Усадьба леди Анны

Глава 58

Разумеется, после первой совместной ночи они сбежали из Парижеля в небольшой охотничий домик, откуда их смогли вытащить только через месяц и только личной запиской короля. Луи-Филипп потребовал от брата вернуться в столицу и начать службу. Спорить с его величеством было решительно невозможно.

Анна проснулась раньше мужа, немного поворочалась, выбираясь из под накрывшей её руки, и затихла повернувшись к нему лицом. Полоска шрама по прежнему стекала через все лицо мужа, но она ее просто не заметила. Это было что-то сильно привычное, точно знаешь, что оно существует, но не видишь в упор.

Темные широкие брови, темные ресницы, не слишком длинные, но густые; прямой ровный нос, рот смешно приоткрыт, как у ребенка. Смугловатая кожа, одна щека чуть сплющена подушкой, крепкий подбородок сбрызнут отросшей за ночь щетиной.

Анна протянула руку и легко коснулась шероховатой скулы. Макс заворочался, открыл один глаз, неожиданно четко и ловко поймал трогающую его руку и потянул жену к себе:

— Попались, ваша светлость?!

Почти полгода семейной жизни научили Анну некоторым странным вещам.

Научили понимать, что как хозяин земель Максимилиан весьма посредственный специалист: почти все его владения были отданы под управление служащих. Когда она заикнулась, что нужно все и всегда проверять лично, он, кажется, только вздохнул с облегчением и выдал ей доверенности на все поместья и провинции.

— Если ты захочешь, то сможешь посылать туда проверяющих и получать от них независимые отчеты.

— Ты так доверяешь мне?

— Ты моя жена, — легко пожав плечами, ответил он. — Если тебе надоест этим заниматься, просто скажи мне.

Она узнала, что он достаточно равнодушен к еде, но прилично разбирается в винах, хотя и пьет их редко. Гораздо реже, чем принято при дворе.

— Некоторые из них хороши, чтобы согреться или, наоборот, утолить жажду в жару. Но они почти всегда дурманят голову, так что я предпочту взвар.

Узнала, что минимум через день он тратит несколько часов на упражнение с мечом или саблей.

— Макс, зачем тебе это?! Ты всегда ездишь в сопровождении охраны, — ей был просто интересен ответ мужа.

— Аннушка, мужчина должен уметь постоять за себя и свою семью, — он так удивился вопросу, что не сразу смог четко сформулировать ответ. — А если охрана погибнет, я должен смириться и дать перерезать себе горло?! Нет, радость моя. Случись что, я буду сопротивляться до последнего и прихвачу с собой на тот свет всех врагов, до которых дотянусь.

В той жизни у Анны никогда не было таких врагов, но сейчас, вспоминая историю с попыткой ее отравить, она вынуждена была согласиться: здесь его упорство на тренировках — очень ценное качество.

Как ни странно, ее муж был довольно равнодушен к роскоши что в одежде, что в интерьере. Ему достаточно было, чтобы все «красивости» были на должном уровне, не более.

Еще одним странным открытием было то, что муж слабовато разбирался в дворцовых интригах. Точнее, просто не интересовался ими, зато отлично разбирался в политике. Анне казалось, что эти явления одного порядка, но вечерние разговоры с мужем убедили ее в обратном.

— …таким образом, коронованная этальянка на троне Франкии является гарантом мира. Понимаешь? Возникает некоторое равновесие между силами Эспанской коалиции и союзом наших стран.

— А если бы у этальянского короля, например, не было дочери на выданье?

— Ну… Возможно тогда, нам стоило бы объединится с Вестгорцами и Антилийским княжеством. Но Эталия нам значительно выгоднее. Проще наладить торговлю, быстрее можно перебросить воинские силы, ну и так далее. Кроме того, мы с этальянцами принадлежим к одной и той же церковной конфессии…

Собственно, именно поэтому его величество Луи-Филипп и поручил герцогу работу в одном из секретных отделов королевской канцелярии. А Анна сделала для себя любопытный вывод: «Его интересует не то, что есть под носом, а то, что находится далеко. Не собственные земли, а торговля с другими странами. Не возня придворных, а интриги и союзы государственного уровня. Пожалуй, это не хорошо, но и не плохо. Просто он так устроен.».

Чем ближе она знакомилась с собственным мужем, тем меньше у нее оставалось снисходительного отношения к нему: «Иногда мне кажется, что Макс как ребенок, но это совсем не так. Он вовсе не глупее меня. Я опытнее и старше, но только потому, что больше читала. А он зато варится во всем этом с самого детства. Просто поразительно, как он остался достаточно порядочным и честным!».

Но все же окончательно муж сразил ее, когда допустил в святая святых — кабинет в башне. Жить они предпочли в усадьбе Анны. Там было комфортнее ей, а Максу, по большому счету было все равно где, главное — рядом с женой.

— Вот… — он несколько неловко обвел рукой неуютное помещение: — Здесь все и хранится. А это — тебе.

В руки герцогини лег небольшой ключ с хитрыми прорезями и бороздками.

— Их изготовили всего два. Не потеряй, — добавил Максимилиан. — Если ты захочешь, можешь сама заходить сюда и читать.

Для нее это был королевский подарок. В плотно закрытом шкафу хранились рукописи и отдельные листы, связки и сшитые тетради. Стихи, стихи, стихи… Разных стран и даже разных времен. Часть из них была переведена, часть еще нуждалась в переводе. Огромное богатство!

— Может быть, когда-нибудь я издам сборник.

Главным для Анны было то, что это место — кусочек его души, некий тайник, куда допускаются только избранные. Эта та точка соприкосновения, которая всегда будет волновать их обоих. У неё перехватило горло и, прежде чем говорить, пришлось немного откашляться.

— Спасибо тебе… — она ткнулась носом ему в грудь, стараясь не показать навернувшиеся на глаза слезы. «Мы такие разные с ним… Но сейчас я не понимаю, как мы жили раньше друг без друга… Просто не понимаю…»

Отношение Максимилиана к жене менялось быстро и безвозвратно.

Сперва он испытывал влюбленность, некий восторг и головокружение оттого, что такая удивительная женщина находится рядом, позволяет ухаживать за собой и улыбается ему. С момента нападения на Анну, с мгновения, когда он испытал какой-то дикий, почти животный страх за нее, за ее хрупкость, за ее неприспособленность, страх, что она исчезнет прямо сейчас, и останется только мертвое тело… вот с того момента и появилось настоящее понимание близости, ощущение родства, ощущение что она — часть его самого. Точное знание, что никогда не будет человека дороже.

Они разговаривали часто и подолгу. Они молчали, и это молчание делало их только ближе.

Более того, Максимилиан видел ее недостатки: и излишнюю наивность, и некоторую бестолковость, и слепоту к людям. Но даже эти недостатки были ему дороги. Больше всего в жизни ему хотелось защитить ее от всего мира, закрыть от любого горя, спрятать от всех.

И с этими чувствами в собственной душе Максу приходилось бороться. Он был от природы достаточно чуток, чтобы понимать: такие птицы не живут в золотой клетке. А счастье Анны было ему дороже собственных желаний.

— День добрый, ваше королевское величество.

— Добрый. Присаживайся, Максимилиан, — король указал на удобные кресла, стоящие у камина и, усевшись в одно из них, спросил: — Ты был сегодня у отца?

— Да. Заезжал перед службой.

— Как он? — Ну, точно лучше, чем полгода назад. Даже посвежел немного. Лекарь его заставляет много гулять. Он принялся кормить птиц: там у него целая стая всякой городской мелочи. От голубей до воробьев и ворон. В целом, отставка пошла ему на пользу. Ну и там с ним Жюль, он присматривает.

— Проклятые дела… — недовольно поморщился король. — Я не видел его почти месяц.

— Ты же знаешь, чего отец ждет больше всего.

— Да, — улыбнулся Луи-Филипп. — И думаю, через пару недель я смогу посетить его с отличной новостью!

— О! Ваше величество можно поздравить?! — Макс улыбнулся в ответ.

— Лекарка думает, что так и есть, — довольно проговорил король. — Но сказала, нужно ждать еще не мене двух недель, тогда точно будет известно. Надеюсь, это будет мальчик!

— Как себя чувствует ее величество?

— Я запретил ей конные прогулки, и она немного поскандалила с утра, — Луи-Филипп улыбнулся и добавил: — Судя по тому, с какой меткостью она кинула в меня туфелькой, с ней все в порядке.

— Попала?! — полюбопытствовал Макс.

— Промазала! — рассмеялся король. — Она ни разу еще не смогла попасть, так что все идет как обычно. Кстати, ты писал, что хочешь поговорить со мной. О чем?

— Вы, ваше величество…

— Макс, позволь мне хоть изредка, хотя бы пока мы вдвоем, побыть не «величеством».

— Хорошо, Луи. Я хотел поговорить с тобой о патенте. Помнишь, еще до отъезда в Эталию мы обсуждали…

— Ах, да, помню. Я думал об этом, Максимилиан. И пришел к выводу, что это создаст очень нехороший прецедент. Я хочу предложить тебе другой вариант. Я охотно оформлю этот самый патент на твое имя и пропишу все возможные льготы и налоговые послабления.

— Нет, Луи. Это меня не устроит.

— Ты, как всегда, торопишься, Максимилиан, — недовольно буркнул король. — Сперва дослушай! Я выпишу патент на твое имя, но ты можешь потом, частным образом, написать на герцогиню доверенность и все! Никаких проблем, это будет твое личное решение, понимаешь? А по сути все будет так, как ты и хочешь.

Предложение Максимилиану не нравилось, но он молчал, обдумывая слова и не торопясь высказать недовольство. Молчание затягивалось, и король, потеряв терпение, спросил:

— Ну? Как тебе такое предложение?

— Знаешь, Луи… Я недавно наткнулся на очень удачное стихотворение. Хочешь послушать?

— С удовольствием! Это гораздо лучше последних политических сплетен. Это написала Анна?

— Нет… Но послушай.

— Максимилиан! Оно, конечно, прекрасно, я даже не думаю спорить. Но к чему такой пафос?! Герцогиня отнюдь не обижена судьбой! Если вопрос только в деньгах, то…

— Луи, вопрос совсем не в деньгах. Но ей будет обидно.

— Просто… просто обидно? Но почему, собственно?! Она же ничего не теряет?! Максимилиан, я выпишу патент на тебя, и закончим на этом.

— Мне жаль, ваше высочество, что вы не поняли меня. Разрешите откланяться?

— Прекрати! Что за блажь у вас с этим патентом?!

— Луи, а это не блажь. Это обыкновенная честность и порядочность по отношению к ней. И если ты сейчас скажешь, что политика и традиции требуют, как обычно…

— Вы свободны, герцог де Ангуленский. Ступайте!