Удар током

1. Жизнь по воле обстоятельств

Фантастика! Невероятная мистификация!

Но всё по порядку.

Электрический разряд: свечение, куда-то лечу, толчки, тренькающие звуки движущегося трамвая, голоса пассажиров. И вот сижу на деревянной скамейке. Первый взгляд в окно, какого ляда?! Еду вдоль Марсова поля в Питере, напротив Летний сад. Как я здесь оказался?! Почему на мне школьная форма, да и чувствую себя как-то необычно. Тут же осознал, что комплекция и одежда претерпели значительные изменения. Отлично помню, как полез в сарай смотреть электрику, получил разряд и вырубился. Лето 2016 года, а сейчас? Направился к выходу по мотающемуся в разные стороны вагону. Сейчас мне очень страшно! Нужно побыть одному и разобраться с этой бредовой ситуацией. Дорогу преградила энергичная дама с синей повязкой на рукаве:

— Гражданин, ваш билетик!

Тут я заметил, что вагон оборудован кассами. Такие изделия, рассчитанные на сознательных граждан, появились в конце шестидесятых. Деревянные скамейки и складывающиеся двери, господи, да это же «американка», я отлично помнил эти шикарные составы.

— Билет будем предъявлять? Нет билета, платим штраф тридцать копеек! Как не стыдно юноша!

Проверяющая уставилась на меня. Я был дезориентирован, мысли путались. Тут всё не так, но надо отвязаться от назойливого инспектора. Пошарил по карманам и, надо же, обнаружил кошелёк с мелочью и целым бумажным рублём образца 1961 года. Это меня доконало. Сунул деньги назойливой контролёрше и рванул к выходу. Как раз успел выскочить на углу Лебяжьей канавки и Мойки.

Поплёлся в Летний сад, дико озираясь по сторонам. Тут слава богу всё привычно. Я нашёл скамейку и рухнул на деревянные перекладины. Часы на левой руке показывали девять двадцать. Тут же вспомнил, что часики «Юность» подарили, бабушка с дедом на шестнадцатилетие, а где мой хронометр «Омега Де Виль» из двадцать первого века? Осмотрел сумку, перебрал учебники, тетради и какой-то школьный хлам. Прочёл надпись на обложке тетради: «Для классных и домашних заданий по литературе ученика 10 „А“ класса 190 школы». Выходит, я непостижимым образом перенёсся во времена своей школьной юности, сейчас 1968 год!

Самое потрясающее, что меня вернуло в прошлое, сохранив при этом багаж знаний накопленных за всю жизнь вплоть до аварии на подстанции. Я всё помнил: школу, училище, армию, женитьбу, свой рабочий стаж, лихие девяностые, пенсию. Ну и дела! Разве такое может быть? Осмотрелся. По моим воспоминаниям, между старым Ленинградом и Санкт-Петербургом разницы почти никакой: историческая часть сохранена, зато машин гораздо меньше и люди другие, в смысле одеты иначе. Да, ещё флаги красные серпом и молотом. Во дела! Как с этим жить, как вернуться к жене, ребёнку?

Итак, если я в прошлом, то жива мать, бабушка, дед, дядя и тётя, все те, кого неумолимое время унесло в мир иной. Родня, которой я люб и дорог сегодняшним семнадцатилетним пацаном, никак не примет моих объяснений. Значит, в этой эволюции, для всех окружающих я обязан подстраиваться и вести себя ничем не выделяясь. Чушь какая-то! В голове роилась разрозненная информация о четвёртом измерении, временных туннелях и кротовых норах из телепередач канала «Дискавери» с Норманом Фрименом. Вспоминались писатели фантасты, особо Бредбери с его «И грянул гром». И что, мне с того, как это поможет? Из глубины воспалённого мозга выскочило «Делай что должен и будь что будет», кажется Толстой или Аврелий, а это мне зачем?

Я поднялся и побрёл в сторону бывшей, а ныне настоящей школы. Ведь трамвайный маршрут номер два вёз меня именно туда. По пути попались на глаза старушки, сидя на скамейке они что-то бойко обсуждали и я решился. Несмело подошёл и молвил:

— Здравствуйте, простите, пожалуйста, где поблизости ларёк Союзпечати?

Женщины воззрились на меня, но ничего подозрительного не нашли. Перед ними стоял обыкновенный молодой человек в школьной форме с сумкой через плечо. Тут же вспомнил, что очень модная сумка первоначально была белой и я перекрасил её чёрной нитроэмалью. Спустя какое-то время краска стала отслаиваться и белизна предательски выдала мои манипуляции с цветом.

— Молодой человек, ларёк недалеко, на Белинского по нечётной стороне.

— Спасибо, прекрасные дамы.

Дамы удивлённо переглянулись, мог бы не хохмить, но в моём положении это как-то сбивало уровень адреналина. Энергично двинулся в указанном направлении. Спросить прямо, какое сегодня число и месяц я не решился, проще купить газету и прочитать. Улицу Белинского помнил, там располагалась славная пирожковая в подвальчике, а вот где стоял киоск в памяти стёрлось. Я купил «Смену» и «Ленинградскую правду» — хватило пяти копеек. Из газет узнал дату, в которую неведомые силы вернули меня после электрического разряда. Нынче среда 3 апреля 1968 года, а значит отсчёт начался заново. Теперь пора навестить родную школу. Шагом, до двадцать второго дома на Фонтанке, не больше пяти минут. В гардеробе я столкнулся с белобрысым пацаном своего возраста. О, знакомое лицо!

— Петруха, привет, где болтаешься? Тебя Белка отметила отсутствующим, сегодня же подготовительный к экзаменам по русскому, ты что забыл?

Петрухой меня не называли лет тридцать, а раньше кликали пацаны во дворе, потом одноклассники, сослуживцы в армии и сидельцы на зоне. Память услужливо выдала: Белка — классная Бэлла Григорьевна Левина, она же англичанка, в смысле преподаватель английского языка. Школьник напротив — Стасик Егоров. И то неплохо: спустя сорок восемь лет альцгеймер ещё не потревожил. То, что стал относиться к ситуации с юморком, явно защитная реакция. Писать обо всём хочется подробно и много. В подкорке мелькнуло — «биография два». Надо как-то выкручиваться и встраиваться в школьное расписание, а заодно решать свою дальнейшую судьбу.

— Приболел немного. Дома на занятия не хотели пускать. Стасик, — я внутренне напрягся, а вдруг парня зовут иначе, — а чего было на занятиях, кто вёл урок?

Стасик реагировал адекватно, значит пока всё правильно. Ответить не успел, забытой трелью прорезался звонок. Одноклассник рванул на второй этаж, я за ним. Вбегаем в класс, ребята на своих местах, мне машет рукой Димка Сайко. Тёзку тут же вспомнил — мой школьный приятель по кличке Пыжик. Плюхаюсь рядышком, запамятовал, с кем я сидел за одной партой, должно быть с этим очкариком. Сердце молотит! Страшно от новых ощущений а, главное — отсутствия алгоритма поступков, то есть запрограммированных навыков поведения в подобной ситуации.

Вошёл преподаватель, все встали. Забыть такую личность я не мог, уж больно напоминал диктора Левитана, причём не голосом, а характерной внешностью: круглые очки, мясистые губы, чёрные волосы, зачёсанные назад, обязательный галстук и белая рубашка. Ярко высветилось в голове — Юрий Соломонович Забинков! Я смотрел на него во все глаза, а как же: преподаватель русского и литературы, эрудированная и грамотная личность из прежней жизни. В данный момент он мне ближе и понятней нежели пёстрая кучка одноклассников. Петрушевский из будущего в биологической оболочке семнадцатилетнего подростка прошлого, с интересом уставился на учителя. Во, как высказался! Волнение отошло на второй план, сейчас мне стало увлекательно, что дальше? Наставник словно угадал мои мысли:

— А, Петрушевский появился! Уже всё знаете, молодой человек? На первый урок можно и не ходить? Отлично, вот и проверим вашу подготовку по теме занятий. Милости прошу к доске, не стесняйтесь…

Так увлёкся, что хочу сказать несколько слов для тех, кто когда-нибудь прочитает эти записки. Мне дана возможность, какими-то высшими силами, прожить жизнь заново. Хорошо хоть не с младенческой соски, а молодым человеком образца 1968 года. До того как подняться в квартиру, где я жил под присмотром и опекой бабушки с дедом (о той незабываемой встрече позже), забежал в канцелярский магазин, где купил общую тетрадь за сорок четыре копейки и новомодную шариковую ручку. После автобиографии, судьба выдала шанс зафиксировать ещё одну. Теперь в хронологическом порядке записываю основные вехи этой «новой» прошлой жизни. Пусть первая эмоциональная, но взвешенная и подробная запись будет вместо предисловия. Я помню своё прошлое, я знаю цепочку последующих событий, но мне не дано знать, как получится существовать в этом мире. Оттого спешу всё подробно выкладывать на бумаге, где же ты, любимый ноутбук Lenovo? Как мне тебя не хватает! Теперь настольный компьютер из будущего заменяет зелёная общая тетрадь — «дорогой дневник».

2. Встреча

Итак, урок литературы. Меня вызывает к доске преподаватель:

— Милости прошу к доске, не стесняйтесь, берите мел, записываем тему урока. Смелей, Петрушевский, смелей. Все открыли тетради и пишут «Омут светского общества», план. Далее, «Светское общество в романе „Евгений Онегин“». А, что смешного?

Я услышал ропот за спиной и стал перечитывать свои каракули — «Омут советского общества»! Повернулся к аудитории, милые подзабытые лица одноклассников ожили, девчонки хихикали, парни зашептались. Забинков попытался погасить интерес аудитории:

— Ребята, успокоились. Петрушевский, исправляйте текст и будьте внимательны. Кстати, как называется подобный ляп?

Я напряг память и выдал по памяти:

— Это незначительная описка входит в термин парапраксис, а в устной речи — оговорка по Фрейду…, — я оборвал себя, увидев, как удивление преподавателя сменяется интересом и закончил, — где-то так, друзья мои!

— Интересно, читали Фрейда? И что же это означает, уважаемый Дмитрий?

— Незначительное и бессмысленное ошибочное действие, как плод реализации бессознательных желаний. Является компромиссным образованием, создаваемым соответствующим сознательным намерением и частичным одновременным осуществлением бессознательного желания.

У Юрия Соломоновича вытянулось лицо, а в классе воцарилась полная тишина. Челюсти конечно «не отвалились», но подобного никто не ожидал. Краем глаза отметил, прелестное личико Вероники Лазовской с вопросительной миной, каменное выражение Юры Сноба (вот такая фамилия, причём соответствующая внутреннему содержанию) и недоуменные физиономии остальных. На хрена я так? Встрепенулся и автоматически отчеканил то, что хорошо знал и помнил:

— В романе «Евгений Онегин» важнейшую роль играет русское дворянство и столичное светское общество. Здесь читатель встречает множество эпизодов и подробностей из жизни высшего общества. Пушкин описывает балы и званые ужины, столичные театры, одежду, манеры и привычки знатных жителей Москвы и Петербурга. Автор довольно иронично и шутливо говорит о высшем обществе и дворянах в целом. Он тонко высмеивает глупость и пустоту скучающих аристократов. Например: «…Однообразная семья, все жадной скуки сыновья…»

Преподаватель расцвёл:

— Молодец! Садитесь, Петрушевский, потом с вами побеседуем. А к доске пойдёт…

Я уже не слушал Соломоныча, делая вид, что записываю за учителем, мысленно полемизировал с собой. На хрена выдрючиваться? Зачем, если по современному, понты кидать? Моё дело маленькое: сидеть тихо, как мышь и впитывать, анализировать, подстраиваться под окружающую среду. В памяти многое стёрлось, нужно восстанавливать заново, что там будет впереди? Из задумчивости выдернул школьный звонок.

В тот памятный день, еле дотянул до конца занятий. Одноклассники косились на меня и не приставали с расспросами. Видно, я действительно выглядел несколько странновато. По памяти восстановил маршрут к дому до Нейшлотского переулка. Надо сесть на трамвай N2 и доехать до первой остановки после Гренадёрского моста, дальше пешком. Естественно, оплатил проезд, а пока ехал, в дёргающемся на стыках рельсов общественном транспорте, чуть не свернул шею, озираясь и оглядываясь на полувековой давности любимый город. Историческая часть почти не изменилась: с Кировского моста те же потрясающие виды на Неву, Эрмитаж, Петропаловку, уже отстроенную первую очередь гостиницы Ленинград, телебашню.

Нахлынули воспоминания, как я с приятелем проник, на территорию пустыря рядом с Ботаническим садом. Здесь возводилась телевизионная башня для нового телецентра, самого высокого сооружения в Европе на 1962 год. С Володькой мы поднялись по лестнице до «стакана» на двухсотметровой высоте. Дальше карабкаться по железной технической лестнице стала страшно. И никто не задержал, проспала охрана малолетних нарушителей. Не заметил как доехал до проспекта Карла Маркса. Тут оговорюсь и отмечу, что названия буду вписывать советской эпохи, а то запутаюсь начисто. О канцелярском магазине уже писал, вот он передо мной — бесценный дневник зелёного цвета для «ретро воспоминаний».

Дедушки дома не было, ушёл в садик Карла Маркса играть в шахматы с такими же ветеранами как и сам. Дед у меня боевой: и в Гражданскую шашкой помахал на стороне красных, и прошёл Финскую компанию без обморожений, сумел выжить в Великой отечественной. Я очень любил пацаном залезать в платяной шкаф и доставать тяжёлый от медалей и орденов капитанский китель. А когда дед одевал его на 9 мая, было чем гордится перед сверстниками. Мама в экспедиции на съёмках: она у меня актриса, правда, второго плана. Папа, как иногда бывает, потерялся в этой жизни. Видел его один раз после попытки восстановить семью. Хоть я и маленький был, но запомнил пьяного мужика и громкие разборки. Всё, эта тема закрыта, лишь добавлю, что в будущей жизни никогда не бросал семью, как бы там тяжело не складывались отношения.

А встретила меня бабушка и накормила «обновлённого» внука вкусным обедом. Я с затаённым страхом и трепетным чувством всматривался в родные черты и слушал её голос. Это было так необычно, заново восстанавливать привычки прошлого. Я смотрел на бабушку, на седые волосы, собранные в пучок, испачканный фартук, уверенные движения и знал, она уйдёт в 1988 году от инсульта, вызванного смертью в автокатастрофе моего дяди. Ещё раньше умрёт дедушка — инфаркт, а мама дождётся внука, но сгорит от рака в семьдесят седьмом и станет первой в этой скорбной цепочке событий. Как с такими знаниями жить в этой реальности?

— Не забыл? Тебе завтра на тренировку! Сам просил напомнить.

Ну конечно, ведь я уже два года занимаюсь боксом в «Динамо». На тренировки ездил три раза в неделю, но тренер сдвинул занятия из-за удвоенной нагрузки на помещение. Дело в том, что на спортивной базе общества «Труд», зал залило водой и там делали ремонт. Вот борцы временно перебрались на нашу площадку, оттого сдвинули и уплотнили занятия. Самбисты теперь тренируются перед нами. Этот эпизод я отлично помнил. На следующий день, после школы, я заскочил домой, переложил в сумку спортивные причиндалы и поехал в ДК имени Кирова. В раздевалке перемешались поклонники самбо и наши ребята из секции бокса. На входе я столкнулся с парнем моего возраста, русым, подтянутым, не сказать крепышом. И обалдел — мимо меня, обдав запахом пота, проскользнул Путин!

— Подожди, парень, тебя не Володей звать? — Первое, что вырвалось у меня.

— Да, Володя, а мы разве знакомы?

— Путин?

— Путин. Вы что-то хотели?

Вежливый. Пришлось выкручиваться и сочинять на ходу:

— Да на тренировках пересекались, я три года назад в самбо к Рахлину поступал. Потом ты пришёл, не помнишь.

— Нет, не помню. Хотели спросить о чём-то?

Конечно будущий президент не мог меня знать и видеть. В двадцать первом веке многие читали биографию Путина. Я не исключение и, естественно, знал его пристрастие к самбо, а позже к дзюдо. Экспромт получился удачным, даже фамилию его первого тренера вспомнил. Как пройти мимо и упустить возможность пообщаться с будущим лидером нации? Парадокс заключался в том, что я знал будущее, он — нет! Мы познакомились, немного поболтали, я дал свой телефон, он свой и я рванул в спортзал — время поджимало. Все мысли крутились вокруг встречи, руки может и помнили прежние тренировки, но голова нет. В итоге мне накидали чувствительных «плюшек», тут моя реакция подвела и была явно не семнадцатилетнего юноши. «Обидно, понимашь» и подумал, может завязать со спортом, есть гораздо более ценные навыки для выживания — опыт и знания.

Вечером после ужина смотрел чёрно-белые новости. Я помнил этот фанерованный ящик «Авангард», гордо именуемый телевизионным приёмником. Его приобрёл дед с завода Козицкого по ветеранской квоте. Мне тогда исполнилось пять лет. Смотреть приходили соседи по лестничной площадке. Народ был ещё нищий, но сплочённый и дружный после войны. Мою кровать завешивали одеялом и я засыпал под звуки неведомой телевизионной жизни. Глядя на архаику пятидесятых вспоминал светодиодный экран LG с размером экрана 124 сантиметра по диагонали, оставленный в будущем на втором этаже загородного дома. Я не раз видел в отличном цвете и высоком качестве разрешения лицо человека, с которым столкнулся сегодня перед тренировкой. К следующему разу, надо придумать способ познакомиться поближе или как там у них, разведчиков, войти в доверие с объектом. Дорогой дневник и потомки, уверенно заявляю, что впечатления от новой жизни самые тёплые: люди хорошие, свои, советские, еда вкусная, родные во мне души не чают, окружающая жизнь привычная, быт забавный. Почти весело, кабы не так грустно!

3. Адаптация

Прошло две недели. На носу выпускные экзамены. Всю жизнь боялся этих дурацких, на мой взгляд, проверочных испытаний на знание предмета. Под вопросом, в первую очередь, геометрия, математика и другие точные науки, за гуманитарные и общественные волновался меньше — всё-таки целая жизнь за плечами, а знал об этом только один человек и понятно кто, ха-ха. Мне не интересно описывать всю рутину событий мая-июня 1968 года, буду вычленять только узловые и наиболее интересные моменты. Ведь дневник, рано или поздно попадёт к массовому читателю, может будет опубликован и станет бестселлером. Например, «Записки будущего прошлого» — каково! Кстати, моя любимая британская рок-группа The Moody Blues уже год как сочинила свой эпохальный альбом Days Of Future Passed, название перекликается с условным названием дневника. Ну это так, для знатоков. Несколько слов о моём хобби.

Прекрасно помню, как в конце прошлого года сильно увлёкся зарубежными записями. Одноклассник Сашка Политковский привадил. У него дома классный маг (магнитофон) и записи британских и американских рок-групп. Меня зацепило и я повёлся. К моменту моего «возвращения», дома, в будущей коллекции, имелось несколько синглов, а часть стены увешана фотками и плакатами волосатиков из-за кордона. Бабушка ворчала, дед не реагировал: «Перебесится и пройдёт». А маме даже стало интересно. Проигрыватель «Юбилейный» без дела не стоял. Кроме того в семье уже была большая коллекция советской эстрады, народных песен, знаменитых исполнителей вроде Козловского, Лемешева, Утёсова, классики, записей из цикла «Театр у микрофона» и всякого, вплоть до трофейного винила, что дед прихватил с последней войны.

Так вот экзамены. В первой жизни, помнится, на замечание, сделанное классной дамой на моё безобразное отношение к учёбе, я здорово психанул и резко ответил Белке мол могу обойтись и без школы. Образование получить никогда не поздно, а учиться в классе, где тебя прессуют мне не интересно. Отношения и так складывались неважные, но тут Белка меня возненавидела по настоящему. Это сейчас воспринимаю свой бзик как гримасу переходного возраста, игру гормонов и всё такое. Но тогда я написал заявление в середине мая и ушёл из школы со справкой. Помню, дед и бабушка уговаривали остаться, мотивируя, абсурдность поступка потерянными двумя годами учёбы и лишения себя возможности продолжить образование. Я отчаянно отбивался. Бабушка смирилась быстро, лишь переживая за реакцию матери по возвращению со съёмок. Дед давил:

— Дима, чего взбрендил, никому не охота зубрить, но ведь надо. Как же без аттестата?

— Дед, ты ничего не понимаешь, закончу вечернюю школу, а пока поработаю на заводе, душа лежит к токарному станку. Затем в путягу (ПТУ) поступлю, там параллельно можно сдать экзамены и получить аттестат о среднем образовании. Армия не за горами, а после службы и в институт или в техникум. Ведь ты же хочешь, чтобы я стал настоящим защитником страны?

Деда мои аргументы смутили, он махнул рукой — делай что хочешь! Но было видно, мои слова про срочную службу были ему по душе. Вот почему в школе, следуя заповеди не менять узловые точки в течении биографии, я тупо продублировал свой бездумный протест. И вновь удивлённые лица одноклассников, Сноб вертел пальцем у виска — чего с дурака взять? Ну, ну, красавчик, я найду способ поставить тебя на место. Далее разговор на повышенных тонах с родными. Присовокупил в беседе с дедом аргумент о продолжении службы и поступлении в военное училище. Святая ложь успокоила ветерана ещё быстрей, чем сорок восемь лет назад. В итоге справка, а позже, следуя «историческому сценарию», должен устроиться на завод. Но это впереди, сейчас же описываю в хронологическом порядке, что произошло.

С новым знакомым, Владимиром Путиным, пересекались на тренировках и не то, чтобы подружились, но отношения складывались как у большинства сверстников, связанных общими интересами, в нашем случае спортом. Своё внимание я старался открыто не проявлять и даже не мог точно сформулировать зачем набиваться в друзья к будущему президенту. Психология обывателя двадцать первого века подсказывала: а вдруг пригодиться когда-нибудь, хуже не станет. С другой стороны, откуда мне знать состоится это «когда-нибудь» и чего сейчас мыслить глобально спустя лишь месяц с небольшим в прошлом. В моём особом положении знаю прошлое и будущее, но что станется в следующую минуту, предугадать не дано. Не ровен час «сдует» в будущее или ещё куда? Моя психика такой дилеммы не тянет, так что живу «нынешним прошлым», если можно так выразиться.

Пригласил Путина на школьный вечер в преддверии майских праздников, ведь я выступал в школьном ВИА, по нынешнему, в самопальной рок-группе. Это ещё одна часть моей биографии: играл на ударных и пел в меру способностей. Интерес к западной рок-культуре помогал и мешал одновременно. Петь на иностранном не приветствовалось, куда лучше шёл репертуар из совковых любовно-патриотических шлягеров, а хиты британских и американских рокеров практически отсутствовали из-за отсутствия материала и знания языков. Эту проблему я собирался исправить, поскольку языком владел, многие тексты знал, партии инструментов предполагал возложить на музыкального руководителя Олега Голубева, а оригиналы достать у Сашки Политковского.

Хочется подробно описать нашу последнюю беседу с учителем русского и литературы Забинковым. На уроках я придуривался, но у меня это плохо получалось, прорывались взрослые мысли. После первого памятного контакта в день «приземления» из будущего, преподаватель поглядывал на меня, часто вызывал к доске и с интересом слушал развёрнутые ответы по заданным, а порой и отвлечённым темам. Я знал, что скору навсегда уйду из школы, он — нет. Юрий Соломонович тормознул меня после звонка на большую перемену. На дворе конец апреля, стайки учеников устремились на волю из душных классов школы, а я застрял в коридоре и смотрел на весеннюю искрящуюся барашками поверхность Фонтанки, крепко о чём-то задумавшись.

— Дмитрий, у меня вопрос. Я чувствую ваш потенциал и несвойственные возрасту вдумчивые рассуждения. Расскажите, что читаете вне классных заданий?

Я помнил, как литератор ставил меня на место за вольные трактовки домашних заданий и, что греха таить, слабую орфографию, но то в другой жизни. Сейчас же отпустил тормоза и решил потроллить пожилого педагога.

— Очень нравятся стихи поэтов-бардов: Бродского, Галича, Высоцкого, Булата Окуджавы; из прозаиков: Солженицына, Синявского, Некрасова, Максимова, да всех разве упомнишь — диссидентов немало…

Забинков испуганно напрягся и тихо спросил:

— А что помните из Синявского?

— Ну как же, роман «Суд идет», повесть «Любимов», была ещё статья за которую, собственно, его и Даниэля привлекли и осудили. Это, поверьте, интереснее, чем руководящая роль партии в борьбе советских людей с фашизмом по роману «Молодая гвардия» Фадеева. По прозе могу дать синопсис, если вам интересно, а стихи помню многих, вот послушайте Галича:

Видать, я здорово его шокировал, преподаватель скомкано бросил:

— Дима, давайте как-нибудь после занятий побеседуем. Вижу, вам есть что мне сказать. Сильно озадачили меня, сильно, если не сказать больше.

Юрий Соломонович растерянно окинул взглядом странного ученика и направился в учительскую. Я смотрел на сгорбившуюся спину учителя, опустившиеся плечи и мне стало его жалко. С большой долей вероятности, допускаю, что жизнь здорово помяла питерского интеллигента в годы войны и после. Например, в 46-м, когда идеологическая послевоенная вакханалия Жданова вокруг имён Ахматовой и Зощенко, встряхнула литературные ряды Ленинграда. Забинков по возрасту тянет за пятьдесят годков, так что в те годы уже был зрелым студентом или педагогом. Ведь не спросишь, да и зачем, своих проблем что ли мало?

4. Время вперёд!

Я сидел на уроке истории. Смотрел в окно за которым через Фонтанку угрюмо возвышался шедевр Баженова — Михайловский замок. Мысленно был далеко в будущем, на нашем участке. Давно обещал Светлане сколотить скамейку из дерева. Заготовки появились, после того, как по мобильному пригласил верхолазов и хлопцы, вооружённые мотопилами срезали верхушки с неприлично высокой берёзы. Подталкивал страх, что когда-нибудь во время урагана великанша рухнет на теплицу или злополучный хозблок. Время пришло, и как раз за неделю до моей «командировки», работа была исполнена быстро и качественно. Всего-то пять тысяч рублей. Уложились в полчаса и укатили на своём Мицубиси «Паджеро». Спасибо, ребята, счастливого пути! И пятёрки не жалко, зато теперь имеется материал для садовой мебели. Расскажи кому сейчас, посыпятся вопросы: какой «мобильник», как за пять тысяч, это же цена автомобиля «Волга», а что за зверь «Паджеро»? Я ухмыльнулся.

— Петрушевский, встаньте пожалуйста, что смешного? — историчка воззрилась, гневно поблескивая ленноновскими очками-кругляшками. — Что я сейчас объясняла классу?

— На какой вопрос отвечать, Тамара Сергеевна?

— Давайте по порядку, я вас слушаю.

— Извольте, уважаемая Тамара Сергеевна. Я мысленно решал другие задачи, спровоцированные «воспоминаниями о будущем». Был так увлечён, что ваше обращение пропустил мимо своего потока сознания. Будьте любезны, повторите суть вашего посыла к аудитории.

Класс ожил, послышались фырканья и смешки. Краем глаза заметил, как Сноб брезгливо поморщился. Чего он так меня ненавидит? А что будет после моего демарша по программе досрочного ухода из опротивевшей школы и её совдеповской системы обучения? Потерпи Сноб, и твоя покровительница Левина пусть подождёт, сюрпризы впереди.

— Опять ёрничаете? Я рассказывала классу, что восьмая пятилетка разрабатывалась исходя из директив двадцать третьего съезда КПСС, провозгласившего переход от административных к экономическим методам управления народным хозяйством, где и была выработана долгосрочная программа дальнейшего подъёма экономики страны. Петрушевский, а когда состоялся двадцать третий съезд?

— Точно не помню, но уверенно заявляю, что будущее поколение советских людей будет жить при коммунизме! Другими словами, на первое место ставится неуклонный рост благосостояния советского народа, а для этого, в свою очередь, требуется дальнейший подъём экономики страны, ровно то, о чём вы так убедительно сейчас рассказывали.

— С этим никто не спорит, но вы не ответили на мой вопрос. Вижу, что не знаете. Запомните, в 1966 году. Садитесь. Продолжим тему занятий и запишем «Основные вехи восьмой пятилетки».

Мои мысли перекинулись на предстоящий концерт. У группы не было названия — обыкновенная самодеятельность, в которую я попал полтора года назад. За это время сносно научился отбивать ритм и солировать у микрофона, пригодилась вокальная практика нескольких лет в хоре Выборгского дома культуры. Теперь прежний опыт помноженный на новые знания, по моим прикидкам должен дать особенный результат. Помимо интереса к исполнению песен со сцены в актовом зале, нас объединяла тяга к западникам, мешало незнание английского языка, ведь все участники изучали французский. Сей факт мешал ставить в репертуар хиты из-за бугра, впрочем, не очень то и разрешали их исполнять.

Комплект аппаратуры весьма слабенький, зато у Олега Голубева, учившегося в музыкальной школе, имелась органола «Юность». Ещё в девятом классе, кто-то из старшеклассников дал на прокат несколько электронных примочек: фузз, ревербератор, квакушку. Плюс два кустарных голосовых ящика с кинаповскими динамиками, что-то типа комбика на бас-гитару, плюс три ламповых усилителя, рижская ударная установка укомплектованная по минимуму (вместо пластика кожа), тройка динамических микрофонов и всякие мелочи.

Я «заново» влился в музыкальный коллектив с «новыми» идеями и открывшимся, внезапно, знанием английского из будущей жизни. За несколько недель вечерних посиделок, группа разучила несколько западных хитов и что-то из советской эстрады. Репетиции проходили с повышенным интересом к моим неожиданно открывшимся талантам. Политковский притащил магнитофонную приставку «Нота», подключили её к усилку и прогнали пару катушек. Я отобрал несколько номеров, мотивируя тем, что знакомый подарил, написанные от руки тексты на английском. На долю Голубева пришлась вся музыкальная канитель: снять ноты с оригинала и расписать партии инструментов, выбрать тональность, поработать над вокальными унисонами и, само собой разумеющееся, моим голосом.

И вот 30 апреля, вторник. Праздничный концерт посвящённый 1 мая — дню международной солидарности. Если по новоязу двадцать первого века, школьный дресс-код по боку: пацаны в костюмчиках, девчонки в вольных юбочках или платьях, Первое отделение прошло, как полагается с приветственной речи директора, затем сборная патриотическая солянка из стихотворных и песенных номеров. Школьный хор потряс стены, исполнив «Марш энтузиастов». В конце отделения наша группа громко и торжественно спела в четыре голоса «И вновь продолжается бой». Над головами утомлённой официозом молодёжи, плыли слова:

Это мой первый сюрприз: песня Пахмутовой и Добронравова, только об этом никто не знал, даже сами заслуженные авторы, поскольку звёздная пара сочинила её в 1974 году! Простите попаданца, уважаемые, я на ваши права не покушался, лишь разучил с пацанами и озвучил на несколько лет раньше. Композиция яркая, запоминающаяся, напел несколько раз, попробовали в ля миноре и готов шлягер. Привет из будущего, а кто предъявит?

Самое интересное ждало юношей и девушек во втором отделении: танцы! Старшеклассники, подогретые креплёным вином, не связанные школьными табу, быстро настроились на музыкальную волну и тепло приняли «Нет тебя прекрасней» Юрия Антонова, прямо вечер открытий! Никто не мог слышать эту замечательную композицию, поскольку появилась она спустя три года, это я знаю точно, своими ушами слушал на концерте «Поющих гитар» в ДК Ленсовета на Петроградской. Тогда я приезжал в Ленинград в отпуск из армии. Школьникам красивая мелодия и проникновенные слова понравились: робко закружились первые пары, затем учителя и гости. Баллада кончилась и тут мы жахнули первый аккорд «You Really Got Me» британской группы The Kinks. Искажённый динамиками убойный жёсткий риф, выведенный на полную мощность, поверг публику в шок.

Отвлекусь на минутку: в двухтысячных прочитал в журнале Classic Rock интервью лидера The Kinks Дэйва Дэвиса. Он вспоминал, как купил маленький дешёвый 10-ваттный усилитель, обрезал бритвой всю бумагу вокруг динамика и оттуда попёр обалденный звук. Ровно так же я поступил с уже порванным динамиком в колонке. Искажение выше всяких похвал. Толпа ринулась в пляс, учителя недовольно косились, но молчали. Шейк, это был шейк (вихляния бёдрами придёт через несколько лет)! Я рычал в микрофон и отбивал доли, а две гитары и клавишные создавали неповторимый драйв знаменитого хита. Пригласили в помощь пятого участника на бубен, в оригинале звяканье тарелочек очень в тему.

Со сцены вижу удивлённую мину Бэллы Григорьевны Левиной, рядом с ней скрестил руки и бросает презрительные взгляды Юрочка Сноб — такие танцы не для него. Следующую песню знали все, она прорвалась в СССР на пластинке фирмы «Мелодия» в прошлом году: «Девушка» (музыка и слова народные) исполняет квартет «Битлс». Тут всё гладко и пристойно. А затем мы жахнули битловскую «Can’t Buy Me Love». Этот шлягер слышали многие пацаны, ведь композицию крутили круглые сутки по западным радиостанциям. Далее, по неписаным законам, следовал медленный танец и перерывчик небольшой, зато какой насыщенный событиями.

5. Прощай школа

После первого отделения, я намылился сбегать в туалет покурить и не только, но столкнулся с Белкой. У классного руководителя были ко мне вопросы:

— Петрушевский, ты хоть понимаешь о чём поёшь? Если изучаешь французский, никто не мешает исполнить что-нибудь из шансона или тексты советских композиторов переведённые на язык Гюго? Зачем коверкать язык, абсолютно не зная первоисточник?

Мне показалось, что она довольна своим изящным пассажем. Я разозлился, ладно, тогда держи дорогая Белла Григорьевна не менее «элегантный ответ»:

— Не просто понимаю язык Шекспира, а даже очень понимаю. Что касается песен на французском языке, готов сольно исполнить «Солнечный круг», не шансон правда, зато прекрасный антивоенный распев Льва Ошанина. Мы его в шестом классе учили: un soleil rond, un ciel sans fond (солнечный круг, небо вокруг).

Белка хитро сощурилась и спросила по-английски:

— Если ты такой умный скажи, как хорошо я говорю на английском языке?

— На мой взгляд, дорогая Бэлла Григорьевна, ваш языковый запас ограничен институтскими знаниями в рамках школьной программы, а я изучаю разговорную речь Соединённого Королевства всю жизнь. И как видите, излагаю свои мысли достаточно убедительно.

Ответил также на инглиш и она всё поняла. На Левину было неловко смотреть, дама сдулась и казалось, что «хала» на её голове обиженно заколыхалась. Видно мой пассаж чувствительно царапнул по самолюбию. За последний час, я превратился из никчёмного троечника в интересного исполнителя и эрудированного собеседника. Вот тебе, педагогиня, уважай и люби своих учеников! Вялотекущий конфликт между мной и Белкой назревал давно. Я ощущал его, как противостояние старой, по меркам подростка, зашоренной тётки, ничего не понимающей в психике юного школьника. А меня она воспринимала, скорей всего, как придурка идущего не в ногу с коллективом. Видела во мне лишь невоспитанного и агрессивного ученика, прячущего за особенностями переходного возраста, лень и расхлябанность. Может оно и так, в детстве пубертатный период ставит мозги набекрень. Но всё это было до того, а сейчас старые обиды изящно обернул против мадам, делящей класс на любимчиков и остальных. Можно было и не троллить педагога, ведь нынче с головой всё в порядке, но как это приятно поставить на место человека, попившего немало крови, сложись наши отношения иначе, может и школу окончил и в Мухинское училище поступил как все…

Я оставил ошарашенную классную даму и двинул по заданному маршруту. В туалете табачный дым стоял коромыслом. Кто-то примостившись на подоконнике дул из горла портвешок — нормальный школьный сортир, не знаю, как в будущих лицеях и колледжах, но тогда подростки самоутверждались именно так.

— А вот и наш певец зарубежный, ученик прилежный!

Опять Сноб и кажется поддатый. Что же парень ты всё маячишь на пути? Мне кажется, старосту класса, капитана школьной волейбольной команды, отличника и любимца Белки, элементарно мучила зависть: какой-то замухрышка из грязи да князи. А как иначе! Откуда тебе знать, пацанчик, что под личиной ранее ничем не выделявшегося одноклассника, прячется битый жизнью шестидесятисемилетний мужчина.

— Тебе неймётся, мальчик? Пободаться хочешь?

— Что сказал? А если в рожу? — староста напрягся и сжал кулаки. Я и глазом не повёл, уронить самодовольного спортсмена-волейболиста, не велика доблесть.

— Нет, Юрочка, в рожу не надо — себе дороже, поверь старику.

Это случайно вырвалось из будущей жизни, для семнадцатилетнего подростка я и в правду старик. Не послушал Юрочка дядю: замахнулся, метил мне в челюсть, среагировать-то я успел, да неудачно, гадёныш попал в плечо. Блин, больно! Остальное дело техники, зря что ли на районных соревнованиях по боксу выиграл первое место с правом участия в городском первенстве. Итак: один удар в солнечное сплетение — сбить дыхание, следующий — левый боковой, затем финальный — прямой с голову с доворотом правой ноги. Стандартная «троечка» и лежит придурок на обоссанном полу, хватает воздух жирными губами. Пацаны с интересом наблюдали показательную трёпку для дерзкого забияки и не делали попыток заступиться за одноклассника — сам первый начал!

Я не оглядываясь вышел, надо доигрывать программу, да сворачиваться. На сцене расстроенный Голубев поведал, что завуч запретила дальше играть. Да и хрен с ней! Старшее поколение подтвердит, как на любую деятельность, вне рамок заданных министерством культуры и чиновниками на местах, накладывался запрет. Пройдут годы, когда волосатики смело будут гулять по улицам и проспектам Ленинграда, когда подпольные музыкальные группы будут иметь возможность играть на танцах что угодно и как угодно. Собственно процесс уже идёт, но не везде. Жаль, что наша группа не исполнила битловскую «She’ s A Woman», убойный хит роллингов «Satisfaction» и всякого по мелочи. Эти события лишь подтолкнули к неизбежному (по оригинальному сценарию) ухода из школы.

Через пару недель гостеприимные двери средней школы N190 с художественным уклоном закрылись за мной навсегда. В канцелярии вернули аттестат о восьмилетнем образовании и выдали справку, что я проучился в средней общеобразовательной школе N190 с художественным уклоном неполных два года. Затем метнули укоризненный взгляд и сухо попрощались. Теперь я свободен от ненавистных экзаменов, скучных одноклассников и чопорных учителей. Остались позади мои конфликты с одноклассниками, пропуски уроков, злые неумелые эпиграммы на учителей. Особенно доставалось преподавателю «гроба» (гражданской обороны). Над Аркадием Семёновичем подтрунивала вся школа за солдафонские замашки и отсутствие навыков находить общий язык с учениками. На его уроках я был в фаворе, так как исполнял обязанности киномеханика и показывал учебно-патриотические фильмы по военной тематике. Но незабываемые вводные типа «газы!», когда требовалось уложиться в норматив, не забуду до конца жизни. Повторил про себя «до конца жизни» и заново всколыхнулись думы о жутком одиночестве, душной атмосфере совка, постоянном самоконтроле: как бы чего не ляпнуть лишнего. Давит отсутствие привычных гаджетов, изобилия и доступности товаров, продуктов. Эх, потомки, поверьте, интересно первые несколько дней, дальше — изоляция, тюрьма.

Несколько десятилетий спустя я случайно проходил мимо своей школы на набережной Фонтанки, нахлынули воспоминания. Тогда спросил себя: а стоило ли рвать устоявшийся веками уклад, бросать школу, путать дорожки к будущей карьере? И уверенно ответил: да, не о чём не жалею! Всё перевесила ранняя материальная самостоятельность, свобода от бесчисленных табу и правил, становление личности и новый опыт. Энергичный шаг от маменькиного сыночка во взрослую жизнь. Это я отвлёкся, что было дальше?

Вот я протягиваю паспорт в отделе кадров завода «Русский дизель». На меня завели трудовую книжку и первая запись гласила: «Принят учеником токаря. 15 мая 1968 года». Перед этим, на собеседовании с начальником цеха, седовласый ветеран долго и упорно расспрашивал о причинах, побудивших бросить школу за месяц до выпускных экзаменов. Сперва я отшутился: таков непростой жизненный сценарий, но работодатель настаивал, пришлось сказать правду, мол стойкие противоречия с классным руководителем и одноклассниками. Видя, как начальник напрягся, добавил: «Это не помешает поступить в ПТУ на токаря-универсала, закончить школу рабочей молодёжи и стать классным специалистом, чтобы приносить пользу Родине». Такой пассаж начальнику понравился, приняли с испытательным сроком. В мою пользу сыграл тот факт, что имел ленинградскую прописку и жил через дорогу.

Меня прикрепили к токарю шестого разряда, золотых дел мастеру, к Сердюкову Прохору Ивановичу или по простому дяде Проше. Сердюков мне «ровесник», но на пенсию не спешил. Прекрасные навыки не только токаря, но и слесаря-механика советская власть отметила многочисленными грамотами, переходящим вымпелом «Лучший рабочий» и высокой зарплатой. Я с интересом приглядывался к заслуженному пролетарию и гордостью завода. По-первости убирал стружку и протирал станок. Потом мастер показал расточку простых деталей, позже втулки рабочего цилиндра, попутно объяснял, как читать чертежи, в общем, наставник что надо!

В курилке, дядя Проша любил пофилософствовать о международном положении. Я помалкивал в тряпочку, боясь резануть нелицеприятную правду о смещении Хрущёва, о вводе советских войск в Чехословакию, о роли Анжелы Дэвис, гибели Гагарина, войне во Вьетнаме и других политических событиях. Зачем дразнить хорошего человека, прошедшего, как выяснилось со временем, сталинские лагеря и Великую Отечественную. Мне тогда подумалось, неплохо познакомить Сердюкова с дедом. Так началось лето. В сентябре я собирался подать документы в ПТУ N 49 на токаря-универсала. Время шло, ничего не менялось, я в совдепии уже третий месяц. Как там у Булгакова: «Все будет правильно, на этом построен мир», а всё-таки, что дальше?

6. Нева, музыка и спорт

Прошлая запись закончилась вопросом всех вопросов: что дальше? А что есть выбор? Тетрадь в 96 листов, а исписал пока, несколько страниц, спрашиваю себя, а когда испишу полностью, не придётся заводить вторую, третью? В будущей жизни и в непростых условиях ограниченной свободы я сочинил такие строчки:

Вот и плыву, ядрён батон, плыву по реке собственной пёстрой биографии. А говорят в одну реку не войти дважды! Брехня! Ладно, разговорчивый такой потому, что бухнул сегодня днём. После смены, с дядей Прошой и Юркой Портнягиным, завернули в бакалею, а затем на берег реки Невы. Юрка новый приятель, подмастерье вроде меня и тоже метит в токарных дел мастера. Расселись на берегу, гранитную набережную ещё не проложили, вот и сидим на брёвнах смотрим на чаек, редких рыбаков, да на ловкие руки Сердюкова, раскладывающие нехитрую закуску и разливающего в стакан креплёное вино «Волжское» за рубль с небольшим. Вино сладкое, давно забытый вкус доброй советской бормотухи, гранёный стакан позаимствован из автомата газированной воды — захватывающая совдеповская ностальгия. Без всякой связи, Сердюков говорит:

— В прошлом году по осени наводнение было, так до завода вода дошла. В резиновых сапогах на смену шли, план горел, ведь праздники на носу и в три смены работали не покладая рук. Ремонтная бригада нажралась, но держалась, потом, когда отпустило, мы тоже после работы вмазали водовки. Не то, что это пойло, но вам пацанам больше и не надо, успеете привыкнуть. Выпьем, чтобы не было наводнений!

Мы по очереди опрокинули в себя гранёную ёмкость, закусили, да сигаретку в рот. Славно посидели, по рабоче-крестьянски, не то что в будущем с барными стойками, изысканной закусью, манерными стопками и шейкерами. После второго «пузыря» мелькнула шальная мысль, а может рассказать всё мужикам? В голове громко ругнулся стоп-сигнал: дурак что ли? Конечно нельзя, примут за блаженного, сторониться будут. На заводе всё просто: работа, план, социалистическое соревнование, душ после смены, полбанки на троих и домой. А тут какой-то псих, вчерашний школьник, смешно!

Записываю эти строки, на обшарпанном секретере с откидной доской, из кухни доносятся чудные запахи картофельных оладий. Хочется быть маленьким, беззаботным и никаких прошлых и будущих жизней, чтобы бабушка, с обязательным напоминанием помыть руки, звала к столу. Духмяный запах от стопки блинов, розетка с бруснично-яблочным вареньем и чтобы чай по-купечески, из блюдца. За столом вся семья в сборе: весёлая молодая и прекрасная мама, кулинарная кудесница бабуля, добрый ворчливый дед, его сестра — моя двоюродная бабушка, которую именую просто тётушкой, дядя со шрамом на лбу — след от бревна обрушившегося в блиндаже от прямого попадания авиационного фугаса. Милые, любимые лица. Вас давно нет, а я здесь — стрелец неприкаянный. В декабре стану совершеннолетним…

А пока, как малолетка, я приходил на смену к восьми часам утра. Долговязый очкарик Портнягин, которому стукнуло восемнадцать, подтрунивал:

— Ты чего на на час опаздываешь?! Мастер наряд не закроет. Гнать с завода злостного нарушителя!

Я отшучивался, Юрка парень хороший. В будущем мы пересечёмся не раз. Юрка остался в токарях. До самой своей насильственной смерти в 2014 году, исполнял редкие, но дорогие заказы. Кабы не моя фантастическая находка на участке, жил бы Портнягин дальше в своём будущем. Но та история особая, чего о ней вспоминать[1]. А пока жизнь прекрасна — всё впереди!

В конце мая звонил Голубев, интересовался готов ли я продолжать участие в группе. Что за вопрос, мне такое творчество в радость (по «сценарию» я играл до самого призыва в Советскую Армию). Поинтересовался: кто из ребят остаётся, есть ли название, какие организационные вопросы и другие мелочи. Олег пригласил на репетицию в помещение красного уголка на Петроградской что в доме Кирова. Вот так номер: в этом примечательном здании жил Саня Политковский и мой тренер по боксу Илья Матвеевич. Удивился заново, да и намылился в первый выходной июня на встречу с музыкальным ансамблем.

Я отлично помнил своё музыкальное будущее и оно мне очень нравилось ровно до тех пор, когда после армии я пытался поступить на курсы ударных инструментов при музыкальном училище в районе метро «Чернышевская». Меня тогда безжалостно зарубили, оставив в памяти вечную обиду. Почти четыре года за ударной установкой, а мне ясно дали понять: ты бездарь! Наверное так бывает, но тщеславная составляющая, отметает такой вердикт. Если доживу, в этой реальности, до весны 1971 года, вмешаюсь в историю и докажу чего стою. А пока вновь разглядываю низкий потолок подвального помещения красного уголка, невысокую сцену, перед ней десятка три деревянных кресел, красное знамя, трибуна и портрет Ленина. Раз в месяц выходит на трибуну замшелый и никчёмный человечек, кладёт перед собой блокнот агитатора и читает местному контингенту лекции о роли партии в деле построения коммунизма. Политинформация.

Помещение и что-то из аппаратуры организовал Лёва Магазинер — прообраз будущего музыкального менеджера. Лёва носил усы с бородкой, очки в чёрной роговой оправе и напоминал Лейбу Давидовича Бронштейна, более известного советскому народу, как изменника и главного осквернителя партийной чистоты Троцкого. На мой взгляд, их объединяло не только семитское происхождение, но и кипучая энергия и жажда деятельности. Таких подробностей в мемуарах, оставшихся на жёстком диске в будущем, не было, пусть эти детали станут дополнением к моим приключениям по «коридорам времени».

Познакомились. Лёва представил своего брата Семёна — ритм-гитара. На клавишах и в качестве музыкального руководителя Олег, далее: соло-гитарист Сережа Борзов, басиста, хоть убей, не помню, пусть будет Максим, ну и я, поющий ударник. Аппарат всякий: от «кинапа» до болгарского «орфея», раздолбанная «кухня» с кожей на барабанах (пластик входил в моду, но был дефицитом). Что ещё? Обсудили репертуар, план репетиций, договорились, что прибыль с выступлений забирает босс и по мере поступления, что-то приобретает по технической части, исходя из наших пожеланий. Я предложил назвать группу «Феникс». Вот так появился ещё один доморощенный и полный амбиций любительский рок-квинтет.

Бокс никуда не делся. Тренировки по расписанию, группа самбистов вернулась к себе на базу после ремонта, так что с Путиным больше не встречался, тогда шапочное знакомство, а спустя много лет сами знаете… Илья Матвеевич Никаноров — мой тренер, бывший член сборной РСФСР, полутяж. Он выделил меня оттого, что сам увлекался западным роком, отдавал мне магнитофонные катушки на запись. Я же, в свою очередь, просил что-нибудь записать Алекса Политковского. Когда выяснилось, что тренер с источником коллекции живут в одном доме, а «Феникс» репетирует в подвале, наши отношения с наставником приобрели дружескую окраску. Матвеич задерживал меня на тренировках и «ставил» удары. Обоюдовыгодное содружество, предполагало некоторое панибратство: мы иногда собирались у Сашки на квартире. Под роллингов или битлов, хозяин угощал рюмочкой другой пятизвёздочного коньяка, а то приносили с собой «Алазанскую долину» или другого доступного «сухаря». В такие моменты расслабухи, глядя на вращающиеся бобины магнитофона «Тембр», тянуло поболтать и раскрыться перед хорошими людьми, увы.

На городских соревнованиях в июле 1968, я завоевал третье место. В ответственном бою мне лихо накостыляли. Пропустил апперкот да так неудачно, что капа вылетела изо рта. Бой остановили, капу вернул наместо, но штрафные очки не позволили пройти в финал. Да и ладно! Третье место давало мне КМС (кандидата в мастера спорта) и дальнейшую перспективу спортивного роста. Я помнил, что в будущем, в где-то в моём архиве, помещавшемся в чемодане из фибры, хранилась грамота и пропуск клуба «Динамо» с вкладышем. А что, бокс — навык нужный, любому мужику пригодится. И пригодился, да не раз. По ходу буду освещать. Вот пишу и машинально пытаюсь нащупать шрам на нижней губе — след жестокой сшибки на зоне, когда от удара одного козла собственный зуб пробил губу. Ищу напрасно, то время ещё не пришло… Время и опыт мои главные союзники в нынешней реальности. Кто-то хорошо сказал: опыт — самый хороший учитель, берёт, правда, дорого, но объясняет доходчиво.

7. Пэчворк

Пэчворк. Мне нравится такое слово, применительно к моей биографии, это отличная метафора, означающая сшитую из пёстрых кусочков мозаику жизнеуклада попаданца. Уже ноябрь. Я тысячу лет не доставал дневник. Событий и ситуаций не просто много, а туча. Теперь по порядку.

Завод дал прекрасную характеристику для поступления в ПТУ на токаря-универсала. Несколько месяцев на «Русском дизеле» подарили хорошую практику, новых друзей и неплохие честно заработанные деньги. Это почти четыреста рублей — целый капитал для тех лет. Всё по чесноку: половину предкам, вторую часть на личные расходы. Родня, которая никак не могла простить моего шага в задержке образования, от денег не отказалась. Дед ворчал: «Хоть какой-то прок от балбеса». Я отмалчивался, вся жизнь впереди, а какой она будет зависело и в прямом и в переносном смысле от меня. Так ведь не станешь откровенничать с ветераном, объяснять что и как. Мне бабушка рассказывала, как дед чуть не отдал Богу душу после закрытого доклада Хрущёва на двадцатом съезде партии. Если я открою рот, то уж точно добью старика.

Себе прикупил у Политковского первую пластинку Битлов «Please Please Me». Уж я-то знал, что в будущем, коллекционеры станут охотится за виниловым первопрессом с жёлтым «яблоком» Parlophone Records. Дело не деньгах, а в памяти! В первой жизни я собрал почти полную коллекцию знаменитой ливерпульской четвёрки. Не хватило денег на Let It Be с увесистым буклетом. Зачем-то весь винил спустил перед армией. В этот раз так не будет: ни за что не продам коллекцию и денег на последний номерной альбом достану.

А ещё: приобрёл в комиссионке магнитофон «Гинтарас», удобный такой чемоданчик с ручкой. Отдал в переделку знакомому радиотехнику, умелец растянул диапазон воспроизводимых частот от 30 до 12500 герц, добавил самопальную колонку с встроенным усилителем и качество звука вполне приличное. Через комбик, так же подключил новомодную и жутко дефицитную плату стереофонического проигрывателя рижского радиозавода. Теперь я был упакован полностью, плюс бобины с магнитофонной плёнкой — недолговечная продукция ПО «Свема». По тем временам я продвинутый меломан. Так я стал коллекционером на всю жизнь, от магнитофонной ленты «тип два» и импортного винила, до выносного харда на 10 терабайт и компакт-дисков класса Super Audio.

О музыке готов говорить часами, переключусь на «Феникс». Со дня первых репетиций в июне до ноябрьских праздников, группа значительно продвинулась. Лёва Магазинер, наш менеджер, талантом организатора явно не был обделён. Мы выступали по всему городу начиная от жилконторовских красных уголков до больших площадок типа эстрады в сестрорецких «Дубках» или зале дома культуры «Мир», именуемый в народе «Молотком». Репертуар значительно вырос: помимо песен западников, появились свои композиции в духе психоделии и псевдо-прогрессива. Фанаты должны помнить убойную «Дефицит» или кислотную тему «Бронированная душа». Впрочем, «Дефицит» спустя какое-то время, Лёва категорически запретил. Похоже, покровители из отдела пропаганды, вставили администратору хороший пистон за песню с антисоветским душком. Кому понравится такой куплет и припев:

Нет, так нет! У меня текстов много, что-то своё, что-то заимствовано у коллег из капстран. Например, у тех же The Kinks, The Swinging Blue Jeans, The Monkees, Iron Butterfly и никакого плагиата. Группы успешно существовали, композиции побывали в тамошних хит-парадах, так чего же советским ребяткам не исполнить кавер-версии. Мы выступали на свадьбах, небольших мероприятиях, даже в дурдоме. Проныра Магазинер со всех умудрялся тянуть рубли. Не осуждаю — его работа договариваться, а наша — лабать. Лёва после моих настоятельных просьб, достал пользованный «шуровский» микрофон со стойкой, в то время являвшийся классикой звуковой индустрии. Петь стало трудней, лажать уже не получится — звук чистый.

Мой спортивный рост на ринге оказался под угрозой. Сперва, на тренировке, мне здорово засветили в правый глаз и надо такому случится на следующий день приключилась драка во время выступления «Феникса» в одной из школ. Старшеклассники решили, что энергично клею их девчонок. Мне сделали замечание, я отмахнулся, мол отвалите со своими тёлками, своих хватает. Хлопцы обиделись и сдёрнули меня со сцены. Кому-то я успел сунуть пару-тройку плюшек, но взяли количеством: долго месили меня и подоспевших на помощь музыкантов. Выступление было сорвано, а я получил дубль в пострадавший глаз. Это уже серьёзно. Окулист ограничил нагрузки, а на занятия боксом и вовсе наложил категорический запрет. Вердикт доктора прост и красноречив:

— Хочешь потерять зрение, дерзай! Потом не жалуйся.

Я связался с тренером и объяснил ситуацию. Илья Матвеевич сокрушённо вздохнул:

— Ты не первый разгильдяй, с которым приходится прощаться. Я понимаю защищал бы девушку или дал отпор бандитам, но связываться со шпаной во время выступления глупо и неловко. Отболтался как-нибудь, извинился да забыл.

Дальше следовали пафосные тезисы о чести советского спортсмена, правилах, навязанных сызмальства: не использовать навыки во вред! В заключении тренер выразил надежду, что этот случай не повлияет на приятельские отношения в сфере музыкальных интересов. И не повлиял, мы отлично ладили с Матвеевичем, даже когда стало ясно, что я повесил перчатки на гвоздь. В итоге, три года занятий принесли помимо боксёрских навыков и общего физического развития, хорошего товарища.

К великому сожалению, помню, как встретил Никанорова после армии в совершенно опустившемся состоянии. Он виновато мямлил, что тренировать бросил, мол «так получилось». Без объяснений было ясно, что здоровый мужик катится в пучину беспробудного пьянства. Мне он больше не звонил. Позже узнал, что тренер устроился грузчиком, там вредная привычка усугубилась и его попёрли с работы, где к пьянству привыкли, но не до такой же степени, когда здоровый мужик валился кулем или лезет с кулаками. Да, такие случаи с известными спортсменами, теряющими точку опоры и катящимися по наклонной, имеют место. Эх, Илья, меня корил, а сам…

Дома пока всё хорошо, череда смертей наступит не скоро, стараюсь об этом не думать. Мама вернулась из экспедиции. Сильно расстроилась моим ученическим зигзагам, но что-то исправить было поздно. Я уже работал на заводе, принёс первую увесистую зарплату, занимался тогда ещё спортом и выступал в ансамбле. Другими словами при деле, а не с уличными гопниками в подворотне, дующий пузырь бормотухи из горла. А потом я совершил подвиг! И вот как это произошло.

На улице Комсомола движение транспорта вялое, всегда много машин, да и трамваи сильно тормозят. В тысячный раз переходил улицу, абсолютно не думая о машинах, но в этот раз что-то пошло не так, я был уже на середине пешеходного перехода, когда почувствовал опасность, а потом и увидел, как на гражданина, опередившего меня на пол корпуса, летит грузовик. Хорошая реакция не подвела, я схватил попутчика и отбросил его назад на противоположную полосу от сумасшедшей машины. И правильно, что назад: ГАЗ-51 изменил траекторию, выскочил на поребрик и наискосок врезался в стену дома. Раздались крики, у меня отпечаталась в памяти тёплая волна от двигателя и грохот бешено вращающихся колес. Ещё миг и мужчина оказался бы под колёсами. Я помог подняться, перепачканному в грязи спасённому. Молодой, старше меня лет на пять, хорошо одетый человек, интеллигентной внешности. Он растерянно благодарил и машинально отряхивал брюки и пальто. Кто-то передал ему отлетевший от моего толчка портфель. Со стороны Финляндского вокзала бежали любопытные. Я спохватился и решительно двинул прочь, мне эта история не понравилась. Лучше незаметно исчезнуть, не ждать ГАИ, протоколов и прочей чехарды.

На следующий день прочитал в газете «Смена», как неизвестный спас пешехода чуть не попавшего под колеса грузовика. Корреспондент рассказал, что «в кабине с водителем случился приступ эпилепсии. Стопа от судороги вдавила педаль акселератора в пол. К счастью никто не погиб, трое пострадавших доставлены в хирургическое отделение Военно-медицинской академии, находящейся в ста метрах от происшествия. Неизвестного пытаются установить». Вот так, дорогой читатель, герои среди нас!

Учиться в путяге мне нравилось. Коллектив сплошь мужской — пацаны после восьмилетки, только мы с Юркой Потнягиным стояли особняком: два переростка, я — без пяти минут со средним, у Юрки аттестат имелся, но из-за болезни поступил на год позже. Рассказывали, что раньше в училище женского полу было в избытке. Но постепенно мужская профессия стала доминировать и вымыла из мастерских и учебных классов отвлекающий фактор. Нам платили стипендию, нас одевало и кормило государство. В будущей жизни я не раз вспоминал эту очень выигрышную примету социализма: страна готовила кадры, а не составляла списки на отчисления злостных неплательщиков за учёбу. Денег никто не отменял, но не всегда зарплата ставилась на первое место: был план, соцсоревнование, ну и что? Токарь высокой кларификации зарабатывал за двести рублей, плюс премии, тринадцатая получка и касса взаимопомощи — гарантированная выплата в особых ситуациях. В СССР работала система социальных лифтов. Кто это понимал и не бил баклуши, хорошо жил по меркам времени. Вот такой мой простой манифест из прошлого будущему.

8. С новым годом!

И он наступил, новый 1969 год — второй год моего существования в заданных рамках наново запущенной биографии. Период, принёсший кучу открытий, переоценку духовных ценностей и жизненных приоритетов. Я с особой теплотой вспоминаю эти прекрасные домашние посиделки всей семьёй.

Ёлку приобрёл на заводе «Русский дизель» — квота для рабочих. Шары, бусы, звезда и другие игрушки, покупались ещё в конце пятидесятых, когда я радостный вышагивал с дедом по ДЛТ (Дом ленинградской торговли) и требовательно указывал пальцем на то или иное понравившееся украшение. Меня подготовка к празднику ввергла в ностальгические воспоминания, я искренне радовался простой деревянной крестовине, обложенной ватой и предполагал, что первого января найду под ёлкой подарок от деда мороза, восторгался разноцветной мишуре, змейкам проводов с лампочками, незабываемому запаху свежей хвои.

Праздничный стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью, радовал глаза до боли знакомыми и желанными кушаньями: большая ваза с оливье, сельдь под шубой, икра чёрная, да-да, мама купила её в рыбном на Петроградской. Варёная и жаренная картошечка на гарнир к языку, докторской колбасе, курице, отбивному шницелю, масса других очаровательных и подзабытых блюд. Круглый ржаной хлеб с вкуснющей корочкой (утренняя выпечка Пискаревского хлебозавода), домашние пирожки с капустой и рисом с яйцом. Мандарины, яблоки, да уголок экзотики: заморский фрукт ананас и ставшие привычными бананы — привет с братской Кубы. Над столом гордо возвышались бутылки сладкого советского шампанского за 4 рубля 17 копеек, тут же водочка и лимонад «Ситро», глядя на который я тут же вспомнил, что за пустую бутылку можно было выручить двенадцать копеек.

Сегодня наша семья разделился на две половины: дед, дядя, я и мама, да бабушка с тётей. Не было приглашённых знакомых и дальних родственников. Типовая советская ячейка из трёх поколений, если не считать меня, как особого представителя генерации будущего. Они сейчас счастливы, они не вспоминают о репрессиях (год во внутренней тюрьме Большого дома для капитана Петрушевского), о войне (мать с тёткой в эвакуации, дед и дядя защищали Родину, а бабуля всю блокаду работала на хлебозаводе, это её и спасло); родня радуется сытой жизни, великим стройкам, завоеванию космоса, мирному атому. Они не замечают тотальный дефицит и скудные прилавки, они не знают, что через двадцать три года развалится СССР, что любимая страна стремительно втянется в хаос и разруху, хоть и не соизмеримую с последней войной, но воспринимаемую как национальную катастрофу. Мои, горячо любимые, этого уже не увидят… Это увижу я, ваш вечно юный Димочка Петрушевский, излагающий в своём тайном дневнике, впечатления о незабываемой новогодней ночи.

За пятнадцать минут до Нового года, пришли соседи поздравить и угостить своими нехитрыми кулинарными изделиями. Тогда подобная традиции ещё соблюдалась, как яркий след ленинградских коммуналок и голодной жизни по талонам поле войны. И вот программа «Время», дикторы поздравляют дорогих товарищей с праздником (спустя два года лучший «застойный» генсек откроет линию обращений к советскому народу). Наконец, яркий и праздничный «Голубой огонёк», с Валентиной Леонтьевой, Игорем Кирилловым, Светланой Моргуновой.

Жильцам нашего дома не повезло: телефонная линия молчала — где-то повреждён провод или ещё чего. Раздосадованные жители высыпали на улицу к двум будкам телефонов-автоматов, что рядом с домом. Выстроилась очередь, все хотели поздравить близких и знакомых. В самый разгар веселья, я оставил своих домочадцев и выскользнул на улицу отзвониться Томе. Тамара моя знакомая с которой у меня завязались отношения. Не то чтобы жениться собирался, но общались мы тесно.

Двухкопеечных монет с собой не было, но дамская пилочка вполне заменяла стандартную «двушку», а если не жалко то гривенник, ведь бессовестный таксофон проглатывал и их. Пилка просовывалась в щель между корпусом и диском, а в момент соединения требовалось нажать контактный рычаг монетосборника. Такой вот, давно забытый способ обмана АТС (автоматической телефонной станции), в принципе, за подобные манипуляции полагался срок. Инженеры на АТС этот фокус конечно знали и позже модифицировала свои телефоны, поставив защитную пластинку. До эры мобильной связи в Ленинграде (Санкт-Петербурге) оставалось четверть века.

Я поболтал с Томкой и вернулся к своим. Раскрасневшиеся дед с дядей курили на лестничной площадке и спорили. Я присоединился со своими дефицитными сигаретами «Ява». Дед поморщился глядя, как я залихватски щёлкаю зажигалкой, а дядя махнул рукой:

— Когда началась война, я в пятнадцать уже дымил, ты тогда, папа, молчал. Позже, на фронте, без табака вообще каюк. Пусть курит, в восемнадцать лет не зазорно.

— Я ещё и водки выпил сегодня, мне можно, как рабочему классу. А сам зачем куришь, дед? Тебе Колесов запретил! Всё расскажу бабуле. Я может сам когда-нибудь брошу.

И бросил, правда это «когда-нибудь» наступило спустя сорок три года, у каждого своя история борьбы с вредными привычками. Позже появятся импортные табачные бренды, потом изделия с пониженным содержанием никотина, электронные сигареты и масса фармацевтических средств. А сейчас дымили трое мужчин с богатым жизненным опытом, абсолютно далёкие от дум о вреде курения и занятые непростыми мыслями о своём месте в новом году.

— Да, — протянул дедушка, — а мне здоровья уже не хватает, если бы не операция, так бы с папиросой и представился.

Дедушка, Петрушевский Илья Матвеевич, ровесник века. В девятнадцать лет, по комсомольской мобилизации, ушёл воевать в конный корпус Буденного, где получил первый боевой опыт. О зарубленных белогвардейцах армии Деникина никогда не рассказывал. Потом учёба на курсах красных командиров и служба в политотделе армии. Арестован в 1938, через год выпущен и направлен в Ленинградский военный округ. Потом финская зимняя компания и Великая Отечественная. В октябре у деда случился инфаркт, врач озвучил мрачные перспективы на самое ближайшее будущее. Я это знал и решил продлить деду жизнь. За отсутствием интернета, взял в библиотеке подшивку журналов «Здоровье» и «Наука и жизнь». Из них узнал об успешных и революционных операциях выдающегося советского хирурга Василия Ивановича Колесова в клинике 1-го Ленинградского медицинского института.

Под видом студента прошёл в хирургическое отделение и обратился непосредственно к заведующему с яркой пламенной речью о ветеране трёх воин, обречённому на смерть, поскольку врачи бессильны помочь старому коммунисту. Василий Иванович посмеялся над моей хитростью и записал деда на приём. Операция прошла успешно. Мы приехали к выписке на улицу Льва Толстого, я всучил маме бутылку коньяка и отправил поблагодарить хирурга. Дед был счастлив, а когда узнал от мамы похвалу Колесова за проявленную настойчивость внука, прослезился. Ведь запись к хирургу расписана за полгода вперёд.

— Папа, здоровья нам всем не хватает. Полжизни сломано войной и разрухой. Но ведь дожили до лучших времён: телевизор, колбаса на столе. А помнишь после блокады, талоны, голод, хорошо твой паёк помогал, — дядя вздохнул и прикурил новую беломорину.

Дядя, Петрушевский Виктор Ильич, призван в 1944, весной следующего года получил тяжёлую контузию и победу встречал в госпитале. В мирное время дедушка вновь собрал детей в коммуналке на соседнем Бабурином переулке, где жили до войны. Как ветеранам двух войн, бабушке и деду дали трёхкомнатную квартиру в только отстроенном доме на Нейшлотском. Я появился на свет до переезда, но детство вспоминаю уже в «сталинке», где получил свою комнату. Виктор Ильич оформил инвалидность, но нашёл себя в фотоделе, оформив патент на съёмку и продажу глянцевых черно-белых фоток советских граждан. Надо сказать, что после уплаты налога, оставались существенные деньги. Я как раз вынашивал идею привлечь стартовый капитал дядюшки для перспективных и безопасных вложений, а дивиденды использовать во благо семьи и себя, грешным делом, не обидеть.

— Ничего, мужики, прорвёмся! — они уставились на меня, пытаясь сообразить что за странный лозунг, то ли бравада, то ли бесшабашное пустое и бестактное заявление.

— Я в том смысле, что новых напастей не предвидится, с голоду не пухнем, а впереди годы мирной жизни. Если без пафоса, то есть на кого опереться, а вот ещё женюсь и детишек нарожаю, про невзгоды и вовсе думать будет некогда.

Дед достал платок, вытер лысину и затылок, привычка после долгого ношения фуражки и усмехнулся:

— Так уж и сам нарожаешь?

— Не сам, но участвовать всенепременно буду.

Мужчины рассмеялись:

— Ну, кто бы сомневался. А если серьёзно? И в правду собрался женихаться?

— Если в перспективе, то не завтра…

— Так чего треплешься, балабол, я уж подумал: не обрюхатил ли кого? Как там твоя Томка, ты ведь ей звонил?

— Ей, деда, зазнобе, но планов мы никаких пока не строим.

Тут я вспомнил, как приехав в отпуск из армии, узнал, что Томка закрутила роман с другим хахалем, планы рассыпались, а сердечная травма быстро зажила. Напился в хламушку и отлегло, вот и вся любовь-морковь. Но это случится через три года, в 1972-м. А пока старшее поколение примеряло меня как жениха к Томе, которую приводил в гости один раз.

9. Спекулянт

Зачем мне деньги? Вот странный вопрос, всем нужны эти бумажки. В голову тут же прискакала масса пословиц и поговорок: «хорошо живётся у кого денежка ведётся», «деньги — гости, то нет, то горсти», «не в деньгах счастье, а в их количестве» и прочая народная мудрость. С тех пор, как перенёсся из двадцать первого века в свою юность, постоянно испытывал дискомфорт, который, наконец, оформился в простое и трудноисполнимое желание: нужен автомобиль! Мне словно чего-то не доставало, а чего понял недавно, ведь в прошлой жизни, мой водительский стаж составил четверть века. Плюс год без прав — ещё до автошколы катался на машине своего приятеля, но то другая история. Вот и ответ зачем нужны деньги. В новейшей истории России, права получить, раз плюнуть, если голова на плечах и правильно исполнять роль прокладки между педалями и рулём. С приобретением авто вообще полное изобилие, бери на любой вкус, но здесь надо вернуться к началу моего спича: были бы деньги.

А вот как решить эту проблему в Союзе, да ещё срубить бабла по лёгкому? Задача для гостя из будущего ой какая не простая. Сейчас я рассуждаю на страницах дневника, что для этого надо. Итак, проблема номер один: нужны полновесные рубли и немало. Новый автомобиль типа «Москвич-412», который на весну 1969 года стоил свыше пяти тысяч. «Жигули» итальянцы подарят только через два года, ездить на «горбатом», то есть на «Запорожце» — не в этой жизни, а на «Волгу» мордой не вышел, да и ценник там заоблачный. Значит изделие «Автомобильного завода имени Ленинского комсомола», тот самый 412-й. Где взять эту мечту? Вот тут как раз всё просто: ветеран трёх воин Петрушевский Илья Матвеевич, мой героический дед. Ветеранская очередь, подмазать кого нужно и глядишь через годик придёт открытка на получение. Где же взять деньги и много?

Мой опыт и знания вывели на кривую дорожку скупки и перепродажи с целью наживы, то есть спекуляция и статьи 154 УК РСФСР — до семи лет если в виде промысла. Живу ведь в социалистической системе хозяйствования, а не рыночной экономики. Но, «волков бояться — в лес не ходить», а кто в совдепии жил честно, кто не крутился, не перепродавал, не давал на лапу, не мухлевал и прочее? Не все, но большинство.

В воскресение «Феникс» выступал в доме культуры Зеленогорска, очень на руку. Концерт вечером, а я приехал с утра и стал караулить туристические автобусы. Наши соседи, финны, частенько заезжают в бывший посёлок Териоки. У них ностальгия и культурная программа, а у меня коммерческий интерес. Я подловил первый интуристовский Икарус у церкви Казанской иконы Божией Матери. Последний раз, лет семь или восемь тому назад, я с пацанами из летнего лагеря клянчил здесь жевательную резинку: «пурукуми он» (жвачка есть)? И «финики» угощали нас душистыми и сладкими диковинками «ихнего баблпрома». Я никогда не занимался фарцовкой, даже самому интересно. Но в начале осмотрелся, нет ли милиции или дружинников. Из автобуса с пёстрой массой туристов вывалилась гид — милая дама в стандартном светлом плаще и косынке, эта может быть причастной к конторским соглядатаям. Я махнул рукой, да и бог с ней, разочек можно.

Я вклинился в толпу тихо и вежливо поинтересовался говорит ли кто по-английски. Откликнулось два человека, я объяснил, что хочу приобрести джинсы и другую одежду за рубли. Окей, мне тут же предложили кучу шмоток. Толпа двинулась за экскурсоводом, а я с продавцами нырнул в автобус. Просмотр и торги затянулись, я довольно смело оставил свой телефон, объяснив что надо по-русски позвать Диму и еле успел выскочить из заполнившего туристами автобуса. На прощание милая дама зло прошипела на чистом русском, чтобы духу моего здесь не было. Я напрягся и выдал под смех окружающих: «l huoli vauvan, kaikki hyvin» (не волнуйся детка, всё в порядке).

Вечером, перед концертом в доме детского творчества, я выложил две пары джинсов, рубашка «с огурцами», коричневый плащ болонья, два бадлона или по русски водолазки голубого и телесного цвета, да замшевые шузы сорок второго размера. Музыканты ахнули. Товар выкупили по спекулятивным ценам: частично налом, частично в долг. Больше всех был доволен наш директор Лёва Магазинер, я не жадничал накрутил по минимуму: всем хорошо и себя не обидел. Никто не знал, что это была пробная вылазка перед большим и плодотворным бизнесом. Мы славно отыграли в тот вечер, настроение было приподнятое. Публика была наша: свежие хиты типа битловской «Назад в СССР» пользовались успехом и повторялись на бис. На вечерней электричке возвращались в Ленинград и подогретые портвейном, пели под акустику всё, что приходило в голову. Пассажиры не возмущались, ведь перед ними был ансамбль «Феникс», а не какие-нибудь гопники из подворотни.

Дома подбил кассу и остался доволен, при большем спекулятивном размахе собрать на «Москвич» вполне реально. Пора начать обрабатывать деда. На семейном совете объявил родным, что записываюсь на водительские курсы и планирую перед армией с помощью ветерана приобрести автомобиль:

— Семья должна не только хорошо питаться и одеваться, но жить и ездить с комфортом, как подобает честным советским гражданам!

Мама раскрыла рот, а дед победно кинул взгляд на остальных членов семейства: смотрите, не зря воевал за светлое будущее внука.

— Это не всё, осенью пишу заявление в вечернюю школу и к выпуску из ПТУ хочу получить аттестат о среднем образовании.

Теперь уже мама гордо оглянулась на деда и бабушку — вот ведь, воспитала человека! Я этот взгляд запомнил надолго, стало вдруг хорошо и уютно в кругу своих дорогих людей. Возникло щенячье чувство радости. Хотелось, как в детстве, забраться с ногами на диван, положить голову маме на колени и лежать тихо-тихо, испытывая чувство защищённости, блаженства и любви.

Звонок раздался в 22 апреля, аккурат в день рождения Ленина, когда вся страна вспоминала основателя социалистического государства. Я писал курсовую по сопромату, когда бабушка взволнованно позвала к телефону: «тебя там какой-то иностранец спрашивает».

— Алло, слушаю вас.

В трубка заговорила на на английском:

— Дэймон, это Матти, мы с вам встречались, помните?

— Конечно, здравствуйте Матти. Хотите увидеться?

— Да, я остановился в отеле «Выборгская», буду в вашем городе два дня. Дэймон, вам сегодня удобно в три часа в ресторане гостиницы?

— Конечно, я подъеду, до встречи.

Я старался говорить тихо, но поймал настороженный взгляд старого и закалённого борца с империализмом.

— Бабуля, это из Таллина, мой знакомый.

— То-то я слышу говорит с акцентом и передразнила: «Дмитрий, пожалюйста».

В ресторане обедали туристические группы, было многолюдно и шумно. Сперва я увидел пытливые глаза пары людей в штатском, а как же без них, затем узнал Матти, потягивающего минералку и зыркающего по сторонам. Взгляды встретились, я кивнул на выход. За стоянкой автобусов, монументально дыбились чугунные скамейки с перекладинами из крашенного дерева. Я плюхнулся на одну и стал рассматривать редкие трамваи, с грохотом «скользящие» по Торжковской улице. Матти, присел рядышком, достал пачку «Мальборо» предложил мне. Закурили.

— Простите, мне удобно называть вас Дэймоном?

— Пожалуйста, Матти, — и по русски добавил, — хоть горшком, только в печь не ставь.

— Простите?!

— Не обращайте внимания, это русский фольклор. Увидел в ресторане агентов КГБ и поспешил на природу, страховка, но думаю мы сотрудников спецслужб не интересуем. Вы ведь не шпион?

Матти оценил юмор, рассмеялся, дальше разговор потёк в деловом ключе и мы заключили устную сделку, которую предстояло осуществить сегодня вечером. Я мысленно прикидывал, хватит ли мне денег, чтобы выкупить пять пар джинсов, три рубашки, блок сигарет и две упаковки «Wrigley’s Juicy Fruit». Матти оказался деловым и хватким, видимо разглядев в юном фарцовщике надёжного партнёра легко собрался на новую сделку. Вечером в карман финского предпринимателя перекочевали четыреста сорок полновесных советских рублей, а в мою спортивную сумку, освобождённую от уже ненужной боксёрской экипировки, фирменные шмотки, курево и жвачка. Уже через несколько дней я освободился от груза компромата: однокашники жевали ароматную резинку и дымили на переменках фирмой, кто-то пришёл в новеньких «Ливай Страусс», кто-то в импортной рубашке, остальное я сбагрил знакомым вне стен родного ПТУ. Встал вопрос с посредниках, не гоже мне светится на каждом шагу в роли продавца. Тут на первый план выходили перекупщики с «Галёры». Комиссионные магазины остаются под вопросом. Оформлять нельзя, сведения из паспорта после оформления, могут попасть в поле зрения ОБХСС, а значит нужен только теневик, осознающий степень риска спекулятивных махинаций и ответственности перед дурацкой 154-й статьёй.

10. Сложный сезон

Итак, этим летом мне требовалось навести мосты в военкомате и завязать знакомство с ответственным офицером, оформиться на водительские курсы, а главное — остаться служить в области. Тут и мудрить не пришлось: по весне получил повестку. Путь не длинный, военкомат на проспекте Карла Маркса, езды на трамвае десять минут. Прикупил бутылочку пятизвёздочного «Арарата». Умилила надпись «цена со стоимостью посуды: II пояс — 10 руб. 52 коп., III — 10. 92 коп.» — ну не чудо, советский «Самтрест»! Очередь из призывников небольшая и вот я в кабинете. Военком пожилой подполковник с колодкой наград, в мятом кителе, плохо выбритым одутловатым лицом и профессиональной усталостью, которая, на мой взгляд, лечится мздой сообразной должности. Я протянул повестку, внимательно наблюдая за реакцией: тот мазнул взглядом текст, полез в какие-то бумаги.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! Призывник Петрушевский прибыл на призывной пункт для регистрации.

— Парень, ты ещё армии не нюхал, а уже тянешься. Учишься? Давай справку. Так, пока отсрочка на полгода, а там посмотрим на призывной комиссии.

Он сделал у себя пометку в журнале и вопросительно посмотрел:

— Что сидишь, послезавтра на призывную к врачам и за решением. Зови следующего.

— Я, товарищ, подполковник, от армии не собираюсь отлынивать и служить очень хочу. Вы бы подсказали, как через военкомат попасть на курсы водителей. Хочу призваться специалистом в автороту или любое подразделение, где потребуются навыки вождения военной техники. У меня дед три войны прошёл, дядя стал инвалидом на последней. Просто стыдно и не к лицу молодому здоровому парню не исполнить свой долг по Конституции и гражданской совести.

Подполковник уставился на меня, словно на пропагандиста из политотдела армии. В глазах появился интерес: что за фрукт такой? Я прибавил обороты:

— Согласитесь со мной, товарищ подполковник, служба — почётная обязанность гражданина СССР, но быть готовым защищать Родину мало, нужна подготовка и навыки. Вы меня простите, от всей души и вот, — я достал бутылку «Арарата» и чуть ли не выкатил на стол военкому.

Тот поднял брови и вновь уставился на это чудо в перьях: и слова правильные и коньяком испытывает. Но взгляд тут же потух, я понял: переборщил. А я сдаваться не спешил.

— Это не взятка, а уважение к армии и её традициям, вы представитель вооружённых сил и я своё уважение проявляю. Вы мне в отцы годитесь, мой же родитель не успел меня воспитать, зато славные ветераны, в смысле родственники, помогли, надеюсь и вы поддержите.

Замолчал, видя как подполковник вновь оттаивает и напряжённо пялюсь военкому в глаза, но не подобострастно, а уважительно, как старшему товарищу.

— Вот что, парень. Забирай свой алкоголь и подтягивайся к концу рабочего дня. Там и поговорим. Меня зовут Евгений Матвеевич. Иди.

Я вскочил, по военному развернулся через левое плечо и гаркнул: «Есть!». За дверью бросил взгляд на табличку перед кабинетом военкома: «Начальник призывной комиссии под-к Семаков Е. М. Часы приёма с 9 до 17, перерыв на обед с 13 до14. Выходной: суббота, воскресение». На улице дохнуло незабываемым ароматом с кондитерской фабрики имени Микояна. Это ещё одно воспоминание из прошлого: в третьем или четвёртом классе нас водили на экскурсию по цехам. Добрые тётеньки в белых халатах и косынках щедро угощали детишек конфетами. А что ещё надо школьникам, вкус этих сладостей из памяти не выветрился.

Значит, сегодня тесное общение с главным военным пенсионером, ответственным за судьбу новобранцев. А ведь у него хлебная «должность». В будущем, когда дедовщина краёв не знала, военком стал бы миллионером, да вряд ли дожил. Подполковник не показался мне железобетонным истуканом, этакой краснозвёздной бюрократической крепостью, где главный закон: как скажу, так и будет! Наоборот, за суровой маской военного комиссара, проглядывал уставший, но не потерявший чести, исполнительный, незлобный и вполне адекватный советский офицер. Тут придётся поработать, да аккуратно решить свои проблемы. В автошколу при ДОСААФ поступить особого ума не надо, медкомиссия — не вопрос, а вот служить в городе или поблизости, задача потрудней, не один я такой умный.

Вечером дождался, когда военком вышел из кабинета, закрыл дверь на ключ и проставил металлической печаткой оттиск на пластилиновый вкладыш из под которого, торчали усики шпагата. Евгений Матвеевич переоделся в кабинете и теперь ничем не напоминал ветерана, прошедшего войну. Мы тормознулись в кафешке, где заказали компот, да несколько пирожков с яблоками. О военном прошлом узнал, когда от бутылки коньяка осталось на донышке и у Семакова развязался язык, а ведь мог бы догадаться по орденским колодкам на кителе. Чем-то я пришёлся ему по душе. Видно требовалось высказаться бездетному вдовцу. Я усердно исполнял роль внимательного слушателя, но по ходу пьяного монолога, успел ещё раз довести до военкома свои планы, мотивируя желание служить поближе, плохим здоровьем моих ветеранов, особенно деда, чтобы в случае чего поддержать близких.

В помещении забегаловки по-своему уютно. Гранёные стаканы использовались по двойному назначению: выпивка и запивка — весьма распространённая практика в Совдепии. Я смотрел на подпола и вспоминал своего ротного из ближайшего будущего. История его банальна и поучительна. Военный лётчик 1 класса майор Рудаков, был командирован в Египет, где в составе отдельной истребительной авиационной эскадрильи нёс боевое дежурство по защите объектов АРЕ от ударов авиации противника. Мериться мастерством с израильскими пилотами пришлось летом 1970 года. Стрельбой ракетами «вдогон» Рудаков сбил над Суэцким заливом неприятельский штурмовик «Скайхок». За это был удостоен ордена Красной звезды. В один из вылетов, на МИГ-21 оказало вооружение. Ракеты был израсходованы, одна надежда на авиационную пушку ГШ-23, ну не таранить же израильский истребитель. Рудакова тогда чуть не отправили к праотцам.

Вернувшись на аэродром, майор принял на грудь, чтобы снять стресс, затем отыскал начальника группы вооружения и отмудохал капитана до потери сознания и частичной потери здоровья. Мотивация простая и понятная любому технику: «Из-за тебя, сука, я чуть не погиб, грёбанная двустволка отказала, пока попусту давил на гашетку, машина получила повреждения, с трудом ушёл из под огня». Скандал замяли, майора вернули в Союз, где он запил по-чёрному, что послужило основанием медкомиссии забраковать истребителя. Оставили в части заместителем начальника штаба, где обида боевого лётчика и вредный характер подстегнули к новому витку пьянства. Майору дали последний шанс и отправили тянуть до пенсии под Ленинград в танковый полк, расположенный в Сертолово на должность начальника роты материально-технического обеспечения. Главное, подальше от рёва двигателей самолётов и неискоренимого желания снова взяться за ручку управления сверхзвуковым фронтовым истребителем. Я, будучи его подчинённым, постоянно выручал хроника-майора от необдуманных поступков. Слушал его истории и поражался бездарному отношению к своей карьере, воинскому долгу и к семье, наконец. Плачущий нытик, вечно жалующийся на жизнь, сорокалетний майор оставлял жалкое впечатление. Ему не приходило в голову во всех бедах винить свои пороки: пьянство и несдержанность.

Семаков другой человек. Военная косточка, как и Рудаков, но Евгению Матвеевичу алкоголь лишь развязывал язык, никак не влияя на волевые качества, политическую сознательность и ответственность за своё дело. Идейная закалка Семакова оставляла место для компанейского, приятного и неглупого человека. Я это почувствовал часа через два, когда пришло время расходится.

— Хороший ты парень, Дима… и странный. Тут ко мне прутся родители маменькиных сынков, уговаривают, деньги суют и вдруг приходит парень с улицы, рвётся в строй, да ещё проставляется. Есть, конечно, патриоты, не спорю, но вот так не подъезжают. Я понял, понял, не надо объяснять. Все хотят служить в городе или совсем рядом. Сейчас думать пока рано. Направление в автошколу дадим после медкомиссии. А квоту на распределение надо заслужить.

Он хитро посмотрел и я понял — не прост военком, совсем не прост. Прощупывает несмышлёныша, откуда ему знать кто я такой. А узнай он всю правду, послал бы меня куда подальше — чудиков итак хватает.

Сложный сезон лета 1969 года. К автошколе примешивалась ещё одна головная боль: аттестат о среднем образовании. Как втиснуть в свой график практику на заводе, курсы вождения и учёбу в вечерней школе. А самодеятельность в «Фениксе», а помощь по дому родным? А личная жизнь, Томка и другие? Фарцовка до кучи. С осени возобновятся занятия в «путяге», вот какой головняк! Ничего, Димон, пробьёмся, со мной будущее! С этими мыслями возвращался домой. Конечно я не помнил подробностей, как когда-то проводил эти летние дни и оттого, каждый день повторного проживания создавал дискомфорт. Постоянное дежавю ведёт к идейной стагнации. Просыпаешься утром с вопросом: что сегодня и сравниваешь сумеречные воспоминания ретроградной памяти с нынешним бытовым фоном и новыми задачами. Часто задавался вопросом: как же меня всё-таки закинуло сюда? Провидение или чья-то воля? И как я выберусь из этого пространственно-временного туннеля? Порой так невыносима эта канитель: изворачиваться, врать, носить в себе временные наслоения и испытывать мучительный дефицит привычных благ научно-технического прогресса двадцать первого века. Ненавижу такую жизнь! Ненавижу! Это сперва было интересно: я крут, всезнайка из будущего, гормоны, понты перед девчонками, а внутри страх перед завтрашним днём и безысходность пленника. Простите, соотечественники, завязываю ныть. Сейчас спрячу тетрадь в тайник, кстати, если придут по мою душу менты, КГБ или какие другие лихие человечки, хрен им мои откровения. Потомкам — сколько угодно, нынешним — никак нельзя и для себя опасно.

11. Просто сентябрь, 1969

С автошколой ДОСААФ вообще никаких проблем, к декабрю получу права. «В Советском Союзе ДОСААФ считается самым престижным местом, где можно было научиться водить автомобиль или мотоцикл. Автошкола — своеобразный знак качества. Ученики учатся водить автомобиль на хорошем уровне и овладевать теоретическими знаниями». Это не мои мысли, а примерное содержание вводной части в конспект, что заполнял на теоретических занятиях. Если бы не политизированная составляющая, то вполне внятный базис по матчасти и правилам дорожного движения. На Курляндской, 20, я числился, как допризывник по военно-учетной специальности «водитель транспортных средств». Списанный и переоборудованный ГАЗ-63 — архаика, но и бесценный опыт, поскольку практики вождения грузовиков у меня по прошлой жизни не имелось, зато учебный «Москвич-407», как «два пальца об асфальт». Водительский навык не пропьёшь, ведь в другой жизни четверть века за рулём, оттого при мне чувство дистанции, автоматизм управления и отсутствие мандража. После «Хендай Санта Фе» по прозвищу «Инокентий» со всеми передовыми опциями третьего поколения, езда на раздолбанном москвиче с 45 сильным движком и объёмом 1,4 литра, выматывала физически. Тут вам никто не поставит электрический усилитель руля или систему АВС. Ладно с этим всё ясно.

Всё ясно и со школой, принявшей меня без звука со справкой о незаконченном среднем образовании. Я появляюсь на занятиях раз в неделю, что-то записываю. С англичанкой договорился сразу, объяснив свой правильный «оксфорский» тем, что несколько лет жил в детском возрасте с папой дипломатом в туманном Альбионе. Вралось легко, а кто проверит. Хочу договориться с учителями и завучем, чтобы исправно сдавать зачёты по предметам. «Вечёрка» располагалась в почти рядом с домом на проспекте Карла Маркса, 34, в здании бывшего сиротского приюта. Весьма символично, что при советской власти приют превратился в сменную вечернюю школу N 48 при Выборгском РОНО.

Два слова про ПТУ. Весной следующего году выпуск и по распределению возвращаюсь на родной «Русский дизель», тут и запроса для двухгодичной отработки не потребуется, поскольку в трудовой всего две записи «Принят учеником токаря. 15 мая 1968 года» и «ПТУ N 49. Принят на обучение по специальности токаря-универсала. 1 сентября 1969 года». Запах подгоревшей стружки и машинного масла сидит в подкорке и прописался там на всю жизнь. Недаром говорят первая любовь самая запоминающаяся, в моём контексте, любовь к металлу и станкам. Даже снится иногда, уже запутался в какой жизни, как затачиваю резец и проверяю угол. Добавлю, что любовь к железу будет порушена сценарием прошлой жизни, но я как искренний драматург-бытописатель, не буду опережать события. Сегодня 24 сентября. Всё впереди. А пока о насущном.

Лёва Магизинер пригласил меня в кафе «Север». В те благословенные времена в к шампанскому подавали охренительно вкусное мороженное «Лакомка». Я так понял, что разговор приватный и Лёве очень нужный, иначе с чего бы хитрому и прижимистому администратору тащить меня в любимое ленинградцами место, ещё не испоганенное приватизацией и рыночными отношениями. Было противно наблюдать, как Лёва наклонялся к тарелке и чавкая жрал знаменитые блинчики «Аппетитные». Он обходился без ножа, свёрнутые в трубочку кулинарные деликатесы запихивал целиком в рот, изредка вытирая лоснящиеся жирные губы. Во мне боролся старый, умудрённый и битый жизнью Петрушевский с молодым легкомысленным подростком, не замечающим пробелы в правилах хорошего тона. Я вспомнил, как этот деятель прихватил меня как-то за галстук после выступления и потянув усмехнулся, мол что за прикид, ведь ты не в театре. Обычное хамство, без злобы, всего лишь от плохого воспитания и излишней самоуверенности: ведь он босс! Как тогда, так и сейчас хотелось вмазать ему по морде. Наевшись (нажравшись), Лёва приблизил свои губищи и выдал:

— Дима, я знаю ведь ты фарцуешь, шмотки, сигареты. Я хочу с тобой договориться, мне нужна валюта. Чем больше тем лучше. Любые зарубежные деньги, заплачу выше курса.

Желая хоть как-то задеть наглеца, я с искренней миной начинающего барыги ответил:

— Лёв, а монгольские тугрики подойдут?

— Дурака не валяй! Я серьёзно говорю. Деньги капстран: доллары, фунты, марки хоть немецкие, хоть финские. Твои риски окупятся крепким советским рублём.

Я уже серьёзно глядя прямо в глаза наглому Магазинеру отчеканил:

— Мои риски говоришь? 88-а статья УК РСФСР наказывает за нарушение правил о валютных операциях лишением свободы на срок от трёх до восьми лет с конфискацией имущества или без конфискации, с обязательной конфискацией валютных ценностей. Никогда об этом не слышал.

Магазинер напрягся и зло прошипел:

— Конечно знаю, у нас в стране куда не плюнь, всюду капкан. За фарцовку тоже по головке не погладят. Я тебе сделку предлагаю, а не обсуждать последствия.

— Так ведь если прихватят, то калёным железом вырвут признание: кому продаю и за сколько. Или тебя прихватят менты, та же картина маслом и оба загремим на лесоповал. Это зона интересов КГБ, там ребята серьёзные, а фарцой занимается ОБХСС, можно договориться, избежать тюремного срока. И ещё, Лёва: «то, что знают двое, знает и свинья».

— Я и не знал, что ты такой подкованный. Про свинью, это хорошо сказал.

— Это не я сказал, а один фашистский генерал, Мюллером звали, не слышал?

Тут меня озарило: Лёва собрался сваливать, что ему до моих рисков? Вторая или третья волна иммиграции, отток народонаселения из совка, естественный процесс, не прекращающийся даже в моём 21-м веке. Можно попробовать, конечно. Тут я задумался. Если прикупать баксы у туристов за два с полтиной, то есть в четыре раза дороже, чем обменивает банк СССР, а продавать по три с полтиной, то прибыль прирастает на рубль с каждого проданного бакса и находится в прямой зависимости от общего количества «зелени». Но ведь можно поторговаться и прикупить «штуку» или больше, да сбить ценник до двух рублей. Но при таком раскладе срок грозит увесистый, расстрелять не расстреляют, но пятнашку могут отмерить. Нынче скользкая тропинка валютных операций ведёт на скамью подсудимых, это в будущем шагай в банк и меняй сколько хочешь, правда паспорт предъявить попросят. Я оторвался от размышлений знакомых каждому валютчику. Примерять на себя «бабочку» (88 статью), как-то не хотелось.

— Лёва, ты похоже собрался на ПМЖ в Израиль. Я тебя понимаю, историческая родина — дело святое! Но пока ты меня не убедил.

Магазинер, как ему казалось, незаметно оглянулся, затем вперился в меня. Тоже мне, секрет Полишинеля, из совдепии ежегодно валят сотни тысяч, а сколько моих знакомых покинуло Родину, да и я бы мог. И не случилась бы со мной эта история с туннелем времени, а может и случилась… Дальше мозг услужливо выдал речение о промысле божьем, но Лёва вновь открыл рот:

— Может и так, тебе не всё равно? Что-то ты шибко умный сегодня, короче, если согласен, то говори свою цену.

— Ладно, Лёва, будет чего, отзвонюсь. А как же «Феникс»? Так вот всё бросишь?

— А что «Феникс» без меня и брата разучится играть? Найдёте другого организатора. Но я тебя умоляю, никому не слова. В моём молчании можешь не сомневаться. Слишком много поставлено на карту.

Мы посидели ещё немного, откушали главный деликатес кафе фирменное мороженное «Лакомка». Кстати, вспомнил, что главный конкурент «Севера», ресторан «Метрополь», так назвал свои кругленькие лакомые печенюшки. На том и расстались, в конце встречи я поинтересовался: «когда?», администратор так же коротко ответил: «через год».

Спустя неделю, я перепродал Магазинеру двести долларов: увяз коготок! Теперь моя мечта приобрести автомобиль стала обрастать дополнительным доходом. Не помню, кажется не упоминал, как мы с дедом ещё весной ездили в совет ветеранов, по иронии судьбы помещение располагалось в здании исполкома Выборгского района, в двадцати метрах от военкомата. Дед прихватил меня, чтобы помочь написать заявление. Самое интересное произошло, когда мы приехали во второй раз отмечаться по льготной ветеранской очереди на машину, и по выходу столкнулись с подполковником Семаковым. Я окликнул его, Евгений Матвеевич не сразу вспомнил собутыльника. Я познакомил своего ветерана с военкомом. Пара общих фраз и выяснилось, что воевали на одном фронте и даже в одной дивизии. Тут включился обоюдный интерес, сослуживцы оживлённо заговорили, вспоминая, как водится в подобных случаях, общих знакомых, про меня казалось забыли. Тут я напомнил о себе и резонно предложил зайти поговорить в ту самую забегаловку, где три месяца назад распивал с военкомом коньяк. Идея была подхвачена, но отложена на двадцать минут: Семаков пообещал быстро решить какие-то вопросы в военкомате и освободиться окончательно. Нам с дедом как раз хватило этого времени, чтобы дойти до винного отдела гастронома и вернуться не с пустыми руками. Деду я поведал о весеннем визите с повесткой на руках, но скромно умолчал о посиделках с возлияниями после работы военкомата.

12. Уже двадцать

Узнал, к своему удивлению, что двадцать очень много. А двадцать плюс шестьдесят пять — две жизни. Две ипостаси. Интересная арифметика. Рос, рос и вдруг старость надвинулась, не успел как следует вжиться и прочувствовать сполна каково оно доживать, опять молодость. Нормально так: меняй что хочешь: не женись на умной, а кольцуйся с богатой; не служи в армии, а поступай в институт; от тюрьмы и сумы не зарекайся, но сделай так чтобы это тебя не касалось. Да, мало ли чего ещё в голову взбредёт. Чу! Может и третье бытие наступит, за ним четвёртое. Всем, кого это касается, скажу так: никогда не жалейте о прожитом и содеянном: и за грехи, и за добро воздастся! Поверьте изгою во времени, проживать заново — кара. И если зациклиться на вечном, то приму как благодать реинкарнацию, но только не этот кошмар. Если когда-нибудь вернусь на участок, то первое, это сожгу злополучный сарай с которого всё началось. Ещё бы бессовестную бригаду электриков запустить в хозблок, путь всех разнесёт далеко назад по их жизням, тогда поймут меня. Да ладно, они-то здесь при чём? Тогда кто? Намекни, Всевышний?

Высказался, полегчало. Итак встретил ещё раз свои двадцать лет от роду. Снова как в прошлом году и предыдущих, снова в кругу семьи. Родные, это главная ценность в моём положении, ведь ради них проживаю заново. Иной бы, на моём месте, удавку на шею и прости Господи. Мама, дедушка, бабуля, дядя и тётушка, я вас люблю! Забил холодильник дефицитами до упора, стол вышел классный — мама с бабушкой постарались. Из приглашённых пришли: Томка и пара старых корешей. О них упомяну как-нибудь потом под настроение. Встречать день рождения в декабре удобно, не успел просохнуть и Новый год на носу. Подарки, поздравления, всё как обычно, с той разницей, что поздравляют меня дважды: тогда и сейчас, но знает об этом только именинник. Парадокс времени.

Отчитаюсь по событиям. Скоро каникулы, тоже мне явление для старика, зато две радости: «Феникс» и шахеры-махеры на славном поприще спекуляции. Поставщик товара, Матти, куда-то пропал, но пусто место не бывает. В гостинице «Европейская», на шведском столе, познакомился со шведом (ой, тавтология!), полным однофамильцем, а возможно прямым родственником того самого Ларса Олсона, что возил меня к Нобелю[2]. Господин Олсон поменял мне баксов на полторы тысячи рублей. Валюта ушла к Магазинеру, а прибыль приплюсовалась к объёмной пачке для выкупа будущего «Москвича». Дед изредка встречается с военкомом, теперь рад за обоих и за себя, стариков накрепко объединили воспоминания, а я спокоен за «ближний» призыв осенью 1970 года. Водительские права получу в январе.

Сегодня выдался свободный день, решил прогуляться по родному городу. На улице меня встретил слабый морозец и недолгое солнышко. Маршрут проверенный годами, в прошлые времена я прогуливал художественную школу и пешком шёл от площади Восстания к Адмиралтейству. Не пропускал ни одного кинотеатра. Иногда умудрялся попасть на пару сеансов подряд. К девяти нужно вернуться домой, тогда я ещё считался маленьким (смотря как считать 14–15 лет). Перед фильмом заходил в магазин восточных сладостей и покупал сто грамм орехового шербета, не с арахисом, а фундуком, свежий и посему вкуснющий. В будущем таких не изготовляли, да и магазин бесследно исчез. Фильмы, по те временам отменные. Советский кинопрокат пачками вываливал на зрителя прекрасные ленты Гайдая, Рязанова, Бондарчука, Ростоцкого, а так же западные популярные картины про Фантомаса, «Три мушкетёра» и «Парижские тайны». Было из чего выбирать, однажды завернул в кинотеатр «Родина» и отсмотрел все серии «Ну, погоди!».

Переполненный воспоминаниями, дошёл до «Галёры». Зимой в канун Нового года, галёрка была ещё не так популярна, как в семидесятые. Но мне-то интересно. «Спикули» (спекулянты) жались по углам и бегали в торговые залы греться. Я на этом пятачке плотно обосновался в семидесятые и позже. Сейчас выхватывал из мельтешащих фигурок, нужных мне торговцев винилом. Эти обычно таскали в руках портфели или пакеты квадратного формата. Ага, есть один, подошёл.

— Братишка, ты винил меняешь?

Тут я его и узнал, да это Влад Яковлев. Меня он сразу принял за своего. Тут два ключевых слова: «винил» и «обмен», человек, далёкий от фирмы, так не спросит. Поболтали, Влад рассказал, что имеется на продажу, что интересует самого. Товар где-то держал по близости. Для меня не секрет, скорей всего в кафешке у буфетчицы на Садовой или у гардеробщика ресторана «Метрополь». Платишь трёшку и твой бесценный винил держат у себя пока не понадобится. Эта схема позже перекинулась на шмотки, сигареты и прочий зарубежный ширпотреб. Я постоял с ним, перекурил. Сама атмосфера тех лет, тревожный дух времени и ментовских прихватов, пьянил и рождал воспоминания. Нынче я умный, товар не ношу, хватило эпизода когда прихватили два опера из ОБХСС и накрутили продажу в общественном месте, по тем законам, это потянуло на административное нарушение. Дело дошло до суда, конфисковали коллекцию импортного винила, добавили штраф и до кучи, сообщили на работу. В той жизни случилось это полгода назад, в этой ментовская операция сорвалась. На криминальны угол Гостиного Двора и улицы Бродского, я просто не пришёл. Тот случай, когда представилась возможность откорректировать историю.

И тут, как тут постовой из 27-го отделения в переулке Крылова.

— Что стоим граждане? — и обращаясь к Владу, которым видимо был знаком, — Ты опять здесь? Документы приготовили.

Я сунул менту свой паспорт, Влад свой. Сержант сунул их в карман шинели и жестом приказал следовать за мной. Зная всю дальнейшую процедуру, я подмигнул Яковлеву и решил поставить вымогателя на место. Желательно закон соблюдать: представиться, вежливо проверить документы и отпустить.

— Товарищ сержант, можно вас на минутку. — мягко оттеснил мента к жёлтой стенке Садовой галереи и ошарашил, — Вы из 27-го? Какого ляда срываете нам операцию? Мне писать рапорт начальнику РУВД, что постовые вмешиваются в работу КГБ центрального аппарата? Фамилия начальника подразделения?

— Капитан Егоров! Извините, товарищ…

Жёсткий императив подействовал. Перепуганному блюстителю порядка, даже в голову не пришло потребовать служебное удостоверение. КБГ — волшебная аббревиатура, действующая парализующе на мозг обывателя и младшего милицейского состава.

— Теперь верните паспорта и обходите нас стороной. Понятно изложил?

— Так точно.

Сержант козырнул и пропал. То-то же! Нынче я умный, хвост поджимать не стану, ситуация другая, господа. Вернулся к Владу и протянул паспорт.

— Что ты ему сказал, парень?

— Сунул пятёрку и послал подальше. Ну я пошёл, ещё увидимся, Влад.

Он удивлённо вылупился. Другого ответа барыга просто не понял. Да мне по фигу, Влад Яковлев, что там про меня думаешь. В будущей жизни мы крепко подружимся. Именно он, много лет спустя, первым меня встретит, когда после шестилетнего перерыва вновь обозначусь на «Галёре», но это другая история. Сейчас мой путь лежал к ещё одному священному месту всех теневиков нашего города — Апраксину Двору. Здесь в комиссионном магазине можно приобрести многое из импортной техники и аксессуаров. В отделе полюбовался на древние образцы отечественной радиопромышленности: радиолы, магнитолы, что-то из магнитофонов, телевизоры, транзисторные приёмники и многое другое. Интересовало, то что на витрине отсутствовало напрочь. Я склонился к продавцу, отчётливо вспомнив эпизод в комиссионном из фильма «Берегись автомобиля», и тихо так произнёс:

— Ищу ленту тип шесть, желательно две или три бобины по 250 метров. Плачу по пятёрке.

Засветил перед продавцом три голубых купюры. Тот отсканировал мою внешность, но засомневался. Пришлось поднажать:

— Да, не ссы ты, я с галёры, Влада Яковлева знаешь? Если чего из шмотья надо, обращайся, я — Дима.

Через несколько минут я убирал в авоську газетный пакет, с тремя бобинами на которых гордо красовалось надпись: магнитная лента, шосткинский химзавод «Свема», тип 6, дата выпуска ноябрь 1969 г, цена 3 р 45 к. Радость меломана, вот вам и дефицит. Тут же выскочило в памяти, как приобрёл подобным манером радиоприёмник «Океан-201».

Теперь мечта всей прошлой жизни: кафе «Лакомка» на Садовой при ресторане «Метрополь». Чашка горячего шоколада и фирменное печенье. Мысль вновь посетить это притягивающее к себе заведение, пришло в голову, когда меня в «Севере» подписывал на валюту Лёва Магазинер. Ах, благодать, аромат эпохи, напиток не за маскированный под шоколад порошком какао и кругляшки, тающие во рту. Ненавижу мерзкое слово «печеньки», пришедшее в 21 веке, здесь же маленькое печенье, привет гурманам. Так я провёл свой выходной. Раньше 1970 года не возьму дневник в руки, потерпи дорогой.

13. Всё о «Фениксе» или чего я хочу

Когда бросаешь взгляд на прошлое, то уже не помнишь примерно половину всего произошедшего. Это настоящее мне такой особенности не оставляет — реальность дробится на мелкие и крупные события и заново выдёргивает из анналов прошлое, которое накладывается с новым мировосприятием и создаёт сюрреалистическую картину будней 1970 года. Пишу витиевато, поскольку меня денно и нощно терроризирует дежавю и неизбежность заново принимать решения.

Получил водительское удостоверение, подзабытая красная книжечка и талон предупреждений. Основательно, не то, что запечатанный в пластик прямоугольник с цветной фоткой. Мне бы за руль поскорей. Зимой обещали открытку к весне, весной к лету, скоро сентябрь, а воз и ныне там, ну это нам советским знакомо. Намекнул деду, может подмазать кого, тот вспыхнул: чтобы я, ветеран, да ни в жизть! Как всё знакомо и буднично. В июне предъявил родным аттестат о среднем образовании. Теперь я в их глазах вырос, прошлые ссоры из-за брошенной школы, забыты.

Теперь о любимом занятии — рок-музыке. Сколько раз мечтал разучить и исполнить римейк американской группы Bloodrock «Wicked Truth». Тут не всё просто, «злая правда» в том, что партия ударных весьма непростая. Мало того, барабанщик Джим Ратледж не только лихо отбивал свой рисунок, но и солировал, как вокалист. На раз-два не осилить, нужно без конца штудировать петли и сбивки. В своём далёком будущем разыскал на ютубе видео с техникой исполнения Рэя Гринфилда. Палочки всегда под рукой. В итоге набил руку, но повторить на полной «кухне» (комплект барабанной установки) не было возможности. И вот она появилась, когда время дало задний ход. В марте дебютный альбом с этой композицией только появился в Штатах, а в июне я уже имел копию на магнитофоне и проиграл Олегу Голубеву. К лету 1970 года, группа «Феникс» имела за плечами почти два года игровой практики. То есть появилась определённая техника, сыгранность и профессиональный подход к исполнению, во всяком случае, мне так казалось. К тому времени Серега Борзов раздобыл фирменную педаль с «примочками», среди которых был нужный жёсткий искажённый звук — дисторшн. Я торопился, поскольку осенью сваливали на ПМЖ братья Магазинеры, а я призывался в СА. Композицию разучили, за несколько проходов шлифанули до приемлемого качества и жахнули в изумлённую публику шквалом хард-рока с элементами хэви.

Концерт состоялся в начале июля на площадке в Буграх. Толпа прониклась изумлённо, а дальше больше, тоже америкосы под названием «Железная бабочка» и хит всех времён «В Эдемском саду». Ай, хорошо пошла тема после тухлой совковой попсы, особенно убойный риф и вступление:

Когда в уши заливают патриотические песни типа «…Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути. В коммунистической бригаде с нами Ленин впереди!», подобные вольности коверкают сознание и режут слух. Но кому надо, тот услышит и прочувствует. Славное время начало семидесятых, первые ростки не советских пёстреньких ВИА, а отечественных рок-коллективов. А в авангарде ленинградские команды, типа «Лесные братья», «Кочевники», «Фламинго», «Аргонавты» и «Феникс» разумеется. Просто забытый всеми недолговечный «Феникс» не лез вперёд с идеями русского рока, а скромно рубил не ахти какое бабло. Во всяком случае ни ни Голубеву, ни Магазинерам не приходило в голову представлять группу на фестивале под эгидой комсомола в кафе «Ровесник» и им подобным мероприятиям.

У нас много своих (моих) композиций на русском языке, присутствовали и такие, которые на любом конкурсе могли порадовать компетентное жюри сладкой патокой любовной лирики:

или патриотическим маршем:

Ой, да мало ли чего можно найти в старых тетрадях, которые я раскладывал на «бочке» (большой барабан) и пользовался в качестве шпаргалки во время исполнения. В рот тычется микрофон, в руках палочки, одна нога занята хай-хетом и вторая — педалью, а глаза косятся в текст. «Правильные тексты» держали для всяких излишне любопытных представителей отдела культуры и особо привередливых директоров клубов. Изредка «размачивали» роковый жесткач подобными музыкальными демпферами. Этого требовал Магазинер, да мы всё понимали, система обязывала… После того, как Лёва публично признался в отъезде на ПМЖ, «Феникс» быстро увял, Мы дали ещё пару концертов и развалились. У каждого свои планы: мне в армию, Борзов женится, Голубев в консерваторию. Прощай «Феникс», не оправдал название, больше не возродился, но мне было хорошо с тобой.

Появились новости интереснее: в сентябре пришла открытка на «Москвич». Ездили на склад в районе Московского вокзала. Процедурой оформления занимался дед. Потом в ГАИ на регистрацию. Всё как обычно, но в отличие от лихих девяностых, никаких очередей. Тёмная личность восточной национальности предложила перепродать авто и получила отказ в жёсткой форме. Въехали во двор нашего дома и к неудовольствию любопытных быстро натянули на легковушку ранее приобретённый брезент. Краем глаза отметил, как в окно выглядывала бабушка. Остальная родня увидела новеньки «Москвич» в воскресение, когда вывез семью на обзорную экскурсию по Ленинграду и далее в пригород к Финскому заливу. Экая благодать на дорогах, машин мало, пробок ноль, всегда бы так. На обратном пути стали постукивать клапана. «Вот и началось», — подумал я, — «советский автопром — лучший автопром в мире». Дед вызвонил знакомого из автомастерской, весь понедельник потратил с ним на регулировку и проверку узлов.

Пришло время осознать, чего я хочу на этом этапе существования. С армией всё понятно, жду повестку. Есть работа, теперь я аттестованный токарь четвёртого разряда, про завод ранее писал. Там ничего нового, всё так же сгорают подошвы рабочих ботинок, выдаваемых раз в квартал. Всё та же ругань в инструментальной кладовой из-за некачественных резцов. Рутина, одним словом. Аттестат и двухгодичный рабочий стаж предполагает поступление в Политехнический институт, куда меня подпихивает начальник цеха (готовит смену). Тут я буду долго думать: Политех всё-таки не моё. Плыть по течению и придерживаться сценария уже не хочется, а хочется назло судьбе набедокурить, плюнут на условности, повоевать с системой. Хочется — перехочется, я тут же отмёл душевные порывы. В активе существовала страсть к коллекционированию западного винила и записей. А ещё отлаженная система по перепродаже дефицитов. Фарцовка тоже тяготит, нет былой остроты опасности, да и в моей шкуре попаданца, эта острота нивелирована знаниями, адреналин не бодрит. Ну, купил у иностранцев, продал втихаря, заработал и что? Восторженные глаза покупателей, ахи знакомых девиц, всё было, было. Мне бы к семье, к собачкам, в тишину и покой старческого логова, что отстроил в Ландышевке, к ноутбуку и Инету с его безграничными возможностями. А я тут жмусь в личине двадцатилетнего пацана, упакованный знаниями, которыми ни с кем не поделишься.

Попытался объяснить маме, кому ещё такое доверишь. По странному взгляду родительницы понял, такие откровения она всерьёз не воспринимает и быстро перевёл в шутку. Мама не виновата, она принадлежит к другому поколению, выросшему в нужде и тяготах военных лет. Мир воспринимает буквально без допусков и фантазий. Я её не виню, если бы сделала вид, что поверила было ещё хуже. Пусть считает дурака валяет сынок, пусть — он самый лучший. Бог даст, станет человеком, как все. Вот именно, что не как все. На дворе осень, отсюда и настроение поганое. Дождусь повестки и смена обстановки пойдёт на пользу. Я всё помню и курс молодого бойца и сломанный клапан в противогазе во время учений по химзащите, и учения на убитом армейском ЗИЛ-131, и побег двух подчинённых, и стрельба на посту. Посмотрим, всё должно повториться в этом мире, законы времени и космоса вечны.

А что на любовном фронте? Читатель обязан знать. С Томкой пока всё хорошо, мы просто мало друг друга знаем. Оттого, забегая вперёд, для меня было полной неожиданность её первое письмо в армию, когда насчитал около тридцати орфографических ошибок. Я не «вшивый» интеллигент, однако себя считаю человеком образованным. Самому смешно — а в шестьдесят пять лет можно быть неучем? Меня такой расклад удивил и слегка напряг. Как же ты училась в школе девочка? Когда она приехала ко мне на свидание, я спросил об этой особенности письма. Тогда Тамара психанула и мой необдуманный вопрос послужил началом конца. Письма ещё приходили, но за полгода до дембеля перестали. И рванул влюблённый вояка в самоволку, и наткнулся на запертые двери. В квартире играла музыка, но мне так и не открыли. В тот день выпил из горлышка малька водки и вернувшись в часть и чуть не загремел на губу. Вот опять поторопился, при желании мог бы на одной странице дневника расписать всю оставшуюся до удара током жизнь. Зачем, раз обещал себе и потенциальным читателям описывать «будни-2». А вот поездку к возлюбленной придётся откорректировать, да кое-что другое.

14. Служу Советскому Союзу!

Свершилось, я в армии. По устоявшейся привычке сравнивать ключевые моменты тогда и сейчас, уверенно заявляю: на сборном пункте картина та же. Так же колыхались новобранцы в непривычном строю, также выступал военком, а за ним ветеран. Но появились новые эпизоды. Военком был мне знаком, сопровождающий офицер мою фамилию выкрикнул в другую войсковую часть, нежели в первой жизни. Я решил вопрос службы с помощью незначительной взятки и грамотно подвешенного языка. Было промозгло и холодно, на дворе 19 ноября 1970 года. Среди провожающих дед и дядя, мне жалко, что регалии деда спрятались по пальто. В пёстрой толпе я вдруг узрел Пыжика, то есть одноклассника Димку Сайко. Вот так встреча! Сайко познакомил меня с другом детства Серёгой Семаниным, позже выяснилось, что служить будем в одной части, я — в автороту, Семанин — в роту охраны. Оркестр, прощалки-обнималки, далее в автобус и гудбай гражданская житуха. В окно увидал, как военком подошёл к деду и оживлённо заговорил, ну понятно гоношит однополчанина на выпивку. Третьего искать не надо — дядя тоже фронтовик. Хотелось опустить форточку и рявкнуть деду: «Не смей пить, бабке расскажу». Да, какой там, тёплая компания сформирована и сейчас отчалит на куда-нибудь в пирожковую или кафешку. Дальше известный ритуал и бесконечные воспоминания о нелёгких фронтовых буднях.

В автобусе пошла по рукам бутылка знаменитой бормотухи «Три семёрки», затем вторая, третья, кто такой щедрый? В Сертолово въехали в приподнятом настроении. Что там курс молодого бойца? Всё фигня, я-то подготовлен и как бить подошвой строевой шаг по команде «Рота!!!», не забыл. И команда «Газы!!!» на слуху. И «калаш» разбирается за 45 секунд. Эх, армия! 9 декабря принял присягу. Затем зачислен водителем на бывалый ЗИЛ-131, на спидометре триста тысяч, деревянный кузов с брезентовым верхом — перевозка «живой силы». Сказать по правде, армейские будни: нудная рутина, учения, изматывающие ПХД (парково-хозяйственные дни), мне не интересны, как скучны искушённому читателю.

Увлекательно читать о противостоянии дедовщине, самоволках, пьянстве и раздолбайстве опустившегося офицерского состава. В советской армии большинство, это люди преданные присяге, с большим потенциалом воинского патриотизма. Но исполняют свои обязанности на совдеповский манер: если понадобится жизнь отдам за Родину, а пока всё тихо, можно нарушать устав, плохо, если не безобразно, исполнять обязанности и это повсеместная норма. По крайней мере, мне так виделось у большинства, но есть и меньшинство, которое в отличие от знаменитого принципа «солдат спит — служба идёт», решает свои особые задачи. Мои особые задачи стояли из простых мудрых истин: не подставляться, не лезть на рожон, успешно совмещать службу с пользой для себя и близких, а если надо уметь постоять за себя — хлюпиков и маменьких сынков нигде не любят.

Я скрывал свои спортивные навыки, хвастаться боксёрским прошлым в «детском солдатском возрасте», повод навлечь неприятности со стороны «дедов». Про эту особенность советской армии, я знал не только по прошлому опыту, но из будущей жизни, когда жестокая волна дедовщины захватила вооружённые силы агонизирующей страны конца восьмидесятых и новой России лихих девяностых.

Весной, когда неумолимый дембельский календарь отмерил полгода службы, я исполнил свою давнюю мечту, ушил армейские брюки, так называемые «хэбешки». Убрать безобразно болтающиеся хлопчатобумажные пузыри на бёдрах и портящие внешний вид защитника, мечтают все солдатики, но сделать это удаётся, как правило на закате службы, когда гордое звание «старик» подчёркивает вереница армейских значков. В тот же день вчерашние салабоны более раннего призыва потребовали распороть швы, а в наказание почистить старослужащим сапоги. Скрипя душой, лезвием убрал аккуратные швы, которые бабушка в последнее увольнение исполнила на швейной машинке, но сапоги остались нечищенными. Пришло время постоять за себя. Ночью меня подняли и пригласили в умывалку. Отступил к стене спиной и всех желающих угощал чувствительными плюшками, пока не одолели массой и количеством. Вот тут на помощь и пришёл бойкий, чернявенький погодок Аслан из Дагестана. Это было карате, встречал в этой жизни не часто, зато воспитывался на фильмах Брюса Ли и Чака Норриса в будущем. Волна нападавших схлынула, плюясь кровью и утирая разбитые носы, старики клятвенно обещали, решить вопрос в ближайшее время.

Мы подружились с горячим восточным парнем. Аслан родом из Махачкалы. Учился в университете на факультете иностранных языков. На втором курсе заступился за девушку и был отчислен за нанесение телесных повреждений троим горцам. Дело замяли, но учёбу пришлось отложить, а чтобы не разжигать пожар вражды между родственниками пострадавших и кланом Аслана, он отправился служить в Ленинградскую область. Опыт карате, как у меня в боксе около четырёх лет, что вполне достаточно для значительного превосходства в незапланированных сшибках. Вдвоём было интересно: он учил меня, я его, причём старались общаться на английском языке, тут я его слегка превосходил. Занимались подальше от посторонних глаз. Случилось ещё пара рукопашных, прежде чем старики махнули на нас рукой. У них скоро дембель, масти поменяются и наш призыв по определению, уже не будет подвергаться тотальным прессу физическому и моральному. Мы с Асланом в авторитете, а скоро к нашей компании присоединился Семанин.

Сергей, парень не промах, стальные кулаки и характер лидера. Правда служил в роте охраны, там традиции «опёкунства» старослужащих не так сильны, служба разгильдяйская, но утомительная и выматывающая: автомат, пост, четыре часа охрана, четыре сон, четыре бдишь и один выходной. Со временем, Родину «защищать» легче, можно отмазаться за деньги или выпивку от челночных рейсов вокруг объекта, можно перевестись на блатную должность или хотя бы стать разводящим, тут свободы для манёвра поболе. Семанин лёгкой службы не искал, но благодаря волевым качествам и неожиданно тёплым отношений с прапорщиком Каштальяном, попал в блатные. Каштальяна мало кто мог терпеть, солдаты ненавидели, офицеры относились презрительно, многие гадали, что может связывать первогодку с вздорным, высокомерным и хамоватым начальником склада вооружения. Позже для меня эта загадка разрешилась.

В увольнение отправляюсь каждое воскресение, за исключением дней учений, когда приходится совершать марш броски на большие расстояния. Не всём так везёт: сел на автобус и через полчаса открываешь дверь в свою квартиру. В первый раз, где-то перед новым годом, махнул как был в шинели на «галёру». Встретил знакомых и убедился — тайная жизнь нелегальных торгашей продолжается. «Галёрка» приказала долго жить лишь в начале девяностых, с исчезновением дефицита. Раньше считал, что местных спикулей отслеживает бдительное ментовское око. Ан нет, военный патруль тут как тут! Старший проверил военный билет и увольнительную, посмотрел сурово и отпустил. Мне показалось, что офицер расстроился за мой трезвый вид и правильную форму одежды. Комендатура рядом, на лице Ракова, чуть что и в кутузку. В дальнейшем путешествовал по родному городу только в гражданке, так спокойнее.

Дома всё хорошо. Дед кое-как овладел навыками вождения, но на права не сдавал, колесил на свой страх и риск по раздолбанным областным дорогам или катал по городу бабушку или сына. Мама, как всегда на съёмках. Роли второстепенные, но на улице часто узнавали, иногда просили автограф, обычная дополнительная, но приятная нагрузка — испытание известностью. Став взрослым, я перестал интересоваться, где папа. Безотцовщина не сильно донимала, ведь боевые дед и дядя, вполне заменяли мужскую опеку сгинувшего родителя. Я это хорошо чувствовал как в первой жизни, так и теперь. Каждый раз возвращаясь к родным на побывку, я вглядывался в родные лица, мысленно возвращаясь к своему месту в семье. Старался по мере возможности ублажать ветеранам, особенно деду. Как он радовался домашнему автомобилю, как ревниво рассматривал у нотариуса доверенность на вождение, хотя все отлично понимали, москвич оформленный на меня, есть скрытый намёк на возраст Ильи Матвеевича. Дяде раздобыл в Апрашке импортный фотоэкспонометр, вот радости было. Дорогие мои, как ни пафосно это звучит: я вас нынче защищаю. Смена поколений: вы защищали страну в горячее годы, я — во времена холодной войны.

В самую первую увольнительную дед, внимательно рассматривая мой внешний вид, ворчал:

— Ну и форма нынче, брючки, пиджачок, ботиночки. Вот в наше время галифе, сапоги, китель, — и обращаясь к дяде, — помнишь, Витя?

Дядя кивал и улыбался. Радовалась бабушка и спешила на кухню приготовить вкусненького, да накормить любимого внука.

15. От тюрьмы и сумы

Самое интересное началось на втором году службы. Мой начальник, майор Рудаков, я о нём уже заикался, перевёл в штаб гарнизона. Там прикрепили механиком-водителем на газик к начальнику по тылу. Я «умел» слушать Рудакова, доставал хороший коньяк и продукты. Дефицитные наборы из буфета Смольного, организовывал для меня Пыжик, с которым сидели за одной партой в школе. Мы вновь сошлись после вышеупомянутой встречи на сборном пункте. Я несколько раз видел Димку Сайко у нашей части в обществе Семанина. С Серегой отношения были почти дружескими, мне очень нравился этот парень со стальными кулаками и независимым характером. Короче, выяснилось, что пацанам требовались импортные шмотки для офицеров части, которые перекочёвывали к ним через Каштальяна. Хитрые схемы доморощенных предпринимателей были мне неясны до того момента, пока Сайко не признался, что прикупают оружие и офицерскую амуницию, а джинсы и другие прибамбасы вроде дополнения к льготным закупочным ценам или бартера.

Однако, подумал я тогда, мазурики набиваются на увесистый срок. Одно дело таскать по мелочи с склада, опускаться до взяток, но тут хищение военного имущества, то есть государственного и срок вплоть до вышки. Вспомнил свою ходку и в памяти всплыли трофейщики братья Коля и Вася Митрохины, эти деятели вываривали из снарядов тол и продавали на право и налево, кому рыбу глушить, кому для иных целей. Карающая рука правосудия не застала долго ждать, близнецы получили по шесть годочков усиленного режима.

Тёзка, сняв гриф секретности со своих манипуляций, предложил войти в долю.

— Дима, твои шмотки и реализация стволов. Табаш (прибыль) делим на троих.

— Послушай, Пыжик, я тебе так скажу: шмотьё, без проблем. Но втягиваться в расстрельную статью нет желания. Мне это не надо, поверь на зоне не сладко. Вы подумайте, при разборе любого криминала со стрельбой перед следаками станет вопрос: откуда ствол? Не задумывался о последствиях. Каштальян мудак без мозгов, но вы с Сёмой должны соображать?

Сайко поскучнел и замкнулся:

— Нет, так нет. Насильно не тянем. А риски, наши проблемы.

— Это сейчас ваши, а когда опер даст по башке телефонным справочником, разговоришься и проклянёшь тот день, когда связался с оружием. Хромовые сапоги и кожаная портупея ладно, а вот продажа пистолета «ТТ» в смазке, да с военного склада, чревата большой бедой и тюремной прорехой в собственной биографии.

Сказал и поперхнулся, вспомнив, что куплю по надобности в недалёком будущем это самое изделие с грозным потенциалом, и как в том будущем получу за это срок. Воистину: чья бы корова мычала, твоя бы молчала. Через пару лет Дима поведал, что Семанин загремел-таки в колонию, правда за непреднамеренное убийство. Позже мои пути дорожки с Димкой и его другом разошлись[3].

Дембельнулся до ноябрьских праздников. Проставился Рудакову и пожелал ему здоровья, чем сильно обидел майора. А мне по барабану: с этим неудачником и пьяницей мне не встречаться, ещё одно проходное лицо в биографии. Родина его учила, отметило орденом, как война интернационалиста, а он свою судьбу лётчика истребителя разменял на стакан водки. И не в небе парит соколом, а спивается в танковом гарнизоне начальником раздолбанного автопарка. «Цвет» нации, брошенный семьёй, но принятый обществом таких же как сам бухариков. Прощай, Рудаков, прощай авторота, прощай ворюга Каштальян. Всем воздастся, дорогие граждане и мне в том числе!

2 января 1973. Новый год с родными, всё как обычно. Да, не совсем. Почти пять лет тяну лямку умника-попаданца из 2016 года. Конца этому испытанию не видно: возникают задачи, а с ними новые проблемы. Перелопачивая в памяти летучие выражения о жизни, вспомнил колкий афоризм Раневской: «Жизнь — это затяжной прыжок из утробы матери в могилу». Желаю примазаться к великой актрисе со своей версией: жизнь — это бесконечное порождение трудностей, их преодоление и последовательное генерирование новых. Не так остроумно, зато конкретно. Радостным звоночком в памяти выскочил ещё один пёрл несравненной Фаины Георгиевны: «Под самым красивым хвостом павлина скрывается самая обычная куриная жопа. Так что меньше пафоса, господа». Вот что мне нужно взять на вооружение! Бороться со своими демонами: ленью, скукой, бессмысленными понтами и фрустрацией, тянущей в болото беспросветной удушливой, серой и безликой реальности.

Постепенно осознал, что токарное ремесло вовсе не моё призвание. Как это произошло объяснить себе не могу, давно ли запах масла и фиолетовая спираль стружки из под резца резонировали с радостью самодостаточного пролетария. Что-то изменилось и хочется смены декораций, потянуло в сферу общественного питания, в мир качественной жратвы, разгульной жизни и многоцветья людских пороков. Мне интересно испытание в новом качестве, это не грохот станков и слюнявый хабарик во рту, не подошвы рабочих ботинок сгорающих за месяц от масла и керосина, бутылка водки на троих после смены. Зачем поступать в политех, а не в институт торговли на заочное отделение, а днём работать в ресторане для начала в качестве официанта? Такой ход мысли наталкивался на возможное сопротивление со стороны родных, других препятствий я не видел. Но это как повернуть, с мои-то опытом. Вновь изменить жизненный сценарий? А что, Дима, замутим новую биографию?

В декабре 72-го устроился учеником официанта в ресторан «Нева», что на Невском. Знакомлюсь с новой профессией и её особенностями. Пока я никто и задействуют новичка по мелочи, как то: собрать скатерти и салфетки в прачечную, разгрузить продукты в кладовую, убрать грязную посуду, расставить столы и стулья. На мой взгляд, это элементарный тест на пригодность: стал отлынивать — свободен, ищи другую работу, а встроился — ещё посмотрят. В выходные отвёз деда и дядю на Залив, оба ветерана любили подлёдный лов, весьма распространённое хобби мужской части населения славного города на Неве. На обратном пути меня подрезала волга, я ушёл от удара вправо. Успел запомнить номер машины и разглядеть развесёлую компанию. Нарушители унеслись вперёд, а мы застряли в глубоком снегу. Настроение испорчено, хорошо хоть наш москвич не пострадал. Нас вытащил автолюбитель. Он отказался от предложенного рубля и в голове родилась необычайная по своей новизне мысль: раньше люди были добрее. Неожиданно встретил обидчиков на заправке в Сестрорецке — трое ровесников при вальяжном мужчине важного чиновничьего обличья. Сделал замечание ездокам:

— Товарищи, вы нас чуть не сбросили с дороги. Можно ездить аккуратней. Извинится не хотите?

Дальше как обычно: гонор обидчиков и моя здоровая злость. Чуть не дошло до драки, спасибо мои старики оттащили. На этот раз была поколеблена ранее высветившаяся рефлексия «раньше люди были добрее», сменившаяся на более расхоже мнение: уродов хватает во все времена. Впервые посетила идея помахать перед носом зажравшихся хамов реальным стволом. Эта практика была принята в лихие девяностые, тогда я носил в кобуре под мышкой газовый пистолет. Носить не очень удобно, зато существовать гораздо спокойней. Второй раз я задумался об оружии при встрече с конкурентами по фарцовочному бизнесу. Это был реальный наезд на Выборгском шоссе, когда меня взяли в «коробочку» две машины и прижали в лесочке под Выборгом. Начало семидесятых, а уже существовали организованные бригады фарцовщиков, валютчиков, кидал и прочих мазуриков. Мне доходчиво объяснили, чтобы не совался на чужую поляну, пообещав нанести механические повреждения или проткнуть шины. Добавили, что всё схвачено. При полном непонимании повреждения грозили моим органам. Вот так, просто и доходчиво, совсем как в будущей бандитско-корумпированной стране по имени Россия. А хрен вам ребята! Я сам по себе и указывать, что делать, будете малолеткам сопливым. Нужен ствол. Вспомнился Пыжик и мои правильные суждения об уголовной ответственности. Есть и другой вариант: просто завязать с фарцовкой и переехать на более безопасные рельсы халдейской активности. В тот раз я отбазарился благодаря большому запасу убедительных аргументов, но желание греть за поясом массивную железяку с убойным потенциалом не оставляла. Авантюризм боролся с здравомыслием.

Летом подал документы на заочный в Ленинградский торгово-экономический институт имени Фридриха Энгельса, факультет управления. В «Неве» уже работал с посетителями, мне доверили кассовый ключ, предварительно осветив неписаные законы общепита. Не без помощи администратора, я перевёлся в только что открытый ресторан «Невский» — новые люди, новые возможности. Главное, пока самому нравится бесшабашный разгуляй с активным чревоугодием, скандалами, драками, флиртом, любовными связями и беспутством. Атмосфера, пропитанная мнимым суррогатом вседозволенности, примитивными человеческими страстями и вечным пьяным угаром, мне ближе. Вот где картина совдеповского мира…