В попытке объяснить, понять, представить окружающую нас Вселенную, люди делают, выносят и выдвигают предположения. Затем, в попытках истолковать сформулированные предположения, человек прибегает к тем инструментам и процедурам, которые возникали и формировались в течение относительной эволюции, в проявленном определённом многообразии человеческой жизни. Фундаментальная последовательность пространства наук – математики, физики, химии, философии, астрономии, географии, экологии, биологии – сходится к познанию природы явлений. Сопоставление с реальностью происходит через цифру, цвет, формулу, фигуру, весы, циркуль, наугольник. Мы же предлагаем мысль, опосредованную через букву, слово, предложение и, наконец, эту книгу. Эксперимент над образцом: Что мы? Для чего мы? Что вокруг нас? Из чего всё? Зачем так, а не иначе?
This cover from photo
https://unsplash.com/@xandtor
БУРКИН ДМИТРИЙ
ПРЕДИСЛОВИЕ
А всегда ли, та искренняя правда, которую мы говорим, эта та правда, на которую мы способны?
Если Вы, чего–то здесь не обнаружили, это не значит, что здесь этого не хватает…
Умеренность в подходе, может быть только, если есть другая альтернатива.
Тот, кто не знает «истины» – того, «истина» оставит там, где её нет.
Ведь этот разговор о таинственном «прошлом», где вообще–то люди тоже говорили о загадочном «прошлом», где также люди говорили о неизвестном «прошлом» – ожесточённо продолжается на всех дискуссионных площадках.
К сожалению, «правда прошлого» будет такой, о которой скажут завтра, потому, что «завтра» возможность говорить будет у того, кто не умер вчера
Незнание большинства освобождает от ответственности знающее меньшинство
Иногда цена «слова» настолько велика, что не хватит в мире важных «поступков», уровнять его на весах.
Поражённые умы, поддались слабости «стадного рефлекса», первоинстинкта – «вырваться на свободу», забыв, что только невежество позволяет чувствовать «себя» безвольным.
Нет ничего страшнее, чем узнать о своей «свободе».
Русским может стать любой добрый и честный человек, но самое трагичное для русского, что «им» можно прекратить быть навсегда – лишь однажды поправ честь и правду.
На круглой земле нет первых и вторых, есть только «Тот», кто раньше или «Тот», кто позже…
Что может не случиться в мире, который, уже случился?
Ты правдив в мире, где, у правды есть возможность выбрать сторону, а это уникально…
От того, что ты настолько бесполезен, ты настолько бесценен!
Глава I: НАЧАЛО, ТАК ИЛИ ИНАЧЕ
В этой истории есть сказка
Часть 1. Происхождение Вселенной
Какой–то старый хриплый «Голос» пытается вызвать «Вас» на разговор, он словно скребётся в закрытую дверь. «Голос», который «Вы» слышите, находится где–то рядом. Неожиданно «Вас» озаряет удивительная мысль: оказывается, «Вы» не можете отказаться его слушать. Оглянувшись по сторонам, «Вы» обнаруживаете, что у голоса нет рассказчика. Подумав ещё секунду, «Вы» начинаете понимать, что странный и непонятно о чём говорящий «Голос», оказывается, принадлежит «Вам»:
– Вселенная представляет собой необъятное пространство, которое невозможно вообразить, нарисовать, увидеть, почувствовать, понять посредством нашего материального естества.
«Голос» становится всё громче. «Вы» с нескрываемым интересом вслушиваетесь и пытаетесь понять, что ему от «Вас» нужно?
– Как ты представляешь себя в этом пространстве? Какова твоя роль в этой бесконечности? В чём смысл твоего существования?
«Голос» вновь и вновь пытается вызвать «Вас» на разговор, задавая бессмысленные, на первый взгляд, вопросы. Эти безжалостные попытки, ждущие ответа, для «Вас» не имеют никакого смысла. «Вы» не знаете ответ. У «Вас» нет права отвечать за то, чем «Вы» не являетесь.
– Кто ты? Кто я? Зачем ты здесь? Эти вопросы заведомо вызывают у «Вас» раздражение.
«Вы» начинаете дергаться. Проходит несколько секунд. Всего лишь несколько секунд… А ведь это то самое время, в момент которого «Вы» «попытались»! Это то время, когда «Вы» смогли задать правильные вопросы, это то время, когда вопрос имеет смысл… Вопрос не имеет смысла, когда на него есть ответ, являющийся причиной вопроса.
– Стоп! Я – это я! Что за глупости? Какова моя роль?.. Как это, кто я? После этих бессмысленных секундных рассуждений «Вам» на помощь приходят собственная личность, жизненный опыт и воспоминания, позволяющие обрести патент на тот ответ, который позволен. Последние химические реакции детерминируют миропонимание, сидящее в «Вас», на генном уровне, и проявляющееся в каждом вздохе, в каждом пойманном взглядом оттенке цвета, в каждом съеденном продукте, в каждом естественном прикосновении к объективности, называемой реальностью. Познание дает право выбора, делает жизнь непредсказуемой, безропотно по какимм–то немыслимым причинам осуществляет процесс получения действительности. Но так ли это очевидно? «Ваше» право на ответ заканчивается там, где начинается претензия на правильный вопрос, – в этом и есть суть смысла вашей жизни. После нескольких мучительных мгновений правды Вы начинаете думать: «Так именно в этом заключается суть неправды и поиска ответов на вопросы, задаваемые якобы объективно–познаваемой реальностью?». И тут мозг вновь начинает сводить воедино несчётное количество жизненных факторов, влияющих на формирование вашей личности, рождая ответы на поставленные вопросы. «Рыба не может увидеть то, что видит орёл; черепаха не может бежать как зебра – «рождённый ползать – летать не может». А человек не может подумать о том, чего не видел; не может бежать быстрее своих возможностей; не может думать о том, чего не знает. Человек может думать только с позиции своего «Я». Но вот зависит ли «возможность» от индивида? Является ли «знание» человеческим продуктом? Своим «бегом» мы хоть что–нибудь вокруг вынуждаем дать нам вероятность причины? Вдруг рассудок не в нас? А предоставление «возможности» что–то знать лишь провоцирует нас понимать…
Мы все думаем по–разному. Попытайтесь представить размышления по интересующим нас вопросам с позиции разных, но в целом одинаково разносторонних людей. Нас интересует ответ человека, считающего себя умнее тех, кто был до него; умнее тех, кто будет; умнее тех, кто есть сейчас…
Итак, перед нами «скептик» средних лет, где–то до сорока, проживший сложный период нашей истории, возможно, атеист, ну, или верующий в меру своей духовности, работающий в некрупной по размеру фирме по продаже мебели. Он второй помощник первого зама директора, обеспечивающий стабильный документооборот. Он трудится, не сказать, чтоб и много, но и не мало. В его семье несколько детей разного возраста и жена, которая работает в продуктовом магазине. Планы на жизнь этого человека могут быть разнообразны. В основном они сводятся либо к зарабатыванию денег для обеспечения своего благосостояния, либо к продвижению по карьерной лестнице, в зависимости от того, насколько достала его эта работа. Но главным всё равно остаются деньги. Для чего они ему нужны? Казалось бы, глупый вопрос, но мы рассмотрим его поподробнее. Это позволит нам прочувствовать сегмент человеческой встроенности в искусственный коридор, якобы не выдуманной модели поведения.
Деньги нужны для покупки еды и горячительных напитков; для оплаты коммуникаций; для обустройства жилища; для приобретения квартиры, дома, машины, одежды; для покупки туров на отдых, подарков своим близким; для оплаты телевидения, интернета, телефона; для подати, будь то в религиозные учреждения или на улице нуждающимся.
Итак, за деньги этот скептик старается приобрести уважение, оказывая помощь детям, нуждающимся в операции, давая взаймы, жертвуя в благотворительные фонды. Таким образом, получается, что деньги настолько интегрированы в жизнь «2–го помощника 1–го зама», что дают ему чувство комфорта и эмоциональной стабильности в окружающей реальности, обеспечивают нигилисту избранность и открывают путь развития с безусловным вкусом жизни. Можно сказать, что деньги похожи на «соль». Мы можем кушать множество разных продуктов, предвкушая разновкусие, но без соли они не имеют своих вкусовых особенностей. Соль дает продуктам их неповторимость, соль – это тот связующий элемент, который дает нам возможность насладиться той или иной едой. Вот так и деньги дают нашему герою возможность почувствовать себя самым умным, они дают ему даже веру в то, что за подати он получит слова искренней благодарности. Да что там вера! Наш реалист–скептик считает, что за деньги он в определённой мере получает любовь. Весь внутренний мир такого человека чётко выстраивает и прививает рамки его Вселенной. Мозг детерминирует представления о ней и специфицирует значимое место нахождения, тем самым вычерчивает суть обычной человеческой жизни.
И тут мы возвращаемся к нашему вопросу и задаём его внутреннему голосу такого человека:
«…Как понять, какая она Вселенная? Что мы в ней?..»
Ответы такого «самого умного» человека могут быть разными, и в то же время примерно одинаковыми:
«…Зачем ты меня спрашиваешь об этих глупостях, если сам не знаешь?»
«Тебе больше не о чем подумать?»
«Пойди лучше и займись делом! Чем–нибудь нужным»
«Бог создал всё!»
«Блин, в машине масло нужно поменять!»
«Спустись с небес на землю!»
«Займись чем–нибудь реальным!»
«У интернета спроси!»
«Любой поисковик знает всё!»
«Ну, с точки зрения теории…»
«Наука в скором времени разберётся!» – и так далее…
Таких ответов может быть гораздо больше, и они будут всегда разными, а, по сути, сводятся к тому, что человек не может выпрыгнуть из себя и вообразить то, что неподвластно его органам чувств и представлениям.
Человек есть порождение себя. Его суть – это выбор при действиях. Нет ни обстоятельств, ни случайностей, нет разности происходящего в нас. Есть совершенно справедливый мир для всех. Если мы что–то ищем, чувствуем, видим, едим, слушаем – это значит, что мы этого захотели, нет никакой случайности в наших действиях. Если мы делаем «это» – значит нам «это» нужно. Всё остальное – предсуществующее и последующее нашему пониманию – лишь попытки оправдать себя. На самом деле мы не познаём, а ежесекундно создаём нашу реальность из квинтэссенции возможного опыта, созданного как вынужденный ресурс. Познают и отражают мир рецепторы и мозг, а наши потребности «интересуются», насколько это хорошо или плохо, сладко или горько, холодно или жарко, больно или не больно, приятно или неприятно и так далее.
Мы можем брать абсолютно разных людей и задавать им те же самые вопросы, их ответ не удивит нас. Но прежде чем ваш внутренний голос погрузится в мир, сотворённый в этой истории, нам необходимо понять одну вещь: «Вы» не можете понять то, что не укладывается в «Ваше» естество, и тут главное – «Вы». «Вы» транслятор. Если «Вы» не подумаете о чём–либо, этого не произойдёт. И наконец, из этого следует феноменальный вопрос: «Если бы «Вы» не отражали реальность, существовала бы она?»…
Первичен тот, кто об «этом» подумал: абсолют нужен там, где бесконечность причин – ловушка лишь для того, кто хочет остаться в поле условий свободы.
Время демона начнётся тогда,
когда все всё понимают,
а сделать ничего не могут.
Великое событие, произошедшее до времени, до расстояний, до объёмов, до планет, до галактик, до света, до тьмы, до окраски миров в разные цвета, до радости, до боли, до белого и чёрного. Произошло то, что это впервые представил Инродверг – Великий Разум. Невообразимое количество совершенно невероятных мыслей в одно мгновение обуревали им, тем самым создавая то, что он представлял. Это было похоже на безумие, но источником был он. Не было никого, но уже была возможность для всех…
Ещё один таинственный и незакономерный случай, произошедший в начале времен, обусловил ход течения всех удивительных событий, происходивших в дальнейшем на бесконечном и всё время расширяющемся пространстве Вселенной. Этот так называемый «случай двух противоположностей» предопределил ту ситуацию, когда всё во Вселенной получило свой антипод: «хорошо» держало за руку «плохо», «белое» не было бы видно без «чёрного», «добро» не нашло бы смысл без «зла»; звук не был бы слышен без тишины. Этот случай был словно насмешка Великого разума, который тем самым вложил смысл в то, что он создал. Но как мы знаем, каждый случай есть обратная сторона закономерности. Множественность, разность и большая противоположность сотворённой Инродвергом жизни, разбросанной им же на бесконечной территории космоса, привела к единственному на тот период виду взаимоотношений, называемых «войной». Нежелание слушать друг друга, а зачастую простое стремление защититься, обезопаситься, убрав тех, кто считались опасными, непонятными, чьи устои несли угрозу для выживания другой противоположности, приводили к жесточайшему противостоянию.
Страшным истребительным войнам до полного уничтожения не было видно конца. «Белый мир», ведомый пятью Праотцами пяти основных этносов «Доброго мира», видел правоту своего мира во всём. По легенде, первым сотворённым во Вселенной «белым существом» был Генрорд, являя собой первейшее дыхание Инродверга. Его мудрость и старшинство никем и никогда не оспаривались, он правил миром Аквиума. Его братья – Праотцы – также были сотворены «Всеобъемлющим взором». Все они имели противоположности среди представителей «чёрного мира», и эти семь прасуществ именовали себя «Чёрными богами».
Шла третья вселенская ночь от сотворения мира… Пространство расширялось, рождались новые молодые миры, которые со временем принимали одну из сторон праэтносов или уничтожались. Губительные поступки эталонных неразумных творений Великого разума привели к событиям, которые кардинально повлияли на весь ход истории мира, сотворённого Инродвергом.
Дэмо
Часть 2. Рождение легенды
Сектор Ксар–Ксар, планета Плиам, седьмое утро от сотворения Вселенной Великим Разумом.
Этот спокойный кусок пространства, образованный в постоянно расширяющейся Вселенной, был тихой заводью, до которого ещё не докатилось эхо большого побоища – первородно–плазменного пролития, которое словно быстро распространяющаяся эпидемия захватывала здоровые части одного единого организма, созданного Инродвергом.
Теплая, небольшая, но очень красивая планета Плиам беспечно кружила по чёрной бездне космического пространства, являя ему свою красоту. Этот яркий аметист представлял собой удивительную экосистему, в которой сосуществовало множество живых организмов. Жизнь на Плиаме всецело зависела от наделения и насыщения планеты светом от Рио. Яркий фиолетовый свет от объекта, напоминающего наше Солнце, был умеренный, создавая тем самым необычно отраженное свечение Плиама. Большой светящийся гигант на фоне небольшой планеты, на первый взгляд, являлся главной проблемой для жизни на ней. Но совершенно непонятные свойства Рио давали Плиаму не только подходящую среду для обитания, но и способствовали быстрой эволюции единственных разумных существ, обитающих там. Плиамцы были очень похожи на землян. Единственное отличие – радужная оболочка глаз: она была расширена и имела сиреневый оттенок, такой же, как у светила Рио. Глаза отражали свет, который они видели при рождении. Каждый плиамец не только душой принадлежал своей планете, но и был ей обязан своим взором. Этот народ, безусловно, принадлежал «белому миру» и относился к светлой стороне разделённой Вселенной. Их мышление вплеталось в единый клубок неотделимых ниточек, составляющих природу планеты, которая награждала Плиамцев невероятно красивыми видами окружающей среды, способствуя развитию их высокой духовности и позволяя мирно сосуществовать друг с другом. Эта гармония создавала особые благоприятные условия для жизни. Моря и океаны имели вид крупных разбросанных капель, которые словно после слепого дождя раскинулись по всей территории планеты. Удивительное восхищение вызывала прозрачно–сиреневая окраска воды. Многообразие животного мира на Плиаме естественным образом раскрашивало эту планету, раскрывая её целостное чудесное наполнение…
Но самыми яркими и уникальными из всех обитателей были птицы Шио – существа, принадлежащие светилу Рио. Поражал их размер, а красота восхищала взор. Величина такой птицы была под стать земному африканскому слону. По виду они напоминали цаплю с розово–сиреневым окрасом перьев, заряжающихся светом Рио. Их чудо–оперение обладало огромной силой. Плиамцы глубоко почитали Шио, считая их необъяснимые качества священными и уникальными. Этим птицам приписывались неординарные магические свойства: их появление в любом уголке планеты было предзнаменованием большой удачи. Само это слово «Шио» было окутано большим количеством мифов и легенд. Климат на этом сиреневом свете везде был одинаковым. Цикличности времён года не наблюдалось, зато на выпадение осадков в виде снега или дождя влияли птицы Шио. Смена погодных условий целиком и полностью зависела только от перемещения крупных стай этих птиц. Сильные плео–магнитные поля, исходящие от их крыльев, искажали пространство и вызывали изменения климата. Каждый плиамец отождествлял появление перелётных вестников с изменениями настроения души Рио. При этом никто никогда не мог понять, какую же погоду они принесут…
Равнина Ама широко раскинула свои владения по всей территории государства Амея, где преобладало большинство двух родов, рождённых под знаком Рио. Город Авео, улица Кирта, дом 24. Совершенно обычное строение, как и все остальные на этой улице, напоминающее полумесяц молочного цвета, прогнутый в сторону улицы. Лицевая сторона дома была полностью застеклена, крыша отсвечивала тёмно–зелёный глубокий оттенок и напоминала снежные сугробы, свисающие с гор. Фасадный газон был густо усеян пурпурной, коротко стриженой травой. Интерес вызывал и тот факт, что все дома, стоявшие по правой стороне улицы, где и находился интересующий нас дом, не имели между собой отгородок в виде заборов. Данное обстоятельство указывало на незапамятное происхождение квартала, а вновь переселяющиеся соседи сразу отгораживались невысоким забором. Из этого следует, что правая сторона улицы Кирта была заселена только старинными жителями, поселившимися там с момента её основания. В целом эти дома отличались только цветом крыш и ландшафтным дизайном. Окинув взглядом прилегающие окрестности, становится очевиден значимый философский принцип отличий между сторонами улиц – каждый незаселённый дом на левой стороне не имел крыши, а был накрыт обычным материалом, напоминающим брезент.
Авео – небольшой город, представляющий собой стационарную перевалочную базу. Нужно отметить, что почти все плиамские населённые пункты были небольшими и представляли собой родовые селения. Все жители планеты рождались под определёнными знаками общественной стратификации и были сильно привязаны к месту жизнедеятельности своего рода. Они искренне верили в то, что каждый род был сотворён для определённой цели. Такая, на первый взгляд, незамысловатая система содержала в себе чёткую неотъемлемую закономерность, проявляющуюся в наследственной предрасположенности к определённой деятельности. Рождённый под знаком труда плиамец мог в дальнейшем стать только тружеником и поселиться только в этих родовых общинах. В основном, большая часть населения этой планеты была рождена именно под знаком труда, который давал труженикам большой выбор разных рабочих профессий, и обычно дети выбирали мастерство своего отца. Но в случае рождения девочки вступал в силу древний традиционный порядок, понимание которого заставляет нас вспомнить о разном цвете крыш домов, которые, как мы помним, у каждой семьи разные. Всё дело в том, что плиамцы верили в Рио, наделявшее их жизненной силой. У появлявшихся на сиреневый свет мальчиков сила была спрятана очень глубоко, и поэтому оттенок ногтей у них был одного прозрачно–фиолетового тона. Девочки же рождались с разноцветным и ярким оттенком ногтей, демонстрирующим открытое проявление полной жизненной силы планеты Плиам в той или иной девушке.
Эти незамысловатые особенности проявления фенотипических признаков раскрывали философские значения течения жизни на этой планете, заключающиеся в том, что мальчики имели силу Рио, а девочки были в полной гармонии и равновесии с Плиамом. И вот для того чтобы каждый юноша полностью гармонизировался со своей планетой и обрёл свою полноценность, ему было жизненно необходимо найти свою девушку – свою половинку. По традиции, в качестве свадебного подарка молодой муж должен был сделать крышу семейного дома цветом оттенка ногтей своей суженой. Этот ритуал сигнализировал Рио о том, что жизненные силы новоиспечённого главы семейства стали полноценными, и он обрёл родство на этой планете в подаренном ему ещё одном цвете, ради которого нужно жить.
Свет Рио пробирался по улице Кирта – это рождался новый день. Необыкновенно наполненный и заряженный жизненной силой воздух крался по старому кварталу вместе со светом восходящего Рио. Он отвоевывал у уходящей ночи всё новые и новые территории проявляющегося пространства. Это прекрасное по своей красоте событие ознаменовало собой приход утра…
Вдруг непонятный громкий крик прорезал кристальную чистоту:
– Смэк! Смэк!
В этом возгласе чувствовалась раздражительность:
– Где ты? Просыпайся! – опять прокричал плиамец, стоявший у газона дома № 24.
Выглядел он внушительно: широкоплечий, рослый, с фактурным лицом, коротко стриженный. Весь его вид излучал встревоженность. Вступив босыми ногами на пурпурный газон, он небыстрой походкой направился к двери дома, лениво протирая заспанные глаза. Он явно только что проснулся. Смешные, приспущенные до бёдер тёмно–синие штаны с лямочками на ступнях указывали на спешку и острую необходимость кому–то что–то высказать. При передвижении его живот напоминал энергично колышущееся желе, подчёркивая неуклюжесть и нелепость всей ситуации. Хромой шаг свидетельствовал о травме, полученной недавно.
– Смэк! Ты слышишь меня? Смэк! Я не дам тебе спокойной жизни после вчерашнего! – орал сильно раздражённый плиамец. Но угрюмое лицо и нахмуренные рыжие брови делали его совершенно смешным. Приближаясь к дому соседа, он мысленно долбил в закрытую дверь и всё чаще бормотал себе под нос:
– Сейчас он узнает! Я ему всё скажу! Случайность?! Да какая это случайность!
До цели оставался один шаг… Вдруг дверь неожиданно распахнулась и прямо перед его носом как ни в чём не бывало появился Смэк. Мужчина являл собой само спокойствие, его будто бы вообще не волновала раздражённость соседа. Статная трудовая фигура хозяина дома всегда излучала силу и уверенность. В его могучей руке было блюдце с печеньками, по форме напоминающими птичек Шио. Печеньки издавали удивительный запах земной ванили с тонким вкраплением парного молока и тёртых лесных орешков. Кончиками огромных пальцев левой руки он очень аккуратно, чтобы не раздавить, держал почти доеденный крохотный кусочек этого лакомства. Очевидно, что сладость была изготовлена не для него, а для кого–то поменьше. Безумно приятный аромат этой выпечки, вырывавшийся из открытых дверей дома № 24, разлетелся практически на пол–улицы. Увидев Смэка, ворчащий плиамец стал раздражаться ещё сильнее, что незамедлительно отразилось на его угрюмом ощетиненном лице в виде непроизвольного подёргивания мимических лицевых мышц левого глаза. И, тем не менее, эта усугубляющаяся гримаса приобретала всё более потешный вид, так как изумительный запах печений, которые так любил наш разгневанный плиамец, способствовал тому, что мгновенно из его памяти улетучились раздражительность и тревога. Больше того, этот запах напрочь выбил из его головы весь набор жёстких фраз, приготовленных для хозяина дома, – все нелицеприятные обороты стремительно улетучились. В этот момент и без того комичное выражение лица непрошенного гостя стало похоже на умиляющуюся мордочку пятилетнего мальчика, увидевшего в магазине невообразимо бесчисленное множество самых разных удивительных, желаемых игрушек…
– Будешь печенько, Крамс? – с небольшой иронией в голосе произнёс Смэк, пытаясь придать ситуации абсолютную обыденность.
Оцепенение Крамса сменилось огромным желанием вкусить лакомство и насладиться ароматом восхитительно пахнувших печений. Пока в голове Крамса бурлил котёл с эмоциями, переживаниями, связанными с болью в ноге и попыткой вспомнить, что же он хотел сказать, крепкая рука Смэка приблизила тарелку с лакомством к его носу. В результате у совершенно обалдевшего плиамца окончательно смешались и запутались все мысли о предстоящей отместке и претензии к соседу. В этот неуловимый миг рука Крамса, повинуясь инстинкту, схватила печенье. Дальнейшие слова Смэка окончательно сняли напряжённость в запутанной ситуации:
– Заходи в дом, Крамс, там, на кухне, твой любимый свежевыжатый априксный сок. С этими печеньями вкус будет просто восхитительный.
И теперь уже совершенно удовлетворённый Крамс, жующий такое желанное печенье, покорно топал за Смэком.
Дом Смэка представлял собой полумесяц. По всей длине строения растянулся замысловато–изогнутый коридор, левый край которого врезался в кухню, правый венчала лестница–затейница, а по центру расположилась массивная двухстворчатая дверь, стерегущая вход в огромный гармонично стремящийся к кухне зал. В интерьере в основном преобладали изумрудные оттенки и даже раскинувшийся в коридоре ковёр напоминал зелёную шахматную доску. Любого вошедшего сюда больше всего восхищали поразительные витриноподобные стены, увешанные дорогими эксклюзивными мечами, щитами и декоративными подсвечниками. Эта своеобразная экспозиция свидетельствовала о том, что хозяин дома славился мастерством в работе с материалами, напоминающими земные металлы. Смэк своими руками творил разные удивительные вещицы. Процесс изготовления плиамских шедевров кузнечного искусства кардинально отличался от земных способов обработки. На Земле огнедышащая печь является главной героиней в процессе переговоров с металлом, а на Плиаме доменную функцию выполняет холод, под воздействием которого плиамские металлы становятся гибкими и позволяют себя преобразовывать.
Смэк неторопливым шагом направился в сторону зала, по дороге дожевывая последние печеньки и мурлыкая какую–то незаурядную мелодию. За ним молча плёлся обиженный сосед. По мере их приближения к кухне Крамс всё отчётливее понимал, что в ней кто–то что–то готовит. В то же время с другой стороны дома – со стороны лестницы–затейницы – донёсся сильный грохот. Обернувшись, он заметил быстро передвигающиеся маленькие стопы ребёнка, и сию секунду раздался громкий детский возглас:
– Дядя Крэмс! Дядя Крэмс! Привет!
Этот писклявый голосок сразу же развеселил Крэмса. Прошло ещё мгновение, и перед ним появилась прекрасная девочка–придумщица с невообразимой улыбкой и радужными, ярко светящимися от счастья глазками тёмно–сиреневого цвета. Распахнув свои объятия, ребёнок готовился прыгнуть к нему на руки.
– Мика, ты растёшь на глазах! Папа доделал тебе твой шатёр? – успел произнести Крэмс во время прыжка Мики в его объятия. Девочка в ту же секунду нахмурилась.
– Папа говорит, что ему некогда и что он доделает на следующей неделе.
Из кухни донёсся очень приятный женский голос:
– Этот папа может только всё ломать и делать больно, играя в свой любимый Стрижлог!
В тот же момент из зала раздался голос Смэка:
– Я всё слышу!
После этой словесной перепалки в проёме кухни появилась женщина с длинными русыми волосами. Она вытирала руки какой–то кухонной тряпкой и явно была чем–то встревожена.
– Здравствуй, Крэмс.
– Привет, Аайя.
– Как ты себя чувствуешь после вчерашнего матча? – с каким–то недвусмысленным сожалением спросила милая женщина.
– Было бы лучше, если бы не твой муж! – с явным негодованием, покачав головой, ответил Крэмс.
Аайя направилась в зал, проходя мимо Крэмса, который держал в руках ещё немного сонную, но радостную от встречи с дядей Крэмом Мику. Зайдя в зал, рассудительная мать, нахмурив брови, стала ещё более недовольной, увидев сидящего в кресле Смэка. Её муж со свойственным ему изяществом, закинув ноги на стол, медленно пролистывал свой любимый постер о рыбалке и с глубоким чувством удовлетворения поедал печеньки Шио. Такая нерукотворная сцена происходила практически каждое новое утро общей совместной жизни Аайи и Смэка, вызывая у неё уже даже не раздражение и не желание призвать Смэка к совести, а простую естественную инстинктивную реакцию – треснуть его чем–нибудь тяжёлым по голове, чтоб наконец–то его мозг усвоил – эти печеньки для всей семьи, и их надо кушать всем вместе. После этих гневных мыслей Аайя постаралась взять себя в руки. Тем не менее, её не покидал один забавный вопрос: «Как удается мужу каждое утро совершенно незаметно уводить у неё из–под носа этот поднос с невероятно вкусно пахнущей выпечкой?».
– Тебе не стыдно каждую неделю калечить своего лучшего друга, играя в этот бессмысленный, идиотский Стрижлог?!
Смэк безмолвствовал. Он делал вид, будто вообще ничего не услышал.
– Родной, я тебе говорю… Как тебе не стыдно?! Ведь ты хорошо знаешь, что эта нога у Крэмса и так больная!
Понимая, что Смэк начал прикидываться идиотом и делать отрешённый вид, изображая увлеченность чтением журнала, жена собралась демонстративно удалиться, но тут Смэк неожиданно заговорил:
– Любимая, я не могу найти свой носок. Ты не знаешь, где он?
Это был ещё один глупый и детский способ Смэка перевести стрелки. Аайя развернулась и пошла в кухню прямо к плите, где дозревала вторая порция печенья Шио. Крэмс с Микой последовали за ней.
Посередине кухни расположился воздушный прямоугольный стол с элегантными, вьющимися в разных направлениях ножками, придавая интерьеру особую лёгкость и утончённость. На этом шедевре дизайнерского изыска очень удобно расположился графин, наполненный свежим априксным соком. Всё это совершенно соответствовало чертам характера хозяйки дома, в которой сочетались тонкость, нежность, свежесть, лёгкость, благоразумие, изящество и чистота белого тона.
– Крэмс, подожди чуть–чуть, сейчас спустятся мальчики и мы все вместе будем завтракать.
В этот же момент из зала раздался крик Смэка:
– Свет мой, Рио! Где мой носок?
После чего он тут же добавил:
– Аайя, милая, почему печенки какие–то странно–кислые? Ты что, готовишь их по новому рецепту?
Медленно, доставая новую порцию выпечки из духовки, Аайя неприметно улыбнулась и с довольной интонацией в голосе ответила мужу:
– Любимый, эти необычные на вкус, но съеденные тобой столь хамским образом печеньки приведут тебя к твоему носку, находящемуся в туалете, и научат тебя терпению и уважению семейных традиций.
В ту же секунду кухню оглушил громкий смех Крэмса и тоненькое похихикивание Мики. Поставив поднос с благоухающим лакомством на стол, Аайя как ни в чём не бывало взяла из шкафчика лопатку и принялась выкладывать печеньки на тарелочки. Громкий крик и шумный топот предзнаменовал скорое появление старших детей. Словно торнадо, они неслись по лестнице, попутно успевая одеваться. Их спешка была обусловлена спором: кто какие места займёт за обеденным столом. Отталкивая брата, первым в кухню вбежал старший сын, а ему вослед летел крик младшего:
– Дэмо, папа обещал мне, что я сегодня буду сидеть посередине!
Промчавшись мимо Крэмса, Дэмо приплиамился на стул, который стоял посередине прямоугольного стола. С этого места через большую стеклянную стену открывался восхитительный обзор на улицу. В этот же миг парень поздоровался с Крэмсом:
– Здравствуйте, дядя Крэмс! Как ваше здоровье? Как нога?
Вопрос молодого плиамца заставил Крэмса задуматься о том, что Смэк каждую новую игру в Стрижлог, наверное, не случайно, применяет жесткие приемы в отношении него, дабы потом рассказать всем домашним и друзьям, как смешно корчится от боли Крэм. Он ещё не успел дать ответ на заданный вопрос, как Дэмо схватил графин со свежим априксным соком, наполнил стакан и осушил его до дна. После чего с такой же интенсивностью спросил у Аайи:
– Мам, почему папа так нахмуренно идёт к туалету?
Аайя продолжала расставлять по столу тарелки с печеньем. Крэм, держащий на руках ещё не вполне проснувшуюся, но мило улыбающуюся Мику, развернулся к двери. Вошёл младший сын с явно обиженным выражением лица, держась правой рукой за левое плечо.
– Знаешь, Тойй, если Дэмо продолжит хватать со стола еду раньше, чем ему разрешит мама, то его лицо с утра будет как у твоего папы.
Слова Крэма явно улучшили настроение Тойя.
Аайя уже заканчивала накрывать на стол и пригласила всех присаживаться, кому куда нравится. Единственной, у кого не было возможности выбрать себе отдельное место, была маленькая Мика. Её взяла на колени Аайя. Все принялись уплетать свежеиспеченные печеньки Шио и запивать утренним априксным соком. Спокойное вкушение кулинарного шедевра прервал громкий возглас Смэка, поднимающегося по лестнице:
– Аайя, где моя рабочая майка?
Промолчав, Аайя продолжила кормить Мику. Крэм взглянул на Дэмо каким–то оценивающим взглядом и сказал, повернув голову в сторону Аайи:
– Аайя, какой сильный парень вырос в вашей семье! Замечательный наследник фамилии Виндели–Корум.
Подумав секунду и снова посмотрев на Дэмо, он продолжил:
– Демо, когда тебе исполнится восемнадцать, у тебя будет возможность пройти отбор в основную команду «Пурпурной травы».
Эти слова были очень значимы для Дэмо, а такая неслучайная фраза Крэма представлялась актуальной для дальнейшего выбора судьбы юноши. Больше того, Дэмо четыре года ждал момента, когда ему исполнится восемнадцать, чтобы не быть заложником возрастных ограничений в лиге стрижлога, и, наконец, попытаться пробиться в команду, любимую отцом. Смэк являлся большим фанатом «Пурпурной травы», а если бы Дэмо попал туда, то для отца это было бы несказанным счастьем. Всё это крайне негативно воспринималось Аайей. Её немного насторожили слова Крэма и она сразу же вступила в диалог:
– Крэм, ваша глупая игра и постоянные мысли о ней моего сына мешают ему сосредоточиться на главном!..
В это время сверху спустился Смэк, одетый в рабочую форму. Сосед поблагодарил Аайю за вкуснейший завтрак и направился в коридор, где хозяин дома со свойственной ему рассеянностью что–то искал. Дэмо резко выскочил из–за стола и побежал за ним в коридор. Он успел услышать, как дядя Крэм говорит отцу:
– Смэк, у тебя прекрасный старший сын, он отлично сложен и ловок. Ты всю жизнь готовил его к тому, чтобы он стал отличным защитником своей семьи. Вы с Ааей воспитали сильного и доброго парня. Я видел его в деле – на тренировке школьной команды. Он отлично, нет, он превосходно бегает. Мальчик проворен и просто создан для большой игры. Его ждёт грандиозное и яркое будущее. Дай его мне! В конце второго круга Шио я еду в Аквидук. Как раз в это время «Пурпурная трава» будет проводить там подготовительный сбор к сезону. А ты знаешь, что тренер по физподготовке в команде – мой троюродный брат? Он может устроить Дэмо просмотр. Дай мальчику шанс. Дай. У него талант!
Лицо Смэка выразило всю массу чувств и мыслей, которые возникли в его голове. Как отец, он желал сыну счастья, понимая, что мальчик талантлив, но боялся отпустить. Кузнечных дел мастер любил своего первенца и лично тренировал ребёнка с самого раннего детства, стараясь развить в нём творчество, мудрость и особое понимания мира. Смэк по крупицам, без остатка передавал наследнику знания, делясь изюминками навыка родовой профессии.
В отце боролись разные желания: с одной стороны, он хотел, чтобы Дэмо пошёл по проторённому пути, с другой – понимал, что его сын – талантливый игрок в стрижлог. Играя в самую популярную игру высочайшего уровня, сын кузнеца мог навсегда изменить свой жизненный ареал обитания, так как в полюсе Трогера, где базировалась команда «Пурпурной травы», могли проживать только высокоодарённые и гениальные плиамцы.
Выбежав из кухни, Дэмо понял контекст слов дяди Крэма и очень вдохновился сказанным. Ведь это было главной мечтой юноши – играть в любимую игру, в любимой команде своего отца, стать узнаваемым не только в своём родном городе, но и по всей Амеи. Он дёрнулся к отцу: «Папа, пожалуйста, я очень хочу играть!».
Смэк отвернулся к двери, а Крэм, положив руку на плечо Дэмо, произнёс:
– Увидимся на работе, Смэк!
– Дэмо, не переживай так, и не думай об этом, просто больше тренируйся… Я думаю, что твой отец сделает правильный выбор. Жизнь не может давать неправильный путь…
Выйдя в дверь, всё так же неловко ковыляя и напевая какую–то быструю мелодию, он отправился к себе.
Смэк понимал, что пришло время для серьёзного разговора с сыном. До отъезда Крэма в Аквидук времени оставалось мало – всего девять Рио–дней. А через три Рио–дня наступало совершеннолетие Дэмо. Все эти события явно указывали на неотвратимость судьбоносного разговора. Смэк надел кепку и начал обуваться, будто не замечая стоящего рядом и изнывающего от нетерпения старшего сына. Обувшись, глава семьи сделал несколько шагов в направлении двери. Парень ловил взглядом каждое движение отца, надеясь получить от него хоть какие–нибудь объяснения. Пульс юноши учащался с каждым шагом кузнеца Смэка к двери. Наконец глава семейства остановился перед самой дверью и, не поворачивая головы, неуловимым движением скосив глаза в сторону Дэмо, произнёс:
– Сын, вечером нас ждёт серьёзный разговор.
Смэк вышел во двор и подошёл к своей машине. На планете Плиам автомобили были не быстроходны и работали от перьев птиц Шио, точнее от их нескончаемой энергии. Оперение птиц было своего рода вечным двигателем этой планеты, так как Шио регулярно насыщались энергией самого Рио. Естественно, плиамцы не убивали птиц ради энергии, а собирали перья этих великанов во время перелётов из одного места обитания в другое. В эти моменты Шио сбрасывали часть оперения. Перемещение больших стай происходило довольно редко – один раз в два годовых цикла. Из каждого пера плиамцы вытачивали цилиндрические энергетические стержни для моторов к собственным машинам. Естественная чистая энергия позволяла плиамцам жить в полной гармонии с природой, не нарушая ее целостности, оставаясь любимыми детьми своей планеты.
Дэмо с довольной улыбкой прибежал обратно на кухню. Аайя без слов всё поняла. От радости и улыбки на лице сына у неё защемило сердце. Тойй огорчился ещё больше, потому что хорошее настроение Дэмо порождало изящнейшие подколки в сторону брата. Обеспокоенная мать собрала со стола оставшееся печенье Шио в отдельные пакетики для сыновей, которые вот–вот должны были отправиться в школу. Тойй побежал наверх за учебниками. Дэмо прокричал ему вслед: «Возьми и мои!».
Тойй всегда воспринимал слова Дэмо как приказ. Его раздражала вредная лень старшего брата, который частенько пытался спихнуть любые мелкие дела Тоййю. Поэтому младшему брату всегда казалось, что любая мелкая просьба Дэмо была издёвкой над ним и несла в себе унизительный план притеснения. Но противостоять точечному глумлению он не мог, так как очень хотел попасть во взрослую команду школы по стрижлогу, где Дэмо был капитаном и обладал решающим голосом при выборе кандидатов в состав сборной.
На кухне назревал напряжённый разговор Дэмо с матерью, которая была очень недовольна желаниями сына. И тут совершенно бессознательно у Дэмо вырвалось:
– Мам, напротив достроили дом… Ты не знаешь, кто туда переезжает?
Переключившись с ноток нервных мыслей о Дэмо, Аайя посмотрела в сторону соседского дома напротив и произнесла:
– Вечером у нас появятся новые соседи. Но, судя по стремлениям твоей души, ты будешь знаком с ними совсем недолго.
Этот тонкий намек матери заставил Дэмо задуматься не только о себе, но и о своих близких. В его голове промелькнули тяжёлые мысли: «Как они будут справляться без него?». В эту секунду он почувствовал, что не сможет уехать без одобрения близких и родительского благословления. С уст юноши сорвалась только одна тревожная фраза:
– Мам, всё будет хорошо…
В кухню вбежал Тойй:
– Ну, что? Идём? А то опоздаем.
Дэмо развернулся в сторону Тоййя и направился в коридор, попутно успевая задеть брата за живое:
– Трусов и тех, кто боится чего–то, во взрослую команду по стрижлогу не берут… После этих слов, надменно усмехнувшись, Дэмо направился к выходу.
Это недвузначное замечание по поводу детской боязни спать одному было частым инструментом издёвок Дэмо. У Тоййя опять началась жёсткая непереносимость старшего братца, что мгновенно отразилось через стук в висках. Аайя, естественно, всё понимала. Она наблюдала эти подколы изо дня в день. Нежно обняв своего младшего сына, заботливая мать отдала ему пакетик с печеньем Шио и сказала:
– Тойй, твой брат любит тебя. Он всегда слишком торопится, не успевая заметить самого главного. Ты и он поймёте это позже. Беги, а то опоздаешь! Но сначала поцелуй Мику и передай нашему сорванцу этот пакет.
Мальчик любя поцеловал в лоб маленькую Мику и отправился вслед за Дэмо в школу, которая находилась недалеко от их дома – в конце улицы.
По пути к дому знаний Дэмо как обычно встретил своего лучшего друга детства, одноклассника и собрата по команде.
– Как ты, Скай? – прокричал Дэмо, виднеющемуся вдалеке парню, озорно подкидывающему круглый мяч для игры в стрижлог.
Позёвывая на месте, он ждал приближения Дэмо и Тоййя.
– Нормально, – более тихим голосом ответил темнокожий приятель уже практически подошедшему Дэмо.
Поприветствовав друг друга объятиями, они двинулись дальше в направлении школы, попутно подшучивая над Тоййем и обсуждая последние события.
– Дэмо, наша последняя игра за кубок школ региона снится мне во всех деталях, – с огромным эмоциональным всплеском говорил Скай.
– Да! Эту последнюю попытку я буду помнить всю жизнь, – так, общаясь и улыбаясь, юноши обменивались эмоциональными мнениями о недавно прошедшей финальной игре сезона.
Тойй с большим уважением и мизерной доброй завистью слушал разговор Дэмо и Скайя. Он хорошо понимал, что его брат навечно вписал своё имя в школьную историю, так как до него ни одна сборная прошлых времён не добивалась таких успехов, как нынешняя команда во главе с Дэмо.
Дальнейшие разговоры добрых друзей о предстоящем выпускном Тоййю были совсем неинтересны, поэтому он живо рванул вперед, чтобы не терять времени и не слушать престарелой болтовни.
– Дэмо, до выпускного осталось три дня. Пока ты тянешь с выбором, все девушки ждут, и это очень мешает другим парням пригласить хоть кого–нибудь.
– Ой, Скай! Да прекрати! – немного улыбнувшись, засмущался Дэмо.
– Нет–нет, друг! Ты же сам прекрасно знаешь, что девушки отписывают отвороты всем парням. Они будут это делать до тех пор, пока ты не определишься, с кем из них пойдёшь на выпускной?
Они оба начали смеяться, Дэмо кинул мяч в Скайя.
– Скай, ты преувеличиваешь.
– Это я–то преувеличиваю? Ты – звезда школы! Да и не только школы. Ты – самый завидный парень в нашем городе. Вспомни, когда ты занес победный мяч на финальной игре… В этот момент как минимумполстадиона девушек впали в эйфорию. Так что, поверь, все ждут, когда ты выберешь себе девушку.
– Ладно, Скай, всё будет. Обещаю.
Школы Амеи были немногочисленны и, по большому счёту, напоминали семьи, где все знали друг друга и учились поколение за поколением.
В родной школе Дэмо оставалось пережить ещё несколько счастливых событий, которые имели для него огромное эмоциональное значение. Уроков у выпускников уже почти не было, хотя младшие классы, отдавая дань формальностям, занимались по расписанию. В целом, дом знаний к этому моменту жил подготовкой к праздничному окончанию учебного цикла и выпускному балу.
Белые холодные колонны, стоявшие в ряд по обе стороны входа в школу, украшались учащимися среднего возраста нарядной мишурой разных цветов. По всем традициям, сложившимся у плиамцев Амеи, все школы в конце каждого цикла обучения кардинально меняли свой облик. Обитель знаний замирала в ожидании какого–то архиважного праздника, вскормленного в генах каждого ученика, воспитывающегося в школе.
Год за годом каждый ученик, начиная с самого маленького возраста, принимал участие в сотворении этой сказки. Не важно, большим или маленьким был его вклад – будь–то подрезание ленточек, подборка музыки, либо то, что совершил Дэмо с командой. Для каждого прощальный бал становился чем–то святым. Ученик с самого первого цикла своего обучения ждал своего часа, ждал своего выпускного. И лишь выпускники, словно короли бала, ничего не делали в последние шесть дней и семь ночей подготовки к балу. Они изо дня в день наслаждались своей значимостью в этом событии. Возвышенные эмоции оставались в памяти каждого из них на всю жизнь и передавались следующим поколениям детей. Школа для каждого плиамца ассоциировалась с родным домом, который был наполнен хорошими и позитивными эмоциями, питавшими добром всю будущую жизнь выпускника.
На волне всех этих благоприятных эмоций, общения с друзьями и учителями Дэмо было как–то немного не по себе. Он и так был слишком знаменит, а тут ещё его чрезмерная популярность, связанная с большими успехами в спорте – первой в истории существования школы победой в кубке регионов по стрижлогу. Всё это приводило молодого плиамца к немного неприятным чувствам, так как всеобщий праздник немыслимым образом превращался в день торжества вокруг одного. Естественно, такое передёргивание очень смущало скромного героя.
Подходил вечер. Шумные приготовления сходили на нет, и почти все ученики уже покинули школу. Оставались лишь некоторые выпускники с учителями, ответственными за проведение праздника. Суета последовательно сменялась особым шармом полутёмных коридоров школы. Только Дэмо не изменял своим правилам: он как всегда совершал последнюю пробежку по пустому и насыщенному свежим воздухом школьному стадиону. Эти последние дни в родной школе ярче обычного разукрашивали все эмоции юноши.
Сладкий воздух вечернего стадиона во время пробежки всегда помогал Дэмо лучше размышлять. Все мысли на тот момент были направлены на решение вопроса о том, с кем пойти на выпускной? Прокручивая в голове разные варианты, наматывая по стадиону один круг за другим, он настолько погрузился в себя и в свои мысли, что даже перестал чувствовать биение сердца, а ноги несли его без устали.
Парень был очень популярен не только в школе, но и во всём городе. Его внешние данные, смазливость строения черт лица, стеклянный уверенный взгляд вызывали симпатии. Ни одна из молодых девушек не оставалась равнодушной к нему. Вдобавок Дэмо был очень смел, напорист, всегда добивался, чего хотел. И только одна проблема вытекала из всех плюсов: Дэмо не был влюблён. Он ещё не встретил ту единственную, в которую бы по–настоящему влюбился и захотел остаться с ней раз и навсегда. Но времени найти ту самую у него не было. До бала оставались считанные дни. В принципе, он худо или бедно знал в городе всех девушек своего возраста либо имел определённо косвенное представление о той или иной леди.
– Кого же выбрать? Кого? Кого? Увы, я не знаю. Какая–то странная традиция! Ну почему именно парень должен кого–то приглашать? В моём случае было бы проще, чтобы за меня этот выбор сделал кто–нибудь другой. А если бы меня никто не пригласил, было бы ещё лучше… Может быть, позвать Майю?.. Нет–нет, мы с ней с первого цикла дружим! Это все равно, что позвать Скайя… Нет! Да и она это не так поймёт… А, может быть, позвать Ойрук?.. И что я ей скажу?.. Ойрук, пойдём со мной на выпускной, так как мне тяжело определиться. Ты мне, в принципе, безразлична, просто побудь со мной на выпускном, чтобы мои родители были довольны. Ты вроде с виду ничего так… Нет, это полный бред!.. А может дочка дяди Крэма – Залала? Точно, тогда папа будет очень доволен! Но тут простым походом на выпускной не обойдётся! Придётся жениться!.. Даааа, дела!..
Ничего толком не решив, Дэмо направился в душ, чтобы искупаться и смыть с себя бремя выбора. По пути ему встретился Скай с двумя одноклассниками. Они были веселы и очень живо беседовали. Их радость была обусловлена подготовкой к выпускному.
– Дэмо, ты идёшь домой? – улыбаясь, спросил Скай, положив руку на плечо другу.
– Нет, я ещё хочу принять душ.
– Ну, мы тебя подождём.
– Скай, мне надо подумать. А чтобы лучше поразмыслить, мне необходимо побыть одному. – Без обид! Ладно?
– О чём речь, мужик! Тебе действительно надо хорошо подумать!
Друг и не думал обижаться, он знал, какие мысли гложут Дэмо. В отличие от лучшего игрока школы, у Скайя с этим вопросом было всё в порядке – у него была любимая девушка, с которой он дружил уже два года и, судя по всему, их отношения должны были перейти в брак.
– Всё нормально, Дэмо, увидимся вечером, ну или завтра на сборе команды, где будем отбирать молодых игроков, которым предстоит продолжать наши традиции. Кстати, там будет пробоваться твой брат.
– Да, знаю, – опёршись на стенку рукой, ответил Дэмо.
– У тебя есть последний день поуправлять им и поприкалывться. Я не сомневаюсь: он обязательно попадёт в состав сборной. Паренёк по потенциалу не уступает тебе. Это у вас семейное.
Ребята заулыбались. Хитро прищурившись, с довольной улыбкой Скай рванул за одноклассниками. Дэмо знал, что брат хорошо играет, ведь они с отцом нещадно, не жалея сил, интенсивно тренировали Тоййя. Но со своим чувством юмора Дэмо ничего не мог поделать.
Рио плавно закатывалось за горизонт. Собрав свои вещи, Дэмо прощался со стенами школы, отдавая ей дань своего уважения. Беспечная прогулка по спокойным темным коридорам вызывала колоссальный эмоциональный всплеск воспоминаний обо всех прошедших циклах наивного школьного времени. Парень вышел из стен храма знаний, захватив с собой из спортзала мяч для стрижлога. После хорошей пробежки и горячего душа знаменитый выпускник чувствовал себя как на крыльях. Не спеша прогуливаясь в направлении дома, он со свойственной ему неформальностью изо всех сил подкидывал и подбивал мяч, попутно что–то пританцовывая. Не хотевший взрослеть юноша, подходя к дому, увидел, что в соседний недавно достроенный дом заканчивают заселяться какие–то плиамцы. Грузчики заносили последние предметы обихода. По мере приближения молодой плиамец наблюдал занятную картину знакомства Аайи с новыми соседями. Мать стояла посередине улицы с подносом своей фирменной выпечки, рядом с какой–то женщиной примерно такого же возраста. Они довольно оживлённо беседовали и негромко похихикивали. Из нового дома к ним направлялся какой–то мужчина, доедающий печенье Аайи. В целом картина указывала на то, что знакомство состоялось.
По всем гостеприимным действиям мамы Дэмо сразу понял, что это их новые соседи. Затем мысли о выборе спутницы на выпускной нахлынули с новой силой. С витающим выражением лица он направился к Аайи, чтобы поздороваться с новосёлами. Но маленькая Мика обнаружила его раньше, и с криком, похожим на писк, босиком по отцовскому пурпурному газону бросилась в объятия брата. Дэмо находился на расстоянии кивка и не успел открыть рот, чтобы произнести слова приветствия. В этот момент Аайя, развернувшись полубоком, жестом протянутой руки, словно приглашая его, произнесла:
– Вир, Орса, это мой старший сын Дэмо.
Витающий в своих фантазиях Дэмо с абсолютным безразличием и некой отрешённостью поприветствовал новых соседей.
Вир, на первый взгляд, показался Дэмо довольно забавным – он постоянно шутил. Его достаточно корректный юмор был всегда по делу. Это чувство такта выдавало в нём здравомыслящего плиамца с чистым сердцем и светлыми помыслами. От Орсы веяло прямотой ее взора, женственностью и глубоким уважением к каждому, с кем она хоть на секунду была знакома. Сквозь бесконечную тоску Дэмо все–таки нашёл в себе силы и смог здраво оценить новых соседей как очень добропорядочных людей. Он почувствовал единство между Виром и Орсой, которое создавало в этой семье особую тёплую атмосферу. Неожиданно для всех, включая и Дэмо, Вир предложил Аайи вечерний ужин у них дома, чтобы поближе познакомиться и лучше узнать друг друга. Предложение Вира было обусловлено и тем, что они не были знакомы со Смэком, который ещё не вернулся с работы.
– Аайя, мы всё равно к вечеру будем готовить праздничный ужин и, естественно, будем вас ждать.
Таким образом Вир давал соседям время на раздумье и, чтобы при положительном их решении успеть неспешно собраться к праздничному ужину. По озадаченному лицу Дэмо сосед понял, что юношу что–то гложет изнутри и это отталкивает его идти в гости. Не зная семьи Виндели–Корум и не понимая всех нюансов взаимоотношений, Вир не хотел давить на Аайю и тем более на Дэмо.
Парень очень хотел вечером поговорить с отцом о своём будущем. Он с нетерпением ждал положительного решения. Да и вопрос с девушкой на выпускной всё еще оставался открытым. Из–за этого в его мыслях был полный сумбур. Конечно, Дэмо как очень уважительный молодой плиамец не хотел отказывать такому добродушному соседу, как Вир лишь потому, что в этот момент в его личной жизни было слишком много вопросов. Аайя поблагодарила Вира за приглашение, пообещав обсудить со Смэком возможность посещения праздничного ужина у соседей.
Следующий эпизод, произошедший с Дэмо сразу после слов Аайи, полностью перевернул его заблудившиеся эмоции и мысли. Томная, сдерживающая уста горечь, которая не давала вымолвить ему ни слова, принялась отступать. Он мгновенно почувствовал легкость и уверенность в том, что одна из его задач была решена – желанная избранница найдена… Дэмо впервые влюбился.
Юноша с уверенностью мог сказать, что эта любовь была с первого взгляда, с первого момента. Время будто бы остановилось, когда он увидел выбежавшую из двери дома новых соседей молодую девушку. Старший сын Аайи запомнил этот миг во всех деталях, он отпечатался в его глазах словно самая лучшая фотография. Лёгкие жесты хрупкой, но такой уверенной руки девушки подарили ему надежду. Ее интересные жгучие волосы были чернее самой тёмной ночи, которую когда–либо видел Дэмо на Плиаме. По мере более детального «разглядывания» прекрасной молодой девушки ошеломительные волны впечатлений почти полностью захлестнули растерявшегося парня.
Её глаза очаровывали. В них бил бесконечный источник молодости и задора, они излучали жизненное счастье, а в простоте ощущалась глубокая рассудительность. Она пленила его радужным и нежным взглядом. Не успев опомниться, он услышал её голос:
– Тётя Аайя, Ваши печеньки восхитительны! Вы бы не могли поделиться своим секретом их приготовления.
При этом она продолжала приближаться к ним. Голос этой волнующей незнакомки, словно воздух, наполнял Дэмо жизненной силой. Аайя заметила обескураженность сына и его явную заинтересованность незнакомкой. Глубокие материнские инстинкты сразу подсказали ей, как можно обыграть появление этой девушки в свою пользу.
– Конечно, Лика, приходи ко мне почаще. У меня много кулинарных находок. Я буду очень рада поделиться ими с тобой.
Лика вприпрыжку подбежала к Аайи. Вир, приобняв дочь, представил её Дэмо:
– Знакомься, это Лика, моя дочь.
Опешивший, Дэмо поздоровался только секунд через двадцать. Орса тоже уловила трепетное дыхание юноши к своей дочери. Она была умной, мудрой женщиной и хорошо разбиралась в плиамцах. Её сканирующий взгляд сразу же распознал в Дэмо хорошую партию для её Лики.
– Аайя, постарайтесь прийти сегодня. Лика приготовит свой фирменный торт и вы сможете оценить её кулинарные способности.
Дочка с недоумением посмотрела на Орсу. Судя по всему, торта от Лики никто не ждал, да и фирменного лакомства она никогда не готовила. Атмосферу напряжённости и недопонимания между Ликой и Орсой разредил Вир, который в свойственной ему манере сказал:
– Итак, нам пора! Нам нужно заканчивать расстановку! Ждём вас вечером.
Вечер постепенно вступал в свои права и затягивал улицы Кирта тёмной пеленой. Домой вернулся Смэк. Он был немного уставшим, но не от работы, а от постоянных раздумий о том, как правильней и адекватней поговорить с сыном. В его голове уже было сформулировано мнение и готов ответ для Дэмо. Отец решил, что отпустит сына, но об этом ещё надо было сообщить Аайи и выстроить этот разговор так, чтобы любящая мать не сильно расстроилась. Её мнение и реакция могли повлиять на дальнейшие действия их ребёнка. Войдя в дом, Смэк не увидел спокойной и рассудительной обстановки, которая должна была преобладать в преддверии судьбоносных действий и решений. Окружающая атмосфера явно не способствовала серьёзному разговору. Глава семьи наблюдал очень сильное оживление. Все домашние суетились, бегали и полностью игнорировали его появление. Из всего этого Смэк понял, что его домочадцы куда–то собираются.
– Аайя, вы куда–то идёте?
Очевидно, решение идти в гости семьёй было уже сделано. Аайя спускалась вниз по лестнице с определённым планом в своей голове. Она чётко осознавала и понимала, что если Дэмо обретёт любовь возле родного дома, то его мысли о далёких краях, о бездуховном проживании в чужом роде, об игре в бесполезную, по её мнению, игру испарятся сами собой. Аайя приближалась к Смэку, который, словно незаметный призрак, пробравшись на кухню, пытался что–нибудь поесть. Она обняла мужа и попыталась объяснить, куда собирается его семья.
– Привет, любимый! У нас сегодня появились новые соседи, они пригласили нас в гости, и мы приняли их приглашение. Переодевайся, приходи в себя, мы скоро выходим.
Смэк был удивлён таким напором и решимостью своей супруги. Она очень редко брала на себя какие–либо полномочия по решению вопросов без обсуждения их со Смэком. Но всё же, если Аайя примерно в такой же форме брала на себя груз ответственности, то эти твёрдые намерения всегда носили судьбоносный характер.
Для Смэка этот поход в гости был определённо на руку в связи с тем, что разговор с сыном отодвигался на некоторый рассудительный срок. Он быстро отправился одеваться, но так, чтобы не сойтись с Дэмо. По пути ему встретился только младший, которому этот поход в гости был не по душе. Тойй, наверное, был единственным, кому этот «светский раут» был сильно «до фонаря». Больше всех радовалась маленькая Мика, которая просто обожала такого рода праздничную суету. Её любимое занятие в такие моменты заключалось в том, чтобы всячески всем мешать и крутиться перед зеркалом, надевая на себя всё, что можно было достать из маминого шкафа. Детское позёрство и примеривание уймы вещей доставляло потешной крохотульке невообразимое удовольствие.
Тойй был сам не свой от непонимания ситуации с Дэмо. Он, естественно, был в курсе влюблённости брата, который мигом превратился в утопичного романтика. Потенциальный кандидат в команду школы даже не понимал, какого Дэмо ему сложнее переносить: который постоянно над ним издевается и заставляет делать даже то, что отец самому ему говорил сделать «сто лет назад», или же «слюнявого» и витающего в облаках романтика. Он не знал, как скажется влюблённость Дэмо на его завтрашнем отборе. Вся непредсказуемость заключалась в том, что на «прошлого» брата можно было сколько угодно обижаться, но он бы не сделал слабый выбор и по–любому отобрал бы его. А новый – восторженный, припудренный любовной увлечённостью мечтатель – мог просто забыть и не прийти.
Аайя, маленькая Мика, Тойй и Дэмо уже выходили из дома, так как не смели опаздывать к новым соседям. Громкий крик Аайи оповестил Смэка, находящегося в доме, о том, что ему стоит поторопиться и догонять всех. Не спеша, будто имея задние мысли об отстающем Смэке, процессия двигалась к дому новых соседей. На пороге их уже встречал Вир. Они поздоровались и опять обнялись.
– Аайя, а где Смэк?
– Да он сейчас. Чуть–чуть мешкает, но это не порок – он всегда такой.
Сосед–юморист тут же предложил дождаться мужа Аайи, развлекая всех довольно–таки своеобразными, но смешными шуткам. Через несколько мгновений появился Смэк. Он быстрым шагом приближался к дому Вира, где все ждали только его. Вир помахал ему рукой, словно налаживая позитивные отношения между ними.
Дэмо трепетал перед новой встречей с Ликой. Хозяин предложил гостям войти в дом. Здесь их встречали дочери Орсы. Одну звали Сая – она была младше Лики и немногим моложе Тоййя. После состоявшегося знакомства Смэка с новыми соседями все были приглашены к богатому столу. Взгляд Дэмо неуклонно следовал за Ликой.
После непродолжительного праздничного ужина началось рекреативное общение. У Аайи с Орсой, как оказалось, было много похожих интересов. Вир очень быстро нашёл общий язык со Смэком. Мать предложила Лике показать Дэмо свою комнату, сделав это настолько неуловимо, что даже не дала им почувствовать себя неловко.
– Ну, пойдём! Комната… она там, – старшая дочь Орсы робким голосом пригласила Дэмо наверх.
Этот застенчивый голос отозвался в душе юноши неудержимой покорностью. Дэмо никогда и ничего не боялся, а тут, кроткий тихий голосок хрупкой и, безусловно, великолепной от природы девушки заставлял его коленки трястись от страха. Он шёл за ней не от уверенности, а от страха желания. Этой ситуацией не преминул воспользоваться Тойй. Видимо, в нём взыграли гены, плюс желание отомстить брату за все его многочисленные подколы:
– Дэмо, она такая красивая, что за ней идти страшно!
После этой, бьющей в самую цель, реплики Тойй громко рассмеялся и удрал в комнату, где Смэк и Вир увлечённо болтали о рыбалке.
Немногочисленные слова, изящные жесты, нежный голос и несравненная улыбка Лики казались Дэмо лучшими на всём Рио–свете. Такой приятный холодок посетил его впервые за всю жизнь. Следуя за ней по порожкам, он постоянно спотыкался. Во всех движениях молодого плиамца просматривалась растерянность, порождающая неуклюжесть. Лика потихоньку хихикала, а Дэмо при этом улыбался, сам не понимая почему, и этим ещё больше радовал её. В очередной раз, неловко споткнувшись о порожек, он ввалился в комнату Лики, чем вызвал очередное беспокойство хозяйки о здоровье гостя.
Оглядываясь по сторонам, он обратил внимание на преобладающие молочные тона окружающего помещения. Здесь было много мягких игрушек, которые органично сочетались с большим количеством книг. Весь этот интерьер указывал парню на то, что Лика – натура мягкая и умная. Неловкое молчание прервала ещё одна нелепая непроизвольная выходка Дэмо, возникшая после того, как он увидел интересную статуэтку, стоящую на тумбочке. Это была изящно выточенная птичка Шио, сделанная из хрупкого оперения таинственных вестников погоды. Желая хоть как–нибудь начать разговор, неудачным движением он попытался взять её и произнести речь о том, что эта фигурка похожа на те печеньки, что делает его мама. Не успев даже открыть рот, он услышал остережение. Лика быстро вскочила с кресла со словами:
– Нет! Не трогай! Положи! Она очень хрупкая!
Дэмо обронил фигурку на пол. В тот же миг она раскололась на две части. Жуткий страх повис в воздухе. По реакции Лики он сразу понял, что эта вещица была ей очень дорога. Резко нагнувшись, он хотел поднять обе части, но не успел. Ему досталась только одна половинка, другую подняла девушка. Юноша, задыхаясь, пытался оправдаться, но только и успел сказать:
– Прости, прости, пожалуйста! Я починю и она будет как новая.
Перебив и без того напуганного и зажатого Дэмо, Лика взяла себя в руки и со свойственной ей благородной мудростью, доставшейся от матери, сказала:
– Дэмо, не дёргайся, успокойся! Она уже разбилась. Оставь эту половинку себе. В нашей жизни нет места случайностям, если это случилось, так тому и быть. Мы были здесь вместе и в этом виноват не только ты. Оставь эту половинку себе как мой подарок. Она будет напоминать тебе о том, что мы каждую секунду несём ответственность не только за нас, но и за окружающий нас мир. А самое главное, она будет напоминать тебе обо мне. Она ещё раз улыбнулась.
После этих слов они стали лучше понимать друг друга. Девушка уже не казалась молодому плиамцу такой наивной и застенчивой. Не по годам развитая рассудительность и тактичность даже в такой ситуации характеризовали её с самой лучшей стороны. Дэмо осознал, что тоже нравится Лике. Его закрепощённость вмиг исчезла, по его телу пробежала дрожь надежды. Тут же они оба засмеялись, фиксируя взгляд друг на друге. Та искра и то стопроцентное чувство единения и наслаждения от простого присутствия друг друга назывались на Плиаме «восторг в родном взоре». Теперь их души объединились. Дэмо снова стал естественным. Он без умолку рассказывал понравившейся девушке о своих увлечениях, о том, как они выиграли кубок по стрижлогу, о том, что Тойй хочет попасть в сборную команду и как из–за этого над ним подшучивают. Девушка с большим увлечением слушала его, ей все больше и больше нравился этот молодой плиамец. А Дэмо, в свою очередь, понимал, как Лика дополняет его.
Время для них летело незаметно. Их увлекательная беседа была перебита Аайей:
– Дэмо, собирайся, пора домой.
Этот голос поймал его во время прыжков по дивану Лики. Выразительно жестикулируя, он демонстрировал, как поймал победный мяч сезона, а обворожительная плиамка громко смеялась. В этот момент совершенно спонтанно, просто от сильного желания Дэмо пригласил Лику на свой выпускной в качестве своей спутницы.
– Слушай, Лика, пойдём со мной на школьный бал?
Этот вопрос застал её врасплох. Юноша и сам не понял, что сказал это так, будто эти слова были криком его души. Ему опять стало страшно и неловко от вырвавшихся изнутри слов. Выражение его лица стало опять глупым и до боли забавным, что опять рассмешило Лику. Её смех немного облегчил тяжёлую ношу ожидания ответа. К счастью, Лика не стала долго медлить и сказала:
– Да, Дэмо, я пойду с тобой, ну как я могу упустить такой шанс посмеяться над тобой.
Эти слова подарили ему крылья. То, что он почувствовал в этот момент невозможно описать словами, да это и не нужно. Яркие краски жизни были просты в объяснении. Миг совершенного ответа «Да», полученого от существа, взаимность которого наделяла тебя смыслом жизни, легко раскрывал суть, которая тебе необходима. Оказывается, она кроется в том существе, от которого ты ждал этого «Да».
Чувства переполняли Дэмо. В этот миг парню хотелось только одного: «бежать, бежать и не останавливаться, бежать со своим счастьем». Он спрыгнул с дивана и был похож на забавного маленького мальчика, которому подарили самый желанный подарок. Повторный крик Смэка поторапливал Дэмо. Уходить он не хотел. В спешке, опять споткнувшись, он попрощался с Ликой, которая тоже очень хотела, чтобы он остался. Выбежав в коридор, парень опять вернулся, чтобы сказать:
– Лика, я завтра зайду к тебе после школы, чтобы поговорить с твоим отцом и официально пригласить тебя на мой выпускной.
На что Лика одобрительно кивнула. Эти мгновения замерли в сердце Дэмо. Каким–то немыслимым образом ему удалось привести себя в чувства и быстрым полубегом рвануть вниз. У выхода уже стояли одетые в верхние одежды родители, маленькая Мика на руках у Тойя и хозяева дома, которые, судя по теплому объятию, явно сдружились и сошлись характерами. Особенно это было заметно по разговору отцов. Смэк прибывал немного в туманном состоянии и все время без умолку твердил более адекватному Виру о том, что они поедут на самое рыбное место в окрестностях Кирта и что только он знает, как ловить там «миру», и на что она клюёт, а ради их большого зарождающегося братства он научит гостеприимного соседа своим хитростям. Мать и Орса были обрадованы благоподобным выражением лица Дэмо. Эта очевидность наталкивала их на определённые позитивные мысли.
Они все вместе вышли на улицу и тут выяснилось, что Вир хочет засеять фасадный газон у дома пурпурной травой. Эти слова означали, что Вир тоже болеет за «Пурпурную траву». Радости Смэка не было предела, и без того понравившийся ему новый приятель оказался ещё и собратом по фанатским убеждениям. Смэк сразу отреагировал на это громким возгласом в сторону Вира:
– Брат мой, я тоже болею за «Пурпурную траву»!
Этот позитивный, удачный вечер превратился для Смэка в обретение собрата по оружию на этой улице. Вир и Смэк ещё раз обнялись. Слова Вира о посеве «Пурпурной травы» были не случайны. В момент переезда он, естественно, видел, чем усеян газон Смэка, и понял, что они болеют за одну и ту же команду, поэтому приберёг сообщение о «Пурпурной траве» на прощание, чтобы еще больше усилить хорошее впечатление от удачного вечера.
Оказавшись дома, Смэк весь вечер без перерыва твердил Аайи, как ему понравился Вир и как у них много общего, и что их души родственны. Аайя тоже была в хорошем настроении. Её радовал появившийся огонёк в глазах Дэмо. Это были искренние материнские чувства и простое желание матери видеть своих детей счастливыми. Теперь она не боялась отпускать сына куда угодно, зная наверняка, что её мальчик обрёл правильный смысл жизни плиамца. Она осознано понимала и чувствовала, что Дэмо больше никогда не сделает глупость, так как в нём появилась счастливая любовь. А для матери высшая ценность – знать то, что её ребёнок обрёл счастье. И теперь её даже не напрягало постоянное жужжание Смэка о своём новом брате.
То, что творилось с Дэмо, было просто необъяснимо. В нём бушевал ураган страстей, торнадо из мыслей, желаний и чувств. Каждую минуту он хотел что–то сделать для Лики. Эмоции переполняли и пестрили красками. Это были чистые непорочные чувства первой юношеской влюблённости, которые позволяли парню думать только о следующей встрече с Ликой, о том, как им будет хорошо от робкого прикосновения рук, легкого и простого объятия. Казалось, что он понимает её без слов. Дэмо был уверен, что их сердца уже соединились и ему хотелось находиться рядом с ней, быть с ней каждую у–минуту. Эмоциональные цунами накрывали его с головой. В эти моменты он хотел выпрыгнуть из окна и бежать к ней. Молодой плиамец чувствовал, что она не нуждается в том, чтобы он покорял для неё горы, в её честь переплывал океаны, называл её именем свои победы, как этого обычно хотели все другие девушки. В её глазах он прочитал совсем другую историю, которая сверкала чистотой и бесконечной симпатией к нему. Эта искренность подкупала, и он всё больше и больше влюблялся.
Рио ознаменовало собой новый день, его лучи проникали во все сновидения каждого плиамца.
Обычно в доме Виндели–Корум раньше всех вставала Аайя, но в этот раз её разбудило непонятное шуршание на кухне. Она посмотрела на Смэка, но тот спал без задних ног.
– А кто же там на кухне в такую рань? – подумала Аайя.
Она направилась вниз, попутно зайдя в комнату Микки, погладила её по голове. Убедившись, что ребёнок крепко спит, хозяйка пошла дальше. В кухне бегал Дэмо, который, к удивлению матери, с удовольствием и радостной улыбкой на лице готовил завтрак на всю семью. Мать отлично помнила, что за всю свою жизнь Дэмо готовил завтрак только два раза, и каждый случай был обусловлен тем, что он проказничал и ломал отцовский инструмент, когда тот уезжал на рыбалку. Следовавший за этими событиями утренний гастрономический подвиг в его исполнении как бы означал детское извинение. А тут, абсолютно бескорыстное приготовление еды для всех и даже для Тоййя. Дэмо заметил маму и предложил ей попробовать его стряпню. Аайя села за стол, а сын, словно робот, продолжал крутиться у плиты. Как бы невзначай Аайя спросила у него о вчерашнем знакомстве с Ликой. Этот вопрос заставил его немножко замешкаться, но, сумев быстро собраться, он ответил:
– Мам, вечером я хочу попросить у Вира разрешения пригласить Лику на мой выпускной в качестве своей спутницы.
Аайя улыбнулась и одобрительно покивала головой, попутно добавив:
– Лика мне тоже понравилась.
Дэмо был обрадован таким отношением матери. Пока спавшие домочадцы досматривали утренние сны, Дэмо уже отправился в школу, чтобы побросать мячик и хоть как–то скоротать время ожидания встречи с любимой девушкой. Проснувшийся Смэк спустился в кухню, где привычно суетилась Аайя.
– Аайя, а где Дэмо? Я заглянул во все детские комнаты, но его нигде нет?!
Аайя не смогла скрывать от него те заметные чувства, которые испытывал их ребёнок к Лике, и всё ему рассказала. Нельзя было сказать, что Смэк вчера этого не заметил, но он уж точно не подозревал, что всё настолько серьёзно.
Для Дэмо школьный день пролетел незаметно, промелькнувшие дела и множество общений не имели для него никакого смысла. Он полностью находился сам в себе, но для остальных он был тот самый Дэмо. Это была лишь оболочка, внутрь которой он был погружён мыслями о Лике. Всё быстрее и быстрее приближалось время, когда парню предстояло идти в дом Вира. Сковывающие мысли о том, что будет, если отец Лики ему откажет, почему–то кружились в голове. Хотя такой ответ для сильного духом и волей Дэмо был бы только небольшой помехой на пути к своему счастью, но не смог бы его остановить. Юноша был готов к любому развитию ситуации, тем более что Лика ответила ему взаимностью. Идя к дому Вира, он в последние разы подбадривал свою решимость мыслями о той уверенности, что и Лика влюбилась в него, а их взаимному чувству ничто не помешает.
Приблизившись к двери дома Лики, он уже был готов постучать в неё, но, предвосхищая его действия, дверь открыла Орса. Её дружелюбное приветствие и поистине радушное приглашение войти немного успокоило Дэмо. В зале сидел Вир, который напомнил ему родного отца – тот также закидывал ноги на стол и читал свой любимый журнал о рыбалке. Подойдя к Виру, Дэмо крепким рукопожатием поздоровался с ним. Вир был приятно удивлён приходу Дэмо. Сразу же после приветствия хозяин дома отпустил шутку в своём репертуаре по поводу вчерашнего знакомства с его семьей и они оба улыбнулись. В это время в комнату вошла Орса с подносом холодных напитков. Вир предложил присесть. Дэмо не хотел затягивать разговор, болтая «обо всём и ни о чём», поэтому сразу перешёл к делу:
– Вир, мне очень понравилась ваша дочь Лика. Я прошу у Вас разрешения пригласить её на свой выпускной.
Эти простые слова дались молодому плиамцу очень нелегко, но они были сказаны чётко и уверенно, в них не было ни капли сомнения. Такое глубочайшее уважение и смелость молодого парня приятно удивили Вира. Орса, выходя из комнаты, покивала супругу головой в знак её одобрения. Вир после недолгого обдумывания своего решения улыбнулся и сказал:
– Дэмо, я и Орса не против вашей дружбы, но мы не вправе указывать ей. Лика должна решить сама, захочет ли она пойти с тобой на выпускной или нет.
Эти слова были для Дэмо очень хорошим знаком и ещё больше подкрепили его уверенность.
– Орса, позови сюда Лику, – попросил Вир.
Через несколько томительных минут ожидания в комнате появились Лика и Орса. Их появление не разрядило наэлектризованный воздух в комнате. Лика побаивалась отца, но всё–таки поздоровалась с Дэмо. Мужчины встали. После чего отец сделал серьёзное лицо и объяснил всем присутствующим свою позицию по этой ситуации:
– Орса, Лика… Мне нравится этот молодой плиамец. У него хорошая достойная семья. Я доверяю этому парню и со своей стороны не вижу ни одной родительской преграды, чтобы препятствовать вашему общению, а также для того, чтобы пойти на выпускной бал с этим достойным юношей.
Это, безусловно, был аванс, выданный Дэмо Виром. После сказанной одобрительной речи он посмотрел на Лику и добавил:
– Я не могу указывать тебе, с кем дружить, но если ты согласишься, я не буду против.
Лика была жизнерадостной дочерью Плиама и не могла скрывать свои эмоции под каменой маской на лице. В ту же секунду она застенчиво улыбнулась и плавно обворожительным взглядом выразила своё согласие. Все облегчённо выдохнули.
– Дочка, может быть, вы пойдёте прогуляться? Ты же хотела посмотреть здешние достопримечательности. Я думаю, что именно сейчас самый хороший момент для этого. Мы доверяем этому юноше, он сможет быстро приобщить тебя к местным реалиям. Конечно, если у Дэмо сейчас есть время, – сказал Вир.
Для молодой пары эти слова были даже не чудом, а огромным подарком судьбы, так как услышанное давало ребятам возможность провести время вместе, хотя бы до вечера.
– Да–да! Конечно! Я и сам хотел предложить это, но вы опередили меня – обрадовано и восторженно добавил Дэмо.
Лика, не теряя ни секунды, бросилась одеваться. А у Дэмо сразу же возникла идея: показать ей знаковую возвышенность, с которой открывался наикрасивейший пейзаж Кирта, запомнившийся ему с детства. Сюда он часто приходил в разные моменты своей жизни. По большому счёту, рельефный ландшафт этого места не представлял из себя ничего особенного. Обычная возвышенность, которая находилась за двором школы, напоминающая холм. Но во время закатов и восхода Рио с неё открывался отличный вид на весь город. Не успел Дэмо склеить в своей голове все детали маршрута предстоящей прогулки, а Лика уже была готова. Дэмо пообещал Виру вернуться вовремя и не гулять допоздна.
Ребята вышли из дома и отправились в сторону дома знаний. По пути трогательная, сердобольная Лика задавала массу вопросов, интересуясь и историей города, и тем, куда они идут. Дэмо с радостью отвечал на все вопросы, кроме одного: «куда они держали путь?», создавая интригу пути их следования и придавая загадочность своей персоне. Многие горожане хорошо знали Дэмо и Лике приходилось прям на ходу приобретать новых знакомых. Смеясь и толкая друг друга, на холм они взбирались бегом, словно в каждом их действии томилась искра игрушечного полёта, перерастающего в нескрываемое заигрывание. Молодая пара незаметно очутилась на вершине в тот самый момент, когда «Рио–светило» закатывалось за горизонт. В эти моменты его лучи становились отчётливой формы и хорошо просматривались, не доставляя боли глазам. Фиолетовый свет пока ещё освещал всё вокруг, но уже не обжигал. Лика резко остановилась, увидев всё это великолепие. Замешкавшись, Дэмо сбил её с ног, не успев среагировать на её торможение. Он виртуозно изловчился и упал так, чтобы Лика оказалась на нём и не ушиблась. В этом ему помогла сноровка топового игрока. Вместе они оказались на мягкой траве родной планеты и громко засмеялись. Их чувства и ощущения были одинаковыми, их тепло друг к другу было равноценным и порождало огромный пожар единения.
Время замерло на их глазах… Лежа на траве почти нос к носу, они стремительно летели друг к другу взглядом. Этот момент был создан для их первого поцелуя, время пришло… и он не заставил себя ждать. Сладкий момент соединил их навсегда. Они увидели друг в друге самых родных плиамцев, которые проживут долгую счастливую жизнь, везде крепко держась за руки. Потом они ещё долго сидели на траве, обнявшись, наблюдая, как Рио отправляется ко сну и дарит всем угасающий свет в виде нежной прохлады.
Влюблённые шли домой, держась за руки. Они прогуливались тихо и спокойно, словно упиваясь друг другом. Теперь в их поведении уже не было резвости и игры. Подойдя к дому, юноша, не торопясь и нехотя отпустил руку своей избранницы – тяжело было расставаться. Лика, не желая заставлять родителей переживать, более трезво оценивала ситуацию. Она без всяких сомнений чувствовала, что Дэмо любит её всем сердцем и что у них ещё будет уйма времени, и они всегда будут вместе. Девушка чмокнула влюблённого без памяти парня в губы и, вырвавшись из его объятий, побежала домой. Он провожал её ждущими глазами.
Не прошло и ветреного мгновения, а Лика уже скучала. Входя в дом, она обернулась, и ещё раз многообещающе улыбнулась. Неожиданно, даже для себя, Дэмо воскликнул:
– Я люблю тебя!
В ответ родная планета встрепенулась вместе со своими детьми, и юноша почувствовал пронзительный ответ:
– И я тебя, любимый.
Дэмо отправился домой, окрылённый эмоциями, нёсшими его по воздуху. В родной обители молодого плиамца все отдыхали. Отец с матерью пили травяной отвар на кухне. Вернувшийся сын сразу подошёл к ним и самым неожиданным образом, практически с ходу, заявил:
– Мама, папа, я уже никуда не хочу ехать! Я нашел свою суженую! Я влюбился и хочу быть только с ней!
Такого поворота никто не ожидал. Да, и Аайя, и Смэк подозревали, догадывались, что так может случиться, но они не думали, что всё произойдёт в экспресс–ритме стремительного темпа жизни.
После таких слов Смэк не стал затягивать с рассказом о своём решении. Дэмо даже в таком влюблённом пространственном состоянии был очень рад, что мать и отец готовы отпустить его самого. Это известие ещё больше улучшило ему настроение, и он тоже не хотел медлить с ответом, поэтому тут же сказал им:
– Мам, пап, ещё позавчера я бы уехал не раздумывая и не сомневаясь, но теперь всё изменилось. Теперь мне просто необходимо поговорить с Ликой.
Получив одобрение на принятое решение, Дэмо отправился в свою комнату. По дороге он встретил Тоййя, который очень переживал по поводу отбора и старался не попадаться брату на глаза. Нелепая жалкая попытка притвориться предметом интерьера не удалась.
– Мелкий, иди сюда!
Ожидая новых искушённых подколов, скривившись, Тойй подошёл к старшему брату и, положив руку ему на плечо, сказал:
– Ты принят в команду.
Тойй не поверил и тут же заподозрил корыстный замысел. «Наверное, это новый способ меня подразнить». Но, взглянув в ясные глаза лучшего игрока, понял, что это правда. Глаза Дэмо не умели врать, и Тойй хорошо знал об этом. Обескураженный радостной новостью, младший брат судорожно подбирал слова, пытаясь уточнить: «Что это было?», «Или, может быть, непобедимый капитан школьной сборной по стрижлогу заболел?». В это время Дэмо уже зашёл в свою комнату и закрыл дверь.
Прошло несколько дней. За этот животрепещущий период состоялись разные грандиозные и знаковые события. На выпускном балу Дэмо сделал Лике предложение, попросив её руки у Вира. Отец девушки с радостью благословил молодых и Лика была представлена родителям Дэмо в качестве невесты их старшего сына. Также было принято компромиссное решение о том, что Дэмо всё–таки поедет на сбор команды «Пурпурной травы», но по окончании сразу вернётся, чтобы либо забрать свою суженую в Трогеру, либо остаться с ней в родной обители предков.
Перед днём отъезда помолвку праздновала вся улица. Для обеих семей этот день превратился в один большой праздник. Сладкие мгновения значимых событий в жизни Дэмо накануне отъезда одарили его крыльями. Несказанно счастливый плиамец никак не мог поверить в то, что жизнь мгновенно дала ему всё, о чём только мог мечтать юноша на свете Рио.
Наступил тот самый день отъезда. Утро было свежим, прекрасным и светлым. Дядя Крэм заводил свою машину и укладывал вещи в багажник. Дэмо прощался с родителями, со своей новой семьей, с будущей супругой Ликой и маленькой Микой, которая всегда вызывала у него особые эмоции тепла и любви. Он отправился в Аквидуки.
Город постепенно скрывался и уходил вдаль. У путешественников было великолепное настроение, они много смеялись, обсуждая вчерашнюю вечеринку. Крэм говорил Дэмо о том, что юноше несказанно повезло, и что встреча молодых плиамцев была предназначена судьбой. Абсолютно искренние слова Крэма весьма точно передавали то великолепие новой великой любви, которая вспыхнула и сияла, как свет Рио.
– Дэмо, вы подходите друг другу. Вы словно созданы друг для друга.
Крэм вообще был очень разговорчивым, он постоянно болтал. Все его рассказы и сравнительные истории были наполнены огромным позитивом.
– Знаешь, парень, ваша помолвка навеяла воспоминания о далёких временах моей молодости. Такие события навсегда остаются в памяти любого плиамца. Ты тоже будешь мысленно возвращаться к своему празднику всякий раз, когда будешь присутствовать на такого рода событиях…
Внезапно, в самый разгар доброго весёлого и задушевного разговора свет Рио стал тускнеть. Дэмо тут же поднял голову к небу. Его озадаченности не было предела. Ничего подобного он раньше не видел. Целая россыпь висящих в воздухе огромных предметов, издали напоминающих огромные столбы со странными головами, вызвала у Дэмо и Крэма оцепенение. Обескураженные путники, истинные дети планеты Плиам даже не могли вообразить себе что–то подобное. Тем временем количество непонятных объектов на светло–фиолетовом небосводе их мира всё увеличивалось и увеличивалось, и через несколько минут весь видимый чертог был заполонён.
Крэм невольно спросил у Дэмо:
– Что это?
Юноша молча вышел из машины и сделал пару шагов вперёд. Не отрываясь, он смотрел вверх, наблюдая за перемещениями этих явно рукотворных объектов. Невообразимые чудеса в небе Плиама вызывали в нём холодно–смешанные чувства, помноженные на глубокую тревогу. Дэмо был сыном своей планеты, и как истинный плиамец хорошо чувствовал страх и дрожь родной планеты.
Висящие в воздухе цилиндры открывали свои «пасти», из которых вылетали огромнейшие предметы, отдалённо напоминающие местных птиц. Эти металлические сооружения двигались скопом на очень высокой скорости. Несметные тучи плотных металлических объектов выписывали непонятные воздушные пируэты, словно ожидая остальных. В конце концов, этот ужасный рой окружил всё видимое околоплиамское пространство. Свет Рио уже практически не просачивался через таинственные стаи. Они приближались всё ближе и ближе к поверхности планеты.
Крэм оставался в машине. Громкий гул приближающихся металлических птиц довлел остерегающим опасением над Дэмо. Время замерло. И, словно во сне, он увидел, как из огромных серых цилиндров посыпался град чёрных лучей на бренную поверхность его планеты. Колоссальные взрывы начали озарять горизонт и всё вокруг. Ужас, творящийся вокруг Дэмо, не укладывался в его голове. Молодой плиамец был бессилен, он ничего не мог с этим поделать. Безудержное желание остановить непрошенное вторжение обжигало искреннюю душу пониманием безысходности. Внутри свербило от боли, томная боль врезалась в сердце.
Взрывы были повсюду, но ни один из них не касался Дэмо. Это было безумным и самым строгим наказанием, когда ему, словно стороннему наблюдателю, приходилось смотреть на безжалостное уничтожение смерившейся планеты. Но и его время пришло. Обернувшись на дядю Крэма, который созерцал этот ужас из машины и беспомощно плакал из–за творящегося вокруг мрака, парень увидел, что одна из металлических птиц извергнула чёрный огонь в машину дяди Крэма. Взрыв откинул молодого плиамца от разлетевшегося транспортного средства далеко в сторону. Дэмо лежал не подавая ни одного внятного сигнала жизни на измученной поверхности родной планеты, ввергнутой неизвестными существами в хаос. На глазах истинного сына убиваемой планеты показались сиреневые скупые слезы, после чего он выключил сознание.
Жёсткое, грубое, безжалостное и вероломное вторжение за несколько мгновений практически уничтожило разумную жизнь. Эхо Вселенской войны докатилось до маленькой беззащитной планеты. Её учесть была предрешена в мгновение ока. Плиаму – планете, относящейся к белой стороне жизни и стоящей на пути продвижения сил зла, выпала горькая доля. Бесконечная Вселенная жила по простым, эгоистично–циничным правилам, иногда казалось, что в природе «чистопородных» были одни свирепые инстинкты. Если бы первыми до Плиама добрались силы добра, то всё бы было по–другому. Ужас пропитывал каждый момент этой трагедии. Омерзительнее всего было то, что беззащитные жители крохотной планеты вообще ничего не знали ни про великую войну, которая началась с начала времен, ни о сторонах этой войны, ни о степени её свирепости, ни о количестве загубленной «жизненной плазмы». Никто не объяснил добрым жителям причину, по которой всё это было совершено по отношению к ним.
На самом деле до Плиама добрались одни из самых древних и таинственных сил тьмы, которые несли знамя бога Адвирга. В честь своего повелителя они распространяли боль во все края Вселенной ради самой боли. Безжалостность действий этой армии не имела пределов. Эти потаённые силы зародились в самом центре Вселенной и являли собой один из семи этносов семей «прасуществ» ужаса, имеющих в своей сущности сакральный мрак – основу зла. Но Вселенские законы распространялись и на столь могущественных существ. Каждое их действие имело последствие.
Плиамцы были убиты в этот скорбный час. Выжил один… Тем самым умирающая планета будто вдохнула последние силы своей природной предрасположенности в Дэмо, чтобы изменить ход всей истории Вселенских войн, изменить всё то, что в умах Вселенских старейшин было единственным способом жизни во Вселенной…
В минуты своего бессознательного состояния Дэмо был со своей семьёй, с Ликой, со своими друзьями, с маленькой Микой и они были счастливы в этом мире грёз. Но вдруг какая–то невиданная сила вернула его в бренное тело.
Время пришло… Вселенная огласила свой вердикт этому безумию. А началось всё с пробуждения маленького светлого существа – сына погибшей планеты Плиам. Дэмо очнулся и открыл глаза. Гнев вместе со смолистыми запахами окружающего пожара через жадные вдохи впитался в каждую живую клетку его организма. Парень с трудом поднялся с твёрдой почвы. Его слух был практически парализован, отдалённые остаточные взрывы казались тихими и медленными, зрение тоже восстанавливалось постепенно. Оглядываясь, он видел только мутные силуэты горящего повсюду мира. В тот момент, когда к Дэмо начинали возвращаться зрение и слух, он снова хотел ослепнуть и оглохнуть. Вокруг не было ничего, что напоминало бы ему о светлой, яркой, тёплой и родной планете. Теперь на Плиаме правил только яростный и всеразрушающий огонь. Пошатываясь, юноша начал делать первые неуверенные шаги к своей новой, наполненной ненавистью жизни. Приходя в себя, единственный выживший старался двигаться в сторону родного и не существующего уже города, стремясь попасть на свою родную улицу Кирта. Он бежал, бежал всё сильнее, вкладывая неиссякаемый гнев в каждый шаг, заставляющий чернеть и слепнуть сердце, которое становилось похожим на израненный Плиам, с каждым вздохом, приближаясь к тому моменту, когда оно сможет стучать только в кромешной темноте «чёрного мира». Здравый смысл подменялся единственным чувством, о котором чистейшее создание сокровенного «белого мира» даже и не подозревало:
– Месть! Месть! Месть! И ещё раз… И много раз… Месть!..
Это был крик израненной души. Природа не вкладывала ни в одного плиамца такого чувства, оно им было неведомо и несвойственно. Но Дэмо стал первым из них, кто познал его, и последним, в ком оно должно было умереть.
Он подбегал к родному городу. По окраинам и внутри улиц сидели те самые металлические птицы на каких–то больших металлических ящиках, напоминающих огромные контейнеры для перевозки чего–либо. В мутном от дыма небе висели существа странного вида, их материальность вызывала массу вопросов. Сильное искажение пространства вокруг делало их мерцающе прозрачными, это искривлённое поле имело чёрные оттенки. Дэмо попытался рассмотреть одного из них: из–под красного капюшона светились рассеянные лучи алого цвета, а при повороте головы этого создания в сторону парня стало понятно, что свет исходит непосредственно из глаз монстра. Существа двигались по воздуху очень быстро, оставляя за собой при каждом перемещении тёмное искажённое пространство, которое не сразу возвращалось в нормальное состояние. По шлейфам можно было проследить недавние перемещения каждого из них. Чёрные следы напоминали Дэмо полосы тумана, которые с течением времени медленно рассеивались. Парень чувствовал исходящую от них невероятную, необъяснимую мощь. Немного оглядевшись и продумав своё дальнейшее передвижение, юноша, прячась, пробрался в город. Он двигался очень тихо и скрытно, пытаясь пробраться к родной улице. Видя полуразрушенные дома, его обуревало безумное желание встретить хоть кого–нибудь из своих знакомых. Вместе с тем творящаяся вокруг жёсткость переламывала и полностью рассеивала тщетные надежды найти живыми своих родных. Вся эта неприятная картина усугублялась усиливающимся гулом металлических предметов, летающих высоко в небе. Этот шум напоминал ему рёв боли.
Перебарывая в себе неприятные ощущения, Дэмо вплотную приблизился к центру Авео. Там его ждала картина, которая вызывала в нём ещё большую отвратную ненависть к безжалостным существам. В самом сердце его родного города под невыносимо противные звуки маршировали странные существа из шкура–кожи и плоти красного цвета, с ярко–жёлтыми глазами. Они были одеты как под копирку и закованны в тяжёлые металлические латы чёрно–серого цвета. Несмотря на видимую грузность доспехов, двигались они довольно быстро и энергично, что свидетельствовало об их хорошем и крепком физическом здоровье. Во главе перемещающихся шеренг с жёлтыми штандартами маршировали пугающие до онемения командиры, ряженые в массивные шлемы, доукреплённые огромными красным гребнями, помещёнными между острыми и вытянутыми к небу показными рогами. Разрозненные группы «существ–солдат» складывали бездыханные тела плиамцев в кучу, словно какие–то мусорные мешки для вывоза или утилизации. Этот цепенящий «суть–плазмы» вид заставлял парня всё скорее двигаться к своей улице. Вступив на дорогу Кирта, очерневший сердцем, молодой парень ничего не узнавал. Без страха и в полном отчаянье он бросился к своему дому, который был погребён под руинами. Обернувшись к дому Лики, он обнаружил только огромную груду строительного мусора. В ужасе и неутешном горе он упал на колени, упёршись кулаками в плоть Плиама. И тут, в стороне школы, он увидел, как страшенное и могущественное существо держало за горло бездыханное тело Лики и высасывало из неё душу.
Эта тварь была в три раза больше любого плиамца. из–за его спины выглядывали крылья непонятной формы, заострённые и сверкающие по всему периметру. Казалось, что они были сделаны из черного смога и не имели устойчивой формы, постоянно окутывая и беспорядочно облегая хозяйское тело. Голова существа, покрытая тёмно–синим капюшоном, окаймлённым странными вихревыми узорами, вышитыми золочёной нитью поверх ткани, была увенчана тонкой золотой короной. Поразительной красоты латы были словно продолжением демонического организма, добавляя внушительности и без того массивной фигуре чудовища. Обезображенное и искаженное пространство вокруг мерзкой твари создавало для него ореол – купола собственного мира безнаказанности. Излучая дыхание чёрной стороны Вселенной, весь его вид напоминал всё самое древнее, что только могло быть в окружающем мире. Вместе с тем в нём чувствовалась невероятная сила, которая была больше любой планеты, больше силы Рио, больше силы звёзд, которые видел Дэмо. Все окружающие автоматически ощущали великую степень его закалённости в битвах с такими же могучими существами.
Находясь совсем близко к этому жуткому созданию, Дэмо ощущал то, как тяжело приходилось самой планете переносить присутствие этой твари. Только огромная леденящая ненависть «суть–плазмы», захваченного мраком сердца, позволила парню кинутся на это сверхсущество. Схватив какой–то обломок дерева, юноша неистово бежал с одной мыслью – пронзить рельефную плоть захватчика. Существо тут же обернулось в сторону бегущего Дэмо. В одно мгновение, очутившись в воздухе, полностью беззащитный сын погибшей планеты не мог даже пошевелиться. Пронзительный смех пропитал Дэмо насквозь. Вдруг он услышал родную речь, исходящую из этого до ужаса безукоризненного творенья. Уста монстра не шевелились, но парень отчётливо слышал голос, который был похож на разговор самой Вселенной. Мозг уставшего жить юноши с трудом выдерживал бездонно–глубокие и громкие слова:
– Живой плиамец! Последний! Я уже сожалел, что вас полностью перебили! В твоём сердце ненависть?! Как странно! Обычно такая мерзость, как ты, безропотно мирится с выпавшей долей. Благословенная участь приемлема для Вас! В сердце абсолютно белого и доброго от природной принадлежности создания забралась тьма! Я вижу, как по тебе крадётся боль… Твоё сердце полностью стало чёрным. Хммм… Я дам тебе шанс убить меня. Ты ведь хочешь этого? Мы сразимся завтра, исход этого сражения ясен нам обоим. Но по нашим законам, последнего из рода покорённых должен убить поработитель. Так будет правильно, традиции иногда нужно соблюдать.
– Ты никого здесь не покорил! Ни один плиамец не покорился тебе! – прокричал Дэмо.
– Ты будешь первым и последним! А пока, спи… Это будет твоя последняя ночь плиамца на Плиаме, – ответил пришелец.
Дэмо опять отключился. Ему снились родители, которые постоянно по очереди, появляясь из уголков подсознания, без умолку твердили: «Дэмо, всё будет хорошо! Всё будет хорошо!». Он обнимал, целовал их, и не хотел покидать сновидений. Просыпаясь на мгновение, он успевал подумать только о том, чтобы поскорее оказаться рядом с ними. Последний выживший сын Плиама очень хотел умереть. Ему снилась улыбающаяся Лика, которая изо всех сил кричала:
– Я люблю тебя, Дэмо! Люблю! – и вновь исчезала в тёмных коридорах его небытия.
Только маленькая Мика являлась непривычно грустной и вообще неулыбающейся. Дэмо безумно хотелось попасть к ним. Он мечтал остаться со своими родными навечно, но или судьба, или упрямая закономерность имели на него другие планы. Огромный мир, приготовленный ветрами безжалостных закономерностей, был готов открыться для Дэмо. Много испытаний выпало ему… Вселенная сделала свой выбор. Но до этих событий необходимо было пережить ещё один день – день плиамца. Всё, что было уготовано в дальнейшем, он должен был узнать после этого временного отрезка…
Пробуждению способствовал громкий рёв, напоминающий финальный матч по стрижлогу, – в тот день трибуны издавали такой же неистовый ор. Но даже тот гул гремящей арены не был таким, как слышимый сейчас. Очень пыльное и тусклое место, где находился парень, напоминало подвальное помещение огромного строения, на секторах которого находилось колоссальное количество захватчиков. Предстоящее мероприятие напоминало линч беспомощного, оставленного последним в своём роде могущественным существом с неограниченными возможностями. Древняя неистовая сила первородного зверя позволяла без особого труда потушить звезду Рио. В комнату, напоминающую тюремную камеру, где приходил в себя непокорённый, но истощённый плиамец, отворив скрипучую металлическую клетку, зашли очень странные существа, которые выглядели приблизительно как он, только в них отсутствовало родство – их глаза не имели сиреневого оттенка. Они принесли ему поесть, и, видимо, хотели что–то объяснить. Растерянный юноша не хотел брать пищу, видя в пришельцах угрозу, совершенно не доверяя чужим незнакомцам, пресыщенным страхом. Внезапно одни заговорили по–плиамски, пытаясь объяснить произошедшее. Их рассказ был недолгим, но очень ёмким и понятным.
– Мы являемся слугами с других планет, похожих на твой мир. Мы были порабощены: кто–то пленён, остальные безжалостно уничтожены «прачёрными существами».
– Они уничтожают миры тысячами. Ими движет единственная и понятная только им претензия на победу в великой войне, которая началась практически сразу от сотворения Вселенной.
Пленники рассказали Дэмо о том, какие правила существуют в армиях исконного зла, захватывающего и уничтожающего очередную планету.
– Того, с кем тебе предстоит встретиться в последнем бою, зовут Циаксар. Он восьмой сын Адвирга и главнокомандующий седьмой армией покоренных и перевоплощённых с других планет. Те существа, которые летали в воздухе, являются коренными «прасозданиями чёрного мира», представляя собой дикую охрану Циаксара. Есть и этносы из «белого мира», которых они захватывают, порабощают и заставляют служить в своих войсках, используя по своему усмотрению.
Существа по очереди продолжали рассказ:
– Но есть миры как Плиам, который не поддаётся порабощению. Их без всякой жалости уничтожают под корень, если, конечно, успевают добраться до таких миров раньше «белых прасуществ», которые берут под свою защиту родственные, но молодые миры, вновь сотворённые расширяющейся Вселенной. Но те миры, которые ещё пока не развились до момента самостоятельного отпора интервенции зла – тёмной силы, страдают соразмерно от отчаянной боли друг друга.
Дэмо неторопливо придвинул к себе еду, что ему дали, при этом внимательно слушал пленников.
– Вот–вот, ты исполнишь главную роль в показательной казни. Для этого на Плиаме было сооружено гигантское строение – огромная арена, вмещающая почти всю армию Циаксара. На твою планету прибыли шесть могучих и знаменитых существ чёрного первородного творения с разных сторон «праэтносов».
– А зачем? Мой дом и так уже уничтожен! Зачем прибыли эти грандиозные создания? Неужели моё убийство вызвало такой Вселенский интерес?
– Их пригласил сам Циаксар в честь покорения и уничтожения шестнадцатого мира во славу своего отца Адвирга. Тот в свою очередь обещал сыну после исполнения определённых условий отдать под его командование элитные первородные полчища и вручить своё знамя для покорения одного из пяти первородных этносов добра.
Дэмо слушал это с каким–то странным интересом. Ему было омерзительно осознавать, что мир его планеты был разрушен, и в то же время рассказы пленных существ не вызывали наплевательских чувств.
– А откуда вам известны такие подробности? И почему вы об этом мне рассказываете? Для чего мне, потенциальному трупу, знать об этих великих событиях и невероятных Вселенских побоищах.
– Так нам велел сам главнокомандующий поработителей. Просим, выслушай до конца, а иначе нас и наши семьи ждёт та же учесть, что и твой народ.
Дэмо был озадачен таким ответом, но другого выбора у него не было.
– Для крупномасштабного вторжения Адвиргу нужен был хорошо обученный, закалённый в боях генерал. Амбиции Циаксара были давно известны отцу. Молодой первородный очень хотел возвыситься и стать не менее знаменитым, чем его старший брат – первый сын Адвирга – в этот момент он воюет на другом конце Вселенной. Старший сын «чёрного бога» со своими экспедиционными легионами зашёл так далеко, что его имя в мире зла является синонимом победы и триумфа, а битвы с самыми дикими и неразумными животными примитивных миров порождают восторг и вдохновляют каждое чёрное сердце. Именно из–за своей гордыни Циаксару просто необходимо добиться от отца привилегий на управление несметными единородными полчищами для своего восхваления и в попытке превзойти, затмить значимость своего брата.
Дэмо, несомненно, понимал каждое слово из доносимых ему странных интриг далёких миров, но всё же мысли были о другом:
– Про эгоистичного полководца я всё понял, но при чём тут я?
– Если бы у начинающего воеводы что–нибудь пошло не так с уничтожением «белого праэтноса», Чёрному Принцу было бы необходимо заручиться поддержкой других чистопородных. Поэтому сегодня Циаксар пригласил этих влиятельных родственничков, чтобы убедить их в чрезвычайной ситуации вступиться за него. Продемонстрировав свою грандиозную силу перед высокими первородными гостями, он не оставит сомнений в том, что сможет воплотить в «явь» план своего бога–отца и, наконец, исполнит самую желанную мечту «чёрного мира» – погубит один из пяти «белых миров». Паритет будет разрушен. В итоге во Вселенной останется только один оттенок миропонимания.
Из всего сказанного Дэмо делал свои выводы, которые почему–то никуда не выводили, а, наоборот, вели в тупик.
– Зачем всесильному Циаксару показывать силу на столь слабом, как я, создании?
– Циаксар предложит тебе покориться. Порабощение воли последнего плиамца будет очень эффектным подтверждением твёрдости и значимости Циаксара. Законы о кторох он тебе сказал, это нелепица… Главное для него власть и повод пригласить чистопородных братьев… Тебя принисут в жертву… Циаксара устроит любой выбор сделаный тобой… Он считает, что время для го величия наступило, а ты лишь удобно подвернулся, под его смолянинистые перста…
И тут в разговор вступил самый молчаливый пленник, расставив многое по местам:
– Сделав с твоей планетой кошмарные вещи, не поддающиеся никаким объяснениям, кроме дикого порыва, на глазах высосав всё сущее из твоей суженой, Циаксар попытается заставить тебя, видевшего всю эту жуть, гордого по духу и по творению природы, непокоренного покориться. Для всего «чёрного мира» это станет великим подтверждением вседозволенности, всевластия и неотвратимости намерений самолюбца–единоличника. Твоё унизительное подчинение даст ему возможность насладиться наивысшим чувством «чёрного мира» и вечная тьма воспоёт его…
Дэмо был ещё больше деморализован от этого. К юноше поступила информация, в которую просто не хотелось верить. Пленные создания сказали, что им пора идти, а час парня вот–вот настанет. Окончательно угнетённый плиамец поднялся со скамейки, на которой провёл ночь. Вместе со слугами он вышел в длинный коридор, где шум и гул целой армии завоевателей был слышен ещё сильнее. Двигаясь по мрачному коридору с очень высокими потолками, группа словно поднималась на пригорок. Сырость и запах дрянного гниения обливали сердце Дэмо нестерпимо большим горем. Молодой сын своего рода находился в смятении. Без тени сомнений он неистово желал только одного – отомстить, разорвав на части богоподобную плоть бессмертного Принца и всех тех, кто уничтожал не только его мир, но и множество подобных планет. В крайних захлёстах ненависти присутствовало омерзительное понимание того, что шансов нет. Он осознавал свою безнадёжность, но противней и отвратительней всего являлась игра Циаксара, в которой Дэмо не был даже пешкой.
Огромные двери, напоминающие наспех слепленные ворота, со скрипом отворились… Слепящие лучи ещё непогашенного Рио озарили родной сиреневый взор. Поначалу единственный выживший плиамец не мог ничего разглядеть и только успевал закрывать рукой свои сильно прищуренные глаза, идя вперёд на ощупь. Со временем, когда усталые очи адаптировались к яркому, но до боли родному милому свету, проявилась величественная арена, полностью заполненная чёрными и отвратительно уродливыми существами. Громкий разрозненный гул сменился гробовым молчанием. Дэмо огляделся. На него пристально смотрело огромное полчище тех, кого он больше всего на свете ненавидел, а его вид напоминал гордое, но чересчур слабое животное, ждавшее своей участи. Внезапно он начал ощущать громадную силу. Его естество подсказывало приближение Циаксара. Это была та же энергия, которая ощущалась при первой их встрече. Становилось всё тревожнее и тревожнее.
Вдруг из ниоткуда в центре арены появился огромный выброс неукротимо полыхающего и переливающегося синими оттенками пламени, чистопородный, словно рождаясь из пылающего жерла, оставлял позади жар бушующего огня. Присутствие «всевольного» сразу исказило пространство вокруг. Покинув горение, он воспарил над бренной поверхностью Плиама. Армия начала приветствовать своего предводителя. Развернувшись к приглашённым первородным «прасуществам», сидящим на главной трибуне, младший наследник Адвирга приветственно качнул головой, отдавая дань уважения их присутствию. Зная о высокомерности предстоящей речи Циаксара, Дэмо был готов ответить. И в это время пронзительный голос Чёрного Принца оглушил парня. Если даже с помощью немой речи чистопородный мог одержать победу над сыном Плиама, то о каком сражении с таким великим существом могла идти речь…
– Плиамец, стань на колени и покорись мне! Тогда я – бог мира Адвирга, Циаксар, первородный Чёрный Принц страха, сын самого прародителя Зла, одного из шести богов нашего «чёрного мира», оставлю тебя в живых.
С нескрываемым высокомерием и пренебрежением ко всему сущему «великий Чёрный» парил в небе в ожидании ответа. Вся арена замерла. Дэмо достал из кармана половинку статуэтки Шио, той самой фигурки, расколовшейся на две части, которую подарила ему Лика. В ладони светлого юноши теплилась частичка символизма «белой жизни». Из насыщенных сиреневых очей стойкого и отважного парня катились горькие скупые слезы. Времени переживать, попросту, не было…
Собрав последнюю волю в кулак, он посмотрел прямо в глаза «всеобъемлющей тьме». Первородный принц повторил своё предложение ещё громче. От этого звука содрогнулась родная планета. Дэмо посмотрел на Рио в последний раз. Казалось, что этот мир он видит последние у–секунды:
– Я убью тебя чудовище! Либо здесь, либо в другом мире!
Неожиданно «пропускающий сквозь себя мрак» засмеялся и тут же спросил:
– Плиамец! Что ты знаешь о другом мире?
И не ожидая ответа, он продолжил:
– Твои слова плиамец были самыми храбрыми, которые мне доводилось слышать за долгую первородную жизнь. Я обещаю тебе быструю смерть за проявленную отвагу.
В тот же момент первородный Чёрный Принц из ничего сотворил себе меч. Клинок был будто из тумана, в котором, словно в клетке, страдали сражённые лица, обречённые на вечность заточения под свой истошный звук ужаса. Собрав в него всю мощь мрачного естества, он посмотрел на храбреца. Время для Дэмо тянулось как никогда медленно… Он видел шар безмерной энергии, который, рассекая пространство, мчался к нему. Юноша только успел бросить взгляд на половинку дорогой ему статуэтки, как в этот сжигающий нетерпением миг шар достиг цели.
На этом история жизни последнего жителя планеты Плиам могла закончиться и погрузиться в забвение. Безмолвие стало бы синонимом как самого Дэмо, так и родного для него Плиама, но этого не произошло. Почему? Всему виной стала банальная случайность, но всякая случайность – есть обратная сторона закономерности.
Всё дело в том, что странные ветра, создающие огромную массу непредсказуемости в любом, даже самом продуманном событии, распорядились так, чтобы арена, построенная ордой прихвостней Циаксара, находилась на останках огромной стаи птиц Шио, которые даже после смерти не теряли удивительных свойств. Оперенья птиц служили плиамцам неиссякаемым, вечным источником энергии.
Эти загадочные птицы, как мы помним, своим присутствием меняли природу и времена года. Они были неразрывно связаны с естеством силы Плиама. Оно черпалось от великосветлого Рио и всего его пространства, к которому принадлежало огромное количество разных планет. Эта связь напоминала цепочку перехода энергий единого белого организма. Фактически в руке у Дэмо находился фрагмент пера – этот крошечный аргумент и стал препятствием на пути всеразрушающей силы Чёрного богообразного Принца. Желая поразить собратьев своим могуществом и невероятной мощью первородного естества, Циаксар черпнул и выплеснул всю свою силу, всю энергию в один удар. Это на некоторое время обессилило блуждающего в сумерках Циаксара. А колоссальный взрыв разлетелся от приготовившегося к смерти юноши на невероятное расстояние и содрогнул Плиам, при этом стерев с лица планеты многое, оказавшееся на пути. Прахом стали почти все полчища пришельцев. Но самое главное, наследник «печати тьмы» был практически на грани уничтожения. Он лежал без сознания на презренной и ненавистной ему, истерзанной поверхности Плиама.