Ужин с соблазнителем

— Боюсь, тебе будет здесь скучно. Мы живем размеренной жизнью, у нас редко бывают гости. — Кэролайн нервно провела рукой по своим коротким прямым волосам. — К тому же у нас все по расписанию: ланч, прогулки, работа и так далее. Мы, ирландцы, очень скучная нация, и слегка этим гордимся. Как своей историей и привидениями. — Она улыбнулась, обнажив большие крепкие зубы. — Я очень рада, Лора, что ты к нам выбралась. Искренне рада.

— Спасибо, Каро.

— Тебе удобно в моей бывшей детской? Это самая светлая комната во всем доме. Правда, вид из нее не слишком веселый.

— Я люблю море и скалы. Здесь можно купаться?

— Если сперва подогреть воду. И насыпать на дно песка. А чем тебе не нравится бассейн?

— Не люблю замкнутые пространства. Разве вы никогда не купаетесь в море?

Каро неопределенно пожала плечами и вновь провела рукой по волосам.

— В детстве мы с Лансом отъезжали на лодке подальше от берега и ныряли по очереди. Ланс научил меня плавать. Он обычно проплывал по нескольку миль в день. Одно время он купался в море даже зимой. — Каро посмотрела на меня виновато.

— Я слишком долго жила в Дублине и утеряла связь с природой. Когда-то я непоколебимо верила в то, что я ее частица. Если хочешь, попросим мистера Лэнсберри, и он вывезет нас на катере в открытое море.

— Я не люблю треск мотора. А обычной лодки с веслами у вас здесь не найдется? — поинтересовалась я.

— Это опасно, Лора. Очень. Бывает, налетает внезапно ураган, и…

— Но ведь ты сама сказала, что вы с братом заплывали в открытое море.

— Это было так давно… — Каро грустно улыбнулась. — В ту пору мир еще не был жестоким и злым.

Я познакомилась с Кэролайн Лэнгсли во время Московской книжной ярмарки. Она немного говорила по-русски, увлекалась нашей литературой и жаждала продолжить дружбу. Она прожила у меня две недели после ярмарки. Помимо прочих достоинств у этой женщины была необыкновенно развитая интуиция, и она болезненно реагировала на малейшую фальшь. Мы вели нескончаемые беседы о литературе, политике и крайне редко касались личного. А потому я знала о Кэролайн очень мало. По отдельным репликам поняла, что она пережила личную драму, оставившую в ее душе глубокий след. Мы созванивались довольно часто, время от времени даже обменивались факсами. В мае она прислала мне приглашение и билет до Дублина.

Я была рада вырваться на свежий воздух. Атмосфера моей личной жизни в последнее время напоминала давно не проветриваемую комнату.

— Я была бы рада, если бы ты осталась у нас на все лето. — Каро протянула руку и пожала мою. — Только, пожалуйста, не подумай, что я… Словом, у меня вполне нормальные склонности, хотя я всей душой презираю противоположный пол. Конечно, тебе у нас может не понравиться.

— Мне будет здесь хорошо. Я уверена.

— Да, Лора, я хотела предупредить тебя… — Каро слегка замялась. — В общем, не обращай внимания на маму. После смерти отца она сильно изменилась.

— Не волнуйся, Каро.

— Она иногда может сказать глупость.

— Я сама не Цицерон и даже не Уинстон Черчилль.

— Мама тоже очень хотела бы научиться русскому языку. Ты поможешь ей?

— Нет проблем. А теперь я пойду к себе, ладно? Я устала.

— О, конечно же. Прости меня. — Она вскочила и набросила мне на плечи плед. — Здесь очень прохладные вечера, да и по утрам, пока не нагрело солнце, бывает холодно. — Каро взяла меня под локоть, когда мы поднимались по крутым ступенькам на второй этаж. — Я велела Бренде постелить у тебя в комнате палас. Тебе, наверное, кажется странным, что у нас здесь каменные полы.

— Пожалуй. Впрочем, кто к чему привык.

— У тебя дома очень тепло и уютно, Лора. Мне было так хорошо и спокойно в Москве.

Она подбросила в камин брикет топлива, поправила мою подушку, переставила вазу с розами с комода на туалетный столик возле моей кровати. Я почувствовала, что Каро не хочется уходить.

— Побудь со мной, — сказала я, отчаянно борясь со сном — даже по местному времени уже было четверть первого.

Каро села в кресло возле камина, вытянула ноги. Ее суровый, словно высеченный из камня профиль отчетливо вырисовывался на фоне огня. Я с удовольствием вылезла из джинсов и свитера, облачилась в шелковую пижаму, купленную специально для этой поездки. Постель оказалась на редкость мягкой и удобной. Большое окно было задернуто плюшевой шторой. И все равно я ощущала тревожный, неизвестно откуда зовущий запах моря.

— Лора, я хотела сказать тебе, что у нас в настоящий момент гостит дядя Говард, младший брат моего отца. Ты его не бойся — он очень добрый человек.

— Но почему я должна бояться его, Каро?

Я уже с трудом боролась со сном, который, казалось, вцепился в меня мертвой хваткой.

— Я должна была сказать тебе об этом раньше, но я так боялась, что ты к нам не приедешь. Ты представить себе не можешь, как мне хотелось, чтобы ты к нам приехала.

— Какие глупости, Каро. Я сама так…

Меня приятно качало на теплых мягких волнах. Я давно не испытывала подобного умиротворения и блаженства.

— Дядя Говард был замечательным актером… Фильм с его участием… Это случилось так внезапно… Его лечили лучшие специалисты… Летом обычно он ведет себя тихо… — долетали до меня обрывки фраз Каро.

В конце концов сон одержал надо мной победу.

Я не слышала, как Каро выходила из комнаты. Я просыпалась несколько раз среди ночи, чтобы с наслаждением вобрать в себя этот ни с чем не сравнимый морской запах и снова погрузиться в свои сновидения. Мне снились фантастические неземные ландшафты, галеры и шхуны, которые, вероятно, бороздили моря и океаны нашей планеты сотни или даже тысячи лет назад. Под утро мне приснился детский сон про красавца принца, который собрался увезти меня в волшебную страну. Я проснулась и долго лежала с закрытыми глазами, стараясь как можно дольше сохранять память о его поцелуе. Увы, она оказалась столь же недолговечной, как и память обо всех остальных — реальных — поцелуях.

Я спустилась в столовую с опозданием. Миссис Лэнгсли и Каро уже допивали кофе, незнакомый мужчина со светло-русой бородкой и большими миндалевидными глазами на узком, почти лишенном скул лице глянул на меня с интересом и, как мне показалось, насмешливо, а затем опустил глаза.

— Это дядя Говард, — сказала Каро, придвигая ко мне булочки и масло. — Дядя, а это та самая Лора, моя подруга из России, о которой я тебе рассказывала.

Говард молча размешивал в чашке кофе. Мне показалось, у него слегка подергиваются уголки губ.

— Польщен, — сказал он и вдруг пристально посмотрел мне в глаза. — Я никогда не встречал русских женщин.

— И каково ваше впечатление? — спросила я.

— Очень личное. Я бы не хотел делать поверхностных выводов.

Я обратила внимание, что Каро посмотрела на Говарда не просто сердито, а, как мне показалось, с едва сдерживаемой яростью.

— Я утомила тебя вчера. Прости. — Она уже приветливо мне улыбалась. — Как спалось?

— Чудесно. Как в детстве.

Я услыхала смех и повернула голову влево. Дядя Говард откинулся на высокую спинку стула и крепко зажмурил глаза. Его смех показался мне не совсем естественным.

— А как спят в детстве? Как вы спали в детстве? — спросил он и в ожидании ответа подался ко мне всем телом.

— Говард, пожалуйста… — начала было Каро, но он сделал резкий жест рукой, и она замолчала.

— Ну-ка отвечайте! Как вы спали в детстве? — настаивал Говард.

— Я не помню, как я спала, но очень хорошо помню ощущение, с каким просыпалась. Мне казалось, меня ждет что-то необычное. Наверное, все дети просыпаются с таким ощущением.

— То есть вы просыпались с уверенностью, что с вами случится чудо?

— Да. В детстве я жила в ожидании чуда.

— И что с вами случилось?

— Говард, прошу тебя, оставь Лору в покое, — подала голос миссис Лэнгсли.

— Я спрашиваю, оно с вами случилось?

Я затрясла головой.

— Но вы все еще продолжаете верить в то, что оно случится?

— Говард, пожалуйста, не забудь выпить лекарство, — миссис Лэнгсли смотрела на деверя с явным беспокойством. — И не пей так много кофе — он тебя возбуждает.

— Мама, ты перевернула чашку. Бренда, скорее несите салфетку — миссис Лэнгсли пролила кофе.

По тому, как странно жестикулировала миссис Лэнгсли, я догадалась, что она плохо видит.

— Вы не ответили на мой вопрос, — услышала я голос Говарда. — Я спрашиваю: вы все продолжаете верить в то, что с вами в один прекрасный момент случится чудо?

— Пожалуй, да. По крайней мере мне бы очень хотелось, чтоб оно случилось. Но это, как вы верно выразились, очень личное.

— Браво! — он весело рассмеялся и снова откинулся на спинку стула.

Каро наклонилась ко мне и прошептала:

— Прости его. Я не знаю, когда он играет, а когда…

— Я всегда играю. — Говард смотрел на племянницу сердито, хотя, могу поклясться, его ярко-голубые глаза отчаянно смеялись. — Я играю всю жизнь. Вы что, об этом не догадываетесь?

— Говард, дорогой, ты помнишь, как нас с тобой застигла буря и мы спрятались в гроте? — Я обратила внимание на выражение лица миссис Лэнгсли — она сейчас напоминала мне юную кокетку. А во взгляде было сплошное умиление.

— Мама! Как тебе не стыдно. Лора может о нас подумать Бог знает что.

Я в удивлении уставилась на подругу. Мало того, что она сказала это каким-то неестественным голосом — это было так не похоже на Кэролайн, которую я успела довольно хорошо узнать за время нашего московского общения. Впрочем, подумала я в тот момент, все мы время от времени говорим и делаем не свойственные нам вещи. Мне стало грустно от этого весьма банального открытия.

— Но что плохого в том, если два молодых существа внезапно осознают, что их влечет друг к другу с невероятной силой? Да и твой отец всегда имел любовниц.

Каро вскочила и направилась к двери.

— Актриса, игравшая Дездемону, сделала из нее бессмысленную куклу, и весь спектакль превратился в голливудский боевик с максимумом спецэффектов и минимумом человеческих эмоций. Зато она была великолепна в роли леди Макбет. Увы, этот спектакль так никогда и не увидел света, — произнес Говард.

Каро громко хлопнула дверью. Я слышала ее быстрые шаги по коридору.

— Истинные эмоции — вот чего нам всем так не хватает. Мисс Лора, а вам хочется острых ощущений? Или у вас в России это блюдо не считается столь экзотичным, каким оно давно стало у нас?

— Позвольте мне ответить на ваш вопрос, скажем, через неделю, — сказала я. — Сперва я бы хотела отдохнуть и отоспаться.

— Позволяю. — Он изобразил на своем лице монаршее великодушие. — Что касается чуда, мисс Лора, оно с вами непременно случится.

Говард встал из-за стола и, слегка припадая на левую ногу, направился в сторону небольшого рояля в нише возле окна. Мне бросилось в глаза, как странно он одет: широкие шаровары из тяжелого серого шелка, расшитый бисером черный бархатный пояс, белая шелковая рубашка с жабо. Он был высок и очень статен и, несмотря на хромоту, двигался грациозно и легко. Играл он довольно профессионально, хотя более странного исполнения Шуберта я не слышала никогда. Не доиграв, он вдруг громко захлопнул крышку.

— Это все бесполезно, — сказал он, глядя в пространство между камином и дверью. — Люди воспринимают музыку, как набор красивых мелодий, которые обязаны ласкать их слух. Почему, спрашивается, они не могут воспринимать всерьез того же Моцарта?

— Потому, что мы любим радоваться и боимся страдать.

— Неужели? Вы боитесь страдать, мисс Лора?

— Наверное. А вы?

— Я не знаю, что это такое. Серьезно. Зачем страдать? Это прибавляет лишние морщины и делает нас скептиками. Если только мы, как Иисус Христос, не считаем страдание смыслом нашей земной жизни. А что, если нам совершить прогулку? — предложил вдруг он. — Надеюсь, вы умеете ездить верхом, мисс Лора?

— Каро наверняка захочет поехать с вами. — Миссис Лэнгсли усмехнулась. — Я бы сама с удовольствием прокатилась верхом. Ты помнишь, Говард, как мы с тобой…

— Она совсем рехнулась… — шепнул мне Говард, когда мы шли по дорожке к конюшне. — Она напоминает мне бездарную актрису, которая собралась доказать всему свету, что она по меньшей мере Вивьен Ли. А у Кэролайн очень скверный характер. Поэтому она никак не может выйти замуж.

Астрата оказалась очень смирной и послушной лошадкой, и я сумела быстро преодолеть свои страхи. Мы ехали рядом по гравиевой дорожке, почти касаясь друг друга ногами. Тропинка вела в глубь материка или, если хотите, острова — Ирландия представляет собой большой остров, как, впрочем, и все остальные земные тверди. Вокруг были заросли вереска. С неба изредка срывались мелкие капельки дождя.

Говард переоделся в черные кожаные штаны, куртку и сапоги со шпорами. Это здорово смахивало на маскарад, а маскарад ассоциировался в моем восприятии с праздником. Кто из нас не любит праздников?

— Кэролайн вас ревнует, — внезапно сказал Говард.

— К вам или наоборот?

— Какая разница? Если хотите, и так и так.

— Странно. Почему же тогда она не поехала с нами?

Говард хлестнул Астрату, и она резко рванулась вперед. Я с трудом удержалась в седле.

— Вы настоящая романтическая героиня, — сказал Говард, когда мы очутились в прозрачной роще молодых берез. — Итак, мисс Лора, вы, насколько я понял, знаете, что такое страдания. — Говард спешился и протянул мне руку. — Идите сюда. Я не люблю разговаривать на серьезные темы, когда мои ноги не чувствуют под собой земной тверди.

— Вероятно. Только я не считаю себя романтической, а уж тем более героиней.

— Вы умеете страдать, но вы избегаете страданий. Это потому, что вы слишком серьезно относитесь к этой жизни. Влюбившись, вы изводите себя и того, кого любите. Вы не умеете наслаждаться любовью, мисс Лора.

— Может, вы научите меня этому? — не без насмешки спросила я.

— Вряд ли вы мне позволите. Наверняка они успели наговорить вам про меня черт знает что. — Он вдруг крепко стиснул мой локоть. — Вы нравитесь мне, мисс Лора. Только меня пугает ваша серьезность. Она вводит меня в соблазн преподать вам урок. Вам никогда не преподавали уроков подобного рода, мисс Лора?

— Я уже не школьница. Далеко не школьница, — пробормотала я и почему-то покраснела.

— Конечно же, нет. Вы очень сексуальная женщина, верно?

— В любви главное не секс, а… Но это никому не интересно.

— Мне это очень интересно.

— Я вряд ли смогу когда-нибудь влюбиться. Это уже все в прошлом.

— Не зарекайтесь. Правда, здесь у вас мало шансов. Я не в счет. Тем более, что я так и не определился в сексуальном плане. Думаю, вы бы смогли обратить меня в свою веру. Если бы захотели.

— Я подумаю и сообщу вам о своем решении.

— Не тяните с ним, мисс Лора.

Он помог мне взобраться на лошадь и галантно поцеловал руку.

— Хотите, дам совет? — спросил он, когда мы подъезжали к дому.

— Да, мистер Лэнгсли.

— Зовите меня Говардом. Слово «мистер» в устах красивой девушки звучит как «дедушка». Он очень прост, этот совет. Влюбившись, не спешите отдать себя мужчине сразу и без остатка. Ну, а если вы влюбитесь в меня, сделайте все возможное, чтобы я вас ревновал. Свою роль нужно продумать всю от начала до конца. В противном случае вас ждет полный провал. Ясно?

— Не совсем. — Мне вдруг стало весело. — Скажите, а домашние не догадываются, что вы ломаете комедию? Или же они вам умело подыгрывают?

— Вы слишком прямолинейны, мисс Лора. Я буду называть вас просто Эл. Можно? Так вот, к чему вам сразу нужно знать все наши планы? Оставьте хоть что-нибудь на потом. Иначе будет неинтересно.

Он мне весело подмигнул.


— Нет, это не настоящие портреты наших предков, хоть Ланс и утверждал, будто они являлись ему во сне, а потом писал их по памяти. Хотя, возможно, это они и есть, кто знает. — Каро задумчиво усмехнулась. — Помимо таланта, Ланселот был наделен живым воображением.

— Был?

Каро ответила не сразу. Мы сидели на диване в большом зале, стены которого были увешаны портретами в тяжелых темных рамах. В углу тихо потрескивал каминный огонь, отгороженный массивной чугунной решеткой. Во всех комнатах этого большого мрачного дома, который хозяева называли замком, с наступлением темноты всегда топились камины — с моря тянуло свежестью, а со стороны пустоши часто наползал туман.

— Я ничего не знаю, Лора. Если Ланс жив, он ведет себя бесчеловечно — за семь лет ни весточки о себе. — Каро встала и приблизилась к большому, похожему на гробницу секретеру, достала откуда-то из его недр альбом, переплетенный в темно-синюю кожу. — Вот взгляни. Это мой брат в возрасте восемнадцати с половиной лет. За полгода до того, как он исчез.

С цветной любительской фотографии на меня смотрел молодой человек с прямыми темно-русыми волосами почти до плеч и пронзительно голубыми широко поставленными глазами. Казалось, они мне улыбались, хотя губы были плотно сжаты, а лоб прорезала угрюмая складка.

— Он мне кого-то здорово напоминает. Господи, да ведь он копия твоего дяди Говарда! — воскликнула я.

— Ты права. Но это лишь поверхностное сходство. Ланселот похож на отца. Сейчас я покажу тебе его фотографию.

У мистера Лэнгсли были такие же прекрасные глаза, как и у его младшего брата и сына, однако они смотрели на мир презрительно и даже недобро. К тому же у него был тяжелый подбородок человека, обладающего сокрушающей силой воли.

— Отец умер, когда мы с Лансом были маленькими, — рассказывала Кэролайн. — В ту пору мы жили в Дублине. У него было свое издательство — небольшое, но очень доходное. Они выпускали книги для детей, игры. Отец заболел гриппом и через три дня умер. Мама занималась делами его издательства, пока Ланс жил с нами. После того, как он исчез, она все забросила и переселилась сюда. Она живет здесь почти безвыездно. Прости, но тебе все это вряд ли интересно.

Я машинально листала альбом. Пока не наткнулась на фотографию: Кэролайн стоит в обнимку с Говардом. Оба весело улыбаются в объектив. На Каро длинное белое платье, в руке букет цветов.

— О, это мы ломаем комедию. — Я обратила внимание, как вспыхнули обычно бледные щеки Каро. — Дядя Говард обожает всякие розыгрыши и маскарады — ты, вероятно, уже обратила на это внимание. Раньше я с удовольствием подыгрывала ему.

— Шикарная пара, — комментировала я. — И вид у вас такой, словно вы ждете не дождетесь, когда же закончится скучный ритуал и можно будет начать медовый месяц.

— Между прочим, это была идея Ланса.

— Что?

— Поженить нас. Но мама сказала, что умрет от позора, если такое случится. — Каро вдруг выхватила у меня из рук альбом. — Пошли к морю, — предложила она. — Здесь пахнет пылью и вообще затхлый воздух.

Море неласково шумело внизу, обдавая серыми брызгами большие темные валуны, хотя вечер был почти тихим. Вдалеке виднелись огни Уэстпорта. Я не поклонница северной природы, но здешние края пришлись мне по душе. Может быть, потому, что здесь выращивают огромное количество разных цветов. Цветы всегда наполняют мне душу таинственной гармонией.

— Ланс был талантливым юношей. Настоящий вундеркинд. — Каро взяла меня под руку, прижалась к моему боку. Мне показалось, она дрожит. — В тринадцать он победил на конкурсе молодых дарований в Дублине, и его приняли без экзаменов в консерваторию. Потом увлекся живописью и поступил в Королевский колледж. Вокруг него всегда были женщины, но он словно не замечал их. Он закалял тело и душу. Одно время он даже хотел стать монахом. А потом… Потом он влюбился в танцовщицу из бара и совершенно изменился… Эта женщина его сгубила. У Ланса было верное и преданное сердце. Он не смог вынести измены. Его одежду обнаружили на третий день после того, как он исчез. В бухте, куда невозможно попасть со стороны суши. С тех пор мама стала терять зрение. Но она не утратила надежду на его возвращение. Ночами она часто встает и выходит на берег. А иногда бродит по дому. Ты не бойся, если услышишь, как кто-то бродит по дому.

— Я была бы только рада столкнуться нос к носу с привидением. Каро, дорогая, не надо грустить. — Я обняла подругу за плечи и прижалась на мгновение к ее щеке. — Быть может, твой брат инсценировал свою смерть? Бывает, люди делают так для того, чтоб иметь возможность начать совершенно новую жизнь, никак не связанную с прошедшим.

— Нет, Лора, это было бы слишком жестоко. Мама никогда бы ему такого не простила.

— Брось, Каро. Еще как бы простила.

Каро остановилась, нагнулась и подняла камешек, который вдруг со злостью швырнула в море.

— Он не вернется, — решительно сказала она. — Даже если он на самом деле жив. Он не сделает этого, пока здесь бывает дядя Говард.

— Они не любили друг друга?

— Они враждовали. Дело в том, что они были несовместимы, как два полюса. К тому же соперничали за место в сердце моей матери. Впрочем, это очень запутанная и печальная история. Могу сказать одно: с тех пор, как исчез Ланс, в нашем доме поселилась печаль. Мы все пытаемся делать вид, что ничего не изменилось, что жизнь продолжается, на самом же деле мы потихоньку умираем. Твой приезд нас очень оживил и обрадовал. Ты даже представить себе не можешь, какая это для нас радость.

— Спасибо. — Я была искренне тронута. — Скажи, пожалуйста, а Говард больше не снимается в кино? Кажется, ты говорила, что он был известным киноактером.

— Последнее время дядя Говард руководит издательской фирмой отца, в которой я работаю. Ты удивлена?

— Но ведь ты сказала, дядя Говард… слегка не в себе, — пробормотала я.

— У него отличные мозги, Лора. Работают, как компьютер. Благодаря дяде Говарду мы смогли выкупить закладную, и теперь этот замок принадлежит нам. — Она сказала это с гордостью. И вдруг смутилась. — Завтра поедем в Уэстпорт. А то, я вижу, ты совсем заскучала.

— Мне здесь хорошо, Каро. В незнакомом месте я всегда ощущаю какой-то странный прилив сил. По крайней мере первые несколько дней. Наверное, потому я так люблю ездить. Среди привычных вещей и лиц жизнь кажется рутиной. А тут… — Я улыбнулась. — Сегодня за завтраком Говард сказал, что со мной непременно случится чудо. Помнишь?

— Ты веришь в это?

— Если честно, то нет. Конечно, можно заставить себя в это поверить. Наверное, это было бы замечательно. Увы, я трезвая реалистка.

Миссис Лэнгсли стояла на террасе и смотрела на море.

— Вы не видели Говарда? — спросила она, не отрывая глаз от бинокля. — Боюсь, он снова что-то затеял.

— Ах, мама, не обращай внимания.

Мне показалось, что Каро расстроилась.

— Я сказала Бренде, что мы будем обедать в библиотеке. Ты не возражаешь?

— А Говард? Ты спросила у Говарда?

Миссис Лэнгсли посмотрела на дочь недоуменно, потом растерянно заулыбалась.

— Думаю, он тоже не будет возражать. Хотя скорее всего Говард не вернется к обеду. Но ты, пожалуйста, не волнуйся.

— Что ты несешь, мама? Собственно говоря, какое мне дело до того, где бродит дядя Говард?

— Я не хотела обидеть тебя, Кэролайн. — Миссис Лэнгсли обняла дочь за плечи, но та поспешно увернулась. Словно ей были противны проявления внимания со стороны матери.

Комната была дальней от входа, и сюда не долетали никакие звуки. Из ее окон открывался вид на вересковую пустошь и холмы вдали.

Я видела, что и Кэролайн, и миссис Лэнгсли явно чем-то расстроены. Когда мы ели десерт, вошла Бренда и что-то шепнула на ухо Кэролайн. Та выскочила за дверь.

— Вы не против, если я поставлю музыку? — Не дождавшись моего ответа, миссис Лэнгсли встала из-за стола и направилась к этажерке. — Вы любите Шенберга?

— Если честно, то нет.

— Тогда я поставлю Пятую симфонию Малера. Не возражаете?

Я не возражала. Последнее время Малер стал мне особенно близок. Он словно нащупал в моей душе точку, которая могла трансформировать боль в наслаждение:

— Ланс сделал фортепьянное переложение этой симфонии, когда ему было девять с половиной. Как жаль, что мы не записали его игру. Сохранились кое-какие любительские записи, но очень плохого качества. Мне так хотелось, чтоб Ланс выпустил диск. Увы, этому не суждено было случиться.

Я видела, что миссис Лэнгсли пытается удержать слезы.

Кэролайн вернулась примерно минут через двадцать. У нее был очень расстроенный вид.

— Все в порядке, мама, — сказала она, глядя почему-то не на миссис Лэнгсли, а на меня. — Просто Говард… слегка перебрал.

— Я так и знала. Он был в клубе?

— Да. Он просил передать, что не выйдет к завтраку. Просил извиниться перед тобой, Лора. Особенно перед тобой. Кстати, в твоей ванной комнате потек кран, и я велела перенести твои вещи в другую. Эта комната находится как раз над нами.

— Но мне нравился вид из моего окна.

— Завтра кран починят, и ты вернешься туда.

На следующий день сразу после завтрака мы с Каро поехали в Уэстпорт. Миссис Лэнгсли вызвалась поехать с нами, но Кэролайн, как мне показалось, была этим недовольна. Она вела машину очень резко, то и дело сбавляя, а потом снова набирая скорость.

Мы перекусили в японском ресторанчике. К моему удивлению, миссис Лэнгсли заказала себе рисовую водку. К концу обеда она стала очень разговорчивой. Что касается Кэролайн, то та почти все время молчала.

— Мы с Лансом часто здесь бывали. Вы представить себе не можете, какой это был замечательный сын. Он делился со мной всем. Даже рассказал о своей первой женщине. Ланс очень серьезно относился к женщинам. Не то что большинство теперешних мужчин, — тараторила миссис Лэнгсли. — В каждой из них он видел мадонну.

— Хватит, мама, — устало бросила Кэролайн. — Лора устала от тебя.

— Ты не права — мне интересно, — возразила я.

— Вот видишь. Ты, вероятно, забыла, какой у тебя был замечательный брат. Очень жаль. Вы были неразлучны, пока не появилась эта… Люси. Кажется, ее звали Люси?

— Это не имеет никакого значения, мама.

— Она околдовала мальчика.

— Брось. Просто она была самой обыкновенной шлюхой.

— Помилуй, Господи, Кэролайн! Что ты несешь? Твой брат никогда бы не связался… с женщиной подобного рода.

— Ланс был романтиком, мама. Если ты помнишь, он жил в мире своих фантазий.

— И все-таки, Кэролайн, эта женщина не была, как ты выразилась, шлюхой.

Каро устало пожала плечами и отвернулась к окну.

— Ты хочешь сказать, что твой брат покончил с собой из-за шлюхи? — не унималась миссис Лэнгсли.

— Я ничего не знаю, мама. Да и какое это имеет значение теперь? Ланса все равно не вернуть.

— У него была девушка в Дублине. Они вместе учились в консерватории. Ланс показывал мне ее фотографию.

— Мама, давай переменим тему.

В голосе Кэролайн я уловила раздражение.

— Но почему ты не хочешь говорить о своем родном брате? — миссис Лэнгсли капризно надула губы. — Когда я говорю о Лансе, я вижу его перед собой как живого. У меня осталась единственная радость — это воспоминания о Лансе.

Миссис Лэнгсли громко всхлипнула и полезла в сумочку за платком.

— Прости нас, Лора. Представляю, каково смотреть на весь этот спектакль со стороны. Я сейчас.

В отсутствие Каро миссис Лэнгсли показала мне фотографию Ланса, которую носила в медальоне.

— Лучше бы мой мальчик стал монахом, — прошептала она и прижала фотографию к груди. — Таким, как он, не место в нашем жестоком мире.


Говард вышел к обеду в смокинге. Я не видела его больше суток. Мне показалось, что он накрасил глаза и ресницы.

— Мисс Лора, сегодня я осмелюсь пригласить вас покататься на машине. Я собирался сделать это еще вчера, но у меня возникли неотложные дела. Кэролайн, ты поедешь с нами?

— Нет. Ты же знаешь, что я должна закончить статью.

У нее был тусклый голос. Последнее время Каро хандрила.

— Пригласи мистера Мордреда, — подала голос миссис Лэнгсли. Он знает пропасть забавных историй. К тому же Лоре наверняка будет интересно познакомиться с человеком, чьи картины выставлялись в Дублине и…

— Глупости, Аннабел. — Говард посмотрел на нее недружелюбно. — Этот Артур такой зануда. Мы с Лорой можем поехать потанцевать в «Корону». Разумеется, если она не возражает.

— Я плохо танцую.

— А кто сказал, что в «Короне» собираются профессиональные танцовщики?

— Поезжай, Лора, — сказала Каро, наклонившись к моему уху. — Тебе понравится там. Дядя Говард очень галантный кавалер.

— Ты зря отзываешься так об Артуре — они с Лансом были большими друзьями, — пробормотала миссис Лэнгсли. — Говард, ты не забыл выпить свои таблетки?


— Надеюсь, вам ясно, как относятся ко мне в семье. А что думаете обо мне вы, Эл?

— Если честно, то я о вас не думаю.

Говард переоделся в вишневый блейзер и белые брюки. В его манере вести машину чувствовалась та хорошо продуманная небрежность, на которую клюют наивные женщины. Да и не только они.

— Я вам совсем не нравлюсь?

Я пожала плечами.

— То есть вы хотите сказать, что не испытываете ко мне ровным счетом ничего?

— Очевидно, так оно и есть. Извините, но я не ощущаю в вас мужского начала.

— Вы любите жеребцов?

— Я люблю настоящих мужчин.

— Их больше нет. По крайней мере вы не встретите их среди людей интеллектуальной сферы деятельности. И в этом, между прочим, виноваты вы, женщины.

— Совершенно верно. Мы стали слишком доступны и даже навязчивы. Вы это хотите сказать?

— Но вы другая. Верно?

— Не знаю. По крайней мере мне всегда хотелось, чтобы рядом со мной был настоящий мужчина, а не существо среднего рода.

— Если я вас правильно понял, вы не сделаете первого шага навстречу любви. Это так?

— Пожалуй.

— Даже если поймете, что в противном случае потеряете этого человека?

— Вряд ли я смогу сыграть чужую роль.

— Вы очень старомодны. Но мне это нравится. Оставайтесь такой, какая есть, Эл.

В «Короне» на самом деле оказалось уютно, а главное, здесь звучала негромкая мелодичная музыка. Как я поняла, это заведение облюбовали люди среднего возраста. Говарда здесь знали буквально все. На меня смотрели с любопытством и, как мне показалось, с удивлением.

— Скажите, а вам хотелось бы влюбиться?

— Наверное, — не совсем уверенно сказала я.

Он вдруг крепко стиснул мое плечо.

— Любовь смогла бы стать для вас смыслом жизни?

— Пожалуй. Но это нереально.

На какую-то долю секунды я положила голову на плечо Говарда — мне очень нравилось это старое танго.

— Как жаль, что мне нужно завтра в Дублин. С вами очень интересно, Лора. Надеюсь, мы еще увидимся…

Я заснула под самое утро. Где-то поблизости щелкал соловей. Я слышала его пение даже во сне.

Когда я спустилась в двенадцатом часу в столовую, Бренда вместе с кофе и теплыми булочками подала мне записку от Кэролайн.

«Дорогая Лора, — читала я отпечатанные на принтере строчки. — Извини, пожалуйста, нас. Пришлось срочно уехать в Дублин — у мамы совсем плохо с глазами. Я покажу ее профессору Донновану. Возможно, ей придется лечь в клинику. Буду звонить тебе каждый день. Бренда будет при тебе неотлучно. Если хочешь, приезжай к нам в Дублин. Правда, летом там уныло. Дядя Говард просит передать тебе привет.

Твоя Кэролайн.

P.S. В твоем распоряжении «Опель» и лошади. Я попросила мистера Мордреда навестить тебя сегодня вечером. Он славный парень».

Я гуляла возле моря, почему-то испытывая облегчение от того, что осталась одна. Последнее время на меня удручающим образом действовала хандра Кэролайн, бесконечные разговоры миссис Лэнгсли о Лансе, пытливые, слишком настойчивые взгляды Говарда и его постоянное желание вызвать меня на откровенность. Нет, я не поеду в Дублин, по крайней мере в ближайшее время, думала я. Съезжу в Уэстпорт или куда-нибудь еще. Возможно, этот мистер Мордред на самом деле окажется симпатичным человеком, и мы будем совершать с ним конные прогулки. К тому же в доме прекрасная фонотека, редкие книги…

Внезапно я повернула голову в сторону моря и увидела парусник. Он несся в сторону Уэстпорта, уверенно рассекая волны длинным острым носом. Я следила за ним как зачарованная. В здешних местах, как я успела заметить, парусники не редкость, но этот был особенный. Он словно сошел с картинки из книжки моего детства.

«Поеду в Уэстпорт», — вдруг решила я, проводив глазами исчезнувший за мысом корабль.

Я люблю бывать в портах. Возможно, в своем предыдущем воплощении я была мореплавателем. У меня ноздри раздуваются при виде стоящих на рейде судов. Увы, я, можно сказать, всю жизнь прожила в центре материка, довольствуясь видом из окна на загаженную речку, по которой время от времени тащатся баржи и прочие речные корыта.

Этот парусник я увидела сразу — он стоял в центре бухты неподалеку от здания вокзала. Внезапно выглянуло солнце, и моим глазам сделалось больно от яркой белизны парусов. В груди сладко заныло.

«Сентиментальная идиотка, — обозвала я себя мысленно и медленно побрела к машине, тщетно пытаясь обуздать свое уже пробуждающееся воображение. — Ну да, это он приплыл за тобой. Тот, кого ты ждала всю свою жизнь. Лучше зайди в таверну и выпей кружку хорошего пива».

Здесь было шумно и накурено. Я села возле окна. Из него этот чертов парусник был виден как на ладони. Я не могла оторвать от него глаз.

— Замечательная посудина, — сказал сидевший напротив старик. — Впервые вижу его в наших краях. Я сорок лет в порту проработал. Такие нынче можно увидеть только в кино. Наверное, здесь будут съемки. У вас не найдется сигареты, мисс?

Я протянула ему пачку и тоже закурила.

— Смотрите, они спустили шлюпку. Здесь уже давным-давно никто не ходит на веслах. Точно, это киношники. Ну, мисс, скажу я вам, такая потеха в городе начнется… — Старик довольно улыбнулся. — А женщины у них почище наших панельных дамочек. Задаром дают, еще и выпивку покупают тебе. Мне рассказывал дружок…

Я встала, повинуясь внутреннему зову, и вышла на площадь. Лодка, в которой, кроме гребца в бескозырке, был мужчина в черной ветровке, уже достигла причала. Прежде, чем ступить на берег, мужчина огляделся по сторонам. Отсюда я не могла разглядеть его лица. Он был высок и подтянут — это я разглядела.

— Вы забыли сигареты, мисс. — Старик тронул меня за локоть и протянул пачку «Мальборо». — Мне еще ни разу не довелось видеть фильмы, которые у нас снимались. Может, этот увижу?..

Я села в машину и с ходу включила зажигание.

«Необычное случается только в кино, — думала я, пробираясь сквозь густой поток машин на шоссе. — Случится ли в очередной раз, но только не для меня, а для миллионов зрителей. Мне же хочется, чтобы это случилось только ради меня. Как глупо. И ужасно старомодно…»


— Лора, дорогая, я проторчу в Дублине не меньше недели… — голос Кэролайн звучал встревоженно. — Врачи кладут маму на обследование. Может, ты приедешь к нам? Я встречу тебя на вокзале.

— Нет, Каро, спасибо. Мне здесь совсем не скучно.

— Я просила мистера Мордреда, чтобы он свозил тебя куда-нибудь развлечься. Он не звонил тебе?

— Пока нет. Не волнуйся, Каро. Передавай привет миссис Лэнгсли. Пускай скорее выздоравливает.

— Знаешь, Говард улетает сегодня вечером в Нью-Йорк, — вдруг сказала Кэролайн.

— Надолго? — машинально спросила я.

— Недели на две. Собирается открыть филиал нашей фирмы. Я чувствую себя ужасно виноватой, что все получилось так… нелепо.

— Все прекрасно, Каро. Мне на пользу одиночество.

— Звони мне каждый день.

— Хорошо.

Едва я положила трубку, как телефон зазвонил снова. Приятный хорошо поставленный баритон произнес:

— Меня зовут Артур Мордред. Я горю желанием с вами познакомиться, мисс.

— Спасибо. Если не ошибаюсь, Кэролайн поручила вам меня развлекать. Но мне и так очень весело. Серьезно.

— Тогда я прошу вас разделить это веселье со мной. Подъеду ровно через пять минут и заберу вас к себе. Мой замок на целых тридцать лет старше того, где вы в данный момент находитесь. К тому же в нем водятся настоящие привидения. Кстати, сегодня полнолуние. Если хотите, можем устроить засаду моим прапращурам.

— Хочу.

Артур оказался добродушным толстяком с круглым лицом и детскими ямочками на щеках. От него пахло красками, хоть он и облачился в парадный костюм и белоснежную сорочку. В его мастерской пылал камин размером с доменную печь. На полках по стенкам стояли старинные кубки, подсвечники и прочий антиквариат.

— Я не считаю себя профессионалом, — сказал Артур, показывая мне свои работы. — Дело в том, что я живу на проценты с капитала, который оставил мне дедушка. Благодаря ему я могу посвятить себя живописи и даже выставляться. Быть может, в будущем мои картины оценят по достоинству. Но я совсем не тщеславен, поверьте мне.

— Кто это? — спросила я, указывая на темный портрет в углу. Изображенный на нем мужчина мне кого-то напоминал.

— Это… Так, незавершенка. Этюд портрета моего друга. — Артур набросил на картину белую тряпку. — Очень неудачно получилось. Никак не соберусь с силами его дописать.

— Это Говард Лэнгсли?

— Боже упаси. — Артур поморщился. — Я бы никогда не стал писать портрет гея.

— Разве Говард гей?

— Разумеется. Из этого никто не делает секрета. Он даже состоит членом клуба геев в Уэстпорте. Что, у вас в России нет геев?

— Есть, конечно. Но Говард… Впрочем, это не мое дело.

— Почему же? А я обожаю посплетничать. Похоже, вы не догадались и о том, что ваша подруга Кэролайн влюблена в Говарда, как говорится, с пеленок.

— Но ведь вы сами сказали, что он гей. Разве Кэролайн не знает об этом?

— Знает. — Артур усмехнулся. — Кэролайн не интересует секс как таковой. Ясно? Более того, она боится физического проявления любви.

— Откуда вам это известно?

— Я хороший психолог. А вы не смогли бы полюбить гея?

Я неопределенно пожала плечами, и Артур продолжил:

— А вот на этом портрете изображена наша знаменитая певица Маргарет О’Нейл. Она позировала мне в течение трех дней и осталась довольна портретом. Маргарет приходится мне двоюродной…

Я сняла тряпку и внимательно всмотрелась в черты изображенного на портрете юноши, которого приняла за Говарда. Нет, разумеется, это был не он.

— Ланселот Лэнгсли. Конечно же, это он, — пробормотала я. — Ведь он был вашим другом.

— Вы абсолютно правы. Это Ланс. Наверное, вам уже успели рассказать историю его трагической гибели и ее причины? Так вот: не верьте ни единому слову этой официальной версии.

— То есть?

Я с изумлением смотрела на Артура.

— Ланс был ревностным католиком. Такие люди не способны наложить на себя руки.

— Вы хотите сказать, что Ланселот Лэнгсли жив?

— Ни Боже мой. Его убили. У меня нет доказательств, но я знаю это точно.

— Кто?

Артур подвел меня к низкой кушетке возле камина и протянул большой тяжелый кубок.

— Пейте. Это яблочный сидр. Собственного изготовления. Весомая прибавка к банковским процентам. Краски и холст сейчас дорого стоят.

Я закосела почти сразу. Но кайф был очень приятным. К тому же он помог мне преодолеть барьер врожденной робости.

— Так кто же все-таки убил Ланселота Лэнгсли? Или вы решили разыграть меня?

— Его родная сестра.

Я расхохоталась.

— Я так и знал, что вы не поверите. Она ужасно ревновала его к Говарду.

— Но ведь Ланс, кажется, не был голубым. В противном случае вы бы не стали писать его портрет.

— Не был, но мог им стать. Говард всегда добивается того, чего хочет.

— И все равно не верю. Каро — кроткая душа. К тому же она безвольный человек.

— Такие и становятся убийцами.

— Вы говорили об этом кому-то еще?

— Нет. Мне самому это пришло в голову совсем недавно. Если быть точным, вчера. Когда я увидел, как вы с Кэролайн прогуливаетесь возле моря.

— Думаете, она могла сбросить меня на камни?

— Возможно. По крайней мере у нее было очень странное выражение лица.

— Откуда вы знаете? Вас с нами не было.

— Я следил за вами в бинокль. Кэролайн могла увидеть в вас соперницу.

— Ничего не понимаю. Ведь вы же сами сказали, что он…

— Говард сосредоточил на вас внимание. А Кэролайн привыкла быть центром его внимания. Она приучила себя не ревновать его к мужчинам. Но вот что касается женщин… Поверьте мне, Кэролайн не из тех, кто потерпит присутствие соперницы.

— В таком случае зачем она позвала меня в гости?

— Этого я не знаю. — Артур загадочно ухмыльнулся. — Человеческая душа — сплошной лабиринт. Тем более, женская душа.


— Если хотите, можете переселиться в свою прежнюю комнату, — сказала Бренда, наливая мне утренний кофе. — Кран починили. Правда, там слегка дымит камин.

— Пожалуй, я останусь здесь. — Я протянула ноги к огню и сделала большой глоток. — Сегодня ужасная погода. Интересно, это надолго?

— Кто знает. — Бренда присела на стул возле двери, обрадованная возможностью поболтать. — Я не слышала прогноза. Да я и не верю метеорологам. В прошлом году в это время лило не переставая целую неделю, а они каждый день обещали солнце. Может, вам принести к кофе рому? В такую погоду это помогает.

— Спасибо, Бренда, не надо. А кто жил в этой комнате раньше? — От нечего делать спросила я.

— Мистер Лэнгсли, мэм.

— Ланселот Лэнгсли? — удивилась я.

— Да, мэм. Если вы обратили внимание, справа в коридоре есть дверь. Там лестница на черный ход. Сейчас им не пользуются. Мистер Ланс любил ночные прогулки. Но вы не бойтесь — эта дверь всегда заперта. Миссис Лэнгсли распорядилась замкнуть ее после того, как исчез мистер Ланс. В ту ночь тоже лило как из ведра.

— Вы хотели сказать, в ту ночь, когда он утонул?

Бренда встала и подошла к моему креслу. По ее глазам я видела, что ей очень хочется что-то сообщить мне.

— Да, когда мистер Ланс утонул. Если только он утонул. Дело в том, что тело так и не обнаружили, хоть полицейские шныряли тут целый месяц. Один даже жил у нас в замке. Эта девушка, с которой мистер Ланс крутил любовь, тоже куда-то исчезла. Правда, потом она вернулась. Через два месяца. Ее ребенку уже почти семь лет, а мужа все так и нету. Я мистера Ланса знаю с тех пор, как он только говорить начал. Я тогда уже поняла: красивый из него получится парень. Девушки по нему сохнуть будут. А вышло так, что он весь высох из-за этой… как ее… ну да, Люси Динаван. А в ней, мэм, поверьте мне, ничего красивого нету. Вот как оно бывает на этом свете, мэм.

— А мистер Лэнгсли, Говард Лэнгсли, часто у вас гостит? — поинтересовалась я.

— Не очень. У него много дел в Дублине. Да и с миссис Лэнгсли у них странные отношения. Иной раз они как сцепятся между собой из-за какого-нибудь пустяка… Мисс Кэролайн потом их мирит. — Бренда подошла еще ближе и сказала громким шепотом: — Миссис Лэнгсли не любит друзей Говарда. А он часто привозит сюда кого-нибудь из своих друзей. Вот и позавчера ночью привез этого актера из Уэстпорта. Всю ночь шумели. Вам не слышно было? Правда, в этой комнате глухо, как в склепе. Потому мисс Кэролайн и велела перенести ваши вещи сюда.

— Значит, дело вовсе не в кране, Бренда?

Она пожала плечами и многозначительно усмехнулась.

— Мисс Лора, я сама считаю большим грехом, когда мужчина спит с мужчиной. И я вовсе не оправдываю мистера Говарда. Но стоит вспомнить, как ведут себя нынешние женщины, язык не поворачивается осуждать этих бедных геев. Мистер Говард, когда в театре играл, тоже чуть было не наложил на себя руки из-за одной актрисули. Потом почти целый год в больнице провел — депрессия у него была. Женщины в последнее время очень избаловались и ждут от мужчин одних удовольствий. Вы замужем, мисс Лора?

— Нет. Но это вовсе не потому, что я мужененавистница. Наверное, даже наоборот.

— Я вас как никто понимаю — любовь вспыхнула и погасла, а возле потухшего камина очень неуютно сидеть, верно? Вот мы и тянемся снова к огоньку. Как вы думаете, мисс Лора, а бывает на свете такая любовь, про которую снимают телесериалы?

— Я их не смотрю, Бренда. Если честно, то в последнее время я тоже перестала верить в любовь.

— Я принесу рому, мисс Лора. Видите, что за окном творится? Настоящее светопреставление. Выпьем с вами по малюсенькой рюмочке, и на душе теплей станет.

Она вернулась минут через пять с бутылкой рома и вазой фруктов. Я сделала небольшой глоток, потом другой… Я смотрела на огонь и слушала вполуха болтовню Бренды, которая сообщила мне уйму местных сплетен. Одна из них показалась мне забавной.

— Покойный мистер Лэнгсли ревновал жену к своему младшему брату, — сообщила Бренда, почему-то понизив голос до шепота и озираясь по сторонам. — Мистер Говард очень красивый мужчина, ну а тогда он был еще совсем молодой. Джек Лэнсберри, который возит на своем катере туристов, говорил, что будто бы видел, как они обнимались в гроте. Ну а эта сорока Флоренс и вовсе утверждает, что видела, как они в машине чем-то там занимались. Мистер Лэнгсли тогда был в Дублине. А потом он вдруг взял и умер. С чего бы это, интересно? Всегда был такой здоровый, цветущий мужчина. Простите, мисс Лора, я вас совсем заговорила. — Бренда встала, поправила волосы и сладко зевнула. — Сейчас бы прилечь на часик-другой. Вам ничего не нужно, мэм?

— Нет, Бренда, спасибо. Я, наверное, пойду пройдусь.

— В такое-то ненастье?

— Я люблю гулять под дождем.

— Мистер Ланс тоже любил гулять под дождем. Ну а в туман его и вовсе было домой не загнать. Помню, говорил: когда туман на дворе, так и кажется, что-то необычное может случиться. Мистер Ланс с детства был большим чудаком…

Радуга появилась внезапно. Она словно вынырнула из моря и образовала высокую арку над бухтой. Вода в море голубела прямо у меня на глазах. Синие тучи над линией горизонта казались театральной декорацией.

Я спустилась к морю и оказалась на большой площадке, окруженной с трех сторон валунами. Я смотрела в морскую даль. В голове проносились обрывки каких-то мелодий, стихов, которые я знала и любила с детства. Это было что-то вроде экспресс-путешествия по любимым местам памяти. Не знаю, сколько я так простояла. Небо снова заволокли тучи, стал накрапывать мелкий дождик. Вдруг я услышала шорох сзади — словно сверху, с тропинки, свалился камешек. Я резко повернула голову.

Наверху, метрах в двадцати от меня, стоял высокий мужчина в черном плаще и тоже смотрел в морскую даль. На какое-то мгновение наши взгляды встретились. Я скорее почувствовала это, чем увидела — у меня довольно большая близорукость. Внезапно мужчина резко повернулся на каблуках и зашагал в сторону пустоши. Полы его плаща развевались на ходу, как крылья большой птицы.

Я вспомнила про эту встречу вечером.

Бренда принесла обед ко мне в комнату и присела на стул возле двери. За окном опять бушевала непогода.

— Кто бы это мог быть, Бренда? — поинтересовалась я, описав незнакомца.

— Понятия не имею. Поблизости нет ни одного паба или ресторана, так что туристам здесь нечего делать. Может, то был наш священник? Но он совсем старый, и у него сутулая спина. Да и вряд ли он станет гулять у моря по дождю. Мисс Лора, я не советую вам уходить далеко от дома.

— Ерунда. Собственно говоря, я и не уходила далеко. Тем более кругом такая грязь.

— Выходит, этот тип болтается где-то поблизости? — Лицо Бренды выражало явное удивление. — Говорите, пошел в сторону пустоши? Но ведь это частное владение. Он не имеет права ходить туда. Я сейчас позвоню в полицию.

— Не надо, Бренда, прошу вас. Вероятно, он просто заблудился. Он совсем не похож на преступника.

— Я включу сигнализацию, — Бренда встала и шагнула к двери. — Надеюсь, вы, мэм, больше не пойдете гулять?

— Нет. Спасибо за вкусный обед. Да, включите, пожалуйста, свет в галерее — я не знаю, где выключатель. Хочу получше разглядеть картины.

— Хорошо, мэм.

Это были поясные портреты мужчин и женщин в пышных старомодных одеяниях. Приглядевшись внимательней, я поняла, что все без исключения женщины были похожи друг на друга как две капли воды — печальные, задумчивые глаза, изумленный разлет бровей. Это была какая-то странная смесь Гейнсборо с Ильей Глазуновым. Одно было несомненно: писавший их человек обладал незаурядным талантом.

— Он срисовал их всех с этой Люси, — услышала я голос Бренды и обернулась. Она стояла на балкончике, соединявшем верхний коридор. — А мужчины похожи на него. Так говорит мисс Кэролайн. А мне кажется, они больше смахивают на мистера Говарда. Миссис Лэнгсли тоже так считает. Мисс Кэролайн очень сердится, когда она так говорит. Вам нравится, мисс Лора?

— Да.

— Мне тоже. А мисс Кэролайн все настаивает, чтобы картины отнесли на чердак. Но они пропадут там. Там такая сырость и паутина. Ну, я пошла смотреть телевизор. Если что потребуется, звоните в звонок, он над вашей кроватью. Спокойной ночи, мэм. Да, не забудьте, пожалуйста, погасить свет. Рубильник справа от двери в столовую.

Я лежала, слушая тихое потрескивание огня в камине и шелест дождя за окном. Я испытывала удивительное состояние — мне было покойно, как никогда, и я этим покоем дорожила, потому что предчувствовала — скоро, очень скоро я лишусь его. Я сознавала это каким-то десятым либо двадцатым чутьем, вдруг пробудившимся во мне после очень долгой спячки.

Но кто или что могло лишить меня покоя в этих краях?

Вдруг я вспомнила незнакомца в черном плаще, который так жадно всматривался в морскую даль. В его облике было что-то театральное. Или скорее книжное. Словно он сошел с литографии брокгаузовского трехтомника Байрона, который я так любила листать в детстве. В последнее время я испытывала острую ностальгию по детству.

…Я слышала сквозь сон шаги. Или же это потрескивает в камине древесный уголь? Внезапно громко заржала лошадь.

Я подняла голову от подушки и прислушалась.

На самом деле кто-то шел по коридору. Звуки были вполне материальны и не вызвали никакого мистического ужаса. Привидения, с ходу сообразила я, так не ходят.

Возможно, это Бренда либо Борс, который ухаживает за лошадьми и одновременно сторожит дом. Но его комната в противоположном конце коридора, как и комната Бренды. Между тем шаги приближались. Мне показалось, они были уже возле моей двери.

— Кто это? — громко окликнула я и инстинктивно съежилась под одеялом.

Кажется, я спросила по-русски — не помню точно.

Стало тихо. Потом я услышала глубокий вздох.

— Кто? Немедленно отвечайте!!!

Этот вопрос, точно помню, уже был задан по-английски.

Я снова услышала шаги. Они были очень торопливыми. Хлопнула дверь.

Тут я вспомнила про звонок у себя над головой и несколько раз дернула шнурок, потом включила свет на тумбочке. Бренда появилась минут через пять, которые показались мне бесконечностью.

— По коридору кто-то ходил, Бренда! — выпалила я.

— Не может быть, мисс Лора. Фрам очень чуткий пес. Может, это привидение?

Она смотрела на меня насмешливыми и отнюдь не заспанными глазами.

— Я не верю в эту чушь. Мне кажется, хлопнула дверь на черный ход.

— Она забита, мисс Лора. Если хотите, можем проверить.

Дверь на самом деле словно была частью глухой стены. И она выглядела так, словно о ней давным-давно забыли.

— А вон та куда ведет? — спросила я, указывая на низенькую дверцу в конце коридора.

— Это чулан. Там пылесос, гладильная машина. Если хотите, можем заглянуть туда, мэм.

— Пожалуй, Бренда.

Она позвала Фрама и только потом приоткрыла дверь.

— Никого, — сообщила она и, как мне показалось, насмешливо скривила губы. — Я могу перенести вашу постель в комнату мисс Кэролайн. Она рядом с моей. Так что я услышу, если что.

— Не надо. Наверное, мне на самом деле почудилось. Извините, Бренда.

— Все в порядке, мисс Лора. Я еще не спала. Только пять минут как выключила телевизор. Еще даже «Отче наш» не успела прочитать. Заприте свою дверь на ключ, мэм.

Я последовала совету Бренды. Прежде, чем лечь, подошла к окну, выходящему на пустошь, — я забыла с вечера задернуть штору. Дождь перестал. Порыв ветра внезапно разорвал тучи, и ко мне в комнату заглянула полная луна. Я невольно залюбовалась ею — луна с детства притягивает меня, в какой-то степени гипнотизирует, расслабляет мускулы, наполняет душу томлением и сладкой печалью… Как вдруг я опустила глаза и увидела человека в темном одеянии. Он стоял и смотрел на мое окно.

Я вскрикнула и бросилась к двери. Бренда с трудом растолкала Борса — судя по всему, он хлебнул с вечера чего-то крепкого.

— Ну и пускай себе ходит. В дом все равно не войдет, — ворчал Борс, громко шлепая по коридору босыми ногами.

— А конюшня? Она запирается на ночь? — поинтересовалась я.

— Туда тоже проведена сигнализация, — сказала Бренда.

Потом они с Борсом обменялись несколькими репликами на местном диалекте, для меня абсолютно незнакомом. Бренда приглушенно хихикнула. Я догадалась, это на мой счет.

Остаток ночи я провела в кресле возле камина, куда то и дело подкладывала брикеты, хотя в комнате была настоящая жарища. Я заснула, когда начало светать.

Меня разбудила Бренда.

— Мисс Лора! Пропала Астрата! — заявила она, вломившись ко мне без стука. Как выяснилось, у нее был ключ от моей комнаты. — Ах ты Господи, ну что же нам теперь делать?..

— Но вы же сказали, что в конюшню проведена сигнализация. Что, она не сработала?

— Кто-то набрал код. Мисс Лора, вы были правы — во дворе кто-то был. А я, старая дура, вам не поверила.

— Нужно позвонить в полицию.

— Нет, мэм. Борс боится огласки. Он говорит, что сам отыщет Астрату. Снарядит своих братьев и кузенов, и они найдут ее. Если мистер Лэнгсли узнает, что пропала Астрата, он выгонит Борса с работы.

— Он так или иначе об этом узнает.

— Если лошадь найдется, мы ему не скажем. Вы ведь тоже будете молчать, правда, мисс Лора?

Я пожала плечами.

После завтрака я решила прогуляться. Ярко светило солнце, и столбик термометра показывал двадцать пять в тени. Я надела сарафан и шляпу и вышла в сад, намереваясь оттуда пройти в березовую рощу. По пути я то и дело срывала цветы, и скоро у меня в руках оказался благоухающий медом и свежестью букет, вокруг которого вился шмель. Здешние цветы, выросшие вблизи моря, пахли как-то по-особому пронзительно.

Вдруг я подняла голову и вздрогнула. Со стороны рощи мне навстречу шел мужчина. Я остановилась, почувствовав, как бешено забилось в груди сердце.

Он шел прямо на меня. Его длинные, почти до плеч, светло-русые волосы блестели на солнце. Я вскрикнула, когда он подошел поближе.

— Я не разбойник. — Он смотрел на меня серьезными густо-синими глазами. — Вы чем-то удивлены?

— Вы… Простите, я поначалу приняла вас за другого, — пробормотала я.

— За Говарда Лэнгсли, не так ли?

— Да. А кто вы на самом деле?

— Дейв Кроули. Кинорежиссер. Приехал выбирать натуру для будущего фильма. — Он взял меня за руку, потом медленно поднес ее к губам. — Это вас я видел вчера на берегу?

— Меня.

— Приношу извинения, что вел себя как последний невежа, но дело в том, что мне нужно было побыть одному и кое-что обдумать. Сегодня меня наоборот тянет к общению с людьми. В особенности с красивыми женщинами. Вы не будете возражать против моего общества?

Он властно взял меня под руку еще до того, как я успела что-либо сказать.

— Откуда вы знаете Говарда Лэнгсли? — спросила я, разглядывая моего спутника в профиль.

— Когда вышел фильм с его участием, меня замучили его поклонницы. Хоть я и не так сильно похож на него, как может показаться с первого взгляда.

— У вас совершенно другой облик. Но глазами вы похожи.

— Вы имеете в виду цвет? — он рассмеялся. — На самом деле они у меня светло-карие. Это всего лишь контактные линзы. Разве у Говарда Лэнгсли синие глаза?

— Честно говоря, я не помню.

Он рассмеялся и на мгновение сжал мой локоть.

— А вы говорите с акцентом. Постойте, я сейчас угадаю, кто вы. Американка? Нет, француженка. Или северная итальянка. Как вас зовут?

— Лариса. По-вашему Лора или Лара. Как захотите.

— Так вы немка? Вот уж не подумал бы.

— Я из России. Слыхали про такую страну?

Дейв улыбнулся.

— Очень поверхностно. Меня не интересует политика. Что, русские женщины все такие доверчивые?

— Понятия не имею. А в чем дело?

— Взгляните вокруг. — Он остановился и повернул голову налево, потом направо. — Ни души, если не считать птиц. Согласно статистике в мире каждую минуту совершается три преднамеренных убийства, столько же изнасилований и восемь грабежей с нанесением тяжких телесных повреждений. А вы как ни в чем не бывало улыбаетесь и слушаете мои байки. — Он положил руки мне на плечи и довольно сильно сжал их. — Можно я вас поцелую? — вдруг спросил он.

Я отдалась ему в поцелуе вся без остатка. Красота лишает меня рассудка, а уж тем более здравого смысла. А Дейв был на редкость красив.

— Спасибо. — Он взял мое лицо в обе руки и потерся кончиком носа о мой нос. — Я мечтал давно о таком чистом поцелуе. Ты словно открыла мне душу. Это так и есть, правда?

— Наверное. Мне самой это странно. Обычно я боюсь открывать душу.

— Я тоже.

На его лице трепетал каждый мускул. От этого оно стало еще прекрасней. Люблю лица, на которых отражаются душевные порывы. Увы, в основном приходится иметь дело с застывшими масками.

Мы целовались еще много раз. Впервые в жизни я встретила мужчину, которому, как мне казалось, было вполне достаточно одних поцелуев. Хотя в нем чувствовалась страсть — особая целомудренная страсть, о которой в этом мире мы уже почти забыли.

— Ты придешь сюда завтра? — спросил Дейв и посмотрел на свои часы. — Увы, но мне давно пора в Уэстпорт.

— Да, — выдохнула я, разочарованная перспективой одинокого длинного вечера.

— Тогда до завтра.

— Я провожу тебя.

— Не надо. Я оставил машину на шоссе. Это далеко. Завтра я приплыву сюда на яхте.

— Так, значит, это твою яхту я видела в Уэстпорте?

— Возможно. Я построил ее по собственным чертежам.

Я наклонилась и поцеловала его большие красивые руки. Мои глаза застлали слезы сентиментального счастья.


— Мисс Лора, ну где вы так долго пропадали? Я уже стала беспокоиться. Звонила мисс Кэролайн. И мистер Говард из Нью-Йорка. Он так хотел с вами поговорить. — Бренда разглядывала меня с любопытством. — У вас такой… странный вид, мисс Лора.

Я глянула на себя в зеркало на стене. У меня пунцово пылали щеки.

— Там очень жарко. Я много прошла пешком.

— Вы гуляли в роще, мэм?

Она была слишком любопытна, эта Бренда. У меня создалось впечатление, что она за мной следит.

Я прошла к себе и встала под душ. Мое тело ненасытно впитывало влагу. Мне казалось, внутри меня полыхает костер, и вода, соприкасаясь с кожей, мгновенно превращается в пар.

Потом, чтоб не возбуждать подозрений Бренды, я постаралась сосредоточиться на обеде, который она подала на террасу. Честно говоря, это оказалось довольно сложным делом.

— Привет, лесная дева. Я слышал, у вас замечательная погода. — У Говарда был игривый тон. — Как провела день?

— Нормально. — Я сделала безуспешную попытку заставить свой голос звучать равнодушно.

— То есть замечательно. Угадал? А в этом чертовом мегаполисе такая духотища и скукотища. Что скажете об Артуре? Неужели это из-за него в вашем голосе появились богатые бархатистые обертоны?

— Вероятно. Я, как он, обожаю сплетничать. А что еще остается делать в этой глуши?

— Приезжайте ко мне в Нью-Йорк. За новыми сплетнями.

— Спасибо. А вы не боитесь, что я могу воспользоваться вашим великодушным приглашением?

— Нисколько. — Он рассмеялся своим обычным театральным смехом. — На какое число заказать билет?

— Скажу в следующий раз. У Артура еще не истощился запас местных баек.

— Вы встречаетесь с ним сегодня?

— Да. А что?

— А то, что я вас ревную. Ясно?

— Не совсем. Мы с вами, если не изменяет память, еще не объяснились.

— Я вас люблю, Эл. Что вы ответите мне на это?

— Обещаю разобраться в своих чувствах. Я уже не в том возрасте, когда принимают скоропалительные решения.

— Вы — юная и прекрасная богиня.

— Я не знала, что вы пьете с утра шампанское.

— Приезжайте ко мне, прошу вас.

В трубке громко щелкнуло, и связь прервалась.

Я услыхала шум и выглянула на террасу. На лужайке перед домом стояли Бренда и Борс. Оба размахивали руками и громко разговаривали на непонятном мне диалекте. По виду Борса я поняла, что он здорово навеселе.

— Лора, — услышала я в трубке взволнованный голос Кэролайн. — Маму прооперировали. Будем надеяться, что удачно. Тебе не звонил Говард?

— Пять минут назад.

— А я никак не могу ему дозвониться. Наверное, у его личного телефона сели батарейки. Если он позвонит еще, передай, пожалуйста, чтобы обязательно связался со мной. Это очень срочно.

— Хорошо.

— Мама считает, что ты должна приехать в Дублин. Я тоже так думаю.

— Спасибо, Каро, но мне здесь хорошо. Кажется, я начинаю втягиваться в работу.

— Кстати, я хотела предупредить тебя, чтобы ты ни в коем случае не принимала всерьез мистера Мордреда. Он… словом, он употребляет наркотики.

— Бог с ним, Каро.

— У вас там все в порядке?

— Конечно.

Наверное, у меня был не слишком уверенный голос. Дело в том, что я вспомнила вдруг пропажу Астраты. Похоже, Кэролайн ничего не заметила.

Я положила трубку и увидела Артура Мордреда. В одной руке он держал большой букет свежих роз, в другой шампанское.

— Извините, что без приглашения. Если позволите, я присяду к столу. — У Артура странно бегали глазки. — Я был Уэстпорте и решил заехать к вам по пути. Узнать, как у вас дела.

— Какие у меня могут быть дела, мистер Мордред? Спала, ела, гуляла…

— Завтра я снова собираюсь в Уэстпорт. Может, хотите составить мне компанию? Там есть замечательный антикварный магазин, в котором висит несколько этюдов Сислея.

— Спасибо. Я уже была в Уэстпорте. К тому же я не люблю Сислея.

— Тогда можем прокатиться на озеро Лох-Дерг. Там удивительные места. Завтра тоже обещают хорошую погоду.

— Нет, нет, я никуда не поеду. — Это прозвучало слишком категорично, и я поспешила исправить положение. — Меня укачивает в машине.

— Очень жаль. В таком случае я тоже никуда не поеду. Если не возражаете, буду сопровождать вас на пешей прогулке. Нести вашу сумку, шляпу, шлейф и все остальное. Как верный паж.

— Мистер Мордред, я вам очень благодарна, но предпочитаю гулять в одиночестве.

Он пристально глянул на меня и тут же отвел глаза.

— Что ж, тогда давайте выпьем за ваше здоровье. Надеюсь, это вы позволите мне сделать?

— Конечно. Я очень тронута, мистер Мордред.

Я взяла бокал с шампанским и сделала глоток.

«Черт бы тебя побрал, — пронеслось в голове. — Мне просто необходимо побыть сейчас одной…»

— Вам, очевидно, уже донесли, что за мной водятся, скажем так, странности.

— Мне нет дела до них.

— Соседи уверены, будто я употребляю наркотики. До сих пор мне было наплевать на то, что обо мне болтают.

— До каких пор, мистер Мордред? — ехидно поинтересовалась я. Толстяк действовал мне на нервы.

— До вчерашнего дня. Вернее, вечера. Догадываетесь, что, вернее, кто, послужил тому причиной?

Я пожала плечами и усмехнулась.

— Вы, Лора. И мне бы очень не хотелось, чтобы вы думали обо мне плохо.

«Я никак не думаю о тебе, толстый зануда, — подумала я. — Только бы ты поскорей убрался ко всем чертям».

Вслух я сказала:

— У каждого свои причуды, мистер Мордред. Мы не вправе друг друга осуждать.

— Но я не употребляю наркотики уже почти три года. — Толстяк возбужденно хлопнул ладонью по столу. — Да, когда-то я нюхал кокаин — мне казалось, он расширяет границы моего восприятия мира. Я на самом деле видел все в ослепительно ярком сиянии и краски были густыми, насыщенными и какими-то неземными. Потом я почувствовал, что скатываюсь в глубокую темную яму, откуда уже не смогу выбраться. И тогда я завязал с этим делом. Сразу и бесповоротно. Лора, дорогая, верьте мне.

— Я вам верю, мистер Мордред.

— Почему вы не называете меня Артуром? Мне показалось, вчера вы держались со мной более непринужденно. Что произошло со вчерашнего вечера? Вам про меня насплетничали? Кто?

— Я не общалась ни с кем, кроме Бренды.

— У этой женщины злой язык. Меня очень ранит ваша отчужденность, Лора.

Мне показалось, будто в глазах толстяка блеснули слезы.

Внезапно он вскочил со стула, опустился передо мной на правое колено и стал декламировать Байрона. Эти дивные стихи, где любовь к женщине сливается в одно целое с любовью к природе и мирозданию. Я закрыла глаза, чтобы не видеть лица Артура. Мне с трудом удавалось подавить в себе желание его оттолкнуть.

— Я хотел бы целовать ваши волосы, руки, ноги, глаза, складки вашего платья, — бормотал толстяк. — Вы пробудили во мне столько нежности. Я… я, кажется, влюбился в вас, Лора.

Это было слишком. Я резко встала.

— Вы обиделись? Вы такая чистая, такая… неземная.

— Я хочу спать, мистер Мордред. Извините меня.

— А что буду делать я? Как мне прожить эту долгую ночь без вас? Побудьте со мной хотя бы еще пять минут…

Когда я наконец поднялась к себе и выключила свет, мне бросился в глаза белый прямоугольник бумаги на туалетном столике возле кровати. Я схватила его и быстро развернула. Буквы прыгали и кружились перед моими глазами.

«Не могу без тебя. Ждал долго и безнадежно… Если бы не дела, мог бы прождать всю ночь. От твоей подушки пахнет тобой и ранней весной. Это ведь одно и то же, правда? Скорей бы наступило завтра…»

Я готова была биться об стенку головой. Из-за этого толстяка я прозевала Дейва. Интересно, а как он смог проникнуть ко мне в комнату? Окно закрыто и даже заперто, я все время была на террасе, через которую только и можно попасть в дом. Если, конечно, не считать черного хода. Но ведь он, как я сама убедилась, наглухо замурован. Но какая мне разница, как попал сюда Дейв? Главное, он попал. Господи, но я ведь не переживу эту ночь.

Я распахнула окно, встала перед ним на колени, положила подбородок на подоконник. Соловьи пели так, словно задались целью свести меня с ума. И розы под окном благоухали тягуче и волшебно. Вдали загудел пароход. Я закрыла глаза. Меня качало и швыряло из стороны в сторону. Шампанское здесь было ни при чем.

Потом я услыхала голос. Высокий, ломкий, почти срывающийся. И тем не менее по-настоящему мужественный. Это была народная ирландская песня. Естественно, я не разбирала слов, но мелодия страстно взывала к моей и без того растревоженной душе. Пели очень чисто и вполне профессионально. Я выглянула и прислушалась. Песня доносилась со стороны моря. Я вскочила и устремилась к двери.

— Наденьте что-нибудь теплое, мисс Лора. — Бренда оказалась тут как тут. — Сейчас принесу шаль.

— Не надо. — Бренда стояла на дороге, и мне пришлось прижаться к стене и обойти ее. — Я скоро вернусь.

— Я оставлю на террасе свет. Чтоб вы не заблудились.

— Я прекрасно ориентируюсь в темноте.

— Возьмите с собой Фрама, — кричала она мне вслед. — Ночью тут всякая шваль болтается…

Я мчалась стремглав по тропинке к морю. Луна еще не взошла. Ночь казалась мне ненастоящей — жемчужно-прозрачной, трепещущей бледным сиянием звезд. Я увидела силуэт всадника на лошади. Каким-то чутьем я определила, что это Дейв и что он приехал за мной. О, сумасбродное женское сердце, жаждущее любви!!!

Он подхватил меня и усадил впереди себя. Я положила голову ему на плечо и растворилась в блаженстве. Его руки ласкали мои плечи, шею, живот. Это были очень целомудренные ласки.

— Я бросил все на своего помощника. Я скучал по тебе, — шептал он мне в самое ухо.

— Я тоже. Как хорошо, что ты со мной.

— Куда? — спросил он, прижимаясь своей прохладной щекой к моей, горячо пылающей.

— Куда угодно. Лишь бы с тобой.

Он пустил лошадь галопом. Мы ехали в противоположную от Уэстпорта сторону. Внизу мягко плескалось море.

— У лошадей великолепная память, — вдруг сказал Дейв. — Астрата узнала меня в первую секунду.

— Откуда она тебя знает? Значит, ты… Ланселот Лэнгсли? — внезапно осенило меня.

— Тише. Об этом никто не должен знать. Для всех, кроме тебя, я Дейв Кроули.

Он взял мою руку и поднес к своим губам.

— Боже мой, но ведь я должна была догадаться об этом сразу. Ты так похож на Говарда.

— Не говори мне об этом… негодяе. Из-за него мне пришлось инсценировать самоубийство.

— Твоя мать сейчас в больнице. Она так и не смирилась с твоей смертью.

— Они все плясали под дудку Говарда. Моя сестричка тоже.

— Они часто вспоминают о тебе.

— Пока жив этот негодяй, я останусь Дейвом Кроули. У меня нет другого выхода, коль у моей матери и сестры такие глупые доверчивые сердца.

— Это ты ходил прошлой ночью по дому? — догадалась я.

— Мне хотелось взглянуть на свою комнату. С ней у меня связано столько воспоминаний — прекрасных, дурных, печальных. — Он вздохнул. — Я побывал там сегодня, но твой запах перебил все остальные. Я даже представить себе не мог, что со мной может произойти подобное.

— Как ты попал в дом?

Он тихо рассмеялся и поцеловал меня в макушку.

— Десять лет назад я забрал с собой ключ от черного хода. Я опасался, что Говард распорядится поменять замки, но ему, очевидно, не до того было. Я слышал, он здорово разбогател за эти годы. Когда-то он был полным профаном в бизнесе. Такое ощущение, будто мой дядя Говард продал душу дьяволу в обмен на презренный металл.

— Тебя могут узнать.

— Исключено. Я избегаю людных мест.

— У Артура Мордреда есть бинокль. Он, между прочим, следит за каждым моим шагом.

— Черт с ним. Когда-то мы вместе баловались кокаином, а потом ночи напролет говорили о живописи, литературе, слушали Малера. Мир казался мне удивительно прекрасным и чистым, пока в нем не поселился дядя Говард. — Ланс горестно вздохнул. — Мне всегда казалось, что этот человек получает ни с чем не сравнимое наслаждение, развенчивая идеалы. Ты не замерзла, любовь моя?

Я запрокинула голову и увидела его большие, возбужденно блестевшие глаза. Я вздрогнула, пронзенная невероятным ощущением красоты. Я была ее частицей.

— Ты… удивительная. В тебе совсем нет похоти. Женщины, которых я знаю, омерзительно похотливы. Увы, в наше время любовь превратилась в удовлетворение скотских потребностей. И в этом во многом виноваты мы, киношники. Мы первые отождествили секс с любовью и наоборот. Обратной дороги я не вижу.

— Ты совершенно прав. Меня тошнит, когда я вижу на экране так называемых влюбленных, которые в одно мгновение превращаются в самца и самку периода случки.

— Как хорошо, что ты это понимаешь. Вот почему твои поцелуи так чисты и целомудренны.

— Но я вовсе не монашка.

— Ты — стопроцентная женщина.

Он с ходу спрыгнул на землю и протянул мне обе руки.

— Иди сюда. Мы будем смотреть, как появляется луна. Здесь это зрелище похоже на языческий ритуал. Помню, я часто уходил ночами к морю полюбоваться восходом луны. Я всегда делал это один. Мне не хотелось делить красоту с кем бы то ни было, а тем более с женщиной. И это не потому, что я отношусь к ним презрительно. Наоборот — женщины всегда возбуждали меня, и это заглушало все остальные чувства. Ты их не заглушаешь, а наоборот, усиливаешь ощущение прекрасного.

Он бросил на камень плащ. Мы сидели, обнявшись и прижавшись друг к другу щеками. Наши легкие дышали одним воздухом. Для меня это оказалось еще слаще поцелуя.

— Я сам пишу сценарий моего будущего фильма. Теперь я знаю точно: он будет о любви. Такой, какой я почувствовал ее благодаря тебе. Я уже слышу вопли прессы, которая вцепится в меня за то, что я осмелился разрушить догмы их циничной веры. Эти людишки непоколебимо уверены в том, что все мы живем сугубо животными инстинктами. В меня полетят отравленные стрелы и комья грязи. Ты представить себе не можешь, как мерзок мир шоу-бизнеса. В особенности киномир. Мне казалось на первых порах, что я сойду с ума. Наверное, я сумел выжить только потому, что мечтал отомстить дяде Говарду — ведь он свихнулся прямо на съемочной площадке в расцвете славы и почти год проторчал в психиатрической клинике» — Внезапно Ланс вскочил и потянул меня за руку. — Пошли купаться. Смотри, какая дивная теплая ночь. Нет, раздевайся совсем. Женское тело прекрасно и загадочно в лунном свете. Ты что, стесняешься меня?

Это так и было. Я скинула остатки одежды и смущенно отвернулась. Он взял меня за плечо и заставил посмотреть ему в глаза.

— Мы с тобой как маленькие девочка и мальчик, верно? Я тоже испытываю смущение, но я хочу его перебороть. Ты прекрасна. Жажда обладать красотой заложена в нашем подсознании. Но разум должен повторять без устали: обладать значит потерять. Верно? Мне бы очень не хотелось потерять тебя, Лора.

Мы зашли в воду, держась за руки. Мы плыли навстречу луне. Мое тело совсем не ощущало холода — костер внутри разгорался все сильней. Мечта слилась с реальностью, и я потеряла ощущение времени, пространства и всего остального.


— Мисс Лора, я думала, вы заболели. — Бренда стояла возле моей кровати с подносом в руках. — Уже первый час, мисс Лора.

Она поставила поднос на тумбочку, налила из кофейника кофе и протянула мне чашку. Я села в кровати, облокотившись спиной о подушку, и только тогда сообразила, что на мне ничего нет.

— Ночью было так жарко, — пробормотала я, закрывая рукой грудь.

— Да, мисс Лора, мэм. — Мне показалось, будто Бренда подмигнула мне. — Вы открыли окно и напустили комаров. Здесь очень злые комары, мэм.

— Извините. — У меня закрывались глаза, но я сделала над собой усилие и отхлебнула добрый глоток ароматного кофе. — Я вчера поздно вернулась с прогулки.

— Вы вернулись сегодня на рассвете. Я легла спать в холле, потому что Борс напился в стельку, а я боялась, что кто-нибудь зайдет в дом — дверь-то запереть я не могла. Когда я посмотрела в последний раз на часы, было двадцать минут четвертого. Этот мистер Мордред, наверное, интересный молодой человек.

— Мордред?.. Ах да, мы с Артуром ездили в Уэстпорт, потом он возил меня по окрестностям.

— Небось показал вам развалины замка Сэра Галахада и пещеру Мерлина? Да, мисс Лора?

— Да.

— Не верьте ему, мэм. Я родилась в здешних краях и знаю все побережье от Балтимора до Карндона как свои пять пальцев. Я сроду не видела никаких развалин замка Сэра Галахада.

— Это… это довольно далеко от моря, Бренда. Там вокруг растут такие могучие деревья.

— Вам опять звонил мистер Лэнгсли. Два раза — вчера вечером и сегодня, полчаса тому назад. Он хочет сказать вам что-то важное. Мне кажется, он очень расстроился, что не застал вас вчера.

— Вы преувеличиваете, Бренда.

— Я сказала ему, что вы уехали кататься с мистером Мордредом, хоть я и не знала, куда вы на самом деле поехали. Но я подумала, что вы тут никого больше не знаете, кроме Артура Мордреда. Мисс Лора, мистер Лэнгсли ревнует вас к этому Артуру Мордреду.

— Глупости.

Я хмыкнула и подавилась кофе. Бренда терпеливо ждала, пока я прокашлялась.

— Может, мистер Говард и гей, но на вас он точно глаз положил. Поверьте мне на слово, мэм.

— Бренда, запомните: для голубых женщины то же самое, что для нас с вами статуя короля Георга или как там его, что на площади в Дублине. У нас в России существует удивительно точное выражение — до лампочки. Так вот, мы им до лампочки, как и они нам. С ними можно потрепаться на все темы, в шутку либо для отвода глаз приволокнуться. Даже поцеловать. Но все это, как на сцене, Бренда.

— Нет, мисс Лора. Я видела, как мистер Лэнгсли смотрит на вас. Он очень богатый человек, поверьте мне. Ну а у Артура Мордреда одни долги. Ему иногда отключают телефон за неуплату.

Мне стало очень весело, и я рассмеялась. Похоже, Бренда была преданной служанкой. Это меня забавляло. Вот только я никак не могла поверить в то, что Говард на самом деле проявляет интерес ко мне. Знала бы Бренда, с кем я провела минувшую ночь!

Внезапно ее лицо приняло таинственное выражение. Она зашептала, низко наклонившись ко мне:

— Борс нашел Астрату, представляете? Сегодня утром. Она была привязана к березе возле конюшни. Он глазам своим не поверил. Говорит, хорошо, что мы в полицию не заявили. Уж вы не выдавайте его хозяевам, ладно, мисс Лора? Хоть Борс и пьяница, а все же не пропащий человек. Кто же этот шутник, мисс Лора, хотела бы я знать?

Она смотрела на меня пристально, с особым значением.

— Но только не Артур Мордред. А больше я никого здесь не знаю.

— Что верно, то верно, мэм. Астрата с таким характером. Она не любит мужчин. С женщинами она обычно ласковая и послушная, а вот чужих мужчин к себе не подпускает. В прошлом году мистера Говарда чуть не сбросила. Она вообще недолюбливает его, хоть он и подлизывается к ней, как может. Вот мистера Ланселота Астрата любила больше всех. И немудрено — она совсем еще глупая и необъезженная была, когда он первый раз на нее сел.

Бренда вздохнула и, подхватив поднос, направилась к двери.

— Да, совсем забыла, — сказала она, оборачиваясь на пороге. — Вам звонил какой-то Дейв Кроули. Перед тем, как я к вам поднялась. Просил передать, что заедет за вами в два часа.

— Сюда? Не может быть! — вырвалось у меня прежде, чем я успела шевельнуть извилинами. — Бренда, вы наверняка что-то не так поняли.

— Ну нет, мисс Лора. Такого за мной не водится. Забыть могу, это верно, но никогда не перепутаю, поверьте мне. Голос у него очень приятный, у этого мистера Дейва Кроули. Ох, мисс Лора, нравитесь вы мужчинам. Даже очень.

Она потопталась какое-то время на пороге, очевидно, рассчитывая на то, что я расскажу ей, кто такой этот мистер Дейв Кроули. Наконец она ушла, нехотя прикрыв за собой дверь.

Я лихорадочно соображала. Что задумал Ланс? Ведь Бренда наверняка узнает его. Или он как раз этого и хочет?.. Но только вчера он сказал, что останется Дейвом Кроули до тех пор, пока жив Говард Лэнгсли. Что могло случиться за те несколько часов, что мы не виделись?


— Привет, моя принцесса. Как спалось сегодня? — Телефон позвонил, едва я спустилась в холл, намереваясь выйти к воротам, чтобы встретить Ланса. — В Нью-Йорке идет дождь. Я почистил свои растрепанные перышки и собираюсь выпорхнуть из гнездышка по своим скучным делам. А что будете делать вы?

— Пойду гулять. Кстати, Кэролайн просила, чтобы вы ей позвонили — она никак не может с вами связаться по вашему личному телефону.

— Я намеренно забыл его в Дублине. Ха-ха, имею же я право хотя бы иногда отдохнуть от своих славных родственничков?

Я увидела, как к воротам подъехала машина. Очевидно, это был Ланс.

— Я… я спешу, — пробормотала я, чувствуя, что задыхаюсь от нахлынувших чувств.

— Вас ждет этот бездельник Артур Мордред? О, моя принцесса, неужели вам интересно тратить время на этого шута? Я был уверен, что у вас тонкое чутье и потрясающий вкус.

— Он показывает мне окрестности. Артур знает много интересного.

— Например?

— Он… ждет меня у ворот.

— Подождет. Принцессы отличаются от простых смертных тем, что чем дольше их ждешь, тем больше ценишь. Этот шут ценит вас, моя принцесса?

— Говард, я должна идти.

— Постойте еще минутку. Вы не представляете, какое мне доставляет удовольствие разговаривать с вами, слышать ваш голос. Скажите, во что вы сегодня одеты, моя принцесса?

— Я в голубом платье.

— В том, в каком вышли к завтраку на следующий день по приезде?

— Да.

— Оно вам очень идет, моя принцесса. Только не надевайте, пожалуйста, те дешевые серьги в виде масок. Принцессы обязаны носить золото и бриллианты. Таковы правила игры. А что вы сделали со своими волосами?

— Я их помыла и легла спать, не расчесав.

— Вам так очень идет, я уверен. Вы даже не можете себе представить, как я завидую этому толстому грязному шуту. — Говард громко вздохнул. — Ни в коем случае не позволяйте ему распускать руки. Счастливых вам грез, моя любовь.

Я бросила трубку и кинулась к воротам сломя голову. Возле них уже был Борс. Бренда стояла рядом с клумбой дельфиниума и смотрела в оба на подъехавшего в лимузине цвета белой ночи человека. Я тоже остановилась, не дойдя до ворот. У меня отвисла от удивления челюсть.

Дело в том, что в лимузине сидел совершенно незнакомый мужчина — темнокожий, темноволосый, с характерными для негроидной расы пухлыми губами.

— Этот человек утверждает, будто вы с ним условились о свидании, мисс Лора. — Борс пялился на меня так, словно я вышла в одном белье или вовсе голая. — Его фамилия Кроули или Кроуди — я не разобрал. Вы с ним знакомы, мэм?

— Да. Откройте, пожалуйста, ворота, Борс.

Он сделал это очень неохотно. Бренда чуть не хлопнулась в обморок, когда Дейв Кроули, человек экзотической и, я бы даже сказала, экстравагантной наружности, обнял меня за плечи и шепнул на ухо:

— Прости мне этот маскарад. Мне не терпелось увидеть тебя и… этот замок.

Он опустился в качалку на террасе и закрыл глаза. У него был счастливый и взволнованный вид.

— Принесите что-нибудь попить, Бренда, — распорядилась я. — Мистер Кроули устал с дороги.

Она ухмыльнулась нарочито громко и не спеша прошлепала на кухню.

— Пахнет совсем как тогда, семь лет назад. Те же цветы в вазе. Мм… Борс ужасно выглядит — очевидно, беспробудно пьет. Бренда, как всегда, любопытна и недоверчива. — Он вдруг вскочил и бросился в холл. — Эти портреты в зале… Надеюсь, их не сняли?

Потом мы поднялись в мою комнату. Дейв сбросил одежду, оставшись в одних трусах, и улегся на мою еще не прибранную кровать.

— Иди сюда.

Он протянул руку.

Я стояла в нерешительности посреди комнаты. Я чувствовала, что влюблена по уши в Дейва Кроули, который на самом деле был Ланселотом Лэнгсли. Как и то, что этот человек лежит сейчас в моей постели. Это последнее я понимала только разумом. Разумеется, у него был голос Ланса, его манеры, наконец, от его кожи пахло так волнующе знакомо… Но я вдруг обнаружила, что на моей подушке лежит абсолютно чужая, хоть и красивая голова. Это меня отнюдь не возбуждало.

— Иди же сюда, моя хорошая…

Я сделала небольшой шаг в сторону кровати и остановилась. Нет, я не смогу заставить себя лечь в постель с этим человеком. Ни за что на свете.

— Боже мой, я должен был сразу догадаться, что ты такая. Прости меня, Лора. Я так долго вращался среди разнузданно киношной братии, что совсем потерял ориентиры в мире нормальных людей. Дорогая, я так виноват перед тобой. Но мне вдруг захотелось взять тебя в это ностальгическое путешествие в страну моего детства.

Я присела на край кровати. Он взял мои руки в свои, прижал их к щекам, закрыл глаза.

— Мама заглянула в комнату, и я притворился спящим. Мне хотелось побыть одному… К тому же последнее время мне было тягостно сидеть за семейным столом. За ним царил Говард, подчиняя всех своей воле. И мама, и сестра в его присутствии напоминали безвольных марионеток. Когда Говарда не было рядом, они оживали. Но Говард присутствовал почти всегда…

Ланс пожал мне руки и прижал их к своей горячей груди.

— Мой отец был властным человеком. Но его сила была направлена на созидание. Отец всегда мечтал о крепкой дружной семье. Мы такой и были, пока был жив отец. Потом он внезапно умер, и его место в доме почти тотчас занял Говард, его младший брат. В отличие от отца, он настоящий разрушитель. От нашей некогда сплоченной дружной семьи остались обломки. Словно мы попали в цунами.

По щеке Ланса скатилась слезинка. Я наклонилась и слизнула ее языком. Он медленно открыл глаза.

— Ты сумеешь спасти меня от гибели, правда? Я гибну, Лора. Я словно проваливаюсь куда-то, откуда нет обратной дороги. Помоги мне. Протяни свою руку…

Мы лежали, крепко обнявшись. Я так и не сняла платье, и он не сделал ни малейшей попытки меня раздеть. Мне было замечательно от того, что этот человек вел себя совсем иначе, чем все остальные мужчины в моей жизни. Нас связывала особенная близость. Возможно, физическая близость нарушила бы эту гармонию.


Когда мы наконец спустились вниз, я не удержалась от радостного вскрика — метрах в двадцати от берега стояла, распустив паруса, красивая яхта моей мечты. Ланс отвесил мне шутливый поклон и сказал:

— Приглашаю отобедать у меня. Буду несказанно рад, если вы примете приглашение.

Бренда проводила меня завистливым взглядом. Ланс начал разгримировываться, едва мы сели в шлюпку.

— Артур Мордред наверняка смотрит на нас в свой бинокль, — сказала я. — Если ты хочешь сохранить инкогнито, тебе лучше немного повременить с перевоплощением.

Он рассмеялся и швырнул на дно шлюпки мавританский парик, похожий на большую мочалку для чистки кастрюль.

— Ему никто не поверит. У этого типа дурная репутация в здешних местах. А слуги меня не узнали. Бренда, похоже, умирает от любопытства.

— Она доложит обо всем Говарду. Он звонит по нескольку раз в день.

— Серьезно? — Ланс заметно оживился. — Он что, приволокнулся за тобой?

— Меня не покидает ощущение, что он ведет какую-то странную игру, — задумчиво сказала я. — Если бы я знала, какую он преследует цель…

— Говард привык быть центром внимания. В него влюблялись все без исключения женщины. Похоже, ты стала этим исключением. Поверь, он никогда не простит тебе этого.

— Странно. Но ведь все говорят, что он гей.

— Женщины внушили Говарду, что он неотразим. В их компании он чувствует себя гораздо спокойней, чем в обществе мужчин. Я очень рад, что ты не поддалась его так называемому обаянию. Ты отомстила за меня, Лора.

— Он хотел сделать из тебя гея?

— Да. И это стало одной из главных причин моего бегства из родного дома. Я боялся, что он подловит меня в момент слабости и… Я бы ни за что не пережил падения.

— С тобой не случится ничего подобного! — воскликнула я. — Ты — стопроцентный мужчина.

— Спасибо тебе. Надеюсь навсегда остаться таким в твоих глазах.


Артур Мордред поднялся мне навстречу, едва я перешагнула порог террасы. У него был насупленный вид.

— Все-таки я дождался вас. Я очень волновался, Лора. Даже собирался позвонить в полицейский участок.

— Глупости. — Я облизнула губы, на которых еще ощущался вкус нашего с Лансом прощального поцелуя. — Я не ребенок.

— Вы очень легкомысленны. Правда, вам это идет. Но, поверьте, наш мир кишит мерзавцами всех мастей.

— Мне-то до них какое дело?

— Вы подвергаете себя большой опасности, Лора.

— Извините, Артур, но я очень устала. Давайте отложим наш разговор, предположим, до завтра.

— Нет. Вам придется выслушать меня сейчас. Завтра может оказаться поздно. Присядьте.

Я плюхнулась на диван и закрыла глаза. Боже, я еще никогда в жизни не чувствовала себя столь безоблачно счастливой.

— Говорите же, Артур. Только, пожалуйста, покороче.

— Вы давно знаете человека, с которым ведете себя как тринадцатилетняя школьница?

— Откуда вам известно, как я себя с ним веду? Вы что, шпионите за мной?

— Нет. Об этом говорят на всем побережье от Голуэля до Уэстпорта. Вы возвращаетесь домой под утро, вы пускаете в дом неизвестно кого и…

— А вам что за дело, мистер Мордред? — Я не на шутку разозлилась. — Кто поручил вам шпионить за мной? Говард?

Кажется, он слегка смутился.

— Ваша подруга звонит мне каждый день и спрашивает, как у вас дела. Она тоже обеспокоена вашим легкомысленным поведением.

— Неправда. Я говорила с Кэролайн вчера. Она бы сама сказала мне об этом.

— Дорогая Лора, не кипятитесь. — Он дотронулся до моего локтя, и я вздрогнула. У него была омерзительно мягкая и потная рука. — Дело в том, что прошлым летом здесь у нас произошла страшная трагедия. У Бодуинов гостила молодая женщина из Польши или Чехословакии, я точно не знаю. Она тоже была очень красивая и независимая. Совсем как вы, Лора. К ней приезжали какие-то парни из Уэстпорта, она куда-то ездила с ними. Потом она внезапно исчезла, а через неделю на ее труп наткнулись дети. Над ней надругались и задушили замшевой ленточкой. Помните, в фильмах о покорении Дикого Запада ковбои обычно одеты в такие замшевые куртки с длинными ленточками…

— Никак не пойму, какое это имеет отношение ко мне, мистер Мордред.

— А такое, что ваш новый друг тоже работает в кино. Вот какое это имеет отношение.

— Откуда вы знаете? — изумилась я.

— Я проучился целый год на курсах для гримеров в Дублине. Ваш друг вполне профессионально пользуется гримом. Я бы даже сказал, виртуозно. Но он явно выдает себя не за того, кто он есть на самом деле. Лора, не сердитесь на меня: от вас вполне можно потерять голову, что со мной и случилось. Но тот человек лишь делает вид, что влюбился в вас. Он очень хороший актер.

— А пошел бы ты к черту! — воскликнула я и вскочила с дивана.

— Постойте. Я люблю вас. Я прошу вашей руки.

Я громко рассмеялась. У Артура Мордреда была внешность бакалейщика или мясника, уж никак не художника, а тем более влюбленного.

— Пусть лучше меня задушит Дейв Кроули, чем я соглашусь стать твоей женой.

Я взбежала по лестнице и закрыла дверь на ключ.

Я кружилась по комнате, чувствуя себя беззаботно счастливой.


— Лора, прошу тебя, приезжай немедленно в Дублин. Есть поезд в два с минутами, потом в…

— Каро, дорогая, мне так хорошо здесь.

— Я каждое утро просыпаюсь с чувством вины перед тобой. Мама тоже все время говорит, что ты должна приехать в Дублин.

— Нет. Я вошла во вкус отдыха на природе. Да и погода стоит волшебная. Бренда и Борс заботятся обо мне.

— Артур говорит, ты ведешь себя… не совсем осторожно. Лора, дорогая, прежде, чем что-то сделать, задумайся хотя бы на минутку.

— Ладно, Каро, уговорила.

— Кстати, Говард звонит тебе?

— Каждый день. Он хочет, чтоб я…

Я прикусила язык, вспомнив, что Каро неравнодушна к своему дяде.

— Что ты сказала?

— Он, как и ты, хочет, чтоб я сидела дома.

— Интересно, а почему он не звонит мне?

В голосе Кэролайн чувствовалась обида.

— Может, он звонит, когда тебя нет дома?

— Нет, Лора, дело не в этом. — Каро вздохнула. — Если ты не приедешь сегодня в Дублин, я сама приеду за тобой завтра. У меня ужасно беспокойно на душе.

— Каро, дорогая, нет причин волноваться. Поверь.

— Ты так думаешь? Маму выпишут из клиники через неделю, не раньше. Скажи, Лора, ты на самом деле влюблена в этого Дейва Кроули?

— Откуда ты знаешь про него?

— Это не важно. Я навела кое-какие справки. Ты же знаешь, у меня есть знакомые в мире кино. О человеке с такой фамилией никто сроду не слыхал.

— Он работал какое-то время в Голливуде.

— У тебя с ним серьезно?

— Я бы не хотела обсуждать это. Тем более по телефону.

— Прости. Я позвоню тебе вечером. Ты будешь дома?

— Пока не знаю. Каро, дорогая, я так счастлива.

Мне показалось, Кэролайн всхлипнула. Но я не могу это утверждать. Тем более что линия разъединилась в следующую секунду.

— Это вам, мисс Лора. — Бренда протянула мне перевязанную розовой шелковой лентой коробку. — Только что доставил посыльный. Позвольте я помогу вам ее открыть.

— Я сама!

У меня здорово дрожали руки, и я чуть не уронила на пол венок из белых орхидей. К нему была прикреплена прозрачная, как крылья стрекозы, фата. В записке было всего три слова:

«С любовью. Ланс».

— Это от того мулата, мэм?

— От Артура Мордреда. Я выхожу за него замуж.

Я надела венок на голову, расправила фату. Я смотрелась в зеркало и не узнавала себя — мне был к лицу наряд невесты.

Бренда обиженно поджала губы и удалилась.

— Что вы делаете? — услышала я в трубке голос Говарда. Казалось, он был не на другом конце света, а совсем рядом.

— Смотрюсь в зеркало.

— И вам нравится то, что вы там видите?

Голос его звучал насмешливо.

— Если честно, то да. Мне к лицу белый цвет.

— Серьезно? Что ж, как говорится, если Магомет не хочет идти к горе, гора сама придет к Магомету. Лора, завтра я буду у ваших ног. Вы слышите меня? Почему вы молчите?

— Перевариваю услышанное.

— Вам не хочется, чтоб я приехал?

— Дело в том, что Кэролайн… Да, она на самом деле ревнует.

— Кого к кому? Я что-то не соображу.

Он рассмеялся.

— Вас ко мне.

— Может, наоборот, Лора? Вы уверены, что это именно так, а не наоборот?

— Это не имеет значения.

— Возможно. Она тоже собирается приехать?

— Думаю, что да. Она хочет, чтоб я выехала сегодня в Дублин.

— Но вы, как я понял, никуда не собираетесь. Неужели потому, что вам к лицу белый цвет? Не обижайтесь на меня, Эл. Просто я очень рад, что наконец увижу вас. Мне кажется, на этот раз я по-серьезному влюбился.

— Послушайте, Говард, я не смогу ответить на вашу любовь!

— Это мы еще посмотрим. Я не из тех, кто сдается без боя.

— Говард, я… я влюбилась по-настоящему. Это очень серьезно.

— Тем интересней. Вы полагаете, этот ваш Ланселот достойный соперник?

Я вздрогнула. Откуда ему известно, кто на самом деле скрывается под именем Дэйва Кроули? Правда, имя Ланселот давно стало нарицательным. Особенно в здешних местах.

— Говард, я не хочу становиться предметом раздора между…

Я больно прикусила язык.

— Надеюсь, он настоящий мужчина, а не какой-нибудь гей в рыцарских доспехах. Лора, а вы смогли бы полюбить гея?

Он зашелся мефистофельским смехом, и я швырнула трубку. Через минуту телефон зазвонил снова. Я была уверена, что это Говард. Сама не знаю, почему я в конце концов сняла трубку.

— Любовь моя, жду тебя в роще.

— Я сейчас, Ланс.

— Ты получила орхидеи?

— Они великолепны. Я… я очень счастлива.

— Надень их.

— Но… все увидят и…

— Бог с ними. Мне надоело играть в эту идиотскую игру. Тем более, что я больше не боюсь Говарда. Я стал очень сильным. Это все благодаря тебе.

Я неслась по тропинке, не чуя под собой земли. Я прижимала к груди орхидеи, которые казались мне хрупкими и слишком красивыми для того, чтобы быть долговечными. Но мне так хотелось сохранить их надолго…

— Я думал, что уже не дождусь тебя…

Ланс взял из моих рук венок, надел мне на голову, расправил фату. Мы кружились в пронизанной солнечным светом легкой березовой тени, зачарованно глядя друг другу в глаза. Потом он убрал руки с моих плеч, и я продолжала кружиться одна. До полного изнеможения.

— Как во сне, — прошептала я, когда мы сидели на траве, прижавшись спина к спине. — Может, это на самом деле сон?

Он схватил меня и крепко прижал к груди.

— Это не сон. Ты и я — это не сон. Нет, нет…

— Ты сам не веришь в это до конца.

Он еще крепче прижал меня к себе.

— Завтра приедет Говард. И, вероятно, Кэролайн.

Ланс только вздохнул.

— Говард будет следить за каждым моим шагом. Он прикинулся влюбленным.

— Почему ты думаешь, что прикинулся? Может, это случилось с ним на самом деле?

— Не верю. У этого человека развращенная душа. Такие не способны любить. Но они умеют красиво притворяться.

— Тебе не хочется, чтобы он приезжал.

— Я его боюсь. Сама не знаю, почему. Он словно угрожает нашему счастью. Хотя, наверное, глупо так думать. Правда?

— Нашему счастью ничего не должно угрожать. Я позабочусь об этом.

— Может, мне лучше уехать отсюда на какое-то время? — вслух размышляла я. — Я могу сказать Кэролайн, что еду в Лондон к Сьюзен. Она знает, что у меня есть в Лондоне знакомая.

— Нет. Я тебя не отпущу. Все будет прекрасно. Сама увидишь.


Спустившись на следующее утро вниз, я увидела в холле чемоданы и все с ходу поняла. Говард шел мне навстречу со стороны террасы и широко улыбался. На нем был строгий темно-серый костюм и белая рубашка. Словно он сошел с рекламного щита магазина деловой моды.

— Наконец. — Он склонился над моей рукой. — Вы расцвели за эту неделю, что мы не виделись. Бренда накрыла стол в саду. Сегодня роскошный солнечный день.

Мы сидели за небольшим белым столиком в кустах жасмина. Зонт отбрасывал густую тень на лицо Говарда, и оно казалось мне угрюмым, хотя губы то и дело расплывались в широкой улыбке. Я сидела на самом пекле. Моя кожа пылала еще и от внутреннего жара.

— Я и не представлял, что это так увлечет меня. Скажи: что в тебе такого особенного? Да, ты красива, но я знал куда более красивых женщин. Может, все дело в том, что ты заставила меня поверить в существование чуда? Или же ты умело притворяешься?

— Не пойму, о чем речь.

— Ты все прекрасно понимаешь. Скажи: ты влюблена всерьез?

— Я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Тем более, перед тобой.

Я встала. Говард схватил меня за руку.

— Не уйдешь, пока не ответишь на мой вопрос.

— Да. — Я глянула на него с вызовом. — Влюблена. Но, разумеется, не в тебя. Пусти!

Он больно дернул меня за руку.

— Пойди скажи ему, какой я злой и жестокий. Он тебя пожалеет. Может, он вызовет меня на дуэль?

Говард откинулся на спинку кресла. Я слышала его смех, когда взбегала по ступенькам на террасу. В нем было еще больше театральщины, чем прежде.

Я бросилась в библиотеку. Там был телефон. К тому же дверь запиралась изнутри на задвижку.

Ланс взял трубку почти мгновенно. Он был чем-то расстроен.

— Говард приехал, — сообщила я. — Мне бы очень хотелось сбежать куда-нибудь.

— Подъеду за тобой через сорок пять минут. Потерпишь?

— Да. Может, мне выйти на шоссе?

— Не надо. Я подъеду к воротам и увезу тебя на свою яхту. На виду у всех. Не выходи из своей комнаты, пока я не посигналю. До встречи.

Я положила трубку и поднялась к себе. Переоделась, слегка подкрасилась, расчесала волосы. Это заняло у меня ровно пятнадцать минут. Комната казалась клеткой, а предстоящие полчаса до появления Ланса — настоящей вечностью. Я решительно распахнула дверь, сбежала по лестнице, громко стуча босоножками. Говарда нигде не было. Бренды и Борса тоже. У меня создалось впечатление, будто я в доме совершенно одна.

Едва я спустилась на лужайку перед домом, как из-за поворота аллеи выехало такси и из него вышла Кэролайн.

— Лора, дорогая! — Она бросилась мне на шею. — С тобой все в порядке?

— Разумеется, Каро. А в чем дело?

— У тебя не отвечал телефон. Говард позвонил и сказал, что тоже не может тебе дозвониться. У него был такой встревоженный голос.

— Он приехал час назад. Мы уже успели поссориться.

— А где он? Мне нужно поговорить с Говардом.

Кэролайн сняла перчатки и шляпу. Она заметно осунулась за эти дни. Под глазами появились круги.

— Не имею представления. — Я равнодушно пожала плечами.

— Ты куда-то спешишь? Нам нужно серьезно поговорить.

— Потом, Каро.

— Нет. Это очень важно. Мы должны сесть втроем и серьезно поговорить.

— Я не желаю разговаривать с Говардом. Прости, но этот человек слишком много на себя берет.

— Он очень ранимое и несчастное существо, Лора.

— Мы все ранимы и несчастны. Каро, я рада тебе. — Я попыталась изобразить на лице улыбку, но это скорее всего не удалось. — Увидимся потом, ладно?

— Куда ты?

— Это очень важно, Каро. До встречи.

Я бросилась бегом к воротам — мне показалось, что подъехала машина, и я была уверена, что это Ланс.

Это был Артур Мордред. Он держал в руках громадный букет неестественно розовых хризантем.

Я поприветствовала его и побежала в сторону моря. Это уж слишком. Словно кто-то нарочно пригласил эту троицу поглазеть на захватывающее шоу.

Я спустилась вниз и села на теплый камень возле воды. Море кротко плескалось у моих ног. В спокойствии морской стихии мне всегда чудилось притворство. Скорее бы увидеть Ланса, думала я. От встречи с Говардом остался неприятный осадок. И дело было не только в том, что этот человек вмешивался не в свои дела и вел себя заносчиво. В чем же тогда, недоумевала я?..

Плевать на Говарда — он мне совсем чужой. К тому же причинил много зла Лансу. Эксцентричный недобрый человек с насмешливой душой Мефистофеля. У него на лице написан порок. Такой разительный контраст с Лансом.

Глаза у них похожи. Очень похожи…

Я вдруг поняла, что именно это обстоятельство меня так неприятно поразило.

Скорей бы приехал Ланс.

Я услыхала протяжный автомобильный сигнал и быстро вскарабкалась по тропинке между камнями на дорогу. Белый лимузин Ланса стоял возле ворот. Он сидел, откинувшись на спинку, и упоенно жал на сирену. Я видела, как к воротам спешат Кэролайн, Бренда, Борс и Артур Мордред со своим громоздким букетом. Говарда среди них не было.

И то слава Богу, подумала я. Но зачем Ланс устроил это представление?..

Увидев меня, он вышел из машины, обошел ее спереди и распахнул для меня дверцу.

Это было явно сделано на публику. Меня, признаться, слегка покоробило.

Кэролайн подошла совсем близко. Из-за ее плеча выглядывал Артур. На его физиономии отразился целый спектр эмоций. Среди них преобладало удивление.

Кэролайн открыла было рот, намереваясь что-то сказать, но Ланс так лихо рванул с места, что у меня чуть не оторвалась голова. Я оглянулась, когда мы выезжали на шоссе. Кэролайн стояла посреди дороги, прижимая к груди руки. На таком расстоянии я не могла разглядеть выражения ее лица — близорукость одна из тех болезней, которые не в состоянии вылечить даже истинная любовь.

— Она тебя узнала, — сказала я.

— Еще бы ей не узнать меня.

Это прозвучало с не свойственной Лансу злорадной интонацией. И снова во мне что-то возмутилось.

— Она сказала, Говард очень ранимое и несчастное существо, — почему-то вспомнила я. — Она собиралась поговорить со мной и с Говардом. Интересно, о чем?

Ланс равнодушно пожал плечами.

— Мне жаль ее. Мне кажется, Говард вертит ею как хочет. Конечно, это не мое дело, но у меня создалось впечатление, что у Каро нет личной жизни.

— Какая может быть личная жизнь у старой девы? — Ланс насмешливо хмыкнул. — Тайные мечты о каком-нибудь сытом самце из телесериала, зависть к более удачливым подругам, ревность пополам со злобой к тому, кто, как она убеждена, исковеркал ей жизнь. На самом деле это она вертит Говардом, а он лишь изредка позволяет себе слабо взбрыкнуть и снова возвращается в стойло. Она богачка, а он бедный родственник, к которому все время прицениваются на предмет замужества. В итоге он продастся этим бабам с потрохами, но перед тем, как сделать это… — Ланс вдруг обнял меня за плечи. — Если честно, Лора, ты ставишь меня в тупик. Или ты на самом деле наивна, как пятилетняя девочка, или же за всем этим кроется что-то для меня непостижимое.

— За чем, Ланс?

Прежде, чем ответить, он обогнал длинный белоснежный трейлер и едва избежал лобового столкновения с автобусом.

— Ты готова пойти со мной, как говорится, даже на край света, верно? Мы с тобой еще не занимались любовью, и ты не знаешь, что я представляю собой как мужчина. Не могу поверить, что тебя это не волнует, Лора.

Я молчала, до глубины души потрясенная его словами. Мне казалось, будто у нас с Лансом установилось полное взаимопонимание. При полной духовной близости, я была убеждена, близость физическая сама собой отходит на второй план. Хоть я и не принадлежу к разряду ханжей и лицемеров. Как выяснилось, Ланс лишь делал вид, что понимает меня.

— Даже не знаю, что тебе ответить. После того, что ты только что сказал, я уже, очевидно, не смогла бы поехать с тобой на край света.

Я проглотила слезы обиды и отвернулась.

— Ну, ну, будет тебе. Не зря существует мнение, что любовь совершенно слепа. Посмотри на меня хорошенько, Лора.

Ланс съехал на обочину и резко затормозил.

Я медленно повернула голову.

— Ты… Сегодня ты не похож на самого себя, — пролепетала я. — Наверное, ты расстроен встречей с Каро и…

Он смеялся очень долго. Теперь это был не театральный, а вполне натуральный смех. Мне казалось, я проваливаюсь и лечу куда-то вниз. В то же время я видела как бы со стороны, что сижу на сиденье шикарного лимузина и смотрю с отвращением на громко и безудержно хохочущего мужчину.


— Прости меня, Лора. Умоляю тебя.

Мы с Кэролайн сидели за стойкой бара в пустом полутемном кафе аэропорта. Мой рейс все время откладывали. Для нас обеих время тянулось мучительно долго.

— Ладно. Постараемся забыть об этом.

Я вздохнула и зажгла сигарету.

— Он слишком увлекся игрой. Он никогда не может вовремя остановиться.

Кэролайн накрыла мою руку своей холодной нервной ладонью и слабо ее сжала.

— Но зачем? — спросила я и тут же пожалела о том, что задала этот вопрос — обида была очень свежа и по щекам потекли слезы.

— Ах, Лора, к тебе это не имеет никакого отношения. Говард, как и все геи, обожает розыгрыши. Миссис Маккормик с трудом отговорила его от пышной церемонии помолвки. Она сказала, что это уже настоящая пошлятина. Миссис Маккормик была великолепна в роли Бренды, не так ли?

Я отвернулась и утерла слезы.

— Говард просил передать тебе вот это.

Кэролайн протянула мне длинный кожаный футляр. Я машинально раскрыла его. Там лежал золотой браслет с мелкими бриллиантами и рубинами.

— Он собирался преподнести тебе его на так называемой помолвке. Возьми, Лора, это очень дорогая вещь.

Я замотала головой.

— Глупенькая. Они все влюбились в тебя — и этот так называемый Артур Мордред, и Борс, и миссис Лэнгсли. Поначалу им казалось, что ты тоже играешь — настолько ты была хороша и естественна в своей любви. — Кэролайн вздохнула. — Они говорят, у тебя чистая душа. Лора, дорогая, ну посуди сама: как я могла сказать Говарду «нет»? Он так завелся, когда узнал, что ты приедешь. Засел писать сценарий. Хотя, насколько мне известно, в основном импровизировал.

— Ты на самом деле собираешься выйти за Говарда замуж?

— А что мне остается делать? Я люблю его, Лора. Знаю: он балуется с несовершеннолетними, но я фригидна по натуре и, вероятно, другой уже не стану. Он обещал соблюдать внешние приличия.

— Он женится на тебе ради денег.

— Знаю. — Она нервно прикурила сигарету. — То же самое говорит мне и моя настоящая мать. Да, да, я не стала тебя с ней знакомить, потому что она… — Кэролайн замялась. — Словом, она не совсем здорова. Мать убеждена, что я должна принадлежать ей одной. Она страшная эгоистка, Лора. А мне осточертело мое одиночество.

— Неужели у тебя нет других вариантов?

— Все знают, что я богата. Все хотят моих денег, а не меня. Говард по крайней мере откровенен. К тому же он мне родной дядя. Так что капиталы останутся в нашей семье. Мать против моего замужества вообще. Когда же она узнает, что я выбрала себе в мужья Говарда, с ней попросту случится удар. — Я видела, как злорадно блеснули глаза Кэролайн. — Знаешь почему?

Я покачала головой.

— Потому что я останусь Лэнгсли. Она считает, я недостойна носить эту древнюю фамилию.

— Ты ненавидишь мать. Почему?

— Она сломала мне жизнь. Дело в том, что у нас в доме всегда царил культ Говарда. Его создала моя мать. Она поклонялась ему как какому-то идолу. Повторяла глупости, которые он говорил, словно это были перлы премудрости. Она помешалась на Говарде. Он стал для нее эталоном мужчины. А ведь он далеко не красавец. Правда, Лора?

Я невольно вздохнула, вспомнив, как был прекрасен Говард в роли Ланселота. Кэролайн словно угадала мои мысли.

— С тобой он был изумителен. Я поймала себя на том, что завидую тебе, когда вы с Говардом отъезжали от ворот. Это была твоя заслуга, Лора. Ты оказалась вдохновенной музой.

Я обнаружила браслет в кармане своей сумки, когда самолет уже оторвался от земли. Очевидно, Кэролайн положила его туда, когда я отлучилась в туалет. Если бы в самолете открывались окна, я бы наверняка вышвырнула его за борт. А так… Я в задумчивости повертела браслет в руке и засунула его на прежнее место.

— Красивая вещичка, — сказала сидевшая рядом со мной дама. — И очень дорогая. — Она окинула меня оценивающим взглядом и вдруг улыбнулась. — Значит, не перевелись еще на свете настоящие мужчины.

* * *

— Нужно поговорить, — услыхала я в трубке мягкий баритон. — Могу поспорить, ты меня не узнала.

— Не люблю спорить. Но голос очень знакомый. — Я изо всех сил напрягла память. — Сдаюсь на милость победителя.

Смех был таким же обольстительно мягким.

— Для начала хочу пригласить тебя на открытие моей выставки. Возражений не принимаю. Через час буду у тебя, Чайка.

— Боб? Роберт Самохвалов? Неужели это на самом деле ты?

— Да, моя прелесть. Советую облачиться во все самое лучшее. Моя женщина должна быть царицей бала. До встречи.

Я бросилась под душ — мои волосы, не мытые дней десять, напоминали стог перепревшего сена. Попутно я соображала, под каким соусом подам себя столичному бомонду, который наверняка соберется в полном составе на открытии выставки Роберта Самохвалова, друга моего детства, а ныне попавшего в фокус общественного внимания художника. Ради такого случая, пожалуй, стоит надеть аметистовый кулон, который валяется годами в старой лакированной шкатулке в качестве напоминания о том, что фамильные драгоценности могут принадлежать не только дворянам.

Роберт Самохвалов был старшим братом моей подружки Нонны. Нас спокойно отпускали с ним на каток, в кино, в парк культуры. Дело в том, что он был серьезным малым, из тех старших братьев, о которых можно лишь мечтать — терпеливым, заботливым, с мудрой снисходительностью к детским, в особенности к девчоночьим, капризам. Потом Боб поступил в Суриковский, и отныне мы виделись на днях рождения и прочих семейных торжествах. В нашей с Нонкой жизни он уже не занимал такого места, как когда-то. После школы мы с Нонкой разошлись по разным институтам и практически перестали общаться. Она позвала меня на день своего двадцатипятилетия. Боб оказался на нем главным праздничным блюдом — к тому времени он стал известен и выглядел по-европейски блистательно в своем белоснежном костюме из какой-то поблескивающей материи и с черными локонами до плеч. Рядом с ним сияла бриллиантами и переливалась жемчугами его парижская жена. Помню, Нонка сказала, когда мы с ней очутились вдвоем на кухне:

— Дорогую штучку отхватил мой братец, а? Вилла на Капри, шестизначный счет в банке, и так далее. — Я ощутила в ее голосе зависть, и это меня неприятно поразило — Нонка всегда была добрейшей душой. Словно угадав мое состояние, она пояснила: — Не думай, что я полыхаю черной завистью, но согласись, Бобику подфартило как в кино: богатство, слава, любовь. Спрашивается, чего еще нужно в жизни?..

Дальнейшую судьбу Роберта Самохвалова я наблюдала издали — не люблю участвовать в тусовках, изображая из себя друзей знаменитостей. Но в данный момент звонок Роберта оказался более чем кстати — я переживала нелегкий и затянувшийся период переоценки некоторых ценностей и низвержения авторитетов. Образно выражаясь, мой чулан был доверху набит любимыми игрушками, а детская своей пустотой напоминала вестибюль казенного дома.

Загрузка...