Закончилась перемена. Тренькнул короткий звонок на седьмой урок, в классе опять повисла пыльная тишина. Андрей Викторович уронил голову на руки, сложенные на столе. Вдохнул, выдохнул. Сегодня он справился лучше. Да, ему показалось, что он смог немножко скорректировать курс огромного металлического колеса, которое перемалывало здоровье, нервы и судьбы учеников. Только нужно ли ему это? Ради чего?
Он не успел придумать ответ. Скрипнула дверь и преподаватель тут же поднял голову. Сердце екнуло. Появление фигуры на пороге и напугало и удивило преподавателя.
— Ты за журналом? Я его не заполнил еще. Сам отнесу в ячейку.
Воскобойникова меж тем шла между рядами парт. В той же самой куртке, в которой попала под его машину. Опять в юбке. В некоторых гимназиях носят такие — плиссированная, в красно-коричневую клетку. Весь урок историк сконцентрировался на учебном материале и других вещах, так что не замечал как выглядит Воскобойникова, хотя и ощущал исходящие от нее флюиды. Порхание ресничек, взгляды, покусывание ручки, невинные жесты. Он знал, кому все это предназначается.
Ученица подошла ближе и села за первую парту, не отводя взгляда от историка.
— Здорово вы сегодня с ними, Андрей Викторович.
Он долго изучал девчонку. Она глядела в ответ, явно смущаясь. В конце концов, преподаватель отвел взгляд. Открыл журнал, принялся заполнять. Если девчонка хочет сидеть и ждать — пусть сидит. Если хочет играть в заботливую-умную-женщину, что ж, пускай. Он черкал в журнале, сделал ошибку и ругнулся. Воскобойникова хихикнула, а потом сказала:
— Вы ведете себя правильно. Надо с нами как сегодня, только еще более жестко. И холодно, без эмоций. Они специально вас выводят, им только это и надо. А если спокойным быть, тогда им надоест, и…
Историк посмотрел на нее исподлобья:
— Алина… Ценю твои замечания, но у вас ведь закончились уроки? Тебе вовсе не обязательно сидеть здесь и ждать журнал.
— Да. Откуда вы знаете, что закончились? — прищурила она обильно подмазанные черным карандашом глаза.
— Интуиция, — Андрей Викторович постучал кончиком ручки по столу. Девушка поджала губы, он продолжил заполнять бесконечные (бесполезные) поля. «Перо» скрипело в тишине. — Шучу. Я посмотрел расписание.
— Ой, я вас отвлекаю, извините, — протянула Воскобойникова. Помолчала некоторое время и добавила: — Почему вы не спрашиваете, как моя нога после аварии? — девушка поерзала.
— Как твоя нога после аварии? — эхом отозвался преподаватель, не глядя на ученицу.
— Болит до сих пор. И смотрите, — Воскобойникова встала, взяла стул и села рядом. — Видите, какие синяки?
Преподаватель хотел спросить, почему на ней нет колготок, но вопрос этот растаял на заднем плане сознания, как снежинка за окном. Алина подтянула юбку, открывая бедро до середины. Кожа белая, сахарная, гладкая. И вот синячище с оплывшими желтыми краями. Размером с зеркальце в которое Воскобойникова так любит рассматривать себя. — Видите? — капризно протянула девушка, выпятив нижнюю губку. — Когда он пройдет?
— Н-не знаю, — кашлянул Андрей Викторович.
— Может быть, так он исчезнет быстрее…
Он сам не понял, как его кисть оказалась в ее бархатистых пальчиках, которые направили, а затем и накрыли ладонью синяк. Глаза девушки внимательно следили, гипнотизировали. Темные, почти черные, жаркие и манящие. Бедро оказалось горячим, несмотря на прохладу класса. Преподаватель мог бы убрать кисть, но его будто облепил теплый воск, склеил суставы, с каждой секундой заставляя расслабляться все сильнее и сильнее.
— Вот… Так… Почти уже не болит, кстати.
Рука Воскобойниковой незаметно передвигала ладонь выше и выше. Край юбки задирался, и опустив взгляд, историк увидел крохотный белый треугольничек.
Треугольники на дороге — предупреждающие знаки.
Историк отдернул кисть, Алина разгладила юбку и как ни в чем ни бывало, сказала:
— А еще я лодыжку подвернула. На следующий день хромала прям, хорошо, выходные были, отлежалась. Вы уже все, кончили? Ну, заполнять.
— Да, — проблеял Андрей Викторович, закрывая журнал, как во сне, вспотевшими подрагивающими пальцами. — Бери…
— Спасибо, Андрей Викторович! — звонким голосом сказала Воскобойникова. — До свидания!
— До свидания, — пробормотал историк.
Когда за девушкой захлопнулась дверь, Андрей Викторович тупо смотрел перед собой еще пару секунд, а потом закрыл лицо ладонями.
После уроков Турка трясся в автобусе. Он поглядывал сквозь мутное стекло на улицу, на спешащих людей, на забрызганные грязью столбы и ограждения, на лужи. Аня не брала трубку, но написала короткое сообщение «приезжай после 13:00». Турка гадал, в каком она настроении. Может, сейчас отдаст ему дневник, и все, разбирайся сам.
В глубине души он признался себе, что просто спихивал ответственность за поиски Лены. Да, на Аню — на совершенно постороннего человека. Почему? Турка не мог бы объяснить, но от осознания сего факта на душе попаршивело. Почему-то он привык, что за него все важные вещи делают другие.
Он увидел на остановке хмурого мужика с кустистыми бровями, и на секунду подумал, что это Чапай — обжшник, которого уволили. Но нет, в ожидании транспорта покуривал незнакомый мужчина, здорово смахивающий на препода.
Турка задумался, что с ним стало, с Чапаем? Наверное, так и бухает.
Потом мысли переключились на маму. С одной стороны выздоравливает, с другой — туберкулез… Как же так? Сколько ж она еще будет лежать и почему он никак не проведает ее? Такой занятой, ага.
От остановки он ускорил шаг. Стайка дрыщеватых типов зыркнула на него, послышался смех. Лезть не стали, хотя Турка поймал себя на мысли, что хочет, чтоб до него докопались. Очень уж чешутся в последнее время кулаки.
Он поднялся на седьмой этаж, ткнул кнопку звонка. Ничего, ничего. Подождал. Быстрые шаги, дверь открыл мужик в байковой рубахе:
— Тебе чего?
— Я ошибся, наверное, — буркнул Турка.
— А к кому ты?
— К Ане.
— А… так она на шестом этаже, — мужик окинул Турку взглядом, скривился и закрыл дверь. Смутившись, Турка сошел вниз и натолкнулся на Аню, которая стояла в открытых дверях, кутаясь в халатик. На ногах у девушки были тапочки в виде медвежат.
— Ты чего? — улыбнулась девушка.
— Этаж перепутал, — сказал Турка, заходя в прихожую, оставляя следы. Тут же протер ботинки о коврик, стянул ботинки. Хотел задать вопрос, не сердится ли Аня, но решил, что это лишнее. Вроде улыбается. Да и вообще, они ведь особо и не ссорились, так чего он переживает?
Мысли тут же переключились на то, что у Ани под халатиком. Неужели она накинула его на голое тело? Например, после душа.
Турка тут же одернул себя и попытался сконцентрироваться на щебете девушки. Они прошли в ее комнату, Турка сел на диван. Поглядел на носки — слава богу, целые. Только воняют, наверное, сто процентов, хотя сам он вроде не чувствовал. Окно открыто, уже небольшое спасение.
Из колонок лилась тихая музыка. Аня плюхнулась рядом с ним. На диване лежал дневник Коновой, исчерканная общая тетрадь, текстовыделители — ядовито-зеленый и оранжевый, пламенели разными цветами стикеры.
— У нее конфликт с неким «С». Знаешь, кто это может быть?
— Нет. Понятия не имею. Вообще, мы мало обсуждали ее прошлое. Теперь я об этом жалею.
— Он ее куда-то приглашал весной прошлого года, хотел встречаться, насколько я понимаю. Она отказала — так и пишет. Ничего у нее с ним быть не может, не только из-за его внешности. Странный характер… — Аня поморщилась. — Еще что-то Конова там описывала, не помню. Потом я наткнулась на этого «С» еще раз, но уже ближе к осени. Но ей тогда было совсем не до того, Лена его грубо отшила, насколько я понимаю. Ну, там просто написано «послала нах», безо всякого. Вот, в сентябре буквально. Слышишь меня, Артур?
— Конечно. Я анализирую инфу. Это в колонках барабаны или у меня в голове?
— В голове, музыка выключена, — хихикнула Аня. Играло что-то знакомое, но Турка не назвал бы группу.
— Но не мог же ее похитить какой-то чел из ревности или потому что Лена ему отказала?
— Мог. Если он псих, то мог.
— Сколько же ему лет? И почему она пишет «С», а не полное имя?
— Ну, ты тоже написан как «А». Не знаю, может, у нее такая фишка? Но и то, сначала, когда вы только… начинали мутить, она писала «АД», потом стала обозначать тебя как «А», а после использовала всякие словечки или вообще обходилась без имен собственных. Ты парень из ада, знал? Чертовски привлекательный.
— Хм, — к щекам Турки прилила кровь, внутри будто теплое облачко образовалось. — Конечно.
— Правда же, чего ты, — Аня сложила губы в поцелуй, потом засмеялась, и облачко пощекотало Турку, расширяясь.
— Ты тоже ничего… Ладно, вернемся к нашему дневнику. Прямо дешифратор нужен…
— Да нет там никаких шифров больше. Так… Ну там еще пару раз встречалось, будто «С» ее куда-то звал. Надо тщательней изучать, там такой почерк — сам понимаешь. И Лена тебе ничего не рассказывала, конечно?
— Нет.
— А могло быть такое, что он вас увидел, ну и типа у него башню снесло? — Аня стала накручивать прядь на палец.
— Да мы с ней не гуляли так уж. Стадион, школа, даже по району не шлялись. Осень, хреновая погода. Один раз какие-то уроды нас заметили, кста-а-ати! — воскликнул Турка. — Может, как раз они и передали? Они типа узнали Лену, и один шкет сказал, что типа ее бывшему все расскажет, который в армии.
— Так может, все-таки вояка потрудился? — задумчиво протянула Аня, покусывая карандаш. — Передал солдатику, а тот из армии взял увольнительное, приехал, ну и… ты понял.
— Убил и уехал? — помертвевшими резиновыми губами произнес Турка. Кровь поддавила в виски, на правый глаз изнутри напала давящая боль. Он потер горячие щеки, похлопал по ним. — А ведь это звучит правдиво. Что же делать?
— Правдиво… Подожди, не кипятись ты. Версия хорошая, но вряд ли он. Про армейского товарища тоже есть в дневнике, и его зовут Вадик. Если собрать все факты воедино… Что я уже сделала. Смотри.
Она достала стикеры с надписями, вклеенные в тетрадь: «ЗАЛЕТ», «РЕВНОСТЬ», «МЕСТЬ», «СОПЕРНИК», «МАНЬЯК?», «НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ», «УЕХАЛА», «С» и «ПЕППИ».
— Вот, такие у нас направления.
— Странные они. Если «УЕХАЛА», то ничего делать не надо, так?
— Но мы не должны отбрасывать такой вариант.
— Какие-то другие еще есть? Или это все?
— Артур, — Аня вздохнула. — Прошу, не заводись.
— Да я не завожусь, извини. Так, нервничаю. Представь, если она сейчас…
— Стоп, стоп. Не надо.
— Ага. А что за «ПЕППИ»?
— Ой, совсем забыла рассказать! — всплеснула руками Аня. — Как я поняла, это ее подруга. Они дружат с пятого класса. Общаются, несмотря на разницу в возрасте, делятся секретами. Получается, что Пеппи — полная противоположность самой Коновой. Лена же курит, притом не только сигареты, пьет, сексом занимается. Верно я понимаю?
— Ленка? — Турка почесал затылок. — Ну, допустим.
— Однако, буквально год назад… чуть меньше, в общем, не суть, появилась запись, что эта самая Пеппи «перестала быть Синим чулком».
— А в той книжке Пеппи разве не «длинный чулок»?
— Ну да. Там даже слитно. Ну, я пока не знаю, от чего пошло прозвище, почему Пеппи, да это и неважно. Просто, записи про этого Чулка выглядят интригующе. Ну, из всего я поняла, что она типа была сама целомудренность, и Конова твоя над ней посмеивалась. А потом вдруг выяснилось, что Пеппи мутит вовсю. Вот, я пометила.
Аня протянула Турке дневник, раскрытый на нужном месте — в качестве закладки использовался стикер.
Он прочитал: «Никогда не ожидала такого от Пеппи! Конечно, знала, что подруга умеет удивлять, но мы теперь будто поменялись ролями. Теперь я говорю, подруга, ты спятила? А она смеется… хотя раньше все было наоборот. Завидую ли я ей? Пф, конечно нет. Ничем хорошим такое не заканчивается, лучше бы нормального кого нашла».
— Круто, — Турка отложил дневник.
— Там много еще про Пеппи, дальше.
— Так… Это все как-то может нам помочь в поисках?
— Ну да. Кто такая эта Пеппи, ты в курсе? Где ее искать и так далее. Вдруг и она что-то знает.
— Нет. Как видишь, я даже не подозревал о существовании какой-то там Пеппи. Конова умеет шифроваться, ничего не скажешь. Сначала я удивился тому, что она вела дневник, а теперь удивляюсь его содержимому, неведомым подругам, кавалерам…
— Ну, это ведь сокровенное, — пожала плечами Аня. — Ну, в последнее время она нечасто записывала что-то, видимо тогда, когда совсем уж накапливалось. Найти бы как-то эту Пеппи… Но, как я понимаю, она закончила школу год назад. Одиннадцатый класс. Вот после этого про нее никаких записей.
— О-о-о… Да как же ее тогда найти? Нереально, — покачал головой Турка, ковыряя ногтем стикеры.
— Может, выцеплю что-то еще. Но мне кажется, они с Леной по какой-то причине перестали общаться. Может, поссорились. Может, у Пеппи перестало хватать времени, поступила куда-то или вообще из города уехала.
— Может, таинственный чел сначала убил Пеппи, а потом взялся за Лену… — добавил Турка, и по молчанию Ани понял, что у нее бродили схожие мысли. Но она только вздохнула:
— Сплошные вопросы…
— Да-а-а… Ладно, спасибо тебе, Ань, огромнейшее! Даже не знаю, что делал бы без тебя. А что за группа играет?
— «Black Sabbath». Нравится?
— Не знаю. Просто слышно, что старье. — Турку посетило дежа вю, и он погнал его прочь, внутренне еще больше раздражившись. Почему? Да потому, что он будто бы попал в гости к Лене. Вот она ставит музыку, они ее обсуждают… и что дальше?
— …маешь?
— Что? — переспросил Турка.
— Говорю, может, стоит сходить в милицию? Все-таки, инфы мы немало нарыли. Отдадим дневник… Пусть ищут. Знаешь… по неофициальным данным в России за год пропадает свыше двадцати тысяч человек. Бесследно. Представляешь? Кого-то находят… Не всегда живыми. Большинство — вообще нет.
Турка откинулся на спинку дивана, Аня продолжила:
— Одно скажу точно. У Лены есть талант к письму. Могла бы сочинять… романы, не знаю. Благо, материала у нее более чем достаточно. Вы что, курили с ней «траву»?
— Там и про это есть? — всполошился Турка.
— Ага. Ну так, завуалированно.
— И ты после этого предлагаешь отдать дневник ментам?
— Можно вырвать провокационные страницы, — пожала плечами Аня. — Кроме того, мне кажется, что она сама так сделала. Или кто-то другой.
— В смысле?
— Вот здесь, смотри, — она лизнула палец и прошуршала страничками. Взяла дневник за обложку, выгнула корешок. — Видишь? Вырваны, но чуток видно.
— Может быть, просто так вырвала, — сказал Турка, принимая дневник, поднося разворот к самому лицу.
— Просто так даже мухи не… летают, — хихикнула Аня. — Ладно, мы просто примем этот факт во внимание, главное, не забыть. Хочешь кофе?
— Давай.
Она вышла из комнаты, парень взял дневник и принялся листать его. Слегка горели уши, как бывает, когда тебя обсуждают за спиной. Нет, слава богу, что это не тот парень из армии. А ведь такое возможно. Но почему он так быстро отбрасывает версии? Нет, нужно сначала прочитать дневник самому, а вообще, лучше успокоиться, успокоиться. Лена жива, и лучше бы она сама куда-нибудь уехала, уж лучше бы так, чем… Турка отогнал проносившиеся перед глазами образы и попытался вникнуть в строчки:
«… получается, да. Но так нежно и проникновенно — такого не бывало. Как будто мы занимались не сексом, нет, как будто два человека соединялись во всех смыслах, как идеально подходящие кусочки паззла. Вот только картинка при этом так себе появлялась. Однако, мы продолжали ее собирать вместе, дополняя узор частичками себя». Турка даже поморщился. Слишком уж сладко, тем более, для Лены. Да и взросло как-то чересчур.
Он полистал странички, отложил дневник. Посмотрел на стикеры с надписями. «СОПЕРНИК», «РЕВНОСТЬ». Ему казалось, что он упускает какую-то важную деталь, но какую? Могло быть так, что Лена не сказала всей правды или исказила какие-нибудь факты? Да, могло.
Он принялся листать дневник за лето прошлого года. Так, армия. «Уже провожая его и глядя в грустные глаза, я знала, что не смогу его дождаться. Но не потому, что шлюха, а потому что нам следовало бы расстаться уже сейчас. Жалость — плохое чувство. Нельзя испытывать жалость ни к кому, нельзя ее принимать, потому что так сделаешь хуже и себе и тому, кого пожалел…».
Дальше в таком же духе.
Все верно, верно. Он оставил палец между страницами, отлистал назад. Только сейчас Турка понял, почему он так просто оставил дневник Ане. Да потому что он не хотел узнавать про свою возлюбленную лишнего. Ведь тогда… тогда у него тоже могут пройти чувства.
Но вот теперь пальцы сами шерстили страницы, будто выхватывая взглядом отдельные мысли, как ускользающих блох. Проводила в армию одного, начал подкатывать другой. Некий «С». Кто это может быть? Сергей, наверное, самое популярное. Стас? Святослав? Семен?
Записи, возможно, относящиеся к дяде. К двоюродному дяде…
Турка замер, моргая. Перечитал еще раз написанное, осмыслил, нет ли ошибки? Она и тогда говорила, что «не отец, а двоюродный дядя» что-то там с ней делал, в отсутствие мамы. Говорила, что ничего такого, даже штаны не снимал. А судя по этим записям, получается, что очень смягчила Конова то, что он с ней делал.
— Ты чего тут притих?
— Слушай, ты полностью прочла дневник?
— Да. — Аня поставила две исходящие паром кружки на стол. — А что?
— Получается, что Конову насиловал… Двоюродный дядя? Муж этой тетки, которая сейчас в квартире? Верно я понимаю?
— Видимо да.
Аня села в компьютерное кресло, поставила ногу на сидение, а подбородком уперлась в коленку. Халат ее при этом заманчиво задрался и Турка отвел взгляд. Аня как будто знала, куда он смотрит, но позы не меняла. Он заговорил, глядя в стену:
— Мне она сказала, что до секса не дошло.
— Может, ей было стыдно. Может, не хотела травмировать. У меня проскальзывала идея, что этот дядя причастен к произошедшему. Что если это он ее похитил? Может, в сговоре с теткой. Увез Конову в ту же деревню, чтоб квартиру продать. Он, судя по записям Лены, тот еще извращенец. Нужно проверить, где он… Тогда в квартире я его не встретила, но он мог быть на работе. И тетка о нем даже словом не обмолвилась.
— Да я тоже об этом думал… Но откуда он нарисовался?
— Не знаю. А еще у меня ощущение, что ответ, где Конова, все-таки в дневнике, только я не смогла его увидеть. Еще почитаю внимательно.
— Но ты-то… Блин, ты прочла его как рассказ что ли?
— В смысле?
— Да даже на выдуманные истории люди реагируют иначе! — воскликнул Турка, глядя девушке в глаза. — Где эмоции? Где вопросы?
— Я пытаюсь подойти к этому отстраненно, как следователь или сыщик. Тем более, я Конову вообще не знаю.
— Ага, ясно, — буркнул Турка. Аня передала ему кружку, он отпил и сразу обжег язык. Виду не подал, хотя чуть не расплескал на себя кофе.
— Тебе самому надо почитать дневник, полностью, — Аня взяла свою кружку и подула. Прикоснулась губами к ободку. — Тогда тебе будет проще понять все. Может, полегчает. А я могла что-то упустить или не так понять. Кроме того, у нее почерк в некоторых местах такой, что даже она сама не разберет. Часть страниц я так и не расшифровала. Но это ж не шпионский детектив, верно? В дневнике есть важные данные, которые помогут понять Конову, может, составить ее психологический портрет. Некоторые страницы буквально сочатся всякой дрянью. Но как это поможет нам найти ее, я убей бог, не знаю. Даже если принять во внимание этот конфликт с «С», и что он ее куда-то звал. Как его найти? Да и что он нам скажет? Предъявить ее тетке или найти дядю? Что мы можем сделать-то? Пошлют куда подальше и весь разговор.
Турка вновь попытался отпить кофе, потом чертыхнулся и отставил кружку на стол. Потом встал, походил по комнате. Что если он с самого начала ошибся в Лене? Что если она много чего не договаривала и теперь… есть ли вообще смысл искать ее теперь?
— Я запутался, — глядя в окно, сказал Турка. — Ничего не понимаю. Чувствую себя лохом!
Аня подошла сзади, и ее легкое дыхание, пощекотало шею. Сквозь занавеску пробивался тусклый свет, день клонился к закату, так толком и не разгоревшись. Анина рука скользнула по его плечу, губы зашептали возле самого уха:
— Ты слишком напрягаешься с поисками. Тебе нужно почитать дневник, обдумать все. Тогда придет верное решение.
— Ты прочла там, — выдавил Турка в тон девушке, — что-то такое? Я… Поэтому и не хочу читать его. Потому что… Неважно.
Рука скользнула к шее, прошлась по волосам, чуть прихватила их. От этого по спине Турки пробежали мурашки, а к паху прилил жар.
Они не сговариваясь, впились друг в друга. Аня пискнула. Неловко стукаясь зубами, кусая друг друга за губы, они повалились на диван, прямо на стикеры, на тетрадку, на дневник и маркеры. Целовались жарко, исступленно. Аня тяжело дышала, а Турка сунул руку под халатик, гладя нежную кожу, тиская, сжимая. Он будто в марионетку превратился, разум вышибло напрочь.
После Аня оседлала его, и ритмично двигая бедрами, закусила губу.