В лицо жене сразу он посмотреть так и не осмелился. Зато резко, словно в ледяную воду бултыхнулся, повернул свой профиль к ней так, чтобы она могла видеть шрам.
«…а и пусть… Чему быть, как говорится…» — на душе скребли кошки и он почти не слышал, что говорит сидящий рядом с его величеством дофин.
Между тем король приступил к трапезе, и, волей-неволей, всем пришлось взяться за вилки. Два лакея обносили гостей блюдами, а Макс, чуть успокаиваясь, исподтишка рассматривал фрейлин своей жены. Стояли они у дальней стены, но как раз напротив него, тихонько перешептываясь с парой дежурных офицеров.
«Интересно, где она этаких нашла? Они не эспанки, это очевидно, но и при дворе я их раньше не видел. А дамы в совершенно необычной одежде. И при этом ведут себя так, как будто привыкли к ней. Как будто не понимают, как выделяются на общем фоне. Или это вообще свойственно женщинам — такая вот легкость? Но вот та, что в возрасте… Она ведь тоже не боится перемен, получается? Не боится показаться немодной и вызывающе одетой. Поразительное вольнолюбие! Всегда считал, что женщинам присущ стайный инстинкт. Что носит одна, то наденут и все остальные. А тут, получается, что моя жена… — он мысленно споткнулся, а потом более решительно повторил про себя это слово — «жена»… — да! Моя жена — законодательница моды?! Все же есть в ней, похоже, нечто необычное!». Решение пришло быстро, и, оторвавшись от тарелки, он наконец-то взглянул на герцогиню, мгновенно испытав острое облегчение от того, что в данный момент она и вовсе на него не смотрела: Анна Ангуленская живо что-то обсуждала с министром финансов.
«Какое живое лицо!» — это было его первое ощущение. Сделав незаметный вдох, он позволил себе задержать взгляд, рассматривая девушку пристальней.
«Карие с прозеленью глаза, чистая белая кожа, темные ресницы и изящного рисунка брови… — Макс как бы впитывал этот образ, стараясь сконцентрироваться на деталях и все время что-то упуская: — Губы… У нее непривычно крупный рот… Странно выглядит… Но, пожалуй, это даже красиво».
Отвел глаза, чтобы не показаться назойливым и что-то невпопад ответил соседу на вопрос. Почему-то герцогу стало легче дышать, и второй взгляд на жену он бросил уже без особой боязни, просто стараясь лучше рассмотреть её.
«У нее очень нежные руки и вполне изысканные манеры… А когда она улыбается — у уголков губ появляются очаровательные скобочки… Как странно, что та монументальная особа, что стояла со мной у алтаря, и эта девушка — один и тот же человек…»
И тут герцогиня, закончив свой разговор с господином Дюпревилем, взглянула на мужа.
Макс забыл, как дышать, стараясь по ее лицу уловить, что она сейчас ощущает…
Не было брезгливости, раздражения или презрения. Пожалуй, легкое удивление, как будто она увидела человека, о котором давно забыла, и легкий вежливый интерес. Не более…
Герцогиня посмотрела на бледного и мрачного супруга и перевела взгляд на окликнувшего ее короля.
— Ну-с, Анна, скажи мне, скоро ли будет готова первая партия?
— Не раньше конца лета, ваше величество. Король чуть нахмурился, но кивнул, как бы соглашаясь, а потом, обращаясь к дофину, сказал:
— Ну, мальчик мой, сам объявишь новость?
Люди за столом насторожились, только министр торговли, герцог Валионе, стал похож на кота, безнаказанно отведавшего свежих густых сливок. Дофин чуть улыбнулся и глядя на замерших гостей сказал:
— Завтра будет официальное сообщение… Но вам я могу сказать сейчас: мой брак с энтальянской принцессой решен. Сегодня энтальянские послы подписали брачный договор от имени его королевского величества Алессандра дель Канетто. Её высочество Антонелла дель Канетто прибудет ко дню нашего бракосочетания. Оно назначено на день святого Вельтена.
— Середина осени — прекрасное время! Я счастлив, что имею честь поздравить вас одним из первых, ваше высочество! — довольным голосом произнес герцог Валионе. У него, похоже, этот брак вызывал исключительно положительные эмоции. Он явно надеялся на преференции для своего министерства.
Гости наперебой начали поздравлять наследника престола, а Макс, для которого это уже не было новостью, внимательно следил, как говорит и двигается его жена. Было в ее одежде, в манере держаться и говорить что-то завораживающее. Хотелось смотреть не отрываясь, как на легкий ручеек, тихо журчащий по каменистому ложу.
— Максимилиан, — голос короля заставил гомон за столом стихнуть. — Ты будешь на церемонии хранителем колец.
Анна вспомнила, что на ее собственном венчании подушечку с кольцами держал сам дофин, лично. Пока герцог разговаривал с королем и благодарил за оказанную честь, она очередной раз украдкой кинула на него взгляд.
Тогда, на свадьбе, она толком не запомнила ни его лица, ни его голоса. Только холодное равнодушие при прохождении обряда и общее ощущение молодости, красоты и неприязни.
Сейчас он выглядел значительно более живым. Заметно стеснялся своего шрама, по возможности поворачиваясь к собеседнику целой стороной лица. Ко всем, кроме нее. К ней, напротив, старается повернуться шрамом. Отпугивает?
Не сказать, что держится скованно, скорее, погружен в свои мысли. Мало ест и много рассматривает ее исподтишка. Непонятно, стесняется или она ему неприятна?
«Ну, а что он хотел?! Договорной брак и есть договорной. Я, может быть, тоже не в восторге… — некоторые раздражение и опасения он все же вызывал у Анны. — Красивый парень… Шрам, конечно, грубоват, но со временем посветлеет и станет не так заметен. Из-за шрама уголок рта все время смотрит вниз, как будто он недоволен. Или он правда недоволен? Понять бы еще, можно с ним будет договориться, чтобы не лез в мою жизнь? И пусть тогда хоть пять любовниц содержит…»
Ужин закончился, его величество удалился, а дофин пожелал сыграть с герцогиней в карты. Играла Анна всегда откровенно плохо, хотя игра и была примитивная. Но для Луи-Филиппа, похоже, это не имело значения. Третьим и четвертым партнерами за столик он выбрал герцога и министра финансов.
Мадам Берк стояла за спиной Анны и тихонько подсказывала, чем и как ходить. Принц же, улыбаясь, говорил:
— Кстати, я слышал, что принцесса Антонелла увлекается поэзией. Думаю, она найдет при дворе отца интересных собеседников. Макс, ты не вспомнишь пару стихотворений из твоего собрания?
Герцог, несколько раздраженный тем, что не удалось исчезнуть сразу за королем, буркнул:
— Не думаю, что тут удачное место и время.
— Прошу тебя, — серьезно сказал дофин.
Максимилиан злился, сложно сказать, на что именно. Сбежать с вечера он не успел, теперь еще и Луи-Филипп со своей просьбой… «Теперь придется разговаривать с этой эспанкой. Она может… Она может и не захотеть беседовать! Хорошо же я буду выглядеть, когда она сделает вид, что меня не слышит… Зачем здесь, на таком приеме, стихи? Кто в них что поймет? Хотя… Она-то, может быть, и поймет, но…»
Он сам бы не мог объяснить, что именно его раздражало в ситуации, но, понимая, что не может публично отвергнуть просьбу дофина, с раздражением начал читать, слегка откашлявшись.
Как хочется отныне и навеки,
Уснуть, забыв, что было мне дано.
Избавиться от амплуа калеки,
И от всего, с чем связано оно,
От оплеух неискренних оваций
И от похвал, что холоднее льда.
Сейчас уснуть бы и не просыпаться
До самых горнов Страшного Суда.
Наступило неловкое молчание, дофин хмурился. Он рассчитывал на что-то более светское, легкое, а сейчас просто не понимал, что нужно сказать…
«Зачем Макс вот так вот?! Резанул по живому просто… Что стоило вспомнить какое-нибудь про природу или там погоду… Паршивец! Она и так имеет все причины злиться на него. Мы с отцом стараемся как-то сгладить… А он, как на зло, подчеркивает свою… Свою глупость он подчеркивает! — дофин уже не на шутку раздражался. — Подумаешь, шрам у него на морде! Не конец ведь света наступил! Жив-здоров, остался, и хвала Господу! Паршивец! Неблагодарный паршивец!»
Неприятную тишину разбил мягкий голос Анны. Она выговаривала слова не торопясь, давая каждому прочувствовать все нотки смыслов, что вложены в эти строки:
Расскажи мне, как время меняет окрас,
Если в окнах надежда исходит на нет.
И как катятся слезы восторга из глаз,
Увидавших златой ослепительный свет.
Опиши мне, как скоро седеет душа
Если выхода нет, а на входе табу.
Каково ей смеяться, себя потроша,
Принимать, как родную, чужую судьбу.
Прошепчи мне, как стынут слова на ветру,
Если крик — в никуда, да и там пустота…
И как трудно бывает святому Петру
Недоживших свой век провожать за Врата.
Макс потрясенно уставился на жену.
— Недоживших свой век провожать за Врата… — медленно повторил последнюю строку дофин, глядя на брата. — Герцогиня, я давно понял, что вы неординарная женщина. Но этот ваш ответ! Эти строки — прекрасны! Оцени, Макс, какой образ — «недожившие свой век»! Это для тех, кто падает духом от малейших неудач. Надеюсь, что ты хоть что-то понял.
Дофин встал, за ним поднялись от карточного стола чуть растерянные гости, принц взял руку Анны Ангуленской, поцеловал и добавил:
— Пожалуй, это одно из лучших ваших произведений, Анна. Спокойной ночи, дамы и господа, — добавил он для всех и быстро покинул комнату. Он просто боялся сорваться и наговорить братцу лишнего.
Принц удалился, гости вереницей потянулись к выходу, и только герцог опустился на свой стул, потрясенно думая:
«Это она… Она сама пишет… Не коллекционирует стихи, как я, а сама! Потрясающе! Просто…» — у него не было слов, чтобы описать свои эмоции, но одна четкая мысль все же возникла в самом конце: «Вот я дура-а-ак!».