду. Но если ты врешь… — он сделал жест, имитирующий выстрел из кольта. Его американская инкарнация все еще довлела над ним.

— Как я рада вернуться в лучший сон в моей жизни, — сказала Яна, когда Соловей растворился в дверях.

— Я уже говорил тебе, что это не сон. Однако подожди минутку. Надо же создать мыслеформу для этого идиота.

Яна расхохоталась, а я сосредоточился и послал свою Настеньку на угол к «Эрмитажу». Она должна была занять его, по крайней мере, на сегодня.

— Ну как? — спросил я, — на Земле удалось вспомнить про бал?

— Нет. Все было так, как ты сказал. Когда я проснулась, я помнила только, что была в каком-то чудном месте, но где и с кем, вспомнить не могла.

— Ну, ничего. Сегодня ты уйдешь по моему Радужному Мосту, и будешь помнить все.

— Хотелось бы. А что такое Радужный Мост?

— Это трудно объяснить. Лучше один раз увидеть. Но до прощанья далеко. Так что нам стоит насладиться мгновеньями, что есть у нас. Ведь неизвестно, возвратится ль такое время еще раз.

— Да ты — поэт!

— А ты не знала?

— Не знала. Почитай что-нибудь.

Я замялся. Удивительно, но я всегда стеснялся читать стихи. Особенно свои.

— Почитаю, но не сейчас. Я не могу читать стихи под такую музыку.

И действительно, в кафе громко играл «Сектор газа», о содержании песен, которых читатель, наверно, представление имеет.

— Да, — чтобы изменить тему разговора, сказал я, — Прошлый раз ты мне так не сказала свой адрес. Я бы мог написать тебе, и ты бы полностью убедилась, что это не сон.

Но мои надежды на то, что она забудет первоначальный инструктаж, потерпели полный крах.

— «Мой адрес не дом и не улица…» — запела она.

— «Мой адрес Советский Союз», — добавил я и запнулся. Где он теперь… Ну ладно, — А если серьезно?

— А если серьезно, скажи лучше свой адрес.

— Но ведь я-то знаю, что это не сон.

— А я поверю тебе на слово. Кроме того, еще на пороге Лукоморья мой проводник Серый Волк говорил мне, чтобы я никому не говорила свои земные координаты.

— А я грешным делом подумал, что ты забыла.

— А зря.

— Ну ладно, расскажи тогда что-нибудь.

— О чем? Ах да, твой друг много о тебе рассказывал.

— Знаешь пословицу, за что нужно брать «таких друзей» и куда их потом отправлять?

— Именно ее он и применил в отношении тебя.

— Я так и думал. Ну и что еще нагнал этот р-й из р-ев, извини за выражение.

— Вот не думала, что ты тоже будешь ругаться.

Яна явно была смущена, услышав из моих уст нецензурные слова.

— Ну, во-первых, я уже извинился, а во-вторых, это кафе не для благородных девиц.

— Значит, ты меня таковой не считаешь?

— Я считаю тебя намного лучше, и давай оставим это.

— Давай, — сказала Яна и после некоторой паузы добавила, — кстати правда, что на Земле ты — физик теоретик?

— Не совсем. А что?

— Да так. Просто у нас есть такое нехорошее пожелание: «Чтоб твой муж был физиком-теоретиком».

— Ну, во-первых…

— Ты уже извинился?..

— Нет. Во-первых, я уже сказал, что не совсем теоретик. Скорее экспериментатор. И немного компьютерщик. Но дело не в этом. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы быть физиком-теоретиком. Кстати как муж я тебя не привлекаю?

— Я тебя еще слишком мало знаю.

— Ну, это я быстро исправлю.

— Валяй.

— Уже валяю. Скажи-ка лучше, что этот засранец сказал о себе.

— Что он — геройски погибший американский гонщик формулы I.

— Действительно гонщик. А еще грузчик. И уж конечно врач.

— От слова врать?

— Угадала. Естественно никаким гонщиком он не был. Хотя доля правды в его словах есть: действительно он был американцем и погиб в автокатастрофе.

Мы с ней болтали еще, и я пригласил ее в свой замок, где бы она могла посмотреть свои инкарнации. Разумеется, грешным делом я собирался попробовать сорвать вышеупомянутый блок. И беспокоило меня только одно: как сказать Яне, что Ураган и я — одно лицо. Ведь прошлый раз она была на него очень зла и говорила, что никогда бы не простила его. Но я все же рассчитывал, что это было лишь первый порыв.

— Что бы ты сделала, если бы сейчас встретила Урагана? — спросил неожиданно я. И каково было мое удивление, когда она ответила:

— А чего мне его встречать, когда он передо мной.

— Когда же ты догадалась? — спросил я после некоторой паузы.

— Еще тогда. Просто не хотела говорить… после своих же слов.

— Ну, гора с плеч… Теперь мы можем вдвоем попытаться взломать один очень интересный блок.

Мы сели рядом перед Зеркалом, и я включил его механизмы…

Я шел по незнакомому лесу, мурлыча под нос какую-то славянскую песню о богатыре и русалке. Вдруг я забеспокоился. Звуки леса выдали мне чье-то присутствие. Я обнажил меч. И вовремя. С четырех сторон на меня наступали чужеземцы с далекой юго-восточной страны, жители которой отличаются широкими плоскими лицами и узкими глазами. На них были роскошные одежды, а рукоятки их сабель были отделаны золотом. Я слышал много чудесных историй об их стране. Говорили, что там есть огромные дома с искусственными водоемами. Что на праздники там летают огненные птицы и диковинам там нет числа. Я давно хотел повстречать купцов из той страны. Но встреча с воинами в мои планы никак не входила.

— Ты понимать я? — обратился один из них ко мне, — Мы искать Источник Жизнь. Ты знать дорога? Ты проводить — мы платить.

Действительно, люди рассказывали, что где-то в этих лесах недавно появился Источник Жизни, который может вернуть молодость старикам и оживить мертвецов. Что страшная ведьма — баба Яга стережет его и убивает всякого, кто находит к нему дорогу. Но, честно говоря, я всегда считал это бредом сивой кобылы. Но мои vis-а-vis явно придерживались иного мнения, а лишние свидетели им были явно ни к чему. Я оценил ситуацию. Пять — на одного. Если нападу первым — есть шанс. Если нет — точно завалят. Я напал первым…

Двух я убил сразу. Справился бы и с оставшимися, если бы их было только три. Но их оказалось значительно больше. Короче, меня завалили.

Очнулся я в незнакомой избушке. Я не мог понять, ни где я, ни как я там оказался. Я осмотрелся. Комната была небольшая. Кроме огромной печи в ней было жесткое ложе (на котором только что лежал я), грубо срубленный стол и три стула. Воспоминания о давешней битве постепенно всплывали в мозгу. Я ощупал голову. На ней не было даже шишки. «Что-то здесь не так, подумал я, — и, черт побери, где моя одежда?» Только тут я осознал, что из одежды на мне остался только талисман-оберег на шее. Я подошел к окну и увидел, что мои лахомындры сушатся на веревке. Недолго думая, я взял со стола свой меч и направился к ним. (Представляете, какой у меня был видон! Но, почему-то, тогда я об этом не думал. Что с дикаря возьмешь!) Рубаха и брюки были практически сухими, и я уже начал было одеваться, как услышал за спиной женский смех. Повернувшись, я увидел прекрасную златовласку. Проживая эту историю сызнова, я уже знал, что это была Яна, то есть Яга, то есть… Ладно, вы меня понимаете. Вообще-то конечно это серьезная проблема, когда у человека до фига имен. Попробуй каждый раз находить нужное. И каково приходится пишущему человеку? А читающему! Но, надеюсь, читатель меня поймет. А не поймет — я уже говорил на этот случай раньше, так что не буду повторяться. Итак, на чем я тормознулся. Ах да. Я стоял голый пред своей одеждой, в то время как прекрасная незнакомка заливалась, глядя на меня, смехом. Как вы думаете, что я сделал? Правильно, подошел к ней, и попытался взять ситуацию (и не только ее) в свои руки (и не только в них). Однако направленный на меня меч, несколько охладил мои намеренования. Да, именно намеренования, а не намерения, как я чувствую, поправляет меня какой-нибудь грамотей-самоучка.

— Как тебя зовут незнакомка? И, черт побери, как я здесь оказался? спросил я после короткого замешательства, вызванного легким соприкосновением ее меча с моей грудью.

— Я расскажу тебе все в доме, — ответила она отсмеявшись.

— Хорошо, пойдем в дом, — я сделал приглашающее движение.

— Может, сначала оденешься?

— Хорошо. Только ты отвернись. А то я стесняюсь.

Тут я сделал такое стеснительное выражения, что она едва не покатилась от хохота, что не помешало ей, впрочем, держаться наготове.

— Не очень-то ты стеснительный. Да и видела я тебя достаточно, успела даже искупать, то есть, скорее омыть. О покойниках ведь так говорят? Так что скорее одевайся и иди в дом. Первый. А то я ваши шутки знаю.

— Ну, не очень-то ты меня знаешь.

— Гораздо лучше, чем ты сейчас думаешь. Ну, скорее! Не заставляй даму ждать.

Так, после коротких препирательств, я вновь оказался в уже знакомой избушке в ожидании (кстати, достаточно приятном) интересного рассказа и чего-то еще.

— Есть будешь? — спросила незнакомка мимоходом, будто бы уже не единожды задавала мне этот вопрос.

— Буду, — также непринужденно ответил я.

Она положила меч и стала накрывать на стол. Как не странно она совершенно не опасалась меня. Да и мне уже не хотелось брать силой то, что весьма вероятно досталось бы и так. Она была хорошим психологом, сказал бы сегодня, но тогда я не знал таких слов, и просто развалился на подобии стула, глядя влюбленными глазами, как моя новая знакомая накрывает на стол. Не прошло и четверти часа, как мы принялись за копченое мясо и какие-то дары леса, имеющиеся в наличии. Еда была не ахти какая, но здоровый голод молодого организма брал свое. Вот что на столе было действительно сногсшибательным, так это какой-то отвар или настой из лесных трав и корений. Вкус его описать невозможно, скажу лишь, что никогда раньше ни в той ни в этой жизни я не пил ничего подобного.

— Как все-таки зовут тебя, златовласка? — который раз спросил я.

— А ты поверишь, что я — это баба Яга?

— Нет, — честно соврал я.

— Тогда называй меня Гуллвейг.

— Гуллвейг, — повторил я, — Какое странное имя. Откуда ты.

— Гуллвейг меня звали когда-то давно, задолго до того как я покинула чрево матери последний раз. Но именно так должна я зваться сейчас, когда снова забил Родник Жизни, и день ото дня прорвется Грань Миров.

Переселение душ и цепь инкарнаций были верованиями и нашего племени, сказки про Родник Жизни уже ходили в народе сто лет, про Грань же Миров я слышал впервые. Так что слова ее мало что объяснили мне, и лишь дополнительно разожгли полыхавший уже интерес.

— А почему ты не спрашиваешь, как зовут меня, — спросил вдруг я, дожевывая очередной кусок мяса.

— Как же зовут тебя? — вылетело из ее уст, и я так и не понял, то ли в ее тоне звучал скрытый интерес, то ли ирония.

Как бы то ни было, я честно сказал:

— Мечислав из рода Лисов.

— Нет… — ответила она мне, — ты не Мечислав и не Лис…

«Ты козел», — думаю, уже вертится на языке читателя, ан-нет.

— Ты — Видар, сын Одина.

— Допускаю, что и Видар, и Один — славные люди, но ни с тем, ни с другим я не имею чести быть знакомым, — как можно учтивее ответствовал я после некоторой паузы, потребовавшейся на осмысление услышанного.

— Очень скоро ты все вспомнишь. Помяни мое слово.

Она погладила меня по голове. Честно говоря, я никогда не любил, чтобы меня трогали за голову, но на нее это не распространялось. Я попытался ее обнять, но она легко вывернулась.

— Экий ты нетерпеливый.

— Извините, я больше не буду, — я потупил взор и сделал вид раскаивающегося маленького проказника, что ее опять рассмешило. Кажется, я находил дорогу к ней. Хорошо!

— Конечно, будешь… Пытаться, — отсмеявшись, ответила она, — А сейчас лучше послушай одну историю. Уверяю тебе, она будет интересной.

И она начала свою долгую, долгую историю.

— Давным-давно это было. В месте, где горы сходятся с лежащим посреди Земли морем, жил народ, который называл себя асами. И был у них царь, которого звали Один.

— Насколько я понимаю, мой отец.

— Правильно понимаешь. Лучше слушай и не перебивай. Итак, был у них царь, которого звали Один. Асы были великим племенем, а Один был великим магом и чародеем. Он мог оборачиваться другими людьми и животными, и общаться с существами из других миров. И вот однажды, во время одного из таких общений, Один узнал, что далеко на Севере, в стране Скандинавии, истончилась Грань Миров, и открылись врата в другие миры — миры карликов и великанов, фей и демонов. И Один повел свое войско к этим вратам. О, это было великое войско. Там были Тор и Хеймдалл, Тюр и Локи, и много других славных воинов. Долго ли, коротко ли, но они дошли до сих врат, и прямо на перекрестке Нашего Мира и Мира Золотых Фей ими был построен великий город, который они назвали Асград, то есть город асов. Причем часть его находилась здесь, а другая там. Как ты знаешь, наш мир в основном не является магическим, и волшебники в нем столь редки и слабы, что многие люди перестают верить в них вовсе. В мире же Золотых Фей — все иначе. Магия там неотделима от жизни, и жизнь неотделима от магии. Когда асы строили свой Асград, золотых фей уже не существовало. Жители этой страны так давно жили в Безмятежном Спокойствии своего мира, что практически выродились и не смогли противостоять пришельцам. Одними из таких пришельцев был народ ваны, к которому, кстати, принадлежала и я.

— Значит, мы с тобой принадлежим к разным народом.

— В какой-то степени, да. И причем мой народ, в отличие от твоего, был славянским.

— Так значит я — не славянин.

— Какое это имеет значение? И кавказцы асы, и славяне ваны практически стали богами и братьями.

— Так ты мне сестренка?

— Ладно, лучше слушай.

И она продолжила. Оказывается асы с ванами сначала жили в состоянии вяло текущего мира, потом наконец окончательно рассорились. Причем поводом для войны послужило надругательство над ней — Гуллвейг. Потом была война. Потом — мир, но очень шаткий. И когда Грань Миров опять стала разделяться, асы и ваны перессорились как между собой, так и друг с другом, и вместо того, чтобы создать Великую Гроздь Миров, оказались разбросанными по измерениям, как упавшие в море кокосовые орехи. Те, что оказались на Земле, лишившись Плодов Вечной Молодости Древа Жизни, произрастающего в Мире Золотых Фей, быстро состарились и умерли. Однако так как жизнь вечна, все они продолжают воплощаться в людях. И когда Грань Миров вновь истончиться, им надо собраться вместе, чтобы довести до конца, то, что не удалось сотни лет назад.

— Одно из знамений Истончения Грани Миров, — продолжала она, — уже случилось — забил Источник Жизни, воды которого возвращают молодость старикам, здоровье — больным, жизнь — мертвым. Именно в этом источнике я омыла тебя после твоей встречи с китайцами. Кстати они не первые, кто хочет использовать Источник Жизни, не имея на это никаких оснований и прав.

— А какие права у нас? — не выдержав, спросил я.

— Потому что мы — это мы.

— А они — это они.

— Ты, я вижу, больший стопор, чем я ожидала[1] — Скорее всего и в надругательстве надо мной ты не принял участия, потому что не догнал, за что они меня так.

— Ну, если тебя так это тревожит, я могу начать сейчас.

— А ты знаешь, что они со мной сделали?

— Догадываюсь.

— Ход твоих мыслей мне понятен. Но после этого они трижды (!) пытались меня сжечь на железных прутьях камина! Только благодаря волшебству я выжила, но посмотри, что со мной тогда стало.

На секунду мне показалось, что передо мной стоит не девушка, а чудовищный обугленный демон с жидкой копной седых волос. От этого видения я чуть не упал со стула, и упал бы, если бы оно не исчезло так быстро.

— Ладно, не бойся, я пошутила.

— Но как тебе это удалось?

— Я ведь колдунья. Баба Яга. Ведь слышал наверно?

— А я думал, что баба Яга старая и страшная. Вроде того демона, что ты мне показала.

— Того демона стали звать Хейд… А как ты думаешь, сколько мне лет?

— Шестнадцать, нет, осемнадцать.

— Сто восемьдесят шесть. Ты забыл про Источник. Кстати мне надо его проведать.

— Я схожу с тобой.

— Нет, пока не надо. Ты еще не совсем свой в моем Лесу. Лучше оставайся в избушке. Кстати, посторожишь ее.

Она улыбнулась и, поцеловав меня на прощанье, отправилась куда-то в лес, оставляя меня в состоянии смятения смешанного с ожиданием. «Она, конечно, с приветом», — думал я. «Однако это не лишает ее привлекательности. Так что ничто не мешает мне остаться пока здесь. А там — будь, что будет. Однако, как же все-таки я остался живым после встречи с желтолицыми? Да, это вопрос. Но не такой сложный. Вероятно, они просто ударили меня по голове и бросили. А всякие Родники Жизни — это все сказки. А демон, в которого она почти обратилась? Это наверно действие ее отвара. Да и таких колдуний только у нас в общине было две. Но не таких молодых и красивых. Сто восемьдесят шесть лет. Ладно, сделаем вид, что поверили ее лапше. В конце концов, почему бы не поиграть в скандинавского бога». Переживая ситуацию еще раз с высоты лукоморца ХХ века, я, конечно, еще раз поразился человеческой способности отыскивать рациональные ответы и успокаиваться, но тогда ничего подобного мне в голову не приходило. Да и не могло придти. И довольный собой я принялся изучать избушку и ее окрестности.

Прошло уж несколько часов, как Гулл…вейг (ну и имя) оставила меня, когда я услышал на улице шум. Я выглянул. В нескольких саженях от двери стоял немолодой человек весьма странного вида. Он был выше меня ростом (хотя и у меня, к слову, рост был тогда не маленький — порядка метра девяносто, по сегодняшним меркам), одет был в кожаные одежды и металлический шлем с большими рогами. Щеки его были чисты, вырывающиеся же из под шлема волосы были соломенного цвета. Лицо, со шрамами и морщинами, лучше слов рассказывало о былых подвигах.

— Мне нужна бабка, — сказал незнакомец, сильно коверкая славянские звуки.

— Ну, я за нее, — ответил я.

— Повторяю, мне нужна бабка.

Казалось, он не расслышал моего ответа.

— Повторяю, я за нее, — еще раз сказал я.

— Но ты — не Хейд.

— А что, похож?

— Нет, — этот придурок даже не заметил иронии.

— Ну тогда, что надо?!

Мой наглый тон возымел таки действие. Видимо не находя слов, незнакомец замолчал. Минуту мы гипнотизировали друг друга, и наконец он изрек:

— Как твое имя?

— Скажи сначала свое, — естественно отвечал я.

— Я — Хеймдалл.

— Я не знаю кому, что и чем ты дал, хотя похоже скорее всего, судя по рогам, давать пришлось твоей жене, но на твоем месте я бы валил отсюда подальше, а то можно и рогов лишиться. Хотя…

Я не успел докончить своей тирады, как рогатый незнакомец, выхватив меч, с криком: «Я убью тебя», бросился на меня. Я тоже выхватил свой меч, и славная сеча завязалась промеж нами. Честно говоря, я сегодняшний десять раз бы подумал, прежде чем наезжать на этого «рогоносца». Но видимо тогда я был гораздо бесшабашнее. Кроме того, я, конечно, догадался, что ему нужна моя Златовласка, а делить, и тем более уступать ее в мои планы не входило. Да и уже упомянутый отвар из трав кружил голову лучше всякого плана, и действие его, судя по всему, было достаточно долгим. Как бы то ни было, я сам спровоцировал скандал, и теперь предстояло держать ответ. Впрочем, за мной было то, что мой оппонент, прямо скажем, значительно старший, чем я, начал уставать быстрее. Хотя и сражался все равно бесподобно! Так мы махались мечами около избушки, когда прозвучал уже знакомый мне женский голос:

— Видар, Хеймдалл, прекратите!

Из леса к нам бежала Гуллвейг. Слова эти произвели на незнакомца магическое действие.

— Видар — сын Одина? — спросил он.

— Угу, — ответил я, начиная вживаться в этот, как мне казалось тогда, розыгрыш, в котором объявилось еще одно действующее лицо.

Вскоре мы сидели за ужином и обсуждали сложившееся положение. Как выяснилось, Хеймдалл уже помнил все, или почти все, так что из не помнящих в этой компании был только я. Потом мы решили раньше лечь спать, чтобы на рассвете отправиться к источнику (по каким-то тогда неведомым для меня причинам час и время первого посещения имело какое-то мистическое значение).

Когда наступило следующее утро, и первые лучи Солнца только намеривались прогнать тьму, я почувствовал, что кто-то пытается меня разбудить. Вообще-то сплю я чутко, и просыпаюсь быстро, но этот раз сон так крепко взял меня, что никакие силы не могли заставить меня открыть глаза. Я пробурчал что-то в ответ и, перевернувшись на живот, приготовился опять уйти в только что покинутый сон, но не тут-то было. Холодная, как дыхание смерти, вода обожгла лицо, шею и плечи. Я вскочил, протирая глаза, и увидел перед собой Ее. Сквозь застилающие зрение капли воды, она казалась продолжением сна.

— Боже, как не хочется просыпаться, — пробурчал я, — Вот сейчас я проснусь, а ты исчезнешь!

— И не надейся. Лучше одевайся.

Я последовал ее словам, и не далее, чем через четверть часа, мы брели по лесу к Источнику. Хеймдалл, судя по всему, чувствовал себя не лучше меня и, таким образом, мы топали молча, автоматически переставляя ноги. Лес все сильнее наполнялся предрассветными звуками, вовлекая наше сознание в свою скрытую от постороннего взгляда жизнь. Лес приветствовал нас.

Когда мы дошли до Источника, начало светать. В отступающих сумерках все казалось неестественно цветным, рельефным и прекрасным. Она опустилась на колено возле источника, и, зачерпнув кружкой воды, повернулась к нам. «Жаль, что у меня тогда не было „Кодака“,» — подумал я, переживая сию ситуацию вторично. Может, Бог даст, как-нибудь напишу картину. Но не думаю, что мне удастся передать в ней всю красоту Источника Жизни и склонившейся над ним Лесной Богини… Тем временем кружка с водой пошла по кругу. И когда живительная влага коснулась горла, я вдруг действительно осознал себя Видаром. Карусель пробужденных от многовекового сна образов закружилась перед глазами, и сознание оставило меня.

Я опять очутился перед Зеркалом. Яна сидела рядом и постепенно приходила в себя. Я не без удовольствия отметил, что в этой инкарнации, в отличие от только что уведенной, advantage был явно за мной. Наконец она полностью отошла.

— Ну как просмотр? — поинтересовался я.

— Ты ведь сам был там.

— Но я-то видел своими глазами, а ты — своими. А это есть совсем другая разница.

— Хорошо, начала я кажется с того, что за каким-то чертом оживила тебя, а кон…

–, - как жаль, что в диалоге нельзя передать хитро-саркастическую улыбку.

— А закончила тем, что пыталась привести тебя в чувства, когда ты грохнулся в обморок.

— Значит, мы вспоминали синхронно… Кстати, я лишь только что узнал, что Гуллвейг — это ты. Внешне вы похожи не больше, чем я этот — на того Мечислава или Урагана.

— А что, про Видара ты уже знал?

— Конечно, знал. В эту инкарнацию я влез почти сразу, как попал в Лукоморье. Кстати, я всегда прикалывался к викингам.

— А у Видара и Гуллвейг что-то было?

— ?? Ах да, конечно, было. Но не долго. И задолго до Войны.

— И ты за меня не впрягся?!!

— Но, как помнишь, и не присоединился к соплеменникам. Тогда вообще было жестокое время со своими законами. И их не мог изменить ни я, ни даже Один. Такова селяви, как говорят французы.

— Ладно, ладно. Это я еще тебе припомню!.. А ты помнишь Войну?

— Плохо. Инкарнация Видара сильно заблокирована, и у меня еще не было времени и возможности посрывать все блоки. Видимо этим сейчас и придется заняться. Кстати — это важно — у тебя остались какие-нибудь практические навыки колдовства.

Она скривилась.

— Кажется, нет. Именно практические навыки и не запоминаются.

— И именно их надо пытаться восстановить. У меня уже кое-что получается. Но пока далеко не все, и далеко не лучшим образом.

— Например, что?

— Ну, например, превратиться в дракона.

— Здесь, или на Земле.

— Конечно, здесь. Как ты должна была запомнить, на Земле возможности колдунов значительно слабее. Хотя, надеюсь, когда-нибудь это изменится.

— Покажи тогда хоть здесь.

Я попытался ее отговорить, но, в конце концов, мне все же пришлось превратиться в настоящего[2] дракона, вид которого, естественно, ей не понравился. И она решила вернуться на праздник. В самом деле, в Лукоморье прошло совсем не много времени, и бал еще только разгорался.

Бал шел в своем обычном духе. Мы с Яной отправились сначала в уже известный по первой главе открытый ресторан, потом в известное по второй главе закрытое кафе со смачным названием, которое не стоит повторять без особого резона. Но веселиться не получалось. Яна все витала в только что просмотренной инкарнации, да и я был немногим лучше. Все разговоры кругами сходились к одной теме. Мы спрашивали друг друга об увиденном со своей стороны, делились впечатлениями и пытались строить планы, что нам делать дальше.

— Так, когда же будем срывать блоки, — в который раз спрашивала она.

— Скорее всего, когда найдем Хеймдалла, — в который раз отвечал я. Но лучше это делать на Земле.

— Что?

— Искать Хеймдалла. И лучше это делать вместе.

— Ты опять хочешь узнать мой адрес?

— Если раньше это было желательно, то теперь это просто необходимо.

— Почему же?

— Потому что, судя по всему, скоро опять прорвется грань миров.

Я даже не осознавал, насколько близки к реальности были мои слова, которые я тогда считал тривиальными грузами.

— Вот когда она начнет рваться, тогда и поговорим.

— Так ведь поздно будет.

— Не будет…

Этого короткого отрывка вполне достаточно, чтобы оценить наши разговоры, так что думаю, что приводить остальную болтовню, не имеет особого смысла. Чтобы как-то отвлечься, я стал рассказывать Яне историю о том, как однажды попал в переплет с богатырями, придя в Лукоморье в образе Видара, естественно, несколько (так, чуть-чуть) приукрашивая свою роль в этом эпизоде.

— Значит, взял я одного из них за ноги и как стал размахивать. Раз взмахну — десяток ляжет, еще раз взмахну — еще десяток.

Между тем лицо Яны изменилось. Она смотрела не на меня, а куда-то поверх. Я повернулся. Сзади стоял Добрыня. Сие было довольно хреново, так как у этого тормоза напрочь отсутствовали и чувство юмора, и большинство понятий. Правда в остальном он был неплохой парень, и с этими недостатками все мирились. Как я и ожидал, Добрыня стал занудливо разъяснять, как все было на самом деле. Ну а на самом деле, увидев эту толпу, я бросил в нее первый попавшийся столб и применил прием Спартака.[3] Добрыня тогда догнал меня третьим (два первых остались лежать на дороге), и пока мы с ним дрались, подоспела вся толпа. Хорошо, что в нее успел затесаться Кот. Он быстро назвал мое былинное имя, и все успокоились.

— Ух уж и навалял бы я тебе, если бы не Кот. Помнишь ту нашу встречу еще на Земле?

— Кто пустил сюда этого олуха? — вопросил я в ответ, вставая и вознося руки к небу. — Здесь же ясно написано, клуб для р-р-р…яев. Ты к таковым явно не относишься. Так какого хр…, то есть, зачем ты сюда приперся. Самому не веселиться, и другим не давать?

Добрыня стоял как истукан, и по лицу его ясно читалась одна мысль: «Врезать, или не врезать?». Не дожидаясь разрешения этой дилеммы, легким движением рук я отстранил его от себя, в то время как уже давно стоящий за его спиной Соловей подсел под его ноги. Это надо было видеть! Двухметровый детина с размаху шлепнулся на пол. Что тут началось! Добрыня, забыв про меня, погнался за Соловьем, сбив с ног еще двух далеко не хилых друзей, и вскоре в кафе разразилась настоящая сцена из мистического вестерна. Все дубасили друг друга, слабо отличая своих от чужих. Добрая половина завсегдатаев сменила свой облик — кто на волка, кто на тигра. Я быстро взял Яну и двинулся к запасному выходу, дорога к которому была еще открыта.

— Что же ты не стал превращаться в дракона и оставил своих друзей? спросила Яна, когда мы были уже на воздухе.

— А кто бы вытащил тебя из кафе? И, кроме того, там все свои. Даже этот тормоз Добрыня. А свои здесь сегодня дерутся, завтра — вместе пьянствуют. Как ты должна была успеть заметить, максимальный вред, который можно нанести живому в Лукоморье — это вышвырнуть его в родное тело.

— А мертвому?

— За пределы Лукоморья. Но об этом лучше спросить Соловья.

— Слушай, а может он и есть — Хеймдалл?

— Почему ты так решила?

— Тот тоже ко мне клеился, и с тем же результатом.

— В таком случае из Хеймдаллов наверно должна состоять половина твоих знакомых мужского пола.

— Почему же половина?

— Может и больше. А если серьезно, то этот вопрос не мешало бы обсудить с Котом.

— Так пойдем к Коту.

— Скорее всего, его надо искать там, куда тебя не пустят.

— Почему же?

— Это закрытый мужской клуб.

— Для педиков?

— Вот и ты туда же. Что за время! Вот от кого, а от тебя я не ожидал.

— Ладно, я пошутила, — она действительно сильно смущалась, говоря пошлости.

Так мы болтали, когда я увидел свою старую знакомую вилу — речную красавицу из Сербии. Мы с Иванкой были старыми друзьями с одной из инкарнаций, и я всегда относился к ней чуть ли не как к богине. Я предложил ей присоединиться к нам. Она явно скучала и с радостью согласилась. Так мы вместе отправились в одно тихое кафе с домашней кухней. Встреча с Иванкой была очень кстати. Я всецело ей доверял, и лучшей кандидатуры, на которую можно было бы оставить Яну, пока я пойду разыскивать Кота, не было.

За Котом я, естественно, направился прямиком в «Диоген», где нашел его в состоянии свежеизверженного вулкана.

— Я тут тебя давно жду, — не здороваясь, начал он, — Ты знаешь что вы сегодня наделали? А ведь я предупреждал.

— Ну и что мы наделали? Всего лишь сорвали блок и посмотрели инкарнацию.

— Ты понимаешь, дурья твоя башка, что инкарнации эти были заблокированы не только для вас, олухов небесных, которые не слушают старшего дядю.

— А от кого еще?

— От тех, кто уже несколько раз давал вам оторваться, и не приминет дать еще раз.

— Так ведь и мы будем готовы.

— Готовы? К чему вы готовы.

— К труду и обороне.

— Все шутишь, а ведь мне не до шуток. Где вы, например собираетесь искать Хеймдалла?

— Я думал, ты подскажешь.

— Он думал. Индюк тоже думал, да в суп попал. Откуда я тебе его возьму.

— Ладно, оставим. Все равно — ты прекрасно понимаешь — это должно было случиться. Так что, если хочешь — помоги, не хочешь — твое дело. Разберусь сам.

— Да, ты и раньше частенько откусывал больше чем мог разжевать.

Это напоминало куплет из одной песни, и, подражая Френки Сенатре, я запел:

— И конечно, находишь это правильным without exemption?

— Конечно. Хотя я не думал, что ты знаток американских песен.

— Плохого же ты обо мне мнения. Но это — твои проблемы. А их у тебя и так выше крыши. Так что заварил кашу — сам теперь расхлебывай. Когда моя помощь станет необходимой, я сам тебя найду.

В дверях показался Вольдемар — серый волк, бывший проводником у Яны, и каким-то внутренним чувством я понял, что мне пора. Мы перебросились с Вольдемаром парой слов, и он проводил меня до дверей. Состояние было пакостным. «Однако, никто не мешает сегодня погулять от души, а там — будь что будет», — подумал я и отправился за Яной.

Вскоре суматоха бала нам наскучила, и я опять пригласил Яну к себе в Замок. Она наверно думала, что мы опять займемся инкарнациями, и не собирался ее разубеждать. По крайней мере, пока мы не дошли до Замка. А в Замке нас уже ждал Соловей.

— Ну, как твоя русалка? — с порога спросил я.

— А, опять убежала. — он махнул рукой, — И шит с ней. Все равно на-вер-ня-ка (некоторые русские слова ему давались еще с трудом) — это твоя мыслеформа… Но я не о том. У тебя случайно нет ключа двадцать два на двадцать четыре?

— Нет.

— Ну, я так и знал. Тогда я пошел.

— Может посидишь с нами.

— Да нет, — и он растворился в дверях.

— Зачем ему этот ключ? — спросила Яна, когда он ушел.

Вопрос был, конечно, интересный. Ясно было, что Соловей затеял какую-то шутку, точнее пакость. Но какую? Об этом можно было только гадать. А что-что, а гадать у меня настроения явно не было. Поэтому я просто решил, в свою очередь, подшутить над Яной.

— Зачем? Да наверно у него канализация засорилась, — ответил я.

— А разве здесь канализации засоряются?

— Тебе честно сказать?

— Да.

— До тебя — никогда.

Несколько секунд ей потребовалось, чтобы осознать, что я сказал, после чего в меня одна за другой полетели стоящие на столе тарелки. Уворачиваясь, я побежал из зала. Конечно, в спальню.

И когда процесс достиг апогея, из стены высунулась физиономия Соловья, которая повторила тот же вопрос:

— У вас нет ключа двадцать два на двадцать четыре?

Оторопев от неожиданности, я просто ответил:

— Ну я же уже сказал, нет.

— Так я вам принес ключ двадцать два на двадцать четыре. А что это вы тут делаете?

Что тут началось! Яна, наконец, осознав ситуацию, завизжала, я вскочил с… кровати и бросился на Соловья, но тот уже ушел сквозь стену. Вообще проходить сквозь стены у нас можно только приняв особый напиток. Этот напиток, естественно, всегда был страшным дефицитом, и где его достал Соловей — одному Богу известно. У меня лично этого напитка не было, и, таким образом, мне оставалось только материться. Представляете мою злость?!! Рвя и меча, я вызвал свою охрану, и приказал ей во чтобы ты не стало отловить этого придурка. Естественно, я понимал, что это уже практически бесполезно, и лучшее, что я могу сделать — это придумать какую-нибудь еще более крутую под…колку для Соловья, но нужно же было держать марку перед Яной. В какой-то степени я был даже благодарен Соловью. Представляю, как скучно бы было без его шуток.

Между тем время, отпущенное на бал, подходило к концу. И нам ничего не оставалось, как отправиться к Радужному Мосту, ведущему на Землю. Яна еще не знала, что, провожая ее по Мосту, я с достаточной точностью мог определить ее земное местонахождение, коим оказался один из уральских городов. Но об этом — в другой раз.

Глава 3. Шведы

Проснувшись поутру, я заметил, что вчерашнее желание не покладая рук искать Хеймдалла заметно поубавилось. Да и как это можно делать, не покладая рук, является большим вопросом. Поэтому, я как всегда, решил положиться на старый добрый русский авось и спокойно заниматься своими делами. А так как была суббота, и на работу идти было не надо, я подумал, что самое большое дело сейчас — поваляться в постели, чтобы взять реванш у накопившегося за неделю хронического недосыпания. И только я это решил, в дверь позвонили. «А, кто-нибудь откроет», — подумал я, но не тут-то было. Никто и не чесался. Скорее всего, сестра с зятем еще спали, а мама с папой были у бабушки. В дверь позвонили еще. С чувством глубокого негодования я натянул домашние спортивки и, проклиная все на свете, поплелся к двери.

— Кто там? — спросил я.

Вообще-то спрашивать «кто там» было скорее проформой, потому что мама, уйдя к бабушке, чья квартира находится в том же подъезде, как всегда забыла захлопнуть дверь.

— Вам письмо, — ответил женский голос. — Срочное. Из заграницы.

Я как раз ждал ответа от оргкомитета одной конференции, намечавшейся иметь место быть примерно через полгода в Штатах, и на которую я возлагал большие надежды, потому что шеф обещал пробить финансирование на поездку. На секунду далекая неизвестная Америка мелькнула пред внутренним взором, и чувство глубокого негодования, с которым я шел к двери, напрочь улетучилось. Дверь отворилась, и на пороге я увидел симпатичную девчушку лет восемнадцати. Она назвала мои имя и фамилию, произнося звук оу вместо звука у, как это на французский манер пишется в латинской транскрипции моего имени, и спросила, я ли это.

— Да, — ответил я, — Собственной персоной.

— Вам письмо. Распишитесь в получении.

Я расписался.

— А вы наш новый почтальон?

— Нет, это экспресс-почта, — Кстати, довольно дорогая. Видимо ваша шведская подруга вас очень любит.

Она кокетливо улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.

— Понятия не имею. Однако, спасибо. Буду рад увидеть вас еще.

— Пишите, то есть получайте больше писем, увидимся — ответила она.

— Постараюсь. А может не будем ждать. Может чайку… или кофе? Или что-нибудь еще?

— Да нет, я на работе. До свидания, — она быстро пошла вниз по лестнице.

— Зря, зря, — сказал я ей вслед и закрыл дверь.

Я, конечно, совершенно не думал, что она примет мое приглашение, и очень бы удивился, если бы случилось наоборот. Однако еще больше я удивился письму из Швеции. Кто его мог написать? Линда Андерсен. Это имя на обратном адресе мне ничего не говорило. Кто же все-таки меня там знает? Год назад я, заинтересовавшись рекламой летних курсов шведского языка, о которых писал «Iностранец», я послал по приведенному там адресу запрос, на который через пару месяцев пришел ответ. И ответ крайне не устраиваемый. Да, именно не устраиваемый. Потому что несмотря на формальную вежливость, содержащаяся в нем информация явным образом свидетельствовала, что выдвигаемые требования к предварительным знаниям языка и их документальным подтверждениям, мягко говоря, превышают мои скромные возможности. Кроме того, даже под микроскопом там нельзя было найти упоминания о предоставляемой курсистам из СНГ стипендии, которая так хорошо упоминалась в «Iностранеце». Впрочем, я уже давно привык относиться к приводимым в газетах данным с известной долей скептицизма. И то, что мои письма вообще дошли до адресата, было уже еще каким хлебом. Но кто же все-таки мог послать мне это письмо? И тут мне в голову пришла гарная идея. А что если его открыть и прочитать… Идея мне очень понравилась. И я открыл конверт.

В конверте лежало два отпечатанных листа и кодоковская фотография. Весьма занятная, кстати, фотография. В центре ее на большом, похожем на трон кресле с деревянными птицами на углах, сидела красивая блондинка. «Шведка», — подумал я, и лишний раз восхитился своей догадливостью. С обеих сторон от «шведки» стояли два парня. Один высокий блондин с видом типичного викинга, усиливающемся одетым на голову рогатым шлемом. Другой — пониже, темнее, с прической Кашпировского и ужасно хитрой физиономией. Оба они были одеты в белые рубашки, а также черные брюки и галстуки. На девушке же было длинное красное платье, явно не повседневного вида. Современная одежда парней в контрасте со стилизацией под древность создавали непередаваемый маразм. Таким же маразмом отличались снимки, сделанные в нашей компании, что уже роднило нас с этими шведами. И с нетерпением я взялся за само письмо.

Профессиональным взглядом я сразу же отметил, что набрано оно на Word'е человеком, знакомым с деловой перепиской и распечатано на лазернике. И первым, что меня удивило в письме больше, чем самое его существование, был язык, на котором оно было написано. Язык был не английский, как следовало бы ожидать, и даже не шведский, что было бы логично. Язык был русский. «Ни фига себе,» — подумал я и начал читать. С первых же строк стало ясно, что писала его та шведка с фотографии. Она писала, что ей 22 года. И уже несколько лет ее преследуют сны о Рагнарёке — последней битве, в ходе которой по скандинавским сказаниям должны погибнуть боги и люди. Причем она всегда видит себя Фреей — одной из главных богинь эпоса. Во снах этих она участвует в приготовлениях к битве, в самой битве и просто в житейских делах с остальными богами, а также с людьми. И все это выглядит естественно и не несет свойственной обычным снам непоследовательности. А недавно она узнала, что ее кузен Йохан тоже видит подобные сны, но в них он видит себя Хеймдаллем. И оказалось, что видят они в этих снах одни и те же события, только глазами разных людей. С тех пор как это выяснилось, они стали записывать свои сны и проводить их сравнительный анализ, а так же искать других людей, видящих такие сны. Первым на их подозрении был ее брат — Нильс. Но так как он человек страшно несерьезный, то от него толку пока мало. Когда ей в руки случайно попало мое письмо в Шведский Институт, где работает ее тетя, она сразу решила — вот человек, которого они ищут.

Да, здесь надо внести некоторую ясность. В своем письме в Шведский Институт я, мотивируя необходимость изучения шведского языка, тоже писал, что «с некоторого времени мои сны приводят меня к необходимости изучать места моих предыдущих инкарнаций, жемчужиной которых является Швеция страна викингов и их богов» и т. д. и т. п., не упоминая, естественно ни о Лукоморье, ни о выходах в Астрал. Я писал также о том, что уже начал описывать свои воспоминания в поэмах и новеллах, и, таким образом, пытался создать о себе представление, как о начинающем писателе и о законченном психе, которым частенько благоволят в этом безумном, безумном, безумном мире. И, как это не странно, мое письмо нашло родственные души. Це гарно. Что же дальше. И тут смутные подозрения неожиданно заставило меня остановиться. Уж слишком гладко все получается. Надо найти Хеймдалла — на тебе Хеймдалл. Хорошо еще, что эта шведка не называет себя Гуллвейг. Я то уже знал, что Гуллвейг живет в Перми… Да, это все-таки может быть шуткой кого-то из моих друзей, кто тоже тайно шастает по Лукоморьям. Я еще раз посмотрел на конверт. Нет, судя по штемпелям, он действительно из Швеции. А язык? Откуда эта шведка знает русский язык? И тогда снова я принял мудрое решение — дочитать письмо до конца. И, как оказалось, правильно сделал. Буквально в следующих же строках Линда сообщала, что неплохо знает русский, потому что ему ее научила бабушка — выходка из России. Дальше она просила обязательно ответить и рассказать что-нибудь о своих снах. Адрес был написан в правом верхнем углу первой страницы. Причем он включал и телефон, и телефакс, и, что особенно мне понравилось — e-mail. Электронная почта у нас на работе была. А это на сегодняшний день — самый дешевый и быстрый вид связи, так что в случае чего можно было воспользоваться именно ей. Но для начала надо было обмозговать ответное письмо, в которое с одной стороны должно заинтересовать друзей, но с другой стороны — не дать лишней пищи для размышлений врагам. Я уже включил компьютер и принялся его писать, как зазвонил телефон.

Вот уже второй раз за утро меня отвлекали от важного дела. (Первый раз это было, когда я валялся в кровати.) Но, памятуя о том, чем закончилось это в первый раз, я уже не стал так нервничать, и просто поднял трубку.

— Ну, как, вы уже готовы? — спросил голос на том конце трубки. Голос принадлежал моему соседу Юрчику.

— Всегда готовы, — ответил я, мысленно салютуя, — А к чему?

— К Восточному Базару.

— Какому, какому базару? — спросил я придуриваясь.

— Восточному. Вчера же договаривались.

— Ах, да. А народ еще спит.

— Уже не спит, — раздался из глубины квартиры голос Олега, — А кто звонит?

— Те, с кем вчера договаривались идти на Восточный.

— Ага. Передай, что через час пойдем.

Я передал. На что из трубки раздалось раздраженное бурчание, сопряженное с вопросом о времени. Я автоматически посмотрел на настенные часы, которые уже год показывали без четверти пять. Такое же время показывали почти все большие часы в нашем доме, за исключением одних, которые шли по вольному графику, уходя вперед минут на двадцать в день. Идти же к видику или искать наручные часы мне было вилы, и поэтому я переадресовал вопрос Олегу.

— Пол одиннадцатого, — ответил он, посмотрев на видик.

— Пол одиннадцатого, — продублировал я в телефон.

— Сонные тетери, — раздалось оттуда, и прежде чем я успел придумать что-либо сказать, короткие гудки сделали это неактуальным.

— Где это они успели без меня так сфотографироваться, — услышал я голос Олега, когда вешал трубку, — У Аленки, я вижу, новый парик…

— А где ты видишь Аленку?

Только теперь до него дошло, что фотография, на которую он бросил взгляд, сделана не у нас, и даже не у Орловых, а где-то еще.

— А кто это?

— Да вон там рядом конверт.

— Из Швеции?

— Вот, вот.

— И что шведы пишут.

— Можешь прочитать. Там, как ни странно написано по русски, — и я в двух словах рассказал о письме.

— Да ты приобретаешь известность, — вмешалась в разговор Таня, — Уже из Швеции поклонницы пишут.

— Если бы они еще мои произведения читали…

— И если бы их еще было можно читать… — она, как всегда, не могла не подколоть.

— Ладно, ладно. Лучше скорее подготовь завтрак. Орловы уже звонили.

Естественно, что полученное утром письмо стало едва ли не основной темой для разговоров на день, и когда мы возвращались затоваренные домой, уши мои были изрядно перегружены советами по вопросу того, что писать в ответном письме. Кем только не предлагалось мне себя выставить — и Одином, и Локки, и даже Одом — мужем Фреи. Последнее было наиболее интересным, пока Таня, как-то невзначай, предложила мне назваться Видаром. Разумеется, не моргнув глазом, я сказал, что имидж молчаливого бога[4] мне подходит, и я об этом подумаю. Хотя, честно говоря, называться своим именем, на мой взгляд, есть признак дурного тона. И как вы понимаете, предлагать это человеку вещь в высшей степени подозрительная. Я давно подозревал, что и Таня, и Олег, и Юрчик, и Аленка, и еще несколько наших друзей шастают по Астралу, и может даже являются завсегдатаями Лукоморья. Во всяком случае, некоторые параллели просматривались, и многие шутки, родившиеся в нашей компании, буквально в несколько дней расходились по всему Лукоморью и за его пределы. Одного друга, Алешу Поповича, удалось даже выкупить. Кстати этот комикс заслуживает того, чтобы быть рассмотренным отдельно.

А дело было так. Как-то на одном из Балов в уже известном вам кафе «У р-я», собралась теплая компания. И когда количество выпитого уже переполнило все мыслимые пределы, кто-то предложил разойтись по Инкарнационным Зеркалам и возвратиться в тех же костюмах, но в современном облике, чтобы раз и навсегда покончить с тайнами. Все горячо поддержали это предложение, и разошлись.

По своему школьному опыту я знал, что если все договариваются завтра побриться налысо, то в итоге это обычно делает один человек, над которым, естественно, потом все прикалываются. А так как у большинства лукоморцев годы не сгладили дух озорства, то от них следовало ожидать того же самого.

Так и случилось. Хотя я практически доподлинно знал, что по крайней мере, половина компании — выходцы из нашего города, почти вся компания выглядела настоящими иностранцами. За исключением одного бедолаги. Им был Алеша Попович. Он же Коля Ашуров. И хотя, когда все выяснилось, он с пеной у рта утверждал, что он тоже пришел ненастоящим, и все сделали вид, что ему поверили, это было уже бесполезно. На следующий день, как потом рассказывала его сестра, их телефон раскалывался от звонков, в которых явно деланные голоса передавали привет Алеше Поповичу. Помню, он потом так обиделся, что полгода не появлялся ни на одном лукоморском празднике.

Еще раз прокрутив в памяти историю с Алешей Поповичем, я вдруг ясно осознал, что перед тем как давать какой-либо ответ на Земле, нужно сначала попытаться вытянуть этих гавриков в Лукоморье, побеседовать с ними по душам, а там видно будет. У меня была их фотография (какая оплошность с их стороны (!)) и полный адрес. Так что единственным препятствием, чтобы найти их на Радужном Мосту, было время: ближайший подходящий с астрологической точки зрения момент для этого должен был наступить через несколько дней. Поэтому я решил повременить с ответом и обратиться к более объективным и животрепещущим реалиям, которые принес спустившийся на город вечер. И первой такой реалией был Вася, пришедший не один, но с двумя пузырями. Намечался хороший гудеж. А так как у нас мы собирались совсем недавно, все решили отправиться к Орловым. Они были не против.

Вечеринка удалась на славу. И я мог бы долго рассказать об имевших на ней место шутках и тостах, о случившихся там комиксах и улетах, на которые способны прирожденные юмористы, составляющие большинство нашей компании. Но все это имеет столь малое отношение к основному сюжету, что я этого делать не буду. Так что желающие почитать о пьяных ежиках могут обломиться.

Восемь дней пролетели как один миг, и наконец наступила ночь, в которую звезды дали свое благославление для путешествий по Радужному мосту. Этой ночью мне предстояла большая работа: во-первых, надо было навестить Яну (не думает же читатель, что я мог забыть), во-вторых, вытянуть к себе в замок уже известных вам шведов, и в-третьих… Впрочем, сначала надо было решить первые две задачи, а уж потом думать, о том, что делать в-третьих и в-четвертых.

Итак, с чего начать? Конечно же, я начал с Яны. Ибо, во-первых (не запарил ли я вас сим оборотом?), это было легче, потому что я уже знал к ней дорогу, во-вторых, приятнее, думаю, не надо объяснять почему, а в-третьих, ее вполне можно было бы взять с собой на поиски шведов, что составило бы ей неплохую экскурсию.

Итак, выбрав тело уже знакомого вам богатыря, я встал на путь Радужного Моста и обратил его в сторону, куда однажды привела меня душа моей возлюбленной.

Яна сладко спала в своей постели. Она была похожа на ту Амазонку, которую я знал, не больше чем я — на Илью Муромца, но лунный свет, падая на ее лицо, и смешиваясь со светом Радужного моста, вызывал к жизни давно канувший в Лету образ. «Как хорошо, что она спит одна, — подумал я,[5] — Если бы в комнате был еще кто-то, он мог бы до смерти перепугаться». Я погладил Яну по голове. Она открыла глаза.

— Ты пришел? — были ее первые слова.

— Нет, это просто сон, — прошептал я в ответ, беря ее на руки.

— Куда это ты меня потащил?

— В Замок. Там у меня есть для тебя кое-что интересное.

— А может лучше остаться здесь?

— Нет, здесь не получится.

Она выкатила глаза, и я вдруг понял, что она имеет в виду и покраснел.

— Вечно у тебя одно на уме, — ответил я смущенно.

— Ах ты, мерзавец! — она сменила шепот на звонкий голос.

— Тише! Родичи услышат, — прошипел ей в ответ я. Мне хотелось зажать ей рот, но руки, как вы понимаете, у меня были заняты.

— А они могут нас услышать? — спросила она опять шепотом.

Не успел я ответить, как из соседней комнаты донесся шум, и через секунду мужской голос спросил:

— У тебя все в порядке?

— Все хорошо, папа, — невозмутимо ответила Яна, — Просто дурной сон.

Шлепающие шаги удалились «Хорошо, — подумал я, — что ему не пришло в голову, что тайный любовник может влезть к его дочери и на десятый этаж». Вслух же прошептал только: «Нам пора», и понес ее в открывшийся коридор. Она еще не привыкла к красотам Радужного Моста, и всю дорогу зачарованно смотрела по сторонам. Я шел быстро, и вскоре мы были в моем Замке.

— Может, дашь мне тапочки, — сказала она, когда я наконец поставил ее на мраморный пол. — Да и переодеться бы не помешало. Или тебе нравиться мой вид в ночной рубашке?

— Мне бы он больше понравился без оной, но переодеться все же придется, потому что нас ждет одно путешествие.

А так как тапочек под рукой не было, я взял ее опять на руки запев:

понес ее к Инкарнационному Зеркалу. Благо, в Астрале мышцы практически не уставали, да и весила она в своем земном теле значительно меньше, чем та златовласка, которой я привык ее видеть.

Только очутившись в кресле перед Инкарнационным Зеркалом и увидев в нем свое отражение, Яна окончательно поняла, что произошло.

— Ты, нехороший человек, — она с трудом подбирала слова, — значит, меня выследил? Воспользовался моей неопытностью?

Я довольно кивал головой. Яна вскочила и бросилась на меня. Я обнял ее и плюхнулся в кресло, так что она оказалась у меня на коленях. Она попыталась вырваться, но сила была явно не на ее стороне. Разница в весе у нас была изрядная.

— Сильный, да? — сказала она, наконец, поняв, что ей не вырваться.

— Извини, я не хотел, — я сделал самую жалостливую физиономию, на которую был способен терменаторный богатырь, — Ты ведь сама не говорила мне адреса. Что же мне оставалось делать.

— Ладно, что сделано, то сделано. А как же ты меня находишь в этом воплощении?

— Бывает и хуже, но реже, — сострил я. По отношению к дурнушке подобная острота была бы оскорблением, но Яна, хотя и выглядела она совсем по иному, все равно была красавицей, и поэтому это было просто шуткой, хотя и задевающей.

— Что?!!

Только что замятый скандал мог вспыхнуть с новой силой, и чтобы не допустить этого, я поспешил извиниться.

— Кстати сейчас тебе предстоит выбрать себе образ.

— Пусть будет тот, что был. Или нет… А можно попробовать образ Гуллвейг?

— Именно его я и хотел тебе предложить. Я же возьму образ Видара. И как ты думаешь, куда мы пойдем?

— Искать Хеймдалла (?), — причем это было сказано скорее утвердительно, чем вопросительно.

Я был сражен наповал. Такой догадливости от женщины я не ожидал. Хотя порой прекрасный пол нас удивляет и не так…

Через полчаса или чуть больше мы были практически готовы, и настало время сказать Яне, что мы пойдем до шведов не одни.

— С нами пойдет один мой друг — Од. По жизни он — начинающий писатель. И одно его письмо попало в руки людей, считающих себя Хеймдаллом и Фреей, что, кстати, похоже на правду. И Од, на наше счастье, обратился за помощью в осуществлении контакта именно ко мне. Сам-то он — только начинающий лукоморец.

— Вроде меня?

— Вот-вот.

— А он симпатичный?

Я скривился.

— Не знаю, как на Земле, но в виде Ода — это этакий рафинированный белый красавчик. Я не думаю, что он — в твоем вкусе.

Тут наш разговор прервали вошедший в зал Од, в окружении двух моих валькирий. Как вы, вероятно, догадались, Од был вовсе не Од — а всего лишь моя мыслеформа. Так же как и пара сопровождавших его валькирий. Мой план был прост, как все гениальное. Я под своим настоящим «божественным» именем затаскиваю Хеймдалла и Фрею в свой замок. Там, пока Од (для тех, кто забыл, — бывший муж Фреи) занимает эту богиню, я, Хеймдалл и Яна ломаем наш блок. Потом же, уже на Земле, я пишу ответное письмо Линде, где описываю им их, то есть как бы наши ночные похождения, что позволит в будущем на Земле установить теснейшие контакты. Ну, это уже дело будущее, а значит проблематичное. Главной же положительной частью моего плана было то, что если сия информация и дойдет до моих неизвестных лукоморно-земных друзей, то они будут твердо считать меня Одом и тихо радоваться, считая что, выкупили меня подобно Алеше Поповичу. Кто же я на самом деле — не узнает никто. В общем, я был доволен как слон. Или паровоз, кому как нравится. Но, к сожалению, ни с кем не мог разделить свою радость. Однако пора было идти.

— Валькирии пойдут с нами, чтобы нашему другу Оду не было скучно, сказал я и подумал про себя: «и чтобы прикрыть нам отступление, если это, все-таки, окажется ловушкой».

И мы вновь пошли по Радужному Мосту. На этот раз — в Швецию.

Я уже достаточно поднаторел в магии, чтобы по свежей фотографии без труда находить на Мосту дорогу к сфотографиранному объекту, поэтому поиск шведов не занял много времени. Первой мы нашли Линду. И лишних проблем с ней не возникло. Она спала одна в большой спальне, за дубовыми дверями которой едва ли мог бы быть услышан даже крик. Мы открыли призрачную дверь, и всей толпой ввалились в ее комнату. Линде опять снилось что-то из исторических воспоминаний. Она постоянно вздрагивала и произносила отдельные слова на языке Асов. По моей мысленной команде Од положил ей на плечо руку. Хорошо, что это сделал не я! Потому что Линда с размаху зазвездила ему ниже пояса. С искаженных от боли лицом Од присел. Линда открыла глаза, и от неожиданности вскрикнула. Я же приложил палец к губам и тихо произнес:

— Не надо бояться. Мы ищем родственные души Скандинавских богов.

— Я давно вас жду. Мне одеться?

Я улыбнулся.

— Посмотри лучше на кровать. Только спокойно.

И все же увидев себя на кровати, Линда не удержалась он вскрика.

— Ну, я же сказал, спокойно. Сейчас ты находишься в своем астральном теле, сконденсированном Радужным Мостом. К сожалению, мы еще не можем переносить по нему физические предметы. Поэтому тебе пока придется остаться в том виде, в которой тебя вытянули из сна. Но как только мы окажемся в моем замке, ты сможешь выбрать себе все что хочешь, от тела, до одежды.

— Хорошо, что вы меня вытащили не из бани, — ответила она и продолжила, — а может, вы все-таки представитесь. Меня-то наверняка вы знаете.

— Конечно. Меня зовут Видар, это — Од, кстати, — твой муж, которому ты недавно писала в Россию, это — Гуллвейг, а это — две валькирии — Велга и Айну. Идем же, у нас мало времени.

Линда оказалась на редкость понятливой, и кроме того, отлично говорила по русски. Так что не прошло и нескольких минут, как мы уже были в пути за Йоханом, то есть за Хеймаллом.

А вот с ним так просто не получилось. Спал он в эту ночь не один, и, собственно говоря, еще не совсем спал. Точнее говоря, совсем не спал. Поэтому, чтобы перейти к плану «Б», то есть к вытяжке непосредственно из сна, нам пришлось битый час ждать их на пороге. Как вы понимаете, несмотря на открывшийся нам порнофильм, ждать, таясь у порога, — приятного мало. И все мы, даже мыслеформы, стали потихоньку выходить из себя. Особенно неистовала Линда, которая, как вы помните, вынуждена была поехать с нами в одно ночной рубашке, и которой, естественно, не терпелось подвергнуться действию Зеркала Инкорнаций. Через каждые пять минут она предлагала вломиться к ним, и забрать с собой хоть одного Йохана, хоть вместе с девушкой, всыпав им предварительно по первое число. И мне стоило немало усилий, чтобы убедить ее не вмешивать в это дело постороннее лицо, тем более, что астральное тело мы пока могли сконцентрировать только из сна. Однако этот час не пропал даром. Мы успели поближе познакомиться с Линдой и ввести ее в курс дела. Разумеется, только в начальный курс.

Время шло, и наконец Йохан задремал. Я направил мост в его сознание и мы поскакали в сон. А так как сны часто сопровождаются всевозможными внутренними нелогичностями и незавершенности, это могло привести к непредвиденным осложнениям. Я предупредил об этом своих спутников, но одно дело — слушать предупреждения об опасностях, а совсем другое — сталкиваться с этими опасностями на своей шкуре. Началось с того, что мы оказались в каком-то городе, половина населения которого была заражена чем-то вроде проказы, а другая половина пыталась оттуда бежать, чему препятствовали регулярные войска. И хотя, казалось бы, в своем сне Йохан должен был бы быть в центе событий, нам потребовалось черт знает сколько времени, чтобы разыскать его в этом фантасмагорическом лепрозории. Дело осложнялось тем, что все герои сна говорили исключительно на шведском, а шведский в нашей компании знала только Линда. Когда же, наконец, объект поисков был нами найден, наш вид произвел в его сознании перескок из сна в сон, и мы оказались в самом пекле Рагнарёка и еще битый час выбирались оттуда, уже вместе с Хеймдаллом. Так что, захваченные с собой валькирии сослужили нам еще какую службу. В общем, вновь оказавшись на Радужном Мосту, все были так злы, что Хеймдалла от хорошей трепки спасла только его основательная нужность для общего дела. А делом этим был, как вы помните, взлом блока…

Я пришел в себя и увидел, что лежу на поляне рядом с Источником Жизни. Хеймдалл и Гуллвейг стояли рядом. И я уже не мог ответить точно, кто я Мечислав, Видар или кто-то еще, ибо воспоминания об обеих жизнях слились воедино, включив в себя и отголоски множества других жизней. Единственным лучом, светившим в этом кромешном хаосе — была Гуллвейг. Как это не странно, ее образ преследовал меня от жизни к жизни, и теперь, когда все они теснились в моем сознании, он стал для меня этаким спасительным маяком.

— Ну, как ты, — спросила она, увидев, что я прихожу в себя.

— Бывает и хуже, но реже, — ответил я. (Как странно, тогда я использовал почти те же обороты, что и сейчас.)

— Теперь ты вспомнил, кто ты?

— Если это можно сказать так, да. Но как раз теперь я более всего сомневаюсь в себе.

— Так и должно быть, — ее голос звучал подобно музыке, — Скоро это пройдет. Ты — великий воин, и справишься со всем.

— Надеюсь, мы будем это делать вместе.

— Может да, а может, нет. Время покажет. А пока, долго ты еще собираешься здесь валяться? — в ее голосе вновь прозвучали озорные нотки.

Она подала мне руку, и я поднялся. И тут мой взгляд упал на нашего третьего спутника, то бишь на Хеймдалла. Как он изменился! Казалось, он сбросил с себя лет этак двадцать, а то и тридцать. И вместе с морщинами и сединами исчезли и «украшавшие» лицо шрамы.

— Да, это действие Источника Жизни, — сказала Гуллвейг, уловив мое удивление, — Теперь все мы — ровесники. А сейчас пойдемте домой. Я, например, умираю от голода.

Только теперь я ощутил проснувшийся во мне аппетит, и мы почти наперегонки понеслись к избушке.

Весь день после завтрака мы посвятили заготовке провизии для предстоящего путешествия. И дикие звери — волки и барсы — помогали нам в этом, просто как в добрые старые времена. Я даже не удержался и спросил Гуллвейг:

— А где же наш друг — Черный Барс?

— А как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос.

Тут я понял, что попал впросак, но тут же нашелся:

Я хотел продолжить, но мысли уже не укладывались в строфы, а переходить на прозу я уже не хотел. Пауза затянулась. Гуллвейг была явно удивлена моим рифмоплетством, и смотрела на меня широко открытыми глазами. (Хеймдалл в это время был довольно далеко, так что беседовали мы tete-а-tete.)

— Я кончил, — промолвил я, чтобы пресечь воцарившуюся тишину.

— Я поняла. А ты всегда говоришь стихами? — наконец сказала она.

— Нет, только когда приходит вдохновение. А оно, по-моему, носит твое имя.

— Не подлизывайся. Не поможет. А насчет Черного Барса, кажется, он действительно должен будет появиться среди нас. На этот раз в образе человека.

— Он тоже наш? Я имею в виду, один из асов или ванов?

— Нет. Пока мы воевали в Скандинавии, он жил среди высочайших гор, что стоят на востоке в самом центре мира. В этих горах есть Шамбала — святое место, обиталище мудрецов. Одним из них и был наш Черный Барс. Так что пока мы тут сражались, он с философским спокойствием наблюдал за этим из Шамбалы.

— В общем, был гнусным наблюдателем, — вставил я.

— Вот-вот. Но потом разрыв Грани Миров коснулся и их. И теперь, надеюсь, он будет с нами.

— А тебе не кажется, что нам и вдвоем неплохо? — попытался изменить тему разговора я, но появившейся из-за деревьев Хеймдалл заставил оставить на время всякую надежду на продолжение этой темы.

Вечером мы опять собрались у стола и рассказывали друг другу разные истории, случившиеся с нами после того, как закрылась Грань Миров, и мы были вышвырнуты на Землю. Естественно, я расспросил Гуллвейг и о Леяре — ее кузене, также обладавшем незаурядной магической силой, и бывшем одним из организаторов той злополучной ночи. Он всегда испытывал к своей сестричке комплексное чувства зависти и вожделения, превратившееся со временем в навязчивую идею. Однако, как выяснилось позже, он явно не знал анекдота, где умирающий армянский католикос говорил: «Берегите евреев. Их перебьют за вас примутся». Так и случилось. С исчезновением из поля зрения Яги, козлом отпущения стал именно он. И вскоре Леяр вынужден был бежать из родного поселения. Что стало с ним дальше — не знал никто, хотя подсказывало Гуллвейг, что история с ним еще не окончена.

Потом разговор у нас зашел об одной греческой войне, при котором выяснилось, что и я, и Хеймдалл принимали в ней участие.

— И когда город казался практически неприступным, — рассказывал Хеймдалл, — нами была применена военная хитрость — деревянный конь, в который спрятался отряд наших воинов. Ты что-то хотел спросить, Видар?

— Да. Город назывался Троей?

— Да, — Хеймдалл кивнул головой, — Так ты тоже там был.

— Еще как был.

— А как ты там назывался. Ураган?

— Нет, я взял местное имя — Ферсид, — ответил я.

— Это тот, который на всевойсковом собрании наехал на Агамемнона.

— Тот самый.

Гуллвейг слушала нас с интересом, и я начал рассказывать ей о том, как мне не понравился окончательный раздел полученных трофеев, и как я обратился с предьявой к самому царю. Сам то я был кем-то вроде предводителя отряда наемников. Агамемнон тут же приказал меня арестовать, но его стража не смогла выполнить этого приказа, потому за мной стала добрая половина наемников, также недовольных разделом добычи. Выражаясь современным языком, для царя дело пахло керосином. Однако тут один знатный грек вызвал меня на поединок. От поединков я никогда не отказывался, и всегда побеждал. Но тут то ли годы уже были не те, то ли былые раны и увечья сделали свое дело. Короче, для меня это закончилось плачевно.

— А грека того звали Одиссеем, — закончил за меня Хеймдалл, с трудом удерживающийся от смеха.

— Кажется да, а что здесь смешного, — не выдержал я.

— Да просто — это был я.

Мое лицо тогда надо было видеть! Удивление, возмущение, гнев — все эти чувства пронеслись по нему со скоростью молнии.

— Так тебе что, делать было нечего, как переть на своих? — наехал я на Хеймдалла.

— Мужчины, прекратите спорить, — вмешалась в разговор Гуллвейг, — Не хватает еще, чтобы вы здесь подрались, — и уже лично ко мне, — Хеймдалл же не знал, что ты — это ты. Кроме того, черт его знает, может и Агамемнон тоже наш. Так что давайте забудем старые обиды и пожмем друг другу руки.

— С удовольствием, — сказал я, и, пожав быстро руку Хеймдаллу, протянул свою десницу Гуллвейг.

Она замялась. Конечно, она меня не простила. Однако говорить о всепрощении, никто ее за язык не тянул, и теперь она была в щекотливом положении (хотя и не в том, о котором вы подумали).

— Руку я пожму, — сказала она после секундной паузы, — Но на большее не рассчитывай.

— Неужели, простить не можешь, — спросил я.

— А ты бы простил? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ну, я не знаю…

— Вот и я не знаю. И оставим эту тему.

— Но я ведь простил Хеймдалла, — не унимался я.

— И теперь вы — друзья. Вот и со мной мы — друзья. Так что все в порядке.

— Да ничего не в порядке. Но поступай как знаешь. Время нас рассудит, — я сделал многозначительный умный вид.

— Рассудит, рассудит, — ответила она, — А пока пора спать…

На следующий день мы опять вышли на охоту и случайно набрели на лагерь китайцев, которые, как вы, должно быть, помните, рыскали неподалеку. Не считая тех, кого я успел убить при первой встрече, их оставалось человек пятнадцать, или около того. Мы залегли в овражке и принялись обсуждать план действия. С одной стороны у китайцев были лошади, и масса нужных нам вещей. С другой стороны они были совершенно лишними в нашем лесу. Однако с третьей стороны баланс сил был, мягко говоря, не совсем в нашу пользу. Я предложил напасть на них первыми как снег на голову. Пока они очухаются, мы поубиваем половину из них, а там видно будет. Но и Гуллвейг и Хеймдалл встретили это предложение без особого энтузиазма, выдвигая десятки контраргументов против моего плана. Вкратце они сводились к тому, что нам нельзя рисковать. В итоге мы решили собрать всю звериную братву, дождаться пока китайцы отправят разведотряд, а затем перебить оставшихся часовых, а потом сделать засаду разведчикам.

План этот был блестяще осуществлен. И теперь у нас были лошади и все необходимое для дальнего путешествия в страну нашего былого величия. И как раз когда мы с Хеймдаллом наконец отправились в путь, нас опять вынесло в мой Замок. Видно для одного сеанса информации было уже выше крыши.

На этом я думаю закончить третью главу. Подозреваю, что взыскательный читатель найдет ее нудной и малоинтересной. Возможно. Но я описываю жизнь, а жизнь, как известно, «есть не только майский день». И хотя я как мог, опускал[6] будни, они все же дали о себе знать. Возможно, кто-то упрекнет меня в обилии новых героев. Но это опять-таки жизнь.