Убить Герострата

Глава 1

июнь 2003 года

«…Тогда Герострат, который, наподобие старухи Шапокляк, считал, что хорошими делами прославиться нельзя, решил стать известным благодаря делу плохому и поджег храм Артемиды Эфесской, считавшийся одним из семи чудес света. Когда суд установил причину преступления, было вынесено решение: «Забыть Герострата!»

По домам днем и ночью ходили судебные исполнители и спрашивали: «Кого надо забыть?»

«Герострата», - в обязательном порядке отвечали им. С тех пор прошли века, имена строителей храма канули в Лету, а имя Герострата помнит каждый школьник.

Нечто подобное происходит и с нами. Наверно, у многих из нас есть в памяти такой человек, который если не разрушил жизнь, то оставил тяжелый след в душе. Человек, которого надо забыть, и чем скорее, тем лучше. Но чем больше пытаешься забыть, тем чаще вспоминаешь, потому что тебе выпало любить Герострата!»

Откинувшись на спинку стула, я перечитала набранное.

Никуда не годится! Напыщенно, претенциозно и… в общем, глупо. Статью о психологической зависимости, которую мне заказал один женский журнал, надо было сдать завтра. В самом крайнем случае, послезавтра. А у меня еще конь не валялся. И, похоже, валяться не собирался. Казалось бы, почему не написать «с себя» - опыта достаточно. Но вот не писалось.

Я встала, походила по комнате, покрутила во все стороны головой: в последнее время стоило полчаса посидеть за компьютером, и где-то между шеей и правым плечом начинало противно ныть. А когда-то ведь сидела по восемь-десять часов - и ничего. Как-то некстати вспомнился «Фауст»:

Лишь человеку минет тридцать лет -

Он как мертвец уже созрел для гроба.

Тогда и нужно всех вас убивать.

Если следовать этой логике, жить мне осталось меньше двух лет.

Может, сходить за продуктами? То, что холодильник напоминает пустыню Гоби, не беда, мне вовсе не повредит скинуть пару-тройку килограммчиков. Но вот кофе осталось на одну чашку, а это уже катастрофа. Без кофе я жить не могу. Пусть он будет самый дрянной, на который настоящие кофеманы и не посмотрят, - лишь бы в нем был кофеин. Без чашки с утра и еще нескольких в течение дня я не человек, а злобное унылое чудовище.

На пути следования попалось зеркало: не заметив как, я добралась до прихожей. И правда, чудовище. Немытая, нечесаная, в затрапезном халате. Вообще-то временами я бываю очень даже ничего. Когда мне надо. Правда, ничего хорошего от этого самого «ничего» пока не проистекло. Скорее наоборот.

Я рассматривала себя, вернее, свое пыльное смутное отражение.

Можно подумать, увидела что-то новое! Рост - от горшка два вершка, всего-то метр шестьдесят. Не худая и не толстая, не корова, конечно, но и не газель. Так себе фигура. На голове клочкастый рыжий веник, уложить который в прическу - сплошное мучение. Яна, моя парикмахерша, каждый раз грозится подстричь налысо. Обычно я себе не нравлюсь, хотя и пытаюсь убедить, что пока не полюблю себя сама, не полюбят и другие.

В моем активе пара-тройка школьных симпатий, семилетний брак, тихо скончавшийся три года назад, и несчастная любовь, которой недавно стукнуло шесть лет. Нет, я ничего не перепутала, просто несчастная любовь наложилась на брак, от чего тот и развалился. Вернее, и от этого тоже. С тех пор я одна. Временами с кем-то знакомлюсь, или со мной знакомятся, но дело ограничивается одним-двумя свиданиями, редко больше. И вовсе не потому что обжегшись на молоке, или потому что я такая разборчивая невеста, вроде Агафьи Тихоновны. Психоаналитик, наверно, сказал бы, что я просто боюсь снова полюбить и обломаться, но, скорее всего, дело в том, что я до сих пор люблю Герострата.

Настроение мое было созвучно тому, что наблюдалось за окном: мрачно и уныло. И это лето! Я родилась в Питере, тогда еще Ленинграде, прожила в нем до четырехлетнего возраста, потом меня привозили в гости к бабушке, наконец я вернулась. И вот уже третий год не могла привыкнуть к ледяному ветру, дующему со всех сторон одновременно, к сырости и к тому, что первым вопросом, возникающим каждое утро, является прогноз погоды. Лето для меня - это жара, духота и пляж до копчености. Хотя я, как и любой сочинский абориген, на море ходила раза три за лето. Но десять градусов тепла в июне - это уж слишком!

Наконец я мобилизовала себя на подвиг, почистила зубы, кое-как расчесала свою львиную гриву и натянула джинсы. Телефонный звонок застал меня в недрах шкафа, где я разыскивала свитер, который не надо было бы гладить. Нет, работа на дому разлагает до неприличия.

- Алла Валентиновна? - поинтересовался незнакомый мужской голос.

- Да, - ответила я с нехорошим чувством, потому что не любила незнакомые голоса по телефону.

- Вас беспокоит капитан Зотов, уголовный розыск. Вы позволите приехать к вам минут через сорок?

Как любой редактор я ненавижу штампы. Но как у обыкновенного человека сердце у меня упало в пятки.

- Можно поинтересоваться вашим именем-отчеством? И местом работы? - спросила я противным голосом.

- Пожалуйста. Алексей Степанович. А место работы - ГУВД, отдел по расследованию убийств.

Если сердце у меня упало в пятки еще до этих слов, то, интересно, куда оно провалилось теперь?

Глава 2

Прежде чем вдаваться в подробности, стоит напомнить бородатый, как патриарх, анекдот.

Поручик Ржевский в дворянском собрании рассказывает, опять же, анекдот. «Господа, слушайте. Идут по пустыне пять, нет, десять верблюдов. И у каждого на горбу пять, нет, десять мешков с дерьмом». – «Ржевский, а в чем соль?» - «Никакой соли, господа, только песок, верблюды и дерьмо».

Так вот соль, а точнее, дерьмо всего анекдота в том, что Андрей Корнилов и был тем самым Геростратом, которого я уже шесть лет безуспешно пыталась забыть.

Мне исполнилось три года, когда моего отца посадили. Он работал прорабом на стройке, и на него, как водится, списали крупную недостачу. Через год в колонии произошел несчастный случай, и он погиб. Я его, разумеется, не помнила. У матери остался свадебный альбомчик и несколько мутных любительских снимков.

Как-то раз мы с ней поехали отдыхать на юг, в санаторий, и там она познакомилась с Эдуардом Анатольевичем, врачом-физиотерапевтом. Через полгода мы вернулись в Сочи и поселились у него. Мама и Эдуард поженились и стали жить-поживать, добра наживать.

Я росла самым обыкновенным сочинским ребенком, который, по определению, уверен, что весь мир отдыхает, развлекается и тратит деньги, и только местные обречены на каторжный труд. Училась средне, но не потому, что была глупой, а из-за фантастической лени. Выручала хорошая память и общая эрудиция: книги без разбора глотала лет с четырех. Мама с Эдуардом больше занимались собой и своими делами, чем мной, к тому же я была ребенком, в целом, беспроблемным. Учителя не жаловались, вела я себя прилично, особых притязаний на что-то у меня тоже не было. Зато была глубоко законспирированная личная жизнь, в которую я никого не посвящала.

Дело в том, что нравились мне исключительно мальчики, даже не смотревшие в мою сторону. Тех, которые смотрели, я просто не замечала. А в выпускном классе в нашу школу перешел Мишка Увалов и потратил почти целый год на то, чтобы меня завоевать. И завоевал. Обычно я на таких завоевателей внимания не обращала. Кто хоть раз отдыхал в Сочи, знает, какая там атмосфера, круглый год, а с весны до осени особенно: густая, насыщенная адреналином и телесным электричеством. Девочки взрослеют рано. Физически, разумеется, не умственно. С умственным развитием, похоже, наоборот выходит задержка. Невинность теряют бездумно и истерично, часто с первым попавшимся. Просто потому, что пора пришла. Потому что подружки уже… Я же с детства была упрямой, как баран, но в стаде идти не желала. Хотелось выбирать самой.

Однако Мишка взял меня измором. Легче было, как говорится, согласиться, чем объяснить, почему не хочу. Согласиться не на постель - это произошло позже, - а влюбиться не по своему собственному выбору. Звучит по-идиотски, и тем не менее.

Сначала я просто привыкла, что его улыбающаяся физиономия всегда рядом, а потом мне это даже понравилось. К тому же Мишка был неглуп и весьма хорош собой: высокий и широкоплечий, кудрявый шатен с голубыми глазами. Многие мне завидовали. Для моего самолюбия это было немаловажно. На выпускном вечере он сделал мне предложение, и я согласилась.

Мама убеждала поступать в институт в Питере. Главным аргументом было то, что не надо будет жить в общежитии или снимать комнату, поскольку имеется бабушка Света с двухкомнатной квартирой. Я отбояривалась тем, что Питер для меня хоть и родной город, но абсолютно чужой, к тому же мои школьные знания не позволяют рассчитывать на что-то серьезное. На самом деле загвоздка была в Мишке. Он-то уж точно не собирался никуда ехать, его дядя заведовал кафедрой в нашем педагогическом. Мишка подал документы на истфак, а за ним и я - на русский и литературу. Мы благополучно поступили - надо было быть совсем тупыми, чтобы туда не поступить! - и продолжали встречаться, пока не «случилось страшное».

Надо сказать, что, при всей своей начитанности, в вопросах физиологии я была тогда полнейшим профаном. Когда сверх положенного по календарю накапало десять дней, я разрыдалась и бросилась маме на шею. Хорошо, я была идиоткой, но она-то чем думала? Тестов тогда еще не продавали, но отправить меня к гинекологу она вполне могла. Вместо этого они с Эдуардом призвали нас к ответу:

«Что вы намерены делать?»

«Жениться», - буркнул Мишка.

Его родители были не в восторге, но, как люди порядочные, противиться не стали. Мы подали заявление в загс, а через три недели я проснулась в луже. Была ли это задержка, или же я на самом деле забеременела и случился ранний выкидыш, так или иначе, мне хотелось провалиться сквозь землю. Но Мишка сказал, что умерла так умерла и мы все равно поженимся. Я согласилась, и это было первой из сборника Великих Глупостей, которые мне довелось совершить.

Все без исключения, даже моя мама, не говоря уже о Мишкиных родителях, у которых мы поселились, думали, что я обманом женила его на себе. Отношение ко мне было соответственным. Промаявшись пару месяцев, мы переселились к моим. Маму это не слишком обрадовало, но Эдуард, на протяжении четырнадцати лет относившийся ко мне с швейцарским нейтралитетом, воспринял это спокойно. Он, похоже, ничего и не заметил. И скоро мы узнали почему.

Все эти годы он работал там же, в санатории, у него был свой кабинет, который он частенько использовал для скорострельных огневых контактов с отдыхающими дамочками. Мама, конечно, догадывалась, но закрывала глаза, полагая, что негулящий мужчина в Сочи - это нонсенс. Главное, что возвращается домой. И вот однажды Эдуард возвращаться отказался. На той же самой кушетке, где вылупился их с мамой священный союз, вспыхнула новая страсть, на этот раз с молоденькой москвичкой. Девчонка уехала, Эдуард, невзирая на мамины слезы и уговоры подумать, подал заявление на развод и отправился следом. Потом появился на суде, получил все полагающиеся бумажки, забрал кое-какие вещи и исчез совсем, хотя из квартиры выписываться не стал. Мама поплакала, поплакала - и вернулась в Питер.

Глава 3

Глава 3

- Алла Валентиновна!

Похоже, я слишком увлеклась воспоминаниями, и капитан Зотов решил напомнить о себе.

Черт! Черт!!! Когда после его звонка я думала: кто? - именно Корнилов мне в голову и не пришел. Хотя вообще я думала о нем часто. Слишком часто. И даже сегодня, когда сочиняла статью. Впрочем, так было и раньше, в Сочи. Стоило подумать о нем, я тут же встречала где-нибудь или его самого, или наших общих знакомых, которые, ничтоже сумняшеся, выкладывали мне о нем новости.

В желудке образовалась глыба льда. Я укусила себя за палец и сказала:

- Это смотря что вы подразумеваете под «виделись». Если просто когда я его видела в последний раз, то прошлым летом, в Сочи. Я там отдыхала. Случайно встретила на улице. Он меня не заметил. Или сделал вид, что не заметил. А если когда мы общались, то… года три с половиной назад.

- И он вам не звонил в последнее время?

- Куда, сюда? - изумилась я. - Да он и телефона моего не знает. Мы вообще никаких отношений не поддерживали.

- Алла Валентиновна, - укоризненно протянул Зотов.

«Семен Семеныч!» - вспомнила я «Бриллиантовую руку».

- Вы отправляли Корнилову открытки, поздравляли с праздниками. В стихах. Видимо, собственного сочинения.

Он процитировал пару строк, и я покраснела. В таком контексте стишки звучали особенно глупо. И номер городского телефона я действительно в один конверт в последнюю минуту затолкала. На отдельном листочке.

- Извините, забыла, - пробормотала я. - Впрочем, он мне все равно не звонил ни разу. Ни в последнее время, ни вообще. Кстати, может, вы мне все-таки скажете, в чем дело? Он что, убил кого-то? Или… - неожиданно для себя я всхлипнула, - его?

Зотов мой вопрос проигнорировал, и я начала закипать, потому что всегда ненавидела эту хамскую манеру: упиваться своей крохотной, с ноготь, но все-таки властью и делать вид, что остальные - просто грязь на дороге.

- Эти открытки хранились у Корнилова дома вместе с вашими фотографиями. В отдельном конверте. Все остальные… девушки располагались в альбоме. Следователь предположил, что у вас были особые отношения, - слово «особые» он густо выделил.

- Я не знаю, что для вас значит «особые».

Эту мою реплику Зотов тоже пропустил мимо ушей.

- Все дело в том, - наконец снизошла я, - что отношения эти, как вы говорите, были очень короткими, и мы их не афишировали. А если вы немедленно не объясните мне, в чем дело, я больше ни на один вопрос не отвечу. Я с вами вообще разговаривать не обязана. Если надо, вызывайте повесткой к следователю.

Зотов призадумался.

- Хорошо, - сказал он. - Андрей Корнилов случайно стал свидетелем убийства. Ну, не совсем, конечно, случайно, у него и самого рыльце в пушку, но, в общем и в целом, он не слишком виноват. Поскольку в это дело замешаны не последние люди и немалые деньги, он благоразумно скрылся. В Сочи установили, что он уехал сюда.

- Не смешите меня! - перебила я. - Вы хотите сказать, что разыскиваете его для того, чтобы спасти от нехороших дяденек? Сделаете пластическую операцию, снабдите новыми документами и определите на жительство куда-нибудь в Австралию? Да он вам нужен как свидетель, только и всего. Если вы, конечно, меня не обманываете.

- Не обманываю, - заверил Зотов. - Он действительно нам нужен как свидетель. Это наш единственный шанс закрыть, как вы говорите, нехороших дяденек.

Отбил-таки подачу!

- И что? В лучшем случае вы обеспечите ему отдельную камеру, где на следующее утро его найдут аккуратно удавившимся. А дяденек, если они такие крутые, вам все равно закрыть не удастся.

- Не исключено, - пожал плечами Зотов. - Но есть шанс, что этого не произойдет. Если же его первыми найдут они, то шанса не будет вообще.

- Вы так спокойно об этом говорите?

- А что я могу сделать?

Действительно, а что он может сделать?

- Не думаю, что он придет ко мне. Мы расстались не лучшим образом. К тому же у него в Питере есть родственники и знакомые.

- Ни к родственникам, ни к знакомым он не пошел. Это мы уже выяснили. Алла Валентиновна, я вас очень прошу. Если появится, убедите его связаться со мной. Я вам оставлю телефон. Это в его же интересах. А возможно, и в ваших.

- Так может, его и в Питере-то уже нет. У него девицы по всей стране.

- Может, и нет. Но если все-таки…

Я выпроводила настырного капитана и опять вспомнила о кофе. Ветер, завывая, швырял в стекло пригоршни капель, карниз громыхал, угрожая сорваться и улететь. Магазин, в котором я обычно отоваривалась, было видно из окна, но идти все равно не хотелось. Пошарив по ящикам, я нашла завалявшийся одноразовый пакетик псевдокофе. По крайней мере, до завтра проблема решена. Остатки допью сегодня, а пакетик оставлю на утро. А там будет видно.

* * *

«…Некоторым людям, на первый взгляд, постоянно не везет в личной жизни, несмотря на массу положительных качеств. Либо они без конца страдают от неразделенных чувств, либо снова и снова влюбляются именно в тех людей, которые доставляют максимум огорчений и неприятностей. Не надо быть психоаналитиком, чтобы понять: человек без принуждения или крайней необходимости делает лишь то, что хочет сделать, что ему нужно и важно, пусть даже не сознавая этого. И если вы раз за разом выбираете объект, заставляющий чувствовать себя несчастной, стоит задуматься: может это ощущение вам жизненно необходимо?..»

Глава 4

Проснулась я поздно. Плед сполз на пол, шея задеревенела от лежания на жесткой думке, набитой рваными колготками. Телефон надрывался от крика.

Корнилов! Меня так и подбросило.

Во вратарском прыжке я схватила трубку и поморщилась. Звонили из журнала. Заведующая отделом психологии, с которой я познакомилась в поезде, когда перебиралась жить в Петербург. С тех пор мы взаимовыгодно сотрудничали. Она время от времени заказывала мне статьи на всякие глупые темы, а я звонила своей сочинской подруге Кате, когда Галина собиралась в отпуск и хотела, чтобы ее недорого пустили на постой.

Галя сказала, что сегодня в редакции какое-то торжество и поэтому меня не ждут, а завтра ее не будет. Договорились, что привезу статью в пятницу. Конечно, можно было и по электронке отправить, но платили мне по факту и наличкой, поэтому отвозила сама, на дискете.

Я переложила с места на место пару одежек и книг, что символизировало уборку, допила последний кофе, разложила пару компьютерных пасьянсов. В общем, целый день только и делала, что... правильно, ждала звонка. Ну надо же быть такой дурой! Я даже погладила приличный свитер и накрасилась, при этом не уставая угощать себя самыми сочными и изощренными эпитетами. Читая рукописи, я частенько выписывала в блокнотик интересные фразы, в том числе и ругательные. Ну не пропадать же знаниям без применения.

К вечеру погода стала еще гаже. Дождь то моросил, то лил, ветер завывал, жестяной карниз грохотал, возомнив себя коршуном на привязи. Голод стал совсем не теткой, безумно хотелось курицу-гриль, которыми торговали в ларечке напротив, но вылезать на улицу не тянуло. Подумав, я позвонила Динке, соседке и ближайшей подруге.

Динка жила прямо за стенкой, в двухкомнатной. За эти без малого три года мы стали почти родными. Дня не проходило, чтобы не посидели на той или другой кухне за чашечкой кофе, обсуждая мировые и сугубо частные проблемы. Она, как и я, выскочила замуж в восемнадцать лет, но через год развелась. Вообще-то, звали ее не Диной, а Дианой, но имя это она не выносила, считая собачьей кличкой. А Дина - если от слова «динамо» - подходило ей во всех смыслах.

Кавалеров у ослепительно красивой брюнетки с фигурой топ-модели было как грязи, но повторять брачный опыт желания не имелось. Едва отношения проходили конфетно-букетную стадию, она их аккуратно разрывала. Работала Динка врачом-ортодонтом в суперпрестижной стоматологической клинике с конским ценником, поэтому в пожилых денежных кавалерах не нуждалась, предпочитала молодых и привлекательных.

- Ты уже вернулась? - обрадовалась Динка моему звонку.

- Откуда? - удивилась я.

Сначала Юлия Петровна, теперь вот и Динка. Я два дня безвылазно сидела дома за статьей. Конечно, подобную дребедень можно сочинить за час, но я даже к такой работе относилась с патологической ответственностью. Когда писала, обычно предупреждала Динку, и она меня не трогала. Так было и в этот раз. Четко сказала, что пишу статью.

- Ну не знаю, откуда, - фыркнула Дина.

- Я не уезжала никуда.

- Правда? - недоверчиво протянула подруга. - Может, показалось? Сегодня у нас что, среда? Значит, это было в понедельник, утром. Я шла на работу, а ты ловила такси. С большой синей сумкой. Я тебе крикнула, но ты не услышала, села и укатила.

- Да ничего подобного! Это была не я. Я с воскресенья из дома не выходила. Кстати, у тебя кофе нет?

- Кончился, - вздохнула Дина. - Я думала, у тебя есть. Значит, все-таки придется выходить. Тебе надо что-нибудь купить?

А я-то думала, как бы получше подкатиться, чтобы упросить ее выйти в магазин! Не дай бог уйду, а тут Герострат объявится. Рассыпаясь в лицемерных благодарностях, я накидала ей поручений и поставила чайник. Электроплита в квартире не менялась с момента постройки дома, три конфорки из четырех еле грели, а четвертая не работала вообще. Чайник только-только начинал парить, когда раздался звонок. Путаясь в ключах и замках, я открыла.

- Так, держи. - Динка протянула мне два набитых пакета. - Я была тебе должна сто двадцать, потом ты мне полтинник, потом еще я... Короче, теперь никто никому ничего не должен. Пошли ко мне.

- Дин, давай лучше у меня. Я… звонка жду...

- О-о! - хитро улыбнулась Динка. - И как его зовут, звонка этого?

- Да нет, - покраснев, выкручивалась я. - Это Галка должна позвонить из редакции, когда статью привезти.

- Сказки мне рассказывай, Андерсен! Вся прям причесанная и накрашенная.

Я дернула себя за раскрутившийся локон, открыла рот и тут же прикусила язык. Дина была в курсе всей моей любовной опупеи и, в отличие от меня, смотрела на явление по имени Герострат беспристрастно. Явление ей не нравилось.

«Аналогичная история произошла с козой Манькой! Мой муженек был того же типа! - вопила она, расхаживая взад-вперед по своей нарядной кремовой кухне с ярко-желтыми занавесками, а я в это время грызла ногти, погрузившись в глубины тупой депрессии. - Ласковый дебил с садистскими наклонностями. К тому же неспособный поддерживать отношения с одной женщиной более нескольких месяцев. Плавали, знаем, почем хрен на базаре. Только я с таким больше ни за какие коврижки не свяжусь, а тебя пальцем помани - и побежишь, ломая ноги. Ах, милый, на палочку, тресни меня еще разок по башке тупой!»

Глава 5

Обычно если я плохо сплю одну ночь, то уж на следующую-то дрыхну, как сурок. Но, похоже, не в этой жизни. Снова я лежала и смотрела в потолок, хотя и диван был разобран, и подушка под головой нормальная, и вместо скользкого пледа теплое верблюжье одеяло с похожей на головастика дырочкой.

Поговорив с Корниловым, я поняла вдруг, что появление его мне и на самом деле в тягость. Романтики были правы, ставя саму мечту гораздо выше ее реализации. Это уже банальность: будь осторожен в своих желаниях, иначе они могут сбыться. Но деваться было некуда.

Чтобы хоть как-то примирить себя с действительностью, я стала вспоминать то, что происходило шесть лет назад. Но воспоминания, такие неотвязные, когда я хотела от них избавиться, сейчас расползались, как мокрая газета. Начинала думать об одном, перескакивала на другое, невпопад вспоминала о третьем.

Я встала и вытащила из шкафа альбом с фотографиями. Перелистала несколько страниц. Вот она!

Сочи. Паром «Дагомыс», капитанский мостик. В центре Милка в капитанской фуражке и с биноклем, рядом Мишка обнимает за плечи Татьяну, которая держит за руку Костю. Вот я с бутылкой пива и блаженной улыбкой от уха до уха. А вот и Герострат. Белые джинсы, зеленая футболка. Светлые, недавно подстриженные волосы смешно топорщатся. Руки в карманах.

...Через пару недель после знакомства в «Петушке» мы с Мишкой получили приглашение на день рождения Милы. Кроме нас была еще одна пара. Кому в голову пришло «прокатиться на кораблике», не помню. Стоило удовольствие не так уж и дорого, в программе - три часа ночного плавания вдоль берега плюс бар и дискотека. Купили билеты, загрузились, сначала пивка для рывка, потом вино на пиво - это диво. В честь торжества нам разрешили зайти в капитанскую рубку и сфотографироваться.

Через час мы с Костей сидели на корме и травили анекдоты. В разгар веселья появился Герострат - тогда он, разумеется, еще не был Геростратом.

«Чего это вы тут смеетесь?» - ревниво поинтересовался он.

Мы с Костей зарыдали от смеха и упали друг другу в объятья.

И тут наши с Андреем взгляды встретились... Та крохотная искорка, которая пробежала между нами в «Петушке» и, незатоптанная, тихонько притаилась в глубине моей души, вдруг вспыхнула в огромную змеящуюся молнию, в фейерверк, в ядерный взрыв...

Музыка, яркий свет, воздух - горячий и густой и от табачного дыма. Я танцую с незнакомым парнем лет семнадцати, который шумно пыхтит мне в ухо. И вдруг каким-то чудом вместо него - он! Прижимаюсь к нему, как утопающий хватается за змею. Задыхаюсь, начинает колотить дрожь. И вот мы на палубе, стоим рядом, смотрим на дальние городские огни, пьем по очереди вино из одного пластикового стаканчика. И молчим. Потому что не надо слов. Потому что и так все ясно. Все будет потом - боль, стыд, угрызения совести, отчаяние, унижения. Но в тот момент я была счастлива, как никогда прежде и никогда потом...

Снова и снова я вглядывалась в эту фотографию. Других снимков Герострата у меня не было.

Стоп! Ведь и у него могла быть только одна моя фотография! Эта самая. Больше мы нигде не фотографировались, и никаких своих снимков я ему не дарила. Я вообще плохо получалась и поэтому не любила фотографироваться. Но капитан Зотов сказал, что Андрей хранил в отдельном конверте мои открытки и фотографии.

Нечего придираться к словам. В конце концов, он же не сам видел этот пакет. Он в Питере, а в Сочи в корниловских вещах рылся кто-то другой. Сказали «фотографии», он мне так и передал. Не все ли равно?

Не все ли. Стихи Зотову ведь не по телефону процитировали, переслали по факсу или по мылу. Как самое важное свидетельство. Чего? И Зотов их тут же наизусть заучил, да?

Мне стало как-то холодно, и я закуталась в плед. Внутренний голос намекал: Зотов ни в коем случае не говорил мне правду. Но парадоксальным образом, я знала, что при этом он меня и не обманывал.

А кого видела Динка именно в тот момент, когда другие люди были уверены, будто я куда-то уехала? При любых прочих обстоятельствах я бы не обратила на это внимания, мало ли совпадений. Внешность у меня достаточно стандартная, одежда тоже не от кутюр. Что касается мамы, то она уже столько ерунды про меня сочинила, не сосчитать. Но сейчас...

Нет, хватит себя накручивать, так можно черт знает до чего додуматься.

Позвонить маме? Нет, начало второго. Она уже в одиннадцать крепко спит, положив Кирюшу под бочок.

Отношения у нас с мамой были странными - да, но плохими их назвать было трудно. Просто я почему-то чувствовала себя старше и снисходила до ее образа жизни как до детских шалостей. Мама всегда в первую очередь занималась собой, и мы никогда не были особо близки. Я не делилась с ней своими проблемами, она своими со мной - тем более.

Пока мы жили в Сочи, я воспринимала ее не только как маму, но и как даму. После развода с Эдуардом она стала теткой, которая хочет быть дамой. В Питере у нее был уже третий муж за десять лет, а всего, стало быть, пятый. Причем каждый новый моложе предыдущего. Впрочем, Кирюша - мужик неплохой и обеспеченный, так что корысти какой-то у него по отношению к маме быть не могло. Хотя мама была на двенадцать лет старше, выглядели они ровесниками и жили третий год вполне мирно. Ну и флаг им в руки. Правда, лет через десять мама будет уже пенсионеркой, а Кирюша - парень еще хоть куда. Ладно, поживем - увидим.

Глава 6

Редакция малопопулярного дамского журнальчика «Нить Ариадны», специализирующегося на гороскопах, кулинарии, добытых из третьих рук светских сплетнях и псевдопсихологических статьях, располагалась на втором этаже серого дома дореволюционной постройки. Когда-то это было дешевое доходное здание, потом его превратили в общежитие с коридорной системой, а после капитального ремонта здесь обосновались всевозможные мелкие конторы и фирмы.

Через застекленный подъезд с козырьком я вошла в крохотный холл с охранником-жлобом. Всех входивших он приветствовал весьма оригинальным образом: «Куда?!»

Можно было подробно объяснить, а можно просто ответить «туда» и спокойно пройти. Что я и сделала.

Из холла на второй и третий этажи вела «парадная» лестница из поддельного белого мрамора. На площадках пристроились поддельные пластиковые фикусы. От площадок вправо и влево отходили длиннющие коридоры с множеством дверей. Одни были попроще, другие посолидней, встречались даже вполне роскошные. Помимо «Ариадны» в здании поселились еще одна захудалая редакция из двух комнат, парочка адвокатов, нотариальная контора, торгово-закупочная фирма, психотерапевт, мелкое кадровое агентство, представительство косметической фирмы из тех, которые занимаются сетевым маркетингом, - короче, весь тот набор, типичный для офисных зданий третьего сорта.

Коридоры заканчивались пожарными лестницами. Левая - глухая, выход наружу с нее был заколочен, поэтому и двери на этажи закрыты. Зато по правой можно было спуститься и выйти в проходной двор. Почти половину третьего этажа в правом крыле занимал склад учебной литературы, который работал - это я знала точно - только в первой половине дня. Именно поэтому и назначила Герострату рандеву на чердачной площадке правой лестницы - вероятность встретить там после обеда живого человека была минимальной.

Но сначала все-таки отдала статью.

Галка сидела в крохотном кабинетике размером с мой балкон. Там помещались только стол с компьютером, стул для посетителя и сама хозяйка, весьма пышная и слегка усатая дама южных кровей. Заходя к ней, я сразу же чувствовала себя чем-то избыточным.

Прижав к уху бурчащую телефонную трубку, Галина одной рукой держала сигарету, другой мучила мышку, просматривая что-то на экране компьютера. Я достала из сумки дискету. Пристроив сигарету на краешек стаканчика с карандашами, Галина впихнула дискету в компьютер и пробежала статью, при этом она кривила пухлые губы и сурово ворочала брежневскими бровями. В первой раз это напугало меня чуть ли ни до слез: тогда я решила, что статья моя ниже плинтуса. Теперь-то я знала, что дело не в статье, просто таким образом Галина оформляла мыслительный процесс.

Дочитав и подумав с минуту, она изрекла:

- Сойдет, - таков был ее обычный вердикт. Наступал самый ответственный момент - тягостный для нее как представителя редакции и вожделенный для меня. - Хочешь сказать, что тебе нужны деньги?

Нет, можно подумать, я пишу всякую дребедень из любви к искусству!

Галина набрала номер и печально сообщила в трубку:

- Светик, сейчас к тебе придет девочка. По фамилии Мартынова. Выдай ей как обычно.

Получив сиротливую бумажку, на которую предстояло существовать примерно неделю, я перешла из левого крыла в правое и поднялась по лестнице.

На верхней площадке, привалившись к металлической чердачной лесенке-трапу, сидел и курил мрачный бомж в грязном камуфляже. Я уже хотела выругаться, но сообразила, что бомж - это и есть Герострат. Андрюша Корнилов. Он же Сволочь Ненаглядная.

Выглядел он, мягко скажем, неважно. Нет, псиной от него не пахло, но если раньше он всегда казался эдаким беззаботным мальчиком-побегайчиком, то сейчас на меня хмуро смотрел побитый то ли молью, то ли жизнью мужик.

- Привет! - сказал он.

- Привет! - ответила я.

Далее повисла пауза. Андрей молчал. Я тоже не знала, что сказать.

- Давно ждешь? - удалось мне выдавить наконец.

- Нет.

Можно подумать, это не он звонил мне и взывал о помощи, а я в очередной раз пришла навязывать ему давно осточертевшие нежные чувства. Что бы еще спросить? «Как дела» или «что случилось»? Или, может, на манер голливудских идиотов, «у тебя проблемы»?

- Андрюш, - робко мяукнула я.

- Ну что? - рявкнул он с раздражением, и я осеклась.

Мы мирные люди, но наш бронепоезд...

Внутри меня закипела серная кислота, но усилием воли процесс удалось подавить.

- Ничего, извини, - ответила я сладко и начала спускаться вниз.

«Цок-цок», - говорили мои каблуки. И еще раз «цок-цок». И еще.

Я была уже почти на втором этаже, когда наконец-то услышала:

- Аля, подожди!

Герострат смотрел на меня сверху, свесившись через перила. В его неожиданно темных для блондина глазах с длиннющими ресницами стояла все та же тоска больного сенбернара, подбившая меня в самую первую встречу.

Уже понимая, что снова проиграла, я стала медленно подниматься. Очень медленно и будто бы нехотя.

- Прости, - сказал он и аккуратно меня обнял. Вполне платонически.

Глава 7

Следующие два часа ушли на хозяйственные дела. Я нагрела воды и, пока Герострат мылся, сходила за продуктами. Денег Андрей мне отсыпал щедро, так что впервые за долгое время я могла ни в чем себя не ограничивать. При этом лицемерно говоря себе, что покупаю деликатесы исключительно для дорогого гостя.

После ужина мы сидели на кухне и пили кофе. Пили молча, потому что говорить, вроде, было не о чем. Невольно я вспомнила последние годы семейной жизни. Обычно мы с Мишкой или смотрели за едой телевизор, или читали. Но у меня на кухне телевизора, к сожалению, не было.

- Расскажи хоть, как ты жил все это время? - не выдержала я.

- Да как? Нормально. Из «России» уволился, потом знакомые в «Билайн» пристроили.

- А... на личном фронте?

- Без перемен.

- То есть по-прежнему по три бабы одновременно? - не выдержала я.

Корнилов только плечами пожал. Не человек, а птица, так и машет крыльями.

- А у тебя? - спросил он. - Кстати, почему ты из Сочи уехала? Я и не знал, пока открытку не получил.

А дело было так. После нашего с Мишкой развода Герострат, вопреки ожиданиям, вовсе не кинулся в мои распростертые объятья. Более того, он дал мне понять, что наши отношения несколько подзатянулись. Агония была долгой. Я никак не могла принять отставку и продолжала колотить лбом в закрытую дверь. Мне казалось, что если поговорить, объясниться, все еще вернется. Я искала Герострату оправдания, подводила какую-то психолого-философскую базу, на что-то надеялась. Но все было бесполезно. Нет, пару раз мы еще оказались в постели, но это уже ровным счетом ничего не значило.

При всем при том я никак не могла отделаться от ощущения, что Герострат, одной рукой отталкивая меня, другой все же держит и не отпускает. До него я не переживала еще ни одного разрыва с любимым человеком (Увалов не в счет), но почему-то была четко уверена: все должно происходить совсем не так. Ну не так ведет себя мужчина, когда женщина ему надоела и он больше не хочет иметь с ней ничего общего.

Но и это было еще не все. Не прошло и месяца, как из Москвы вернулся Эдуард. У того жизнь шла сплошным анекдотом. В свое время он ушел от мамы к москвичке, а теперь - от нее снова к сочинке, которая приезжала в Москву в командировку. Загвоздка была в том, что Эдуард жил в Москве на птичьих правах, а у его новой дамы в Сочи своего жилья не было, только комната в общежитии на двоих с пожилой мамой.

Пару раз Эдуард намекнул, что земля предков ждет меня, но я сделала вид, будто не понимаю. Тогда он стал вежливо меня выживать, создавая целый пакет всяких мелких хозяйственных неприятностей. Я сразу смекнула, куда он клонит, но уступать не хотела. Мама к тому времени домучивала второй питерский брак с Павлом Петровичем. Бабушка Света умерла, в ее квартире жили тетя Катя с Валеркой. Короче, ехать мне было некуда.

Наконец Эдуард потерял терпение и пошел ва-банк. Наверно, проблема вполне могла решиться мирно, но Эдуард мирно не хотел, а я с детства была упертой и не терпела насилия. Возможно, со стороны это выглядело захватом лубяной избушки, который произвела бедная лисичка, но в этой квартире, на минуточку, я прожила двадцать лет. Не говоря уже о том, что мы с Мишкой сделали из нее конфетку, насколько это возможно по отношению к двухкомнатной хрущобе-распашонке на первом этаже.

Эдуард понял, что выставить меня на улицу не удастся. Все ж таки я была в его квартире прописана. К счастью, он не относился к криминальной породе, иначе вряд ли бы я осталась в живых.

Размен представлялся делом безнадежным. Жили мы на Донской - одной из самых грязных и шумных улиц. Да еще и с окнами на заправку. Но Эдуарда, видно, припекло, он подзанял деньжат и принялся за поиск вариантов. Для себя он хотел однокомнатную, я была согласна и на общежитие-малосемейку.

Тут подоспела еще одна неприятность. Видимо, бумеранг, который я бросила своим адюльтером в Мишку, вернулся ко мне с целым букетом гадостей. Меня поперли с работы.

Когда я только туда пришла, все никак не могла понять, почему меня взяли. Но потом выяснилось, что директору станции приспичило устроить одного своего знакомого, полнейшего кретина с бархатным голосом. Поскольку кретин не мог самостоятельно связать двух слов, должность поделили надвое. Я стала редактором, а он - диктором, который читал по бумажке сочиненные мною выпуски новостей. Потом директора ушли, а с новым у нас любви не случилось.

Тут в стране грянул кризис. С легким сердцем шеф уволил полстанции по сокращению и сразу же принял всех обратно по контракту, который необходимо было подписывать каждый месяц. При этом мы лишались оплачиваемого отпуска и медицинского полиса. А еще через месяц «в связи с тяжелым материальным положением организации» всех, без кого можно было обойтись, отправили в бессрочный отпуск без перспектив на его окончание.

Я кинулась искать работу, но не тут-то было. Не хотели брать даже в секретарши. Видимо, то обстоятельство, что меня турнули из средства массовой истерии, производило на потенциальных работодателей не лучшее впечатление.

Постепенно я осталась без денег. Валютный вклад в «Инкомбанке» накрылся медным тазом. Чтобы не взять случайно в долг, пришлось потихоньку продавать украшения. Эдуард предложил три варианта для переезда, один хуже другого, но я отказалась. В конце концов мы разругались в хлам, несколько дней я жила у подруги, а потом Эдуард позвонил и сказал, что нашел для меня жилье и, если я не соглашусь, он сделает все возможное, чтобы я переехала на вокзал.

Глава 8

Я подошла к окну и вдруг судорожно вцепилась в подоконник. В горле образовался комок, который никак не удавалось проглотить. Во дворе стояла бежевая Тойота Марк.

Сдавленно мыча, словно меня хватил паралич, я замахала Андрею, подзывая его к окну.

- Смотри! - прохрипела я, показывая на «морковник».

- Ну и что?

- А то, что эта машина стояла здесь утром, а потом я видела похожую на Садовой.

- Ну и что?

- Да что ты заладил! Они за мной следят.

- Аля, у тебя мания преследования. Таких машин в Питере миллион.

- Скоро узнаем, - процедила я сквозь зубы.

К Тойоте подъехала еще одна машина, черный джип размером с танк. Из него выбрались трое мужиков стандартно-бандитского вида, а из Тойоты двое утренних. Лиц я, конечно, с девятого этажа рассмотреть не могла, но вполне видела, что один быкообразный, а второй помельче и весь в черном. Посовещавшись, морковные сели в машину и уехали, а остальные двинулись к парадной. Загудел лифт.

Мы с Андреем застыли на месте, глядя друг на друга. Потом я на цыпочках подобралась к двери. Клацнули створки лифта. Мужики шли к моей квартире. Я съежилась и присела. В дверь позвонили, один раз, другой, третий. Потом подергали ручку. Я постаралась забыть, как дышать.

Про дверь разговор особый. Она, а точнее, они, потому что их две, достались мне от прежних хозяев. Стоили двери, наверно, как полквартиры. Внешняя - металлическая, обитая реечками, а внутренняя - обычная, под кожу. На каждой по два замка, причем на внешней один магнитный, чудовищно сложный. Взломать такую дверь вряд ли возможно, разве что взорвать или вырезать замок автогеном.

Я прислушалась. Один из мужиков звонил куда-то по мобильнику.

- Мы с Коляном останемся здесь, покараулим, а Лысый съездит за отмычками. Тут дверь железная, как сейф, и замок магнитный.

Я осторожно посмотрела в глазок.

Так, один у лифта, на подоконнике, второго не видно. Или вышел на лестницу, или спустился вниз. Впрочем, неважно. Путь отрезан.

Я отползла обратно на кухню.

- Что там? - прошептал Корнилов.

Видок у него был неважный. Скажем так, бледненький.

В двух словах я обрисовала ситуацию.

- Времени мало. А деваться некуда. Выйти из квартиры нельзя. Спрятаться негде.

- А на нижний балкон спуститься?

- Не выйдет. И внизу, и вверху не балконы, а лоджии, да еще и застекленные. Они через этаж идут. Может, в милицию позвонить?

- Совсем дура?!

Кажется, где-то я это уже слышала.

Андрей вытащил из кармана диск.

- Аля, это надо спрятать. Если нас сцапают и он будет при нас, проживем недолго.

- Если нас сцапают без диска, вряд ли проживем дольше, - возразила я. – Только еще пытать будут. Хотя… наверно, ты прав.

Взяв диск, я стала лихорадочно думать, куда его можно спрятать. Обошла кухню по периметру, потом комнату. И тут в голову пришла неплохая мысль, куда можно спрятаться самим. Рискованно, правда, но чем черт не шутит, когда ангел спит! Хорошо, только сначала диск.

Я зашла в ванную.

- Ну что, спрятала? - спросил Корнилов, когда я вернулась в комнату.

- Спрятала.

- Куда?

- Потом расскажу. А сейчас пора смываться.

Мы вышли на балкон. При этом я поставила защелку так, чтобы при малейшем сотрясении она упала. Хлопнула дверью, и мы оказались в западне. Я так уже закрывала себя на балконе, когда вешала белье. Пришлось орать и звать на помощь Динку, у которой хранила запасные ключи.

- Ну и что теперь? - сварливо поинтересовался Герострат. - Сигать вниз?

- Почти, - кивнула я. - Видишь, лестница валяется? Сейчас мы ее аккуратненько положим на перила, ты будешь держать, а я перелезу на соседний балкон, потом я буду держать, а ты перелезешь. Дом особняком стоит, вряд ли кто-нибудь заметит, если не будем долго возиться.

- Сдурела? - Герострат позеленел. - Девятый этаж!

- Не бойся. Я уже один раз так лазила. И ничего.

Я действительно перелезала однажды на Динкин балкон. Это случилось через день после моего переезда, и мы с ней еще были не знакомы. Прежние хозяева забыли меня предупредить, что замок на внутренней двери нельзя захлопывать изнутри. Он был с каким-то дефектом и открывался ключом только снаружи. Замуровав себя, я вышла в смятении на балкон и увидела соседку. Тут, чтобы жизнь не казалась медом, захлопнулась и балконная дверь. Ключи остались в комнате, так что бросить их ей я не могла, поэтому попросила подержать валявшуюся на балконе лестницу. Перелезла, так мы с Динкой познакомились и подружились. А в квартиру я попала лишь с помощью службы спасения.

Но на этот раз я нацелилась не на Динкин балкон. Подставлять еще и ее не хотелось. С другой стороны была квартира уже из соседнего подъезда. Там жили Саша и Алиса, приятная пара с двумя детьми. Он мелкий бизнесмен, она - домохозяйка. Мы не были близко знакомы, но здоровались и при встрече перекидывались парой слов. На балконе у них стоял огромный комод, где Алиса держала запасы варений, солений и прочие припасы. В мае она выгребала из комода пустые банки, собирала их в коробки и отбывала с детишками на дачу, на все лето. Варить новое варенье и солить новые огурцы. Так что комод был гарантированно пуст, и мы вполне могли в нем пересидеть набег. Оставался открытым вопрос, как вернуться обратно, но его я оставила на потом.

Глава 10

- Аля, ты где? Ты жива?

Голос Корнилова доносился откуда-то сверху.

Я села и пощупала отчаянно болевшую голову. На лбу, прямо над бровью, выросла шишка. Во рту медно отдавало кровью. Провела языком по зубам - целы, зато губа раздулась, как подушка. Медленно поднялась. Руки и ноги двигались.

Ладно, значит, выживу.

В подвале было темно, света, который проникал сквозь узкое окошко под потолком, хватало только на то, чтобы разглядеть свои руки, поднеся их вплотную к носу. Руки, кстати, отчаянно зудели и чесались. Пошарив вокруг себя, я поняла почему. Стекловата! Она была здесь повсюду и, наверно, именно она спасла мне жизнь.

Надо сказать, что одно из моих первых сознательных воспоминаний как раз было связано с этим малоприятным стройматериалом. Мы еще жили в Питере, мама отпустила меня во двор гулять с соседской девочкой и ее бабушкой. Бабка была подслеповата и не углядела, на чем дети катаются с горки. А мы вытащили из горы сваленной у подъезда стекловаты по спрессованной пластине и отрывались вовсю. Скользит стекловата хорошо, да и сидеть на ней мягко. Зато потом...

- Алька, да что с тобой? Отзовись! Ты где?

В голосе Герострата звучал плохо скрытый страх, и я почти уже получила удовольствие, - как же, боится, не случилось бы со мной чего! - но тут же с прискорбием сообразила: все гораздо прозаичнее. Просто в данной ситуации ему уютнее вместе со мной. Не надо особенно думать, что делать, да и есть кого при случае обругать.

- Да здесь, - наконец снизошла я. - Ничего страшного, просто шишку набила. Что там?

- Не знаю. Никого нет. Вылезай!

Легко сказать - вылезай. Я на ощупь двинулась в ту сторону, где, по моим соображениям, должны были быть дверь и лестница. Дверь, точнее проем, и вправду обнаружилась, а вот лестницы почему-то не было. Точнее, она была, не наблюдалось только марша от первого этажа до подвала, но это было уже однофигственно.

Сказав пару нехороших слов, я вернулась в подвал.

- Ну что? - надрывался невидимый Герострат.

- Ничего. Я остаюсь здесь жить!

- Совсем сдурела?

- Да. Сдурела, - согласилась я. - С тобой не только сдуреешь, но еще и офигеешь, и охренеешь, и… Лучше сидеть в подвале, чем с тобой за компанию под пули лезть.

Наверно, это была не просто замедленная реакция, а ну очень замедленная реакция, но до меня только сейчас окончательно дошло, что стекло в машине разбилось не само собой.

- Ладно, Аль, не дури, вылезай, - Корнилов сбавил тон.

- Не могу! Вытащи меня.

Андрей свесился в окно по пояс, я встала на цыпочки и только-только дотянулась до его рук.

- Нет, так я и сам свалюсь. Там нет ничего? Ящика, кирпича?

Ничего там не было. Ни ящика, ни кирпича. Одна стекловата. Очень много стекловаты. Противной зеленой стекловаты. Которую мне пришлось таскать руками, а потом лезть на нее.

Короче, когда я ужом выползла из окошка, зудело все тело. Клочья зеленой дряни оказались и под водолазкой, и под брюками, и даже в кроссовках.

- Где тот, который в дыру лез? - шепотом спросила я, едва сдерживая желание разодрать руки в кровь. Чесалось так, что даже голова перестала болеть.

- Да хрен его знает. Я за кирпичи спрятался, сидел-сидел, выглянул - нет никого. Может, это бомж какой-нибудь был? Или пописать кому понадобилось?

Спасибо, родной, напомнил!

Пришлось тоже спрятаться за кирпичи. Застегнувшись, я вышла из-за штабеля и чуть не полетела в яму.

- Да смотри ты под ноги, черт тебя подери! - вызверился Корнилов.

Я послушно посмотрела под ноги, то бишь в яму, и чуть не заорала благим матом.

Яма, вернее, траншея была глубиной метра два, со дна торчала ржавая арматура. И вот на эти штыри, как котлета на вилку, был насажен некий гражданин. Висел он лицом вниз. Одно острие прошло сквозь него где-то в области почки, другое торчало из-под лопатки. Вся спина когда-то белой трикотажной рубашки пропиталась кровью. То ли она уже запеклась, то ли сумерки сгустили краски, но мне показалось, что такой черной крови у человека быть просто не может. Может, это и не человек вовсе?

Едва сдерживая тошноту, я нагнулась, чтобы посмотреть, какого цвета у него брюки. Коричневые! Как раз в белую рубашку и коричневые брюки был одет тот тип, который звонил в мою дверь. Я хорошо разглядела его в глазок, когда он уселся на подоконник. И стрижка та же - короткая, почти ежик.

У меня противно зазвенело в ушах. Конечно, я чуть ли не каждый день читала всевозможные описания различных трупов - расчлененных, разложившихся, изрешеченных пулями и так далее. Но одно дело читать, а совсем другое - видеть. Корнилов держался лучше, чем я. И неудивительно, за последние дни это для него уже пятый покойник. Впрочем, и он стоял, крепко закусив губу.

- Кажется, это он, - сказала я, не уточняя, кто «он», но Андрей понял. - Это ты его... туда свалил?

- Сам упал. Шел, головой вертел - и упал.

- Так ты видел? - поразилась я.

Видел - и ничего мне не сказал?! Ну и свинья болотная!

Глава 11

Отряхнувшись кое-как и пригладившись, мы хотели сразу отправиться на вещевой рынок, но сообразили, что еще слишком рано. Пляжные сборщики бутылок косились на нас как на конкурентов. Корнилов сбегал к ларькам у метро, купил кое-какой еды и даже мерзкий кофе в пластиковых стаканах.

Шишка почти прошла, а вот губу саднило. Я спустилась к озеру и попыталась рассмотреть свое отражение, но дул ветер, и вода шла рябью.

- Андрей, как я выгляжу?

- Помнишь, была такая сказка, там колдун обещал девчонке сделать что-то, если она не будет месяц смотреться в зеркало?

- Не помню. И что?

- Я тоже не помню, чем все кончилось, но вместо зеркала у нее был мальчик Петя. Он ей говорил, что с ней не так. Ну там нос грязный или бант съехал.

- У меня что, нос грязный? Или бант сполз?

- Ой, Алька, не заводись. Не с той ноги встала?

Интересно, как можно встать с грязной лавки с той ноги? И с чего это он такой сегодня подозрительно благодушный?

- У тебя все нормально. И нос чистый, и бант на месте. Правда, губа подгуляла. И растрепалась немного. Хочешь, я тебя причешу?

У меня просто язык отнялся. Да если бы он раньше такое сказал... Точно разрыв сердца приключился бы.

- Чем, интересно, ты меня причешешь? - спросила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно. - Пятерней?

Сколько я его знала, Корнилов страшно не любил причесываться и никогда не носил с собой расческу. Стрижка у него была традиционно короткая, волосы не так чтобы очень густые, но вечно торчали во все стороны.

- А хотя бы и пятерней.

Он дотронулся до моих волос, и я дернулась, как от тока.

- Ты чего? - удивился Герострат.

- Не люблю, когда до головы дотрагиваются. Вообще не люблю. Все равно кто.

- С каких это пор? Раньше не возражала. Вроде, и довольна была.

- Я терпела. Не хотела тебя отталкивать.

- Да-а... - протянул Андрей. - А как же ты в парикмахерскую ходишь?

- Редко. И только к своему мастеру. Это... ну, как аллергия.

- А... целоваться? - вкрадчиво, будто кот переступил мягкими лапами, спросил он. - Это же ведь тоже... голова?

Я попыталась отодвинуться, но Герострат меня удержал.

- Надо проверить.

Детский сад какой-то! Я-то думала, в нашем возрасте для подобных вещей поводы и дальние подходы уже не нужны. Захотелось людям поцеловаться или там еще чего - ну и пожалуйста. А то прямо как школьники: ах, Маша, посмотри, ресница в глаз попала. Чмок в щечку - и бежать.

- У меня губа болит, - буркнула я, но уже тонула в его глазах и падала на дно, где золотые листья лежали ковром, ловя отблески осеннего солнца. Падала в тот день пять лет назад, когда моя несчастная любовь, уже целый год кипевшая под крышкой на медленном огне, наконец хлынула через край...

***

К вещевому рынку у метро «Проспект Просвещения» мы шли молча. Солнышко уже с самого утра основательно припекало. Жилет потерялся еще в подвале, но все равно было жарко.

Я ругала себя последними словами. Ну надо же быть такой идиоткой! Растаяла, как снегурочка, поплыла! Даже мысль мелькнула: а вдруг... А на самом деле-то все просто, как апельсин. Резковато я с ним обошлась. Не так ласково, как ему хотелось. В глаза по-собачьи не заглядывала, в попу не целовала, о нежных чувствах, опять же, ни слова не сказала. Вот и решил о себе, драгоценном, напомнить. Все это мы уже не раз проходили.

- Слушай, что ты задумал? - спросила я.

- Для начала мы пойдем в гостиницу, снимем номер.

- Зачем? - не поняла я. - В какую, на фиг, гостиницу?

- Тебе понравилось спать на лавке? В какую гостиницу? Ну не в «Асторию» же. Там нас моментом вычислят.

У Герострата была просто потрясающая способность выворачивать слова собеседника наизнанку. Так поговоришь с ним пять минут и поверишь, что действительно требовала номер в «Астории». Равно как и в то, что каждый наш шаг как на ладошке и за каждым углом ждут бандиты. И в каждой гостинице тоже. Хватит уже того, что из всего потока машин я без конца выхватывала глазами бежевые Тойоты и черные джипы.

Мы шли по проспекту Энгельса, вяло переругиваясь, как супруги со стажем. Я оглядывалась и вертела головой по сторонам. Все казалось, что за спиной кто-то топает. Нет, не топает, а крадется. И пистолет аккуратно достает. Или нож.

Андрей зашел в обменник, и мы влились в толпу, которая хищно оглядывала бесконечные палатки. Сначала купили дорожную сумку. Потом одели Корнилова. Вернее, он сам оделся, игнорируя мои робкие предложения и замечания. На мой взгляд, рубашки можно было купить не такие пестрые и яркие, а джинсы - чуть посвободнее, на сторожевых харчах он малость отъелся, заживотел. У Михрютки в последние годы тоже брюшко выросло, как он говорил, не от пива, а для пива.

Странно, после развода прошло три года, а я довольно часто вспоминала Мишку. Не с какими-то чувствами, а просто как мы жили, что он говорил, как себя вел. Ничего недоброго у меня к нему не осталось, а за хорошее - наоборот, благодарность.

Глава 9

Обыск продолжался в общей сложности часа три. Я измаялась. Голова представлялась похожей на чугунное ведро, шея задеревенела. Кошмарно хотелось в туалет. Впрочем, ничего интересного, кроме «комплиментов» в свой адрес, я больше не услышала. Квартиру разнесли в хлам. Диск не нашли. Впрочем, я бы сильно удивилась, если бы нашли.

Вычурные настенные часы с цветочками вместо цифр показывали начало девятого. Внезапно до меня дошло, что если Саша не в загуле и не уехал к семейству на дачу, он может вернуться в любую минуту. Давно надо было смываться, а не ждать непонятно чего. Но, похоже, нахождение в непосредственной близости от Герострата стопроцентно выключало мне голову.

Как раз в этот момент за стеной все затихло. Лязгнула входная дверь, и я повернулась к Корнилову, который все это время молча сидел на кровати и смотрел в одну точку, вытаскивая перышки из подушки.

- Нашли? - тусклым голосом спросил он.

- Не знаю.

- Куда ты его спрятала?

- В такое место, куда ни один нормальный мужик не заглянет.

- А если они ненормальные? А если там была баба? - не сдавался Герострат.

- Я слышала только мужские голоса.

Андрей вцепился в подушку. Мне показалось, что сейчас он швырнет ее в меня. От него исходила горячая волна едва сдерживаемой ярости.

- Нам надо узнать! - сквозь зубы процедил он.

- Ты предлагаешь вернуться? - поразилась я. - У тебя с головой все в порядке? Если они нашли диск, то будут искать нас, чтобы убрать. А если не нашли, то тем более будут следить за квартирой. Надо сматываться. И побыстрее.

- Зачем ты вообще его прятала? Надо было с собой забрать.

На это я даже отвечать не стала. Напоминать о том, что именно он потребовал спрятать диск, смысла не имело.

К счастью, на двери стояли два обычных английских замка, которые изнутри можно было открыть без ключа. Выйдя из квартиры, мы поднялись на лифте на двенадцатый этаж.

Месяца три назад у нас было собрание жильцов, на котором стояла жуткая ругань на тему не закрытых на замок чердаков и подвалов: все боялись террористов. Домоуправление требовало скинуться, мы орали, что это их забота, иначе зачем мы платим бешеные бабки за содержание дома. Консенсуса не получилось. На это и была надежда.

Но, как выяснилось зря. Чердачная дверь успели обить жестью и запереть на новенький, еще не успевший заржаветь замок. Вот так всегда, когда не надо... Оставалось идти напролом.

К сожалению, из окна на площадке разглядеть то, что творилось внизу, не удалось. Наш дом изначально строился для какого-то учреждения, и его архитектура просто потрясала своей глупостью. Потолки низкие, коридоры с неожиданными загогулинами, окна разных размеров и на разных уровнях. Лестничные колодцы в одних парадных выдавались вперед, в других наоборот были заглублены. Этот муравейник растянулся на целую трамвайную остановку, поэтому, даже сильно напрягаясь и вытягивая шею, я могла рассмотреть только пятачок перед входом.

С угрожающим скрипом подъехал лифт. Кнопки на панели были сожжены, стены исписаны матом и разукрашены похабными картинками, лампочка мигала, опасно повиснув из-под разбитого плафона на одном проводе. Дверь украшало изречение, жирно начертанное черным фломастером: «Тот, кто в лифте ссать горазд - сто процентов пидорас!» Вонючая лужа на полу это подтверждала.

Внизу мы застопорились. А что, если нас ждут? От парадной до парадной метров двадцать, не больше.

Пока мы стояли, не решаясь выйти, появился Саша. Увидел меня, кивнул приветливо. Даже не поинтересовался, чего это я околачиваюсь в чужой парадной. Вовремя мы! Интересно, что-то он скажет, обнаружив на полу в спальне стремянку, а на тумбочке у телевизора - банку из-под варенья?

Вслед за Сашкой вошел парнишка лет восьми. На руках он держал жирную рыжую таксу.

- Все, Томка, все, хватит гулять, - уговаривал он то ли ее, то ли себя самого, во всяком случае, такса не возражала. - Мама уже, наверно, волнуется.

- Мальчик, - набросился на него Корнилов. - Ты во дворе не видел случайно бежевую Тойоту?

- Бежевую? Тойоту? Во дворе? - обстоятельно переспросил пацан. - Не-е-е, не видел.

- А большой черный джип? Очень большой?

- Большой черный джип? Видел. У соседней парадной стоит. Как танк прямо.

- А сидит в нем кто? - это уже я подключилась.

- Не знаю. - Мальчишка пожал плечами, такса закряхтела. - Стекла совсем черные. А вам зачем?

- Хочешь заработать двадцать баксов?

Парень только глазами захлопал. Видимо, это выражало высшую степень готовности, потому что, поморгав, он деловито поинтересовался:

- А что делать надо?

- Выйди и прикрой нас. Ну чтобы мы за тобой проскочили, чтобы эти в джипе нас не увидели, - начал объяснять Андрей, протягивая мальчишке купюру.

Я засомневалась. Пацан маленький, щупленький, про собаку и говорить нечего. Да и светло еще. Это в Сочи темные ночи, а здесь в июне в девять вечера еще солнце светит. Но делать было нечего.

Такса Томка, сообразив, что ей предстоит еще одна прогулка, взревела басом, тяжело плюхнулась с рук хозяина на пол и с дикими воплями бросилась к двери. Бедные жильцы первого этажа, это ведь по два-три раза в день такую музыку слушать! Если кто-то и наблюдал за парадными, непременно должен был отвлечься на эту любительницу моциона.

Глава 12

Автомат притаился в дальнем закутке вестибюля. Я сфотографировалась в тесной будке, пахнущей пылью, Андрей забрал теплые, слегка липкие снимки и нырнул в метро.

Выйдя на улицу, я зашла в первый попавшийся продуктовый магазин. Видимо, раньше он был самым обычным гастрономом, кое-где даже сохранилась лепнина, изображавшая всякие продукты. Когда из длинного и узкого, как кишка, магазина вдруг решили сделать супермаркет, оказалось, что между двумя рядами полок едва-едва может протиснуться человек с корзиной.

На мое счастье, народу в магазинчике почти не было. Впрочем, это оказался довольно-таки дорогой магазинчик. Наверняка в соседнем все то же стоило намного дешевле, и можно было пойти туда, но очень уж я не любила уходить с пустой корзиной - почему-то всегда казалось, что кассиры подозревают меня в мелком воровстве и вот-вот попросят вывернуть карманы. К тому же деньги были не мои. И вообще - пришедшие дуриком. Поэтому экономить их не хотелось.

Я мужественно продиралась через продуктовые джунгли, кидая в корзину все, что не надо готовить: печенье, чипсы, йогурты, сыр, колбасу, пакеты сока, банки пива. Поклажа уже оттягивала руку, я перебросила корзину в другую и случайно задела штабель пачек с чаем. Коробочки с шуршанием посыпались на пол.

Я уже ждала грозного вопля, но все было тихо. Две кассирши что-то увлеченно обсуждали и не обращали на меня никакого внимания. Поставив корзину на пол, я собрала пачки и тут увидела, что с противоположного конца «ущелья» идут мужчина и женщина. Пришлось отступить назад. Так разъезжаются две машины на узкой горной дороге: одной приходится какое-то время ехать задом, пока не покажется «карман».

Парочка, похоже, решила затариться основательно. У каждого было по корзине, набитой доверху. Женщина то и дело поправляла норовящие сползти пакеты и коробки. Я разглядела палку копченой колбасы, ананас и шоколадные конфеты. У мужчины из корзины беззащитно выглядывала, прорвав упаковку, куриная нога.

Что-то в его облике показалось мне знакомым. Рост, фигура, модно подстриженные темные волосы... Да и такую же темно-синюю шелковую рубашку я видела на ком-то совсем недавно. Прищурилась, но женщина загораживала его лицо.

- Мырик, вино будем брать? - спросила хорошо одетая длинноволосая блондинка среднего роста.

Я ждала, когда они пройдут, и невольно их разглядывала. Женщина шла впереди, на ней было дорогущее льняное платье цвета палой листвы и туфли на шпильке. В ушах длинные золотые серьги, на шее целая паутина золотых цепей.

Мужчина подумал и сказал:

- Нет, вино здесь покупать не будем. Недалеко есть магазин, там настоящие грузинские. А тут еще отраву какую-нибудь паленую схватишь.

Я чуть не упала в обморок.

Слух у меня был далеко не абсолютным, скорее наоборот, но этот гнусавый тягучий баритончик со срывами в тенор я узнала бы из тысячи. Кирюша, вот кто это был. Пятый мамочкин муж. Мой очередной отчим. С молодой девицей. Хотя... Не такая уж она и молодая, примерно моя ровесница. Надо же, сколько пропитания закупают, наверно, для вечеринки или сладкого уикенда.

Впрочем, этого и следовало ожидать. Чтобы супруги жили счастливо с такой отрицательной разницей в возрасте, их отношения должны складываться по принципу «жена-мать и муж-сынок». А моя матушка на мать точно не тянула. Да и Кирюша на «сынка» тоже.

Честно говоря, я всегда относилась к нему с предубеждением, хотя и скрывала это. Вроде такой положительный, не вредный, не жадный, внешне не противный. Не курит, почти не пьет. Может, из-за того, что на двенадцать лет моложе матери?

Я обогнула полки с другой стороны и подошла к кассе, стараясь встать так, чтобы Кирюша, если подойдет, не смог меня узнать. Быстренько расплатилась, покидала покупки в два полиэтиленовых пакета и выскочила на улицу.

И сразу же заблудилась.

За без малого три года я довольно хорошо стала ориентироваться в городе, но стоило свернуть на «изнаночные» тропы - и тут же почувствовала себя Мальчиком-с-Пальчик, заблудившимся в темном лесу, когда птицы склевали дорожку из крошек.

Я растерянно оглянулась. Все эти мрачные облупленные дома и подворотни казались совершенно одинаковыми. Дом справа подмигивал пустыми глазницами выбитых стекол. Я свернула за угол и очутилась в безлюдном тупике. Стало жутко, и я поторопилась вернуться.

- Простите, вы не скажете... - кинулась я к первой встречной женщине и осеклась.

Это была Кирюшина подружка.

Она приостановилась и посмотрела на меня в упор. Ее глаза, чуть выпуклые, окаймленные замечательно пушистыми ресницами «тройной объем», были тяжелого серого цвета. Я всей кожей чувствовала ее удивительно неприятный взгляд.

- Я не местная, - ответила она сочным грудным голосом, резко повернулась и направилась в сторону, противоположную той, куда шла до сих пор.

Я ошарашенно смотрела ей вслед. Ничего себе! Может, я просто хотела узнать, сколько времени. Или Кирюша все же заметил меня и сказал ей, кто я такая?

Машинально я свернула в первую попавшуюся подворотню, прошла через проходной двор и оказалась прямо у пансиона «Лаура».

***

Поднявшись наверх, я хотела попросить у портье посуду, но подумала, что, даже если такая услуга и предусмотрена, все равно не смогу из нее есть. Лучше выловлю из супа таракана, чем буду есть с такой посуды. Я понимала, что это глупо, что в ресторане она тоже общего пользования, но поделать с собой ничего не могла. В ресторане хоть не знаешь точно, кто ел этой вилкой до тебя.

Глава 13

Наверно, я и во сне думала о том же, потому что все эти мысли так или иначе там присутствовали. Правда, в совершенно невероятных сочетаниях. Сначала я собирала на берегу бутылки, а Корнилов фотографировал меня и орал, чтобы я не шевелилась. Потом Кирюша оказался сутенером, который продавал проституток за границу. В конце концов я очутилась в парикмахерской, а Корнилов в кокетливом желтом передничке придирчиво выбирал в стаканчике расческу.

В этот момент раздался стук в дверь. Я так и подскочила. Мы договорились с Андреем, что, когда он вернется, постучит: «Зенит» – чемпион. Но ломились совершенно неритмично.

- Кто там? - спросила я, на цыпочках подкравшись к двери.

- Открывай! - рявкнул незнакомый мужской голос.

Я замерла.

- Киса, открой, - пискнул портье. - Разговор есть. Да не бойся, открой.

Я осторожно приоткрыла дверь, и в комнату тут же ввалился тощий длинный мужик с острым птичьим носом и нехорошим взглядом. Узкие плечики обтягивала серая трикотажная рубашка, а между черными брюками и ботинками ослепительным моветоном белели носки.

- Веня сказал, у тебя хозяина нет, - то ли спросил, то ли ответил мужик. - Это неправильно. Девушка одна не должна работать. Мало ли кто обидит. Как ты думаешь?

Я пожала плечами. Попадалово продолжается. Сейчас у меня и сутенер появится! Надо как-то объяснить, что я не проститутка, а честная женщина, которая пришла в гостиницу с любовником. Нельзя, что ли?

- Ты, голуба, крылушками не маши, а то улетишь. На первый раз прощу, а в другой - учти. Будешь моя. Придешь и скажешь Вене - Вантузова, мол. Или не приходи вообще.

Ничего себе кликуха - Вантуз! Или это фамилия такая - Вантузов? Да нет, не может быть, у таких фамилий нет, только клички.

- А клиент где? - поинтересовался Вантуз, сосредоточенно ковыряя пальцем в ухе.

- Какой клиент? - опомнилась я. - Извините за пошлость, но это не то, что вы думаете.

- Не понял! - нахмурился Вантуз и повернулся к портье Вене. - Ты же сказал, ее Морковка привела.

- Так это она сказала: мол, Марина...

- Ну да! - важно подтвердила я. - Марина сказала, сюда можно приехать с другом, и никто не будет совать нос и спрашивать документы. А что, у приличной женщины не может случиться маленького приключения? А этот сразу: «Ты чья? Так нельзя». Нет, больше в жизни сюда не приду! Лучше в Дом колхозника.

- Там советами замучают, - золотозубо улыбнулся Вантуз. - Ладно, трахайтесь, не будем мешать. Извините за вторжение. Разберемся. А где все-таки... друг?

- Вышел. Ненадолго. Скоро вернется.

- Но если надумаешь, то всегда буду рад. Ты вон какая миленькая. И попка есть, и бюст... на родине героя. И ножки... - он придирчиво оглядел меня, как корову на ярмарке. - Не от ушей, конечно, но хоть не кривые. Ну что, подумаешь? С каждого стольника пятьдесят твои. Не считая платы за комнату.

Я послушно кивнула. Процесс вербовки в постельную армию мне представлялся как-то иначе. Может, у них с кадрами напряженка?

- Ну вот и отлично. Звать-то тебя как, дорогуша?

- Виолетта, - брякнула я.

- Ага, - поцокал Вантуз. - Виолетта из туалета. Сойдет.

Дверь за ним захлопнулась, и я в прострации рухнула на кровать, уже не думая о том, кто и что делал на ней раньше.

Смотри-ка, добрый какой сутенер. Может, и правда, послать Корнилова подальше вместе с его поганым миллионом и повкалывать на Вантуза?

И придет же такая пакость в голову, прости господи!

***

На следующее утро я проснулась поздно. Солнце заливало комнату. Золотистые пылинки, попадая в луч света, вспыхивали искрами. Где-то за окном назойливо, как поп-звезда, выпевала песню из трех нот неведомая птичка. Часы Герострата лежали рядом на стуле. Сощурившись, я кое-как разглядела: половина двенадцатого.

Сам Корнилов тихо сопел, спрятав голову под одеяло. Голая пятка, розовая, как у младенца, трогательно выглядывала наружу.

Все получилось очень просто и по-домашнему. Андрей вернулся поздно, принес бутылку вина. На полуголодный желудок меня повело уже с первого бокала, точнее, пластикового стаканчика. Сначала защипало переносицу, потом напала чудовищная болтливость. Я не давала Корнилову вставить ни слова, рассуждала о каких-то глобальных проблемах, ударилась в воспоминания детства, а под конец мне стало так жаль себя, что я расплакалась и ревела до тех пор, пока он не сгреб меня борцовским захватом.

Все это как-то неприятно напоминало историю с Мишкой, когда он пришел ко мне в Верхний тупик за согласием на развод. Правда, того отвращения я к себе не испытывала, но и счастливой, как Скарлетт О’Хара после безумной ночи с Реттом Батлером, тоже себя не чувствовала. Какое-то тоскливое пасмурное ощущение...

Полежав еще минут пять, я осторожно, чтобы не разбудить Андрея, выползла из-под одеяла и накинула на плечи вместо халата его рубашку. Во всех фильмах героиня, проведя ночь или просто какое-то время с мужчиной, непременно влезает в его рубашку и сверкает из-под нее голой задницей. Может, это просто печать собственности: теперь ты мой? Я бы предпочла благоухающей потом и табачным дымом рубашке хотя бы полотенце, но те розовые махровые клочки, которые предлагались в этом небогоугодном заведении, годились разве что на подтирку для одного места.