Усадьба леди Анны

Глава 40

Макс пробежал рифмованные строки взглядом…

Потом еще раз…

Посидел, задумчиво отпивая из бокала непривычно сладкий взвар. Мыслей в голове не было ни одной…

Машинально сделав очередной глоток, он поперхнулся и закашлялся так, что слезы навернулись на глаза. Отдышался…

«С ума сойти! Это… Это что и откуда?! Почему же… Почему она сочла нужным приложить стихи к письму?! Однако, какой талант и какая мощь в этих строках! Интересно, кто автор?».

Некоторое время мысли его метались, но потом он прочитал строки еще раз и поразился, как точно строчки ложатся на его собственные мысли.

«Потрясающе! Просто потрясающе! Думать о таком вроде бы и не принято… Живем одним днем, развлекаемся здесь и сейчас… А потом, когда силы и богатства растрачены, начинаем жалеть о прошлых поступках. Но что же я могу ответить ей?! Как показать, что… А что я хочу показать этой чужачке? Что именно?» Макс волновался. Он писал и нервничал при этом, ощущая, как частит сердце.

«Просто поразительно, как удачно она выбрала стихотворение! Интересно, кто же автор? Строк такой силы не много найдется. Странно для молодой женщины понимать эти мысли… Они обычно предпочитают всякие милости и красивости. Про природу, первый поцелуй, всякие там ветерки-зефиры и птичек. А если она не поймет то, что я ей напишу? А если…»

У него чуть дрожали руки, и первые листы официального письма улетели в пустой портал камина. Сейчас, летом, его не топили, и кучка белых комков бумаги резала глаза своей чуждостью этому месту. «Надо будет потом сжечь, чтобы никто не прочитал.».

Мысли его, взбудораженные необычным письмом, скакали, как сумасшедшие весенние зайцы, пытаясь охватить все и сразу: «Ведь еще ничего не потеряно… Да, я урод, но у меня есть время… Время есть, только… Силы можно прикладывать по-разному! Не обязательно скакать с луком на коне. Отец первый раз обратился ко мне за помощью, и то я ухитрился заставить его волноваться за меня. Конечно, иначе я поступить не мог, но… Наверняка и Луи-Филипп, и отец будет рады, если я возьму на себя какие-то дела. Пусть и не самые важные решения, пусть даже канцелярские проблемы. Да отец будет только счастлив. И потом, можно ведь не только канцелярией заниматься. Проще спросить их, где нужна моя помощь…»

Замерев на несколько мгновений, он прикрыл глаза, стараясь успокоится, и мысленно процитировал въевшиеся в память строки:

Первый лист уже традиционно содержал вопросы о здоровье эспанки, о делах и быте. Дальше было сложнее, но гораздо интереснее.

Он перебирал в памяти чужие стихи, выбирая из них то, что может послужить ответом. Второй лист герцог писал уже спокойнее, тщательно обдумав содержание. Колебался не слишком долго: «Вот это ляжет идеально! Жаль, что самому мне не дано так ярко выражать мысли.»

Так сумрачно и холодно кругом,

Что эта ночь подобна крипте[22] мира.

На небосклоне, чёрном и нагом,

Ни зги, и спит кипение эфира.

И без того безумием полны,

Сердца эквилибрируют на грани.

Им даже свет безжизненный луны

Такой порою искренне желанен.

Как холодно! И, кажется, до дна

Свели тепло, а новому ни шанса.

Но, может, полночь сменит времена,

И дарствует возможность ренессанса[23].[24]

Еще немного посидев, герцог вызвал к себе капрала Готье.

— Гюстав, я написал записку к капитану Сюрко. Там я прошу вернуть вас под командование генерала Ланфернера, в вашу собственную бригаду.

— Вашсветлость! Благодарствую!

— Я желаю, чтобы вы лично отвезли эти бумаги, — герцог указал на плотный сверток, обернутый кожаным чехлом, — в мой дом и передали месье Горашу. После этого можете быть свободны и отправляться к капитану Сюрко. Он переправит вас к месту службы. Возьмите, — на протянутую ладонь капрала лег небольшой, плотно набитый мешочек, — это небольшая награда за вашу помощь.

— Благодарствую, вашсиятельство! — мешочек приятно оттягивал карман, и капрал, все еще не веря своей удаче, переспросил: — Стало быть, могу прямо с утра ехать?

— С самого утра. Я прикажу выдать вам лучшего коня. И возьмите с собой охрану. Бумаги должны быть доставлены как можно скорее!

— Да уж я не подведу, вашсветлость! Никак не подведу!

Обнаружив, что мешочек набит даже не серебряными, а золотыми монетами, капрал прикрыл на мгновение глаза и пообещал себе поставить за здоровье герцога «агромадную» свечу.

«Лучшую, какую в храме найду! Это ж на этакие деньги сколько всего можно сделать?! Дай ему Господь здоровья, а горничные все мои будут!»

Весна находилась еще только в самом расцвете, а Анна уже поняла, что именно это поместье будет она считать своим домом. Ей нравилось все!

И заигравший свежей побелкой и чистыми окнами дом. И потрясающей красоты расцветший сад с клумбами и рабатками, играющими переливами красок. Особенно ей полюбилась стоящая возле отремонтированной беседки небольшая бронзовая статуя, чуть тронутая зеленоватой патиной.

Статуя изображала молодую девушку с толстым книжным томиком на коленях. Тонкий палец был вложен между бронзовых страниц как закладка, а девушка задумчиво смотрела вдаль. Книга, разумеется, была Библией, но если не вглядываться в вытисненное на металле обложки название, то можно подумать, что девушка читает стихи.

Именно здесь, рядом с этой навеки застывшей девушкой, теперь и проходили четверговые встречи.

Переезд, как ни странно, благотворно сказался даже на ироничном характере мадам Селин. Близость к столице радовала даму. Кроме того, благодаря ей в окружении герцогини появилась еще одна любительница чтения.

Вполне себе благопристойная и обеспеченная дама, некая мадам Вальян. Нетитулованная, бедная дворянка, отданная в юности за богатого купца, к тридцати она осталась богатой вдовой и больше не позволила родне управлять собой. Именно тогда она и пристрастилась к чтению: в период вдовства принимать гостей было невозможно, а мадам Селин исправно снабжала ее книгами.

Сейчас мадам Вальян была сорокалетней почтенной дамой, принятой во многих приличных домах, но слывущей затворницей. С приездом герцогини вдова нашла себе теплое место в этой странноватой компании.

Анну уже несколько раз приглашали на ужин к королю. Не на малый прием, где все равно топталось чуть не полсотни народу. А именно на интимный ужин, где за столом, кроме его величества и его высочества находилось еще буквально два-три человека. Дам, кроме нее, на таких встречах не было.

Нельзя сказать, что эти ужины так уж радовали ее. Она ощущала повышенный интерес к своей персоне и со стороны постоянно присутствовавшего министра финансов господина Дюпревиля, и со стороны министра торговли герцога Валионе, который посетил ужин только дважды.

Министр финасов господин Дюпревиль, был лет сорока пяти, невысок и худощав, одевался довольно небрежно. Почти всегда на камзоле присутствовало какое-нибудь пятно или была оторвана пуговица, или кружевная манжета свисала сероватой тряпкой.

Герцог Валионе, напротив, был довольно молод, не больше тридцати, статен и роскошно одет. Однажды мадам Селин сказала ей, что герцог — один из богатейших людей Франкии, и, глядя на его перстни, Анна вполне верила в это.

Почтенные мужи поддерживали с королем легкую беседу, не рассуждая о делах, а стараясь позабавить его величество незатейливыми рассказами и сплетнями о дворцовых жителях.

— И вот тогда, ваше величество, он и получил от вдовушки решительный отказ! Каков нахал, — с улыбкой договорил герцог Валионе.

— И правильно, — король кивнул головой, как бы соглашаясь с решением вдовы. — Этакому разгильдяю только доверь хозяйство — быстро нищей оставит. И вообще, сын мой, — он обратил взгляд на дофина, — не стоит ли удалить его от двора? Слишком много от барона шуму.

— Отец, все в вашей воле. Но барон не так и глуп, как вам кажется. А главное, мне очень важен в моем ведомстве его старший брат.

— Ну, тогда Бог с ним, — махнул рукой его величество. — Раз нужен, пусть остается. Только предупреди, что негоже так себя вести.

— Я понял, отец. Я думаю, предложить ему пойти в свою гвардию. Он прекрасный мечник. И меньше будет досаждать вам.

— Замечательное решение, сынок, замечательное!

Анна немного терялась и была особенно благодарна дофину, что он не давал ей тосковать за столом и чувствовать себя лишней. Вопросы его высочество задавал самые простые: Как нравится ей климат Франкии? Как она находит местную моду? Как ей франкийская кухня?

К удивлению Анны, и король, и министры внимательно слушали ее ответы. Она аккуратно хвалила все, о чем спрашивали, и искренне восхищалась всем, что было достойно хоть малейшего комплимента.

На одном из таких ужинов и зашел разговор о военной форме.

— Так вот, отец, герцогиня любезно предоставила мне три образца и я могу сказать, что, конечно, наша форма для солдат весьма красива, но вот эти странные костюмы гораздо удобнее.

— Ваше высочество, — осторожно заговорил господин Дюпревиль, глядя при этом вовсе не на высочество, а на короля, — может быть костюмы и удобнее, но казна просто не выдержит таких трат!

— Зато мы не будем больше за бесценок продавать дешевую шерсть в Англитанию! Они будут просто вынуждены закупать более дорогую. На их дождливых землях, как вам известно, хорошую шерсть не получить. Зима слишком мягкая и сырая, скот болеет и выживают только те животные, у которых руно низкого качества. Конечно, птица у них превосходная, но вот овцы наши гораздо лучше! — министр торговли даже чуть приосанился и значительно поднял вверх указательный палец. — А дорогая шерсть быстрее наполнит нашу казну!

Анна замерла, боясь, что поняла все неправильно. Неужели речь идет о госзаказе?! Но ведь она просто не справится с таким объемом!

Впрочем, после слов герцога Валионе король покивал и ответил:

— Мы подумаем над этим, подумаем, — и беседа потекла как обычно, больше не возвращаясь к солдатской форме.

Провожая Анну до кареты — честь, которой удостаивались при дворе единицы, дофин серьезно ей сказал:

— Не будем торопить события, герцогиня. Отцу трудно даются такие решения. Вы сами видите, — вздохнул он, — здоровье его величества оставляет желать лучшего.