Упрямый голландец, открывший простейших

Сергей Суматохин УПРЯМЫЙ ГОЛЛАНДЕЦ, ОТКРЫВШИЙ ПРОСТЕЙШИХ

О том, как протекала жизнь Левенгука до сорокалетнего возраста, известно мало. Установлено только, что с 1660 г. он был «хранителем судебной камеры». Эта должность предполагала совмещение обязанностей привратника в городской ратуше, «управдома» и судебного пристава.

Известно также мнение некоторых современников, считавших Левенгука человеком невежественным: он знал лишь голландский язык — язык рыбаков, торговцев и землекопов. Образованные люди XVII в. свободно владели латинским языком — Левенгук же едва умел на латинском писать. А сегодня мы говорим о Левенгуке как об одном из ярчайших ученых того времени.

Левенгук все подвергал сомнению и верил только собственным наблюдениям. Он был неутомимым и упорным исследователем тайн природы. Как–то Левенгук услышал, что если очень тщательно отшлифовать чистое стекло и сделать из него маленькую линзу, то сквозь нее можно увидеть вещи в сильно увеличенном виде. С этого все и началось. Постепенно Левенгук увлекся изготовлением увеличительных стекол…

Искусство шлифовки стекол было известно задолго до Левенгука. Римский император Нерон использовал отшлифованный изумруд вместо лорнета. Его современник, знаменитый римский философ и писатель Сенека, писал об увеличивающей способности наполненных водой стеклянных шаров. В начале XI в. большое влияние на развитие оптики оказали труды арабского ученого Ибн аль-Хайсама. Он обратил внимание на увеличивающие свойства двояковыпуклых линз (иногда называемых чечевицами). Много занимался оптикой и увеличительными стеклами английский философ и естествоиспытатель XIII в. Роджер Бэкон. В XVI в. лупы были известны всем. А в 1591 г. голландцы Ганс и Захарий Янсены изобрели сложную лупу в виде трубы в полметра длиной. Это был один из первых микроскопов. Только после его изобретения и усовершенствования стало возможным исследование простейших.

Микроскопом охотно пользовался один из основателей микроскопической анатомии, итальянский врач и биолог Марчелло Мальпиги. Смотрел в микроскоп и Франческо Стеллути, считающийся одним из первых зоологов–микроскопистов. Но они, как и многие другие натуралисты XVII в., при проведении исследований не отдавали предпочтения микроскопу. Только для Левенгука микроскоп стал главным прибором для наблюдений и научных открытий.

Левенгука не устраивали существовавшие линзы. Многие годы он потратил, дотошно обучаясь у оптиков искусству обтачивать и шлифовать стекла. Он был чрезвычайно упорным и настойчивым человеком. Левенгук не довольствовался тем, что со временем изготавливаемые им линзы стали столь же хороши, как и у лучших голландских мастеров. Его линзы должны быть самыми лучшими!

Помимо этого Левенгук посещал алхимиков и аптекарей, выведывая у них тайные способы выплавки металла. Со временем он научился обращаться с медью, золотом и серебром. Левенгук вставлял изготовленные им линзы в небольшие оправы из этих металлов. Оправы он также изготавливал сам на огне, среди адского дыма и чада. Соседи исподтишка посмеивались над чудачествами Левенгука. Но он продолжал жечь и калечить пальцы, забывая обо всем и просиживая ночи в своей лаборатории. Благодаря упорству Левенгук научился делать мельчайшие линзы. Они были настолько симметричными и настолько точными, что с их помощью можно было видеть самые мелкие предметы сказочно огромными.

Шлифуя линзы, бракуя их и делая новые, Левенгук составил богатейшую коллекцию. К концу жизни у него было 419 линз, 247 микроскопов и 172 лупы. Некоторые линзы состояли не из одного, а из нескольких стекол. Двояковыпуклые линзы были сработаны столь мастерски, что при помощи совсем простого микроскопа Левенгук достигал увеличения в 270 раз! Ни один из его современников не имел таких сильных микроскопов, как этот упрямый торговец сукном.

Однажды Левенгук забраковал устройство показанного ему микроскопа: к горизонтально укрепленной линзе приделан штатив с острием для насаживания объекта. На что пригоден неподвижный штатив?

И Левенгук сделал микроскоп по–своему, с подвижным острием. Позднее он додумался и до освещения объекта при помощи вогнутого стекла. При проходящем свете точность наблюдений существенно повысилась.

Сначала Левенгук рассматривал в оптические приборы все, что было у него под рукой, однако постепенно он стал отдавать предпочтение зоологическим и ботаническим объектам. Левенгук рассматривал через увеличительные стекла мышечные волокна кита, чешуйки кожи. Он выпрашивал или покупал в мясной лавке бычьи глаза и, рассматривая их, восторгался тонким устройством хрусталика. Он часами изучал строение овечьих, бобровых и лосиных волос. Под увеличительными стеклами они превращались в толстые мохнатые бревна. Левенгук исследовал поперечные срезы древесных ветвей, рассматривал увеличенные семена растений.

В своем увлечении Левенгук был неутомим. Будучи очень недоверчивым человеком, он мог смотреть на жало пчелы или ножку вши по многу раз. Он мог оставить объект под микроскопом на месяц, а для наблюдения за другими объектами изготавливал новые микроскопы. Через некоторое время Левенгук возвращался к оставленным микроскопам и вносил поправки в результаты первоначальных наблюдений. Он никогда ничего не говорил о том, что видит, никогда не делал окончательного рисунка до тех пор, пока сотни наблюдений при одних и тех же условиях не подтверждали, что он видит одну и ту же картину.

Но и после этого Левенгук все еще не был уверен в результатах проведенных наблюдений! Он писал: «Человек, который в первый раз смотрит в микроскоп, говорит, что теперь я вижу то–то, а теперь то–то …И все же самый опытный наблюдатель может оказаться в дураках. Не всякий поверит, сколько времени я потратил на свои наблюдения, но я делал их с радостью, не обращая внимания на тех, которые говорили: стоит ли на это тратить так много труда и какой во всем этом толк?.. Но я пишу не для этих людей; я пишу только для философов».

В городе Дельфте жил человек, который не смеялся над Антонием Левенгуком. Этим человеком был Ренье де Грааф — член–корреспондент научного английского Королевского общества. Однажды Левенгук разрешил ему посмотреть через свои маленькие линзы, равных которым не было ни в Европе, ни в Англии. То, что Грааф увидел, заставило его устыдиться своей собственной научной славы. Он поспешил написать в Королевское общество: «Попросите Антония Левенгука сообщить вам о своих открытиях».

Получив запрос Королевского общества, Левенгук озаглавил ответное письмо так: «Перечень некоторых наблюдений, сделанных с помощью микроскопа, изобретенного мистером Левенгуком, относительно строения кожи, мяса и т. д., жала пчелы и т. д.».

Ответ Левенгука очень удивил и позабавил ученых из Королевского общества, хотя в глубине души они, вероятно, были искренне поражены чудесными вещами, которые Левенгук наблюдал через сделанные им увеличительные приборы. Секретарь Королевского общества поблагодарил Левенгука и выразил надежду, что за первым его сообщением не замедлят последовать и другие.

Многочисленные сообщения Левенгука поступали в Королевское общество пятьдесят лет! Эти письма были полны ядовитых замечаний в адрес невежественных соседей, разоблачений шарлатанов, толкования суеверий и сообщений о собственном здоровье. Но почти в каждом письме между страницами с описаниями домашних дел члены Королевского общества читали о великих и поразительных открытиях, сделанных с помощью «магического глаза».

В наше время большинство из научных открытий Левенгука кажутся примитивными. Но надо помнить, что в те годы многие исследователи имели в своем распоряжении лишь грубые ручные лупы. Если бы Левенгук постоянно не совершенствовал свои лупы, то он вряд ли смог рассмотреть объект меньше сырного клеща.

Рассматривание пчелиных жал, волосков и прочего было только подготовкой к великому дню. В этот знаменательный день Левенгук посмотрел через свою миниатюрную, оправленную в золото линзу на каплю дождевой воды. Кому кроме этого пытливого человека могла прийти мысль направить свою линзу на каплю прозрачной воды? Что могло быть в ней кроме воды?

Однажды в лаборатории дочь Левенгука наблюдала, как отец взял маленькую стеклянную трубку, накалил ее докрасна и вытянул в тонкий волосок. Что будет делать отец с этой волосяной стеклянной трубочкой?

Левенгук поломал трубочку на мелкие части, вышел в сад и наклонился над глиняным горшком с дождевой водой. Через некоторое время он возвратился в лабораторию и насадил тончайшую стеклянную трубочку на иглу микроскопа. Прищурившись, он стал смотреть через линзу.

Вдруг раздался громкий, взволнованный голос Левенгука:

— Поди сюда! Скорей! В дождевой воде маленькие животные! Они плавают! Они играют! Они в тысячу раз меньше любого существа, которое мы можем видеть простым глазом. Смотри!! Ты видишь?

Так, Антоний Левенгук открыл новый, неведомый ранее, фантастический мир мельчайших существ. Совершенно незримые и не известные никому от начала времен они жили в капле воды. Это были своего рода звери, в продолжение веков терзавшие и истреблявшие целые поколения людей, которые в десять миллионов раз крупнее их самих. Это были существа более ужасные, чем огнедышащие драконы и чудовищные многоголовые гидры. Это были тайные убийцы, губившие детей в теплых люльках и королей в защищенных дворцах. Это был невидимый, скрытый, но неумолимо жестокий, а порою и дружественный мир. Левенгук заглянул в этот мир первым! Это был великий день Антония Левенгука.

Трудно представить восторженное, близкое к обмороку состояние простодушного голландца, первым увидевшего невинно резвящихся «ничтожных зверюшек». Так окрестил их Левенгук. Эти животные были ничтожно малы. И были слишком странными для того, чтобы можно было поверить в их подлинное существование.

Левенгук снова и снова смотрел на «ничтожных зверюшек». Он смотрел до тех пор, пока его пальцы, сжимавшие микроскоп, не сводило судорогой, а глаза не наполнялись жгучей влагой, появлявшейся при долгом напряжении зрения. Нет, это не обман. Вот они опять, и не только одна порода этих маленьких созданий. Вот и другие, покрупнее. Они движутся с большим проворством, потому что снабжены множеством тонких ножек. О, да тут есть еще и третий сорт. А вот и четвертый. Эти уж настолько крошечные, что трудно разглядеть их форму. Но они живые! Они плавают взад и вперед, покрывая большие расстояния в этом мире водяной капли, заключенной в маленькую трубочку. Что за ловкие создания!

«Они останавливаются, остаются на момент неподвижными, потом начинают быстро вращаться наподобие волчка, и их окружность не больше окружности мельчайшей песчинки», — писал Антоний Левенгук.

Откуда взялись в дождевой воде эти маленькие проворные чужестранцы? Упали ли они вместе с нею из облаков? Может, они залезли в воду с земли по стенке горшка?

«Я проведу новый опыт», — подумал Левенгук.

Он вымыл и хорошенько вытер винный стакан, наполнил его водой под стоком желоба на крыше. Из стакана Левенгук набрал крошечную каплю воды в стеклянную трубочку и поместил ее под линзу микроскопа. «Да, они здесь, эти ничтожные зверюшки. Они существуют даже в совершенно свежей дождевой воде». Впрочем, это еще ничего не доказывает. Зверюшки могли жить в желобе и быть смыты оттуда водой.

Левенгук взял большое «покрытое голубой глазурью» фарфоровое блюдо, чисто вымыл его и вышел под дождь. Он поставил блюдо на высокий ящик, чтобы грязь не попала на блюдо вместе с дождем. Первую воду он вылил, чтобы вымыть блюдо еще чище. Потом Левенгук осторожно набрал капельку воды в одну из тончайших трубочек и отправился с ней в лабораторию. Он посмотрел в микроскоп. «Да, доказано! В воде нет ни одного из маленьких созданий! Они не падают с неба!»

Но Левенгук сохранил дождевую воду. Час за часом, день за днем он рассматривал ее через микроскоп и на четвертый день увидел, что крошечные зверьки начинают появляться в воде вместе с пылинками и маленькими льняными волоконцами.

Левенгук был «великим скептиком». Трудно представить человека, который бы подвергал свои суждения такому же суровому контролю здравого смысла, как это делал Левенгук!

Написал ли он Королевскому обществу о том, что открыл новый, невидимый ранее мир живых существ? Нет! К чему спешить! Левенгук наводил линзу микроскопа на воду, выдержанную в закрытом помещении лаборатории; на воду из горшка, поставленного на самой верхушке дома; на воду из не особенно чистых каналов города Дельфта, а также на воду из глубокого холодного колодца в собственном саду. И повсюду находил зверьков. Ему никогда не надоедало смотреть, как «они оживленно вьются друг около друга, точно куча москитов в воздухе». Открытые Левенгуком существа были поразительны. Но этого ему было недостаточно. Упрямый голландец старался рассмотреть их поближе и уловить между ними причинную связь.

«От чего зависит острый вкус перца?» — задал однажды себе вопрос Левенгук. Подумав, высказал догадку: «Должно быть, на перчинках есть маленькие невидимые шипы, которые колют язык, когда ешь перец».

Существуют ли в действительности эти шипы? Левенгук начал возиться с сухим перцем. Он чихал и потел, но ему никак не удавалось получить такую маленькую перчинку, чтобы ее можно было поместить под микроскоп.

Левенгук положил перец на несколько недель в воду, чтобы он размяк. И только тогда с помощью двух тонких иголочек ему удалось отщепить крошечную, почти невидимую частицу перца и всосать ее вместе с каплей воды в свою тончайшую стеклянную трубочку.

Левенгук посмотрел в микроскоп. Там было нечто такое, что ошеломило даже этого смелого человека. Предполагаемые шипы на перчинках были сразу забыты. С захватывающим любопытством маленького мальчика он не отрываясь смотрел на потешное зрелище: «невероятное количество крошечных животных всевозможных пород быстро металось взад и вперед, из стороны в сторону и по всем направлениям». Так, Левенгук наткнулся на великолепный способ разведения маленьких «зверьков».

Вот теперь он может написать об увиденном в Королевское общество. В простых, безыскусственных выражениях Левенгук описал свое изумление. Красивым и крупным почерком он писал о том, что миллионы маленьких животных можно сложить в одну большую песчинку. Рассказал, что в одной капле перечного настоя, где животные быстро растут и размножаются, их содержится более 2 млн 700 тыс.

Левенгук отправил сообщение в Англию. Оно было прочитано в высоком собрании ученых и вызвало много шума. Как! Голландец говорит, что открыл таких маленьких животных, которых в одной капле воды помещается столько, сколько народа в их стране? Вздор!

Но некоторые из членов собрания не смеялись. Левенгук всегда отличался точностью. Все, о чем он писал, оказывалось вполне правильным. И голландцу был отправлен ответ с просьбой подробно сообщить, как он устроил свой микроскоп, и объяснить свои методы исследования.

Получив письмо, Левенгук оскорбился. Пусть земляки из родного города Дельфта смеются над ним сколько угодно — это неважно. Но Королевское общество… А он–то думал, что они настоящие философы! Что ж, описать ученым все подробно или хранить отныне все открытия про себя? «Сколько я работал и мучился, пока не научился смотреть в этот мир таинственных вещей. Сколько я перенес насмешек и зубоскальства от разных дураков, прежде чем усовершенствовал свой микроскоп и свои способы исследования!». Левенгук знал, что ученые из Королевского общества будут корпеть и стараться, чтобы опровергнуть существование его маленьких животных, точно так же, как он старался их открыть. Он был очень задет письмом из Королевского общества.

Левенгук ответил ученым длинным письмом. В нем он рассказал об инфузории (одной из сувоек), найденной им в стоячей воде. Письмо прочитали, и вновь ему не поверили: никто из англичан–микроскопистов не смог увидеть в свои плохонькие микроскопы описанных Левенгуком крошек. Уже порешили было, что голландец–любитель ошибся (а некоторые уверяли, что он обманщик), как на заседании 15 ноября 1677 г. президент Королевского общества Роберт Гук заявил, что ему удалось обзавестись наилучшим микроскопом и что при помощи его он разглядел в перечном настое множество мельчайших существ, живых и сложно устроенных. Впечатление от этого заявления было столь велико, что чинные мужи устроили настоящую толкучку возле гуковского микроскопа — всякому хотелось поскорее увидеть новый мир. Не забывайте, что девиз Королевского общества: «Не верь словам», а потому Гук — президентское звание обязывало — явился на заседание с микроскопом, чтобы быть верным этому девизу и «показать на деле». Составили особый протокол, его подписали Гук, Неэмия Грью (знаменитый ботаник и микроскопист тех времен) и другие не менее почтенные лица. Факт существования микроскопически малых живых существ был установлен твердо: подписанный протокол был тому достаточной порукой.

Это был день славы Левенгука. Спустя некоторое время Королевское общество приняло его в свои члены и прислало пышный членский диплом в серебряной шкатулке, с гербом общества на крышке.

«Я буду верно служить вам до конца своей жизни», — ответил Королевскому обществу Левенгук. Он держал свое слово и не переставая снабжал членов Королевского общества оригинальной смесью простодушной болтовни и научных открытий до конца жизни.

Но послать в Англию свой микроскоп! Нет! Ни за что на свете! Левенгуку очень жаль, но пока жив, он не может этого сделать. Королевское общество дошло до того, что командировало к нему одного из своих членов, доктора Молинэ. Он предлагал Левенгуку за микроскоп круглую сумму денег. Молинэ был уверен, что Левенгук уступит хотя бы один из микроскопов: в его лаборатории их стоят сотни. Нет!

Может быть, джентльмену из Королевского общества угодно что–нибудь посмотреть? Вот здесь, в бутылке, находятся в высшей степени интересные зародыши устриц, а здесь — замечательно проворные маленькие животные. И голландец приготовил для англичанина свои линзы, косясь в то же время одним глазом, как бы этот высокопочтенный посетитель к чему–нибудь не прикоснулся или чего–нибудь не стянул.

— Ваши инструменты изумительны! — восклицал Молинэ. — Они показывают в тысячу раз яснее, чем лучшие линзы у нас, в Англии!

— Как бы мне хотелось, сэр, — сказал Левенгук, — показать вам лучший из своих микроскопов и продемонстрировать свой особый метод наблюдения, но я держу это про себя и не показываю никому — даже членам своей семьи.

…Шли годы. Левенгук по–прежнему торговал в своей небольшой мануфактурной лавке и следил за тем, чтобы полы в ратуше были чисто выметены. Он становился все более угрюмым и подозрительным, все больше и больше времени проводил за своими микроскопами и сделал массу новых поразительных открытий.

Время шло, и мало–помалу о Левенгуке узнала вся Европа. Петр Великий приезжал из России засвидетельствовать ему свое уважение. Английская королева совершила путешествие в Дельфт исключительно для того, чтобы посмотреть в его микроскопы.

Антоний Левенгук разоблачил множество суеверий и наряду с Исааком Ньютоном и Робертом Бойлем стал одним из самых уважаемых членов Королевского общества. Но все эти почести не могли вскружить голову Левенгуку: он и сам был достаточно высокого мнения о себе. И все же безграничное самомнение Левенгука уравновешивалось таким же бесконечным смирением, когда он думал о великой тайне, окружавшей его и все человечество.

«Я отнюдь не намерен упрямо носиться со своими идеями и всегда готов от них отказаться, если для этого представляются достаточно солидные основания. Подобный образ действий я считаю для себя единственно правильным, поскольку моей целью является познать истину в тех пределах, в каких я в состоянии ее охватить. И с помощью того небольшого таланта, который мне дан, я стараюсь лишь вырвать мир из власти старых, языческих суеверий и направить его на путь знания и истины».

Левенгук был поразительно здоровым человеком. В восемьдесят лет его рука лишь чуть заметно дрожала, когда он придерживал микроскоп, показывая своих маленьких зверюшек.

Он был прекрасным демонстратором. Левенгуку очень нравилось слышать ахи и охи людей, главным образом ученых, которым он разрешал рассматривать свой еле видимый фантастический мир.

Но Левенгук не был учителем. «Я никого никогда не учил, — писал он знаменитому философу Лейбницу, — потому что, если бы я стал учить одного, мне пришлось бы учить и других … Мне пришлось бы отдать себя в рабство, а я хочу оставаться свободным человеком». «Но искусство шлифования линз и наблюдения над открытыми вами маленькими созданиями исчезнут с лица земли, если вы не будете обучать ему молодых людей», — ответил Лейбниц.

«Профессора и студенты Лейденского университета уже много лет тому назад были заинтересованы моими открытиями; они наняли себе трех шлифовальщиков линз для того, чтобы они обучали студентов. А что из этого вышло? — писал в ответ упрямый голландец. — Насколько я могу судить, ровно ничего, потому что конечной целью всех этих курсов является или приобретение денег посредством знания, или погоня за славой с выставлением напоказ своей учености, а эти вещи не имеют ничего общего с открытием сокровенных тайн природы.»

В 1723 г., лежа на смертном одре в возрасте девяноста одного года, Левенгук послал за своим другом Гугли. Он не мог уже поднять руки. Когда–то блестящие глаза Левенгука были подернуты мутной пеленой. Он еле слышно прошептал:

— Гугли, друг мой … будь так добр перевести … эти два письма на столе … на латинский язык … Пошли их в Лондон … Королевскому обществу…

Отправляя эти последние письма, Гугли сделал к ним следующую приписку: «Я посылаю вам, ученые милорды, этот последний дар моего покойного друга в надежде, что вам приятно будет услышать его заключительное слово».

1. Жизнь животных. Т.1 / Под ред. Ю. И.Полянского. — М.: Просвещение, 1987.

2. Крюи Поль де. Охотники за микробами / Пер. с а нгл. О. Червонского. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001.

3. Плавильщиков Н. Н. Очерки по истории зоологии. — М.: Учпедгиз, 1941.

«Биология для школьников». — 2015. — № 3. — С. 18–25.