Учу сына

— Если в девяти печах за пять с половиной суток сгорает двенадцать кубометров буковых дров, то за сколько времени в двенадцати печах сгорит девять кубометров буковых дров… Если в девяти печах…

Я сижу за письменным столом и что-то читаю. Сосредоточиться не могу. Из соседней комнаты уже в тридцать пятый раз слышу одну и ту же фразу.

Что еще там за буковые дрова?.. Придется вмешаться.

Габи, согнувшись в три погибели за столом, грызет наконечник ручки. Я делаю вид, что зашел сюда совсем не из-за него, и роюсь в книжном шкафу. Габи искоса посматривает в мою сторону, я хмурю брови, словно напряженно думая о своем, и делаю вид, что не замечаю его. Я знаю, о чем он сейчас мечтает; про себя я упрямо, машинально повторяю: «Если девять километров бука… двенадцать кубометров… сколько тогда печей…» Что за ерунда! Стоп, как же там?

Прохожу как ни в чем не бывало мимо сына, останавливаюсь, будто только сейчас его заметил:

— Ну что, сынок, учимся?

Уголки его губ ползут вниз.

— Папочка…

— Ну что?

— Не понимаю…

— «Не понимаю»? Габи! Как можешь ты так говорить!.. Разве в школе вам не объясняли?

— Объясняли, но только…

Откашливаюсь. Говорю сухо и отчужденно:

— Ну, что ты там не понимаешь?

Габи торопливо и с облегчением начинает тараторить:

— Вот, смотри, папа, если в девяти печах за пять с половиной суток сгорает двенадцать кубометров буковых дров…

Я гневно:

— Бу-бу-бу!.. Не тараторь!.. Так ничего не разберешь!.. Прочти еще раз спокойно и внимательно, и тогда все станет ясно. Ну-ка, подвинься…

Габи с радостной готовностью подвигается на стуле.

Он думает, что я не догадываюсь о том, с какой радостью он уступает мне великую честь решения задачи… Не знает он — откуда ему это знать? что двадцать с лишним лет назад такая же сцена разыгрывалась между мной и моим отцом; я счастливо и облегченно уступал ему свое место за столом, и он, сердито хмурясь (как я сейчас), помогал мне решать задачу… И самое удивительное то, мелькает вдруг в моей голове, что тогда мы решали эту же самую проклятую задачу!.. Да, да, сомнений быть не может!.. Буковые дрова и печки! Бог мой! И ведь тогда я почти уже понял эту задачу!..

В один миг я переношусь на двадцать с лишним лет назад. Как все это было?

— Послушай, Габи, — нарочито спокойно говорю я, — надо просто внимательно подумать. Шевели мозгами, а не языком! Ну, что ты здесь не понимаешь?.. Ведь все просто и ясно, как божий день… Эту задачу решит даже первоклассник, если хоть минуту подумает. Вот смотри… Здесь написано, что в девяти печах за пять с половиной суток сгорает столько-то буковых дров… Ну? Что здесь не понять?

— Это я понимаю, папочка… Я только не пойму, какие здесь пропорции: первая-обратная, а вторая — прямая или первая-прямая, а вторая-обратная… А может, обе прямые или обе обратные?

Я чувствую, как холодеют корни моих волос. Что за невнятицу бормочет мой сын о каких-то пропорциях? Что это может быть? Как срочно узнать, что значат эти проклятые пропорции?

Я повышаю голос:

— Габи!.. Опять тараторишь! Разве так можно что-нибудь сообразить? Надо шевелить языком, то есть наоборот… Что такое-обратные, прямые, снова прямые или опять обратные… Белиберда какая-то!.. Гремишь, как иерихонская труба, ничего не пойму!

Габи прыскает со смеху. Я кричу на него:

— Перестань ржать! Для этого, что ли, я тебя учу, мучаюсь с тобой!.. Все потому, что на уроке ты невнимателен… Ты даже не знаешь… даже не знаешь… — с крайним удивлением я гляжу на сына, будто подозреваю его в чем-то ужасном. — Ведь ты, наверно, даже не знаешь, что такое пропорция?!

— Как так не знаю?.. Пропорция, пропорция… это такое соотношение двух величин, в котором частное внутренних чисел соотносится с произведением… с произведением…

Я всплескиваю руками:

— Ну что я говорил!.. Парню четырнадцать лет, а он не знает, что такое пропорция!

Губы Габи снова ползут вниз:

— Ну скажи, что?

— Что б я тебе сказал? Погоди, негодяй!.. Немедленно бери книгу и тридцать раз подряд повтори правила… иначе… я не знаю, что с тобой сделаю.

Габи, струсив, хватает учебник и поспешно скороговоркой читает:

— «Пропорция — это такая величина, два действительных члена которой так относятся к двум другим, как…» Вот скажи, папа, которые здесь действительные члены: кубометры буковых дров и количество дней или количество печек и буковые дрова?

— Опять тарабарщина? Дай сюда учебник! — И я со всей внушительностью объясняю: — Вот послушай, Габи, не будь таким тупицей. Ведь здесь все ясно, как солнечный день. Смотри, как это просто. Ну, гляди сюда. Нам говорят, что в девяти печах за столько-то дней сгорает столько-то буковых дров. Таким образом, совершенно ясно, что если столько-то буковых дров сгорает за столько-то дней, то за двенадцать дней сгорит не столько дров, а…

— До этих пор я тоже понимаю, папочка, но вот пропорция…

Я начинаю приходить в ярость:

— Не перебивай, я не мо… ты не сможешь понять. Слушай! Если за девять дней столько-то и столько, то за двенадцать дней, скажем, на столько-то и столько-то больше. Но, с другой стороны, пардон, это не на столько больше, так как нам дано не девять печей, а двенадцать, следовательно, на столько меньше, на сколько больше… то есть, мы имеем на столько больше, на сколько меньше… Вот тебе и пропорция… пропорция… Чего здесь не понять?

Внезапно меня осеняет мысль. Как блеск молнии, она озаряет мой мозг-это Великое Озарение, дремавшее где-то во мне двадцать с лишним лет… Да, точно, теперь я знаю, не может быть никаких сомнений: тогда, в детстве… ну конечно же, мой отец тоже не мог решить эту задачу.

Украдкой я гляжу на Габи. Он тем временем уже открыл книгу по истории и с видимым удовольствием косится одним глазом на старую гравюру, изображающую поединок Пала Кинижи с двумя турками.

В сердцах я даю сыну крепкий подзатыльник: шлеп!

— На тебе! Я, как дурак, бьюсь тут над этой идиотской задачей, а он даже не слушает!

Габи вопит, точно два раненых турка…

Что касается меня, то я с облегчением удаляюсь, и сквозь дымку былого в моей памяти всплывает лицо отца, который в свое время дал подзатыльник мне. Мне чудится, будто он подмигивает мне с веселой ухмылкой: «Потрудись теперь ты, с меня довольно!» — и, посвистывая, заложив руки в карманы, бодро спешит к своей могиле, где ему решительно все равно, за сколько дней сгорят в двенадцати печах эти чертовы буковые дрова…