Отрадное явление в отечественной публицистике — обвальный рост книг и вообще публикаций, связанных с русской темой. Можно констатировать, что русское общественное сознание, погружённое в анабиоз при Советской власти, наконец-то проснулось и озаботилось будущностью своего народа. Уже не только для молодёжи, настроенной естественно-националистически, но и для поколений, отравленных интернациональным советским воспитанием, стало ясно, что наличие в мире и в России каких угодно народов и племён не исключает для нас, русских, изучения и решения собственных проблем, выражения и защиты собственных прав и интересов. Рост русского самосознания налицо. Период раскачки закончился и дискуссия разворачивается полным ходом.
Национальное самосознание русских, преодолевшее начальную фазу национального инстинкта и оформленное теоретически, именуется русским национализмом (в хорошем смысле слова, разумеется). Его становление — мейнстрим сегодняшней общественной мысли, самая свежая интеллектуальная мода.
Вполне понятно, что этот отрадный в целом процесс сопровождают своего рода болезни роста. Для того, чтобы бабочка могла появиться на свет, она должна преобразоваться в самое себя из куколки и пробить ветхую оболочку. Вот именно такое явление мы сегодня и наблюдаем, когда русская мысль, с одной стороны, демонстрирует во всей красе полный компендиум реанимированной дореволюционной «русской идеи», отреставрированный и отлакированный в соответствии с требованиями современного рынка идей (та самая куколка в ветхой оболочке). А с другой — настойчиво пытается преодолеть это устарелое наследие и свершить предначертанный метоморфозис, чтобы предложить новое, современное прочтение русского национализма (та самая бабочка), соответствующее духу времени и новым задачам, вставшим перед русским народом. Вот этот водораздел между консерваторами и новаторами и определяет весь нынешний русский националистический дискурс, расставляя идеологов по разным лагерям. (Назовём их условно лагерем «Куколки» и лагерем «Бабочки».)
Если резюмировать кратко, у консерваторов в лагере «Куколки» популярны такие, как им кажется, константы русской национальной жизни, как имперское устройство государства (в своеобразном русском варианте «неправильной империи», когда не метрополия эксплуатирует провинции, а ровно наоборот), православная вера (порой своеобразно сочетающаяся с преданностью социалистическим идеалам), а самое главное — определение русскости не по крови, не по общности происхождения, а по неформальным критериям, набор которых может варьировать. На этом сходятся все консерваторы, опирающиеся на труды В. Соловьёва, И. Ильина, Н. Трубецкого, И. Солоневича и других корифеев «русской идеи» XIX — первой половины ХХ вв. Самое полное и последовательное современное изложение консервативной концепции — это увесистый 864-страничный том «Русской доктрины» (М., Яуза-Пресс, 2008), над которым трудилось множество авторов и экспертов. Понятно, что анализ прошлого всегда даёт более консолидированный результат, чем прогноз будущего. Поэтому указанный труд правомерно считать «завещанием старой России», объединившим вокруг себя множество добровольных душеприказчиков, радеющих о возвращении к тому, что кажется им основой радостного былого.
«Куколки» зачастую именуют себя националистами. Однако, поскольку для них приоритет государства Россия по отношению к русскому этносу является безусловным, а русская нация есть понятие внеэтничное, такая самоквалификация не выдерживает критики. Консерваторов, в том числе соавторов и единомышленников упомянутой «Доктрины» надо правильно называть, конечно, не националистами, а патриотами. Ибо Россия для них есть высшая цель, русский этнос — средство. Такова консервативная традиция.
Напротив, «Бабочки», для которых фундаментален постулат «нация — первична, государство — вторично», а нация понимается как фаза развития этноса, то есть как биологическая общность, вполне заслуженно могут именоваться националистами в самом точном смысле слова. Ибо для них высшей целью является русская этнонация, а государство Россия — лишь средство к её процветанию. Предтечей подлинно современного национализма в русской традиции считается М.О. Меньшиков, наследие которого тщательнейшим образом замалчивалось в СССР вплоть до 1990-х гг.
В лагере «Бабочек» все вышеназванные консервативные константы не пользуются никакой популярностью. Более того: вызывают отторжение у новаторов, считаются пережитком самоубийственного для русских имперского варианта, неважно монархического или советского, возврата к которому нет (исторически) и не должно быть (онтологически). Для них характерны постулаты обратные по смыслу. Определение русскости по крови безотносительно к религиям и идеологиям, реабилитация дохристианского родноверия, переход от империи — к русскому национальному государству, признание капитализма и демократии: таковы константы, служащие совместной платформой для «Бабочек», оценивающих перемены, произошедшие с миром и Россией за последние сто лет как радикальные и необратимые, требующие полного отказа от старых парадигм и выработки новых.
Но далее названной платформы среди новаторов никакого единства не наблюдается. Что вполне естественно: ведь будущее, которому ещё только предстоит состояться, кажется неизмеримо амбивалентнее, чем прошлое, которое уже состоялось и не может быть изменено. Неудивительно поэтому, что если в лагере «Куколок» царит относительное единство и взаимопонимание, о чём, в частности, говорит количество трудившихся над доктриной, то в лагере «Бабочек» царит жестокая борьба на выживание. Вести которую приходится на два фронта каждому: против в целом враждебных «Куколок», и ещё против «Бабочек»-соседей. Результатом является временное сосуществование ряда доктрин, концепций, конкурирующих между собой. Среди них в последнее время выделилась концепция НОРНА, которую можно характеризовать как полную диалектическую противоположность консерваторам, доходящую до абсурда.
Мне показалась привлекательной задача параллельного анализа «Русской доктрины» как наиболее полного воплощения патриотической «русской идеи» прошлого, и, одновременно — НОРНЫ как наиболее яркого, до абсурдности, отрицания этой идеи.
Крайности сходятся. Отрицание этничности во имя государственности, «патриотическая русофобия» — такова опасная крайность, объективно скрывающаяся в консервативной «Русской доктрине». Отрицание государственности во имя этничности, «анархическая русофобия» — такова не менее опасная крайность, которую авторы НОРНЫ даже и не скрывают. Ни та, ни другая концепция не является в действительности русско-националистической, хотя обе существуют именно в националистическом дискурсе и стали возможны только в ходе его развития. Ибо представляют собой первая — мобилизацию донационалистического патриотизма, резко оппонирующего народившемуся национализму, вторая же — обостренную квазинационалистическую реакцию на данную оппозицию. Такая вот диалектика.
Думается, что параллельный анализ обеих концепций позволит окончательно покончить с обветшалым патриотизмом во всех его видах, включая снятый и превращённый, и расчистить путь собственно русскому национализму, каков он есть.
Начнём с НОРНЫ.
Посвящается Мстиславу Засеке, обратившему мое внимание на НОРНУ
— Что такое эта НОРНА?
Разъясните, критики!
— Ваша НОРНА — это порно,
Только от политики.
Не так давно в нашем общероссийском национал-патриотическом гнезде обнаружился новый птенец, который сразу стал себя вести по-кукушечьи: толкаться, пихаться и выталкивать из общего гнезда ранее родившихся конкурентов. Пришлось задаться вопросом: из чьего же яйца вылупился этот не в меру активный птенчик и кто это яйцо нам подложил?
Речь, как уже догадался читатель, о т. н. «Северном Братстве» (СБ) и его Программе НОРНА, с милой простотой выдающих себя за единственный свет в русском окошке.
Независимо от действительных или мнимых достоинств этих неофитов, вряд ли им надо было начинать с такой оголтелой агрессии: ведь поднявший меч, как известно, от меча погибнет. Или, как ещё выразительней говорят китайцы, сидящий в стеклянном доме не должен бросаться камнями. Заявленные СБ крутые претензии вызвали желание всерьёз проинспектировать новое «самое прогрессивное» учение.
Когда вас к чему-то призывают, за что-то агитируют, пытаются что-то разъяснить и втолковать, постарайтесь, прежде чем вникнуть в суть дела, ответить себе на четыре вопроса:
1) кто есть говорящий,
2) кому,
3) что и
4) зачем он это всё говорит. И тогда вам будет проще ускользнуть от петли, если вас хотят идейно заарканить и втянуть в сомнительное дельце. Свой анализ Манифеста Программы НОРНЫ[1] я поведу именно по данной схеме.
Итак:
Говорит «Северное Братство», чей сайт является основной площадкой НОРНЫ.
Как можно понять из Предисловия, «Северное Братство» — кадровый костяк НОРНЫ — это «сложившаяся группа преданных поклонников и почитателей» профессора П.М. Хомякова. И вся НОРНА это продукт переработки исключительно его книг (в том числе в стиле фэнтези) к «стратегическим прорывным идеям» которых поклонники «не смогли прибавить почти ничего нового».
Вот на этой-то базе они и разработали Программу действий: НОРНУ. Что ж, не зря на Востоке говорят: бойся прочитавшего одну книгу! Ведь для такого человека в этой книге непременно увидится вся истина в конечной инстанции.
Между тем, всякий научный работник знает: библиография труда есть его душа, она-то всё и определяет. А поскольку большинство т. н. «научных» книг профессора, где этот кандидат геолого-минералогических и доктор технических наук берётся за проблемы истории, на самом деле есть тоже своего рода фэнтези (попросту сказать, антинаучная ахинея), то общую оценку НОРНЕ можно дать сразу, не вникая в детали: параноидальный бред с навязчивыми идеями. Ниже я детализирую этот вывод.
Сами себя творцы НОРНЫ предостерегают: «Неверное знание, всяческие ложные и изжившие себя доктрины и тому подобные заблуждения — непозволительная роскошь для русского среднего класса. Это, без преувеличения, одна из главных угроз нашим интересам» (Вводные замечания). Правильное, но, к сожалению, тщетное предостережение. Ибо в НОРНЕ, несомненно, много верного и нового. Но то, что верно, — то неново, а то, что ново, увы, — неверно. «Узких мест» в концепции более чем достаточно, некоторые из них я покажу.
Основную новацию НОРНЫ авторы видят в разработке конкретной программы национальной русской революции: что и как делать. У других национал-патриотов они этого не находят, в чём и полагают своё преимущество.
Правда, тут же следует принцип самоограничения наших пламенных революционеров: «мы боремся за умы, мы действуем информационными методами, а не силовыми», «мы не совершим уголовных преступлений». Здесь, прямо скажем, нового мало, ведь мы все только этим и занимаемся. Тем не менее, вся группа строго законспирирована, в лучшем случае действует под никами (псевдонимами), а то и вовсе анонимно. Кроме профессора Хомякова я, например, не знаю по его настоящему имени никого из «Северного Братства».
К чему такая конспирация, что так тщательно скрывают анонимные братья? Подозреваю, что собственную малочисленность, сугубую виртуальность и выработанную Интернетом привычку к анонимному, а значит безнаказанному, хамству. Да и помним мы, конечно, завещание Великого Инквизитора из «Братьев Карамазовых», наказавшего таким вот секретным властолюбивым братствам искать опору в тайне и авторитете.
Ну вот: авторитет найден, тайна создана, вперёд, товарищи!
Адресат НОРНЫ честно указан в «Вводных замечаниях»:
«Кто эти читатели? Русские люди средних лет. Социально состоявшиеся — средние бизнесмены, умудряющиеся выживать в диких российских условиях, специалисты и мастера своего дела (высшей, но отнюдь не только высшей, квалификации), умудряющиеся сохранить свой статус при нынешней тотальной деградации и одичании, ответственные (а такие тоже есть) деятели муниципалитетов в российской глубинке, умудряющиеся не развалить вверенное им хозяйство. И им подобные “крепкие, честные и достойные“ русские мужчины и женщины. Которые, строго говоря, не бедствуют, но которые при этом хотят жить, а не выживать, как это они вынуждены делать сегодня. И при всём при том, это люди общественно активные, думающие, размышляющие, читающие. А многие из них идущие ещё дальше, и к общественной активности прибавляющие активность политическую. Разумеется, наши читатели люди, как минимум, не равнодушные к очевидным национальным проблемам русского народа. А иные, более того, готовы бороться, или даже борются за интересы Русского Дела. Короче, это русский средний класс».
В другом месте НОРНА определяет средний класс как совокупность, куда входят «вожаки», «лидеры», «мастера», «ответственные исполнители», «креативщики» и т. д. и т. п. («Необходимое разъяснение № 1»). Что сразу же вызывает недоумение: вожак, руководитель это, явно, представитель высшего, а никакого не среднего класса. Кто — над вожаком? Один господь бог…
А потом вдруг появляется и вовсе малопонятное: «нижний (!) средний класс», которого, оказывается «от простонародья отделяет не только и не столько уровень доходов, а менталитет» («Необходимое разъяснение № 2»).
Такое странное словоупотребление, где высшее, среднее и нижнее подменяет друг друга, по-дилетантски произвольно и расходится с общеупотребительным в социологии смыслом[2]. В особенности ещё и потому, что социолог не имеет права использовать неформальный критерий при определении социальной группы, иначе он тут же потеряет предмет разговора. А НОРНА, говоря о среднем классе, как раз-таки делает акцент на неформальных свойствах входящих в эту группу особей. Условно говоря, талантливый и энергичный руководитель попадает у них в данную категорию, а занимающий ту же должность и имеющий тот же оклад ленивый бездарь — нет. Или ещё того чище: «И чиновный рэкетир, и спекулянт, и гаишник и палач могут быть “мастерами и организаторами своего дела”. Но это мастерство не делает их представителями среднего класса» (там же). Как если бы членство в среднем классе было строго индивидуальным и определялось не профессиональной номенклатурой и уровнем достатка, а врождёнными достоинствами и исключительно благородным и творческим целеполаганием. Понятно, что при таком подходе всякие границы группы исчезают и становится невозможно ответить даже на элементарный вопрос о её численности. Мало того, вопрос о принадлежности конкретной личности к среднему классу придётся решать каждый раз персонально, заглядывая ей в душу, да поглубже. Бред, увы! В настоящей социологии подобные терминологические задачи решаются строго обратным методом.
Поиск общественного идеала, как видим, привёл НОРНУ к утопии («средний класс — все лучшие люди всех сословий»). Описанная ею неформальная группа существует при этом в действительности и имеет своё название: биосоциальная элита общества. Этому интересному и важному явлению я посвятил специальную главу «Этнос и социум» в книге «Этнос и нация» (М., «Книжный мир», 2007). Но при чём тут средний класс? — это совсем другое.
Как всегда, когда профессор Хомяков вторгается в область чужих для него, не проходившихся им специально наук, он начинает фантазировать, вкладывая в общеупотребительные термины и понятия свой собственный, весьма иной смысл. Но ведь, дорогой читатель, этак можно весь словарь переписать и творить потом на собственном языке, которого никто, кроме вас, понимать не будет. Точнее, будут понимать всё шиворот-навыворот, ибо слова вы используете те же, а смысл вкладываете другой. (Представьте себе текстик: «Прошмандовки, суки позорные!». А оказывается, надо читать: «Знатные передовицы производства»!) Уж будьте любезны писать на общепринятом языке, пользоваться общепринятыми понятиями…
Ошибка НОРНЫ не удивляет. «Средний класс» — понятие, устоявшееся у западных социологов, но для России новое, неразработанное. В СССР такого понятия марксистская социология не терпела, не изучала его. А до революции о среднем классе никто и не подозревал, предпочитая простое, всем понятное слово «обыватели».
Так мы сразу же натыкаемся на первое «узкое место» НОРНЫ. Ошибочно определённый адресат, ошибочно избранная точка опоры. Может, кто и готов бороться и даже борется за интересы Русского Дела, но уж только не средний класс.
Столь любезный НОРНЕ средний класс это отнюдь не свет в окошке и не соль земли. Он повсеместно социально инертен, его задача — приспособиться, встроиться, выжить. На «благословенном» Западе, где средний класс — признанная и благонамеренная основа всего общества, этот самый класс крутится с утра до вечера, как белка в колесе, вызывая у наблюдателя сострадание и тайный ужас (я своё скатывание в средний класс воспринял бы как катастрофу). Там средний класс тоже, быть может, хотел бы жить, а не выживать, да только никак не получается: чертово беличье колесо не отпускает. Средний класс сам себе не хозяин!
Средний класс не тождествен среднему бизнесу, он социально ниже, это в лучшем случае мелкий бизнес, а в целом — служащие, то есть работающие на дядю (государство или босса), а не на себя, всецело зависимые люди. Которые живут надеждой ухватить свой шанс и пробиться в высший класс, где состоят хозяева жизни. Вот что такое средний класс. А ниже него на социальной лестнице стоят вовсе неимущие, лишённые такой надежды низшие классы: рабочие, крестьяне, обслуга всех сортов, гастарбайтеры, люмпены и т. п. Средний бизнес в понятие «средний класс» уже не входит, ибо средний бизнесмен, в отличие от мелкого, хозяин сам себе. Среди представителей среднего класса могут в виде исключения встречаться отдельные удачливые более-менее независимые люди. Например, профессор, получивший наследство, пристойную ренту. Но ставить знак равенства между средним классом в целом и «социально состоявшимися людьми», как это делает НОРНА, ни в коем случае нельзя, это безграмотно.
Приходится сталкиваться с мнением, что средний класс, отождествляемый с т. н. «третьим сословием», был основной революционной силой на излёте феодализма и в Новое время. А посему-де он и сегодня является классом-революционером. Но это не так. Третье сословие стремилось сломать сословно-классовые перегородки и установить формальное равенство людей, чтобы расчистить себе путь наверх. Стремление понятное и массовое, осуществить его в ту эпоху действительно могла только революция. А какие-такие законы препятствуют сегодня продвижению наверх представителей среднего класса? Да никакие: мы живём в буржуазном государстве по законам буржуазного государства. Не сумел пробиться наверх? Вини самого себя, снова и снова ищи свой путь. Почему средний класс сегодня должен ломать государство, которое даёт ему возможность вести дела, в том числе в тени, наживаться, строиться, делать карьеру, учить детей? Во имя чего? Потерять при этом место в обществе легко, а восстановиться будет трудно. Я не вижу, и НОРНА не сумела обосновать, почему сегодня представители среднего класса, вместо того, чтобы делать карьеру и деньги (система того и другого уже отлажена более-менее), должен поставить все на кон и заняться революцией. Понятно, что жизнь несовершенна, что многое хочется и нужно менять, но какой ценой? Революционный класс обязательно должен руководствоваться логикой: терять нечего, а приобрести могу всё. Утрирую, но суть верна. А разве у нашего среднего класса есть основания так говорить? Не стоит мерить наше время меркой XVI–XVIII веков, а лучше задумаемся: почему тот самый средний класс был вовсе не революционен, а именно контрреволюционен в России начала ХХ века (как клеймил «обывателя» с его канарейкой трубадур революции Маяковский! Как призывал: «Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит»!). Да потому, что в нормальном буржуазном государстве, а Россия уже почти стала тогда таковым, а сегодня стала им вновь и всерьёз, средний класс и не может быть иным! Он предпочитает заниматься делом, а не революцией! И ум свой затачивает на практическую борьбу за выживание, а не на абстрактные истины национализма и патриотизма.
В среднем классе нет и не может быть по определению ничего революционного. В отличие от истинного класса-революционера, среднему классу есть что терять, а то, что он способен приобрести, завоевать, он и так приобретёт и завоюет, не прибегая к революции. Недаром Гайдар и его правительство (а теперь — во всеуслышание — и Дмитрий Медведев[3]) так были озабочены скорейшим ростом этого класса, так со всех трибун расписывали нам необходимость и пользу его. Что же, они ударными темпами готовили себе могильщика? Конечно же, нет! Превращение основной массы населения в средний класс (именно так ставили задачу горе-реформаторы) есть наилучшая гарантия от всяких социальных потрясений. Гайдар с компанией это знал и понимал, поскольку вместо фэнтези профессора Хомякова читал серьёзных западных социологов, а вот северные братья — нет. Поэтому выдвигают ни на чём не основанную концепцию извечной, якобы, борьбы российского государства с русским средним классом (душераздирающее зрелище! Но справедлива эта картина лишь в отношении советского периода и то отчасти). А уж из этой концепции выстраивается цепочка: гибель русского народа вследствие окончательного удушения государством среднего класса, гибель России вследствие гибели русского народа и — апофеоз! — гибель белого человечества вследствие гибели России и гибель всей земной цивилизации вследствие гибели белого человечества. Полный копец. Отсюда тезис: все на защиту русского среднего класса! Сам же средний класс должен, овладев романами профессора, прозреть и встать в ряды революционеров…
Цитирую: «Программа НОРНА — это программа борьбы за интересы русского среднего класса. За его выживание, процветание и развитие». Егор Гайдар[4] может спать спокойно вечным сном, его дело в надёжных руках…
Зато всем остальным представителям русского народа надо бы проснуться и насторожиться. Ибо в действительности всё происходит с точностью до наоборот: по мере того, как средний класс растёт, укореняется и пухнет, с ним растёт и общественная инертность, миролюбие и трижды проклятая толерантность. «Лишь бы не было войны!» — вот самый излюбленный лозунг среднего класса.
Хотите знать, без всяких фэнтези, на что способен средний класс в политике? Взгляните на Европу. На примере всё того же Запада с его чудесно развитым средним классом — там-то его спасать никому в голову не придёт! — мы видим, что этот самый расплодившийся планктон человеческий преспокойненько сдал белую христианскую Европу (заодно и Америку) со всеми потрохами цветным пришельцам, инородным ордам — сдал и не рыпнулся. А теперь ещё и сдаёт всё руководство этими странами — женщинам и евреям. Вот он — результат абсолютного превалирования в общественном раскладе пресловутого среднего класса: прямой путь к пропасти. Вы этого хотите, северные братишки гнезда Хомякова? Ну-ну.
Так что тезис НОРНЫ «обеспечение условий для полноценного участия русского белого среднего класса в мировой борьбе за сохранение белой расы и преодолению мирового цивилизационного кризиса в её интересах» вызывает у меня саркастический смех. Авторы явно не понимают, о чём пишут. Между тем, такова их навязчивая идея № 1.
Обращение с агитацией к среднему классу может иметь на деле только одну цель: обеспечить непротивление этой многочисленной социальной группы в случае масштабных целенаправленных перемен в обществе. Мы будем менять власть, а вы будете спокойно на это смотреть: вот истинный смысл такого месседжа.
Тем более не состоятельна ориентация наших революционеров на людей средних лет, ибо это возраст максимальных забот о семье и карьере. Какая уж тут революция…
Итак, с главной социальной базой НОРНЫ всё ясно: они строят на песке.
Теоретическая база НОРНЫ предлагает несколько постулатов. Разберём их.
Исходная идея НОРНЫ — рассматривать Россию нужно в контексте «глобального цивилизационного кризиса» (первая глава именно так и называется). Почему? Потому что именно этот кризис должен обеспечить «момент наступления хаоса и полной дезориентации политических сил построссийского пространства», и вот тут-то «мы окажемся единственной крупной дееспособной и уже силовой политической структурой, сохранившей управление» (Предисловие). Понятно: всегда есть надежда поймать большую рыбу в мутной воде. Кроме того, «выработка стратегии — это в первую очередь нахождение путей взаимодействия с внешней, по отношению к данному проекту, средой. Поэтому проблемы русского среднего класса мы рассмотрим в самом широком контексте, контексте глобальном» (Вводные замечания).
В чём же этот кризис состоит? Какие Хомяков видит глобальные проблемы?
Его взгляд не отличается новизной. НОРНА пишет: «Это понятие было введено в оборот в работах известного Римского клуба в конце 1970-х годов. Под глобальными понимались проблемы, так или иначе, прямо или опосредовано, касающиеся всех стран мира. К этим проблемам были отнесены: экологическая, ресурсная, продовольственная, энергетическая, демографическая. Иногда как отдельная глобальная проблема выделялась проблема угрозы ядерной войны».
Отметим, что Россию из всех перечисленных проблем напрямую и всерьёз касаются лишь продовольственная и демографическая (причём в смысле, строго обратном планетарному). Ресурсов у нас до хрена, энергоносителей тоже, экология в целом пока терпимая. Впрочем, продовольствия сегодня мы получаем в достатке в обмен на энергоносители. Так что по-настоящему нас волнует одна проблема: демография, низкая рождаемость русских. И волнует вовсе не в мировом контексте, ведь мир-то как раз озабочен перенаселением, повышенной рождаемостью.
А между тем Хомяков продолжает блистать эрудицией, разобъясняя нам давно навязшую в зубах теорию «Пределы роста» Дж. У. Форрестера и Д. Медоуза: «Подтверждается также их тезис о том, что цивилизационная напряжённость будет реализована в совершенно неизвестных в конце 1970-х годов формах. Что мы и видим сейчас, когда вместо достаточно предсказуемого и прозрачного противостояния двух мировых политических блоков, мы наблюдаем с рациональной точки зрения необъяснимый всплеск неуловимого, но вполне реального “международного терроризма”, повсеместный рост межэтнических конфликтов и тому подобные явления».
Насчёт «необъяснимости» — отвечайте за себя, господа. Всё абсолютно объяснимо. Был конфликт одних цивилизаций (Запад и Россия), теперь других (Запад и Ислам). Специфика нового участника определяет специфику форм борьбы. А «повсеместный рост» нацконфликтов есть результат всплеска национализма как ответной реакции на американский глобализм. Но это так, к слову.
А НОРНА всё разворачивает зачитанный до дыр список глобальных проблем: «Итак, можно утверждать, что проблемы глобальной нехватки ресурсов, ухудшения качества среды и перенаселённости Земли в целом, остаются нерешёнными».
И всё это — не про нас.
Вообще, мировых проблем много. Почему бы ещё не поговорить об озоновой дыре, глобальном потеплении, таянии льдов на полюсах, пробуждении замороженных вирусов Антарктиды, столкновении Земли с астероидом и тому подобных модных сценариях глобального Апокалипсиса? Мало ли всяких ещё страшилок можно обсудить!
Однако, сама же НОРНА пишет: «в оправдание нашего спокойствия стоит заметить, что это конец “их” света. Света, которого лично нам ничуть не жаль».
И это правда.
Так хрен ли нам все эти проблемы?! Зачем было огород городить? Тем более, что профессор Хомяков тут же поёт гимн науке, способной в короткие сроки решить большинство из них. «В этом месте предвидим возмущённый вопрос читателя, почему эти решения не реализуются?!» Нет, профессор, самый возмущённый вопрос о другом: если решение в принципе есть, для чего вы нам мозги засоряете названными проблемами?
Конечно, если глобальный катаклизм накроет всю планету, мы подохнем вместе со всеми. Ну, к этой мысли нам не привыкать, все смертны, все это знают. И Апокалипсис читали. Об этом, стало быть, нечего и говорить. В любом же другом случае сохраняет силу простая лагерная заповедь: умри ты сегодня, а я завтра.
«Не делиться ресурсами, рожать как можно больше русских детей и продвигать НТР», — вот естественная формула выживания России.
Нормальный логический вывод из первой главы НОРНЫ был бы такой: России надо всемерно укреплять свои границы, свою государственность, не пускать к себе чужаков и любой ценой аккумулировать у себя лучшие мозги для решения всех проблем. А мир за её пределами пусть живёт как знает. Или подыхает как умеет. Вот и всё.
Не надо брать на себя проблемы «человечества», коего, как нам хорошо известно, вовсе нет нигде. Пусть хоть околеет «человечество» со всеми своими проблемами! Пусть хоть провалится в тартарары! Если что, мы, русские, охотно подменим его собой, расплодившись по всему божьему миру.
Россия самодостаточная страна во всех отношениях. В цивилизационном в том числе. Исходить следует из этого.
Так что нам и думать надо лишь о себе, о своих проблемах, не подменяя их общечеловеческими. Мы не общечеловеки какие-нибудь, а славные русские люди. Зачем нам озабочиваться перенаселённостью планеты, когда нам нужно всерьёз озаботиться недонаселённостью нашей России? Почему бы об этом не поговорить, профессор?
Но НОРНА предпочитает нагнетать ужасы, как в дешёвом спектакле из жизни марионеток. Эффект получается скорее комический: на сцене рвут страсти в клочки, почём зря колошматят друг друга, а зал покатывается со смеху.
Зачем же она это делает? Затем, чтобы далее поставить ребром свежий вопрос о войне рас. И чтобы включить заурядного читателя в далековатую от него проблематику расовой солидарности. Ибо солидарность общечеловеческая, на которую, вроде бы, должна выводить первая часть первой главы, явно не срабатывает — не волнует, не греет, не цепляет нас, и авторы НОРНЫ сами это чувствуют.
Согреет ли, взволнует ли, зацепит ли солидарность расовая?
Итак, авторам хочется заменить вектор читательской озабоченности с общечеловеческого направления на расовое, европеоидное.
И вот следует постулат НОРНЫ, не вызывающий лично у меня сомнений: «Население Земли в целом растёт. А ресурсы, опять же, Земли в целом сокращаются».
Согласен!
Растёт, в основном, цветное население Земли: негроиды и монголоиды. Уточню: «Согласно опубликованному 01.09.1998 г. докладу ООН, единственный континент, население которого будет сокращаться в обозримом будущем — как раз Европа. Если в 1970 г. доля экономически развитых стран составляла 30 % населения Земли, то к середине XXI века, по всем прогнозным оценкам, она сократится до 15 %. Правда, составители доклада вряд ли учли расовый аспект и рост миграции. Но европейцам от этого не легче»[5].
Чёрную расу профессор Хомяков весьма метко, на мой взгляд, именует — «дикое мясо» человечества, балласт цивилизации. И добавляет вежливо, но твёрдо: «Мы заранее готовы извиниться перед ревнителями политкорректности. И повторить, термин “дикое мясо” это образ, а не оскорбление. Его можно заменить наукообразным термином типа “цивилизационные маргиналы” или “мировой цивилизационный маргиналитет”».
Профессор, знакомый с публикациями нашего ведущего расолога В.Б. Авдеева, совершенно справедливо отмечает: «Природу не обманешь пропагандистскими и политиканскими выкрутасами. И мы не видим ни чёрных математиков, ни чёрных композиторов, ни чёрных изобретателей, ни чёрных шахматистов… Отсутствие чёрных “двигателей прогресса” как-то стыдливо замалчивается. Или объясняется социальными факторами. Полноте, господа! Уже, как минимум, два поколения сформировались в условиях, когда существует весьма состоятельная чёрная элита — в политике, в экономике, в спорте, в шоу-бизнесе. Что же эта элита не выдвинула из своих рядов “чёрного Эдисона” или “чёрного Ньютона”? Видимо, не может».
Снова согласен!
Напомню, что объективные исследования американских учёных, обследовавших репрезентативные выборки разных рас на предмет прохождения тестов «IQ», установили безнадёжное отставание интеллекта негроида в среднем на 17 пунктов от интеллекта европеоида. Что поделать! Как было указано ещё в монографии «Новая теория происхождения человека и его вырождения» (Варшава, 1907) крупнейшего русского расолога В.А. Мошкова: «По своим душевным способностям негритёнок не уступает белому ребёнку, он так же способен к учению и так же понятлив, как белый. Но как только наступает роковой период возмужалости, то вместе со сращением черепных швов и выступанием вперёд челюстей у них наблюдается тот же процесс, как у обезьян: индивидуум становится неспособен к развитию»[6]. Только что из печати вышла книга, которая, наконец, расставляет вообще все точки в этой проблеме: Ричард Линн «Расовые различия в интеллекте. Эволюционный анализ» (М., Профит Стайл, 2010). Факты, как говорится, вещь упрямая.
Вывод Хомякова правомерен и однозначен, хотя поначалу очень мягок: «От надежды поставить на службу прогрессу растущее чёрное население планеты надо отказаться… Есть и национальные, и расовые ограничения на использование тех или иных трудовых ресурсов. Это факт, а не пропаганда».
И далее следует каскад неопровержимых тезисов, подводящих к столь же неопровержимым выводам:
— «наиболее быстро в мире растёт то население, которое не только не способно развивать новую технику, но и осваивать её. Да что там осваивать! Просто эксплуатировать уже давно освоенную и то не могут»;
— «население, не способное создавать или, хотя бы, осваивать и тиражировать новую технику, оказывается в роли не производящего ничего потребителя благ»;
— «вышеописанные негативные тенденции можно переломить. Рост малоценного “дикого мяса” можно остановить методами “интенсивной терапии” или даже “хирургии”. Более того, от малоценных не работающих “клеток” можно вообще избавиться»;
— «традиционное общество не спасёт от кризиса. А вне этого общества маргиналам нет места. Как нет им сейчас места ни в какой мыслимой цивилизационной модели. Даже в качестве рабов. Они могут быть только иждивенцами, балластом. Балластом, который потопит корабль современной цивилизации»;
— «с грузом маргиналов и цивилизационных аутсайдеров современная цивилизация погибнет… И наоборот, без “дикого мяса” белая цивилизация выживет и достойно перейдёт в новую эпоху научно-технического прогресса.
Делайте свой выбор, господа!»
«Выбор», который единственно могут сделать «господа» после такой подготовки, лежит на ладони. И я как один из авторов книги «Раса и этнос» не могу с ним не согласиться в теории. О незримой «планетарной этнодемографической войне» я писал ещё в «Итогах ХХ века для России» (М., Вестник, 2000), так что позиция профессора Хомякова мне понятна, близка и нисколечко не шокирует.
И я бы солидаризовался с ней вполне, если бы не два момента.
Во-первых. Вполне обоснованно ставя под сомнение способности негроидной расы к прогрессу, Хомяков позволяет себе такое же отношение и к монголоидам. А это колоссальная ошибка, что, как известно, в политике хуже преступления. Аргументация профессора ужасающе легковесна: «Разве сами японцы или китайцы не признают, реально и прагматично планируя свою экономику, что они лучше европейцев копируют новую технику, но сами весьма слабы в её разработке». Я бы не советовал так доверчиво подходить к этим народам, которые первое знакомство начинают с комплимента «какое у вас умное, значительное лицо» и в традиции которых показное самоуничижение. О том, что на самом деле изобретено в Поднебесной за последние 20 лет, никто из европейцев даже не догадывается, уверяю: все официальные данные Китая о себе, включая статистику, планомерно фальсифицируются десятилетиями. Зато можно перечислить кое-какие достижения средневекового Китая, которые не снились европейцам и вызывали у них жгучую зависть. Это, например, порох, шёлк, фарфор, компас, бумага, в том числе туалетная, и книгопечатание (с VI в. н. э; для сравнения: на арабском Востоке бумагу начали делать в IX веке, в Европе в XIII, в России в XVIII) и даже ракета класса «земля — воздух» (XVI в.) и многое, многое другое. Я не говорю о древнем Китае, технологические открытия которого (как и в древней Индии), просто превышают всякое вероятие. Как они обрабатывали нефрит (с V в. до н. э.) и металлы! Какие постройки, каналы, плотины создавали (чего стоит гробница Цинь Ши-хуанди или Великая Китайская стена длиною 5000 км)! Как высоко стояли и стоят в области боевых искусств! Первый капитальный военный китайский трактат Сунь Цзы — ровесник первых строк Библии. Доогнестрельная артиллерия китайцев не знала себе равных в мире. Кстати, не случайно первое же военное столкновение Китая и Европы во 2 веке н. э. закончилось сокрушительным разгромом римских легионов китайскими арбалетчиками. А в области художественных ремёсел, изобразительных искусств и вообще постижения прекрасного китайцы всегда стояли на недостижимой высоте. Как и в философии, поэзии, медицине, боевых искусствах и многом другом. Китайцы, чьё систематическое мышление поражает, вне всякого сомнения относятся к величайшим народам-изобретателям в истории мира. О японцах в целом этого сказать нельзя, но и у них были свои фантастические ноу-хау, например, в области изготовления холодного оружия, благодаря чему японская катана является непревзойдённым типом меча.
И только открытие подвижного шрифта для книгопечатания, сделанное культурным титаном немцем Иоганном Гутенбергом (1440-е гг.), позволило Западу молниеносно вырваться вперёд в гонке цивилизаций. И Запад до сих пор лидирует только благодаря инерции информационного взрыва, обеспеченного Гутенбергом. Долго ли это лидерство удержится, я прогнозировать не берусь. По данным тех же американских исследователей, интеллект европеоидов, значительно превосходя негроидный, при этом на 2 пункта уступает монголоидам, конкретно — китайцам, японцам. Я уверен (и я не одинок), что если Китай удержится от социальных потрясений, которыми грозит ему форсированное раскрестьянивание, то быть ему абсолютным мировым лидером XXI, а возможно и XXII века.
Не знаю, как Хомяков трактует индийцев, какую расу они в его глазах, темнокожие, черноволосые и темноглазые, представляют. Но на всякий случай сообщу, что 27 % изобретений, совершаемых в небезызвестной Силиконовой долине, приходится на долю именно выходцев из Индии, от высокомерно-пренебрежительного отношения к которым я также хотел бы предостеречь читателя.
Величайшая ошибка, которую может допустить стратег, — это недооценка противника и переоценка себя. В отношении жёлтой расы, Азии вообще, профессор Хомяков ошибся дважды, тут у него явно «узкое место». Такое необоснованное и легкомысленное высокомерие может стоить надменной головы. Избави бог планировать войну с жёлтыми даже на уровне чистой теории. Пример провала военных авантюр Франции и США во Вьетнаме да будет вечным предостережением.
Во-вторых, я не могу согласиться, будто в случае глобальной катастрофы по одному из вышеперечисленных алармистских сценариев «в любом случае погибнут и сами эти маргиналы, как гибнет "дикое мясо" вместе с гибнущим организмом. Итак, маргиналы и аутсайдеры обречены погибнуть. Вместе с цивилизацией. Или отдельно от неё».
Отнюдь. Чем ниже ступень развития организма, тем выше его шансы на выживание в мировых катаклизмах. Динозавры вымрут, а черви и тараканы останутся. И представители чёрной и серой рас, когда «каменные джунгли» и вообще все следы белой цивилизации исчезнут с лица Земли (а на такой сценарий футурологи отводят всего лишь тысячу лет), отличненько будут существовать, «проникнув в плоть земли», в джунглях и болотах на уровне позднего неолита, с какового их зачем-то пыталась поднять раса белых господ. И будут пугать детей страшными сказками о белых богах и взорванной вселенной.
Сказанное не отменяет, впрочем, ясную установку НОРНЫ: мир всё теснее с каждым годом, ресурсы ограничены, их дефицит растёт, человечество обречено, кто-то на Земле явно становится лишним, этот «кто-то» безусловно не мы, европеоиды, от балласта надо избавляться…
Всё строго логично.
Ну, а дальше-то что?! Зачем все эти правильные, но достаточно очевидные вещи излагали «ученики и поклонники профессора Петра Хомякова»?
Казалось бы, самое время конкретно, по-рабочему, без сантиментов поговорить о том, каким образом человечеству следует избавиться от «дикого мяса», чтобы продлить существование собственной лучшей, наиболее продвинутой, креативной и симпатичной части. В духе уже цитированной выше классики: умри ты сегодня, а я завтра. Решить бы, так сказать, техническую сторону вопроса, чтобы обрести благодарность современников и потомков. К этому подводит нас логика НОРНЫ.
Но вместо этого серьёзного, заслуживающего внимания разговора что предлагает нам НОРНА вопреки логике? Она под видом «необходимых разъяснений» и «контрпропаганды» предлагает читателю отступление о вреде государства вообще для всех и российского государства для русских в частности. Это их навязчивая идея № 2. Вот несколько ярких цитат:
«Итак, я не буду ходить вокруг да около. А скажу прямо — главный враг русского народа Российское государство и те генетические деграданты, которые этому государству готовы лакейски служить при любых обстоятельствах»;
«Настоящий русский националист не может не быть хоть в какой-то степени анархистом. Не быть врагом этого антирусского государства, построенного инородцами в интересах инородцев на костях русского народа»;
«Мое национал-анархистское видение мира неприемлемо для многих из тех, кто называет себя русскими националистами. Но это просто люди, не умеющие думать самостоятельно»;
«Все эти господа могут называть себя “врагами режима”, “националистами”, да кем угодно. Они могут говорить, что “исправив” это государство, они будут способствовать расцвету русского народа, подъёму науки и промышленности. Говорить можно, что угодно. Но мы уже знаем, что все эти разговоры и обещания противоречат естественным объективным закономерностям. Любое “сильное” российское государство станет додавливать русский народ и изведёт его окончательно. Раньше, чем любой внешний враг».
Что можно сказать по данному поводу?
Анархизм — не новое течение общественной мысли, что позволяет мне не задерживаться на его критическом анализе, благо это давно сделано другими обществоведами. Профессор Хомяков есть признанный столп современного российского неоанархизма, это тоже всем известно. Но новых аргументов к старой теории он не прибавил. Поэтому не стоит тратить время на подробный разбор этого фрагмента его воззрений. Тут всё решается просто: если вам люб анархизм (а среди русских всегда было полно стихийных анархистов, поклонников Стеньки Разина или Михаила Бакунина и иже с ними) — то вам налево, а если кто считает, что нация без государства есть абсурд, содержание без формы, — то вам направо, вместе со мной. И не будем тратить лишних слов.
Но кое-что пояснить всё же необходимо. Дело в том, что заветная мысль Хомякова состоит в том, что современные государства не в состоянии (по определению) справиться с «глобальным кризисом». Вот что он пишет:
«Самым главным моментом, обуславливающим неспособность мировой элиты рассмотреть возможности выхода из кризиса, является исчерпание возможностей государства как структуры организации общества. Ибо для решения проблемы глобального кризиса, как мы показали выше, необходимо отказаться от линейных бюрократизированных организационных структур. Которые уже ни на что не способны, кроме коррупционного перерождения…
Аналогично исчерпали свои возможности (или близки к этому) и соответствующие структуры крупнейших компаний, копирующие государство.
Всё это на практике означает необходимость демонтажа и государств, и олигархических гигантов».
А поскольку ни олигархические гиганты, ни государства не желают почему-то (экие сволочи!) кончать жизнь самоубийством, то всё обстоит очень плохо, а будет и ещё хуже, ибо «коррупционно-бюрократические уродства будут накапливаться. До тех пор, пока не нашедшее сил для отказа от них общество не рухнет в глобальный кризис».
Ну, а дальнейшее, спасибо железной логике профессора, всё снова становится просто и ясно:
«Такое положение не может не породить глубочайшего антагонизма именно среднего класса и государства. Вся история — это битва среднего класса за ослабление государства».
Итак, вместо ожидавшегося призыва к войне соединённых креативных европеоидов против неспособного к прогрессу «дикого мяса», мы на данном этапе имеем лишь призыв к войне на стороне глобального среднего класса — носителя идеалов процветания и прогресса — против государства как такового. И, соответственно, на стороне русского среднего класса — против России. Таков императив профессора Хомякова и его верной НОРНЫ, очередная навязчивая идея. Учитывая ту галиматью, которую насочинял профессор по поводу среднего класса и государства (да простит меня читатель за воздержание от анализа государственнических воззрений и мифов П.М., но ликбез выходит за рамки моих жизненных задач), это надо понимать как войну за всё хорошее против всего плохого. Ну, ясное дело, какой же порядочный русский человек может стоять в стороне от такого противоборства! Мы за правое дело, а кто не с нами, тот против нас, а значит — гад и сволочь самая распоследняя. Этой параноидальной логикой тотальной нетерпимости пропитано всё устное и письменное, что исходит от НОРНЫ и её адептов, «Северного Братства» особенно. Классика психиатрии, что уж тут говорить.
Но у меня нервы крепкие, меня на понт не возьмёшь. Я ещё способен, не дрогнув, называть негра негром, пидораса — пидорасом, бабу — бабой, а параноика — параноиком.
Как уже понял читатель, меня в минимальной степени заботит судьба человечества, зато в максимальной — судьба русского народа. И «анархическая русофобия», предлагающая русским людям бороться против демонизированного российского государства, для меня ничем не лучше «патриотической русофобии», предлагающей бесконечно жертвовать правами и интересами русского народа ради укрепления российской государственности и/или ради империи. «Анархическая русофобия» Хомякова и «патриотическая русофобия» имперцев — это Сцилла и Харибда, два кровожадных чудовища, между которыми лежит путь русского националиста. Я считаю тот и другой тезисы — ущербными, однобокими крайностями, сконструированными кустарями от политики при полном забвении диалектики. Но если до сих пор я боролся против имперской парадигмы (как наиболее распространённой и живучей в русском движении), ставящей интересы государства выше судьбы государствообразующей нации, то теперь мне приходится исправлять перекос и восставать против парадигмы анархической, призывающей разрушать государство ради нации. (О том, что нация без государства и дня не проживёт, как улитка без раковины, они знать не хотят.) Я за государство, но не ради государства, а ради нации, его создавшей. «Россия — для русских!» — этот лозунг, выраженный на века Александром Третьим, вполне обнимает для меня всю философию моей Родины. За воплощение этого лозунга в жизнь я и борюсь, не жалея сил.
А значит, настало время поставить на место русских псевдонационалистов — борцов с Россией.
Для начала разоблачим выдуманную Хомяковым взаимосвязь классовой и национальной борьбы с фактором государства. Здесь очередное «узкое место» НОРНЫ.
Вот какой тезис берётся защищать наш всезнающий профессор:
«При слабом государстве сильный средний класс легко подавляет любых инородцев. Подавляет сам, отмахиваясь от попыток государства этому помешать. При этом инородцы либо уничтожаются, либо обращаются в рабство (если это экономически целесообразно). Данный тезис мы тоже здесь доказывать не будем. Ограничимся его яркой иллюстрацией. Наиболее тотальный геноцид — индейцев в Северной Америке и тасманийцев в Австралии осуществили не контролируемые государством, не связанные его законами первопроходцы. И эти первопроходцы так радикально разобрались с индейцами, что тех остались считанные проценты от первоначальной численности».
А теперь сравним нарисованную картинку с действительностью. По Хомякову, Северную Америку и Тасманию (а не Австралию, ибо тасманийцы, как ни странно, жили именно в Тасмании) завоёвывала чуть ли не казачья вольница или какая-то смесь пиратов с викингами и вольными лучниками Робин Гуда. Освободившийся от госнадзора, «отвязавшийся» средний класс.
Как бы не так! Это было именно государственное предприятие. Государство называлось Англия, завоевание производилось английской армией (как и Ирландии, и Индии[7], и Австралии, и Новой Зеландии, и Южной Африки, и Китая, и Танганьики, и Фолклендских островов, и — неудачно — Афганистана, Азербайджана и т. д.), суда, на которых эта армия направлялась завоёвывать новые земли для британской короны, принадлежали той самой короне. И все основные битвы с североамериканскими индейцами (как и с ирландцами, и с бурами, и с китайцами, и с нигерийцами, и с пуштунами и др.), всю основную чёрную работу жаркой геноцидной страды довелось вести именно английским, а затем и соединённо-штатовским регулярным, то есть государственным войскам (добровольцы-поселенцы, двигавшиеся за, а не перед армией, лишь подрабатывали на «зачистке»). Знаменитый слоган «хороший индеец — мёртвый индеец» был провозглашён не пиратом и не ковбоем, а служивым генералом Шериданом. А вот не менее славная цитата из речей другого генерала, комиссара по индейским делам Уокера: «Когда имеешь дело с дикарями, так же, как и с дикими зверями, вопрос о национальной чести не возникает». Даже финальный эпизод этой войны, которую вело англо-саксонское государство (вначале одно, затем другое, отпочковавшееся от него) против безгосударственного (!) индейского народа — расстрел в долине Ундед-Ни в 1890 г. 98 мужчин и около 200 женщин и детей — был произведён солдатами, а никакими не первопроходцами. (Первопроходцы, вроде фенимор-куперовского Зверобоя, предпочитали с индейцами дружить.) И насильственное переселение индейцев на запад производила тоже государственная машина: автохтонов загоняли в концлагеря, их селения сжигали, а самих гнали под конвоем через весь континент на новое место жительства, а потом и в резервации. В результате из народа, насчитывавшего до прихода европейцев, по разным оценкам, от 1 до 8 млн человек, осталось на сегодня 400 тысяч, занимающих 2 % принадлежавшей им некогда земли. Из 600 племён уцелели малочисленные представители не более 200 таковых, две трети племён исчезло навсегда[8].
Что могли противопоставить регулярной армии индейцы, которые в массе как раз и представляются мне «средним классом а-ля Хомяков»? В своей книге «Этнос и нация» (М., Книжный мир, 2007) я пишу об этом так: «В принципиальной догосударственности племени кроется секрет его относительной слабости. Хороший пример — индейские племена, которые пытались, но не смогли эффективно противостоять экспансии европейцев… Конфедерация племён североамериканских индейцев, дакотов и ирокезов ("Лига ирокезов"), оказалась организационно беспомощна в деле противодействия вторжению. Ведь в первобытном обществе, не знающем классового расслоения, все равны и нет начальников, хоть и есть вожди[9]. У конфедерации было аж… 50 сахемов, равных по положению и почёту. Ясно, что они никогда не могли договориться, не могли принять обязательного для всех решения. Поэтому впоследствии были избраны ещё два высших военных вождя с равной властью и полномочиями (ср. сенат и консулы в Риме). Но и эта реформа уже не смогла ничего изменить. Более структурированный и дисциплинированный, имеющий начальников противник одержал закономерную победу».
Точно таким же образом особое сугубо централизованное парагосударство — Тевтонский орден — завоевало Восточную Пруссию, которую защищал догосударственный союз племён — пруссы. И подобных примеров можно ещё привести не один.
Единственный вывод, который честный исследователь может вынести из этой поучительной истории, состоит в том, что организованная, технически оснащённая и дисциплинированная сила, за которой стоит вся мощь современного государства, бесконечно превосходит даже во много раз более многочисленного противника, стоящего на догосударственной или безгосударственной ступени развития. Она просто не оставляет ему никакого шанса, стирает с лица земли. Запомним этот важный вывод.
И напротив, совершенно обратную картину даёт история завоевания русскими Сибири и Дальнего Востока, производившегося самостийными казачьими и первопроходческими «квантами», которым государство просто не мешало, а если и помогало, то нерегулярно и мало. Как известно, никаких целенаправленных и радикальных этнических чисток при этом не происходило, хотя войны, упорные, с аборигенами велись. Но умышленным и деловитым геноцидом аборигенов русская колонизация не сопровождалась, что признают и злейшие враги русских во всём мире. Как только местные жители признавали власть царя и соглашались платить ясак, военные действия против них прекращались. Поэтому абсолютное большинство племён, населявших колонизируемые земли, остались в России живы, в отличие от Америки или Тасмании.
Вот и получается, как дважды два четыре, что радикальность и успешность войны с инородцами прямо — а не обратно, по Хомякову! — пропорциональна силе и активности государства в этом деле.
Так же совершенно неверен и другой важнейший тезис Хомякова: «Имперское государство, и государство вообще, проблемы цивилизационных и этнических маргиналов не решает. Не решает нигде, ни в России, ни во Франции, ни в Германии… Читатель, симпатизирующий национализму, из этих рассуждений уже понял, белый национализм может быть реальным только как народный национализм».
Судьба славян в Германии ярко свидетельствует об обратном. Как известно, славяне некогда занимали значительную территорию нынешней Германии, заселяя земли вплоть до Гамбурга и границ Дании, компактно населяя Померанию, Мекленбург, Восточную Пруссию. Но различные немецкие государства (в т. ч. империи) уничтожили или вытеснили их без остатка. От многолюдных славянских племён, таких как бодричи, лютичи, руги, пруссы и др., не осталось к нашим дням ни одного человека, в точности, как от представителей 400 индейских племён в Америке. Напомню здесь и о начавшейся в XIII веке официально спланированной и распропагандированной кампании «Дранг нах Остен». Под долгим немецким игом оказались и чехи, и словаки, и русины, и украинцы (западные) и часть поляков, сербов, хорватов и балтийских славян и т. д. За полторы тысячи лет немецкая государственность в разных обличиях весьма, как видим, радикально решила проблему своих «этнических маргиналов». А последних представителей некогда столь многочисленного славянства в Германии — лужицких сорбов (лужичан) немецкая государственная (!) машина планомерно перемалывает уже на наших глазах, онемечивая год за годом. Не далее, как пару лет тому назад был сделан очередной важный шаг в этом направлении: лужичанам запретили образование на своём родном языке.
Аналогичным образом действует Китай, неуклонно и сознательно повышающий удельный вес государствообразующего народа хань (за последние 20 лет он вырос с 94 до 97 % за счёт переделывания и переписывания в ханьцев этнически пёстрого населения страны). Это делается разными способами, в том числе методом этноцида, т. е. бескровного культурного геноцида, — в Синцьзяно-Уйгурском районе, Тибете и других регионах. Властители Китая отлично понимают простую истину: чем монолитнее государствообразующий этнос, тем крепче и сильней государство. И не жалеют усилий в нужном направлении.
Мог бы привести и иные примеры разумной государственной политики разных стран в отношении инородцев, хоть бы изгнание мавров и евреев из Испании в 1492 году объединённым государством Арагона и Кастилии. Или политику Израиля в отношении неевреев, Латвии в отношении нелатышей (да, по сути дела, всех новых постсоветских государств, кроме Белоруссии и России, в отношении нетитульного населения). Или государство португальских иезуитов Парагвай, целиком построенное на рабской эксплуатации туземцев. И мн. др., не говоря уж о таком ярком примере, как гитлеровский Рейх.
Про Францию спорить не стану, эта страна, как и США, стоит особняком в плане национальной политики (отсылаю читателя вновь к своей книге «Этнос и нация»).
А вот с Россией всё обстоит совсем не так однозначно, как хотелось бы несправедливому к ней Хомякову, явно недолюбливающему и не уважающему собственную родину. Хотя прямой политики геноцида по отношению к народам Сибири царское правительство не вело, однако от хорошей жизни под отчей дланью московских правителей население, к примеру, Западной Сибири вымирало, как от чумы. Вот что пишет по этому поводу дореволюционный энциклопедический словарь «Брокгауза и Ефрона»: «В первой четверти (1626 г.) XVII столетия число ясачных людей, вместе с инородцами, бывшими на службе царской, в Западной Сибири не превышало 3000 человек, между тем как в середине XVI века послы Едигера, прибывшие в Москву с изъявлением покорности, сказывали, что "у Едигера" (т. е. в Западной же Сибири) 30700 человек чёрных людей. Одно это говорит об интенсивности борьбы и о страшном избиении инородцев» (Г. Лучинский. Сибирь. — БиЕ, т. XXIX).
Перевожу для непонятливых: за какие-то 75 лет исчезло 90 % автохтонного населения, покорённого царями! Мало, профессор? Америка отдыхает! А ведь это следствие не спонтанной народной экспансии, а имперской политики, имперского гнёта уже после покорения Сибири! Ибо в порядке «народной инициативы» русские инородцев специально не истребляли (сражаться — сражались, спаивать — спаивали, отбирали баб, не спорю, но не вырезали под корень, давали дышать). А какие примеры я мог бы привести в отношении многих других российских народов, тех же башкир! Советовал бы интересующимся реальной историей ознакомиться с книгой: академик Любавский М.К. «Обзор истории русской колонизации» (М., МГУ, 1996). Сильно поубавится сладких слюней при разговоре о гуманистическом благолепии российской имперской экспансии.
Или вот ещё примерчик: что творит сегодня проводящее именно имперскую политику государство Украина в отношении русских, украинизируя их неуклонно и беспощадно. Если в 1989 году русские составляли 22 % населения Украины, то по последней переписи уже лишь 11,5 %. Это ли не этноцид на грани геноцида? И делается это даже вопреки установкам большей части украинского народа, который на бытовом уровне вовсе не дискриминирует русских по национальному признаку.
Словом, надо правильно понимать: в государстве, где народ контролирует власть, где власть есть плоть от плоти своего народа, опирается на него, не отрывается от него, солидарна с ним и действует в его интересах, там этнополитика сознательно или стихийно направляется в верное русло.
Что тут ещё добавишь? Дорогой профессор, не беритесь с такой нездешней силой и упрямством не за своё дело, не судите столь решительно о том, в чём не разбираетесь, не вводите в тягостное заблуждение массы людей, ещё менее сведущих в гуманитарной сфере, чем вы. Ведь это грех! За овец своих ответишь, пастырь! И за баранов тоже.
«Что, читатель, проняло вас?» (П.М. Хомяков).
Итак, актуального разговора о том, как человечеству избавиться от балласта в условиях надвигающегося кризиса, когда всем будет всего не хватать, мы от НОРНЫ так и не дождались. Вместо этого нам предложили трактат о ненужности для нашего народа крепкого централизованного государства.
Вот тут-то мы и подошли к главному противоречию НОРНЫ. Оно состоит в том, что, с одной стороны, пророча страшной силы всемирный кризис в ближайшие годы (в период примерно с 2009 по 2015 гг.) и провозглашая своей целью защиту русских от него, авторы, с другой стороны, в качестве спасения предлагают меры, ослабляющие или разрушающие российскую государственность. То есть, гарантирующие нам копец полный и окончательный.
Логика, в самом деле, изумительная!
Вспомним: в чём, по Хомякову, выражается кризис[10]? Прежде всего в том, что население мира растёт, а ресурсы (земля, вода, ископаемые, энергоисточники и т. д.) убывают.
Всё верно. Но что это значит? Это значит, что каждый кусок свободной земли, каждый глоток чистой воды, каждый литр нефти, каждый грамм алюминия и т. д. с каждым днём становится всё вожделеннее для каждого жителя Земли, неважно, подозревает он об этом или нет. Не надо быть профессором, чтобы это понимать. Напомню, если кто забыл, что ежегодно на нашей милой и прекрасной планете ОТ ГОЛОДА умирает 20 миллионов (!) человек, по данным ВОЗ. Цифра кажется невероятной, поскольку мы находимся далеко от умирающих, не видим их, но она вполне официальна. Умирают, в основном, представители «дикого мяса», если пользоваться термином Хомякова. Но не все и не сразу, поэтому оставшиеся в живых, имея перед глазами столь плачевный пример, готовы на всё, чтобы избежать подобной участи. Пока что они всеми правдами-неправдами прут на благополучный Запад, уже чудовищно переполнив его, пропитав собою едва ли не все его клеточки. Но в последнее время я всё чаще замечаю негров и у себя в родном Коломенском (уже где-то свили гнездо). Перепад демографического давления на планете настолько велик, что заставляет считать естественным миграционный переток с Юго-Востока на Северо-Запад, сдерживать который способна уже только грубая сила оружия.
Однако Запад, выродившийся до состояния живого трупа, не в силах покончить не только с источником, эпицентром упомянутого давления, но даже и с теми пришельцами, мигрантами, которых столь опрометчиво запустил в свои владения. Больше того, гуманный (поневоле — от старости и слабости) Запад постоянно поддерживает Юго-Восток продовольствием, медикаментами и прочими благами цивилизации, приближая этим час своей кончины, ибо провоцирует дальнейший подъём рождаемости, падение детской смертности и рост продолжительности жизни среди собственных могильщиков.
А теперь ещё парочку цифр. Россия занимает, после распада СССР, всё ещё большой кусок земли — 1/8 часть суши, значительная часть которой пригодна для земледелия, но используется не по назначению или вовсе не используется. Она располагает немалыми запасами энергоресурсов (в последние годы данные на сей счёт всеми отчаянно фальсифицируются по разным соображениям, но факт остаётся фактом). По сумме различных видов полезных ископаемых российские подземные кладовые оцениваются до 60 % общемировых запасов. Кроме того, Россия, в виде её многочисленных водных ресурсов (в т. ч. сибирских рек и легендарного Байкала), является держательницей ценнейшего продукта — пресной воды, ценность которого растёт прямо у нас на глазах год от года. Я уж не говорю про такое специфическое богатство как лес и производный от него свежий воздух.
Словом, Россия — сплошная гигантская приманка как для богатых, так и для нищих насельников земли: для первых как источник возможного неслыханного обогащения, а для вторых — просто как средство выживания. Весь мир, если бы умел думать единой головой, жаждал бы поделить Россию, всю, до последнего квадратного миллиметрика.
Если и впрямь разразится тот кризис, который настойчиво сулит нам добрый дедушка Пётр Михайлович, эта жажда станет в полном смысле слова смертельной. Не нужно быть профессором, чтобы понимать, что первую же попытку спасти себя от гибели мир попытается сделать вовсе не за счёт стирания «дикого мяса» с лица Земли (Хомяков недаром уклонился даже от обсуждения этой возможности, понимая всю его тщетность), а за счёт нас, русских, унаследовавших от предков такой большой и лакомый кусок. Потому что так проще, дешевле и «гуманней». Меньше хлопот с непредсказуемыми последствиями.
Что же мешает миру сделать это уже теперь? Ведь население России ничтожно мало — всего 2 % от жаждущего жизни человечества. Два процента — против девяносто восьми! Ещё и ещё раз подчеркну: если рванёт глобальный кризис, то главный театр военных действий придётся именно на Россию, которую все начнут делить. А русский народ будет вынужден противостоять всему миру. Всему миру тотально — без исключения: богатому и бедному, белому и цветному.
Два процента земного населения, включая стариков, женщин и детей! Смогут ли они, даже поголовно вооружённые (НОРНА настаивает на свободе продажи оружия), сами по себе, без опоры на сильное централизованное государство, защитить своё наследственное достояние от всех остальных людей мира, доведённых кризисом до отчаяния, до безумной активизации инстинкта самосохранения? Да нет, конечно же. Смешно и глупо даже думать об этом. Уж если воинственная и дикая «Лига ирокезов» не смогла себя отстоять, то мы, отравленные цивилизацией и пацифизмом, и подавно не сможем.
Воспрепятствовать тотальному раздербаниванию России (под этим именем я сейчас понимаю не «Российскую Федерацию», а совокупное наследие наших русских отцов и дедов) могут только наши государственные границы, защищённые всей военной мощью, в первую очередь ядерной, и другие государственные институты. Можно не сомневаться, что всякое их ослабление, о чём мечтает НОРНА, будет воспринято (особенно в условиях глобального кризиса) как сигнал к нападению на нас, ведь слабость всегда провоцирует агрессора. Так в 1204 году западные христиане, под руководством крестоносцев и венецианского дожа Дандоло, раздербанили ослабевшую империю восточных христиан — Византию — и не поморщились. Причём сделали это походя, направляясь, вообще-то, на Ближний Восток в крестовый поход, разбираться там с «диким мясом». Сделали, потому что почуяли слабину богатого колосса на глиняных ногах и воспользовались ею как счастливым случаем. В результате «дикое мясо» получило передышку, а вот культурная христианская Византия на полвека утратила суверенитет — это к вопросу о расовой и религиозной солидарности в условиях кризиса.
Нормальная, неизвращённая логика говорит одно: единственная надежда на выживание русских как народа в глобальном кризисе связана с укреплением государства России. Для нас этот кризис опасен только одним: все страны со всех сторон набросятся на Россию, чтобы делить её пространства и ресурсы. Но если нам удастся защитить границы и не допустить экспансии, то мы на мировой кризис положим с прибором! Ибо ни перенаселение, ни истощение ресурсов, ни энергетический коллапс, ни экологическая катастрофа — все атрибуты кризиса — непосредственно нам не грозят.
Никто при этом не строит иллюзий по поводу взаимоотношений наших властей предержащих с русским народом. Много лет назад я сформулировал предельно чётко: Россия есть русская страна с антирусской властью. Печально, конечно. Но таков уж извечный алгоритм нашей истории: нам каждый раз надлежит выбирать между отечественной «антинародной диктатурой» либо «чужеродным владычеством», которое порой не прочь и прикинуться добреньким. (Наполеон, к примеру, первым делом освободил русских крестьян от крепостной зависимости, но они в благодарность подняли французов на вилы. Гитлер обещал покончить с «жидокоммунизмом» и колхозным рабством, но партизаны и его благородства не оценили.)
Можно до посинения спорить, чья власть лучше: Золотой Орды или Ивана Грозного, польской династии или Романовых, Карла XII или Петра Первого, Наполеона или Александра Первого, Гитлера или Сталина… Факт остаётся фактом: инстинкт самосохранения, выживания русского народа ВСЕГДА и БЕЗУСЛОВНО предпочитал собственную деспотию — гнёту захватчиков. Так было и так будет всегда; и только благодаря этому мы ещё живы до сих пор. Прежде всего надо отбить претензии алчных завоевателей, а со своей кремлядью мы как-нибудь потом сами без них разберёмся. Так говорит инстинкт, а инстинкт, в отличие от мозгов, даже профессорских, никогда не ошибается.
Больше того, именно это постоянство выбора позволяет нам говорить о русских как о народе исключительно здоровом психически, который всем нутром — шкурой, костями, ногтями и зубами — сознаёт первостепенное значение оппозиции «свой — чужой». Который, даже не понимая этого умом, всей своей натурой знает, что самый плохой «свой» властитель в тысячу раз лучше самого замечательного «чужого». Потому что оппозиция «свой — чужой» существует на самом фундаментальном уровне: досоциальном, подсознательном, природно-биологическом. И с этим шутить нельзя, потому что Природа всегда права, и тот, кто идёт против Природы, обязательно плохо кончит.
Тому пример — приход к власти жидобольшевиков, которые обманом повернули русский народ против его природных, «своих» хозяев и в результате неожиданно посадили ему на шею хозяина «чужого». Это единственный случай, когда здоровый инстинкт подвёл нас, русских, отдав успех в чужие недобрые руки, и мы слишком дорого за это заплатили. Успех жидобольшевиков был обеспечен обманом, в ходе которого национально чужие руководители революции были выданы доверчивому народу за социально своих, нашенских. В итоге вышел чистой воды «Русский Холокост», повторить который не хотелось бы, ибо нам такого повторения уж точно не пережить[11]. Жестокий урок да пойдёт нам впрок.
НОРНА историю не знает, биологию не понимает и над подобными вещами не задумывается. Как и все простые наивные люди, она полагает, что история даёт людям выбор между хорошим и плохим. Увы, это не так: выбор всегда лежит между плохим и худшим. Надо ясно понимать: отдав Россию на поток и разграбление миру, стиснутому кризисом, мы будем обглоданы до последней косточки и спастись и выжить как народ уже не сможем никогда[12].
«Ну и что? — утешает нас НОРНА. — Ведь зато в условиях столь потрясающего кризиса зашатается и упадёт нынешняя ненавистная власть, тут-то мы и возьмём всё в свои руки!»
Сильное, сладкое утешение…
Но оно не очень-то действует, поскольку даже круглому идиоту ясно, что если на месте нынешней России после её «большого раздербанивания» кому-то позволят создать какую-то «Русь», то места на карте она займёт вряд ли больше одного московского округа. И большинству русских это будет уже всё равно по причине окончательного исчезновения и растворения. Какая разница съеденному квартиросъёмщику, кто будет хозяйничать в его пустой квартире? Или, тем более, в сортире его квартиры? А ведь ничего другого даже очень лояльной к Западу НОРНЕ не оставят: резервация в том или ином виде — вот и всё, что ей дадут новые щедрые господа одной восьмой части суши.
Кстати, о Западе и о нашей с ним расовой солидарности. И отдельно ещё — о том, каким союзником будет Запад для русских националистов на их пути к власти.
Это у НОРНЫ любимая тема, можно сказать, навязчивая идея № 3. В жизни не читал ничего прекраснодушней и глупее!
Дорогой читатель! Запомни сразу же и заруби на своём носу одну простую истину. Выражу её ненаучно, зато доходчиво.
Быть белым европейцем — значит быть хладнокровным, жадным и беспощадным агрессором, этноэгоцентриком до мозга костей, всегда блюдущим интересы только своего народа (в самом лучшем случае) и плюющим и чихающим на всякую расовую солидарность с самой высокой башни.
Так выглядит квинтэссенция всей сорокатысячелетней истории потомков кроманьонца.
Почему приверженцы НОРНЫ воображают себе что-то иное? Непонятно. Возможно, потому, что реальную Европу видели мало, а вся история взаимоотношений России и Запада настойчиво ими фальсифицируется. Но зачем? Ведь это попросту опасно…
Почему опасно? Потому что для того, чтобы выжить, надо уметь правильно определить своё место в мире. За неправильно занятое, чужое место платят жизнью. А это место определяется не чем иным как уровнем того конфликта, в котором ты принимаешь участие. И тут важно не ошибиться и не попасть не на свой уровень, чтобы не платить кровью за чужие успехи в чужой войне.
Каков может быть уровень конфликта в принципе? Он в принципе может быть либо социальным, либо этническим. Ибо наиболее значительные массы народа определяются в координатах «правый — левый» (богатые и знатные против бедных и простых) либо «свой — чужой» (в национальном смысле). Социальные конфликты мы в данной работе не рассматриваем. Поэтому поставим вопрос об уровнях этнического конфликта. Когда-то я написал об этом вполне исчерпывающе:
«В конфликте (гипотетическом) между землянами и инопланетянами я однозначно займу сторону землян, какой бы расы они ни были. Потому, что я землянин.
В конфликте рас я займу сторону белой расы, невзирая на то, какими нациями она представлена. Потому, что я белый.
В конфликте наций я встану на сторону русских, какой бы социальный слой ни предстал в их лице. Потому, что я русский…
Не дай бог, конечно, перепутать и в войне миров защищать, к примеру, только свою нацию. Это будет значить, что я просто идиот.
Но не дай бог перепутать и в другую сторону и в борьбе наций встать на позиции "общечеловеческие": это будет значить, что я такой же идиот, только с обратным знаком»[13].
Каков же сегодня наш, русский уровень этнического конфликта? В какой войне мы волей-неволей участвуем? Подчеркну: именно волей-неволей, поскольку уже выложились до полной утраты сил в собственном глобальном (коммунистическом) агрессивном проекте, о котором когда-то гордо говорили словами великого поэта:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем!
Мировой пожар в крови —
Господи, благослови!
Этот проект действительно стоил нам и всему миру больших жертв. Настолько больших, что сегодня по недостатку возможностей мы не можем и не должны инициировать какие-либо конфликты вообще, надеюсь, это понятно. Но это, увы, не означает, что нас обойдут стороной войны, развязанные другими силами, — войны, в которых нам история отвела роль уже только пассивно-оборонительную (благо нам к таковой не привыкать).
Итак, о конфликте. Идёт ли сегодня противостояние землян и инопланетян? Отвечу честно: не знаю. Поэтому развивать эту тему не берусь.
Идёт ли сегодня война рас? О да, полным ходом — и ещё какая! Об этом я тоже высказался весьма давно и вполне исчерпывающе. Вынужден привести расширенную цитату, поскольку должен точно и детально обосновать, в чём наши с Хомяковым позиции совпадают, а в чём расходятся, и главное — почему[14].
«Европа стремительно меняет свой расовый облик, расовое содержание своей культуры и цивилизации. Процесс ширится. Для тех, кто видит в Европе лишь географическую или политэкономическую данность, в этом нет ничего страшного. Но для историка, социолога, культуролога, этнополитика данный факт равнозначен цивилизационной катастрофе, не уступающей по трагическому масштабу гибели Атлантиды…
Афро-азиатский и латиноамериканский “империализм” пока что носит мирный характер. Цветной мир великодушно не воздаёт белому по былым “заслугам”. Процесс завоевания белого мира, “глобальная реконкиста”, протекает, в нарушение тысячелетних традиций, без вооружённой борьбы. Европейцы беззвучно, не сопротивляясь, терпят нашествие на свой дом, как стихийное бедствие, как налет саранчи. Американцы дальновидно поглядывают, куда бы снова эмигрировать, не в Россию ли…
Но тишина, я уверен, обманчива. Если белые вдруг попытаются возмутиться этой ползучей оккупацией, вздумают сопротивляться — хрупкий расовый, национальный и этноконфессиональный мир моментально рухнет, и откроется кровавая бездна[15]…
Можно не сомневаться: афро-азиаты и латиносы в конце концов выиграют расовую войну за европейское наследство. По тому самому непреложному историческому закону, по которому на всякий “хитрый Рим” обязательно найдётся свой “гунн с винтом”. Европейцы это понимают нутром и шкурой; но эти трусливые умники уже бессильны сопротивляться и поэтому принимают международные пакты (в которые втянули — ещё при Козыреве — замордованную ельцинским режимом Россию), регулирующие миграцию бесконфликтно, в целом — в пользу мигрантов. Едва начав игру, эти импотенты уже капитулировали.
На стороне афро-азиатов и латиносов в Европе и Америке самым активным образом играют евреи, упорно добиваясь, через институты права и СМИ, чтобы все государствообразующие этносы утратили роль хозяев своих собственных стран, растворились в инонациональных “согражданах”. В мутной воде космополисов, где и не разберёшь, кто хозяин, а кто гость, удобно ловить рыбку выгоды и благополучия. Удобно самому стать незаметно хозяином. Играя на столкновении чужих интересов, удобно разделять и властвовать. Укреплять свою власть над миром. Главными идеологами равноправия, национальной, расовой и религиозной толерантности, свободы миграции, глобализма и космополитизма везде и всегда (кроме Израиля, разумеется) являются именно евреи. Таковы беспристрастные факты…
Расовый мир, в коем погрязла Европа, — не от хорошей жизни европейцев. Он для них — вынужденное явление, прямо противоположное их вековым устоям, традициям, установкам. Противоречащее их национальному духу, их эпическому наследию, словом — всем основам их национальной идентичности, коренящейся в истории. Но сегодня расслабленные и выродившиеся, изменившие себе европейцы, которым просто уже некого послать умирать на полях сражений, полны бессильного страха. Такова историческая плата за раскрестьянивание, индустриализацию, демократию и комфорт.
Этот страх очень заметен в повседневной жизни. В парижском метро (уже есть линии, где — я специально считал — цветных вдвое-втрое больше, чем белых) негры держатся весело, раскованно, независимо и уверенно: они — завоеватели, они вырвали у судьбы и Европы свой шанс, покорили сладчайший Париж. Пусть небогатые, они счастливы сознанием личной и расовой перспективы: у них есть будущее. А вот французы, стоя или сидя рядом с неграми или арабами, хранят на физиономиях скорбно-замкнутое и недоуменно-кислое выражение: “За что? Почему? Что с нами будет дальше? Как же это вдруг получилось, что мы в собственной прекрасной стране, созданной руками наших предков, — перестаем быть хозяевами?” Психологи называют такое состояние “фрустрацией”. Французы потеряли лицо, но в большинстве своём даже не сопротивляются. Они, может, и хотели бы, но не смеют поддержать в должной мере Ле Пена. Потому что Ле Пен — это эскалация конфликта. А они сегодня боятся конфликтовать и воевать, ибо войны ведутся лишь потому и постольку, поскольку есть кем воевать…
Сегодня европейцы просто подняли руки и без боя сдали все наследие предков, всю роскошь, блеск, великолепие, комфорт — свидетельство мощи духа, ума и витальных сил расы — народам, которые палец о палец не ударили для создания этого великолепия. Европейцы и белые американцы сегодня способны только капитулировать. Они источают запах слабости и трусости — запах завтрашнего трупа. Они смиряются с создавшимся положением, приспосабливаются к нему…
По данным американской статистики, если в начале 1960-х население на 90 % состояло из американцев европейского происхождения, то к концу ХХ века их осталось только 70 %. Американское бюро по переписи населения предсказывает, что к середине XXI века американо-европейцы станут этническим меньшинством…
В XIX–XX веках история поставила акцент на национальных и классовых войнах; XXI век, это уже очевидно, будет посвящен войне рас…
Чем чревато для Европы все происходящее?
В европейских странах будет в недалёком будущем то же, что сейчас происходит в Америке. Никакого “плавильного котла” (всеобщего расового смешения, создания “нации метисов”), ни дисперсного, рассеянного совместного проживания там, конечно же, не получится. Цветные, продолжая размножаться и накопив критическую массу в определённых регионах (вначале — кварталах, а там и городах, и областях, провинциях), введут там явочным порядком суверенитет и государственность. И это могут оказаться далеко не худшие регионы. Автохтонные белые народы в собственных странах вполне могут обнаружить себя в своего рода резервациях, а если тенденция к уменьшению их удельного веса сохранится, то их ареал обитания будет сжиматься год от года, как шагреневая кожа. Их просто “съедят”, не в буквальном смысле, разумеется.
Пока что европейцы (как и мы, русские) “едят” себя сами, самосокращаются. Но это так только кажется поверхностному взгляду. В действительности все сложнее. Я уже говорил, что все было бы не так страшно, если бы небелый мир сокращался в такой же пропорции, что и белый. Тогда в этом можно было бы узреть нечто похожее на саморегуляцию численности пресловутого “мирового сообщества”, которая, по расчётам демографов, никак не может превышать 12–13 млрд. человек (больше Земля, якобы, не выдержит.) Но ведь на деле это совсем не так: афро-азиаты и латиносы просто вытесняют европеоидов с земного шара. Ведут с ними необъявленную демографическую войну. Используя самое современное и самое страшное оружие нашей эпохи — детородные органы…
К середине следующего столетия Африка, по прогнозам экспертов, выйдет на второе место по численности населения, оттеснив Восточную Азию на третье, а Европу — на пятое место в мире»[16].
Итак, суммирую.
Планетарная расовая война — это война на истребление, в которой белая раса обречена постольку, поскольку утратила жизненную силу, волю к жизни и способность к сопротивлению. Исход этой войны уже предрешён. Для меня как очевидца, посещающего европейские столицы не менее пяти раз в году, в том нет никаких сомнений: Запад — это лишь живой труп, нарумяненный мертвец. Сам себя он уже не спасёт, для этого надо, подобно Мюнхгаузену, своей рукой вытащить себя из болота за собственные волосы. Ни спасти Запад, ни помочь ему мы не можем, даже ценой собственной гибели.
Но Запад и не достоин нашей помощи. Тем более такой ценой.
Во-первых, бессмысленно помогать тому, кто сам себе помочь не хочет. Тому, кто сдал неприятелю все рубежи, открыв своё беззащитное горло в нелепой надежде на милость победителя. Подставим за него свою грудь под «удар милосердия»?! Уж это дудки.
Во-вторых, глупо помогать тем, кто, стоя одной ногой в могиле, пытается, как воскресший Дракула, из нас же высосать ещё хоть капельку крови, чтобы продлить свою жалкую жизнь. Настойчиво призывая Россию к подписанию «Энергетической хартии», внедряясь в нашу добывающую промышленность, вытесняя отечественного производителя с отечественного же рынка, вывозя из России всё мало-мальски ценное, опутывая её долговыми обязательствами — с одной стороны. Направляя в Россию всевозможные отходы, от ядерных до человеческих, с другой. Не секрет, например, что Запад ведёт тщательный мониторинг миграционных процессов в России и делает все, чтобы перенаправить к нам свои потоки цветных мигрантов. Решить все свои проблемы за наш счёт — голубая мечта наших братьев по расе (и, что самое печальное, мечта эта вполне сбыточна, если Российское государство, до дрожи ненавидимое НОРНОЙ, не поставит ей мощный заслон). Одновременно Запад прилагает все усилия, чтобы свести к минимуму вес России в международной политике, её способность принимать самостоятельные решения; ситуация с Косово показала, что данная цель во многом достигнута, наш голос, спасибо Западу, больше не стоит в мире ничего.
Нам не следует допустить, чтобы мертвец и нас с собой утащил в могилу. Дружба с Дракулой не имеет светлых перспектив, кроме совместной встречи восхода солнца.
В-третьих, мы, русские, уже не раз спасали Запад от больших неприятностей. Заслонили, например, от монголо-татарского нашествия, приняли на себя его главный удар, отвлекли силы. За это мы заплатили, помимо русской кровушки, страшную цену цивилизационной отсталости, на века оказались обречены на догоняющую стратегию в отношении Европы. Какую благодарность получили взамен, кроме насмешек над той отсталостью да территориальных потерь, захапанных Польшей, Литвой и немецким орденом? Далее: мы были решающей силой, сокрушившей Наполеона, который без малого двадцать лет вытаптывал, унижал и перекраивал как хотел всю Европу. Чем нас отблагодарили? Венским конгрессом, который дипломатическими методами нивелировал наше влияние на континенте, а потом ещё и Крымской войной, в которой вчерашние противники объединились, чтобы унизить и укоротить напугавшую их Россию, поставить её на колени. А за то, что мы сломали хребет бешеному волку Гитлеру, подмявшему под Германию практически весь Запад, кроме Англии, какую благодарность мы увидали от спасённых стран, восстановивших, благодаря нам, свой суверенитет? Беспощадную холодную войну, крах Советского Союза (чему были, конечно, и внутренние причины).
В общем, нас не любят, не ценят — и не надо. Пусть сперва сами за ум возьмутся, да в ножки нам поклонятся, а там посмотрим, спасать ли их в очередной раз. И на каких условиях.
Если бы белый Запад вёл расовую войну не как бараны на бойне, а по-бойцовски, активно, сознательно и целеустремлённо, признавая в нас равных себе соратников, братьев по оружию и судьбе, я бы первый призвал русских встать в общий белый строй ради совместной победы. Но рисковать собой, своими детьми ради изнеженных хлюпиков и педрил, не способных не то что решить проблему глобально, но даже стряхнуть паразитов со своего семейного ложа, да ещё и гадящих нам на каждом шагу — это уж извините. Пусть умрут они сегодня, а мы — завтра.
Мне смертельно жаль европейские народы, ведь я всю жизнь любил, восхищался, изучал литературу и искусство, в том числе европейское (но не только), я проникнут этим насквозь, знаю что чем ценно, какой вклад во всемирную сокровищницу внёс тот или иной народ. Самопредательство и вырожденчество европейцев причиняет мне огромную боль, непроходящий шок. Дай бог, конечно, белой расе выстоять в этой войне, но — не за наш счёт. Людям в угоду, да не самим же в воду. Если они избрали себе такую судьбу, чем их образумишь? Если нам, русским, суждено сызнова восстановить численность и значение белой расы, начать её историю с нового листа — пусть так и будет. Для этого нужно лишь сохранять и преумножать наш русский народ, нашу кровь и плоть.
А это значит, что сегодня расовая война — не наш уровень конфликта. И она не станет таковым до тех пор, пока, образумившись, белый мир не перестанет болтать языком и не сделает осознанно свою последнюю и главную ставку на русских, не поможет русским националистам взять всю полноту власти в России и не заключит с нами договор о совместной борьбе, ставка в которой — жизнь или смерть нашей расы.
Наш уровень конфликта, в котором мы осознанно или неосознанно повседневно участвуем, в котором реально можем победить, — это конфликт наций, этническая война. Этносов, с которыми у нас, русских, отношения сложились конфликтно, хватает, как в самой России, так и вне её. Только успевай поворачиваться… Но это тема другой статьи.
Тут самое время вновь процитировать профессора Хомякова, желающего подчеркнуть, что Запада бояться не следует, не такой уж он страшный наш враг и супостат. Он словно предвосхитил мои эскапады и заранее подстелил соломки:
«А как же мы останемся без своего государства перед лицом агрессивного Запада?! — воскликнет иной “патриот”. Зададим встречный вопрос. А как вы считаете, почему Запад не раздавил Россию, когда она лежала в руинах в 1992–1993 годах? Тогда страну можно было взять голыми руками без единого выстрела, подогнав не спецназ или танки, а самолёт с долларами. Но ведь никто так не поступил. Да, грабили, да, отщипывали куски. Но в целом не хотели развала страны. Вдумайтесь, в 1993 году вообще можно было бы ввергнуть страну в хаос гражданской войны. А потом взять голыми руками. Но помогли сохраниться режиму».
На «встречный вопрос» ответить нетрудно (если, конечно, не обсуждать всерьёз самолёт с долларами). Крушение СССР, волшебно молниеносное, поставило в тупик изощрённейшие умы политиков всего мира, никак того не ожидавших. И призрак советского монстра, столько лет мифологизировавшийся и демонизировавшийся всей пропагандистской машиной Запада, неожиданно обрёл некую воображаемую реальность. СССР уже не было, а фантомный страх перед его могуществом продолжал жить (да и про чемоданчик ядерный, и про тысячи атомных бомб не стоит забывать). Никто в мире в 1990-е не представлял достоверно ни нашей реальной силы, ни нашей действительной слабости. Рисковать побоялись, на Третью мировую, горячую, не пошли. Помнили прошедшую войну, помнили подвиги русских партизан. (Да разве мы сами, националисты, не питали все эти годы надежд на партизанщину? Увы, только молокососы-скинхеды оправдали эти надежды, спасли честь нации, опозорив тем самым седины ветеранов и всего — клянусь, всего! — офицерского корпуса.) Это сейчас, прожив позорные 17 лет, мы избавились от иллюзий и мифов относительно своего собственного народа, который оказался куда глупей, подлей и слабей, чем мы привыкли думать со школы. А тогда нашу силу и готовность к сопротивлению все просто переоценили.
Но, с другой стороны, ведь и Запад оказался не так силён, как делал вид. Воевать с огромной и непредсказуемой Россией — это ведь не Сербию беззащитную бомбить издалека высокоточными «умными» ракетами. Да и оккупировать одну восьмую суши попросту некем (в несчастный Ирак США не смогли послать более 140 тыс. человек, а тут такая громадина!). Поэтому и «помогли сохраниться режиму», решив малой ценой, бескровно достичь того же результата: ползучей оккупации России, доступа к её подземным кладовым и иным богатствам. И достигли!
Так что подождём пока восхищаться ленивым гуманизмом западных политиков, их снисходительной жалостью к бедным русским. Как сказано выше, настоящий белый европеец есть холодный и беспощадный хищник, суперэтноэгоцентрик, всегда преследующий свой интерес. Если бы он считал, что может нас удавить силой — непременно тут же попытался бы. А так — просто взял всё, что смог.
Иное дело, если в России в результате мегакризиса рухнет государственность и разбегутся власть имущие, как пророчит и мечтает Хомяков. Я уверен, что команды мародёров и оккупантов со всего мира не заставят себя ждать. И тут уж — кто до чего дотянется: Западу — западное, Востоку — восточное, Югу — южное и т. д. (Пентагон, кстати, уже проводил штабные учения по защите «своей» Сибири от Китая.) Никакой конфедерации, как мечтается НОРНЕ, в результате, конечно же, не будет, а будет многообразное внешнее управление Россией, в том числе через десяток-другой марионеточных правительств на манер новой феодальной раздробленности. Резервациям до конфедерации, как до Луны: вы где-нибудь видели «конфедерацию резерваций», читатель? Или вы думаете, что марионеткам позволят самим выбирать себе путь в будущее? Щас!
Между тем, для того, чтобы поставить свои надежды на особые отношения с Западом на сколько-нибудь убедительный фундамент, кандидат геолого-минералогических и доктор технических наук Хомяков взялся учить нас истории. (Интересно, чтобы он сказал, если бы я, гуманитарий до мозга костей, присяжный филолог, историк, социолог и искусствовед, полез бы учить народ геологии-минералогии или технике!) И вот у него получилось, что это не нам надо бояться агрессии Запада, а Западу надо опасаться агрессии России.
По Хомякову, русско-европейские отношения есть хроника нашей агрессии против Запада. Начинаются они, якобы, с Ливонской войны, которую-де «Иван Грозный сам начал… безо всякого повода и безо всякой угрозы для России со стороны слабой Ливонии».
Следующий эпизод, минуя целое столетие, — «Пётр I первым напал на Швецию. Причём, вероломно. Почти сразу после того, как уверил шведское посольство в своих самых мирных намерениях».
Ещё сто лет промчались незаметно (для Хомякова), и — «А нашествие Наполеона? — возразит иной читатель. Что ж, напомним факты и на сей счёт. Нашествие 1812 года есть лишь эпизод в долгой череде войн. В которых Россия первая, задолго до 1812 года, сама вторгалась на Запад, воюя с Францией. Вторгалась. И это ясно любому непредвзятому читателю. Ибо и Аустерлиц, и Шенграбен, описанные Львом Толстым в "Войне и мире", это отнюдь не русские земли. И Сент-Готард, блестяще пройденный Суворовым, тоже находится не в России, а в Швейцарии».
Вновь долой сто лет… «Век ХХ мы рассматривать не будем. Не потому, что не имеем на этот счёт своего мнения. А потому, что один век, как бы не трактовать его, не изменит тенденции, которая складывалась в течение шести веков. Шесть больше, чем один».
Во как! Лихо?! Прямо-таки, по-хлестаковски, галопом по европам!
На деле всё, конечно же, обстояло совершенно обратным образом. Одно из самых «узких мест» НОРНЫ — это всё, что связано с историей.
Начать с того, что Польша есть, в действительности, более западноевропейская, нежели славянская держава, с отчётливой западноевропейской идентичностью и самосознанием. Об этом говорит и её добровольное и истовое, в отличие от чехов или хорватов, католичество, и следование западным традициям в архитектуре, в том числе военной, и в искусстве, её включенность, в т. ч. династическая, в историю именно Западной Европы и мн. др. А значит, наши с Польшей отношения есть отношения с Западом. Если кто не знает, первая русско-польская война случилась ещё при Владимире Святом, открыв, таким образом, тысячелетнюю историю русско-польского (а через то и русско-западноевропейского) жестокого военного противостояния, идущего непрерывно с переменным успехом. Роль Польши в качестве форпоста Запада, выставленного против Руси-России, проявлялась вплоть до наших дней множество раз, в том числе в качестве агента папского престола. Наибольший и прочнейший успех этого агента состоит в переводе Галицко-Волынской Руси в униатство, что уже в ХХ веке аукнулось нам потерей всей Украины и вообще развалом СССР, к чему очередной папа римский — этнический поляк Иоанн-Павел Войтыла — тоже крепко руку приложил.
Однако у папского престола бывали и другие агенты, к примеру крымско-татарский хан Мамай, чей поход в 1380 году на Русь, как убедительно доказал В. В. Кожинов, был инспирирован именно папой римским, и в войске которого сражаться против русских шли отряды генуэзских воинов-католиков, так свершавших свой крестовый поход. Это ли не пример западной экспансии на наши земли!
Ну, а до крымских татар был Ливонский орден, осуществлявший с благословения папы Дранг нах Остен на славянских территориях, пока не получил по зубам от моего небесного патрона Александра Невского на Чудском озере. Ливония не всегда была слабой, что бы ни говорил Хомяков. Пользуясь тем, что Русь оказалась под татарским игом, именно ливонцы перекрыли нам путь «из варяг в греки», захватив Прибалтику, в том числе основанный ещё Ярославом Мудрым город Юрьев (он превратился в Дерпт, ныне Тарту, Эстония). Ливонская война, которой попрекает Хомяков Ивана Грозного, была первой попыткой объединённой и набравшейся сил русской державы восстановить историческую справедливость и отбить обратно своё кровное.
А восстанавливать было что, ибо не только Ливонский орден, но и Швеция, и Польша, и Литва, и объединённая Люблинской унией (1569) Речь Посполитая непрерывно с XIII века вырывали немалые куски из нашего государственного тела. Католическая Литва, кстати, также безусловно относится к западной, а не к русской ойкумене, как и Польша (вступив в НАТО, обе страны это лишний раз подтвердили). И хроника западной экспансии на русские земли не может обойти вниманием эту разбойничью дележку наших исконных — со времён Киевской Руси — земель. А отдельные эпизоды нашего сопротивления этой экспансии навсегда вошли в историю русского героизма, как, например, осада Полоцка, Смоленска или Пскова. Ливонская война, кстати, только первые три года велась против Ливонии; в дальнейшем Ливония добровольно разделилась и передала власть над собой Польше и Швеции, и война — сведение старых счётов — продолжалась Русью уже с этими извечными противниками. Чего Хомяков, по-видимому, не заметил.
Высшей точкой нашего противостояния западному агрессору в период Древней Руси было Смутное время, которое Хомяков скромненько прошёл молчанием. А зря! Семена, посеянные поляками и шведами именно в те годы, взошли потом и при разделе Польши, и при Ништадтском мире, и в ходе присоединения Финляндии… Ведь такого национального и государственного урона и унижения люди русские не испытывали лет четыреста! И долгие десятилетия уже после нового утверждения порядка на Руси первые Романовы вынуждены были восстанавливать свои права над территориями, утраченными, благодаря шведам и полякам, в ходе татарского ига и Смуты. Польше и Швеции нечего жаловаться на нас: мы лишь справедливо заплатили им по счетам. Замечу, что единство, согласованность и настойчивость польско-шведской экспансии на Русь во многом объясняются ещё и тем, что на престолах в Кракове и Стокгольме сидели представители одной династии Ваза, война с русскими была их давним общим семейным делом.
По ряду причин основным европейским державам в то время было не до нас, да и расстояния смущали… Но вот к концу XVII века необычайно усилилась и возвысилась Швеция. Между прочим, с нашей помощью, поскольку именно Москва финансировала в ходе Тридцатилетней войны короля Густава Вазу, который не только снискал славу величайшего полководца своего времени, но и отстроил шведскую армию по лучшим образцам. Чем отплатила Швеция России? Для начала войной 1656–1661 гг. (окончилась невыгодным для нас Кардисским договором). И весь оставшийся семнадцатый век Швеция была главным препятствием выходу русских к Балтике. Владея, между прочим, исконно русскими землями — Ингерманландией (Ингрией, по-нашему) и Карелией, а также Финляндией, Лифляндией и Эстляндией, землями в Польше и Германии, Швеция уже была империей, но имела весьма амбициозные планы своего расширения, в т. ч. за наш счёт. Талантливый полководец король Карл XII мечтал о господстве над всей Европой. Кто-то должен был его остановить.
Да будет известно профессору Хомякову, что когда его великий тезка объявил войну Швеции (а он сделал это в августе 1700 г., как только заключил перемирие с Турцией), Северная война была уже в разгаре, и он был просто обязан в неё вступить, будучи связан союзническими договорами с другими её участниками — Данией и курфюрстом Саксонии (он же король Польши — Август Сильный). Дальнейший ход событий вписан навеки в книгу русской славы. Основной результат войны: шведская агрессия, в т. ч. на славянские земли, была остановлена, Прибалтика стала русской, мы вновь обрели выход к Балтийскому морю, был построен Петербург — чудо-город.
Шведы в 1788–1790 году попытались взять реванш, вновь вероломно посягнув на Россию, но неудачно. Старая Екатерина сумела дать им укорот, отбить нашествие, после чего часть Финляндии отошла к нам, а король-неудачник Густав III был на балу застрелен своим гвардейским офицером. Окончательно мы рассчитались за всё со шведами в 1809 году, воспользовавшись миром с Наполеоном и отобрав у Швеции оставшуюся Финляндию.
Напомню читателю, что XVIII век для русских знаменовался не только войнами с турками и шведами, но и разделом Польши (так была подведена черта под старыми счётами), а также Семилетней войной, в ходе которой был разгромлен прусский король Фридрих Великий. Но он сам виноват: ведь войну начала именно Пруссия, имевшая далеко идущие планы перекройки европейской карты. Россия должна была им помешать во имя собственных интересов.
А там уж не за горами был и величайший год нашей воинской славы — 1812-й. Отечественная война… Как потрясающе нелепо утверждение Хомякова о том, что-де «Россия первая, задолго до 1812 года, сама вторгалась на Запад, воюя с Францией. Вторгалась. И это ясно любому непредвзятому читателю. Ибо и Аустерлиц, и Шенграбен, описанные Львом Толстым в "Войне и мире", это отнюдь не русские земли. И Сент-Готард, блестяще пройденный Суворовым, тоже находится не в России, а в Швейцарии»!
Такое может «схавать» лишь читатель не только непредвзятый, но также предельно тупой и необразованный. Не знающий, что агрессивную войну, в ходе которой верные союзническим обязательствам русские войска оказались в означенных местах, развязала наполеоновская Франция. И что Россия в них «вторгалась», идя на помощь по настоятельным мольбам европейских владык, которых некому было, кроме русских, защитить от хищника, действительно вторгшегося туда непрошенным гостем. Это надо же! Оказывается, наши солдатики, которых, как манны небесной, ждали в разрываемых Наполеоном на части странах, в них «вторгались»! А в Приштину, защищая сербов от косоваров и натовцев, мы тоже «вторглись» не так давно, а, Пётр Михайлович? А если в ваш горящий дом, спасая вас, вашу семью и имущество, ворвутся пожарные, вы и это назовёте «вторжением»? Непростительная для учёного подмена понятий. Не настолько же вы не знаете русский язык…
Но даже у Хомякова не повернулось перо, чтобы обвинить русских в агрессии против Наполеона и Франции в 1812 году. Слишком общеизвестна канва событий. Поэтому о войне 1812–1815 гг. профессор просто… умолчал. «Замнём для ясности», — говорят в подобных случаях люди нестеснительные.
Замял Хомяков и Крымскую войну, которую Запад, объединившись ради такого святого дела с Турцией, вёл против России. В военных действиях против нас участвовали Англия, Франция и Сардиния, а в мирных переговорах к антироссийской коалиции подключились ещё и Австрия с Пруссией, которым тоже хотелось нас максимально ослабить. Поражение России было тяжким, прежде всего, в моральном плане: такого предательства от «братьев по расе и христианской вере» русское правительство не ожидало, начиная войну с Оттоманской Портой за проливы. Но Запад, что характерно, предпочёл нам басурман, чурок. Они европейцам (немцам, французам, англичанам и итальянцам!) оказались ближе и любезней, чем русские. Крымская война — в высшей степени показательное явление. Извлечь бы НОРНЕ из этого урок, ведь данный алгоритм не раз ещё повторится: Чечня, Косово и др.
Понятно, почему из всего ХХ века профессор также сделал фигуру умолчания. События этого столетия, в частности обе мировые войны плюс холодная война[17], ни при каких натяжках не ложатся в дутую концепцию о русской агрессии против Запада. Но мы, взвесив всё сказанное, должны подытожить однозначно: эти события лишь строго логически завершают общую линию не только отношений всего Запада и России, в которой наша страна предстаёт как объект непрерывной агрессии, но и отношений германства и славянства в целом, которые отчётливо попахивают геноцидом.
Попытка свалить грехи с больной головы на здоровую есть простая несправедливость, если речь идёт о субъектах, посторонних для судьи. Но если больная голова — чужая, а здоровая — своя, родная, то это уже не просто несправедливость, а чистой воды библейское хамство и национальное предательство. Стыдно, профессор! Вот, что бывает, когда берёшься не за своё дело…
Зная всё, о чём шла речь выше, возвращаться к вопросу о какой бы то ни было расовой солидарности окончательно не хочется. С души воротит. Но приходится, ввиду важности этого вопроса для концепции НОРНЫ.
Почему НОРНА столь бессовестно фальсифицирует историю отношений России и Запада? По двум причинам. Во-первых, сегодня в России в большой моде расизм (и эта мода неизбежно будет расти), особенно у молодёжи, к которой немолодой профессор желает подольститься. А во-вторых, потому что «с прагматичным Западом лучше не дружить и не враждовать. С ним надо твёрдо, цинично и холодно торговаться. Мы имеем в виду не только и не столько торговлю, сколько торг политический». Иными словами, НОРНА хотела бы послать Западу месседж: мы хорошие, для вас удобные-полезные, мы не только на вас не в претензии, но даже готовы признать свою несуществующую вину перед вами, только дайте денег на приход к власти. Это навязчивая идея № 4.
Что можно сказать по данному поводу?
Прежде всего, не стоит питать иллюзий. Европейцы никогда не считали русских за своих, никогда не уважали русскую кровь, за них же изливаемую, никогда не слышали нашу боль, но всегда и исключительно смотрели на Россию только как на источник удовлетворения их алчности. Вот любопытная статистика опроса общественного мнения в России и Германии, проведённая лет пять-шесть назад: 60 % наших соотечественников симпатизируют немцам и готовы с ними дружить и сотрудничать, но только 20 % немцев питают подобные чувства к нам. Вдумайтесь в эти цифры! Ведь это после 1,5-тысячелетнего пожирания германцами славян, после 800-летнего Дранг нах Остен — Ледового побоища, покорения Восточной Пруссии, Прибалтики, Грюнвальдской битвы, Семилетней войны, после двух чудовищных мировых войн, развязанных немцами, после финансирования большевистской революции… Мы-то немцев, планомерно нас веками уничтожающих, за людей нас не считающих, всё равно готовы любить-уважать (сдуру, идиоты, право слово!), они же, столько зла нам причинившие, — нет! Вот о чём надо думать нашим доморощенным расистам-балбесам!
Про французов, англичан, итальянцев и др. я уж и не говорю, они к нам относятся в целом плохо, ещё хуже, чем немцы. И сегодня пропаганда всего белого мира (в том числе тех стран, которые именуются Хомяковым «Белым Западом») за пределами России неустанно льёт на нас грязь с утра до вечера по поводу и без оного. Явно готовя общественное мнение к любым недружественным действиям в отношении России. Если предсказываемый Хомяковым кризис разразится, белое сообщество будет полностью морально готово к тотальному разорению, жертвенному закланию нашей страны. Выслуживаться перед европейцами а-ля Хомяков просто не имеет никакого смысла. Его дружески похлопают по плечу, но дачу, машину и кожаный пиджачок отнимут. И дочек увезут в известном направлении.
«Итак, рассмотрим возможные коалиции», — прекраснодушествует профессор. Но никаких коалиций заключать с ними, то есть с «разгосударствленным русским национальным государством Русь», страны Запада не будут, а будут рвать на части по мере своих сил и по мере слабости России. Такие коалиции могли бы заключить с нами, русскими националистами, только европейские расисты, смотрящие вперёд немного далее, чем все прочие политические силы. Но расисты сегодня не рулят нигде в Европе или Америке, и рассчитывать на их политическое влияние и солидарность — просто глупо.
Хомяков пишет: «Внешним стратегическим союзником для нас являются все западные общественные и политические силы, организации, элитные и интеллектуальные группировки, которые отстаивают интересы выживания белой расы». Все эти силы наперечёт и хорошо нам известны. В сегодняшнем политическом раскладе они, увы, вполне маргинальны. Воскресить давно капитулировавшую Европу к достойной жизни им не дано. Даже в наиболее пострадавшей от мигрантов стране, Франции, где населению, казалось бы, уже нечего терять и не надо ничего объяснять, в президентское кресло вместо француза-националиста Ле Пена сел этнический еврей и ставленник еврейского лобби Саркози! Какие ещё тут можно питать иллюзии?!
Хомяков возлагает особые надежды на «немногие страны, типа Швейцарии, стран Балтии, Скандинавии, Польши, Финляндии, и т. п., которые смогут проводить политику здорового изоляционизма и сплочённо отражать нашествие маргиналов». Но во-первых, даже соединённые силы этих вовсе не объединённых, имеющих свои счета между собой стран жалки, во-вторых, им никто не позволит проводить самостоятельную от НАТО политику, в-третьих, не знаю, как насчёт Швейцарии и Скандинавии, а Прибалтика, Польша и Финляндия по своей брызжущей фонтаном русофобии дадут фору всему Западу вместе взятому. О какой коалиции речь, профессор?
Так что все эти россказни про «коалиции» с Западом на основе расовой солидарности оставьте для дошкольников, друзья. Мало-мальски грамотные люди этот бред и слушать не станут, несерьёзно. Дилетантизм хорош бывает только у девочек по вызову, политика слишком дорого обойдётся дилетанту, а ещё того дороже обходится всем дилетант в политике.
А вот это — напротив, архисерьёзно: «Тактическими внешними союзниками для нас являются любые центры силы, в интересах которых либо демонтаж, либо давление на российские имперские государственные структуры… Это могут быть любые, даже враждебные друг другу, и в конечном итоге нам самим группировки и центры силы, в данный конкретный момент работающие на слом имперской государственной машины».
Откровенно. Бесстыдно.
Называется просто: измена Родине.
Комментариев не требует.
И эти люди, ненавидящие свою страну, мечтающие её разрушить и яро подлизывающие Западу в надежде на подачки, ещё смеют упрекать патриотов в лакействе по отношению к российскому государству!
Что двигает НОРНОЙ, почему неглупые, наверное, по жизни люди в упор не видят всей беспочвенной ерунды собственной платформы, её очевидных противоречий, логических дыр, зияющих прорех в историческом обосновании и т. п.?
Ответ лежит на поверхности: очень порулить хочется. Вот как даст кризис, как всё начнёт валиться, как побегут представители власти, подобно крысам, с российского тонущего корабля, а мы — тут как тут! Позвольте представиться: новые руководители русского народа. Хомяков говорит об этом с подкупающей откровенностью:
«Вполне допустимо (и часто бывало в истории) такое положение, когда власть есть, а управлять она уже не может ничем. Или почти ничем. Вот в этот момент власть может быть перехвачена любой группой, способной управлять хоть чем-нибудь. Запомним этот тезис»;
«Перехватить управление (то есть показать, что ты управляешь большим, чем твой противник) легче всего в условиях кризиса, в условиях хаоса. Ибо показать преимущество "над нулём", а это ситуация потери властью управления, гораздо легче, чем показывать преимущество над величиной значимой. “Хаос лучше всеобщей забастовки”, — заметил Троцкий. “И легче организуется”, — дополнил его один из активистов мозгового центра Муссолини Курцио Малапарте. Сейчас в условиях усложнившихся коммуникаций хаос вообще достижим довольно легко. А если дело и так идёт к хаосу, то вообще легче лёгкого. “Споткнувшегося — толкни”, — говаривали древние римляне. И для этого не надо ни особой силы, ни поддержки масс. Это проект, требующий ничтожнейших затрат. И он под силу активной группе, обладающей минимальными возможностями»;
«Куда дует ветер? Он дует в сторону мирового кризиса. Стоит ли бояться кризиса Русскому буржуазно-националистическому Сопротивлению? Нет. Нам надо просто поймать его. Он сам сделает за нас работу по созданию хаоса. И у него будет много помощников. Ибо многие в России настроены революционно. И многие кинуться помогать хаосу, когда увидят, что власть теряет управление. Люди глупые кинуться эту власть свергать, не дождавшись окончательной потери управления. Власть они не свергнут, но хаос, то есть потерю управления властью, усугубят. И тогда людям стратегически мыслящим останется только в самый последний момент этому хаосу чуть-чуть помочь».
Всё ясно? По-моему, да: все мотивы налицо.
А вот далее, по мере перехода к практическим наметкам, начинаются путаные сложности и сложная путаница.
О том, какими методами будет делаться хаос и в чём он будет состоять, наилучшее представление, по мнению Хомякова, даёт «Дневник белого партизана» и некоторые другие материалы. Профессор, обобщая их, даёт понять, что придётся вызывать:
— транспортные затруднения в мегаполисах;
— энергетические проблемы;
— межнациональные конфликты;
— затруднения в трансляции центральных ТВ-каналов.
Вот этим всем, дорогой читатель, и пытается прельстить нас профессор, чтобы сделать соучастниками хаосотворения. (В этом, кстати, соль: Хомяков хотел бы сделать хаос, но — исключительно чужими руками: «Говорим прямо, что категорически не рекомендуем нашим сторонникам всё это делать самим». Мило, не правда ли?).
Спрашивается: неужели вот это все и создаст хаос и возможность перехвата управления? Не густо. А вдруг сугубо бытовые, хозяйственные проблемы заставят власть мобилизоваться, а население — сплотиться вокруг неё? Разве это исключено? В России с её государственническим инстинктом, против которого даже сам Хомяков ничего не сможет поделать, именно так, скорее всего, и будет. Хаос много добавит жертв, трудов и страданий простым людям, но не поколеблет устои власти.
Добро бы НОРНА поднимала людей на борьбу против антирусской власти временщиков, но ведь она-то поднимает на борьбу против государства как такового! Нет, не так нас учили классики революционной теории, имевшие самый оглушительный успех в истории…
Во имя чего же нам предстоит перенести все вышеперечисленные неудобства? Чтобы НОРНА взяла власть и окончательно развалила государство, после чего «неудобства» станут уже хроническими и неискоренимыми, а то и смертельными? Спасибо большое…
Но, кстати: если кто-то (допустим, НОРНА) перехватит власть у нынешних временщиков, он ведь должен будет суметь быстро справиться со всем этим безобразием, иначе продолжение хаоса передаст эстафету другому перехватчику. Какие же преимущества у НОРНЫ? Справится ли она с бурей, которую так мечтает накликать на нашу голову? Очень сомнительно. Ничто не свидетельствует в пользу этой идеи.
И ещё непонятно: а почему это «ветер кризиса» будет дуть именно в паруса Хомякова с братией, а не в чьи-нибудь другие? Возможно, хаос будет. Возможно, возникнет шанс перехватить управление. И тут вдруг является некий хмырь болотный и говорит, мол, дайте мне, а то ударю! А ему скажут, а пошёл ты… Какие шансы у Хомякова осуществить тот самый перехват, какими силами, какими методами и средствами? Вылезет ли бабочка из куколки или так в ней и засохнет? Всё, написанное НОРНОЙ по этому поводу, неубедительно в плане политической технологии.
Антигосударственный пафос хорош на слух молодого анархиста, пока у НОРНЫ нет власти и, соответственно, нет никакой ответственности. Что она заговорит, когда ей самой придётся собирать налоги, подавлять мятежи, защищать границы и те самые ресурсы, избавляться от «дикого мяса»? Может, это всё будет делаться словесным убеждением? Нет, ей придётся воссоздавать государство и дисциплину, а с ними — полицию, госбезопасность и вообще весь аппарат подавления и насилия. Анархист, занимающийся государственным строительством, — любопытный оксюморон, не так ли? Что он может построить?
На этот счёт у НОРНЫ есть свои прожекты. Гениальные, естественно. И даже несколько неожиданные. Но нелепые.
Сидит фигурка, закутанная в чадру.
«Гюльчатай, открой личико!»
А там — Абдулла!
Ха-ха-ха! Засмеётся профессор Хомяков своим характерным смехом…
На этом моя роль как аналитика заканчивается. Теория НОРНЫ мной разобрана в основных частях. Она бредова и несостоятельна во всех отношениях: просто сапоги всмятку. Бредова, поскольку зиждется на нескольких навязчивых идеях. Несостоятельна, поскольку преисполнена «узкими местами», свидетельствующими о прискорбных пробелах в образовании. Какую тактику изберёт НОРНА для воплощения бредовой и несостоятельной идеи, не имеет уже никакого значения: провалится любая ввиду несовершенства проекта в целом. Поэтому анализировать подробно расписанные Хомяковым шаги к «успеху» НОРНЫ я не стану, не стоит терять время на анализ того, чему всё равно не бывать.
Некие люди возмечтали построить на песке воздушные замки в стиле фэнтези. Имеют полное право на такую попытку. Зачем мешать убогим? Пусть трудятся, не покладая рук. Глядишь, безработных станет меньше.
Но некоторые дополнительные замечания по проекту в целом я обязан сделать для очистки совести перед читателем, чтобы у него не осталось сомнений и ощущения недоговорённости.
Стилёк НОРНЫ мне не по душе.
Много нажима, подтасовок, нервной и надменной саморекламы, указаний на собственную гениальность.
«Верная стратегия, наш единственный шанс на победу», — уверяет нас НОРНА, как рыночная торговка, не видя того, что безоглядно доверившись самоуверенному дилетанту, как раз упустила помянутый шанс.
«Наша Программа дееспособна, реализуема и профессиональна», — бьют себя в грудь фэнтезёры и дилетанты.
Правильно. Так и надо всегда говорить: все дураки, мы одни умные. Все за нами!
О, да! Величайшие из великих… Спешим на полусогнутых…
Но как с этим совместить циничные рекомендации насчёт автопиара:
«Ещё раз заметим, почти все упомянутые положения так или иначе уже популяризуются. Причём, разными, зачастую враждебными группировками. Задача Команды Программы (КП) помогать всем им. Однако при этом утверждать тезис о том, что "мы первые об этом сказали". Обозначать и закреплять свою приоритетность, а в идеале и монополизм на соответствующие прогнозы, утверждения, призывы. То есть создать впечатление, что КП не только способствовал раскачке ситуации (что будет на самом деле), но и эту ситуацию раскачал сам, и более того, заранее спланировал эту раскачку».
На редкость откровенное признание. «Мы пахали!»
Такая принципиальная установка на то, чтобы не «быть», но лишь «казаться», удивительна для претендентов на владычество над умами и душами. Для открывателей новых путей. Для держателей контрольного пакета политических акций. А ведь все эти претензии свойственны НОРНЕ. Как же так?
Подобное поведение больше свойственно Моське из басни Крылова, которая хотела бы «без драки попасть в большие забияки», то есть слабакам, сознающим свою слабость, но рассчитывающим всех вокруг одурачить. А удастся ли? Полагаю, нет, и вот почему.
Дав несколько рекомендаций по раздуванию антагонизма «Москва — провинция», НОРНА снова наставляет своих агентов в том же духе: «Цель таких акций — создание впечатления, что КП является “хозяйкой” антимосковских настроений на местах. По аналогии с проектом “раскачка”, где КП выступала “хозяйкой кризиса”».
Почтенное стремление въехать в рай на чужом горбу.
Но, думается, НОРНА нигде не станет «хозяйкой», поскольку нигде не завоюет симпатий большинства и даже значимого меньшинства. Ведь её откровенно деструктивный дух отталкивает. «Мужчина разрушает, чтобы созидать», — учит нас мудрость. Похоже, вторая часть формулы Хомяковым не усвоена, ему бы только разрушить ненавистное государство — а там хоть трава не расти.
Между тем, фэнтезёр Хомяков однажды утоп, весьма непоследовательно, именно в созидательных мечтах: «Главное, что мы будем наконец-то жить в цивилизованной стране. Свободными людьми. Без бюрократического и полицейского произвола. Без страха за наш бизнес. Без бесконечных кавказских войн. Без этих бесконечных тюрем, которых больше, чем во всём остальном мире. Без этой голодной, насильно согнанной армии. Без сонма инородческих олигархов. Без толп “дикого мяса” на улицах. Разве за это не стоит побороться?»
Мечты, мечты. Где ваша сладость…
Снова и снова подспудно вылезает главное противоречие НОРНЫ. Интересно бы поглядеть, как Хомяков и компания вначале раскачают, разрушат и растащат на куски нынешнюю «имперскую» Россию — а затем, оставшись без государства со всеми его атрибутами (пограничными войсками, армией, госбезопасностью, ядерным оружием, что немаловажно, и т. п.), защитят и сохранят для русского народа те самые ресурсы, коими Россия обладает и дефицит которых в мире нарастает. Ведь если сегодня, имея какое-никакое государство, русские могут иметь надежду на выживание в условиях кризиса, то без него нас мгновенно высосут до самой шкурки сразу с трёх сторон: со стороны «братского» Дракулы-Запада, со стороны разбухающего Востока и со стороны подыхающего от тотального дефицита Юга. Раздробленная, слабая Россия не сможет сопротивляться, утратит единство, а с ним и всякую самостоятельность. И вновь подняться до суверенного состояния нам уже никто никогда не даст, нашли дураков!
А мы, вместо того, чтобы вместе с Западом и Востоком обезлюдить и поделить Юг, мы, разоружившись, оставшись в безгосударственном виде, автоматически запустим весь глобальный процесс по линии наименьшего сопротивления: ешьте нас, мухи с комарами! То есть, Хомяков хочет поставить нас в то положение, которое имел союз племён с 50 вождями-сахемами («Лига ирокезов») против хищного государства-агрессора с его регулярными войсками. С той только разницей, что на сей раз государств-агрессоров против разгосударствленной России будет легион. Предсказать её судьбу в таком случае — раз плюнуть. Но на власть в каком государстве в таком случае он рассчитывает? О какой-такой будущей Руси может вести речь? О каком новом государственном строительстве может мечтать? Ведь не из чего станет строить-то… Да и не позволят.
Вот такая непоследовательность, алогичность — характерная черта стиля НОРНЫ. Черта, мне непонятная и неприятная: я люблю стройную логику.
Я, конечно, тоже за тотальное несотрудничество с нынешней Эрэфией и отказ от имперской идеи. Тут мы полностью солидарны с Хомяковым. И я за переделку нынешней Эрефии в Русское Национальное Государство[18]. Но не по кризисному сценарию р-р-революционной НОРНЫ, столь напоминающему стратегию и тактику трижды проклятых большевиков, объявивших войну собственному правительству в разгар Первой мировой войны. А совсем иным способом, о котором здесь говорить не время и не место.
Не по душе мне и откровенно сектантское позиционирование НОРНЫ в русском движении. Этим она напомнила мне «Память» покойного Васильева, а также политических покойников — РНЕ Баркашева и НСО Румянцева. Только у нас-де рецепт верного спасения, только мы-де спасём русский народ, а вы все, остальные, либо помогайте нам, либо отвалите на три лаптя и не мешайте спасать. Видали, слыхали, помним, как же…
Вот и НОРНА так же о том же:
«Напомним, мы никого не агитируем вообще. Мы принимаем. Принимаем в наш Орден. Принимаем на борт корабля, который спасётся среди мировых и российских бурь… Большинство людей в мире и в России обречено погибнуть в результате глобального кризиса. Зачем же убеждать большинство или его разубеждать. Мы не собираемся спасать всех. Мы не собираемся спасать заблуждающееся большинство. Мы собираемся собрать тех, кто готов, правильно поняв ситуацию, создать команду, целью которой будет спастись самим в водовороте мирового хаоса».
Абсолютно правильный, грамотный вербовочный подход… для секты. Именно так все секты — от тайных орденов и масонских лож до какого-нибудь хакасского Вениамина — говорят и поступают.
Как же всё это надоело! Осточертело!!
И ведь вот беда: никакой пример, хоть той же «Памяти» с РНЕ, ничему их не учит.
Но в наши дни никто ничего уже не сделает в одиночку, объединение здоровых русских сил стоит в повестке дня. А сектам сегодня не место в русском движении.
Кстати, о логике.
Не могу не вернуться к главной теме (точнее, главной навязчивой идее) НОРНЫ, к «анархической русофобии». К её ненависти по отношению к исторической России, её государственности, «имперским государственным структурам», «имперской государственной машине», которую надо разрушить до основанья, а затем…
А я вот люблю историческую Россию. Считаю её государственной ипостасью русского народа, в целом соответствующей ему, как форма соответствует содержанию. Нахожу в её прошлом много народного величия, красоты, кипения жизнеутверждающих сил.
Но, видимо, прав был Иван Бунин, написавший в час гибели Российской Империи горькие строки: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, — всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…»[19].
Так и вышло. Хорошо мне, историку, никогда не жившему только в современном мире, но всегда ещё и в прошлых веках, да ещё на выбор. А людям, всю жизнь проведшим, упёршись рылом в совок, и впрямь, должно быть, трудно думать о России с восторгом, с любовью. Тем более, что советская официальная (а другой они не знали) историография преподносила всю дореволюционную Россию в серо-чёрных тонах. Невольно переносят такие люди все совковые мерзости и в прошлое, близкое и далёкое, ищут в нём обоснование своей озлобленности за несбывшиеся надежды. Поколение целое, что называется, выросло в огороде, слаще морковки ничего не евши. Хотя, на мой взгляд, и в Советском Союзе было очень много хорошего, и я, хоть был в СССР абсолютно внесистемным изгоем, учёным-надомником без малейших надежд на карьеру (в отличие от П.М. Хомякова, который дорос до профессора и завсектором в академической системе), вспоминаю о нём очень тепло, а кое за что и с благодарностью.
Ожесточённая, патологическая озлобленность НОРНЫ против исторической России, против её государственнических традиций явно носит иррациональный характер. Точнее — прямо клинический, параноидальный. Взять, например, и огульно обвинить всех верховных правителей Руси и России в русофобии, в антирусской внешней и внутренней политике — что может быть несправедливей, поверхностней, антиисторичней? «Россия никогда не была русским государством», — смело, но ложно утверждает НОРНА.
Не спорю, были среди российских государей и такие, которые относились к народу только как к ресурсу, без особого бережения, расходуя этот ресурс порой не только без счёту, но и без толку. Были и такие, которые ставили свои династические интересы выше народных. Кстати, эти правители были, как правило, нерусских кровей. Например, Иван Грозный, отношение к которому у меня очень неоднозначное, был греко-польско-татарско-русского происхождения (не считая более ранних вкраплений) — вот ведь «взрывчатая смесь»! Есть у меня немалые претензии и к немке Екатерине Второй (по одной весьма убедительной версии[20], она, всё же, наполовину русская), например, за превращение крепостничества в рабовладение или за раздел Польши и присоединение еврейской диаспоры в составе польских территорий. Но даже Ивану и Екатерине мы, русские, можем за очень многое сказать спасибо.
А взять многих московских князей — Рюриковичей; или первых Романовых — Михаила и Алексея! Вот уж были замечательные государи, денно и нощно блюли интересы страны и народа. Пётр Первый, споры о сложной личности которого ведутся триста лет, не щадил русский народ, закладывая фундамент его будущего процветания и величия, это верно. Но, во-первых, он и себя точно так же не щадил, а сына своего, угрожавшего делу всей жизни, просто убил в застенке. А во-вторых, фундамент-таки был заложен, и величие и процветание России от того воспоследовало, вне всяких сомнений. Всё, что мы любим, чем гордимся в русской культуре и науке XVIII–XIX веков, берёт начало в петровских преобразованиях. Цена? А кого это, по большому счёту, всерьёз сегодня волнует? (Примерно то же, уверен, скажут и про Сталина, да и сейчас уже говорят.) Это ныне, в годину вырождения, стали людей поштучно считать. А пока бабы исправно рожали, цена человеческой жизни всегда и везде была невелика. Не разбив яиц, омлет не приготовить.
Я недолюбливаю Александра Первого[21], а ещё более его брата Николая Первого, чистого немца, если верить дворцовым легендам. За многое не нравится мне и Александр Второй. Это уж точно были династы, самолюбивые и тщеславные, много русской крови пролившие зря и других ошибок натворившие. Но вот Александр II по крайней мере покончил с крепостным правом, широко открыл народу двери в вузы.
Зато я искренне преклоняюсь перед величайшим государём Александром Третьим, титаном, истово служившим именно русскому народу и никому и ничему другому. Вот уж кому надо памятники ставить, кто для нашего блага сил, здоровья и трудов не жалел! Хоть русской крови в нём практически не было — а надо же, такой феномен! Факт есть факт.
А вот Николая Второго — терпеть не могу, хоть и жалко его (а особенно семью).
Словом, изучение истории даёт простор для сколь угодно дифференцированных оценок, в том числе негативных — пожалуйста, спорьте! Но чтобы вот так, огулом все херить, мазать одной чёрной краской, это значит не только ничего не знать, но и не желать знать по причине ослепляющей, нутряной изначальной ненависти. Так, пожалуй, только братья Саша и Володя Ульяновы[22] ненавидели всё русское. Да ещё вменяли себе эту ненависть в честь и заслугу. Откуда эта ульяновская ненависть в Хомякове лично, в его последователях — не знаю. Производит впечатление омерзительное, как и все патологически несправедливое. И когда люди-русофобы с таким отношением к моей стране, к истории моего народа начинают призывать к разрушению нашего государства, то хочется его защитить, какие бы претензии сам к нему ни выдвигал пять минут тому назад.
Полностью не знает и неверно оценивает Хомяков и историю российского дворянства, но это тема большая и отдельная, я её здесь развивать не стану[23]. Замечу только, что от этого незнания и неверных оценок происходят, увы, значительные перекосы в осознании сути российской истории.
Далее. Есть вещи, которые нужно понимать глубоко, а без глубокого понимания не дерзать о них судить. Такова, например, диалектика империи и национального государства. В том и другом есть своя логика, своя объективная историческая необходимость, но тому и другому — строго своё время. Пока рождаемость у русских была заметно выше, чем у окрестных народов, Россия была волей-неволей обречена на имперскую политику присоединения земель с народами, их населяющими. Сегодня картина обратная, и потому на повестку дня встал вопрос о Русском национальном государстве. Эмоциональные оценки того и другого здесь неуместны. Ничего личного, как говорится.
Это во-первых.
Во-вторых: даже превратившись в национальное государство русских и даже отделавшись от национальных окраин типа Кавказа, на чём настаивает Хомяков[24], или Тувы, на чём настаиваю я, Россия всё равно по факту останется империей, включающей в свой состав земли, компактно населённые инородцами[25]. Всё дело в том, что ни Татарстан (хоть назови его Казанской областью), ни Башкирия (пусть будет Стерлитамакской губернией), ни нынешние республики Поволжья (как их ни именуй), ни Якутия (которую хорошо бы разрезать хотя бы натрое), ни Адыгея (Майкопский казачий округ), ни ещё кое-какие национальные области никуда не денутся, поскольку не имеют внешних границ, они существуют «в теле» России, извлечь их оттуда не представляется возможным. Да этого нельзя делать и потому ещё, что русские составляют там либо большинство, либо очень весомую часть населения. Стремясь к воссоединению русской нации в едином государстве, мы, естественно, не можем предпринимать никаких шагов, усугубляющих её нынешнее разделённое положение. Вместе с тем ни выморить, ни выселить татар, башкир, якутов, адыгов и т. п. мы тоже никуда не сможем, они останутся с нами навсегда, пока жива единая Россия. Превратить их в русских, как мечтают некоторые знакомые мне кретины, тоже никогда не получится, хоть ты тресни. Со всем этим, хочешь — не хочешь — приходится считаться, сживаться. А значит, повторю ещё раз, даже став национальным русским (!) государством, Россия по факту останется империей, не будучи ею де-юре.
В свете этих умозаключений не могут не раздражать и не вызывать опасений такие, к примеру, заклинания НОРНЫ:
«Всем таким здоровым силам, а также нашим коллегам и единомышленникам из Центральной и Западной Европы Команда Программы готова заявить, что основная наша цель — сокрушение антирусской российской империи в любом обличье. Эти потенциальные союзники могут не опасаться. Мы являемся надёжными партнёрами для них. Наши стратегические интересы на постсоветском и построссийском пространствах совпадают. Это, прежде всего: а) способствование кризису имперской многонациональной России и б) недопущение послекризисного восстановление империи».
Опасения, конечно, вызывает не угроза интересам русского народа, содержащаяся тут в чистом виде, а состояние психики авторов этого блистательного текста. Заявляя, будто послекризисное восстановление есть общая цель НОРНЫ и Запада, они надеются, что «это будет не развал, а конфедерализация, где максимально свободные регионы будут решать свои проблемы так, как считают нужным». Но же кто будет разбираться в таких тонкостях? Удержать конфедеративное устройство НОРНА и никто другой не сможет, а Запад проведёт прямую дорожку от конфедерации к распаду и сожрёт потом Россию по кусочкам, обретшим самостоятельность. Один «максимально свободный регион» за другим.
Понятно: Хомяков хочет найти спонсоров среди тех западных сил, которым на руку расчленение России. Может, и найдёт. Мечтает стать их дорогой марионеткой. Может, и станет. Только пусть не трендит, что всё это в интересах русских.
Правда, Хомяков нас успокаивает: «Чужаки землю, ставшую Русью, не займут из-за того, что её, видите ли, “много” для уменьшившегося числа русского народа. Русь, в отличие от России, сможет твёрдо сказать “Не ваше дело”. И при случае, не претендуя на земли чужие, сможет превратить их в оплавленное стекло. Так, ради контроля над, простите за тавтологию, “неконтролируемым ростом дикого мяса”».
Звучит сладко, но неубедительно. Враньё, попросту. Поскольку никакое конфедеративное государство не способно ни на какой смертельный риск по определению. А уж управляемая извне «конфедерация резерваций» (единственное теоретически возможное воплощение мечтаний Хомякова о «Руси») — и подавно.
Если внимательно читать НОРНУ, то будет ясно, что и никакого-такого сверхоружия, превращающего собственную территорию (с населением или без? — Хомяков не уточняет) в стекло, у нас, русских, не будет. Как вам такой, мягко говоря, противоречивый призыв: «Максимальная демилитаризация страны при сохранении, а по возможности, всемерном развитии ВПК и аэрокосмического комплекса, в частности»? Кого же мы станем вооружать, милитаризовать, если не себя?! Понятное дело: истинных хозяев проекта НОРНА.
Много ещё можно по мелочи извлечь несуразного, если внимательно читать творение птенцов гнезда Хомякова, создавших маленькое, но очень гордое «Северное Братство». Но я устал, да простит меня читатель. Остальное пусть он докритикует сам.
P.S. Небольшое послесловие.
Появление данного текста сопровождалось историей, столь характерной для нашего больного времени, что ее полезно здесь напомнить.
Все началось с того, что в марте 2008 года админ сайта «В Десятку» некто Мстислав Засека (псевдоним, как это водится у смелых борцов с режимом) обратился ко мне как сопредседателю Национально-Державной партии России с просьбой об обмене баннерами, а потом попросил интервью. Не подозревая, что Засека есть опорный кадр Хомякова, глубоко вовлеченный им в свои замыслы и интриги, я откровенно высказался в том числе и насчет НОРНЫ, предварительно прочтя ее с карандашом, а также насчет Северного братства, Большой игры «Сломай режим!» да и самого профессора. Поведение СБ в интернет-пространстве я считал хамским, омерзительным, подрывающим только-только наметившееся русское единство; НОРНА мне не понравилась; профессора я имел основания подозревать в нечистой игре. О том, другом и третьем я честно ответил Засеке. Он почему-то ожидал от меня прямо противоположного и был шокирован! Его отношение ко мне радикально изменилось. И тогда, поскольку Засека наотрез отказался обнародовать анализ НОРНЫ, я опубликовал данный текст на сайте АПН.
Я думал, что запустил ежа в мозги читателям, а на деле оказалось — шмат дрожжей в солдатский нужник. Какая пена поднялась!.. Количество злобных выпадов в мой адрес, в основном на сайте «В Десятку», еще вчера вполне уважительно и даже лестно обо мне отзывавшемся, превысило все ожидания.
Особенно усердствовал главный адепт Хомякова — Александр Миронов, он же Сокол, бывший руководитель службы общественного контроля и член ЦС ДПНИ. Изгнанный переставшим ему доверять ДПНИ, Сокол связал свою политическую судьбу с Хомяковым, а против ДПНИ и лично Белова развязал в интернете разнузданную до неприличия кампанию лжи и клеветы. Я публично взял Белова под защиту, а потом еще и НОРНУ раскритиковал, тем самым превратившись для «северных братцев» в мишень номер один. И вот Сокол, некогда, как потом выяснилось (я этого не помню), искавший моего идейно-политического водительства, писал теперь так:
«Севастьянов — кремлевский холуй и провокатор в Русском Движении.
Продолжая разбор прокремлевской позиции Севастьянова, хочу отметить читателям, что мое мнение о Севе Никитиче изменилось ближе к концу изучения его пространного коммента о НОРНе. Раньше я думал, что Сева просто обычный искренний имперский дурак, но после этой его статьи о государстве готов биться об заклад, что Сева — профессиональный провокатор…»
В тексте Сокола можно встретить удивительные перлы литературы, науки и логики: «На самом деле мне чужд тупой расизм а-ля-севастьянов, мне неприятно читать про уничтожение индейцев. Так как они ничего плохого русским не сделали… Индейцы — это дети природы. В отличие, кстати, от негров и евреев». Блеск!
Но главное у Сокола — безудержное восхваление НОРНЫ и лично Хомякова:
«Вы меня расстраиваете, Сева. Я начинаю думать, что мы в НОРНе одни такие умные. Представляете, как мы одиноки! Ведь даже поговорить не с кем… Не пугайте меня так, согласитесь с нашими умозаключениями, признайте, что Вы умный провокатор, а не среднестатистический имперский дебил, и приползайте на коленях с извинениями…»;
«Профессор блестяще разбирается во всех перечисленных вопросах. Человек энциклопедических знаний, как в экономике, так и в социальных процессах, в науке управления, в системном анализе и во многих других отраслях. Вам, Сева, до него ещё скакать и скакать. Да поздно уже. Вы сошли с дистанции, а профессор полон сил и энергии, идущей к нему, в том числе, и от нас. В том числе потому, что основная его сила — от Богов. От наших славянских Богов. Отсюда и “сила нездешняя”… За Профессора готовы не только говорить, но и убивать»[26].
Меня позабавили эти и многие подобные тому «дикие крики озлобленья», отчетливо показавшие, что я попал именно «в десятку». Основная полемика шла на сайте АПН в комментариях. Какое-то время я даже отвечал настырному историку-самоучке Ивану Поморцеву (Малюте), оттачивая аргументацию. Но когда количество и качество малоизящной словесности превысило все мыслимые ПДК, я перестал участвовать в диалоге с хамами и неучами.
И что же? Прошло совсем немного времени — и под новый 2009 год мы стали свидетелями столь же хамской и непристойной разборки уже в самом Северном Братстве, сподобившемся прозреть в отношении своего «пророка». Сегодня профессор П. М. Хомяков с его нездешней силой, идущей равно от славянских богов и от соратников, предстает для того же умнейшего, честнейшего, вернейшего и несгибаемого Сокола всего лишь как «пойманный на желании сорвать еврейского бабла профан», «крыса», «хомяк — старая шестидесятилетняя проститутка с Крещатика в прозрачной блузке и чулках в сетку», «старый вонючий пень», «врунишка», «старый предатель», «тварь продажная», «старый алкаш и неврастеник», «ФСБшный клоун» и «поп Гапон русской революции», к которому обращаются теперь так: «Ты стукач и гнида. Ты хотел “слить” проект жидам за бабло. Тебе не дали это сделать. И ты всех слил потом… Совсем народ за дебилов держишь… Ходил, пьяный нам орал: “Я Пророк, я Пророк!”…».
Взаимные обвинения в предательстве всего и вся, а пуще прочего — русского народа — сыплются до сих пор с обеих сторон очень щедро. Изгнанный с позором из Северного Братства, профессор в свою очередь предал анафеме былых апостолов НОРНЫ. Он отрекся от Братства, «превратившегося в сборище неадекватных субъектов под предводительством истеричного фюрера», и отказался от «полемики с маргиналами, не имеющими никаких перспектив», ибо «бессмысленно вести какую-либо войну с политическими трупами». Верных вассалов, некогда готовых за него даже стрелять, профессор теперь характеризует просто: «Ставшее вульгарной политической бандой СБ в интересах Русского Сопротивления должно быть изгнано из политики и идеологии, политически ликвидировано… Мне горько осознавать, что я был связан столь долго с такими подонками».
Подробности вакханалии взаимного очернительства и грызни «северных братьев» читатель может при желании найти в интернете[27]. Пересказывать весь этот массив нет нужды, да и противно. Как высказался на том же форуме некий Strannik: «Вывод из истории с Северным Братством простой — нормальным людям надо держаться подальше от обоих сторон конфликта, а ведь уже появилась краткая информация, что есть и уголовные дела, ассоциированные с Большой Игрой — вот кого до обидного жалко, ребята поверили вам всем, а вы, суки, их сдали с потрохами, и ты, Сокол, и ПМХ. Вы просрали два года работы очень многих достойных людей, и никому из вас больше нет места в русском движении».
Так-то оно так, но я ведь не веду борьбы с конкретными людьми, а только с идеями, которые мне кажутся ложными, вредными, опасными для русского движения. А потому считаю правильным не снимать критику НОРНЫ — программы «анархической русофобии» — с актуальной повестки. Тем более, что профессор Хомяков, благоразумно попросивший от всех передряг политического убежища на Украине, продолжает увещевать нас из-за кордона: «Призываю внимательнее читать мои труды и Программу НОРНА… В соответствии с Программой НОРНА я с группой единомышленников начинаю реализацию следующих стадий этой Программы. Наши цели остаются неизменными».
Как видим, расслабляться рано. Чтобы не пришлось потом вспоминать песенку:
Дедушка умер, но дело живет!
Лучше бы было наоборот…
Если бы какое-нибудь спасительное вероучение вдруг завоевало весь мир, оно тотчас бы раскололось по меньшей мере на два резко враждебных течения (своё — истинное, другое — еретическое), и вражда и борьба пылали бы так же, как прежде; ибо человечество, увы, таково, каково оно есть.
О, бедная моя Отчизна!
Тебя все строят вкривь и вкось.
На всём — печать дилетантизма
Передо мной — солидный том, без малого в 900 страниц: «Русская доктрина» (далее: РД). Как говорится в аннотации, «это целостная мировоззренческая система, дающая для современной России программу общественно-политических преобразований с достаточно глубокой степенью конкретизации».
Над томом, как можно выяснить из выходных данных, трудилось множество народу: девять авторов и членов редколлегии (общая редакция В.В. Аверьянова и А.Б. Кобякова), а также 34 эксперта и 21 консультант.
Собственно, названные два характерные обстоятельства — огромный объём и огромный же авторский коллектив — бросаются в глаза в первую очередь, порождая любопытство: что же это за доктрина такая необычная, суперсоборная. Неужели её архитекторам удалось собрать цельный, внутренне непротиворечивый текст вот так, с миру по ниточке? Доктрина ведь, как правило, есть короткий документ, ярко выражающий основную идею (например, «Доктрина фашизма» Муссолини — крохотная брошюрка, всего несколько страничек). А то и вовсе лишь набор тезисов («25 неизменных пунктов германского национал-социализма»). Пишется доктрина одним-двумя идеологами, наиболее ярко выражающими основную мысль («Доктрина Монро» или «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса), иногда затем утверждается верхушкой или съездом той политической партии, которая данную доктрину поднимает на щит. А то и государством (военная доктрина РФ, экологическая доктрина РФ). Доктрину можно выразить на юридическом языке, написав, например, проект Конституции, основного закона, по которому предстоит жить новому государству, спланированному доктринёрами, — но и это тоже в объёме брошюры. Доктрина может быть и вовсе неписаной (внешнеполитическая доктрина Сталина или доктрина Европейского Союза)… А чтобы вот так, шестьдесят с лишним человек собрались и всем миром создали 900-страничную «доктрину» — это, пожалуй, прецедент в истории жанра.
В таком прецеденте изначально заложены многие риски. Например, риск нестыковок и противоречий, не всегда заметных на первый взгляд на фоне огромного объёма, но лезущих в глаза при внимательном анализе. Или риск увлечения деталью отделки при принципиально неверном конструктивном решении (на балках рюшечки и бантики, а сам мост-то вдоль реки!) и т. д. Об этом мы поговорим ниже[28].
Здесь же, по моей сложившейся методе, я хотел бы остановиться на составе авторского коллектива, которым, по большому счёту, и определяется всё содержание текста. Опыт ветерана русского движения позволяет разобраться с этим вопросом без затруднений.
Проблема мне видится в том, что соавторы и коллаборанты отчётливо делятся на несколько групп. В одну, например, объединены заслужено известные специалисты, профессионалы (В.В. Аверьянов, И.А. Гундаров, А.Б. Кобяков, И.Я. Медведева, Ю.М. Солозобов, Т.Л. Шишова и мн. др.). Их участие заметно, разделы, написанные с их помощью, насыщены мыслью, фактами, побуждающими к раздумьям, читаются с интересом. В другую — бойкие публицисты, порой даже без высшего образования (Е.С. Холмогоров), прошумевшие в публике, — А.Ю. Бородай, В.Е. Хомяков и др. Эти тоже без труда прослеживаются в общем массиве, поскольку привыкли работать в хорошо узнаваемом со времён Белинского стиле «взгляд и нечто». Отдельную, но весомую группу составили всем знакомые лица, давно и назойливо выступающие в жанре «русская идея глазами еврея» (М.В. Леонтьев, В.Л. Махнач, А.М. Малер, К.А. Фролов, М.Л. Хазин). Трудно, да здесь и неуместно исчислить весь вред, который принесли они своими многими писаниями за долгие годы доверчивым русским читателям. Целый ряд ложных установок РД, о которых речь впереди, обязан своим появлением этим авторам. Наконец, есть ещё небольшая группка всесветно известных мифотворцев, каковыми лично я считаю сносно образованного, но не сильного умом А.Н. Савельева и несносно невежественного С.П. Пыхтина, «высокопарные мечтанья» которых уже не раз заводили в идейный тупик по очереди КРО, «Родину», «Родину — КРО» и «Великую Россию». Их ушки заметно прорезываются из наиболее безответственных страниц РД.
Как видим, авторский коллектив оказался неоднороден до предела, блистает пестротой всевозможных лебедей, раков и щук, и, если так можно выразиться, изначально разнонаправлен. Что не могло не сделать текст мозаичным, лоскутным, эклектичным. Отсюда же и вопиющий перепад квалификационных уровней отдельных разделов, глав и фрагментов, а также общее впечатление некоторой смысловой какофонии наших новоявленных смыслократов, как они сами себя величают. Расслоение авторов на интеллектуалов-профессионалов, с одной стороны, и руководящих проектом идеологов («смыслократов», собственно доктринёров) — с другой, и не могло бы привести к иному.
В основе проекта лежит инициатива некоего Центра динамического консерватизма, персональный состав которого мне не известен. Именно Центр и должен был обеспечить идейное единство РД: «Идеология РД представляет собой новое слово на фоне доминирующих ныне в России идеологий. В предельно сжатом виде она может быть определена как “динамический консерватизм”. Её суть — использование традиционных принципов и ценностей русской цивилизации для целей развития нашей страны» (аннотация).
Однако, как говорят китайцы, из тысячи кошек не сделаешь одного тигра… В результате, именно доктрины, ясной, краткой, емкой, мобилизующей, создать не удалось. Как же назвать этот труд? К какому жару отнести? Мне кажется, подойдёт вот это: «Мечты о России». И всё сразу встаёт на свои места.
Рассмотрим подробнее: о чём мечтают некоторые наши современники.
Наибольший объём РД занимают добротные профессиональные (чтобы не сказать: технические) тексты, посвящённые конкретным направлениям государственной жизни России: экономики, демографии, внешней и внутренней политики. Это как раз та часть книги, которая читается с наибольшим интересом и вызывает наименьший скепсис.
Скажу больше: некоторые аналитические главы, посвящённые военной тематике, внешней политике, экономике, демографии не только профессиональны, но и имеют отчётливо новаторский, творческий, исследовательский характер. Это не просто «размышлизмы» на пустом месте, а научно глубоко фундаментированные рассуждения. Но… как только подмешиваются «идеологические» фрагменты, высосанные из пальцев публицистов-доктринёров, впечатление сразу же портится. Так обстоит дело, например, с разделом «Русский социум», посвящённым народонаселению: пока идут разработки специалистов — всё хорошо (узнаётся профессиональный почерк Башлачёва, Гундарова, Медведевой и Шишовой), но как только начинаются не обеспеченные аргументами рассуждения (например, о миграционной политике), так перо всё время тянется поставить на полях: «ерунда», «чушь», «неправда».
Удачным в целом мне показался раздел «Русское хозяйство», с его установкой на национал-технократию (термин мой). Особенно я бы выделил главу «Геоэкономический расклад сил» с блистательным и крайне актуальным анализом ситуации в Китае и в мире в связи с Китаем. Китайский фактор в писаниях наших патриотов до сих пор трагически недооценивался, и я очень рад, что наконец-то наступает прозрение. Глава, посвящённая русской науке, тоже показалась мне правильной и нужной, несмотря на некоторый налёт прекраснодушия и на отсутствие внятного и убедительного ответа на самый жгучий вопрос: как развернуть вспять утечку мозгов из нашей Родины, комплектующей сегодня весь мир отборными кадрами интеллигенции с самоубийственным для себя ущербом.
Пропорция разумной информации и безрассудных утопических рассуждений показалась мне явно сдвинутой в худшую сторону в разделе «Русское государство» (тут сквозит каркас отличавшегося буесловным дилетантизмом конституционного проекта, некогда созданного Пыхтиным со товарищи; скажу хотя бы об идее сосредоточить в руках главы государства — диктатора — всю военную, законодательную, исполнительную и судебную власть), но и здесь можно встретить весьма здравые наблюдения и соображения касательно международной политики и геополитического расклада (до этнополитики наши авторы так нигде и не поднялись), а также карты угроз для России и связанной с нею военно-политической аналитики.
Ну, а что касается разделов идеологических по преимуществу, как то «Духовно-политическая нация» и «Русский дух», то к ним претензий много, а отрадного они предъявляют мало, хотя и тут есть интересные разработки, например, касательно создания специфически русского «большого стиля» в архитектуре, изобразительном и прикладном искусстве (по аналогии с «историзмом» 1880-х или «русским модерном» конца XIX — начала ХХ вв.).
Наконец, последний раздел «Пути преобразований», посвящённый внедрению РД в жизнь, показался мне в общем и целом совершенно утопическим по трём основным причинам.
Во-первых, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что в русской России правит антирусская власть, что нынешняя «элита» (она же «кремлядь») отбросила идею служения народу и утвердила в России строй с клановой экономикой и корпоративной политикой (где каждая большая и малая корпорация сама за себя и против всех), авторы явно верноподданнейше адресуют свою РД именно Кремлю. Они против революционного изменения «прогнившей государственности» (238). Это своего рода бунт на коленях. Наши теоретики едва ли не шантажируют Кремль угрозой партизанщины, народного восстания и т. д., но при этом надеются на чудесное и добровольное преображение кремляди в слуг народа и Отечества. Тщетные надежды премудрых пескарей, на мой взгляд.
Во-вторых, абсолютно несбыточна сама по себе мечта объединить интеллигенцию (любую, а русскую в особенности) вокруг идей и идеалов, а не вокруг прав и интересов. Я пришёл в политологию именно из присяжных социологов-интеллигентоведов и в данном случае готов отвечать головой за свои слова. Собственно, определённый идейный разнобой самой РД уже подтверждает мою мысль. При попытке навязать РД широким русским интеллигентским массам в качестве действительно руководящей и направляющей доктрины, массовое же сопротивление этому гарантировано. О том, по каким разломам пойдёт это сопротивление, я скажу ниже.
В-третьих, за какие-то сто лет в России произошли огромные необратимые перемены. Дореволюционное русское более-менее монолитное общество, крестьянское в своей основе (86 % населения), разложилось и исчезло, не оставив политически значимого остатка. От «новой исторической общности людей — социально однородного советского народа» остались, после раздела СССР и передела народной собственности, лишь социально дефективные клочки и ошмётки. Каждый год они, во главе с Зюгановым, маршируют мимо Кремля без попытки зайти внутрь, что символично, и обречены так маршировать, пока не вымрут. Ни о какой «российской нации», «россиянах» говорить тем более не приходится: такой нации как не было, так и нет, и не будет. А новое русское общество на сегодня пока не сложилось, будучи разделённым по многим граням и водоразделам.
Что же общего у разрозненных, разделённых и часто враждебных друг другу социальных групп русского мира, не связанных ни общественным положением, ни материальными интересами? Что же всё ещё позволяет нам говорить о существовании единого русского народа, русского племени в кругу иных племён мира? Только одно: кровь! Биологическая общность происхождения. И связанная с этим происхождением общая национальная, племенная история русских побед и поражений. Все прочие традиционные основы национального единства, такие как вера и культура, и так называемые архетипы, разлагаются и исчезают на наших глазах, мало котируются у молодых русских людей. И даже язык деградирует и начинает разъединять поколения, теряющие взаимопонимание. Можно сожалеть об этом, возмущаться, но нельзя не констатировать этот факт, закрывать на него глаза. Согласно опросам ВЦИОМ и других социологических служб, ценности, традиционно считавшиеся для русского народа базовыми, сегодня не воспринимаются уже большинством как ценность и не консолидируют нацию. Поэтому новый национальный общероссийский подъём может состояться сегодня только на новой базе — на базе русского национализма, причём сам национализм должен быть исключительно этническим, с опорой на общность русской крови, и никаким другим.
Но именно этот принцип с порога отвергается авторами РД самым решительным образом. Это, конечно, неудивительно, учитывая вышеупомянутый состав коллектива. Но нам от этого не легче, ибо единственная верная перспектива перекрывается при этом наглухо, а нам, под видом «русской», в действительности предлагается заведомо несбыточная и постылая «россиянская» доктрина…
По сим печальным обстоятельствам я сильно сомневаюсь, что добросовестные, трудоёмкие и объёмистые наработки высококвалифицированных специалистов, попав в столь дурное идеологическое обрамление, окажутся востребованными. Их попросту некому будет проводить в жизнь. Бесценная жемчужина, заключённая в дешёвенькую пластмассовую оправу, не будет оценена по достоинству и не станет объектом вожделения могущественных общественных сил…
Итак, мечты о России.
«Мечтать не вредно», — гласит пословица, но я думаю, что данный случай — исключение. Мечты уводят нас от действительности, подменяют её нереальным желаемым, направляют наши усилия и помыслы в тупик, в никуда. Помните, Маркс провозгласил, что прежнюю, якобы обветшалую задачу философии — познание действительности — надо перековать в новую, актуальную задачу преобразования действительности? И дал при этом «всему прогрессивному человечеству» новую мечту о коммунизме — земном царстве добра, ума и справедливости: вот-де вам лекало, перекраивайте по нему жизнь. Но именно мы, русские, как никто другой наученные горьким опытом строительства коммунизма, мы отлично знаем, что получается, когда так и не познанную действительность пытаются преобразовать, перекроить в непознаваемом, непонятном направлении. Много крови и насилия, много потраченных впустую сил, гекатомбы жертв и надорванные жилы, а в результате — разбитое корыто в руках полумёртвого народа.
Не дай бог повторить этот опыт!
Поэтому так настороженно, опасливо встречаем мы сегодня всё новые мечты и прожекты, так недоверчиво выслушиваем очередных мечтателей, пытающихся своей мечтой зажечь массы. Ведь мечта по самой природе своей противостоит логике, опыту, диалектическому тезису о разумной действительности. Нет уж, нам бы побольше знаний и практических навыков, побольше логики и опыта, трезвого расчёта, твёрдо выученных уроков истории — и поменьше не обеспеченных опытом мечтаний… Судьбу России никогда более нельзя делать заложницей сомнительных экспериментов, отдавать её в руки безответственных мечтателей.
Поэтому так тщательно и придирчиво я постарался выискать, выбрать в огромном томе РД всё, что, на мой взгляд, отдаёт привкусом беспочвенных мечтаний, всё, что уводит нас от конкретных жизненно важных задач. И, прежде всего, от главной сверхзадачи — выживания русского народа в качестве хозяина русской земли.
Эти мечтания, пустые, как мне кажется, выписаны и откомментированы ниже (в скобках даны ссылки на страницы). Пусть их не так уж много, но эта та самая капля дёгтя, которая отравляет всю бочку меда. Именно из-за них может бесплодно пропасть вся та большая и добросовестная работа, которую проделали привлечённые к проекту профессионалы. Чего будет очень жаль.
На первое место среди идейных «косяков» РД я бы поставил внеположность её главных целей русскому народу. Доктрина, названная русским именем, на самом деле, оказывается, обращена лицом ко всему человечеству, имеет конечной целью его благо. Противоестественость подобной мотивации не может не вызвать резкого неприятия.
Ничего такой подход не напоминает вам, читатель? Правильно: большевистскую доктрину, согласно которой Россия и русские есть расходный материал для мировой революции и окончательного коммунистического счастья и спасения всего мира. Только в те годы лекало для спасительной перекройки всего мира было коммунистическое, а теперь — православное (в явном виде, а в неявном — православно-монархическое). Это первое отличие. А второе — в том, что большевики действовали грубой силой, а смыслократы, благо в руках у них этой силы пока нет, — не менее грубой лестью. Тема избранности России, её великой вселенской миссии красной нитью идёт через всю РД. Не беда, что вчера миссия была одна, а сегодня уже другая. Приведу примеры.
«Историческая миссия России-СССР — миссия удерживающего мировое равновесие» (8). Это называется: зелен виноград. Только что объявляли глобальную войну дворцам и собирались вести все человечество к светлому будущему, ну, раз уж не удалось увести за собой весь мир…
«Россия — это система стропил (?), поддерживающих свод над всеми (?) народами мира, дарующая мировому целому равновесие и стабильность. Когда в голосе нашего государства послышатся узнаваемые ноты тысячелетней России — Запад и Восток… вздохнут с облегчением» (6). Это вряд ли. Подумаешь, невидаль: несостоявшийся мировой лидер, несмотря на все свои претензии, сошёл со сцены, — такое мир наблюдал не один раз. И ничего. Одна система рушится — другая возникает, дело житейское. Некогда вот Карфаген пал — и что? Да только спокойней стало в мире на какое-то время. И точно так же в наши дни Запад и Восток, став свидетелями некоторой реставрации России, если и вздохнут, то с разочарованием по поводу несбывшихся надежд на раздел гигантского наследия. А то и с беспокойством, памятуя о минувшем веке русской силы.
«Мы вступаем в век русского самосознания, век, когда Россия укажет всему миру на объективные корни мирового зла и подскажет, как сообща можно ему противостоять. Россия была призвана и до сих пор остаётся призванной к мировой гегемонии, мы верим, что она займёт в будущем место мирового лидера, станет авторитетом для других цивилизаций» (19). Уж ежели Россия раньше не стала таким авторитетом, разве что для стран третьего мира, даже когда была на высшем подъёме, в 1950-60-е гг., то теперь и тем более не станет. Чем выстраивать нравственный мир каких-нибудь условных папуасов и кампучийцев (а кто ещё позволит нам себя учить?!), занялись бы лучше своим обустройством.
«Уникальный опыт русских позволяет им сменить Запад в качестве технологичного авангарда человечества. Для этого необходимо выдвинуть глобальный проект (по принципу «Спасая Россию, мы спасаем весь мир»), став лидером здоровых сил человечества, совместив в новом проекте наши православные устои и лучшие достижения советского строя» (12).
Да боже упаси!
Можно подумать, «здоровые силы» спят и видят, как мы их с ложечки кормим православными устоями и советскими достижениями. Да нас при первой попытке вмешательства в чужую жизнь поганым веником погонят сей же секунд! Кто в мире нам, творцам собственного краха, поверит?! Над такими учительными претензиями все только посмеются. (Вспоминается, как при выборе веры князь Владимир прогнал вон проповедников иудаизма, узнав, что евреи не удержали собственное государство. Логично!)
Парадокс, которого смыслократы в упор не видят, заключается в логике саморазвития народов. Русское самосознание, по мере вызревания, неизбежно будет обращаться от мировых проблем и задач (кои на самом деле не что иное, как фикции) к своим собственным, национальным. Именно слабостью, неразвитостью национального самосознания объясняется наше вечное инфантильное стремление прилепиться к чему-то большему, чем мы сами, что свойственно детскому периоду развития психики. Взрослея, обретая в полном смысле слова САМОсознание, мы всё меньше будем думать о человечестве, всё больше — о себе самих. Здоровый этноэгоцентризм — вот естественный конечный результат развития национального самосознания.
«Провались в тартарары хоть весь мир, цвела бы моя Россия! Исчезни хоть всё человечество, жил бы и размножался мой русский народ! Мы не хотим зла другим народам, пусть будут счастливы. Но — не за наш счёт. Россия сама по себе — целый мир, самодостаточный и полный, и нам дела нет до того, что происходит с другими странами и народами», — вот каким примерно будет нормальный итог развития русского самосознания, не искалеченного грубым хирургическим вмешательством смыслократов.
В чём причина искажения перспективы авторов РД? Она лежит глубоко в основе мировоззрения. Смыслократы уверены:
«Чтобы осмыслить человечество как целое, нужно взойти по генеалогической лестнице к самому истоку, к Адаму, к единичному человеку» (31).
Фундаментальнейшая ошибка! Именно восходя по генеалогической лестнице, мы никоим образом не попадаем в гости к одному-единственному Адаму, к одной-единственной Еве. Теория моногенизма (т. е. происхождения всего человечества из некоего единого центра, от единых предков) безнадёжно устарела и сегодня не выдерживает конкуренции с теорией полигенизма (происхождения как минимум трёх разных изначальных рас в разных точках Земли в разное время и от разных, не связанных напрямую генетически друг с другом, групп предков-производителей). Количественно максимальной группой, объединяющей людей по наследственным биологическим признакам, обусловленным общностью происхождения, является не человечество, а раса. Происхождение белой расы покрыто мраком, никто не знает сегодня, откуда и когда на Земле появился кроманьонец, он же человек современный. Наверняка известно лишь, что он не произошёл от неандертальца, в котором не без оснований видят предка современных негроидов и с которым он бился насмерть, выбивая с территории современной Европы. Что же касается монголоидов, их происхождение от синантропа на другом краю Земли можно считать доказанным.
Таким образом, можно уверенно утверждать, что никакого человечества не было и нет, это лишь умственный, виртуальный конструкт, фикция, воображаемая сущность. Всякая солидарность в масштабах, превышающих расовую, — это ложная, неестественная солидарность. Исходить в своих мотивах поведения из наличия какого-то «человечества» — значит заведомо строить на песке.
Человечество не есть субъект истории, сознательно творящий её. Субъекты — этносы, то есть биологические сообщества, связанные общим происхождением, обладающие общей генетикой. Если мы хотим жить и действовать, оставить след в истории, мы должны жить и действовать как этнос — автономная самодостаточная единица. И полностью отбросить вредные для нас, расслабляющие и демобилизующие идеи о человечестве. Ложным целям не место в арсенале народа, стоящего на грани жизни и смерти.
Примеряя на себя роль благодетелей человечества, авторы доктрины при всём том сами же совершенно правильно пишут: «Можно ли угодить Западу? Мы из кожи вон лезем, чтобы нас согласились считать своими, поставили на один уровень с собой. А нам всё говорят: вы недоразвиты, вы дики… Нас не хотели считать своими ни в средние века, ни во времена Петра Великого, ни тогда, когда мы спасали Европу от "призраков" всевозможных революций, ни тогда, когда мы избавляли её от "коричневой чумы" и от диктаторов с претензиями на мировое господство. Какие бы подвиги мы ни совершали во имя того, чтобы нас признали европейцами, цивилизованным на западный манер народом, — нас отвергают, нас презирают, нас ненавидят, нас боятся, нас считают недостойными… Так было всегда. И так будет всегда. По-другому не будет никогда… Дело вовсе не в нас. Дело не в том, что мы плохие. Нас не примут за своих никогда просто потому, что мы в корне иные, у нас иная природа» (12–14).
Истинно так! Аминь!
Но тут же, противореча себе, они заклинают нас: «Осознав свою духовную суверенность, на базе традиции и с учётом вызовов времени творчески переосмыслив свою цивилизационную программу, мы можем (и перед лицом Истории — обязаны) сформулировать свой Русский глобальный проект» (15)! Какая чушь! Почему обязаны? С какой стати? Кто нас обязал? Тем более, что нас на дух не выносят ни Запад, ни Восток, и никто не потерпит нашего учительства, как не потерпели ни нашего водительства к коммунизму, ни нашей православной миссии.
Мир не принял Русь языческую, не принял православную, не принял коммунистическую, не примет и никакую другую. Потому что мы — русские. Мы скроены на свой салтык. У нас другая мерка. Не надо лезть с ней к другим народам, ничего, кроме крови и срама, это не даст. Это сегодня понятно уже всем, кроме премудрых смыслократов.
Доктринёры-смыслократы, неспособные смотреть на себя чужими глазами, приписывают исторической России «миссию Хранителя гармонии, Спасителя мирового лада» (54). Уж постеснялись бы такое писать!. Да, нечего сказать, показали мы всему миру «гармонию» коммунистического строя, от коей наши сателлиты, вплоть до мельчайших лимитрофов, сразу прыснули в разные стороны, как только железная хватка КПСС чуть-чуть ослабла. И от нашего «мирового лада» бежали, как чёрт от ладана, все кто мог.
А между тем авторы далее перечисляют примеры российского вмешательства в мировую политику, начиная с Северной войны, мешая в одну кучу наши величайшие национальные победы (война с Карлом XII, с Наполеоном) с нашими величайшими внешнеполитическими промахами и ошибками (поддержка Севера в борьбе с Югом в США, защита США от британской блокады, балканские войны)… «Россия действительно была “жандармом Европы”, обуздывавшим международных агрессоров и европейских революционеров», — резюмируют они величаво-горделиво.
А стоит ли величаться и гордиться? Что получила от этой роли сама Россия, а главное — русский народ, кроме несносных жертв и тягот, кроме моря зря пролитой русской крови? Не лучше ли было ей заниматься своими собственными делами, хотя бы душа своих отечественных революционеров, которых она так и не обуздала, на горе себе? Неприятно, но приходится напоминать, например, что Болгария, за освобождение которой от османского ига мы положили десятки тысяч русских солдат и офицеров, немедленно по освобождении «легла» под кайзера и воевала против России и в Первую, и во Вторую мировую войну. Напомню также, что мир давным-давно уже отверг претензию России на роль «катехона» («мирового удерживающего»), высказавшись на сей счёт вначале мирно и дипломатически в ходе Венского конгресса, а затем — недипломатически, но зато очень определённо — в ходе Крымской войны. Когда против зарвавшейся, вознёсшейся России дружно выступили и наши недавние союзники (Англия), и наши недавние противники (Франция), и когда ради того, чтобы одёрнуть и поставить на место нашу страну, Запад объединился с Востоком, Европа с Турцией.
Боже упаси нас от подобной роли европейского ли, мирового ли жандарма на всё обозримое будущее! Себя надо обустраивать и совершенствовать, у себя порядок наводить, собой заниматься. При этом других надо не пускать в свой мир, а самим — не лезть в чужой. Вот тогда будет всё правильно и хорошо.
Однако авторы, ссылаясь на писателя Фёдора Михайловича Достоевского, царство ему небесное, упорно убеждают нас в первостепенной важности идеальных мотивов в политике.
Но мы, зная из истории, что ничего, кроме горя, огромных жертв, насмешек и неблагодарности от облагодетельствованных нами из идеальных соображений, мы не получили, можем резонно заявить: хватит донкишотствовать! Это касается как внешней, так — быть может, ещё в большей степени — внутренней политики.
Между тем, доктринёры продолжают:
«Между миродержавием и православным Удерживающим существует не просто связь, но скорее тождество. Удержание других государств в их стремлении к мировому господству, сдерживание варваров — это внешняя сторона миссии “правильной империи”. Внутренняя же её сторона — удержание традиций и укладов от “смешения”» (55).
Вдумаемся в суть сказанного. Мировое господство — переходящий приз, как известно. Ещё недавно, пока были силёнки, мы сами на него претендовали (помните глобус в гербе СССР — истинный масштаб наших амбиций?). А сейчас схватились в затяжном клинче еврейский Запад (лидер — США) и пёстрый мир ислама (он пока не имеет единого лидера, но если исламисты возьмут власть в Пакистане или Иран войдёт в ядерный клуб, всё может измениться). Их схватка, скорее всего, кончится предельным ослаблением обеих сторон. А кто за ними? Ближайшие претенденты на мировое господство это — Китай (завтра) и Индия (послезавтра).
Кого же из этих четырёх участников борьбы за мировое господство должна удерживать Россия? Правильный ответ: никого, если у наших правителей осталась хоть капля разума. А каких-таких «варваров» собираются сдерживать доктринёры? Неужели кого-то из числа «приёмных детишек» в большом сиротском доме по имени «Россия»? Хорошо бы, да только не вяжется с общим тоном доктрины…
Словом, блудословие, безответственная болтовня, вот как это называется, господа!
Прелесть ещё и в том, что доктринёры-смыслократы предлагают нам в качестве главного духовного подарка человечеству создать «Большой стиль России», но… из чего они хотели бы его составить? «Большой стиль России должен соединить в себе малые культурные стили: православно-конфуцианского хозяйствования (?), офицерско-самурайской чести и доблести, христианско-исламского эсхатологизма, русско-индийского гуманитарного самосознания» (183). И вся эта эклектика, эта каша-малаша, это рагу по-ирландски, салат, маседуан — это и есть «русский стиль»? Поистине, нельзя понять без водки и закуски, что значит жить и чувствовать по-русски!
Доктринёры подначивают: «Русский человек не способен на сверхмобилизацию ради обогащения, низменных материальных целей, но совершает чудеса героизма при защите Родины и священных для него ценностей либо при выполнении великой исторической миссии» (20–21). То-то ни один русский человек не встал с оружием на защиту ни романовской Империи, ни СССР. Хватит с нас сверхмобилизаций, и так уж еле живы после них всех…
Мы не должны позволить морочить себе голову «всемирной ролью России», сделать себя заложниками каких бы то ни было «мировых задач»! Облагодетельствовать мир и уйти навеки, исполнив своё предназначение? Ну уж нет! Мы будем жить ладно и вечно в собственной России, а мир — пусть живёт, как сам знает. Это не наше дело.
Публицист и историк Александр Самоваров рекомендует задать себе простой вопрос: Что выбрала бы элита Америки — процветание свой страны за счёт остального мира или процветание всего мира за счёт Америки? Ответ самоочевиден: процветание собственной страны для национально мыслящей элиты есть приоритет непоколебимый, однозначный, бесспорный. Но нам с элитой не везёт. Цари больше заботились о российских инородцах либо об иностранных единоверцах (грузинах, армянах, греках, болгарах, сербах), чем о русских. Большевики готовы были пожертвовать Россией и русскими ради мировой революции, мирового коммунизма. Владыки Советского Союза бестрепетно жертвовали Российской Федерацией и русскими ради советских республик и их автохтонного населения… И доктринёры-смыслократы, похоже, не лучше них.
Не успели мы выбраться из-под обломков одного глобального проекта, как они нам сулят уже другой. Хватит, баста!
Нам не надо строить рай «везде для всех».
Нам надо построить рай «у себя для своих».
И только! Ведь никакого человечества — нет!
Внеположная русскому народу в масштабах всей Земли, «Русская Доктрина» внеположна ему и в масштабах собственно России. Ибо имеет в виду не его, если так можно выразиться, личную судьбу и благо, а судьбу и благо всего населения страны в целом. Или, по терминологии доктринёров-смыслократов, сверхнациональной нации. Опасность такого подхода для нас, русских, выверена всей нашей историей, и сегодня представляется прямо-таки смертельной.
«Идея единства нации (единства языка, ценностей, поведения, культуры)… должна быть сверхнационально-русской» (226), — так уверяют нас смыслократы, недаром исключившие общность происхождения из списка признаков нации. И разъясняют: «Всякий, кто вставал с нами в ряд и брался за топор и пилу, — тоже становился русским, будь он татарин, бурят, осетин, таджик или китаец» (271), «непринадлежность к великороссам и славянам не делает граждан России нерусскими» (273).
Извращённое понимание русскости — краеугольный камень доктринальной смыслократии. Здесь проходит главный водораздел, делающий невозможным приятие РД в целом, невзирая ни на какие её подлинные и мнимые достоинства. Ибо принять доктринёрскую трактовку русскости — означает предать свой родной, собственно русский народ, согласиться с его смертью (точнее, с похоронами заживо), благословить его исчезновение в кратчайшей перспективе. Это всё равно, что превратить свой отчий дом в общежитие, а собственную родную семью променять на жилтоварищество, признав, ни с того ни с сего, родным всё пёстрое население общаги.
Для нормального русского человека это вещь совершенно невозможная. Я могу уважать и ценить инородца, разделившего со мной тяжкий труд, особенно воинский. Я и полюбить мог бы такого человека, но только не так, как любят сына, брата, отца. Мне даже и неважно было бы, хорошо ли он говорит по-русски, знает ли Пушкина, верит ли в Христа или Перуна. Уважать и любить можно любого работника, сотрудника, соратника, свою рабочую лошадь или дойную корову, наконец. Но никто и никогда не заставит меня принять в семью ни лошадь, ни корову, ни работника, не заставит меня относиться к ним как к родным. Как ни одну даже самую лучшую в мире женщину я не соглашусь принять вместо своей родной матери. Это — совершенно разные вещи! А если меня будут пытаться склонить к тому силой, я возьмусь за оружие.
Моя семья — это моя семья и только.
Мой народ — это мой народ и только.
Замечательно в этом контексте откровенное признание авторов: «Консерваторы видят в частях нации членов семьи — если это не родные дети, не своё племя, то государство выступает как сиротский приют, усыновляющий племена» (39).
Вот-вот, именно: государство как сиротский приют. Так смыслократы понимают идеал! Большое спасибо. Мы это знаем не понаслышке. Мы, русские, всей шкурой восчувствовали, что это значит, когда тёплый родительский дом превращается в сиротский приют, ведь именно в такое горько-сиротское положение нас сразу же поставила советская власть. А каково иным детишкам, инородцам, у которых живы папа-мама, когда их в сироты записывают, под приёмных родителей отдают? Ведь у них и свои настоящие родители есть, любимые, чтимые, а им говорят: нет, дорогие, вы теперь дети другого рода-племени! Ведь так вам же лучше, сытнее, почётнее! А они не хотят менять родных — на почётных… А при этом каково родным-то детям, когда их дом наполняют чужие сверстники, к которым требуется относиться как к своим, отдавая, хочешь-нехочешь, любимые игрушки и самые сладкие кусочки? Каково, наконец, жить законному наследнику хозяина-отца, в доме, где распоряжаются сменяющие друг друга отчимы, при которых бегают по двору десятки детишек, все одинаково свои, все одинаково чужие? Как чувствовал бы себя Телемах, если бы Пенелопа, вместо того, чтобы ждать Одиссея, вышла бы тем временем разок-другой-третий замуж, наплодя полный двор бастардов, претендующих на хозяйство телемахова отца? Не схватился ли бы законный сын царя Итаки раньше времени за отцовский лук?!
Кто хозяин в доме: вот вопрос, который ежедневно решают народы, собранные под крышей одного государства. И решают его не на собраниях и в Госдуме, а на площадях, улицах и рынках, в милицейских кутузках и судах…
Дают вам шкатулку с секретом, сверху надпись: «русский народ». Открываете — а там Махнач и Фролов, Леонтьев и Малер, Хазанов и Жванецкий, Жириновский и Хакамада, Чубайс и Гайдар, Явлинский и Елена Ханга, и Минтимер Шаймиев, и Рамзан Кадыров и прочие, и прочие, и прочие в том же духе. И все кричат, пищат: «Мы русские! Мы за Россию! Люби нас! Принимай в свой дом! Защищай! Угощай!». Дурдом? О, да! Нормальным людям это видно сразу, но авторы РД не видят того в упор.
Я люблю свой русский народ и мне совсем не всё равно, русский ли он на самом деле или мне подсовывают вместо него суррогат, подделку, слепленную из иного этнического материала, которую я любить не хочу. Как я могу по-родственному любить то, что мне не родное? Русским ведь нельзя стать, им можно только родиться.
Тот состав авторов, который сложился вокруг РД, категорически не способен встать на такую точку зрения (подозреваю, правда, что большую их часть «ведущие смыслократы» просто не спросили). Тем хуже для них, ибо поднимающийся, как гигантская волна, русский национализм снесёт их на обочину истории. Попробую ещё подразъяснить, почему.
Сверхнационалисты-смыслократы пишут об «инстинктивном стремлении людей к правде сверхнационализма» и в качестве примера рассказывают о том, как коммунисты проэксплуатировали это стремление: «Ленин, придя к власти, переосмыслил интернационализм как способность представительствовать от имени “всех угнетённых народов” — фактически тем самым он обозначил начало перехода от идеологии Коминтерна на рельсы традиционной державной сверхнациональной идеи, хотя и завёрнутой в марксистскую риторику» (59).
Пример замечательно удачный, только вот его трактовка у меня совсем иная. Патологический русофоб с детства, Ленин на Х Съезде партии возложил на русский народ тяжкое принудительное, подневольное донорство, провозгласив нас ответственными за колонизаторскую политику царей, за «тюрьму народов», за «угнетённые меньшинства». Отныне за счёт русских людей должно было производиться материальное и культурное выравнивание русских областей и национальных окраин. Эта политика действовала весь период советской власти, а отчасти действует в России и до сих пор (например, в Чечне, Дагестане и др.). В итоге почти векового систематического ограбления в пользу его нерусских товарищей по империи, русский народ как ни один другой народ бывшего Советского Союза находится в упадке.
Надо признать, что Ленин и СССР лишь довели до логического предела тенденцию «позитивной дискриминации» (как говорят теперь в подобных случаях), существовавшую и в Российской империи, где русские были дискриминированы во многих отношениях.
Мы сыты по горло таким «сверхнационализмом», мы до последнего предела познали его губительную для нас, русских, суть, мы не хотим его, как не хотят чумы. Мы счастливы, что время империй для нас прошло и для какого-либо сверхнационализма больше нет ни социальной базы, ни морального оправдания. Подробнее об этом будет сказано в следующем параграфе.
А пока продолжим счёт «косякам» сверхнациональных смыслократов.
«Русский народ в союзе с русскими меньшинствами — честная формула России» (58). Так гласит подзаголовок к главе «Идеология сверхнационализма».
Может, эта формула и честная, да беспредельно глупая.
Что такое национальное меньшинство? На это есть чёткий ответ.
Юридический статус и права национальных меньшинств сегодня регулируют два международно признанных документа:
1) Рамочная Конвенция о защите национальных меньшинств, принятая Комитетом Министров Совета Европы 10 ноября 1994 года, а также
2) Конвенция об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, принятая в рамках СНГ 21 октября 1994 года.
Как ни странно, первая вообще не даёт никакого определения самому предмету: что такое национальное меньшинство. А вторая определяет эту общность так: «лица, постоянно проживающие на территории одной из Договаривающихся Сторон и имеющие её гражданство, которые по своему этническому происхождению, языку, культуре, религии или традиции отличаются от основного населения Договаривающейся Стороны» (статья 1). Такова единственная международно признанная правовая норма. Если применить её к России, сразу же обнаружатся противоречия: ведь титульные национальности в большинстве республик РФ вовсе не составляют большинства «основного населения» (например, якуты, башкиры и др.), однако и назвать их национальным меньшинством в международно-правовом смысле, т. е. группой, требующей особой защиты, — невозможно. Или: как юридически определить массы мигрантов, не имеющих российского гражданства и не подпадающих под определение нацменьшинства? И т. д.
Как видно, недаром ни Конвенция СНГ, ни Рамочная Конвенция не являются документами прямого действия и не носят обязательного характера в силу своей слишком явной теоретической ущербности.
Между тем, на практике, в том числе в юридическом сообществе, сложилось гораздо более адекватное словоупотребление и понимание (оно, например, отражено в Конституции Украины). А именно: все народы, населяющие страну, кроме единственного государствообразующего, зачисляются в категорию либо национальных меньшинств, либо коренных народов — в зависимости от всего лишь одного, но очень существенного признака. У коренных народов, какова бы ни была их численность, нет своей суверенной государственности вне страны проживания. А у национальных меньшинств, пусть они даже исчисляются миллионами или являются мигрантами, такая государственность есть. Поэтому, к примеру, многочисленные азербайджанцы России (безразлично, граждане или неграждане) — национальное меньшинство, но не коренной народ. А алеуты — коренной народ, хоть и малочисленный, но не национальное меньшинство.
Таким образом, использованное в РД выражение «русские меньшинства» — есть по смыслу не что иное, как сапоги всмятку, полная чушь и ересь со всех точек зрения. Меньшинства, то есть проживающие в России диаспоры народов, имеющих свою государственность вне России, не могут быть русскими по определению.
Между тем, доктринёры-смыслократы настаивают: «Мы должны говорить не “татары-россияне”, “коми-россияне” и т. д., но “русские татары”, “русские коми”, “русские евреи” и т. д. В былые времена прилагательные “российский” и “русский” были абсолютными синонимами. Поскольку ситуация изменилась, нужно обратиться к более чёткому исконному прилагательному “русский”, а прилагательной “российский” употреблять значительно реже. Ведь те же “татары”, если называть их “россиянами”, не становятся от этого ни ближе к русским, ни ближе к себе. Называясь же “русскими татарами”, они почувствуют себя более значимыми и в своей принадлежности к России, народу и государству в целом, и в принадлежности к своему этносу» (61–62).
Ну, для начала я бы спросил татар, коми, евреев и др., хотят ли они сами называться подобным образом. Да не одного-двоих прикормленных представителей, а на уровне если не референдума, то максимально репрезентативной выборки. Уверен, результаты опроса сильно огорчат и разочаруют наших замечтавшихся смыслократов. В наши дни повсеместно на национальных окраинах идёт, если можно так выразиться, «разрусение», когда полукровки, вчера ещё гордившиеся русскими корнями, сегодня подчёркивают свою национальную идентичность, предпочитая помалкивать о русской составляющей своей крови. В условиях, когда тенденция к становлению этнократий ярко проявилась по всему периметру российских границ не только вовне, но и внутри них, в так называемых национально-территориальных образованиях, процесс активного размежевания со всякой «русскостью», отторжения её принял активный, целенаправленный и необратимый характер. То, что мы наблюдаем в макромире — например, на Украине, в Казахстане, в Прибалтике и т. д., существует и в микромире: в Якутии, Осетии, Башкирии, Дагестане, Адыгее и т. д., где местами и порой «разрусение» доходит едва ли не до этноцида русских. Не говоря уж о Туве, Чечне и Ингушетии, где русских уже практически вовсе ликвидировали, от каковых территорий, несущих нам серьёзнейшую этнополитическую угрозу, следовало бы немедленно избавиться.
Ещё не так давно наши заклятые «не друзья» носились с идеей перевести всех русских в «россияне». Довольно скоро стало ясно, что русские, оскорблённые таким подходом, упёрлись и не захотели терять природную идентичность. Теперь смыслократы ударились в другую, столь же нелепую, крайность: всех россиян (нерусских жителей России) они возмечтали перевести в русские. В том и в другом случае, как понимает читатель, с настоящими русскими было бы покончено, они растворились бы в вавилонском всесмешении. (Так во Франции получившие гражданство арабы и негры вовсе не становятся французами, зато французы заметно теряют национальное лицо, «замазываясь» чужеродным колоритом в языке, быту, культуре, уступая цветным пришельцам церковь, кухню и семью.)
Мечты о России не останавливаются на том, чтобы российские народы переделать в русские меньшинства, но и вполне логично идут гораздо дальше: аж до того, чтобы сделать проблематичной принадлежность к русскому народу по рождению: «Русские превратили свою ”русскость” в нечто большее, чем ”русскость”. Поэтому Русским нельзя родиться, имя Русского надо заслужить. Можно было бы ввести в языковую норму слово ”Русский” с прописной буквы, тем самым отделяя аспект крови от аспекта принадлежности к “сверхнациональной нации”» (62).
Вот мило! Вот спасибо-то! Очевидно, комиссия в лице Леонтьева, Малера, Махнача, Фролова и им подобных могла бы, не щадя своих сил и трудов и заседая денно и нощно, помочь нам определить, являются ли имеющие всех русских дедушек и бабушек ивановы и севастьяновы в действительности Русскими, или им ещё надо заслужить в глазах строгих судей право так называться…
Нет уж, пропуск в сверхнациональную нацию мне, как и любому нормальному русскому человеку, и даром не нужен, а своей русскостью я обязан исключительно своим русским предкам, и с этим никакая комиссия ничего уже поделать не сможет.
Чем можно объяснить (оправдать нельзя ничем) тягу авторов РД к «сверхнациональной русскости», если не считать прямого влияния нерусского звена авторского коллектива? Наверное, только дремучим невежеством в этнополитической проблематике. Ни теория этнополитики, ни этнополитическая история родной страны не открыли им пока своих истин. Вот и пишут они чёрт-те-что:
«Русские, несомненно, представляют собой древнюю и почтенную историческую нацию, весьма успешно действующую в мировом конфликте культурных типов (при чём тут культурные типы? — А.С.). Столь же несомненно русские представляли собой (и представляют до сих пор, несмотря на распад СССР и развитие внутри самой Российской Федерации сепаратизма) иерархический союз народностей, вдохновлённый идеей строительства единой и великой державы» (30).
Большей глупости читать не приходилось по национальному вопросу. Это кто же вдохновлён-то, да ещё и «до сих пор»? Латыши, эстонцы, литовцы, армяне, грузины, украинцы и другие бывшие соседи по СССР? Смешно. А то, может, наши соседи по Российской Федерации? Татары? Ингуши? Чеченцы? Якуты? Адыги? Это они, что ли, — «иерархический союз народностей», в просторечии именуемые русскими? Какое враньё!
Россию держали и держат только силы этнических русских: железо и кровь, деньги и труд, язык и культура.
В «Русской доктрине» можно встретить ещё немало возвышенных и глубокомысленных рассуждений на тему нации. Все они высосаны из пальца. Примеры? Пожалуйста.
«Нация представляет собой исторически сложившийся базис всякой культуры» (38). Допустим. Но где базис самой нации? Он в крови, в общем происхождении. А доктринёры-смыслократы о том забыли.
«Нация представляет собой силовое поле истории, которое удерживает в себе различные этнические и социальные группы, сообщая им единство и не позволяя рассыпаться» (33). Что это ещё за «силовое поле истории»? Никто этого не объяснит.
«Нация — первоначально, в момент зарождения, — племя, наделённое свойствами и качествами, позволяющими сплачивать другие племена и группы, образуя на основе этого сплочения иерархические структуры, исторически устойчивую государственность; затем, на следующем этапе своего становления, нация, уже обладающая своим государством, предстаёт как ядро расширяющейся культуры и государственности, развивающийся круг сплоченности, в который включаются все новые и новые части, ранее к данной общности не относившиеся. Таким образом, нация предстаёт как самовозрастающий, способный к сверхплеменной солидарности социальный организм» (33). Здесь сразу несколько ошибок.
Во-первых, не всякое племя дорастает до состояния нации.
Во-вторых, нация это не социальный, а биосоциальный организм (первоначально, на стадии племени, и вовсе биологический).
В-третьих, никакой сверхплеменной солидарности не существует: племена либо растворяют, поглощают, ассимилируют одно другое, либо продолжают существовать как более или менее неустойчивый конгломерат племён, рассыпающийся при первой возможности по этническим границам.
«Нацию можно назвать сверхплеменем, сверхнародом, поскольку в чувстве нации преодолеваются другие социальные (?) чувства. Так, чувство своей стаи, своей народности, своей социальной группы растворяются в чувстве того эпицентра истории и культуры, которым является нация» (33).
Доктринёры-смыслократы не приводят в обоснование всех этих широковещательных рассуждений ни ссылок на авторитетные источники, общепризнанные идеологемы, ни даже просто убедительных примеров.
Между тем, история науки, а равно и практика жизни наций и народов дают картину, диаметрально противоположную. Завершив работу над монографией «Этнос и нация» (М., Книжный мир, 2008), я могу утверждать, что сегодня в российской науке обоснованно превалирует представление о нации как фазе развития этноса (племя — народ — нация), в которой он обретает свою суверенность и государственность. То, что по мере этого процесса этнос, размножаясь и расширяясь, обрастает не только территориями, но и какими-то этническими вкраплениями, принципиального значения не имеет. Вкрапления могут со временем исчезнуть, ассимилироваться бесследно, или, наоборот, вырасти до размеров самостоятельных народов, а нация останется.
Удивительно, а впрочем, неудивительно ввиду всего вышеизложенного, что авторы РД не замечают собственного вопиющего противоречия. Их «нация» теоретически сродни гумилёвскому «суперэтносу». Считая, вслед за Гумилёвым, нацией «советский народ» (на деле — кратковременный и неустойчивый конгломерат из наций, молниеносно распавшийся именно по этническим границам), они упрямо твердят о том, что чувство собственной народности якобы растворяется в чувстве нации. В то время, как мы все собственными глазами убедились в абсолютно обратном! Развал СССР по национальным границам республик, парад суверенитетов и безудержный рост сепаратизма, национальной самодостаточности и сегрегации народов в самой России, казалось бы, способны убедить даже слепоглухонемого имбецила в том, что никаких «наций» с приставкой «супер» («сверхплемя», «сверхнарод», «сверхнация») на свете нет и быть не может. И что «чувство своей стаи, своей народности», напротив, есть одна из тех констант, на которых держится весь мир от века. Для махначей и пыхтиных, разумеется, согласиться с этим простым и самоочевидным тезисом нет никакой возможности. Но нам-то, русским, какое до них дело? Мы должны видеть вещи как они есть.
Для научного прояснения картины взаимоотношей российских народов и чтобы навсегда избавиться от фантома сверхнации, я рекомендовал бы всем читателям книгу академика М.К. Любавского «Обзор истории русской колонизации» (М., МГУ, 1996) и монографию кельнского профессора-историка Андреаса Каппелера «Россия — многонациональная империя. Возникновение. История. Распад» (М., Традиция, 1997). После их прочтения не останется никаких иллюзий по поводу нашей настоящей, природной нации: русской. Которая одна только строила, совершенствовала и защищала Россию, не очень-то спрашивая окрестные народы. Если можно из истории русского народа извлечь некий алгоритм, то он заключается в двух словах: круговая оборона. А как только русский народ расслаблялся, разоружался, терял боевитость, забывал о необходимости круговой обороны, погрязал в пацифизме и национально-амбивалентном прекраснодушии, он сразу же получал от российских инородцев удар в спину и прочие разнообразные неприятности, в том числе смертельно опасные для него. Будь то нескончаемая война на Северном Кавказе, в частности с чеченцами, будь то Среднеазиатское восстание 1916 года, плавно переросшее в Гражданскую войну, будь то многочисленные башкирские бунты, калмыцкие набеги, теракты пилсудчиков и всё прочее в том же роде.
А вот какой-то там «сверхнации» из русской нации так никогда и не получилось: ни российской (при царях), ни советской (при советах). И можно уверить, что и впредь не получится. Отныне и навсегда мы, русские, — народ «для себя».
И слава богу.
Авторы РД любуются на собственной выделки идиллию: «Русским всегда была свойственна не агрессивно-прямолинейная, а косвенно-вязкая форма экспансии и ассимиляции других народностей. Русская экспансия проявлялась скорее как защита от набегов и мирная колонизация» (40).
Поздравляем, господа смыслократы, соврамши. Изложенный тут вами миф о белых и пушистых русских — «старших братьях» — упорно навязывается всем: и русским, и российским инородцам, и мировому общественному мнению. Но он ничего общего не имеет с действительностью, которую я рекомендовал бы изучать по упомянутым книгам Любавского и Каппелера, а также по исторически точной картине Василия Сурикова «Покорение Сибири Ермаком»[29].
Апеллируя к отрицательному в целом для нас, русских, опыту российской монархии того периода, когда на троне оказалась династия немецких Романовых, чьи династические интересы вступили в прямое противоречие с интересами русской нации, доктринёры умиляются:
«Многие иноплеменники по мере осознания ими своего подданства Русскому государству стали называть себя "русскими". Происходило это по той простой причине, что они ассоциировали себя с русским царём как своим "большим отцом", который усыновил их… Усыновлённые народы требовали к себе и больше внимания, и дарования всевозможных льгот, и большего, чем за своими, настороженного надзора (тут авторы явно ошибаются. — А.С.). Но факт остаётся фактом: со временем они готовы были называть себя "русскими", удерживая при этом и сознание принадлежности к своей народности, своему роду-племени» (40).
Не говорю о том, что вторично войти в эту реку мы не сможем хотя бы по причине отсутствия монархии. Не говорю и о том, что авторам не худо бы хоть один пример привести такого радостно-добровольного обрусения. Но ответьте, ради всего святого, нам-то, русским, зачем нужно такое самозванное прибавление в нашем семействе, да ещё и хранящее на деле (и крепко хранящее, как мы теперь все поняли!) лояльность своей собственной, нерусской, крови и истории?! Что, кроме пятой колонны и троянского коня, мы приобретём в таком случае?!
Жажда восстановления сверхнациональной (безнациональной!) империи застит доктринёрам глаза, но ты, читатель, должен быть трезв и бдителен, и бережно хранить свои уши от лапши, а мозги от пудры смыслократов. Они, впрочем, признают, что в наше время «ощущение сыновства у большой России как бы невзначай затмилось» (41). Иными словами — вековые попытки приручить и обрусить разнообразных российских инородцев пошли прахом. С моей точки зрения, наоборот, это абсолютно закономерно, а вот сознание затмилось «невзначай» как раз у наших имперцев, забывших, что сколько волка ни корми, он будет смотреть в лес.
Трудно даже вообразить, какие гигантские ресурсы — материальные, финансовые, человеческие — потеряли мы, русские, в результате этой глубоко ложной и вредной политики заискивания перед малыми, мелкими и мельчайшими нерусскими общностями! Во что нам обошлась эта грандиозная стратегическая ошибка! Впрочем, для антирусской власти в этом никакой ошибки не было: русские рассматривались ведь только как нескончаемый ресурс, обязанный обеспечивать благоденствие нерусской династии (до революции) и антирусской элиты (после революции). Купить лояльность ханов и панов за счёт русского мужика? Это казалось само собой разумеющимся решением… Единственным отклонением от этой генеральной линии за двести лет можно считать лишь краткий период правления Александра Третьего, удивительного государя, исключения в своей собственной семье. Но мы ведь должны исходить не из исключений, а из правил и закономерностей. И с этой точки зрения понятно, что вся инородческая лояльность мгновенно испаряется, исчезает, как дым, как только прекращается «дарование всевозможных льгот» и бесконечное бюджетное финансирование за наш, русских, счёт! Так надо ли на неё рассчитывать? Надо ли строить на песке? Чем стараться подольститься к инородцам, которые всё равно отнесутся с подозрением к попытке их зачислить в русские, постарались бы лучше подольститься к русским, чтобы те поверили и пошли за авторами Доктрины. Но этого нет и близко.
Мы должны думать и заботиться в первую очередь не о том, как консолидировать русских с нерусскими, а о том, как консолидировать самих русских, которые ныне, увы, показательно не консолидированы, а также о том, чтобы обеспечить русским круговую оборону, которой только одной они и спасались от века. Ибо, утратив эту оборону, русские будут разорваны на куски внешними и внутренними инородцами. Ничто так не обеспечивало единство и жизнеспособность русской нации, как именно вековечное сознание «кольца врагов». Поэтому так важно правильно понимать, где проходят истинные этнические границы русскости: ошибка в данном вопросе может стоить жизни.
К сожалению, позиция авторов «Русской доктрины» прямо противоположна этим простым и действенным тезисам, а значит смертельно опасна для нас.
Идея сверхнациональной нации родилась из мечты о реставрации империи, причём именно в варианте российской или советской «континентальной», а не колониальной империи. «Цель новой Российской империи — не допустить униполярного мира (американской или китайской гегемонии), отстоять свою независимость, защитить сферы жизненных интересов (как минимум — в границах СССР) и вести дело к воссозданию империи» (378). Не очень-то логически выверенная формулировка (цель империи — воссоздание империи), но достаточно ясная.
Наше имперское устройство, дважды отвергнутое русским народом, авторам РД представляется как «правильная» империя: «Россия как тип своеобразной “правильной” империи представляет собой исключительное государство, она является историческим шедевром, которым мы как нация можем гордиться» (55).
Почему мы должны считать явно невыгодный, обременительный для русских тип империи «правильным», совершенно непонятно[30]. Авторы РД пытаются объясниться на сей счёт, но получается полная ерунда: «Наша империя как будто отменяет волчий закон “борьбы за существование”, который в других империях (например, в колониальной Британии) действовал в полной мере» (55).
Ну, и что же тут правильного?! Что бывает с теми, кто пытается «отменить» законы природы, мы, увы, слишком хорошо знаем. Отказ от борьбы за существование обошёлся нам так дорого! Заплатив немыслимую цену за воплощение различных близких сердцу утопий, русские сегодня стоят на грани полного краха и вырождения, но, если верить авторам РД, мечтают только о том, чтобы повторить этот смертельный трюк. Нет уж, спасибо! Не верю! Самоубийственная глупость — не есть достоинство, за кое следует держаться из последних сил. И, тем более, не надо принимать издержки антирусского самодержавия или антирусской советской власти за добровольную дань русского народа на строительство империи (кто нас, русских, и когда спрашивал?).
Необходимо вновь и вновь напомнить: 1) когда рухнула православная монархия и Российская Империя, ни один русский солдат не встал с оружием в руках на их защиту, а всё белое движение никогда не выдвигало лозунга реставрации (ни с Романовыми, ни с кем бы то ни было во главе); 2) когда рухнул социалистический строй и Советский Союз, ни один, опять-таки, русский солдат или русский офицер, верный присяге, не встал с оружием в руках на их защиту, а Верховный Совет, в целом русский, ратифицировал Беловежские соглашения без особых проблем. А почему? Да потому, что обе эти государственные модели были навязаны русским без учёта их потребностей и мнения, они не были для нас ни выгодными, ни даже органичными. Русские, периодически бунтуя, терпели их, приспосабливались, но палец о палец не ударили, чтобы спасти. И это естественно и понятно.
Но доктринёры именно этого-то и не понимают, и понимать не желают. Они пишут: «Если в петербургский период носителем imperium’a выступили русские аристократы, то в СССР это была партия как основное привилегированное общество» (56). Опять «поздравляю, соврамши»! Никакого отношения русская аристократия к этому не имела: она, раздавленная и терроризированная, вся в целом попавшая под подозрение двора после восстания декабристов 14 декабря 1825 года, была превращена в слугу самодержавия второго сорта (первый сорт — это иностранцы, прежде всего немцы, на русской службе). Так что Российская империя — это целиком династическая программа немецких Романовых, начиная с Екатерины Второй. Что касается СССР, то он также был создан в условиях полного отстранения от всякой власти русского народа большевистской партией, нерусской по идейным корням и руководству и антирусской по смыслу деятельности. Так что хороши ли, плохи ли были империи, но приписывать их создание русским нет оснований.
Об отторжении имперского образа правления уставшим от него русским народом (особенно именно в отечественном варианте «неправильной» империи, которая смыслократам кажется, наоборот, «правильной») имеется весьма убедительная и аргументированная точка зрения. Так, доктор исторических наук Валерий Соловей в уже цитированной книге одну из глав назвал «Русские против империи».
В ней он, во-первых, справедливо развенчивает миф о расово-этнически стерильном, якобы, характере русской колонизации, подчёркивая, что «отечественная территориальная экспансия никогда не была вегетарианской и сопровождалась насилием — возможно, не столь масштабным, как осуществлявшаяся западными европейцами, но не менее вопиющим». Он подчёркивает, что русским всегда был не «чужд расизм или скорее, расовый образ мыслей, то есть признание важности принципа крови… Автохтонные народы ассимилировались в русскость вплоть до полного исчезновения с этнической карты, как это произошло, например, с мерей, муромой и мещерой… В имперский период русские минимизировали стратегию этнической метисации и перешли к этнической сегрегации»[31]. Но подобные важные наблюдения скорее относятся к предыдущему параграфу.
Во-вторых, в книге подробно и очень убедительно, фактически, раскрывается жестокая дискриминация именно русских на фоне других народов в ходе имперского строительства. «Русская этничность, — пишет Соловей, — была не привилегией, а тяжким бременем. Русский народ — создатель и хранитель государственности — в массе своей не имел политических и культурных преференций. Россия не была метрополией, а русские — господствующей нацией, не было национального угнетения в их пользу… В имперском строительстве русские парадоксально оказались заложниками собственной силы, превратившей их в тягловую лошадь и в резервуар пушечного мяса… Великорусские крестьяне были закабалены сильнее других народов и, в среднем, хуже обеспечены землёй. Русские несли основную тяжесть налогового бремени… То была целенаправленная стратегия перераспределения ресурсов в пользу национальной периферии». Подобная практика угнетения государствообразующей нации вела к росту детской смертности, снижению уровня грамотности и многим другим негативным последствиям. «Российская империя, — делает вывод Соловей, — не просто была империей без империализма. Она вообще была “империей наоборот”, то есть таким государственным образованием, где номинальная метрополия и номинальный имперский народ дискриминировались в пользу национальной периферии»[32]. «Говоря без обиняков, русское неравноправие составляло базовую предпосылку существования и развития континентальной империи»[33].
Доктринёрам-смыслократам такое положение вещей почему-то кажется «правильным». Мне — решительно нет.
Несмотря на противоречие между русским народом и имперским государством, наш народ, не прошедший тогда ещё через раскрестьянивание, был очень силён и показывал чудеса жизнестойкости. «Русской массе вовсе не было характерно ощущение имперского перенапряжения, которое столетие спустя послужило капитальной причиной гибели СССР. Русские успешно плодились и размножались, они чувствовали себя победоносным, полным сил, уверенно смотрящим в будущее народом»[34].
Нас подкосил Советский Союз, большевистско-ленинская, затем советская власть. Для начала была физически уничтожена либо вынуждена уехать в эмиграцию вся биосоциальная элита русского народа, от чего мы так и не оправились до сих пор. Было проведено форсированное раскрестьянивание в рекордно короткие сроки. Одновременно были многократно усилены и возведены в ранг государственной политики все моменты национальной дискриминации русских, проявившиеся ещё до революции. Соловей детально рассматривает этот факт в главе «СССР против русских». Он подмечает: «Если старый порядок был нерусским, то новый — последовательно, целеустремлённо и открыто антирусским»[35]. Основу политики, принудительно сделавшей русского человека бесправным донором в собственной стране и подвергшей его всемерной дискриминации на государственном уровне, заложил В.И. Ленин (по мнению смыслократов, гениально угадавший народную тягу к сверхнациональности), который писал, что интернационализм «должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически». Политика «позитивной дискриминации» русских соблюдалась неуклонно весь советский период и привела к беспримерному истощению жизненных сил «угнетающей нации». Пока оболваненные пропагандой массы ещё верили в коммунизм, они всё прощали власти, но в 1980-е годы вера кончилась. Политическое, экономическое и духовное угнетение русских наконец-таки лишило советский социалистический проект массовой поддержки, и в результате он рухнул, как карточный домик, при полном брезгливо-отчуждённом невмешательстве основного народа страны. Русские забраковали советскую власть, как когда-то забраковали и власть православных самодержцев немецкого происхождения.
Соловей пишет, подкрепив свой вывод расчётами: «Советский Союз обрушился из-за беспрецедентного биологического ущерба, который русскому народу причинило коммунистическое правление. В ходе “социалистического строительства” были растрачены казавшиеся безмерными русские жизненные силы, выхолощен мощный русский мессианизм, атрофировалась русская союзно-имперская идентичность. В этом смысле можно уверенно говорить об исторической обречённости Советского Союза: он был обречён потому, что иссякли силы народа, служившего стержнем континентальной политики»[36].
К верно найденному Соловьём пассивному фактору падения СССР я бы добавил активный фактор социальных и национальных противоречий, вызревших под патронажем старцев-слепцов из Политбюро ЦК КПСС. Именно эти противоречия сделали крушение страны скорым, неизбежным и необратимым[37].
Смыслократы мечтают возродить империю, дважды рухнувшую из-за собственных антагонизмов. Но причин падения СССР они в упор не видят и видеть не желают и всё твердят, заклиная себя: «СССР распался не столько из-за собственных слабостей, но потому в первую очередь, что был смертельно поражён менталитет правящей верхушки» (6), а также от «обывательских идеалов» (831). Это значит, что доверять смыслократам государственное строительство нельзя: они снова наступят на те же грабли и всё снова рухнет к чёртовой матери, обернувшись новыми колоссальными жертвами, похоронив всех нас под своими обломками.
Не надо себя, дорогие смыслократы, успокаивать и утешать. Надо понимать закономерности истории. И не надо даже пытаться плыть против её течения: сами потонете и всех, кто вам доверится, с собой утопите.
В заключение — несколько цитат из вышеупомянутой книги А.С. Самоварова «Останутся ли в России русские?», из главы «Российская империя, самая странная из всех империй» (в скобках номера страниц).
«Русский империализм только потому может считаться положительным, что благодаря нему нас возненавидели, а итогом этой ненависти должен стать здоровый русский национализм. Хватит нести миру счастье на века, пора и о себе подумать. В самую пору!» (136). «Понимание того, что русские не имперский народ, принесло бы громадное облегчение всем патриотам, до сих пор озабоченным тем, в какой бы ещё проект нас вписать» (135). «Для русского национального самосознания нет вреднее сейчас идеи, чем идея имперская. Ибо она позволяет манипулировать русскими как никакая другая идея» (123). «Российская империя немцев Романовых была скорее заповедником для сохранения присоединённых народов, чем собственно империей… Империя имеет смысл только тогда, когда имперский народ процветает» (125). «Нас Бог отводит от всемирности имперской, он толкает нас, неразумных, оглянуться окрест себя и опомниться, и увидеть, что империя — не наш путь. Причём любая империя. Мы можем быть великими, оставаясь этнически однородными» (137). «Не империя нам нужна, а сплочение русских… Крушение империи в умах русских уже стало началом формирования нового русского национального самосознания» (140). «Родилась новая Россия. С тем же народом, с тем же пространством, с теми же полями и лесами, с той же нефтью, но новая. И главная задача не бороться за воскрешение трупа, а помочь встать на ноги новому живому организму» (362).
Книга публициста Самоварова носит научно-популярный характер, обращена к широкой публике, и то, что она проповедует именно такие идеи, показывает, что антиимперский дискурс закономерно вышагнул за стены учёных кабинетов историков и зашагал по просторам нашей Родины. Обратного пути у нас не будет. Не случайно один из наших ведущих социологов Леонтий Бызов в свежей статье «Русское самосознание и социальные трансформации» подтверждает: «Значимость больших пространств, то, что иногда называется имперскими ценностями, ушла из разряда сверхценностей, ради которых россияне готовы чем-то жертвовать. Имперские ценности остались только на уровне ценностей парадных»[38].
Гегель не случайно писал когда-то о неодолимости нового. Нового, не старого!
Мы должны подготовить почву для строительства этого нового: не для бывшего, душившего нас имперского устройства, а для никогда ещё не существовавшего Русского национального государства[39].
При этом де-факто Россия как была, так и останется империей в силу своей географии, ибо включает в себя многие национальные анклавы, расставаться с которыми никто не собирается. Задача лишь в том, чтобы покончить с противоестественным антирусским характером этой империи, доставшимся нам в наследство от царской России и СССР, и перейти к унитарному Русскому национальному государству, предоставив коренным народам (но не меньшинствам!) нашей страны жёсткое равноправие с русскими: ни больше, ни меньше.
На нашем историческом пути нам приходилось «стоять» за родимую землю, за святую веру, за царя и Отечество, за власть Советов, за коммунизм, за Родину, за Сталина, за интернациональный долг, за территориальную целостность и конституционный порядок… Не приходилось только за самих себя, за русских. Святых и родимых.
Не пора ли?!
Мечты о России, отразившиеся в книге «Русская доктрина», пугают меня тем, что в них сквозит неприкрытая нелюбовь и недоверие к подлинной, исторической России, к подлинному русскому народу — на фоне пылкой влюблённости в Россию мечтаемую, в русский народ придуманный (сверхнациональный). По сути дела, русофобская книжка-то, опасная. Отрицающая нас, какие мы есть, ради несбыточных нас, какими мы должны бы быть…
Возьмём хоть вот этакий красивенький пассаж из писаний смыслократов: в процессе-де «самозащиты Россия может создать — обязательно создаст — свою жемчужину, которая единственная представляет ценность для небесного купца» (20).
Удивительно это упрямое и ничем рациональным не объяснимое стремление доктринёров-смыслократов вынести вопрос о ценности России за пределы самой России! Идея нашей самоценности, самодостаточности даже в голову им, похоже, не приходит. Похоже, что забота русская о самих себе, о своём племени, кажется им чуть ли не преступной и настойчиво требует каких-то оправданий. И вот Россия у них становится предназначенной то для всего человечества, для всего мира, то — для других народов самой же России, а то, оказывается, — для небесного купца… Только не для самой себя, не для русских!
Почему же мы должны жертвовать собой, своими близкими, своим родным народом с его вполне земным благополучием, долголетием и многодетностью ради каких-то внеположных нам объектов?! Жертвуйте собой сами, господа, если так приспичило, но приватно, пожалуйста. А нами жертвовать — не надо. Нет у нас ни малейшего желания принести себя ни на алтарь человечества, ни на какой другой…
Но авторы настойчиво дают нам понять, что они лучше знают, в чём наше благо, ибо соотносят его с промыслом Божьим (надо думать, открытым им во всех деталях). Настолько, что считают приемлемым для будущей конституции России позаимствовать преамбулу из проекта Ивана Ильина, начинающуюся весьма одиозно: «В порядке Божьего изволения возникшее, Божьим промыслом в веках ведóмое, Российское государство утверждается…» и т. д. «Это очень удобная исходная посылка», — восхищаются они, заставляя вспомнить слова Ломоносова о том, что «нездраво рассудителен тот астроном, иже хощет циркулем вымерить промысел Божий»… Но наши доктринёры, похоже, уже всё вымерили, вызнали и вот теперь нам объясняют наши вселенские цели и задачи. Все свои широковещательные заявления о благе человечества и нашем долге нести ему ценности православия, о счастье всех народов России в лоне обязательной русскости, о необходимости теократии и т. д. и т. п. авторы доктрины непременно связывают с волей Божьей и тому подобными прекрасными, но совершенно не верифицируемыми вещами. В результате появляются просто провалы смысла. Вот пара примеров.
«В персоналистической трактовке граждане воспринимают свою общность как органическую — они суть члены тела, его органы. Эта символика восходит к церковному пониманию "народа Божия" (евреев? — А.С.) как причастного к Телу Христову, входящего в него наподобие клеток и членов. В таком понимании взаимоотношения с иноплеменниками выстраиваются на почве ассимиляции — обращения в свою веру. При этом… это может быть обращение не только в религиозную, но и в "светскую веру", принятие светского, имперского "символа веры". Таким образом, империя раскрывает объятия не только для иноплеменников, но и для иноверцев» (40).
Мечты, мечты… Антинаучно, нелепо и политически вредно. Так и видишь, как сотни тысяч татар или якутов «персоналистически трактуют» свою общность с русскими и Россией, определяя, кому какая часть тела достанется во олицетворение.
Или вот: «Христианам завещан образ власти “по чину Мелхиседека”» (41), — утверждают доктринёры. Разумных аргументов, как обычно, нет. Боюсь, однако, что для 99,9 % русских православных людей подобный образ власти есть тайна за семью печатями, а про Мелхиседека они просто ничего не знают. Но пусть они, незнающие, всё же обязаны чем-то этому герою. А как быть с русскими нехристианами, коих немало? Ведь для них эта формула — просто пустой звук. А для чеченцев, татар, башкир, бурят, калмыков и прочих мусульман или буддистов этот звук, быть может, не столь пуст, сколь враждебен. Почему они должны ориентироваться на какого-то Мелхиседека? Для евреев он, быть может, и приемлем, это, всё же, их персонаж. Подозреваю, что не без участия еврейских авторов писались и соответствующие страницы РД. Но не евреев же, в самом деле, нам слушать в таком важном вопросе, как характер русской власти?!
Здесь уместно сделать одно принципиальное замечание.
Телеология в принципе неуместна для уважающего себя и свою науку историка и неприлична для историософа. Мы можем судить о причинах явления, но не должны пускаться в рассуждения о его целях. Такие рассуждения будут неизбежно пусты и вредны. Они лишь поведут нас от заблуждения к заблуждению, пока все не свалимся в яму.
Беда в том, что смыслократы, когда они не завираются в мечтах, а твёрдо следуют исторической правде, тут же начинают косить себя же по ногам. Чего стоит, например, такое откровение: «Когда сегодня удивляются, почему Русь не пережила подъёма, аналогичного Ренессансу и Эпохе географических открытий, забывают, что Русь переживала в этот момент свой подъём и вложила в монастыри столь же огромные средства, что Запад вложил в океанское мореплавание. Пока Запад осваивал Новый Свет, русские осваивали Небесный Иерусалим» (85).
Отличное наблюдение, просто гениальная мысль, но самоубийственное признание! Что подметил смыслократ? Колоссальные русские инвестиции ни во что, в пустую мечту, омертвление капитала в чудовищном размере, в масштабах всей страны. А каким оказался итог этого? Мы на века оказались заложниками догоняющей модели развития, мы упустили свой шанс на Возрождение, утратили темп развития и вынуждены были, надрывая последние жилы, «догонять и перегонять Запад». И надорвались-таки, так и не догнав, и рухнули, «ломая крылья, теряя перья», на самое дно, а теперь вынуждены и далее всё терять, всё отдавать, выторговывая себе этим мирную передышку, ибо горе побеждённым!
Но, может быть, русский народ зато освоил-таки Небесный Иерусалим? На этот вопрос исчерпывающе ответила Октябрьская революция…
На фоне этих мрачных размышлений каким зловещим выглядит тот факт, что сегодня стремительно обнищавшая, расточившая свой экономический потенциал, накопленный чудовищными жертвами советского периода, Россия вновь сотнями и тысячами строит храмы и монастыри, тратя на то неслыханные суммы, но закрывая по причине нищеты НИИ и КБ, лишая содержания библиотеки и музеи, калеча свою систему образования, посадив на убогий паёк интеллигенцию, отнимая у себя надежду на успех, на полноценное будущее! Неужели история повторяется? Как будто вновь включился некий таинственный механизм самопожирания. Как будто мы вновь бежим по порочному кругу, из которого нет выхода…
Нет выхода?! Если пойдём на поводу у клерикалов из РД, то — нет.
«В настоящее время Русская Православная Церковь (РПЦ) насчитывает более 19 тыс. приходов, около 450 монастырей, являющихся её духовными и культурными центрами, около 40 высших духовных школ — академий, семинарий, богословских институтов и университетов» (117), — бахвалятся они материальным могуществом.
Хочется спросить: а каков же КПД (коэффициент полезного действия) всей этой гигантской мощи РПЦ? Насколько снизилось за годы столь бурного церковного строительства количество абортов, алкогольных и наркотических смертей, самоубийств и убийств, проституции, вообще всякого рода преступлений и безобразий? Насколько выросла религиозность и вообще духовность народа с 1991 года?
А если безобразия, напротив, всё только растут, а религиозность и духовность всё только отступают (сдаётся мне, что всё это, увы, именно так!), то что же мы скажем о роли церкви в нашей жизни? О значении церковного строительства?
«Церковь в авангарде национальной консолидации» (117): так уговаривают меня авторы РД. А мне не верится. Никак не складывается такой благостный пазл.
Меня пытаются убедить: «Несопоставимы внешние знаки православности с внутренним потенциалом. Скрытым в самих структурах и тканях национальной жизни. Эта нижняя часть айсберга огромна и не может быть взвешена и по-настоящему оценена». Неправда: оценка как раз и содержится в цифрах статистики преступлений, самоубийств, абортов, разводов, алкогольной и наркотической зависимости, растления и т. д. К примеру, Россия вышла на первое место в мире по количеству убийств на 100 тысяч жителей, не считая пропавших без вести (также убитых, по вероятности).
РПЦ получила от государства и общества колоссальную поддержку: гигантские инвестиции, налоговые льготы и кредит людского доверия. Где, спросим мы, наш духовный дивиденд на эти вложения, на этот кредит?
Думаю, сегодня церковь в огромном долгу перед русским народом. Как будет отдавать долг? Для этого она, как минимум, должна не за страх, а за совесть бороться за права и интересы русских. Но пока что до этого, мягко говоря, весьма далеко. И весь исторический опыт говорит о том, что РПЦ если и защищает, так только своих, православных, до прочих же русских ей дела нет.
А между тем воинствующие клерикалы из числа доктринёров-смыслократов (они же хорошо всем известные выкресты Махнач, Фролов и Малер) открыто ставят РПЦ выше русской нации, а по сути — хотели бы отделить православных от прочих русских, приподнять их над всем народом (не забудем, что ещё в 1991 году абсолютное большинство населения было атеистическим), они мечтают о слиянии церкви и государства, о православной теократии, о тайном православном ордене, «мирском фронте» (129–133), незримо управляющем обществом, наподобие приснопамятных иезуитов. Они пишут:
«Нужно рассматривать православие не как сегмент общественной жизни, но как силу, тождественную самой национально-государственной традиции России… РПЦ сегодня остаётся единственным историческим общенациональным институтом, имеющим непрерывное преемство более чем за тысячу лет (старообрядцы вряд ли с этим согласятся. — А.С.). Православие даже старше самой русской нации, старше великорусского этноса и является для него духовно опекающим началом… Православие — это метафизическое место России в мире… Православие является прообразом русской цивилизации, её первичным корнем… Верность православию сегодня можно рассматривать как знак верности самой нации» (120–124); «РПЦ нужно предоставить возможность влиять на образование и массмедиа» (137).
Они откровенно хотели бы «предусмотреть в законодательстве возможность перехода из режима светского государства в режим государства конфессионального (по примеру ныне существующих: Израиля, Таиланда, Мавритании, Иордании и др.)» (137); они мечтают, чтобы РПЦ играла «важную роль» во всех творческих союзах (226), чтобы прозелиты православия множились во всех странах мира (149–150).
Рекордом мракобесия выглядит их программное требование: «Все антирелигиозно (материалистически) ориентированные предметы должны изучаться только на добровольной основе» (139), исполнение которого потребует удаления из обязательной школьной программы не только астрономии, но и ботаники, зоологии, биологии, географии, физики, химии, да, пожалуй, и истории. И т. д.
Подобная абсолютизация не только жёстко раскалывает русский народ, отграничивая от него численно не столь уж значительную православную фракцию в качестве единственно «русской». Но она грубо искажает и историческую ретроспективу, искусственно во много раз сокращая срок пребывания нашего племени на Земле, нашу историческую традицию. Ведь современные русские — точный биологический слепок (читай: прямой и неизменный потомок) славянского суперэтноса, а тот, в свою очередь, — белой расы, а та, в свою очередь, — кроманьонской проторасы. Минимум сорок тысяч лет назад появились мы (т. е. наши предки) в Европе, минимум пятнадцать тысяч лет назад славянский язык выделился из ностратического (индоевропейского) праязыка. Никак не позднее возникли первые религиозные представления и обряды наших предков. На фоне этих цифр тысячелетие христианства ни в коей мере не выглядит чем-то исключительным, конструирующим расу, этнос или нацию, не даёт оснований преувеличивать своё значение.
Если так искажается ретроспектива, то чего же остаётся ждать от перспективы? Акцентированный, агрессивный, воинствующий клерикализм в мире и стране, с каждым годом всё более заслуживающих наименования постхристианских, неминуемо заведёт нас в тупик противоречий, из которых не будет мирного выхода. Осуществление планов «Русской доктрины» в отношении РПЦ, как и преобразование России на манер Мавритании, возможно только через новое кровавое насилие над нашим народом, в том числе духовное. Статистика опросов общественного мнения не даёт оснований для иного прогноза. Если начало 1990-х было отмечено всплеском христианизации населения, которое накинулось на ещё вчера бывший запретным плод, то в дальнейшем пошёл заметный откат. Ведь по оценкам самой же РПЦ, несмотря на то, что около 80 % русских крещены в православие, однако практикующих православных (регулярно посещающих храмы) в России сегодня не более 3–7%[40], и это, можно поручиться, не авангард общества. Но, скажут нам, как знать, вдруг остальные 73 % крепки в вере до обалдения, просто в храмы ходить недосуг? Да нет, не похоже. Ведь социологический рейтинг православия (4 %) стоит ниже даже идеи возрождения СССР (7 %) и едва ли не «догоняет» коммунизм (3 %)[41].
На столь хилой социальной базе столь амбициозных прожектов разумные люди не выстраивают.
Но дело не только в статистике. Как пишет один из наиболее проникновенных исследователей русской темы Валерий Соловей: «Можно ли считать современных русских людей православными? Конечно, нет! Для большинства людей, называющих себя православными, конфессиональная принадлежность не более чем опознавательный знак, за которым не стоит никакого реального содержания. Это типичный симулякр… Лишь горькую усмешку способен вызвать приторный оптимизм насчёт воцерковления. В стране, где сотни тысяч бездомных детей скитаются, а старики роются в помойках, Христа распинают каждый день… Где хотя бы одна из тех превосходных черт — отзывчивость, “милость к павшим”, “нищелюбие”, которые мы так охотно приписываем русским, но не обнаруживаем в других народах? Увы, сегодняшняя Россия — одно из наиболее постхристианских, социально жестоких и индивидуализированных обществ современного мира… Это не морализаторская инвектива, а результат многочисленных масштабных и глубоких исследований ценностного и культурного профиля современных русских»[42]. Как ни печально, не согласиться со сказанным невозможно.
Соловью вторит ведущий аналитик социологической службы ВЦИОМ Леонтий Бызов, который суммирует исследовательский зондаж современного российского общества в интересующем нас аспекте так: «Многое говорится про объединяющую роль православия, будто бы способного превратить наше общество в дееспособную нацию… Идея о православии как основе нации тоже носит ”парадный” характер, хотя 70–75 % россиян называют себя православными. Однако это, на мой взгляд социолога-скептика, — не более чем компенсация за недостаточную национальную идентичность. Поэтому я бы воздержался от заявлений о некоем “православном ренессансе”… Адептам “православного ренессанса” я бы посоветовал оценить — сколько построено храмов, сколько служится православных литургий — и на сколько ровно за тот же исторический промежуток времени упала самая обычная нравственность наших сограждан, даже не говоря уже и о каких-то христианских заповедях. И трезво сознаться, что эти два процесса попросту идут совершенно в разные стороны… Даже советская мораль при всей её определённой ущербности была по сути ближе к христианской, чем нынешняя, в стране “торжества православия”»[43].
Признаем, что есть горькая правда и в исторической оценке, данной Соловьём: «Будь русская душа “христианкой”, никогда не случился бы страшный погром православной монархии и церкви в первой трети ХХ века, которому исконно русские православные люди (а не какие-нибудь инородцы!) предавались, говоря языком милицейских протоколов, “с особым цинизмом” и в “особо крупных размерах”. Так легко оставить Бога и церковь в 1917 г. могло лишь общество, которому давно уже не было никакого дела до спасения души и которое не доверило бы попам и медный грош. Надо честно признать очевидное и неоспоримое: массовый воинствующий атеизм и богоборчество советской эпохи не были привнесены извне, не были исключительным порождением советского времени, а выросли из предшествовавшей русской жизни, были подготовлены всем ходом русской истории»[44].
Любопытно, что наши смыслократы и сами косвенно признают, что с православным народом не все так благополучно: «Мы полагаем, что нынешнее ослабление чувства национального достоинства связано у русских именно с безбожием и атеизмом» (65). Плохо, коли так, ибо это значит, что дело зашло очень далеко, народ в целом расцерковлен и не верует. И тогда не очень понятно, к кому же обращаются, на кого опираются, на что рассчитывают авторы РД? На чудо? Для доктрины такое признание было бы самоубийственным[45]. Хотя в русской реальности фактор чуда и впрямь встречается, но никакая политическая доктрина не может основываться на вере в него.
Нельзя не заметить и ещё одно противоречие смыслократов: они не принимают Перестройку, развал страны, ельцинские «реформы» и т. п. Хорошо, правильно. Но ведь это всё происходило с благословения РПЦ и лично патриарха, который лобызался с Ельциным, выпрашивал в 1993 году нефтяные квоты у него, ещё покрытого свежей русской кровью! А ведь авторы РД делают свою ставку не на зарубежную, или старообрядческую, или катакомбную русскую православную церковь, не запятнанную союзом с антирусским режимом, а именно и только на «правящую» РПЦ. На что же они надеются? На наше беспамятство? На христианское всепрощение?
Итак, стоит ли возвращаться к ситуации начала ХХ века, когда казенный патриотизм и казенное же православие скрывали под собой трясину народного неблагополучия, чреватую революционным взрывом? Нет, прежде, чем «сверху» смело назначать РПЦ платформой русской консолидации, ей следовало бы заработать доверие народа беззаветным ему служением. Если мы воочию увидим, что в результате деятельности РПЦ активно снижаются негативные и растут позитивные показатели духовно-нравственного состояния общества, что происходит реальное движение к социальному государству, мы сами радостно пойдём за таким радетелем нашего блага.
Но пока чего нет — того нет.
Пойдя на поводу у нескольких гиперактивных и влиятельных выкрестов, главные архитекторы «Русской доктрины» допустили в своём проекте такой клерикальный перекос, который вызывает большие сомнения в жизнеспособности всей постройки.
Клерикализм «Русской доктрины» весьма заметно выразился также в рассуждениях о Святой Руси и Третьем Риме, традиционных ориентирах русской клерикальной мысли. Тема эта интересная, действительно имеющая прямое отношение и к нашим дням, в отличие от темы Византийской империи.
Беда только в том, что авторы РД пытаются играть в историков, но не всегда удачно. К примеру:
«Преподобный Сергий Радонежский показал Руси, зачем жить» (24). Вот как сильно сказано доктринёрами! Глубоко копнули смыслократы. Не слишком ли глубоко? Спросите сегодня любого человека на улице — от школьника до академика (если только он не специалист по истории Древней Руси), кому и что показал преподобный, вряд ли хоть один человек даст вам внятный ответ. А он, оказывается, состоит в том, что «игумен Земли Русской», содействуя покрытию России сетью общежительных монастырей, дал, ни много ни мало, «канон России будущего». Под каноном смыслократы подразумевают «сетевой проект “Святой Руси”». О том, что сетевая система — не панацея, будет сказано ниже. А пока попытаемся разобраться с сакральными принципами.
Смыслократы пытаются поставить в зависимость от монастырской системы Сергия Радонежского — весь героический (я бы сказал, эпический) период заселения и освоения Русского Севера, период действительно крайне важный и значительный для русского народа. Они прямо пишут о монастырском строительстве а-ля Сергий Радонежский как о времени «первого шага того неудержимого русского колонизационного порыва, который придал маленькому Московскому княжеству… узнаваемые контуры на мировых картах» (25). Увы, я должен заметить, что это абсолютная неправда, в чём очень легко можно убедиться, заглянув в упоминавшуюся выше книгу М.К. Любавского «Обзор истории русской колонизации», из которой следует, что славяне начали колонизацию Севера по меньшей мере за пятьсот лет до «игумена Земли Русской». Замечу на правах потомка тех самых колонизаторов, что поморское село Усть-Вага, откуда происходит род Севастьяновых, было заложено выходцами из новгородчины в XII веке, то есть за двести лет до «игумена». Что ж, наша церковь, как впоследствии КПСС, всегда была не прочь присвоить себе народные подвиги и достижения.
Маленькая ложь, как известно, рождает большое недоверие. Попытка выдать весьма поздний опыт монастырского жития и строительства чуть ли не за алгоритм всей нашей русской жизни попросту несостоятельна.
Но дело не только и не столько в этом, сколько в том, что сами по себе проекты Святая Русь и Третий Рим — разнонаправленные по самой своей сути и никак не совместимые друг с другом. «Третий Рим» — это всемирная миссия, это чистой воды экстраверсия. В то время как «Святая Русь» была абсолютно интравертной: вы все будете адским пламенем гореть, а мы, русские-православные, здесь у себя наверняка спасёмся. Эти два взаимоисключающие проекта вошли в непримиримый конфликт к XVII веку.
С тех пор, по правде говоря, любой клерикальный проект в России имеет внутреннее противоречие, связанное с незаживающей раной в русской истории: с никонианскими реформами. Этнический мордвин патриарх Никон выставил нашу отечественную религию — специфическое русское православие — на суд и осуждение-поругание высокопоставленных инородцев, глав православных церквей, собранных со всего мира. Поставить своё, родное, самобытное религиозное наследие, веру отцов, под контроль никому на Руси не ведомых и не близких высших иерархов из-за рубежа — это был чудовищный опыт в масштабах всего русского космоса. И завершился он поистине чудовищным же событием: анафемой, которую Большой Московский Собор 1666 года (ох уж, эти три шестерки!) наложил на старые обряды, то есть на душу и память всего русского народа, который вдруг, в один момент оказался не свят, а проклят! Отказ от веры отцов, пусть под давлением грубой силы, не прошёл безболезненно и бесследно. О какой теперь «Святой Руси» могла идти речь, если, как вдруг выяснилось, и все прежде бывшие русские святые верили «неправильно»? Духовное самоубийство Руси, свершившееся в тот год, сразу низвело её из «чемпионов духа» — на задворки просвещённой и цивилизованной Европы. Что остро восчувствовал и чему воспротивился на свой лад Пётр Первый, решив «догнать и перегнать» Европу, но только уже на материальном, а не на духовном, утраченном, поприще.
Версия «Третьего Рима» при Никоне как бы победила версию «Святой Руси», но это была пиррова победа, и вскоре Петром Первым, а затем и Екатериной Второй русская церковь, ещё недавно рассуждавшая на тему «священство выше царства», была низведена до положения одной из государственных служб. Но народ, глубоко оскорблённый никонианством в своих самых заветных чувствах, не заступился ни за отменённое патриаршество, ни за закрытые монастыри, ни за секуляризованные церковные земли. Народ, даже оставшись под омофором официальных иерархов, не простил национального предательства.
Как ни странно, победившая версия не реализовалась вовсе либо реализовалась в минимальной степени. В чём проявился экстравертный характер «Третьего Рима»? Разве что в крещении поволжских да сибирских инородцев в границах самой России, а также в защите зарубежных единоверцев. Но разве шла экспансия православия на Запад?! Даже в присоединённые, подчинённые Польшу и Финляндию? В Прибалтику (мы не перекрестили в православие даже крепостных латышей и эстонцев)? Нет. А на Восток — в Туркестан, Азербайджан, Крым? В монофизитскую, т. е. еретическую Армению? Нет. Мессианские надежды и стремления, связанные в народном сознании с концепцией «Москва — Третий Рим», оказались подавлены, не реализованы. И надо признать, эти надежды изначально были беспочвенны. Мир, отвергший православие из первых (Христос и апостолы) и из вторых (Константинополь) рук, не принял бы его из третьих рук (Москва) и подавно.
Отчасти мессианские чувства русских взыграли и осуществили реванш в ХХ веке: ведь коммунистический проект был проектом «счастья для всех», он был принципиально экспансионистским. И он соответствовал тому рывку к мировому господству, которое осуществила образовавшаяся в России в 1917 году этническая химера: еврейская голова на русском теле. Мессианизм двух народов, каждый из которых своим путём восходил на исторический пик своей пассионарности, причудливо сплёлся и предложил миру свой вариант «глобализации по-коммунистически». Но мир не принял и его тоже. Проект рухнул, едва не погребя нас под своими обломками. Можно надеяться, теперь русский народ получил передышку, которая позволит ему если не возродиться, то хотя бы отсрочить окончательную гибель.
При этом надо помнить об одном. Претензии на мировое господство различных народов, набравших по каким-то причинам соответствующий потенциал, были и будут. Каждый раз их хищническая суть будет прикрываться очередным проектом счастья для всего человечества — а как же иначе? Все они — суть лишь разные лики одного явления, имя которому «глобализм».
Своих глобальных претензий русскому народу, думается, не родить ещё лет сто (это в лучшем случае, если мы сумеем регенерировать как племя). И очень хорошо: целее будем. А в осуществлении чужих глобальных претензий нам участвовать и вовсе не с руки. И логика подталкивает нас к единственному решению: сделать ставку на столь же всемирную тенденцию, которая противостоит глобализму в каждой стране, в каждом народе.
Имя этой тенденции — национализм.
Форма её — национальное государство.
Быть вторым Иерусалимом или третьим Римом одинаково унизительно и непрестижно. Надо быть первой и единственной Москвой.
Среди русских патриотов всегда полно любителей фанфар, раздувания щёк, милитаристских игр и шапкозакидательства. А для тех из них, кто стоит на принципах империи, этот набор является просто обязательным. Нетрудно обнаружить таковых и под крышкой переплёта РД.
Беда в том, что у таких людей, как правило, «сбиты настройки», они плохо представляют себе разрыв между своими мечтами и действительностью и питают иллюзии и претензии, не обеспеченные действительной военно-политической мощью страны. Почему и получили от меня прозвище «соплезубых», а не саблезубых тигров.
Те же, кто силён по-настоящему, как правило, помалкивают и всячески скрывают собственную агрессивность, не торопятся не только хвастать успехами в создании новых вооружений, но даже и вовсе упоминать о них. И всегда помнят гениальные слова Сунь Цзы, древнего учителя поколений китайских военачальников: «Величайший полководец побеждает без войны». Этим словам не меньше лет, чем Библии, но их мудрость нам ещё усваивать и усваивать.
В «Русской доктрине» мы видим скрытое, но драматическое противостояние сильных, умудрённых опытом профессионалов военного дела, консультантов и экспертов, с одной стороны, и тех самых «тигров» с ненастоящими зубами, смыслократов, которым хочется всех подмять и порвать, всем показать, всеми рулить, — с другой. Тигры бредят всемирным имперским величием России, её вселенской миссией и т. п.
Профессионалы характеризуют нынешнее положение России как «великую беззащитность на пороге непредсказуемого мира» (376) и подробно расписывают угрозы, а также возможные сценарии развития событий, особенности современной войны, критерии агрессии и т. п. По их раскладу получается (и я тут полностью согласен), что нам надо вести себя поскромнее и не лезть в рискованные авантюры, особенно с оружием в руках. Список потенциальных врагов России, приводимый ими, внушителен и не предрасполагает к щенячьему задору: «Самыми вероятными противниками России выступают США и блок НАТО, Китай, агрессивные сетевые организации исламских экстремистов, сетевые международные преступно-коммерческие сообщества и транснациональные корпорации. С известной долей вероятности противниками страны могут выступить Турция, Япония, некоторые постсоветские страны» (378). И далее, сухо и профессионально, следуют подробные рассуждения о том, какие вооружённые силы нам нужны (пока что их и близко нет!). Как лицо малокомпетентное в этих делах, я от их анализа воздерживаюсь, но доверяю основной идее: угрозы велики, а силы наши малы. Именно поэтому, кстати, военный раздел РД предусматривает исключительно оборонительную войну.
Тигры же время от времени просовывают свои морды сквозь решётку строгих военно-научных построений — и прелестно рычат. Например, так: «Мы считали бы правомочным восстановление России в границах СССР на 1 января 1989 года (слава богу, что не на 1 августа 1914-го! — А.С.) — дипломатические ведомства России должны получить соответствующие инструкции при всяком удобном случае напоминать о правомочности старых имперских границ» (773). При этом не забываются и претензии на мировое господство, хотя бы в будущем… из благодетельных для человечества видов, разумеется.
Мне все эти тигриные рыки сильно напомнили веселенькую утопию куртуазного маньериста Вадима Степанцова:
Но жизнь меняется, однако,
Мы скоро будем в мире том,
Где Русь все страны ставит раком
И вор венчается с ментом.
Смех и грех…
Любопытно, что будущая Россия представляется соплезубым тиграм «северной цивилизацией воинов, учёных и разведчиков» (316). Поскольку наука, по всей видимости, будет преимущественно военной, как при СССР, перед нами — супермилитаризованная страна. Конечно, это намного лучше, чем «страна кулаков с армией власовцев», о которой мечтают последователи НОРНы. Но я бы предпочёл, чтобы в ней не меньшим почётом, чем война и разведка, пользовались философия, искусство, литература и все те гуманитарные сферы, которые одни только и делают нашу жизнь мало-мальски терпимой…
Доктринёры-смыслократы пишут о необходимости «бросить клич социальной правды, обратиться к этому вековому чувству» (23).
И не понимают при этом, что социальная правда — это именно и строго социальное понятие, что у разных социумов она своя. Если для людей физического труда, рабочих и крестьян, социальная правда — это, по преимуществу, означает «всем поровну», то для людей умственного труда, в особенности для предпринимателей и интеллигенции второго порядка, социальная правда выражается формулой «каждому своё». А это совсем, в принципе иной подход к проблеме справедливости. И совместить эти два подхода невозможно никак и ни при каких обстоятельствах, хоть ты тресни!
К чьему же вековому чувству обращаются наши смыслократы, не знакомые со смыслом тех понятий, которыми оперируют? Как ни странно, с одной стороны мы видим ожесточённую критику ельцинских реформ и постоянные экивоки в сторону социальных гарантий и уничтожения частной собственности на землю и недра, а с другой — авторы утверждают: «Справедливо не то общество, которое каждому выдаёт “побольше”, а то, которое воздаёт каждому по заслугам». Ловко! Они напрямую не обещают нам реставрацию социализма, но обетования, которые раздаются в РД направо-налево, а также ностальгия по достижениям СССР заставляют думать, что этот камушек греется у авторов за пазухой. «Обещайте, обещайте! Обещать — не жениться», — так и читается между строк некоторых глав. Думается, впрочем, что это не только ловкий ход матёрых пропагандистов, но и следствие неразрешимых разногласий и противоречий внутри авторской группы, часть которой мечтает о социалистическом реванше, а часть этому противится.
В результате можно предсказать, что РД будут критиковать за непоследовательность и половинчатость и слева, и справа.
Я же думаю, что возврат к социализму и невозможен и нежелателен; этому вопросу я посвятил немало публикаций, не стану здесь их пересказывать[46].
Далее. Доктрина сделана под диктатуру, личную диктатуру главы государства (788–790). В этом случае мы все становимся его заложниками, поскольку вся наша судьба станет определяться «уровнем некомпетентности» («принцип Питера»[47]) одного человека. Я, хоть и убеждённый противник социализма, — но столь же убеждённый сторонник партократии, поскольку уверен, что более совершенного инструмента управления такими большими странами, как Россия, история ещё не знала. Свои взгляды на сей предмет я также высказывал неоднократно[48], повторяться не стоит. Могу сказать только, что автократия уже проявила в России свои отрицательные свойства, предъявив нам непрофессиональное, неэффективное и коррумпированное управление, безответственное и безнаказанное. Тем более всё это сохранит и преумножит диктатура а-ля рюсс. Надо, всё же, знать реалии своей страны.
Не восстанавливая скомпрометировавший себя социализм с его разрушительными противоречиями, следует восстановить безупречный инструмент управления, партократию.
Авторы РД предлагают нам иметь партии, но… по византийскому образцу, не ради власти (власть, увы, остаётся беспартийной), а ради влияния на власть (245). Сценарий тщательно расписан до мелочей. Одна партия должна будет называться — «державники», другая — «народники», в соответствии с двумя «главными идеалами». Почему бы не объединить эти идеалы в одном названии, подумалось мне, возглавлявшему, как известно Национально-Державную партию России? И куда девать тех, кто не вписывается в эти две убогости? И где, наконец, партия русских национальных интересов? В лучших отечественных традициях маниловщины, авторы подробно расписали даже, как должны будут выглядеть партии «державников» и «народников», всё заранее за всех решив. Думаю, всё же, что если дойдёт дело до двухпартийной системы, вряд ли кто у них спросит, как им выглядеть, как называться и чем заниматься…
О том, какая каша в голове у смыслократов, говорит тот факт, что идеал державности они усматривают в римской империи Октавиана Августа, а идеал народности в римской республике V в. до н. э., когда был установлен институт трибунов. Принципиальная несовместимость империи с республикой их не смущает.
Впрочем, непонятно, зачем нужны партии, если главный политический тезис звучит так: «Россия — собор племён и вер» (247). И это — «РУССКАЯ» доктрина?!!
Далее. Борьба с коррупцией представляется авторам РД важнейшей, если не ключевой, задачей. Но судьба чиновничьей, бюрократической России расписывается авторами РД с беспримерной маниловщиной и прекраснодушием. Авторы явно жили на Луне последние годы и, глядя оттуда на грешную Землю, тщательно писали свои фантастические подробнейшие планы по реорганизации управленческой системы нашей Родины. Задача создания жертвенной, преданной идеалам службы и к тому же профессионально безупречной элиты, разумеется, стоит весьма остро, и не только у нас. На памяти человечества она была решена (если была), пожалуй, только в Третьем Рейхе, откуда можно сделать вывод, что она вообще по силам только национальному государству. А вот утопий на сей счёт всегда было немало, начиная от системы Михаила Сперанского, намеревавшегося ввести экзамены на всякий чин, кончая славным лозунгом «сам выбрал — сам суди!», который уж лет двадцать бесплодно пропагандирует Юрий Мухин и его Армия Воли Народной. Думаю, если кто-то из нынешних российских бонз раскрыл бы РД на соответствующих страницах, они бы немало посмеялись, читая умилительные подробности устройства аппарата власти, включая, например, «базовую оплату труда судей», которая должна быть «пропорциональна (?) рангам государственных служащих» (418).
А вот над этим императивом до колик бы поржали наши олигархи, представители «золотой сотни» журнала «Форбс»: «Экономическая элита должна рассматриваться как слуга общества, а не как его хозяин» (516).
«Мечтать не вредно», — повторит тут кто-нибудь расхожий тезис.
«Мечтать вредно, — отвечу я вновь, — когда на кону судьбы миллионов людей».
Обобщая, можно сказать, что нищета традиционных политэкономии с геополитикой вполне проявились на страницах РД, этого прекрасного образца политической аналитики вчерашнего дня.
Нужен современный, этнополитический подход, чтобы разрешить все выявленные (и невыявленные) противоречия РД. Но этим подходом авторы, увы, не владеют.
Смыслократы открыто перечисляют своих основных идейных противников: 1) коммунисты, 2) нацисты, 3) юдофилы, 4) юдофобы (814–815).
Ну, к трём первым категориям меня, слава богу, никто никогда не причислял, посему тут я и возражать не стану, что же касается четвёртой… Имею основания полагать, что сегодня ни один порядочный и образованный, умный русский человек, ни один подлинный русский интеллигент в самом лучшем, самом высоком смысле этого слова не может не быть юдофобом. То есть не может не опасаться еврейского влияния, воздействия на русскую жизнь и политику. В противном случае он либо ничего не знает о роли евреев в русской истории ХХ века (и тогда где же его образованность, какой же он интеллигент?), либо знает, но закрывает на неё глаза (и тогда где же его порядочность, где его ответственность перед собственным народом, то есть, опять же, какой он тогда интеллигент?).
Ничего удивительного, что еврейский вопрос оказался фактически табуирован в РД: чего-то другого при подобном составе авторов ждать и не приходилось. Допустив к коллегиальному труду разного рода фроловых-малеров-махначей, творцы проекта вынуждены были взгромоздить «на свои рамена неудобьносимые бремена» — политкорректность и толерантность, опасные и неуместные, когда речь идёт о жизни и смерти любого народа. Отсюда абсолютно необъективный подход РД к еврейскому вопросу. Например, немало места уделено рассказу о революции и становлении советской власти, в которой смыслократы обнаруживают «новый национальный проект» (103–114). Но антирусский характер Октябрьской революции и Гражданской войны не раскрыт ими совершенно, а уж об определяющей роли евреев в этих процессах просто нет ни слова. Подобное умолчание в серьёзном тексте попросту неприлично и порождает сильные сомнения в честности и благонамеренности авторов. Аналогичное положение сложилось и при обсуждении Перестройки и ельцинских реформ (смыслократы клянут то и другое на чём свет стоит, но… ни слова о роли евреев в том и другом — это ж умудриться надо!).
Явно не понимают (или притворяются) авторы и роли еврейства в современном мировом раскладе, где под видом утверждения глобалистского проекта «Pax Americana» происходит противостояние еврейского (т. е. подконтрольного евреям) Запада и всего остального мира.
Авторы РД предостерегают читателя против «превращения еврейского вопроса в один из основных вопросов бытия нации», ибо это-де выгодно лишь «параноикам» из двух враждебных лагерей: радикальным патриотам и защитникам евреев (815).
Спору нет, подменять русский вопрос еврейским ни к чему. Однако сознательное игнорирование весьма в действительности значительного еврейского фактора, на чём настаивают авторы, есть научная и политическая ошибка. Если не та же паранойя с обратным знаком. А в тех случаях, когда заведомо ошибочное решение умышленно выдают за конструктивное, мы имеем право говорить о моральном шулерстве, о недопустимой в порядочном обществе подтасовке.
В качестве главной технологии общественных перемен авторы РД избрали сетевую структуру.
«Суть Русской доктрины — создание иерархически-сетевой социальной ткани, сетевой империи на месте разрушенного "советского мира", на основе лучших традиций Святой Руси, старой Российской империи, на основе достижений "советского народа", то есть той же, что и раньше, что и всегда, сверхнациональной русской нации» (25).
Или вот еще: «Возрождаемой России нужна как минимум полузакрытая сеть здоровой, патриотической элиты, нацеленной на развитие страны и воссоздание империи» (189). И т. д.
Ну, насчёт «сверхнациональной русской нации», якобы «той же, что и раньше», я уже высказался исчерпывающе. Для историка логика «так было — так будет» вообще порочна. Но и об этом было сказано выше. Сосредоточимся здесь на сомнительно «спасительной» идее сети. Тем более, что в последние годы эта тема стала модной и о ней пишут многие, а лучше всех, пожалуй, нагляднее и доходчивей, это сделала Елена Токарева, в соавторстве с Сергеем Малининым, в своей книге «Записки рядового информационной войны» (М., 2006). Кто не читал эту настольную книгу журналиста — советую прочесть.
Так что самой идеей сети нас не удивишь. Но вот интерпретация авторов РД показалась мне удивительной, ибо представилось, что авторы и сами не очень понимают, о чём пишут. Столь горячо пропагандируемый принцип остался ими, что называется, «не расчухан».
О преимуществах сетевых структур смыслократы написали немало. И вроде всё правильно. А приглядеться — ахинея.
Во-первых, ни о какой «иерархически-сетевой ткани» не может быть и речи, поскольку сеть и иерархия есть два взаимоисключающие принципа. «Иерархически-сетевой ткани» не может быть, потому что её не может быть никогда. В сети невозможно деление на старших и младших, главных и неглавных, хотя по факту таковые есть всегда, но формально иерархия невозможна, отношения господства-подчинения исключены. Налицо противоречие: «сетевая иерархия» — это оксюморон типа «жареный лёд» или «жидкая фанера».
Но смыслократы, не понимая смысла слова, настаивают: «Сетевая самоорганизация реальной элиты, смыслократического слоя» — это «процесс воссоздания Культуры с заглавной буквы» (190). Это действительно так, но надо иметь в виду, что это процесс естественный, рулить которым никому не дано. Всё, что вы можете — создать площадку и дать повод для дискуссии.
Между тем, нас пытаются уверить: «”Православный фронт” должен занять в сетевой иерархии своё место, важнейшее и ключевое» (190). С какой стати? И кто вообще может определять состав сети, этого самообразующегося, принципиально неиерархического инструмента?
Ещё в том же духе: «Нам необходимо сформировать сеть» (190). Но сеть формирует или не формирует себя сама, иначе она не сеть, а иерархия. Одно из двух. Сеть — живой организм, наподобие «анонимной стаи», сам себя непрерывно изменяющий и регулирующий. Не понимают…
«Смыслократическая иерархия», о которой пекутся авторы РД в другом месте, есть также штука совершенно неформальная, тут никого никем нельзя назначить или даже избрать. Авторитет участника сети зарабатывается всей жизнью и трудами, и попробуй его с наскоку низложи! Ну, а потерять его может сам участник за пять минут, обнаружив вдруг злостную лживость или продажность.
Есть только одна инстанция в мире, которая может вдруг «выстроить» всю сеть по ранжиру, превратить её (лишь на время!) в псевдо-иерархию: это Генеральный Заказчик. Но о нём-то, похоже, смыслократы или не знали, или запамятовали. Итак –
Во-вторых, авторы забыли или не пожелали говорить об одном очень важном недостатке сети. Дело в том, что сеть — штука небезопасная, это палка о двух концах. Её оптимизация зависит от одного фактора: наличия либо отсутствия Генерального Заказчика, который всем ячейкам сети проплатит за их работу и всех построит. Будет Генеральный Заказчик, приемлемый для сети, — сеть мобилизуется. А не будет — она обернётся феодальной раздробленностью, ячейки неизбежно поведут войну друг с другом за место под солнцем, за первенство и т. п.
Так, в начале 1990-х в России возникла сеть еврейских организаций — свыше 500 штук самого разного толка и профиля. Большинство из них враждовало между собой, воевало из-за зарубежных грантов и покровителей, лило друг на друга грязь и т. п. Пока в 1996 году не пришёл Генеральный Заказчик: группа банкиров во главе с Владимиром Гусинским, которые взяли всех на своё содержание (кто отказался подчиняться — был отлучён от кассы) и молниеносно выстроили из этой аморфной сети единый и могучий на тот момент Российский еврейский конгресс.
Другой пример — Оранжевая революция на Украине. Сеть — система слабо связанных или вовсе не связанных между собой мелких и мельчайших националистических организаций, от спортивных до религиозных, разнообразнейшего спектра — сложилась за годы сама собой, однако толку от неё было мало и никого она всерьёз не заботила. Но вот пришёл Генеральный Заказчик: Вашингтон, и вся эта сеть мгновенно мобилизовалась и слаженно провела гигантскую работу, совершила революцию.
Кто может стать таким Генеральным Заказчиком для русских? Честно говоря, не знаю. Не вижу. Ни еврейские банкиры, ни «вашингтонский обком» или любая другая внешняя сила тут не подходят. А русские банкиры и олигархи, отчасти наученные печальным опытом банкиров еврейских, боятся сегодня лезть в политику.
Без Генерального Заказчика сеть имеет крайне низкий КПД, она практически бесполезна, если не считать сферы пропаганды и агитации. Консенсус в сети хрупок и способен решать лишь тактические задачи. Сеть неуправляема сама по себе, она ждёт и требует внешнего управления, иначе всегда может скатиться в хаос и войну «всех против всех». В этом легко убедиться. Сегодняшняя наша реальность — не только война сетей между собою, но и война внутри сетей. Походите-ка по патриотическим сайтам, хотя бы: междоусобица бросится вам в глаза очень скоро.
Смыслократы этого не понимают, пребывая в эйфории; им кажется, что найден волшебный ключик от сундука с русским счастьем… Как бы не так. Надо прежде всего найти Генерального Заказчика, а без того сеть будет малоэффективна, если не вредна.
В-третьих. Способна ли неформальная, неотмобилизованная сеть повлиять на принятие государственных решений? Только в незначительной степени путём информационного давления. Но для этого должны быть соответствующие инструменты. В первую очередь, телевидение. А с этим у нас беда.
Так что не будем пока обольщаться мечтами насчёт чудодейственных возможностей сети. Работать в данном направлении нужно, но с учётом сказанного выше.
Впадение в противоречие — похоже, таково излюбленное хобби авторов РД, возможно, обусловленное количеством и пестротой авторского состава. Наряду с увлечением идеей сети, они столь же увлечены идеей «смыслократии». Взглянем поближе: есть ли в ней резон или перед нами лишь ещё одна мечта о России.
«Советский опыт должен быть доведён до своего высшего воплощения. СССР создал технократию, но не успел завершить формирование смыслократии. Он дал сотни тысяч прекрасных инженеров, однако на ролях "инженеров человеческих душ" подвизались, зачастую, убожества, если не прямо вредители… Немногих ярких провозвестников грядущей смыслократии (назвали бы хоть парочку имён. — А.С.) масса диссидентствующей или просто шкурничающей интеллигенции пыталась затоптать ногами» (19–20).
Бедняги, они не поняли, что в этом-то и есть печальный смысл советского опыта! Вообще социализма. Всё высокое, яркое, индивидуальное низводилось, обесцвечивалось, обезличивалось. Доведём сей принцип до высшего воплощения? Именно так, похоже, они и хотели бы, кося себя в очередной раз по ногам.
Итак: «Нынешней хаосократии необходимо противопоставить смыслократию» (17); «Смыслократы должны стянуться в сети, завязать в них новые узлы, сшить разорванные куски русского духовного и смыслового пространства — смыслократия может полноценно действовать только как организованная сила, имеющая свою инфраструктуру и возможность передавать свой опыт молодым».
Хотел бы я посмотреть, как оно получится. Весь опыт и теория интеллигентоведения нас учит: все смыслократы немедленно потянут кто в лес, кто по дрова. Ибо сколько голов, столько умов. Мы создадим такой же хаос, только в духовной жизни. Чистая утопия, право слово. Забыли явно наши авторы, что «интеллигенция строем не ходит».
А не дай бог, и впрямь соберут таких вот «смыслократов», как наши доктринёры, да оденут в форму, да рассадят по кабинетам в центре Москвы, да дадут реальную власть и средства навязывать свои доктрины молодым («передавать свой опыт» — какой у них опыт, кроме доктринального, у доктринёров-то?!)… Вот уж будет чума на наши головы! Опять силком в утопию потащут…
Нет, спасибо. Надо просто противопоставить нынешнему аморфному, безнациональному и безыдейному государству — идею русского национализма, Русского национального государства. Этого никогда не сделать «всем миром смыслократов». Это может сделать только сплоченная и организованная группа единомышленников, пусть и не очень большая, но действующая по чёткому плану с железной последовательностью, дисциплиной и ответственностью. Партия.
А вообще-то, мы эту «смыслократию» и так уже наблюдаем де-факто в лице различных политологических сообществ. Но авторам-то мечтается единое на всю Россию сообщество единомышленников, да ещё и обладающих некоей властью (хотя бы концептуальной, в духе Мёртвой Воды). А вот это — дудки! Тут нужна действительно орденская (парамасонская) структура. Но такая структура — это не сеть, а непременно жесточайшая иерархия. Тут у РД скрыто очередное противоречие.
Как вариант возможно полное торжество передовой, подчиняющей себе все лучшие умы идеологии. В этом случае «смыслократия» может реализоваться как идеократия, как повсеместное засилие адептов передовой идеи.
Смыслократия — власть умнейших. Люди подчиняют людей.
Идеократия — власть идеи, умнейшей на сегодня. Мысль подчиняет людей.
Большая разница, как видно. «Мы командуем, потому что умнее вас», — это одно, это вызывает раздражение, внутреннее неприятие. «Мы командуем, ибо служим высшей идее», — это совсем другое, это внушает почтение, даёт авторитет. Но для этого должна как минимум существовать такая идея. Беда в том, что наши авторы склоняются к теократии, а теократия в наш век не может уже претендовать на идеократию. Время великих религий либо уже ушло, либо ещё не пришло. Никакой иной высшей идеи авторы РД не дают, они пытаются реанимировать христианство едва ли не силой, с использованием всей мощи госаппарата, цензуры, пропаганды и системы образования чуть ли не с раннего детства. То есть сознательно двигают дело к заведомому провалу. Ведь сильная идея не нуждается в силовой поддержке, наличие которой — первое свидетельство слабости идеи.
В итоге, хотя клерикальные мечты о теократической России выглядят порой миленько, душевненько и красивенько, но… все понимают, что пасхальную открытку не оживить и дважды в одну реку не войти.
Идея, способная сегодня двинуть массы и добровольно подчинить себе абсолютное большинство населения России — это русский национализм. И только. Завтрашний день принадлежит ему.
Выиграв безоговорочно идейное противостояние у либералов, патриоты сегодня столь же безоговорочно проигрывают националистам, причём именно этническим националистам, ярким представителем которых является автор этих строк. Под патриотами в данном случае, как догадался читатель, можно смело понимать авторов «Русской доктрины». Понимая, что национализм есть восходящая тенденция, патриоты пытаются мимикрировать под националистов, но, поскольку этнический национализм для них органически неприемлем (главным образом из-за собственной нерусскости, или не-совсем-русскости, или из-за повязанности с нерусскими), они пытаются выдать свой ветхий патриотизм за «истинный национализм». А в итоге получается абсурд.
«Для подлинного националиста должна быть ценной не “нация” сама по себе, а национальная традиция в ней (все как раз ровно наоборот. — А.С.). Националист должен позаботиться, чтобы нация не изменяла самой себе, чтобы она оставалась собой — той же самой нацией» (36).
Но для этого нужно только одно: биологическая идентичность. Если нация сумеет избежать в максимальной степени браков с инородцами, сохранит свою кровь в максимальной чистоте — вот тогда только она и сохранится, останется сама собой. Биологическая константа обеспечит и социальную, и духовную идентичность, самотождественность. А беречь духовную закоснелость, препятствовать духовным изменениям, росту — что может быть глупее? «Каков в колыбельку, таков и в могилку» — да ведь это только про дебила, неспособного к развитию, так говорится. А человек всегда готов к изменению, к развитию, если он не дебил или не труп, который уж ничего не слышит, не видит и не понимает. Разве старик, проживший большую жизнь, уходит в могилу с теми же представлениями о мире и о себе, с какими шёл в первый класс школы?
Много раз за время своего земного существования разумный индивид меняет свои взгляды, порой весьма радикально, вплоть до противоположных, избавляясь от предрассудков, развивая свои представления от простого к сложному. На то и ум ему дан, чтобы умнеть, учиться новому. Точно так же и нация, взростая и взрослея, непременно должна «изменять самой себе», становясь зрелее, мудрее, опытнее, сложнее, отрицая саму себя — наивную, примитивную, неразвитую, сбрасывая с себя ветхую шкуру старых предрассудков, мешающую дальнейшему духовному росту. Разве русичи времён Святослава Хороброго во всём духовно тождественны нам, сегодняшним? Но мы с ними, тем не менее, — один народ, ибо мы биологически идентичны, как это установлено антропологами. И потомки наши будут одним народом с нами, во что бы они не верили и каким бы ценностям ни поклонялись, если только сохранят с нами биологическое единство по основному набору этнодиагностических маркеров. И наоборот, если они утратят биологическое единство с нами, растворятся в иных народах либо вольют в свои жилы иную кровь — неважно, будь то кровь завоевателей или покоренных народов — от русских останется в лучшем случае только имя. А то и его не станет. Греки — не эллины; итальянцы — не римляне; копты — не египтяне…
Вот как понимают суть своей задачи наши доктринёры-смыслократы: «Из опыта традиции мы черпаем решения острейших вопросов современности» (117).
А вот как понимал дело глубочайший учёный-историк ХХ века Арнольд Тойнби: «Общество, ориентированное на верность традициям, своему прошлому, обречено на исчезновение. Общество, ориентированное на своё настоящее, обречено на застой. И только общество, ориентированное на будущее, способно развиваться».
Какая точка зрения ближе вам, читатель? Мне — вторая. Я — представитель весьма широкого и растущего слоя русской интеллигенции, трактующего национализм как авангардную, а вовсе не консервативную традицию.
Между тем, смыслократы твердят с достойным лучшего применения упорством:
«От каждого из нас требуется сознательное участие в восстановлении традиций и в творчестве “Руси новой по старому образцу”» (26).
А почему именно по старому? Не объяснено.
«Неодолимость нового» — вот достойный размышления закон, выдвинутый и обоснованный ещё Гегелем. Нового! А у них — старое. От вчерашнего дня (коммунизм) они почему-то зовут нас не к завтрашнему (национализм), а к позавчерашнему (православная монархия)! И на этом пути наши реваншисты замечтались о несбыточном. Как в известном романсе: «Пусть даже время рукой беспощадною Мне указало, что было в вас ложного, Все же лечу я к вам памятью жадною, В прошлом ответа ищу невозможного, Ночи безумные!».
Идеология реванша вообще непродуктивна, она обращена в прошлое: «Мама, роди меня обратно!». Поэтому авторы и пишут: «Мы ставили перед собой задачу не изобрести Русскую доктрину, а совершить над собой усилие, чтобы пробиться к себе, к своей собственной сущности, своему Я. Нам требуется не учреждение нового государства, а прорыв к традиционному русскому государству» (18).
Прорывались к себе доктринёры явно методом подкопа, роя в глубинах времен, не выходя на свет божий, как можаевский мужик. Прорвались! А сущность-то русская тем временем уехала далеко в другое место. Ибо вовсе не обязана была сидеть там же, где сидела в XIX веке. И вот теперь «свое Я» глядится в зеркало Русской доктрины и… не узнает себя. А что же оно сегодня собой представляет, это «свое Я»? Об этом говорит главный аналитик ВЦИОМ Леонтий Бызов в цитированной выше статье:
«С точки зрения социальных мотиваций, российское общество остаётся глубоко разрозненным, а не единым. На вопрос о том, какие ценности являются самыми значимыми, ради чего люди готовы чем-то пожертвовать, можно ответить, что такие сверхценности носят глубоко личный, в лучшем случае — семейный характер. То есть сверхценностями современного российского человека остаются: «мой дом — моя крепость», дача за забором, члены семьи и самое ближайшее социальное окружение. Все остальное важно лишь на словах, но, по сути дела, реальной мотивирующей ценностью не является…
Глядя на наш социум непредвзятым глазом, как раз следов «архаики» и «почвы» видишь гораздо меньше, чем хотелось бы. По сути, последние десятилетия оказались разрушительными для российской культурной «почвы» едва ли не в большей степени, чем вся советская история. И мне как практикующему социологу ближе характеристика того, что я вижу, как «кризис беспочвенности», чем как торжество архаики и традиций. А это означает, что внешний, лежащий на поверхности, политический и социальный консерватизм, «новый русский порядок», о котором мечтают наши граждане — это что угодно, но только не возвращение к истокам, не регенерация русской цивилизации, более того, вполне возможно, её окончательные похороны…
Проводя социологические исследования, мы убеждаемся, что в нашем обществе существуют весьма значительные и даже порядковые различия в описании базовых ценностей русского народа. В качестве таких базовых ценностей нашей цивилизации, на которые часто делают упор и философы, и простые граждане, выступают соборность, коллективизм, духовность, бескорыстие. Когда же мы исследуем современную генерацию по этим параметрам, выясняется, что эти ценности занимают место, прямо противоположное ожидаемому…
Что касается идеи русской духовности, — мы видим, что современная генерация россиян очень сильно дистанцирована от традиционной русской культуры. Эта культура осталась частью наследия прошлого. Наши соотечественники сегодня смотрят на неё примерно так же, как современные греки — на развалины античных Афин. То есть это нечто, что уже ушло, и никоим образом не затрагивает нынешнюю жизнь».
Вот так-то, господа консерваторы! История не стоит на месте. Что же вы собрались консервировать? То, чего уже нет? Впрочем, отношение к истории у консерваторов вполне большевистское, лихое, ведь они исповедуют «следование своеобразной и, осмелимся сказать, передовой идейной платформе — платформе динамического консерватизма. Суть такого консерватизма, его отличие от классического — стремление к активному формированию самих условий политического и духовного существования нации, общества и человека, к политике, не отвечающей, а задающей ритм истории» (18).
«Клячу истории загоним — левой, левой, левой!» Помним, проходили…
Политика, не отвечающая истории, — какая прелесть! Ну, чем не марксов призыв не познавать, а переделывать действительность! Как будто историю можно, как старый пиджак, вывернуть наизнанку, перелицевать и снова носить, пока совсем не истлеет…
У доктринёров-смыслократов нет ни на грош понимания диалектики формы (государство) и содержания (русский народ). Они хотят разместить извечное, якобы, содержание — в извечную, якобы, форму. Но содержание-то, увы и ах, не осталось неизменным, и жизнь требует для него совсем новых форм.
Нам нужно именно новое, никогда прежде не бывшее Русское национальное государство — и ничего более. Нужно не реставрировать поделом обрушившиеся империи, а строить заново, исходя из совершенно новых реалий, из революционного изменения русского общества, а именно:
1. Россия мононациональная — вместо многонационального СССР (следовательно, даешь унитарное национальное государство, подобно всем бывшим братским республикам, только русское, разумеется);
2. Новый общественный гегемон — интеллигенция вместо рабочего класса (следовательно, даешь национал-демократию);
3. Раскрестьянивание прошло окончательно и бесповоротно, архаичное мышление крестьянского мира больше не определяет менталитет страны (следовательно, даешь национал-прогрессизм);
4. Белые женщины не рожают (следовательно этнодемографические процессы и факторы стали определять всю перспективу, этнополитика стала наукой наук, а этноэгоцентризм — жизненной необходимостью; даешь интегральный национализм);
5. Постиндустриальное общество вместо индустриального, основной производительной силой стала наука (следовательно, даешь национал-технократию);
6. Умирание всех религий (следовательно, даешь национал-гуманизм);
7. Всемирный крах социализма (следовательно, даешь национал-капитализм).
Наша цель, состоит, образно говоря, в том, чтобы создать соответствующий названным изменениям «рай для своих», куда чужим будет вход ограничен, а вовсе не «государство для всех». Государство «для всех» — утопия, нежизнеспособный проект. Надо исходить, прежде всего, из того, что в теперешней России есть новый социальный гегемон — это класс интеллигенции. И новый национальный гегемон — русские. И новое государство может быть только диктатурой этого класса и этой национальности.
Шагать надо в ногу со временем. Нельзя идти вперёд, отвернув голову назад.
«Нет!» — бесперспективному, обветшалому консерватизму.
«Да!» — перспективному, новационному национал-авангардизму.
Крайности сходятся.
Анархическая НОРНА и супер-гипер-патриотическая «Русская доктрина» оказались едины в одном: в отношении к русскому народу, который так и не стал самоцелью ни для одной из них. Если НОРНА с лёгкостью готова пожертвовать всем русским народом ради благоденствия его небольшой «лучшей» части (именно: своих адептов), а остальных бросить на произвол судьбы, то РД так же легко, не моргнув глазом, приносит русских в жертву «сверхнациональной нации», а то и всему человечеству. Видно, ни для НОРНЫ, ни для РД русский народ недостаточно хорош сам по себе, чтобы заняться его обустройством, безопасностью, выживанием и т. д.
В таком случае мы, русские, вправе спросить: какая концепция лучше?
И ответить: обе хуже. Ибо каждая дышит русофобией.
Увы, название книги «Русская доктрина» обманчиво, оно привлекает доверчивых русских читателей, но в действительности это оказалась заурядная «российская» патриотическая, а не «русская» национальная доктрина. В ней, как повелось, увы, от века, рассматривается история и грядущая судьба — не русского народа, а России, которая, как всегда, заслоняет собой русский народ от нашего взгляда, а этого больше терпеть нельзя. Не случайно среди авторов мы не найдём ни одного представителя современного националистического дискурса (их попросту побоялись пригласить в авторский коллектив), а только замшелых патриотов, имперцев и советолюбцев.
В итоге получилось сочетание того, что делать непременно надо, да, жаль, некому, с тем, чего делать ни в коем случае нельзя. То есть — утопия в чистом виде. И в этой утопии оказались утоплены замечательные разработки серьёзных людей…
Мы пойдём другим путём.