Глава 19


Бессмысленное выражение лица Мерака Леви отрезвило ее.

Она увидела себя со стороны и содрогнулась.

Перед ней на коленях стоял глава страны, который превратился в животное.

Позади лежал мертвый Крест.

Бесполезный уже револьвер оттягивал руку.

С домашних телевизоров, с огромных мониторов, с телефонов и наладонников на нее сейчас смотрела вся страна.

Люди, которые включили трансляцию великого события.

А попали на… вот это.

Очень медленно Фобия обернулась.

Жирный осьминог выплеска держал людей на расстоянии, но солдаты таким плотным кольцом окружили пятачок, на котором находилась Фобия, что стало понятно — ей отсюда не выбраться.

Выплеск не может длиться бесконечно.

Фобия опустилась на колени возле Креста. Положила руку на безобразную рану на груди.

Ей было пусто, ей было все равно, но несмотря на всю безнадежность и глубину потери, Фобия вдруг поняла, что просто так она не сдастся. Хватит с нее больниц и казарм, и вечной несвободы. Хватит.

Сердце билось.

Слабо и медленно, неохотно и тихо.

Это было так неожиданно, что Фобия не сразу поверила. Решила, что спятила. Решила, что показалось. Она наклонилась ниже, прижалась щекой к скользкой от крови рубашке Креста.

Сердце билось.

От ужаса Фобия завыла, понимая, что не сможет, просто не сможет убить Креста во второй раз. Она не справилась.

Скорее всего, он умрет и без ее помощи. После подобных ран не выживают. Даже если ты — уже мертв, даже если в тебе чужая сила.

Нарастающий шум мотора заставил Фобию поднять голову.

Увидев перекошенное лицо Сении Кригг сквозь лобовое стекло огромного джипа, она засмеялась, и сотни динамиков увеличили ее хохот.

Сения Кригг стремительно приближалась, и солдаты поспешно отскакивали в стороны, освобождая дорогу. Они понимали точно так же, как и Фобия, что этот джип ни за что не остановится.

Сения Кригг, летящая на помощь любимым людям, — это была немыслимая, непобедимая сила.

Она остановила машину в каком-то полуметре от Фобии. Выскочила наружу.

— Я отдала им Несмею, — сказала учительница воинственно, и рыжий пучок подпрыгнул на ее голове. — Но не тебя.

— Уходи, — сказала Фобия.

Выплеск все продолжался — самый длинный выплеск в истории Фобии Грин. Дорвавшийся до свободы осьминог не верил своему счастью.

— Я помогу.

— Прочь! — это был уже другой голос.

Оллмотт выглядел немногим лучше Креста, собственное заклинание, полученное назад, сильно зацепило его. В крови и ожогах, он шел, тяжело печатая шаг. Золотая звезда белатора сверкала с его вскинутой наверх ладони, и солдаты сторонились, пропуская элитного воина с высшими полномочиями.

Оллмотт никогда не спасал своих.

Он отдал на смерть Несмею, не пытался искать Антонио, не спешил на помощь Нэне, не моргнул и глазом, когда похитили Ханну.

Оллмотт был из тех воинов, кто не считается с потерями. Союзники, потерпевшие поражение, быстро становились всего лишь использованным материалом.

— Прочь.

Сения Кригг, которую уже ощутимо трясло в зоне выплеска, легко улыбнулась ему.

— Позаботься о девочке.

— Бегом.

И Сения Кригг побежала.

Ее тут же подхватили солдаты, нацепили наручники, поволокли куда-то в сторону.

Оллмотт, который никогда не спасал своих, даже не посмотрел ей вслед.

— Ты не умеешь, — сказал он Фобии.

Она действительно не умела водить машину, и тех коротких и редких уроков, которые несколько лет назад ей дал Антонио, было недостаточно.

— Помоги мне поднять его в машину, — ответила Фобия.

— Зря.

— Знаю, — крикнула Фобия. — Пожалуйста!

Оллмотт небрежно, как будто уже мертвеца, подхватил Креста за ноги и потащил к джипу.

Фобия села за руль.

Руки были в крови, и ключи в замке зажигания, а потом и руль скользили в ее ладонях.

Оллмотт сказал, вдруг вырастая у водительского сидения:

— Канализация.

И в эту секунду осьминог насытился. Выплеск оборвался совсем внезапно.

— Давай, — рявкнул Оллмотт, и Фобия утопила ногой педаль, пока солдаты не поняли, что она стала беззащитной.

На манер Сении Кригг, наращивала скорость прямо в сомкнутые солдатские ряды.

Фобия не знала, блеф ли это. Кажется, она бы в любом случае не успела притормозить.

К счастью, солдаты дрогнули и пропустили ее.

С летящим за спиной свистом полицейских машин Фобия вырвалась на дорогу.

Она неслась по узким второстепенным улочкам и благодарила небо за то, что из-за утренних пробежек знала этот город как свои пять пальцев.

Она не очень переживала за Сению Кригг.

Если Оллмотт ради этой тощей и некрасивой, и часто смешной женщины нарушил все свои правила — то учительница недолго пробудет в заточении.

Фобия не знала, выдержал ли транспортировку и без того почти мертвый Крест. Она понятия не имела, не доконала ли его безбожная тряска летящей по улочкам машины, потому что дергалась она рывками, и ее часто заносило, и Фобия очень плохо водила, почти никак, но об этом она вспомнит чуть позже.

А еще она отгоняла от себя мысли о том, что тюремное привидение Цепь — отменная стерва.

У нее сейчас не было другой надежды, кроме как на эту стерву.

Улица Третьего Командора, дом 7.

Фобия не представляла, что или кто ожидает ее там.

Но других вариантов сейчас не было.

Даже если она так спешила доставить по адресу труп.

Маленький домик с легким штакетником, который Фобия просто снесла, не сумев вовремя затормозить. Почти вспорола носом машины покосившееся крылечко. Выпрыгнула из машины, понимая, что даже мельком посмотреть на Креста уже не успевает.

Из домика выскочила нянюшка Йокк.

Но лицо старушки лишь мелькнуло смазанным пятном, когда Фобия побежала дальше.

Туда, где дорожки такие узкие, что не одна машина там не проедет.

Она старалась дышать ровно, представляя, что это всего лишь пробежка. Но ее лицо, и руки, и одежда, были в крови. И первый же человек, которого она встретит, не пропустит ее дальше.

Потому что вся страна видела, как Фобия уничтожила Мерака Леви. Молодого и улыбчивого политика, только что подарившего надежду целой нации.

Ни в этом городе, ни в этом государстве не осталось человека, который захочет помочь Фобии.

Даже если она сможет покинуть столицу — что дальше?

Ее лицо видели все, а кто случайно проспал — новорожденные младенцы, к примеру — тем покажет полиция.

Она была сейчас самым главным и самым опасным государственным преступником.

Фобия бежала.

Она проснулась от того, что ребенок начал пинаться. Некоторое время просто полежала неподвижно, ощущая как еще нерожденный младенец толкает ее ладонь.

Чужой младенец в чужом животе.

Считай, свой.

Потом поняла, что уже все равно не заснет, и решила вставать.

Воздух был холодным, и как только Фобия выбралась из теплого гнезда одеял, по коже побежали неприятные колючие мурашки. Торопливо укутала спящую Нэну, пока она не замерзла и не проснулась, как можно быстрее сунула ноги в холодные ботинки и накинула на себя куртку.

В лагере посреди леса царила тишина. Ступеньки лазарета — единственного помещения, в котором была хоть плохонькая, но печка — чуть скрипнули под тяжестью шагов Фобии. Собственное дыхание превращалось в пар. Тепла было так мало, что они с Нэной приспособились спать вдвоем на узкой постели, укутавшись несколькими одеялами. Так было больше шансов не замерзнуть до утра.

Лагерь выглядел необитаемым. Когда-то здесь кипела жизнь, сновали по своим делам псевдомаги — восемнадцать и один, от полевой кухни летели запах горелой каши и ядреные истории повара Боцмана. Звенела кандалами тюремный призрак Цепь, Иоким Гилморт строгал очередную скамейку, и свежие стружки ложились к нему под ноги шаловливым ковром. Нянюшка Йокк вязала яркий носок, и от нее пахло булочками с корицей, и это было очень загадочно, потому что ни булочек, ни корицы в лагере отродясь не водилось. Сения Кригг ходила по пятам за Оллмоттом и с пылом рассказывала о современных методиках образования, и длинный шарф веял за ней, как знамя. Тяжелый, наполненный неприязнью взгляд Креста настигал Фобию довольно часто, и тогда она роняла из рук предметы, спотыкалась, тревожно оглядывалась по сторонам. Чуть в стороне или бурно ссорились или бурно мирились супруги Нексы, а Эраст и Несмея сидели молча рядом друг с другом, и удочки валялись возле них на траве — они или собирались на рыбалку или только что вернулись с нее.

Могла ли Фобия предположить, что будет вспоминать о том времени с такой нежностью? Ведь казалось — невыносимо.

Что она понимала тогда в невыносимости.

Фобия бессмысленно прошлась между домиками.

Не горел огонь полевой кухни. На веревках не сохло белье. Не слышно было мычания коровы Киски. Так, сходу, никто и не поймет, что эти затерявшиеся в лесу грубо сколоченные домики — обитаемые.

Скоро весна. Станет теплее. Ребенок Нэны появится на свет, и Фобии придется принять его, потому что ни к кому другому две беглянки не посмеют обратиться за помощью. Уже то, что Фобия добралась сюда, — ах, какое это было бегство — через всю страну! — было невероятной удачей.

Хорошо, что Нэна тоже не придумала другого маршрута для своего бегства.

Вдвоем не так страшно, вдвоем не так холодно.

Вдвоем они почти пережили эту медленную зиму, в молчании и застывших, как студенный прозрачный воздух, чувствах.

Догрызали запасы Иокима Гилморта, который наполнил подпол крупами и мукой, сухарями и сухофруктами. Банки были аккуратно подписаны «яичный порошок», «сухое молоко», тушенка лежала в коробках. Хороший из Иокима Гилморта получился завхоз, жаль, что человек так себе.

Фобия в который раз подумала о том, что нужно сходить в какое-нибудь поселение, и если не поговорить с людьми, то хотя бы найти выброшенные газеты. Что происходит в стране после того, как Мерак Леви стал слопом? Кто пришел к власти? Несколько месяцев назад, когда она драпала в лагерь и не расставалась с оружием, и почти не спала, и пряталась днем, и бежала по ночам, и… страшно вспомнить… заливала не самой едкой кислотой себе лицо, для того, чтобы ожоги скрывали черты Фобии Грин, и даже сейчас ожоги еще не все сошли, и, наверное, несколько шрамов останется навсегда, так вот, несколько месяцев назад ей было совершенно не до того, чтобы следить за свежими новостями. А потом она добралась-таки до лагеря и нашла одичавшую от тоски Нэну, и они ругали друг друга за то, что обе выбрали такое известное место, чтобы спрятаться, а потом плакали, а потом опять обнимались и ругались. А потом успокоились и впали в какой-то анабиоз, словно продолжая жить машинально, не очень четко представляя свои дальнейшие планы.

Где-то хрустнула ветка, и Фобия не сразу даже испугалась. Ну хрустнула и хрустнула, лес — это живой, сложный организм, ночью в нем достаточно разных шорохов и других звуков. Но потом треск раздался снова, и вот уже стало понятно, что к лагерю кто-то приближается — спокойно, уверенно, не скрываясь.

Фобия застыла в тени крайнего домика, понимая, что за винтовкой, которую оставила у изголовья кровати в лазарете, она уже не успеет. Оставалось только застыть и вглядываться в темноту, чтобы попытаться увидеть хоть что-то.

От того, насколько близко прозвучали слова, Фобия вздрогнула так сильно, что ей показалось, будто стены домика содрогнулись вместе с ней.

— Говорю же — заброшенный детский лагерь, — спокойный мужской голос раздавался откуда-то слева, и Фобия не сразу поняла, что не так с его резкими, будто рваными интонациями. А потом до нее дошло.

Невидимый ей мужчина говорил с непривычным северным акцентом, который чаще встречался на границах с Нхршерой, чем в столице.

Нхршера, страна-победитель, смежные земли с которой так тщательно охранялись.

Свет луны неохотно и лениво чуть высветил коренастую фигуру в военной форме, и Фобия увидела блеснувшие на широких плечах погоны.

Только бы Нэна сейчас не вышла из лазарета с оружием. Скорее всего она уже проснулась и тихо лежит под одеялами, вслушиваясь в близкие голоса, и ее руки греют живот со спрятанным внутри младенцем.

— Здесь нечего взять, Ролх, — отозвался другой солдат с отвращением. — Просто деревянные дома в лесу.

— Но приборы показали, что…

— Может, лоси, — предположил другой. — Или волки. Мало ли, кто бегает в этой стране.

— В этой стране одни зайцы, — заржал другой.

— Зря только шли в такую даль.

— Обратно быстрее по навигаторам. Мы видели кладбище по дороге, значит где-то должны быть люди.

— Не здесь.

— Точно.

Голоса стихли не скоро, ветер с каким-то мстительным удовольствием гонял их среди деревьев.

Фобия совсем окоченела, когда, наконец, осмелилась пошевелиться.

Светало, осунувшееся бледное лицо Нэны в развале толстых одеял казалось совсем детским.

— Где ты была?

Фобия не ответила. Она зажгла небольшую газовую горелку, подождала, когда зашипит чайник, приложив руки в его бокам и отдернув их только тогда, когда стало больно. Залпом выпила стакан теплой воды и ощутила себя живой.

— Что это значит, Фоб? — спросила Нэна.

— Это значит, что пришел к власти тот, кто решил освободить нашу страну от контрибуции. Это значит, что пока мы с тобой тут замерзаем, где-то там началась война.


Загрузка...