Угрюмский род

Пролог

Я родился и живу в древнем русском городе Угрюмске. Он вот уже тыщу лет стоит неприметной тёмной точкой на необъятных просторах нашей родины – там, где великие реки Угрюм и Морока впадают друг в друга.

Старая часть Угрюмска – кремль из облезлого красного кирпича да вся эта вековая дряхлость, при виде которой сердце мгновенно настраивается на патриотический лад, а попросту говоря, начинает ныть, – как раз целиком располагается на крутом берегу, похожем на клин, между двумя реками.

Новая часть города – где, собственно, в основном, и живут люди – находится за Угрюмом. Вообще это и есть Угрюмск. Районы, кварталы, как хорошо сказано в одной песне (а из песни слов не выкинешь), и жилые массивы – всё там. Ну и я, конечно, тоже там живу.

Есть ещё Заморочье. Эта часть города находится, что уже понятно должно быть из названия, за Морокой. Если у городов, как у людей, бывают лица и задницы, то Заморочье – точно задница Угрюмска. Там жуть и хаос, и даже Бог не может ничего с этим поделать: смотрит со своего облака и тяжко плачет. И тогда в Заморочье идут серые дожди, и становится вообще кошмар. Все эти бесконечные лабиринты сельских домов, бараков и промышленных зданий окончательно поглощает мистический туман безысходности.

И так оно и есть: из Заморочья нет выхода, кроме длинного, словно скелет доисторического чудовища, железобетонного моста, связывающего ту неприглядную задницу с остальным Угрюмском. Когда по нему пыльно, как от несущегося табуна коней, едут тяжёлые грузовики, кажется, что он гулко стонет и чрез силу скрипит своими железными зубами.

Если не живёшь в Заморочье, то тебе там лучше не появляться. Там люди злые, на жизнь отчаянно обиженные и потому им всё можно. Там даже дети смотрят на тебя так, будто ты им что-то должен.

Но хочешь или не хочешь – всё равно туда попадёшь когда-нибудь. Потому что в Заморочье с давних времён функционирует оно – жизненное сердце Угрюмска: ЕБПХ. На ЕБПХ из нефти и газа делают броню родины.

Я работаю на ЕБПХ. И мой отец там работает. И дед там работал, и даже прадед застал. Там вообще половина Угрюмска работает по сменам, а другая половина – та, что не на ЕБПХ, – вечно ищет работу. Так что ЕБПХ – это мечта любого угрюмца: устроился туда – и на всю жизнь при деле.

Во времена прадеда ЕБПХ называлось «Красное знамя», во времена деда – Угрюмстройтехмаш, при отце сперва Угрюмтранс, затем Угрюмпром, но суть его из века оставалась той же: надо много людей, даже если платить им нечем. Прадед в 50-е работал за трудодни, дед в 70-е тащил всё, что плохо лежало (а лежало всё плохо), отец в 90-е месяцами не получал зарплату, я же – ничего, за ипотеку есть, чем платить, и на том спасибо.

Впрочем, в Угрюмске так: ЕБПХ или нет, все пути всё равно ведут в Заморочье. Там, на окраине, за промзоной, большое пустынное поле, трава да бурьян и стихийные свалки, а на поле том – городское кладбище.

На нём все мои ушедшие в мир иной предки и родственники. Семь могил, в каждой рассовано по два-три покойника; на Пасху пока обойдёшь все – самому в какую-нибудь лечь захочется. Это семья, все там будем.

Я – тупиковая ветвь семейного древа. С женой живу уже пять лет, а детей нет. И не планируется, потому что мы не хотим. А все отчего-то хотят. Они говорят, что я должен воспроизвести род и что люди вообще должны и обязаны производить в мир других людей, так устроена жизнь. Ибо сказано: плодитесь и размножайтесь. А коли сказано – так делай.

Но я не делаю. И пытаюсь как-то ото всех отбиться, чтобы не лезли: с одними отшучиваюсь, перед другими оправдываюсь, с третьими ругаюсь. Я говорю им, что и без меня есть кому воспроизвести род, что род не оскудеет и что неприлично им лезть, куда их не просят. Однако же они всё равно лезут и требуют от меня воспроизведения рода. Они почему-то обижаются, грозят, что я ещё пожалею, и смотрят на меня глазами, полными скорби.

До того достали, что я решил написать про них книгу. Книгу о моей семье. О моих прадеде и прабабке, о двух дедушках и двух бабушках, отце и матери, и дядях и тётях, и братьях и сёстрах, и всех родственниках, даже до седьмой воды на киселе, включая сына маминой подруги, который вроде бы приходится мне четвероюродным племянником.

Но начну я с родоначальника моей семьи. С прапрадеда.