У стен недвижного Китая

Владимир Полуботко У СТЕН НЕДВИЖНОГО КИТАЯ

Рассказ о том, как и почему мне пришлось покинуть вполне приличную работу преподавателя в частном и очень дорогом колледже — я пропущу. Ясное дело, что просто так с такими рабочими местами не расстаются. Даже, если данное расставанье чисто внешне и выглядит, как добровольное, лёгкое и небрежное: мол, да пошли вы все!.. Да стоит мне только!.. Да меня везде возьмут!..

И вот, на какой-то момент я оказался безработным — никто и никуда меня брать не собирался, и кончилось всё тем, что я, как побитая собака, обратился в обыкновенную школу для обыкновенных детей, где я когда-то давно-предавно работал и где меня ещё и до сих пор кое-кто из тамошнего начальства помнил.

Взяли меня на работу без разговоров, потому что учителей русского языка и русской литературы нынче не хватает — все вдруг разом поперевелись, поразбежались кто куда смог, а особенно мужчины.

На новом месте я спросил: а что получают сейчас учителя? Какие деньги?

Ответ совершенно потряс меня. То, что зарабатывал современный российский учитель, означало, что представитель этой профессии превращён в коврик для вытирания ног. Да ведь жить на такие деньги — абсолютно нельзя! Но я присмотрелся к этим лицам — знакомым и незнакомым, и увидел, и понял, что люди живут. Государство и общество, расплодив такое количество депутатов и чиновников, какого и при советской власти во сне не могло присниться, государство и общество объявили своим учителям войну. А только те, знай себе, живут да и живут. Да ещё и работают — тихо, подавленно, в каком-то постоянном шоке, но — работают.

Стал работать и я.

В конце концов ведь и «простых» детей тоже должен же кто-то учить! Ведь не всё же должно доставаться только выкормышам скоробогатеев! Хотя, если честно, то такое рассуждение не очень-то утешало. У меня — семья, и чем её кормить? Возвышенными рассуждениями? А ведь я специалист в своём деле — высокой квалификации!

Но не успел я поработать в «простой» школе и двух дней, как мне встретился на улице один мой старый и добрый приятель Ваня Стегненко и говорит:

— Я тебя давно искал! Где ты так долго пропадал?

Я рассказал ему: сел на мель, ушёл оттуда, откуда нормальные люди сами добровольно, из-за каких-то там высших принципов никогда не уходят.

Ваня Стегненко горько посмеялся над моими фантазиями (а у него и своих фантазий и заскоков, вроде совести, идей о служении чему-то и прочей ерунды было сколько угодно, и он это знал за собою), а затем и сказал мне:

— У меня есть работа для тебя. На стороне. Ты оставайся пока в своей школе — трудовая книжка, педстаж — это всё вещи нужные, вещи святые…

Тут Ваню понесло в какие-то очень длинные рассужденья, от которых у меня всегда слипаются глаза и подкашиваются колени — мой друг страдал в тяжкой форме излишним многословием.

— …а основной заработок у тебя будет в другом месте! — закончил он какое-то длинное высказывание.

— Подожди! Какой основной заработок и в каком месте? Я что-то прослушал! Не понял!

— А вот я повторю ещё раз!..

И я стал внимательно слушать:

Беженец… бежал с солнечного Кавказа в чём мать родила… очень даже свирепые и кровожадные ЛИЦА хотя и КАВКАЗСКОЙ национальности, но всё-таки не совсем той же разновидности, к которой он сам принадлежит, лишили его и его семью всего-превсего, нажитого за долгие годы… дети, которые почти не знают по-русски… и надо бы подзаниматься с детишками… конечно, он тебе неплохо заплатит… вот ты с ними и подзанимайся, подучи их там кой-чему… а он — заплатит…

— Он? Этот такой же голодранец, как и я, или даже ещё хуже? Да и как я смогу брать с голодранца деньги? У меня и совесть-то не позволит!

— Ну я не знаю, как тебе ещё объяснять! Я же тебе русским языком говорю: ЗАПЛАТИТ!.. Что ты хочешь? Ведь это же ЛИЦО КАВКАЗСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ — как их сейчас принято называть! Ха-ха-ха!.. А они — всегда при деньгах!.. В общем так: я напишу тебе сейчас адрес и телефон, а ты звони там, договаривайся. Сошлёшься на меня.

Кавказское семейство, куда я направился по указанному адресу, жило примерно в том же районе города, что и я — недалеко от набережной Дона.

Старенький полуразвалившийся деревянный домик. Рядом, через забор — какая-то пышная размашистая стройка. А здесь — доживающая свой век халупка. Приют беженцев. Внутри домика — почти никакой мебели. Кое-как сваленные вещи, но — очень немного. В основном же — пустота. Голые ободранные стены и — пустота. Я — бедно живу. У меня в квартире — обстановка более, чем скромная, но уж здесь-то!.. Одно слово: беженцы есть беженцы.

Хозяин, почтенного вида кавказец лет сорока, представился мне: Сократ Тенгизович. Назвал и фамилию, но — очень труднопроизносимую. Я ему тоже доложился по всей форме: Антипов Григорий Гордеевич, специалист по русскому языку и литературе. Почти сразу же и без малейших усилий мы перешли на ты. Хозяин представил мне затем и жену: Лолита. Двенадцатилетнего сына: Баграт. Сына шестилетнего: Джемшер.

Я и Сократ прошли на кухню, помыли руки и сели за стол. Лолита поставила перед нами вполне приличные яства, и я отметил, что сама она с нами за стол не села, а лишь держалась в сторонке в ожидании распоряжений мужа — подать, унести. Ишь ты — специфика Кавказа! Кавказский менталитет. Хозяин производил впечатление человека колоссальной физической силы и столь же колоссальной воли. Глаза — серо-голубые, очень умные, способные проникнуть куда-то глубоко и непрошено в самую душу собеседника, а волосы — чёрные.

Я своими голубыми глазами вполне выдерживал его взгляд, хотя, признаюсь: мне это давалось нелегко. Сам попробовал было залезть в тайники его души и, как кажется, не залез. Броня! В этом лице было нечто — то ли комическое, то ли жутковатое — не поймёшь. И где-то я это лицо уже видел! Где?

Сократ коротко и толково рассказал мне суть дела: он — грузин, жена — абхазка, дети же соответственно — сделаны наполовину из материала грузинского, наполовину из материала абхазского; ну а на Кавказе-то во времена великих исторических потрясений и перемен надо быть или тем, или другим, и никакой половинчатости в этом принципиально важном вопросе не допускается. Вот и пришлось драпать — и от тех, и от других. Потому как обезумели и те, и другие…

Я отметил про себя, что он очень хорошо владеет русским языком. Огромный словарный запас, какой может быть только у человека — и умного от природы, и образованного, и развитого. Характерный грузинский акцент, немного смешной, который не спутаешь ни с каким другим акцентом на нашей планете — это да. Акцент есть акцент. Ну, на то ж он и грузин, чтоб иметь смешной акцент!

Сначала были общие фразы:

— Народ грузинский — это очень древний и высококультурный народ! У нас, в Грузии, много великих математиков, много прекрасных композиторов, много знаменитых шахматистов, киноактёров… Всего — много! Но сейчас у нас, конечно, наступила какая-то полоса всеобщего повального помешательства! Ты не должен думать, что это надолго. Это придёт и уйдёт. А высокая культура останется!..

— На свете существует двенадцать буквенных алфавитов! И два из них — на Кавказе! У грузин — свой, у армян — свой! Вот так! Как только нам понадобился алфавит — мы ни у кого ничего просить не стали, а сами себе придумали свой алфавит. Грузины — себе! Армяне — себе! Ну, ты, конечно, видел наши алфавиты — грузинский и армянский? Ведь это же какие алфавиты! Конечно, грузинский — лучше. У нас и буквы красивее, чем у армян; у нас они кругленькие, такие симпатичные, а у них — удлинённые какие-то, как вытянутые от удивления лица. Но что об этом зря говорить! Это всем известно! Этот факт всеми в мире давно признан: грузинский алфавит совершеннее армянского!.. Но и армянский алфавит — он тоже имеет большое значение!..

— Вот говорят, что Кавказ всю жизнь сидит у России на шее. Мне часто приходится это слышать от русских. Говорят: не было бы России — и Грузии с Арменией не было бы! Но разве это так? Да ведь и Грузия, и Армения всегда служили буфером между Россией и исламским миром! Буфером! Ты понимаешь это слово: буфером! Буфер — ну, это такое, как в поезде… Ну, ты, надеюсь, понимаешь значение слова «буфер»?.. Да не будь Грузии и Армении, то уже бы давно кочевники прорвались бы в Россию и растоптали бы её своими конями! Грузия и Армения, — а особенно всё-таки Грузия! — они всегда стояли на страже южных рубежей России! Это всему миру известно!..

— В двенадцатом веке у нас уже был Шота Руставели, а что было в России в это время? В это время в России только-только сочиняли про Илью Муромца! Но — что такое «Витязь в тигровой шкуре»? Это — шедевр мировой культуры! А что такое «Илья Муромец»? Это — детская сказка!..

— Вот говорят: грузины — дикий народ! Мне часто приходится с русскими спорить на эту тему: дикий или не дикий! Я им говорю: НЕ дикий; они мне: дикий! Я им: НЕ дикий, они мне: дикий! Но какой же дикий, когда у нас ещё в четвёртом веке до нашей, кажется, эры!.. Нет! Уже после рождества Христова, но — в четвёртом веке! Уже в ЧЕТВЁРТОМ ВЕКЕ у нас уже было ДВЕ АКАДЕМИИ, где учили различным наукам! Какой же дикий?! Ведь — в четвёртом веке! Две академии!..

Я слушал, мысленно посмеивался кое над чем, с чем-то соглашался, а с чем-то и нет, но, конечно же, я и в мыслях не допускал, что Грузия и грузины — это нечто невзрачное и малозначительное. Сократ совершенно зря тратил своё красноречие в этом направлении. Хотя о русском эпосе он мог бы отозваться и поуважительнее.

Более близкое знакомство со мною Сократ начал с расспросов о моём семейном положении и о моих взглядах на воспитание детей. Я рассказал ему всё, что думаю по этому поводу. Очень коротко — именно так, как и требовалось.

— Дети, — сказал задумчиво Сократ, — это наше продолжение. И долг настоящего отца их любить и сделать их детство счастливым.

Я сказал, что совершенно согласен с такою постановкой вопроса.

— Дети должны учиться, а не бить баклуши, — продолжил он.

Я и тут выразил самое живейшее одобрение этому тезису. И самое искреннее.

— Но дело в том, что мой старший сын в последние годы практически не посещал школу: то война, то переезды, то одно, то другое. В общем, было не до образования. Мальчик должен учиться сейчас в седьмом классе, а он — ничего не знает, ничего не понимает. По-русски говорить кое-как может, а писать и читать — ты сам увидишь, и ахнешь! Я не могу его отправить из-за этого в нормальную школу — дети его там засмеют! Освистают!! Честное слово тебе говорю: они его там камнями закидают!!! И правильно сделают!!!!

Картина вырисовывалась со следующим сюжетом: срочно нужен специалист по русскому языку. О возврате на Кавказ речи теперь уже быть НЕ может: с грузинами — поругался, с абхазами — поругался, с тамошними армянами — почему-то тоже поругался! А тут ещё: война-война-война! И эти сплошные президенты: Ардзинба, Гамсахурдия, Шеварднадзе! Не поймёшь — кому служить, кому НЕ служить; кто из них хороший, кто плохой, в какую армию стрелять, от какой армии убегать!.. Вот мы и решили: да ну их всех к чёрту! Просто нам хочется красивой, хорошей жизни. В общем, вся наша дальнейшая судьба будет отныне связана только с Россией, а куда же, скажи, пожалуйста, можно будет пробиться в ней, если не знать её языка? А мои дети — НЕ знают!

Совершенно искренне я счёл и это рассуждение вполне разумным.

Сократ, видимо, ожидал от меня какой-то другой реакции — то ли непонимания, то ли враждебности.

И не дождался.

Он внимательно всмотрелся мне в глаза и, должно быть, остался чем-то доволен.

— А что ты ещё мог бы преподавать, кроме русского языка и литературы?

Я ответил, что довольно сносно знаю немецкий язык.

— Э нет! Немецкий НЕ пойдёт! Вот если бы английский! БЕЗ английского языка сейчас НИКУДА! Английский — самый главный язык на свете! Мне — английский нужен!

Я ответил, что и английский язык я тоже знаю довольно неплохо и двенадцатилетнему мальчику вполне мог бы дать начальные знания об этом языке: буквы, произношения, правила чтения и прочая мелочовка.

— Значит, договорились: русский язык, литературу и английский ты берёшь на себя. Так?

— Да. Беру.

— А что ты ещё можешь? Математику знаешь?

— Нет. Но я могу тебе привести очень хороших специалистов по математике из самых высших научных сфер нашего города.

— Приведи. Скажи так: Сократ никого НЕ обидит, хорошо заплатит. Сократ — ты так им и скажи! — он и сам отличный человек, и других хороших людей ценит! Он и сам с высшим образованием, и любит, чтобы вокруг него были люди с высшим образованием! А если будет образование ещё выше, чем высшее, — тут указательный палец Сократа не сильно, но выразительно потянулся ввысь; туда же устремились и его на секунду подкатившиеся под лоб глаза, — то это ещё даже и лучше! Сократ любит и умеет окружать себя хорошими и умными людьми! Всегда приятно общаться с людьми хорошими, с людьми умными! А если ещё из самых высших сфер — так это ещё приятнее!

— У меня есть на примете доктор математических наук. Он только недавно вернулся из-за границы и сейчас не у дел — перебивается кое-какою работёнкой в своём научно-исследовательском институте.

— Доктор? — задумчиво переспросил Сократ. — Доктор — это очень хорошо. Приводи сюда своего доктора! А то у меня есть тут один математик, — Сократ кивнул головой куда-то в сторону, как бы даже не в соседнюю комнату, — но он мне НЕ слишком подходит. А доктор — это просто прекрасно! Просто замечательно: доктор! Приводи сюда — доктора!

Помолчали. Затем — проникновенный взгляд в самую душу. Тихий голос:

— А научить русскому алфавиту моего младшего сына — сможешь? Ему только шесть лет.

Что-то знакомое в этом лице всё-таки есть! Что?

— С таким маленьким я не справлюсь, Сократ. Малыши — это ведь народ нежный, тут только женщина нужна. У меня есть на примете одна учительница — очень хорошая. Я приведу её к тебе, если хочешь.

— Молодая? — как бы ненароком спросил Сократ.

— Нет, уже старенькая. Ей скоро на пенсию. Но это необыкновенная учительница, я тебе клянусь!

— Хорошо, дорогой! Приводи и её. Я и её НЕ обижу!

Затем мы договорились о цене. У меня будет три двухчасовых урока в неделю. А моя месячная зарплата составит двести пятьдесят тысяч рублей. Я согласился. Ведь в школе я буду получать при намного большей нагрузке — намного меньше — всего-навсего сто тысяч. Здесь же за какие-то шесть часов в неделю — двести пятьдесят! Стало быть, не судьба мне и моей семье умереть с голоду! Жить будем! То есть: на колбасу денег хватит! А то как же — совсем без мяса?

Странный, однако, беженец какой! Ютится чуть ли не в курятнике, а учителей нанимает для своих детей.

И ещё одна странность: пока мы беседовали на кухне, то и дело, как тень, появлялся молодой кавказец; он почтительно и безмолвно подносил Сократу звенящий (или молчащий) телефонный аппарат. Сократ отдавал в трубку какие-то распоряжения на грузинском языке, что-то выслушивал — порою благосклонно, а порою и не очень-то, а затем молодой человек столь же почтительно и столь же безмолвно уносил аппарат прочь. Так вот, когда я уже покидал старенький домик и хозяин провожал меня до ворот, он как бы невзначай обронил, кивнувши в сторону следовавшего за нами на почтительном расстоянии человека:

— А это мой телохранитель. Верный человек. Свой человек. Надёжный человек.

Федя Белов охотно согласился на моё предложение. На Западе его надули самым жесточайшим образом и за работу колоссальной сложности, которую он, прославленный учёный, там проделал, заплатили сущие гроши. Федя так ни с чем и вернулся оттуда — из далёкой и процветающей Канады. В какой одежде уезжал год назад — в той же самой и приехал, только уже поношенной, несмотря на бережное обращение. У него, как и у меня, тоже было двое детей, а его институтская зарплата не намного превышала мою учительскую — жалкую-прежалкую.

И стали мы с ним работать: приходили в назначенное время в полуразвалившийся домик и занимались с черноволосым и черноглазым мальчиком по имени Баграт. Мальчик был послушным, чётко выполнял все наши требования, хотя учение ему давалось ого-го как нелегко!

Трудности же были у меня с ним и в самом деле страшные: мой ученик не понимал, как отличить буквы И от Ы, Е от Э, Ш от Щ; кроме того, он совершенно не представлял, зачем нужна буква Й, а о твёрдом знаке Ъ он знал только то, что это на самом деле буква «бэ»… Для него было в порядке вещей какую-нибудь букву внутри русского слова написать по-грузински. Или по-русски, но — вверх ногами. Или задом наперёд… Про Пушкина он ещё слышал, но уже такие слова, как «Лермонтов», «Ломоносов», «Лев Толстой» или там «Тургенев» — были для него пустым звуком…

Немного позже стала ходить и ранее обещанная мною учительница для младшего сына Сократа — шестилетнего Джемшера. Это была моя давняя добрая знакомая, женщина редкой души, оказавшаяся в силу разных причин в очень тяжёлом материальном положении.

Вот так и стал маленький старенький грузинский домик, что недалеко от набережной Дона, центром притяжения для трёх русских людей. Да и не только для трёх. Да и не только русских. Я уже говорил о человеке, которого Сократ назвал своим телохранителем. Но был и ещё один кавказец по имени Коля. Этот был с лицом беспомощного интеллигента, бедно одетый и чем-то подавленный. Впрочем, Кавказ — это ведь такая нездоровая местность, что с людьми там вечно происходят одни лишь недоразумения; он весь в огне, в дыму; и там всё время стреляют. Ну и что же тут удивительного? Ещё один загнанный в угол человек, вот и всё.

Появлялись в этом доме и другие люди. Русские. Об одном из них Сократ опять как бы невзначай обронил: подполковник милиции. О другом: полковник КГБ. О третьем: главный архитектор. О четвёртом: из Министерства.

Через две недели, то есть, в середине октября, случилось вот какое событие: Федя явился ко мне домой и сообщил, что порвал всякие отношения с нашим знатным грузином.

— Почему? — удивился я.

— Не нравится мне всё это. Какие-то люди приходят, уходят, что-то обсуждают. Некоторые выглядят вполне респектабельно, а некоторые — совершенно отвратно. Ведь это же несомненно, что это бандиты! Однозначно тебе заявляю: это преступные, мафиозные элементы!

— Я это охотно допускаю, — ответил я. — Но и что же нам прикажешь делать теперь — бороться с преступностью своими силами?

— Я этого не имел в виду. Я полагаю, что это попросту небезопасно — попадать в такую сферу влияния.

— Они нас никогда не тронут! Мы для них — свои.

— Они-то — да! Но враждующие с ними группировки могут потянуться к этому дому, к людям, которые в него вхожи, к нам лично! Нет, ты как хочешь, а я в такие игры не играю! Такое — однозначно не для меня! Последнее, из-за чего лопнуло моё терпение, был мой вчерашний разговор с Сократом. Этот типус заявил, что посоветовался кое с кем и ему подсказали, что платить он нам должен намного меньше! И вот теперь он назначает нам цену не двести пятьдесят тысяч, а сто восемьдесят!

— Как? — изумился я. — Но ведь мы же договаривались!

— А вот так! Я ему сказал, что за такие деньги работать не согласен. И ушёл.

— А я смогу, — честно признался я. — Останусь работать на грузина и за такие деньги.

Так оно всё и оказалось на самом деле — Сократ отступился от своих слов, и сообщил мне, что такса резко понижается. Сто восемьдесят тысяч, а не двести пятьдесят тысяч в месяц!

По всем существующим на данный момент расценкам это было очень мало. И это было странно: при таком размашистом образе жизни, при таком разбрасывании денег налево и направо…

А странности вскоре начались ещё и не такие.

Однажды, когда я после каторжно тяжёлой работы в «простой» школе пришёл на свою вторую работу, я вдруг выяснил, что домик, куда я хочу войти, заперт: стучу-стучу, а мне никто не открывает. Как же так? Куда же они все подевались? Ведь договаривались же! А то, может, их там всех поубивали — какие-нибудь старые кавказские счёты, потянулись за ними оттуда — сюда?..

На мой стук неожиданно открылась калитка соседнего двора, и оттуда вышел Сократ.

— Слушай, дорогой! НЕ туда стучишь! Перепутал калитки! Я в том доме больше НЕ живу. Я теперь живу в ЭТОМ доме. Заходи, прошу тебя: пожалуйста, заходи! Извини, дорогой, что задержал.

И мы вошли в тот самый соседний двор, где до недавнего времени кипела какая-то стройка. Во дворе стоял огромный трёхэтажный дом с колоннами, арками, башенками, мраморными лестницами, лоджиями и балконами. По мере того как жизнь становилась всё тяжелее и тяжелее, по мере того как один за другим останавливались заводы и свёртывалось всякое производство, таких домов становилось и в России, и в нашем городе всё больше и больше. Поначалу они поражали воображение — моё и всяких других зрителей-голодранцев, вроде меня, но потом наш взор к ним как-то попривык и даже перестал вовсе воспринимать эти объёмные картинки. Как можно воспринимать то, что к тебе ни малейшего отношения не имеет?

Поднялись по мраморной лестнице и вошли в дом.

Или во дворец.

— Когда же ты успел? — спросил я.

— Как когда? Так ведь ещё в мае начали строить! Вот и построили за пять месяцев.

— Да я-то и раньше видел, что здесь что-то строится, но никак не думал, что это — твоё.

— Моё, моё! Всё здесь — моё!

Я с любопытством посмотрел ему прямо в глаза. Кажется, я вспомнил, где я его встречал прежде это лицо!..

В доме было совершенно пусто; от наших шагов и голосов раздавалось эхо, строительные запахи приятно щекотали обоняние, да ещё слышно было только, как где-то вдали бегают, словно оглашенные, развеселившиеся грузинчики — Сократовы сыновья.

Кажется, я вспомнил!.. Ну и ну! Впрочем, это ещё нуждается в проверке…

Я стоял и с изумлением озирался по сторонам. Хозяин вывел меня из состояния ошалелости вопросом:

— Как ты думаешь, где бы здесь можно было устроить для моих сорванцов классную комнату?

Естественно, что мой ответ на сей вопрос подразумевал предварительное обследование ВСЕХ помещений. Что и пришлось сделать. Попутно счастливый хозяин спрашивал у меня совета, не здесь ли ему расположить спортзал, не здесь ли бильярдную и не здесь ли гостиную. Я высказывал свои мнения, а хозяин их внимательно выслушивал.

Один раз я пошутил:

— Тебе бы ещё сюда — бронзовых статуй и фонтанов, вот тогда бы и совсем хорошо было!

Но Сократ юмора не понял и очень серьёзно сказал:

— Погоди! Будут у меня ещё и бронзовые статуи, и фонтаны!

Обсуждали и другие «аспекты дальнейшего обустройства данного помещения» — именно так! Хозяин напускал на себя важность и старался изъясняться со мною на языке соответствующем той роли, которая полагалась владельцу такой роскошной недвижимости.

Особое значение в нашем собеседовании уделялось вопросам безопасности и охраны: сигнализация, двери… Впрочем, насчёт того, какую комнату отдать телохранителю, у него не было никаких сомнений — ту, что у самого входа. Хотя, конечно, одного охранника для такого дома — маловато. Но со временем будет и второй человек, и третий, и четвёртый.

— Слушай, — спросил вдруг я. — А зачем тебе столько охранников?

— Как зачем? Да ты что?! — Сократ перешёл на шёпот. — Всю мою жизнь меня кто-нибудь обязательно собирается убить! Сколько раз уже убивали — ты не представляешь! А ты ещё спрашиваешь: зачем? Ну что за вопрос!

— Убить? Да ну!

— Что? Не веришь?

— Верю. Но — с трудом.

— Меня ведь убивали-убивали, да только так и НЕ убили! Честное слово тебе говорю: ИМ НЕ УБИТЬ МЕНЯ!!!

— Да кто ж убивал-то?

— Родственники жены. Начнём с них!

— За что?

— За то, что я — грузин, а в жёны взял абхазку. Свои же грузины и угрожали мне смертью за это же самое. Зачем я, видите ли, взял в жёны абхазскую женщину, а не грузинскую! Да я — кого захочу, того и беру!.. А пока воевал, так сколько раз вражеская пуля пролетала в миллиметре от моей головы! Потом, когда бросил всё: и войну, и армию, меня хотели судить и расстрелять! Свои же! Грузины! Говорят: НЕ в той армии служил! НЕ за тех воевал, за кого надо! А кто там сейчас поймёт — за кого НАДО, за кого НЕ надо! А если я не хочу больше воевать?! А если я хочу пожить на свете? Хочу просто пожить на свете! Красиво пожить! Хорошо! Что в этом плохого?! Всему миру известна прописная истина: красиво жить НЕ запретишь! А ты говоришь: телохранители зачем нужны в таком количестве? Спокойная жизнь — она, мой дорогой, денег стоит! И раз уж всем я так мешаю на этой земле, то, значит, мне без охраны — НИКАК нельзя!

Как раз в это время мимо нас с воплями промчались Сократовы сыновья — они играли в войну. Посмотрев им вслед, хозяин дворца сказал:

— Вот и детей моих могут украсть. Слышал ведь про недавнее похищение армянского мальчика?

— Слышал.

Это была и в самом деле страшная история: мальчишку заманили в машину и увезли в неизвестном направлении, а затем позвонили родителям и потребовали у них выкуп гигантских размеров; и выкуп этот получили, но затем сами же и стали объектом угроз и вымогательства со стороны других бандитов — старших по возрасту. Между тем самого мальчика на всякий случай убили — ещё до получения денег. Чтоб не проболтался, ибо похитители были из одной с ним школы. А убивали — необыкновенно зверски и необыкновенно долго.

— Конечно, охрана мне и моим детям очень нужна!

— Послушай, Сократ, но, если ты так всего боишься… — начал было я.

— Я — боюсь? Я — НИЧЕГО не боюсь! Я просто проявляю осторожность. НЕ говори так больше!

— Ну хорошо. Я изменю свой вопрос: если ты проявляешь во всём такую осторожность, то почему же ты за всё время не догадался проверить мои документы? Может быть, я вовсе и не тот, за кого себя выдаю, а кто-то совсем другой. Может быть, я подослан к тебе твоими врагами? Или хочу тебя ограбить?..

Сократ взял меня за пуговицу и, глядя мне в глаза, очень серьёзно сказал:

— Зачем мне твои документы? У тебя на лице написаны все твои документы! Ты — просто честный человек! Вот и всё! А я хорошо умею читать по лицам!

«Честный человек» — комплимент это или насмешка? В устах Сократа — конечно же, издёвка. Но — не беда! Я ведь тоже кое-что умею. Вот и твоё лицо я вычислил!

В комнате, которую мы совместными усилиями определили как классную, он тем временем старательно разместил сотканные пока что из чистого воздуха два письменных стола, компьютерную технику, книжный шкаф и ещё один шкафчик для кое-какой аппаратуры — аудио-, видео-, фото-, кино-, стерео-, электро- и всякого прочего барахла. И ещё: аквариум с рыбками (чтобы дети приучались любить всякую живность, так сказать) и пальмы-кактусы всякие (чтобы приучались уважать экологию, природу, климат, ну, ты сам понимаешь: чтобы дети были гармонично развитыми). Поговорили о развитии в детях трудовых навыков, о воспитании в них чувства ответственности…

Особенно интересным вышел у нас разговор насчёт компьютеров:

— Нужны персональные компьютеры… две штуки — раз детей в доме двое, то и компьютеров должно быть в доме двое!.. Ты понимаешь в них, да? Слушай: какой ты молодец!.. Слушай: научишь моих сорванцов, чтоб разбирались, да? Я хочу, чтоб они у меня были современные люди! А я ничего не понимаю в этих компьютерах! Отстал от жизни! Честное слово: совсем отстал! Знаю только, что компьютеры бывают «жёлтые» и «белые». Знаю, что НИКАКОЙ уважающий себя человек НИКОГДА не купит себе «жёлтый» компьютер!.. А я что ли — сам себя НЕ уважаю, что ли?.. Когда моя жена покупает вещи, я ей всегда говорю: если хочешь выбросить на ветер деньги, которые я зарабатываю таким тяжёлым трудом, то вот тебе мой совет: покупай китайские вещи!.. Ха-ха-ха!.. Я шучу, конечно… Что ж она у меня ничего не понимает, что ли? Всё понимает!.. Какой марки ты сказал, нужно покупать компьютер?.. Да я и запоминать не хочу!.. Я продавцу, когда буду покупать, шепну на ухо одно простое слово — и он мне сразу даст лучший компьютер и ничего плохого не подсунет!..

Я чуть было не спросил Сократа, что это за такое волшебное слово он шепнёт продавцу (чтобы и самому знать на будущее), но потом спохватился: да ведь и так понятно, какое это будет слово! Оно будет с сильным грузинским акцентом, и мне такого никогда не сказать: «ЗАРЭЖУ, если продашь плохой компьютер!»

Так мы и ходили по дому-дворцу и рисовали в нём волшебные объёмные картины будущего счастья. Но поскольку все эти воздушные рисунки были очень уж дымчатыми и прямо-таки струились сквозь наши рисующие пальцы, то и сегодняшнее очередное занятие мне и его сыну пришлось провести на старых табуретках и одном ящике, которые благополучно перекочевали из старого дома в новый.

Прозанимавшись науками в условиях, близких к экстремальным, я наконец ушёл из этого удивительного мирка.

Точнее так: стал уходить из него.

Покинул дворец. Покинул двор. Но ещё не совсем — это маленькое княжество. Ибо меня пригласил в свои владения ещё один обитатель этого мирка — Коля. Тот самый кавказец — чрезмерно интеллигентный и несчастный, чья роль здесь мне, человеку не слишком любопытному, была не очень-то до сих пор ясна.

Оказывается, он поселился теперь в старом домике. Временно, правда. Сократ собирался снести эту халупу в целях дальнейшего расширения собственного жизненного пространства, но на ближайшую зиму решил с этим делом повременить и, руководствуясь принципами капиталистического гуманизма, дал возможность пожить на этой жилплощади своему собрату по горькой беженской участи — Николаю. Всё это я узнал со слов самого Коли.

— Ты тоже бежал к нам сюда от абхазских ужасов? — спросил я его без обиняков, напрямую.

Коля ответил чистосердечно и просто:

— Я бежал сюда от ГРУЗИНСКИХ ужасов.

— Как? — не понял я.

— Я ведь азербайджанец. Но родился я на востоке Грузии — там много азербайджанцев живёт…

— А почему тогда у тебя православное имя, если ты азербайджанец? У тебя ж должно быть что-нибудь мусульманское: Гасан или Мамед.

— В том селении, где я жил, грузины не спрашивали родителей, как назвать ребёнка. Все начальники в сельсовете были только грузины, они и записали меня Николаем, а моего младшего брата — Василием. Так и живём. Да это не самое страшное. Николай, Василий — это ведь не плохие имена, да, правда?

— Правда.

— Ну и я так думаю. Плохо не то, что дали такие имена. Плохо то, что нас оттуда выжили.

— Как выжили?

— Жить с ними дальше стало ну совсем никак невозможно. Я уехал оттуда только с паспортом. А трудовой книжки не дали. И всё! За то, чтобы я смог вернуть себе собственную трудовую книжку, требуют таких денег, каких у меня нет. И вот я в России живу, а устроиться никуда на нормальную работу не могу. Понимаешь: совсем никак не могу! Без трудовой книжки — кто меня возьмёт на нормальную работу?

— А что для тебя «нормальная работа» и куда ты хочешь устроиться?

— В школу. В любую обыкновенную школу. Я ведь учитель математики. У меня и педстаж есть, и всё есть. И диплом — и тот есть! Я школу очень люблю. А трудовой книжки нету! А там у меня — большой стаж!

Странное какое рассуждение! Тут не знаешь, за какие грехи Судьба упекла меня в простую школу, и тут же появляется человек, который бы считал величайшим счастьем быть на моём месте!

— Но ведь учителем нет смысла работать. В школе платят нищенские деньги. А?

— Это тебе так кажется, что нищенские, а я бы пошёл и на такие.

— Ну и как же ты живёшь без работы?

— Работаю всё-таки: преподаю математику старшему сыну Сократа.

— Так это ТЫ ему математику преподаёшь! А я и думаю: кто ж теперь будет, вместо Феди Белова? А это, оказывается, ты! Ну и что же? Сократ тебе деньги платит, а это ведь больше, чем в школе. Значит, ведь жить хоть как-то ж можно?

— Нельзя. Совсем никак нельзя.

По лицу Коли-азербайджанца я увидел, что у него вот-вот выступят на глазах слёзы.

— Хозяин мне ничего не платит деньгами. Он платит мне тем, что разрешает мне жить в этом доме. Вот и вся плата.

— А как же ты питаешься? Что ешь?

— Он и кормит меня. Бесплатно. Из милости.

— Ну тогда, пожалуй, это — рабство!

— Рабство, — согласился Коля.

— Беги тогда в Азербайджан, — предложил я.

— Ай! Зачем говоришь такое: Азербайджан! Мне нельзя в Азербайджан! Это же совсем сумасшедшая страна! Ещё хуже Грузии! У меня в Азербайджане и нет никого. Куда бежать? К кому бежать? Таких бездомных собак, как я, там ловят, хватают и отправляют на фронт — воевать против армян в Карабахе. А я не хочу воевать. Не могу воевать. Хочу мирно жить. А только здесь, в России, хоть как-то и можно жить.

Так состоялось моё знакомство с ещё одним обитателем этого кавказского островка.

В этот же день, но уже вечером и уже у себя дома я полез в один из своих книжных шкафов и достал оттуда красиво оформленную большую книгу сказок Шарля Перро. Полистал, нашёл нужную сказку — про Мальчика-с-пальчика. А вот и иллюстрации к ней, сделанные знаменитым французским художником Гюставом Доре. На мои крики ко мне в комнату сбежалось всё моё семейство — жена, сын и дочь.

— Папа! Да что случилось?!

— Смотрите сюда, — сказал я им. — Людоеда видите? Вот на этой картинке! На этой! На этой!.. Так вот это и есть абсолютно точное, абсолютно достоверное изображение моего грузина! Это он! Мой Сократ — тот самый, у которого я теперь работаю!

Мы посмеялись. А мне стало всё-таки не по себе: чёрт-те в каком веке Гюстав Доре изобразил до мельчайших подробностей человека, которого я вижу сейчас, в самом конце века двадцатого! Понятное дело, что совпадение и никакой мистики! Но очень уж невероятное совпадение.

Занятия с моим двенадцатилетним грузинчиком шли своим чередом. И это были очень интересные занятия. В самом скором времени я обучил мальчишку всем русским буквам.

От меня он впервые узнал, сколько дней, месяцев и сезонов в году. И сколько дней в неделе. И какими словами это всё называется. Причём, что особенно важно, я заставил его это всё выучить не только по-русски, но и по-грузински: по моему приказу он спрашивал нужные слова у родителей, те ему говорили (а раньше рассказать ему об этом не догадывались!), нужные слова он записывал на своём языке и — выучивал-выучивал-выучивал!..

С помощью необыкновенных педагогических ухищрений я сумел объяснить ему разницу между мягким знаком и твёрдым знаком. Потом втемяшил ему в голову, что в русском языке, в отличие от грузинского, произношение слов может довольно сильно отличаться от их написания; для того же, чтобы это усвоить, надо постичь сложную систему записи русских слов с помощью фонетических знаков. Так же как и в английском языке, который мы тоже учили.

И мой ученик и постигал, и выучивал, и осваивал.

С помощью дорогого шведского компьютера с огромным экраном делать это было особенно увлекательно.

В «простой» школе никакой отличник ни в каком классе не получал того, что узнавал от меня этот мой двенадцатилетний ученик — ещё недавно совершенно дремучий и невежественный!

Я даже и не знаю, хорошо ли это.

Прошёл месяц октябрь — первый месяц моей работы у грузина Сократа. Настала пора получать зарплату, о чём мне и напомнил мой работодатель. После того как я завершил очередное занятие с его сыном, он вызвал меня к себе в кабинет и, усевшись вместе со мною на ещё не распакованный полностью мебельный гарнитур, — нечто кресельно-ящично-диванно-палочно-бумажное, стал мне отсчитывать причитающееся денежное вознаграждение: пятьсот рублей, тысяча, тысяча пятьсот, две тысячи, две пятьсот, три тысячи… и так пятисотрублёвыми купюрами до тех пор, пока торжественно не провозгласил: сто восемьдесят тысяч! Принимай, дорогой, свою честно заработанную зарплату! Спасибо, дорогой!

Деньги я принял, но пересчитав их дома, выяснил, что мой благодетель и хозяин ошибся и при том — в свою пользу: тысяч было не сто восемьдесят, а сто семьдесят девять. Разумеется, я ему ничего об этом так потом и не сказал. Человек ошибся — искренне, от чистого сердца. С кем не бывает! И на том спасибо, что вообще хоть что-то дал — Федя-то Белов, так тот и вовсе предрекал мне, что я от моего подозрительного грузина совсем ничего не получу. Дескать, уж ежели просвещённые канадцы оказались такими гадами, что так обдурили его, то чего же тогда ждать от дикого грузина! Но деньги я всё-таки получил, и они пришлись очень даже кстати, потому что в моей школе мне странным образом забыли начислить зарплату за месяц работы, и мне даже и этих жалких грошей и то не дали. А кроме того, на своей работе не получила зарплаты и моя супруга; но там уже забыли начислить деньги не ей одной, а ещё нескольким тысячам её сослуживцев по той фирме, где они все имели несчастье работать. Там такое практиковали постоянно — на два, на три месяца придерживали зарплату; где-то прокручивали эти денежки, получали от них доход, и уже изъеденными инфляцией, безо всяких там процентов отдавали в руки своим бесправным и безропотным работягам.

Что бы я сейчас делал, если бы не мой воистину чудодейственный, волшебный, божественный грузин — кормилец мой и поилец! И как бы я ни смеялся над ним, как бы я его ни осуждал в душе и за то, и за это, а всё-таки он стал событием моей жизни, частью моей биографии: когда мне стало так тяжело, он вдруг взял да и появился откуда-то!

Итак, основным источником моего существования стала работа у грузина Сократа. Но был ведь ещё и вспомогательный источник — обыкновенная школа, где я тоже работал и на которую тратил, кстати сказать, большую часть своих сил — физических и моральных. Когда я после этой работёнки приходил домой, то падал на диван и по нескольку часов лежал на нём и приходил в себя от того, что сегодня увидел и пережил…

Дети в этой школе фактически были беспощадно поделены по сортам: умные учились отдельно, средние — отдельно, буйные и недоразвитые — отдельно. Дети прекрасно понимали, по каким признакам формируются классы; многих это угнетало… Но всё же, думаю, такая жестокая система — справедлива. Только таким образом нормальные дети и получают возможность чему-то научиться.

Воспоминания же о прерванных ныне контактах с учениками элитарного колледжа также не очень-то тешили.

Будущие властители и судьи России! Весь дальнейший жизненный путь для них уже сейчас освещён ярчайшим и праздничным светом!

Идите и побеждайте, одни!

Трепещите, догнивайте и не ждите пощады, другие!

Конечно, в гостях у грузина и его совершенно психически нормальных детей было и лучше, и легче.

Моё знакомство с азербайджанцем Колей оказалось недолгим. Однажды к нему из Грузии приехала погостить жена. Она уже давно собиралась покинуть эту страну и перебраться в Россию, но почему-то никак не могла — дети, хозяйство, дом, который невозможно было продать — всё это очень сильно сдерживало.

И вот она приехала.

На свою беду она притащила за собою какую-то старую женщину — то ли свою мать, то ли мать мужа — я так толком и не понял.

А Сократ увидел это и сказал:

— Что это здесь — гостиница, что ли? У меня здесь не гостиница и не постоялый двор! Я не потерплю у себя такого — чтобы прямо будто бы как гостиница!

Взял да и выгнал всех из своего собственного, что ни говори, дома. И Коля с обеими женщинами ушёл куда-то, в какое-то небытие.

Это означало для него одновременно и увольнение с работы. И прекращение кормёжки — бесплатной, даровой, из милости… Он был почти что изгнан из самой Жизни.

— Слушай, — сказал мне Сократ вскоре после этого эпизода. — Приведи мне нового учителя по математике. Нельзя, чтобы мой сын оставался БЕЗ математики! Математика очень нужный предмет. Куда в наше время денешься БЕЗ математики? БЕЗ математики — пропадёшь!

И я привёл.

Это была молодая и — увы! — очень красивая женщина. Высокая длинноногая блондинка в очках. По имени Лида. Русская. Она была намного выше ростом Сократа и к тому же была ещё и замужем, поэтому-то насчёт всяческих там посягательств на её честь со стороны моего грузина я был совершенно спокоен. Кроме того, она и впечатление производила женщины «не из таких». Да и разве бы я стал приводить к лицу кавказской национальности русскую женщину на растерзание? Да никогда бы!

Но получилось, что именно это я и сделал.

Дворец Сократа наполнялся имуществом с поразительною быстротой. То один мебельный гарнитур, то другой, то пианино, на котором никто не умел играть, то ковёр, то цветной телевизор, то дорогая ваза, то парочка холодильников… Главным и непременным свойством столовой была её заваленность ананасами, бананами, грудами тортов, шоколада, батареями дорогостоящих напитков. Лично мне было просто больно смотреть на это съестное изобилие. Многих из этих вещей я никогда даже не и нюхал, а если когда и брал на язык, то — очень редко.

И мои дети — тоже.

Молодая и красивая Лида видела всё то же самое, что и я. И чувствовала всё то же самое.

А Сократ наш в скором времени купил себе машину, и вот уже вскоре я увидел красавицу Лиду в этой самой машине вместе с самодовольным любовником, не подходящим ей по росту, но зато с большими деньгами.

Я её спросил как-то раз:

— Ну как же ты так? При живом-то муже!

А она мне тихо и сдавленно:

— А мужа тоже кормить надо! И, между прочим, и ребёнка — тоже! Но только вы, пожалуйста, никому и ничего не говорите!

И я пообещал молчать.

Никакого плана или чёткого расписания занятий у меня не было. Поскольку дети никогда и никуда не выходили гулять дальше своего двора, то на занятия я мог являться с точностью плюс-минус четыре часа. Занятия русским языком и английским чередовались безо всякой системы, и единственным основанием для того, чем же именно заниматься в данный момент, было моё настроение, с которым мой ученик Баграт считался безоговорочно. У меня с ним ни разу не было случая, чтобы он хоть в чём-то не согласился со мною. Поразительно, но любое моё мнение по любому поводу воспринималось им как единственно верное, любая моя просьба воспринималась им как приказ, обязательный к исполнению. То же самое можно сказать и о его меньшом братике Джемшере. Я приходил из мрака нищеты во дворец к этим мальчикам, но ни единого разу не читал я в глубинах их глаз или в оттенках интонации хоть что-нибудь отдалённо близкое к высокомерию, ослушанию или каким-то барским замашечкам.

Это были дети. Обыкновенные, психически нормальные дети. Пока ещё.

Русский язык, английский… Артикли, произношение, падежи, склонения и спряжения…

Нужно ли было моему ученику столько знать? Где и когда сумеет он применить полученные от меня знания?..

А между тем, спортзал во дворце Сократа был наконец-таки полностью укомплектован по последнему слову техники, и вот однажды я по приглашению хозяина удостоился чести видеть, как его детей обучают изуверским, бесчеловечным приёмам какой-то японской борьбы. Тренером у них был один из телохранителей Сократа — почти не знакомый мне кавказец. И вот я с ужасом смотрел: с какою прытью мальчишки крутились, вертелись, какие страшные и необыкновенные по форме удары наносили по каким-то грушам и кожаным подушкам, под которыми подразумевались будущие их противники…

— Кем же ты хочешь сделать своих детей? — спросил я Сократа.

— Гармонично развитыми личностями! — ответил тот с многозначительным людоедским смешком.

Ответ меня совершенно не удовлетворил. С ещё большим ужасом я стал думать: господи! прости мою душу грешную! что я делаю? кого учу? для чего?

И на кого это всё — обученное, сильное, могущественное и богатое — обрушится?

Я попробовал стать на место самого Сократа и проследить всю цепочку его основных рассуждений:

— Дети — это наше продолжение…

— О возврате на Кавказ речи теперь уже быть НЕ может…

— Эти сплошные президенты: Ардзинба, Гамсахурдия, Шеварднадзе! Не поймёшь — кому служить, кому НЕ служить; кто из них хороший, кто плохой…

— Просто нам хочется красивой, хорошей жизни…

— Вся наша дальнейшая судьба будет отныне связана только с Россией…

Стало быть, человеку наплевать на тамошние кавказские расклады: на партии, национальности, президентов и на прочий вздор. Главное — красиво пожить: ПОЖИТЬ МНЕ И МОЕМУ ПРОДОЛЖЕНИЮ — ДЕТЯМ. Пожить в России. И, стало быть, мальчиков готовят не к боям на кавказских фронтах, чтобы где-то когда-то свести тамошние кавказские счёты, а к боям на фронтах российских! А к боям таким, где линия фронта будет пролегать между ними и окружающими людьми, то есть местными жителями — русскими!

Вот так открытие я сделал!

И что же теперь — после этого?..

Ваня Стегненко, когда я поделился с ним своими соображениями насчёт нашего общего знакомого, сказал:

— Собственно, а почему всё должно быть иначе? Ведь уже давно замечено, что человеческие расы и различные национальности — очень неравноценны. Расы и национальности есть высшие и низшие. Причём всеобщим заблуждением европейцев является утверждение, что именно они-то и есть лучший и совершеннейший вариант Человека.

— Заблуждением? — сказал я. — Ну тогда я его разделяю всем своим сердцем.

— То-то и оно, что сердцем! Сердцем-то и я разделяю. Но ты попробуй умом поработать! Оглянись вокруг: что ни чёрный, то и живёт в своё удовольствие. Человек со смуглым оттенком кожи и чёрными волосами — самый жизнеспособный вариант Человека. Блондин, будь он хоть норвежец, хоть русский, никогда не выдержит конкуренции со смуглым брюнетом: вьетнамцем, цыганом, эфиопом, армянином. Блондины только и умеют, что основывать великие цивилизации типа древнегреческой, древнеримской или древнеиндийской. Со временем эти цивилизации чернеют за счёт притоков людей тех рас и национальностей, которые сами не способны к творческому мышлению, но зато хорошо и ловко умеют вписываться в уже существующие государственные и технические структуры. Пока древние грузины были белым народом, у них вполне могла быть высокая культура; теперь, когда они сильно почернели, у них только и осталась, что способность к выживаемости и ловкости рук. И говорю я это не в осуждение им, а в похвалу! Ты — блондин, а работаешь за гроши на чёрного грузина. И — не наоборот! И это — не случайно, потому что он представитель высшей расы, а ты — низшей!

— Я — низшей?! — я прямо аж опешил. — Ну какой же низшей, если я!.. А он!..

— Все твои возражения — вздор. Нам с тобой уже никогда не почернеть; разве что только наши дети вступят в брак с чёрными людьми и подарят нам чёрных и жизнеспособных внучат.

— Ну хорошо, — сказал я, несколько успокоившись и вспомнив, что Ваня Стегненко — автор разных философских книг, ни одной из которых я, кстати, не читал, и вообще — великий выдумщик и фантазёр. — Ну хорошо. Пусть будет по-твоему!..

— А по-моему и будет. Черноволосая и смуглая Скандинавия обозначилась уже сейчас. Посмотри по телевизору, какого цвета волосы и глаза у современных шведов — в основном чёрные. Немцев, никаких, кроме черноволосых и черноглазых, вообще на свете не бывает — это и так видно, а черноволосую и смуглую Россию описывал ещё в прошлом веке Лев Толстой…

— Допустим, допустим!.. Ну и каково же оно будет, когда все почернеют и белых на Земле совсем не останется? И будут одни лишь чёрные!

— А чёрные чёрным — тоже ведь рознь. Может быть, выяснится, что папуасы жизнеспособнее дравидов, а может быть, выяснится, что от скрещения австралийских аборигенов племени Биндибу и южноамериканских индейцев племени Хибаро получится такая гремучая смесь, которая захватит власть над всем миром… Что толку сейчас загадывать! Селекционная работа предстоит ещё большая, и на неё уйдут многие века. Главное сейчас — выжить. Вот ты пристроился работать на своего грузина и — живёшь, а я вот сейчас мечтаю стать консультантом в одной солидной российско-израильской фирме и тоже, если эта затея выгорит, худо-бедно, а просуществую под крылышком у евреев до лучших, до более счастливых времён. Если они когда-нибудь наступят…

Я ещё долго потом отходил после этой ваниной лекции. И вроде бы, я почти ничему из того, что он мне понаговорил, не поверил, но что-то в душе всё же оставалось. Сомнение какое-то, что ли?..

Случайно мне попалась на глаза книга, подаренная мне когда-то Лолитой. Это был сборник сказаний и легенд, посвящённый абхазам и другим кавказским народам.

Книга была издана самими кавказцами, а не моим другом Ваней, и вот что там было написано.

Оказывается, давным-давно абхазский народ разделился на две разновидности: на голубоглазых блондинов и на черноглазых брюнетов. Один из героев древнеабхазского эпоса нашёл своё призвание в том, чтобы истреблять голубоглазых блондинов и очень преуспел по этой части. За что и был проклят Высшими Силами и заточён вместе со свои боевым конём в какую-то страшную пещеру на вечные мучения, где он и по сей день живёт и откуда и по сей день доносятся его ужасные вопли…

Но на этом дело не кончилось: противостояние между двумя разновидностями абхазского народа продолжалось. Дело дошло до того, что голубоглазым блондинам стало совсем невмоготу жить в Абхазии, и они предприняли попытку бежать из неё. Почему-то они подались к армянам, но и те к ним отнеслись враждебно, и тогда голубоглазые блондины, пройдя через ряд тяжких испытаний и унижений, проникли на Северный Кавказ, где их немногочисленные потомки живут и сейчас и называются абазинами…

Абхазы, в моих глазах, уважаемый древний народ. У них культура — совершенно уникальная в масштабе всей нашей планеты. И не случайно в их легендах и сказаниях о преследованиях голубоглазых блондинов по расовому признаку говорится с явным осуждением гонителей.

Но тогда чего же можно ожидать от примитивной и убогой страны под названием Соединённые Штаты Америки? Положительный герой американских фильмов — это непременно черноглазый брюнет, который в обязательном порядке дружит с негром. И никак иначе! Или ты дружишь с негром, или ты отрицательный персонаж! Белые женщины, если они положительные героини, часто бывают блондинками, но всенепременно крашеными и в обязательном порядке с карими глазами. Голублоглазый блондин на американском экране — это, как правило, или злодей (чаще всего маньяк-убийца) или дурак. А ещё говорят, что у них нет расизма и нет жесточайшей цензуры. Есть и то, и другое!

Итак, если верить Ване Стегненке, то чёрное иноземное нашествие уже вовсю шагает по Русской Земле и поделать с этим ничего нельзя. Может быть, Ваня и прав…

А если нет? Или — не совсем? Ведь православные грузины — не такие уж и чёрные, и это явно не самый страшный народ изо всех, что возможно будут угрожать нашей стране. Далеко не все грузины жулики, аферисты и проходимцы, вроде моего Сократа. И среди грузин найдётся множество талантливых, честных, скромных людей вполне европейского склада мышления. Да и внешности — вполне европейской.

Так-то оно всё так. Но нашествие-то всё-таки прёт! И оккупанты без боя занимают нашу страну, захватывают в ней позицию за позицией!

Но, может быть, я всё преувеличиваю? И Россия опять выкарабкается из беды, как это уже бывало с нею прежде? Ведь сказал же когда-то Пушкин примерно так:

Я не очень люблю Пушкина. Лермонтов мне гораздо ближе и дороже… «Иль мало нас?» — конечно, мало! И вот уже нет в России ни Тавриды, ни «финских хладных скал», ни Колхиды… Всё ушло куда-то! Остались только стены недвижного пока ещё Китая. И захудалая провинция под названием «Россия», примостившаяся у этих грандиозных стен. Как нищий у городских ворот. Там — миллиард двести миллионов. Здесь — сто пятьдесят миллионов, из которых русских людей, белых людей, христиан и славян — в лучшем случае сто миллионов. А если сделать поправку на всеобщий алкоголизм, на наркоманию, на продажность, на миллионы детей, рождающихся слабоумными от ненормальных родителей, то что тогда остаётся от России? В одном лишь Бангладеше, который меньше Ростовской области, живёт сто миллионов человек! А что будет, если выплеснется из своих берегов перенаселённая Нигерия или задавленная собственными людскими массами Индия?.. Но — может быть, чёрт с нами! Если мы такие дураки, что не можем противостоять толпам иноземцев, приходящим на нашу землю и покоряющим нас, то, возможно, мы лучшей участи и не заслуживаем? Пусть победит сильнейший! Смуглые люди сильнее белых, значит, пусть эти смуглые и побеждают, а белые — слабы, и пусть они-то и вымирают! Но ведь это и есть фашизм! Да, мы слабы! Любой черноволосый и черноглазый пришелец жизнеспособнее любого русского! Но ведь и слабые тоже должны выживать! И я за то, чтобы мы — выжили!

Итак: я в зависимости, почти рабской, у пришельца.

И учу вместе с двумя другими русскими людьми его детей. Чтобы те стали ещё страшнее, чем их папаша… И имею ли я на это моральное право — не знаю. И что делать дальше, и как быть дальше — не знаю…

А философ Ваня Стегненко ни в чём меня не убедил. Хотя кто его там разберёт — убеждал ли он меня на самом деле или просто шутил? А это у него просто такой чёрный юмор. Смех сквозь слёзы.

Какое-то решение надо всё-таки принять. Но — какое? Уйти от грузина, хлопнув дверью? Или молча, но гордо? Или взяться за оружие и других подстрекнуть к этому же? Или — смириться и ждать?..

Свою работу я, однако, выполнял по-прежнему честно и на высочайшем профессиональном уровне. Мой ученик со своим младшим братиком, который любил добровольно присутствовать на наших уроках (не прогонять же малыша, если ему так всё интересно!), мой ученик освоил со мною громадные пласты русских слов. Если мы учили с ним тему «Город», то это были слова и выражения, касающиеся транспорта, улиц, домов; если брали тему «Природа», то это было всё, что касалось лесов, гор, воздуха, морей, экологии; если мы учили наизусть стихи Пушкина или Лермонтова, то предварительно прорабатывали каждое слово, выясняя в точности, что оно означает и когда и как употребляется… Я только выдавал информацию, а мои грузинчики с жадностью её заглатывали.

Однажды я опыта ради потребовал от их матери Лолиты, чтобы она обеспечила нас большими листами ватмана. Ватман появился. И тогда я нарисовал несколько подробнейших чертежей парусного корабля и отдельных его фрагментов. Были там и киль, и шпангоуты, и бимсы, и пиллерсы, и стрингер, и утлегарь, и крюйс-бом-брам-стеньга — всё то, что когда-то очень занимало меня в моём детстве, пока я читал приключенческие морские романы. Мой приказ выучить всё это наизусть был выполнен беспрекословно, причём мальчишкам даже и не пришло в голову спросить: а зачем нам это нужно? Приказ есть приказ, а военная дисциплина есть военная дисциплина.

А уж дворец-то Сократа, его семья и его приближённые — это был без сомнения военный объект!

Не всё давалось легко моему ученику. Были вещи, которых он совершенно не в силах был постичь. Например, русские падежи. Мальчик буквально на лету уловил пять из них. Плюс ещё один, незнакомый русским школьникам, но всё-таки существующий в современном русском языке — звательный падеж в старых формах (отче, боже, старче) и в новых (мам, пап, дедусь, Вась). Он всё понял и всё усвоил. Но как только дело доходило до падежа винительного, тут-то и выяснялось, что это — неприступная крепость. Понять, что это такое он не мог, и все мои попытки то так, то этак объяснить мальчику, в каких случаях нужно применять этот падеж натыкались на полное непонимание. Порасспрашивав его о том, как по-грузински будут такие-то и такие-то фразы, я понял, что в этом языке нет винительного падежа и он там заменяется чем-то принципиально другим.

И вот однажды я надумал, как объяснить двенадцатилетнему Баграту суть русского и индоевропейского изобретения под названием «ВИНИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ».

Это было очень жестокое объяснение. Для меня лично жестокое. И болезненное.

Все люди на свете делятся на рабов и хозяев. И все предметы — тоже. Одушевлённые предметы как правило командуют неодушевлёнными. Человек кидает — кого? что? — камень. И не наоборот. Камень не может кинуть человека. Он лишь ждёт, когда человек возьмёт его и кинет. Человек — хозяин, а камень — его раб. Человек выполняет действие по своей воле, а камень лишь подчиняется этой воле, и ничего больше. Хотя бывают, конечно, случаи, когда неодушевлённый камень САМ падает с горы и убивает одушевлённого человека. Но это — редко. Я читаю — кого? что? — книгу. И не наоборот. Она меня не читает. Она лишь покорно ждёт, пока я её прочту. Так же и между предметами одушевлёнными: человек режет — кого? что? — корову, а не она его! Корова лишь покорно ждёт своей участи. Бандит грабит — кого? что? — прохожего. И не наоборот… Итак, вывод: тот, кто выполняет активное действие, тот и есть хозяин положения в этой жизни, и для него предусмотрен ИМЕНИТЕЛЬНЫЙ падеж. Падеж хозяев! Тот предмет — одушевлённый или неодушевлённый, — который терпит, чтобы с ним так обращались, — для него Законами Жизни предусмотрен падеж ВИНИТЕЛЬНЫЙ!

И вот: именно после этого моего объяснения Баграт стал безошибочно отличать винительный падеж от именительного и от всех остальных!

Преисполненный профессиональной гордости, я тогда сказал сам себе:

— Какой же я молодец! Нет ничего такого, чего бы я не смог объяснить своим ученикам!

Прошло два месяца, как я работал у Сократа, и вот наступил счастливый для меня момент получения второй зарплаты.

Сократ дал мне в этот раз четыре бумажки по пятьдесят тысяч каждая. Двести тысяч, вместо ста восьмидесяти тысяч, о которых мы с ним прежде договаривались! «Ну что же, это нормально, — подумал я. — Инфляция есть инфляция, и он это понимает — надо воздать должное его сообразительности».

И это я опять ошибся.

— Слушай, дорогой, — сказал мне тихим голосом мой грузин после того, как отсчитал мне деньги. — Недавно ты видел меня и Лиду в машине… Сам понимаешь: человек есть человек, и я тоже — человек, и ты тоже — человек, и все мы тоже — человеки!.. Но моей жене — НЕ говори, будь человеком! Тут такая прекрасная женщина подвернулась. Честное слово: грех упускать такой случай!

Так вот за что я получил надбавку к зарплате!

Мои педагогические подвиги здесь были ни при чём. Именительный падеж, винительный, звательный… Тьфу!..

Но эти деньги мне впрок не пошли: на другой день моя супруга взяла их и отправилась в центр города, в главный универмаг, где и успела купить мне новые тёплые зимние сапоги. За шестьдесят тысяч. Она уже приглядывала в другом отделе какую-нибудь обувь или одежду, чтобы осчастливить ими наших детей, когда вдруг с ужасом выяснила, что кошелёк у неё со всеми деньгами — украли.

Декабрь 1994-го ничего хорошего не обещал. С новою силой разгоралась война в Чечне, инфляция нарастала, из продажи исчезло сливочное масло. Страна, как в пропасть, низвергалась в год 1995-й…

Между тем, материальное благосостояние моего грузина изменялось лишь в одном-единственном направлении и лишь с одною-единственною тенденцией:

— Цветные телевизоры японского производства, цена каждого из которых в сорок раз превышала мою месячную «грузинскую» зарплату, видеокамеры, потрясающая кухонная техника, которая всё сама умела делать, — всё прибывали и прибывали…

— К первой относительно недорогой машине западного производства добавился роскошный «Мерседес», стоимость которого В ТЫСЯЧУ РАЗ превышала то, что мне мой грузин платил в один месяц за обучение его сына! Машина была оборудована кондиционером, стереомагнитофоном, компьютером, который человеческим голосом извещал хозяина обо всех технических неисправностях, холодильником и чем-то там ещё и ещё…

— К машине добавился и личный шофёр…

— После шофёра в доме появилась служанка…

— Затем — кухарка…

— Потом —…

— Потом —…

— Потом —…

Между тем, я так и не возымел ни малейшего представления о роде деятельности моего грузина; была ли это торговля наркотиками, или это была торговля мандаринами; занимался ли он заказными убийствами, или честно завладел каким-нибудь прибыльным производством — этого я, скажу наперёд, я так никогда и не узнал.

Однажды на одном из уроков в «грузинском дворце» я надумал вот что: а не плохо бы обучить мальчишку писать сочинения! Я ему объяснил, что это такое и как оно делается и тут же стал обсуждать с ним вопрос о том, какую бы нам тему затронуть.

Обсудили. Получалось, что никакую.

Мальчишка, как я уже говорил, был до встречи со мною абсолютно дремучим. Успехи, которых он добился под моим руководством, были, конечно, очень внушительными, но всё-таки: ни единой книги он в своей жизни не прочёл и прочитывать не собирался, и ничего-то он в этой жизни не видел, кроме своей родной огнедышащей Абхазии, где он собственными глазами наблюдал, как взрываются снаряды и умирают люди, да ещё — кроме нашего города. Выяснилось, однако, что ему довелось погостить как-то раз где-то в Западной Грузии у бабушки с дедушкой — отцовых родителей, что и являлось для него на данный день ярчайшим впечатлением в его безотрадной жизни.

— Ну вот и прекрасно, — сказал я. — Напишем сочинение с таким названием: «В ГОСТЯХ У БАБУШКИ».

Стали выдумывать, что бы такое написать, но Баграту, моему ученику, ничего не приходило в голову. Тогда я велел ему позвать младшего братишку — Джемшера.

И вот, двенадцатилетний Багратик и шестилетний Джемшерик стояли передо мною в классной комнате и ждали моих дальнейших указаний. Формально моим учеником был только Баграт, но, как я уже упоминал, я так поставил дело, что частенько привлекал и младшенького — вдвоём им было веселее осваивать премудрости русского языка. И полезней — младший-то был поразительно смышлёным, и часто бывало так, что пока старший ещё только думает над моим вопросом, младший уже на него отвечает!

— Сейчас мы напишем сочинение на тему: «КАК МЫ БЫЛИ В ГОСТЯХ У БАБУШКИ!», — категорически провозгласил я. — Сели на диван! Теперь слушайте о том, что у вас там было!

Мальчишки слушали.

— Ваш дедушка Тенгиз — уже очень старый и больной, и всем хозяйством занимается только бабушка.

— Откуда вы знаете, что его зовут Тенгиз? — спросил меня старший из мальчиков.

— А я всё знаю, — загадочно ответил я.

— Балда! — сказал младший брат старшему. — Нашего же папу зовут Сократ Тенгизович! Вот он и знает!

— А откуда знаете, что дедушка совсем больной?

— Так я от вас же и слышал однажды! — ответил я. — И вообще: я всё про вас знаю! Про всю вашу семью!

— Балда! Он всё про нас знает! — сказал маленький Джемшерик. — Он — учитель!

— Вот только я подзабыл, как зовут вашу бабушку.

— Илона! — закричали мальчишки. — Бабушку зовут Илона!

— Ну да, точно: Илона. Спасибо, что напомнили. Я-то и раньше знал её имя да вот сейчас подзабыл что-то. Но я продолжу: дедушка Тенгиз уже очень старый, и бабушка Илона — тоже. Они очень обрадовались, когда к ним однажды приехали их внуки, но вскоре устали от них, потому что внуки очень много шумели. Правильно я говорю?

— Правильно, — согласились мои ученики.

— Вы всё время бегали по двору и шумели, гоняли бабушкиных кур и уток, а однажды вы даже раздавили нечаянно одного цыплёнка. Было такое?

— Было! Было! — закричал Джемшер. — Но это всё не я! Это Баграт! Дедушка его тогда сильно лупил… Ременем! Он говорил: цыплёнку больно! Зачем раздавил цыплёнка?

— Ты меня толкнул, вот я и наступил на цыплёнка!..

— А откуда вы знаете про цыплёнка?

Я сделал вид, что не расслышал вопроса.

— А как будет по-вашему «цыплёнок»?

— «Цицила»! «Цицила»!

— Тихо! Я продолжу: вы очень любили дразнить собаку и дёргать её за хвост… Было такое?

— Было! Было!.. А откуда вы ещё и про собаку знаете? Это вам папа всё рассказал? Или — мама?

— Нет, никто мне ничего не рассказывал. Я всё и так знаю… А ещё вы очень любили дразнить бабушкину кошку…

— Неправда! — закричали мальчишки. — У бабушки и дедушки нет кошек. Бабушка не любит кошек!

— Ах да! Я и забыл, что бабушка Илона терпеть не может кошек. Но я продолжу: вы очень любили лазить по заборам и по деревьям… Как по-грузински будет «дерево»?

— «Хэ»!

— А «груша» или «персик»?

— «Мсхали» и «атами»!

— Ну, в общем, мы очень любим рвать ещё не созревшие фрукты и объедаться ими. Из-за этого-то на нас часто нападали поносы…

— Кто такие поносы? — удивился маленький Джемшерик. — Когда они на нас нападали? Никто на нас не нападал! Только Ашот из соседнего двора напал на нас однажды, а я ему как дал! Он и убежал сразу! Больше никогда нападать не будет!

Баграт стал ему объяснять что-то по-грузински. Мальчики посовещались между собою и наконец заявили:

— Нет, понос почти не был. Один только раз — немножко, но то — не считается!..

Так слово за слово мы и воспроизвели картину визита внуков к дедушке и бабушке. Потом стали всё это записывать, попутно выучивая нужные русские слова. Через некоторое время сочинение было готово. Хорошее, нормальное сочинение.

Попутно учили русские слова, имеющие отношение к теме «Сад»: вишня, черешня, алыча, яблоня, груша… Мальчишки страшно изумились, узнав, что для обозначения понятия «инжир» в русском языке существует четыре слова: инжир, смоковница, винная ягода и фига.

— Зачем четыре названия, если одно дерево?! — удивлялся Джемшерик. — Дерево — одно, название — одно! Так должно быть!

Однако в русском языке целых четыре названия имело и другое прекрасное растение: тутовое дерево, оно же — шелковица, оно же — тутовник, оно же, но уже в южнороссийском и донском варианте — ТЮТИНА. Последнее — именно так я и заверил мальчишек — самое правильное слово в русском языке. Потому что оно — одно из любимейших слов моего детства…

Баграт и Джемшер слушали меня и верили мне. Я думаю, они правильно делали. Все новые слова они тут же и выучили.

Мне тоже доставляло огромное удовольствие выписывать для себя грузинские слова и запоминать:

мцвервали — горная вершина,

Сакартвело — Грузия,

бебиа — бабушка,

бабуа — дедушка,

тута — тутовое дерево,

мтиури гза — горная дорога,

ча — колодец,

тба — озеро,

мзе — солнце,

ца — небо…

Боже! Как красиво!

И всё же, что-то не так было на моих уроках с грузинским мальчиком Багратом. Учитель приказывает — ученик безоговорочно выполняет! Или, по крайней мере, искренне старается выполнить. На этом правиле он был воспитан. И я вовсе не уверен, что это — какая-то исконно грузинская национальная черта. Скорее всего это правило выработалось на тех почти военных занятиях, где отрабатывались страшные приёмы рукопашного боя, где за малейшую провинность мальчиков заставляли приседать по пятисот раз, где они отжимались на кулаках до кровавых мазолей. Я никогда не видел, чтобы их били, но маленький Джемшерик рассказывал мне однажды, что папа не раз порол ремнём Баграта за какие-то слишком уж дорогостоящие шалости.

Были случаи, когда Баграт выполнял мои задания неполностью или небрежно. Я стыдил его, ругал. Сообщал обо всём маме. Но совершенно не допускалось мысли, что я скажу об этом отцу. Едва я только заикался об этом, как у Баграта на глазах появлялись слёзы. Он ни о чём не просил меня. Не издавал ни единого звука и даже не всхлипывал. Просто — слёзы в глазах и капли из носа.

Это всё ещё ребёнок. Но его уже сейчас закаляют. Готовят одного из завоевателей…

Папаше Сократу при его-то денежных возможностях ничего бы не стоило нанять своему старшему сыну учителей по ВСЕМ предметам, необходимым школьнику этого возраста; это были бы и физика, и рисование с черчением, и биология, и география, и история, и — что-то там, кажется, ещё! Почему ж не нанял?

А потому, что нет потребности!

Будущий захватчик отрабатывает простейшие науки, нужные оккупанту: рукопашный бой, умение считать (прежде всего деньги!) и умение говорить, читать и писать на языке захваченного народа!..

А русские люди совсем не вымрут. Сохранятся где-нибудь на свете, но не у нас. Где-нибудь в Канаде или в Австралии будут жить и жить русские деревеньки, может даже, и целые городки, и наш народ вконец не переведётся. Кто-то останется. Что-то останется. Однажды я видел по телевизору такое поселение — это были русские староверы. В бразильском штате Мату-Гросу. Показывали детей, юношей и девушек в тамошней школе — все до единого голубоглазые блондины с чистыми и добрыми лицами, какие у нас, в России, уже редко когда встретишь…

Думать об этом было и страшно, и больно, и грустно, и — любопытно. Встреча с Неведомым…

Меня очень интересовали творческие способности будущего хозяина Русской Земли. Рабовладелец двадцать первого века — каким он будет?

Этими вопросами я часто задавался. И я ставил перед своим учеником всевозможные задачи, выдумывал ему разные тесты, на которых, как мне казалось, можно будет достоверно просмотреть его склонности к самостоятельному мышлению, к оригинальным решениям, к добрым или злым поступкам.

Вот один из таких примеров:

— Современный русский язык, — объяснял я Баграту, — сложился из слияния двух древних языков: древнерусского и ещё одного, который мы назовём условно древнеболгарским. Об этом я тебе и раньше рассказывал. Помнишь?

— Помню.

— В этих двух языках есть много слов, которые очень похожи друг на друга, но всё же немного отличаются. Вот посмотри, — и я написал на экране компьютера два таких столбика слов:

град — город,

прах — порох,

страна — сторона

страж — сторож,

мраз — мороз,

врана — ворона.

Видишь? В левой колонке — слова древнеболгарские, а в правой — слова древнерусские. Теперь тебе вопрос: если мы в левую колонку допишем слово «краткий», как оно должно будет выглядеть в правой колонке? — и тут я и в самом деле дополнил левую колонку этим словом. — Посмотри внимательнее на эти слова. Глянул?

— Да.

— Итак, что означает слово «краткий»?

— Кровать?

— Ну что ты! Нет! Посмотри внимательнее на все слова, и ты увидишь какую-то закономерность. Между ними всеми есть что-то общее. Ну-ка приглядись ещё раз!

— Понял! Это означает «карты»! Да?

— Да нет же! — и я снова и снова старался подтолкнуть мальчика к простому и правильному решению.

Но он называл мне слова «коробка», «краб», «куртка», а один раз даже сказал: «Сакартвело»!

— Ну причём же здесь грузинское название твоей страны? «Сакартвело» — это на вашем языке! А по-нашему — «Грузия»! Ну причём здесь слово из вашего языка?

— Ну тогда я не знаю, что это может быть.

— Хорошо, — я не сдавался. — Смотри, что я сейчас сделаю!

— И с этими словами я придал всей таблице новый вид: «ра» и «оро» выделил в обеих колонках большими буквами:

гРАд — гОРОд,

пРАх — пОРОх,

стРАна — стОРОна

стРАж — стОРОж,

мРАз — мОРОз,

вРАна— вОРОна.

КРАткий —

Что же такое «краткий»?

Баграт смотрел, смотрел на экран дорогостоящего компьютера и ничего понять не мог. Ответы были опять те же самые: кровать, коробка, куртка, Сакартвело…

Тогда я с помощью компьютерных ухищрений вынимал из левой колонки РА, но так, чтобы при этом не затронулось самое нижнее слово «краткий», а из правой колонки я брал ОРО. Я менял эти две колонки местами и показывал, как это просто: стоит только из древнеболгарского слова вынуть РА и подставить в него ОРО, как тут же получается русское слово. И наоборот. Итак — что же означает древнеболгарское слово «краткий»?

Мальчик так и не ответил на этот вопрос. Когда я объяснил ему, что «кРАткий» — это «кОРОткий», он искренне поразился, как это всё просто и пожалел, что не додумался до этого раньше.

Через день мы встретились снова, и я всё задание полностью повторил.

И он опять не смог правильно ответить!

Я опять ему всё объяснил. И спросил, почему же он не запомнил моего недавнего объяснения, ведь вся информация была записана мною на компьютере?

Баграт ответил бесхитростно и просто: потому что вы мне этого не приказали выучить. Приказали бы — выучил!

И тогда я — приказал!

И тогда он — и в самом деле всё выучил!

Приказ есть приказ. Военная дисциплина!

Подобные тесты я и потом то и дело подбрасывал Баграту, и всякий раз он был не в силах их решить. Лишь однажды его ответ был правильным. Вот какой это был тест: СТАКАН, БУТЫЛКА, РЮМКА, ОЧКИ, БОКАЛ, ГРАФИН — какое из этих слов лишнее?

Он очень долго думал и, наконец, сказал:

— Очки?

— Правильно!

Баграт тут же выскочил из-за стола и с радостными криками «дедико! дедико!» — что по-грузински означает «мама! мама!» — побежал сообщать матери о своей научной победе.

Декабрь 1994-го года подходил к концу. Приближалась ещё одна «грузинская» зарплата.

Или расплата.

В школе я стал замечать, что молодая и красивая Лида очень переменилась — и в лице, и в поведении. Какая-то подавленность обрушилась на неё; казалось, вот она идёт-идёт, как всегда такая красивая, стройная, но вдруг возьмёт, остановится и заплачет!

Вскоре я заметил и то, что к ней как-то неуловимо стало изменяться и отношение детей. И особенно девчонок-старшеклассниц. И особенно худшей части этого контингента — девок.

Однажды я напрямую спросил её: что случилось?

— Ничего, — хмуро ответила Лида.

— Я что-то вижу. Должно быть, твои отношения с грузином зашли слишком далеко.

— Никуда они не зашли, — тихо ответила Лида.

— Разлюбил! — облегчённо и утвердительно подсказал я. — Разлюбил ведь? Но так ведь это же здорово! Значит, ты теперь вернёшься к своему мужу.

— А я от него и не уходила.

— Я имею в виду: вернёшься душой…

— Душой? Уже никогда не вернусь!

— Да брось ты! Что ж теперь семью разрушать из-за этого типа?

— То-то и оно, что семья. Дети у меня, и дети у него…

— И жена — у него, и муж — у тебя, — безжалостно добавил я.

На том и закончился тот наш разговор.

А затем был прогремевший на всю школу эпизод, когда самые поганые и самые похабные из девок публично бросили в лицо Лиде:

— А мы всё про тебя знаем! Сучка ты! Проститутка!

Сами девки организовали когда-то не так давно нечто вроде своего собственного публичного дома, куда был открыт доступ всем желающим. Учреждение работало в жутко антисанитарных условиях и размещалось в каком-то вонючем полуподвале.

А ведь было когда-то то счастливое время, когда Лида приходила туда на правах строгой и доброй классной руководительницы и уговаривала девочек бросить постыдное ремесло, а мальчиков — не посещать больше этого отвратительного места…

Источник такой осведомлённости грязных девок о похождениях их учительницы вскоре стал очевиден: оказывается мой развесёлый работодатель каким-то образом вступил в контакт с ученицами близлежащей школы, которые как раз-таки и оказались из класса его недавней возлюбленной — Лиды. Вступить в контакт с мерзопакостными девками для Сократа было делом очень простым, ибо он вёл в высшей степени напряжённую поисковую работу в данном направлении, да и девки тоже без дела не сидели, а охотились за выгодными мужиками и даже открыто соревновались промеж собою — кто больше отхватит, кто больше перехватит… Так что, обе стороны не то что бы ШЛИ навстречу друг другу, а просто-таки МЧАЛИСЬ друг другу в объятья — на безумной скорости.

Стремительное обогащение Сократа стало приобретать уже формы катастрофические: бедняга настолько разбогател, что смог себе купить трёхкомнатную квартиру в самом центре города на престижном Пушкинском бульваре. В доме, где раньше жили обкомовцы, горкомовцы и прочая коммунистическая знать. А уж какую мебель и какую технику он туда запихнул — перечислить не представляется возможным. Очень уж там было много всего-превсего и всякого-превсякого… Между тем: квартиру со всею её начинкой он купил втихаря от жены и использовал во вполне определённых целях. В каких — тоже объяснять НЕ надо. Я же о существовании конспиративной хаты узнал от самого же её хозяина — ему потребовалось срочно перед кем-то похвастаться своими новыми владениями, а тут я ему и подвернулся под руку.

И было это так:

Вызвавшись как-то раз подбросить меня на своей машине в центр города, он как бы невзначай, пригласил меня на секунду зайти в его НОВУЮ КВАРТИРУ и высказать мнение относительно недавно купленных им картин.

Подъехали. Шофёр, недостойный чести вести высокоинтеллектуальные разговоры об искусстве, остался на улице стеречь шикарный «Мерседес». Я же и Сократ поднялись в лифте на седьмой этаж.

Стальная дверь. Но обитая дрянным дерматинчиком. Дескать, не любим излишней показухи. Дверь как дверь. Как у всех.

Но зато потом…

Прихожая: какая-то арка, хрустальная люстра.

А дальше — больше.

Ну я тут и заговорил: отличный паркет, отличный кафель, отличные обои, отличная мебель! Великолепны и картины, несущие на себе отпечаток несомненного таланта и хорошего вкуса того, кто их создал и того, кто их приметил и вовремя купил…

Надобно заметить, что картины эти Сократ скупил оптом в одном из центральных подземных переходов, и это обстоятельство дало мне основания категорически заявить, что их новый хозяин является не только тонким ценителем новейшего искусства, но и щедрым меценатом, поощряющим ещё не открытых, но в будущем несомненно знаменитых художников.

Выплёскивая на него эту грубую и издевательскую лесть, я даже и не напрягался особенно, чтобы придать ей видимость правды; что-то мне подсказывало: Сократ уже достиг таких пределов, когда всякий контроль над собою уже становится практически неосуществимым. Какое торможение может быть у человека при такой скорости падения в пропасть?

В глазах моего работодателя я просто вырос после этого моего искусствоведческого комментария — ещё бы! Я обнаружил такую тонкую проницательность!

И я уже делал сладкие расчёты: первая зарплата была сто восемьдесят тысяч, вторая — двести тысяч, инфляция всё-таки очень сильная! Стало быть, третья будет, может быть, и все двести пятьдесят! Чем чёрт не шутит!

Наконец-то я выйду на отметку в четверть миллиона рублей!

Но стрелка зарплатного барометра качнулась неожиданно в совершенно другую сторону: я получил не двести пятьдесят тысяч, и даже не двести, и даже не первоначально оговоренные сто восемьдесят тысяч, а всего лишь СТО ШЕСТЬДЕСЯТ тысяч рублей. На тайном денежно-математическом языке это что-то должно было означать. Какую-то степень хозяйского гнева или недовольства. И ведь надо ж было вычислить эту степень и прийти к какому-то цифровому решению — вот ведь в чём дело! Значит, он сидел, думал и вычислял — так, что ли, выходит? Ну и мерзкий же тип!

А недовольство шефа заключалось в том, что через три дня, после того как он показал мне свою новую квартиру, я туда припёрся БЕЗ ПРИГЛАШЕНИЯ.

Вот как это случилось: одна из легкомысленных девочек той школы, где я тогда работал, ушла из дома, и были все основания подозревать, что она всё это время пребывает в квартире Сократа, слава о похождениях которого распространялась с колоссальною быстротой по окружающей местности.

Шутки шутками, но пятнадцатилетняя девочка — у сорокалетнего мужика! И ведь девочка ещё ж недавно была вполне нормальная! Я ж её отмечал, выделял именно по этому признаку — по нормальности!

Я взял да и пошёл по известному мне адресу.

Поднялся в лифте на седьмой этаж и позвонил в нужную дверь. Засветился глазок и вслед за тем дверь мне открыл один из телохранителей Сократа — армянин по национальности.

— Вам что? — спросил он меня.

— Сократ у себя?

— У себя.

— Ты… — я замялся, не зная, что и сказать. — Ты доложи там ему, что я к нему пришёл. — С этими словами я решительно прошёл в квартиру, не дожидаясь разрешения.

Какой-то пьяный кавказец — весь волосатый, смуглый, полуголый, проводя мимо нас ещё более пьяную нежно-белую и почти совсем голую русскую девушку, задержался возле нас. Глядя на меня с брезгливым презрением, заговорил с очень сильным и неизвестным мне акцентом:

— А тхы здесь — кто тхаакой? Ааткуда? Зачем говорышь ему «ТХЫ»? Каакое право имеешь говорыть ему «ТХЫ»?

— Проходы дальше, дорогой, — сказал ему телохранитель, заступаясь за меня и одним движением мощной руки предотвращая возможную драку. — Иды дальше, нэ пугай людэй!

— «ТХЫ» говорят тхому, с кем скотха пастхи! Мы с тобой вместе скотха не пасли!

— Нэ ругайся, дорогой! Иды!

— Я не ругаюсь! Зачем он мне нужен! А тхы — пошла, пошла! Давай, давай! — с этими словами он шлёпнул свою девку по заднице, девка пьяно завизжала, и оба скрылись в ванной комнате.

Телохранитель пошёл докладывать Сократу о моём появлении, а я, устало прислонившись к стальной двери, остался ждать.

В квартире вовсю шла какая-то пьянка-гулянка.

Боже! Куда я попал! Ведь это — разбойники! Они уже поделили награбленное и устроили по этому поводу пиршество! Потому-то перед домом и стояло так много шикарных иностранных машин!

Вскоре телохранитель вернулся. Умное, трезвое лицо, внимательные глаза. Повёл меня к своему главарю — через прихожие, через комнаты, через музыку, через карты и через гортанные звуки кавказской речи.

Наконец я предстал перед самим Сократом. Он сидел на диване в одних плавках. Сверхмощная мускулатура, покрытая густыми чёрными зарослями, золотая цепочка с золотым православным крестиком, похотливое и капризное выражение лица. В пространстве рядом с ним были размазаны пятна каких-то неясных мужских и женских фигур, каких — я не стал присматриваться.

Стол возле него был заставлен жратвой и напитками. От кулинарных ароматов у меня стало мутиться сознание, и я даже слегка покачнулся.

— Ой, кто к нам пришёл! — истошно завопила девочка, и я понял то ли по голосу, то ли по тому, что на секунду оглянулся: она из 9-го класса «Г» моей школы. — Да это же наш учитель! Григорий Гордеич!

— Дура, — тихо сказал Сократ и легонько шлёпнул её так, что девочка отлетела куда-то далеко. — С учителями никогда не смей так разговаривать!

— Ой! А что я такого сказала? — девчонка заплакала пьяными и глупыми слезами. — Я ничего плохого!..

— Говори — что надо? — Сократ глядел на меня спокойно и чуточку насмешливо.

Я просто опьянел и одурел от этих потрясающих запахов жратвы, и я вдруг почему-то взял и ляпнул что-то совсем несуразное:

— Слушай, Сократ, я чего-то не понял: три дня тому назад в твоей квартире было три комнаты, а сейчас вроде бы как больше.

Сократ улыбнулся.

— У тебя хорошая наблюдательность. Какой молодец! Правильно сказал: тогда было три, а сейчас — семь. Соседняя четырёхкомнатная квартира уже на другой день после твоего визита ко мне стала моя, и мои люди прорубили туда дверь!

— Так быстро?! — изумился я.

— А почему надо медленно? Жить надо торопиться! А то не успеешь всего взять от жизни и помрёшь, так ничего и не увидев! — Сократ рассмеялся, и это послужило командой для всех остальных: приказано смеяться — смеёмся! — Ну так что у тебя, дорогой?

Он по-прежнему сидел. Я по-прежнему стоял перед ним.

— У меня к тебе дело конфиденциальное, — сказал я.

— Понял, — сказал Сократ. — Всем — выйти!

Все вышли, и мы остались одни.

— Говори.

Продолжая стоять, я спросил у Сократа, не у него ли такая-то девочка и получил утвердительный ответ: у него, и не только эта.

Тогда я рассказал ему, что отец этой девочки уже перехватал за шивороты всех школьных потаскушек, кое-что выяснил и собирается найти свою дочь любою ценой, сокрушая всё на своём пути.

— Что он мне сделает? — отмахнулся Сократ. — Да я и сам — кого хочешь убью! У меня и оружие найдётся! Впрочем, неприятности мне НЕ нужны. Что мы — лишнюю девочку не найдём, что ли? Сейчас я всё улажу. Спасибо, что предупредил! А мои люди доставят домой девочку в целости и сохранности. Слово мужчины! Ты доволен?

— Да. Спасибо.

На том и кончилась та наша беседа. Меня провели через лабиринт комнат, и захлопнули за мною стальную дверь. В самом скором времени девочка и в самом деле была доставлена домой, и что с нею было дальше — об этом я даже и не стал узнавать.

Так вот потому-то я и получил ту свою грузинскую зарплату не в чистом виде, а с отпечатком неких штрафных санкций!

Встреча нового 1995-го года была омрачена ужасными событиями в Чечне.

Было страшно представить, что пока мы тут — я и моё семейство — сидим за нашим более чем скромным новогодним столом и поднимаем бокалы с лимонадом, где-то идут бои неизвестно за что и неизвестно с кем. И гаснут искорки драгоценных русских жизней! Чего можно ожидать от года, если он так мрачно начинается!

В новом году, как только я увидел Сократа, первым моим вопросом к нему было: что он думает о событиях в Чечне? Ответ меня совершенно поразил. Он думал точно то же самое, что и я, что и все мои знакомые: проклятую и ненавидимую всеми Чечню надо бы вывести вон из состава Российской Федерации, выставить на границах с нею всю нашу военную мощь, и пусть бы этот народ наслаждался независимостью на своей земле, ни на единый сантиметр не переступая за свои границы!

Я слушал Сократа и изумлялся: неужели он искренен? Или говорит то, что положено, зная, что всем русским людям — кавказцы надоели до омерзения!

Сократ, между тем, увлечённо продолжал:

— Пусть они там хоть купаются в своей нефти! Россия и без ихней нефти проживёт!..

«Выучил урок. И твердит его наизусть», — мрачно подумал я. И ещё: — «Такой же точно пришелец, как и все они! Всех бы их гнать и гнать!..»

— Ну ты же знаешь меня? Я — человек православный! Я уважаю Россию, её законы и обычаи. Жена у меня абхазка, ты же знаешь. А абхазы в основном — мусульманский народ. Но не все. Моя жена — крещёная, православная! Что ли бы я взял себе в жёны мусульманку-басурманку? Никогда бы я не взял мусульманку!

Я кивнул — и сам Сократ, и все члены его семьи ходили по своему дворцу с золотыми православными крестиками на золотых цепочках, а то в одном углу, то в другом мелькали старинные русские иконы.

— Ну а тех чеченцев, — продолжал всё более распалявшийся россиянин, которые живут на территории России, с ними нужно поступить так: бандитские и террористические группировки — ликвидировать! Без пощады! Перестрелять всех! А остальных, так называемых «мирных граждан», обязать принять российское гражданство и уважать российские законы! А за малейшее ослушание — сажать в товарные вагоны и высылать — не в Сибирь, нет! — в ихнюю собственную Чечню и высылать! Пусть они там хоть перережут друг друга!..

То, что он говорил, было В ТОЧНОСТИ моими собственными мыслями. Это было слишком похоже на них. Это было слишком разумно для этого кавказского пришельца, чтобы я мог ему поверить.

Ну так и как же: верить или не верить?

Я подумал-подумал и — не поверил.

6-го января вся страна узнала из сообщений по телевиденью, что трупы наших солдат валяются неубранными по улицам Грозного, и их пожирают голодные собаки. Чеченцы били нас, как хотели, и мы ничем не могли им на это ответить.

Позже: новые известия с фронта. И всё плохие: пригоняют на убой совершенно необученных русских солдат. Их только-только призвали, они ещё не умеют пользоваться автоматом, а их уже гонят, ими затыкают какие-то дыры в каких-то служебных отчётах… Молодых солдат везут на войну в товарных вагонах, предварительно отобрав у них обувь — чтобы в пути не сбежали…

Знакомый вертолётчик рассказывал о том, как он перевозил из Чечни раненых: сделал несколько рейсов из района боевых действий в Моздок и обратно… Вынужденная посадка в Ингушетии… Попытка ингушей захватить вертолёт… Раненные, которых из госпиталя выносят на носилках. Они лежат в трусах и в майках на брезенте носилок, а сверху прикрыты тонким больничным одеялом, а кругом холод и ветер, и есть все шансы умереть не только от ран, но и от воспаления лёгких; пройдёт несколько часов, пока их погрузят в столь же ледяной гигантский вертолёт и доставят куда-то в тепло и тишину Северной Осетии — едва ли не единственное место на всём Кавказе, где русских не ненавидят и не презирают…

В газете: рекомендации о том, как нужно вести себя в случае дезертирства. Нужно послать заявление в Министерство Обороны и объяснить в нём: война в Чечне незаконна, противоречит Конституции, но от службы в армии я не отказываюсь. Дайте мне другое задание…

Девушки из Прибалтики служат на стороне чеченцев снайперами и с наслаждением отстреливают из укрытий русских парней… Эстония и Латвия откровенно заявляют о своих симпатиях к чеченцам… Польша — тоже.

И ведь как вопрос ставится подло: Чечня должна получить свободу от России! Да не она от нас должна получить свободу, а мы — от неё!

Мой грузин в очередной раз изумил меня. После очередной речи в защиту идей православия, законных интересов России и так далее он при первом же моём робком намёке согласился крупно повысить мне зарплату. Я-то думал, что после цифры «180 000 рублей» мне предстоит с ним битва за цифру «200 000», а он взял да и сказал:

— ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ — тебя устроит?

— Устроит! — ответил я.

Когда январь прошёл, я и в самом деле получил эту сумму, и это было тем более удивительно, что работал-то я в этом месяце далеко не на полную мощь: всё грузинское семейство вылетало на двенадцать дней куда-то на острова Индийского океана и там купалось, загорало и поправляло здоровье. Вернулись сильно посмуглевшие от загара, счастливые и довольные. Мне, как обслуживающему персоналу особого назначения, было дозволено посмотреть видеофильм, изображающий Сократа, его жену Лолиту и их обоих детей на фоне сказочных пальм, фантастической лазури моря и обстановки шикарного отеля; лицам же, в более серьёзной степени приближенным к семейству, Сократ, кроме показа вышеозначенного фильма, выдавал ещё и экзотические сувениры, которые привёз с собою специально для этой цели — на раздачу полезным друзьям и деловым знакомым.

Вот так и получилось, что в январе я и работать как следует не работал, и зарплату «грузинскую» получил да ещё и в увеличенных размерах!

Февраль прошёл для меня относительно спокойно: занятия с грузинским мальчиком перемежались с занятиями в «простой» школе; уроки там и там проходили своим чередом…

И там — дети, и здесь — дети. И всё же различие было. Любого ребёнка из внешнего мира можно было бы осчастливить конфеткой, игрушкой, новою одеждой да и мало ли чем ещё!

Этих же детей, как казалось, нельзя было всерьёз обрадовать ничем: экзотические фрукты, драгоценных сортов конфеты, самые невероятные игрушки, дорогая и всегда новая одежда — всего у них было навалом. Поиграв немного с каким-то электронно-вычислительным поездом (вагончики, в которых горел свет, станции, машинисты, пассажиры и прочая техническая ерунда) и поломав его, мальчишки без сожаления выбрасывали его; маленький Джемшерик мог шутки ради изрисовать новенькую рубашечку или вырезать ножницами узоры на своих шикарных джинсиках, и вещь тут же выбрасывалась, и её место занимала другая — ещё и дороже прежней.

Тоже и мать моих грузинских учеников — Лолита. Она была совершенно безобидным и безропотным созданием. Она никогда не ругала прислугу, никогда и ничего ни от кого не требовала, не капризничала; выпал ей в этой жизни жребий иметь богатого мужа, она и имела, а выпал бы жребий нищенствовать, она бы и нужду терпеливо сносила. Пока же она терпеливо переносила роскошь: ходила по дому в очень дорогих платьях, благоухала новейшими достижениями французской парфюмерии, а во всём нашем городе не знала ни одной улицы, кроме той, на которой жила: когда надо было куда-то ехать, она просто говорила шофёру, куда её доставить, и её доставляли: в магазин, в аптеку… А потом она говорила: домой! И её доставляли домой — по незнакомым и словно бы и не существующим улицам незнакомого города.

Сократ — муж Лолиты и отец Багратика и Джемшерика — где-то там, в другом мире, проворачивал баснословные дела, скорей всего — нечистоплотные; наверняка при этом и кровушка чья-то лилась, а уж как проливались слёзы — так об этом и говорить нечего! Только на слезах да на крови и можно было закрутить такую богатую и развратную жизнь, как у него… Но в дом, к детям, к жене, ничего этого, как казалось, не проникало. И хозяин тщательно следил за таким порядком вещей.

Новый тест для Баграта: глад голод хлад холод млат молот златозолото…

Вопрос: что такое «младость»?

Мальчик не знает.

Отыскиваем в компьютере старый похожий тест:

град — город,

прах — порох,

страна — сторона

страж — сторож…

(Мальчик всё прекрасно помнит и знает значение всех слов в одной колонке и в другой — в своё время я ему отдавал приказ выучить это, а приказы в условиях военной дисциплины — выполняются, а не обсуждаются!)

Смотри внимательнее в старый пример:

гРАд — гОРОд,

пРАх — пОРОх,

стРАна — стОРОна

стРАж — стОРОж…

Что же такое «младость»?

Мальчик не знает.

Давай сделаем так же, как и было тогда: выделим большими буквами ЛА и ОЛО. Смотри: в одном столбике везде ЛА, а в другом везде ОЛО. Видишь?

ГЛАд — гОЛОд

ХЛАд — хОЛОд

МЛАт — мОЛОт

ЗЛАто — зОЛОто…

Так что же такое «младость»?

Мальчик не знает.

Давай поменяем столбик ЛА на столбик ОЛО. Видишь, что получается, когда мы это делаем? Так что же такое «мЛАдость»?

Мальчик не знает.

— Смотри: ведь это же мОЛОдость! Просто нужно было заменить ЛА на ОЛО! И тогда бы ты получил это слово! Ведь оно же тебе знакомо!

— Точно! Правильно! А я и не думал, что и здесь так же можно!..

— А почему не думал?

— Вы же мне приказывали выучить чередование РА — ОРО, а про такое чередование ничего не говорили и ничего не приказывали!

Так же плохо было и в математике: вызубрить и повторить — пожалуйста, сообразить и посчитать — только с величайшим трудом и далеко не всегда.

А техника-то вокруг — новейшая. Вся классная комната завалена электроникой, как мусором…

Но вот зато другая проверка — постоянно действующая. Это сказки, которые мы штудируем — читаем, прорабатываем в них непонятные слова. Мальчик должен прочесть и связно пересказать данную сказку. И высказать своё отношение к её персонажам. Ну а сказки-то — народные: русские, немецкие, французские и всякие другие. А в народных-то сказках добро всегда торжествует над злом, а жадные и богатые всегда терпят поражение, а добрые и бедные всегда обретают счастье… Так и с кем же ты, на чьей стороне твоё сочувствие?

И вот тут-то мой ученик достойно проходит сквозь это испытание: его сердце всегда на стороне бедных и обиженных, как будто он и сам из их же числа, а его гнев — всегда направлен против богачей и грабителей. И это всё — искренне, я это безошибочно определяю. То же и маленький Джемшерик, который так любит присоединяться к нам и слушать наши сказки. Дети есть дети…

В жизни Сократа пока ничего особенного не происходило, если не считать новых похождений на любовном фронте, покупки ещё одной машины для своих телохранителей да нескольких грандиозных банкетов, которые он закатил, чёрт его там разберёт, по каким поводам.

Хотя во внешнем мире всё было далеко не так гладко. У всех на уме была прежде всего проклятая Чечня. В девятых классах «простой» школы, в которых я как раз-таки и работал, по программе был в это время Лермонтов. Когда я читал детям его маленькую, но прекрасную поэму «Валерик», то все слушали её — затаив дыхание. Ни на каком другом уроке литературы ничего подобного никогда не бывало. Среди тех лермонтовских стихов, которые я задавал детям учить наизусть, была и «Казачья колыбельная» — тоже на русско-чеченскую тему. И это произведение вызывало в детях необыкновенные чувства… А в десятых классах мы в это время проходили Льва Толстого, который тоже был участником русско-чеченской войны прошлого века. Почему-то принято считать, что вершина творчества Толстого — роман «Война и мир»; а по мне так ничего возвышеннее и волшебнее повести «Казаки» он не создал. Из всей русской литературы только на этой повести и сможешь по-настоящему понять, как бывает красив русский человек…

А в эту же самую пору один из крупных политических деятелей Франции, выступая по французскому телевидению опять же на чеченскую тему, зачитал французам «Казачью колыбельную» Лермонтова. Как обвинительный акт против русского народа и его великого национального поэта!

В качестве образца недоразвитости русского народа!

В конце февраля я опять получил свою сногсшибательную грузинскую зарплату: 250 000 рублей. По существующему на тот момент обменному курсу это было чуть-чуть больше, чем 50 американских долларов.

Когда же я впервые встретился с Сократом и мы с ним договаривались о плате за мой труд, то тогда это было в пересчёте на наши российские деньги более ста долларов; когда же мой работодатель после этого пошёл на попятный и нежданно заявил об уменьшении платы за мой труд, то и тогда это было чистых сто долларов; всё это означало, что моя грузинская зарплата снизилась на данное время — вдвое. Но, трезво оценивая степень жадности и бессовестности хозяина, я понимал, что большего он пока не даст. Впрочем, жить пока было можно и на эти деньги — очень скромно, отказывая себе и семье во всём, но — не впроголодь! А это самое главное. Ибо что может быть страшнее, чем вид собственных голодных детей. Да ещё и после вида других детей — пресыщенных! Да ещё и после вида и запахов той жратвы, которой во дворце моего грузина было так много, что иногда мне хотелось украсть что-нибудь и принести своим детям лакомый кусочек чужой роскоши! Искушение было, но я ни разу не поддался ему. Из гордости, а не от чрезмерной честности. Ничего. Проживём и без чужих объедков. И на том спасибо, мой дорогой грузин! Даст бог — и мы выживем! Выжили же как-то русские люди, пройдя через монголо-татарское нашествие и через советскую власть!

А в марте сильное потепление сменилось сильным похолоданием: разбушевалась метель, и то там, то здесь по городу рвались провода, обрушивались столбы и деревья. На подступах к моему дому валялось одно такое дерево: почки, из которых уже начали было вылазить первые нежные листики, умирали под снегом на безжалостном морозе…

Две работы и два заработка. Только и успевай — то на одну, то на другую, то в один мир, то в другой.

Так же метались туда-сюда и старенькая учительница, которая обслуживала маленького Джемшера, и молодая математичка Лида, роман, которой с Сократом уже к этому времени полностью завершился.

Под конец и этого месяца мы, все трое, получили каждый свою зарплату: я — 250 000 рублей, старенькая учительница — 165 000, молоденькая — 190 000. (Все просьбы обеих женщин о повышении жалованья, все ссылки на жестокую инфляцию Сократ отметал самым решительным образом.)

Вопрос о том, как долго ещё в нашем труде будет существовать необходимость, обсуждался. Имелось в виду, что мы будем нужны всё предстоящее лето вплоть до первого сентября, когда оба грузинчика пойдут в частную школу.

Ни мы, ни грузинское семейство и не догадывались, что нашим отношениям суждено будет вскоре закончиться. Ещё ровно один месяц — и всё исчезнет: и уютная классная комната с компьютерами, пальмами и аквариумом; и тетрадки с учебниками; и симпатичные дети с таким смешным грузинским акцентом, с такими смешными грузинскими жестами и поступками.

И зарплата грузинская — тоже исчезнет: ещё по одному разу получим, и — всё!

Апрель 95-го года проходил в стране под знаком приближающегося всенародного праздника: исполнялось полвека со дня победы нашего народа над Германией.

На фоне общей шумихи незаметным осталось вот какое сообщение: Россия согласилась сделать территориальные уступки Китаю! Китай теперь будет иметь выход в Японское море, и возле нашего Владивостока возникнет новый, уже китайский, порт! Остров же Даманский на реке Уссури, из-за которого в шестидесятых годах у нас был с Китаем вооружённый конфликт, остров Даманский уже давно отдан китайцам. Без боя. И там теперь сооружён музей боевой славы — в память тех, кто когда-то здесь славно сражался против русских. Каждый день тысячи китайцев под видом туристов и коммерсантов въезжают в Россию. Большая их часть назад возвращаться не собирается, и уже более двух миллионов их создало свои незаконные поселения в России, а знаменитый русский сибирский писатель говорит: ничего страшного, пусть заселяют, они — лучше нас, они работать умеют, вот пусть себе и работают, а Сибирь — велика!

В массовом восприятии как-то вдруг стушевались и чеченские события. А уж про моего грузина и ему подобных — люди и вовсе позабыли.

Между тем, существовал некий реальный человек, который когда-то, будучи совершенно нищим вошёл в один из крупнейших российских городов, стремительно обогатился, захватил колоссальную власть — и вот теперь об этом вроде бы никто и не знает!

Скорость с которою он обогащался и обогащался, всё нарастала и нарастала. Уже и знаменитые эстрадные певцы прилетают к нему из Москвы, чтобы только спеть пару песенок у него на вечеринке; уже и по телевиденью местному его показывают, называя по фамилии, но забывая почему-то назвать основной род деятельности и источник доходов; уже он и попечитель, и благодетель, и спонсор… Ещё немного и он скупит весь огромный город! И превратит его в грузинское княжество!.. Казалось, не будет конца и краю этому вечному восхождению…

Но конец-таки наступил.

Ведь вся эта история уже сколько раз случалась-переслучалась на белом свете, и концовки у неё всякий раз бывали скучные-прескучные, неинтересные, занудные. Фортуна — дама, начисто лишённая воображения, как девчонка-старшеклассница из приличной семьи — пишет и пишет свои правильные сочинения: Онегин — типичный представитель; роман «Война и мир» — энциклопедия русской жизни; Сергей Есенин — воспел красоту русских берёзок… Читаешь бывало такие сочинения, и такая порою тоска охватывает! Вот и на сей раз этой скучной-прескучной античной богине ничего оригинального не пришло в её блондинистую голову — она в очередной раз написала что-то очень скучное-прескучное…

В моего грузина стреляли.

Но — не попали.

Он приехал домой на своей шикарной машине, изрешечённой пулями. Сам — цел, а шофёр — слегка ранен. Почему-то считалось, что нельзя обращаться с этим делом в официальные инстанции — в милицию, в «скорую помощь». Только сейчас я и узнал, что Лолита, Сократова жена, по образованию — медсестра; она-то и сделала перевязку…

Тут же по дворцу прошелестел слух: через неделю хозяева уезжают и насовсем.

Кипели какие-то страсти-мордасти, а для меня это всё означало только одно: не будет у меня больше грузинской зарплаты, а будет только русская, нищенская. И хоть иди после этого побирайся!

С грузинской работы мы с Лидой-математичкой в этот раз уходили вдвоём. Шли по улице и думали: как жить-то будем дальше? Почему-то не думалось о том, что и в нас могут стрелять, приняв нас за кого-то из банды Сократа; думалось только об этом. Лида поделилась со мною секретом: оказывается к ней и раньше подходила Лолита и пыталась о чём-то важном посоветоваться. Лолита, не имея в этом городе ни подруг, ни родственников, не имея жизненного опыта (простая деревенская девушка, вышедшая замуж в восемнадцать лет), Лолита пыталась до чего-то додуматься. Она задавала Лиде такие вопросы: что мне делать, если моего мужа убьют? куда деваться с детьми? Оказывается всё недвижимое имущество Сократа было записано на его родственников, а сам Сократ вообще ни по каким документам вроде бы и не жил в нашем городе! Грузины-родственники всё себе захапают — для Лолиты это было совершенно очевидно, — а её с детьми выгонят на улицу! Нельзя ли хотя бы часть имущества как-то переоформить, как-то переписать?.. К мужу с этими вопросами она боялась подходить, а к Лиде подходила. Но что ей могла подсказать Лида?

— И правда — куда она денется со своими детьми, если её мужа всё-таки убьют? — сказал Лида. — Мне её так жалко!

Я разозлился:

— Дура ты, Лида! Почему мы, русские вечно кого-то жалеем?! Кто бы нас пожалел! Ведь нас никто и никогда не жалеет! Пусть эта Лолита едет в своё абхазское горное селение и там и живёт!..

— Но ведь — дети!..

— А что дети? Почему мои дети должны жить в нищете, а её — не должны? Пусть и её поживут! Миллионы других детей живут в деревнях и ничего! И за скотиной ухаживают, и огороды копают!..

— Какой вы злой, Григорий Гордеевич!

— Да не злой я! Ничего в этом плохого нет; старший мальчик — ведь это точно, что он рождён для ухода за скотиной, а не для университетов. Ведь он же почти слабоумный! Ты же сама прекрасно знаешь, как необыкновенно тяжело ему давалось учение! Ну а младшенький — талантлив, я не спорю. Ну так и пусть пробивается по жизни! Наш Ломоносов — с чего начинал?

— Мне потому так их жалко, что я — я так виновата перед ними… Перед Лолитой, перед детьми…

— Если ты перед кем и виновата, так это перед своим мужем, перед своим ребёнком, перед самою собою! Грузинскую семью ты бы всё равно не разрушила даже и при самом твоём жгучем желании. Кавказские мужчины своими семьями дорожат и сколько бы ни гуляли на стороне, жён своих никогда не бросают!.. Русские женщины так уж по-дурацки устроены, что вечно они липнут ко всякой мрази. Не ты, так другая бы вляпалась в этого красавца-мужчину. Кому-то надо было быть в роли Сократовой любовницы, вот ты и заняла эту вакансию… Да забудь ты об этом! Чёрт с ним!

Мы ещё о чём-то говорили и говорили, и вдруг неожиданно для себя поняли простую вещь: мы рады, что избавляемся от нашего благодетеля, кормильца и поильца. Да, жить будет труднее без этих грузинских денег, а всё-таки: надо ведь и гордость какую-то знать! Мы ведь — русские люди!

На другой день у меня была встреча с моим другом Ваней Стегненкой.

Ваня-философ усиленно просвещал меня по коммерческой части:

— Завтра, когда ты придёшь к своему грузину, ты должен будешь потребовать от него какой-то надбавки к той зарплате, которую он тебе выдаст на прощанье. Ты должен будешь заявить ему: инфляция нарастала, а зарплата с самого января — не менялась! Твои деньги обесценивались, и фактически мой заработок у тебя снизился вдвое по сравнению с тем, что было ещё в самом начале… А было-то — СТО ДОЛЛАРОВ! А стало-то — СОРОК ПЯТЬ! Да разве ж это честно!

— Что ж ты думаешь, он и сам этого не знает! — возразил я.

— Знает или нет, а ты ему скажи!

— Я всё-таки думаю, что он и сам догадается. Всё-таки я столько души и труда вложил в его детей…

— Уверяю тебя: он ни о чём сам не догадается! Ты ему всё это должен будешь сказать: мол, я рассчитывал проработать у тебя ещё месяца три-четыре; мол, несбывшиеся надежды; трали-вали; нужна какая-то компенсация хотя бы в размере одного месячного оклада! Пойми: это — нормально! Во всём цивилизованном мире — принято именно так!

— Но мы-то живём не в цивилизованном мире, и уж менее всего представителем цивилизованного мира является мой Сократ… Сократ! — я усмехнулся. — Это ж надо было придумать такое имя! Нет чтобы назвать своего ребёнка Чингисханом или Тамерланом! Так они вместо этого дали ему имя — Сократ! — я рассмеялся. Громко и нервно.

— Да ты не болтай попусту! Слушай меня: завтра ты должен будешь…

— Эх, Ваня! Помнишь, как сказано у Булгакова: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут».

— Но ведь твой грузин ничего тебе сам не предложит, если ты у него не потребуешь!

— Значит, так тому и быть! Не буду я ничего просить!

Когда я на другой день пришёл на очередное занятие с мальчиком Багратом, ничто не предвещало никаких особых перемен. Мы хорошо позанимались — русским языком и английским, а когда я уже было собирался уходить домой, в комнату вдруг вошёл Сократ. Он сделал сыну знак убираться вон, уселся напротив меня за красивый стол с какими-то резными изогнутыми ножками и сказал:

— Дорогой! Спасибо тебе за всё! Через два часа мы уезжаем из города. Насовсем.

— Как?.. Уже?.. И куда?..

— Какая разница — куда? Ну допустим — в Кисловодск. У меня там большие связи.

— А как же вещи? — спросил я. — Ведь это же всё надо грузить куда-то, на что-то!.. А вы ещё ничего не собирали! А дом?..

— Это разве настоящие вещи? — Сократ устало махнул рукой. — И это — разве настоящий дом?

— Но как же так — сразу, быстро, внезапно?..

— Ничего не сразу! Ты же знаешь, что позавчера в меня стреляли. Началось… Опять они меня нащупали… — Сократ помолчал — тяжело, с глазами, налитыми свинцом. — Но я такой вариант развития событий уже ДАВНО предвидел. У меня всегда найдётся — на какие позиции отступить. Сократа везде знают, Сократа везде ценят. А новый дом — меня уже давно ждёт в другом месте. И — НЕ один. И — НЕ в одном городе. Я — НЕ пропаду. Сейчас я отдам тебе твою честно заработанную зарплату. — Сократ достал из кармана пиджака толстый бумажник из крокодиловой кожи. Выложил деньги на стол и стал их считать:

— Одна тысяча! Две тысячи! Три тысячи! Четыре тысячи!..

Через некоторое время он торжественно провозгласил:

— Вот тебе твоя зарплата — двести пятьдесят тысяч! А впрочем, дай-ка я для верности ещё разок пересчитаю деньги! Деньги, сам знаешь, они счёт любят! Туда заплатил, сюда заплатил, туда кинул, сюда кинул, смотришь — уже и НЕТ денег!.. Одна тысяча, две тысячи, три тысячи… Туда заплатил, сюда заплатил… четыре тысячи, пять тысяч… Туда кинул, сюда кинул… Шесть тысяч, семь тысяч…

Вот и кончилось моё двухзарплатное житьё-бытьё. Грузин и в самом деле повернулся и уехал куда-то вместе со всем семейством. Куда — понятья не имею, но подозреваю, что в сторону, противоположную Кисловодску и Кавказу. Скорей всего, убежищем для него стали или Москва, или Питер — там и размахнуться-разгуляться легче, и раствориться и стать невидимым — тоже.