Устроение садов. Фрагмент трактата

Вступление Е. Кузьминой

«Устроение садов» (по-китайски «Юанье», буквально «Выплавка садов») — первый в китайской традиции трактат по садово-парковому искусству. Это удивительный текст с очень несчастливой судьбой. Он написан на закате династии Мин (в середине XVII века) мастером искусственных горок и «садоустроителем» Цзи Чэном.

Ремесленник пишет о своем ремесле — сегодня такое встречается сплошь и рядом. Книги опытных мастеров, описывающих свое искусство, мы ценим подчас значительно больше, чем рассуждения теоретиков и критиков. В Китае же письменная традиция была весьма консервативной, в ее обиход мог войти только текст, обладавший определенным набором свойств. Главное из них: он должен быть написан на литературном языке вэньяне, который многие столетия назад оторвался от устного языка и пошел по своему пути развития. Изучение вэньяня и классических текстов оставались привилегией ученых и аристократии, архитекторы были далеко не так образованы, как ученые сословия. Поэтому в Китае на протяжении тысячелетий, до появления Цзи Чэна, строили сады одни, а писали о них другие.

Текст иллюстрируют сюжеты классической китайской живописи, служившей источником вдохновения для китайских устроителей садов.

Сочинения о садах были столь многочисленны и разнообразны, что их можно выделить в особое направление юаньцзи («записки о садах»). Однако читатель найдет в них лишь скрупулезное описание сада, составленное владельцем, и руководство по «наслаждению садом». Цзи Чэн первый написал своего рода инструкцию по созданию предмета «наслаждения» — самого сада. Как ему — ремесленнику — удалось написать текст, удовлетворяющий специфическим литературным стандартам?

Существует мнение, что часть трактата написана другим автором. Пристальный взгляд на оригинальный текст подтверждает эту догадку: трактат как бы распадается на две части — «прикладную» и «художественную». Распадается не структурно, но по содержанию, и фрагменты из обеих частей зачастую перемешаны в одной главе. Скажем, за патетическим описанием прекрасного пейзажа может следовать такая фраза: «Не стоит ограничивать себя определенным количеством окон, делай их там, где это уместно».

Публикация текста была осуществлена с помощью известного сановника Жуань Цзичэна. Вскоре после издания трактата он попал в опалу — такая же судьба ожидала и «Устроение садов». О трактате забыли на 300 лет, его повторная публикация состоялась в первой трети XX века, когда китайцы заново «узнали» о нем от японских исследователей. Китайские ученые провели большую текстологическую работу, подготовили научный и культурологический комментарии. Трактат был переведен на современный китайский, английский и французский языки и, можно сказать, зажил счастливой жизнью. Правда, в России для него пока все складывается неудачно. Специалисты по садово-парковой архитектуре узнали о трактате из западных источников и из работ отечественного синолога Владимира Малявина. Однако многое из того, что сегодня цитируют как «Устроение садов», является переводом не совсем достоверных англоязычных переложений. Это вызывает глубокое сожаление, поскольку этот трактат, с присущим ему историко-культурным и художественным своеобразием, несомненно, достоин настоящей встречи с читателем — в полном объеме, максимально достоверном переводе и с исчерпывающим комментарием.

Мы предлагаем перевод нескольких фрагментов трактата. Это предисловия друзей и покровителей автора — Жуань Дачэна и Чжэн Юаньсюна, а также его собственное предисловие и послесловие. Кроме того, мы публикуем главу «Цзецзин, или Использование естественного ландшафта», описывающую один из принципов садово-паркового искусства — «заимствование пейзажа» («borrowed scenery»). Читатель, вероятно, с удивлением обнаружит, что это едва ли не стихотворение в прозе, насыщенное цитатами и аллюзиями. В этой главе проглядывает предполагаемый второй автор «Устроения садов» — тот, кто привнес красоту и поэзию в сухое описание архитектурных приемов.

Предисловие Жуань Дачэна

С юности, подобно Сяну и Циню[1], я имел склонность к уединенной жизни, но на мое горе оказался повязан по рукам и ногам делами службы. Когда же наконец я был отстранен от должности и сослан на родину, то смог осуществить свою мечту об уединении. Однако в ту самую пору повсюду царили беспорядки, к тому же я не мог пренебречь сыновним долгом — заботой о родителях, — ради того, чтобы отдаться «свободному скитанию»[2]. Итак, мне ничего не оставалось, кроме тихого бесцветного существования среди курятников и свинарников, в кругу соплеменников и сородичей.

Неподалеку протекала река Луаньцзян. Как-то случилось мне взять лодку, и она принесла меня на поросшее ивами мелководье в «Сад пробуждения». Я провел там два дня в умиротворении и веселье, радуясь дивному месту, на котором за бамбуковой изгородью собрали самые прекрасные холмы и долины. Вот где мог бы я утолять свою страсть к красивым пейзажам, заботиться о родителях и не искать лучших мест. Можно только посмеяться над теми неутомимыми странниками, что бесконечно скитаются, окутанные облаками и туманами[3].

Этот сад — «Сад пробуждения» — устроил Цзи Упи из Сунлина[4] и написал о нем трактат, а мой друг Цао Юаньфу из Гушу назвал этот трактат «Устроение садов». Упи отличается искренностью и открытостью, он обладает незаурядным умом, по натуре своей не склонен к пошлости и лицемерию — его стихи и картины таковы, каков он сам.

И вот я очистил от сорных трав заброшенный участок, находящийся неподалеку, вырыл там пруды, возвел искусственные горки и устроил сад — прекрасное место для чтения и игры на цине. В погожие дни я буду бродить по саду с посохом или странствовать в паланкине и беседовать с бессмертными, останавливаясь передохнуть. Облаченный в разноцветные одежды, как Лао Лайцзы[5], я буду напевать песню отшельника[6] и пить за здоровье стариков. Так, в праздности и веселье я проведу остаток дней.

Поистине, талант Цзи-цзы[7] помог счастливо воплотить мои замыслы, и в знак благодарности я хочу наполнить еще одну чашу вина и с песней поднести ему.

А когда в моем саду месяц выходит из-за горных вершин и наступает тишина, я зову Юаньфу, ибо мудрость его безгранична.

В год Цзяжун эпохи Чунчжэнь (1634), в четвертый месяц, когда в саду расцвели деревья, в кругу своих лучших друзей — птиц, Жуань Дачэн взялся за кисть в усадьбе Каменное Гнездо.

Предисловие Чжэн Юаньсюня

Люди древности оставили записи о ста искусствах, а об устроении садов — ни слова. Почему? Говорят, что каждый сад устраивается по-своему, общих и твердых правил нет, поэтому искусству устроения садов нельзя научить и его невозможно передать.

Что значит «по-своему»?

Высокое происхождение позволило императору Цзянь-вэню[8] создать сад Хуалинь; богатство Лилуня[9] дало ему возможность построить сад Цзиньгу; а у бедняка Чжун-цзы[10] только и было, что крошечный огородик в Улине. Один благородного происхождения — другой низкого, один бедный — другой богатый, у каждого свои обстоятельства, непросто что-то сделать им вопреки.

Если в твоем саду не найти тихого уголка, скрытого меж величественных гор и пышных деревьев, ты напрасно пускаешь по воде чарку с вином[11]. Если созданные тобой пейзажи не могут сравниться с «Оленьим загоном» и «Узорным абрикосом», не следует гордиться садом, словно усадьбой Ваньчуань[12]. Ведь, когда уродливая Мэй Му[13] пудрится и румянится, она становится еще безобразнее. Помни, что с каждым участком земли следует обращаться по-своему.

Если, приступая к устроению, хозяин уже видит каждый холм и долину своего сада, тот будет изысканным и элегантным, или непритязательным и скромным. Если же берешься за устроение сада, принуждая себя и целиком полагаясь на плотников, каменщиков и мастеровых, цепочка гор не будет такой живописной, поток воды не ляжет петлями, тень от травы и деревьев не укроет водную гладь. Захочешь ли ты приходить в такой сад каждый день?

Также прискорбно, если хозяин уже видит, каким должен быть его сад, его уединенное тайное убежище, но не умеет передать замысел работникам. Работник всегда придерживается правил и не отступает от них ни на шаг. Привязанный к стамеске и рубанку, он одерживает верх над хозяином, заставляя его забыть о высоких мечтах. Разве это не достойно сожаления?

Отличие Цзи Упи в том, что он следует велению сердца, а не правилу. Для многих это недостижимо. Еще более искусен он в управлении работниками: бестолковый становится у него умелым, медлительный — проворным. Это особенно радует.

Я давно знаю Упи и очень жалею, что для великих замыслов ему достаются лишь пересохшие ручьи и жалкие подобия гор. Вот бы раскинуть сеть из десяти Великих гор, дать Упи в подчинение пять силачей Поднебесной [14], собрать райские цветы и травы, многолетние деревья и священных журавлей — и он совершенно преобразит землю! Жаль, не найти столь крупного землевладельца…

Значит ли это, что Упи — мастер только крупных форм? Вовсе нет! И хозяин, и его земля имеют свои особенности, а Упи как никто другой умеет представить их в лучшем виде. Когда-то я строил усадьбу к югу от городской стены. Между зарослями тростника и берегами, поросшими ивой, оставалась полоска земли шириной всего в десять ху[15]. Стоило Упи дать несколько распоряжений — и это место преобразилось в тихое тайное убежище. Я никогда не считал, что много понимаю в строительстве, но по сравнению с Упи я просто кукушка, которая не может свить себе гнездо.

В Поднебесной немало ученых и знатных мужей, обладающих изысканным вкусом. Задумывая небольшой сад или мечтая о прекрасном пейзаже, они, конечно, захотят пригласить Упи. Боюсь только, что Упи не под силу одновременно пребывать во всех частях света. Трактат «Юанье» может заменить его для всех.

И все же мне очень досадно, что мудрость и мастерство Упи невозможно передать словами. Слова запечатлели только несколько правил, а это почти ничто. Эти правила можно менять и совершенствовать, и теперь у нас хотя бы есть от чего оттолкнуться. Это хуже чем подробное изложение, но лучше чем ничего.

Необычайный талант Цзи Чэна станет образцом для грядущих поколений. Кто осмелится сказать, что его труд не будет столь же знаменитым, как «Записки об исследовании ремесел» [16]?

Написано в год Ихай эпохи правления Чунчжэнь (1635), в первый день пятого месяца, другом Чжэн Юаньсюнем в «Саду отражений».

Предисловие автора

В молодости я прославился как художник. По своей природе любил все необычное и странное. Превыше всего ценил таланты Цзин Хао и Гуань Туна [17]и всегда подражал им. Путешествовал по Янь и Чу, в зрелые годы вернулся в У, поселился в Жуньчжоу[18].

Жуньчжоу окружают прекрасные горы и реки. Местные любители садов собрали камни причудливых форм и соорудили горку в бамбуковой роще. Случайно увидев ее, я не смог сдержать улыбку. Меня спросили почему. Я ответил: как известно, в мире есть естественное и искусственное. Почему вы не стремитесь воспроизвести естественную форму гор, а вместо этого наваливаете груды камней, словно встречаете духа весны Гоумана[19]?

Меня спросили, могу ли я сделать лучше. Воспользовавшись этой счастливой возможностью, я возвел отвесную скалу. Каждый, кто видел ее, восклицал: «Воистину прекрасная гора!» С тех пор слава обо мне разнеслась по всей округе.

Вскоре провинциальный казначей У Ююй из Цзиньлина прослышал об этом и пригласил меня. Он получил участок на востоке города. Это был семейный надел юаньского Вэнь-сяна, размером всего лишь 15 му[20]. Господин У сказал: эти 10 му оставь для постройки дома, на оставшихся 5 му разбей сад, подобный «Саду единственной радости» Сыма Вэнь-гуна[21]. Я осмотрел самые высокие места, исследовал глубину источников. Деревья доставали до небес, кривые ветви мели землю. Я сказал: для того чтобы устроить здесь сад, нужно не только поднять возвышенности, но и углубить низины. Пусть склон горы проглядывает из-за высоких деревьев; камни врезаются в извивающиеся корни; павильоны и террасы как бы разбросаны по поверхности воды; парящие галереи перекинуты через каналы, извилистые, словно знаки на древних печатях, — вот картина, поражающая воображение!

Когда строительство было завершено, хозяин возликовал. Он сказал: если измерить расстояние между входом и выходом — это всего лишь 400 шагов, однако на них собраны все красоты Цзяннани[22]! Помимо прочего, в саду были отдельные глыбы камней и небольшие строения. Но и с помощью этих мелких объектов я сумел воплотить свои дерзкие замыслы. Поэтому и я остался доволен своей работой.

В то время секретарь государственной канцелярии, Ван Шихэн, пригласил меня устроить для него сад к западу от реки Луаньцзян [23]— и, кажется, я верно понял и воплотил его замысел. Этот сад, также как и сад господина У Сюаня, прославился по обоим берегам Янцзы. На досуге я начертил планы своих садов и назвал свои заметки «Содержание садов».

Наши края посетил Цао Юаньфу из города Гущу. Ван Шихэн и я сопровождали его во время прогулок по саду. Цао Юаньфу провел с нами два дня — похвалам его не было предела! Он сравнил пейзажи в саду с картинами Цзин Хао и Гуань Туна и спросил, могу ли я обратить свои умения в слова. Я показал ему свою рукопись. Он сказал: тысячу лет люди не видели и не слышали ничего подобного, почему же вы называете это «Содержание садов»? Это достойно благородного мужа! Но не следует ли изменить заглавие на «Устроение садов»?

Написано Фо Даожэнем [24], в год Синьвэй эпохи правления Чун-чжэнь (1631), на исходе осени в часы досуга в саду Уюань.

Цзецзин, или Использование естественного ландшафта

Послесловие автора

В год цзясю эпохи правления императора Чунчжэня (1634) мне исполнилось 53 года. Я пережил много бед и устал в долгом странствии по дорогам своего ремесла.

В юности меня влекло к тихим уединенным местам, я скрылся от славы среди холмов и долин, долгое время жил устроением садов, отдалился от мирских дел, изредка получая известия о смуте и беспорядках в империи. Сердце отшельника таково: не имея средств, чтобы купить гору, оно всегда ищет устье Персикового источника[44].

С горестью думаю о том, что был рожден не в свое время. Полководец Чжугэ Лян[45] в эпоху Троецарствия, первый министр Ди Жэньцзе[46] при дворе императрицы У Цзэтянь — эти талантливые и благородные мужи тоже родились не в свое время. Что же тогда говорить обо мне, невежде из деревенской глуши, проводящем свои дни среди холмов и долин!?

На досуге я написал это «устроение» в надежде, что оно пригодится моим сыновьям Чаншэну и Чанцзи, но, кажется, они «только и знают, что груши рвать да каштаны»[47]. Поэтому я издал свой труд в надежде, что он будет кому-нибудь полезен.