Усадьба леди Анны

Глава 26

Графиня Аржентальская поморщилась и отбросила от себя только что прочитанное письмо. Новости, которые там содержались, не доставили ей удовольствия. Больше полугода назад состоялся ее разговор с мадам Трюффе, а результатов до сих пор нет. Графиня прикрыла веки и замерла в кресле, как кобра с раздвшимся от ярости капюшоном, с точностью до слова и жеста вспоминая беседу, что проходила в ее парижельском доме.

Именно тогда овдовевшая мадам Трюффе пришла просить помощи у высокопоставленной дальней родственницы по мужу. Конечно, в лучшие времена мадам держала довольно приличный салон, который и сама графиня посещала часто и охотно. Сейчас удача явно отвернулась от Жозефины: даже ее траурный наряд был не просто скромен, а изрядно поношен и жалок.

— Денег для тебя у меня нет, но если будешь умна, порекомендую тебя своему сыну.

Мадам Трюффе с удивлением уставилась на собеседницу, не слишком понимая, что это даст лично ей. Графиня пояснила:

— Поедешь экономкой в провинцию Перванс. Максимилиан раньше позволял мне управлять ею, но теперь, когда через неделю-другую сюда прибудет эта эспанка… Я выхлопочу для тебя самые удобные условия, Жозефина. Но ты не должна наглеть! Две трети ты будешь присылать сюда, мне лично. Ты поняла?

Когда мадам Трюффе просила покровительства у дальней родственницы, она надеялась, что та сможет выхлопотать ей у короля пенсион или хотя бы найдет обеспеченного мужа. Сейчас требования мадам были весьма скромны, придавленные тяжелым финансовым положением. Она не просила себе даже барона, вполне бы удовольствовалась просто дворянином.

Планы графини ей не нравились, даже очень. Покинуть блестящий Парижельский свет и прожить остаток жизни в сытой, но скучной провинции — вовсе не ее мечта! Мадам пробовала торговаться, напомнив графине несколько её, графини Аржентальской, небольших, но веселых и ярких романов, которые смогли состояться только потому, что проходили в салоне Жозефины Трюффе.

— …и я всегда берегла вашу репутацию, ваше сиятельство, а теперь вы предлагаете мне…

— Замолчи! — графиня нервно встала из-за стола и прошлась по комнате, резко щелкая кружевным веером.

— Даже у стен есть уши, а уж у слуг тем более! Послушай меня внимательно, Жозефина, — её светлость подвинула стул к банкетке, на которой сидела гостья, и тихо-тихо заговорила: — Я знаю, что ты разорена и в долгах по горло. Место, которое ты получишь по моей рекомендации, позволит тебе не просто изрядно набить карманы. Быть экономкой и числиться старшей фрейлиной герцогини — это лучшее, на что может рассчитывать такая, как ты. Но если ты обеспечишь эспанке рождение ребенка от какого-нибудь местного красавца, думаю, Максимилиан озолотит тебя. Понимаешь? Только будь тонка! Не торопись, дай ей несколько месяцев на то, чтобы устроиться и прийти в себя, а потом и понять, что герцог никогда не приедет в эту глухомань! Относись к ней пренебрежительно, притесняй ее, как сможешь. Пусть, когда ты найдешь подходящего мужчину, эспанка сама кинется ему на шею! Если ты сможешь провернуть все это, вернешься в столицу года через три обеспеченной особой. Тогда можно будет поговорить и о новом замужестве, или, если захочешь, жить степенной вдовой в свое удовольствие…

Графиня встала с кресла и, даже не вызвав горничную, лично подняла письмо. Нужно писать ответ. Нужно подсказать этой безмозглой бабе, как себя вести дальше. Никому ничего нельзя доверить: все испортят своей глупостью!

Графиня Аржентальская была очень разочарована: мадам Трюффе не хватило такта и тонкости. А она, урожденная графиня, вынуждена заниматься такими глупыми вещами, как собственные долговые расписки и обязательства. Нельзя допустить, чтобы его величество узнал об этом. Король не любил должников.

Продав Астус, графиня даже сочла за благо уехать из столицы. И провела отвратительно-скучную зиму в одном из дальних поместий — Астус принадлежал ей лично, но был подарен королем.

К возвращению придется придумать для его величества что-то, какие-то оправдания. Например, можно сказать, что собирается вложить деньги в другие земли, но, увы, долго на разговорах не протянуть, а денег уже нет.

Графиню грела только одна мысль: его величество, по слухам, болел почти всю зиму. Может быть, Бог даст, ей и не придется отчитываться перед ним?

Вторая фрейлина в свите герцогини Ангуленской появилась благодаря случайности. Городок Руон, куда герцогиня наведывалась регулярно, разразился трехдневной весенней ярмаркой.

Торговцы съехались со всей округи, и Анна, немного заскучавшая в уединении усадьбы, решила не пропускать первый день. Именно там, продвигаясь с помощью солдат в весело гомонящей толпе, она и увидела на одном из прилавков удивительно тонкой работы лайковые перчатки с изящной вышивкой. Работа была столь хороша, что покрутив их в руках, герцогиня с сожалением поняла, что ей они великоваты и купила их для мадам Берк.

Фрейлина рассыпалась в благодарностях: подарок и в самом деле был красив, да и стоили перчатки недешево. А герцогиня, посмотрев, как фрейлина любуется новинкой, задумалась. И, переходя от прилавка к прилавку, расспрашивала мадам Берк.

Перчатки знать носила и в Эспании, и во Франкии — это Анна видела и сама. Сейчас же она узнала, что перчатка — символ власти. Её вручают епископу при получении сана, с перчаткой рыцарь приносит присягу, их выдают судьям и прочим чиновникам именно как отличительный знак. Но это были совсем не такие перчатки, как купленные ей. Для мужчин их шили из плотных тканей или кожи, украшая вышивкой и каменьями, но часто забывая об удобстве в носке. Даже не всегда все пальцы были отдельными. Иногда такие перчатки больше напоминали грубые варежки. Часто не имели вставок между пальцами и из-за этого смотрелись весьма неуклюже.

Анна вернулась к прилавку и допросила торговца. Через два дня она велела заложить карету и отправилась в небольшой городок Менуон в двух днях пути. По дороге снова остановилась в доме мадам Леруан и с удовольствием провела вечер в ее обществе.

Муж мадам, к сожалению, болел и последнюю неделю даже не вставал с кровати. Сегодня утром его даже посетил священник. Анна выразила приличные случаю соболезнования под одобрительный кивок своей фрейлины, и дамы заговорили о важном — о хозяйственных делах. Мадам Леруан довольно интересно рассказывала о виноградниках и производстве вин. Поясняла, как отличаются сорта сроками созревания, какой год особенно удачный. Даже приказала принести несколько бутылок разных годов.

— Вот это, ваша светлость, новинка. Но пока, к сожалению, идет она плохо. Вино прекрасно необычными пузырьками газа, но, увы, его невозможно процеживать, иначе газ теряется. А в таком виде оно получается мутным. Если я додумаюсь, как избавится от дрожжевого осадка, я стану самой известной женщиной во Франкии, — улыбнулась мадам.

Историю знаменитой вдовы Клико Анна знала. Одна из ее клиенток в той жизни содержала в Москве дорогущее кабаре и заказывала костюмы для труппы именно в их ателье. Чаще всего с Вероникой Степановной работала именно Анна.

Разумеется, в благодарность она получала не только билеты на посещение новинок сезона, но и легкий непринужденный треп обо всем на свете, в основном: о вкусе различных вин и сложности их производства. Вероника Степановна дело свое обожала, ее кабаре славилось отменной картой вин, и к столу Анны и ее мужа официанты непременно выносили два бокала этого самого шампанского — подарок от заведения.

Сейчас, глядя на мадам Леруан, так же оживленно рассказывающую о винах, она задумалась: может быть, это и есть ее шанс на самостоятельность? Однако торопить события герцогиня не стала. Разумеется, она подпишет договор с мадам, если та вдруг овдовеет, только вот очень желательно, чтобы договор этот был тайным. Ни к чему мужу знать, что герцогиня умеет зарабатывать.

Анна усмехнулась: «Я так привыкла уже к этому титулу, что с трудом могу себе представить жизнь без него. А ведь не исключено, что придется бежать отсюда, бросив и титул, и поместье Арль, и все остальное… Кто знает, как поведет себя муж, когда, наконец, решит осчастливить меня визитом? А терпеть скотское отношение я не стану. Так что, пожалуй, нужно создать некий запас средств вне поместья. Всяко простолюдинке с деньгами будет легче скрыться, чем без них.»

К вечеру следующего дня они прибыли в Менуон и остановились в доме некой вдовствующей баронессы, счастливой принять свою герцогиню. Дама вымотала Анне нервы своей болтовней и подобострастием, потому, сославшись на усталость, герцогиня ушла в отведенные ей комнаты.

Мадам Берк настаивала, что мастерицу следует пригласить сюда и принять ее, как положено герцогине, а не тащиться на дом к ней самостоятельно, но тут Анна уперлась. Ей требовалось непременно посмотреть, как живет мастерица, чтобы понять, чем ее соблазнять.

Карету подали рано утром, и кучер повез герцогиню и фрейлину на окраину. Дома за окном становились все беднее и частенько уже напоминали хижины. Анна с удивлением смотрела на пейзаж, не слишком понимая, где же живет та самая Мишель Деламар. Кучер остановился у ветхого маленького дома с единственным застекленным окном. Недовольная мадам Франсуаза вышла из кареты и, взяв ярко начищенный дверной молоток, громко постучала. Ждать пришлось довольно долго, она уже было собиралась уходить, как дверь скрипнула и распахнулась.

На пороге стояла худощавая бледная девушка, одетая в скромное дневное платье. Не утерпев, Анна вышла из кареты, в то время, как мадам Берк торжественно провозглашала:

— Её светлость, герцогиня Анна Ангуленская!

Девушка присела во вполне изящном реверансе и испуганно посторонилась, пропуская необычных гостей.

Прислуги в доме не оказалось, как и огня в камине. Девушка дрожала от холода и, похоже, страха. Комната поражала взгляд редкой чистотой и нищетой. Кроме большого стола и хромого табурета (такого древнего, что даже сесть на него было страшно), комната отличалась только глянцево блестевшим старым паркетом. На нем не было ни пылинки. На столе тускло мерцал небольшой огарок свечи.

— Вы мадам Мишель Демар?

— Я, ваша светлость… Только — мадемуазель…

— Мадемуазель Демар? Прекрасно! Скажите, это ваша работа? — Анна указала на пухлую руку мадам Берк, которую та величественно вытянула в сторону девушки.

— Да, ваша светлость, моя… Если там есть недочеты, я готова немедленно испра…

— Мадмуазель Демар, я хотела бы поговорить с вашей матерью. Ну, или с опекунами.

— У меня никого нет, ваша светлость.

— То есть, вы живете здесь одна и зарабатываете на жизнь вот такими перчатками?

— Да, — девушка потупилась и ярко покраснела. — Я знаю, что это недостойное дворянки ремесло, ваша светлость, только… — она замолчала, мучительно подбирая слова.

Смотреть, как зубы бедняжки клацают от холода, было совершенно невозможно. Даже Франсуаза, находя этот визит неприличным, перестала грозно сопеть.

— Скажите, в доме есть место потеплее? — даже сквозь роскошную меховую накидку Анна чувствовала стылую морозность этой комнаты.

— Ваша светлость, — казалось, девушка, покрасневшая уже как помидор, с трудом сдерживает слезы. — Я… Там есть огонь… Но вам туда нельзя! Там слишком…

— Пойдемте, — спокойно приказала Анна, и девушка, снова поклонившись, взяла огарок и вывела гостей через низенькую дверь.

Маленькую кухню, тоже достаточно прохладную, тускло освещало одно окно. Обстановка была самая грубая, а на столе, небрежно сброшенное, валялось платье из холстины и очень старый, но явно теплый шерстяной плед.

«Так вот почему она так долго не открывала! Девочка просто переодевалась в приличную одежду. Однако, дров у нее, похоже, совсем нет.»

В корзине у камина лежали только два небольших поленца. Анна решительно уселась на одну из табуреток у стола, сделав вид, что не заметила, как Мишель торопливо схватила свое платье и кинула куда-то в нишу, за ветхую шторку.

— Рассказывайте!