Веру разбудил грохот. Что-то тяжелое упало. Затем послышался треск стекла. Кто-то по-звериному гневно прорычал. Ее охватил страх. Девушка сжалась и сначала хотела погрузиться с головой под одеяло, но затем услышала сдавленный стон и грубый мат, произносимый властным голосом, и резко поднялась на кровати. Забыв о своей наготе, она выбежала в гостиную.
Марк валялся на полу под стеллажом. Вокруг рассыпались осколки ваз. С лица капала кровь. Он держался за ребра, скрючившись и дрожа. Отец смотрел на него безумными глазами, а потом на Верин «ах» перевел взгляд в сторону спальни. В глазах блеснула ненависть и недобрая ухмылка. Пошлый взгляд обежал ее тело за секунду. Девушка поежилась.
– Я эту шлюху уже видел, – заметил он, прищурившись. – Неужели постоянную себе завел?
Мужчина посмотрел на сына с издевкой. Марк закрыл глаза и глубоко вздохнул. Кровь вытекала из рассеченной губы по подбородку на голую грудь.
– Не рассчитывай ни на что, мелкая стерва, – сказал отец, посмотрев Вере в глаза. – Этот ублюдок сорит моими деньгами. Захочу, и он останется голышом на помойке. Будешь его за счет своей пизды содержать.
Он злорадно рассмеялся. У Веры душа свернулась от этого смеха и от этих слов, звучащих так мерзко, что к горлу подступила тошнота. Она сморщилась и от обиды, и от злобы. Сожалеющий взгляд устремился к Марку, который теперь казался слабым и замученным. Хотелось накрыть его собой, сжать в своей любви и спрятать от остального мира, чтобы он был всегда в безопасности.
– А захочу, женю на какой-нибудь безмозглой шлюшке, – добавил мужчина ядовито.
Парень часто дышал, не открывая глаз. Слегка поморщился над фразой отца, но быстро вернул лицу ровность. Он только ждал, когда отец насладится его страданиями и уйдет. Марк всегда в такие моменты считал про себя секунды, не давая чувствам вскипать. Числа одно за другим вырисовывались в сознании, перекрывая собой все остальные мысли. Его волновало только, на каком он остановится. Однажды он досчитал до четырех тысяч трехсот пятидесяти семи. Это было самое долгое избиение. Ему тогда было восемнадцать. Он решил заступиться за мачеху, почувствовав в себе силы ответить отцу после победы в спарринге с тренером. Но быстро оказался на полу в собственной крови и слюнях. Сейчас он дошел до семисот двадцати трех.
– Держи свой подарок.
Отец небрежно бросил бумажный лист на стол, а потом резко сел на корточки и схватил сына за волосы, оттянув голову назад. Сильно выпирающий из шеи кадык медленно двинулся вверх-вниз. Марк открыл испуганные глаза и уставился в искаженное злостью лицо.
– Только попробуй, сучонок, и этот завалить!
Мужчина ударил сына под дых. Тот закашлялся и сплюнул красным.
– У тебя полгода на подготовку, – пригрозил отец, поднимаясь на ноги.
– Что это? – тихо спросил парень, заглатывая собственную кровь.
– Твой последний шанс стать человеком. Я не допущу, чтобы смерть твоей матери стала напрасной, как бы ты ни старался.
Мужчина с шипением вдохнул, скалясь, и грозно посмотрел сыну в глаза.
– Может, хоть в Сорбонне тебя чему-нибудь научат.
– Я ведь даже английский завалил, – пыхтя, ответил Марк. – Французский мне никогда не давался.
Отец резко пнул его, попав в живот. Парень жалобно прорычал, стискивая зубы.
– Я знаю, что ты специально его завалил!
Марк снова получил удар ногой, только теперь в бедро, сморщившись, но не издав ни звука. Вера прижала руки к груди. Из глаз вытекли слезы. Она их не контролировала и даже не моргала. Страх сплавил все внутренности, словно их залило раскаленным металлом.
– Я тебя все равно, паскуду, выучу! Думаешь, можешь противиться моей воле, тварь бездарная? – расходился отец.
Он начал пинать сына ногами, отчего парень весь сжался в клубок, накрыв голову руками и притянув колени к груди. Мужчина походил на разъяренного быка, который решил затоптать нерадивого наездника. Марк кричал от боли, а отец только ухмылялся шире с каждым его новым стоном. Он был совершенно безумен. Вере показалось, что именно так и выглядит безмерное зло, самое страшное зло, которое только может существовать во вселенной, самое темное и самое непредсказуемое. Отчаяние накрыло ее разум. Она перестала контролировать тело. Ноги понесли девушку на рожон.
– Хватит! – завопила Вера и кинулась к Марку, чтобы накрыть его собой.
Она упала рядом с обессиленным парнем, уткнувшись ладонью в кровавую жижу возле него. Вторую руку вознесла над собой, но не успела больше ничего сделать и даже сказать, потому что получила тяжелый удар ногой в грудь. Ее откинуло назад. Легкие, казалось, сплющились. Она открыла рот в попытке захватить воздух, но смогла только хлопнуть несколько раз немыми губами. Все тело пронзила острая боль. Сердце сначала застыло, зажатое в тиски, а потом забилось с безразмерным ритмом, словно в предсмертных конвульсиях.
– Сволочь! – услышала Вера над собой свирепый голос Марка.
Она упала на пол, легонько ударившись затылком, и увидела, как парень в ярости вскакивает на ноги, брызгая кровью, и кидается на отца с кулаками. Ему удалось повалить мужчину. Тот от растерянности заморгал, выпятив руки нелепо. Сын в безумии молотил его кулаками по лицу, по ушам, по шее, по груди, по всему, куда попадал. Бесцельно, безудержно, беспощадно. Кровь брызгала на пол вокруг головы отца. Ноги вздрагивали.
Вера словно выпала из этой реальности, поэтому не могла понять, сколько времени прошло, но ей казалось, что вечность. Она с ужасом смотрела на то, как Марк, сам весь в крови, дубасит собственного отца, распрыскивая его кровь в радиусе метра вокруг. Никаких мыслей в голове не было. Грудь еще сдавливала боль, но где-то на подкорках сознания промелькнуло: «Он его сейчас убьет». Она кинулась к Марку и схватила за плечи. Ей далеко не сразу удалось его оттянуть. Он продолжал ничего не замечать и махать кулаками, которые покрылись кровью, его и отца. Наконец, он устал и сам откинулся назад, на Веру. Она держала его подмышками, прижимая к себе, словно они стояли над пропастью и при любом ослаблении хватки он бы провалился вниз и разбился о скалы. Отец, кажется, потерял сознание.
Еще несколько минут оба приходили в себя. Марк кашлял кровью, ползая на четвереньках по полу вокруг обездвиженного тела с фаршированным лицом. Вера держалась за грудь одной рукой. Легкие все еще сдавливало. Каждый вздох сопровождался режущей болью, словно ржавое лезвие топора выходило из грудной клетки и входило опять.
– Сука, – с ненавистью процедил Марк, медленно поднимаясь.
Он посмотрел на Веру красными глазами и тихо произнес, сплюнув кровь:
– Прости.
Она замотала головой, сжав губы. Один жалкий удар по груди был мелочью по сравнению с тем, что сделал с ним отец. Парень уперся руками в колени, оставшись в полусогнутом состоянии. Встать прямо он пока не мог. Вера, беззвучно плача, медленно поднялась.
– Аптечка есть? – спросила она, оглядываясь по квартире в поисках красного креста.
Марк лениво указал на ванную. Девушка скрылась за глухой дверью. Он смотрел на капли крови, которые украшали пол под ним, и зажмурился. Ему вдруг стало страшно за Веру. Он знал, на что способен отец. Тот бы только обрадовался новой жертве. Ее нужно было спровадить, пока отец не очнулся, потому что потом Марка ожидала мучительная кара. Он знал, что разъярил отца своим ответом. Теперь ему точно не поздоровится. Бешеные псы-телохранители могли подняться в квартиру за минуту. Но за себя он давно перестал бояться, с каждым новым ударом надеясь, что тот станет последним. Смерть представлялась спасением от такой жизни.
Когда Вера вышла из ванной, Марк протянул ей плащ и сумочку. Она опешила, держа в руке бинты, ватные тампоны и перекись.
– Уходи, пока он не пришел в себя, – сказал парень, без эмоций глядя в ее испуганные глаза.
– Дай, я хотя бы раны залатаю, – печально протянула девушка, опустив руки.
Он замотал головой и всучил ей вещи. Вера приняла их без сопротивления. Отец на полу пошевелился. В глазах Марка промелькнуло отчаяние.
– Быстро! – прошипел он и повел девушку к двери.
Не решаясь ни на что, Вера всунула ноги в сапоги, накинула плащ поверх голого тела, забыв про белье, схватила сумочку и у самой двери остановилась, чтобы посмотреть Марку в лицо еще раз в неуверенной попытке что-то дать понять. Она и сама не понимала, что именно. Он быстро утер слезу с ее щеки кровавой рукой, едва заметно приподнял уголки губ и выставил за дверь. Разревелась она только в лифте.