Учтивость гениев

Эйнштейн

Менухин

Хефциба Николас

ХЕФЦИБА (у открытой двери).

Эй, как вас там! Мужчина! Вернитесь! Можете зайти, мы дома. Глухой он, что ли? Почему не заходит? (Выходит. Кричит за дверью.) Да подождите же! (Возвращается с упирающимся Эйнштейном.. Нельзя быть таким стеснительным. Это же чистая случайность, что я увидела вас в окно.

ЭЙНШТЕЙН

Никто не открывал.

ХЕФЦИБА

Звонок не работает.

ЭЙНШТЕЙН

Ах, так это звонок.

ХЕФЦИБА

Надо было постучать.

ЭЙНШТЕЙН

Я исходил из того, что господин Менухин, вероятно, не хочет, чтобы его беспокоили, и потому почел за благо удалиться.

ХЕФЦИБА

Удалиться. Сильно сказано. Куда же вы удаляетесь?

ЭЙНШТЕЙН

Домой.

ХЕФЦИБА

А не в турбюро Сэма Поллока?

ЭЙНШТЕЙН

Нет. В Принстон, штат Нью-Джерси.

ХЕФЦИБА

Я думала, что вы тот человек, что принесет плацкарты на шестичасовой поезд.

ЭЙНШТЕЙН

Сожалею. Моя фамилия Эйнштейн.

ХЕФЦИБА

Очень приятно. Я госпожа Николас.

ЭЙНШТЕЙН

Мне, в самом деле, очень неудобно, что я не тот человек и не принес билеты. Я хотел бы, если возможно, поговорить с господином Менухиным.

ХЕФЦИБА

С господином Менухиным?

ЭЙНШТЕЙН

Да. Раз уж вы были столь любезны, что пригласили меня в дом.

ХЕФЦИБА

Вы предупредили о своем визите?

ЭЙНШТЕЙН

Ненавижу визиты, тем более нанесенные без предупреждения. Что? Вы хотите сказать, что я не предупредил? Боже милосердный, я забыл! Со мной иногда такое бывает. Я немного рассеян, знаете ли.

ХЕФЦИБА

Господин Менухин не принимает. Сегодня мы уезжаем на гастроли.

ЭЙНШТЕЙН

Жаль. Мне вполне хватило бы пяти минут. Что ж, прошу меня простить, благодарю вас за информацию, вы были весьма любезны. (Собирается уйти.)

ХЕФЦИБА

Вы в самом деле приехали из Нью-Джерси?

ЭЙНШТЕЙН

Да.

ХЕФЦИБА

И теперь назад?

ЭЙНШТЕЙН

Да, здесь на Тихом океане у меня нет других дел.

ХЕФЦИБА

Если вы в самом деле приехали из Нью-Джерси, то почему без багажа?

ЭЙНШТЕЙН

Дочь собрала мне мой чемодан. А я его забыл взять.

ХЕФЦИБА

Такой вы рассеянный?

ЭЙНШТЕЙН

К сожалению.

ХЕФЦИБА

И часто это с вами случается?

ЭЙНШТЕЙН

Что?

ХЕФЦИБА

Что вы забываете свой чемодан?

ЭЙНШТЕЙН

Почти всегда.

ХЕФЦИБА

В таком случае ваша мадам дочь должна была вам напомнить, чтобы вы захватили его с собой.

ЭЙНШТЕЙН

Ей это не удалось, я удрал через черный ход. Мне эти чемоданы ни к чему. Я ношу их с собой без всякой пользы; все равно я никогда их не распаковываю.

ХЕФЦИБА

Да, рассеянность — большой недостаток в жизни.

ЭЙНШТЕЙН

Кому вы это говорите? С другой стороны, в голове остается место для вещей более существенных.

ХЕФЦИБА

Пожалуй, я вам поверю в вашу историю, из-за ваших брюк. Они помялись в дороге, сразу видно.

ЭЙНШТЕЙН

Не только в дороге. Я прилагаю массу усилий, чтобы их не гладить. Но вы не беспокойтесь, они из чистки.

ХЕФЦИБА

Честно говоря, это таки немного слишком — отдавать брюки в чистку, но не позволять их гладить.

ЭЙНШТЕЙН

Я немного высокомерен, вы верно подметили.

ХЕФЦИБА

Так вы говорите, пять минут?

ЭЙНШТЕЙН

Никак не больше.

ХЕФЦИБА

Я спрошу господина Менухина.

ЭЙНШТЕЙН

Вы необычайно добры.

ХЕФЦИБА

Я забыла уже вашу фамилию.

ЭЙНШТЕЙН

Эйнштейн. Мое имя Альберт Эйнштейн.

ХЕФЦИБА

Немецкое имя, верно?

ЭЙНШТЕЙН

Да.

ХЕФЦИБА

Как оно пишется?

ЭЙНШТЕЙН (по буквам)

Эйншетйн.

ХЕФЦИБА

Кто вы по профессии, господин Эйнштейн?

ЭЙНШТЕЙН

Я физик.

ХЕФЦИБА

Понимаю. Подождите здесь. (Уходит. Возвращается со стремянкой). Если вы такой физик, господин Эйнштейн, то, в общем, можете заодно починить звонок.

ЭЙНШТЕЙН

Разумеется, где он у вас?

ХЕФЦИБА

Здесь, наверху. Но убедительно вас прошу, не разводите никакой грязи. (Уходит. Эйнштейн забирается не стремянку).

Менухин.

МЕНУХИН

От всего сердца приветствую вас. Добро пожаловать. Какой подарок судьбы: у меня в доме профессор Эйнштейн.

ЭЙНШТЕЙН

Но не называйте меня профессором. Между нами никаких церемоний, прошу вас, маэстро.

МЕНУХИН

Я всего лишь глупый музыкант, и не могу себе позволить пренебрегать условностями. Для меня это невероятная честь. Бога ради, что вы делаете на лестнице?

ЭЙНШТЕЙН

Эта дама просила меня взглянуть на ваш звонок.

МЕНУХИН

На мой звонок?

ЭЙНШТЕЙН

Видимо, он почему-то отказывается звонить.

МЕНУХИН

Какая ерунда. Слезайте и рассказывайте, что вас сюда привело. Вы же нашли меня не для того только, чтобы поздороваться.

ЭЙНШТЕЙН

Это верно. У меня была определенная цель.

МЕНУХИН

Я хочу знать все.

ЭЙНШТЕЙН

Видите ли, я слышал вас по радио. Скрипичный концерт Мендельсона.

МЕНУХИН

Ми минор?

ЭЙНШТЕЙН

Да.

МЕНУХИН

И что же?

ЭЙНШТЕЙН

Я хотел вам сказать, что он мне очень понравился.

МЕНУХИН

И что же?

ЭЙНШТЕЙН

Больше ничего.

МЕНУХИН

Больше ничего?

ЭЙНШТЕЙН

Да.

МЕНУХИН

И чтобы сказать мне эту любезность, вы специально проделали путь из Пасадены сюда, до «Альмы»?

ЭЙНШТЕЙН

Не из Пасадены.

МЕНУХИН

Разве вы приехали не из Калифорнийского института техники?

ЭЙНШТЕЙН

Нет, я приехал прямо из Принстона. Из Института перспективных исследований.

МЕНУХИН

Проехали всю Америку?

ЭЙНШТЕЙН

По диагонали.

МЕНУХИН

Чтобы сказать мне, что вам понравился мой скрипичный концерт?

ЭЙНШТЕЙН

Для этого. Я думал, вам будет приятно. Мне всегда казалось, чем крупнее наш талант, тем реже нас хвалят, во всяком случае, судя по моему опыту.

МЕНУХИН

Я бесконечно рад вашей похвале. Для меня это тем более важно, что вы сами играете на скрипке.

ЭЙНШТЕЙН

Я не заблуждаюсь относительно ценности моего суждения. Я могу лишь оценить высоту извлекаемого вами звука. Между вами и мной лежат миры, и мне было непросто встретиться с вами лицом к лицу. Я знаю всех физиков и нескольких королей, этот сорт людей оставляет меня равнодушным. Но гений — нечто иное.

МКЕУХИН

Вы! Вы называете меня гением!

ЭЙНШТЕЙН

Простите великодушно. Не могу подобрать лучшего слова.

МЕНУХИН

Вы! Единственный гений столетия. В нашем столетии нельзя быть гением. Это возможно только в естественных науках.

ЭЙНШТЕЙН

Только в искусстве. Гениальные физики, во всяком случае, известны античности, когда физика была еще искусством. Что до меня, я просто умею считать. У нас было несколько неясных моментов в теории волн и частиц, я устранил неясности и навел порядок. Я делаю свою работу как следует, вот и все.

МЕНУХИН

Я тоже только делаю свою работу как следует.

ЭЙНШТЕЙН

Вы тоже?

МЕНУХИН

Поверьте.

ЭЙНШТЕЙН

Что ж, возможно, это и отличает нас от большинства людей.

МЕНУХИН

Вы имеете в виду современную музыку?

ЭЙНШТЕЙН

Я имею в виду современную физику.

МЕНУХИН

Современная музыка, должен вам сказать, весьма странная вещь. Почему, спрашивается, когда есть музыка, нужно играть современную музыку? Все это дело лишено корней, лишено прочности. Уверяю вас, профессор, нет ничего сомнительнее и порочнее, чем эта атональная музыка.

ЭЙНШТЕЙН

Нет, сомнительнее всего индетерминизм.

МЕНУХИН

В самом деле, индетерминизм?

ЭЙНШТЕЙН

Тайны разума неисчерпаемы намного более, чем тайны неразумия. Давайте отвлечемся от современности, мы друг друга понимаем. (Находит пластинку). Вот же он, концерт Мендельсона.

МЕНУХИН

Да, это та запись, которую вы слышали.

ЭЙНШТЕЙН

Вы лично не были на радиостанции?

МЕНУХИН

Нет, теперь это не принято.

ЭЙНШТЕЙН

Поразительно. У меня к вам просьба, маэстро.

МЕНУХИН

Да?

ЭЙНШТЕЙН

Вероятно, она покажется вам бесцеремонной.

МЕНУХИН

Считайте, что она уже выполнена. Но вы должны ее высказать.

ЭЙНШТЕЙН

Вы доставили бы мне незабываемое наслаждение, если бы нашли время еще раз сыграть для меня этот концерт.

МЕНУХИН

С превеликим удовольствием.

ЭЙНШТЕЙН

Ваша снисходительность повергает меня в смущение. Мне хорошо известно, какая это пытка — выступать перед профанами; но такова уж судьба человека, ее нельзя полностью избежать. Но прежде я хочу закончить мою работу над звонком.

МЕНУХИН

Помилуйте, какой звонок! Очередная фантазия Хефцибы. И думать о нем забудьте.

ЭЙНШТЕЙН

Нет, проблема интересная.

МЕНУХИН

Какая проблема?

ЭЙНШТЕЙН

Проблема звучащего аппарата.

МЕНУХИН

Вы шутите. Что может быть интересного в каком-то звонке?

ЭЙНШТЕЙН

Давайте в общих чертах сформулируем постановку задачи. Как только кто-то снаружи, у двери, нажимает на эту кнопку, здесь, наверху, внутри должен прийти в движение звонок, верно?

МЕНУХИН

Ясно.

ЭЙНШТЕЙН

Не так уж ясно. Звучание должно следовать за нажатием, сначала кнопка, потом этот колокольчик, верно?

МЕНУХИН

Вы имеете в виду, что не сначала колокольчик, а потом кнопка?

ЭЙНШТЕЙН

Именно так.

МЕНУХИН

Да он же не зазвонит, пока кто-нибудь не позвонит, это немыслимо.

ЭЙНШТЕЙН

Мыслить можно все.

МЕНУХИН

Я хочу сказать, что этого не может быть.

ЭЙНШТЕЙН

Верно. Это невозможно. Здесь я с вами согласен, я сам это доказал. Что бы ни произошло, звучание произойдет позже, чем нажатие, это я уже сейчас могу вам обещать. Тем самым, мы оказываемся в благоприятном исходном положении. Дело в том, что никто из моих коллег больше не верит в причины; вам повезло, что вам подвернулся я. Нажатие на кнопку есть причина шума. Ни один физик, кроме меня, этого уже не понимает. Давайте заключим сделку, господин Менухин. Я быстро починю вам звонок, а вы потом сыграете мне этот концерт.

МЕНУХИН

Если вам так угодно. По рукам.

ЭЙНШТЕЙН

По рукам.

МЕНУХИН

Хорошо, тогда я оставлю вас, мне нужно кое-что сделать в студии; это недолго, а потом я в вашем распоряжении.

ЭЙНШТЕЙН

А у меня появится чувство, что я хоть чем-то заслужил свое вознаграждение.

Менухин уходит через двойные двери в соседнюю комнату. Эйнштейн взбирается на стремянку, ему удается снять звонок с крюка, и некоторое время он внимательно его рассматривает. Входит Хефциба с инструментами в руках.

ХЕФЦИБА

Ну?

ЭЙНШТЕЙН

Дела не так уж плохи. Я не предвижу особых трудностей.

ХЕФЦИБА

Хотелось бы надеяться. Видите ли, Иегуди не выносит ремесленников в своем доме. Он не понимает, что они делают, но его мысль непрерывно работает вместе с ними; это ужасно его напрягает.

ЭЙНШТЕЙН

Я постараюсь свести продолжительность к минимуму.

ХЕФЦИБА

Продолжительность чего?

ЭЙНШТЕЙН

Это дело следует обдумать.

ХЕФЦИБА

Что тут думать? Взять и починить.

ЭЙНШТЕЙН

Непременно. Но в любом случае, прежде, чем приступить к делу, желательно иметь теоретическое его обоснование.

ХЕФЦИБА

А как насчет инструмента?

ЭЙНШТЕЙН

Разумеется. Несомненно.

ХЕФЦИБА

Что же вы не попросили у меня плоскогубцы и гаечный ключ? Хорошо, что я вспомнила.

ЭЙНШТЕЙН

Вы очень любезны. Но это не тот инструмент, который мне нужен.

ХЕФЦИБА

Не тот?

ЭЙНШТЕЙН

Мой инструмент — бумага.

ХЕФЦИБА

Я полагаю, не только бумага?

ЭЙНШТЕЙН

И моя голова, конечно.

ХЕФЦИБА

Так принести вам бумагу?

ЭЙНШТЕЙН

Нет, не нужно. Бумагу я всегда ношу с собой. Без нее я бы пропал. (Вынимает свернутые листы бумаги из глубокого кармана брюк и начинает разглаживать их на колене.)

ХЕФЦИБА

Рада была узнать, что ваш инструментарий полностью укомплектован.

Входит Менухин со скрипкой.

МЕНУХИН

О, вы еще не закончили?

ЭЙНШТЕЙН

Мадам мне ассистирует.

МЕНУХИН

Дорогая, тебе не кажется, что профессор Эйнштейн не нуждается в твоем сотрудничестве? Ах да, я же вас еще даже не познакомил. Профессор Эйнштейн, а это Хефциба.

ХЕФЦИБА

Простите, господин профессор, не признала.

ЭЙНШТЕЙН

Это вы меня простите, госпожа Менухина. Мне послышалась, вы сказали, Николас.

МЕНУХИН

Хефциба моя сестра. Жена уехала в Миннеаполис, готовить гастроли.

ЭЙНШТЕЙН

Я почти всегда начинаю с того, что не понимаю, о чем речь. Это у меня профессиональное. Если исходное положение представляется бесспорным, результаты часто оказываются ужасными. Ваша сестра Хефциба?

МЕНУХИН

Я ее люблю, и она аккомпанирует мне на фортепиано.

ЭЙНШТЕЙН

Музыкантша. Редкое явление.

МЕНУХИН

Пианистки не такая уж редкость. Фортепиано — женский инструмент. Он совершенно бездушен. А скрипачек вообще не бывает. Я полагаю, Хефциба, нам не следует отвлекать профессора Эйнштейна от его занятия. Есть еще что-то, что мы могли бы сделать для вас, профессор?

ЭЙНШТЕЙН

Нет ли у вас в доме книги по теории относительности?

МЕНУХИН

По теории относительности?

ЭЙНШТЕЙН

В последнее время появились несколько вполне доступных изложений этой теории, и, собственно говоря, каждое могло бы ускорить ее усвоение.

МЕНУХИН

Усвоение теории относительности?

ЭЙНШТЕЙН

Да.

МЕНУХИН

Но вы же ее открыли.

ЭЙНШТЕЙН

Вот именно, а значит забыл. Ничто не забывается так основательно, как то, что ты сам породил на свет; вероятно, мозг мстит за родовые муки. Уже при вручении мне Нобелевской премии, я испытывал угрызения совести, так как не мог на ней сосредоточиться. Все последние годы я занимаюсь теорией поля, а из нее, собственно говоря, должна вытекать общая теория относительности, а из общей — специальная.

МЕНУХИН

Для чего вам нужна теория относительности?

ЭЙНШТЕЙН

Из нее есть, кажется, довольно легкий путь к Максвеллу и Фарадею, потому что этот звонок, да будет вам известно, функционирует электрически, а потом и путь к Ньютону.

МЕНУХИН

Ньютону?

ЭЙНШТЕЙН

Да, из-за кнопки.

МЕНУХИН

Простите, профессор, мои родители были людьми образованными, я же ни разу в жизни не брал ни одного урока физики. Но не слишком ли это окольный путь?

ЭЙНШТЕЙН

Иногда приходится прилагать некоторые духовные усилия. Видите ли, здесь физические законы действуют совсем иначе; такой уж это замечательный, такой странный маленький мир.

МЕНЦУХИН

Здесь?

ЭЙНШТЕЙН

Здесь.

МЕНУХИН

В Калифорнии?

ЭЙНШТЕЙН

Вы со мной согласны.

ХЕФЦИБА

Что вы имеете против физических законов в Калифорнии?

ЭЙНШТЕЙН

О, они заслуживают упрека не больше, чем где-либо на Земле. Уверяю вас, госпожа Николас, Калифорния — страшное захолустье по сравнению с космосом.

ХЕФЦИБА

Похоже, этот космос — страшное захолустье по сравнению с Калифорниией.

ЭЙНШТЕЙН

Полагаю, госпожа Николас, вы имеете полное право на подобную точку зрения. Я хотел лишь сказать, что предлагаемые условия, столь далекие от скорости света, действительно несколько запутаны. Я не имею большого опыта в данной области.

ХЕФЦИБА

Может, я тогда лучше позову…

ЭЙНШТЕЙН

О, ни в коем случае, госпожа Николас. Вы не должны сдавать позиций. Вы сделали мне самый большой подарок, который возможно преподнести ученому: научную задачу. О поведении электромагнитных и материальных волн в Калифорнии! К такому не придешь, с этим надо столкнуться! — Создающее шум тело я осмотрел. Если позволите, я хотел бы сейчас выйти и составить представление о механизме возбуждения шума. (Выходит.)

ХЕФЦИБА

Может, он и такой великий, как ты говоришь, Иегуди, но тут есть один негритенок, чистит бассейн у соседей. Так я могла бы его позвать, чтобы он починил наш звонок.

МЕНУХИН

Не смей этого делать. Я запрещаю.

ХЕФЦИБА

Хорошо, хорошо.

МЕНУХИН

Хефциба.

ХЕФЦИБА

Да.

МЕНУХИН

Ты слышала, что я тебе сказал?

ХЕФЦИБА

Конечно, я слышала, что ты сказал.

МЕНУХИН

И что я сказал?

ХЕФЦИБА

Ладно-ладно, ты мне запретил. Ты думаешь, твой господин Эйнштейн — самый подходящий человек для этого дела?

МЕНУХИН

Эйнштейн — самый подходящий человек для любого дела.

ХЕФЦИБА

Я хочу сказать, считаешь ли ты, что он сможет это сделать?

МЕНУХИН

Он сделает это по-своему. Он желает провести исследование на моем звонке; кто я такой, чтобы прерывать исследование Эйнштейна? Правительство Соединенных Штатов? Он говорит, что его это интересует, так сам Бог велел Эйнштейну делать то, что его интересует.

ХЕФЦИБА

Я не думаю, что его это интересует. Я думаю, он просто любезный человек.

МЕНУХИН

Разумеется, он любезный человек, а ты не придумала ничего лучше, чем его обидеть. Сам Эйнштейн, не колеблясь, предлагает мне свою помощь, а он намного более велик, чем я.

ХЕФЦИБА

Он обут на босу ногу, ты заметил?

МЕНУХИН

Я завидую этому человеку. Я живу на юге, здесь всегда жара, а он — на холодном севере, но именно он не надевает носков. Предупреждаю тебя, Хефциба, забудь о негритенке.

ХЕФЦИБА

А почему ты снова вынул скрипку из футляра?

МЕНУХИН

Я звонил Курту.

ХЕФЦИБА

Курту Вайнхолду?

МЕНУХИН

Да. Я решил сыграть минорный концерт здесь, в доме.

ХЕФЦИБА

Концерт у нас дома?

МЕНУХИН

Да, для профессора Эйнштейна.

ХЕФЦИБА

И как же ты додумался до такой довольно-таки странной идеи?

МЕНУХИН

Эйнштейн меня попросил.

ХЕФЦИБА

То-есть?

МЕНУХИН

Ему попалась под руку пластинка, а потом мы заключили сделку.

ХЕФЦИБА

Какую еще сделку?

МЕНУХИН

Он обещал мне починить звонок, это его участие в сделке. А я обещал сыграть ему концерт Мендельсона. Так что я связан с ним обязательством, понимаешь?

ХЕФЦИБА

Я понимаю, что за исключением тебя, он величайший на свете безумец, но совершенно очевидно, что он просто имел в виду пластинку.

МЕНУХИН

Опомнись, женщина, какая пластинка? Он же не для того приехал в Лос Анджелес, чтобы слушать пластинку. Он мог ее слушать и в Принстоне. Ради этого концерта он пересек материк. Он может этого требовать.

ХЕФЦИБА

Никто не может этого требовать.

МЕНУХИН

Эйнштейн может.

ХЕФЦИБА

Выброси эту мысль из головы. Это не лезет ни в какие ворота.

МЕНУХИН

Лезет.

Энеску как раз сейчас репетирует с оркестром в Концертхаузе.

ХЕФЦИБА

Это же немыслимо.

МЕНУХИН

Вполне мыслимо.

ХЕФЦИБА

Тебе пришлось бы заплатить гонорар оркестру.

МЕНУХИН

Да, пришлось.

ХЕФЦИБА

Неустойку за отмену репетиции.

МЕНУХИН

Точно.

ХЕФЦИБА

И за аренду помещения.

МЕНУХИН

Курт все подсчитал. Это вопрос примерно десяти тысяч долларов.

ХЕФЦИБА

Хорошо. Таких денег ни у кого нет.

МЕНУХИН

Конечно, у меня они есть. На этих вот штуках я из года в год зарабатываю бешеные деньги. А для чего еще нужны деньги, Хефциба, как не для того, чтобы позволить себе не думать о деньгах?

ХЕФЦИБА

Прекрати. Терпеть не могу этих мужских штучек.

МЕНУХИН

А что любит повторять наша мама? Вспомни ее присловье: «Черкес дела не бросает».

ХЕФЦИБА

Ты понимаешь, что Энеску ни за что не согласится дирижировать в комнате?

МЕНУХИН

Энеску придет.

ХЕФЦИБА

Придет! Как же!

МЕНУХИН

Я ему пригрозил, и он придет.

ХЕФЦИБА

Он придет?

МЕНУХИН

Я сказал Курту, что если Энеску не придет, я сам буду дирижировать. Пусть так ему и передаст.

ХЕФЦИБА

Так ты уже договорился насчет концерта?

МЕНУХИН

Оркестранты сейчас явятся. И мы устроим сюрприз, если незаметно проведем их ко мне в студию через сад. Правда, есть одно затруднение.

ХЕФЦИБА

Затруднение? Для тебя?

МЕНУХИН

У них сейчас всего два контрабаса

ХЕФЦИБА

И что?

МЕНУХИН

Я хочу четыре. Пожалуйста, позвони Курту еще раз, немедленно, пусть кто-нибудь, он или ты, раздобудет мне еще два контрабаса, где угодно.

ХЕФЦИБА

Я тебя умоляю, этот концерт вполне можно сыграть с двумя басами.

МЕНУХИН

А мне нужны четыре.

ХЕФЦИБА

Иегуди, твое самомнение неописуемо.

МЕНУХИН

Что ты говоришь?

ХЕФЦИБА

Я знаю, что ты нескромен; я с этим примирилась, хотя и достаточно от этого страдаю. Но сегодня, Иегуди, ты приводишь меня в ужас.

МЕНУХИН

А ты назови мне хоть одну, одну-единственную причину для скромности.

ХЕФЦИБА

Каждый человек должен быть скромным.

МЕНУХИН

Почему это я должен скромничать? Ты считаешь, что я бездарен?

ХЕФЦИБА

Ты первоклассный музыкант, Иегуди.

МЕНУХИН

Но ты не согласна с тем, что я считаю себя одаренным, и тебе, похоже, не нравится, что Альберт Эйнштейн считает меня одаренным. Ты претендуешь на исключительное право восхищаться моей особой. То, что я одарен, должно быть твоим суждением, а не фактом.

ХЕФЦИБА

Иегуди, не хитри, этот номер не пройдет. Мы не можем дать концерт для господина Эйнштейна, потому что не успеем на шестичасовой. И сорвем гастроль в Миннеаполисе.

МЕНУХИН

Я бы предпочел ее сорвать. Честное слово, не знаю, что я там забыл. Я перегружен сроками, я иссушаю мозг, треплю себе нервы. Мне необходим досуг, а я вгоняю себя в гроб, кого ради? Ради этих лишенных слуха тупиц в Миннеаполисе.

ХЕФЦИБА

Но у нас же в программе только легкие вещи.

МЕНУХИН

Для меня не существует легких вещей. Если ты одарен, работа дается тебе в десять раз труднее, чем другим.

ХЕФЦИБА

Скажи еще, что порвешь контракт.

МЕНУХИН

Не бойся, не порву. Этому противится моя душа артиста.

ХЕФЦИБА

Значит, мы едем.

МЕНУХИН

Нет. Мы летим.

ХЕФЦИБА

Летим!

МЕНУХИН

А иначе не получится, если я хочу сыграть концерт здесь, а завтра должен выступать в Миннесоте.

ХЕФЦИБА

Я тебя ненавижу. Вот уже год, как ты поклялся, что больше не полетишь. Ты читаешь мне вслух заметки о воздушных авариях, заставляешь меня день и ночь трястись в грязных вагонах, и вдруг на тебе! Летим! Из-за какого-то мятого старика, я уж не говорю о его брюках, нет, почему же, я именно говорю о его брюках, из-за этого гения на босу ногу.

Входит Эйнштейн.

ЭЙНШТЕЙН

Можно?

МЕНУХИН

Входите, профессор. (Хефцибе.) Ты собиралась позвонить Курту, по поводу контрабасов. (Хефциба выходит.) Как ваши успехи?

ЭЙНШТЕЙН

Блестяще. Мне нравится работать на воздухе. А что, в Калифорнии на земле не растет трава? Это так?

МЕНУХИН

Это так.

ЭЙНШТЕЙН

Удивительно.

МЕНУХИНН

А что поделывает теория электромагнетизма?

ЭЙНШТЕЙН

Представьте себе, она имеет место.

МЕНУХИН

Вы ее вывели?

ЭЙНШТЕЙН

Скорее всего, воспользовался шпаргалкой. То, что знаешь в юности, в сущности, не забывается. Ты просто откладываешь это в сторону, а оно снова приходит в голову. С непозволительной легкостью.

МЕНУХИН

И вы узнали, каким образом звенит звонок?

ЭЙНШТЕЙН

Теперь уж это моя забота. Каким образом звенит звонок, я не знал и в юности. Я никогда не испытывал ни малейшего интереса к аппаратам. Но прежде чем приступить к собственно творческой части, я позволю себе сделать перерыв. Я его заслужил. А потом мы быстро доведем дело до конца. (Набивает трубку.)

Входит Хефциба.

ХЕФЦИБА

Прошу вас. Теперь уже не курите.

ЭЙНШТЕЙН

Моя дочь была бы вам очень признательна за это замечание. А тем более госпожа Дукас, моя секретарша. Она такая исполнительная. Но когда я работаю, мне хочется курить. Может быть, я от этого раньше умру. Но к чему растягивать жизнь, если из-за этого я не смогу работать?

ХЕФЦИБА

Скорее всего, вы просто любите курить.

ЭЙНШТЕЙН

Разумеется, в этом все дело. Не найдется ли сигары в одном из ваших ящиков?

ХЕФЦИБА

Мы не держим в доме отравляющих веществ, профессор Эйнштейн.

ЭЙНШТЕЙН

Повезло. Дело в том, что сигары мне категорически запрещены. Что ж, сгодится и половина трубки. (Уминает в трубке табак.) Благодарю вас за заботу, госпожа Николас. (Зажигает спичку.) Видите, горит. (Раскуривает трубку.) Дело в том, что я всегда использую одну-единственную спичку. Если она гаснет, я не курю.

ХЕФЦИБА

Она не погасла.

ЭЙНШТЕЙН

Нет. На этот раз провидение сжалилось над недостойным старцем. (Бросает спичку на пол.) Вы так молоды, господин Менухин. Как вы нашли время, чтобы добиться такого совершенства?

МЕНУХИН

Видите ли, я был вундеркиндом.

ЭЙНШТЕЙН

Ах да, конечно. Как и я. Мы оба были те еще дети.

МЕНУХИН

Я думаю, все люди были бы вундеркиндами, если бы им позволили.

ЭЙНШТЕЙН

Да, это вообще не вопрос. Ребенок и так может все, что хочет. (Пишет на скатерти.)

ХЕФЦИБА

Профессор.

ЭЙНШТЕЙН

Да?

ХЕФЦИБА

Вы пишете на моей камчатной скатерти.

ЭЙНШТЕЙН

Тысяча извинений, госпожа Николас. Дурная привычка. Боюсь, я духовно так обленился, что теперь мне от нее уже не отделаться.

ХЕФЦИБА

То, что вы оба говорите о детях, противоречит всякой очевидности. К примеру, из негритенка, что живет на горке, ничего не вышло. У него есть брат, так тот даже ходит в школу, а этот — дурачок, только на то и годится, чтобы чистить бассейны. Ну, разве что может починить звонок.

МЕНУХИН

Ты не так на это смотришь, Хефциба.

ЭЙНШТЕЙ Н

Я согласен с вашим братом, госпожа Николас.

ХЕФЦИБА

Мужчины всегда согласны друг с другом. Стоит только женщине вставить хоть слово наперекор их мнению, как они мгновенно объединяются против нее. (Эйнштейн быстро пишет формулу на стене.) Ради Бога, зачем вы пачкаете мои обои?

ЭЙНШТЕЙН (продолжая писать)

Я не нарочно.

ХЕФЦИБА

Разводите грязь в чужой квартире?

ЭЙНШТЕЙН

Я не теряю нити разговора, не беспокойтесь. Но со мной такое случается, когда я занят научной проблемой. Мое внимание полностью к вашим услугам, госпожа Николас, но что-то во мне не перестает мыслить.

МЕНУХИН

Ваше подсознание.

ЭЙНШТЕЙН

Назовем это моим недопониманием. Видите ли, я работаю над вашим звонком и сам этого не замечаю. Но о чем мы говорили?

МЕНУХИН

О детях, и что все они чудо.

ЭЙНШТЕЙН

Да, это так; в каждом из них есть что-то особенное. Всем, что я есть, я обязан великим физикам, моим учителям.

МЕНУХИН

Мои слова. Мы суть то, что нам дали мастера.

ЭЙНШТЕЙН Разве что…

МЕНУХИН

О чем вы хотели сказать?

ЭЙНШТЕЙН

Может быть, мне пошел бы на пользу год в подмастерьях у электромонтера.

МЕНУХИН

Знаете, чего мне всегда не хватало во время обучения? Года работы скрипачом в борделе.

ХЕФЦИБА (Эйнштейну)

Это партитура Эльгара, вы исписали ее своими каракулями. Эдгар Эльгар написал этот скрипичный концерт для Иегуди.

ЭЙНШТЕЙН

Что вы сказали?

ХЕФЦИБА

Я не стала бы использовать эту рукопись как бумагу для черновика.

ЭЙНШТЕЙН

Да, не будем терять времени. Перерыв закончен, теперь я должен остаться один и продолжить без помех.

(Менухин со скрипкой и Хефциба выходят. Эйнштейн работает. Он углубляется в записи, сделанные им на партитуре, потом залезает на стремянку и осматривает звонок. Возвращается к своим заметкам. С улицы входят два контрабаса, пересекают комнату, исчезают в студии. Эйнштейн слезает со стремянки и чертит на двойной двери что-то вроде схемы включения. Из-за двери доносится шум настраиваемых инструментов. Эйнштейн кричит.) Госпожа Николас!

Входит Хефциба.

ХЕФЦИБА

Вы звали?

ЭЙНШТЕЙН

Я попросил бы не шуметь.

ХЕФЦИБА

Да, профессор. Сейчас.

ЭЙНШТЕЙН (исправляет схему, отступает на шаг.)

Да, конечно, так он и должен звонить. О, это красиво, это элегантно. Некоторые решения настолько разумеются сами собой, что вызывают у нас смутное ощущение совершенства. Госпожа Николас! (Он влезает на стремянку и закрепляет свободный конец оборванной проволоки звонка).

Входит Хефциба.

ЭЙНШТЕЙН

Входите, госпожа Николас. Я это нашел.

ХЕФЦИБА

Починили звонок?

ЭЙНШТЕЙН

Сделаем такое допущение.

ХЕФЦИБА

Как вам удалось?

ЭЙНШТЕЙН

Изложить доступно?

ХЕФЦИБА

Если возможно.

ЭЙНШТЕЙН

Если излагать доступно, то я соединил два конца проволоки.

ХЕФЦИБА

Понимаю.

ЭЙНШТЕЙН

Это звучит совсем просто. Знаете, чем я больше всего гордился в моей долгой жизни?

ХЕФЦИБА

Нобелевской премией.

ЭЙНШТЕЙН

Моей способностью облекать сложнейшие отношения вещей в будничные слова.

ХЕФЦИБА

Вы хотите сказать, что это было не так просто, как кажется?

ЭЙНШТЕЙН

Признаюсь вам, один или два раза я чуть было не сдался. Но я не отступил. Что начато, нужно доводить до конца.

ХЕФЦИБА

Странно, что вы это говорите. Ваша мать была черкешенка?

ЭЙНШТЕЙН

Нет, из Швабии. Я позволил себе позвать вас, госпожа Николас, чтобы попросить ассистировать мне при завершении эксперимента. Давайте сделаем сюрприз вашему брату. Окажите любезность занять позицию за дверью снаружи. Когда я подам вам знак, нажмите, пожалуйста, на кнопку, которую я пометил знаком омеги. Готовы? Три-два-один — давайте! (Он подает знак, раздается звонок). Он звонит. Еще раз. (Он подает знак, раздается звонок). Да. В этом все дело. Снаружи оказывается давление на кнопку, а внутри через некоторый отрезок времени (его еще предстоит точно измерить, но практически он пренебрежимо мал) приходит в движение колокольчик. Какая великолепная архитектоника эксперимента. Сомневаюсь, что кто-нибудь в цивилизованном мире, за исключением меня, был бы в состоянии придти к такому результату. Во всяком случае, я немедленно опубликую его в «Анналах». Хотите, попробуем еще раз? Три-два-один-давайте! (Подает знак).

Раздается звонок. Двойные двери в соседнее помещение раздвигаются. В соседнем помещении симфонический оркестр. Вступление. Менухин играет на скрипке.