«Жизнь иногда бывает так насмешлива, — размышляла герцогиня, разглядывая Мишель в новом туалете. — Ведь девочка физически на год старше меня, но я ощущаю себя, скорее ее «тетушкой», чем ровесницей. Однако не воспользоваться её присутствием здесь будет весьма глупо.».
В новой одежде леди Мишель сплелось многое. И нежелание самой Анны носить корсет, и боязнь слишком сильно нарушить правила, и страх остаться совсем уж одной, не принятой людьми. Разумеется, никто кроме самой Анны этого не видел, но она-то понимала, что ставит сейчас эксперимент.
Именно из-за страха первая «волна» мимикрии под местную моду была довольно скромной. Анна немного изменила эспанские платья, перестала носить парики, воротник-раф, покрывать лицо косметикой. И на этом, в общем-то, все. Даже сейчас на герцогине три нижних юбки, и одна из них прошита металлическими кольцами. Да, они поуже, чем носили в Эспании, но также неудобны.
На юной фрейлине она решила оторваться по-полной. Девушка стояла перед ней, нервно поправляя непривычную одежду и робко заглядывая в глаза патронессе. Самой Мишель герцогиня казалась удивительной женщиной: такая молоденькая, а уже столько знает! За то время, что возились с необычным туалетом, фрейлина убедилась, что кроит леди Анна с удивительным мастерством. Но даже не это вызвало такой восторг девушки. Образование — вот что сквозило в каждом слове патронессы.
Герцогиня знала не только франкийский, на котором разговаривала с легким приятным акцентом, она знала еще и эспанский, бывший ей родным, и латиницу, на которой писали старинные молитвенники. Герцогиня Анна умела рассказывать о разных вещах, которые не имели прямого отношения к сиюминутным потребностям. Например, сказки, легенды и стихи. Каждый ее визит в мастерскую приносил с собой искорку чуда.
— Ну, Мишель, как тебе новый костюм?
Внешность фрейлины была не самой яркой. Обычная сероглазая блондиночка, худенькая и невыразительная. Сейчас, стоя напротив зеркала под внимательными взглядами портних, камеристки герцогини Бертины, мадам Берк и самой патронессы, Мишель чувствовала, как набегают слезы: «Глаза кажутся синими… Это из-за ткани, наверное. Пожалуй, ничего неприличного в новой одежде нет. А уж как телу в ней удобно! И я красивая! Так странно… Я — и вдруг красивая!»
Конечно, таких тканей Мишель отродясь не носила, но мама, помня о том, что они дворяне, всегда шнуровала ей корсет туго и заставляла носить две-три нижних юбки. Пусть они и были все в заплатах, но никакие жалобы на неудобство не принимались: «Положение обязывает!» — твердила леди Демар. Мишель чувствовала себя легко и свободно.
В зеркале сейчас отражалась удивительно красивая юная леди, одетая непривычно, но элегантно, изысканно и при этом роскошно. Немного смущало отсутствие обязательного корсета, но вот этот широкий пояс… Голубая блуза из тонкого воздушного шелка, юбка, спадающая мягкими естественными складками. Никаких валиков на бедрах для придания пышности, никаких кринолинов. Ткани однотонные, без привычных для богатых дворянок вычурных рисунков и вышивок. Широкий корсажный пояс — единственное украшение. Вот он как раз декорирован щедро и весьма богато, подчеркивает тонкую талию и придает фигуре стройность.
— Что скажете, мадам Берк? — прежде всего Анну волновало как раз мнение старшей фрейлины. Если дама сейчас скажет «нет», то от такой одежды придется отказаться.
Мадам Берк рассматривала обновку с интересом: «Очень смело! Очень! Хотя, отсутствие корсажа… Но ведь так элегантно смотрится! Фигура выглядит более гибкой и живой, но как на это посмотрят люди?! Что скажут?».
Анна видела колебания старшей фрейлины.
— Хотите такой же туалет, мадам Берк?
Это была провокация чистой воды, и мадам не выдержала:
— Пожалуй… Если это будет не слишком затруднительно…
Анна сумела скрыть улыбку и совершенно серьезно ответила:
— Думаю, вам очень пойдет. Пожалуй, я тоже закажу себе такой костюм.
Эти разговоры окончательно успокоили Мишель, и она принялась благодарить патронессу. Однако ее светлость приняла благодарность довольно прохладно, просто кивнув в ответ головой, и заявила:
— Леди Мишель, после обеда я хотела бы побеседовать с вами.
Этот разговор состоялся в присутствии старшей фрейлины и обрадовал Мишель так же, как и новая одежда. Правда, совсем не сразу.
— Я знаю, что вы умеете читать, писать и считать. Но не кажется ли вам, что этого мало? Все же фрейлина должна уметь поддержать интересную беседу…
Мишель побледнела: неужели патронесса сочла ее глупой и сейчас отправит домой?! Или… Как же быть, ведь дом уже продан? Теперь у нее, у Мишель есть только деньги. Если герцогиня прогонит, то куда идти?!
— Тихо! Вытрите слезы… Леди Мишель, я не собираюсь вас выгонять! Просто я хотела узнать, не считаете ли вы нужным немного поучиться?
Мадам Берк фыркнула: она была уверена, что эта затея патронессы ни к чему хорошему не приведет. Зачем женщине какие-то там уроки?! Однако, к ее удивлению, юная леди закивала головой, соглашаясь с герцогиней.
— Я даже не смела надеяться, ваша светлость… Я… Я за вас молиться буду, госпожа, всю жизнь!
— Прекрасно! Я лично стану присутствовать на уроках, чтобы убедится, что вы не ленитесь, леди, — герцогиня смягчила строгость высказывания мягкой улыбкой, и Мишель судорожно выдохнула и расслабилась. Она была готова учиться с утра до ночи, лишь бы остаться в этом доме. Вежливое и уважительное отношение даже к прислуге поражало ее. Ничего подобного она не встречала ни у себя дома, ни у соседей.
Под предлогом обучения леди Мишель в дом, по совету патера Доменика, пригласили учителей. Анна только радовалась, что есть возможность узнать мир поближе. Пусть не так уж ей нужно и интересно было понимание политической ситуации, но вот география и история необходимы обязательно. А также геометрия, литература, этикет и все, что только можно придумать.
Она посещала все уроки, изначально делая вид, что следит за прилежанием леди Мишель. Скоро учителя к этому привыкли и перестали обсуждать.
Светские манеры и застольный этикет преподавала сухонькая и сморщенная годами леди Селин Нуаре. Когда-то в далекой юности дама блистала в столице и даже длительное время была любовницей отца нынешнего короля. Там она и прославилась изысканными манерами. Потом была удачно выдана замуж его королевским величеством, довольно быстро овдовела, и ее приставили в качестве одной из фрейлин к молоденькой сестре герцога Ригондо.
Леди Селин, как она требовала себя называть, отличалась остроумием и даже некоторым ехидством, приобретенным с возрастом. Сама танцевать она уже не рисковала: болели подагрически раздутые суставы и былая ловкость покинула ее. Но на всех уроках танцев, которые преподавал дородный господин Борю, всегда присутствовала. Первое время эти уроки снабжались неимоверным количеством забавных колкостей…
Танцевать леди Анна могла только с не слишком искусной леди Берк. Потому леди Селин, поднимая глаза к беленому потолку зала и принимая задумчивый вид, выдавала:
— Танец — это искусство отдёргивать свою ногу раньше, чем на неё наступит партнёр.
Леди Берк багровела от гнева, но через некоторое время прощала ехидную леди Селин. Самой Франсуазе, при ее серьезном характере, так не хватало такого вот юмора и легкомыслия, что дамы быстро сдружились. Конечно, не обходилось и без некоторого количества споров и даже маленьких ссор, но тут Анна всегда была настороже.
С приходом Мишель в дом, жизнь становилась интереснее с каждым днем. Учителя были очень разными людьми. Если преподаватель геометрии, противный и угрюмый месье Габен просто сухо вел уроки, выдавая положенный материал, получал плату и уезжал домой, то, например, месье Жюль Шаброль, по детски пухлый и краснощекий не взирая на солидный возраст, был настоящим фанатиком своего предмета.
Месье Шаброль преподавал литературу: как франкийскую, так и зарубежную. Его пришлось выписывать из соседнего герцогства, но патер Доменик, который знаком был с семьей учителя долгие годы, уверил герцогиню, что она не пожалеет.
Она и не жалела. Тем более, когда к ним по приглашению заехала жена учителя, мадам Шаброль — пожилая дама увлекалась стихосложением.
В усадьбе Арль жизнь кипела ключом. Каждый четверг обязательно собирались на ужин гости, выбранные лично герцогиней. Пусть мадам Берк сперва несколько возражала против присутствия простых учителей:
— Ваша светлость, они даже не титулованные дворяне, как можно?! Вы герцогиня, ваши друзья и гости должны быть более родовитыми.
— Мадам Берк, здесь, в провинции, мы должны жить в мире с соседями. Думаю, столичный снобизм в Первансе просто неуместен.
Мадам быстро привыкла к тому, что герцогиня, соблюдая все условия этикета и не позволяя никаких вольностей, ведет беседы исключительно на приличные темы. Опасения, что юную иностранку собьют с толку недозволительными разговорами о политике и научат дурному, быстро испарились, и теперь Франсуаза охотно слушала литературные споры.
Признаться, ей и самой было бы уже скучно без салона леди Анны. Где еще можно будет услышать такие сказочные истории и удивительно нежные стихи?
Одна ночь
Ночь на улицах Багдада,
Лунной поступи покой.
Долгожданная прохлада
Разливается рекой.
Одинаково беспечны,
Спят горшечник и султан.
В небе чёрном и предвечном
Дремлет Млечный Караван,
Сотканный из звёздной пряжи
Волей и рукой Творца.
Всё уснуло. Даже стража
Прикорнула у дворца.
Тишина, не скрипнут ставни,
Дышит миром вилайет.
Эта ночь из стародавней
Сказки, что прекрасней нет.
— О, мадам, Шамброль! Это прекрасно! Я как будто сама побывала там! Иногда я даже сожалею, что не бывала нигде, кроме Перванса.
— Знаете, мадам Берк, такие путешествия хороши в юности, — улыбалась мадам Шамброль. — Тогда и я, и Жюль только поженились. Он был переводчиком при нашей миссии, и ему позволили взять меня с собой. Слишком мало людей тогда знали язык Арканджара.
— Да-да! — вмешивался в беседу патер Доменик. — Признаться, когда Жюль еще мальчишкой начал учить язык, его отговаривали все, в том числе родители и даже я, грешный, — патер перекрестился и продолжил: — Такова гордыня человеческая! Кажется, что знаешь и понимаешь все на свете. Кто бы мог подумать, что потом подпишут Магрибский мир и понадобятся знатоки?
Иногда вспыхивали жаркие споры по поводу отдельных строк, иногда маленькое общество слушало в исполнении леди Мишель рыцарские баллады, исполненные голоском хоть и не сильным, но верным и нежным.
Постепенно время таких посиделок удлинялось. Если сперва гости приезжали к позднему ужину и оставались только на протокольные полтора часа, то к началу лета четверговые посиделки переросли во что-то большее.
Собирались теперь к обеду и уже после еды шли в сад. Там, расположившись в удобных плетеных креслах, гости разговаривали обо всем, что их интересовало. Именно там леди Анна однажды получила письмо, доставленное нарочным. Анна отложила его до отъезда гостей: она, примерно, знала, что именно будет в письме.
Новость была одновременно грустная и важная. Мадам Леруан писала, что муж ее, Анатоль Леруан, предстал перед престолом Господним. Как ни грустно было герцогине и всей компании, но в середине лета, через сорок дней после смерти господина Анатоля Леруана, четверговую встречу пришлось отложить. Её светлость уезжала на неделю по делам герцогства.