Уловка Усольцева

Человеку неискушенному, живущему обыденной жизнью, легко может показаться, что культура имеет мало общего с его насущными проблемами и уж подавно нет от нее пользы, когда речь заходит о раскрытии преступлений. Но так ли это?.. Призванная подсластить бессмысленность существования, коллекция иллюзий и заблуждений — а чем еще является культура? — приносит порой весьма неожиданные результаты. Казалось бы, какой прок от застрявшей в голове даты битвы на Калке или имени автора, в шутку написавшего «Черный квадрат», да еще и не один? На самом же деле оказывается, что думающему человеку никакое знание не во вред, а кое — что еще и на пользу. Не зря лучшие представители человечества не досыпали ночей, только бы внести в его копилку и свою малую толику… правда во все времена находились и такие, кто из этой сокровищницы выносил, и, надо признать, не без большой для себя пользы.

Об этом и думал за вечерним чаем Петр Прохорович Усольцев, рассеянно глядя перед собой и помешивая в кружке давно успевший раствориться сахар. И если думалось полковнику другими словами, то не от отсутствия эрудиции, а в силу необходимости закрыть в ближайшее время дело о краже в библиотеке. Не в сельской, где никто этого бы и не заметил, не в районной, а в одной из самых главных в стране. Поиски украденных произведений искусства длятся, как правило, месяцами, а то и годами, но на этот раз министерское начальство взяло дело под личный контроль, как будто ценную книгу умыкнули у кого-то из политических бонз или олигархов. Правда справедливости ради приходилось признать, что повторное издание Библии Гутенберга относилось к инкунабулам и могло стоить несколько сотен тысяч долларов. Преступник, человек без сомнения высокой культуры, не мог этого не знать, и наверняка входил в круг тех немногих сотрудников библиотеки, кто имеет доступ в спецхран. Там же, как лично убедился Усольцев, в соседних шкафах лежали Альдовские издания — книжки тоже, мягко говоря, не из дешевых — но на них вор не позарился.

Подозреваемых, — думал Петр Прохорович, сведя к переносице тронутые сединой густые брови, — наберется человек двадцать, вообще говоря, немного, но и следов нет никаких. Сотрудников библиотеки, конечно, можно перебрать одного за другим, только это вряд ли что-то даст, очень сомнительно, чтобы раньше вор совершал подобные преступления. Поймать его на сбыте тоже не удастся, если книга украдена не под заказ, то, зная ей цену, он не побежит в ближайший букинистический, а ляжет на дно. В таком случае Библия Гутенберга украсит собой список находящихся в розыске произведений искусств, который и без нее включает около пятидесяти тысяч наименований. Пройдет какое-то время и она всплывет на черном рынке той же Франции, где, как заведено, ее купят за четверть цены, что, впрочем, деньги тоже немалые…

Вера Васильевна поглядывала на мужа с беспокойством. Чай давно остыл, к любимым пирожкам он так и не притронулся, из чего следовало, что у ее Петруши на службе неприятности. Жена сыщика, она в полной мере владела методами дедукции, но дознание решила отложить на потом. Да и, если так вот разобраться, какая может быть приятность у начальника отдела по борьбе с кражами культурных ценностей? Разве что найдут случайно спрятанную неумело картину или таможня прихватит для разнообразия контрабандистов, да и то только потому, что те не оплатили услугу заранее. Таможенников Вера Васильевна особенно не любила. Принадлежавшую Усольцевым на восьми сотках хибару со всех сторон теснили их дворцы, наглядно свидетельствующие:, что таможня действительно дает добро, и немалое. Но это так, к слову, теперь же ее куда больше беспокоила задумчивость мужа, ничего хорошего не предвещавшая. Она подозревала, что в тайне Петр Прохорович подумывает, а не послать ли службу к чертовой матери, но сильно сомневалась, что он решится на такое. Профессиональные сыскари принадлежат к особой породе людей, относящихся к своему делу, как к игре, без которой их существование было бы лишено смысла. Сразу по окончании университета, где они и познакомились, Усольцев пошел работать в МУР и ни разу за все эти годы о своем решении не пожалел. Но, глядя на его нахмуренный лоб, Вера Васильевна понимала, что сейчас мужу приходится туго и от невеселых размышлений его стоит попробовать отвлечь.

— На-ка, Петенька, взгляни, чем приходится заниматься! — протянула она Усольцеву сброшюрованную пачку листов.

Петр Прохорович поднял голову и посмотрел на жену отстраненно.

— Почитай, почитай, — повторила Вера Васильевна, подталкивая к нему по скатерти очки, — тебе будет интересно!

С видимым трудом возвращаясь к реальности, Петр Прохорович взял в руки бумагу и долго смотрел на нее, как если бы не понимал, чего от него хотят.

— Там, где подчеркнуто, — уточнила Вера Васильевна, заранее едва заметно улыбаясь.

Как будто углубляясь с головой в документы, Усольцев привычно нахмурился и пробежал отмеченную строку глазами. Посмотрел на жену растерянно после чего перечел заново, на этот раз едва ли не по слогам: «Безвылазно живя в Ясной Поляне, Пушкин закончил роман „Горе от ума“ и поспешил показать его Добролюбову, с мнением которого считался.»

Голос полковника дрогнул:

— Что это?..

— Это?.. — улыбнулась готовая к такой реакции мужа Вера Васильевна. — Это курсовая работа, студента четвертого курса Мшанского, между прочим, не самого на потоке худшего. Он, по крайней мере, способен излагать и язык у него подвешен, а есть и такие, кто двух слов связать не могут. Слава богу, меньше чем через год все, как один, получат диплом о высшем образовании и пойдут в народ нести добро и, что самое страшное, вечное…

— Но… — не дослушал жену Усольцев, — это же бред сивой кобылы в знойный полдень! Нет, это хуже бреда, это убогость мысли! И ты говоришь, что с такой кашей в голове вы выпустите его из университета?.. Ну, допустим, он мог перепутать Грибоедова с Пушкиным, они тезки… — Петр Прохорович схватился руками за голову: — Господи, что я говорю! Но… Когда Александра Сергеевича убили Добролюбову, если мне не изменяет память, было что-то около года…

— Нет, Петенька, она тебе не изменяет! Только никого из студентов я отчислить не могу, скорее уволят меня. Университет у нас частный, студенты, как пчелки, несут хозяину деньги, из которых, кстати, мне платят зарплату, поэтому есть негласное указание ректора — впрочем, почти официальное — меньше «хорошо» недоумкам не ставить…

Ответить что-то на это Петр Прохорович не нашелся. Вера Васильевна ушла спать, а он долго еще сидел в кресле с книгой, забывая листать страницы.

Утром за завтраком Усольцев выглядел усталым, но довольным. Надев в передней пальто, он, как было заведено, поцеловал жену и, к ее несказанному удивлению, попросил передать Мшанскому, чтобы тот ему позвонил. А буквально через несколько дней полковник пришел домой с цветами и бутылкой хорошего французского вина. На вопрос Веры Васильевны: какое событие отмечаем, пробурчал нечто невразумительное и загадочно подмигнул, а после обеда усадил ее заинтригованную в кресло и включил магнитофон:

— Надеюсь, это тебя позабавит! Мне тоже невредно еще разок послушать!

Из динамиков раздалось шипение и незнакомый женский голос произнес:

— Уважаемые коллеги! С согласия директора библиотеки, для сотрудников ряда отделов запланировано провести цикл лекций по истории мировой культуры, к которой мы с вами имеем самое прямое отношение. Обзорное сообщение любезно согласился сделать выпускник Университета мировой культуры Илья Мшанский, которому я с удовольствием и представляю слово.

Послышались жиденькие аплодисменты. Вера Васильевна посмотрела на мужа удивленно, но полковник поднес к губам палец. В столовой уже звучал хорошо знакомый нагловатый говорок ее студента:

— Дамы и господа! Тема моего сообщения — история феномена, который мы привыкли называть культурой, вот и давайте вместе подумаем, где искать ее корни, посмотрим на тех деятелей, кто мостил ей дорогу через века.

Вслушайтесь в само слово — культура! Как писал поэт — песенник Матусовский: «Как много в этом звуке…» и не ошибся — много, очень много! Если хорошо приглядеться, все мы, ныне живущие, — отпрыски культуры, впрочем большинство — ее внебрачные дети. Больно видеть, как в суетности своей люди пробегают мимо стоящего на Волхонке Русского музея, годами не заглядывают в Третьяковку, пусть краем глаза, но взглянуть на полотно Иванова «Явление Иисуса народу», полюбоваться тщательно выписанной Верещагиным пиетой или скорбящей плакальщицей на его знаменитой картине «Апофеоз войны». Утомленные изделиями Церетели, опущенные ниже сточной канавы писаниями детективисток, люди забывают о существовании прекрасного, а ведь еще древними было сказано: хомо хоминис люпус эст, что означает — искусство вечно, время ж быстротечно!

Петр Прохорович и Вера Васильевна переглянулись. Трудно сказать о чем подумала Усольцева, полковник же лишь развел руками, мол, тут ни прибавить, ни отнять. Их мимический диалог был прерван глубокомысленным замечанием Мшанского:

— Муза истории Каллиопа не была к культуре благосклонна, девушку куда больше интересовали войны и прочие кровопролития, благодаря которым в ее анналы затесались изверги: ассирийский царь Ирод Великий и Иван Васильевич, по фамилии Грозный. Несмотря на усилия таких колосов родопских, как историк Агасфер и очень древний грек Геродот — его вообще почитают отцом этой науки — многие их младшие коллеги ленились записывать виденное, чем и породили феномен академика Хоменко, занявшегося в свободное от математики время пересмотром не потрафившей ему чем-то хронологии. И это в то время, когда еще на заре нашей эры Бог лично передал Иисусу Навину каменные скрижали, на которых начертал правила поведения людей в приличном обществе, известные теперь, как Декалог. Эпизод этот весьма достоверно описан в Библии, которой можно верить хотя бы потому, что один из ее авторов, апостол Павел, лично нес благую весть, перед тем, как сложил голову на острове Мальта.

Перекидывая мостик от времен основателей христианства к эпохе возрождения, хотел бы заметить, что сам факт «Обращения Павла» запечатлен великим Микеланджело на фреске в одной из капелл Флоренции, находящейся на полпути, между галереей Уффицы и всемирно известным музеем Прадо. Но возрождение коснулось не только Европы, но и России. По франкфуртскому счету мы ничем не уступали просыпавшемуся гению итальянцев. Взять, к примеру, творчество современника Буонаротти Пушкина! Разве мог герой пунических войн генерал Ганнибал предположить, что его правнук станет буквально всем для ста пятидесяти миллионов россиян, которых ничего, кроме него, не объединяет — а он таки стал! А расцвет нашей литературы в девятнадцатом веке! С каким чувством, с каким знанием дела описал Достоевский, как Смердяков мочил старуху — процентщицу! Нет, друзья мои, настоящий кладезь мировой культуры это Россия! Об этом, как свидетельствуют очевидцы, говорил еще Гершвин, работая над оперой «Оргии и бес», а уж он-то разбирался в том, кто, особенно в музыке, настоящий гений. Апассионата Альфреда Шнитке, целых пятнадцать струнных квартетов Шостаковича, опера Модеста Мусоргского «Жизнь за царя» — это ли не доказательство озвученного мною ранее тезиса!..

Воспользовавшись возникшей паузой Вера Васильевна одними губами спросила: может хватит? — но Петр Прохорович лишь покачал головой.

Оратор откашлялся в кулак:

— Будучи человеком честным, я, дорогие коллеги по культуре, не могу пройти мимо присущих нашему времени недостатков. В сказании о Гильгамеше есть строка: «Пепел Клааса стучит в мое сердце» — это про меня. По ком звонит колокол? — спрашивает нас из глубины прошлого века американский писатель Фрэнсис Фицджеральд, и мы вынуждены ответить: по каждому из нас — потому что звонит он по русской культуре! По сути дела, друзья мои, это похоронный звон. Наши сограждане лишились остатков морали, они тащат из библиотек книги, даже такие редкие, как повторное издание Библии Гутенберга, не зная, впрочем, что это позднейшая дешевая подделка…

В этом месте из динамиков послышался слабый вскрик, затем глухой звук падения тела и на этом запись оборвалась. Петр Прохорович выключил магнитофон и повернулся к жене:

— Ну, как тебе?..

Та непонимающе пожала плечами:

— Что это за странные звуки?..

— Ах это!.. — улыбнулся Усольцев, старательно делая вид, что не ожидал такого вопроса. — Так, ничего! Просто одна из сотрудниц библиотеки упала в обморок… а когда пришла в себя созналась в краже книги. Очень интеллигентная женщина, сказала, что бес попутал, из-за дочери оказалась в стесненных финансовых обстоятельствах. Все произошло в точности, как я и ожидал… — Петр Прохорович налил в бокалы вина и подал один жене. — Так называемая лекция выбила слушателей из колеи, они перестали понимать что происходит, а когда услышали, что украденная библия подделка, у вора, точнее воровки, случился нервный срыв. Я попросил Мшанского упомянуть об этом, но не сразу, а как бы во второй части его сообщения. Кстати, очень понятливый и энергичный малый, ему бы образование, мог бы выйти толк…

— И что же, вы теперь передадите дело в суд?

Полковник покачал головой:

— Нет, ничего из этого не получится! Конвенция ООН запрещает пытки, определяя их как причиняемые человеку страдания, причем нравственные наравне с физическими. Если дело дойдет до суда, сотрудники библиотеки станут свидетельствовать, что признание получено под пыткой, а за это по головке не погладят. Главное — книга возвращена в хранилище, а воровка подала заявление об уходе, цель достигнута.

Вера Васильевна подошла к мужу и погладила его по рано поседевшей голове:

— Я всегда знала, что ты у меня умный, но на этот раз тебе удалось превзойти самого себя!

— Между прочим, в сообщении Мшанского я насчитал двадцать одну грубую ошибку, — заметил не без самодовольства Усольцев, но Вера Васильевна только усмехнулась:

— Вообще-то, их там двадцать четыре, — поправила она мужа и продолжала столь знакомым всем преподавательским тоном: — Но двадцать одна тоже очень неплохо! Знаешь, интересно было бы опубликовать текст выступления в журнале, получилось бы нечто вроде теста на принадлежность читателей к бьющейся в агонии интеллигенции…

Часы давно уже пробили полночь, а Петр Прохорович все сидел в кресле с бокалом в руке и чему-то улыбался. Убедившись, что жена заснула, он надел наушники, положил перед собой на журнальный столик бумагу и карандаш, и снова включил магнитофон…

Внимание

Уважаемые читатели, если Вам интересно последовать примеру полковника Усольцева, то список замеченных им ошибок приводится на следующей странице «Московской Правды» (см. ниже)

На другой странице того же номера газеты

Перечень 21 ошибки, замеченной полковником Усольцевым:

1 …поэт — песенник Матусовский: «Как много в этом звуке…» (А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»)

2 …на Волхонке Русского музея (Находится в Питере)

3 … «Явление Иисуса народу». (название картины А.А.Иванова «Явление мессии — часто говорят Христа — народу»)

4 …пиетой или скорбящей плакальщицей на его знаменитой картине «Апофеоз войны» (на картине отсутствует).

5 …было сказано: хомо хоминис люпус эст, что означает — искусство вечно, время ж быстротечно! (лат. «человек человеку волк»).

6 …Муза истории Каллиопа (муза истории — Клио)

7 …ассирийский царь Ирод Великий (правил не в Ассирии, а в Иудеи)

8 …Иван Васильевич, по фамилии Грозный (не фамилия, а прозвище, происходил из династии Ивана Калиты)

9 …колосов родопских (колосс Родосский),

10 …историк Агасфер (не историк, а персонаж средневековой христианской легенды — Вечный жид)

11 …феномен академика Хоменко, (академик Фоменко — автор книг по новой хронологии)

12 …Бог лично передал Иисусу Навину каменные скрижали (передал Моисею).

13 …музеем Прадо (находится в Мадриде).

14 …по франкфуртскому счету (по гамбургскому счету).

15 …творчество современника Буонаротти Пушкина (жил много позже эпохи возрождения)

16 …разве мог герой пунических войн генерал Ганнибал предположить, что его правнук станет… (Ганнибал вел войну с Римом в конце третьего столетия до н. э.).

17 …описал Достоевский, как Смердяков мочил старуху — процентщицу! (Смердяков — один из героев «Братьев Карамазовых», старуху убил Раскольников, роман «Преступление и наказание»).

18 …Гершвин, работая над оперой «Оргии и бес» (Название оперы «Порги и Бесс»)

19 …апассионата Альфреда Шнитке (написана Бетховеном)

20 …опера Модеста Мусоргского «Жизнь за царя» (сочинение Михаила Ивановича Глинки)

21 …По ком звонит колокол? — спрашивает Фрэнсис Фицджеральд (роман Эрнеста Хемингуэя)

В следующем субботнем номере Московской Правды, раздел «Книга в Москве», будут приведены три ошибки, обнаруженные женой полковника. Если за это время Вы захотите сообщить нам о том, что и Вам удалось их найти — при условии, что Вы эти ошибки перечислите, — первые десять наших читателей получат в подарок одну из книг Николая Дежнева (подробнее о творчестве писателя на www.dezhnev.ru) с его дарственной надписью. (см. ниже.)

В следующем номере газеты:

Ошибки, замеченные Верой Васильевной Усольцевой:

1. «…апостол Павел… сложил голову на острове Мальта» — апостол был убит в Риме.

2. «…факт „Обращения Павла“ запечатлен великим Микеланджело на фреске в одной из капелл Флоренции» — на самом деле в Ватикане, Рим.

3. «…в сказании о Гильгамеше есть строка: „Пепел Клааса стучит в мое сердце“» — Шарль де Костер, роман о Тиле Уленшпигеле.