Убийцы кораблей Баркер Ральф

«Мы сможем уничтожить германскую машину бомбардировочным блицем».

Маршал авиации лорд Тренчард, 1942

Эти великолепные мужчины на своих летательных аппаратах, или Воздушные приключения в Королевских ВВС

Сразу после Первой Мировой войны начались лихорадочные поиски выхода из стратегического тупика, в котором оказалась военная мысль. Развитие военной техники решительно не соответствовало уровню генеральского мышления, что привело к таким чудовищным гекатомбам, как Верденская операция. Даже попытка применить отравляющие газы и танки в первый момент не принесла облегчения. Застывшие многокилометровые линии окопов, окутанные колючей проволокой, стали кошмаром высшего командного состава. Прорыв германской обороны в 1918 году никого не обманывал. К тому времени германская армия уже разложилась и почти потеряла боеспособность. Требовалось принципиально новое решение.

И его предложил в 20–х годах итальянский генерал Джулио Дуэ. Он написал несколько книг, в которых с присущим южанам красочным многословием обосновывал идею стратегических бомбардировок. Зерно упало на благодатную почву. Именно в этот период военные летчики всех стран боролись за создание независимых ВВС. Ведь ранее авиация являлась не более чем армейским подразделением, вроде саперного батальона. И вот появляется пророк, который обещает решить все проблемы одним мановением руки. Не нужно создавать многомиллионные армии, чтобы потом перемолоть их на какой—нибудь «высоте 172,2». Вообще не нужно воевать. Гораздо проще «выбомбить» противника из войны. Но для этого требуется построить несколько тысяч самолетов (что все равно дешевле нескольких сотен дивизий) и полностью развязать летчикам руки.

Но идея стратегических бомбардировок многим казалась слишком жестокой. Дело в том, что она предлагала слишком непривычное решение военных проблем. Раньше все было ясно и просто. Армии воюют, обыватель сидит у окошка и с интересом это разглядывает, не вмешиваясь. Мародеров, которые обывателя обижают, расстреливают. Точно также поступают и с обывателем, взявшимся за оружие. Это партизан и бандит, с которым расправляются по законам военного времени.

Дуэ сразу сказал: целью стратегических бомбардировок станут гражданские объекты. Бомбить будут не окопы, а города. Объектом бомбардировок будут заводы. Если удастся сломить промышленный потенциал, то противнику не останется ничего другого, как поспешно капитулировать. Но у того же Дуэ мелькнула и совсем страшная мысль. Объектом бомбардировок может стать «воля к сопротивлению». То есть, он изначально допускал возможность террористических бомбардировок жилых кварталов. На первых порах генералам это показалось опасно новым, но потом они согласились. Убивать чужих обывателей как—то проще, чем отправлять на бойню собственных солдат. Тем более, что вдруг и получится… Ведь у теории Дуэ имелся один серьезный недостаток — ее никто не проверял на практике. Пока что это были голые рассуждения.

И все страны приступили к созданию мощной авиации. Но… «Если двое делают одно и то же, совсем не обязательно у них получится одно и то же», — мудро замечает пословица. Так оно и вышло. Люфтваффе отличались от Королевских ВВС, наверное, еще сильнее, чем Третий Рейх отличался от Соединенного Королевства.

Когда в середине 30–х годов завершилась пустая болтовня о разоружении, и стало ясно, что Лига Наций — не инструмент мира, а не более чем дурацкая побрякушка, британское правительство начало восстанавливать то, что успешно разрушало на протяжении 15 лет — свои вооруженные силы, в частности авиацию. Программа 1934 года предусматривала строительство 4000 бомбардировщиков. Вскоре премьер—министр Болдуин гордо заявит: «Приблизительно через год мы будем опережать немцев по численности наших ВВС в Европе на 50 %». На деле все оказалось далеко не так просто.

Королевские Военно—Воздушные Силы в мирное время находились в ведении Министерства Авиации. Главой КВВС считался король Георг VI, фактическое руководство осуществляли начальник штаба КВВС и начальники командований. Все КВВС делились на 3 большие структуры: Командование Метрополии (Home Command), Заморское Командование (Overseas Command), Воздушные Силы Флота (Fleet Air Arm). Внутри них существовали созданные 14 июля 1936 года: Бомбардировочное Командование, Истребительное Командование, Береговое Командование, Командование Армейской Авиации и Тренировочное Командование. Позднее были созданы еще несколько вспомогательных командований. Оперативной единицей КВВС являлась Группа, состоящая из 9 — 24 эскадрилий. Обычно 2–3 эскадрильи сводились в Крыло. Эскадрилья насчитывала 8–18 самолетов. Самолеты внутри эскадрильи обозначались не номерами, а буквами. Отсюда позывные «G Джордж», «Р Попей» и так далее.

Приведем звания английских ВВС, которые достаточно специфичны. Эта справка может быть полезной любому, кто интересуется данным вопросом.

Marshal of the RAF — маршал КВВС, эквивалентен фельдмаршалу

Air chief marshal — главный маршал авиации, эквивалентен полному генералу

Air marshal — маршал авиации, эквивалентен генерал—лейтенанту

Air vice—marshal — вице—маршал авиации, эквивалентен генерал—майору

Air commodore — коммодор авиации

Group Captain — полковник авиации

Wing Commander — подполковник авиации

Squadron Leader — майор авиации

Flight Lieutenant — капитан авиации

Flying Officer — старший лейтенант авиацию

Pilot Officer — лейтенант авиации

Master Technician — мастер—техник

Flight Sergeant — старший сержант авиации

Sergeant — сержант авиации

Corporal — капрал авиации

Senior Aircraftsman — рядовой авиации 1 класса

Leading Aircraftsman — рядовой авиации 2 класса

Aircraftsman — рядовой авиации

И на чем же летали блистательные маршалы авиации? Вот здесь сразу бросается в глаза разительное несоответствие бодрых заявлений политиканов и суровой реальности. Самолеты у англичан, по крайней мере, в начале войны, были отвратительными. Истребители—бипланы «Гладиатор», которые не могли догнать германский бомбардировщик. Совершенно безумные истребители «Дефиант», вооруженные турелью с 4 пулеметами… Полнейшее отсутствие фронтовой авиации… КВВС благополучно довели до абсурда идею стратегической воздушной войны, ликвидировав самолет поля боя как класс. Да и бомбардировщики были того… прямо скажем. В статье Артура Слейтера описывается состояние британской бомбардировочной авиации в начале войны. Не верить секретарю лорда Тренчарда, командующего Королевскими ВВС, у меня нет оснований. А если вспомнить, что у англичан не хватало пилотов даже для имеющейся горстки самолетов… Подготовились к войне хуже некуда.

Изумляет и вооружение британских самолетов. Патологическое пристрастие к пулеметам винтовочного калибра не поддается объяснениям. Хорошо еще, что англичанам не предстояло воевать с «Летающими Крепостями». Как сбить такой самолет из пулемета калибра 7,62 мм, я не знаю. Скорее всего — никак. Возникает подозрение, что парящие в горних высях маршалы авиации спутали цельнометаллические монопланы 30–х годов с полотняными этажерками 20–х. Короче говоря, Королевские ВВС начали войну в состоянии потрясающей неготовности. Анахронизм воззрений командования КВВС вполне соответствует заглавию этого предисловия.

С теорией дело обстояло не лучше. В статье того же Слейтера вы увидите, какие причудливые зигзаги выписывало стратегическое мышление КВВС. Идея Уоллиса о разрушении дамб Рура тоже из этой оперы. Как летать, как бомбить, что бомбить…

Но постепенно дело наладилось, хотя стоило это большой крови обеим сторонам. Что самое ужасное — все эти жертвы были напрасны. Ни «выбомбить» Германию из войны, ни «сломить волю немецкого народа к сопротивлению» не удалось. Знаменитые «рейды 1000 бомбардировщиков» стирали в пыль немецкие города, а производство танков росло… Бомбардировочное наступление набирало силу, и «Ланкастеры» горели как свечки от атак реактивных «Мессеров»… О болезненной зуботычине, которую дал полурассыпавшийся Вермахт союзникам в Арденнах уже в начале 1945 года, мы и не говорим. Впрочем, немцы тоже не преуспели. Бомбардировочный «блиц» над английскими городами провалился с таким же оглушительным треском. Теория Джулио Дуэ не выдержала испытания практикой.

Книга описывает историю создания и боевую деятельность 617–й эскадрильи Бомбардировочного Командования. Она была создана для решения одной весьма специфической задачи и вполне логично превратилась в эскадрилью специального назначения. По убеждению англичан, боевые качества эскадрильи были непревзойденными. «Я полагаю, что она стоила 10 других эскадрилий. Нет, не так. И 10 других эскадрилий не могли сделать то, что сделала 617–я», — сказал один из маршалов авиации КВВС. Так это или нет — судить читателю.

Как легко заметить, немного выше не переведен в русскую систему чинов коммодор авиации. Он не имеет эквивалента. Этот же момент встретится еще несколько раз. К сожалению, ряд понятий просто не встречается в русской действительности, поэтому приходится прибегать к довольно натянутым аналогиям.

Прежде всего, это относится к термину «operational tour». В годы войны британские пилоты должны были совершить определенное количество вылетов — «выполнить норму», так сказать. Но уж слишком сильно это выражение напоминает нечто профсоюзно—производственное. А слово «тур» вообще вызывает в памяти тур вальса. Поэтому я использовал термин «оперативный цикл», хотя это не вполне строгий перевод. Цикл состоял из 30 боевых вылетов, после чего пилот получал 6 месяцев отдыха. Нашим бы так…

Так же не вполне точен перевод должности Чифи Пауэлла (глава 4). «Disciplinary Non—Comissioned Officier» больше всего напоминает нашего старшину роты, освобожденного от хозяйственных обязанностей. Или, если можно так выразиться, заместителя командира эскадрильи по кадрам.

Точно так же слишком трудно определить использованный 617–й эскадрильей строй «гусиной стаи». Может, где—то в глубине архивов и скрывается точное русское определение этого построения самолетов, однако мне оно не известно. Между прочим, меня поразило описание четырехмоторного стратегического бомбардировщика, летящего на высоте менее собственного размаха крыльев. Американцы стремились подняться повыше и загнали «Сверхкрепости» чуть не в стратосферу, зато англичане пытались вжаться в землю…

Рекомендую обратить внимание на понятие «военная тайна», проходящее через всю книгу. Автор ни слова не говорит о бомбах, уничтоживших дамбы. Бо—ольшой секрет! По убеждению автора — да. Описываются «толлбои», «гранд слэмы», но не вращающиеся бомбы. Кстати, их называли «апкип», то есть «ремонт, содержание». Даже о детской игре, натолкнувшей Уоллиса на идею, автор ничего не говорит. «Блинчики» — сие тайна великая есть. Хотя в эпоху ядерного оружия (книга вышла в 1951 году) такая секретность не слишком понятна. А вообще—то смотрите видеофильм «Dam Busters», там все показано очень красочно, хотя не без преувеличений.

Теперь немного о британских орденах. Самое время попытаться разобраться в английской системе наград, должностей и орденов. Наверное, не меня одного интриговали загадочные DSO, KBE, AM, сопровождающие фамилии британских офицеров.

Сначала о самих орденах. Если «новоделы» типа Ордена за выдающиеся заслуги отлично вписываются в знакомую нам табель орденов, то немного сложнее обстоит дело со старыми орденами, вроде Ордена Бани. Суть в том, что здесь сохранился первоначальный смысл этого слова, и награжденный становится на кавалером звезды и цветной ленты, а членом капитула.

Отсюда и немного странные титулы, например, Член Ордена Британской Империи. Между прочим, в первоначальном замысле и знаменитый французский Орден Почетного Легиона был точно таким же. Более того, сохраняется тонкий нюанс различия между «светским» и «монашеским» капитулом, насколько здесь применимы эти термины. Итак, представляем британские ордена. Сразу оговорюсь, что не приведу здесь полного списка, только наиболее часто упоминаемые.

VC–Victoria Cross — Крест Виктории

DSO — Distinguished Service Order — Орден за выдающиеся заслуги

DSC — Distinguished Service Cross — Крест за выдающиеся заслуги

DFC — Distinguished Flying Cross — Крест за летные заслуги

AFC — Air Force Cross — Крест ВВС

COM — Conspicious Gallantry Medal — Медаль за отвагу

DSM — Distinguished Service Medal — Медаль за выдающиеся заслуги

DFM — Distinguished Flying Medal — Медаль за летные заслуги

GCB — Grand Cross of Bath — Большой крест ордена Бани

КСВ — Knight Cross of Bath — Рыцарский крест ордена Бани

СВ — Companion of Bath — Член (брат) ордена Бани

KG — Knight of Garter — Рыцарь ордена Подвязки

GBE — Grand Cross of British Empire — Большой Крест Ордена Британской Империи

КВЕ — Knight of British Empire — Рыцарь ордена Британской Империи

СВЕ — Commander of British Empire — Командор ордена Британской Империи

ОВЕ — Officer of British Empire — Офицер ордена Британской Империи

МВБ — Member of British Empire — Член ордена Британской Империи

Маленькое, но оч—чень любопытное дополнение. Первоначально Крест Виктории отливался из бронзы русских пушек, захваченных в Севастополе. Существует легенда, что и по сей день эта традиция сохраняется, однако это сомнительно, хотя полностью исключить такой вариант тоже нельзя.

Еще один «смешной» анекдот о британских орденах.

Не могу удержаться, чтобы не привести блестящий пример «антиимпериалистической пропаганды» и тонкого совкового «юмора» времен не столь давних. В книге Белкина «Голубая Лента Атлантики» (издание четвертое, Л. 1990, стр. 30) можно найти до ужасти остроумную шутку.

Прямо животики надорвать можно. «Дело в том, что уже в 1348 году в Англии был учрежден орден Подвязки, которым короли награждали своих вассалов, и эту высшую награду носили на синей ленте. С тех пор многие самые почетные ордена: орден Святого Патрика, орден Ройял Гэлфик и другие — носили на синей или голубой ленте». Никакого другого перевода выражению Royal Gulfick, кроме вполне понятного королевского гульфика я предложить не могу. Воистину, вот он уровень марксистской пропаганды. «Суди, дружок, не выше сапога», — сказал дедушка Крылов.

Или не выше этого самого…

Имеется еще одна весьма специфическая англо—саксонская награда. Она сродни нашей благодарности в приказе, но только сродни. Это Упоминание в приказе (Citation).

Советские описания военных действий на Западе грешат многочисленными неточностями, назовем их так. При этом наши издательства не стеснялись прямых подлогов. Вот один вопиющий пример пропагандистской фальшивки. Д. Ричардс, X. Сондерс «ВВС Великобритании во Второй Мировой войне», М., 1968. На странице 718 мы встречаем сообщение, которое я просто отказываюсь комментировать. «Советские Вооруженные Силы (!) в Индийском океане (?!) потопили германскую (??!!) подводную лодку». Умри, Денис, лучше не выдумаешь.

Книга Ральфа Баркера «Убийцы кораблей» рассказывает о боевой деятельности британских торпедоносцев берегового базирования. Она тоже служит прекрасной иллюстрацией того состояния хаоса, которое царило в Королевских ВВС в начале войны. Самолеты морской авиации базируются на аэродромах, подчиняющихся авиации сухопутной. И если кто—то убежден, что камикадзэ — чисто японское изобретение, пусть почитает описания атак «Суордфишей». Мужеству пилотов британских «авосек» можно только удивляться, но организационный и полководческий гений военачальников, допускающих такое, заслуживает не семиэтажного, а семнадцатиэтажного определения.

И в заключение немного статистики. Самолеты Бомбардировочного Командования за годы войны совершили 392137 вылетов. Они сбросили 955044 тонны бомб и поставили 47307 мин. При этом были потеряны 10724 самолета и более 55000 летчиков. Потери личного состава достигали 75 %. Береговое Командование за годы войны потеряло 2060 самолетов и более 10000 летчиков.

А.Г. Больных

Пролог

21 июня 1940 года 9 «Бофортов» 42–й эскадрильи атаковали «Шарнхорст», когда тот триумфально шел вдоль норвежского побережья, после потопления британского авианосца «Глориес». Это была первая атака, выполненная «Бофортами».

«Бофорт» был двухмоторным цельнометаллическим монопланом. Он стал преемником Бристоль «Бленхейма» и в основном предназначался для использования в качестве торпедоносца. Но его высокая скорость и современная по сравнению с более ранними торпедоносцами конструкция произвели революцию в методике сброса торпед. В основном потому, что экипажи не освоили в совершенстве тактику торпедных атак на новом самолете, и отчасти потому, что на базе, откуда они действовали, не имелось торпед, они атаковали «Шарнхорст» бомбами.

Слабость такого рода атак заключалась в том, что даже при прямом попадании в корабль, имеющий броневые палубы, бомбы не причиняли серьезных повреждений. Только попадание ниже ватерлинии могло принести вред такому кораблю. Это была привилегия торпеды.

Утром 21 июня пришло сообщение, что «Шарнхорст» покинул гавань Тронхейма и двигается на юг со скоростью 25 узлов. В 11.05 он был замечен «Хадсоном» примерно в 50 милях севернее Бергена. Через час 9 «Бофортов» 42–й эскадрильи получили приказ взять по 2 500–фн бомбы, взлететь и атаковать вражеский линейный крейсер. Цель находилась вне радиуса действия истребителей, поэтому бомбардировщики не получили сопровождения. 9 «Бофортов» вылетели со своей базы в Вике (северная Шотландия) тремя звеньями по 3 самолета в 14.30 и взяли курс к норвежскому побережью.

Через Северное море 42–я эскадрилья летела на высоте 6000 футов колонной звеньев. К берегу Норвегии самолеты вышли в 16.00 в 15 милях севернее Бергена. По сообщению от патрульного «Сандерленда» эскадрилья повернула на юг и полетела вдоль берега в 20 милях от него. Вскоре летчики вдали увидели черный дым, примерно в 30 милях южнее намеченной точки перехвата. Это был линейный крейсер в сопровождении 6 эсминцев и миноносцев. Были также замечены 9 истребителей — 6 кружили над линейным крейсером, а еще 3 пытались укрыться в тонком слое облаков на высоте 9000 футов — на 3000 футов выше «Бофортов». Погода была ясной, а видимость хорошей.

Эскадрилья вышла на цель со стороны суши слева сзади. Когда самолеты оказались на расстоянии 10 миль, эсминцы прикрытия начали разворачиваться в кольцо радиусом 1500 ярдов, очевидно, ожидая торпедной атаки.

В 5 милях от цели ведущий самолет снизился до 4500 футов. За ним последовали остальные. Немецкая эскадра открыла огонь, а «Шарнхорст» начал поворачивать вправо, подставляя «Бофортам» корму. Кормовые башни линейного крейсера стреляли непрерывно. Когда самолеты опустились до 4500 футов, они встретили плотную огневую завесу, поставленную тяжелыми орудиями и зенитными автоматами. Самолеты в пологом пике снизились до 3000 футов, пилоты и штурманы пошли прямо на цель. В конце пике на высоте 1500 футов каждый самолет сбрасывал бомбы и задирал нос вверх, стараясь уйти от сверкающей выстрелами палубы «Шарнхорста». Потом они отворачивали вправо и мягко выравнивались, проседая до 500 футов. Это выводило их всех на обратный курс.

Когда первый самолет сбросил бомбы, «Шарнхорст» прекратил поворачивать вправо и начал резкий поворот влево.

Эсминцы прикрытия все еще пытались занять исходную позицию для отражения торпедной атаки.

Командир группы видел всплески своих бомб в нескольких ярдах от левого борта линейного крейсера. Остальные пилоты тоже видели, как их бомбы накрыли цель, и даже заявили, что добились нескольких попаданий.

Когда головное звено отворачивало после атаки, еще до того, как оно успело построиться, его атаковали 3 Me–109, до сих пор кружившие на высоте 9000 футов. Эти 3 самолета следовали за «Бофортами», пока те пикировали, и теперь перехватили бомбардировщики. Первый вражеский истребитель спустился до высоты выравнивания бомбардировщиков и атаковал головной самолет слева. Выполнив атаку, он отвалил назад и полетел вниз, объятый пламенем. Его сбил стрелок головного самолета{1}. Тем временем второй и третий самолеты головного звена попытались пристроиться к своему ведущему, но были атакованы парой высотных истребителей. Ведущий сбросил газ, и остальные летчики отчаянно пытались оторваться от преследователей и пристроиться к нему. Вскоре номер второй проскочил мимо ведущего, на хвосте у него висел «Мессер». Германский истребитель прошел прямо над самолетом ведущего, дав возможность расстрелять его в упор. Мотор Me–109 остановился, потом снова заработал. Истребитель заложил крутой вираж влево и вышел из боя. Тем временем номер второй круто повернул вправо, где его перехватил один из нижней шестерки истребителей, которые тоже атаковали эскадрилью. Позднее Me–109 вернулся, а вот «Бофорт» больше никто не видел.

Номер третий головного звена теперь находился всего в 200 ярдах от хвоста ведущего. Но вокруг головного самолета в море сыпались пули, указывая на то, что номер третий атакован сверху. Внезапно номер третий резко пошел вверх и повернул вправо. Вражеский истребитель гнался за ним. Этот «Бофорт» тоже больше никто не видел.

Второе звено подверглось атаке истребителей через 5 минут после бомбежки. От него осталось только 2 самолета. Третий оторвался от строя во время бомбежки и присоединился к третьему звену. 2 оставшихся самолета второго звена отбивали атаки в течение 8 минут. Стрелки имели достаточно поводов для беспокойства, так как пустые гильзы застревали в затворах и приводили к отказам пулеметов. Случалось, что не мог стрелять вообще ни один пулемет. Бомбардировщики сумели уклониться от атак, только спустившись до высоты 50 футов, причем они отчаянно маневрировали, как только истребитель заходил в хвост. Но в конце концов один из этих самолетов тоже загорелся и упал в море.

Третье звено, которое теперь состояло из 4 самолетов, избегло внимания вражеских истребителей и благополучно вернулось на базу.

Предположим, что «Бофорты» были бы вооружены торпедами. Чего они могли добиться?

Маневры эсминцев сделали сброс торпед крайне трудным. Противодействие торпедной атаке оказалось бы гораздо более яростным как со стороны эсминцев, так и со стороны истребителей, оставшихся внизу. Потери неизбежно увеличились бы. Вероятно, удалось бы сбросить одну или две торпеды в борт линейному крейсеру, пока он поворачивал влево. Но эти самолеты неизбежно стали бы жертвой истребителей. Для сброса торпед следует держать небольшую скорость, поэтому соединение становится еще более уязвимым. Совершенно очевидными стали недостатки бортового оружия. Оно оказалось слабым и ненадежным. Все стрелки сообщили об осечках и задержках. Не хватало дальних истребителей сопровождения.

«Бофорты» получили зловещее предзнаменование. Ни одного попадания. Погибла треть соединения. Отказы вооружения. Но самое худшее было впереди. За 10 дней до атаки, после многочисленных аварий во время тренировочных полетов, была собрана комиссия, чтобы выработать рекомендации по использованию «Бофортов». Экипажи знали об этом, но все вызвались добровольно участвовать в операции против «Шарнхорста». Вскоре после атаки все «Бофорты» были отправлены на переделку — для установки новых моторов «Таурус».

Вряд ли можно было предугадать, что «Бофорт» и его торпеды сыграют важную роль в действиях против вражеских кораблей в ходе Битвы за Атлантику в 1941 году, или что в 1942–43 годах они будут диктовать ход боев на суше не кому—либо, а самому генералу Роммелю.

Глава 1 Занавес поднят

— Между прочим, это тот корабль, что потопил «Равалпинди», — добавил командир эскадрильи.

И с таким напутствием летчики отправились на охоту за карманным линкором «Лютцов».

Старший сержант авиации Рэй Ловейтт испытал все полагающееся такому моменту возбуждение. Он помнил, что после начала войны Гитлер изменил название корабля. Из «Дойчланда» он превратился в «Лютцов», ведь гибель корабля с названием «Германия» могла нанести страшный удар по духу немцев. В своем воображении Ловейтт торпедировал «Лютцов» — и промахивался, его сбивали — и он благополучно возвращался домой.

Ловейтт был типичным молодым англичанином, почти мальчиком. Его щеки едва успели познакомиться с бритвой. Ловейтту исполнилось 22 года, он родился в Ковентри. Его коротко стриженные волосы бодро топорщились под пилоткой. И уже почти три года он готовился к этому дню.

В 1941 году он был одним из тысяч таких же молодых англичан, которых презирали и враги, и собственные старики как никчемных, безвольных декадентов. На этих розовощеких беспечных юнцов с опасением поглядывали даже союзники, уроженцы доминионов. Когда они видели только что пришитые крылышки КВВС над карманом форменной тужурки на гордо выпяченной груди, они только молча удивлялись. А когда там же виднелась пурпурно—белая орденская ленточка, то человек и вовсе становился в тупик. В чем мог отличиться этот мальчишка, кроме вырезания бумажных фигурок?

Ловейтт не имел орденской ленточки, однако он много потрудился, чтобы заработать крылышки. И еще больше, чтобы сохранить их. В марте 1938 года он совершил свой первый полет в составе Корпуса Добровольческого Резерва, заработал крылышки и был призван в сентябре 1939 года. Затем последовал период обучения в составе Королевского Флота. Из него готовили пилота авианосного торпедоносца. После этого его и еще 14 таких же летчиков—сержантов передали Воздушным Силам Флота.

Несмотря на общее восхищение флотом, все летчики запротестовали. Королевские ВВС были их первой любовью, и они поступали именно туда. Кроме того, летчики КВВС были элитой, а морская авиация для флота всегда стояла на втором месте после кораблей. Для них совсем не просто было согласиться с мыслью, что их посадочная полоса в любой момент может повернуть и удрать неведомо куда, даже не известив об этом отправившихся в полет летчиков. И им совсем непросто будет отыскать свой аэродром. Это была не просто одна из военных опасностей. Это был вопрос статуса.

Но были и другие причины. Жалование пилота—петти—офицера было в три с лишним раза меньше, чем жалование пилота—сержанта. И ваши крылышки переезжали на обшлаг рукава. Выдержать это было труднее всего. Не на груди, а на рукаве. И это были не заработанные с таким трудом крылышки КВВС.

Для Ловейтта в этих крылышках было нечто символическое. Это было не одно только самомнение, хотя не обошлось без него. Летчики отстаивали нечто большее — свои амбиции, достижения, надежды. Даже, пожалуй, нечто большее, чем сочетание всего этого. Командование отрицало их личности. Для Ловейтта это было отрицанием его мужества. Пилоты поняли точку зрения флота и были готовы к компромиссу. Прежде всего они попросили сохранить свое жалование КВВС. Адмиралтейство поразмыслило и согласилось. Затем они попросили разрешения носить крылышки КВВС на флотском мундире. В конце концов именно там они научились летать, и не было причин лишать их этого чисто формального знака отличия. Если бы моряки пошли на это, большинство пилотов согласилось бы на все, но Адмиралтейство в этом отказало. Однако со своей стороны оно тоже пошло на компромисс и предложило вариант: зачислить всех летчиков в ВСФ.

Такое предложение могло устроить любого разумного человека. Но Ловейтт, как и значительное большинство остальных летчиков, считал крылышки КВВС чем—то особенным, о чем он не мог рассуждать разумно. Он никогда не думал о себе как о склочнике, но сейчас превратился в упрямейшего из упрямых. Он «видел цель», и это накрепко застряло у него в голове. Когда флот осознал, что встретился с чем—то, что может подорвать его вековые традиции, он предпочел отпустить этих упрямцев с миром. В том числе и Ловейтта.

Отказавшись от шанса служить в ВСФ, Ловейтт обнаружил, что и КВВС не слишком в нем заинтересованы. Он был отправлен в 42–ю эскадрилью, летавшую на «Уайлд—бистах». Уже тогда эти тихоходные бипланы считались устаревшими. Кроме того, в эскадрилье был избыток пилотов, и при таких обстоятельствах летчик—сержант мало на что мог рассчитывать. Однако он по крайней мере начал летать, включая работу в эскадрилье «Хадсонов» Берегового Командования. Потом 42–я эскадрилья получила «Бофорты» и была переброшена в Льючерс (графство Файф). В конце концов настала и очередь Ловейтга учиться на командира «Бофорта». Он получил собственный экипаж.

Хотя дорога в боевую часть у Ловейтга оказалась весьма причудливой, он получил некоторую компенсацию. Мало кто получил такое всестороннее обучение, как он. Мало кто из летчиков эскадрильи так же хорошо знал корабли, как он.

Упоминание о «Равалпинди» вернуло мысли Ловейтта на 18 месяцев назад. Он вспомнил отважный бой, который провел «Равалпинди». Старый вспомогательный крейсер безнадежно уступал противнику и был потоплен. Однако он успел вызвать на помощь крейсера, чтобы те защитили конвой. В сообщении указывалось, что «Равалпинди» атакован карманным линкором типа «Лютцов». Через несколько минут, когда нападавшие были правильно опознаны как линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау», «Равалпинди» уже получил тяжелые повреждения, а его рация была разбита прямым попаданием. Британские крейсера, появившиеся на месте боя, обнаружили, что немцы удирают. Предполагалось, что «Лютцов» улизнул и направился в безопасные воды Балтики. В любом случае до последнего времени он находился именно там.

Ловейтт глянул на часы, висящие на стене, а потом на дату на календаре за спиной командира эскадрильи. Примерно 23.00, не более часа до полуночи. Четверг, 12 июня 1941 года. Он кивнул своему штурману Элу Моррису, атлетически сложенному парню из Нокомиса (Саскачеван, Канада).

— Глянь на часы. Скоро полночь. К тому времени, когда мы поднимемся в воздух, настанет пятница, тринадцатое.

Ловейтт всегда отрицал дурные приметы. Он всегда проходил под лестницей и прикуривал третьим от спички. Он отказывался стучать по дереву или кидать соль через плечо — на самом деле он отказывался склонить судьбу на свою сторону. Но при всем этом Ловейтт твердо верил в собственную удачу. Более того, он как—то сумел убедить экипаж забыть о несчастливых числах.

— У меня есть ощущение, что завтра будет неудачный день, — прошептал Ловейтт.

— Неудачный?

— Для «Лютцова».

Ловейтт один ухом продолжал слушать командира. Еще вчера их предупредили, что для них имеется цель. Кое—кто уже был отправлен в полет, искать вражеские корабли. Никто ничего не нашел, но позднее в тот же день пришло сообщение, что какой—то вражеский линкор, возможно «Лютцов», покинул Кильскую бухту и идет на север.

С этого момента эскадрилья находилась в готовности, ожидая сообщения о контакте с противником. Адмиралтейство получило донесение разведки, что в 12.30 «Лютцов» был замечен огибающим Скаген в сопровождении 4 эсминцев. Фоторазведчики обшаривали Скагеррак весь день до вечера, но ничего не обнаружили.

В 19.30 главнокомандующий Берегового Командования главный маршал авиации сэр Фредерик Боухилл, считая, что противник будет неизбежно обнаружен, перевел свои ударные силы в состояние повышенной готовности. Он располагал 13 «Бофортами» 42–й эскадрильи в Льючерсе и 5 «Бофортами» 22–й эскадрильи в Вике.

В 22.00 никаких новостей не поступило, и перед Боухиллом встала проблема. Не было никаких сомнений, что «Лютцов» следует далее, намереваясь укрыть в фиордах. Было просто мучительно чувствовать, что линкор уже может находиться в пределах досягаемости «Бофортов» и даже может покинуть его, прежде чем будет обнаружен разведчиками.

Отрезок времени, в течение которого «Бофорты» могли атаковать цель у берегов южной Норвегии, был ограничен скоростью цели. Предположим, что «Лютцов» делает 22 узла, как сообщила разведка. В этом случае он уже примерно час в пределах досягаемости и останется там еще 5 или 6 часов.

С момента отдачи приказа на вылет до прибытия самолетов к южной Норвегии пройдет еще примерно часа 3. Если «Бофорты» намереваются перехватить «Лютцов», приказ будет отдан в ближайшее время, и самолеты должны взлететь до полуночи. Но донесения о визуальном контакте еще не поступило.

Опытный вояка Боухилл поигрался с идеей нарушения одного из канонов использования ударных самолетов. А не послать ли «Бофорты» без такого донесения? Если он будет ждать, сообщение может прибыть слишком поздно, и самолеты просто не успеют долететь до цели. «Лютцов» укроется в одном из фиордов. Кроме того, замеченный линкор может попытаться запутать следы, временно повернув на обратный курс. А после 2.00, учитывая короткую ночь в этих широтах в такое время года, посылка ударного соединения превратится в смертельный риск — его могут перехватить вражеские истребители.

Насколько этот риск сравним с отправкой ударного соединения без точных координат цели?

Точные разведывательные данные считались основой основ успешного нанесения морской авиацией ударов на большие расстояния. Отказ от такой методики грозил провалом по множеству причин. Скорость «Лютцова» могла варьироваться очень широко. Корабль мог оказаться где угодно. Боухилл учитывал, что донесение о контакте может поступить, когда «Бофорты» уже будут находиться в воздухе. В этом случае он сможет передать им координаты цели по радио. Но если предположить, что в это время торпедоносцы достигнут крайней точки своего радиуса действия? У них просто не останется топлива, чтобы выйти в указанную точку. Пройдет еще много часов, прежде чем они сядут, заправятся и снова смогут взлететь.

Но существовал и другой колоссальный риск. Атака на таком расстоянии во многом зависела от фактора внезапности. Долгий поиск цели возле вражеских берегов очень опасен. «Бофорты» могут быть обнаружены и атакованы вражескими истребителями еще до того, как они найдут СВОЮ цель.

Боухилл пытался взвесить все эти альтернативы. Задержаться — упустить возможность. Шанс атаковать «Лютцов» в ближайшие 3 или 4 часа сохранится, только если «Бофорты» будут отправлены в полет немедленно. С другой стороны, отправить их преждевременно — значит сорвать операцию, понести тяжелые потери и упустить благоприятную возможность. На Боухилла давил очень короткий отрезок времени, в течение которого «Бофорты» могли нанести эффективный удар. Если дела пойдут не так, как нужно, он еще успеет отозвать «Бофорты». Вполне возможно, у них хватить времени заправиться и взлететь второй раз.

20 мучительных минут Боухилл крутил все это в голове. Однако решение было принято, и он быстро составил план, как свести к минимуму возможность ошибки в выборе района поиска.

Он имел 5 «Бофортов» в Вике и 13 в Льючерсе. Боухилл решил послать торпедоносцы из Вика в точку в нескольких милях южнее Ставангера, куда «Лютцов» мог прибыть, имея максимальную скорость. 9 самолетов из Льючерса должны были лететь в точку в нескольких милях юго—восточнее Листера — на случай минимальной скорости цели. Потом самолеты у Ставангера поворачивали на юг и спускались вдоль побережья. Самолеты у Листера поворачивали на север, и таким образом «Лютцов» оказывался захваченным в клещи. Такая схема давала еще одно дополнительное преимущество. Вражеская система обороны могла оказаться запутанной одновременным появлением у берегов Норвегии 2 групп самолетов в разных местах.

4 самолета в Льючерсе оставались в качестве резерва. Их предполагалось использовать для повторного удара, после того, как цель будет обнаружена. Боухилл лично сообщил этот план командирам эскадрилий. В Льючерсе Ловейтт внимательно слушал, как командир 42–й эскадрильи подполковник авиации Рой Фэвилл доводит информацию до экипажей.

— Никто не видел «Лютцов» последние 12 часов, — говорил Фэвилл. — Однако его предыдущие курс и скорость не оставляют почти никаких сомнений, что он направляется в фиорды севернее Ставангера. Если он туда прорвется, то будет передвигаться только по ночам и в плохую погоду. В конце концов он обязательно прорвется в Атлантику. Вы представляете, что он там может натворить. Главнокомандующий лично звонил мне. МЫ ОБЯЗАНЫ ПЕРЕХВАТИТЬ ЭТОТ КОРАБЛЬ. Это означает, что мы должны нанести удар, прежде чем он доберется до Ставангера. Другими словами, мы должны сделать это сегодня ночью.

Когда «Лютцов» был замечен в последний раз, он имел скорость 22 узла. На этом основании мы определили его теперешнюю позицию. Его сопровождают 5 эсминцев. Один идет впереди, очевидно, проводя траление. 4 эсминца окружают линкор квадратом, по 2 с каждого борта.

Мы вылетаем в точку в 10 милях юго—восточнее Листера. Если мы не получим донесения о визуальном контакте, то вблизи берега полетим на северо—запад вдоль фарватера, ведущего в Ставангер. 22–я эскадрилья будет выполнять поиск южнее Ставангера, таким образом мы вместе захватим очень большой район.

Мы нанесем первый удар 9 самолетами, 3 звена по 3 самолета. Я поведу головное, Фил пот — мой правый ведомый, Ловейтт — левый. Когда мы заметим цель, Ловейтт переходит вправо уступом от Филпота, и мы атакуем обычным строем со стороны моря. Остальные 2 звена взлетают с интервалом 10 минут и атакуют тем же порядком.

У нас имеются 13 самолетов, таким образом 4 остаются в резерве. — Ловейтт подмигнул Моррису при упоминании числа 13. — Резервные самолеты должны стоять в готовности к немедленному старту на случай обнаружения цели.

За эскадрой гоняются наши разведчики, поэтому вполне вероятно, что мы получим ее новые координаты по радио на пути к Норвегии. Поэтому радисты должны держать ушки на макушке. В то же время мы должны быть готовы вести разведку самостоятельно.

Самым важным в этом полете будет точная работа штурманов. Мы должны выйти в намеченную точку. Немцы тщательно выбрали время для прорыва своего корабля. Они долго ждали плохой погоды. Мы увидим только одну яркую точку — луну. Метеорологи говорят, что облачность имеет разрывы, и в таких разрывах видимость хорошая.

У нас есть только один шанс поймать этот корабль. Поэтому атакуйте без колебаний и сбрасывайте торпеды с минимальной дистанции. Это всё.

Общее бормотание заполнило комнату предполетного инструктажа. Штурманы перебирали свои карты, радисты повторяли позывные и коды. Хвостовой стрелок Ловейтта Уоллес—Пеннелл первым подошел к нему, держа в руках корзинку.

— Я забрал голубей, — сообщил он Ловейтту.

— Да, хорошо. Как тебе нравится: голубь номер 13!

— Ты веришь в это?

— Честно — нет.

— Тогда все будет в порядке.

К ним присоединились Моррис и радист Даунинг, и летчики отправились к самолету. Ловейтт относился к своей машине с немного показной любовью. Она несла обозначение W. Летчики называли ее «W — Wreck» (обломок). Когда экипаж получал самолет, техник предупредил, что это самая тихоходная машина эскадрильи, ее скорость была примерно на 5 узлов ниже, чем у остальных. Но вот что случилось с ними во время возвращения из первого безуспешного поиска противника у берегов Норвегии. Уже в сумерках возле Абердина они заметили Не–111, атакующий британский конвой. Было уже поздно пытаться перехватить бомбардировщик до сброса бомб. Однако Ловейтт пристроился к нему, ожидая выхода из атаки. Он занял позицию чуть выше «Хейнкеля», уравнял скорости и дождался, пока немец повернет домой. Пилот маневрировал так умело, что Уоллес—Пеннелл стрелял в упор. Длинная очередь отправила «Хейнкель» в воду. Чуть позднее его экипаж, болтавшийся в надувной лодке, был подобран англичанами и взят в плен. После этого для экипажа Ловейтта существовал только один самолет.

В 23.15 первые 3 «Бофорта» под командой Фэвилла вылетели из Льючерса, находящегося в 5 милях к югу от Ферт оф Тэй. Построившись над аэродромом, звено направилось к южной Норвегии. 5 «Бофортов» 22–й эскадрильи вылетели из Вика часом позднее и направились к Ставангеру.

Метеорологи оказались правы. По пути самолеты встретили шторм и низкую облачность. Сквозь редкие разрывы в тучах светила необычайно яркая луна — словно кто—то внезапно включал свет в темной комнате и тут же его выключал. Фэвилл, Филпот и Ловейтт летели в тесном строю — это было тяжким испытанием для пилотов и страшной нервотрепкой для экипажей. Ловейтт держался чуть левее самолета ведущего, он то и дело бросал быстрый взгляд на приборы.

Так как кресло пилота на «Бофорте» смещено влево, Ловейтт обнаружил, что у него от постоянного верчения разболелась голова и начали слезиться глаза, так как приходилось разглядывать то тусклую приборную доску, то сияющую консоль крыла ведущего. Он решил пристроиться к Филпоту уступом вправо. Ловейтт подумал, что все равно ему выдвигаться туда для атаки, поэтому он ничего не потеряет, сделав это сразу. Зато ему гораздо легче будет следить за остальными самолетами звена и соблюдать строй.

Фэвилл и Филпот шли прежним строем, а Ловейтт решил обойти их сзади, стараясь не попасть в струю от винтов. После этого он хотел пристроиться справа сзади к Филпоту. При перестроении он едва не потерял контакт со звеном, только дав полный газ, он удержался за ним.

Они летели уже более часа, большей частью в черных дождевых тучах, выдерживая высоту 600 футов и экономичную крейсерскую скорость 140 узлов. Торпедоносцам требовалась буквально каждая капля бензина на обратный путь. Кроме того был нужен резерв для поиска цели.

Тем временем в штабе Берегового Командования в Лондоне Боухилл следил за ходом операции. С тревогой он дожидался известия об обнаружении противника. Часы в оперативном центре пробили полночь. Наступила пятница, тринадцатое число.

И как раз в этот момент разведчик «Бленхейм» обнаружил германскую эскадру. Пилот ясно видел «Лютцов», 1 эсминец впереди и 4 вокруг линкора. Через несколько минут Боухилл изучал донесение. Эскадра находилась в 30 милях прямо на юг от Листера. Вскоре она повернет на север и пойдет вдоль берега, если не будет пытаться стряхнуть преследующий ее самолет. Но в любом случае «Бленхейм» будет следить за немцами. Больше «Лютцов» не скроется.

Боухилл ждал новых сообщений от «Бленхейма», но когда они пришли, то испытал горькое разочарование. «Бленхейм» был атакован вражескими истребителями. Он не мог преследовать эскадру и потерял контакт.

Боухилл мог только передать его сообщение ударным группам. Если «Лютцов» будет следовать прежним курсом, они его найдут. Если линкор повернет назад, рано или поздно он все равно будет обнаружен. В целом дела шли неплохо.

Когда береговая станция передала сообщение «Бленхейма», ведущее звено 42–й эскадрильи уже проделало половину пути через Северное море. Оно находилось в отличной позиции. Довернув вправо на 5°, самолеты выходили чуть южнее точки, указанной «Бленхеймом». Потом они поворачивали на северо—запад и следовали вдоль предполагаемого курса «Лютцова».

Когда головное звено проделало последние 200 миль до района Листера, напряжение экипажей возросло. Несмотря на окружающий мрак, Ловейтт уверился, что сегодня его ждет удача.

— Мы выйдем в точку, указанную в сообщении, примерно через 10 минут, — сообщил Моррис.

— О'кей, — сказал Ловейтт. — Пошире раскройте глазки, парни.

Сам пилот внимательно следил за ведущим. Он увидел, как тот начал пологое снижение до высоты 400 футов. Низкая облачность ненадолго рассеялась. И хотя плотные черные тучи продолжали закрывать луну, Моррис сообщил, что видит на воде какие—то огни впереди и чуть правее по курсу. Ловейтт на мгновение оторвал взгляд от самолета ведущего и посмотрел в сторону, указанную Моррисом. Он сразу понял, что Моррис был прав. Но, глядя на огоньки, Ловейтт потерял из вида Фэвилла и Филпота. Он не сообразил, что те тоже увидели огни. Фэвилл начал поворачивать вправо, Филпот последовал за ним, и оба эти самолета перерезали курс Ловейтту. Попав в струи их винтов, его самолет потерял управление в воздушных вихрях и закувыркался вниз. Отчаянными усилиями Ловейтт пытался удержать его в воздухе, так как «Бофорт» начал круто пикировать прямо в воду.

Когда он восстановил управление, до воды оставалось всего несколько футов. И он остался один.

Ловейтт напряженно пытался увидеть остальные самолеты, но непроницаемая темнота сомкнулась вокруг него. Затем он посмотрел на кучку огней, которую заметил с высоты 400 футов. Они были здесь же, на некотором расстоянии от самолета, все еще с правого борта. Самолет не мог за это время сильно сбиться с курса. Однако приятной новостью было то, что теперь они были предоставлены сами себе. Ловейтт чуть довернул вправо и полетел прямо на огоньки.

— Что случилось? — спросил Моррис из носовой кабины. — Я думал, мы врежемся.

— Я тоже. Ты видел, как они повернули?

— Нет.

— Что я знаю твердо — нас расшвыряло по всему небу. Если бы мы летели на 400 футов ниже, мы бы шмякнулись.

— Ты видишь вон те огни?

— Да.

— Мне кажется, что это рыбацкие суда.

Ловейтт получил от Морриса новый курс и повернул. Потом он вызвал Даунинга.

— Слушай остальных по радио. Я боюсь, что мы потеряли их. Если они найдут эскадру, они передадут сообщение об атаке. Тогда мы их обнаружим.

— Ладно.

— И, Уолли, следи за истребителями. Мы где—то недалеко от Норвегии.

— О'кей.

Ловейтт снова набрал высоту 600 футов. Последние несколько минут были очень нервозными. Набрав высоту, пилот немного успокоился. Они будут лететь этим курсом 10 минут. Дольше нельзя, так как они в темноте могут пересечь береговую черту и врезаться в гору. Ловейтт знал, что Моррис следил за координатами, пока они летели строем, однако всегда существует источник ошибок, если вы следуете за другим самолетом. Когда самолет сбился с курса, они могли лишь очень приблизительно представить себе свое положение, хотя и видели огни рыбацких судов. Они обязательно должны определиться, прежде чем начинать поиск «Лютцова».

Дождь нашел трещинку в перспексовом фонаре, и ему на колени падали капли. Оптимизм помаленьку рассеивался. Ловейтт начал чувствовать себя неуютно.

— Десять минут прошли, — сообщил Моррис. — Никакой земли.

Теперь они повернули на северо—запад, так как наверняка находились где—то вблизи от судоходных маршрутов. Но «где—то вблизи» не слишком удачная позиция. Только если они сумеют определиться, появится возможность отыскать «Лютцов», в случае, если он следует прежним курсом.

— Нам придется лететь дальше, — сказал Ловейтт. — Мы можем выйти к берегу под углом? Это даст нам шанс заметить блеск, если мы полетим вдоль него, а не врежемся лбом.

— Курс 340°.

Когда Ловейтт начал поворачивать влево, его глаза перебежали с авиагоризонта к компасу и обратно. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Стрелка показывала не туда, куда следует.

Он сразу понял, что произошло. Дождь залил стекло компаса, и пилот почти ничего не видел. Каким—то образом перекрестие, отмечавшее север, убежало в сторону. После встречи с рыбаками они летели не в ту сторону — от берега! Старая ошибка. Он с трудом мог представить, как это могло случиться. Следует ли после этого удивляться, что ничего не видно?

— Я боюсь, мы промахнулись, Эл. Это не оправдание, но вода залила компас, и заставила меня ошибиться. Я поворачиваю на 180 градусов, и мы будем лететь этим курсом 15 минут. Извините, парни.

— Ты возвращаешься на первоначальный курс — прямо к берегу?

— Да. Нам придется. Мы потеряли слишком много времени.

— Может, поднимемся на 1500 футов? Во всяком случае, это повыше большинства береговых утесов.

— Хорошая идея.

В последующие 15 минут напряжение нарастало. Самая смутная тень земли — и они смогут определиться. Судоходные маршруты лежат в 5 милях от берега. Но не видя земли, можно будет только гадать.

Темнота сгущалась вокруг самолета, приводя их в отчаяние. Нервы Ловейтта начали отказывать. Ему стало казаться, что все идет наперекосяк, а потому лучший выход — поискать цель вслепую, а потом возвращаться домой.

Внезапно прямо под ним из мрака полыхнуло пламя взрыва. В ушах раздался спокойный голос:

— Куча зениток, шкипер. Прямо под нами и за хвостом.

— Это корабли! Где они?

Моррис ответил из носовой кабины:

— Это не корабли. При вспышках выстрелов я видел землю.

Ловейтт круто повернул «Бофорт» влево, подальше от плотного огня, обратно в море. Уоллес—Пеннелл сообщил из хвостовой башни:

— Они все еще стреляют по нам. Однако мы выходим из зоны огня. 10 градусов вправо и снижение на 200 футов. Они нас потеряют.

Голос стрелка был холодным и расчетливым, и Ловейтт послушался совета. Уоллес—Пеннелл продолжал руководить маневрами, и скоро самолет вышел из—под огня.

— Куда мы, черт побери, попали? — спросил Ловейтт Морриса.

— Я только что сообразил. Нет никаких сомнений. Это аэродром в Листере.

Листер! Новый фашистский аэродром в южной Норвегии. Новейшая база для «Дорнье», действующих в море. Они разворошили осиное гнездо. Через пару минут в воздухе будет по крайней мере одна эскадрилья истребителей.

Но в любом случае, они определились! Последние полчаса весь экипаж молился, чтобы небеса подсказали, где летит самолет. Место определилось с ужасающей точностью.

— Если мы и теперь не найдем «Лютцов», мы не найдем его никогда, — заметил Ловейтт. — Мы должны оторваться от погони, которую Листер отправит за нами. Эл, подойди на минутку, посмотрим карту.

Моррис выбрался из носовой кабины и сел рядом с Ловейттом.

— Сколько мы еще можем вертеться здесь?

Два человека немного помолчали, прикидывая расход топлива. Они могли позволить себе еще получасовой поиск, после чего в запасе не останется ни капли бензина.

Ловейтт уже оправился от шока после внезапного обстрела. Короткий взгляд на карту подсказал ему, что возможен только небольшой поиск до Листер—фиорда, может быть несколько миль севернее Эгерсунда. Но если эскадра продолжала идти на северо—запад после обнаружения, она должна оказаться именно в этом районе.

Всегда оставался вариант, что командир «Лютцова», узнав об обнаружении эскадры, и опасаясь атаки, повернет назад и будет искать убежища в Кристиансанде. Там можно было отстояться сутки и попытаться прорваться следующей ночью. Однако, пройдя так много и находясь всего в нескольких часах от зоны относительной безопасности, повернет ли германский капитан обратно? Зная, что он замечен самолетом—разведчиком, он вполне может полным ходом устремиться в сторону фиордов Ставангера, используя плохую погоду в качестве помощника.

В донесении разведчика скорость эскадры определялась как 22 узла. Но Ловейтт знал, что карманные линкоры типа «Лютцов» могут дать немного больше — 26 узлов.

— Просчитай новую позицию, — приказал он Моррису. — Предположи, что с полуночи они шли со скоростью 26 узлов, как раз с момента обнаружения «Бленхеймом». По моим предположениям, они окажутся где—то около Эгерсунда. Мы как раз над ними.

Моррис отправился на свое место, чтобы вычислить точную позицию. Ловейтт повернул обратно к земле, чтобы выйти к судоходному фарватеру севернее Эгерсунда. Он решил отмахнуться от дурной мысли, что «Лютцов» вполне может оказаться где—то в бескрайних морских просторах позади него. Он будет следовать этим курсом, пока хватит топлива.

Он опустил «Бофорт» до высоты 500 футов, но даже Моррис из носовой кабины ничего не видел. Потом Ловейтт начал плавное скольжение вниз до безопасного предела и даже чуть ниже. Ничего!

Ловейтт и Моррис наклонились вперед, завороженные малой высотой, пытаясь различить в тени облаков силуэт корабля. Уоллес—Пеннелл вглядывался в темноту сзади, стараясь заметить истребители. Даунинг слушал рацию.

Они летели как раз над фарватером в 5 милях от берега. Но даже если они окажутся прямо над центром эскадры, заметить корабли будет очень трудно.

Еще через 15 минут Даунинг сообщил:

— Я только что перехватил радио командира группы. Никто и ничего. Они все ничего не заметили и сейчас возвращаются домой.

— О'кей.

Ловейтт с трудом сообразил, что Моррис вызывает его.

— Мы только что прошли Эгерсунд.

Несколько мгновений Ловейтт держал прежний курс, соображая, что им делать. Ночной мрак сгустился. Отсветы на стекле кабины больно били по глазам. «Лютцов» не может оказаться далее к северу от их настоящего места. Или они промазали, или он каким—то образом ускользнул. Другие парни уже возвращаются домой. Они израсходовали почти весь запас бензина — собственно, разумный предел уже израсходован. Ловейтт все—таки хотел жить. Никто не обвинит его, если сейчас он повернет домой.

Пилот лег на курс 267° и набрал высоту 800 футов. Выровнял самолет. Курсом 267° они всегда возвращались домой из полетов к берегам южной Норвегии. Моррис выбрался из носовой кабины и проложил курс до Льючерса. Уоллес—Пеннелл вылез из—за своей турели. Ловейтт зажег сигарету. Все, что им оставалось — возвращаться назад.

Впереди стоял ночной мрак, такой же, как всегда. Но когда они отвернули от берега, в облаках появились небольшие разрывы, сквозь которые ярко сияла луна. В нескольких милях справа Ловейтт мог увидеть два пятна лунного света, примерно в миле к северу, похожие на свет двух прожекторов. Жаль, что такие дыры в облаках не развешаны над всем фарватером.

Мир вокруг них был черен, и эти два круга света только еще больше сгущали окружающий мрак. Внезапно в первом круге света Ловейтт увидел тень. Первая крошечная капля дождя на сухой мостовой. Мельчайшее белое пятнышко. Это была кильватерная струя корабля.

Боги вместе с людьми подготовили великолепную сцену. Ловейтт не мог сдвинуть луну, но ему это и не требовалось.

Света было достаточно, и объект двигался. На сцене быстро, но с достоинством появился «Лютцов», следующий в 1000 ярдов за тралящим эсминцем. Его окружали еще 4 эсминца, причем ведущая пара находилась как раз на пути торпедоносца.

Какой умница германский капитан, что прошел эти 25 миль! Ловейтту никогда не пришло бы в голову искать противника там.

С этого момента все зависело от Ловейтта. Остальные парни возвращаются домой. Еще через час или два «Лютцов» окажется в безопасности, укрывшись в норвежских фиордах, откуда рано или поздно прорвется в Атлантику. Жизни тысяч моряков торговых судов, судьбы их кораблей и драгоценных грузов сейчас находятся в его руках.

Ловейтт как бы парил где—то рядом с самолетом, над фонарем пилотской кабины, следя за происходящим.

Было слишком поздно атаковать «Лютцов» в первом пятне лунного света. Но чуть дальше на север, как раз на пути эскадры, находилось второе. Если он будет лететь прежним курсом под прямым углом к курсу эскадры, то пересечет его чуть впереди германских кораблей. Оказавшись в миле слева от курса немцев, Ловейтт должен повернуть обратно, прямо на восток. Тогда он встретит «Лютцов» как раз посреди второго светового пятна.

Ловейтт повернул на северо—запад, медленно теряя высоту. Он лихорадочно прикидывал дистанцию, скорость и время. Он должен проложить курс прямо на центр светового пятна, чтобы иметь возможность внести последние поправки.

Ловейтт начал заход с расстояния 3 мили, все еще снижаясь. Газ убран, скорость упала до 140 узлов. Теперь он находился именно там, где хотел — в 20 футах над водой, дожидаясь появления из темноты кораблей противника. Может, они услышали шум моторов? Они должны услышать. Может, они изменили курс, а плохая погода скрыла это? Как пилот снова найдет их? И вообще, найдет ли? Имеются только два лунных пятна. Но как раз в этот момент из мрака возник тралящий эсминец. Он стремительно мчался совершенно прямым курсом.

Ловейтт подался вперед в своем кресле, ожидая «Лютцов». До сих пор не замеченный самолет должен был появиться на сцене внезапно, как падающая звезда.

А вот и линкор, абсолютно не подозревающий о грозящей опасности. Внезапность была полнейшей. И корабль был прекрасен, прямо как на картинке.

Какая—то отстраненная часть сознания пилота восхитилась этим враждебным созданием.

В тот же момент пилот увидел 4 эсминца. Передний левый оказался как раз у него на пути.

Ловейтт держал прежний курс, медленно набрав высоту сброса торпеды — 60 футов. Этого мало, чтобы перескочить мачты эсминца, поэтому придется пролететь у него за кормой. Эсминец почти наверняка идет на расстоянии 1000 ярдов от «Лютцова». Оценить расстояние над водой — крайне трудная задача, но таким образом пилот получал точное значение дистанции.

Еще через несколько секунд немцы заметят его, и начнется бешеная стрельба. Просто невероятно, что торпедоносец сумел подобраться так близко незамеченным. Эсминец стремительно приближался. Ловейтт действовал совершенно механически. Скорость и высота были надлежащими. Он должен быть уверен, что торпеда правильно войдет в воду и не выскочит на поверхность. Проскочив мимо эсминца, он будет иметь 300 или 400 ярдов, чтобы выровнять самолет, прицелиться и сбросить «рыбку».

Ловейтт проскочил за кормой эсминца, внезапно ощутив свою скорость. Кто—то с мостика выпустил в самолет красную ракету. Скорее всего, это был жест отчаяния. Разноцветные осветительные снаряды залили своим светом сцену, вернув некое подобие дня. Впереди, освещенный луной, появился «Лютцов». Он напоминал римскую свечу. Могучий линкор, сидячая утка.

Ловейтт чуть поднял нос самолета, чтобы нацелить торпеду. Он взял упреждение полтора корпуса, целясь в носовую часть корабля, впереди броневой цитадели. У пилота было достаточно времени, чтобы выполнить все нужные маневры; всё, что ему оставалось — чуть утопить левую педаль, немного доворачивая самолет. Нос торпедоносца дернулся влево и указал как раз туда, куда хотел Ловейтт. Промаха просто не могло быть. Он целился за всю эскадрилью. Внезапно корабль заполнил все лобовое стекло кабины. Последний взгляд на указатель авиагоризонта, чтобы удостовериться, что самолет летит нормально. Указательный палец уже лег на кнопку сброса. Ловейтт надавил ее, затаив дыхание.

Затем последовал характерный ощутимый толчок, когда разжались захваты.

— Эй, — произнес Даунинг, сидевший внутри фюзеляжа, — а ведь вы сбросили торпеду.

Только тогда пилот понял, что за все это время не произнес ни слова, и один штурман знал, что происходит.

Внезапно он вернулся обратно в самолет и рванул сектора газа. Прижав «Бофорт» к самой воде, пилот проскочил под форштевнем линкора, повернул влево и начал набирать высоту, чтобы уйти от огня зениток. Уже много позднее ему в кошмарах снилось, что зенитки поймали его, и он просыпался с криком ужаса.

— Мы попали! Мы попали! — дружно закричали Даунинг и Уоллес—Пеннелл, наконец сообразившие, что происходит.

Ловейтт заложил круто вираж влево над головным эсминцем и посмотрел через плечо вниз на свою цель. Гигантский столб воды, выброшенный взрывом, еще стоял в воздухе над подбитым кораблем. Дым и пар окутали носовую часть линкора. Ловейтт позволил себе долгий изумленный взгляд на дело рук своих. Потом вернулся страх, и он начал спешный набор высоты с отворотом. Эскадра снизила скорость. Ни один выстрел не прогремел вслед самолету. Полнейшая внезапность!

Немцы приняли «Бофорт» Ловейтта за Ju–88, сопровождавший эскадру. Торпеда попала в цель, несмотря на лихорадочную попытку в последний момент переложить руль. «Лютцов» сразу получил сильный крен на левый борт, часть верхней палубы ушла под воду, обе машины встали. Левый винт был тяжело поврежден, а из—за сильного крена правый почти вышел из воды. Один из эсминцев взял линкор на буксир, и эскадра поползла под прикрытием береговых батарей Эгерсунда.

Тем временем в 2.25 Ловейтт передал по радио сообщение об атаке. Его перехватили остальные самолеты 42–й эскадрильи. Руни, который пережил бомбардировку «Шарнхорста» год назад, нашел «Лютцов», окутанный дымом. Он сбросил торпеду в центр дымового облака. Взрыва не было видно, и потом стало известно, что торпеда прошла мимо. Еще один самолет 42–й эскадрильи обнаружил германскую эскадру, но не смог сбросить торпеду.

До этого времени 5 самолетов 22–й эскадрильи из Вика не видели удачи. 2 из них были вынуждены вернуться в Вик после отказа турелей, а 3 не нашли цель. Однако 2 самолета, совершившие вынужденную посадку, около 2.00 снова поднялись в воздух. В 4.23 один из них нашел «Лютцов», который двигался к Ставангеру своим ходом. Правый дизель немцам удалось запустить час назад. Корабль делал около 12 узлов. Было уже светло, и одинокий «Бофорт», встреченный плотным зенитным огнем, был вынужден сбросить торпеду издалека. Уже отворачивая, он был сбит Me–109.

Однако «Лютцов» был так тяжело поврежден торпедой Ловейтта, что командир решил немедленно поворачивать назад. Около 16.00 в этот же день он был замечен самолетом—разведчиком. Однако в это время он уже огибал Ска—ген и находился вне пределов досягаемости наших ударных сил. Уже через 4 дня другой фоторазведчик обнаружил «Лютцов» в Киле в сухом доке. Он простоял в ремонте 6 месяцев.

Когда Ловейтт сел, его окружили летчики, перехватившие сообщение об атаке. Его потащили в центр управления полетами, засыпая множеством вопросов. Казалось, они не верят в успех его атаки. Это была первая боевая атака британского торпедоносца. Он сбросил первую торпеду КВВС в германский линкор в открытом море.

Глава 2 Свободная охота

Когда началась война, в Соединенном Королевстве базировались 2 эскадрильи торпедоносцев — 22–я и 42–я. Обе они были вооружены устаревшими «Уайлдбистами» и ждали поступления новых Бристоль «Бофортов». Этот самолет был развитием «Бленхейма». Он начал поступать в 42–ю эскадрилью, базирующуюся на острове Торни, возле Портсмута, в начале 1940 года.

«Бофорт» был исключительно прочным самолетом. В свое время его считали самым скоростным средним бомбардировщиком в мире. 2 мотора «Таурус» позволяли ему развить скорость 290 миль/час при крейсерской скорости 145 узлов. Экипаж из 4 человек комфортно располагался внутри фюзеляжа. Штурман имел отличный обзор вперед сквозь носовое остекление. Он мог легко попасть в носовую кабину со своего взлетного места справа от пилота. Радист удобно располагался позади пилота, отделенный от него бронеспинкой и рацией. Он тоже мог легко перемещаться по самолету. Когда самолету угрожали истребители, он оставлял рацию и стрелял из 2 бортовых пулеметов «Виккерс» через боковые окна фюзеляжа. Примерно на середине фюзеляжа располагалась турель, прикрывавшая заднюю полусферу. Стрелки легко могли меняться местами, что позволяло избежать лишнего утомления. Просидеть целый день возле турели, напряженно разыскивая в небе вражеские самолеты, — крайне утомительное занятие.

Все предыдущие учебные атаки проводились на «Суордфишах» или «Уайлдбистах», чья крейсерская скорость не превышала 100 узлов. Эти самолеты использовали только один метод атаки — пологое пике с относительно безопасной высоты, выравнивание и сброс торпеды. Но «Бофорт» при пикировании очень быстро набирал скорость и превышал скорость безопасного сброса торпеды. Быстро погасить скорость при выравнивании оказалось невозможно. Поэтому атаку «Бофорты» проводили с малой высоты — и заход на цель, и сброс торпеды. Проводились различные эксперименты, чтобы преодолеть эти ограничения — устанавливались воздушные тормоза, применялась планирующая торпеда, которую можно было сбрасывать с высоты 1500 футов. Однако ни один метод при испытаниях не оказался достаточно надежным и в бою не применялся. При заходе на цель на бреющем полете «Бофорт» подвергался обстрелу из всех орудий, но при этом торпедоносец был ограничен в применении маневров уклонения.

В феврале 1940 года на острове Торни началось обучение экипажей новым методам атаки. В апреле 22–я эскадрилья была переброшена в Норт Коутс на побережье Линкольншира, в нескольких милях к югу от Гримсби. Отсюда «Бофорты» провели первые боевые вылеты, ставя мины у германского побережья.

«Бофорт» был новейшим самолетом и, как все новые самолеты, страдал множеством детских болезней. Во время минных постановок пропали без вести несколько экипажей. Произошло несколько аварий при взлете, причем некоторые завершились трагически. Пилоты начали подозревать моторы. Но моторы прошли полный цикл испытаний на фирме—изготовителе, и все они были новыми. Что могло быть неверного в этом новом прекрасном самолете? Командир эскадрильи приложил все усилия, чтобы убедить пилотов, что причиной всех аварий была неопытность летчиков. Часто это было действительно так.

«Бофорт» действительно был не слишком легким в управлении самолетом. Пилоты торпедоносцев привыкли летать на «Суордфишах» и «Уайлдбистах», которые летели буквально сами по себе. Но «Бофорт» был совсем иным самолетом. Он был много тяжелее, имел 2 мощных мотора, а площадь его крыла была маленькой. Он легко нес торпеду и 4 человека экипажа на большое расстояние с большой скоростью. Однако пилотировать его было нелегко.

К концу мая подозрения, что причиной поломок стали отказы моторов «Таурус», окрепли, когда сам командир эскадрильи не вернулся с обычнейшей минной постановки. Была создана следственная комиссия, что бы изучить эффективность действий «Бофорта» и его моторов. В результате работы комиссия потребовала доработать моторы «Таурус». Но 21 июня 42–я эскадрилья провела бомбардировку «Шарнхорста» на старых моторах, пока комиссия еще заседала.

22–я эскадрилья получила нового командира, подполковника авиации Ф. Дж. Сент—Дж. Брайтуэйта. В сентябре она возобновила действия, проведя серию бомбардировок вражеских портов — Флиссингена, Остенде, Кале, Булони. 11 сентября эскадрилья провела первую торпедную атаку. В 14.30 возле Кале был замечен вражеский конвой, и Брайтуэйту приказали нанести удар. 5 самолетов под командой капитана авиации Дика Бомана, одного из двух командиров звеньев, должны были встретиться с истребителями сопровождения над Детлингом и оттуда проследовать к цели. Когда соединение прилетело к Кале, там не оказалось никаких признаков конвоя. Боман решил выполнить поиск на северо—запад до Остенде, и конвой был замечен. «Бофорты» атаковали по отдельности. 3 самолета не смогли сбросить торпеды из—за отказов электросетей. Однако Боман и второй командир звена «Фанни» Фрэнсис выполнили атаку. Одна торпеда взорвалась преждевременно, попав в песчаную отмель между самолетом и мишенью. Вторая торпеда попала в большой транспорт и уничтожила его. Остальные «Бофорты» обстреляли из бортовых пулеметов корабли сопровождения, и все 5 торпедоносцев благополучно вернулись в Норт Коутс. Хотя почти всё в этой операции пошло наперекосяк, начало было обнадеживающим.

Через 4 дня был проведен вылет на свободную охоту, что потом на многие месяцы стало рутинной операцией. Это был вылет небольшой группы самолетов, проводивших поиск вражеских кораблей в указанном районе, нечто вроде разведки боем. Каждый самолет действовал самостоятельно в собственном секторе. Такие поисково—ударные группы родились как следствие общей нехватки самолетов, как разведчиков, так и ударных. «Бофорты» искали свои цели на выявленных судоходных маршрутах.

Кроме того, эскадрильи торпедоносцев были вынуждены вырабатывать тактику торпедных атак для новых типов самолетов. Учебная эскадрилья торпедоносцев Госпорте ждала предложений боевых эскадрилий по тактике. Учеба даже была на время приостановлена.

Тем временем окончательно оформилась тактика свободной охоты, которая воспитывала в пилотах индивидуализм. Скоро он стал характерной чертой летчиков—торпедоносцев. Вообще—то правила действий во время таких полетов были достаточно строгими. Пилоты держались в видимости вражеского берега. Для 22–й эскадрильи, которая действовала возле берегов Голландии, это было около 10 миль при хорошей погоде. Облачность обычно была достаточно плотной, чтобы торпедоносец мог укрыться от вражеских истребителей. Ни у кого не было сомнений в исходе столкновения «Бофорта» со стаей Me–109. Кроме того, задачей «Бофорта» была охота за вражескими кораблями, а не воздушные бои. Если пилот не имел облачного прикрытия вблизи вражеского берега, он должен был, согласно приказу, возвращаться назад.

Обычно поиск проводился буквально над самой водой. Это ограничивало видимость, зато и сам «Бофорт» было трудно увидеть или услышать. Таким образом «Бофорт» превращался в сверхскоростной торпедный катер. Часто пилоты атаковали цель совершенно внезапно для нее.

Первые вылеты проводились на высоте облачности. Предполагалось, что это поможет уходить от вражеских истребителей и в то же время увеличит радиус обзора. Однако оказалось, что «Бофорт», летящий на такой высоте, противник обнаруживает издалека. Более того, еще не выйдя на прямую видимость цели, торпедоносец обнаруживался радаром противника. И в любом случае, заметив цель, «Бофорт» был вынужден снижаться, чтобы атаковать ее.

При этом наличие низкой облачности считалось обязательным условием операции, и летчики всегда одним глазом косили на тучи.

Главной особенностью тактики свободной охоты было постоянное движение. Провести несколько минут в одном районе или кружить над целью перед атакой значило привлечь внимание и подвергнуть себя ненужной опасности. Секрет успешной операции крылся в быстром обнаружении цели и немедленной атаке. Это был единственный способ захватить систему обороны врасплох.

Такая тактика быстро стала шаблоном. Впрочем, многие понимали, что одинокие рейдеры, которые совершали вылазки во вражеские воды, выполняли действия всего лишь диверсионного характера. Прежде всего следует упомянуть командира эскадрильи Брайтуэйта. Этот человек был идеальным командиром эскадрильи, который пользовался всеобщим уважением и восхищением. Штаб группы запретил ему совершать больше 2 боевых вылетов в месяц, поэтому Брайтуэйт понимал, что многие летчики его подразделения имеют больший опыт свободной охоты. И он не стеснялся иногда летать под их командованием. Брайтуэйт отличался большой проницательностью. Он очень быстро улавливал, когда пилот начинал не выдерживать постоянного напряжения боевых вылетов, или что он просто не подходит по характеру для полетов на торпедоносце. Хотя в начале войны не существовало такого понятия, как оперативный цикл, нехватка обученных экипажей вынуждала опытных летчиков (если им везло) совершать более 50 вылетов, причем они не имели никаких надежд на отпуск. Брайтуэйт находил возможность переводить летчиков, которые готовы были сломаться, в инструкторы, прежде чем они переступали грань. Он понимал, что любой человек раньше или позже ломается. Многие из его летчиков добились больших успехов во время второго цикла.

В эскадрилье служили два великолепных пилота, резко отличавшихся друг от друга — Дик Боман и сержант Норман Хирн—Филипс. Боман имел все внешние признаки героя — порывистый, дерзкий красавчик, избалованный успехами, решительный и бесстрашный. Он любил свою роль одинокого волка. Самым большим счастьем для него были полеты вдоль голландского берега. Он летал на расстоянии прямой видимости от побережья, часто даже над самой сушей, вламываясь в голландские порты в поисках противника. Он был женат на прекрасной девушке, имел чудесного сына. Можно сказать, что у него было все, о чем может мечтать мужчина. Однако он был упрям и нетерпелив. Топить корабли стало для Бомана смыслом и целью жизни. Он хотел топить противника каждый день. Это был самый выдающийся пилот периода свободной охоты. Он задал такой темп, что невольно подстегнул дух соревнования в эскадрилье.

Если у Бомана и была слабость, то лишь его излишняя пылкость. Он всегда жаждал добиться результата и работал на публику. Однажды он посетил штаб Берегового Командования, и там ему показали фотографии «Бремена» и «Европы», стоящих в Бремерхафене в окружении барж и противоторпедных сетей. С этого момента мысли Бомана постоянно устремлялись к Бремерхафену. Его просто физически тянуло туда. Он нарисовал план акватории и определил, где можно сбросить торпеду. Однажды лунной ночью он на своем «Бофорте» проник в гавань. Бомана встретил шквал огня. Прожектора ослепили пилота, и он заметил лайнеры только в самый последний момент. Сбрасывать торпеду было поздно, и он поспешно отвернул, набирая высоту, чтобы не протаранить корабли. Когда Боман вернулся на базу, остальные офицеры попытались отговорить его от новых попыток атаковать эти корабли. Они говорили, что такая попытка будет просто бессмысленным самоубийством. Но Боман не услышал их.

Хирн—Филипс поступил в КВВС в 1936 году в качестве пилота—сержанта. После летной школы он закончил курсы торпедоносцев и общей авиаразведки. Возможно, это был самый хорошо подготовленный летчик эскадрильи. Хирн—Филипс придерживался правил. Он был профессиональным солдатом. Его работой было уничтожать противника, но при этом сохранить себя и свой самолет в целости. Он никогда не выходил на прямую видимость берега, исключая те случаи, когда это было необходимо для выполнения атаки. Впрочем, если это делал командир группы, Хирн—Филипс неизменно подчинялся, хотя без малейшей охоты. В основном он держался в 10 милях от берега, откуда были видны корабли не только под берегом, но и на некотором расстоянии от него. Если не было облачного прикрытия, Хирн—Филипс спокойно возвращался. Он всегда помнил о завтрашнем дне. Война была его бизнесом, и он относился к бизнесу крайне серьезно. Он отвечал за дорогой самолет и обученный экипаж. После одной атаки, когда сброшенная торпеда внезапно выскочила на отмель, Хирн—Филипс вернулся в этот район и тщательно изучил его с картой в руках, отмечая мелководные участки, где нельзя было использовать торпеды. Он обнаружил, что существует много районов, где нет необходимости приближаться к берегу на 10 миль, так как глубины препятствуют торпедным атакам. Это позволяло ему повысить шансы на уничтожение противника и на собственное выживание.

В другом случае радист Хирн—Филипса опоздал к старту. Хирн—Филипс сознавал опасность некомплекта экипажа, но не собирался пропускать вылет. У него не оставалось выбора, как лететь без радиста. Хирн—Филипс хорошо относился к этому парню и считал его хорошим радистом. Однако тут же выкинул из своего экипажа.

Визитеры эскадрильи, проверяющие из штаба группы, корреспонденты и прочие бездельники всегда летали с флегматичным Хирн—Филипсом. Он имел привычку возвращаться.

«Фанни» Фрэнсис, второй командир звена, был, наверное, одним из лучших командиров в эскадрилье. Боман грешил безответственностью. Хотя его личные достижения были выдающимися, он был слишком индивидуалистом, чтобы стать хорошим лидером. Зато Фрэнсис был прирожденным лидером, отважным, решительным, но без опрометчивости. Он служил в экспериментальном подразделении торпедоносцев в Госпорте до июля 1940 года. Лишь после долгой борьбы ему удалось вырваться в 22–ю эскадрилью, проявив при этом незаурядную настойчивость.

Фрэнсис руководил первой атакой торпедоносцев в этой войне — ночным полетом на вражеские корабли в гавани Шербура. Подразделение из 6 самолетов было перебазировано на остров Торни для этой операции. Они прибыли из Норт Коутса примерно в полдень, прождали до вечера и были милостиво отпущены до следующего утра.

— Можем мы покинуть расположение части? — спросил Хирн—Филипс.

Хирн—Филипс и штурман Фрэнсиса Фартинг служили на острове Торни в первые месяцы войны и обзавелись друзьями.

— Да, но не опоздайте. Нам придется вылететь завтра рано утром.

Хирн—Филипс и Фартинг ушли. Большая часть летчиков принялась слоняться по лагерю. Вечером было решено перенести атаку Шербура на ночь. Пару гуляк выудили из баров и доставили автобусом на аэродром, остальных собрали громкоговорители. Но никто и понятия не имел, куда могли деться Хирн—Филипс и Фартинг.

У них оставался один призрачный шанс успеть к вылету. Хирн—Филипс решил, что они с Фартингом, старшие унтер—офицеры эскадрильи, должны подавать всем пример, и потому им следует вернуться как можно раньше. Когда они прибыли на аэродром, их тут же схватили и потащили в штаб. Там они обнаружили, что все экипажи собрались и получили инструкции. Более того, летчики уже расходились по самолетам. Им коротко описали предстоящее дело и сообщили, что ожидается рандеву с «Бленхеймами» над Уиттерингом.

— Какая цель?

— Шербур. Корабли в гавани. Самые большие на ваше усмотрение.

Они помчались к самолетам, получив дополнительные инструкции от Фрэнсиса, который уже приготовился взлетать со штурманом Хирн—Филипса. Экипажи были восстановлены, самолеты взлетели, построились и легли на курс. Такого рода события могут выбить из колеи любого — только не хладнокровного Хирн—Филипса.

Стояла полная луна, хотя ее укрывали облака, и ночь была темной. Планом предусматривалось, что «Бленхеймы» первыми сбросят зажигательные бомбы на доки. Начавшиеся пожары осветят корабли в гавани, что облегчит задачу «Бофортов». Торпедоносцы пойдут на порт 3 волнами по 2 самолета с различных направлений: 2–е востока, 2 — с севера, 2–е запада.

Во время перелета над полуостровом Шербур соединение попало в густую облачность. Самолетам пришлось выбираться оттуда. Хирн—Филипс спустился ниже облаков и обнаружил, что остался один. Он продолжал полет, пытаясь найти остальные самолеты. Его штурман теперь вел свою собственную прокладку. Когда они увидели французский берег, то поняли, что уклонились к востоку. Хирн—Филипс повернул вправо и несколько минут летел вдоль берега. Очень скоро разрывы зенитных снарядов над Шербуром подсказали им, где они находятся. «Бленхеймы» были уже над гаванью. Хирн—Филипс имел приказ атаковать с востока. Он так и поступил, однако, уже пересекая брекватер, увидел в миле впереди себя 2 «Бофорта». Он повернул вправо, чтобы обогнуть гавань и атаковать с запада. Однако, двигаясь параллельно брекватеру, увидел еще один «Бофорт», летящий с запада. Тогда Хирн—Филипс плюнул на все приказы и решил перескочить брекватер и атаковать немедленно, чтобы находиться подальше от других самолетов. Когда пилот повернул в направлении гавани, то заметил на горизонте багровое свечение и уловил отблеск пожаров, бушующих в городе.

Хирн—Филипс миновал волнолом. Мачты множества кораблей возникли перед ним на фоне пожаров, бушующих на причалах. Он знал, что в гавани находятся 3 эсминца и 2–3 транспорта. Пилот увидел перекрывающиеся силуэты эсминца и транспорта. Он решил, что если торпеда пройдет под килем первого корабля, то наверняка поразит второй. Сразу за брекватером самолет попал под огонь зениток. Осколки хлестали по плоскостям «Бофорта», как металлический град. Хирн—Филипс определил свою высоту по мачтам и трубам целей. Но в любом случае полет оставался рискованным, и он всерьез опасался врезаться в какой—нибудь корабль в темноте. Он сбросил торпеду и ударил по газам. «Бофорт» сразу пошел вверх. Но Хирн—Филипс совсем не собирался лететь на бушующий там огонь, как мотылек на пламя свечи. Он не хотел становиться прекрасно освещенной целью. Поэтому Хирн—Филипс начал отчаянно сражаться с собственным самолетом, пытаясь удержать его внизу. Попытка работать триммерами ни к чему не привела. Половина хвоста вместе с триммерами была отстрелена.

Хирн—Филипс сумел вывести свой «Бофорт» из пламени над Шербуром и долететь до острова Торни. Но когда он попытался выпустить закрылки, они тоже отказали. Это означало, что гидравлика сдохла. Однако пилот мог выпустить шасси аварийно, с помощью подрывных патронов. Он робко нажал на кнопку. Ничего не произошло.

Тогда Хирн—Филипс снова набрал высоту и позвал радиста.

— Скажи им, что у нас проблемы с шасси. Пусть остальные садятся вперед нас. Если мы сядем на брюхо, то перепашем им аэродром.

Радист отправил сообщение, и вскоре Хирн—Филипс получил зеленую ракету с контрольной башни. Он не видел, как садились остальные самолеты, но так как он сам атаковал последним, другие должны были вернуться раньше. Поэтому он совершил идеальную аварийную посадку прямо посреди световой дорожки. Но что—то пошло не так. Когда Хирн—Филипс выбрался из обломков, на него набросился дежурный по аэродрому.

— Какого черта! Как я буду сажать остальных?

У Хирн—Филипса позади была достаточно веселая ночь, и он на время мог забыть о своей невозмутимости. Но это было не в его привычках.

— Я послал радиограмму, что у меня повреждено шасси, и получил зеленую ракету. Это не моя вина, старик. Мы поможем тебе переставить посадочные огни.

Все вместе они быстро переставили фонари, и остальные самолеты сели благополучно. Но вернулись еще только четверо. Шестой самолет был сбит над Шербуром. 4 пилота сбросили торпеды, 1 потерял снаряд по дороге и вернулся. На следующий день снимки разведчика показали, что по крайней мере 1 транспорт получил попадание. Это была веселая ночь для Шербура.

Попробовав свои силы в новом типе атак, экипажи вернулись в Норт Коутс к более знакомой свободной охоте. Боман, Фрэнсис и Хирн—Филипс быстро зарекомендовали себя как выдающиеся пилоты.

В октябре в эскадрилью прибыли 3 новых пилота, которые сразу начали соперничать с признанными асами. В течение следующих 2 лет они получили 5 орденов, в том числе Крест Виктории. Это были Джимми Хайд, Кен Кэмпбелл и Пэт Гиббс. Австралиец Хайд уже летал на торпедоносце в качестве второго пилота—штурмана вместе с Боманом. Теперь он был готов водить самолет самостоятельно. Хайд показал себя рассудительным, но решительным пилотом. Точно таким же был и шотландец Кэмпбелл. Он быстро проявил себя как необычайно волевой и агрессивный пилот со всеми задатками лидера. Завершал это выдающееся трио Пэт Гиббс.

Гиббс был молодым офицером, который поступил в КВВС в 1934 году, закончив кадетское училище в Гранвелле. Он не собирался делать военную карьеру. Его привлекал сам полет. Первый год войны он провел в качестве инструктора в Госпорте, где помог обучить многих летчиков. Долгое время он добивался назначения в 22–ю эскадрилью. Когда Фрэнсис покинул свое экспериментальное подразделение в Госпорте, Гиббс полушутя сказал ему:

— Передай своему новому командиру, что я хочу поступить в его эскадрилью.

Только одна вещь могла вырвать Гиббса из летной школы — заявка командира эскадрильи, которому мог потребоваться особенно опытный пилот. Фрэнсис достаточно хорошо знал Гиббса. Он хорошо представлял разочарование от бесчисленных вывозных полетов и не забыл Гиббса, когда попал в 22–ю эскадрилью. Брайтуэйт отправил требуемую заявку. Число самолетов в эскадрилье увеличивалось, и было сформировано третье звено. Гиббс был назначен командиром звена «С».

Он был опытным и изобретательным пилотом, но не выдающимся. Его пилотаж был как раз таким, чтобы удовлетворить всех. Однако он провел 5 лет в эскадрилье торпедоносцев и уверовал в торпеду как оружие. Его боевой дух, его желание атаковать врага долго оставались подавленными. Он говорил о предстоящей войне по мере того, как росла мощь нацистов, но был вынужден провести первые 12 месяцев войны в Госпорте. Он рвался испытать себя в бою. При упоминании имени Пэта Гиббса многие невольно роняли: «Помешанный». Он действительно был помешан на задаче потопления корабля противника с помощью торпеды.

В воздушной войне участвовали тысячи смельчаков во всех видах авиации. И каждый тип самолета имел своего «помешанного», который выделялся среди своих товарищей неистовой одержимостью. Чешир на бомбардировщике, Бадер и Джонсон на истребителях, Пейп на разведчике… Все они были фанатиками. Имя Пэта Гиббса стоит рядом с ними.

Ужиться с Гиббсом было совсем непросто. Он был слишком убежден в собственной правоте относительно торпедного оружия, чтобы воспринимать мнение других. Он считал себя единственным человеком, которому открыта истина. Сам Гиббс всегда был прав, а несогласные с ним всегда ошибались. Причем не имело значения, сколько их там и в каких они чинах. Он ВСЕГДА был прав. Это делало его не слишком популярным среди товарищей и всегда приводило к столкновениям с золотофуражечниками. Но его энтузиазм победил многих высоких начальников и оппонентов, а все подчиненные были на его стороне. Гиббс был восприимчивым человеком с развитым воображением. Поэтому ему приходилось многое переживать во время полетов. Но большую часть времени он сражался с врагом внутренним, который не понимал торпеду и пренебрегал ею.

Гиббс совершил свой первый боевой вылет вскоре после появления в эскадрилье. Он отправился на свободную охоту в качестве ведомого Дика Бомана. Погода для подобной операции была просто идеальной. Облачность на высоте пары сотен футов, дождевые заряды, плохая видимость, что избавляло от атак истребителей, но в то же время не помогло прятаться кораблям на известном заранее маршруте. Гиббс перед вылетом испытывал привычное всем новичкам возбуждение, еще больше обостренное его восприимчивым характером. Но как только самолет оказался в воздухе, возбуждение уступило место холодному ожиданию. Он будет лететь столько, сколько потребуется.

Гиббс держался справа от Бомана на расстоянии размаха крыльев. Это было достаточно близко, и временами лидер покачивал крыльями, чтобы приободрить ведомого. Гиббс испытывал успокоительное чувство общности. Он всегда предпочитал быть одним из, а не командовать или подчиняться.

Очертания островов у голландского берега выглядели НЕПРАВИЛЬНО. Они были слишком мирными и дружескими. Ничто не отличало их от таких же островов у берегов Англии. Видимость у берега составляла 3–4 мили, и Гиббс ожидал, что Боман повернет, когда они достигнут берега. Но лидер продолжал лететь по прямой, над островами и материком. Его штурман постоянно делал фотоснимки. Держась ниже уровня облачности, 2 самолета пролетели над Текселем, Тершеллингом и Боркумом, проскочили над портами, посмеялись над зенитными батареями, бессильно посылавшими вдогонку снаряды. Их стрельба казалась обманчиво безвредной.

Для Бомана здесь все было знакомо. Этот берег принадлежал ему. Но для Гиббса все было в новинку, и он с любопытством вертел головой. Сейчас они летели над мелководьем. Торпедоносцы могли атаковать судно не ближе 5 миль от берега. Но в конечном счете Боман устал от прелиминариев и направился в открытое море.

Гиббс повернул следом за лидером. Резкое изменение курса едва не застало его врасплох. Самолеты летели на высоте 50 футов, основание облачности спустилось еще ниже. На горизонте облака сливались с морем, дождевые капли забарабанили по стеклу кабины, смазав картину окружающего. Шансы найти корабли при такой погоде выглядели сомнительными. Но каким бы странным ни казался метод Бомана, он приносил результаты. Вскоре Гиббс увидел, что ведущий самолет покачал крыльями, подавая сигнал к атаке. Но где корабли? По крайней мере Боман что—то увидел. Гиббс позволил своему самолету немного отстать от ведущего. Попытки удержаться в сомкнутом строю полностью поглощали внимание. И теперь он сразу увидел 2 корабля, вынырнувших из белого тумана, и лишь теперь понял, что они появились раньше. Боман пошел прямо на более крупное судно, танкер водоизмещением 2000 тонн. Его сопровождали 3 корабля ПВО. Однако противник либо не заметил самолеты из—за тумана, либо принял за свои. Гиббс шел в 200 ярдах позади Бомана. Он видел всплеск торпеды лидера в воде. На этом месте разошлось кольцо белой пены, и цепочка пузырьков побежала к цели. Гиббс нацелил торпеду на этот всплеск. От напряжения, которое он испытывал во время взлета, не осталось и следа. Только холодная решимость и повышенное восприятие окружающего. Он сбросил торпеду и отвернул вправо следом за Боманом.

Атака Бомана захватила противника врасплох, и первые выстрелы прогремели, когда его самолет уже исчез. Но зенитки поймали Гиббса сразу после сброса торпеды. Орудия стреляли по нему из тумана, серебристые трассы мелькали вокруг и взрывались черными клубками дыма. Пулеметные очереди пенили воду под самолетом, которая кипела, как в котле. Гиббс круто отвернул вправо, но тут раздался металлический скрежет, и 3 оглушительных взрыва прогремели внутри самолета. «Бофорт» бросило в сторону, и он весь задрожал. Кабину заполнил дым. Штурман и хвостовой стрелок были ранены. Торпедоносец нырнул в туман, потеряв управление.

Оказаться сбитым в первом же вылете! Такая мысль потрясла Гиббса. И это все, чего добился пилот, специально вызванный командиром эскадрильи! Гибель в первом же вылете.

Дым из кабины улетучился. Гиббс отчаянно пытался восстановить управление самолетом. Каким—то чудом «Бофорт» летел. Он мотался, как пьяный, но летел. Рули высоты не работали, носовое остекление было разбито, кровь залила карты, однако самолет держался в воздухе. Вскоре Гиббс обнаружил, что может набирать высоту с помощью триммеров на рулях высоты, которые действовали. Элероны и руль направления тоже были в порядке. Он бросил короткий взгляд назад. «Джинджер» Кулсон, его радист, стоял над раненным стрелком. Кулсон поймал взгляд пилота, поднял вверх большой палец и ухмыльнулся.

Гиббс испытал огромное облегчение. Все оказалось до смешного просто. Он усмехнулся, поглядев на штурмана, и подвигал рулевой колонкой взад—вперед. Самолет не отреагировал, будто решил, что это просто шутка. Потом экипаж с веселым смехом принялся подсчитывать пробоины в самолете.

Всю обратную дорогу они отыскивали многочисленные причины, по которым им сейчас следовало находиться на дне Северного моря. И при этом громко смеялись.

Гиббс благополучно привел самолет назад и посадил на незнакомом аэродроме в Линкольншире. Двое раненых были отправлены в госпиталь, а эскадрилья прислала самолет, чтобы забрать Гиббса и Кулсона. Боман встретил их на посадочной полосе в Норт Коутсе.

Гиббс успел прославиться. Германские бюллетени сообщили, что при налете был сбит 1 «Бофорт».

Вылеты на охоту продолжались, хотя иногда торпеды менялись на бомбы, чтобы можно было атаковать наземные цели, если не встретятся суда. Многие вылеты проводились по инициативе командиров эскадрильи. Командиры звеньев чувствовали, что период свободной охоты заканчивается, поэтому эскадрильи требовали от командования группы разрешить самолетам искать цели самостоятельно. Роль свободного художника вдохновляет, и экипажи любили ее. Они могли провести несколько дней на земле, дожидаясь благоприятной погоды. Однако могла пройти целая неделя, прежде чем появлялась низкая облачность. Сначала они ничего не найдут. Потом атакуют и промахнутся. Затем вышлют еще 2 или 3 самолета и с третьей попытки добьются успеха. Все это время офицеры обсуждали тактику действий, особенно Гиббс и Фрэнсис, которые большую часть времени на земле проводили в своих кабинетах. Они планировали операцию, сравнивали полученные результаты, выясняли, где была допущена ошибка, дожидались реакции противника. Эти двое наделали много ошибок, но очень редко они повторяли одну ошибку дважды. Они любили свою работу и огорчались только в случае неудач. Гиббс называл свободную охоту «наиболее ответственной одиночной операцией, самой внушительной по результатам и наиболее волнующей в бою».

В конце октября эскадрилья провела бомбардировку с горизонтального полета германских лайнеров «Бремен» и «Европа» в Бремерхафене. (Гиббс в этой операции удвоил свои ночные летные часы.) В начале ноября 6 экипажей, в том числе Фрэнсис, Гиббс и Хирн—Филипс, были отправлены в Сент—Эваль, чтобы бомбить базу подводных лодок в Бресте. Но прежде чем они добрались до Сент—Эваля, появилась заманчивая цель для их торпед. Возле острова Уэссан был обнаружен большой транспорт (8000 тонн), который направлялся в Брест. Это был не свободный поиск, а заранее спланированная атака известной цели. Облачного прикрытия торпедоносцы не получили, а им предстояло оказаться в радиусе действия вражеских истребителей. Однако вопрос о возращении даже не встал.

Фрэнсис еще до взлета предложил следующий план атаки. Он сам атакует первым, Хирн—Филипс и Гиббс следуют за ним с 10–секундным интервалом. Они должны парировать любые попытки судна уклониться от торпеды Фрэнсиса. Однако когда летчики заметили цель, Гиббс решил, что Хирн—Филипс слишком оторвался от Фрэнсиса. Гиббс решил перехватить Хирн—Филипса перед атакой и вдвинуться в образовавшийся промежуток. При этом для маневров почти не осталось времени, и все 3 торпеды были сброшены почти одновременно. Но летчики недооценили скорость транспорта. Все 3 торпеды прошли у него за кормой.

Гиббс решил, что удача его просто обманула. Летчики напрасно подвергали себя огромному риску, были потеряны 3 драгоценные торпеды, и вражеский танкер нагло ушел из—под носа. Поэтому домой он вернулся в похоронном настроении.

Летчики провели 3 ночи над Лорианом. При этом не был потерян ни один самолет, хотя в одном из вылетов был ранен штурман Гиббса, и ему пришлось сажать самолет в Сент—Эвале на брюхо. Когда командировка завершилась, выяснилось, что Гиббс совершил 6 вылетов, разбил 2 самолета и отправил в госпиталь 2 штурманов и 1 стрелка. Однако «Джинджер» Кулсон, его радист, всегда был со своим пилотом. Кулсон стал таким же талисманом для Гиббса, как и плюшевый мишка панда, которого он неизменно брал с собой в полет.

После серии бомбардировок германских аэродромов во Франции эскадрилья снова вернулась к действиям против вражеского судоходства из Норт Коутса. В конце ноября Боман и Гиббс вылетели вместе на охоту. Несколько дней назад пришло сообщение, что Хирн—Филипс награжден Медалью за летные заслуги. Для Бомана начались тяжелые времена. Он дважды упустил заманчивую цель и жаждал успеха. Гиббс следил за Боманом, надеясь поучиться у него.

Пока они пересекали Северное море, тучи начали спускаться. Когда самолеты вышли к берегу возле Текселя, погода для атаки торпедоносцев была идеальная. Как обычно, Боман провел много времени над сушей. Он наведался в Ден Хелдер и Боркум, после чего повернул на северо—восток. Гиббс подумал, что Боман размышляет, не стоит ли поохотиться на «Бремен». У Гиббса были некоторые проблемы с мотором, и при ухудшившейся погоде ему было все сложнее удерживаться за Боманом. В конце концов мотор вынудил Гиббса повернуть домой.

Тем временем Боман направился к устью Эльбы, где обнаружил большой конвой, стоящий на якоре. Он сбросил торпеду в танкер (7600 тонн) и с удовольствием проследил, как тот тонет, объятый пламенем. После атаки он пролетел вдоль борта танкера, чтобы прочитать название, а его штурман сфотографировал корабль, извергающий клубы черного дыма и пылающий от носа до кормы. Новость о потоплении этого корабля была передана Би—Би—Си в этот же день в 21.00, а фотография горящего танкера появилась назавтра в газетах.

Предполагалось, что 9 декабря 1940 года Боман выступит по радио с рассказом о деятельности торпедоносцев в водах метрополии.

Однако, как и следовало ожидать, удобная для свободной охоты погода закончилась в ноябре. Через 2 дня после эффектного потопления танкера Боман в очередной раз отправился в полет. Как обычно, он вышел к вражескому берегу возле Ден Хелдера. Сопровождавший его самолет опять был вынужден вернуться на базу из—за неполадок в моторе, и Боман остался один. Вскоре после полудня он заметил возле Тершеллинга конвой, состоящий из 15 транспортов, и атаковал его в одиночку. Однако он выполнил заход неверно, его стрелок заметил, что торпеда врезалась в воду и сразу пошла на дно. Боман оставил конвой в покое и Отправил в Норт Коутс радиограмму. На аэродроме, как обычно, 2 самолета стояли в готовности, ожидая сообщений. Вторая пара имела свою собственную задачу. Первая пара занималась свободной охотой. Но если она обнаруживала стоящую цель, то сообщала об этом по радио. Тогда вторая пара немедленно взлетала для атаки указанной цели. Она имела приказ выполнить атаку, вне зависимости от состояния облачности.

Дежурными пилотами были Гиббс и Барри. Теплое осеннее солнце разогнало утренний туман. Когда они взлетели, в голубом небе виднелись только случайные клочки облаков. Теперь на первое место выходила работа штурмана. В свободном поиске вам достаточно просто выйти к берегу, а там уже вы сами определяетесь. Но при известной позиции конвоя, который был переполошен атакой Бомана, единственным шансом достичь хоть какой—то внезапности было выйти прямо на цель. Всю дорогу через Северное море можно было рассматривать как заход на цель. После этого нужно было дружно сбросить торпеды и удирать домой.

Гиббс и Барри пересекли Северное море и вышли к указанной точке. Они ощущали себя довольно неуютно. Летчики никогда не залетали так далеко в хорошую погоду. После первых же атак стало ясно, что можно нарваться на истребители. Было маловероятно, что перехватчики будут кружить над конвоем — им это не позволяло малое время полета. Это было бы расточительством. Но зато конвой могли сопровождать тяжелые самолеты, а на ближайшем аэродроме могла стоять в готовности эскадрилья истребителей. Как только самолет сопровождения заметит 2 «Бофорта», он передаст по радио сигнал на землю, и тут же взлетят истребители. Все зависело от стремительности атаки.

Штурманы сработали отлично, видимость была неограниченной, и еще до того, как показался берег, пилоты увидели мачты и дым на горизонте. Потом показались трубы, и наконец из воды поднялись корпуса нескольких кораблей.

Торпедоносцы находились в хорошей позиции для немедленной атаки. Но видимость была настолько хорошей, что конвой вполне мог успеть вызвать на помощь истребители, прежде чем «Бофорты» пролетят разделяющие их 10 миль.

Гиббс насчитал 8 транспортов, шедших кильватерной колонной. Со стороны моря их прикрывали корабли ПВО. Насколько он мог судить, эти корабли располагались как раз в точке сброса торпед и прямо на пути торпедоносцев. Но до сих пор не было никаких признаков, что их заметили.

Размеры и строй конвоя подсказали Гиббсу изменить план атаки. Заходить на такую большую группу кораблей со стороны вражеской территории да еще через несколько часов после первой атаки значило быть почти наверняка обнаруженными. Пока самолеты находились далеко от конвоя и различить их было почти невозможно. Гиббс решил повернуть вправо, удерживая постоянную дистанцию, и зайти на головной транспорт прямо с носа. Наблюдатели будут особенно тщательно следить за правым бортом, за открытым морем. Причем с этой стороны их могут видеть с любого из кораблей. Но при заходе спереди головной транспорт прикроет своим корпусом их от наблюдателей на других кораблях.

Самый большой корабль конвоя, транспорт водоизмещением 8000 тонн, шел четвертым. Гиббс решил, что если удастся проскочить мимо 2 первых судов незамеченным, или по крайней мере не навлечь на себя плотный огонь, он не будет выходить в атаку, пока не окажется перед этим судном. Но как только они будут замечены, и корабли ПВО откроют огонь, задержка с атакой может привести к уничтожению самолета до того, как он сбросит торпеду. Гиббс решил в этом случае атаковать первый встречный корабль.

Они быстро обогнали головной корабль и повернули прямо навстречу конвою. Самолеты находились примерно в миле от противника в сторону моря и летели низко над водой. Пилоты, затаив дыхание, ждали, что немцы откроют огонь. До сих пор такая тактика приносила успех. Никто их не видел.

Сначала они пролетели мимо первого корабля, потом мимо второго. Напряжение сменилось недоумением. Спят они, что ли? Неужели можно мотаться вдоль строя, пока не надоест? Это было почти нелепо. Это было даже подозрительно. Что задумали немцы? Может, они сознательно не стреляют?

Ведь по ним должны палить из всех орудий. Истребители должны взлететь наперехват торпедоносцам. Возможно, они это и сделали. Но стрелки видели только пустынное небо. Они летели вдоль самого крупного конвоя, который когда либо встречали, спокойно выбирая себе цель. Это было просто абсурдно.

Гиббс чуть качнул крыльями «Бофорта», едва—едва, чтобы подать сигнал Барри. Он боялся привлечь внимание противника и разбудить десятки орудий, которые уставились своими стволами на самолеты. А потом торпедоносцы повернули на самый большой транспорт. Сигнал был почти не заметен, и Барри его не заметил. Он полетел дальше, а Гиббс начал заход на цель.

Гиббс мчался над сверкающими волнами на высоте 50 футов прямо на транспорт. Изредка он бросал короткий взгляд на приборы. 145 узлов. Точно. Под ним появился корабль ПВО, у которого под носом торпедоносец проскочит буквально через секунду. Сразу за кораблем нужно будет сбрасывать торпеду.

Присутствие 2 «Бофортов» переполошило германский конвой, когда торпедоносцы миновали линию охранения. К этому времени Барри сообразил, что не заметил сигнала, и повернул назад. Он проскочил под кормой корабля ПВО, намереваясь атаковать следующий корабль в колонне. Неизвестно, какой результат принесет разрозненная атака 2 «Бофортов», но один результат сказался немедленно. Огонь немцев разделился. К самолетам со всех сторон помчались огненные струи. Было похоже, что зенитчики просто взбесились от того, что их застигли врасплох.

Как только торпеда была сброшена, Гиббс не позволил своему «Бофорту» лететь по прямой лишней секунды. Он рванул ручку на себя, потом нырнул влево, сделал полупетлю вправо. Пилот выжимал из «Бофорта» все, на что был способен тяжелый самолет. Резкие маневры и страх перед зенитками заставили его взмокнуть. Но физические усилия помогли преодолеть страх. Все это время он не забывал о мчащейся к цели торпеде. Стреляют зенитки или нет, но о результате операции будут судить по тому, будет ли попадание.

Гиббс даже боялся обернуться, чтобы не испытать разочарования при промахе. Это легко сделать, когда сразу после атаки ты ныряешь в облако. Тогда само собой мечтается о попадании. А сегодня облаков нет, и следить за торпедой некогда.

— Готов!

Радостный вопль хвостового стрелка больно ударил по ушам. Быстро обернувшись, Гиббс успел заметить столб воды, опадающий вокруг кормы атакованного транспорта. Когда пилот повернул домой, дым окутал корму корабля и поднялся в небо, как дым погребального костра.

Но Гиббс прицелился не слишком точно. Торпеда попала в самую кормовую оконечность. Еще пара футов — и она прошла бы мимо. Атака Барри не дала результатов. Но по пути домой Гиббс и его экипаж были на седьмом небе от счастья. Они с детским нетерпением ожидали посадки, когда можно будет рассказать о своем подвиге. Летчики со смаком представляли, как они все это будут описывать в столовой.

Тем временем Боман и Хикс, вернувшись после первой атаки, перевооружили самолеты и снова взлетели, чтобы атаковать конвой. Они стартовали на час позднее Гиббса — к великому неудовольствию остальных пилотов, которые полагали, что теперь их очередь. Эти торпедоносцы были встречены интенсивным, но неточным огнем кораблей ПВО. Это было не смертельно, но прицел сбило. Обе торпеды прошли мимо. В Норт Коутсе Гиббс помчался в штаб отрапортовать об атаке, пока самолеты заправляли и подвешивали новые торпеды.

Командир группы был на телефоне и захотел переговорить с пилотом, который добился попадания. На поздравления времени не было.

— Вы полагаете, что следует еще раз атаковать конвой?

— Разумеется.

— Как насчет облачности? Она достаточная?

Не в натуре Гиббса было отвечать «нет».

— Да, сэр. Она… достаточная для быстрой атаки.

Они снова взлетели. На сей раз стартовали 3 самолета под командой Гиббса. Хирн—Филипс, который буквально рыл землю от нетерпения, просто взбесился, когда узнал, что его снова обошли. Он считал, что Боман и Гиббс поступили по—свински. Была обнаружена хорошая цель. Самолет Хирн—Филипса стоял в готовности, и он мог стартовать немедленно, раньше Гиббса и Барри, которым требовался новый инструктаж. Но Гиббс хотел лететь и чувствовал, что может лететь. Он был не таким человеком, чтобы упустить подобный случай. Гиббс хорошо знал условия на месте, он уже успешно провел одну атаку и мог так же успешно провести вторую.

Самолеты взлетели в 15.30. Они уже не могли надеяться атаковать противника в светлое время. Атаку придется проводить уже в потемках. Вскоре после взлета 3 самолета разделились и полетели к цели самостоятельно. Перед Гиббсом мелькали видения 2 потопленных за 1 день кораблей. Но сгущавшаяся темнота отрезвила его. Они не нашли конвоя и были вынуждены вернуться назад.

К тому времени, когда торпедоносец сел в Норт Коутсе, Гиббс уже находился в воздухе 8 часов. В это время входили полеты на малой высоте, предельное нервное напряжение во время атаки. Даже не сознавая этого, он страшно устал. А ему предстояла ночная посадка. Норт Коутс не имел посадочной полосы — только травяное поле с двумя рядами посадочных огней. Надо заметить, что Гиббс имел мало опыта в ночных полетах.

Он зашел по прямой и на миг снял руку с секторов газа, чтобы поправить освещение кабины. Сектора немедленно скользнули назад, и оба мотора встали. Самолет рухнул вниз. Гиббс увидел, как у него перед глазами мелькнули посадочные огни и умчались вверх. Он рванул сектора, но было поздно. «Бофорт» со страшной силой ударился о землю, подскочил в воздух, перевернулся, снова упал и разлетелся на куски. Последнее, что помнил Гиббс — цепочку посадочных огней в небе над собой, после того, как самолет влетел в канаву.

Кулсон обнаружил себя на траве. Он был немного ошеломлен, но совершенно невредим. Штурман сломал обе ноги. Стрелок получил тяжелую контузию. Гиббс получил раны головы и сломал правую руку. Прошло много месяцев, прежде чем он снова смог летать.

На следующее утро Фрэнсис вытащил панду из канавы. Как и весь остальной экипаж, мишка был сильно помят. Однако он выжил и снова был готов лететь. Этой же ночью он красовался на тумбочке возле госпитальной койки Гиббса.

Гиббс отсутствовал в эскадрилье почти 4 месяца. Обычно, если пилот отсутствует хотя бы половину этого срока, его место отдают другому. Но Брайтуэйт знал своих людей. Он понимал, что больше всего поможет Гиббсу в его борьбе за возвращение в строй мысль, что его место дожидается его. И в любом случае Брайтуэйт не хотел терять этого пилота.

Через 2 дня после происшествия с Гиббсом Боман снова вылетел на охоту. Он атаковал транспорт в 5000 тонн возле Тершеллинга. Через 4 дня он снова патрулировал в этом же районе, на сей раз вместе с Фрэнсисом и Хирн—Филипсом. Фрэнсис атаковал транспорт водоизмещением 3000 тонн, но не видел результатов своей атаки. Хирн—Филипс атаковал торговое судно возле Куксхафена, но его торпеда прошла за кормой цели. На обратном пути он пролетал мимо Вильгельмсхафена и видел «Бофорт», направляющийся к гавани. Береговые батареи уже вели по нему жаркий огонь. Хирн—Филипс видел торпедоносец, прорывающийся сквозь огневую завесу, стелясь над водой. Пилотом этого «Бофорта» был Дик Боман. Больше о нем ничего не было известно.

Скорее всего, его поманил призрак «Бремена» или «Европы». Торпедная атака этих судов прямо в гавани была форменным самоубийством. Однако в эскадрилье отлично знали, что Бомана это остановить не могло. За 6 месяцев он совершил более 50 боевых вылетов. Его отвага и предприимчивость не раз помогали ему выкручиваться из самых опасных ситуаций. Успешная торпедная атака лайнера могла достойно увенчать карьеру Бомана. Но задолго до выхода на дистанцию сброса торпеды он был сбит.

В этот период войны завершить свой оперативный цикл или отлетать положенный срок было труднее, чем когда—либо потом. Позднее про Бомана наверняка сказали бы, что он гоняется за побрякушками, хотя ему не удалось заслужить ни одной.

Сначала эскадрилья не поверила, а потом погрузилась в уныние. Боман казался неуязвимым. Однако все понимали, что такому человеку войну не пережить. Летчики других командований, которых почему—то называли асами, сделали гораздо меньше Бомана, но были увешаны медальками, как рождественская елка игрушками.

Боман погиб за 4 дня до запланированного выступления по радио. Вместо него выступать пришлось Брайтуэйту. Лишь несколько месяцев спустя Боман был объявлен пропавшим без вести, когда пришел сильно запоздавший Крест за летные заслуги.

А что экипаж Бомана? Какие чувства они испытывали к пилоту, который подвергал их немыслимым опасностям?

Человек, подобный Боману, подбирает себе в экипаж людей с таким же темпераментом. Экипаж не злится на своего извозчика. Скорее, они втихую им гордятся. Если их пилот ищет опасность, а не бежит от нее, это повод для хвастовства, Гиббса поразило фаталистическое спокойствие, с которым восприняли его люди свои раны после неудачной ночной посадки в канаву. Для них авария, которая целиком лежала на совести пилота, была нормальным завершением напряженного дня.

Экипаж и пилот — совсем как супруги. В радости и в несчастье. Пока смерть не разлучит их.

Декабрь был для эскадрильи черным месяцем. Через 2 дня после Рождества зенитки сбили «Фанни» Фрэнсиса при атаке транспорта в 5000 тонн. Его «Бофорт» врезался в воду и пропал. В течение 4 недель вышли из строя все 3 командира звеньев.

Когда в марте Гиббс вернулся в свою часть, это была уже совершенно иная эскадрилья. Это была по—прежнему 22–я «Динки—До», ведущая эскадрилья торпедоносцев, еще больше заботящаяся о своей репутации и первенстве. Брайтуэйт все еще был командиром. Новые летчики уже успели отметиться. Особенно новый командир звена Тони Гадд, который, как и Гиббс, первый год войны провел в Госпорте. Кен Кэмпбелл, который перенял талант Бомана отыскивать корабли. По—прежнему хороши были Джимми Хайд и Хэнк Шарман. Хирн—Филипс отправился отдыхать. Он выполнил 60 боевых вылетов и был отправлен инструктором в учебную эскадрилью «Бофортов». Решение ограничить количество боевых вылетов перед отправкой пилота в отпуск всего на месяц опоздало спасти Дика Бомана.

Хотя Гиббс вернулся в свою эскадрилью, он не был готов летать. Когда в апреле 1941 года эскадрилья была отправлена в Сент—Эваль следить за прибывшими в Брест «Шарнхорстом» и «Гнейзенау», Брайтуэйт оставил Гиббса в Норт Коутсе контролировать обслуживание и ремонт самолетов. Он должен был освободить Брайтуэйта от тяжести бюрократической рутины, пока тот отсутствовал. Эскадрилья пробыла в Сент—Эвале 5 недель. В это время она провела одну из самых самоубийственных и замечательных торпедных атак войны.

Глава 3 Шансы один к миллиону

События 1940 года сделали Гитлера и Муссолини безраздельными повелителями Европы. Британия осталась одна. Она казалась маленькой и слабой перед объединенной мощью всего континента. Но даже в это время вряд ли нашелся бы в Британии хоть один человек, который усомнился бы в конечной победе. Придет день — и Британия вернет потерянное, и победоносные британские войска возьмут за горло Германию.

А пока следовало сохранить и укрепить свою базу. Планы Гитлера вторгнуться в Британию развеялись в прах, и он обратился к блокаде.

К весне 1941 года стало ясно, что противник делает упор на Битву за Атлантику. Сначала война на море шла для нас достаточно благоприятно. Но после захвата Германией Норвегии, Нидерландов и Франции, после вступления в войну Италии, силы, которые мы могли выделить для защиты наших атлантических коммуникаций, стали слишком малы.

Мы выиграли Битву за Британию, но худшее еще было впереди. Гитлер был полон решимости перерезать наши линии снабжения, идущие в Америку, и задушить нас.

Всей мощи Королевского Флота Гитлер мог противопоставить лишь несколько надводных рейдеров, плюс подводные лодки. Но силы Королевского Флота были разбросаны по всему миру. Гитлер же мог сосредоточить свои рейдеры там, где хотел.

Когда началась война, самыми крупными германскими кораблями, находившимися в строю, были так называемые линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Эти корабли были заказаны в 1934 году, вскоре после прихода Гитлера к власти. Они имели водоизмещение 32000 тонн и были вооружены 9 — 11" орудиями. Их скорость равнялась 31 узлу. Они могли действовать спокойно. Те британские корабли, которые могли их потопить, не могли догнать, а те, что могли догнать, были бессильны потопить. В 1941 году германские линейные крейсера оказались самыми важными фигурами в морской войне.

Эти два корабля начали свою боевую карьеру с потопления вспомогательного крейсера «Равалпинди» в ноябре 1939 года. В июне 1940 года они находились возле берегов Норвегии с приказом проникнуть в фиорды в районе Нарвика, когда получили сообщение, что авианосцы «Арк Ройял» и «Глориес» находятся в море. Линейные крейсера перехватили и потопили «Глориес». Вскоре после этого происшествия «Шарнхорст» был атакован 9 бомбардировщиками «Бофорт» — боевой дебют «Бофортов» в этой войне. В последующие месяцы они не раз подвергались атакам самолетов Берегового Командования, пока ремонтировались в доках Киля.

К 1941 году немцы были готовы начать полномасштабную Битву за Атлантику. За последние 7 месяцев 1940 года на дно пошли около 3000000 тонн торговых судов Британии, союзников и нейтральных стран. В январе немцам помещала погода. Но к концу месяца «Шарнхорст» и «Гнейзенау» были готовы пройти Датским проливом в Северную Атлантику. «Хиппер», укрывавшийся в Бресте, был готов к прорыву на юг.

«Хиппер» потопил 7 из 19 судов конвоя, возвращавшегося домой из Западной Африки. «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в ходе 7–недельного крейсерства потопили или захватили 22 судна общим водоизмещением 116000 тонн. В феврале общий потопленный тоннаж достиг 400000 и превысил 500000 тонн в марте.

А тем временем был подготовлен к выходу в море самый большой военный корабль в мире — «Бисмарк». Гитлер верил, что когда этот линкор присоединится к 2 линейным крейсерам, действующим в Северной Атлантике, Британия будет задушена за 2 месяца.

Таковы были планы немцев. Но для начала следовало вывести «Бисмарк» в Атлантику. Тем временем «Шарнхорст» отправился в Брест для замены трубок в котлах. Он прибыл туда 22 марта в сопровождении «Гнейзенау».

О присутствии этих кораблей в Бресте нам сообщило французское Сопротивление. 28 марта самолеты КВВС подтвердили эту информацию.

Уже 6 марта КВВС получили специальную директиву премьер—министра сосредоточить свои усилия на Битве за Атлантику. К этому его подтолкнули ужасающие потери торговых судов и явная решимость Германии выиграть войну с помощью блокады. Когда стало известно о присутствии линейных крейсеров в Бресте, они стали главной мишенью Бомбардировочного Командования.

В течение первой недели после обнаружения германских кораблей погода мешала нашим бомбардировщикам. Но даже в таких условиях около 200 бомбардировщиков нанесли удар. Они не добились ни одного попадания, а те немногие бомбы, которые падали рядом с германскими кораблями, не взрывались. Впрочем, их взрывы могли вызвать только поверхностные повреждения. Но и при таком исходе эти события стали первыми в цепи, которая спасла Британию от истощения.

Из—за близости неразорвавшейся бомбы «Гнейзенау» решили перевести из сухого дока в гавань, пока британские самолеты продолжали сыпать бомбы. «Шарнхорст», уже вышедший из дока, стоял пришвартованный к северному пирсу под прикрытием противоторпедного бона. Для. «Гнейзенау» там места не нашлось. Так как требовалось всего несколько часов, чтобы убрать или обезвредить бомбы, было решено вывести «Гнейзенау» прямо в порт, где он будет стоять у буя. После этого предполагалось ввести его в док, очищенный от бомб.

Наступило 5 апреля. В этот день фоторазведчик «Спитфайр» сфотографировал гавань. Это была одна из 2 или 3 фотографий, решавших исход войны. Ее можно было сравнить только со снимками Пенемюнде и прототипов ракет «Фау».

«Гнейзенау» покинул относительно безопасное убежище сухого дока и стоял теперь во внутренней гавани Бреста. Появилась возможность атаковать его торпедами. «Бофорты» получили приказ атаковать его завтра на рассвете.

Эта задача была поручена 22–й эскадрилье. Сначала Брайтуэйт ожесточенно сопротивлялся этому. Он правильно утверждал, что такая операция может увенчаться успехом только в одном случае из тысячи.

Брайтуэйт, как всякий хороший командир, смотрел на вещи прежде всего с точки зрения блага эскадрильи. Вполне естественно, что такой командир будет сопротивляться изо всех сил, когда получит приказ отправить эскадрилью в полет, вернуться из которого у пилотов не будет ни одного шанса. В любом деле существуют исключения. Но даже в подобном случае у пилотов должен остаться хотя бы мизерный шанс на возвращение.

Неспособность КВВС нанести повреждения бронированным чудовищам с помощью бомб заставила премьер—министра высказаться, что Бомбардировочное Командование потерпело «совершенно очевидную неудачу». Это были дни поиска виноватых, и КВВС попали под жесткий огонь критики за то, что не создали нормального пикировщика. Позднее стало ясно, что критика была несправедлива. Пикировщики оказались эффективны только против слабо защищенных целей. При решительном и упорном сопротивлении они несли тяжелые потери. Но в те дни даже Черчилль говорил, что министерство авиации совершило «очень тяжелую ошибку». Имелась цель, уничтожение которой имело важнейшее значение для успешного ведения войны в целом. Что с ней могли сделать КВВС?

Черчилль в своей критике КВВС был несправедлив. Однако он точно оценил ситуацию. Следовало пойти на самый серьезный риск и жертвы, чтобы уничтожить или повредить эти корабли. Например, можно было бросить в огонь десятки торпедоносцев и их экипажи.

Торпедная атака линкора прямо в порту может иметь только один финал. Брайтуэйт и его летчики это превосч ходно понимали. Вопрос заключался лишь в том, имеют ли они шанс повредить этот корабль?

ПВО Бреста после прибытия линейных крейсеров была спешно усилена. Бомбардировочное Командование уже обнаружило, что гавань Бреста стала одним из самых защищенных пунктов в Европе. Что же могли там встретить торпедоносцы?

Внутреннюю гавань Бреста прикрывал каменный мол, охватывающий ее полукругом с запада. Самая дальняя точка мола находилась менее чем в миле от пирса. «Гнейзенау» стоял на якоре под прямым углом к пирсу примерно в 500 ярдах от восточной границы гавани, на равном расстоянии от мола и пирса. Чтобы точно направить торпеду, самолет должен был пересечь внешнюю гавань и заходить через мол под углом к стоящему на якоре кораблю. В этом случае он подставлял себя под перекрестный огонь всех батарей, густо посаженных на обоих мысах, охвативших внешнюю гавань. Кроме того, в ней за молом стояли на якорях 3 сильно вооруженных корабля ПВО, прикрывавших подходы к линейному крейсеру. На высоком берегу за пирсом стояло множество батарей, господствовавших над всей акваторией. Когда самолет подходил к молу, он оказывался на прицеле более чем 1000 орудий, из которых не менее 250 были тяжелыми. Кроме того, ему предстояло прорваться сквозь огонь корабельных орудий самих линейных крейсеров.

Казалось, никто не сможет прорвать эту оборону. Плотность огневой завесы была неслыханной.

Но предположим, что самолет прорвался. На подходах к молу, под бешеным огнем, пилот должен выровнять самолет и лечь на боевой курс. После этого он должен прицелиться и сбросить торпеду ДО ТОГО, КАК ПЕРЕСЕЧЕТ МОЛ. Торпеда должна упасть в воду сразу за молом, чтобы иметь достаточный пробег в воде. А расстояние между «Гнейзенау» и каменной стеной было менее 500 ярдов. Если торпеда будет сброшена слишком близко, взрыватель не сработает. Кроме того, торпеда глубоко нырнет при входе в воду. В этом случае она пройдет под килем атакованного корабля и не взорвется.

Пилот уже на подходах к молу должен был выбрать правильный угол сброса. Ему оставались считанные секунды от обнаружения «Гнейзенау» до сброса торпеды. У него просто не останется времени на изменение курса, только небольшие поправки. В эти секунды все орудия в гавани будут стрелять по нему: спереди, сзади, с боков. Шансы пережить эти секунды и нормально прицелиться были микроскопическими.

А что после сброса торпеды? Единственной надеждой самолета в подобной ситуации было оставаться ниже уровня палубы. Тогда ему по крайней мере не будут угрожать тяжелые орудия. Но очертания берегов гавани делали это невозможным. К северу от пирса берега поднимались отвесно вверх. Пилот должен был брать ручку на себя и начинать подъем сразу, как только сбросит торпеду, иначе он просто врежется в берег. Его самолет пролетит прямо над кораблем, ясно обрисовываясь в голубом небе, как мишень на стрельбище.

Но если случится невозможное, пилот выйдет к молу под нужным углом и проживет достаточно долго, чтобы прицелиться, перед ним возникнет неподвижная цель длиной 250 ярдов. Решительный, хладнокровный, отважный человек, способный выполнить предыдущие условия, не промахнется по такой цели.

В пользу операции высказывались такие силы, сопротивляться которым командир эскадрильи просто не мог. Поэтому Брайтуэйту осталось только разработать план операции и выполнить его. «Гнейзенау» почти наверняка окажется прикрыт противоторпедными сетями. Будет очень печально угробить самолеты и людей в попытках сбросить торпеды, которые будут задержаны сетями. Прежде всего следует уничтожить сети.

Брайтуэйт находился в Сент—Эвале с 9 самолетами своей эскадрильи. Только эти самолеты могли долететь до Бреста. 3 экипажа уже находились в полете, когда пришел приказ атаковать «Гнейзенау». Брайтуэйт решил отправить оставшиеся 6 самолетов на рассвете завтра. 3 самолета первой волны должны были бомбами уничтожить противоторпедную сеть, а остальные 3 — атаковать линейный крейсер торпедами. Самолет с бомбами должен был лететь на высоте 500 футов, что не прибавляло ему шансов на спасение. Они могли использовать преимущество внезапности, если такового удастся добиться. Однако бомбардировщики переполошат всю гавань перед прибытием торпедоносцев.

Торпедоносцы должны были взлететь первыми и ожидать за пределами гавани, пока бомбардировщики наносят удар. Сигналом для торпедной атаки должны были послужить разрывы бомб.

Для торпедной атаки были отобраны экипажи Хайда, Кэмпбелла и сержанта Кемпа. Хайд был самым опытным пилотом эскадрильи. 9 дней назад он получил Крест за летные заслуги. Для Кэмпбелла это был 20 боевой вылет. Кемп служил в эскадрилье уже несколько месяцев и прославился своей проницательностью.

Операция началась скверно. На Сент—Эваль обрушился сильный дождь, который превратил летное поле в болото. 2 самолета с бомбами завязли. Пытаясь вырваться из трясины с помощью своих моторов, они только еще прочнее увязли. Хайд, Кэмпбелл и Кемп благополучно взлетели с торпедами, но из бомбардировщиков сумел взлететь только Менари. Запасных самолетов не было.

При нормальных условиях 4 самолета немедленно были бы отозваны. Но над операцией витала тень директивы Черчилля. Битва за Атлантику была в разгаре, и операция могла стать одним из сражений, решающих исход войны. Завтра «Гнейзенау» снова станет в сухой док, или оба корабля снова прорвутся в Атлантику, чтобы встретиться там с «Бисмарком». Понимая, насколько призрачны шансы 4 самолетов, все командиры, отвечавшие за операцию, начиная с главнокомандующего КВВС и ниже, знали, что от КВВС требуется выполнить свой долг, невзирая на обстоятельства.

4 самолета стартовали в период с 4.30 до 5.15. Погода, испортившая аэродром, теперь помешала и нормальному полету. Пилот единственного бомбардировщика Менари сбился с курса и сбросил бомбы на конвой возле острова Иль де Батц. Среди бела дня он оказался за много миль от Бреста. Кемп тоже долго плутал в облаках и прибыл к Бресту только к 7.00. Он зашел на гавань с юго—запада, как и предписывалось планом, пересек остров Иль де Лонг на высоте 800 футов. Примерно через полчаса начинался день, и летчик понял, что опоздал на рандеву, однако он приготовился атаковать. Погода была отвратительной. Над портом стоял утренний туман, но Кемп чувствовал, что если он сумеет каким—то образом обнаружить доки, погода поможет ему приблизиться к цели незамеченным. Он спустился к самой воде и почти сразу сообразил, что летит между двумя полосками земли, охватывающими внешнюю гавань. Однако их очертания были слишком неясными, и летчик никак не мог определиться. Внезапно вокруг его самолета начали рваться снаряды. Открыли огонь и корабли ПВО, и береговые батареи. Кемп не имел представления, куда следует лететь. Он начал набор высоты разворотом на восток и почти немедленно влетел в тучу.

Кемп не подозревал, что все орудия гавани полчаса назад были разбужена прибытием Кэмпбелла и Хайда.

Эти 2 пилота прибыли к Бресту независимо друг от друга на рассвете. Оба кружили вне гавани, ожидая взрывов бомб. Ни один не знал, что бомбардировщики не прибыли. Кэмпбелл, на пару минут опередив Хайда, начал описывать широкий круг, ожидая появления остальных самолетов. Над горизонтом начало светать, словно в занавесе появилась дырочка. Атака грозила превратиться в дневную, что многократно увеличивало и без того страшную опасность. Кэмпбелл не слышал взрывов, но, может быть, он опоздал? И летчик решил выходить в атаку.

Когда он с помощью компаса направился к невидимой внутренней гавани, Хайд только что прибыл к берегу. Внезапно он увидел огни самолета прямо под собой. К счастью, Хайд сумел различить букву «X» на фюзеляже. Он спросил штурмана:

— Кто у нас «X»?

— Кэмпбелл.

— Похоже, он намерен атаковать. Есть еще кто—нибудь? Какие—нибудь взрывы, например?

— Ничего.

— Он полагает, что все нормально. Уж и не знаю, почему.

Хайд продолжал кружить вне гавани, ожидая появления Кэмпбелла. Он долго прослужил в 22–й эскадрилье, дольше, чем кто—либо. И Хайд был исключительно редким явлением — пилотом, который сочетал энергию с дисциплиной и строгим повиновением приказам. У него был приказ дождаться взрывов. Не было смысла ставить на карту свой самолет и жизни, собственную и экипажа, чтобы воткнуть торпеду в сеть. Они всегда могут прилететь еще раз.

Тем временем Кэмпбелл спустил свой самолет на высоту 300 футов и направился к правому концу мола. Внешнюю гавань закрывало густое низкое облако, которое сейчас летело под ним, почти туча. Впереди в разрыве тумана пилот заметил корабль ПВО. Дальше лежал мол, тонкая черточка на воде. Если «Гнейзенау» стоит у того же самого буя, торпедоносец оказался в превосходной позиции для атаки с кормы.

Провал плана уничтожения противоторпедных сетей плюс уже наступивший рассвет означали, что опасность многократно возрастает. Его шансы понижались до одного к миллиону.

Кэмпбелл начал пикировать к восточной оконечности мола. Теперь он ясно видел корабль ПВО. А позади мола летчик различил огромную тень — это была корма «Гнейзенау». Он довернул вправо, потом влево и пошел на линейный крейсер под углом 45°. На высоте 50 футов над водой Кэмпбелл прекратил снижение. Корабли ПВО стояли прямо перед ним. Он проскочил мимо на высоте мачт. Орудия молчали. До мола оставалось всего 200 ярдов. Летчик точно держал курс, хотя каждый его нерв напрягся. Он выровнял самолет и, как только мол исчез под плоскостями, нажал кнопку сброса.

Самолет и торпеда пролетели над молом каждый сам по себе. Нос торпеды клюнул вниз, к воде. ПВО Бреста была захвачена врасплох. До сих пор по «Бофорту» не было сделано ни одного выстрела.

«Гнейзенау» высился перед ним, как египетская пирамида. Никаких признаков противоторпедных сетей! Кэмпбелл начал отворачивать влево, чтобы обойти холмы вокруг гавани, пытаясь укрыться в тучах. Еще 15 секунд — и он окажется в безопасности.

Но внезапно сонная гавань Бреста очнулась от летаргии. Теперь «Бофорт» летел сквозь самую плотную огневую завесу, которую когда—либо ставили на пути одинокого самолета в прошлом, настоящем и будущем. Никто не мог живым прорваться сквозь эту стальную стену. Это был тот ужасный, испепеляющий огонь, которого ждали летчики. И он вспыхнул. Последнее, что они видели — вспышки орудий «Гнейзенау», молнии на холмах вокруг гавани и занимающаяся над холмами последняя заря в их жизни.

Потерявший управление «Бофорт» разбился в гавани. Что происходило в эти последние мгновения — не узнает никто. Начиненный сотнями фунтов металла, «Бофорт» продолжал лететь, хотя любой другой самолет рухнул бы. Сам Кэмпбелл, скорее всего, был убит за несколько секунд до падения самолета. Его штурман Скотт, ровесник Эла Морриса, штурмана Ловейтта, вероятно пытался перехватить управление у мертвого Кэмпбелла. Когда самолет подняли, бойцы Сопротивления сказали, что нашли за штурвалом белокурого канадца. Кэмпбелл и его отважный экипаж унесли тайну последних секунд вместе с собой.

Всего несколько месяцев назад Скотт вместе с первыми канадскими летчиками прибыл в Англию и его пригласили на чай в один дом. Этим домом был Букингемский дворец, где жили королева и две принцессы. Хотя Кэмпбелл и его экипаж погибли и не смогли увидеть, как их торпеда попала в цель, нет никаких сомнений, что они знали: какой бы ни была их судьба — они нанесли тяжелые повреждения «Гнейзенау».

Эти повреждения оказались таковы, что, находись линейный крейсер в открытом море, он быстро пошел бы на дно. Немцы собрали к нему почти все корабли, находившиеся в порту, чтобы удержать «Гнейзенау» на плаву и откачивать воду. Только с огромным трудом к вечеру они ввели корабль в сухой док. Потребовалось 8 месяцев, чтобы отремонтировать вал правого винта.

Мечты Гитлера о совместном выходе в Северную Атлантику 2 линейных крейсеров и «Бисмарка» рухнули. Закончить войну за 2 месяца стало невозможно. Когда «Бисмарк» вышел в море, ему пришлось сражаться с Королевским Флотом и Воздушными Силами Флота в одиночку.

Хотя фотоснимки разведчиков показали, что «Гнейзенау» (мы в то время думали, что это «Шарнхорст») получил попадание, не было известно, насколько оно серьезно. Мы не могли позволить себе рисковать, и потому последующие 10 месяцев всеми силами старались добиться новых попаданий в этот корабль. Никто не мог так сразу поверить, что мы выиграли при шансах один к миллиону.

Кэмпбелл и его экипаж были похоронены немцами с воинскими почестями на кладбище Бреста. Когда в марте 1942 года известие об атаке добралось до Лондона, Кэмпбелл был посмертно награжден Крестом Виктории.

Члены одного экипажа имеют одинаковые характеры. Только смелые летают вместе со смелыми. Поэтому следует напомнить имена всех членов экипажа Кэмпбелла: сержант Скотт, сержант Маллинс, сержант Хиллман.

Люди — не роботы. Нельзя запретить им испытывать страх. Они живые, со всеми своими недостатками.

Один из них, радист Хиллман, даже как—то опоздал к вылету. Это произошло 3 месяца назад, и он потерял свое место в экипаже Хирн—Филипса.

Глава 4 Тренировки и психология

Экипажи 22–й эскадрильи 8 мая вернулись из Сент—Эваля в Норт Коутс и возобновили рутинное патрулирование вдоль голландского побережья. 42–я эскадрилья из Льючерса действовала у берегов Норвегии и в Скагерраке. Обе эскадрильи в июне нанесли удар по «Лютцову», но повезло только Ловейтту из 42–й.

Через 2 дня после этой атаки Гиббс всадил торпеду в транспорт (6000 тонн) возле Текселя. Он патрулировал на судоходном маршруте вместе с 2 самолетами. Оторвав свой взгляд от берегов Текселя, чтобы посмотреть, что творится в море, он подпрыгнул от неожиданности. Слева, буквально под крылом его самолета, шел большой конвой. Гиббс немедленно развернулся, чтобы атаковать головное судно, Кемп и Уайт выбрали свои цели. Заходя со стороны суши, они не были замечены, либо противник принял их за свои самолеты. Еще раз Гиббс сумел подобраться на дистанцию сброса торпеды, не подвергнувшись обстрелу. Даже потом зенитки стреляли как—то беспорядочно, словно наводчики не верили, что атака настоящая. Гиббс смог сбросить торпеду в упор, что трудно сделать под огнем.

С момента обнаружения цели до атаки прошли считанные секунды. В результате торпеда попала прямо в середину корпуса транспорта. Гиббс окончательно проникся убеждением, что секрет успешной торпедной атаки заключается в минимальной дистанции сброса торпеды. Однако подобраться на такое расстояние можно только, если противник захвачен врасплох и по тебе не ведут огонь. В противном случае огневая завеса собьет прицел кому угодно.

Кемп, который влетел в гавань Бреста следом за Кеном Кэмпбеллом, был сбит в этой атаке. Это был единственный самолет, который был сбит, когда Гиббс командовал ударной группой во время своего первого оперативного цикла.

Ближе к концу июня эскадрилья была переведена на остров Торни. Дневные поиски торпедоносцев у голландского побережья стали слишком дорогими. Это был один из самых действенных способов нарушения вражеского судоходства. Однако немцы быстро делали выводы из полученных уроков. Они обеспечивали конвоям такое прикрытие, что дневные атаки стали рискованными. 22–я эскадрилья должна была проводить операции в Ла Манше против весьма специфических целей при поддержке истребителей. А новая 86–я эскадрилья «Бофортов» должна была заняться патрулированием возле голландского побережья, действуя в основном по ночам. Это был конец эпохи. Торпедные атаки с новой базы продолжались, но судоходство у французских берегов было настолько незначительным, что эскадрилья почти не получала шансов проявить себя. И результаты соответственно оказались мизерными.

Изменение условий операций, отсутствие атмосферы «найти и атаковать», сокращение числа атак неизбежно сказались на настроении эскадрильи. Пилоты стали менее энергичны, менее самостоятельны. Замечательным исключением был юный австралиец, который прибыл в эскадрилью вместе с 4 другими пилотами в июне. Его звали Джонни Лэндер. Он быстро показал себя способным и решительным пилотом, хотя склонным к некоторой опрометчивости. Он стал прямым преемником Дика Бомана и Кена Кэмпбелла. Лэндер оказался единственным из 4 новичков, переживших это лето.

В течение лета произошло много аварий. Некоторые произошли при хорошей погоде, и потому летчики эскадрильи не могли не заметить, что КВВС все больше полагается на бомбы как на главное противокорабельное оружие. Командование теряло веру в торпеду, которая была дорогим снарядом, имела ограниченное применение и требовала долгого специализированного обучения, прежде чем пилот мог ее успешно использовать. «Бленхеймы» 2–й группы занялись атаками вражеских кораблей и развлекались этим до конца года, когда тяжелые потери вынудили руководство Бомбардировочного Командования отозвать эти самолеты. Однако очень успешно проводили ночные бомбардировки «Хадсоны». Была сформирована четвертая эскадрилья «Бофортов», получившая номер 217. Однако торпеда по—прежнему не пользовалась популярностью, за исключением случаев особо важных целей.

Только один человек сохранил неизменную веру в торпеду — Пэт Гиббс. Он успешно завершил оперативный цикл и в сентябре 1941 года покинул 22–ю эскадрилью, направившись в учебное подразделение торпедоносцев. Совершенно счастливый, что остался в живых, Гиббс по—прежнему страстно желал доказать, что торпеда остается грозным оружием. Поползли слухи, что эскадрильи «Бофортов» будут отправлены на Средиземное море. Гиббсу не требовалось смотреть на карту, чтобы понять значение торпедоносца на этом театре. Узкое море, со всех сторон зажатое берегами, через которое шли коммуникации Африканского Корпуса Роммеля.

Гиббс получил нервное истощение после 12 месяцев службы в 22–й эскадрилье, однако служба в тренировочном подразделении вызывала еще большее раздражение. Он теперь был командиром эскадрильи и в мыслях видел себя только на посту командира эскадрильи «Бофортов».

Его время еще придет.

Первые «Бофорты» поступили в действующую армию, и пилоты прошли переобучение прямо на своих аэродромах. Некоторые из них провели неделю на заводе «Бристоль Эйркрафт Компани» в Филтоне, обучаясь управлению новой машиной. К концу 1940 года производство «Бофортов» достигло такого уровня, что в Чивеноре возле Барнстейпла в Девоне было создано тренировочное подразделение. Здесь формировались и обучались экипажи, здесь они превращались в единую команду. Из летной школы экипажи отсылались в учебную эскадрилью торпедоносцев в Абботсинче возле Глазго. Завершив курс обучения, экипаж получал назначение в одну из эскадрилий «Бофортов».

Когда летчики прибывали в Чивенор, они уже умели летать. Пилоты не только по праву носили свои крылышки, но и умели обращаться с двухмоторными машинами. Штурманы и стрелки—радисты получили крылышки не так давно. Большая часть стрелков—радистов на самом деле только что закончила училище стрелков, где к мундиру прикалывали только одно крыло.

Отбор уже шел, и через сито проскакивали только самые лучшие. Они преодолевали барьеры различных медкомиссий, экзаменов, тестов и учений. На каждом барьере происходил отсев, и те, кто прошел финальный курс, с гордостью носили свои крылышки. Бесконечный процесс отбора возобновлялся, когда летчики получали назначения в различные Командования. Это был довольно запутанный процесс. Иногда определенному Командованию требовалась специальность, которую училища не давали. Но в любом случае учитывались естественные способности и личные качества летчиков. Экипажам Берегового Командования предстояло проводить много часов в скучных полетах над однообразными волнами. Встреча с целью ждала их только в самом конце утомительного перелета. Поэтому здесь особенно ценились умелые штурмана, способные направлять самолет, не имея никаких ориентиров в течение долгого времени. Таким образом, штурмана, закончившие курс с наивысшими отметками, направлялись в Береговое Командование. От радистов требовалось умение быстро установить связь после нескольких часов радиомолчания. Пилоты отбирались по надежности, упрямству и выносливости, а не по пилотажным способностям.

Эти люди, закончившие разные летные школы, прибывали в Чивенор накануне начала нового учебного цикла и знакомились друг с другом в поезде перед конечной станцией.

— Направляешься в Чивенор, я полагаю?

— Да!

Пилоты не слишком беспокоились о подборе экипажа. Большинство из них вообще об этом не думало. Так или иначе, но за 2 месяца они подберут себе людей. Летали они довольно посредственно и потому не страдали комплексом превосходства. Они просто не рисковали кого—либо звать в состав своего экипажа. Большинство из них понимало, что очень многое будет зависеть от хорошего штурмана. Штурманы легко сходились с пилотами, завязывались дружеские отношения. И таким образом открывалась возможность какой—то внешней силе связать двух человек вместе.

Часто эта внешняя сила принимала обличье стрелка—радиста. Эти люди, как правило, имели более низкий образовательный и интеллектуальный уровень, чем пилоты и штурманы. Им не хватало образования или просто способности усвоить то, что делало летчика пилотом или штурманом. Некоторые из них было просто слишком старыми, чтобы учиться на пилота. Другие отчаянно пытались заслужить заветное звание, но по каким—то причинам проваливались. А кто—то предпочитал ускоренные курсы стрелков—радистов долгому обучению на пилотских курсах. Такие боялись, что война закончится, прежде чем они успеют навоеваться. Но в целом роль стрелка—радиста была превосходной возможностью полетать для человека, обделенного некоторыми талантами.

Хотя стрелок и вверял свою жизнь другим и часто играл подчиненную роль, он тоже нес свою долю ответственности. Он хотел поступить в летчики и рвался летать. Его привлекало очарование полета, а крылышки КВВС казались магическим амулетом. Когда стрелок их получал, то возносился на неслыханную высоту. Конечно, он получал только одно крыло. Но лучше одно, чем вообще ничего. По крайней мере, кое—кто думает именно так.

Его не удерживали рассказы о множестве погибших стрелков. Он в них не верил. Часто стрелки приходили с самого дна больших городов. И они хотели остаться в живых. Достаточно быстро они понимали, что такое хороший самолет и что такое плохой самолет, хороший пилот и плохой пилот.

Поэтому не пилот подбирал себе штурмана, а потом искал пару подходящих стрелков, а стрелки подбирали себе экипаж. Более общительные, чем пилоты или штурмана, они уже были связаны тесными узами. Попадая в летную школу, стрелки запросто могли предложить действовать вместе. Такие люди часто учились в одной группе, показывали одинаковые результаты, испытывали общие радости и страхи в течение всего срока службы. Теперь им оставалось только подобрать себе водителя.

Они превосходно знали, чего хотят. Большинство из них желали надежности. Им совсем не требовались яркие личности. Часто отвага означала печальное завершение вылета. И стрелки искали надежности и полнейшей самоуверенности. Менее дисциплинированные искали безответственности. Но разница в характерах могла принимать гротескные формы, что часто означало гармонию темпераментов. И всегда они бессознательно искали человека, отмеченного божественной искрой бессмертия. Это были люди, которых смерть избегала. Они хотели найти человека, которому можно доверить свою жизнь, и в то же время он должен быть таким, за которого не жалко умереть.

Таким образом пилоты и штурманы, сами того не сознавая, становились частью экипажа. Пилот, вне зависимости от его возраста, становился признанным лидером. Это резко поднимало его дух. Если требуется лидер, человек становится им.

Ответственность, которую несли пилоты, делала их экстравертами. Они могли испытывать страшное напряжение, но показать это не могли. Самая ничтожная неуверенность пилота немедленно передавалась экипажу. Нервный пилот превращал в неврастеников весь экипаж.

Все летчики были готовы исполнить свой долг. Но желание заполучить награду обычно пробуждал в своем экипаже пилот. Все они мечтали носить пурпурно—белую ленточку под своими крылышками. Некоторые даже предусмотрительно оставляли место для нее. Однако мало кто сожалел, если нудный полет завершался впустую или пилот поворачивал назад.

В результате, хотя все члены экипажа делили опасность поровну, никто не завидовал тому, что пилоты получали большую часть лавров.

Так складывались отношения внутри экипажей, когда люди находились в Чиневоре. там проходили ежедневные лекции в классах, штурманские учения, работа на ключе, в воздухе и на земле. Пилоты осваивали «Бофорты». Потом экипаж совершал первый совместный полет. Полеты над сушей, дневные и ночные полеты. Все время они узнавали что—то новое о своей работе, друг о друге, о самих себе. Но «Бофорт» всегда был трудным в управлении самолетом. Пилотам и штурманам не хватало опыта, и полеты были опасным занятием. Потери в учебной эскадрилье в Чине—воре летом 1941 года часто оказывались выше, чем в действующей эскадрилье первой линии.

Это было то слово, которое завершало любой разговор и было конечной целью всех летчиков: эскадрилья. Это было магическое слово. Попав туда, они становились настоящими летчиками и избавлялись от нудных тренировок. Никто не боялся боевых вылетов. По крайней мере, на этой стадии. Все опасности и трудности в эскадрилье разрешатся сами собой.

После окончания школы в Чиневоре экипажи отправлялись в Абботсинч, где они в первый раз знакомились с техникой торпедометания.

Прежде всего они изучали механизмы самой торпеды. Это был самоходный снаряд, который приводился в движение мотором, вращавшим 2 винта в хвостовой части торпеды. Эти винты вращались в противоположные стороны, удерживая торпеду на курсе. Направление движения задавалось горизонтальными и вертикальными рулями, которые были связаны с прибором глубины и гироскопом. Торпеда имела 6 главных отсеков. Первой шла боеголовка, которая содержала взрывчатку. Взрыватель мог быть контактным или системы дуплекс. Чаще всего использовался контактный взрыватель. Однако он срабатывал немедленно при ударе о любой объект и мог взорваться даже при ударе о воду. Торпеда должна была пройти некоторое расстояние в воде, прежде чем взрыватель ставился на боевой взвод. После этого он срабатывал при ударе торпеды о цель, если их относительная скорость была больше 6 узлов, а также если угол между торпедой и целью был больше 11 градусов. Другим типом взрывателя был дуплекс, который потенциально был более опасен, так как взрывал торпеду под днищем корабля.

Далее шел воздушный резервуар, в котором хранился сжатый воздух, приводивший в движение мотор. Позади него имелась гидростатическая камера. В ней был установлен прибор, который поднимал торпеду на заранее установленную глубину после первоначального нырка. Он же удерживал торпеду на этой глубине, которая выбиралась в зависимости от осадки атакованного корабля. В этой же камере имелся бачок с топливом для мотора.

Двигатель торпеды был полудизельного типа с переменной установкой скорости. Как правило, торпеду устанавливали на 40 узлов. Мотор позволял ей сохранить эту скорость примерно 2000 ярдов, после чего торпеда останавливалась и тонула, если она не попадала в цель. За моторным отсеком находилась камера плавучести. Она поддерживала хвост торпеды, так же как воздушный резервуар — ее головную часть. В этой камере устанавливался гироскоп, который направлял движение торпеды, иначе момент вращения валов и винтов увел бы ее неизвестно куда. И наконец — хвост. При подвешивании к самолету торпеда получала деревянное приспособление, названное воздушным рулем. Его устанавливали на хвосте, чтобы он удерживал торпеду горизонтально во время полета до попадания в воду. Там он отделялся от торпеды.

В Абботсинче краткое объяснение механики торпеды сменял курс лекций и демонстраций сброса торпед. Здесь самыми важными факторами были скорость и высота. От них зависело, войдет ли торпеда в воду или срикошетирует от поверхности, если ее сбросят слишком низко или на слишком большой скорости. Она также может просто пойти на дно, если ее сбросят с большой высоты или на малой скорости. Требовался верный прицел, для чего перед сбросом торпеды самолет должен был лететь по идеальной прямой.

Если торпеда входила в воду неправильно, она принималась вилять или уходила в сторону. Но даже правильно сброшенная торпеда сразу после входа в воду некоторое время виляла по глубине. Обычно за это время торпеда проходила около 300 ярдов. Этот отрезок назывался расстоянием установки, за это время взрыватель должен был встать на боевой взвод. Сюда также следовало добавить расстояние между точкой сброса торпеды и точкой ее входа в воду. В результате дистанция сброса торпеды не могла быть менее 500 ярдов. Именно подобные трудности испытывал Кэмпбелл при атаке «Гнейзенау».

Над водой особенно трудно оценивать расстояния, но общая тенденция была сбрасывать торпеду слишком далеко, а не слишком близко. Корабль начинал стремительно расти в размерах, когда пилот приближался менее чем на милю. Опыт подсказывал ему подождать, так как он не может находиться так близко, как ему кажется. Но когда корабль заполнял все лобовое стекло, пилот начинал думать, что он подобрался слишком близко для сброса торпеды. И если он никак не мог принять решение, огонь зениток всегда подталкивал пилота к правильным действиям. В военных дневниках сохранилось упоминание о единственном случае, когда торпеда была сброшена слишком близко.

Следующей проблемой было прицеливание. Были испытаны несколько моделей торпедных прицелов, но все они по той или иной причине оказывались неудовлетворительными. В результате пилоты предпочитали полагаться на собственную оценку скорости цели, скорости торпеды и курсового угла. Однако опыт показал, что слишком мало пилотов может правильно взять упреждение, и командование продолжало настаивать на использовании прицелов. Однако такой прицел предполагал расстояние точно равным 1000 ярдов (что должен был определить пилот) и неизменный курсовой угол с носа (снова пилот должен был определять, так ли это). Для прицеливания пилот устанавливал на прицеле скорость корабля (опять определив ее сам). Прицел был откалиброван так, чтобы дать правильное упреждение, если скорость определена верно и все остальные параметры выдержаны точно. Но все это летело прахом, если корабль начинал маневрировать. Поэтому пилоты больше полагались на свой инстинкт, чем на прицел.

И в Абботсинче делалось все, чтобы развить у пилотов навык правильного определения этих параметров. Учебные атаки, реальные атаки с учебными торпедами проводились с использованием небольшого транспорта у побережья Айршира. На борту этого судна были установлены фотокамеры и всяческая измерительная аппаратура. Поэтому после атаки пилот узнавал, насколько он был прав. Все цифры, которые в воздухе определялись приблизительно, здесь выдавались точно. Скорость судна была известна. Пилот знал свою собственную скорость из показаний приборов. Высота и дальность измерялись с корабля. Также измерялись курсовой угол, истинный угол упреждения, точность курса самолета и высота сброса торпеды. Самым главным было то, что становилось совершенно точно известно, попала торпеда в цель или нет, куда именно она попала, или на каком расстоянии от цели прошла.

Многие из инструкторов Абботсинча были боевыми пилотами, завершившими свой оперативный цикл. Брайтуэйт командовал этой частью, когда покинул 22–ю эскадрилью. Одним из инструкторов был Хэнк Шарман. Старший инструктор капитан авиации Гэйн принимал участие в рекордном перелете из Каира в Австралию на «Уэллсли» в 1938 году. Он сам в боях не участвовал. Некоторые инструкторы учили своих подопечных резким маневрам до и после сброса торпеды. Гэйн делал упор на правильный сброс, ведя самолет по прямой. Он не пытался выполнять эффектные трюки даже после сброса торпеды. Естественно, к нему прилипла кличка «Ларри» по имени колоритного канадского боксера. Его спокойная, непритязательная манера держаться, некоторая отстраненность сделали его одним из самых любимых офицеров, хотя чуточку одиноким. Он не был мальчишкой, так как по возрасту превосходил всех учеников. Однако он не был боевым офицером.

Что произойдет, если он выполнит свою хрестоматийную атаку по реальной цели? Об этом можно было лишь гадать.

Позднее, на Мальте, он им всем еще покажет.

Абботсинч давал экипажам «Бофортов» первое представление об ощущениях при бреющем полете над морем к движущейся цели. Это было незабываемое зрелище. Даже экипажи, почти завершившие оперативный цикл и вконец истрепавшие себе нервы, воспринимали это очень остро. Однако продолжались и аварии, начавшиеся в Чиневоре. Пилотам приходилось привыкать к полетам над самой водой. Высоту определять так же трудно, как и расстояние, поэтому даже холостые заходы на цель приводили к потерям.


«Считается невероятным, что неприятель попытается форсировать проливы днем. Однако если он совершит подобную попытку, нашим кораблям и ударной авиации представится уникальная возможность…»

Коммюнике министерства авиации,

апрель 1941

Глава 5 Уникальная возможность

Апогей работы «Бофортов», базирующихся на аэродромах Соединенного Королевства, пришелся на вторую половину дня 12 февраля 1942 года. В этот день линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау», тяжелый крейсер «Принц Ойген» в сопровождении огромной своры мелких кораблей попытались прорваться через Ла Манш.

Эту операцию Гитлер даже не рассматривал до конца 1941 года. И тогда главнокомандующий германским флотом гросс—адмирал Редер был против. Однако британское Адмиралтейство и министерство авиации считали это единственно возможным разрешением проблем этих кораблей, которые стояли в Бресте.

— Кроме всего прочего, эскадра в Бресте играет значительную роль, связывая вражеские силы и отвлекая их от атак против самой Германии, — заявил Гитлер на совещании с руководством флота. Он был прав. 3/4 всех бомб, сброшенных самолетами Бомбардировочного Командования в 1941 году, упали на Брест.

— Это преимущество мы будем иметь до тех пор, пока противник будет считать себя под угрозой атаки, так как эти корабли не имеют повреждений.

Весь германский флот сегодня нужен в Норвегии, где русские могут начать наступление, а англичане готовят высадку.

Англичане, которые потерпели ряд болезненных неудач на Среднем Востоке и не знали, как отразить японское наступление в Малайе, сейчас сами думали, как бы не нарваться на высадку немцев.

— «Шарнхорст» и «Гнейзенау» больше не должны рисковать получить повреждения в Бресте. Поэтому желательно их возвращение через Ла Манш.

Заявление Гитлера было типичной для него смесью проницательности и фантазий, однако оно не убедило адмиралов.

— Невозможно, огромный риск, — ответил адмирал Редер.

Гитлер отвергал любые возражения.

— Возвращение кораблей через Ла Манш желательно. Мы должны полагаться на достигнутую полную неожиданность и вывести корабли ночью в плохую погоду, когда вражеская авиация не сможет заметить их. Англичане не способны быстро реагировать. К тому времени, когда они будут готовы вступить в бой, корабли благополучно пройдут Дуврский пролив.

Еще 29 апреля 1941 года Адмиралтейство и министерство авиации разработали совместный план, названный операцией «Фуллер». Этот план был составлен, исходя из естественного предположения Адмиралтейства, что германские корабли после выхода в море сделают все возможное, чтобы не столкнуться с Флотом Метрополии или гибралтарской эскадрой. Каким бы рискованным ни казался прорыв через Ла Манш, он определенно позволял избежать встречи с британскими линкорами. Захват противником всего европейского побережья от Норвегии до Испании делал появление британских линкоров в этом районе просто невероятным. Конечно, базовая авиация будет угрозой при таком прорыве, но лишь на ограниченном участке маршрута. Поэтому делалось предположение, что противник постарается миновать Дуврский пролив, где окажется в наибольшей опасности, под покровом темноты.

Операция «Фуллер» предусматривала круглосуточное ведение авиаразведки над Брестом и Ла Маншем, чтобы следить за передвижениями вражеских кораблей. Планом и предусматривались, в случае попытки прорыва, скоординированная атака самолетов 5 бомбардировочных групп, атаки всех наличных торпедоносцев и бомбардировщиков Берегового Командования и истребительное прикрытие от Шербура до Валхерена силами 3 истребительных групп. Большая часть атак планировалась на дневное время. Бомбардировщики не могли атаковать ночью. Полагая, что неприятель будет проходить проливы ночью, бомбардировщики должны были атаковать его на закате как можно ближе к Ла Маншу. При проходе через проливы корабли противника должны были встретить атаки легких сил и торпедоносцев «Суордфиш» ВСФ и «Бофортов» Берегового Командования. Освещать цель должны были ракеты, выпущенные самолетами—разведчиками.

Если неприятель попытается форсировать проливы днем, в атаку следует бросить максимально возможное количество самолетов, когда корабли будут проходить узости. Но такая попытка считалась почти невероятной.

К созданию плана «Фуллер» привел ряд признаков, которые заставляли предположить, что германские корабли попытаются совершить такой прорыв между 30 апреля и 4 мая 1941 года. Но тревога оказалась ложной. Мы даже не подозревали, насколько успешным оказалось самопожертвование Кэмпбелла.

4 июня 1941 года к линейным крейсерам в Бресте присоединился тяжелый крейсер «Принц Ойген», который сопровождал «Бисмарк». Он ускользнул от англичан. Налеты Бомбардировочного Командования продолжались.

Немцы тщательно спланировали прорыв. Самым трудным было начало. Немцы собирались покинуть Брест после наступления темноты. Они верили, что таким образом избегнут обнаружения. Они не принимали в расчет британские авиационные радары.

Немцы предприняли фантастические усилия, чтобы даже малейший намек о подготовке прорыва не просочился наружу. Об операции не знали даже участвующие в ней экипажи. Только командиры 3 кораблей и горстка штабных офицеров были посвящены в тайну. Был разработан план дезинформации. Распустили слух, что корабли готовятся покинуть Брест ночью 11 февраля, чтобы на следующий день провести учения между Ла Паллисом и Сен—Назером и вернуться в Брест. Всеми силами штаб пытался создать впечатление, что корабли вернутся. Не было забыто ничто. Высшие офицеры оставили все личные вещи на своих квартирах. В результате Рейнеке, начальнику штаба адмирала Цилиакса, следующие 7 недель пришлось одалживать не только одежду, но и нижнее белье.

Англичане мрачно следили за развитием ситуации. Хотя немцы верили, что операция провалится, если неприятель узнает о ней, англичане были уверены, что вражеские корабли готовятся к прорыву. Впрочем, такая уверенность проистекала в основном от нервозного ожидания каких—либо действий противника, владеющего инициативой. Донесения разведки говорили, что ремонт германских кораблей почти завершен. Было известно, что учения 3 кораблей планируются в открытом море. 25 января все они были сфотографированы в порту. Снимки показали, что количество кораблей сопровождения в Бресте увеличилось. Мощные флотилии торпедных катеров были сосредоточены в портах на берегах Ла Манша. Донесения говорили о необычной активности на французских аэродромах. «Тирпиц» был переведен из Киля в Тронхейм — возможно, в порядке отвлекающего маневра. Адмиралтейство было убеждено, что прорыв неизбежен. Все указывало на то, что противник совершит его в период следующего новолуния. 2 февраля Адмиралтейство выпустило меморандум с предупреждением о возможном выходе кораблей. Он начинался осторожно, но завершался уверенностью в успехе. «Корабли из Бреста еще не имеют полной боеспособности. Хотя они вели в Бресте веселую жизнь, немцы должны побеспокоиться перевести их в более безопасную гавань».

После общего обзора тактической ситуации и возможных путей прорыва автор меморандума отмечал:

«Кратчайший путь германских кораблей лежит через Ла Манш. От Бреста до Шербура 240 миль, еще 120 миль от Шербура до Дуврского пролива. Хотя корабли могут совершить переход от Бреста до Шербура или от Шербура до Дувра в течение одной ночи, они не могут выполнить переход от Бреста до Дуврского пролива за одну ночь.

Они знают о наших минных постановках в Дуврском проливе, где недавно потеряли эсминец. Поэтому очень велика вероятность, что они попытаются пройти пролив в полную воду.

На первый взгляд прорыв через Ла Манш выглядит очень опасным для немцев. Однако очень вероятно, что их тяжелые корабли не обрели полной боеспособности, поэтому они предпочтут именно такой переход, полагаясь на защиту со стороны своих эсминцев и самолетов, которые боеспособны. Они также знают, что мы не имеем крупных кораблей, способных встретить их в Ла Манше. Поэтому мы можем обнаружить 2 линейных и 1 тяжелый крейсера вместе с 5 большими и 5 малыми эсминцами, следующие вверх по Ла Маншу под прикрытием 20 истребителей (при появлении подкреплений по вызову)…

Наши бомбардировщики показали, что мы не можем слишком полагаться на них. Они не в состоянии повредить корабли противника. В то же время Береговое Командование не может выставить более 9 торпедоносцев одновременно.

Учитывая все эти факторы, дело оборачивается так, что германские корабли могут прорваться на восток по Ла Маншу с гораздо меньшим риском, чем в случае попытки прорваться в Норвегию через океан. Так как считается, что немцы будут избегать риска любым способом, прорыв через Ла Манш выглядит наиболее вероятным в случае их выхода из Бреста».

Этот меморандум был восхитительным практически во всех отношениях. (Конечно, он крайне мягко характеризовал действия Бомбардировочного Командования. За несколько месяцев пребывания в Бресте под постоянными бомбежками германские корабли получили ничтожные повреждения, хотя это очень дорого обошлось англичанам. Кроме того, Береговое Командование все—таки имело 40 «Бофортов», а не 9.) Он в деталях, с невероятной точностью предсказал план операции «Церберус». Однако, хотя это особо не упоминалось, меморандум предполагал, что германские корабли будут проходить Дуврский пролив в темноте.

Исполнительный приказ на операцию «Фуллер» был отдан на следующий день. Адмиралтейство уже развернуло свои силы и приказало ударным соединениям блокировать прорыв через Л а Манш. Однако оно имело только 6 эсминцев и 6 торпедных катеров. Адмиралтейство 4 февраля перебросило из Ли—он—Солента в Манстон 6 «Суордфишей» ВСФ. Ими командовал капитан—лейтенант Юджин Эсмонд, который несколько месяцев назад возглавлял первую атаку на «Бисмарк». Он уцелел во время потопления «Арк Ройяла» в Средиземном море. Все наличные самолеты Бомбардировочного Командования были вооружены и стояли в 4–часовой готовности. Также имелись 3 эскадрильи «Бофортов» — 42–я, 86–я и 217–я. Доблестная 22–я эскадрилья получила просто замечательный отдых. Она готовилась к отправке на Дальний Восток. Наземный персонал уже находился на борту войскового транспорта в Ливерпуле. Отправка на другой конец земли, где они вряд ли смогут сбросить хоть одну торпеду, была болезненным ударом по законной гордости 22–й эскадрильи.

По различным причинам «Бофорты» не были сосредоточены в одном месте. 42–я эскадрилья находилась в Льючерсе. Часть ее самолетов в декабре — январе находилась в Сент—Эвале, но была отправлена обратно в Льючерс, когда 22 января «Тирпиц» перебрался из Киля в Тронхейм. Эскадрилья имела 14 самолетов. 217–я эскадрилья, которая выполняла ночные атаки в Ла Манше, имела 7 самолетов на острове Торни возле Портсмута. 86–я эскадрилья, сформированная относительно недавно и потому имевшая много неопытных экипажей, находилась в Сент—Эвале вместе с подразделением 217–й эскадрильи, которое тоже было составлено из зеленых юнцов. Кроме них там же базировалась часть самолетов раздерганной по частям 22–й эскадрильи. Командовал этим сборищем Джонни Лэндер. Самолеты 22 эскадрильи уже проходили переоборудования для действий в тропиках в Филтоне и потому отсутствовали. Всего в Сент—Эвале находились 13 боеспособных «Бофортов».

8 февраля фоторазведчик сделал снимки Бреста. «Принц Ойген» и «Шарнхорст» стояли в гавани, а «Гнейзенау» — в Ланвеоке. На этих фотографиях были видны 4 больших эсминца и множество торпедных катеров и тральщиков. Сведения метеорологов и гидрологов подтверждали, что с 10 февраля общие условия в Л а Манше будут относительно благоприятными для попытки прорыва в темноте. 15 февраля будет новолуние, а прилив в районе Дувра позволит совершить прорыв между 4.00 и 6.00. Все это вместе с массой иных признаков убедило главного маршала авиации Жубера, главнокомандующего Берегового Командования, что немцы готовы совершить этот прорыв в любой день, начиная со вторника 10 февраля.

8 февраля Жубер отправил записку главнокомандующим Бомбардировочного и Истребительного Командований, перечисляя основания для своих выводов и описывая предполагаемые действия своих сил. Рутинное патрулирование над выходом из гавани Бреста, которое регулярно проводилось последние 7 месяцев, и теперь осуществлялось от рассвета до заката. В темное время суток выставлялись еще 2 линии патрулей: между Уэссаном и Иль Бреа, а также между Гавром и устьем Соммы. Ночные противолодочные патрули в Бискайском заливе перекрывали возможные пути движения германских кораблей и таким образом дополняли патрульные линии. «Бофорты» в Сент—Эвале и на острове Торни отвечали за ночные атаки в Ла Манше. «Бофорты» из Льючерса должны были атаковать противника днем в Северном море, если ночная атака в Ла Манше не принесет успеха. Этот план следовало увязать с планами Истребительного и Бомбардировочного Командований и с атакой «Суордфишей».

9 февраля Жубер отменил все увольнения экипажам «Бофортов», отменил погрузку на транспорты 6 опытных экипажей 22–й эскадрильи. Это было явным предупреждением всем остальным экипажам о готовящейся операции. Однако по соображениям секретности никто этого «не заметил».

10 февраля Жубер приказал «Бофортам» из Льючерса перелететь на юг в Норт Коутс, взяв весь риск на себя. Они больше не могли караулить «Тирпиц», зато могли гораздо раньше нанести удар по вышедшим из Бреста кораблям. Жубер рискнул свалить все яйца в одну корзину. Но в Норт Коутсе шел снег, и вылет эскадрильи из Льючерса был задержан.

Бомбардировочное Командование отдало приказ всем своим самолетам находиться в готовности к нанесению удара в любой день. В результате были отменены все полеты, как тренировочные, так и боевые, кроме налетов на Брест. Но такое состояние не могло тянуться до бесконечности, и 10 февраля Командование приказало 100 самолетам находиться в 2–часовой готовности, а остальные должны были стартовать как можно быстрее. Конечно, Бомбардировочное Командование ожидало, что его вовремя известят о выходе кораблей и времени атаки.

Тем временем окончательно были отработаны немецкие планы прорыва. За организацию воздушного прикрытия отвечал известный ас Адольф Галланд. Он имел в своем распоряжении 280 самолетов, в основном Ме–109 и Fw–190, а также около 30 Ме–110. Большинство этих самолетов базировалось на аэродромах вокруг Ла Туке, но были и вспомогательные точки возле Кана и Амстердама. Истребители из Ла Туке, которые выходили из боя позже 15.00, должны были лететь в Амстердам, сесть там, заправиться и как можно быстрее вернуться к эскадре. На протяжении всего маршрута как минимум 16, максимум 32 истребителя должны были патрулировать над эскадрой. Но при проходе проливов это число значительно увеличивалось. Распространялись слухи о проводке большого конвоя, и германские пилоты не знали, по какой причине поднялся переполох.

Германские метеорологи предсказали, что 12 февраля погода над Ла Маншем в утренние часы будет быстро ухудшаться. Все было готово к операции «Церберус».

Сразу после наступления темноты 11 февраля 7 эсминцев построились на выходе из гавани Бреста, чтобы прикрыть тяжелые корабли. Сразу после 20.00 «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Ойген» покинули свои якорные стоянки и начали выползать из гавани. Но едва корабли начали двигаться, прозвучала воздушная тревога. Застигнутые врасплох корабли поспешно вернулись на свои стоянки. Когда над портом показались 12 «Веллингтонов» и 8 «Стирлингов» Бомбардировочного Командования, он был. тих и спокоен, как всегда.

Самолеты сбросили свои бомбы, как обычно не причинив никакого вреда кораблям. Летчики передали, что в Бресте ничего не изменилось, и улетели. Но как только они показали хвосты, гавань снова проснулась. Корабли построились на внешнем рейде Бреста в 22.45, хотя теперь они отставали от графика. Если бы Бомбардировочное Командование выполнило налет на полчаса позже, тревога поднялась бы немедленно.

Немцы планировали добиться внезапности, выйдя из Бреста под покровом темноты, однако они не приняли в расчет плотную сеть патрулей, которую развернуло Бомбардировочное Командование. Когда эскадра строилась на внешнем рейде, в район патрулирования «Стоппер» прилетел «Хадсон». Название «Стоппер» англичане прилепили к выходному фарватеру гавани Бреста. Ночью над ним патрулировали по очереди 4 самолета. Ночь была совершенно темной, однако «Хадсон» имел радар обнаружения надводных целей.

К несчастью, «Хадсон» уже достиг юго—восточного конца патрульной линии и теперь летел на юго—запад. Он не обнаружил германские корабли. Теперь только сменяющий его самолет мог засечь немцев. Сравнивая курсы второго «Хадсона» и германской эскадры, мы увидим, что самолет пролетел в 9 милях от эскадры. Увы, но радар ничего не обнаружил.

Германские корабли выскользнули, как джинн из бутылки. Однако им еще предстояло пересечь вторую линию патрулей возле Уэссана. И опять вмешался злой рок, принявший обличье поломки радара патрульного самолета. Он вернулся на базу. Замену ему не прислали, отчасти потому, что не хватало самолетов, отчасти потому, что патруль над «Стоппером» ничего не засек. Оставалась еще третья линия патрулей в районе побережья Суссекса.

И снова вмешалась неудача. Из—за угрозы тумана самолет был спешно отозван на базу. Если бы он патрулировал до рассвета, он обнаружил бы немцев.

На рассвете были подняты самолеты Истребительного Командования. Однако они не выполняли разведку южнее устья Соммы. Поэтому почти 12 часов германская эскадра двигалась по Ла Маншу никем не замеченная. В течение этого времени экипажи «Бофортов» спали. Когда наступило утро, они вернулись к обычным занятиям. Один самолет вылетел из Сент—Эваля для рутинного патрулирования на Бискайским заливом. Германские корабли прошли мимо Сент—Эваля в полночь и сейчас были уже очень далеко. Остальные самолеты в Сент—Эвале выполняли тренировочные полеты. В Льючерсе 3 экипажа ожидали разрешения на вылет для патрулирования в своем районе. Ударная группа находилась в готовности. В штабе на стене болтался график учебных вылетов. На острове Торни только 4 самолета из 7 были вооружены торпедами, остальные погрузили бомбы.

Экипажи «Бофортов» после отмены увольнений испытывали некоторое напряжение. Однако им до сих пор никто ничего не сказал о важности момента. Эти люди испытывали сильнейшее нервное напряжение в течение многих недель. Присутствие 3 крупных кораблей в Бресте и «Тирпица» в Тронхейме в конце концов утомило их. В любом человеке гнездится страх, что его отправят в полет, вроде того, что завершился отважной гибелью Кэмпбелла. Летчики знали, что в случае выхода кораблей они должны нанести первый удар. Однако они могли лишь смутно догадываться, что именно их ожидает. Отсутствие 22–й эскадрильи лишило ударные силы своей элиты. Остальные эскадрильи были не подготовлены к решению задачи, требовавшей длительных тренировок и большого опыта.

Экипажи 42–й эскадрильи в Льючерсе знали, что их перебрасывают в Норт Коутс, но не знали, зачем. А на слухи они обратили не больше внимания, чем все остальные летчики. Вечером 11 февраля им было приказано получить теплое обмундирование. Изголодавшиеся по новостям люди истолковали этот как признак перевода эскадрильи в Исландию или еще куда похуже. Рано утром все экипажи были вызваны в комнату предполетного инструктажа. Там им сообщили, что полетят они на юг. В Норт Коутсе по—прежнему шел снег, и Жубер решил перевести эскадрилью на аэродром в Норфолке.

Эскадрильей командовал подполковник авиации М.Ф.Д. Уильямс. Он был только что назначен на этот пост, поэтому у него просто не было времени обжиться, подобрать себе экипаж и узнать людей. В самый критический момент командир эскадрильи оказался без экипажа. Поэтому он решил лететь на юг вместе с человеком, который командовал эскадрильей предыдущие 3 недели — майором авиации У.Г. Клиффом, — и подобрать себе экипаж позднее. Уильямс предыдущим летом командовал 36–й эскадрильей торпедоносцев в Сингапуре, но подхватил неприятное тропическое заболевание кожи. Его отослали домой лечиться. Через несколько месяцев после этого его эскадрилья была уничтожена в первом же вылете. В напряженной атмосфере ожидания непонятно чего, царившей в 42–й эскадрилье, он оказался не в своей тарелке, попав из огня да в полымя.

Уильямс получил приказ собрать все исправные самолеты и перелететь с ними в Колтишелл, Норфолк. Экипажи были озадачены новым маршрутом, но приказ был ясен, и летчики, проснувшись от апатии, начали шептаться.

— Колтишелл!

— Это же истребительный аэродром!

— Что стряслось в Норт Коутсе?

Все разговоры умолкли, когда командир продолжил:

— Таков приказ. Мы не можем лететь в Норт Коутс, так как там снегопад.

— А как быть с торпедами, сэр? — спросил Клифф. — В Колтишелле нет подразделения обслуживания торпед.

— Их пришлют из Норт Коутса на автомобилях. Они прибудут как раз, когда вы будете садиться. Это лишь короткая командировка, на день или два, поэтому вам не потребуется много вещей. Соберите карты, прогнозы погоды и вылетайте как можно скорее.

— Вы можете сказать, что нас ждет, сэр? — возникли австралийцы Бирчли и Арчер.

— Извините, но я не располагаю такой информацией. Вы должны лететь.

Быстрая проверка показала, что исправны 14 самолетов, из них 11 несли торпеды. Запасных торпед в Льючерсе не имелось, поэтому остальные самолеты должно было перевооружить в Колтишелле мобильное подразделение обслуживания.

Прогноз погоды на большую часть дня был плохим. К тому же не все экипажи имели полный комплект карт всего маршрута, поэтому особенно важно было сохранять строй.

14 экипажей разошлись по самолетам и запустили моторы, но тут вся операция была отменена. Они отправились обратно в помещение штаба, громко ругаясь. Такие приказы вызывали раздражение и разочарование. Очередной пшик. Они уже нахлебались такого. Клифф снова начал планировать ночную вечеринку. Сегодня ему исполнилось 27 лет.

Но через несколько минут им снова приказали лететь. На сей раз они поднялись в воздух. Часы показывали 9.00.

Погода оставалась неприятной весь день. Низкие тучи и дождь, небо лишь изредка прояснялось. Где—то у северовосточного побережья Англии эскадрилья влетела в аэростаты заграждения, болтающиеся над прибрежным конвоем. Большая часть самолетов через несколько минут заняла свои места в строю, однако молодой канадец Ральф Мэннинг потерял эскадрилью. У него не было карт, поэтому не удивительно, что он не прибыл в Колтишелл. Когда в 11.30 «Бофорты» садились в Колтишелле, их осталось 13. Донесения с пунктов радиолокационного дозора о необычной активности противника в воздухе начали поступать в оперативный центр Истребительного Командования около 8.30. Истребительные патрули сообщили о странной активности торпедных катеров. Был отправлен специальный патруль. Вскоре после 9.00 противник начал глушить наши радары, сначала периодически, а потом все настойчивей. Такая операция уже стала привычной и сначала вызвала мало интереса. Когда глушение стало настойчивей, это кое—кого встревожило. Пока штаб дожидался сведений от дополнительного патруля, остальные самолеты были задержаны на земле. Когда «Спитфайры» сели, их пилоты сообщили о большом числе кораблей, один из которых имел треногую мачту и большую надстройку. Эту информацию встретили скептически, но пилотов стали расспрашивать более подробно. Наконец пилоту, который видел корабли, вручили книгу с силуэтами, и он указал на германские линкоры. Но прежде чем это произошло, 2 «Спитфайра», выполнявшие обычное патрулирование, заметили и атаковали 2 Me–109. В пылу погони они оказались прямо над германской эскадрой. Хотя летчики не подозревали об угрозе, которую могут представлять эти корабли, они сразу поняли значимость увиденного. Немедленно прервав погоню, истребители помчались на свой аэродром и сообщили о кораблях противника. Это произошло в 11.30. Германские корабли прошли незамеченными 300 миль и сейчас на скорости 30 узлов проходили мимо Бичи Хед, втягиваясь в Дуврский пролив.

В этот момент немцы находились на одинаковом расстоянии от 7 «Бофортов» на острове Торни и 6 «Суордфишей» в Манстоне. «Бофорты» в Сент—Эвале, безмятежно занимавшиеся тренировками, свой момент упустили. «Бофорты» 42–й эскадрильи готовились сесть в Колтишелле. Даже «Бофорты» на острове Торни были не готовы к немедленной атаке. Но прошла только половина дня, и оставалось еще 6 часов светлого времени. Все «Бофорты» успевали нанести удар, даже если не удастся организовать совместную атаку. Вся мощь Бомбардировочного Командования должна была обрушиться на противника. Было впустую потрачено много драгоценного времени, но уникальная возможность пока сохранялась. Следующие 6 часов становились пробным камнем.

Для 6 «Суордфишей» в Манстоне потеря времени была более серьезной. Эти самолеты несли те же самые торпеды, что и «Бофорты», однако они имели один мотор, крейсерскую скорость 87 узлов и ограниченный радиус действия. К счастью, донесение разведчика они получили в превосходной точке для проведения немедленной атаки. Но любая задержка означала, что корабли могут выскочить за пределы их дальности полета.

825–я эскадрилья ВСФ была реорганизована в Ли—он—Соленте всего несколько недель назад после потопления «Арк Ройяла». 4 из 6 экипажей служили на этом авианосце. Эскадрилья должна была действовать в северных водах, и часть самолетов уже отправилась в Шотландию. Но 3 февраля, после записки Адмиралтейства, у Эсмонда спросили, сможет ли он атаковать германские корабли, если те попытаются прорваться через проливы. Ему было дано несколько расплывчатое обещание, что такая атака будет проведена ночью.

Эскадрилья только что завершила переформирование и у нее не было времени, чтобы превратиться в боеспособное подразделение. Однако ею командовал такой замечательный офицер, как Юджин Эсмонд. Эсмонд поступил в КВВС по краткосрочному контракту в 1928 году. Он служил в составе ВСФ, которые в 1937 году перешли в подчинение флота. За время службы вместе с флотом он сам начал думать и чувствовать, как настоящий моряк. Когда в 1933 году срок контракта истек, Эсмонд начал работать в авиакомпании «Империал Эйруэйз». Он работал на маршруте Гонконг — Малайя на летающих лодках типа «G». Эсмонд продолжал числиться в резерве. Однако к 1939 году он устал от штатского костюма, а вдобавок решил, что война неизбежна. Поэтому он уволился из «Бритиш Эйруэйз», распрощался с КВВС и поступил служить в ВСФ. К этому времени Эсмонд налетал уже 6500 часов.

Эсмонд был маленьким, щегольски одетым человеком с необычайно широким лбом. Он был превосходным пилотом с огромным опытом. Эсмонд не боялся трудностей, был абсолютно честным человеком и превосходным командиром. Никто не мог представить, что у Эсмонда в воздухе могут возникнуть проблемы. Это была его стихия. Эсмонд, ирландец по происхождению, родился в Тэрголанде, Йоркшир, в 1909. Ему исполнилось 33 года. Под огнем он всегда демонстрировал свои выдающиеся качества — спокойствие, решительность, изобретательность и талант лидера.

Перед вылетом из Ли—он—Солента экипажам «Суордфишей» сообщили, что в период следующего новолуния ожидается прорыв германских кораблей. Таким образом эти летчики оказались единственными, посвященными в тайну операции. Они прибыли в Манстон 4 февраля и начали обычное патрулирование над Ла Маншем, хотя сильный снегопад на аэродроме большую часть времени держал их на земле. В этот период они услышали множество насмешек над своими анахроничными «Авоськами» от летчиков КВВС, базировавшихся в Манстоне. До них дошли слухи, что с бельгийских аэродромов начали действовать Fw–190. Однако это не испугало летчиков — по ночам германские истребители не летали.

Утром 12 февраля в 10.55 Эсмонд получил известие, что радар засек необычную активность в воздухе над проливом. Это могла быть подходящая цель для его парней. Точные донесения самолетов—разведчиков поступят еще только через полчаса.

— Вы готовы атаковать днем? — этот вопрос задал командующий военно—морской базой Дувра.

— Да, конечно.

Эсмонд приказал эскадрилье подготовиться к вылету и установить большую глубину хода торпед. Таким образом «Суордфиши» оказались единственными самолетами, готовыми к вылету, когда пришло донесение авиаразведки.

Эсмонд получил новое сообщение о противнике в 11.30 и вскоре после этого собрал экипажи в комнате для инструктажа, чтобы ознакомить их с данными разведки.

— Ну что, парни, мы наконец вылетаем, хотя они уже проделали полпути по Ла Маншу. Мы должны взлететь как можно быстрее и установить контакт с противником, который ко времени нашего прибытия окажется в районе Булони. 3 крупных корабля идут в сопровождении большого числа эсминцев и катеров. Они имеют сильное истребительное прикрытие, в основном Me–109. Вы в свою очередь тоже будете иметь сильное истребительное сопровождение. Сверху вас будут прикрывать 3 эскадрильи «Спитфайров» из Биггин Хилла, в качестве непосредственного сопровождения вы получите 2 эскадрильи «Спитов» из Хорнчерча. Вы встретитесь с истребителями в 12.25 над Манстоном.

Потом Эсмонд начал говорить о тактике. Если бы эти летчики были опытной, испытанной, сработавшейся эскадрильей, Эсмонд просто повел бы их в атаку в обычном строю — полумесяц, сходящийся на цели. В этом случае, куда бы ни повернул корабль, он подставит борт под торпеду. При сегодняшней погоде, когда облака спустились до 1000 футов, торпедоносцы должны были атаковать с помощью радара. Пробив облака, они должны были выровняться в последний момент, сбросить торпеду и уходить. Эскадрильи, имевшие большой опыт, часто практиковали такие атаки на Средиземном море. Но подобная тактика требует долгой подготовки и большой уверенности. При сложившихся обстоятельствах это было сомнительно.

— Всю дорогу мы должны лететь на высоте от 50 до 100 футов, — продолжил Эсмонд. — Прежде всего чтобы избежать обнаружения корабельными радарами, а во—вторых, из—за плохой погоды. Так как нам следует держаться вместе, по крайней мере на пути к цели, то это будет самое безопасное место.

Мы выполним заход на цель на малой высоте и будем сбрасывать торпеды, следуя колонной.

Мне кажется, лучше, если в этом вылете будут участвовать только добровольцы. Думать о шансах на возвращение домой мы начнем только после сброса торпед.

Ну как, парни, что вы обо всем этом думаете?

Он спрашивал, согласятся ли пилоты лететь.

Атаковать одинокий линкор без сопровождения уже достаточно плохо. А здесь вместе шли 3 крупных корабля в сопровождении большого количества малых, вдобавок имея сильное истребительное прикрытие. Это означало, что торпедоносцы встретят мощную огневую завесу, не считая атак истребителей. Экипажи больше опасались зениток, чем истребителей. «Суордфиш» был таким маневренным, что летчики могли уклониться от атаки «Мессеров», как они делали на Средиземном море. Они считали, что шансы отбиться от истребителей у «Суордфиша» больше, чем у «Бофорта». Зенитки были настоящей опасностью.

Но если вы уже зашли так далеко, обратной дороги нет. 9 дней назад в Ли—он—Солент, вы еще могли найти какие—то оправдания. Теперь было уже поздно. В такой момент отказ требует больше смелости, чем согласие на вылет. Кроме того, если такой командир, как Эсмонд, отправляется в полет, вы не можете бросить его одного.

Экипажи уже покидали комнату инструктажа, когда его отозвал дежурный.

— Вы не можете немного задержаться? Часть истребителей опаздывает.

Если Эсмонд чего и боялся, то лишь одного — что немцы пройдут проливы, избежав атаки торпедоносцев. Это заставило бы торпедоносцы гнаться за ними. Если «Суордфиши» взлетят немедленно, им придется лететь на юго—восток, чтобы перехватить противника напротив Кале. Однако корабли следуют со скоростью 30 узлов. Если вылет задержится хотя бы на полчаса, корабли проскочат мимо Манстона, прежде чем «Суордфиши» настигнут их. Самая маленькая задержка, даже несколько минут, потраченных на поиски эскадры, означает долгую погоню. Когда цель удирает от вас на скорости 30 узлов, а вы летите на «Авоське», имеющей скорость менее 90 узлов, и дует 30–узловой встречный ветер (именно такой северо—западный ветер дул сегодня), вам понадобится очень много времени, чтобы настигнуть противника. «Суордфиш» имел радиус действия всего 200 миль, а ведь вам все—таки потребуется еще и вернуться. В такой день, как сегодня, противник вполне может перещелкать вас поочередно, пока вы подходите на дистанцию сброса торпед.

Так как «Суордфиш» имел прекрасную маневренность, можно рискнуть схваткой с истребителями, чтобы сократить время полета.

Дежурный ожидал ответа, держа в руке телефонную трубку. Микрофон он прикрывал ладонью. А человек на другом конце линии тоже ждал ответа Эсмонда.

— Мы атакуем.

Дежурный повторил это в телефон. Эсмонд и остальные летчики разошлись по самолетам.

6 «Суордфишей» взлетели в 12.20 и построились над аэродромом. Хотя тучи затянули небо над большей частью юго—западной Англии, над Манстоном небо было чистым. Эскадрилья начала кружить над Рамсгейтом, дожидаясь прибытия «Спитфайров». В 12.28 к ним присоединилась одна эскадрилья из Биггин Хилла, состоящая из 11 «Спитфайров». Эсмонду предстояло принять непростое решение. Если он дальше будет ждать истребители, не пропустит ли он возможность нанести удар? Погода была плохой, дальность полета — небольшой, и перед ним замаячил старый призрак погони. Если они смогут повредить хотя бы один из крупных кораблей и снизить скорость эскадры, они дадут «Бофортам» шанс нанести мощный удар.

В последний раз германская эскадра была замечена в 23 милях от Рамсгейта по пеленгу 140°. Эсмонд повернул к цели в 12.30, имея при себе только 11 «Спитфайров». Одна эскадрилья истребителей вместо обещанных пяти. На самом деле 2 остальные эскадрильи из Биггин Хилла полетели к цели самостоятельно и атаковали вражеские истребители. Они сбили 2 германских истребителя, потеряв 1 «Спитфайр», и таким образом хотя бы косвенно поддержали «Суордфиши». Но требовалось от них совсем иное.

Первые 3 «Суордфиша» под командой самого Эсмонда летели колонной, а вторые 3 — клином. «Спитфайры» держались на 1000 футов выше, прямо под облаками. Они убрали газ до минимума, находя крайне тяжелой задачу не потерять «Суордфиши» из вида. Тучи начали опускаться. Видимость была неравномерной. Иногда она повышалась до 4 миль, иногда падала до сотни ярдов.

Торпедоносцы летели новым курсом всего 10 минут, а потом они увидели вражеские истребители со странными, обрубленными концами крыльев. Это могли быть новые германские истребители, сведения о которых недавно поступили в Манстон — смертоносные Fw–190. Тут же крутились и хорошо знакомые Ме–109, всего 15–20 истребителей.

Второй «Суордфиш», летевший за Эсмондом, пилотировал самый молодой из летчиков, 18–летний сублейтенант Брайан Роуз. Наблюдателем у него был 20–летний сублейтенант Эдгар Ли. Экипаж «Суордфиша» сидел в открытых кокпитах. Первым — пилот, прикрытый небольшим щитком, за ним находился наблюдатель. Он сидел так близко к пилоту, что мог говорить ему на ухо, даже не наклоняясь. Третьим был стрелок, чей пулемет держал под огнем почти всю заднюю полусферу. Все летчики были в защитных шлемах и очках. Ли стоял на полу в своей кабине, привязавшись к сиденью тросом, чтобы не выпасть. В бою наблюдатель следил за вражескими истребителями и подсказывал пилоту, как следует маневрировать.

Вражеские истребители вывалились из туч прямо на хвост первым 3 «Суордфишам». Эсмонд, Роуз и Кингсмилл держали высоту около 100 футов, чтобы сохранить какую—то свободу маневра. «Спитфайры» в свою очередь напали на германские истребители, но при этом оторвались от торпедоносцев и увязли в общей свалке. Несмотря на всю ярость атаки «Спитфайров», они не смогли связать боем все Fw–190, и большое число германских истребителей все—таки атаковало торпедоносцы.

Метод атаки немцев был прост. Они заходили с хвоста один за другим, открывая огонь при сближении.

— Влево!

Ли стоял в своем кокпите и смотрел назад, дожидаясь, пока очередной атакующий истребитель окажется прямо перед ним. Тогда он командовал уклоняться. Уильямс в самолете Эсмонда и Сэмпле у Кингсмилла делали то же самое. Несколько Ме–109 тоже присоединились к атакам торпедоносцев.

— Вправо!

Ли увидел очередной Fw–190 почти прямо за хвостом. Крутой поворот вправо — и германский истребитель промазал. Ли пытался варьировать маневры так, чтобы в целом удержать самолет на курсе.

Маневренность «Суордфиша» даже с торпедой на борту была выдающейся. Его необычайно маленькая скорость сбивала германских пилотов с толку. Они заходили с хвоста и мазали каждый раз, когда «Суордфиш» уворачивался. Несколько минут торпедоносцы уклонялись от огня противника. Стрелки вели огонь из бортовых пулеметов, которые были просто хлопушками по сравнению с 4 пушками каждого Fw–190.

Наконец германские пилоты изменили тактику. Несколько самолетов продолжали атаки сзади, а остальные начали заход сбоку. Скоординированная атака с двух направлений. Если вы отвернете от атаки сзади, то подставите хвост истребителю сбоку.

— Вправо! — крикнул Ли Роузу, чтобы повернуть в лоб заходящему сбоку истребителю.

Очередь сзади пролетела мимо, а заходивший сбоку истребитель еле успел отвернуть, чтобы не столкнуться с торпедоносцем. Каждый раз, когда немцы заходили одновременно сзади и сбоку, Ли повторял этот прием. Они рисковали столкнуться с противником, но каждый раз германские пилоты успевали отвернуть.

Fw–190 убрали газ до минимума, отчаянно пытаясь уравнять свою скорость с «Суордфишами». 7 или 8 минут торпедоносцы подвергались непрерывным атакам, но каким—то чудом все 6 самолетов остались целы. Но во время одной из атак с двух направлений самолет Роуза попал под перекрестный огонь, и стрелок Джонсон внезапно повис на своем пулемете. Хрупкий Ли не мог стащить Джонсона с его места, чтобы самому встать к пулемету. Видимо, Джонсон погиб или был оглушен.

Жирный черный дым пополз по воде. Это торпедные катера начали ставить завесу, чтобы спрятать крупные корабли. Однако это помогло «Суордфишам» выправить свой курс. Теперь впереди и чуть левее в дыму появились неясные силуэты кораблей, которых они намеревались атаковать. Все 6 «Суордфишей» еще держались в воздухе.

Теперь торпедоносцы попали под плотный зенитный огонь германских кораблей. Сначала на них обрушились торпедные катера и эсминцы, а потом 11" орудия линейных крейсеров тоже начали ставить водяную завесу на пути «Суордфишей». Хотя германские корабли вели яростный огонь по самолетам, их истребители не прекратили свои атаки. Казалось невозможным, чтобы «Суордфиши» прорвались сквозь этот шквал огня.

Ли, посмотрев вперед на германские корабли, увидел в 200 ярдах впереди самолет командира эскадрильи, который получил прямое попадание снарядом крупного калибра. Все нижнее левое крыло за главной расчалкой было оторвано напрочь. За самолетом потянулся хвост огня и дыма. Но Эсмонд еще держался.

Под яростным огнем с кораблей немного приутихли германские истребители. Ли перестал смотреть на них, когда Роуз начал ложиться на боевой курс. Ли определил дистанцию до цели как 2 мили. Впереди он увидел самолет Эсмонда, заходящий на второй корабль в колонне. В дыму и при низкой облачности не было никакой возможности опознать корабли. Все, что могли пилоты — отличить один корабль от другого. Только позднее Ли узнал, что головным шел «Гнейзенау», а вторым «Шарнхорст». Именно его они и атаковали.

Они находились еще в 3000 ярдов от цели, когда впереди них Эсмонд сбросил свою торпеду, хотя по всем прикидкам делать это было рано. Роуз и Ли видели, как она упала в воду. После этого они посмотрели на самолет Эсмонда и поняли, почему пилот поступил так. Весь объятый пламенем «Суордфиш» по крутой спирали врезался в воду.

Эсмонд погиб, но торпеда, которую он сбросил, пошла к цели. И 5 «Суордфишей» все еще следовали за ней. Через пару секунд Роуз пролетел над тем местом, где разбился Эсмонд. Он ничего не увидел на воде. Теперь Роуз находился слишком близко к противнику, чтобы покружить над этим местом. Он даже не сразу осознал, что командование группой перешло к нему. Роуз упрямо продолжал сближение. Впереди себя, сквозь дым и туман он различил силуэт второго корабля в колонне. Ли еще предупреждал о спорадических атаках германских истребителей, но Роуз летел по прямой, приближаясь к точке сброса торпеды. Хотя совсем немногие истребители отваживались атаковать их, в небе кружили стаи Ме–109 и Fw–190. Торпедоносцы были буквально окружены облаком разрывов зенитных снарядов. Зенитки стреляли даже сзади, так как «Суордфиши» проскочили кольцо охранения. Находясь в 2000 ярдов от цели, Роуз и Ли ощутили, как самолет подбросило вверх. Они почувствовали запах бензина. Главный бензобак получил попадание. Бензин потек по фюзеляжу. Роуз немедленно переключился на запасной. Его емкость составляла всего 15 галлонов. Это не позволит им вернуться домой, но бензина хватит, чтобы сбросить торпеду и выскочить после атаки из кольца германских кораблей.

— Я атакую.

Ли услышал голос Роуза в переговорной трубе, а потом в передней части кокпита раздался скрежещущий звук, и Ли услышал стон Роуза. Снаряд взорвался на переборке между Роузом и Ли, и осколок тяжело ранил пилота в поясницу. Роуз склонился над ручкой управления, и корабль перед самолетом словно прыгнул вверх. Самолет начало заваливать влево. Мир перед летчиками превратился в мелькающий хаос. Когда перед лобовым стеклом мелькнула вода, в которую они должны были врезаться, Роуз отчаянно потянул ручку на себя, пытаясь удержать «Суордфиш» в воздухе.

— Делай финальный заход и сбрасывай «рыбку»! — крикнул Ли.

Раненая спина не позволяла Роузу делать какие—то серьезные усилия. Оба летчика почти потеряли сознание от бензиновых паров. Новый взрыв снаряда с Fw–190 прорезал фюзеляж, как ножом. Мотор начал чихать, кашлять, потом снова заработал, но уже не мог дать полной мощности. Роуз нацелился на «Шарнхорст» и сбросил торпеду с дистанции 1200 ярдов. Ли оглянулся и увидел, что она пошла правильно. После отрыва торпеды они получили еще одну очередь с истребителя. Роуз почти потерял сознание. Он вслепую отвернул прочь. Ли посмотрел назад и увидел самолет Кингсмилла, выходящий на цель.

В тот момент, когда Роуз сбросил торпеду, германские истребители оставили его и переключили свое внимание на Кингсмилла. Это был блестящий пример летной дисциплины. Когда Роуз уводил свой торпедоносец, Ли с огромным удивлением увидел два Fw–190, летящих за Кингсмиллом. Они выпустили шасси и закрылки. В какое—то мгновение Ли даже невольно начал разыскивать взглядом авианосец, но потом понял, что таким образом они пытались уравнять свою скорость с Кингсмиллом. Один из истребителей дорого заплатил за свою предприимчивость. Стрелок Кингсмилла Бане не промахнулся, стреляя в упор. Германский истребитель врезался в воду.

Но самолет Кингсмилла уже получил серьезные повреждения. Прямое попадание зенитного снаряда с линейного крейсера снесло 2 верхних цилиндра мотора. Мотор и левое верхнее крыло загорелись. Но каким—то чудом мотор сохранил достаточную мощность, чтобы удержать «Суордфиш» в воздухе. Все 3 члена экипажа получили ранения во время атак истребителей, но пилот сумел удержать торпедоносец на боевом курсе. Кингсмилл тоже выбрал в качестве цели «Шарнхорст». Наполовину ослепленный пламенем и дымом, опасаясь, что бензобак взорвется в любое мгновение, Кингсмилл знал, что удержится в воздухе еще минуту или две. Он выдержал курс и сбросил торпеду с дистанции 3000 ярдов. Он сумел продержаться достаточно, чтобы увидеть, как она пошла к цели. Потом Кингсмилл круто отвернул от линейного крейсера. За самолетом тащился хвост пламени. Как только торпедоносец выскочил за кольцо охранения, Кингсмилл решил садиться на воду. Впереди он увидел флотилию британских торпедных катеров. Если он сядет рядом с ними, летчиков могут подобрать. Но когда он потянул ручку на себя, чтобы опустить хвост самолета в воду, катера открыли огонь из пулеметов. Это были немцы! «Суордфиш» теперь представлял собой струю огня, несущуюся над самой водой. Кингсмилл удерживал его, пока мотор не отказал окончательно. Пилот немедленно посадил самолет на воду. Осмотревшись, он увидел, что верхнее крыло изрешечено, и резиновая лодка горит. Троим раненым пришлось прыгать в ледяную воду. Но в полумиле от себя они увидели торпедные катера, которые выходили из атаки. Кингсмилл и его экипаж ничем не могли привлечь их внимание, но пылающий самолет сработал за фалыдфейер. Вскоре все 3 летчика были приняты на катер.

Еще до того, как Кингсмилл выполнил атаку, Роуз отвернул, чтобы перепрыгнуть через эсминцы охранения перед тем, как садиться на воду. Каждый раз, когда он пытался поднять нос «Суордфиша» вверх, чтобы набрать пару футов высоты, бензопровод вспомогательного бака начинал сосать воздух, и мотор захлебывался. Они проскочили над германским эсминцем на высоте 50 футов. Летчики видели моряков, стоящих на палубе, они следили за самолетом. Каждое орудие эсминца стреляло по самолету. Всего в 300 ярдах от кольца охранения мотор окончательно встал, и Роуз приготовился садиться на воду.

— Мы идем вниз! — крикнул он Ли.

Голос пилота был всего лишь эхом его обычной громкой и уверенной речи. Однако он все еще был громе шума стихий. Единственными посторонними звуками были свист ветра в растяжках и треск зениток. Роуз посмотрел вперед и в 3–4 милях от себя увидел торпедные катера. Ему еще нужно было оторваться от эсминца и получше выполнить посадку, чтобы успеть вытащить Джонсона. Роуз умело повел «Суордфиш» вниз, поймал хвостом волну и аккуратно приводнился. Резиновая лодка надулась автоматически, и ее начало относить волной. Ли схватил трос и удержал лодку, одновременно пытаясь помочь Роузу выбраться из переднего кокпита. Руки Роуза полностью потеряли свою силу, и Ли пришлось отпустить лодку, чтобы обеими руками вытаскивать пилота из кабины. В конце концов пилот шлепнулся в воду. Спасательный жилет удержал его на поверхности, и Роуз добрался до лодки и схватил ее.

Теперь Ли занялся высвобождением Джонсона. Он был убежден, что стрелок мертв, но не мог оставить тело в тонущем «Суордфише». Ли уже изрядно устал, пытаясь освободить Роуза., однако он помнил, что лишнего времени у него нет. Продырявленный бензобак заполнился водой, и в самолете было достаточно пробоин, поэтому он быстро тонул. Ли отстегнул ремни Джонсона и попытался вытащить его наружу. Однако вода уже дошла ему до груди, и самолет погружался. Теперь Ли сам мог пойти на дно, пытаясь вытащить стрелка. Ли был абсолютно уверен, что тот мертв, но все—таки попытался еще раз. Убедившись в безнадежности своих усилий, Ли поплыл прочь.

Поврежденный «Суордфиш» затонул менее чем через минуту. Когда Ли посмотрел в сторону германской эскадры, он увидел второе звено «Суордфишей», идущее тесным клином. Они как могли уклонялись от зениток, но упрямо шли на германские линкоры. Ли оказался последним англичанином, который видел эти самолеты. Ни один из них не вернулся, ни один человек не спасся, и вообще ничего не известно об их судьбе.

Теперь Ли принялся втаскивать Роуза в лодку. Роуз был полностью парализован, и каждый раз, когда Ли пытался затащить его в лодку, та переворачивалась. Ледяная вода чуть не превратила наблюдателя в мороженое, только отчаяние помогало ему двигаться. Брызги застывали на резине лодки ледяными крошками. Наконец Ли сумел втолкнуть пилота в лодку, используя самого себя в качестве плавучего якоря. Потом он сам вскарабкался туда же. Роуз потерял сознание, а вконец обессилевший Ли рухнул на него.

Мысленно он вернулся на пару лет назад, в теплое лето 1939 года. Ли приехал в Дартмут, чтобы поступить в ВСФ. Он вспомнил страшный шок, когда доктор сказал ему:

— Мне очень жаль, но у вас дальтония. Вы не имеете никаких шансов.

Но потом началась война, и через несколько месяцев Ли узнал, что ВСФ снова набирают летчиков. Он подумал, что требования военного времени будут ниже, и во всеобщем хаосе у него снова появляется шанс. Сначала Ли решил переговорить с отцом.

— Я еще раз попытаюсь поступить в Воздушные Силы Флота, папа. Я больше не могу продолжать учебу.

— Не будь идиотом, не повторяй моих ошибок. По крайней мере сдай экзамены.

— Но ты не сдавал.

— Мой отец был против.

— А ты его не послушал.

Но отец не хотел признать свое поражение.

— А как твое зрение?

— Школьный доктор говорит, что зрение у меня отличное. Кажется, оно со временем улучшается. Я не носил очков с 15 лет. Все будет нормально.

На сей раз он решил попытаться поступить в Добровольческий Резерв и, насколько это удастся, обмануть врачей. Он сидел перед тем же доктором, который с удивлением разглядывал юношу.

— Вы раньше проходили медкомиссию ВСФ?

Ли почувствовал, как у него заколотилось сердце и краска залила щеки. Он был совершенно не готов столкнуться с тем же самым врачом, и вопрос поверг его в полное смятение.

— Нет.

Он попытался выглядеть спокойным и безразличным, но понял, что ложь буквально написана у него на лице. — Доктор на мгновение ощутил что—то неладное записал что—то в своем блокноте.

— С глазами у вас все в порядке?

Снова Ли понял, что неудержимо краснеет. Доктор запомнил его. Иначе почему он начал с этих двух вопросов? На все остальные Ли мог отвечать чистую правду.

Но это была белая ложь. Если он попросится к другому доктору, это может настроить того предвзято. И если что—то окажется действительно не так, он потеряет последнюю возможность.

Но флотский врач больше не задал ни одного вопроса. Ли прошел тесты. И вот что он получил. Пилот потерял сознание или мертв. Стрелок погиб. Его командир эскадрильи сгорел. Сам он болтается в резиновой лодке под пулями.

Однако неприятная стрельба была совершенно хаотичной. Они быстро выскочили за пределы досягаемости ручного оружия кораблей сопровождения, а тяжелые снаряды поднимали фонтаны далеко от лодки.

Возбуждение Ли понемногу прошло, и он понял, что, если хочет спасти жизнь Роузу, то должен помочь ему как можно быстрее. Лодка была наполовину залита водой. Ли попытался вычерпать ее своим летным шлемом. Потом он вспомнил об аварийном пакете. Он начал нащупывать сигнальную ракету. Его замерзшие пальцы повиновались с трудом, и Ли едва сумел дернуть запальный шнур. Он сам едва не терял сознание от утомления, и в результате сильное волнение заставило его пережить жуткий кошмар. Ли увидел, что целится ракетой прямо в лицо Роузу. Лишь в последний момент он успел поднять патрон, и вверх взлетела искрящаяся звезда.

Глядя на северо—запад, куда умчалась германская эскадра, он увидел, что битва продолжается. Из облаков вывалились 2 пылающих бомбардировщика, которые он принял за «Стерлинги» или «Манчестеры». За бомбардировщиками гнались «Мессера», которые в свою очередь преследовал «Спитфайр». Британские и германские самолеты всех типов и классов падали в воду, подобно обломкам чудовищного взрыва. Ли усомнился, что кто—то заметит ракету в подобных условиях. Он начал осматривать лодку в поисках алюминиевого порошкового маркера для воды. Однако он неосторожно пустил его по ветру и в результате сам покрылся мелкой серебристой пылью, которая должна была разойтись контрастным пятном по воде. Ли использовал пустую жестянку как черпак.

Через полтора часа Ли услышал треск мотора и в окружающем тумане различил силуэт торпедного катера. Катер был невероятно близко. Над ним развевался флаг с черепом и скрещенными костями. Шум мотора привел Роуза в чувство, он поднял голову и увидел флаг.

— Великий Боже, это ведь гунны.

В результате они оказались не по ту сторону барьера. Два человека приготовились сдаваться в плен. В любом случае их вытащат из воды.

— Держитесь!

Катер подошел вплотную к лодке, и кто—то закричал им по—английски. Ли ухватился за борт катера, но волна помешала ему подняться и он свалился в воду. Теперь он ощутил свою слабость. Один из моряков без колебаний прыгнул следом за ним в ледяную воду.

— Все в порядке, поднимайте его на борт. Я придержу лодку.

Моряки подняли летчиков на палубу и отправили их в трюм. Роуз снова потерял сознание. Ли слышал, как экипаж спорит — следует ли атаковать германскую эскадру. В целом он был не против, хотя две такие атаки за один день все—таки многовато.

Торпедный катер продолжал мчаться на большой скорости. Ли не имел ни малейшего представления, за кем он гонится. Он отказался от рома, который поднесли моряки. Это было то, чего он никогда терпеть не мог. Да, конечно, Ли представлял, что о нем подумали: плохой моряк.

Из 5 спасенных летчиков только Ли не получил ранений. Оправившись в госпитале, он был вызван к главнокомандующему Дуврской базой адмиралу Бэкону в Дуврский замок. Там он узнал, что экипаж Кингсмилла тоже пережил атаку, хотя все они получили тяжелые ранения и сейчас лежали в госпитале Рамсгейта. Брайан Роуз оправился от раны, но погиб в летном происшествии в 1944 году.

В эту же ночь Ли вернулся в Манстон, чтобы разобрать вещи пропавших летчиков. Это было тяжелое завершение дня, который 20–летний юноша и без того запомнил на всю жизнь. Люди в Манстоне, которые раньше высмеивали старые «Авоськи», сейчас встретили Ли со всеми возможными почестями. Вся столовая встала, когда он вошел. Это был прием, которые он, Эсмонд и все погибшие летчики более чем заслужили.

Была ли оправдана их жертва? Можно ли было посылать 6 «Суордфишей» против германских линкоров, имевших такое мощное прикрытие?

До сих пор «Суордфиши» ВСФ успешно выполняли подобные атаки. Дважды они наносили удары по «Бисмарку», оба раза успешно и без потерь. На Средиземном море они были единственными торпедоносцами. И во время ночных атак послали на дно множество транспортов. В Таранто и при Матапане «Авоськи» добились просто легендарного успеха. Но германская эскадра, имевшая истребительное прикрытие, была крепким орешком. Однако предполагалось, что и «Суордфиши» будут иметь прикрытие.

Экипажи «Суордфишей» были захвачены врасплох количеством брошенных против них истребителей. Им крайне не повезло с временем перехвата противника. Торпедоносцы на 13 минут опередили график атаки. Однако все «Суордфиши» прорвались к кольцу охранения всего в 2 милях от линкоров. По крайней мере 3 из них сумели сбросить торпеды. Остальные 3 находились примерно в миле от точки сброса торпед, когда Ли видел их в последний раз.

Эсмонд был самым опытным, самым хорошим пилотом торпедоносца. Его решение лететь без сопровождения выходит за рамки критики. В любом случае оно заслуживает тщательного рассмотрения. Никто не надеялся потопить эти корабли, ни пилоты «Суордфишей», ни пилоты «Бофортов». Но Эсмонд и пилоты остальных «Суордфишей» рассчитывали добиться 2 попаданий. Именно так они оценивали свои шансы. По крайней мере 2 попадания.

Когда Эсмонд шел к самолету, техники, хорошо знавшие его, заметили, что его лицо мрачно как никогда. Он надеялся повредить германские корабли, но вернуться не надеялся.

Эсмонд посмертно получил Крест Виктории. Четыре уцелевших офицера получили Ордена за выдающиеся заслуги, а стрелок получил Медаль за отвагу. 12 человек кроме Эсмонда были упомянуты в донесении.

Большинство летчиков, воевавших на торпедоносцах в 1942 году, ждали смерти. Те, кто вылетел атаковать германские линкоры в Ла Манше, не верили в возвращение. 13 погибших на войне не слишком много. Но вечером 12 февраля 1942 года для молодого парня, единственного, кто вернулся на базу, мир казался пустым.

Глава 6 «Бофорты» атакуют «Шарнхорст» и «Гнейзенау»

Так как система авиаразведки была налажена довольно неплохо, то вполне резонно было предположить, что любая попытка выхода германских кораблей из Бреста будет быстро обнаружена. Поэтому основные силы «Бофортов» были сосредоточены в Сент—Эвале, прямо против Бреста. Эти самолеты господствовали над широкой дугой, охватывающей весь полуостров Шербур. Но когда корабли были замечены, они уже вышли из пределов досягаемости самолетов в Сент—Эвале. В течение нескольких часов не было никаких шансов атаковать немцев. Чтобы перелететь из Сент—Эваля в Манстон, следовало пересечь практически все южное побережье. Поэтому массированную атаку всеми имеющимися «Бофортами» никак нельзя было провести ранее второй половины дня.

Такая ситуация поставила Жубера перед трудным выбором. Он мог держать «Бофорты» на острове Торни и в Колтишелле, чтобы руководить атакой из Сент—Эваля. Это позволило бы конвою продвинуться еще дальше на север. Перспектива ухудшения погоды еще больше истрепала бы нервы пилотам торпедоносцев, которые и так были вынуждены ждать невесть чего несколько часов. Он мог нарушить один из основных принципов воздушной войны и разделить свои силы, разбросав их маленькими группами, и позволив каждому соединению «Бофортов» атаковать самостоятельно в удобное для себя время.

В течение многих лет отрабатывалась тактика массированного использования торпедоносцев против подобных целей. Впрочем, одно дело — тактика и совсем другое — практика. Экипажи, полностью прошедшие курс подготовки к массированным атакам, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Но даже они не имели опыта атак под огнем противника. В условиях плохой погоды не то что эскадрилье, но даже звену было трудно провести скоординированную атаку. Здравый смысл подсказывал отказ от общих принципов в пользу требований момента.

Однако время могло полностью изменить ситуацию. «Бофорты» напоминали центрфорварда, который споткнулся. Если он удержится на ногах — все будет нормально. Иначе лучше бить по мячу сразу.

Когда были получены координаты германских кораблей, ближайшими «Бофортами» оказалась 217–я эскадрилья на острове Торни. Там находилось всего 7 самолетов — костяк эскадрильи. Жубер решил использовать эту эскадрилью в качестве наконечника копья и провести атаку, пытаясь нанести противнику хоть какие—то потери, чтобы снизить его скорость. Если бы это удалось, тогда основные силы «Бофортов» из Сент—Эваля и Колтишелла получили бы дополнительное время, чтобы подготовить свои атаки.

Командир 217–й эскадрильи погиб 4 дня назад, и теперь ею временно командовал майор авиации Джордж Тэйлор. Именно ему передали, что Жубер решил использовать 217–ю эскадрилью в качестве штурмового отряда, чтобы расстроить ряды противника. Тэйлору передали: «Три больших транспорта в Ла Манше». По каким—то своим причинам телефонисты опустили названия военных кораблей и превратили их в транспорты. Тэйлору также указали их примерные координаты. «Скорость от 8 до 10 узлов. Вы должны немедленно выслать все имеющиеся самолеты в торпедную атаку. Как быстро вы сможете взлететь?»

Тэйлор имел 7 самолетов, но лишь 4 из них были вооружены торпедами. Эти 4 «Бофорта» еще несколько дней назад находились в Манстоне. Они проводили ночные атаки вражеских судов в Ла Манше, взаимодействуя с истребителями. Для этого с них были сняты штатные рации и установлены специальные радиотелефоны. Остальные 3 самолета были вооружены бомбами, и требовалось не меньше часа, чтобы заменить их. Но в любом случае у одного из них имелись неполадки в электросети, и он не мог взлететь ранее, чем через час.

— Мы сможем взлететь примерно через полтора часа, сэр.

— Это невозможно. Почему вы не можете стартовать немедленно?

Тэйлор рассказал об электрических неполадках и замене вооружения.

— Хорошо, но у вас есть 4 готовых самолета, вооруженные торпедами. Поднимайте их. Как только будут готовы остальные, они полетят следом.

— Я предлагаю выслать полную эскадрилью, — ответил Тэйлор. — Я думаю, что лучше провести массированную атаку, а кроме того, огневая мощь соединения увеличится, что сделает защиту более надежной.

— Мне жаль, Тэйлор, но мы не можем позволить ни малейшей задержки. Все имеющиеся самолеты должны быть немедленно подняты в воздух. Остальные высылайте следом. Тоже как можно скорее. Это чрезвычайно важно. Рандеву с истребителями прикрытия назначено над Манстоном на 13.40. Оттуда вы проследуете к цели. Все ясно?

Тэйлор повторил приказ и вызвал свои экипажи. Он намеревался лично вести эскадрилью, но когда получил приказ посылать самолеты поштучно, то решил остаться на земле, чтобы ускорить подготовку оставшихся машин. Он не имел офицера, которому мог доверить эту работу.

Время рандеву с истребителями было определено жестко. Поэтому когда в 13.25 взлетели первые 4 «Бофорта» под командой старшего лейтенанта авиации Тома Карсона, было ясно, что они опаздывают минут на 20. Время взлета было передано по телефону в штаб группы. Там поняли, что «Бофорты» опаздывают, и решили отправить их и истребители прямо к цели, минуя Манстон. В радиограмме были указаны новый курс, координаты и скорость кораблей. На сей раз скорость составляла 27 узлов. Сообщения были посланы обычным путем: радиотелефоном «Спитфайрам» и радиотелеграфом «Бофортам». Но «Бофорты» Карсона только что вернулись из Манстона. Они все еще имели радиотелефоны, а не радиотелеграфы. «Спитфайры» полетели прямо к цели, а соединение Карсона, чьи рации работали на другой частоте, ни о чем не подозревая, прибыло в Манстон.

4 «Бофорта» появились над Манстоном в 14.00 и начали кружить над аэродромом. Летчики заметили несколько кружащих «Спитфайров» и решили, что это и есть обещанное сопровождение. Но истребители предназначались для выполнения других задач и не собирались сопровождать торпедоносцы. Карсон и его соединение некоторое время крутились над аэродромом, озадаченные непонятливостью «Спитфайров». Наконец прилетели новые самолеты, и ситуация в зоне ожидания запуталась окончательно. Соединение Карсона рассыпалось. С ним остался только «Бофорт» старшего сержанта авиации канадца Марка Беннинга. Карсон наконец решил лететь к цели.

Карсон направился в точку, указанную ему 2 часа назад, учитывая скорость противника 8–10 узлов. Поэтому он оказался на 50 миль южнее истинной позиции германских кораблей. Очень жаль, что Карсон не распознал, какую с ним сыграли глупую шутку. Если бы он получил радиограмму из штаба группы и вышел в нужную точку, то сразу опознал бы «транспорты».

Карсон и Беннинг некоторое время болтались у французских берегов, однако они находились слишком далеко от германских кораблей и не имели ни малейшего шанса заметить их или засечь с помощью радара. Ничего не обнаружив, они вернулись в Манстон и сели в 15.35.

Пока Карсон и Беннинг искали мифическую цель не там, где следовало, остальные 5 самолетов с острова Торни добились неплохого прогресса. 3 самолета, которые остались позади, пилотировали капитан авиации Финч, лейтенант авиации Стюарт и сержант Рут. Они взлетели в 14.30, ровно на час позднее остальных. Эти экипажи успели получить правильную информацию относительно состава, курса и скорости вражеской эскадры. Они начали кружить над Манстоном, как и было приказано, а потом полетели к цели. Им было приказано ожидать истребительное прикрытие, но не ближнее сопровождение, поэтому торпедоносцы не стали терять время над Манстоном и в 15.00 направились в море. Таким образом из арьергарда подразделение с острова Торни превратилось в авангард. На аэродроме в Манстоне Олдридж и Ли, пилоты, которые потеряли Карсона час назад, впервые узнали, какую цель им предстоит атаковать. Они получили новые инструкции и взлетели, всего на несколько минут отстав от Финча. Когда Карсон и Беннинг в 15.35 садились в Манстоне, остальные 5 самолетов приближались к цели.

Финч и его группа из 3 самолетов, оказавшись недалеко от указанной точки, обнаружили, что видимость ухудшается. Финч решил, что атаковать следует каждому самолету самостоятельно. Каждый пилот будет сам выбирать цель. Все самолеты засекли противника бортовыми радарами, но обнаружить корабли было трудно, так как германская эскадра на экранах казалась роем искр.

Из всех летчиков на «Бофортах», атаковавших в тот день немцев, возможно, самым отважным и темпераментным был «Джинджер» Финч. Всего несколько недель назад он вместе с Олдриджем получил Крест за летные заслуги после бомбежки сильно защищенного конвоя из 8 транспортов у голландского побережья. Финч возглавлял соединение из 3 самолетов, где Олдридж был номером третьим. Направившись к самому крупному транспорту, Финч обстрелял его из пулеметов и сбросил 4 бомбы на высоте мачт. 3 из них попали в цель, и самолет Финча изрядно тряхнуло при взрыве. Олдридж шел замыкающим. Он видел, что второй самолет сбит и рухнул в море, но это его не отпугнуло. Олдридж тоже добился прямых попаданий, но слишком поздно отвернул от цели, и консоль его крыла была изуродована такелажем мачты транспорта. Когда техники услышали, что германские корабли вышли в море, они сказали, что если их кто—то и поймает, то это будет «Джинджер» Финч. А техники знали, что говорили.

3 «Бофорта» вышли на цель точно с левого траверза. Прямо перед ними виднелся «Гнейзенау», медленно идущий среди скопления более мелких кораблей. И никаких признаков «Шарнхорста».

Уклоняясь от предыдущей атаки (возможно, это были «Суордфиши»), «Шарнхорст» вылетел с узкого протраленного фарватера. От атаки корабль уклонился, зато наскочил на мину.

При взрыве мины «Шарнхорст» серьезно пострадал. Освещение погасло, радио отказало, за кораблем показался нефтяной след, и он потерял ход. Пока линейный крейсер зализывал свои раны, «Гнейзенау» и «Принц Ойген» помчались дальше.

Стюарт и Рут увидели, как Финч покачал крыльями и лег на боевой курс, довернув чуть влево, чтобы пройти по носу у «Гнейзенау». Эсминцы сопровождения начали ставить дымзавесу, и оба пилота потеряли из виду своего лидера. Зато они увидели, почему германские корабли не открыли огонь.

— Два Me–109 прямо впереди!

Германские истребители находились между «Бофортами» и эскадрой. Они пошли прямо в лобовую и открыли огонь с дальней дистанции из пушек и пулеметов. Оба торпедоносца были повреждены, но не свернули. Германские истребители отвернули, чтобы не столкнуться, и попытались пристроиться в хвост «Бофортам». Стюарт и Рут теперь находились в 2000 ярдов от корабля, который выбрали в качестве цели — крейсера «Принц Ойген».

А левее «Джинджер» Финч уже приготовился сбросить первую торпеду «Бофортов» по крупным кораблям в открытом море. Это был первый удар «штурмового отряда» Жубера, первая из атак «Бофортов».

Летчики видели, как Финч шел на германские корабли, чтобы сбросить торпеду. Он не вернулся.

Тем временем Стюарт и Рут мчались прямо на «Принца Ойгена», беспокоясь, успеют ли они выполнить атаку, прежде чем сами будут атакованы Me–109 сзади. Германский крейсер казался почти неподвижным. Стюарт решил дать упреждение не более половины корпуса. Несмотря на все усилия эсминцев и дымовую завесу, он ясно видел весь борт цели. Стюарт нажал кнопку и сбросил торпеду.

— Два «Мессера» у нас на хвосте!

Ручка управления задрожала у него в руках, когда пулеметы хвостовой башни начали заглатывать ленты. Стюарт дал полный газ и заложил вираж вправо. Жестяное бренчание позади подсказало ему, что германские истребители тоже нащупали цель. Стюарт закрутил головой в поисках убежища, но облака находились на 1000 футов выше. Пилот чувствовал себя, как человек, застигнутый ливнем без плаща. Он снова опустил нос самолета и пошел «змейкой». Хвостовые пулеметы продолжали стрелять.

— Один из них сбит!

Пулеметы стреляли, но не по падающему вниз истребителю, а по второму, который упрямо преследовал торпедоносец. Его трассеры промелькнули мимо переднего стекла кабины и пропали, подобно падающим звездам. Внезапно Стюарт увидел, что перед ним из тумана возникла земля. Он круто свернул вправо, и через мгновение пулеметы дали длинную очередь.

— Он готов! Я думаю, что попал в него! Он готов!

Когда самолет сел на аэродроме, в «Бофорте» обнаружились 12 пробоин. Одна пуля пробила лопасть винта, хвостовое оперение было изуродовано. Но летчикам засчитали уничтожение одного Me–109. Никто не был даже ранен. Хвостовой стрелок Стюарта видел, как торпеда шла к цели, но никто не мог сказать, попала ли она, так как началась атака истребителей.

Позади Стюарта Рут самостоятельно пошел в атаку. Он впервые участвовал в бою, а тут еще постоянные атаки истребителей… Рут снизился до высоты 60 футов, сосредоточившись на сбросе торпеды. Он постарался забыть о том, что происходит позади него. Он был ранен в руку осколком снаряда, но держал онемевший палец на кнопке сброса. Радист, обслуживающий бортовые пулеметы, был ранен пулями в руку и ногу, стрелок был ослеплен осколками, когда снаряд попал в перспексовый колпак турели. Однако Рут вел «Бофорт» по прямой. Когда он решил, что до «Принца Ойгена» осталось не больше полумили, то сбросил свою торпеду. Заложив правый вираж, Рут решил, что куда он ни повернет — ему всюду преградит дорогу эсминец. Целую минуту он в нерешительности крутился на месте, несколько раз меняя курс, но всюду его встречал шквал огня с корабля сопровождения. «Бофорт» получил несколько попаданий и загорелся. Весь самолет заполнила удушливая вонь горящей резины. Огонь подобрался к укладке осветительных ракет. Радист и стрелок, позабыв о своих ранах, бросились тушить пожар и одолели его. Целых 10 минут торпедоносец провел внутри кольца эсминцев, прежде чем вырвался, провожаемый бешеным огнем зениток. Каким—то чудом «Бофорт» держался в воздухе. Когда они наконец удрали, Рут взял курс на Манстон. Им предстояла долгая дорога домой, однако в конце концов самолет благополучно приземлился.

Олдридж и Ли, ранее входившие в группу Карсона, прибыли в район боя в 15.40, сразу после атаки звена Стюарта. Ожесточенная битва, которую выдержали эти 3 экипажа, была прямой противоположностью приему, который встретили Олдридж и Ли. Истребители даже не приблизились к ним. Кроме того, германская эскадра снова вошла в зону плохой погоды, что сделало действия истребителей еще менее эффективными. Олдридж и Ли оказались уже внутри завесы эсминцев, когда наконец заметили головной корабль — «Гнейзенау». 2 самолета атаковали одновременно, сбросили торпеды с расстояния 1500 ярдов. Обе торпеды пошли нормально, но сгустившийся туман помешал летчикам увидеть результат.

Когда 13 самолетов 42–й эскадрильи прилетели в Колтишелл из Льючерса, Уильямс и Клифф тут же за завтраком были извещены о прорыве немцев. Им сказали:

— Готовится совместная атака группы. Жуйте побыстрее и возвращайтесь.

За завтраком Уильямс и Клифф обсуждали запутанную проблему — кому вести эскадрилью. Уильямс много лет летал на торпедоносцах «Суордфиш», однако на «Бофортах» он был новичком, так же, как и в 42–й эскадрилье. Он не был знаком с летчиками. Клифф провел в эскадрилье несколько месяцев и знал каждого,

Уильямс колебался. Сегодня перед ним маячил тот шанс, который военному выпадает один раз в жизни. Но ему пришлось отбросить личные амбиции, и он принял правильное решение. В такую погоду, с незнакомыми экипажами, имея под командой целую эскадрилью, а возможно, даже и другие…

Два человека посмотрели друг на друга — один с надеждой, на лице другого ясно отразились сомнения и колебания. Наконец Уильямс нарушил затянувшееся молчание.

— Ты прав. Лети.

Клифф поднялся из—за стола.

— Я пойду и сообщу в штаб группы. Сначала удостоверюсь, что все в порядке, а потом соберу экипажи.

— Сколько самолетов имеют торпеды?

— Было 11, когда мы взлетали. По пути мы потеряли Мэннинга, он имел торпеду. Значит осталось 10. Конечно, Мэннинг может появиться, но в данный момент только 10. Мой самолет неисправен, и я возьму чью—нибудь машину. Тогда останется 9–3 звена по 3 самолета.

— Я обыщу окрестности, может, мы сумеем найти мобильную группу обслуживания торпед, — сказал Уильямс. — Ты возьмешь с собой 9 самолетов, а я посмотрю, удастся ли организовать вторую волну из 5 самолетов.

Клифф вернулся в комнату предполетного инструктажа и позвонил в штаб группы. Его соединили сразу с командиром.

— Хэлло, Клифф. В настоящий момент корабли находятся в Дуврском проливе. Вы встретитесь над Манстоном в 14.45 с группой бомбардировщиков «Хадсон», которые поведут вас и в момент вашей атаки сбросят бомбы, чтобы отвлечь внимание от торпедоносцев. Самолеты Истребительного Командования тоже будут в Манстоне. Они будут сопровождать вас и «Хадсоны». После атаки возвращайтесь в Норт Коутс. Все ясно?

Клифф летал на торпедоносцах с 1936 года и мыслил, как по учебнику.

— Мы должны повредить или потопить?

— Что?

— Каков приказ? Мы должны попытаться подбить или потопить корабли?

Это был первый вопрос, который пришел Клиффу на ум. От этого ответа зависело тактическое решение — сосредоточить все 9 самолетов на одной цели или разделить их на отдельные звенья для атаки всех 3 кораблей для того, чтобы повредить их и снизить скорость эскадры. Клифф знал, что остальные эскадрильи «Бофортов» находятся неизвестно где, то есть идея массированной атаки была отброшена. Остальные эскадрильи могли появиться позже, чтобы нанести решающий удар.

— Великий Боже, корабли вышли из Бреста! Разве этого недостаточно? Летите и атакуйте все, что попадется на глаза. В море находится только противник. Сделайте все, что можете.

— Мы не должны координировать действия с остальными эскадрильями «Бофортов»?

— Нет. «Бофорты» с острова Торни используются как ударный отряд, и мы не можем дожидаться «Бофортов» из Сент—Эваля. Жалею, но мы не можем дать более точной позиции врага. Однако крайне важно, чтобы вы взлетели немедленно и сделали все, что можете. Удачи.

Клифф медленно положил трубку. Слова командира группы ударили, словно обухом. «Корабли вышли из Бреста, летите и сделайте все, что можете».

Он вышел из контрольной башни и натолкнулся на Уильямса.

— Нам назначено рандеву на 14.45 над Манстоном, — сказал Клифф.

— Я собрал экипажи, — сообщил Уильямс. — Кого ты хочешь взять?

— Я возьму пилотов—офицеров. Это будет справедливое решение.

Громкоговорители вызвали 9 экипажей, и Клифф выстроил их перед контрольной башней.

— Целью являются германские линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау» и крейсер «Принц Ойген». — Клифф сделал паузу, следя за их лицами, но не смог заметить никаких признаков волнения. — Они идут по Ла Маншу в сопровождении более чем 30 легких кораблей.

Секунду или две стояла мертвая тишина, и потом грохнул взрыв оглушительного смеха. Клиффа окружили развеселившиеся люди. «Сэлмон» и «Глюкштейн»? Но ведь они стоят в Бресте, поврежденные тысячами тонн сброшенных на них бомб! Кого Клифф пытается надуть?

Клифф повысил голос и потребовал, чтобы они вели себя серьезно. Когда люди поняли, что он не шутит, снова воцарилась тишина. Он передал летчикам то, что сказал ему командир группы. Бомбардировщики «Хадсон» полетят впереди них. Торпедоносцы встретятся с истребителями сопровождения над Манстоном. После атаки они должны садиться в Норт Коутсе. В море находится только противник. Они должны прикончить эти корабли.

Еще до инструктажа он приказал новозеландцу Джонни Динсдейлу возглавить правое звено, а Чарли Питту взять левое. Потом он сообщил остальным летчикам их места в строю и довел до них план атаки.

Хотя командир эскадрильи говорил в самых общих выражениях, Клифф решил, что ситуация требует разделения сил. Каждое звено получало собственную цель. Арифметика была простой: 3 корабля и 3 звена. Они зайдут с траверза и атакуют каждое свой корабль. Клифф рассказал этот план экипажам и закончил так:

— Корабли имеют истребительное прикрытие, поэтому их не удастся застигнуть врасплох. Атакуем на бреющем, после атаки отворачиваем вправо и перестраиваемся. Садимся в Норт Коутсе.

Мобильное подразделение обслуживания торпед так и не прибыло, поэтому Уильямс и Клифф лично занялись торпедами. Они установили глубину хода 18 футов. Торпеды были подвешены к самолетам в Льючерсе, поэтому особых сомнений в их исправности не возникало.

9 «Бофортов» взлетели в период с 14.20 до 14.30 и построились над аэродромом. Погода не улучшалась, и когда они пролетали над устьем Темзы, видимость еще больше ухудшилась. Но над Манстоном тучи разошлись, и летчики увидели впереди себя «Хадсоны» и «Спитфайры», кружащие на высоте 2000 футов над аэродромом. Клифф повел «Бофорты» прямо над летным полем и начал кружить вместе с остальными против часовой стрелки, но удерживая высоту 1500 футов. Он поглядывал на «Хадсоны», ожидая, что они полетят к цели. Но каждый раз, когда он пытался пристроиться в хвост «Хадсону», тот отваливал и пытался сам пристроиться за «Бофортами». Поэтому Клифф решил, что кто—то напутал с приказами. В конце концов это ему надоело.

Ни один из самолетов не собирался заканчивать эту карусель. Клифф начал злиться. 15 или 16 «Хадсонов», 20–30 истребителей и 9 «Бофортов» бессмысленно вертелись в небе, дожидаясь невесть чего. Единственное, что может произойти, подумал Клифф, у истребителей кончится топливо. Он вызвал своего штурмана МакДональда.

— Мы можем связаться с ними по радио?

— Приказано соблюдать радиомолчание, сэр. Лучше не стоит.

Бессмысленный кордебалет продолжался. Прошло еще полчаса. Клифф от нетерпения перешел к раздражению. За это время германские корабли ушли еще дальше.

Ему сказали, что его «Бофорты» будут использованы в качестве штурмового отряда. «Бофорты» из Сент—Эваля могут опоздать. Не требовалось слишком много ума, чтобы понять — только удар 42–й эскадрильи может остановить противника.

— Я намерен использовать радио.

— Хорошо, сэр.

— Хэлло, лидер «Хадсонов». Хэлло, лидер «Спитфайров». Это лидер «Бофортов». Чего мы ждем? Конец.

Ответа не последовало. Может, лучше было вызвать центр управления полетами Манстона? Если им приказано слушать наши частоты, они все знают.

— Манстон — истребительный аэродром, — сообщил стрелок Тэсье. — Они работают на других частотах. Если они нас и слышат, то не могут ничего передать.

— Мне кажется, это же происходит с «Хадсонами» и «Спитфайрами».

— Мне тоже так кажется, сэр.

— Великий Боже!

Клифф посмотрел на часы. 14.30. Он ждал достаточно. В порядке эксперимента Клифф развернулся и начал кружить по часовой стрелке. Все соединение истребителей и бомбардировщиков сделало то же самое. Клифф повернулся к штурману.

— Видишь? Похоже, они должны следовать за мной. Я больше не собираюсь ждать. Давай курс к голландскому побережью на Ден Хелдер.

МакДональд указал Клиффу курс, и Клифф повернул на него. Это была очень грубая оценка предполагаемого места германских кораблей. Клифф взял на несколько миль севернее максимально возможной точки продвижения противника. Они не могли оказаться севернее Ден Хелдера. Если там не окажется германской эскадры, он может спокойно повернуть вправо и двигаться на юго—запад, навстречу кораблям.

Клифф начал снижаться, и когда «Бофорты» пересекли береговую черту, они шли всего в нескольких футах над водой. Это должно было помочь избежать обнаружения германскими радарами.

— Кто—нибудь следует за нами?

— ВСЕ следуют за нами! — возбужденно ответил Тэсье.

Но истребители только изобразили поворот следом за торпедоносцами. И лишь 5 «Хадсонов» на самом деле полетели за «Бофортами».

Как только они покинули Манстон, погода начала портиться. Торпедоносцы врезались в низкую облачность на высоте 100 футов. Эскадрилья пролетела сквозь тучу, как поезд сквозь тоннель. Им встречались отдельные пятна тумана, видимость колебалась от 2 миль до 500 ярдов. Корабли явно предстояло поискать.

Через 10 минут, после того, как торпедоносцы легли на новый курс, Тэсье сообщил из своей башни:

— Я только что видел «Спитфайры» вверху.

— Будем надеяться, что они останутся там, когда мы будем атаковать, — ответил Клифф.

Клифф придерживался своего плана. Когда соединение проделало две трети пути до голландского побережья, он увидел в тумане слева корабль. Клифф почти сразу понял, что это эсминец, причем в носовой части у него пожар.

Он немедленно передал по радио:

— Не атаковать. Не атаковать.

Однако летевший слева Питт уже отвалил и начал заходить на эсминец.

— Это они, красный лидер, — передал Питт по радио.

Он не слышал приказа Клиффа. Через мгновение Клифф потерял его из вида в тумане и низкой туче. Когда Питт обнаружил, что остался один, он описал круг, определил корабль как эсминец и попытался найти эскадрилью. Однако ему так и не удалось найти ни Клиффа, ни германские корабли, хотя он потратил много времени на поиски. После этого он полетел в Норт Коутс. Торпеду Питт не сбросил. Эсминец, который он едва не атаковал, был «Вустером». Этот британский эсминец возвращался домой после атаки германской эскадры. Внезапно из тумана возник «Бофорт» и на бреющем пошел прямо на корабль. Он отвернул только в самый последний момент. Это заставило команду эсминца поверить, что самолет сбросил торпеду. На самом деле торпеда Клиффа висела под фюзеляжем, когда самолет сел в Норт Коутсе.

Ошибка Питта, который спикировал на эсминец, вполне понятна при царившем всеобщем замешательстве. «В море нет никого, кроме противника», — сказали ему. На самом деле 5 эсминцев из Гарвича перехватили противника. Это были единственные британские корабли, имевшиеся поблизости. Они выполнили торпедную атаку, используя в качестве прикрытия туман. Более того, торпеды выпускались с дистанции 2500–3000 ярдов.

На этот раз запутались и немцы. Сначала они решили, что «Шарнхорст» так сильно поврежден при подрыве на мине, что его потребуется буксировать в голландский порт. Однако вскоре после 15.00 он все—таки дал ход. Но к этому времени Цилиакс, Рейнеке и офицер управления истребителей уже перешли на головной эсминец. На нем произошла поломка машин, и германскому адмиралу пришлось в очередной раз пересаживаться. Пока 3 человека на катере перебирались с одного эсминца на другой, оба корабля были атакованы нашими бомбардировщиками. Адмирал и его начальник штаба сидели совершенно беззащитные в катере, который швыряло взрывами. И через несколько секунд, к их отчаянию, «Шарнхорст» дал полный ход и умчался прочь, не зная об их приключениях. Прежде чем был завершен переход на другой корабль, их атаковал Do–217. He только британские самолеты были обмануты туманом.

Тем временем Клифф и еще 7 оставшихся «Бофортов» продирались сквозь постоянно ухудшающуюся погоду к голландским берегам. В 5 милях от берега они повернули вправо на курс, который должен был свести их с германской эскадрой. При повороте перед Клиффом мелькнули очертания берега и пропали в тумане. Он был прав, настаивая на своем командовании эскадрильей. Навигация была очень сложной, однако он был совершенно уверен в своем экипаже. В этот день у командира эскадрильи было достаточно хлопот, чтобы еще сомневаться в ком—то из экипажа.

Он проследил, как все «Бофорты» поворачивают следом за ним, и лег на новый курс. 8 самолетов, включая его собственный, летели строем фронта, как на параде.

Глаза Клиффа метнулись по сторонам, следя за торпедоносцами, а потом он снова уставился вперед. И тут же подпрыгнул. Прямо под ним мелькнул эсминец.

— Это наш или их?

Эсминец сам дал ответ, открыв бешеный огонь по соединению «Бофортов» из тяжелых орудий и автоматов. Впереди показался второй эсминец. Клифф наклонил нос самолета и попытался спуститься еще ниже. Остальные самолеты последовали за ним. Через секунду летчики увидели большие корабли.

— Это они!

Клифф проследил взглядом за указательным пальцем МакДональда и увидел впереди чуть слева огромный серый силуэт. Корабль находился примерно в 3 милях от самолета. Клифф отчаянно пытался сообразить, что это за корабль. Он видел башенноподобную надстройку, большую трубу с козырьком и понимал, что это один из линкоров. Лишь много позднее Клифф узнал, что налетел на «Гнейзенау». Чуть позднее примерно в миле позади первого корабля из тумана вынырнул второй. Потом летчики узнали, что это был «Принц Ойген». И никаких признаков «Шарнхорста».

Первоначальный план атаки строился из предположения, что они встретят 3 корабля. Но перед ними находились только 2, причем прямо по курсу.

— Каждое звено атакует самостоятельно, — скомандовал Клифф. — Командиры звеньев сами выбирают цель. Я беру головной корабль.

Стрельба зениток с кораблей сопровождения стала более точной. Клифф отвернул вправо, его ведомые Бирчли и Арчер последовали за ним. Клифф увидел, как звено Динсдейла проскочило прямо под ними и начало широкий разворот, чтобы атаковать второй корабль.

Слева от Клиффа Нортон и Джи обнаружили, что находятся немного левее крупных кораблей. Когда Клифф приказал звеньям атаковать самостоятельно, Нортон и Джи решили довернуть влево и атаковать головной корабль со стороны берега. Это немедленно уводило их из—под огня кораблей сопровождения, большая часть которых шла со стороны открытого моря. Кроме того, «Гнейзенау» попадал под атаку с двух сторон.

Когда 8 самолетов занимали исходные позиции для торпедной атаки, каждый отвернул почти под прямым углом от курса цели, чтобы выполнить заход. И каждый испытал огромные трудности с повторным обнаружением крупных кораблей, серые корпуса которых сливались с серыми волнами. Клифф, Бирчли и Арчер должны были атаковать первыми. Картина перед ними резко изменилась. Бесцветная серость тумана сменилась яркими красками. Линейный крейсер до предела опустил свои 11" орудия и открыл огонь. Огромные снаряды рикошетировали, проскакивая над торпедоносцами. Другие снаряды поднимали огромные столбы воды, обдавая самолеты солеными брызгами. Со всех сторон к «Бофортам» тянулись разноцветные трассы. Часть из них нащупывала торпедоносцы, часть — бомбардировщики. Клифф узнал об их присутствии только по огромным столбам воды от падающих бомб, внезапно выросшим вокруг германских кораблей. В предвечернем мраке пламя выстрелов казалось ослепительным. Еще 3 или 4 красные вспышки — и его самолет не вернется назад. Клифф покрепче сжал ручку управления и приготовился сбросить торпеду. Он постарался забыть обо всем происходящем вокруг и сосредоточился на сером силуэте цели. Взяв упреждение половину корпуса, Клифф дождался, пока расстояние сократится до 1200 ярдов, и сбросил торпеду. Палуба «Гнейзенау» бросилась на него из дымки, пока Клифф отчаянно пытался усмирить бешеные рывки ручки управления. Клиффу оставалось только смирно ждать, пока самолет проскочит под кормой линкора на минимально возможной высоте. Внезапно он понял, что по—прежнему держит скорость 140 узлов, так как забыл дать газ после сброса торпеды. Он нащупал сектора газа, не отрывая взгляда от «Гнейзенау». Клифф решил, что никогда не видел такой надраенной палубы. Через секунду корабль остался позади, и внезапно по ушам ударил треск пулеметов.

— Какого дьявола?

— Они стреляют по НАМ. Я решил, что должен отстреливаться.

Тэсье дал очередь по палубе «Гнейзенау» из своих пулеметов. Клифф рванул сектора газа и отвернул вправо.

— Где остальные двое?

— Арчер получил попадание, с Бирчли все нормально, Оба прямо позади нас.

Когда оба австралийца увидели, что Клифф сбросил торпеду, они немедленно сбросили свои, практически в той же точке. Но когда они уже начали маневр уклонения, снаряд с «Гнейзенау» пробил остекление турели Арчера и взорвался внутри фюзеляжа. Стрелок был тяжело ранен, а самолет заполнился дымом и пылью. Наполовину ослепленный Арчер все—таки сохранил управление и увел самолет прочь. Сначала он повернул следом за Клиффом, но когда узнал о ранении стрелка, то взял курс на Манстон, где и сел вполне благополучно. Хотя торпедоносцы уже улетали прочь, зенитки «Гнейзенау» стреляли с прежней яростью, и Клифф с Бирчли разделились. Они прилетели в Норт Коутс поодиночке. Все 3 торпеды вошли в воду нормально и пошли в направлении цели, однако попаданий не было видно. «Гнейзенау» лег на прежний курс.

Звено справа от Клиффа вел Джонни Динсдейл. Они пролетели вдоль строя германской эскадры, прежде чем повернуть для атаки второго крупного корабля, «Принца Ойгена». Но все это время торпедоносцы шли под плотным огнем с кораблей сопровождения. Крейсер прикрывали 4 эсминца. Чтобы выполнить атаку, Динсдейлу пришлось провести звено сквозь огневую завесу, поставленную ими. Несмотря на все это, 3 самолета остались целы. Динсдейл сбросил торпеду с расстояния примерно 1000 ярдов. Керр сделал то же мгновением позднее, а торпеда Дьюхерста отказалась падать. Стрелок Дьюхерста успел увидеть, что торпеда Динсдейла прошла в 200 ярдах от крейсера. А потом Дьюхерст отвернул вправо, и немцы пропали в тумане.

Когда Нортон и Джи, летевшие слева от Клиффа, повернули налево, собираясь атаковать со стороны берега, на них набросились Me–109. Радист Джи был ранен, и его штурману Френсису пришлось самому стрелять из бортовых пулеметов. Нортон и Джи разделились, и в последовавшей свалке пилоты потеряли «Гнейзенау». Джи был одним из самых умных пилотов. Он не пил спиртного и практически не интересовался женщинами. Среди летчиков он был известен как немного старомодный, слишком пунктуальный человек, однако все признавали его потенциальные качества лидера. Нортон не уступал в опыте никому из остальных летчиков и имел опытный экипаж. Его радист Даунинг участвовал в атаке Ловейтта против «Лютцова». Эти 2 пилота стряхнули преследующие их германские истребители и сумели снова найти эскадру. На сей раз они выбрали в качестве цели «Принца Ойгена». Прорвавшись сквозь стальной ливень, который обрушили на них зенитки, они сбросили свои торпеды, но с теми же результатами, что и вся эскадрилья. «Результат неизвестен». Эта фраза стала кошмаром для всех пилотов торпедоносцев. В немного завуалированном виде так обозначался промах.

Карсон и Беннинг из 217–й эскадрильи после своего неудачного вылета, когда их отправили искать «3 больших транспорта», сели в Манстоне. Там они впервые услышали о том, какие именно цели они должны были атаковать. Было трудно представить, как они могли не заметить такое огромное сборище кораблей. Но пилоты вспомнили, что им сообщили скорость целей 8–10 узлов, то есть на 20 узлов меньше, чем на самом деле. В результате поиски проводились на много миль южнее, чем следовало. Беннинг обнаружил, что его самолет нужно дозаправить. Ведомый всегда расходует больше топлива, чем ведущий. Ему приходится постоянно работать секторами газа, чтобы удержать свое место в строю. Но Карсон решил, что у него в баках еще осталось достаточно топлива для нового вылета. Кроме того, он был зол. Он мог смеяться сам над собой. Они с Беннингом болтались в тумане над Ла Маншем, а «Сэлмон» и «Глюкштейн» удирали. Это было ужасно. Но вдобавок Карсона возмутило то, что он принял за недостаток уверенности в экипажах эскадрильи. По какой причине от них скрывали правду? Неужели командование всерьез боялось, что летчики сбросят торпеды в открытом море и вернутся рассказывать басни? Великий Боже, нельзя верить подобным россказням, даже о противнике. Больше похоже, что кто—то в штабе группы просто свихнулся на секретности, доведя ее до полной паранойи. В результате все усилия летчиков как можно лучше выполнить свою задачу обернулись пустой тратой времени и сил.

Он пробыл на аэродроме Манстона всего 22 минуты. В 15.57 самолеты снова взлетели и направились к цели. На сей раз он найдет немцев.

Карсон вышел в предполагаемую точку нахождения эскадры через 45 минут. В это время в феврале солнце уже начинает прятаться. Видимость ухудшилась, пошел дождь. Карсон начал поиск, используя радар, и вскоре заметил германские корабли. Он вышел к эскадре сразу после 17.00. «Гнейзенау» и «Принц Ойген» превратились в смутные силуэты, почти не различимые на фоне серой воды. Дождь заливал его лобовое стекло, а обрывки туч позволяли видеть происходящее лишь временами.

Карсон на время потерял корабли, но вспышки выстрелов зениток помогли ему снова найти их. Он повернул на эти 2 корабля, все еще видя только случайные проблески 11" и 8" орудий. Когда Карсон оказался в 2000 ярдов от корабля, который выбрал в качестве цели, под самолетом вырос столб воды. Он с необычайной силой ударил по правой плоскости, и «Бофорт» перевернулся вверх брюхом, нелепо задрав торпеду. Затем, прежде чем Карсон хотя бы осознал, что происходит, второй взрыв снова ударил по крылу, перевернув самолет в нормальное положение.

— Бомбы! Разрывы бомб!

Карсон выровнял самолет и впереди, менее чем в миле от себя, увидел «Гнейзенау». Следующая серия бомб прикончит его. Карсон нажал кнопку сброса торпеды, выждал положенное время и дал полный газ, отворачивая в сторону. Зенитный огонь был плотным и точным, его левое крыло было изрешечено. На мгновение он подумал, что разбит мотор. Карсон ясно видел «Гнейзенау» и его башнеподобную надстройку, а потом вокруг самолета сгустились тучи и туман. Ни пилот, ни экипаж не видели, как пошла торпеда. Однако в сгустившемся сумраке они ускользнули от истребителей и вернулись на остров Торни.

Примерно в то время, когда Карсон направился домой, Беннинг дозаправился и вылетел из Манстона. Хотя стало почти темно, и германскую эскадру укрывали дождь, туман и низкие тучи, Беннинг с помощью радара без труда нашел корабли. Условия для торпедной атаки были отвратительные; тем не менее Беннинг сумел выполнить заход на цель и атаковал «Гнейзенау». Германские зенитчики тоже не потеряли бдительности, и Беннингу пришлось пролететь сквозь плотную огневую завесу. Ранее Беннингу никогда не приходилось сбрасывать торпеды. Однако он помнил, что нужно держать высоту 70 футов и скорость 150 миль/час и целиться с упреждением. Германская эскадра выходила за пределы досягаемости своего истребительного прикрытия, и Беннинг смог проследить за тем, как пошла его торпеда. Курсы кораблей и торпеды сближались, и Беннинг затаил дыхание. Но когда торпеда прошла две трети расстояния, «Гнейзенау» круто повернул влево. Беннинг понял, что его торпеда пройдет за кормой линкора. Горько разочарованный, он повернул в сторону своей базы.

9 «Бофортов» 42–й эскадрильи и 7 самолетов 217–й эскадрильи, как и «Суордфиши», не смогли снизить скорость движения германской эскадры. Ни одна торпеда не попала в цель. Кроме торпедоносцев в бой были брошены почти 250 бомбардировщиков 3 отдельными волнами. Бомбардировочное Командование в то время располагало 300 самолетами, из которых около 250 могли быть использованы в подобной операции. Часть «Веллингтонов» не смогла взлететь из—за снегопада над аэродромами, что сократило число бомбардировщиков до 242. Сюда входили 100 бомбардировщиков, которые имели специальный приказ находиться в 2–часовой готовности. Количество бомбардировщиков было значительно меньше, чем пару месяцев назад, но все еще оставалось серьезной угрозой, учитывая их бомбовую нагрузку. Если хотя бы 1 самолет из 10 добьется попаданий, скорость кораблей упадет. Однако над Ла Маншем стояла облачность 10/10. Ее нижняя кромка находилась на высоте 1000 футов, часто опускаясь до 500 футов. Но даже эти условия постоянно ухудшались. Большая часть 242 взлетевших бомбардировщиков оказалась вблизи от германской эскадры, но только 1 из 6 сумел сбросить бомбы. Многие вообще не смогли обнаружить корабли. Остальные нашли противника, но не смогли сбросить бомбы, несмотря на множество попыток набрать нужную высоту. Каждый раз, поднявшись чуть выше, самолет влетал в тучу и терял корабли из вида. Единственным преимуществом такой погоды было то, что она защитила их от вражеских истребителей и большей части зенитных снарядов. Но из 242 бомбардировщиков только 39 сбросили бомбы на вражеские корабли, причем ни один не добился попаданий. 188 либо не сумели обнаружить цель, либо не смогли атаковать в таких условиях. 15 бомбардировщиков не вернулись на базы.

Последняя надежда теперь лежала на 12 «Бофортах» из Сент—Эваля.

День в Сент—Эвале начался вполне прозаически. Один самолет был отправлен патрулировать над Бискайским заливом. Однако географическое положение этого аэродрома заставляло экипажи больше других беспокоиться о прорыве кораблей из Бреста. В этом случае торпедоносцы из Сент—Эваля оказывались на линии фронта. Независимо от того, куда попытаются прорваться немцы — в Атлантику или в Ла Манш, — именно «Бофортам» из Сент—Эваля придется нанести первый удар. В такой атмосфере экипажи и выполняли свои повседневные обязанности.

86–я эскадрилья, которая составляла основу соединения торпедоносцев в Сент—Эвале, состояла в основном из неопытных экипажей, только недавно завершивших обучение. Эскадрилья была сформирована в Норт Коутсе, вскоре после отбытия 22–й эскадрильи на остров Торни. Несколько месяцев она была просто небоеспособна, да и сейчас находилась не в лучшем состоянии. Среди эскадрилий торпедоносцев эта считалась чем—то вроде Золушки. Репутация 22–й эскадрильи, базировавшейся до нее в Норт Коутсе, давила. Но потом эскадрилья получила достаточно много времени для тренировок и торпедных учений, в то время как остальные «Бофорты» пожинали лавры. Обостряла чувство неполноценности 407–я эскадрилья канадских «Хадсонов», действовавшая с того же аэродрома. Она практически каждые сутки отправлялась по ночам бомбить вражеские корабли возле Фризских островов. В течение этого периода обучения, пока 86–я эскадрилья превращалась в боеспособное соединение, она потеряла несколько экипажей. Часть погибла в летных происшествиях, часть пропала без вести во время учебных полетов над Северным морем. Эскадрилью еще больше ослабила отправка в конце 1941 года на заморские театры наиболее обученных экипажей. (Многие из них потом отличились, действуя на Мальте в составе 39–й эскадрильи.)

В ноябре 1941 года эскадрилья приобрела некоторую боеспособность, и на следующий месяц часть самолетов была переброшена в Сент—Эваль, чтобы заменить отправленную на другие театры 22–ю эскадрилью. Этим подразделением командовал подполковник авиации Чарльз Флад, командир эскадрильи. Перебазирование было закончено в январе. Первую торпедную атаку эскадрилья выполнила 2 февраля. В атаке танкера (5000 тонн), сопровождаемого 2 вооруженными траулерами, участвовали 3 экипажа. Один пилот заявил, что попал в танкер, но 2 экипажа не вернулись. На следующий день погиб еще один экипаж. 3 самолета под командой Флада провели отважную и успешную бомбардировку порта Гернси. Комплекс неполноценности почти развеялся.

Кроме них в Сент—Эвале находились 6 экипажей 217–й эскадрильи и подразделение 22 эскадрильи, в том числе 6 экипажей, отозванных с транспорта. Там также имелись 13 исправных самолетов, минус отправленный патрулировать над Бискайским заливом. (Жубер говорил, что если бы узнал о работе вражеских постановщиков помех, он никогда не позволил бы этому самолету взлететь.)

Из 12 самолетов 6 имели экипажи 86–й эскадрильи, 3 — экипажи 217–й эскадрильи, 3 — отозванные экипажи 22–й эскадрильи. Наземный персонал и штаб 22–й эскадрильи в этот день отплыли из Ливерпуля.

12 отобранных экипажей находились на разных стадиях неготовности. Этеридж, старший из офицеров 217–й эскадрильи, только что сел после тренировочного полета. Экипажи 22–й эскадрильи пытались организовать ранний ланч, предполагая, что после полудня начнется дежурство. Пока они ждали официанта, захрипел громкоговоритель:

— Следующим экипажам проследовать в здание штаба. Следующим экипажам…

Фамилия, произнесенная громкоговорителем, всегда заставляла сердце биться чаще, а воображение начинало играть.

— Накрылся наш ланч.

— Может, нам повезло, и нас отправят в Бартон грузиться?

— Идем. Война продолжается.

Они побросали подносы и ложки и отправились в контрольную башню.

Самолеты должны были перелететь на остров Торни двумя группами по 6 машин под командой Чарльза Флада. Этеридж и 3 экипажа 22–й эскадрильи были включены в состав ударной группы, чтобы увеличить число опытных летчиков. Только офицерам сказали о прорыве немцев и при этом приказали помалкивать. Сержанты и рядовые знали только о перелете на остров Торни и о возможном боевом вылете оттуда.

«Бофорты» взлетели около 13.00 и через 90 минут сели на острове Торни. Пилоты и штурманы были собраны в комнате предполетного инструктажа. Стрелки отправились в радиоцентр. Соединение было разбито на 4 звена по 3 самолета. Этеридж оказался в самом левом звене. С ним должны были лететь 2 экипажа из 22–й эскадрильи — капитана авиации Уайта и сержанта Фрикера. Этеридж и Фрикер стали ведомыми Уайта. Сам Уайт должен был следовать за самолетом Флада — единственным, который имел радар. Над Колтишеллом их должны были встретить «Бофайтеры» сопровождения.

Когда пилоты и штурманы вышли после инструктажа, они налетели на своих стрелков. На какое—то мгновение воцарилось замешательство. Но пока люди шли к самолетам, они разобрались по экипажам. Стрелки получили радиочастоты, им сказали, что операцией будут руководить по радио из Чатама. Однако они до сих пор ничего не знали о цели.

— Из—за чего все это?

— Вышли большие парни.

То, что стрелкам до сих пор этого не говорили, они восприняли без комментариев. Для них это был естественный порядок вещей. Но тут стрелки обратили внимание, как изменились их пилоты, даже в походке. Многие смотрели перед собой незрячими глазами. Наверное так осужденный идет к месту казни. В конце даже с некоторой охотой. Пусть это поскорее закончится.

— Большие парни?

Стрелки недоуменно зашептались, но тут до них дошло.

— Большие парни? Что мы с ними сделаем?

— Не лучше ли вернуться в Сент—Эваль?

— Мы не успеем. Они уже возле голландского побережья.

— Что?! — раздался истошный вопль. — Что—о—о?!

— Какого дьявола им дали удрать?

— Кто проспал?

Что—то зазвенело.

А потом кто—то из сержантов ляпнул:

— Такое не случилось бы, будь здесь 22–я эскадрилья. И никто из летчиков 86–й и 217–й эскадрилий в тот момент не решился это оспаривать.

— Наверное, Гитлер узнал, что 22–я отбыла.

— В ином случае он никогда не осмелился бы вывести их в море.

— Поганые фрицы знают все.

— Но из этого полета мы не вернемся.

И они разошлись по самолетам.

Вскоре после 16.00 эти самолеты поднялись в воздух. Прошло полчаса после неудачной атаки Клиффа и 9 «Бофортов» 42–й эскадрильи. Рандеву с истребителями было назначено на 17.00 над Колтишеллом.

На земле в Колтишелле командир 42–й эскадрильи подполковник авиации Уильямс вскоре после вылета Клиффа обнаружил, что никакое подразделения обслуживания торпед в ближайшее время на аэродром не прибудет. Таким образом у него для проведения второй атаки остался единственный самолет с торпедой, и тот неисправный. Торпеду нельзя снять с одного самолета и перевесить на другой, не имея специального оборудования. Поэтому все силы были брошены на то, чтобы отремонтировать неисправный самолет. Его пилоту лейтенанту авиации Уилсону приказали стоять и ждать. (Штурман этого экипажа сержант Эндрюс еще сыграет важную роль в операции против «Принца Ойгена» спустя 3 месяца.)

Уильямс не забыл про канадца Мэннинга, который пропал по пути из Льючерса. Мэннинг со своим экипажем без карт, без таблиц радиопозывных, чтобы запросить пеленги, мотался над английскими равнинами, пытаясь обнаружить Колтишелл. В конце концов они обнаружили аэродром Хоршэм Сент—Файф возле Норвича и сели там, чтобы раздобыть—таки карты. Мэннинг со своим штурманом отправились в штаб, но обнаружили там полнейший беспорядок. Все, что они смогли выжать из дежурного по аэродрому — это приветственный жест рукой и ценная информация, что «Колтишелл в пяти минутах отсюда».

Потратив еще час, внимательно рассматривая каждый встречный аэродром в поисках «Бофортов», они ведь действительно нашли Колтишелл, после того, как их выгнали подряд с 3 аэродромов, как назойливую муху. Здесь они наконец узнали, из—за чего поднялся переполох.

Мэннинг получил приказ со своим экипажем отправляться в столовую, перекусить и через полчаса вернуться. К этому времени самолет будет заправлен. Он вместе с Уилсоном должен был взлететь в 17.15 и кружить над аэродромом, чтобы присоединиться к 86–й эскадрилье. Рандеву с ней было назначено именно на это время над Колтишеллом.

— Мы понятия не имеем, куда они намерены отправиться и кого собрались атаковать, — сказал дежурный в Колтишелле. — Следуйте за 86 эскадрильей, куда они полетят, и атакуйте то, что атакуют они.

Мэннинг и Уилсон, подняв брови, посмотрели друг на друга и отправились к самолету. В 17.10 два вооруженных «Бофорта» 42–й эскадрильи стояли на взлетной полосе Колтишелла.

Когда они начали выруливать на взлет, над аэродромом появился Флад со своими 12 «Бофортами». Шум моторов его эскадрильи Уилсон и Мэннинг не слышали, так как запустили собственные движки, чтобы выйти на взлетную полосу. Когда они уже разворачивались против ветра, то внезапно услышали грохот моторов и прямо над собой увидели эскадрилью торпедоносцев.

А пилоты Флада старательно осматривали небо в поисках истребителей сопровождения. Если они и видели 2 разбегающихся «Бофорта», это было совсем не то. Они искали «Бофайтеры». Экипажи начали переговариваться по интеркому.

— Где «Бофайтеры»?

— Откуда они должны появится?

— Может, ты видишь хоть один на полосе?

— Ничего подобного. Пара «Бофортов» — и только.

— Или они хорошо рассредоточены и замаскированы, или их просто здесь нет.

Даже над побережьем видимость была плохой, и общие погодные условия сейчас тоже стали достаточно неприятными. Германские корабли уже могли находиться севернее Амстердама. Флад со своей эскадрильей описал еще один круг над аэродромом и полетел к цели.

Мэннинг и Уилсон немедленно взлетели, но полоса была ориентирована ОТ берега. Когда они повернули на восток, 12 «Бофортов» уже растаяли в солнечном сиянии. Эти 2 несчастных экипажа не имели никакой информации о координатах цели, единственный совет, который они получили — следовать за 86 эскадрильей. После недолгой и бесполезной погони они снова сели в Колтишелле.

Один из 12 самолетов Флада был вынужден повернуть назад из—за неполадок в электросети. Однако 11 остальных «Бофортов» вели решительные мужчины. Они ничего не знали об атаках остальных эскадрилий «Бофортов». Они не подозревали, что являются последней надеждой этого бездарно проведенного дня. Однако из координат, курса и скорости германских кораблей они могли сделать вывод, что до сих пор противник серьезных повреждений не получил. Этим людям вполне хватало решимости атаковать. Если им чего и не хватало — так это опыта торпедных атак. Только Этеридж и еще 3 пилота 22–й эскадрильи имели опыт боевых торпедных атак.

К тому времени, когда эскадрилья вышла в указанную точку, было примерно 17.45. Севшее на западе солнце оставило бледное бесцветное свечение, словно прожектор в миллион свечей, спрятанный за горизонтом. Оператор радара на самолете Флада никак не мог обнаружить германские корабли. Затем пришла радиограмма с сообщением, что один из кораблей может находиться в 30 милях юго—западнее главных сил. Это был поврежденный «Шарнхорст». Флад начал поиск вдоль предполагаемого курса германских кораблей. В 18.05 летчики заметили 4 германских тральщика. Каждый из них выпустил красную ракету в три звезды в качестве опознавательного сигнала. Яркий свет залил море, ослепив привыкшие к темноте глаза летчиков. А потом заговорили зенитки.

Флад передал приказ сломать строй, и каждый экипаж начал самостоятельно искать линкоры. Все, что они сумели найти — это эсминцы. Плотная завеса дождя, снега и града, низкие тучи хорошо укрыли германскую эскадру и помешали «Бофортам». Многие экипажи вообще ничего не видели. Часть самолетов продолжала поиск за кормой тральщиков в надежде найти главные силы врага. Но даже если летчики замечали корабли, те немедленно пропадали из вида, и не было никакой возможности выполнить торпедную атаку. Большая часть эскадрильи решила, что у них нет никаких шансов на эффективную атаку, и взяла курс на базу.

Когда ведущий левого звена эскадрильи Флада сублейтенант Уайт повернул, чтобы начать поиск линкоров, Этеридж и Фрикер пытались последовать за ним. Но вскоре они потеряли ведущего, а потом и друг друга. Фрикер начал прочесывать акваторию галсами с запада на восток, с востока на запад, с запада на восток, каждый раз смещаясь на милю к югу. Однажды его стрелок заметил эскортный корабль, но когда Фрикер повернул назад, то ничего не заметил. Они поняли, что находятся где—то недалеко от германской эскадры, но не имели представления, где именно и куда следует поворачивать, чтобы выйти к ней. Они продолжали прочесывание квадрата, но потом поняли, что при такой погоде это бессмысленно, и повернули домой. Потеряв место и не имея радиокодов, чтобы запросить пеленги, Фрикер решил просто лететь на запад и, выйдя к побережью, спуститься к острову Торни вдоль берега. Внезапно они услышали кваканье радиоприемника, и прямо перед носом самолета возник аэростат, в который торпедоносец едва не врезался. Фрикер вышел к устью Темзы. Но только через полчаса они различили причалы Брайтона и сумели определиться. Бензин уже был на исходе. Наконец прожектора поймали самолет и направили его к острову Торни. Они провалили все, что могли. Не сумели найти германскую эскадру, сами заблудились на обратном пути. Огорченные летчики решили, что они самый плохой экипаж Берегового Командования. Но когда Фрикер сел, то с удивлением обнаружил, что кроме него только командир эскадрильи сумел вернуться на Торни. Остальные самолеты сели где попало по всей стране. На следующее утро они отчитались о невыполненном задании и отправились поездом через Лондон в Сент—Эваль, произведя в столице небольшой фурор своими парашютными ранцами и летными комбинезонами.

Когда Этеридж остался один, он заметил сверкание разрывов зенитных снарядов в тумане вокруг себя. Но сами корабли остались невидимы. Он знал, что должен находиться где—то возле голландского побережья. Пилот решил, что если сможет определиться, увидев берег, то снова появится возможность выйти в указанный район и атаковать германские корабли. Он также решил атаковать, если заметит хотя бы силуэт надстройки. Этеридж хорошо понимал, что ничего лучше ему увидеть не удастся. Примерно через минуту штурман сообщил, что они летят над сушей. Голландия была плоской, пустынной и безразличной ко всему. Когда они описывали круг, пытаясь определиться, их «Бофорт» внезапно был обстрелян зенитками. При вспышках взрывов они различили зенитную башню одиноко стоящую на пустом берегу, подобно средневековому замку. Этеридж полетел к предполагаемому месту нахождения эскадры. И снова первым признаком того, что он пролетает над кораблями, стали разрывы снарядов в тучах вокруг самолета. Еще два раза Этеридж повторял трюк с выходом к берегу и поиском эскадры. Каждый раз его обстреливали береговые батареи и корабли, хотя пилот никак не мог увидеть их. Когда он выполнял третий заход, «Бофорт» получил попадание. Гидравлическая система была повреждена, радист ранен, а рация разбита. Этеридж понял, что пора завязывать. Все безнадежно. Он сделал все, что мог, и с относительно чистой совестью мог лететь домой.

Штурман Этериджа дал ему курс на Норфолк — самый короткий маршрут. Там имелось более чем достаточно аэродромов, а местность была ровной, поэтому заблудившийся ночью самолет мог сесть почти везде. Когда они пересекали берег, Этеридж узнал Лоустофт. Он включил навигационные огни, и вскоре прожектор указал им путь. Следуя за лучами прожекторов, самолет в конце концов добрался до аэродрома. Этеридж попытался выпустить шасси, однако вскоре отказался от этой мысли. Лучше садиться прямо на брюхо. Штурман опознал аэродром — Хоршэм Сент—Файф, травяное поле, идеально подходящее для подобной посадки. Этеридж выполнил идеальный заход и начал снижаться. Как раз перед тем, как коснуться земли, он вспомнил, что не сбросил торпеду. Было уже слишком поздно что—либо делать. Без закрылков он не сумеет подняться и зайти на второй круг. Может, торпеда все—таки не отвалится? Все, что оставалось делать летчикам — спокойно сидеть и ждать ослепительной вспышки и темноты. Но торпеда облегчила посадку, сработав наподобие странной лыжи. Самолет не получил практически никаких повреждений, только немного поцарапал брюхо и погнул пропеллеры.

Этеридж на следующий день рассказал о своих приключениях. За свою настойчивость он был награжден Крестом за летные заслуги.

Уайт, командир звена Этериджа, и Мэтьюсон, командир правого звена, как и Финч, как и второе звено «Суордфишей», как 17 самолетов Истребительного Командования, как 15 самолетов Бомбардировочного Командования, пропали без вести.

Последняя атака «Бофортов» против германских линейных крейсеров провалилась, как и все предыдущие.

Прорыв этих кораблей немцы считали тогда и считают сейчас своей большой победой. Для англичан это стало горьким унижением. Новость встретили в Англии со всеобщим разочарованием и возмущением. Вражеские линкоры прошли через Ла Манш впервые за последние 250 лет. Простые люди никак не могли поверить в такую дикость. Была создана следственная комиссия.

Почему это произошло?

Во—первых, не смог вмешаться флот. Он был вынужден распылить свои силы на огромном пространстве от Норвегии до Бискайского залива. На месте оказалась только горстка эсминцев и торпедных катеров. Даже эти ничтожные силы вызывали серьезные опасения немцев. В большой степени они заставили противника покинуть Брест ночью и проходить проливы днем, когда атака легких сил против большой эскадры будет иметь ничтожные шансы на успех.

Во—вторых, сказалась относительная слабость ударных сил. В—третьих, помешала плохая погода. Можно много говорить и писать о допущенных ошибках. Они были. Имелось также множество недочетов и недостатков, но сомнительно, чтобы они имели решающее значение.

Корабли никогда не прорвались бы, если бы их заметили вовремя. Ночные патрули обязаны были засечь их. Дневные патрули следовало продвинуть дальше на запад. (Если бы экипажи самолетов знали, что выход кораблей неизбежен, то удвоили бы бдительность.) Но предположим, что германские корабли были бы обнаружены ночью или ранним утром. Мог ли быть иным исход операции?

Хотя корабли были обнаружены только через 13 часов после выхода в море, до темноты на них были брошены все силы Бомбардировочного Командования, их атаковали «Суордфиши» ВСФ. Имелись 28 «Бофортов», из которых 16 использовали свой шанс до того, как испортилась погода. Можно предположить, что и остальные 12 атаковали бы не более удачно.

Взаимодействие между истребителями и ударными самолетами было отвратительным. В этом можно обвинить слишком позднее сообщение о выходе противника. Разве можно провести подобную операцию без совместных учений? И на что были потрачены много месяцев в 1941 и 1942 годах, когда можно было провести подобные тренировки? Но разве полученное на несколько часов раньше предупреждение может исправить это? Конечно, в таком случае «Суордфиши» атаковали бы под прикрытием 5 эскадрилий. Это могло бы дать бомбардировщикам шанс сбрасывать бронебойные бомбы в более хороших погодных условиях первой половины дня. Насколько эффективным было истребительное сопровождение «Суордфишей», показала последняя эскадрилья «Спитфайров». Но в любом случае большая часть «Суордфишей», если не вообще все, были бы уничтожены зенитками.

Бомбардировщики могли нанести только поверхностные повреждения кораблям, не имея бронебойных бомб. Но их следовало сбрасывать с высоты по крайней мере 4000 футов. Однако большую часть дня тучи шли на высоте не более 1000 футов, а в то время бомбардировщики не могли бомбить вслепую. Кроме того, большинство бомбардировщиков несли обычные фугасные бомбы, которые не пробивали никакой брони. Они могли только повредить надстройки силой взрыва. Считанные самолеты имели бронебойные бомбы в слабой надежде, что удастся сбросить их сквозь разрывы в тучах с нужной высоты. Однако они не нашли цели. Для бомбардировщиков условия были совершенно неподходящими. Бомбометание с пикирования тоже было невозможным, даже имей мы такие самолеты. Галланд заявлял, что плохая погода помогала КВВС. Он утверждал, что бомбардировщики используют тучи в качестве укрытия, а для истребителей тучи стали настоящим проклятьем. Но правда заключается в том, что тучи помешали Бомбардировочному Командованию сыграть серьезную роль в операции. Его самолеты были вынуждены просто отвлекать на себя силы противника, хотя в то же время погода помогала им спасаться от этого самого противника.

При таких условиях главной ударной силой становились «Бофорты». Но по сравнению с бомбардировщиками их было слишком мало. В отличие от бомбардировщиков, которые отыскивают заранее намеченную цель и атакуют ее, торпедоносцам приходится ждать, пока подвернется стоящая цель. Содержать соединение торпедоносцев, способное справиться с такой большой эскадрой, было просто неэкономично.

На это крошечное соединение было взвалено множество задач, их экипажи были совершенно неопытными. Однако даже если бы имелось время скоординировать атаки всех наличных торпедоносцев, если бы летчики имели больше опыта, в условиях такой плохой видимости и низкой облачности перспектива нанести массированный удар выглядела сомнительной. (Смены командира одной эскадрильи и гибели командира другой 4 дня назад во время мелкой операции можно было избежать. Но даже при сложившихся обстоятельствах экипажи много раз демонстрировали подлинный героизм.)

Что случилось с торпедами? Во время набеговых операций погодные условия были ничуть не лучше. Каким же образом торпедоносцы не сумели поразить такие крупные цели?

Ни один из пилотов до сих пор не атаковал такие быстроходные цели. Это было нечто за пределами их опыта. Над водой очень трудно определять расстояния, даже с 2 миль низколетящему самолету цель кажется высоченной башней. Если верить германским донесениям, то большинство торпед были сброшены с расстояния 1 миля и больше. Чтобы покрыть такую дистанцию, торпеде, имеющей скорость 40 узлов, требуется полторы минуты. Так как цель имеет скорость 30 узлов, она за это время пройдет почти 1500 ярдов. Длина корпуса линейного крейсера составляла 741 фут, около 250 ярдов. Если атаковать цель с траверза, считая, что она идет прямым курсом, пилот должен дать упреждение 6 корпусов. Даже с расстояния полмили — хотя так близко никто не подобрался — следовало брать упреждение 3 корпуса. Ничего странного, что попаданий не было. Торпеды проходили за кормой. В лучшем случае быстроходный корабль легко уворачивался от одинокой торпеды.

Могли экипажи «Бофортов» действовать лучше, если бы были предупреждены заблаговременно? Может быть, командование совершенно напрасно соблюдало такую строжайшую секретность?

Разведка и контрразведка сыграли важнейшую роль в этой войне. Мы сидели, затаив дыхание, с момента обнаружения ухода вражеских кораблей и до их прорыва через проливы. Этого времени было вполне достаточно, чтобы проинформировать летчиков. Немцы тоже держали всех в неведении, но это никак не повлияло на их решимость и рвение. Крайне сомнительно, что мы потеряли бы хоть что—то, если бы люди знали все факты с самого начала, пусть даже в этом случае противник и узнал бы, что мы готовимся его встретить. На бумаге подготовка выглядела внушительно, а на деле все меры оказались просто ерундой.

Экипажи «Суордфишей» знали, для чего они находятся в Манстоне. Однако они, как и «Бофорты», потерпели неудачу. Их чудовищные потери можно объяснить большей уязвимостью самолета и тем, что удар они нанесли в той точке, где противник имел максимальные силы воздушного прикрытия и самое большое число кораблей сопровождения.

Можно утверждать, что информация о характере операции, пусть даже крайне рискованной, подстегнула бы отвагу. Но могло произойти и обратное.

Операция должна считаться поражением британской авиации. Но воздушную мощь как таковую трудно обвинять — разве что за неспособность сломить противодействие Люфтваффе. В бой было брошено большое число самолетов, но это не было применение воздушной мощи. Нужно помнить, что всего 2 месяца назад были потоплены «Принс оф Уэлс» и «Рипалс», поэтому сравнения были неизбежны. Истина заключается в том, что авиация может успешно атаковать линейный корабль, только если его системы защиты подавлены. Если зенитки не приведены к молчанию, а истребители кружат рядом, атака торпедоносцев сразу становится сомнительной и опасной.

Однако британский народ был прав, когда удивлялся, почему германским кораблям позволили пройти через Дуврский пролив среди бела дня. Адмиралтейство и министерство авиации имели множество донесений разведки, недоступных рядовым гражданам, и все—таки они были застигнуты врасплох. И это несмотря на то, что подобная операция противника была предсказана самим же Адмиралтейством еще 6 месяцев назад.

Прорыв показал значение инициативы в операции, даже если действия противника были предугаданы задолго до этого. Как продемонстрировало позже вторжение в Европу, даже если операцию давно ждут и к ней готовятся, атакующая сторона все равно добивается определенной внезапности.

Переход этих кораблей позволил Бомбардировочному Командованию сосредоточить свои силы для воздушного наступления на Германию. Теперь бомбы, от которых удрали эти корабли, падали на германскую землю. И всего через 16 дней «Гнейзенау» получил 2 прямых попадания и потерял 90 человек экипажа при налете англичан на Киль. Это было некоторым ответом на заявление Адмиралтейства, будто «наши бомбардировщики показали, что мы не можем слишком полагаться на них. Они не в состоянии повредить корабли противника». «Гнейзенау» больше ни разу не вышел в море.

«Шарнхорст» тоже ремонтировался несколько месяцев в Вильгельмсхафене, так как подорвался на мине. 23 февраля во время перехода из Киля в Тронхейм «Принц Ойген» был торпедирован подводной лодкой «Трайдент» и потерял около 20 футов кормовой оконечности вместе с рулем. Оба корабля выжили, чтобы испытать еще более серьезные неприятности в северных водах.

Сам адмирал Редер заявил, что германский флот «одержал тактическую победу, но потерпел стратегическое поражение». Это было утешительным итогом для англичан. Рузвельт телеграфировал Черчиллю: «Пребывание всех немецких кораблей в Германии делает наше положение в Северной Атлантике более спокойным». Из Бреста они угрожали двигающимся на восток конвоям, заставляя придавать силам сопровождения по 2 линкора. Теперешняя их позиция вдали от основных судоходных маршрутов не угрожала никому и ничему. Однако потопление «Шарнхорста» и «Принца Ойгена» коренным образом изменило бы стратегический баланс, что позднее сказалось бы на русских конвоях. Бегство германских кораблей стало серьезным поражением англичан. Особенно болезненным был этот удар для торпедоносцев. Больше они такого шанса не получили.

Но даже если бы мы были извещены о выходе германских кораблей за сутки, они все равно прорвались бы. Мы не пытаемся преуменьшить достижение немцев, которое навсегда останется в их военной истории. Но у нас просто не было шанса остановить эти корабли при той погоде и тех силах, которые мы имели.

Глава 7 Атака «Принца Ойгена»

Несмотря на повреждения, полученные 23 февраля возле побережья Норвегии от торпед подводной лодки «Трайдент», германский тяжелый крейсер «Принц Ойген» сумел добраться до Тронхейма. Но, сделав это, немцам пришлось заняться срочным ремонтом крейсера, чтобы он смог добраться до Киля.

Весной 1942 года немцы отработали план этой операции. В Тронхейме «Принцу Ойгену» приделали временную корму. Однако его крейсерская скорость и маневренность значительно снизились. Поэтому немцы решили попытаться отвлечь внимание британской разведки. Было решено одновременно попытаться провести только что отремонтированный «Лютцов» с Балтики в Тронхейм и перевести на юг «Принца Ойгена».

После прорыва через Ла Манш Гитлер сосредоточил почти все тяжелые корабли в Норвегии. «Тирпиц», «Адмирал Шеер», «Хиппер» и поврежденный «Принц Ойген» представляли серьезную угрозу русским конвоям. Но эти корабли находились под бдительным присмотром самолетов—разведчиков. И «Бофорты» 42–й, 86–й и 217–й эскадрилий были переброшены на север в Льючерс, Вик и Самборо на Шетландских островах, чтобы дожидаться шанса атаковать немцев.

Использование самых северных аэродромов было продиктовано дислокацией германских кораблей. Но полеты «Бофортов» из Самборо были рискованным занятием. Аэродром располагался на узенькой полоске земли. С двух сторон находилось море, а менее чем в 3 милях от конца взлетной полосы возвышалась 1200–футовая гора. Возле другого конца полосы находились более низкие холмы, зато они были ближе к границе аэродрома. Еще больше усугубляла трудности исключительно капризная погода северных широт. Предсказать ее было практически невозможно.

20 марта 6 самолетов 42–й эскадрильи во второй половине дня взлетели с аэродрома Самборо для проведения специальной операции у побережья Норвегии. Они не обнаружили цели, а в ходе полета в наступающей темноте потеряли контакт друг с другом. Двое австралийцев — Бирчли и Арчер — добрались до Самборо, но при посадке Бирчли промахнулся мимо полосы и разбил самолет о скалы. Арчер сел благополучно. Еще 2 самолета разбились на шетландских холмах. В одной из аварий спаслись двое стрелков, в другой — только один. Все трое получили тяжелые ранения. Еще один самолет благополучно сел в Вике, так как не нашел Самборо. Командир ударной группы подполковник авиации Уильямс благополучно обнаружил родной аэродром, но неправильно оценил скорость снижения. При посадке темной ночью следовало заходить с запасом высоты и малым снижением. Уильямс слишком сбросил скорость, и его самолет начало болтать из стороны в сторону. В итоге самолет все—таки шлепнулся в самом конце полосы, вылетел в поле, где и рассыпался на куски. Еще двигаясь, он врезался в небольшой сарайчик, пышно названный «помещением штаба». Там сидел летчик, использовавший единственное удобство, которое предоставлял этот «штаб» дежурным. К его ужасу из пыли и обломков появился командир эскадрильи вместе с остальными членами экипажа. Уильямс, невысокий щеголеватый офицер, невозмутимо отряхнул пыль с мундира и направился следом за своими удирающими людьми, успев вежливо пожелать оцепеневшему зрителю доброго вечера. Голос командира подействовал на летчика благотворно. Он подтянул брюки и бросился прочь со всех ног. Через 60 секунд торпеда взорвалась.

Так и тянулось время, скрашенное подобными трагикомедиями. Наконец в начале мая ожидание стало просто нервозным. Сообщения разведки о готовящемся выходе «Лютцова» сделались регулярными. «Принц Ойген» завершил временный ремонт и был готов вернуться в Киль. Наши самолеты—разведчики наблюдали повышение активности вражеских кораблей в норвежских водах, поэтому выход двух очередных русских конвоев был задержан. Теперь оставалось дожидаться только результата удара нашей авиации по этим двум германским кораблям. Главной целью считался «Принц Ойген», а «Лютцов» шел номером вторым. Однако все планы атаки торпедоносцев были расстроены в мае, когда 217–я эскадрилья была отозвана для отправки на Мальту, чтобы участвовать в обеспечении проводки июньского конвоя. Остались только 2 эскадрильи «Бофортов»: 86–я — в Самборо и 42–я — в Льючерсе.

Подполковник авиации Уильямс, командир 42–й эскадрильи, прямо—таки жаждал поймать вражеские корабли. Так как он слишком мало времени командовал эскадрильей, то во время прорыва немцев из Бреста он передал командование Клиффу. Такое решение было несомненно оправданным, хотя для командира поступить так было крайне тяжело. Заноза после бегства германских кораблей осталась. Поэтому начало мая Уильямс полностью отвел тренировкам и обучению эскадрильи, чтобы добиться уверенности, которой ему не хватило в феврале. Экипаж самого Уильямса уже долгое время служил в этой эскадрилье. Его штурман Эндрюс участвовал в атаке на «Лютцов» в июне 1941 года в составе второй волны. Он закончил свой первый оперативный цикл вскоре после прорыва немцев через Ла Манш. В ходе той операции он поздно вечером вылетел на одном из самолетов из Колтишелла и в сумерках потерял 86–ю эскадрилью. Но когда пришло извещение об окончании цикла, Эндрюс отказался. С 42–й эскадрильей ему повезло больше, она стала его семьей. Его пилот уже отбыл в отпуск, но Эндрюс попросил разрешения остаться в эскадрилье. В этом не было никакой позы. Он больше боялся за свою жизнь в учебной эскадрилье, чем среди опытных пилотов действующей эскадрильи.

Из чувства верности и товарищества два стрелка экипажа Эндрюса обратились с такой же просьбой. Уильямсу, как мы помним, требовался экипаж. Он с удовольствием выполнил просьбу трех опытных, испытанных летчиков. В первом полете он использовал их опыт, но потом показал, кто здесь хозяин.

6 мая пришло известие, что «Принц Ойген» вышел в море. 6 самолетов эскадрильи вылетели на поиск в район Скагеррака. Они ничего не нашли. Через несколько часов крейсер снова был обнаружен в гавани Тронхейма. Это была ложная тревога. Однако англичане продолжали держать большие силы авиации в северо—восточной Шотландии. Эскадрильи «Бофайтеров» и «Бленхеймов» должны были сопровождать торпедоносцы. Уильямс очень старался сохранить своих людей в форме и организовал учебные полеты. Излишние полеты изнашивают силы экипажей, но еще хуже действует отсутствие летной практики.

9 мая был проведен первый учебный вылет в сопровождении «Бофайтеров» в Ферт оф Форт. Сохранять строй во время поворотов было очень трудно, особенно самолетам на флангах. Им требовалось покрыть большее расстояние, а если лидер поворачивал «тарелочкой», то фланговые самолеты просто отрывались от строя. Иногда они даже теряли друг друга из вида, что грозило столкновением в воздухе. Все это было учтено во время учений 9 мая, когда пытались как можно точнее смоделировать условия реальной атаки. Через два дня учения повторились. Но на этот раз 2 «Бофорта» столкнулись. Один сразу ушел в воду вместе со всем экипажем. Второй «Бофорт» потерял носовую часть при ударе о хвост первого. 150–узловой ветер ударил в кабину, смерчем пронесшись по фюзеляжу. Но на высоте 300 футов над водой пилот восстановил управление. Он полетел прямо в Льючерс и благополучно сел. Но его самолет 2 дня простоял в ангаре, вызывая всеобщее удивление. Пилот пересел на другой самолет и уже через полтора часа поднял его в воздух для испытаний.

По ночам во время этого напряженного периода ожидания экипажи 42–й эскадрильи собирались в сержантской столовой, где пили пиво и обсуждали предстоящую операцию. Мораль эскадрильи никогда не была такой высокой — до описанного столкновения.

Теперь Уильямс уже достаточно долго командовал эскадрильей, чтобы оказывать личное влияние. Он был уважаемым командиром. Но в подобных случаях всегда находился кто—то, кто любил заметить, что если бы командир не помешался на летных учениях, то сержант такой—и—сякой вместе со своим экипажем сегодня были бы с нами.

Не было такой традиции: не говорить о погибших. Во всяком случае, в Береговом Командовании КВВС. В эту ночь тень аварии витала над сержантской столовой. Пиво постепенно развязало языки. Что же вызвало аварию? Кто виноват?

Англичанин, с его врожденным уважением к классовому превосходству, к разнице в чинах, никогда не осмелится критиковать командира эскадрильи в его присутствии. Как и все люди, они быстро составляли свое собственное мнение о чем—то или о ком—то. Но они находили естественным и легким следовать за кем—либо, и их легко было повести. Совсем иначе обстояло дело с летчиками из доминионов. Если они служили в эскадрилье дольше, чем командир, они далеко не всегда оказывались самыми послушными и исполнительными подчиненными. Зато они всегда быстро признавали личные качества командира. Сюда же следует прибавить естественный, высоко развитый индивидуализм, который был одновременно их слабостью и их силой.

Существовало несколько возможных причин происшествия. Самой вероятной была ошибка пилотирования. Однако в качестве причины можно было указать неправильный строй, выбранный командиром. Сержантская столовая с ужасом слушала обвинения, которые Бирчли и Арчер, двое австралийцев, обрушили на командира.

Это был критический момент в судьбе эскадрильи, однако Уильямс воспринял все спокойно. Ситуация была просто фантастической. Командир эскадрильи оправдывался перед личным составом. Напряжение момента и равная ответственность пилотов в полете стерли разницу между офицерами и рядовыми. Ни при каких иных обстоятельствах подобный инцидент не мог произойти. Но сейчас обычные барьеры между людьми в различных погонах пропали, осталось единое целое. Было бессмысленно козырять коронами на погонах. Было бессмысленно угрожать. Какими бы абсурдными ни были обвинения, на них следовало ответить.

Вильямс действовал как человек, совершенно уверенный в своей правоте. В столовую вошла группа людей, которая сразу ощутила накаленную атмосферу, но не знала о причине этого. Уильямс заметил своего штурмана Эндрюса. Он позвал его.

— Да, сэр?

— Какой поворот я выполнил сегодня?

— Совершенно обычный поворот, сэр.

— Точно?

— Да. Я все время следил за указателем авиагоризонта. Это был совершенно обычный поворот без крена.

Вильямс повернулся к австралийцам.

— Удовлетворены?

Инцидент был исчерпан. Но таким поведением Уильямс сплотил эскадрилью вокруг себя, в том числе и австралийцев. Со своей стороны Уильямс решил, что эскадрилья находится в лучшей форме, чем когда—либо раньше. Он приказал больше не проводить учебных полетов.

День за днем эскадрилья стояла в готовности, почти круглые сутки. Примерно в 18.00, когда было уже поздно организовывать вылет к берегам Норвегии, экипажи распускали. После этого летчики шли в столовые, разговаривали, предвкушая, как они угробят «Принца Ойгена». Уильямс заставил их не сомневаться в том, что такой день настанет, и атака станет решающей.

16 мая Эндрюс, который сильно простудился, отправился в лазарет, чтобы немного подлечиться. Дежурный фельдшер настоял, чтобы Эндрюс пошел к врачу.

— Вы не можете летать с такой простудой, — сказал врач. — Я освобождаю вас от полетов на 48 часов, — и он принялся заполнять нужные документы.

— Я в порядке, док. Мы ведь только дежурим. Не отстраняйте меня от полетов.

— Дежурите? Но и дежурить с такой простудой вам нельзя. Только самые легкие работы. Никаких дежурств.

— Но мы уже дежурим несколько недель, док. Решительно ничего не случится. Дайте мне только что—нибудь, чтобы голова прошла. Завтра я буду в полном порядке.

— А это мы посмотрим. Пока я подержу вас на земле.

— Но я штурман командира, док. Нам предстоит большая атака. Командир сойдет с ума, если узнает, что мне нельзя лететь.

— Я поговорю с командиром, — врач взял телефонную трубку. — Я подержу вашего штурмана у себя, сэр. — Эндрюс внимательно слушал. — Сильнейшая простуда. Боюсь, ему придется пару дней воздержаться от полетов.

Эндрюс не слышал, что ответил Уильямс, но мог судить о тираде командира по выражению лица доктора. В конце концов врачу удалось вклиниться в командирский монолог.

— Отлично, но я врач, и я говорю: нет.

Затем доктор снова начал слушать.

— Хорошо, сэр. — Он повернулся к Эндрюсу. — Он хочет видеть вас прямо сейчас.

«Держу пари, знаю, зачем», — подумал Эндрюс. Он помчался в кабинет командира.

— Почему ты не сказал мне, что простудился, Эндрюс?

— Это все ерунда, сэр. Я пошел в лазарет немного подлечиться, а они отправили меня к врачу. Он сказал, что мне нельзя летать.

— Кем мы можем заменить тебя?

— Есть несколько хороших штурманов, — Эндрюс назвал несколько имен.

— Это все новички. И они совсем не хороши. Что, если они ошибутся? У нас не будет второго шанса нанести удар.

— Я буду в порядке через сутки, сэр.

— Это может оказаться слишком поздно. Мне нужен хоть один запасной штурман. Кто по—твоему это может быть?

— Есть один парень, — подумал вслух Эндрюс. — Эл Моррис.

— Кто?

— Моррис. Старый штурман Ловейтта. Он летал с Ловейттом, чтобы атаковать «Лютцов». Канадец. Он, наверное, самый опытный штурман эскадрильи.

— Почему я его не знаю?

— Он завершил свой цикл и сейчас дожидается отправки в Канаду. Я уверен, что он сможет подменить меня на несколько дней.

— Отлично. Так и сделаем.

— Конечно. Только он ЗАВЕРШИЛ цикл.

— Ничего. Ты попросишь его, может, он и согласится. Есть такой шанс.

— Я сделаю это прямо сейчас, сэр.

Эндрюс нашел Морриса в комнате отдыха. Он объяснил ситуацию. Это займет всего день или два. Они просто дежурят весь день, и ничего не происходит. Разумеется, рано или поздно что—то случится, но никаких признаков того, что это будет завтра. Он попытается уже завтра убедить врача допустить его к полетам.

Моррис немного заколебался. Однако он давно знал Эндрюса, они вместе летали на атаку «Лютцова». Вероятность того, что ему придется лететь, казалась небольшой. И Моррис согласился.

А позднее в это же утро разведчик обнаружил «Лютцов» в сопровождении 4 эсминцев и миноносца. Они покинули Балтику 24 часа назад и теперь находились вблизи Скагеррака на пути в Норвегию. Во второй половине дня пришло сообщение о крейсере в районе Тронхейм Ледена, который шел на юго—запад в сопровождении 2 эсминцев. «Принц Ойген» отправился назад в Германию.

42–я эскадрилья находилась в готовности атаковать «Лютцов». Новость о выходе «Принца Ойгена» поступила только во второй половине дня. Весь день 16 мая они прождали. «Лютцов» нельзя было атаковать, пока он не дойдет до Кристиансанда — не хватало дальности. А это должно было произойти только около полуночи. Тем временем самолет—разведчик держал «Лютцов» под наблюдением. Остальные следили за Тронхеймом. Через 10 минут после того, как «Принц Ойген» был замечен в Тронхейм Ледене, пришло новое сообщение о «Лютцове». Пилот разведчика хотел все тщательно проверить перед тем, как отправить радиограмму. «Лютцов» повернул на юг и уходил обратно в Балтику. Поэтому атака 42–й эскадрильи была отменена.

Однако «Лютцов» только путал следы, чтобы ввести в заблуждение преследователей. Он шел на юг до наступления темноты, потом повернул на север, прошел Скаген, уклонился от ночных дозоров и вскоре после рассвета бросил якорь в фиорде возле Кристиансанда. Это был старый трюк, однако он сработал. Карманный линкор пропал из вида на 36 часов. Хотя 14 «Бофортов» вылетели за ним 18 мая, он уклонился от атаки и благополучно бросил якорь в Тронхейме 29 мая.

Тем временем 16 мая, пока 42–я эскадрилья выслеживала старого врага, 14 «Бофортов» 86–й эскадрильи незадолго до полуночи взлетели, чтобы атаковать «Принца Ойгена» возле Станландета, куда он, по расчетам, должен был прибыть. Донесение разведчика оказалось точным и оценка продвижения немецкого корабля была правильной. Только исключительная темнота помешала заметить его. Наблюдатели «Принца Ойгена» видели, как 4 «Бофорта» пролетели совсем близко за кормой крейсера примерно в 1.00 17 мая. Все утро проводились полеты разведчиков, и в полдень крейсер снова был обнаружен в нескольких милях севернее Хагесунда. Его сопровождали 4 эсминца. За последние 12 часов «Принц Ойген» прошел на юг примерно 200 миль.

Ночью «Хэмпдены» Бомбардировочного Командования поставили мины в районе Хагесунда. Немцам это стало известно. Пока не поступила информация о точном расположении минных полей, «Принц Ойген» со своим эскортом пошел назад точно по собственным следам. В течение полутора часов крейсер шел на северо—восток, но требуемая информация так и не поступила. Поэтому германский командир снова повернул на юг, взяв в сторону открытого моря, чтобы обойти мины. Разведчики смогли обнаружить его лишь в 15.40, когда немецкая эскадра уже прошла остров Кармой и направлялась на юг на скорости 17 узлов.

Долгое ожидание 42–й эскадрильи завершилось. 2 эскадрильи «Бофортов», стоявшие в готовности на аэродромах, получили приказ атаковать.

Предполагалось, что вражеское соединение пройдет Листер между 19.00 и 20.00. Было решено снова попытаться захватить «Лютцов» в клещи. 42–я эскадрилья должна была занять позицию в 50 милях от Мандаля и двигаться на северо—запад к Листеру. 86–я эскадрилья должна была выйти к берегу у острова Эгеро и двигаться вдоль побережья на юго—восток. Время взлета эскадрилий — 17.45 и 18.00 — было выбрано так, чтобы атаки прошли одна за другой или вообще одновременно.

Главнокомандующий Берегового Командования отдал приказ использовать в этой атаке все имеющиеся самолеты. Из Льючерса вылетели 12 «Бофортов» под командой подполковника авиации Уильямса в сопровождении 4 истребителей «Бофайтер» и 6 «Бленхеймов». «Бленхеймы» должны были лететь рядом с «Бофортами» и изобразить ложную торпедную атаку, чтобы запутать зенитчиков. Они также должны были атаковать любые замеченные истребители противника. Из Вика вылетели 15 «Бофортов» под командой Джимми Хайда, который теперь командовал 86–й эскадрильей. Их сопровождали 4 «Бофайтера» и 12 горизонтальных бомбардировщиков «Хадсон». Соединение Уильямса построилось и полетело к цели в 18.02, а соединение Хайда — в 18.13. Стоял теплый, ясный летний вечер. Небо было прозрачным, и самолеты четко выделялись на голубом фоне.

Во время финального инструктажа в Льючерсе Уильямс не оставил у своих подчиненных и тени сомнения в решимости своего командира. Никто не должен упускать своего шанса атаковать. Если Уильямса собьют, остальные должны выполнить задание. Уильямс обрисовал предполагаемую тактику.

— «Бофорты» должны действовать двумя волнами по 6 самолетов. Я поведу первую, Динсдейл — вторую. Расстояние между волнами — 2000 ярдов. Если «Принц Ойген» будет следовать прежним курсом с прежней скоростью, мы окажемся у него почти прямо по курсу где—то около Листера. Я будут лететь прежним курсом, пока не выйду в точку поворота и атакую «Ойгена» с кормы. Остальные самолеты первой волны следуют за мной. Динсдейл и вторая волна атакуют справа с носа. Если мы сохраним правильный строй и выдержим время поворота, вражеский крейсер окажется под двумя атаками одновременно — с кормы и с носа.

Когда я поверну, чтобы атаковать, мое соединение следует за мной. Динсдейл держится на расстоянии 2000 ярдов, готовый изменить направление атаки, если «Принц Ойген» как—то отреагирует на мой поворот.

Вражеский крейсер сопровождают 4 эсминца. Скорее всего, в районе Листера он будет прижиматься к берегу, поэтому мы окажемся в радиусе действия базовых истребителей. Мы должны ожидать сильного сопротивления.

Со своей стороны мы получили шанс добить поврежденный корабль. Мы должны потопить его. Это означает атаку с короткой дистанции. После того, как я сброшу торпеду, я пойду прямо на «Ойгена», чтобы отвлечь на себя огонь зениток от ведомых самолетов. Что касается меня, то либо я прикончу «Ойгена», либо он прикончит меня.

Атмосфера в комнате для инструктажа наэлектризовалась. Воздух затянуло дымом бесчисленных сигарет. Никогда еще люди не дымили так сильно. Моррис, стоявший рядом с Уильямсом, выглядел так, словно его внезапно и грубо разбудили. Вряд ли он согласился бы лететь, если бы знал, чем все обернется. Не стоило слишком часто испытывать судьбу. Он выглядел глубоко возмущенным, как человек, обманутый в своих лучших предположениях. Однако он не изменил своего решения. Эскадрилья нуждалась в нем, и этого было достаточно.

В Вике царила примерно такая же атмосфера. Эскадрилья имела своим командиром одного из самых опытных пилотов торпедоносцев. У нее был хороший командир, за которым люди охотно пойдут.

Важной частью операции был разведчик—«Бофайтер», который должен был найти врага и сообщить его координаты, курс и скорость. Если «Принц Ойген» попытается выкинуть какой—нибудь трюк, ударное соединение будет вовремя предупреждено и изменит курс. Но когда немецкая эскадра была замечена, она шла на юго—восток и уже находилась в 15 милях от Эгерсунда. Несмотря на временную корму, «Принц Ойген» развил высокую скорость — гораздо больше, чем считали возможным англичане. Каждый командир знал, что наступила критическая фаза.

Прежде чем передать радиограмму, «Бофайтер» был атакован «Мессерами». Это же предстояло и торпедоносцам. Разведчик отбил атаку и передал сообщение. Однако указанная позиция находилась гораздо южнее, чем предполагалось, поэтому сообщение тщательно проверили, прежде чем передать ударным группировкам. Еще больше положение запутала ошибка при передаче сообщения береговой радиостанцией торпедоносцам. Было искажено время передачи, и оказалось, что «Принц Ойген» еще находится севернее острова Эгеро. На самом деле вражеская эскадра несколько часов шла вдоль побережья Норвегии, потом повернула прямо на восток, чтобы пройти Скагеррак около 20.00. Это произошло за несколько минут до того, как торпедоносцы получили ошибочное сообщение.

Ошибка в указании позиции противника мало что значила для 42–й эскадрильи. Она уже находилась южнее Мандаля и повернула на северо—восток. Они как раз достигли побережья Норвегии, когда пришло сообщение. Летчики приготовились к долгому путешествию вдоль берега и тут же заметили «Принца Ойгена» всего в нескольких милях правее себя. Они были просто вынуждены его заметить.

Голубое небо и освещенные солнцем волны сопровождали их все время полета через Северное море. Но теперь солнце садилось и гряда тускло серых облаков затянула гористое побережье. Видимость была великолепной, воздух чистым, небо достаточно ясным. В 20.15 экипажи головной волны заметили германские корабли в 6 или 7 милях справа по борту.

— Что это там? Похоже на какие—то корабли.

— Там их несколько. Три, четыре, пять. Впереди два эсминца в строе фронта.

— Это же «Ойген».

Уильямс уже повернул на германский крейсер. Но из—за угла, под которым они выходили на корабли противника, Динсдейл и вторая волна были расположены лучше, чтобы начать немедленную атаку. Динсдейл уже находился по носу у противника, а Уильямсу требовалось время на маневры. Когда Уильямс повернул, чтобы атаковать с кормы, Динсдейл уже лег на боевой курс. Он не мог задерживать атаку. Германский самолет—разведчик заметил их, и несколько Ме–109 направлялись к торпедоносцам. Если он будет лететь прежним курсом, то налетит прямо на них.

2 эсминца сопровождения находились примерно в миле впереди крейсера, третий шел справа на расстоянии не более 200–300 ярдов. Четвертый эсминец шел в миле за кормой. Динсдейл решил проскочить позади первых двух эсминцев и перед третьим. Торпеду он предполагал сбросить с расстояния 500 ярдов, прежде чем наскочит на третий эсминец, потом следовало отвернуть вправо подальше от крейсера и ближайшего эсминца, хотя это приводило его под огонь головных эсминцев. Все, что ему оставалось — сохранять прежний курс.

Слева от Динсдейла летел Никол, а справа — Уайтсайд. Позади находились Питт, Керр и Дьюхерст. Керр и Дьюхерст вместе с Динсдейлом атаковали «Шарнхорст» три месяца назад. Питт участвовал и в той атаке, и в первой атаке «Лютцова». Он дольше всех служил в эскадрилье, если не считать Динсдейла.

Впереди виднелись германские корабли. Расстояние между ними и берегом едва позволяло видеть их силуэты. Вражеские истребители метались взад и вперед над целью. Через несколько мгновений 8" орудия «Ойгена» выплюнули чудовищные языки пламени. Исполинские столбы воды выросли перед торпедоносцами, показывая, что немцы стреляют точно. Плотные черные и белые клубки испещрили небо в смертельно опасной близости от самолетов. Орудия 3 головных эсминцев начали нащупывать цель.

Перед ними промелькнули силуэты «Бофайтеров», помчавшихся вперед. Как пловцы, рассекающие волны, они обрушились на головной эсминец. Огнем своих пушек они старались подавить зенитки противника и убрать эти ужасные клубки дыма. Потом один из головных эсминцев начал ставить дымовую завесу. Дым поплыл над водой перед ними. Один из «Бофайтеров» пролетел вдоль палубы эсминца прямо перед «Бофортами», поливая противника градом пуль. Динсдейл, над которым уже висели 2 Me–109, оказался на расстоянии 2000 ярдов от «Принца Ойгена» и сбросил свою торпеду. Почти немедленно крейсер начал поворачивать влево, на север, в направлении берега. Когда Динсдейл отвернул вправо, он увидел в 500 футах над собой германские истребители, однако они не атаковали. Уайтсайд сбросил свою торпеду и сейчас шел сразу позади ведущего. Никол продолжал идти на крейсер. Поворот «Ойгена» сбил его с толку, и он не знал, попадет ли торпеда. Поэтому Никол решил выжидать со сбросом торпеды до последнего момента.

— Не медли! Бросай ее! Динсдейл свою сбросил!

В голосе штурмана смешивались волнение и дурные предчувствия. Никол летел прежним курсом прямо на крейсер, скользя над водой. Он проскочил в 100 ярдах впереди эсминца. Все орудия крейсера палили по нему в упор. Позади крейсера начали стрелять береговые батареи.

— Сбрасывай ее! — голос штурмана начал срываться. — Сбрасывай! — И наконец со спокойствием отчаяния: — Хорошо! Сбросим перед тем, как врезаться в него!

Никол уже находился в 1000 ярдов от германского крейсера и не более чем в 600 ярдах от ближайшего эсминца. Он вел самолет прямо. Слева с носа на него заходил Me–109. Но выполнить маневр уклонения значило просто выбросить торпеду на ветер. Когда он сбрасывал торпеду в уходящий крейсер, над головой засверкали трассы германского истребителя.

Теперь ему следовало повернуть вправо и догонять Динсдейла. Однако он хотел положить самолет на крыло и удрать как можно быстрее. Так как пилот «Бофорта» сидит ближе к левому борту, то и поворачивать влево гораздо легче. Никол повернул влево всего в четверти мили от эсминца. Когда он сделал это, сверху проскочил «Мессер». Глядя вниз, он увидел горящий на воде самолет.

Вторую волну возглавлял Чарли Питт. Все 3 самолета держались достаточно близко к Динсдейлу, но у истребителей оказалось достаточно времени, чтобы развернуться и атаковать по новой. Снаряды тяжелых и легких зениток рвались вокруг них. Торпедоносцы уклонялись, как могли, пока не оказались в миле от цели. Их строй атаковали 4 Me–109. Керр, находившийся слева от Питта, прямо на пути атакующих, круто повернул влево, и первый истребитель промахнулся. Остальные 3 истребителя разлетелись, как сухие листья. Один атаковал Питта слева, один сзади, третий описал круг и атаковал справа. Венн, хвостовой стрелок, который вытащил двух тонущих голубей из самолета 3 месяца назад, благодаря чему спасли Клиффа, теперь показал, что он и с пулеметами умеет обращаться. Сначала он обстрелял истребитель слева. Он добился нескольких попаданий, и обломки истребителя полетели вниз. Потом он повернул турель на истребитель сзади. Поворот «Бофорта» открыл ему директрису, и Венн дал длинную очередь, снова добившись нескольких попаданий. Истребитель отвалил. Третий истребитель уклонился. Теперь перед тремя «Бофортами» оказался «Принц Ойген», поворачивающий влево. Но как раз когда они сбрасывали торпеды, крейсер повернул вправо и направился на восток. Когда звено, сбросив торпеды, повернуло вправо, стрелки увидели в море 3 горящих самолета.

Атака германских истребителей была плохо скоординирована. Ей не хватило настойчивости. Однако она вынудила большинство самолетов Динсдейла сбросить торпеды преждевременно. С эсминцев валил дым, однако зенитный огонь был по—прежнему плотным. Германские истребители продолжали кружить рядом, и хотя все самолеты этой волны благополучно улетели, ни один экипаж не был уверен в результатах своей атаки.

Первая волна оторвалась от второй, когда та сбрасывала торпеды. Самолеты Уильямса должны были описать круг, чтобы выйти под корму крейсеру, и пройти мимо замыкающего эсминца. Эта волна непроизвольно выстроилась в одну шеренгу. Крайним левым оказался канадец Ральф Маннинг, который на день опоздал к атаке брестской эскадры. За ним шли Бирчли, Уильямс, Арчер, МакКерн (еще один австралиец), крайним правым был Оутон. Для них атака была еще более трудной, так как «Принц Ойген» маневрировал, чтобы уклониться от торпед группы Динсдейла.

Заметив противника, все 6 самолетов круто повернули и через минуту уже оказались над кильватерной струей «Принца Ойгена». Они развернулись в линию для атаки, в указанном выше порядке. «Бофайтеры» впереди вели огонь, вызвав бурную радость экипажей «Бофортов», так как они отвлекли эсминцы сопровождения. Летчики торпедоносцев до глубины души прочувствовали силу товарищества. Это было совершенно новое ощущение. Когда самолет на высоте 60 футов над водой мчится на корабль противника, наступают минуты предельной опасности, для кого—то эти минуты могут стать последними, и в такие моменты люди все ощущают особенно остро. Наверняка за всю войну они не испытывали такой смертельной опасности и такого бурного восторга.

Когда Уильямс впервые заметил «Принца Ойгена», тот двигался прямо на восток, пересекая курс «Бофортов». Когда первое звено волны Динсдейла сбросило торпеды, крейсер повернул влево, потом вправо, чтобы уклониться от второго звена, что снова вернуло его на курс Ost, но уже на четверть мили ближе к берегу. Уильямс, решивший атаковать с кормы, теперь выполнял атаку со стороны заходящего солнца.

В небе завязалась невообразимая свалка — «Бофорты», «Бленхеймы», «Бофайтеры», Ме–109 и Ме–110, как светлячки, метались между разноцветными облачками разрывов. Дымовая завеса эсминцев частично укрыла главную цель. Зенитный огонь с этого направления был особенно плотным. Все орудия развернулись против них — от самых тяжелых главного калибра до пулеметов. Когда расстояние сократилось, и торпедоносцы оказались ближе к берегу, снова открыли огонь береговые батареи. До цели оставалось 2 мили, когда первый самолет получил попадание. Маннинг увидел германский истребитель, заходящий на него слева. Маннинг повернул на него. Встретить противника лицом было совершенно инстинктивным поступком. Он превосходно понимал разницу между своими 2 пулеметами и пушками немца. Германский пилот отвернул вправо, возможно, он по ошибке принял «Бофорт» за «Бофайтер». На одно мгновение германский истребитель отдался на милость Маннинга, мелькнув у него на прицеле. Тот нажал гашетку, и ответом стала ужасная тишина. В возбуждении Маннинг забыл снять пулеметы с предохранителя.

Маннинг повернул торпедоносец на прежний курс. Голубые и серые очертания «Принца Ойгена» начали расти впереди, как на волшебной картине. Норвежский берег находился совсем рядом. Он видел истребитель, взлетевший с аэродрома Листера. Тот набирал высоту, еще не убрав шасси. Может ли быть более ненавистное зрелище для пилота торпедоносца?

Огонь зениток оказался слишком плотным для истребителей. Они могли слышать разрывы снарядов. Стрелки торпедоносцев напрасно пытались найти цели. Маннинг обнаружил, что он заходит на германский крейсер с правой раковины, но в одиночку.

Под ним на воде виднелись 3 ярко горящие масляные пятна. Стычка Маннинга с «Мессером» спасла его. Это были 3 соседних самолета. Бирчли, Уильямс и Арчер стали жертвами зениток крейсера.

МакКерн и Оутон атаковали самостоятельно. Маннинг оказался дальше всех, и теперь был полон решимости подобраться поближе. «Ойген» продолжал маневрировать. Он снова повернул вправо и теперь шел на юго—восток. Маннинг вышел в атаку с кормы справа, и торпеде предстояло догонять крейсер. Поэтому следовало сбрасывать ее с расстояния менее 1000 ярдов.

Пока было возможно, Маннинг маневрировал. Затем он повел самолет прямо на цель, пока «Принц Ойген» не вырос над ним подобно башне. Штурман сообщал расстояние. Когда до крейсера осталось 800 ярдов, Маннинг нажал на спуск. Последовали томительные 2 секунды, пока тяги не освободят торпеду. Маннинг уже приготовился заложить вираж, когда внизу грохнул глухой удар, и правая педаль с неожиданной силой сбросила ногу летчика. Самолет резко накренился и попытался нырнуть носом.

Снаряд с «Принца Ойгена» попал в фюзеляж прямо под хвостовым оперением и перебил тяги рулей направления, высоты и триммера с одной стороны. Самолет резко клюнул носом и пошел вправо. Первой мыслью Маннинга было, что разбит мотор. Он лихорадочно пытался выровнять самолет, но ручка безвольно болталась, никак не реагируя на его усилия. Единственным способом прекратить снижение оказалось держать левое крыло внизу. Это трудно представить, но самолет продолжал лететь.

Все это заняло секунду или две. «Бофорт» продолжал нестись на крейсер на высоте 50 футов. Когда Маннинг поднял голову, прямо перед ним оказался правый борт «Принца Ойгена». Справа находился эсминец, не так близко, как крейсер, но и не дальше 200 ярдов. Зеленые трассы зенитных автоматов пролетали над и под «Бофортом» с обеих сторон. Пойманный между двух огней, Маннинг успел сообразить, что крейсер и эсминец в итоге обстреливают друг друга. Он не рисковал маневрировать, так как самолет еле держался в воздухе, однако больше не получил ни одной дырочки. Летящий над самой водой «Бофорт» не такая легкая цель, как может показаться на первый взгляд.

Каким—то чудом торпедоносец выскочил из зоны сосредоточенного зенитного огня. Иногда рядом с самолетом поднимались пенные фонтаны, показывающие, что тяжелые орудия «Ойгена» продолжают стрелять по нему. Методом проб и ошибок Маннинг обнаружил, что может удержать самолет на приличной высоте, дав полный газ одному мотору и приглушив второй.

В это время он летел более или менее параллельно курсу «Принца Ойгена» в направлении на восток, все дальше и дальше от своей базы. Но теперь Маннинг уже немного мог управлять самолетом. Он сначала повернул на юг, вышел из района боя, а потом направился на запад, на базу.

Через несколько минут они потеряли из виду германскую эскадру. Однако самолет все еще находился в пределах досягаемости германских истребителей. Когда кучка угольков, на которую сейчас походила германская эскадра, уже почти растаяла в море, сзади появились 3 Me–109. Маннинг по—прежнему держал избитый «Бофорт» у самой воды. Это было самое удачное место, если хочешь остаться незамеченным. Однако на переваливающемся, как утка, самолете нельзя было выполнять никакие маневры. И тогда 3 истребителя набросились на них.

Истребители начали поочередно заходить сзади. Здесь они были в безопасности от пулеметов, которые имели механические предохранители, чтобы перевозбужденный или неосторожный хвостовой стрелок не отшиб собственное оперение. Первый истребитель подошел на расстояние 500 ярдов и выпустил светящуюся зеленую трассу, которая опустилась в море, не причинив никакого вреда. Если все будут стрелять, как этот, им не о чем беспокоиться. Но если атака будет выполнена более решительно, у Маннинга почти не останется шансов спастись.

— Парни, подходят «Бофайтеры»! — радостно закричал из свой башни стрелок Осмонд.

Скользя над самой водой, «Бофайтеры» обрушились на второй истребитель, который немедленно прервал атаку. Но оставался еще третий Me–109. Его пилот, возможно, опасаясь, что пойманный «Бофорт» ускользнет, атаковал с короткой дистанции. Маннинг маневрировал, как мог, но на торпедоносец обрушился шквал снарядов. К счастью, большая их часть отскочила от брони турели, не причинив никому вреда. Только стрелок Осмонд был временно оглушен. Нимеровски, ланкаширский еврей, бросил свой бортовой пулемет, вытащил Осмонда из башни и сам сел на его сиденье. Он как раз успел дать длинную очередь, чтобы сорвать новую атаку первого «Мессера». К этому времени Маннинг, держа на запад, уже был достаточно далеко в море. Разочарованные Me–109 повернули назад.

Маннинг знал, что ему исключительно повезло. В Листере находилась школа истребительной авиации, и, судя по всему, германские пилоты были такими же зелеными, как их трассы. Если бы на их месте находились опытные истребители, они бы в момент прикончили подбитый «Бофорт», несмотря на вмешательство «Бофайтеров».

Когда Маннинг прилетел в Льючерс, уже сгущалась темнота и начался дождь. По пути домой он решил, что будет садиться на брюхо. Но теперь, когда путешествие благополучно завершилось, он подумал: а почему бы не попробовать выпустить колесики? Гидравлическая система текла, но закрылки и шасси вышли нормально, и Маннинг начал снижаться. Но снижение скорости и выход закрылков сломали хрупкое равновесие, которое удерживало самолет. Его финальный заход стал серией судорожных перегазовок. В результате Маннинг проскочил две трети полосы, но так еще и не сел. Впереди показалась колючая проволока, окружавшая аэродром, позади нее блестела река. Маннинг убрал шасси. Самолет плюхнулся на землю, пропахал 40 ярдов и остановился.

Маннинг, считая, что вернулся последним, не слишком волновался, что заблокировал полосу. В любом случае это было неизбежно. Но в Льючерсе еще ожидали хоть каких—то известий об Уильямсе, Бирчли и Арчере. Маннинг сбросил свою торпеду с самого маленького расстояния, привел назад тяжело поврежденный самолет, покрыв 300 миль над волнами Северного моря, и успешно посадил его. А в награду получил мощный фитиль от начальника аэродрома. Чем он думал, когда садился? Или он решил, что является единственным пилотом эскадрильи? Хладнокровный канадец заподозрил, что это не было уж СОВСЕМ несправедливо, и потому воспринял нагоняй спокойно.

А что с остальными самолетами этой волны? Оутон и МакКерн, шедшие на правом фланге шеренги, сбросили торпеды почти одновременно. Они оценили дистанцию как 1200 ярдов, и оба после этого были атакованы. Оутон летел прямо, пока не удостоверился, что торпеда пошла нормально. Когда он поворачивал вправо, его бортовой стрелок Блейден опустошил магазин своего пулемета на палубу крейсера. Через мгновение он пожалел об этом, так как спокойный голос из пулеметной башни сообщил:

— Пара 109–х позади нас. Прямо за килем.

Блейден судорожно вырвал пустой магазин, схватил новый и принялся заталкивать в гнездо. Теперь он был готов ко всему.

— Смотрите! Истребитель заходит прямо спереди!

Блейден высунул голову в окно с левого борта, ничего не увидел, бросился к правому борту, схватив этот пулемет. Мимо промелькнула красная трасса: ниже, выше, прямо сквозь правое крыло, буквально в паре дюймов от его носа. Затем появился сам истребитель. Высокая скорость сближения сделала прицеливание невозможным. Блейден выпустил очередь вслед ему, но истребитель уже скрылся.

МакКерн, следовавший за Оутоном, был атакован тем же истребителем. Пока истребитель приближался, хвостовой стрелок торпедоносца выпустил длинную очередь, зажигательные и трассирующие пули вперемешку.

— Я попал! Он сбит!

Me–109 потерял управление и посыпался вниз, но в считанных дюймах над водой он выровнялся.

Стрелки снова поглядели на германский крейсер, надеясь увидеть признаки попадания. Но «Принц Ойген» мчался полным ходом, абсолютно неуязвимый. Стрелки потрясли головами, не веря увиденному. От такого разочарования можно получить инфаркт.

Теперь эти два самолета направились домой. Вскоре они догнали «Бофайтер», у которого из правого мотора валил дым. Торпедоносцы подлетели поближе. Они ясно увидели пилота, который рукой показывал вниз. Он собирался садиться на воду. Торпедоносцы начали кружить на месте, дожидаясь, что у него выйдет. Посадка была выполнена безукоризненно, но самолет затонул через несколько секунд. Надувная лодка так и не появилась. Пилот и штурман остались болтаться в Северном море в 300 милях от дома.

— Давайте сбросим им лодку, — предложил Оутон.

На «Бофортах» тоже имелась маленькая надувная лодка, и Блейден по сигналу штурмана Спарка выкинул ее за борт. Затем на сцене появился истребитель «Бленхейм». Этот самолет имел собственную надувную лодку, которую экипаж сбросил так здорово, что она упала в паре ярдов от пловцов. Летчики надули лодку и вскарабкались в нее. Блейден отправил радиограмму, указав их координаты. Позднее их подобрал спасательный катер.

А что случилось с Уильямсом, Бирчли и Арчером?

Весь экипаж Арчера погиб. Этот отважный австралиец получил Крест за летные заслуги после атаки «Гнейзенау». Пусть он и спорил со своим командиром, но пошел в бой следом за ним без колебаний. Бирчли был сбит, но его и весь экипаж подобрал германский эсминец. А Уильямс? Оба его стрелка были убиты. Его штурман, Эл Моррис, который в последнюю минуту был выдернут с корабля, уходящего домой в Канаду, позднее умер от ран. Сам Уильямс, человек, который спланировал эту атаку и был полон решимости добиться успеха любой ценой, уцелел. На его долю выпало горькое испытание — потерять весь свой экипаж и оказаться пленником на корабле, который он намеревался уничтожить.

В 18.10 из Вика вылетели 15 самолетов 86–й эскадрильи в сопровождении 4 «Бофайтеров» и 12 горизонтальных бомбардировщиков «Хадсон». Они должны были выйти к берегу возле острова Эгеро, а потом повернуть на юг, чтобы образовать северную половину клещей. Вскоре после взлета один из «Бофортов» повернул назад из—за неполадок в моторе, но остальные самолеты благополучно прибыли к Эгеро в 20.00. Они уже собирались повернуть на юг, когда пришло неправильное сообщение о положении германской эскадры, якобы находящейся к северу от них. «Бофорты» пересекали Северное море на высоте 500 футов, но на подходах к берегу снизились до 50 футов. Такой маневр помогал избежать обнаружения, но одновременно не позволял и самим самолетам заметить находящегося вдали противника. В результате Хайд повел соединение на север. Летящие на высоте 13000 футов «Хадсоны» заметили германскую эскадру на юго—востоке, однако они не могли связаться с «Бофортами» или «Бофайтерами». «Хадсоны» отбомбились по противнику, потеряв один самолет, и вернулись на базу. А в это время Хайд со своими торпедоносцами летел в направлении Ставангера, удаляясь от противника.

В Ставангере базировались германские истребители. Эти пилоты не были такими же зелеными, как в Листере. Хайд и его соединение сначала заметили 3 Me–110, которые держались поодаль и не атаковали. На подходах к Ставангеру эта эскадрилья стала второй, которой выпало удовольствие увидеть взлет вражеских истребителей. Сарен, стрелок Хайда, все видел в деталях. Эскадрилья летела за ними в четком строю. Но атаки Me–109 постепенно развалили строй. Хайд еще несколько минут держал курс на север, решив лететь, пока не увидит «Принца Ойгена». Однако атакованные «Бофорты» один за другим сбрасывали свои торпеды. Me–109 атаковали решительно и безжалостно. Стрелки «Бофортов» отвечали яростным огнем из хвостовых турелей и бортовых пулеметов. Их стрельба была вполне эффективной. 4 «Бофайтера» в свою очередь атаковали «Мессеров». 5 германских истребителей, объятых пламенем, упали в море. В конце концов эскадрилья была окончательно дезорганизована. Хайд попытался собрать самолеты вокруг себя, повернув на юг, прочь от Ставангера. Некоторые не смогли последовать за командиром. Хайд знал, что кое—кого из них сбили. Он видел самолет, который разбился прямо под ним, остальные падали, потеряв управление. Только по возвращению назад удалось подсчитать потери. Вернулись всего 10 «Бофортов». Для 3 экипажей из 4 сбитых это был первый вылет.

Уцелевшие приземлились, разочарованные и взбешенные. Они слышали, что 42–я эскадрилья выполнила атаку. Они слышали, что «Ойген» получил несколько попаданий. Но им не сказали о неточной радиограмме. Им так и не удалось преодолеть комплекс неполноценности. Пилоты 86–й эскадрильи остались убеждены, что их использовали в качестве приманки, чтобы отвлечь вражеские истребители и позволить 42–й эскадрилье атаковать без помех. Такая мысль казалась чудовищной и невыносимой. Однако при отсутствии других объяснений вся эскадрилья в это поверила. Таков бумеранг излишней секретности.

После атаки неповрежденный «Принц Ойген» вошел в Скагеррак, обогнул Скаген, спокойно прошел Каттегат и Большой Бельт и 18 мая в 21.15 благополучно прибыл в Киль. В очередной раз, встретив сильное истребительное прикрытие и плотный зенитный огонь, «Бофорты» не смогли причинить серьезных повреждений цели.

Это была последняя операция торпедоносцев «Бофорт» в Соединенном Королевстве. 22–я эскадрилья была отправлена на Дальний Восток 4 месяца назад. 217–я эскадрилья улетела на Мальту, а через несколько недель за ней последовала 86–я эскадрилья. К сражению у Эль Аламейна на Средиземном море оказалась и 42–я эскадрилья. Они сыграли важную роль в последующих боях.

Однако атака «Принца Ойгена» стала поворотным пунктом в действиях торпедоносцев. В первый раз «Бофорты» действовали совместно с группой отвлечения, составленной из бомбардировщиков, вместе с истребительным прикрытием и штурмовиками для подавления зениток. Взаимодействие оказалось скверным, а результаты — катастрофическими. Но болезненный урок запомнился, хотя цена была высокой.

На Мальте торпедоносцы впервые были использованы правильно. Атака «Принца Ойгена» стала зернышком, из которого несколько лет спустя выросли мощные атаки крупных ударных групп.

Глава 8 Торпеды на Средиземном море

Кампании в Западной Пустыне начались зимой 1940 года, когда крошечная армия Уэйвелла — всего 20000 человек — погнала итальянцев назад, захватив Бенгази. Это была наша первая победа. Но мы не смогли использовать наше первоначальное преимущество из—за того, что противник мог легко обеспечить работу своих морских коммуникаций в отличие от нас. Нам приходилось доставлять свои припасы вокруг мыса Доброй Надежды в Египет и потом везти их через Пустыню. В это время противник контролировал центральное Средиземноморье, и мы не могли помешать ему доставлять свои грузы в Триполи и другие порты Северной Африки. С самого начала стало ясно, что добиться решительной победы на суше можно, только выиграв битву за обладание Средиземным морем.

Только торговые суда могли перевозить требующиеся грузы. Защита этих судов стала серьезной проблемой. Даже самые мощные флотские соединения становились крайне уязвимы в море, зажатом со всех сторон сушей. После поражения итальянцев в бою у Матапана вопрос о господстве на Средиземном море превратился в вопрос о господстве в воздухе.

Весной 1941 года положение англичан стремительно ухудшалось. Войска Оси захватили Грецию и Крит, англичане отступили из Западной Пустыни к границам Египта. Ранее мы могли проводить конвои из Александрии на Мальту.

Но когда резко усилилась вражеская авиация в Греции, на Крите, в Сицилии и Киренаике, походы на Мальту стали гораздо более редкими и в конце концов прекратились вообще. Наши судоходные маршруты в Восточном Средиземноморье оказались под угрозой со стороны вражеской авиации. И что еще хуже — противник получил более короткие и лучше защищенные коммуникации, ведущие в Африку. Теперь он мог легко доставлять припасы и подкрепления войскам, угрожающим Египту.

В боку у противника осталась только одна заноза — Мальта. Наверное, сам Бог кинул этот остров в Средиземное море на благо англичанам. Все морские коммуникации Роммеля находились в пределах досягаемости самолетов среднего радиуса действия, базирующихся на Мальте.

Но в 1940 и 1941 годах подходящих самолетов просто не имелось. И все же с началом военных действий на Средиземном море Мальта доказала свое стратегическое значение. Эта база находилась в узловой точке всех судоходных маршрутов Оси. Ее бомбардировщики могли наносить удары по Триполи и Неаполю. Самолеты—разведчики могли следить за главными итальянскими портами, находить и преследовать вражеские конвои. Их донесения стали основой успешных действий ударных самолетов с Мальты.

Кроме фактически потопленных судов, угроза с Мальты вынуждала конвои противника следовать в Триполи, делая большой круг, чтобы избежать обнаружения. Это почти удваивало протяженность маршрута и значительно увеличивало опасность атак подводных лодок. Переходы отнимали гораздо больше времени, хотя ни лишним временем, ни лишним тоннажем противник не располагал. Кроме того, вражеские суда расходовали значительно больше топлива, которого итальянцам уже не хватало. Таким образом наступательные возможности войск Оси в Северной Африке сокращались, а транспортный флот испытывал постоянное напряжение.

В результате совместных усилий, особенно летом и осенью 1941 года, Роммель начал испытывать серьезные проблемы со снабжение. «Бленхеймы» днем, «Суордфиши» и «Альбакоры» ВСФ ночью, а также подводные лодки наносили тяжелые удары. В ноябре 1941 года Окинлек начал свое наступление в ходе операции «Крусейдер», и к январю 1942 года Роммель откатился к Эль Агейле, практически не имея ни продовольствия, ни топлива, ни боеприпасов.

Угроза со стороны Мальты стала настолько серьезна, что немцы были вынуждены признать ее. В декабре 1941 года они перебросили в Сицилию 400 самолетов под командованием Кессельринга. Это соединение состояло из частей, отозванных с русского фронта, плюс часть сил — с Западного. Таким образом было собрано около 600 самолетов. Имея эти самолеты, Кессельринг намеревался ликвидировать Мальту как военно—морскую и авиационную базу, уничтожив все военные сооружения, прежде всего аэродромы. Это избавило бы морские коммуникации от угрозы воздушных атак.

5 января конвой благополучно доставил в Триполи 55 танков, 20 бронетранспортеров, противотанковые орудия и массу различных грузов. Для Роммеля это было равнозначно выигрышу сражения, хотя ему по—прежнему многого не хватало, прежде всего топлива. Однако он немедленно начал планировать новое наступление. 21 января Роммель провел разведку боем, хотя так и не решил проблему снабжения. Это была отчаянная затея. Его войска имели продовольствия всего на 3 дня, а Люфтваффе через 5 дней были бы прикованы к земле из—за отсутствия топлива. Африканский Корпус после этого полностью лишился бы воздушной поддержки. Но положение англичан было немногим легче. Линии снабжения были растянуты до предела. Мы захватили Бенгази, но не смогли использовать этот важнейший порт, так как его сооружения были уничтожены, а гавань забита потопленными судами. Германская разведка боем захватила нас врасплох. Роммель смог развить наступление, используя захваченные британские припасы.

В феврале Роммель отбил Газалу, расположенную в нескольких милях к западу от Тобрука. Однако, чтобы удержать захваченное и подготовить наступление на Египет, ему следовало полностью обезопасить свои коммуникации. По мере наступления немцев ВВС Западной Пустыни отходили назад, и в результате немецкие коммуникации оказались вне пределов досягаемости самолетов с египетских аэродромов. Таким образом Роммель начал всерьез угрожать полностью захватить Средиземноморье — за исключением Мальты, которая оставалась у него бельмом на глазу. Поэтому он потребовал уничтожить Мальту.

Англичане по—прежнему стремились использовать остров для нанесения ударов по итальянским судам. Однако выполнять эту задачу становилось все труднее, так как противник непрерывно наносил удары по аэродромам. Кроме этого, вражеские истребители постоянно патрулировали вокруг Мальты. На берегах Сицилии были установлены новые мощные радары. На островных аэродромах полетам часто мешала скверная погода. Таков был неполный список помех. Налеты вражеской авиации в феврале стали настолько мощными, что пришлось отвести «Веллингтоны» и «Бленхеймы» на аэродромы Среднего Востока, и атаки вражеского судоходства практически прекратились.

В конце 1941 года началась отправка «Бофортов» из Англии на заморские театры. Несмотря на потери во время перелетов, их количество на Среднем Востоке постоянно росло. Здесь в Александрии была создана Группа взаимодействия с флотом, и только что сформированная 39–я эскадрилья «Бофортов» была передана ей. Через несколько месяцев слава этой эскадрильи затмила все остальные, даже знаменитую 22–ю эскадрилью.

Когда 21 января Роммель начал свою разведку боем под Эль Агейлой, наши самолеты—разведчики получили приказ усилить наблюдение за морем. По некоторым признакам, в Триполи должен был отправиться большой конвой, чтобы облегчить положение Роммеля со снабжением. Противник поступил именно так, как и предполагалось. Это позволило 39–й эскадрилье продемонстрировать свое умение.

Утром 23 января был обнаружен большой конвой, состоящий примерно из 20 судов. Итальянцы пошли на беспрецедентные меры, чтобы защитить его: в состав эскорта вошли даже линкоры и крейсера, не считая эсминцев. Самым большим из транспортов был 14000–тонный «Виктория», который Чиано в своих дневниках называет «жемчужиной итальянского торгового флота». В Бенгази было собрано большое ударное соединение «Бленхеймов» и «Альбакоров». В атаке должны были участвовать «Альбакоры» с Мальты. В состав ударной группы в Бенгази были включены 3 «Бофорта» из новой 39–й эскадрильи. Это была первая торпедная атака «Бофортов» на Средиземном море. Их пилотировали Тэйлор, Грант и Джепсон. Несмотря на плотный зенитный огонь, они атаковали «Викторию» и сбросили свои торпеды на расстоянии 1500 ярдов. Транспорт был поврежден, и позднее его добили «Альбакоры». Вместе с кораблем на дно пошли все грузы и 300 из 400 солдат, находившихся у него на борту.

Однако остальные суда конвоя дошли до цели. В следующие недели это же удалось еще нескольким конвоям. Регулярный беспрепятственный проход вражеских конвоев стал тревожным признаком. Больше всего это волновало молодого майора авиации, только что прибывшего на Средний Восток и уже смозолившего себе пятки в каирских штабах. Улетая на Средний Восток, этот молодой офицер сумел вырвать у одного из высших чинов министерства авиации обещание, что его назначат командиром эскадрильи «Бофортов». Однако очень многие прибывали туда с подобными рассказами, и наш офицер ничем не мог подтвердить свои слова. Его определили на штабную работу. В 39–й эскадрилье не было вакансий, и она тоже пролетела мимо него. Однако наш молодец быстро заставил штабистов пожалеть о своем решении, и они с радостью постарались от него избавиться. Этого офицера звали Пэт Гиббс.

Воздушное наступление на Мальту достигло своего пика в апреле 1942 года. Истории о том, как «Харрикейны» сражались с бесчисленными волнами вражеских истребителей и бомбардировщиков, или о том, как «Спитфайры» взлетали с авианосцев и тут же вступали в бой, рассказы о нечеловеческих усилиях наземного персонала стали легендой. Более 1000 германских самолетов было сбито и повреждено над островом, и Мальта выжила.

В разгар воздушного блица противник решил, что ситуация совершенно безопасна и можно провести большой конвой в Бенгази прямо под берегом Мальты. На Мальте не осталось ударных самолетов, а конвой шел вне пределов досягаемости «Бофортов» из Египта, если считать с обратным полетом. Однако «Бофорты» могли атаковать конвой, а после этого сесть на Мальте.

Сам конвой состоял из 4 больших транспортов в сопровождении 5 эсминцев и 2 кораблей ПВО. Это была цель, которая оправдывала двойной риск для «Бофортов» — со стороны сил сопровождения конвоя и со стороны Me–109, круживших над Мальтой.

В это время 22–я эскадрилья, направлявшаяся на Дальний Восток, находилась в Египте. 39–й эскадрилье не хватало самолетов и опытных экипажей, поэтому 22–ю эскадрилью растаскали по кускам. Она уже провела несколько мелких атак вместе с 39 эскадрильей. А теперь ее задержали еще на несколько дней, чтобы она смогла участвовать в новой операции.

13 апреля пришел приказ приготовиться к операции. Было решено послать 10 самолетов. Один стартовал рано утром, чтобы обнаружить конвой с помощью радара и сообщить его координаты. 3 звена должны были находиться в готовности в Бу Амаде, на передовом аэродроме возле Тобрука, и дожидаться новостей. Пилотом разведчика был летчик 22–й эскадрильи Хауройд. В операции участвовали еще 2 экипажа этой эскадрильи. Белфилд, как и Хауройд, воевал уже 9 месяцев в составе этой части. Ударную группу возглавлял другой пилот 22–й эскадрильи, австралиец Джонни Лэндер.

Самолет Хауройда взлетел 14 апреля в 7.30. Он нашел конвой и передал сообщение по радио. Но когда самолет садился на Мальте, его атаковали Me–109 и обстреляли из пушек. Хауройд благополучно посадил «Бофорт», но уже на земле сам был убит. Его штурман получил тяжелые ранения и позднее умер в госпитале. Это же самое предстояло испытать и остальным экипажам.

Сообщение Хауройда было получено в Бу Амаде, и ударная группа взлетела в 12.00. «Бофорты» сопровождали 4 «Бофайтера», а впереди летел «Мэриленд», который сообщил по радио последние координаты конвоя.

За несколько минут до взлета на самолете Бевериджа, одного из командиров звеньев 39–й эскадрильи, обнаружилась поломка турели. Беверидж решил взять самолет одного из экипажей, участвовавших в операции 2 дня назад. Ровно в поддень ударная группа из 8 самолетов поднялась в воздух. Ведущее вено состояло из 2 самолетов — Лэндер и Белфилд, остальные из 3. Справа от звена Лэндера летели Беверидж, Би и Седдон, а слева — Лининг, Гун и Уэй. Гораздо более скоростные «Бофайтеры» старались удержаться вместе с торпедоносцами. Немного позднее в строй влетел «Мэриленд», обогнал «Бофорты» и установил контакт с конвоем. Он передавал его координаты, пока не был сбит Ju–88 прямо над конвоем.

«Бофорты» прибыли в точку в 70 милях юго—восточнее Мальты. Не обнаружив противника, они правильно предположили, что проскочили мимо, повернули на юго—запад и развернулись в линию, начав поиск. Вскоре кое—кто из летчиков заметил на западе дым. У них не было связи с командиром, и все попытки привлечь его внимание провалились. Два Ju–88, охранявшие конвой, заметили «Бофорты» и подлетели ближе полюбоваться на них, но почему—то не атаковали. Зато «Бофайтеры» сбили один «Юнкерс». Но к этому времени у них начало кончаться топливо, поэтому «Бофайтеры» вышли из строя и направились на Мальту. Лэндер решил атаковать.

К этому времени растрепанная линия торпедоносцев прошла далеко на юго—запад, и впереди показался большой конвой. Лэндер повернул к нему, остальные «Бофорты» последовали за лидером. Конвой все еще находился в пределах действия истребителей с сицилийских аэродромов. Когда торпедоносцы подлетели ближе, они обнаружили 15–20 Ме–109, 6 Ме–110 и несколько Ju–88. Большинство выходящих в атаку «Бофортов» были сами немедленно атакованы.

4 транспорта шли «коробочкой», стараясь уклониться от торпедоносцев. Лэндер повел «Бофорты» на сближение, чтобы быть уверенным в успехе атаки. Лэндер и Белфилд атаковали концевой левый транспорт с правой раковины. Лининг повел свое звено в атаку на это же судно с левого борта. Беверидж атаковал правое концевое судно. Почти все «Бофорты» были атакованы истребителями. Зенитный огонь кораблей был плотным и точным, поэтому летчики имели мало шансов увидеть, как пошли торпеды. На 2 атакованных судах были замечены 3 взрыва, левое судно окуталось дымом, но уточнить результаты оказалось невозможно.

Сразу после сброса торпед Уэй потерял контакт с Линингом и Гучем. Проскочив позади атакованного транспорта, он присоединился к Лэндеру и Белфилду. За ним неотступно гнались Me–109, и когда «Бофорт» Уэя оказался рядом с самолетом командира группы, он был сбит.

Теперь началась отчаянная гонка к Мальте, пока Me–109 не нашли новые жертвы. Все «Бофорты» отчаянно вертелись, чтобы уклониться от истребителей, стараясь в то же самое время держаться как можно теснее. Стрелки непрерывно стреляли из хвостовых пулеметов «Виккерс». Но до Мальты было полчаса полета, а в небе кишели стаи истребителей. Радар на Мальте утверждал, что их было больше сотни.

Самые мощные атаки обрушились на звено Бевериджа. Сам Беверидж был сбит первым. Но с каждым мгновением «Бофорты» приближались к цели, и вскоре на горизонте показался остров. Затем был сбит «Бофорт» Седдона. Он буквально разлетелся на куски, но Седдон сумел посадить развалину на воду примерно в 6 милях от острова. Резиновая лодка была продырявлена, и ее не удалось надуть. 2 члена экипажа были ранены. Один из них, канадец МакГрегор, вызвался проплыть 6 миль до Мальты. За ним последовал Миллер — один из стрелков. На месте остались еще 2 человека: сам Седдон и раненный Киган. Они держались за крыло тонущего «Бофорта» и следили за пловцами.

Тем временем Би сумел прорваться к острову, его самолет видели уже над сушей. Но когда он заходил на посадочную полосу, его атаковали Ме–109, и торпедоносец упал в море. Звено Бевериджа было полностью уничтожено.

Теперь истребители обрушились на ведущие «Бофорты» — Лэндера и Белфилда. Самолет Лэндера получил попадание над хвостовым колесом, была повреждена гидравлическая система. Через несколько секунд последовали новые попадания. На сей раз была снесена обшивка хвоста, остался голый набор. Однако Лэндер сумел выровнять самолет над самой водой. Потом атаковал еще один Me–109. Его снаряды продырявили оба крыла, фонарь кабины был расколот. Масло из гидравлической системы залило весь самолет, покрыв его жирным слоем. Лэндер, чтобы уклониться от новой атаки, резко положил самолет на крыло и зацепил правой консолью за волну. Послышался глухой шлепок, словно гигантское весло ударило по воде, «Бофорт» весь содрогнулся, но удержался в воздухе. Осмотревшись, Лэндер увидел задравшийся вверх кончик крыла. Прямо перед ним находилась Мальта. Он прижимал «Бофорт» к воде, пока перед кабиной не выросли белые скалы. Таким образом он хотел стряхнуть с хвоста преследователей. Но «Мессеры» гнались за ним. Их очереди крошили известняк береговых обрывов. Наконец Лэндер сумел избавиться от погони. Он нашел аэродром и посадил самолет на брюхо на краю посадочной полосы. После этого экипаж бегом бросился в укрытия.

Белфилд пропал. Он до последнего держался вместе с Лэндером, но недалеко от острова был сбит и упал в воду.

Лининг и Гуч, потеряв Уэя при выходе в атаку, каким—то чудом сумели удержаться вместе. Гуч упрямо держался на хвосте командира звена, несмотря на его безумные манеры. Однажды Лининг заложил крутой вираж вправо со снижением к самой воде, чтобы стряхнуть преследующий Ju–88, и пришел в восторг, услышав лаконичное сообщение дисциплинированного стрелка:

— Мистер Гуч все еще здесь.

Самолет Гуча получил несколько пробоин бензобака. Гидравлика тоже пострадала. Тем не менее оба самолета благополучно сели на Мальте.

Беверидж и Би пропали вместе со своими экипажами. Позднее было найдено тело Бевериджа. Уэй был сбит прямо над конвоем. На следующий день был подобран Белфилд со своими людьми, он болтались в резиновой лодке. Остается рассказать, что произошло с Седдоном, сбитым в 6 милях от Мальты.

Когда МакГрегор поплыл на остров, Седдон и Киган остались рядом с самолетом. Они надули свои жилеты и пожелали удачи пловцу. Миллер поплыл следом за МакГрегором, однако они быстро потеряли друг друга.

МакГрегор был сильным мужчиной и хорошим пловцом. Однако он получил пулевую рану в спину и никогда ранее не совершал заплывов на такую дистанцию. Вскоре после того, как он покинул тонущий «Бофорт», МакГрегор понял, что силы оставляют его. На нем были только шорты и майка, но после часа в воде даже они начали тянуть на дно. МакГрегор содрал с себя одежду. Но перед этим он вспомнил, что в кармане шортов лежит египетский фунт. В любом случае МакГрегор оставался истым шотландцем. Прежде чем шорты уплыли, он достал банкнот из кармана и зажал его в кулаке.

МакГрегор плыл час, второй, третий, четвертый, но Мальта все еще оставалась далеко. Он почувствовал, что левая рука немеет. Браслет часов начал казаться ему настоящими кандалами. МакГрегор снял часы и попытался надеть их на правую руку. Но пальцы сами разжались, и часы утонули. Однако египетский фунт он держал крепко.

Последний час его держала на воде только сила воли. МакГрегору потребовалось 5 часов, чтобы достичь острова. После этого он обнаружил, что находится возле мелового обрыва. К счастью, его увидел фермер—мальтиец, и на следующий день прилетел самолет—спасатель. Апрельская ночь холодна, а раненный, измученный и голый МакГрегор провел ее прямо на камнях. Однако в госпитале он быстро поправился, А самое главное — он сохранил свой египетский фунт.

Миллер, который поплыл за ним следом, пропал без вести. Также пропали и Седдон с Киганом. Из 36 членов экипажей 8 «Бофортов» погибли 17. Когда МакГрегор полностью выздоровел, он был переведен на более безопасный самолет — летающую лодку «Сандерленд». Вскоре он погиб во время аварии на взлете. Джонни Лэндер, который возглавлял ударную группу и спасся только чудом, позднее стал командиром 22–й эскадрильи в Бирме. Февральской ночью 1945 года он возвращался на аэродром на джипе после вечеринки. Джип свалился с небольшого мостика и перевернулся. Лэндера придавило рулевым колесом, и он утонул на глубине 6 дюймов.

Лининг оказался единственным пилотом, который на следующий день улетел на своем «Бофорте» обратно в Египет. Его самолет вообще не получил повреждений. Экипаж напрасно пытался найти хоть единственную царапинку. Ничего!

После этих тяжелых потерь 39–я эскадрилья оказалась обескровлена. Вдобавок 22–я эскадрилья улетела в Индию. После гибели Бевериджа оказалась вакантной должность командира звена. Наконец—то настал черед Пэта Гиббса.

Глава 9 Июньский конвой на Мальту

В первой половине мая воздушное наступление против Мальты значительно ослабло. С германской точки зрения следовало высадить десант и захватить остров. Сначала предполагалось, что парашютисты Оси захватят Мальту сразу после апрельского блица, до того, как Роммель начнет последнее наступление с целью выбить англичан из Африки. Если бы такая операция была успешно завершена, она имела бы решающее значение. Однако героическая оборона Крита в мае 1941 года теперь принесла плоды. Немцы не забыли страшных потерь, понесенных там. Насколько дороже им могла обойтись высадка на Мальте! Не следует сомневаться, что высадка значительных сил привела бы к падению Мальты. Однако немцы испугались. Им не хватало уверенности в себе и веры в союзников.

Немцы предложили компромиссный план нейтрализации Мальты. Но это было неверно с военной точки зрения. Мальта могла понести любые потери, но если не будет достигнуто абсолютное господство в воздухе, эти потери могут быть восполнены, и остров восстановит свою мощь. Пока Мальта находится в руках англичан, в Сицилии приходилось держать около 600 самолетов, чтобы нейтрализовать остров. Но Роммель консолидировал свои позиции и сейчас готовил решающий удар. Ему требовалась авиация для поддержки решающего наступления.

Роммель знал, что англичане в свою очередь накапливают силы в Египте. Он рвался поскорее начать последнее наступление, которое приведет его в Каир. И он позволил Мальте нанести удар в спину.

У англичан хватало своих проблем, связанных с Мальтой. Остров удалось защитить от ударов с воздуха, но теперь его следовало перевооружить и восстановить его ударную мощь. Так как немцы захватили Грецию и Крит, риск при проводке конвоя с востока возрастал неизмеримо. Конвой с запада мог встретить почти столько же опасностей. Ожидаемое противодействие было настолько мощным, что лишь самая крупная операция получала шансы на успех. Поэтому было решено в середине июня провести на Мальту 2 конвоя — один из Англии через Гибралтар, второй — из Александрии. Планировалось прибытие конвоев с интервалом 24 часа. Таким образом надеялись вынудить противника разделить свои силы и ослабить его удары.

Стратегические бомбардировки в поддержку запланированной операции начались 24 мая. Самолеты с Мальты атаковали сицилийские аэродромы и порты Неаполь, Мессина, Кальяри и Таранто. Бомбардировщики из Египта атаковали вражеские аэродромы на Крите и в Киренаике сразу перед началом операции и в ходе ее. Было сделано все, чтобы ослабить ударную мощь противника. Но над всей операцией незримо витала тень ужасного чудовища — итальянского флота, встреча с которым привела бы к колоссальному морскому сражению. 2 эскадрильи торпедоносцев «Бофорт» и 6 торпедоносцев «Веллингтон» стояли наготове на случай, если итальянский флот выйдет в море. Для действий в качестве торпедоносцев было переоборудовано совсем немного «Веллингтонов», поэтому ими не укомплектовывали отдельные эскадрильи. Самолеты были слишком тихоходны и уязвимы для дневных атак, однако они были приспособлены для действий ночью при лунном свете или с помощью осветительных ракет. Они несли по 2 торпеды. 217–я эскадрилья «Бофортов» только что прилетела из Англии, чтобы действовать с Мальты. 39–я эскадрилья стояла в готовности в Бу Амаде.

Конвой с запада двигался из Англии через Гибралтар. Он состоял из 4 транспортов в сопровождении военных кораблей. Эскадра прошла Гибралтарский пролив утром 13 июня. В тот же день одна из наших подводных лодок у северо—западного побережья Сицилии заметила вражескую эскадру, вышедшую из Кальяри, Сардиния. Она состояла из 2 крейсеров и 3 эсминцев. Ночью с Мальты вылетела группа из 4 «Веллингтонов», но из—за трудностей с освещением цели они были вынуждены вернуться, не сбросив торпеды. На следующий день самолеты—разведчики обыскали район между Сицилией и Пантеллерией, но никого не обнаружили. Уже в сумерках фоторазведчик «Спитфайр» заметил итальянцев, выходящих из Палермо. К эскадре присоединился еще 1 эсминец. Однако к этому времени конвой из 7 транспортов, который вышел из Александрии 12 июня, попал в опасную зону, где его могли перехватить вышедшие из Таранто главные силы итальянского флота. Поэтому фоторазведчик с 2 крейсеров и 4 эсминцев был перенацелен на район к югу от Таранто. Сам конвой в течение дня уже подвергся южнее Крита в «бомбовой аллее» серии мощных воздушных атак, в ходе которых был потоплен 1 транспорт. Вечером 14 июня «Спитфайр» в 70 милях южнее Таранто обнаружил итальянский флот. Соединение из 2 линкоров типа «Литторио», 4 легких крейсеров и 8 эсминцев направлялось на юг.

Острота ситуации и совсем небольшое время, оставшееся до темноты, заставили англичан отправить с Мальты звено из 4 торпедоносцев «Веллингтон», один из которых имел радар, не дожидаясь новых сообщений о противнике. Неприятель находился примерно в 250 милях южнее Таранто, однако он ставил такие эффективные дымовые завесы, что выйти в атаку сумел только один «Веллингтон». В густом дыму он сбросил 2 торпеды по какому—то крупному кораблю. Мигнула неясная вспышка, но увидеть результаты было невозможно. Остальные 3 торпедоносца вернулись на базу с торпедами.

На рассвете планировалась атака звена «Бофортов» из состава 217–й эскадрильи. Это была уже совсем не та эскадрилья, которая в апреле улетела на север, чтобы принять участие в операциях у побережья Норвегии вместе с 42–й и 86–й эскадрильями. Из тех, кто атаковал «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в Ла Манше, уцелел только Олдридж. Не считая Олдриджа, лишь один человек мог похвастаться боевым опытом — канадец Стивене, ранее летавший в составе 22–й эскадрильи. Командир эскадрильи подполковник авиации Дэвис, как и Уильямс, Клифф и Гиббс, много лет провел в Госпорте и сбросил там немало торпед, но в боях еще не участвовал. Когда 10 июня они прибыли на Средиземное море, имея специальную задачу охотиться за кораблями итальянского флота, базируясь на Мальте, 217–я эскадрилья была не более чем сборищем неопытных новичков. Торпедное оборудование самолетов было снято, чтобы освободить место для дополнительных баков, и за время путешествия пришло в состояние полного хаоса. Только титанические усилия техников на Мальте позволили вернуть 11 самолетам боеспособность буквально за несколько часов до выхода итальянского флота в море.

9 «Бофортов» под командованием подполковника авиации Дэвиса вылетели из Луки 15 июня в 4.15. Экипажи почти не имели опыта ночных полетов, но все, кроме 4, сумели занять свои места в строю, выйдя в точку сбора вблизи острова. После этого самолеты взяли курс прямо на восток, где на расстоянии 200 миль они предполагали найти итальянский флот. 4 экипажа, не прибывшие на рандеву, полетели к цели самостоятельно. Как ни странно, среди них оказались Олдридж и Стивене. Ночь была очень темной, и Олдридж решил не тратить время на поиск эскадрильи и направился прямо к цели. Стивене, который должен был возглавить одно из звеньев, крутился на месте какое—то время, но потом понял, что остальные самолеты его звена потеряли его. В конце концов он тоже повернул на восток, хотя и чуть позже остальных.

Олдридж уже пролетел 200 миль на восток от Мальты, но не обнаружил ни своих самолетов, ни кораблей противника. Он не имел ни малейшего представления — опоздал он или прибыл слишком рано. На самом деле он опередил остальных на несколько минут. Прямо впереди занимался рассвет. Он находился в самом центре Средиземного моря на равном расстоянии от Мальты, Италии, южной Греции, Крита и Киренаики. Сюда же должен был прибыть и итальянский флот. Далеко впереди темнели Греция и Крит, а справа — массивный выступ Киренаики между Тобруком и Бенгази. Чуть левее располагалась главная база итальянского флота Таранто. Оттуда вышел вражеский флот, но прошел ли он эту точку — оставалось только гадать. Темнота немного рассеялась, и если поблизости окажутся корабли, пилот их обязательно заметит.

Олдридж продолжал лететь прямо на восход, хотя мысль, что Таранто остается слева и теперь почти прямо сзади, давила на него. Он обернулся влево и увидел поднимающийся столб дыма. Внезапно Олдридж различил корабли, один за другим они возникали из темноты, сверкая подобно звездам. Он полетел прямо позади них и пересек кильватерную струю всего в 1 или 2 милях за эскадрой.

Какое—то время Олдридж колебался. Если он повернет назад и атакует противника с левого крамбола, то самолет ясно обрисуется на фоне зари. Его и так уже должно быть заметно на розовом фоне. Однако, насколько мог судить пилот, он пока еще остался незамеченным. Почему бы не повторить то, что случилось пару минут назад? Он снова выйдет на эскадру из темноты, но на сей раз уже не случайно, а намеренно.

Олдридж повернул на юг, подальше от противника, потом на запад — к Мальте, пока не оказался западнее цели. После этого Олдридж снова лег на первоначальный курс.

До сих пор он делал все совершенно хладнокровно, словно читал букварь. Просто второй заход на ту же цель…

Олдридж увидел 4 больших корабля в кильватерной колонне, которые опознал как тяжелые крейсера. Он нацелился на головной. Это был тяжелый крейсер «Тренто», который вел флот. Никто не видел торпедоносец.

Рассвет был хмурым. Даже в самолете люди ощущали таинственную тишину и покой мгновения. Самолет вышел в идеальную точку для сброса торпед — 45° справа по носу от цели. Корабли мирно резали волны. Олдридж подошел менее чем на 1000 ярдов к головному крейсеру и сбросил торпеду. Утренняя тишина оставалась нерушимой, и он затаил дыхание.

Он заложив вираж вправо, вслед самолету раздалось несколько беспорядочных выстрелов. Торпеда пошла идеально, и Олдридж знал, что она должна попасть в цель.

С нетерпением он ждал, когда ядовитая стрела поразит крейсер. Наконец корабль содрогнулся, взвился столб воды высотой 50 футов. Вверх поднялись языки пламени, повалил дым. Это послужило маяком для Стивенса, находившегося в 35 милях от места событий. Олдридж еще раз оглядел сцену с чувством удовлетворения и повернул домой.

Атака главных сил эскадрильи началась на пару минут позднее. Дэвис повел звено из 3 самолетов на второй корабль в колонне слева с носа. 2 других самолета атаковали с противоположного борта. Идеальный строй итальянского флота в считанные мгновения превратился в дикий хаос. Корабли описывали беспорядочные круги, рассыпавшись в разные стороны. Их кильватерные струи извивались, как змеи, и пересекали друг друга. Зенитный огонь был достаточно сильным, и несколько самолетов получили попадания.

За этой атакой в перископ следил командир британской подводной лодки. Он замер, как зачарованный, почти забыв об опасности, грозящей ему самому. Однако суматошное маневрирование кораблей и бешеная стрельба сбили прицел неопытным пилотам. Все торпеды прошли мимо.

Чуть позднее на сцене появился Стивене. Основная атака закончилась несколько минут назад, день набрал полную силу. Строй итальянцев был все еще полностью развален, некоторые корабли вели бешеную пальбу из зениток. Небо на высоту до 10000 футов было испещрено разрывами, хотя Стивене не видел даже признаков присутствия горизонтальных бомбардировщиков, которые могли лететь на такой высоте, их ведь и не могло быть здесь.

В качестве цели он выбрал крейсер, оторвавшийся от ядра эскадры. Этот корабль был уже тяжело поврежден Олдриджем. Он стоял, накренившись, и эсминец пытался поставить вокруг него дымовую завесу. Прежде чем Стивене вышел в точку сброса торпеды, он был замечен. Зенитки открыли огонь. Стивенсу показалось, что крейсер дал ход, поэтому он взял упреждение в половину корпуса и сбросил торпеду. Пилот не понял, что «Тренто» стоит на месте; если бы он целил без упреждения, торпеда обязательно попала бы в цель.

Однако в любом случае «Тренто» был обречен. Через несколько минут его добила подводная лодка, следившая за этой атакой.

С точки зрения количества потопленных кораблей атака 217–й эскадрильи имела ограниченный успех. Еще несколько пилотов утверждали, что добились попаданий, однако это было не так. Вдобавок итальянский флот по—прежнему следовал на юг. Если кто—то еще сомневался, поколебалась решимость итальянцев или нет, вскоре все сомнения разрешились. Сразу после атаки итальянский флот повернул на юго—восток. Этот курс через 3 часа должен был привести его на встречу с конвоем, вышедшим из Александрии.

Этот конвой в течение ночи следовал обратным курсом, дожидаясь результатов атаки самолетов с Мальты. После известия об атаке 217–й эскадрильи он снова повернул к Мальте. Однако самолет—разведчик сообщил, что итальянский флот не отреагировал на атаку. Поэтому перед главнокомандующим Средиземноморским флотом всерьез встала перспектива столкновения двух соединений. Конвой получил приказ отвернуть на север и выждать, пока не прояснится ситуация.

За ночь итальянский флот вошел в пределы досягаемости «Бофортов» 39–й эскадрильи из Египта. Соединение американских «Либерейторов» в зоне Суэцкого канала тоже находилось в готовности к атаке. Сначала предполагалось, что «Бофорты» вылетят из Бу Амада. Но 26 мая Роммель возобновил наступление. Он хорошо использовал припасы, подвезенные ему в течение последних 4 месяцев. Бу Амад был захвачен немцами. 39–я эскадрилья была вынуждена отступить к Сиди Баррани. Находясь там, «Бофорты» с трудом могли долететь до места боя и вернуться.

Если бы эскадрилья действовала из Бу Амада, «Бофорты» могли лететь подальше от берегов Киренаики, захваченной врагом. Но теперь им пришлось лететь прямо к цели, проходя в опасной близости к вражеским аэродромам. Они не имели истребительного прикрытия, так как те прикрывали отступающую армию. И все—таки угроза вражеских истребителей оказалась слабее угрозы остаться без топлива. Результаты поражения в Западной Пустыне нарастали, как снежный ком.

12 «Бофортов» вылетели из Сиди Баррани в 6.15. 4 звена по 3 самолета в каждом возглавляли подполковник авиации Мэзон (командир эскадрильи), Гиббс, Тэйлор и Лининг. Для этой операции эскадрилья получила несколько «Бофортов II» с мотором «Твин—Уосп». Однако Мэзон предпочел лететь на старой машине Mark I, руководствуясь принципом, что группу должен вести самый тихоходный самолет. Мэзон и Гиббс возглавляли 2 средних звена, Тэйлор вел правое, а Лининг — левое. Мэзон и Гиббс проинструктировали их.

— Если вы увидите крейсера и эсминцы, игнорируйте их, — говорил Гиббс. — Ищите сундуки. Следуйте за мной.

Мэзон проложил курс в море так далеко, как только мог. Но последние 2 часа они летели в лихорадочном напряжении. Вражеская авиация с аэродромов, находившихся прямо за горизонтом по левому борту, наносила удары по британскому конвою, и вряд ли стоило надеяться, что 12 «Бофортов» проскочат незамеченными.

Они летели на высоте 50 футов вдоль берега мимо Гам—бута, Тобрука, Газалы. Наконец они миновали Дерну — самую северную точку Киренаики. Теперь они удалялись от земли. Вражеские истребители остались позади.

Затем с ними случилось первое несчастье. В нескольких милях позади один из стрелков увидел всплески воды. Он принял их за падающие бомбы. Но поблизости не было кораблей, он не мог различить никаких самолетов, и потому был озадачен. Стрелок вызвал своего пилота.

— Я вижу нечто, что походит на падающие в воду бомбы, в 5 милях позади нас. И ничего больше.

— Раскрой глаза пошире.

Эти всплески не были вызваны бомбами. Соединение из 5 Ме–109 вылетело с аэродрома Дерны, чтобы прикрыть бомбардировщики, которые собирались атаковать британский конвой. Они несли подвесные баки. Как только вражеские пилоты заметили «Бофорты», они сбросили баки и ринулись в погоню.

Германские истребители атаковали с юго—востока. Многие летчики ничего не видели, пока крайний левый «Бофорт» внезапно не разломился надвое. Обе половины полетели в море, причем носовая часть загорелась. Мэзон толкнул сектора газа до упора вперед, но более скоростные «Бофорты II» проскочили мимо, оставив командира группы позади.

Все «Бофорты» отчаянно вертелись, держась в тесном строю. Стрелки открывали огонь по истребителям при первой же возможности. Несколько пулеметов на новых «Бофортах II» заклинило, что напомнило первые атаки «Шарнхорста» Тем не менее, германские пилоты вели себя с большой осторожностью, атакуя только самые крайние «Бофорты». Немцы пикировали сбоку, заходя в хвост торпедоносцу. Именно таким образом был сбит крайний правый «Бофорт». Его пилот, который ранее летал на «Сандерлендах», попросил поставить его на место, где будет больше свободы маневра. Это был его первый вылет с торпедой.

Сам Мэзон обнаружил, что идет предпоследним в растрепанном строю. Честь оказаться замыкающим была предоставлена старшему сержанту Дафферну. Его стрелок сообщил, что сзади заходят 3 истребителя. Дафферн находился недалеко от командира группы. Стрелки открыли огонь по «Мессерам», но пулеметы почти сразу заклинило. Радист выпустил длинную очередь из бортового пулемета, но был тут же ранен ответным огнем, получив множество ран в руки и ноги. 3 истребителя атаковали одновременно: сзади слева, сзади справа и точно сзади. Они держались на расстоянии 800–1000 ярдов вне дальности стрельбы пулеметов «Бофортов». Теперь немцы сменили тактику. Они давали ручку от себя, нажимали гашетку и следили за трассерами. Потом медленно поднимали нос самолета, пока трасса не упиралась в мишень.

Хвостовой стрелок Дафферна сообщал ему положение истребителей и говорил, как идут трассы. Все, что мог сделать Дафферн — сбивать прицел скольжением на крыло. Внезапно его ноги сбросило с педалей, когда прямым попаданием был поврежден руль. Пока неуправляемый самолет мотало вправо и влево, ноги Дафферна просто плясали по кабине. С огромными усилиями он сумел водрузить ноги на педали и восстановил управление. Здесь пилот обнаружил, что рулевые тяги тоже повреждены, и руль откликается, только если вдавить педаль до упора.

Пока самолет мотался, как пьяный, германские истребители тщетно пытались пристреляться. Впрочем, иногда они попадали. Взрывом снаряда рация была выброшена из гнезда, трассеры пронизали гондолы двигателей. Самолет сейчас больше всего напоминал дуршлаг. Ветер пронзительно свистел в пробоинах. Но каким—то чудом моторы работали, и Дафферн летел.

Длинные очереди немцев были эффектны, однако они привели к огромному расходу боеприпасов. Вскоре истребители отвернули прочь. Еще один пилот «Бофорта» был вынужден повернуть к берегу. Он совершил вынужденную посадку позади линии фронта. Еще один или два самолета сбросили торпеды, чтобы удержаться в воздухе. Дафферн на тяжело поврежденном самолете, без пулеметов, без рации, имея раненного стрелка, решил, что продолжать полет не имеет смысла, и повернул назад, в Сиди Баррани. Еще несколько пилотов обнаружили, что израсходовали слишком много бензина, уклоняясь от истребителей, поэтому у них не осталось надежды выполнить атаку и сесть на Мальте. Они тоже повернули назад. Когда Мэзон восстановил порядок, то обнаружил, что группа сократилась с 12 самолетов до 5.

Такое начало операции многих заставило бы повернуть назад. Все оставшиеся страшно беспокоились о своем запасе топлива. Турель на самолете Гиббса вышла из строя. Однако подобная мысль даже не мелькнула ни у кого из летчиков. Они сомкнули строй и продолжили полет.

Вперед вырвался «Мэриленд», чтобы провести разведку и навести «Бофорты» на цель с помощью радара. Радист Мэзона засек передачу на расстоянии 50 миль от группы. Это был хороший знак. В тот же момент в небе появился «Мэриленд» и выпустил ракеты в направлении цели.

Спокойное море буквально вскипело, когда 15" орудия линкоров начали ставить завесу всплесков на пути торпедоносцев. Это была их первая встреча с таким методом защиты, но самолеты продолжали лететь прямо над водой. Итальянские корабли находились почти прямо по курсу, чуть—чуть влево. Впереди строем фронта шли 4 эсминца. В миле позади эсминцев летчики увидели 2 линкора. Они шли кильватером на расстоянии всего в четверть мили друг от друга. Задний линкор был выдвинут чуть вправо.

Сверкающее море внизу было испещрено всплесками, а бледное небо над самолетами запятнали черные кляксы разрывов. Большая часть снарядов взрывалась вверху, на высоте 200 футов. «Бофорты» начали маневр уклонения, сначала вяло, а по мере приближения — все более резко.

Первоначально Мэзон планировал с 6 самолетами атаковать линкоры с правого борта, а Гиббс с 6 остальными самолетами должен был зайти с другой стороны. Теперь с Мэзоном остались 2 самолета, а с Гиббсом — только один. Однако Мэзон решил не менять план атаки.

На расстоянии 5 миль от цели под самолетом Гиббса грохнул сильный разрыв. «Бофорт» подбросило, но Гиббс сразу восстановил управление. Шасси было повреждено, гидросистема изрешечена, но торпеда уцелела. Кресуэлл, штурман Гиббса, приготовился к самому худшему. Он прикрыл каской те анатомические детали, которые были ему особенно дороги. У Кресуэлла уже был весьма неприятный опыт вынужденной посадки в пустыне. Его пилот был убит прямо за штурвалом, и Кресуэллу пришлось стащить его с кресла, чтобы самому взяться за штурвал и посадить самолет на брюхо позади линии фронта. Там его и нашла пехота, которая как раз в это время наступала в ходе операции «Крусейдер».

Мэзон начал отворачивать влево, чтобы обойти эсминцы и атаковать линкоры с правого борта. Гиббс повернул вправо. Но в этот момент головной линкор сам начал поворот. Так как линкор до сих пор шел прямо на Торпедоносцы, любым поворотом он подставлял борт. Поэтому Гиббс и Мэзон немедленно прекратили поворот и легли на прежний курс. Головной линкор медленно повернул вправо. Вскоре пилоты могли видеть весь борт.

Что бы ни планировали итальянцы, атака смешала им карты. Линкоры разделяло менее 40 ярдов. Второй линкор тоже начал поворачивать вправо, но резко переложил руль и круто повернул влево. В какой—то момент показалось, что два огромных корабля столкнутся.

Тем временем Мэзон и Гиббс провели свои звенья мимо эсминцев. Теперь пилотам не требовалось маневрировать. Головной линкор подставил им весь борт. Требовалось только подлететь поближе и сбросить торпеду.

Мэзон и Гиббс использовали представившийся шанс и атаковали головной корабль. Но когда Гиббс уже лег на боевой курс, его самолет и самолет ведомого — австралийца Дика Маршалла — были повреждены зенитным огнем эсминцев. Масло залило пол в самолете Гиббса, а у Маршалла перебило тросы управления рулем, заклинило рули высоты и триммеры, повредило гидравлику. Обоим пилотам пришлось преждевременно сбросить торпеды с расстояния 2000 ярдов. Мэзон увидел, как эти 2 самолета отвернули, и тут же сбросил свою торпеду.

В ходе этой атаки линкоров «Бофорты» сбросили торпеды слишком далеко. Отчасти это объяснялось плотным зенитным огнем, отчасти нехваткой опыта в определении дистанции до цели. Ни одна торпеда не была сброшена с расстояния менее мили. Линкоры ушли.

Все 5 «Бофортов» благополучно завершили атаку и сели на Мальте. Гиббс посадил свой поврежденный торпедоносец на брюхо. Маршалл сумел выпустить шасси, но при посадке самолет занесло, и он врезался в поврежденный «Бофорт» 217–й эскадрильи на краю полосы. Оба самолета загорелись и были уничтожены. Маршалл со своим экипажем спасся.

Если бы количество атакующих самолетов не сократилось более чем в 2 раза, нет никаких сомнений, что 39–я эскадрилья добилась бы попаданий. Впрочем, пилоты заявили, что попадания были. Однако столб дыма над одним из линкоров был результатом попадания 500–фн бомбы с «Либерейтора» незадолго до атаки торпедоносцев.

После посадки летчики отправились отдыхать. Они только что продрались сквозь заслон истребителей, они видели, как горят самолеты их товарищей, они прошли сквозь самый плотный огонь зениток, какой могли вообразить. Некурящий Гиббс теперь одалживал сигарету за сигаретой у своих стрелков. Напряжение спало, и они начали возбужденно говорить. Внезапно летчики обнаружили, что страшно проголодались, а кроме того им требовалось выпить. И только теперь они осознали важность конвоя, проход которого они пытались обеспечить. Вместо обеда им подали вяленое мясо с сухарями, а выпивки не оказалось вообще.

Слежение за вражеским флотом прервалось на 4 часа из—за нехватки самолетов—разведчиков. Это, а также неполные сведения о потерях итальянского флота помешали главнокомандующему Средиземноморским флотом принять решение, может ли конвой спокойно следовать дальше. К полудню конвой еще раз повернул в Александрию, пройдя через «бомбовую аллею» и попав под почти непрерывные воздушные атаки.

В действительности итальянский флот получил не такой уж сильный удар (если не считать удара по его духу). Был потоплен «Тренто» и слегка поврежден «Литторио». Однако, прежде чем в 15.00 самолет—разведчик восстановил контакт с итальянцами, они уже повернули на север и направились в Таранто.

Путь наконец был свободен. Однако не слишком ли поздно для александрийского конвоя поворачивать на Мальту? По словам адмирала Харвуда, это была «золотая возможность» для конвоя. Однако на судах уже начала ощущаться нехватка топлива. Корабли сопровождения почти все время отбивали воздушные атаки, и на них уже начали подходить к концу боеприпасы. Конвой уже не мог еще раз пройти по «бомбовой аллее», не говоря уже о преодолении заслонов на подходах к самой Мальте. Поэтому он был вынужден вернуться в Александрию. Это была разочаровывающая новость. Однако этот конвой оказался полезным в том смысле, что отвлек на себя силы противника, что позволило конвою из Гибралтара двигаться почти без помех.

Однако ударная авиация Мальты еще не закончила разбираться с итальянским флотом. После полудня 217–я эскадрилья снова поднялась в воздух, второй раз за день. Они уже выполнили атаку на рассвете, а теперь собирались атаковать в сумерках. Из—за штурманских ошибок и встречного ветра они не нашли противника в намеченное время. Когда самолеты приблизились к итальянскому флоту, уже стемнело. Экипажи испытывали предельное напряжение, так как они находились в постоянной готовности уже 48 часов. Летчики почти до конца исчерпали свои физические и моральные возможности. Поэтому не удивительно, что они не обнаружили цель.

Однако Мальта еще не закончила. 5 «Веллингтонов», которые так неудачно атаковали прошлой ночью, незадолго до темноты снова вылетели с острова с теми же экипажами. Ведущий самолет был «Вимпи» — прототип «Веллингтона»—торпедоносца, прошедший переоборудование несколько месяцев назад. С него были сняты носовая турель и бортовые пулеметы. Командир группы майор авиации Д.Н. Робинсон уже завершил 2 оперативных цикла на «Веллингтонах». В течение первого он участвовал в ночных бомбардировках Германии в начале войны. Потом он летал в составе 79–й эскадрильи на Среднем Востоке. Он благополучно завершил и этот цикл, а после отпуска был переведен в 38–ю эскадрилью. Здесь, к своему огромному удивлению и радости, Робинсон встретил тот самый «Веллингтон» Т 2831, свой старый верный самолет, на котором он провел сотни часов над Германией, Тобруком и Бенгази. Теперь на этом самолете он вел эскадрилью, чтобы атаковать итальянский флот.

Как и предыдущей ночью, «Вимпи» достаточно легко нашел вражеский флот с помощью радара и выпустил осветительные ракеты, чтобы увидеть цели. Но итальянские корабли поставили эффективные дымовые завесы, которые совершенно их скрыли. Пилотам «Веллингтонов» также помешала низкая облачность, сделавшая атаку еще более трудной. Только один летчик — лейтенант авиации Хоуз — сумел преодолеть эти препятствия. Он летел в полной темноте, когда внезапно обнаружил себя в чистом коридоре. Справа и слева поднимались стены дыма, зато в конце коридора, прямо перед Хоузом оказался корабль. Это был линкор «Литторио».

Хоуз не имел времени на маневры. Он пошел прямо на линкор и почти сразу сбросил торпеды у него слева по носу. Одна из торпед прошла мимо, зато вторая нашла цель. «Литторио», блуждавший вслепую в дыму, был застигнут врасплох. Экипаж узнал о том, что корабль атакован, только по взрыву торпеды. В яркой вспышке итальянцы увидели «Веллингтон», исчезающий в их собственной дымзавесе.

«Литторио» был тяжело поврежден. Эта атака окончательно убедила итальянского адмирала вернуться в порт. Утром вражеский флот снова был обнаружен разведчиком. Итальянцы шли на север. 17 июля разведывательный самолет подтвердил, что противник находится в гавани. Минус потопленный «Тренто» и надолго вышедший из строя «Литторио».

Однако александрийский конвой был вынужден вернуться. Теперь Мальте оставалось только дожидаться конвоя из Гибралтара.

Утром 14 июня самолеты с Сардинии атаковали гибралтарский конвой. Он потерял первый из 6 транспортов. Был также тяжело поврежден крейсер. К вечеру конвой вошел в радиус действия самолетов с Сицилии. Их атаки были отбиты. Но на подходах к узостям между мысом Бон и Сицилией главные силы эскорта повернули назад в Гибралтар, как и предполагалось. Защита конвоя теперь возлагалась на «Бофайтеры» с Мальты и оставшиеся эсминцы.

Вечером «Спитфайр» снова заметил итальянскую эскадру из 2 крейсеров и 2 эсминцев, которую прошлой ночью безуспешно атаковали «Веллингтоны». Она пыталась перехватить конвой. Рано утром 15 июня противники встретились и завязался бой. Торговые суда старались держаться подальше от места боя, но корабли сопровождения получили ряд повреждений, так же, как и один из итальянских эсминцев. В ходе боя транспорты подверглись новой атаке авиации, и было потеряно еще одно судно. Итальянские корабли, хотя их на какое—то время отогнали корабли сопровождения, по—прежнему угрожали транспортам. Поэтому на Мальту была отправлена срочная радиограмма с требованием выслать торпедоносцы.

Когда она пришла, 9 «Бофортов» 217–й эскадрильи возвращались после атаки главных сил итальянского флота, а «Веллингтоны» 38–й эскадрильи только что сели после 7–часовых поисков этого же соединения. Таким образом для атаки оставались всего 2 «Бофорта» с совершенно неопытными экипажами и 4 «Альбакора» авиации флота. В 9.30 эти 6 самолетов взлетели и направились к Пантеллерии, имея мощное прикрытие из 16 «Спитфайров».

Вражеские самолеты, пользуясь малым расстоянием до цели, действовали под прикрытием многочисленных истребителей. В этом заключалась принципиальная разница между атаками вражеской авиации против наших конвоев и атаками «Бофортов» и «Веллингтонов» против главных сил итальянского флота. Но эта маленькая ударная группа действовала вблизи берегов Мальты, поэтому она была хороша защищена от стай Me–109, которые попытались ее перехватить. Немецкие истребители сбросили подвесные баки и атаковали «Бофорты», возглавлявшие ударную группу. На них в свою очередь обрушились «Спитфайры» и завязалась хаотичная свалка. В результате торпедоносцы свободно прошли к цели.

Пилот первого «Бофорта» сержант Фентон сбросил торпеду в головной крейсер с расстояния 800 ярдов. Он был убежден, что добился попадания. Это подтверждали и пилоты остальных торпедоносцев. Пилот второго «Бофорта» старший лейтенант авиации Минстер еще никогда в жизни не сбрасывал торпед. Это была довольно любопытная первая попытка. Минстеру перед вылетом внушили, что над водой очень трудно определять расстояния. Поэтому, если он думает, что находится на расстоянии 1000 ярдов от цели, ему следует подождать еще 10 секунд, чтобы подлететь поближе. Минстер увидел прямо перед собой крейсер. Он никак не мог понять, почему он промахнулся, ведь цель была так близка.

В этом и заключалась его ошибка. Минстер сбросил торпеду с расстояния 300 ярдов, и она прошла под килем крейсера. Таким образом он выполнил уникальную торпедную атаку. Больше не было зафиксировано ни одного случая сброса торпеды с такого маленького расстояния. Такая отвага заслуживала награды, но…

Несомненно, что атака Минстера вывела из равновесия экипаж крейсера. Пролетая над палубой вражеского корабля, он видел, что зенитчики попадали плашмя возле своих орудий. «Альбакоры» атаковали после «Бофортов». Во второй половине дня 4 «Альбакора» атаковали еще раз. Они потеряли один самолет, сбитый зенитным огнем, но не добились ни одного попадания. Какие повреждения получили итальянцы в ходе этих атак, осталось неясным. Однако больше итальянская эскадра не пыталась атаковать конвой.

Теперь транспорты понесли самые тяжелые потери. «Спитфайры» с Мальты отгоняли вражеские бомбардировщики волну за волной. Однако в конечном счете еще 2 транспорта были потоплены, а мины взяли плату с кораблей сопровождения. Наконец утром 16 июня 2 последних транспорта, которые так доблестно защищали «Спитфайры», пришли на Мальту. Вице—маршал авиации Хью П. Ллойд, командующий авиацией Мальты, вместе с сотнями жителей острова молча следил за тем, как эти суда входили в гавань. «Это был один из тех редких случаев, когда все присутствующие, не сговариваясь, одновременно сняли головные уборы», — писал он.

В результате решительных атак торпедоносцев все соединения итальянского флота отказались от попыток перехватить конвои. Шок от этих боев так глубоко потряс итальянский флот, что больше он ни разу не вышел в море. Однако англичанам эта операция тоже обошлась очень дорого. И на Мальте по—прежнему не хватало самых различных припасов.

Глава 10 От Таранто до Бенгази

Гиббс находился на Мальте всего 2 дня, однако уже успел переговорить с Ллойдом о возможности действий «Бофортов» с Мальты на морских коммуникациях Роммеля. Ведь сейчас остров не подвергался постоянным воздушным налетам. Ллойд загорелся энтузиазмом. И когда Гиббс вышел с тем же предложением на Средневосточное командование, его встретили более приветливо, чем раньше. Было решено, что Гиббса назначат командиром небольшого отдельного подразделения из состава 39–й эскадрильи. Он будет действовать самостоятельно, пока его операции будут приносить результат. А Ллойду временно разрешили оставить 217–ю эскадрилью, по крайней мере до новой попытки провести большой конвой.

20 июня был замечен вражеский конвой из 2 больших транспортов. Их палубы были забиты грузами, в том числе тесными рядами автомобилей. Транспорты сопровождали 3 эсминца. Конвой, идущий на юг, был замечен в заливе Таранто. Очевидно, он направлялся в Мессину. Ударная авиация Мальты так долго бездействовала, что корабли Оси предпочитали этот маршрут, огибая северную Сицилию, а потом направляясь на юг к мысу Бон и вдоль африканского побережья — в Триполи или Бенгази. В этом случае они все время находились вне пределов досягаемости самолетов из Египта.

В тот же день для атаки этого конвоя вылетели 12 «Бофортов» 217–й эскадрильи. Атака сорвалась. Один самолет был вынужден сесть после небольшой поломки. Еще два торпедоносца, пилотируемые Минстером и Хатчисоном, взлетели позднее и были атакованы 4 Ju–88. Хатчисон отбил атаку 2 «Юнкерсов» и в конце концов сел в Луке. Однако Минстер был сбит, всего на 5 дней пережив свою атаку итальянского крейсера возле Пантеллерии. Остальные 9 «Бофортов» не обнаружили конвой и вернулись в Луку.

Вечером «Спитфайр» снова заметил конвой, огибающий носок итальянского «сапога». Но на следующий день уже совершенно другой конвой был замечен возле побережья Туниса южнее мыса Бон. Он уже завершил проход севернее Сицилии. Этот конвой состоял из 2 больших транспортов и корабля ПВО. Их сопровождали 2 Ju–88 и Sm–79. Одним из судов был очень ценный германский транспорт «Рейхенфельс» (7600 тонн). Утром этого дня взлетели 9 «Бофортов» под командой майора авиации Линна. Олдридж и Стивене возглавляли звенья. Торпедоносцы сопровождали 6 «Бофайтеров». Конвой находился прямо на запад от Мальты. «Бофорты» зашли с левого траверза, чуть—чуть в сторону кормы. Они разделились, чтобы атаковать оба транспорта одновременно, и успели подойти на расстояние 1 мили, прежде чем конвой отреагировал. Корабль ПВО внезапно открыл бешеную пальбу, выплевывая вверх огромные языки пламени. В то же мгновение головной «Бофорт» превратился в клубок пламени. Чуть позднее были сбиты еще 2 «Бофорта». Однако остальные торпедоносцы уже вышли в точку сброса на левой раковине целей. 4 торпеды попали, по 2 в каждый транспорт. Когда они возвращались, то были атакованы самолетами сопровождения конвоя. Однако все 3 вражеских самолета были сбиты «Бофайтерами». Еще несколько «Бофортов» были повреждены зенитным огнем, но все благополучно вернулись на Мальту. Одни пилот, ослабев от потери крови, совершил посадку с помощью штурмана. Позднее разведка сообщила, что «Рейхенфельс» потоплен.

Потери оказались очень тяжелыми — треть атакующих. Еще 2 «Бофорта» были серьезно повреждены, а раненный пилот надолго вышел из строя. Однако это была очень успешная атака, значение которой неприятель оценил сразу. Мальта снова получила оружие.

Судьба «Рейхенфельса» вывела из равновесия итальянское командование, которое решило изменить тактику. Теперь все конвои отправлялись восточным маршрутом: из Таранто в Грецию, вниз вдоль греческого побережья и через центр Средиземного моря в Бенгази. Конвой, который 217–я эскадрилья не смогла найти вчера, прибыл в Палермо. Итальянцы изменили первоначальные планы и решили вернуть его через Мессинский пролив, чтобы направить его к Греции и таким образом спасти от самолетов с Мальты.

2 тяжело груженных транспорта в сопровождении 2 эсминцев покинули Палермо ночью 22 июня, не замеченные англичанами, и прошли Мессинский пролив. Однако они были замечены южнее Италии на следующее утро.

Ровно 24 часа назад Гиббс прибыл на Мальту с подразделением из 5 самолетов. Он получил приказ совершить перелет из Египта ночью. Гиббс так рвался попасть на Мальту, что полетел, хотя его рация была неисправной, а ночное небо было затянуто тучами. Он не мог рассчитывать ни на какую помощь. Гиббс сразу узнал о двух атаках, гибели за 2 дня 4 экипажей и уничтожении «Рейхенфельса». После этого он с большим интересом выслушал рассказ о повороте 2 груженых транспортов на обратный курс. Когда утром 23 июня эти транспорты были снова замечены, Гиббс уже подготовил свое подразделение к вылету.

Это был его шанс. Гиббсу предоставлялась возможность испытать все задумки, которые он так долго лелеял, хотя иногда это казалось напрасным. Как полагал Гиббс, ключ к успеху лежал в использовании большого количества «Бофортов» — 9 или 12 сразу. (Для тех дней это было много.) Это привело бы к рассредоточению зенитного огня, а почти одновременный сброс такого количества торпед затруднил бы маневры уклонения цели и почти наверняка гарантировал попадание. Было почти невозможно представить, как такое количество «Бофортов» сможет одновременно атаковать одну цель, причем каждый собирается добиться попадания. Гиббс намеревался совместно с «Бофортами» использовать «Бофайтеры». Они должны были отвлечь на себя огонь и подавить зенитки, не считая обычных обязанностей в качестве истребителей прикрытия. Только при выполнении этих условий пилоты «Бофортов» получали шанс сбросить торпеды с близкого расстояния. Этот секрет Гиббс вынес из своего горького опыта атак в Северном море.

Гиббс и Дэвис изучили донесение «Спитфайра»—развед—чика и обсудили план атаки. Конвой спешил прямо на восток от носка итальянского «сапога» через Ионическое море в Грецию. Он находился в 20 милях восточнее мыса Спартивенто. 2 транспорта шли рядом, 2 эсминца шли впереди и по одному — на каждом фланге. Пилот «Спитфайра» сказал, что фланговые эсминцы находятся примерно в миле от транспортов, а головные выдвинуты на такое же расстояние вперед. Это подсказало Гиббсу решение.

Конвой шел прочь от Мальты, и «Бофорты» будут преследовать его. Вместо того, чтобы пытаться перехватить, облетая вокруг, и атаковать транспорты спереди или с траверза, почему бы не врезаться в строй конвоя сзади? Два звена будут находиться рядом с транспортами, но внутри завесы эсминцев. Это сразу выведет из игры головные эсминцы. И если внешние звенья подвергнутся обстрелу с фланговых эсминцев, то два внутренних атакуют без каких—либо помех.

Атака прошла именно так, как планировалось. Гиббс и Лининг повели свои звенья из 3 «Бофортов» слева от транспортов, а Дэвис и Сандстер — справа. Но вскоре обнаружилось, что условия не совсем те, что они ожидали встретить. Диспозиция кораблей конвоя радикально изменилась. Или пилот ошибся в оценке расстояний, или эсминцы приблизились к транспортам — не известно. Только расстояние между ними и транспортами было заметно меньше мили.

Гиббс и Дэвис поняли это слишком поздно. В любом случае противник видел, как они заходят на цель, и откладывать атаку было смертельно опасно. Однако перед ними встал трудный выбор: или сбрасывать торпеды вдогонку транспортам, или пролететь в опасной близости к кораблям сопровождения.

Обе цели выглядели достаточно заманчиво. Палубы транспортов были заставлены автомобилями. И 4 командира звена отважно пошли в атаку рядом с эсминцами.

Зенитный огонь был особенно плотным на левом фланге конвоя. Самолеты Гиббса и Лининга получили попадания. У Гиббса серьезно повредило рулевое управление, а у Лининга отстрелили левый элерон. 2 других «Бофорта», пилотируемых Гардинером и Ги, были сбиты, когда разворачивались для атаки. Гардинера и его штурмана подобрал эсминец сопровождения. Один из пилотов звена Дэвиса получил рану в ногу, а его самолет был так тяжело поврежден, что на Мальте ему пришлось выполнять аварийную посадку. Однако оба соединения заявили, что добились попаданий в транспорты. Одно судно потеряло ход, второе начало погружаться.

Через час над этим местом появился разведывательный «Спитфайр». Один транспорт стоял на месте, погрузившись кормой. 3 эсминца крутились рядом. Четвертый эсминец сопровождал второй транспорт обратно в Таранто.

Утром 25 июня весь конвой был сфотографирован в Таранто. Один из транспортов, тяжело поврежденный, передавал свой груз на другое судно, примерно такого же тоннажа. Этот конвой первый раз вышел из Таранто 5 дней назад. За это время он успел прогуляться в Палермо и обратно, ценой чему стали тяжелые повреждения одного транспорта.

Через 5 дней перегрузка была завершена, и 30 июня «Спитфайр» принес новые снимки гавани Таранто. Там кипела работа, и имелись неоспоримые признаки подготовки выхода нового большого конвоя. Было сделано предположение, что противник дожидается темноты. Поэтому на закате 2 бомбардировщика «Веллингтон» были отправлены в залив Таранто, чтобы найти конвой и атаковать его бомбами. Они также должны были навести на конвой соединение торпедоносцев «Веллингтон». Еще один «Вимпи» выполнял поиск южнее залива, на случай, если конвой выскользнет до темноты, сразу после того, как гавань была сфотографирована.

Вскоре после наступления темноты взлетели 5 торпедоносцев «Веллингтон». Они пересекли залив Таранто и начали кружить над мысом Санта—Мария ди Леука, самой южной оконечностью Италии, блокируя возможный путь конвоя. Они несли каждый 1 торпеду и подвесной бак, чтобы увеличить время патрулирования. 2 бомбардировщика «Веллингтон» и 3 торпедоносца заметили конвой в 1.35, когда он крался вдоль берега возле выхода из залива. Он состоял из 3 транспортов в сопровождении 4 эсминцев.

Англичане атаковали самый крупный транспорт бомбами и торпедами одновременно, хотя самолеты действовали совершенно независимо. Бомбардировщики добились близких разрывов, а одну торпеду не удалось сбросить. Остальные 2 «Веллингтона» (пилоты Томсон и Фланаган) попали под плотный огонь мелких зениток и были повреждены. Среди экипажей имелись раненые, однако пилоты успешно сбросили торпеды и считали, что поразили цель. Конвой пришел в замешательство и панику. Результат атаки был очевиден — единственной мыслью итальянцев было добраться до гавани, прежде чем днем они попадут под удар «Бофортов».

Наступило 1 июля. Прошло уже 11 дней после первого выхода конвоя в море. Британская армия в дельте Нила консолидировала свои позиции, тогда как Роммель был просто взбешен прекращением подвоза припасов в критические дни сражения. Он делал все возможное и невозможное, чтобы развивать наступление, однако не мог продолжать его, не имея топлива и боеприпасов. Если он ослабит давление, британская 8–я армия стабилизирует фронт и остановит немцев. Поврежденный транспорт подлатали в Таранто, и через 48 часов конвой вышел в море в третий и последний раз. Теперь итальянцы поменяли тактику, и он покинул порт днем, вскоре после визита самолета—разведчика. Если до наступления темноты конвой не будет замечен, он может исчезнуть среди греческих островов до наступления утра. После этого самолеты с Мальты не найдут его.

На Мальте по—прежнему отчаянно не хватало бензина, поэтому невозможно было постоянно держать самолеты—разведчики над итальянскими портами. Были запрещены даже пробные полеты, летчики испытывали самолеты уже во время боевых вылетов. Поэтому конвой выскользнул из Таранто, не замеченный авиацией. Однако он не остался не замеченным вообще. Его видел командир британской подводной лодки.

Его сообщение поступило на Мальту вечером, и 3 вооруженных торпедами «Веллингтона», которых вел «Веллингтон» с бортовым радаром, были посланы для поиска в районе между Италией и островами Греческого архипелага. Они заметили крейсер и эсминец возле мыса Санта—Мария ди Леука вскоре после полуночи, но транспорты не показывались. «Веллингтоны» продолжали лететь прежним курсом, и через час радар навел их на конвой из 3 транспортов и 2 эсминцев возле острова Паксос вблизи побережья Греции, примерно в 20 милях южнее Корфу. Дымовые завесы оказались очень эффективными, и только 1 самолет сумел выйти в атаку, причем ее результат остался неизвестен.

Экипаж «Вимпи» не смог дать точные координаты конвоя, так как он рассеялся вдоль берега. Это было очень важно, так как на рассвете должны были атаковать «Бофорты». Поэтому для обнаружения конвоя был выслан разведчик «Балтимор». Он должен был навести на него торпедоносцы. Но у разведчика отказал мотор, и ему пришлось вернуться на Мальту. Теперь возник вопрос: следует ли «Бофортам» дожидаться новой попытки обнаружить конвой, или они должны лететь, имея только смутные предположения о том, где может находиться противник?

Это ясно показало важность хорошей предварительной разведки. Конвой мог избрать любой из десятка возможных маршрутов вокруг островов Левкас, Кефалония или Занте. Он мог идти под берегом. Греческое побережье находилось на пределе дальности действия «Бофортов». Они могли позволить себе полет по треугольнику с очень коротким основанием — от Мальты к Кефалонии, потом 50 миль на юг до Занте и обратно к Мальте. «Бофорты» в сопровождении «Бофайтеров» взлетели достаточно рано, еще до 7.00, однако они не сумели найти конвой.

В полдень торпедоносцы полетели на Мальту. Одновременно «Спитфайр» и отремонтированный «Балтимор» принялись обшаривать греческие острова. И вскоре после 16.00 «Балтимор» обнаружил 3 транспорта в 15 милях южнее Занте, они шли курсом SW. Судя по всему, итальянцы собирались пересечь Средиземное море и двигались прямо в Триполи или Бенгази. Они решили любой ценой провести конвой, и транспорты сопровождали 8 эсминцев.

Корабли находились всего в нескольких часах хода от безопасной зоны. К следующему рассвету они окажутся вне пределов досягаемости «Бофортов». Ни Ллойда, ни Гиббса не следовало упрашивать попытаться атаковать их еще раз этим же вечером. Гиббс уже запланировал атаку в сумерках.

Но теперь на Мальте осталась только горстка «Бофортов» с растрепанными экипажами. Из 19 экипажей 217–й эскадрильи уцелели 12. У Гиббса остались 3 из 5. Некоторые «Бофорты» оказались непригодны к полетам, и только 8 машин могли стартовать вечером. Гиббс поднял эти самолеты в 18.30. Но почти сразу 2 торпедоносца были вынуждены вернуться из—за поломок, и ударная группа сократилась до 6 торпедоносцев плюс «Бофайтеры» сопровождения. Новые неполадки сократили число торпедоносцев до 4 — сам Гиббс и 3 пилота 217–й эскадрильи: Стивене, Мерсер и Хатчисон. У «Бофайтеров» возникли собственные проблемы, и когда соединение вышло в намеченную точку встречи с конвоем, торпедоносцы сопровождали 5 «Бофайтеров».

Солнце садилось прямо позади них, небо медленно чернело. Гиббс еще до взлета тщательно изучил сообщение «Балтимора». Он решил проложить курс на значительном расстоянии позади конвоя и заходить в атаку сзади со стороны берега. 8 эсминцев расположились полукольцом справа от транспортов. Не было никакой возможности атаковать конвой с этой стороны. Атакуя со стороны берега, торпедоносцы не встретят эсминцы по крайней мере во время подхода к цели. Существовал определенный шанс захватить противника врасплох.

Кресуэлл выполнил штурманскую работу блестяще. Торпедоносцы вышли как раз на левую раковину замыкающего транспорта. Свет быстро угасал, вечерняя заря осталась справа, позади конвоя. Над греческим побережьем стоял мрак, и условия для атаки были идеальными.

Самый большой из транспортов шел в центре. На него пошли Гиббс и Стивене. Позади них Мерсер и Хатчисон направились к замыкающему транспорту. 4 «Бофорта» приближались незамеченными. До цели оставалось еще около 1 мили, когда заговорили зенитки. Эсминцы уже не успевали привести в действие тяжелые орудия, но через несколько секунд небо разрезали разноцветные трассы зенитных автоматов. Впереди Гиббса «Бофайтеры» обрушили на палубу ближайшего эсминца шквал пушечного и пулеметного огня. Гиббс сбросил торпеду с небольшого расстояния, почти одновременно это же сделал и следовавший за ним Стивене. Торпеды шлепнулись в воду почти в одной точке. Кусок металла отлетел от хвоста самолета Гиббса, и летевший позади Стивене решил, что все кончено. Торпедоносец бросило к самой воде. Но «Бофорты» проскочили мимо 3 эсминцев с правого борта транспортов и полетели к Мальте.

Позади них Мерсер и Хатчисон должны были сбросить свои торпеды. Хвостовые стрелки 2 ведущих самолетов видели, как они благополучно проскочили мимо транспортов. Но струи зенитных трасс вились вокруг них, подобно змеям. Эти два самолета так и не вернулись.

Последнее, что видели стрелки — столб дыма над одним из транспортов и красное свечение на воде. По крайней мере 1 судно точно получило попадание.

Примерно в 1.00 Гиббс и Стивене вернулись к Мальте. Гиббс уже совершил вылет 18 часов назад. После этого он изучал сообщения разведчиков и занимался проработкой деталей плана новой атаки. Снова он попытался совершить 2 вылета за одни сутки. В прошлый раз это закончилось посадкой в линкольнширской канаве. Но Гиббс один из нынешнего экипажа помнил об этом. Разве что мог сказать пару слов маленький талисман, сидевший рядом с пилотом — помятый плюшевый мишка. Но он был молчалив.

Самолет Стивенса остался невредим и сел благополучно. Через несколько минут появился Гиббс. Его поврежденный «Бофорт» с трудом слушался рулей, но в конце концов он тоже нашел остров. Ллойд ожидал их в центре управления полетами в Луке, как он всегда делал во время вылетов «Бофортов». Тут же в качестве руководителя полетов дежурил обаятельный заика Томми Лининг. Внезапно они услышали шум моторов и увидели вспышки выхлопов низколетящего «Бофорта». На аэродроме включили огни и стали ждать.

Самолет Гиббса был тяжело поврежден, и шасси оказалось заклинено. Он уже потерял счет своим посадкам на брюхо и твердо уверился, что это так же безопасно, как и посадка на колеса. «Бофорты» были крепко сколочены, они не разлетались на куски и загорались с большим трудом. Гиббс увидел огни и начал заходить на посадку.

Яркие лампы посадочных огней ослепили людей на контрольной башне, и они не видели «Бофорта», пока тот не появился над концом посадочной полосы. Стало видно, что шасси у него убрано.

Руководитель полетов повернулся к дежурному с ракетницей. Он хотел запретить Гиббсу садиться.

— Дай им к—к—к… — Лининг хотел сказал «красный», но как раз здесь его одолело заикание. Дежурный послушно ждал команды, но она так и не родилась.

Гиббс шел в нескольких футах над полосой, прижимая «Бофорт» к земле. Послышался оглушительный металлический лязг, взлетело облако дыма. У людей на контрольной башне захватило дух, но потом «Бофорт» оборвал кабель посадочных огней, и аэродром погрузился во мрак, особенно непроглядный после яркого света.

— К—к—расный, — выдавил наконец руководитель полетов.

Но Гиббс уже благополучно сел и вскоре рапортовал об атаке. 2 «Веллингтона» успели обнаружить конвой этой же ночью, и снова эффективные дымовые завесы помешали им атаковать. Конвой вышел из пределов досягаемости самолетов с Мальты.

Утром 5 июля 2 транспорта вошли в гавань Бенгази. Третий, поврежденный во время атаки, пошел в греческий порт на ремонт. Этот конвой впервые вышел из Таранто 20 июня. Благодаря действиям британской авиации с Мальты дорога длиной 48 часов растянулась у него на 16 суток.

Глава 11 Перед августовским конвоем

Противник резко отреагировал на возобновление угрозы морским коммуникациям Роммеля. Муссолини заявил, что Мальту следует захватить к осени или, по крайней мере, нейтрализовать. После происшествия с конвоем 20 июня Кессельринг предпринял новую попытку бомбежками подавить остров. С начала мая атаки проводились ограниченными силами, пока успешное наступление Роммеля через Ливию и Египет к самым воротам Александрии угрожало полностью изолировать Мальту. Но в начале июля Роммель окончательно завяз возле Эль Аламейна, и начался последний раунд битвы за коммуникации.

Когда Роммель перешел к обороне, у Кессельринга оказались развязаны руки, чтобы еще раз попытаться стереть Мальту в порошок. Германские и итальянские самолеты волна за волной отправлялись из Сицилии, чтобы попытаться уничтожить истребители на Мальте. Но после прибытия нескольких эскадрилий «Спитфайров» ситуация сложилась совершенно иначе, чем 3 месяца назад. Кессельринг сумел собрать около 600 самолетов, которым противостояло более 100 «Спитфайров». Уже в самом начале нового воздушного блица немцы потеряли более 50 самолетов, что показалось Кессельрингу слишком дорогой ценой. Люфтваффе отчаянно требовались самолеты на всех фронтах. Поэтому в середине июня атаки тихо погасли сами собой.

Удары по транспортам Роммеля возобновились. К нескольким «Бофортам», пережившим операции прошлого месяца, присоединились первые 6 экипажей 86–й эскадрильи под командой Джимми Хайда. Дэвис вернулся в Англию, а командование всеми «Бофортами» на Мальте принял Гиббс, который получил звание подполковника авиации. Гиббс пришел в восторг от перспективы снова действовать вместе с Джимми Хайдом.

Еще одним ветераном 22–й эскадрильи, прибывшим вместе с Хайдом, был Хэнк Шарман. Шарман был инструктором в Абботсинче. Один из его учеников по небрежности сел с убранным шасси. Шарман выволок его из строя и отлаял перед всем курсом. А через неделю Шарман сам сделал то же самое. Он больше не мог оставаться в Абботсинче и в тот же день подал рапорт об отправке в действующую армию. Так Шарман попал в 86–ю эскадрилью.

Тактика торпедной атаки ясно сформировалась в голове Гиббса. Цепь событий неизменно начиналась с сообщения разведчика. Дежурные самолеты стояли в готовности в Луке. Разведчик, не нарушая радиомолчания, садился там, и пилот мчался в штаб эскадрильи. Дежурные экипажи немедленно собирались там же.

Когда пилот «Спитфайра» завершал сообщение, командир ударной группы и его штурман выбирали точку перехвата конвоя и лучший метод атаки. Обычно торпедоносцы выходили в голову конвою и шли ему навстречу. Часть ударных сил атаковала с правого крамбола, часть — с левого. Они сбрасывали торпеду поперек курса цели. В этом случае у атакованного корабля не оставалось ни одного шанса. Он неизбежно подставлял тот или другой борт торпедам. Тактика не оставалась закостенелой. Она изменялась в зависимости от состава сил сопровождения и близости берега. Часто изменения вносились в последнюю минуту, чтобы не позволить атакованному конвою уклониться.

Инструктаж проходил прямо на летном поле, тут же стояли экипажи «Бофайтеров». Корабли сопровождения, которые вполне могли сорвать атаку торпедоносцев, были поручены им. Когда каждый летчик ясно понимал, на что нацелена атака и что ожидается от него лично, штурман командира группы детально описывал курсы, дистанции, точки поворота и все прочее. Ударное соединение ложилось на курс перехвата на высоте 50 футов восточнее Мальты, вне досягаемости радаров с Сицилии. Поэтому ни его присутствие, ни его курс не были известны противнику.

Успех операции зависел от точности перехвата, без которой терялся элемент внезапности и рушился тщательно проработанный план атаки. Хороший перехват обеспечивал минимальные потери, позволяя «Бофортам» выйти в атаку, прежде чем корабли сопровождения развернутся в ордер ПВО. Точность перехвата в первую очередь зависела от донесений разведчика, а потом от штурмана командира группы. Вся операция обсуждалась после полета, когда проявлялись снимки фоторазведчика «Балтимор», вылетавшего вместе с ударной группой.

Первая операция после июльского блица была проведена 21 июля. На рассвете «Спитфайр» заметил транспорт в 7000 тонн возле острова Кефалония. В 9.30 взлетели 9 «Бофортов» под командой Пэта Гиббса в сопровождении «Бофайтеров». 3 экипажа были из состава 217–й эскадрильи, Тони Лининг и еще 4 — из только что прибывшей 86–й эскадрильи, в том числе Хайд и Шарман. Это был их первый вылет после прибытия на Мальту. 9 самолетов вышли на цель с носовых курсовых углов 3 звеньями. В результате маневров конвоя 2 звена атаковали с правого борта, 1 — с левого. 2 эсминца строем фронта выскочили вперед, а транспорт шел за ними. Они оказались прямо на пути торпедоносцев, и правые звенья «Бофортов» добились попаданий не только в транспорт, но и эсминец. Оба были повреждены.

Через 3 дня 6 «Бофортов» почти в той же точке возле острова Кефалония атаковали большой транспорт. Для одного звена эта атака оказалась очень удачной. Зато для другого она обернулась трагедией.

Группу возглавлял Джимми Хайд. Он в первый раз командовал группой после прибытия на Мальту. Вместе с ним в ведущее звено вошли еще 2 пилота 86–й эскадрильи — Фэрфи и Томпсон. Второе звено состояло из летчиков 217–й эскадрильи — Стивене, Хатчесон (молодой канадец) и Грей. Их сопровождали 9 «Бофайтеров». Накануне вечером конвой был замечен при выходе из Таранто, и за ночь он успел покрыть большое расстояние. Сопровождение было необычайно сильным — 2 эсминца и корабли ПВО.

Хайд повел 6 «Бофортов» на перехват конвоя. Он, как и все летчики 86–й эскадрильи, хорошо помнил стычки с Me–109 возле Ставангера. Поэтому их самолеты держались в сомкнутом строю, чтобы совместным огнем отбивать атаки истребителей. В 2 милях от конвоя Хайд начал скольжение вниз, за ним последовали Фэрфи и Томпсон. Чуть позади Стивене со своим звеном в разомкнутом строю практически скользил по гребням волн.

86–я эскадрилья была отправлена на Мальту с такой поспешностью, что ни один из самолетов не получил обычного для Средиземного моря камуфляжа. В 200 футах над водой, идя в сомкнутом строю, самолеты в европейском камуфляже были отчетливо видны на фоне неба. Они становились прекрасной мишенью для зенитчиков.

Первые залпы эсминцев и кораблей ПВО были нацелены на соединение Хайда. 3 самолета продолжали снижение, пока еще не выйдя на дистанцию сброса торпед. Штурмовики «Бофайтеры» подстраивали свой заход с целью подавления зениток к тому моменту, когда «Бофорты» должны были ложиться на боевой курс. Они спикировали на ближайшие эсминцы, но огня не открывали.

Первым получил попадание самолет Хайда. Он немедленно взорвался. Сарен, находившийся в пулеметной башне, ощутил сильный удар по спине, а потом начал куда—то проваливаться, как в шахту лифта. Следующее, что он понял — он попал на дно Средиземного моря. Когда взорвался самолет Хайда, летевшего левее Фэрфи засыпало обломками. Он полетел вниз, как сбитая кегля. Через мгновение был сбит летевший справа Томпсон. В первый и единственный раз итальянские зенитчики одним залпом уничтожили целое звено «Бофортов».

Однако к ним уже неслось возмездие, скользя над самой водой. Самолеты Стивенса широко развернулись и сейчас приближались к транспорту. Итальянцы торжествовали, но недолго. «Бофайтеры» спикировали на них, и у зенитчиков оказалось более чем достаточно хлопот. Таким образом второе звено «Бофортов» сбросило торпеды без помех. Цель продолжала следовать прямым курсом. Только когда 3 «Бофорта» проскочили под носом у эсминцев сопровождения, итальянцы сообразили, что атака не завершилась. Но было уже поздно.

2 из 3 торпед попали в правый борт транспорта. Он взорвался, выбросив огромный столб дыма и огня. Во второй половине дня его сфотографировали. Транспорт осел носом и горел. Его пытались буксировать за корму. Чуть позднее его сфотографировали еще раз в порту Аргостоли на острове Кефалония. Судно полностью выгорело.

Когда Сарен обнаружил, что над ним сомкнулись сотни тонн средиземноморской воды, он начал отчаянно сражаться, чтобы выбраться наружу. В конце концов он пробкой вылетел на поверхность. Никаких признаков сбитого «Бофорта», даже следа обломков. Зато на востоке поднимался жирный черный дым с горящего транспорта. Сарен огляделся в поисках остальных членов экипажа. Вскоре он увидел всех троих и совсем недалеко. Он поплыл туда и заговорил с ними. Лица летчиков были спокойными, без тени испуги или боли. Но все они были мертвы. Они мгновенно погибли при взрыве самолета. Таков был трагический конец пути экипажа Джимми Хайда.

Примерно в 30–40 ярдах от себя Сарен увидел надувную лодку, поплыл к ней и вскарабкался в нее. Кефалония находилась примерно в 3 милях на восток. Его подобрали итальянцы и доставили в лагерь военнопленных в Аргостоли.

Фэрфи сумел нормально посадить свой самолет, и весь экипаж спасся. Самолет Томпсона, сбитый зенитками, упал в море, но почти все спаслись. Один только хвостовой стрелок запутался в лямках парашюта, и летчики не смогли освободить его. Он утонул вместе с самолетом.

Фэрфи с его экипажем и трех человек экипажа Томпсона тоже подобрали корабли сопровождения. Они встретились с Сареном в Аргостоли.

Запасы топлива на Мальте, так же, как и ряд других важных предметов снабжения, почти подошли к концу.

Поэтому начали прорабатываться планы проводки нового конвоя. До его прибытия удалось провести еще только одну атаку. Однако она оказалась типичным примером отваги, инициативы и высокого духа экипажей «Бофортов».

Эта атака была проведена 28 июля. Ударная группа под командованием Пэта Гиббса атаковала большой транспорт в сопровождении 2 эсминцев и 1 миноносца возле мыса Сапиенца в южной Греции. На рассвете «Спитфайр» обнаружил конвой, вернулся на Мальту и сел в Луке. После этого взлетели 9 «Бофортов» в сопровождении 6 «Бофайтеров». Атаку выполнили 2 звена «Бофортов», зайдя с носовых курсовых углов. Третье звено атаковало бомбами из пологого пике. «Бофайтеры» в это время обстреливали эсминцы из бортовых пушек. Транспорт получил 2 попадания, и вечером он был обнаружен в порту Наварин. Лининг участвовал в последней операции перед тем, как отправиться на отдых. Сбросив торпеду, он заметил впереди себя гидросамолет «Кант». Лининг уже приготовился атаковать его, как сам был перехвачен 3 истребителями «Макки». 2 «Бофорта» были сбиты, но потом один экипаж был подобран тем самым «Кантом», который едва не обстрелял Лининг. Этот экипаж был отправлен на Корфу. На следующий день их на другом «Канте» отправили в лагерь для военнопленных в южной Италии. Англичане связали экипаж, захватили самолет и прилетели на Мальту. Однако возле острова их сбили «Спитфайры». И английский, и итальянский экипажи остались целы.

Главный урок, который был выведен из июньской попытки доставить снабжение на Мальту, заключался в том, что провести конвой из Александрии невозможно, не понеся при этом тяжелых потерь, или без попытки итальянского флота перехватить транспорты. Пока побережье Ливии находится в руках противника, обеспечить конвою надежное воздушное прикрытие невозможно. Мощь воздушных атак противника слишком велика, чтобы их отразить. Проводка конвоя через Гибралтар означала меньший риск, хотя и в этом случае атаки подводных лодок и авиации могли привести к тяжелым потерям. Но положение со снабжением на Мальте было настолько отчаянным, что требовались самые крайние меры.

Конвой состоял из 14 транспортов. Его сопровождали 2 линкора, 4 авианосца, 3 легких крейсера, 3 крейсера ПВО, 24 эсминца. Он прошел Гибралтарский пролив ночью 9 — 10 августа. Для обеспечения проводки конвоя в начале августа на Мальту перебросили 50 «Спитфайров», 2 эскадрильи «Бофайтеров», еще 8 экипажей торпедоносцев из состава 86–й эскадрильи и подкрепления для подразделения 39–й эскадрильи, которое на данный момент состояло из одного Пэта Гиббса.

История августовского конвоя стала легендарной. Противник начал атаки 11 августа. Первой жертвой стал авианосец «Игл», потопленный германской субмариной. В течение следующих двух с половиной дней были германскими бомбардировщиками, подводными лодками и торпедными катерами потоплены 9 из 14 транспортов и 3 военных корабля. Часть поврежденных кораблей пришлось добивать артиллерийским огнем кораблям сопровождения. К 18.30 13 августа 3 уцелевших транспорта вошли в Гранд Харбор. Четвертое судно получило серьезные повреждения, немного выждало у берегов Туниса и прибыло во второй половине дня 14 августа. Но было еще одно судно, удержавшееся на плаву — танкер «Огайо». Это был корабль, прибытия которого так ожидали «Бофорты». Еще 24 часа он подвергался почти непрерывным воздушным атакам. Рано утром 15 августа эсминцы ввели его на буксире в порт, хотя судно погрузилось в воду до верхней палубы. Однако драгоценный груз бензина уцелел.

15 «Бофортов» Гиббса и 15 «Бофайтеров» сопровождения с нетерпением дожидались выхода в море итальянского флота, который мог попытаться перехватить конвой. Однако само существование «Бофортов» на Мальте оказалось достаточным, чтобы удержать итальянские линкоры в порту. Даже в этом случае, когда решалась судьба кампании на театре. Так «Бофорты» лишились шанса участвовать в самой славной операции войны.

Но Роммель уже готовился начать последнюю попытку прорваться в долину Нила. Поэтому «Бофорты» приготовились к новым операциям.

Глава 12 Десять дней перед решающей битвой

Когда 26 мая Роммель начал свое победоносное наступление, его ситуация со снабжением была прекрасной, как никогда. Однако начались тяжелые бои, и к моменту захвата Тобрука он уже растратил большую часть своих запасов. В Тобруке в его руки попали огромные запасы англичан, в том числе боеприпасы, бензин, продовольствие, поэтому Роммель получил возможность преследовать отступающих англичан с новой энергией. Но когда он подошел к Эль Аламейну, все его запасы, в том числе и трофейные, истощились.

В первые 3 недели июня англичане были целиком заняты вопросами доставки снабжения на Мальту. Поэтому Ось получила блестящую возможность собрать в итальянских портах большое количество грузов и спокойно перебросить их через Средиземное море. Однако близорукость вражеского командования привела к тому, что в Африку были отправлены только 3000 тонн. Когда месяц спустя противник попытался провести новый конвой, Мальта была готова встретить его.

Хотя в июле и начале августа действия итальянского командования по отправке снабжения оставались вялыми и нерешительными, следует учитывать снижение ударной мощи Мальты в дни, предшествовавшие приходу танкера «Огайо». Линии снабжения Роммеля были напряжены до предела. Однако его главной заботой оставался последний рывок к цели, прежде чем баланс сил решительно изменится не в его пользу. Он знал, что англичане постоянно наращивают свои силы. Кроме того Роммель с почтением относился к промышленному потенциалу Америки. Он получил информацию, что британский конвой с новым оружием и грузами для 8–й армии ожидается в Суэце в начале сентября. Поэтому решительный удар следовало нанести до конца августа.

Поэтому Роммель начал изо всех сил давить на итальянцев, чтобы они доставили необходимые грузы, для обеспечения наступления на Каир. В конечном счете он сумел вырвать обещание организовать регулярное движение танкеров во время его наступления. Более того, если эти танкеры будут потоплены, итальянцы заменят их другими. В случае необходимости к перевозкам будут привлечены подводные лодки, военные корабли, самолеты.

Роммель старался любой ценой избежать позиционной борьбы. Он знал, что в этом случае даже при равенстве сил упорство британского солдата может повернуть ход борьбы. Решающая битва должна разыграться позади британского фронта. Там командиры и солдаты Африканского Корпуса смогут проявить свое тактическое мастерство и превосходство в маневренной войне.

Роммель собирался в строжайшей секретности перебросить на юг 2 танковые дивизии. Он намеревался провести отвлекающую атаку на севере, сковать силы англичан в центре и нанести главный удар на юге. Роммель полагал, что там находится слабый пункт британского фронта. Танковые части должны были прорвать британские позиции во впадине Каттара и повернуть на север, к морю. В этом случае он обойдет оборонительные позиции у Эль Аламейна, и вся 8–я армия попадет в окружение. Решающая битва, по мнению Роммеля, должна была разыграться в Алам эль Хайфе. Англичанам предстояло или сражаться до конца, удерживая позиции, или прорываться и бежать на восток. Это привело бы к потере Египта.

Но сначала надо было разобраться с бензином.

Сразу после завершения проводки августовского конвоя 217–я эскадрилья была отозвана с Мальты. Конечным пунктом ее путешествия был Дальний Восток. Из 19 экипажей, прилетевших на Мальту 2 месяца назад, осталось только 8. Бреши закрыли летчики 86–й эскадрильи, которая имела 12 экипажей, и подразделение 39–й эскадрильи, которое за последние дни возросло до 10 экипажей. Все это было переформировано, и образовалась новая 39–я эскадрилья под командованием Пэта Гиббса. Она имела на острове 20 «Бофортов» Mk.I и ни одного Mk.II, так как наземный персонал Мальты не мог обслуживать моторы «Уосп». Гиббс настаивал на перевооружении эскадрильи самолетами Mk.II, которым летчики доверяли гораздо больше. Но решающие атаки в следующие несколько дней были проведены на старых Mk.I.

Среди командиров экипажей, прибывших из Египта, был Кен Грант, который участвовал в первой торпедной атаке «Бофортов» на Средиземном море, которая была проведена против «Виктории» 7 месяцев назад. Вместе с ним прилетел австралиец Дик Маршалл, который вместе с Гиббсом атаковал итальянский флот. Грант был одним из лучших пилотов торпедоносцев, пока не был сбит возле Тобрука в ноябре. Он с 2 членами экипажа спасся в надувной лодке и закончил войну в лагере военнопленных. Маршалл имел лучший характер среди всех летчиков и пользовался всеобщей любовью. Он выглядел и на самом деле был надежным, как скала. Маршалл был очень высоким человеком, его рост превышал 6 футов. Он учился летать в Канаде на аэродроме Мусджо, поэтому не удивительно, что к нему прилипла кличка «Мус» (Moose — американский лось). Он навсегда стал «Мусом» Маршаллом.

Мус привык к спартанской жизни в Австралии, и потому в пустыне чувствовал себя, как дома. Не возмущала его и тревожная жизнь на Мальте. Однако, как большинство австралийцев, он был практически лишен тормозов. У него был талант получать наслаждение как от светлых, так и темных сторон жизни. Его достаточно легко было вывести из себя. Штурманом у него летал тоже австралиец Патерсон по кличке «Слэп».

Вместе с ними на Мальту прилетели австралиец Колин Милсон, южноафриканец Дон Тилли, англичане Лесли Уордселл и Сандерсон, носившие традиционные усы КВВС. Все они были очень молоды. Гиббс в свои 25 лет был одним из самых старых пилотов. Он обладал огромным опытом, но при всем при том оставался мальчишкой. Во время июньского воздушного блица они с Линингом затеяли игру, которая была к лицу только совершенным юнцам. Во время налетов они смотрели, как открываются бомболюки самолетов, и следили за падающими бомбами, ныряя в убежище только в самый последний момент. Чаще всего побеждал Гиббс.

Именно от этих людей зависело, будут ли перерезаны коммуникации Роммеля.

Постоянные придирки Роммеля наконец принесли плоды. Затребованное им количество грузов было собрано в итальянских портах, погружено на транспорты и подготовлено к отправке. Если бы это удалось доставить на фронт в Западной Пустыне, баланс сил решительным образом изменился бы в пользу Оси. Первым из 10 судов был транспорт «Росалина Пило» (8300 тонн). В его трюмах находились 3500 тонн общих грузов, 1200 тонн боеприпасов и 400 тонн нефти. Он вышел из Неаполя 16 августа. После 28 июля мальтийская авиация была прикована к земле нехваткой бензина, и итальянцы решили провести конвой коротким западным маршрутом вокруг северной Сицилии. «Росалину Пило» сопровождали 2 эсминца, 4 Ju–88 и 2 Me–109. Транспорт был обнаружен разведчиком «Спитфайр», когда он уже прошел Пантеллерию.

6 «Бофортов» под командой Хэнка Шармана вылетели, с Мальты, чтобы атаковать конвой, когда он будет проходить возле острова Лампедуза. То, что конвой шел недалеко от Мальты, означало неслыханную удачу для «Бофортов». Они могли получить в качестве сопровождения «Спитфайры», не считая обычных «Бофайтеров». 6 из них получили приказ бороться с зенитками, а 3 —действовать в качестве пикировщиков. В состав группы вошли 8 «Спитфайров» — всего 23 самолета.

Конвой находился к югу от Пантеллерии, примерно в 35 милях западнее Лампедузы, и шел на юг к побережью Туниса. Эсминцы держались на траверзах транспорта. Шарман решил заходить с кормовых курсовых углов, повернуть вправо и атаковать со стороны суши. Таким образом, выходя из атаки, самолеты уже находились на обратном курсе.

Шарман вывел «Бофорты» в исходную позицию и выпустил красную сигнальную ракету, чтобы «Бофайтеры» подавили зенитки. Но когда он повел свои 2 звена торпедоносцев в атаку, в носовой части его самолета прогремел взрыв, штурман свалился раненный, а всю переднюю часть «Бофорта» до кабины пилота охватило пламя. Несмотря на раны, штурман вернулся на свое место и сумел потушить огонь. Шарман на мгновение задохнулся от удушливого дыма, но все—таки не отвернул. Он был ведущим, и если он отвернет, то может сорваться вся атака.

Шарман увидел, как «Бофайтеры» набирают высоту 1000 футов и начинают пикировать на эсминцы сопровождения. «Спитфайры» связали боем Ju–88 и Me–109. Внезапно Шарман увидел разрывы бомб вокруг транспорта. Последний «Бофайтер» добился даже прямого попадания в корму. Бомбардировка и обстрел с воздуха привели конвой в полное замешательство. Строй развалился, корабли начали беспорядочно метаться. Все 6 «Бофортов» оказались в удобной позиции для сброса торпед. Сбросив торпеды, они пролетели над конвоем, обстреливая корабли из бортовых пулеметов. Уже покинув район боя, летчики могли увидеть позади 2 сильных взрыва, отметивших попадания торпед.

Чуть позднее транспорт «Розалина Пило» был обнаружен покинутым командой и тонущим. Истребители сбили Ju–88 и Me–109, и все британские самолеты благополучно вернулись на базу. Это было очень удачное начало.

39–й эскадрилье теперь постоянно была придана эскадрилья «Бофайтеров», которая вместе с торпедоносцами занималась исключительно атаками вражеских судов. На этом уже давно настаивал Гиббс. Когда люди вместе живут, работают, выпивают, они начинают воспринимать происходящее одинаково. Только так создается сплоченное ударное соединение. Каждый быстро понимает важность задачи товарища. Больше не происходят глупые инциденты, вроде сорванных рандеву, которые были так типичны для операций в Англии и для первых дней войны в Северной Африке. Гибель «Бофорта» экипажи «Бофайтеров» начинали воспринимать как личную неудачу.

Потопление «Розалины Пило», как и «Рейхенфельса» 2 месяца назад, убедило итальянцев, что они могут забыть про западный маршрут вдоль побережья Туниса. Следующий конвой уже пришел в Палермо. Однако история повторилась, и 19 августа он был отправлен обратно через Мессинский пролив. Его обнаружили на следующий день возле оконечности Калабрии. Это был «Позарика» (7800 тонн), один из крупнейших танкеров на Средиземном море с сильным сопровождением — 5 эсминцев и корабль ПВО. С воздуха конвой прикрывали 6 истребителей «Макки» и гидросамолет «Кант». Гиббс организовал группу из 12 «Бофортов» и сам повел ее. В этой атаке участвовали 4 экипажа, которые топили «Розалину Пило» 3 дня назад: канадцы Рупер и Уотлингтон, а также Оллсопп и Джиллис. Только что прибыли из Египта Грант, Маршалл, Уодселл и Гордон Хед, крепкий молодой сержант. Торпедоносцы взлетели в 8.45 в сопровождении 10 «Бофайтеров», из которых 6 несли бомбы, а 4 должны были бороться с зенитками.

Соединение полетело с Мальты на восток, а потом повернуло на север, целясь в мыс Пунта ди Стило, до которого было 2 часа лета. Как обычно, конвой крался вдоль берега. Эсминцы развернулись на правом фланге, полагая, что мелководье защитит транспорт от атаки со стороны суши. Итальянцы так никогда и не поняли, что мелководье может защитить только от атаки подводной лодки. Для авиационной торпеды глубины хватит всегда. Поэтому «Бофорты», заходя со стороны суши, получали все мыслимые удобства. Они достигали внезапности, корабли сопровождения не мешали им, и они сразу оказывались на обратном курсе.

Конвой шел на северо—восток. 4 звена «Бофортов», которыми командовали Гиббс, Рупер, Оллсопп и Грант, зашли с кормы конвоя, отвернули в сторону и атаковали со стороны суши. Все 12 «Бофортов» сбросили торпеды на левом крамболе танкера.

«Позарика» считался тяжело груженым, поэтому торпеды были установлены на 22 фута. Однако танкер, судя по всему, имел гораздо меньшую осадку. Большая часть торпед пошла нормально, танкер еле двигался, однако не было ни одного попадания. Фотографии, сделанные пилотом «Балтимора», показали, что несколько торпед прошли прямо под килем танкера.

«Бофайтеры» отбомбились по эсминцам и обстреляли их из пушек. Все самолеты обстреляли из бортовых пулеметов корабли сопровождения. Однако сосредоточенный огонь 5 эсминцев и корабля ПВО взял свою долю. Пит Рупер и австралиец Кондон были сбиты. Был сбит и 1 «Бофайтер». Рупер, Кондон и их экипажи были подобраны кораблями сопровождения. Конечно, они были рады выбраться из воды, но с гораздо большей радостью они улетели бы вместе с Гиббсом и остальными.

Когда торпедоносцы вернулись на Мальту, Кейт Парк, который сменил Ллойда в качестве командира группы в прошлом месяце, показал им радиограмму Теддера. Он знал о подготовке Роммелем финального наступления и указывал на исключительную важность уничтожения любого идущего на юг конвоя в течение ближайших 10 дней. Депеша прибыла в очень неудачный момент. Экипажи и так получили хороший удар, глядя на фотографии «Балтимора». Они потеряли 10 товарищей — 8 на «Бофортах» и 2 на «Бофайтере», сами подвергались смертельному риску в ходе операции, обреченной на провал еще до начала. А радиограмма Теддера показала, насколько дорого может обойтись эта неудача.

Однако «Позарике» еще предстоял долгий путь, прежде чем танкер выйдет за пределы радиуса действия «Бофортов». Гиббс решил дождаться нового сообщения разведчика и провести повторную атаку.

Ночью конвой пересек залив Таранто, прошел мимо итальянского «каблука» и вышел к побережью Греции севернее Корфу. Там его на следующий день и обнаружил разведчик. Гиббс решил выслать 9 «Бофортов» и усилить группу «Бофайтеров», учитывая сильное сопротивление, встреченное накануне. В сообщении разведчика говорилось, что танкер сопровождает тот же эскорт — 5 эсминцев и корабль ПВО. На сей раз в штурмовики превратились 8 «Бофайтеров», а 5 получили бомбы……..

Гиббс сам повел группу. Второе звено возглавил Шарман, третье — Грант. Во время инструктажа Гиббс зачитал экипажам радиограмму Теддера и добавил, что пилоты должны сбрасывать торпеды как можно ближе к цели.

— Я уверен, что могу положиться на вас. Посмотрите, что я постарался для вас раздобыть.

После этого он с видом полной серьезности вручил каждому пилоту плитку шоколада.

Вчерашние потери были еще свежи в памяти летчиков, а сегодня им предстояло атаковать тот же сильно защищенный корабль. Но незатейливый юмор командира помог поднять дух экипажей. Они оценили не только способ, которым Гиббс обманул их, но и шоколад. В то время на Мальте он был настоящей роскошью. Добыча была поделена между членами экипажей поровну.

Кресуэлл, как обычно, вывел самолеты точно на цель. Соединение повернуло на север в 30 милях впереди конвоя, который шел между островом Корфу и материком. С воздуха его прикрывала дюжина истребителей. Гиббс атаковал со стороны Корфу. 3 звена торпедоносцев одно за другим зашли на танкер с правого крамбола. «Бофайтеры» по сигналу Гиббса помчались вперед. Бомбардировщики накрыли танкер и добились прямого попадания в один из эсминцев. Истребители записали на свой счет 6 самолетов противника — 2 «Пьяджио–32», 2 BR.20, Ju–88 и Ju–52. Кроме того, они обстреляли корабли сопровождения из пушек и пулеметов. Гиббс подлетел вплотную и всадил торпеду в цель. Последнее звено добилось одного верного и 2 вероятных попаданий, так как успело учесть маневры танкера. Южноафриканец Вулф из состава последнего звена, для которого это был первый вылет, был сбит. Но садиться на воду в Средиземном море — просто удовольствие, и он со своим экипажем присоединился к Руперу и Кондону на борту итальянского эсминца.

Фотографии, сделанные сразу после атаки, показали, что «Позарика» стоит на месте, травя топливо с обоих бортов. Чуть позднее разведка обнаружила, что танкер выбросился на берег Корфу и покинут экипажем.

Через 3 дня, 24 августа, разведчики обнаружили еще одну цель — небольшой, но важный танкер «Дельфи» (1500 тонн). Он был обнаружен рано утром на выходе из залива Таранто. Танкер сопровождали 2 эсминца, а с воздуха прикрывали неизменные «Макки» и Ju–88. Гиббс решил задержать атаку и нанести удар в сумерках. Корабли противника оставались под постоянным наблюдением и к вечеру оказались в нескольких милях южнее Корфу.

Гиббс отправил 9 «Бофортов» в сопровождении 9 «Бофайтеров»: 6 в качестве сопровождения, 3 — как бомбардировщики. Группу возглавлял Оллсопп, звеньями командовали Уордселл и Маршалл.

Соединение взлетело в 16.45, 15 минут, как обычно, летело на восток, а потом повернуло на северо—восток. Последнее донесение разведчика говорило, что эсминцы идут впереди танкера, поэтому было решено атаковать с кормы.

Один из пилотов звена Уордселла, Гордон Хед, обнаружил, что в турели его самолета не установлены пулеметы. Он сообщил, что самолет неисправен, и начал рулить к капонирам, которые находились в миле от летного поля. Когда он через несколько минут оказался там и выключил мотор, то увидел человека, мчащегося на велосипеде. Это был Гиббс.

— В чем дело?

Гиббс отшвырнул в сторону велосипед и стоял, широко расставив ноги. Он дымился от злости и ждал ответа. Хед посмотрел на него вниз из форточки фонаря. Он сам находился на Мальте всего 4 дня и был зеленым сержантом. И Гиббс был сам Господь Бог.

— Виноват, сэр. Оружейники забыли установить пулеметы. Я не могу лететь.

— Не можешь? Это еще почему? У тебя есть истребители прикрытия, не так ли? Почему? Я вылетал на операцию на одном моторе!

Хед решил, что это некоторое преувеличение, но не мог же он спорить с командиром эскадрильи.

— Виноват, сэр. Если бы я знал, что я должен лететь, я обязательно взлетел бы.

Но Гиббс не слышал.

— Ты понимаешь, что это означает для остальных? Чем сильнее группа, тем выше шансы прорваться. Каждый добавочный самолет снижает эффективность зениток. Ты понимаешь?

— Да, сэр.

Хед считал отсутствие пулеметов в турели вполне достаточной причиной, чтобы признать самолет неисправным. Однако он чувствовал, что Гиббс думает иначе. Еще никто не слышал, чтобы Гиббс отправил в атаку неисправный самолет, однако он всегда высылал все пригодные самолеты. Хед соображал медленно, однако все—таки кое—что уловил. Он еще не привык к темпу жизни на Мальте.

Гиббс следил за пилотом, анализируя его реакцию. Гиббс безжалостно отсылал экипажи, не отвечавшие его жестким стандартам. Однажды он услышал, как 2 офицера обсуждают значение атак. Они сомневались, стоит ли подвергать эскадрилью риску, который ведет к тяжелым потерям. Они были высланы с острова в 24 часа. Такого рода происшествия могут показаться неприятными. Но судьба целой армии зависела от этих атак. В результате своих действий Гиббс превратил 39–ю эскадрилью в настоящую элитную часть.

— Ну так как, ты летишь?

Это вопрос застал Хеда врасплох. Остальные самолеты взлетели 15 минут назад. Он не успеет догнать их. Ему предстояло испить чашу до дна, хотя он не сознавал, чем это грозит.

Если он сейчас взлетит, то его ждет сомнительное будущее. Одинокий самолет, опаздывающий на 20 минут, будет атаковать переполошенное осиное гнездо. А если он не взлетит, то у него не будет никакого будущего вообще.

При этом Гиббс не отдал никакого приказа, он все оставил на усмотрение пилота. Однако Хед никогда не забудет сверлящего взгляда, который Гиббс упер в пилота. Для такого гордого человека, как Хед, оставался только один возможный ответ. Он снова запустил моторы и вырулил на взлет.

Штурман Хеда дал ему курс прямо на Корфу, срезав угол. В этом случае появлялся призрачный шанс догнать группу. Хед следил за расходом топлива, но летел чуть быстрее крейсерской скорости. Он чувствовал, что возвращает упущенное время. Когда показались берега Корфу, пилот почувствовал, что еще может догнать остальные самолеты.

Он увидел справа самолет и принялся искать остальные. Но самолет был один, и он тут же погнался за торпедоносцем. Это был Ju–88.

Однако расчеты Хеда были не такими уж неверными. Внезапно летчики ударной группы, напряженно ожидающие появления вражеского конвоя, заметили одинокий «Бофорт», преследуемый истребителем. Кто это может быть? Пилоты торпедоносцев начали оглядываться с некоторым испугом, они ничего не могли понять.

К счастью, пилот одного из «Бофайтеров» проявил инициативу. Он не поддался общему смятению, вышел из строя и погнался за «Юнкерсом». Вскоре он свалил противника в море.

Хед присоединился к группе, и как раз вовремя. Впереди летчики увидели кильватерную струю танкера. Он двигался вдоль берега, примерно в 10 милях от англичан. На расстоянии 5 миль штурман Оллсоппа МакГарри выпустил 2 желтые ракеты. Это был приказ «Бофайтерам» выходить вперед и подавить зенитки кораблей сопровождения. Увидев сигнал командира английской группы, Ju–88, круживший над конвоем с глубинными бомбами на борту, сбросил их и дал сигнал конвою, чтобы предупредить его. Немецкий самолет приготовился вступить в бой, но был тут же сбит собственными эсминцами.

«Бофайтеры» сбросили бомбы на танкер, а потом обстреляли эсминцы. Экипажи «Бофортов» увидели, что бомбы легли мимо. Торпедная атака развивалась, как планировалось. «Бофорты» атаковали танкер с обоих бортов с носа. Оллсопп зашел на цель справа, а второе звено — слева. Звено Муса Маршалла выжидало, следя за маневрами танкера, и в конце концов атаковало с правого траверза. Соединение было встречено плотным зенитным огнем. Дьюхерст, ветеран 42–й эскадрильи, который вместе с Динсдейлом атаковал линейные крейсера, а потом «Принца Ойгена», был сбит во время своего первого вылета с Мальты.

У правого борта танкера был замечен взрыв. Однако атака проводилась в сумерках, и потому нельзя было с уверенностью утверждать, что танкер получил попадание. Это мог быть сбитый «Бофорт». Дыма или пожара не было видно, и потому летчики решили, что попаданий нет.

Когда атака завершилась, уже было темно. Самолеты полетели на Мальту самостоятельно. Хед знал, что израсходовал много топлива, и на время обратного путешествия он сбавил обороты мотора до 1500 об/мин. Это оказалось очень разумно. Штурман промахнулся мимо Мальты, и самолет направился к Тунису. В конце концов они заметили Пантеллерию, определились и повернули на юго—восток, к Мальте. Топливо уже кончалось, и они не могли позволить себе новой ошибки. Радист уже послал SOS, но Хед каким—то чудом сумел дотянуть до Луки и посадил самолет с сухими баками.

Больше Хед не давал Гиббсу повода усомниться в себе и быстро стал одним из самых уважаемых и надежных летчиков эскадрильи. Однако на Мальте летчиков подстерегало множество опасностей, и Хед пал жертвой одной из них. Пайки на острове были очень скудными, люди только что не умирали с голоду. Раненых немедленно отсылали с острова, так как на тамошней диете никто из них не поправился бы. Даже самые маленькие царапины заживали неделями или превращались в гноящиеся язвы. Люди избегали болезней, как только могли. Но в декабре 1942 года, когда остров испытывал самую острую нужду, наступила неизбежная реакция. Разразилась эпидемия полиомиелита. Хед тяжело болел несколько недель. Ему на помощь пришла отвага, проявленная в боях, и он сумел побороть тяжелейшую болезнь. Однако при этом Хед остался инвалидом на всю жизнь.

Хотя танкер «Дельфи» пережил атаку «Бофортов» 24 августа, он получил небольшие повреждения и застрял на ремонте в Греции. Поэтому Роммель, который планировал начать финальное наступление 26 августа, обнаружил, что так и не получил обещанного топлива. Более того, он вообще не получил ни капли бензина. Поэтому он добился встречи, в которой участвовали он сам, Кессельринг и Кавальеро, итальянский главнокомандующий. Это встреча прошла 27 августа. Роммель вырвал у Кавальеро обещание доставить в Бенгази в течение 7 дней 5000 тонн топлива. По словам Кавальеро, 2 танкера уже находились в пути. Один из них, «Истрия» (5400 тонн), выскользнул из итальянского порта незамеченным. Он прошел извилистым путем вдоль греческого побережья под прикрытием островов, чтобы избежать атаки с Мальты, и сейчас был готов начать последний бросок к Бенгази. Другой танкер, «Дельфи», получил поверхностные повреждения во время атаки торпедоносцев, но благополучно скрылся между островов. Сейчас он ожидал возможности пересечь Средиземное море. Поэтому Роммель отложил начало наступления на 2–3 дня.

Разведывательные полеты над южной Грецией проводились не только с Мальты. В них участвовали самолеты из Египта, особенно в южных районах — остров Сапиенца, мыс Матапан, Крит. 38–я эскадрилья торпедоносцев «Веллингтон», которая теперь базировалась в Египте, атаковала корабли противника в этом районе, если им повезло удрать от 39–й эскадрильи. После атаки итальянских линкоров эскадрилья мало чего добилась. В любом случае, торпедным атакам было обучено совсем немного экипажей, и большую часть времени эскадрилья проводила в учениях. Однако она набрала форму как раз вовремя, чтобы сыграть важную роль в напряженный 10–дневный период перед битвой за Алам эль Хайфу.

Рано утром 27 августа разведывательный самолет из Египта обнаружил «Дельфи» юго—восточнее мыса Матапан, среди островов к северо—западу от Крита. Англичане предположили, что конвой собирается прорываться в Бенгази, и с Мальты на поиски танкера вылетел «Балтимор». В полдень пилот заметил конвой примерно в 100 милях севернее Дерны и полетел обратно на Мальту с донесением. 9 «Бофортов» под командой Кена Гранта взлетели в 16.00 в сопровождении 9 «Бофайтеров», из которых 5 несли бомбы. 4 штурмовика считалось достаточным, чтобы нейтрализовать единственный эсминец сопровождения.

Еще раз «Бофорты» атаковали на закате. Но их прибытие не стало сюрпризом для итальянцев, которые ожидали вражеских самолетов весь день. Почти вся команда танкера стояла на палубе, с тревогой глядя в небо и молясь, чтобы скорее наступила ночь. Через несколько минут они будут в безопасности по крайней мере от «Бофортов». Им было известно, что по ночам летают только «Веллингтоны» и «Суордфиши». Но вдруг со стороны ненавистной Мальты, скользя над самой водой, появились «Бофорты» и «Бофайтеры». Итальянцы увидели, как на расстоянии 3 миль от цели «Бофайтеры» набрали высоту 2000 футов и начали пологое пике прямо на них. Экипаж танкера как мог попрятался, но люди отказались уходить с палубы. Свистели бомбы, по палубе хлестали пушечные и пулеметные очереди, вода вокруг танкера кипела от близких разрывов… И одна бомба попала в корму судна.

«Бофайтеры» оставили танкер в покое и принялись обстреливать эсминец. Экипаж танкера принялся было следить за ними. Но тут с северо—запада на правом траверзе корабля появились «Бофорты». И итальянцы сломались. Пилоты торпедоносцев увидели, как команда танкера начала прыгать за борт еще до того, как были сброшена торпеды.

Грант и Уордселл добились прямых попаданий в танкер, еще одно попадание считалось вероятным. Когда летчики «Бофортов» оглянулись назад, они увидели, как страшный взрыв разорвал «Дельфи». Когда дым рассеялся, танкер с оборванной кормой быстро тонул, весь объятый пламенем.

3 Ju–88 попытались атаковать «Бофорты» на обратном пути, но были отогнаны «Бофайтерами». Англичане не потеряли ни одного самолета. Тактика действий торпедоносцев ушла очень далеко от робких атак одиноких «Бродяг» в 1940–41 годах и первых вылетов звена из 3 «Бофортов» на Средиземном море. Против скромного конвоя из 1 танкера и 1 эсминца использовалась группа из 18 самолетов. В результате цель была уничтожена без потерь с нашей стороны. Действия торпедоносцев никогда не были легкими, особенно если цель имела мощное сопровождение. И в самом конце войны эта работа оставалась такой же опасной и требовала высочайшей квалификации пилота. Но в руках таких специалистов, как Пэт Гиббс, торпедоносцы становились страшным оружием.

Второй конвой уже направлялся в Бенгази. «Истрия» и эсминец сопровождения ожидали темноты, чтобы попытаться пересечь Средиземное море. Однако на поиски конвоя вылетел оснащенный радаром «Веллингтон», а 12 торпедоносцев «Веллингтон» ожидали его сообщений. После 5 часов поисков радар засек «Истрию». Несколько торпедоносцев приняли сообщение разведчика. Старший лейтенант авиации Фулис, один из пилотов, в июне атаковавших итальянские линкоры, появился на сцене первым. Он атаковал «Истрию» по лунной дорожке, сбросив обе торпеды за один заход — первую с дистанции 700 ярдов, вторую еще ближе. Вторая торпеда попала в цель первой, поразив «Истрию» прямо в районе миделя. Первой торпеде понадобилось больше времени, но прицел был взят прекрасно, и над водой появился столб оранжевого пламени, когда и она попала в цель. Это попадание пришлось в корму танкера.

Фулис покружил над конвоем, глядя, как цель окутывается дымом. Через 10 минут появились еще несколько «Веллингтонов», и им пришлось ждать, пока дым рассеется. Но на лунной дорожке не осталось ничего, кроме большого пятна нефти.

К 30 августа ни одна тонна из обещанных Кавальеро боеприпасов и топлива в Африку не прибыла. Это был приговор Роммелю. Он совершенно напрасно прождал целый месяц. Зато британская армия продолжала неуклонно наращивать свои силы. После новой, самой маленькой задержки можно было и не начинать наступление.

Поэтому Роммель в отчаянии потребовал от итальянского Верховного Командования любой ценой организовать доставку грузов, прежде всего топлива. Несмотря на потери последних 10 дней, которые составили 23000 тонн торговых судов, Кавальеро решил, что может обещать отправку необходимых танкеров в течение ближайших часов. Причем первый танкер выйдет в море уже на следующий день.

Чтобы выполнить свое обещание, Кавальеро пришлось все поставить на благополучный прорыв танкера «Сан Андреа» (5000 тонн). Это единственный корабль, готовый немедленно выйти в море. Для сопровождения танкера имелся только 1 эсминец. Однако, если чудо позволит конвою проскочить, то Роммель начнет наступление. Еще несколько судов с сильным прикрытием были готовы к выходу в течение нескольких дней после «Сан Андреа».

Положившись на итальянцев, сумевших выполнить часть обещаний, Роммель решил использовать последний шанс для генерального наступления. В ночь с 30 на 31 августа он начал свою атаку.

Роммель слишком много поставил на это наступление. До последнего момента он ждал. Если бы «Сан Андреа» не прибыл в Африку, все надежды Роммеля рухнули бы немедленно.

Через день после потопления «Дельфи» Гиббс получил приказ в начале сентября вернуться в Англию. К этому времени Гиббс держался только предельными усилиями. Он много требовал от подчиненных, но еще больше требовал от самого себя. Он не позволял себе поддаться слабости и не признавал слабости в других. С самого начала войны он постоянно сражался. Сначала против обстоятельств, привязавших его к учебным подразделениям, потом против врага, потом против тяжелых ран, потом снова против врага. Он был одним из очень немногих, кому повезло закончить первый оперативный цикл. Потом ему пришлось сражаться с собственным командованием, чтобы доказать ему возможности авиаторпеды, в которую Гиббс уверовал, получив тяжкий опыт. В конце концов он отчаялся быть услышанным в Англии и добился отправки на Средний Восток. Гиббс предвидел, какую роль может сыграть небольшое, но хорошо обученное подразделение, базируясь на Мальте. Но и здесь он оказался одинок в своей фанатической вере в возможности торпедоносца. Несмотря на то, что он был самым опытным пилотом торпедоносца, Гиббс оказался слишком зелен, чтобы к нему прислушались. Когда наконец ему выпала долгожданная возможность показать себя, Гиббс сделал все, чтобы выполнить свой долг. Он покрыл себя славой, но при этом дошел до предела человеческих возможностей и перешагнул этот предел.

Гиббс считал, что командир должен вести ударную группу. В этом отношении ему на Мальте не мешал никто, как мешали Брайтуэйту в Англии. Он должен был учить других командиров, и Гиббс достаточно часто пропускал операции, чтобы дать возможность потренироваться выбранному офицеру. Однако он знал цену личного примера и всегда водил эскадрилью на операции, когда выпадала такая возможность. К концу его пребывания на Мальте люди были готовы слепо следовать за ним хоть в ад, закрывая глаза на то, что Гиббс превратился в издерганный комок нервов. Но в бою Гиббс оставался неподражаем. Это был тот самый человек, который смел все сопротивление несколько месяцев назад. Когда он занимал место в кабине ведущего «Бофорта», все летчики проникались необъяснимым чувством уверенности и безопасности. Они знали, что Гиббс обладает бесценным даром предвидеть действия противника. Летчики чувствовали, что он проведет их всюду.

Жизнь на Мальте такова, что способна быстро истрепать любые нервы. Хотя к августу воздушные налеты с Сицилии ослабли, в среднем в день остров подвергался 2 атакам. Днем «Бофорты» отстаивались в рассредоточенных капонирах, однако на ночь они выстраивались на краю взлетной полосы, готовые к немедленному взлету, если будет замечен противник. Чтобы отогнать «Бофорты» на стоянки, дежурным экипажам приходилось появляться на аэродроме за час до рассвета. Дежурство могло длиться не более 2 дней. Невинная игра в орлянку утром в столовой часто оборачивалась грязными скандалами изнервничавшихся людей. Гиббс прошел через все это. Но вдобавок на нем лежала тяжкая моральная ответственность командира.

Когда утром 30 августа самолет—разведчик обнаружил выходящий из залива Таранто «Сан Андреа», Гиббс уже знал, что это будет его последняя операция на Средиземном море. Это был также последний день в том 10–дневном отрезке времени, которому Теддер придавал такое значение.

Пытаясь обмануть «Бофорты», «Сан Андреа» прижимался к берегу, держась менее чем в миле от него. Возле южной оконечности Италии, мыса Сайта Мария ди Леука, имелось множество песчаных мелей, поэтому вряд ли можно было сбросить торпеду с той стороны. А на правом крамболе танкера, наиболее вероятном направлении атаки торпедоносцев, шел эсминец. Танкер мог уклониться от атаки с любого иного направления.

Конвой имел необычайно сильное воздушное прикрытие, в том числе 7 истребителей «Макки», Ju–88 и гидросамолет «Кант». Танкер прижимался к берегу, поэтому «Бофортам» было довольно трудно выполнить хороший заход. В их распоряжении оставались только кормовые курсовые углы, где их караулили «Макки».

Гиббс изучил сообщение разведчика и в конечном счете решил, что ни один корабли не полезет на мель. Несмотря на совершенно очевидные трудности, он поведет «Бофорты» в атаку со стороны берега. Они сбросят торпеды ближе, чем обычно, и хотя бы часть торпед дойдет до цели. Он взял с собой 9 «Бофортов», остальными звеньями командовали Шарман и Уордселл. Торпедоносцы сопровождали 9 «Бофайтеров», из которых 4 несли бомбы. Ударная группа взлетела в 11.45.

Они полетели на NNO, выйдя к берегу за кормой конвоя. После этого торпедоносцы перескочили через береговые холмы, имевшие высоту 300 футов, развернулись и начали заход с расстояния 2 мили от берега. Выжженная солнцем желтая земля Италии летела под ними. Впереди показалась береговая черта, блеснула вода, появилась узкая сине—зеленая полоска и непривычно близко к берегу «Сан Андреа». Дальше в сторону моря находился эсминец, а еще дальше — необъятные просторы Средиземного моря. Когда самолеты пересекали береговую черту, летчики могли видеть плотный песок на морском дне. 2 человека в маленькой лодке отчаянно гребли, пытаясь убраться с пути торпедоносцев. Однако было уже поздно, и они просто прыгнули в воду, бросив свою лодку.

«Бофайтеры» вышли вперед и обрушились на «Макки», когда те приготовились атаковать «Бофорты». Итальянские истребители были разогнань» после чего «Бофайтеры» отбомбились по танкеру и обстреляли эсминец из пушек и пулеметов. 1 «Бофайтер» был сбит, но в небе не было видно разрывов зенитных снарядов. Хотя даже в таких условиях 3 «Бофорта» получили попадания, когда выходили в атаку.

Гиббс летел на танкер, пока не смог различить даже самые мелкие детали. Держась на высоте мачт, он подобрался к танкеру вплотную.

Гиббс сбросил торпеду с дистанции 500 ярдов. Если торпеда пойдет нормально, промаха просто не может быть. Летчики второго звена следили за ним, когда самолет Гиббса мчался прямо на танкер. Он проскочил над мачтами буквально в паре дюймов и оказался в относительной безопасности с противоположного борта. Теперь Гиббс в последний раз выполнил свой излюбленный маневр, круто поднявшись свечой над танкером. На вершине горки он повернул в пике и обстрелял оказавшийся ближе эсминец из пулеметов. Гиббс отвернул, лишь когда палуба эсминца заполнила все лобовое стекло. Инерция швырнула «Бофорт» к самой воде, когда он выводил самолет из пике.

Из состава второго звена только Шарман успел сбросить торпеду, когда весь мир перед торпедоносцами взорвался подобно вулкану. Пламя взвилось как бы со дна моря, окруженное плотным облаком тяжелого черного дыма. Некоторые самолеты, следовавшие за Гиббсом, попытались отвернуть, но не смогли удрать от ударной волны. Когда они пролетали над жерлом вулкана, вверх полетели новые кольца дыма, нашпигованные обломками.

А вокруг расстилались мирные и спокойные голубые воды Средиземного моря. Безмятежно летящий гидросамолет «Кант» игнорировал «Бофорты». Но те постарались разрушить это очарование покоя, обстреливая по очереди «Кант» из пулеметов. Пилот «Канта» никак не маневрировал и не пытался уклониться, даже когда ему отстрелили один из поплавков, который, как камень, рухнул в море. Возможно, итальянца ошеломила разыгравшаяся внизу трагедия.

Это был один из редких случаев, когда 5 или 6 экипажей следили за ходом 3 торпед с момента их отрыва от самолета до момента попадания. Нет ни малейших сомнений, что именно Пэт Гиббс и его ведущее звено уничтожили «Сан Андреа».

Абсолютная зависимость Роммеля от топлива, которое должен был доставить этот танкер, сделала его уничтожение кульминационным пунктом всей Средиземноморской кампании. Эта атака заслуженно увенчала карьеру Гиббса.

Не получив обещанного топлива, Роммель был вынужден 1 сентября прекратить любые попытки дальнейшего наступления, а на следующий день вообще отменить его. Он приказал свои танкам отступить. Несмотря на донесения его разведки, позиции британской 8–й армии на юге оказались очень прочными. Англичане упорно оборонялись. И что самое важное — Роммелю не хватало бензина, который был важнейшим условием реализации его планов. В ту ночь, когда он отменил наступление, его танки имели топлива всего на 60 миль по хорошей дороге. А обещанные 5000 тонн так и не прибыли.

Гиббс был награжден Орденом за выдающиеся заслуги и отправился в Англию. Его штурман Джон Кресуэлл был награжден Медалью за летные заслуги, произведен в офицеры, после чего получил Крест за летные заслуги. Уордселл, Маршалл, Уотлингтон и Сандерсон за свои действия в последние 10 дней августа были награждены Крестами за летные заслуги. Тестер, один из стрелков, получил Медаль за летные заслуги.

За день до отлета Гиббса с Мальты Хэнк Шарман повел эскадрилью против большого и сильно защищенного конвоя, шедшего возле побережья Греции. Он состоял из 4 транспортов и не менее чем 11 эсминцев. Кавальеро наконец сумел отправить серьезный конвой, хотя и слишком поздно, чтобы повлиять на исход битвы у Алам эль Хайфы. Что могло произойти, стало ясно из потерь, понесенных «Бофортами». За несколько миль от конвоя был подбит самолет Шармана. Загорелся один мотор, однако пилот продолжал держаться в строю. Уже возле цели пламя охватило весь самолет, и он рухнул в море. Не вернулся еще один торпедоносец. Почти все самолеты получили те или иные повреждения. При этом был серьезно поврежден всего 1 транспорт.

Шарман был одним из немногочисленных напоминаний о старой 22–й эскадрилье. Он летел в качестве второго пилота—штурмана с Диком Боманом во время первой атаки «Бофортов» в этой войне. Его действия на Мальте были отмечены незаурядным умением и отвагой. Он погиб, пытаясь довести атаку до конца, хотя мог спастись, отвернув прочь. Шарман погиб, так и не получив ни одной награды.

Все принципы действий торпедоносцев, разработанные Гиббсом, оказались верными. Перед ним открывалось большое будущее в Англии, так как Жубер начал создание ударных крыльев, чтобы уничтожить германское судоходство в Северном море. Однако последние 2 года измотали юного идеалиста до предела, хотя он казался совершенно неутомимым. С Гиббсом произошел нервный срыв, от которого он долго и мучительно оправлялся. После долгой и тяжелой болезни он был списан по инвалидности в 1944 году.

Однако он успел заложить прочные основы. Командование 39–й эскадрильей принял Ларри Гейн. Он настолько отличался от Гиббса, насколько это было возможно в принципе. Однако он был прирожденным пилотом торпедоносца. Уже в Абботсинче он проводил свои атаки прямо в хрестоматийном стиле, не предпринимая маневров уклонения, не обращая внимания на огонь зениток. Казалось, он просто не видит помех. Никто не думал, что Гейн уцелеет. Однако он командовал своей эскадрильей до самых последних операций «Бофортов» и остался жив. Гейн добился такого же идеального взаимодействия со своим штурманом МакГарри, какое отличало Гиббса и Кресуэлла.

В начале октября 39–я эскадрилья была отозвана с Мальты для короткого отдыха. Пока они находились в Египте, началась битва за Эль Аламейн. Роммель был прижат к стене.

Глава 13 Последний танкер Роммеля

Монтгомери при Эль Аламейне пытался убедить Роммеля, что главный удар будет нанесен на юге, а сам собирался нанести его на севере. Роммель не попался на удочку, однако он не мог совершенно игнорировать угрозу своему южному флангу. Хотя он совершенно правильно угадал, где будет нанесен главный удар, оставить южный фланг полностью без защиты он тоже не мог.

Монтгомери предпринял диверсию на юге, а потом начал наступление на Эль Аламейн. Предполагалось, что теперь Роммель соберет на севере все свои моторизованные части, чтобы отбросить англичан назад мощной контратакой. Однако для этого он не имел бензина. У него не хватало топлива даже на то, чтобы поддерживать движение между Триполи и линией фронта более чем 2 или 3 дня.

При таких условиях снимать войска с южного фланга было крайне опасно. Положение с топливом не позволяло Роммелю вести маневренный бой дольше 2 дней. После этого ему не удастся перебросить танки на юг, даже если Монтгомери и нанесет удар там.

Тем не менее Роммель все—таки решил перебросить под Эль Аламейн всю 21–ю танковую дивизию и половину армейской артиллерии, чтобы встретить генеральное наступление. Он полностью сознавал, что на юг они уже не вернутся. Это произошло 25 октября. Одновременно Роммель сообщил Гитлеру, что битва будет проиграна, если положение с топливом не улучшится незамедлительно.

Тем временем до Гитлера и Муссолини наконец дошло, что перед Африканским Корпусом встала угроза уничтожения, если его моторизованные соединения не получат топливо. В дело были пущены дополнительные корабли, даже подводные лодки и военные корабли, привлекли гражданскую авиацию. Но, к разочарованию Роммеля, транспорты направлялись в Бенгази, хотя многие из них имели сильное сопровождение и мощное вооружение. Итальянцы стремились держать их подальше от британских торпедоносцев. Чтобы доставить топливо из Бенгази, требовалось время, и, что самое главное, это приводило к добавочному расходу того самого бензина. Поэтому Роммель потребовал, чтобы танкер «Прозерпина» (5000 тонн), который уже находился в море с 3500 тонн бензина, и транспорт «Тергестеа» (6000 тонн) были направлены прямо в Тобрук. Вместе с ними шел маленький 900–тонный транспорт. На «Прозерпине» находился самый крупный груз бензина за последние месяцы.

Во второй половине дня 26 октября танкер «Прозерпина» вместе с 2 транспортами в сопровождении 4 эсминцев успешно пересек Средиземное море и уже находился на подходах к Тобруку. Высокопоставленные германские офицеры собрались на скалистом берегу возле Тобрука, дожидаясь прихода танкера.

Роммель ждал, что англичане произведут перегруппировку перед началом генерального наступления. (Монтгомери собирался начинать ночью 1 ноября.) Он с тревогой ждал сообщения о приходе танкера. Англичане были необычайно осторожны и нерешительны. Они боялись, что Роммель сосредоточивает свои танки для встречного удара.

В Египте находились 3 эскадрильи «Бофортов» — 39–я, временно отозванная с Мальты; 42–я, которая никак не могла попасть на Дальний Восток; и 47–я, недавно сформированная и наконец превратившаяся в эскадрилью первой линии. Однако 42–я эскадрилья передала свои самолеты и экипажи 39–й и 47–й. Кроме «Бофортов» имелось несколько ночных «Веллингтонов».

Сводная 42/47–я эскадрилья «Бофортов» базировалась в Шандуре в Зоне Канала. Ее аэродром подскока находился в Гианаклисе, в 5 милях южнее Александрии. Все в Египте знали, что готовится нечто грандиозное. Новое наступление должно было выкинуть Африканский Корпус из Египта и Киренаики. 42/47–я эскадрилья имела всего 6 недель, чтобы стать боеспособной частью. Летчики большую часть времени провели, модернизируя свои самолеты.

Одной из проблем «Бофортов» был Тобрук. Этот порт находился вне досягаемости самолетов с Мальты. Торпедоносцы из Египта, используя передовые аэродромы в районе Александрии, с трудом дотягивали до него. Поэтому большая часть вражеских кораблей шла в Бенгази, где им не угрожал никто, кроме тяжелых бомбардировщиков. Но всегда оставалась возможность, что необходимость заставит немцев вести корабли прямо в Тобрук. Если такое случится, 42/47–я эскадрилья хотела быть наготове.

В Англии в нормальных условиях крейсерская скорость «Бофортов» составляла 140–150 узлов. Однако на Среднем Востоке, развивая ту же мощность, моторы не могли обеспечить скорость выше 120 узлов. Частично это происходило из—за различий в атмосферных условиях, частично из—за множества модификаций, которые вносились в самолеты, чтобы позволить им действовать в условиях пустыни.

Главной причиной снижения скорости были песчаные фильтры, которые торчали над плоскостями. Пристроить их внутри воздухозаборников никак не удавалось. В Шандуре на эти фильтры приспособили жестяные обтекатели, что значительно повысило скорость самолетов.

Вторая модификация была очень простой. С самолета снималась стандартная решетчатая антенна радара и устанавливалась самопальная. Это был простой железный прут с крестовиной. Его приделывали к центроплану, и он торчал перед передней кромкой крыла. Существовали некоторые сомнения, что подобное примитивное приспособление будет работать. Однако оно показало себя в деле ничуть не хуже фабричного предшественника, а скорость самолета еще более увеличилась.

Третья модификация заключалась в снятии громоздкого остекления пулеметной турели. Вместо него ставили невысокий жестяной барбет. Стрелки начали чувствовать себя довольно неуютно, зато самолет прибавил еще несколько узлов к своей крейсерской скорости.

Все это заставило провести серию летных испытаний. Однако никто не запрашивал разрешения командования на эти переделки, оно даже не подозревало об этом. Каждая эскадрилья занималась модернизацией своих самолетов самостоятельно без всяких разрешений. Прохождение бумаг по официальным каналам отняло бы несколько недель, а решающая битва была уже на носу. Поэтому было решено предъявить модернизированный самолет на передовом аэродроме Гианаклиса командиру группы взаимодействия с флотом вице—маршалу авиации сэру Хью П. Ллойду, поставив его перед фактом.

На Ллойда переделки произвели впечатление. Не только потому, что самолет получил добавочные 10–15 узлов скорости и 50–100 миль дальности, но и благодаря проявленной летчиками энергии и изобретательности. Командир эскадрильи вернулся в Шандур с разрешением внести такие же изменения в конструкцию 8 самолетов.

Работы были закончены за 2 дня до начала битвы за Эль Аламейн. На Среднем Востоке теперь имелась эскадрилья, способная нанести удар по Тобруку не на пределе своих возможностей, а совершенно уверенно.

Через 3 дня, 24 октября, 6 самолетов из Шандура перелетели в Гианаклис. Это были: новый командир эскадрильи подполковник авиации Спрэг, дружелюбный смелый человек, не имевший однако большого опыта полетов на торпедоносцах; «Анти» Джи, ветеран атак против брестской эскадры; Ральф Мэннинг, который упустил возможность атаковать линейные крейсера, зато 17 мая атаковал «Принца Ойгена»; МакКерн, который также участвовал в атаке «Принца Ойгена»; МакЛарен; Дэвидсон, еще один канадец, для которого это была первая операция. На следующий день был получен приказ выслать 4 самолета для атаки 800–тонного транспорта к северу от Тобрука. Группу повел Спрэг, захватив с собой 3 самых опытных экипажа — Джи, Мэннинга и МакКерна. Вместе с ними летели 4 «Бисли» («Бленхейм V»), вооруженные бомбами, и 6 «Бофайтеров» для подавления зениток и истребительного сопровождения.

Возле Тобрука самолеты пролетели недалеко от маленького однотрубного парохода, ползущего на восток. Некоторые люди на палубе принялись махать им руками. Спарк, штурман Мэннинга, сделал несколько снимков. Сам Мэннинг решил, что корабль имеет длину около 100–150 футов и, возможно, является баржей типа «F». Это были танко—десантные суда, используемые для перевозки войск и техники. Он видел такое в информационном сборнике, выпущенном разведкой. Когда зенитки Тобрука начали пристреливаться, соединение стало описывать широкую петлю вправо. Мэннинг старался следить за остальными самолетами, одновременно маневрируя, чтобы уклониться от вражеского огня.

Мэннингу показалось, что они напрасно рискуют под огнем зениток и ждут истребители. Транспорт должен быть дальше к западу. Потом он увидел, как Спрэг поворачивает влево и направляется в открытое море, но не на запад, а домой. Мэннинг последовал за ведущим, совершенно разочарованный. Они залетели так далеко и даже не увидели противника, зато попали под огонь зениток Тобрука. Соединение вернулось в Гианаклис.

Когда Мэннинг рулил по полю к стоянке, техники дали ему понять, что, по их мнению, экипаж не слишком старался. В этом не было никаких подвохов, но действовало это на летчиков сильнее, чем нагоняй командира. Можно допустить подозрения со стороны командира, но не со стороны наземного персонала.

— Почему вы не сбросили торпеду?

Мэннинг едва успел выключить моторы, перед тем как на него обрушился это вопрос.

— Мы не нашли цели.

Техники переглянулись.

— Странно. Все остальные сбросили.

Мэннинг остолбенел. Они не заметили никаких целей, кроме баржи «F» или кто там еще был. Он не видел, чтобы кто—то выходил в атаку. Остальные самолеты просто не могли сбросить торпеды на эту проклятую баржу.

Когда Мэннинг примчался в комнату для инструктажа, Спрэг и Джи заканчивали свои отчеты. Они описывали командиру группы атаку того, что приняли за транспорт. Мэннинг отозвал МакКерна, австралийца, который пилотировал четвертый «Бофорт».

— Ты сбросил торпеду, Мак?

— Да. Я увидел, как это делает командир, и тоже бросил.

— Но ведь была только баржа!

Австралиец немного смутился.

— К черту, Ральф. Там было что—то покрупнее.

Теперь Спрэг заметил Мэннинга.

— Что вы об этом думаете, Мэннинг?

— Я не сбросил торпеду. Я решил, что это баржа.

Мэннинг выпалил этот ответ, не успев подумать. Только потом он осознал, что прозвучало это слишком резко. Спрэг наградил его неприязненным взглядом и отвернулся. Командир группы превратился в камень. Остальные тоже ощутили какую—то неловкость. Мэннинг понял, что его единственным оправданием могут быть снимки, которые сделал штурман. Спарк, услышав об этом скандале, немедленно помчался проявлять пленку и печатать снимки. Мэннинг поспешил за ним.

3 из 4 «Бленхеймов» притащили бомбы назад, так как не нашли, на кого их можно сбросить. Но Спрэг, Джи и МакКерн настаивали на своем, хотя не претендовали на попадания.

В 20.00 были готовы первые фотографии. Они ясно показали, что судно было очень маленьким, не имело надстроек и явно отличалось от сухогруза. Мэннинг показал снимок Джи и МакКерну, но никому больше. Он не ходил в любимчиках командира. И бывали случаи, когда стоило ошибиться, а не быть правым.

В своей первой операции эскадрилья потерпела неудачу. Но судьба им улыбнулась. Пока они еще находились в полете, пришло сообщение о новой операции. Разведывательный «Балтимор» с Мальты заметил 2 транспорта и танкер к северо—западу от Бенгази. Похоже, они направлялись в Тобрук. Танкер и был «Прозерпиной».

Пока что этот конвой, прибытие которого было для Роммеля вопросом жизни и смерти, находился вне радиуса действия «Бофортов». Они смогут достать противника, только когда тот окажется совсем рядом с Тобруком. Но «Веллингтоны» могут атаковать немедленно. 3 торпедоносца и 4 бомбардировщика «Веллингтон» атаковали поодиночке в течение ночи, но не добились явных успехов. Утром 26 октября «Балтиморы» и «Мэриленды» отправились на поиски, и «Балтимор» снова обнаружил конвой в 9 милях северо—западнее Дерны. 2 Ju–88 сопровождали его. Корабли следовали полным ходом, ночная атака не причинила им никакого вреда.

В течение утра еще 2 «Бофорта» прилетели в Гианаклис из Шандура — их тоже следовало модернизировать с разрешения Ллойда. Одним из пилотов был ветеран Хирн—Филипс, теперь летавший в составе 42–й эскадрильи. Это была его первая операция во втором оперативном цикле. Его радистом был «Джинджер» Кулсон, бывший стрелок Гиббса, переживший аварию в Норт Коутсе в 1941 году. После нее Гиббс выбыл из строя на 5 месяцев. Другим пилотом был Гэрриок из 47–й эскадрильи, для которого это был первый боевой вылет.

В этой атаке предполагалось задействовать все наличные самолеты 210–й группы, кроме 39–й эскадрильи, которая должна была атаковать самостоятельно и позднее. «Веллингтоны» ожидали сумерек, чтобы совершить вторую попытку. Когда начался предполетный инструктаж, в Гианаклисе находились 8 экипажей «Бофортов» 42/47–й эскадрильи, 6 экипажей «Бисли» 15–й эскадрильи Южноафриканских КВВС майора Д.У. Пидсли и 6 «Бофайтеров». Всего 20 самолетов.

Спрэг, как и Брейтуэйт до него, был достаточно умен, чтобы сообразить — в эскадрилье есть более опытные летчики. У них больше практики. Вчерашнего урока оказалось достаточно. Он понял, что командовать подобной атакой должен человек, летавший на торпедоносцах гораздо больше. Поэтому он назначил командиром группы «Анти» Джи, а сам полетел как рядовой летчик. Это было отважное решение, но на «Бофортах» летали именно такие люди.

Полковник авиации, проводивший инструктаж, постарался как можно яснее обрисовать картину.

— Немцы решили встретить наше наступление и пытаются провести в Тобрук важнейший конвой. Он состоит из большого транспорта в 6000 тонн, маленького транспорта в 900 тонн и танкера в 6000 тонн с бензином. Этот танкер является главной целью. Роммелю страшно не хватает топлива для своих танков. 8–я армия пытается прорвать его фронт, и битва вступила в решающую фазу. Роммель должен получить танкер, чтобы иметь хоть какие—то шансы. Нам предоставляется возможность сыграть решающую роль в исходе битвы в Западной Пустыне. Мы должны уничтожить танкер любой ценой.

План атаки следующий. Южноафриканские «Бисли» идут первыми в 30 секундах впереди «Бофортов». Они выполняют отвлекающий маневр, атакуя малый транспорт. «Бофорты» атакуют танкер. Сверху соединение прикрывают «Бофайтеры». «Бисли» идут вместе с «Бофортами» по 3 самолета с каждой стороны.

В настоящий момент конвой находится примерно в 20 милях северо—западнее Тобрука. Его сопровождают 3 эсминца и 2 Ju–88. Когда мы прибудем на место, конвой окажется под прикрытием береговых зенитных батарей и истребителей.

Когда вы потопите танкер, займитесь большим транспортом, не пытайтесь привезти торпеды назад. Но танкер — цель номер один. Удачи.

Самолеты взлетели в 12.30, построились над Гианаклисом и легли на курс. Один из «Бисли» отстал из—за неполадок с бензопроводом. Экипажи наполовину сварились, сидя в металлических корпусах самолетов на земле. Теперь они с наслаждением подставляли взмокшие спины прохладным струям воздуха. День был прекрасным, на небе — ни облачка. Единственным спасением от жары был полет.

Они улетели подальше от берега, как и вчера, потом повернули на запад и снизились к самой воде, двигаясь параллельно берегу в 30 милях от него. Примерно через 2 часа Джи повернул, чтобы выйти к берегу возле Тобрука. Через несколько минут летчики увидели берег. Они снова повернули на запад, держась в 5 милях от береговой черты. Приятно видеть берег. Они определятся, когда появится Тобрук, и найдут конвой.

Почти сразу летчики увидели впереди группу из десятка судов под самым берегом. Джи повернул на них, группа последовала за ним. Но корабли оказались всего лишь самоходными баржами, хотя были утыканы зенитными автоматами. Джи снова повернул соединение в сторону моря и лег на прежний курс. Вскоре слева он увидел знакомую песчаную щель гавани Тобрука. Кораблей не было видно никаких.

Джи повертел головой и заметил «Бофайтеры». Часть их держалась на высоте 500 футов, остальные — на 2000 футов. Хирн—Филипс летел справа от него, Мэннинг — слева. Остальные «Бофорты» растянулись редкой, но аккуратной линией. Скоро они натолкнутся на конвой.

На высоте 50 футов видимость ограничена, однако Джи показалось, что он что—то видит впереди и чуть слева. Это могло быть просто пятнышко на ветровом стекле. Но «Бофайтеры» над ним покачали крыльями. Прошло полминуты, и Джи ясно различил впереди корабли. Среди них находится корабль, который ему следует атаковать. Через некоторое время их очертания стали резкими, и Джи все увидел в деталях. Первым шел маленький транспорт, за ним эсминец, потом большой транспорт, замыкали строй еще 2 эсминца. Эскадра пересекала курс соединения под острым углом. И никаких признаков танкера.

Джи вызвал своего штурмана Фрэнсиса.

— Где танкер?

— Я его не вижу.

— А маленький корабль впереди? Он не может быть танкером?

— Возможно.

— В любом случае, он больше других похож на танкер. Я атакую.

Джи развернул соединение влево и начал заходить на головное судно. 3 «Бисли» на левом фланге соединения под командой лейтенанта Литгоу вышли вперед «Бофортов» и сбросили бомбы. Они тоже целились в головное судно. Спрэг, Дэвидсон, Гэрриок, МакКерн и МакЛарен последовали за Джи. Мэннинг и Хирн—Филипс, а также пилоты 2 «Бисли» на правом фланге заколебались.

Мэннинг никогда не любил гадать, начиная с самого детства. Вчерашнее происшествие еще больше склонило его полагаться только на собственное мнение. Он был убежден, что здесь нет танкера.

— Посмотри, как они сыплют, — сказал Мэннинг. — Но я не вижу танкера. Что вы думаете, парни?

Спарк и радист Блейден посмотрели вниз.

— Мы не уверены. Он не похож на танкер, но может быть им. И в строю нет еще одного. Я на этот не поставлю.

— Я полагаю, что танкер должен быть чуть дальше, — сказал Мэннинг. — Что вы скажете, если мы пойдем искать?

Остальные члены экипажа рассмотрели предложение. Это означало покинуть относительно безопасное место в строю и отправиться вперед в одиночку, без истребительного прикрытия. Они уже видели итальянский гидросамолет. Скоро появятся «Мессера» и «Макки». Самое последнее, что они хотели — свернуть собственные шеи. Но о таких вещах лучше не думать.

— Тебе решать, Ральф. Ты теперь командир. Делай, что хочешь. Атакуй, если нравится.

Мэннинг вышел из строя вверх и двинулся дальше. Либо танкер где—то там, либо он уже в гавани. Если они не смогут найти это судно, им придется заняться скучным делом — атаковать корабли, над которыми они только что пролетели.

— Все будет нормально, парни. Следите повнимательней.

Береговые батареи открыли огонь, а эсминцы поставили огневую завесу. Но Мэннинг был не один.

2 «Бисли» с правого фланга последовали за ним. Летчики сделали аналогичные выводы. Мэннинг никогда не видел более приятного зрелища. А в полумиле позади Хирн—Филипс тоже полетел за ним, хотя Мэннинг этого не видел. Он тоже решил поискать танкер.

Тем временем Джи, Спрэг, Дэвидсон, МакКерн и Гэрриок атаковали маленький транспорт — 900–тонный сухогруз. Хирн—Филипс следил за ними. Первая тройка «Бленхеймов» сбросила бомбы. Все 3 самолета спустились буквально до уровня палубы транспорта, чтобы сделать это. Но зенитный огонь был плотным, и бомбардировщик лейтенанта Гроха был подбит после сброса бомб. Один снаряд взорвался в носовой части, убив штурмана на месте и наполовину оглушив Гроха. Другой снаряд разворотил левый мотор. Грох провел «Бленхейм» над транспортом, но при этом зацепил левым крылом за мачту. Грох попытался сохранить управление, но самолет упал в воду. Стрелок вытащил пилота из самолета, надул лодку и затащил пилота туда. Грох потерял сознание, но позднее оправился. Все, что осталось от его самолета — догорающий на воде хвост.

После этого атаковали «Бофорты». Хирн—Филипс видел, как их торпеды устремились к цели. Так же, как и снаряды зениток. Он увидел, как самолет Спрэга потерял половину руля направления, но пилот каким—то чудом удержал самолет в воздухе и благополучно ушел. Дэвидсону, для которого это была первая операция, повезло меньше. Сразу после сброса торпеды самолет неловко дернулся вверх, окутался дымом и упал в море.

Для Хирн—Филипса это было до омерзения знакомое зрелище. Прекрасное начало второго оперативного цикла.

Тем временем Мэннинг и оба пилота «Бисли», Пидсли и Дастоу, увидели впереди столб дыма. Они сразу решили, что это и есть пропавший танкер и четвертый эсминец. Танкер действительно появился немного слева. Немцы отправили вперед более быстроходные суда, надеясь, что они отвлекут на себя самолеты противника. Это позволило бы танкеру проскочить. Мэннинг вышел на траверз танкера и лег на боевой курс. Танкер немедленно повернул навстречу. Мэннинг понял, что торпедная атака при таком курсовом угле немыслима, и решил облететь вокруг танкера. Он хотел заставить противника как можно дольше гадать, с какого направления будет произведена атака, и сбросить торпеду при заходе со стороны берега. Стрельба эсминца была частой и точной. Мэннинг заметил, что оба «Бисли» отвернули, чтобы заняться эсминцем.

Пока Мэннинг огибал по широкой дуге танкер, Хирн—Филипс благополучно проскочил над первым конвоем и тоже заметил танкер. Он знал, что его радист «Джинджер» Кулсон неплохо фотографирует. Истребителей противника не было видно, и он позвал радиста в свою кабину. Через несколько секунд они проскочили над эсминцем, сопровождавшим танкер. И тут огромный осколок пробил левый борт фюзеляжа как раз там, где стояло кресло стрелка, пронизал самолет и вылетел с правого борта. Если бы Кулсон сидел на своем месте, ему оторвало бы голову.

— Ты сбросил торпеду! — крикнул стрелок.

Хирн—Филипс заложил широкий вираж следом за Мэннингом вокруг танкера. Он знал, что произошло. Осколки снаряда замкнули электрические цепи, и торпеда отвалилась сама. Все, что ему теперь оставалось — следить за Мэннингом.

Аудитория у Мэннинга была достаточно большая. Пилоты, которые атаковали транспорты, тоже увидели танкер и прилетели сюда, когда поняли, чем занимаются Мэннинг, Хирн—Филипс и 2 «Бисли». Они решили помочь, чем удастся. Тут же кружили «Бофайтеры». Они атаковали эсминец, обстреляли его из пушек и отвлекли внимание от Мэннинга, заходившего на танкер.

Когда Мэннинг завершил свою петлю вокруг танкера и был готов выйти в атаку, он заметил, что танкер пытается повернуть. Но при этом судно потеряло скорость и сейчас практически стояло на месте. Это была легкая мишень. Орудия эсминца были приведены к молчанию, но береговые батареи нащупали дистанцию, и черные клубки дыма появлялись вокруг самолета с неприятным постоянством. Спарк мог слышать треск разрывов сквозь шум моторов. Мэннинг маневрировал, как мог, пока дистанция до танкера не упала до половины мили. После этого он лег на боевой курс и сбросил торпеду с дистанции 600 ярдов. Когда он это сделал, то увидел 2 «Бисли», летевшие ему напересечку чуть выше. Они тоже выполняли заход, открыв створки бомболюков. Когда бомбы пошли вниз, Спарк щелкнул спуском фотокамеры. Дастоу, пилот первого «Бисли», отвалил слишком поздно. Он зацепил крылом за мачту танкера. Секунду или две самолет еще кувыркался, а потом врезался в воду. Второй бомбардировщик отвернул вовремя. Оба самолета сбросили 250–фн бомбы с большим замедлением. Уголком глаза Мэннинг увидел еще 2 «Бофорта», заходящих на танкер. Очевидно, они пытались сбить противника с толку ложным заходом. Небо было буквально забито британскими самолетами. Все пилоты затаили дыхание, ожидая результатов атаки торпедоносца. Ниоткуда возник «Бофайтер» и обстрелял эсминец. Его мостик окутался дымом. Происходило так много событий, что Мэннинг просто забыл о танкере и оказался в опасной близости к нему. Он резко отвернул, но тут же налетел на столб грязной воды после взрыва бомбы. Вдобавок в самолет попал обломок с танкера и продырявил правый центроплан, изуродовав гондолу мотора.

Сейчас все зависело от торпеды Мэннинга. Остальные самолеты кружили вверху, как стая голодных коршунов. На береговых скалах возле Тобрука германские штабные офицеры тоже с тревогой ожидали результатов атаки.

Лучше остальных торпеду Мэннинга видел Хирн—Филипс. Он видел, что снаряд правильно вошел в воду. Однако он также видел, что танкер не совсем неподвижен. Хотя судно еле двигалось, оно все—таки пыталось увернуться от торпеды.

Командир группы Джи кружил над танкером. Внезапно его штурман Фрэнсис увидел след торпеды. При сложившихся обстоятельствах торпеда должна была попасть под углом в левую скулу танкера.

Джи и Фрэнсис, как загипнотизированные, следили, как торпеда ударила в корпус судна и не взорвалась. Она скользнула вдоль корпуса и начала дрейфовать к корме. И внезапно в воде под днищем танкера что—то грохнуло, и судно пропало в столбе воды и дыма.

— Снимай! Снимай! — закричал Хирн—Филипс.

Кулсон был настолько потрясен зрелищем, что едва не забыл, что должен был делать. Однако он успел щелкнуть камерой.

Мэннинг пролетел над танкером на 20 секунд раньше и не видел взрыва. Он все еще мыслями был позади, на танкере, которым занимались «Бисли». Когда пилот наконец оглянулся, танкер был окутан дымом. Однако он уже знал о попадании по воплям, смеху и аплодисментам стрелков. Все летчики, следившие за атакой, радовались. Только много позже они подумали о команде танкера. Но в любом случае они сами рисковали жизнью, и не все самолеты вернулись. Еще следовало долететь от Тобрука до своего аэродрома, а теперь появились вражеские истребители. Это были «Макки» С.202. Истребители начали долгое пологое пике, открыв огонь, когда дистанция сократилась до 800 ярдов. Потом они рванули вверх и ушли, прежде чем попали в пределы досягаемости хвостовых пулеметов «Бофортов». Отойдя на 1500 ярдов, истребители начали новый заход. Пули посыпались в море вокруг «Бофортов».

Летчики имели приказ после атаки построиться в 15 милях севернее Тобрука. Теперь они поспешили к месту сбора, преследуемые итальянскими истребителями. Стрелок Хирн—Филипса командовал, как следует маневрировать. «Макки» атаковали его самолет все настойчивей, так как не видели ответного огня. Команды стрелка на маневры становились все более необходимы. Хирн—Филипс сохранил свой апломб. Он забыл, что хвостовые пулеметы имеют электроспуск, и эта цепь порвана, как и все остальные, когда был разбит распредщит. Но пилоты «Макки» видели грозно торчащие стволы «Браунингов» и остерегались их. Стрелок «Бофорта» мог не пытаться вести огонь, итальянцы не подходили близко. Когда Хирн—Филипс вернулся, он немедленно внес в конструкцию самолета еще одно изменение. Теперь его пулеметы имели ручной спуск, и электричество могло пропадать сколько угодно. Пилоты не могли распоряжаться судьбой. Однако некоторые из них определенно заслужили остаться в живых, и Хирн—Филипс был среди таких.

Когда самолеты уходили в сторону моря, пилоты насчитали около 25 «Мессеров», мчащихся с северо—запада. Однако «Бофорты» и «Бисли» буквально стелились над волнами, и немцы их не заметили. Примерно в 10 милях северо—восточнее Тобрука группа построилась и взяла курс домой. «Бофайтеры», выполнив свою задачу, улетели вперед.

Атаку пережили 7 из 8 «Бофортов» и 3 из 5 «Бисли». Однако произошел трагический инцидент, повлекший за собой новые потери. Хирн—Филипс пытался по радио вызвать лидера, чтобы уточнить, сколько топлива следует оставить на обратный путь. Он обнаружил, что его рация; тоже уничтожена. И тут пилот заметил, что 2 «Бисли» опасно раскачиваются. Один из них прошел прямо под самолетом Хирн—Филипса всего в 30 футах ниже. Либо пилот потерял обзор, либо с самолетом что—то случилось.

На мгновение «Бисли» вроде бы выровнялся, но тут же пошел поперек курса соединения. «Бофорты» шли в разомкнутом строю, но Гэрриок держался справа от Хирн—Филипса на расстоянии 200 футов. «Бисли» пошел ему наперерез, все еще в 30 футах ниже. Теперь Гэрриок попал в опасное положение. Если он еще не видел «Бисли», то теперь и не мог увидеть, так как бомбардировщик оказался под брюхом торпедоносца.

Хирн—Филипс увидел, как «Бисли» судорожно дернулся вверх, и 2 самолета столкнулись. Он был единственным, кто ясно видел «Бисли». Больше никто из летчиков ничего не заметил. Гэрриока можно было легко предупредить по радио, но как раз на единственном самолете отказала рация…

Хирн—Филипс стал невольным свидетелем катастрофы, предотвратить которую не мог. «Бисли» ударил в брюхо торпедоносца. Немедленно кто—то вылетел сквозь носовое остекление «Бофорта» и упал в море. 2 самолета летели, сцепившись. Они как—то еще держались в воздухе почти 15 секунд. Потом, по—прежнему вместе, упали в море.

Это был печальный конец одной из самых удачных операций за всю войну. Для вернувшихся летчиков минареты Александрии выглядели просто изумительно. Их белые колонны величаво поднимались в солнечном сиянии. После ужасной гибели танкера, после гибели стольких друзей это зрелище стало просто незабываемым.

Большой транспорт был в сумерках тяжело поврежден 3 «Веллингтонами» После этого в полночь вылетели еще 6 «Веллингтонов», но судно пропало и его сочли потопленным. Чуть дальше под берегом стоял пылающий от носа до кормы танкер. Его корпус раскалился докрасна. Не спаслось ни одно из 3 судов.

Утром 2 ноября Джи, лидер группы «Бофортов», получил Крест за летные заслуги. Он покинул Египет вместе с остальными экипажами 42–й эскадрильи и отправился на Дальний Восток. Пидсли, лидер группы южноафриканских «Бисли», один из 2 пилотов пробомбивших танкер; Юдельман, его штурман и Литгоу, лидер другого соединения «Бисли», тоже получили Кресты за летные заслуги. Как ни странно, но на этот раз Мэннинг награды не получил. Но через несколько месяцев, после аварийной посадки в Индийском океане, когда он помог спасти свой экипаж, проявив мужество и находчивость, он тоже получил Крест за летные заслуги. В приказе отмечалась его хорошая работа при атаке «Принца Ойгена» в марте 1942 года и атака танкера.

Роммель получил сокрушительный удар. Последняя надежда получить топливо и боеприпасы пропала.

Глава 14 Ударные авиакрылья в Соединенном королевстве

На танкере «Прозерпина» погиб последний груз топлива, который мог помочь Роммелю в битве у Эль Аламейна. Конечно, это не был в буквальном смысле его последний танкер. Еще несколько месяцев наши корабли продолжали топить его транспорты. Через 3 дня после гибели «Прозерпины» «Веллингтоны» потопили следующий танкер «Луизиана». А 2 ноября «Бофорты» под командой Ларри Гэйна уничтожили еще один танкер на подходах к Тобруку. Во время этой атаки был сбит Кен Грант. Но Роммель уже поспешно отступал под напором победоносной 8–й армии. И вопросом оставалось лишь одно — когда он вообще будет выкинут из Африки.

8 ноября союзники высадились во Французской Северной Африке. Походы транспортов Оси через Средиземное море стали еще более рискованными. Наконец 13 мая 1943 года два армии союзников встретились в Тунисе, и последние итальянские и германские войска либо капитулировали, либо бежали из Африки.

После этого эскадрильи «Бофортов» получили «Бофайтеры» и переключились на атаки вражеских кораблей на маршрутах вокруг Сицилии, Сардинии, Корсики, Италии, Греции. Этот период дал своих асов и героев, он также был отмечен и тяжелыми потерями.

Самым замечательным из пилотов торпедоносцев в 1943 года на Средиземном море стал Стэн Мюллер—Роуленд. Очень молодой, щуплый и почти незаметный, он обладал качествами, которые в нем трудно было заподозрить. Как и Гиббс, он не слишком интересовался тактикой. Его жизнью были боевые операции. В то время никто не мог сравниться с ним. Командиру эскадрильи приходилось специальными приказами отстранять его от операций. Когда Мюллер—Роуленд вернулся в Англию, на его счету было 18 сброшенных торпед, больше чем у кого—либо, кроме Гиббса, чей рекорд он невольно пытался побить. Когда над Эгейским морем вражеский истребитель сбил Мюллер—Роуленда во время операции против Коса и Лероса, пилот спасся в Турции. Позднее он прибыл на Средний Восток и снова попал на курсы воздушной стрельбы. Мюллер—Роуленд был уверен, что больше никто не прервет его борьбу с вражескими кораблями. Вернувшись в Англию, он был зачислен в состав одного из ударных крыльев и был сбит зенитками в октябре 1944 года.

Стэн Мюллер—Роуленд был одним из четырех братьев. Все они получали награды, и двое погибли в годы войны. Его третий брат погиб во время испытаний экспериментального бесхвостого самолета DH–108 в феврале 1950 года.

Действия против вражеского судоходства на Средиземном море превратились в войну на истощение, в долгую борьбу на судоходных маршрутах. Однако потопление 1–2 самых важных транспортов, даже 10–15 не могло оказать решающего влияния на ход битв на суше. То же самое было справедливо и для других театров. Однако в Северном море англичане сумели начать войну на коммуникациях собственно Германии.

В течение 1942 года эскадрильи «Бофортов» были переброшены на заморские театры. В результате борьба с вражеским судоходством в Северном море легла на эскадрильи «Хадсонов». Особенно отличилась 407–я канадская, которая базировалась в Норт Коутсе вместе с 86–й эскадрильей. 407–я эскадрилья продолжала атаки вражеских судов между устьем Эльбы и Хук ван Холландом, чем ранее занималась 22–я эскадрилья. Ее атаки на бреющем отличались особыми успехами, пока немцы не начали придавать каждому транспорту по 4–5 кораблей сопровождения. Потери «Хадсонов», и без того серьезные, начали стремительно расти. За 3 месяца 407–я эскадрилья потеряла 12 экипажей. Почти 50 канадцев погибли или пропали без вести, это равнялось почти половине личного состава эскадрильи. Другие эскадрильи «Хадсонов», в том числе 3 голландские, несли почти такие же потери. Этого не могло вынести ни одно соединение. При таком уровне потерь у экипажей не оставалось шансов дожить даже до середины оперативного цикла.

«Хадсоны» испытывали то же самое, что и «Бофорты» и «Бленхеймы» до них. Ресурсы Берегового Командования были напряжены до предела. И главный маршал авиации Жубер был вынужден принять решение, сопоставимое по важности с решением Бомбардировочного Командования, когда 2–я группа «Бленхеймов» была отозвана с операций против вражеского судоходства в 1941 году. В июле Жубер приказал экипажам «Хадсонов» отказаться от атак на бреющем и бомбить только с относительно безопасной высоты. Это значительно уменьшило потери, но потопленный тоннаж сократился еще сильнее.

Чтобы компенсировать отсутствие «Бофортов», 4 эскадрильи «Хэмпденов» были переоборудованы в торпедоносцы. Но эти самолеты были слишком тихоходны, чтобы действовать против сильно защищенных конвоев. В результате их использовали в основном у берегов Норвегии. Они занимались такой же свободной охотой, какую ранее проводила 42–я эскадрилья. Они применяли тактику «бей и беги», используя в качестве прикрытия низкую облачность. В поисковую группу входили обычно 1–2 самолета. В новой роли «Хэмпдены» добились определенных успехов.

Вражеские конвои обычно делились на 2 типа. Транспорты из балтийских портов доставляли в Роттердам и остальные голландские порты шведскую железную руду. А другие транспорты перевозили различные грузы для германских войск в Норвегии. Бомбардировочное Командование наносило удары по железным дорогам и станциям, чтобы нарушить работу, вражеских коммуникаций, транспортами занималось Береговое Командование. Их действия были тесно связаны между собой. Жубер понимал, что при имеющихся ресурсах у него нет надежды перекрыть движение германских транспортов, поэтому он требовал более современных торпедоносцев. Эксперименты показали, что «Бофайтеры» могут вполне успешно сбрасывать торпеды. Этот самолет намного превосходил по скорости и маневренности «Бофорт» и «Хэмпден», которые теперь явно устарели.

Жубер хотел сформировать несколько крыльев, вооруженных «Бофайтерами». 2 или 3 эскадрильи в составе крыла должны были проводить торпедные атаки, а остальные — бороться с зенитками. Каждое крыло состояло из сводного отряда торпедоносцев и штурмовиков, обученных действовать как единое целое. Они должны были добиваться полной синхронности и взаимопонимания в своих действиях. Ранее такое было просто невозможно. Даже между «Бофортами» и «Бофайтерами» на Мальте не существовало такой тесной связи.

Предложения Жубера были в итоге приняты. Первое из «ударных авиакрыльев» начало формироваться в Норт Коутсе вскоре после Эль Аламейна.

Оно было создано специально, чтобы действовать против вражеского судоходства у голландского побережья. Обычно они имели мощное сопровождение и прикрывались истребителями. Предполагалось, что зенитный огонь противника будет подавлен массированными атаками большого числа штурмовиков. Это позволит торпедоносцам атаковать транспорты с близкого расстояния при минимальном противодействии. Это перекликалось с тактикой морского боя. Орудие наносило повреждения противнику, выводило его из строя, а потом в дело вступала торпеда. С дистанции, где нельзя было промахнуться, она топила противника. Предполагалось, что для нейтрализации каждого эскортного корабля требуются по 3 штурмовика, а для потопления 1 транспорта нужно сбросить 6 торпед.

Истребители сопровождения должны были прикрывать «Бофайтеры», если позволяло расстояние. Они должны были бороться с вражескими одноместными перехватчиками, которые имели преимущество в скорости и маневренности даже над «Бофайтерами». Задачей истребителей было создание локального превосходства в воздухе над конвоем на время проведения атаки.

Новое крыло провело первую операцию 20 ноября 1942 года. Она завершилась дорогостоящим провалом. Целью был большой и сильно защищенный конвой возле Фризских островов. Он шел на юго—запад к Роттердаму. Конвой состоял из 15 транспортов. В воздух были подняты 2 эскадрильи «Бофайтеров». 236–я должна была подавить зенитки, а 254–я после этого должна была атаковать транспорты. Их должны были сопровождать 12 «Спитфайров». «Спитфайры» в условиях плохой погоды разминулись с «Бофайтерами», которые тоже растеряли по дороге несколько самолетов. Торпедная атака была выполнена очень решительно, и большой транспорт получил попадание. Но конвой поставил плотную огневую завесу на пути торпедоносцев, а с воздуха его прикрывало большое число Fw–190. В результате 3 «Бофайтера» были сбиты, а еще 4 — тяжело повреждены. Стало ясно, что новое крыло, как и ранее действовавшие здесь «Бофорты», просто плохо подготовлено.

Опыт показал, что быстроходный современный самолет, подавленные зенитки и отвага — еще не все, если им не сопутствуют опыт, умелое руководство и особый талант. Жубер решил еще раз отозвать новое крыло с линии фронта для долгих тренировок. Он оставил «Хадсоны» и «Хэмпдены» делать, что они могли.

Только в апреле следующего года он решил, что это крыло готово снова вступить в бой. И когда это произошло, разница оказалась очевидна. В первой атаке 21 «Бофайтер» нанес удар по большому конвою возле Текселя, повредив 3 эскортных корабля и уничтожив самый крупный транспорт. Все «Бофайтеры» благополучно вернулись и сели на своем аэродроме в течение 15 минут.

Эта история повторялась много раз в течение года. Снова наш успех вынудил немцев придавать конвоям все более и более сильный эскорт. Тщательное планирование и координирование атак по—прежнему оставались обязательными условиями успеха, так же, как и подавление зениток.

Несмотря на множество успешных операций, все опасности, присущие этим операциям, сохранились до самого конца. Полет на бреющем в дневное время прямо навстречу плотному огню, чтобы нанести меткий удар по избранной цели — занятие рискованное. Противник знает, что его судьба окажется плачевной, если он не остановит атакующего. Поэтому в ходе ожесточенных боев погибло немало отважных экипажей. Очень часто погибали самые лучшие.

Попытки довести ударные крылья до предложенной численности были сорваны требованиями иных операций и театров. Новый глава Берегового Командования Слессор сумел достичь намеченных цифр только к 1944 году. Но даже имеющиеся противокорабельные эскадрильи сделали судоходство неприятеля максимально тяжелым. Поэтому немцам пришлось закрыть порт Роттердам, который много лет служил конечным пунктом морского пути железной руды из Швеции. Они были вынуждены разгружать транспорты в Эмдене, чьи портовые возможности не шли ни в какое сравнение с Роттердамом. Это была первая стратегическая победа, достигнутая ударами по вражескому судоходству.

В июне 1943 года появилось новое оружие, которое сыграло колоссальную роль в борьбе против вражеских судов. Это были ракетные снаряды. До сих пор на самолетах не удавалось устанавливать крупнокалиберные пушки, так как отдача могла разрушить хрупкий набор воздушной машины. Эта проблема исчезла с появлением ракеты, которая при пуске не давала никакой отдачи. При стрельбе из 20–мм пушек «Бофайтер» отчаянно трясся. Зато при пусках ракет он летел совершенно спокойно.

20–мм пушки «Бофайтеров» наносили страшные потери расчетам зенитных орудий, особенно если удар наносился 3 самолетами одновременно, как и планировалось. Зато меткий ракетный залп мог не только уничтожить зенитное орудие вместе с расчетом, он мог уничтожить весь эскортный корабль. Поэтому сейчас самолеты совершали поочередно заход с обстрелом из пушек, потом наносили ракетный удар и уже после этого торпедоносцы атаковали главную цель.

За эти годы конструкция торпед была значительно улучшена. Ее можно было сбрасывать с большей высоты и при повышенной скорости. Однако ее ударная мощь изменилась мало, в основном это было то же самое оружие, что в первый раз использовали Боман и Фрэнсис в сентябре 1940 года. Торпеда замерла на месте, тогда как бомбы стремительно росли в размерах, многократно повысив свою разрушительную мощь. Однако из—за своей способности разрушать подводную часть корабля торпеда осталась главным противокорабельным оружием.

Против малых кораблей использование торпед было неоправданным, зато ракеты и пушечный обстрел вполне могли решить их судьбу. Торпедоносцы впервые прочитали пламенеющие письмена на стене: «Мене, тэкел, фарес».

Возле берегов Голландии и Норвегии встречались многочисленные мелководья. Так как противник стремился держаться как можно ближе к берегу и не рвался выходить в открытое море, атаки торпедоносцев становились немного затруднительны. Это особенно справедливо для норвежского побережья к северу от Ставангера, где фарватеры были проложены внутри шхер. Однако для ракет все это помехой не стало. Им были безразличны глубина воды и сила волнения, которые часто сбивали торпеду с курса. Самолет пикировал на цель с большой высоты и выпускал ракеты, имея значительную свободу маневра.

К концу 1944 года было проведено множество смелых ракетных атак в узких норвежских фиордах, зажатых между отвесными горами. Самолету едва хватало места, чтобы спикировать на цель и отвалить после атаки. Однако в открытом море торпеда имела решительное преимущество над ракетой. Поэтому совместными усилиями остальные самолеты ударных крыльев расчищали дорогу «Торбо» (TORpedo BEAUfighter), чтобы те могли нанести решительный удар. Составляющие успеха оставались прежними — хорошая предварительная разведка, тщательный инструктаж, умелое руководство, подавление обороны, минимальная дистанция сброса.

Вооружение врага возросло настолько, что даже использование всего авиакрыла с сильным истребительным сопровождением уже не гарантировало подавления зениток и успешной атаки конвоя. В таких условиях потери снова могли приобрести угрожающий характер. Однако одно авиакрыло хорошо, а два — еще лучше. 15 июня 1944 года в первый раз был нанесен совместный удар силами 2 крыльев.

Несколько дней назад голландское подполье сообщило, что готовится отправка большого конвоя из Роттердама на Балтику. Он состоял из 2 только что построенных судов, которые в первый раз выходили в море — транспорта «Амерскерке» (8000 тонн) и вспомогательного судна ВМФ (4000 тонн). Их сопровождали не меньше 18 эскортных кораблей. Хаос и замешательство на германских железных дорогах перед высадкой союзников в Европе вынудили немцев все больше и больше полагаться на морской транспорт. Поэтому уничтожение 2 больших кораблей немедленно после их ввода в строй сломило бы волю противника к сопротивлению и приблизило бы конец войны.

Предварительная информация голландского Сопротивления дала нам возможность спланировать большую операцию, самую крупную подобного рода за всю войну. В Лангхэме, Норфолк, было сформировано новое крыло, которое должно было бороться с вражескими кораблями, которые могли помешать нашим силам вторжения. Было решено использовать 2 эскадрильи этого крыла, 2 эскадрильи из Норт Коутса в сопровождении 10 «Мустангов» Истребительного Командования.

Из 4 эскадрилий «Бофайтеров» 3 должны были подавить оборону конвоя пушками и ракетами, а четвертая, зайдя на малой высоте, торпедировать 2 новых транспорта.

Эскадрильи из Лангхэма, 455–я австралийская и 489–я новозеландская, до сих пор действовали у норвежского побережья. Это не позволяло истребителям сопровождать их. Они работали так же, как Гиббс со своими парнями на Мальте — все соединение летело на очень малой высоте. Когда появлялась цель, штурмовики выходили вперед и набирали высоту 2000 футов, после чего пикировали на корабли сопровождения. Самолеты из Норт Коутса действовали в основном у голландского побережья, поэтому они всегда имели такую роскошь, как сильное истребительное прикрытие, и не беспокоились о перехватчиках противника. Поэтому они выходили к цели на той высоте, которая действительно требовалась для атаки. Штурмовики шли на 2000 футов, а торпедоносцы на уровне моря. В результате слияние двух крыльев могло привести к определенному беспорядку. К счастью, мы получили достаточно времени, чтобы устранить все шероховатости. 14 июня эскадрильи из Норт Коутса — 236–я (штурмовики) и 254–я (торпедоносцы) — прилетели в Лангхэм и началась подготовка.

Ударной группой командовал Тони Гадд, бывший командир звена в 22–й эскадрилье Гиббса. Теперь он имел чин подполковника авиации и действовал в составе крыла из Норт Коутса. Первенство было отдано этому крылу, так как оно имело больше опыта действий у голландского побережья. Гадд был типичным офицером КВВС — высокий, плотный, самоуверенный. Форма ладно сидела на нем. Он был инструктором в Госпорте, сбросил тысячи торпед во время учений и завершил оперативный цикл в составе 22 эскадрильи. Это была простая и здоровая натура, не видевшая никаких сложностей в жизни. Ему доверяли практически все.

Гадд выдержал натиск летчиков из Лангхэма, требовавших изменить их тактическое задание. В этом не было злокозненного упрямства. Он знал, чего хотел и не собирался отступать ни на шаг. В конечном итоге летчики из Лангхэма, узнав, что командовать атакой поручено Гадду и потому от него в большой степени зависит успех, сдались.

Когда ночью 14–15 июня пришло сообщение разведчика, и Гадд начал вырабатывать диспозицию. Возглавляли конвой 6 «R—ботов», шедших парами. За ними двигались 4 вспомогательных тральщика. Дальше шли сами транспорты. Слева, со стороны моря, их прикрывали 4 тральщика, еще 2 тральщика располагались справа. Замыкали конвой еще I тральщик и 1 «R—бот». Конвой двигался почти точно на восток в нескольких милях от Фризских островов напротив Эмдена со скоростью 10 узлов. Большая осадка крупных транспортов вынуждала их держаться на глубокой воде, поэтому в качестве основного оружия можно было выбрать торпеду.

Гадд решил бросить штурмовики против всех кораблей сопровождения. Эскадрилья слева от него должна была заняться головным охранением. Правая эскадрилья — арьергардом и тральщиками на левом траверзе транспортов. Он сам в центре строя поведет 4 самолета, каждый из которых будет вооружен 8 ракетами. Они атакуют транспорты. В каждый из них будет выпущено по 16 ракет.

Вся штурмовая группа будет лететь строем фронта и атакует вражеское соединение по всей ширине строя одновременно. Когда штурмовики обрушат ракеты, пушечный и пулеметный огонь на корабли конвоя, пикируя с высоты 2000 футов, торпедоносцы должны выйти на дистанцию сброса торпед. 6 торпедоносцев атакуют «Амерскерке», а 4 — вспомогательное судно.

Штурмовики не были нацелены на какой—то конкретный корабль, так как строй конвоя мог измениться. Но в любом случае 2 главные цели будут идти в центре конвоя, поэтому эскадрильи по сторонам ракетоносцев так или иначе атакуют авангард и арьергард. Опыт подскажет пилотам, какой именно целью следует заняться. Пикирование с высоты 2000 футов до 300 футов на скорости более 300 миль/час не позволит изменить выбор.

Гадд постарался сделать инструктаж как можно более простым. Он предупредил летчиков, что почти каждый корабль тащит аэростат, но не стал упирать на неизбежные опасности атаки столь крупного конвоя. Они были отлично известны, и не следовало повторяться.

Многие из этих опасностей увеличивались при использовании крупного ударного соединения. Над конвоем одновременно на большой скорости будут пролетать более 50 самолетов. Поэтому самая маленькая ошибка в пилотировании может привести к катастрофе. Они должны заставить замолчать зенитки. Однако когда пикируют так много самолетов сразу, угроза столкновения становится совершенно реальной. Так погибло уже много летчиков. «Бофайтер» очень устойчив на больших скоростях, однако тяжел в управлении. Поэтому очень легко было запоздать с выходом из пике. Следует проскочить мимо мачт кораблей и болтающихся вверху аэростатов. И в это время самолеты позади вас палят из всего, что может стрелять. В такой суматохе очень легко получить очередь от своего же. В последнем вылете Гадду ракетой прострелили левое крыло и на правом отстрелили элерон и продырявили подвесной бак. Лишь каким—то чудом самолет не загорелся.

Все это опасно само по себе, даже если не считать зенитки и истребители противника.

Экипажи покинули комнату предполетного инструктажа и разошлись по самолетам в полной темноте. Ночью на аэродроме довольно прохладно, даже в середине лета. Поэтому было самое время пару раз вздохнуть поглубже, чтобы успокоить нервы.

Летчики заняли места в самолетах, позволив себе немного помечтать о своей будущей судьбе. Потом заревели моторы, зажглись полетные огни, и о нервах пришлось забыть.

К рассвету «Бофайтеры» были в воздухе. Они построились, через несколько минут над Колтишеллом к ним присоединились истребители прикрытия. Все соединение легло на курс в 5.00. Гадд ожидал встречи с конвоем через 45 минут. Однако германские корабли прошли больше, чем ожидалось. Ударное соединение вышло к берегу чуть позади конвоя.

Это была первая неудача. Единственным возможным направлением атаки был траверз конвоя, чтобы одновременно парализовать все корабли охранения. А сейчас соединение находилось за кормой конвоя, поэтому ему предстояло выполнить сложный маневр захождения, чтобы занять исходную позицию. Никто раньше не вылетал для атаки вражеских судов таким большим соединением, и никто толком не знал, как все делается.

Был еще один фактор. Такое большое соединение самолетов вблизи от берега просто не может остаться незамеченным. Если они потеряют время, береговые батареи вскоре откроют огонь.

Вдобавок начала ухудшаться погода. Над морем стоял достаточно густой туман, а на высоте 2000 футов облачность составляла 6/10. Поэтому штурмовики видели море под собой лишь урывками, и обзор вперед был не самым лучшим. Гадд вообще не видел «Торбо».

Но трудности связи, которые сорвали атаку 86–й эскадрильи против «Принца Ойгена», которые так мешали торпедоносцам на Средиземном море в 1942 году, сейчас были преодолены. На всех штурмовиках стояли УКВ—передатчики. Гадд смог сообщить всем самолетам, что он планирует делать.

В 5.50 возле Шнермонникоога, недалеко от Боркума, летчики впервые увидели замыкающие конвой корабли охранения, всего в 4 милях впереди себя. Потом они увидели транспорты и окружающие их тральщики и «R—боты».

Теперь, подумал Гадд, пора выполнять сложный маневр. По крайней мере, перестраиваться придется в одной плоскости. И слава богу, что пока им не мешают зенитки.

Он передал по соединению:

— Я намерен выполнить S—поворот и выйти на траверз конвоя.

Сначала я поверну в сторону моря и поравняюсь с конвоем. Потом поверну вправо и начну атаку под углом 90°, как планировалось. Самолеты на левом фланге должны дать полный газ, чтобы атаковать одновременно со мной. Самолетам на правом фланге сбросить газ и не выскакивать вперед.

Поворот!

Все соединение дружно повернуло влево и летело этим курсом, пока не поравнялось с конвоем. Потом оно повернуло к берегу. Летчики никогда не могут рассуждать и действовать совершенно спокойно после моментальной дрожи возбуждения при виде цели. Однако на сей раз все прошло гладко.

Финальный поворот был выполнен так четко, как поворачивают гвардейцы на параде. Но сейчас «Бофайтеры» пилотировали люди, совершавшие второй оперативный цикл. Австралиец Колин Милсон, отличившийся на Мальте в составе 39–й эскадрильи, входил в группу штурмовиков. Эван Джиллис, воевавший на Мальте в составе 86–й эскадрильи, пилотировал «Торбо». Рой Кеннел, товарищ Ловейтта по 42–й эскадрилье, сейчас летел в составе 489–й эскадрильи на левом фланге соединения. Тони Гадд командовал группой. Группа штурмовиков обрушила шквал огня на корабли сопровождения. Подполковник авиации Пэдди Берне повел «Торбо», интерком доносил его неподражаемый ирландский акцент, когда он отдавал команды соединению. Майор авиации новозеландец Билли Тэкон летел рядом с Гаддом в центре.

Большинство пилотов достаточно мудро использовали для подавления зениток 20–мм пушки. Но Тэкон был крупнейшим специалистом по ракетам. Его вера в ракеты напоминала веру Гиббса в торпеды. Он верил, что ракета является ОСНОВНЫМ оружием. Поэтому он спикировал, дождался, пока расстояние сократится до 1000 ярдов, поймал цель на прицел и надавил гашетку пушки. Пилот дождался, пока снаряды вспенят воду у борта цели, мягко поднял нос самолета так, чтобы снаряды ударили в борт корабля, и нажал на спуск ракет. Тэкон твердо знал, что, действуя подобным образом, он обязательно попадет. Но такая тактика означала, что на самолет обрушатся все орудия корабля, хотя по, мнению Тэкона, это не стоило внимания. Он добивался 100 % попаданий, что только укрепляло его убеждения.

Все соединение сейчас находилось на траверзе конвоя, проходя через пугающий момент, когда орудия кораблей уже открыли огонь, но для бортового оружия дистанция еще слишком велика. Через 20 секунд перед ними полыхнул первый разрыв зенитного снаряда. Сначала одинокий, а потом появилась настоящая стена.

— Атака! Атака! Атака!

Немедленно после этого сигнала 32 штурмовика «Бофайтер» строем фронта начали пикировать на конвой с высоты 2000 футов. Каждый пилот выбрал свою цель. На полпути пилоты нажали гашетки пушек. Самолеты затряслись, как в лихорадке, а кабины пилотов наполнились едким дымом, который вылетал из стволов пушек. Пилоты отважно пикировали сквозь стену разрывов зенитных снарядов. Грохот собственных пушек добавлял им уверенности.

Пилоты рванули ручки управления на себя в последний момент, чтобы проскочить над мачтами кораблей, вильнуть мимо аэростатов и прорваться сквозь огонь остальных кораблей. Никто из них не знал точно, получил ли его самолет попадание. Все вокруг гремело и тряслось, но почему?..

Слева 489–я эскадрильи атаковала «R—боты» и тральщики в голове конвоя с таким эффектом, что их зенитки совершенно умолкли. 455–я эскадрилья атаковала тральщики на левом фланге конвоя и «R—бот» в хвосте конвоя. 236–я эскадрилья в центре занялась транспортами. Когда 4 ракетоносца выпустили свои снаряды, 32 яркие огненные стрелы помчались впереди самолетов. 10 ракет попали во вспомогательное судно и 8 ракет — в «Амерскерке». Зенитки, которые поставили плотную завесу в начале атаки «Бофайтеров», теперь умолкли.

Пэдди Берне, возглавлявший торпедоносцы, глянул на кружащие вверху самолеты и повел свою эскадрилью в атаку, чтобы не нарушить график. Теперь настала очередь «Торбо» 254–й эскадрильи. Он сбросили свои торпеды. Один из пилотов потерял место в строю и не выполнил заход, однако 9 самолетов атаковали без всяких помех со стороны противника. «Амерскерке» получил 2 попадания, и еще 2 — вспомогательное судно.

Когда ракетоносцы пролетали над противоположным флангом конвоя, они огнем своих пушек подавили последние зенитки. Поэтому «Торбо» спокойно улетели прочь, по ним не было сделано ни одного выстрела.

5 штурмовиков «Бофайтер» получили поверхностные повреждения, когда пикировали сквозь огневую завесу в начале атаки. Но в ходе сложной атаки, которую провели 42 «Бофайтера» против одного из крупнейших конвоев, не был потерян ни один самолет.

Когда самолеты недалеко от берега развернулись и набрали высоту 1500 футов, чтобы построиться для обратного полета, летчики увидели в дыму и тумане разгромленный конвой. Оба транспорта тонули, причем оба кормой вперед. Один из тральщиков взорвался, а еще 5 — горели.

Позади «убийц кораблей» осталась страшная картина опустошения, так резко отличавшаяся от мирного шествия 20 кораблей всего несколько минут назад.

Наконец—то противокорабельные эскадрильи перестали быть Золушкой КВВС. Теперь они обладали достаточной мощью, чтобы гарантировать уничтожение любого, самого защищенного конвоя. Самые мощные средства обороны сметались в сторону. Град ударов расчищал дорогу торпедоносцам и ракетоносцам, наносившим смертельный удар.

Атака 15 июня стала образцом для множества последующих атак сводных авиакрыльев. Воздушное наступление над Северным морем продолжалось. Быстрое наступление наших армий в западной Франции увеличило важность операций в Бискайском заливе.

В августе 1944 года появились новые результаты ударов по судоходству противника. Во—первых, шведское правительство объявило, что из—за повторяющихся ударов по шведским судам оно больше не позволит им заходить в германские порты. Это был сильнейший удар по планам Гитлера. Во—вторых, 24 августа имело место чрезвычайно значительное событие. В устье Жиронды были ракетами потоплены германский эсминец и торпедный катер. Ракеты, отправившие на дно эсминец, выпустил Билли Тэкон. Таким образом он доказал, что ракета обладает необходимым потенциалом, чтобы стать главным оружием самолета. Поэтому можно смело ликвидировать «Торбо», исключая разве возможное их использование против линкоров.

К сентябрю противник уже не рисковал днем проводить корабли вдоль голландского побережья. Да и ночью целей было не слишком много. У побережья Норвегии корабли днем тоже предпочитали отстаиваться в узких фиордах и на маленьких, но хорошо защищенных якорных стоянках. Но даже там ударные крылья отыскивали их. Самолеты бесстрашно ныряли в узкие ущелья, едва не задевая крыльями за обрывы. Немцы сосредоточили в Норвегии много истребителей, и ударные группы теперь встречали до 40 перехватчиков. Однако под прикрытием «Мустангов» штурмовики сеяли смерть среди вражеских транспортов, хотя часто потери оказывались тяжелыми.

Кульминация наступила в последнюю неделю войны. Германские войска начали удирать из норвежских и датских портов, используя любые плавсредства. Ударные авиакрылья были брошены против них.

Только самые удачливые из немцев сумели спастись. Страшные потери, которые понесли германские суда, переполненные войсками, знаменовали финальный крах германских вооруженных сил.

Эпилог

В ноябре 1944 года последний германский линкор «Тирпиц» был атакован и потоплен 617–й эскадрильей — «Дам бастерами». Колесо описало полный круг: от бомб через торпеды и назад к бомбам.

Бомбовая нагрузка самолетов, вес и эффективность бомб, качество бомбовых прицелов перевесили то преимущество, которое давала торпеда, поражая цель ниже ватерлинии. Бомба оказалась способна просто выкинуть «Тирпиц» из воды.

В своей книге «Дам бастерз» Пол Брикхилл пишет, что, вернувшись на незнакомый аэродром возле Лоссимута после атаки линкора, подполковник авиации Тэйт, командовавший эскадрильей, получил запрос от дежурного по аэродрому, «не возвращается ли он с учений». Это спросил пилот торпедоносца.

На аэродроме Даллахи, всего в нескольких милях от Лоссимута, базировалось ударное крыло Берегового Командования. Дежурный по аэродрому знал, что «Ланкастеры» из Лоссимута проводят учения. Сообщение о штурманских учениях 617–й эскадрильи над Северным морем приходили ежедневно. Но в Даллахи базировались 4 эскадрильи «Бофайтеров», и у дежурных хватало забот и без того, чтобы помнить об учениях Бомбардировочного Командования.

Хмурым ноябрьским днем, когда моросил мелкий дождь, все полеты крыла были отменены. Дежурный по аэродрому сидел в контрольной башне и отдыхал, расстегнув мундир и почитывая Питера Чини. Во второй половине дня пришло сообщение, что над аэродромом кружит «Ланкастер». Это мог быть один из парней Бомбардировочного Командования, не нашедший Лоссимут. Было бессмысленно пытаться связываться с пилотом по радио. «Ланкастеры» работали на других частотах, чем самолеты Берегового Командования. И стало ясно, что бомбер намерен сесть. Дежурный вызвал аварийную и пожарную команды и, поглядывая на поле одним глазом, вернулся к чтению.

«Ланкастер» вынырнул над аэродромом из тумана на высоте 300 футов, благополучно сел и покатил к контрольной башне. Примерно через минуту экипаж выбрался из самолета и побрел по летному полю. На летчиках виднелись свитера, разноцветные шарфы, летные куртки и ботинки — полная униформа при боевом вылете. Никаких знаков различия.

Дежурный по аэродрому посмотрел поверх своего Питера Чини. Эти парни из Бомбардировочного Командования становились неприятной проблемой. Теперь ему придется заполнять разные бумаги, даже если они взлетят буквально через пару минут, чтобы вернуться в свой Лоссимут. Дежурный начал обычные расспросы.

— Что случилось? Заблудились?

Кастовая солидарность воздвигла между ними барьер. Они принадлежали ДРУГОМУ Командованию.

— Мы увидели аэродром и решили сесть.

— Имя пилота?

— Тэйт.

Как монетка звякнула. Дежурный повторил:

— Т—е—й—т?

— Т—э—й—т.

Никакого отличия от остальных Тэйтов не видно.

— Чин?

— Подполковник авиации.

Дежурный уронил карандаш и вскочил на ноги, судорожно застегивая пуговицы. Карандаш брякнул об пол.

— Виноват, сэр.

— Ничего, все нормально.

— Проводили учения, сэр?

Подполковник покачал головой.

— Нет. — Он на мгновение задумался и добавил: — Да мы только что «Тирпиц» потопили.

Он еще раз посмотрел на мундир дежурного, но теперь не на пуговицы. Под крылышками пилота была видна пурпурно—белая ленточка Медали за летные заслуги. Дежурный получил ее три с половиной года назад за торпеду, всаженную в «Лютцов».

Иллюстрации

Торпедоносцы «Бофорт» у берегов Англии

Кавалер Креста Виктории капитан авиации Кеннет Кэмпбелл

Торпедоносец «Бофорт» (1)

Торпедоносец «Бофорт» (2)

Торпедоносец «Суордфиш» (1)

Торпедоносец «Суордфиш» (2)

«Суордфиш» сбрасывает торпеду

Торпедоносец «Альбакор»

Штурмовик «Бофайтер»

Торпедоносец «Бофайтер» TF.X

«Бофайтер» Mk VIF

«Бофайтеры» атакуют немецкий конвой

Торпедоносец Bristol 152 «Beaufort I»

Моторы: 2 х Бристоль «Таурус VI», 1130 ЛС

Размеры: 17,63 х 13,46 х 4,34 м

Скорость: 418 км/час (Пустой), 362 км/час (с торпедой)

Потолок: 5030 м

Дальность полета: 2575 км

Вес: 5945 кг (пустой), 9625 кг (взлетный)

Вооружение: 4–7,69 мм пулем., 18" торпеда или 954 кг бомб

Экипаж: 4 человека

Торпедоносец Fairey «Swordfish II»

Моторы: 1 x «Пегасус 30», 750 ЛС

Размеры: 13,87 х 10,87 х 3,76 м

Скорость: 222 км/час

Потолок: 5867 м

Дальность полета: 879 км с полным вооружением

Вес: 2134 кг (пустой), 3401 кг (взлетный)

Вооружение: 2–7,69 мм пулемета, 18" торпеда или 1 мина или 680 кг бомб и 8 ракет

Экипаж: 3 человека

Торпедоносец Fairey «Albacore I»

Моторы: 1 x Бристоль «Таурус II», 1065 ЛС

Размеры: 15,24 x 12,13 x 4,65 м

Скорость: 259 км/час

Потолок: 6309 м

Дальность полета: 1497 км

Вес: 3289 кг (пустой), 4808 (взлетный)

Вооружение: 3–7,69 мм пулем., 18 торпеда или 954 кг бомб

Экипаж: 3 человека

Торпедоносец Bristol 156 «Beaufighter» TF.X

Моторы: 2 x Бристоль «Геркулес XVII», 1770 ЛС

Размеры: 17,63 х 12,6 х 4,84 м

Скорость: 502 км/час

Потолок: 8077 м

Дальность полета: 2478 км

Вес: 7100 кг (пустой), 11530 кг (взлетный)

Вооружение: 4 — 20–мм пушки, 1–7,69 мм пулем., 18" торпеда или 954 кг бомб и 8 ракет

Экипаж: 2 человека

Загрузка...