Посмотрев на сладко сопевшую Жанну, на Софу и Милу, улегшихся в кровати, я взяла на тумбочке Вики блистер с таблетками и вытащила одну. Моя нервная система вошла в зону турбулентности, врубив аварийный сигнал на полную катушку. Внутренняя тряска подходила к кульминации, после которой, наверное, объект распадается на части. Около котельной попав с Лизой в паутину страха, я выдержала натиск животного ужаса, нашла силы против Сабы, на бой с самой собой у меня не осталось резерва. Мне надо было прекратить эти мучения, и я нашла единственный доступный способ. Рука дрогнула, когда я доставала таблетку, хотелось запихнуть в рот их все до единой. Там оставалось ещё несколько штук.
Позаимствовала воду из бутылки тут же у Вики, запила таблетку и отправилась в свой угол. С меня хватит.
Привет, пустота.
Проснулась, когда кто-то стал тормошить меня за плечо. С трудом приоткрыв один глаз, увидела Лизу.
— На завтрак пора.
В боковое окно между соснами пробралось солнце, полосами легло на противоположную стену. Странное, незнакомое, чужое пространство. И я в тупом созерцании застыла в нём как сонная муха на подоконнике. Зачем я здесь? Мне надо быть совсем в другом месте.
Вспомнила, как я сметала с подоконника на даче уснувших мух и выбрасывала их на улицу через открытое окно. Но если солнце пригрело, муха оживала.
— Просыпайся, Юля-а.
Лиза в картофельном платье со странным выражением лица, которое я спросонья не могла идентифицировать, села на соседнюю кровать, гипнотизируя меня взглядом. Ещё минуту я отходила от сна, тёрла глаза, затем осмысленно посмотрела на Лизу.
— Э-м?
— Чудесное утро, — Лиза растянула губы в улыбке без участия глаз.
Что это значит? По лицу Лизы я пока ничего не могла понять. Повернув голову, увидела, как Мила расчёсывает свои шикарные волосы, Жанна что-то ищет в рюкзаке, а остальных девчонок в комнате нет.
— И как…там снаружи?
— Думаю, будет жаркий день.
Лиза, оглянулась на Милу с Жанной, те никуда не торопились.
— Я сходила в туалет, умылась. Просто не будила тебя. Ты так крепко спала.
— Всё… хорошо?
— Э-м, не понятно.
— А эти… черти?
— Никого не видно. Не опаздывай, девочки ждут на улице.
Лиза встала и неторопливо пошла на улицу. С виду она была спокойна. И это вселяло некоторый оптимизм. Саба жив? Или нет? Почему я вечно думаю о смерти? Будучи бесстрашной занозой в юности, я превратилась в депрессивную истеричку.
Я выбралась из кровати в своей шерстяной жилетке, почувствовав, что не только согрелась, но и перегрелась. Мои телодвижения по избавлению от жилетки решили проблему. Жанна и Мила направились к выходу. Требовалось прибавить скорость.
— Юля, ключ на гвоздике, — крикнула Жанна, — ты последняя. Закроешь за всеми.
Первым делом я пошла в туалет. Естественно, пробегая по тропинке, я кинула незаметный взгляд на то самое место. Пусто! Сердце учащённо забилось в горле. Значит, жив! Если бы Саба отбросил копыта, здесь бы вой стоял на весь лагерь.
Когда я вернулась, быстро ополоснув руки и лицо в умывальнике, девочки уже двинулись на завтрак. Никого из черных дьяволов поблизости не наблюдалось. Состояние вечно настороженного зверька, стоящего на стрёме, отпустило. Нас никто не терроризировал с утра, безоблачное небо обещало чудесный день, в столовой ждал сытный завтрак, все остальные вопросы можно решать по мере поступления.
Вчера мы отбились, Жанна не утонула, попытка Сабы не удалась, бумеранг врезал ему по затылку, свершив наказание рукой Лизы — рукой высшей справедливости. Всё приходило в равновесие.
С этими мыслями я завернула за угол корпуса и остолбенела.
На тропинке стояла Ира, мило беседуя с Акулой. Она флиртовала с охранником, защиту от которого прежде искала у Сабы. Это что вообще? Я не смогла скрыть неприязнь от этой встречи, да и не собиралась прятать свои чувства, изображая лояльность. Ирочка смутилась, захлопала ресницами.
— Юль, девочки уже ушли.
— Понятно, — процедила я сквозь зубы, обогнув их, злорадно порадовавшись царапинам на щеке Акулы, и пошла к столовой. Я вдруг люто возненавидела Иру, за которую девчонки встряли на веранде, а после заварушки Жанна решилась на смертельный заплыв. Пускай бы бедняжку индивидуально допрашивали где-нибудь в укромном месте, с неё как с гуся вода.
Распаляя себя злобными мыслями, я свернула к столовой, где у крыльца, опершись на перила, стоял Инструктор. Сжав губы в жёсткую полосу, выпрямив спину, я шла к лестнице, делая вид, что не замечаю его.
— Юля, — он окликнул, когда я подошла на расстояние вытянутой руки.
Прошла мимо, словно он пустое место. Это стоило миллиона нервных клеток. Потому что хотелось разрыдаться и броситься на него с кулаками. Парадокс заключался в том, что он не сделал мне ничего плохого, а я ненавидела его больше всех. Именно он был виноват в нападении Сабы. Не прислушиваясь к доводам рассудка, я назначила его главным злодеем.
Девочки уже завтракали, когда Лиза приветливо помахала рукой, указав на место рядом с собой. Естественно, а куда же я ещё должна сесть? Где я вообще нашла бы свободное место среди восьми человек. Я резко отодвинула стул, шваркнув ножками по полу. Лиза тут же испуганно взглянула на меня.
— Что-то случилось?
Конечно, случилось! Хотя бы на третий день можно сменить картофельное платье?
— Проголодалась.
Звериный рык в голосе скрыть не удалось. Лиза сразу же притихла, уткнулась носом в сосиски с лапшой. Думаю, она с одного взгляда считывала гнев и раздражение, а я выдала целое людоедское слово. Недоумённые взгляды девчонок я почувствовала, не поднимая глаз. К лешему их. Не ощущая вкуса, проглотила капустный салат, принялась за сосиски. Три пышных оладьи со сметаной ждали на десерт. Может хоть они успокоят мои расшалившиеся нервы.
Лёгкой походкой к столу приблизилась Ирочка, шлёпнулась чуть наискосок напротив меня.
— Какая сегодня вкуснятинка! Ням-ням!
Его бодрый голосок высек в груди искры отвращения. Грозовое предупреждение. Шторм семь баллов. Буду молча жевать сосиски.
— Салатик такой вкусненький, — сказала Ирочка, принимаясь с аппетитом хрустеть зелёными полосками. — Из свежего урожая капусточка.
А почему не урожайчика? Уменьшительно — ласкательные словечки в исполнении Мальвины нервировали гораздо больше, чем вкус сосисок. Сосиски с гарниром, которые я упорно перетирала зубами, казались травой под радостные трели девушки с голубыми волосами.
— Да, капуста подешевела, — поддакнула Вика, — я детям часто такой салат делаю. В нём много витаминов.
— Чудесные витаминчики! — подтвердила Ира.
На небольшом столике со щелчком отключился электрический чайник. Нина встала, направилась за ним.
— Чай, кофе, — пропела она, ставя чайник на стол. — Там тостер есть и хлеб рядом, кто хочет поджарить?
— Оладьи вкуснее, — резонно заметила Софа.
В центр стола приземлилась шоколадка «Алёнка». Я оторвала взгляд от тарелки, поглядев на довольное лицо Ирочки.
— Угощайтесь!
— Презент от Акулы?
Ирочкин игривый взгляд резко сменил вектор дружелюбности.
— Не Акулы, а Ромы.
— И когда это он стал Ромой?
Наколов на вилку целую сосиску, я демонстративно поводила ею из стороны в сторону.
— Ну, вот, познакомились сегодня.
— Ты же сама говорила, что боишься его?
— Просто сначала он меня напугал.
— Он что, пластику сделал?
— Он нормальный…, — голос Иры приобрёл жёсткость.
Вот как она, оказывается, может.
— Софье не он по лицу двинул?
— Блин, случайно, на нервах.
В груди закипело словно в электрочайнике. Даже зашумело в ушах. Злость поднялась изнутри и лопнула на языке, выдав температуру в сто градусов.
— Ты дура?
За столом стихли разговоры. Кто-то по инерции жевал. Лиза покрылась пунцовыми пятнами, пытаясь что-то промямлить. Ей стыдно за меня? А мне что до этого?
— Я двум мужикам понравилась, а на тебя никто не взглянул.
— Предлагаешь опять тебя из кустов вытаскивать? Шея уже перестала болеть?
— Пошла ты, знаешь куда?
— И куда же?
— Туда, откуда тебя недавно выпустили. Думаешь, непонятно, почему ты молчишь? Ничего про себя не рассказываешь? Тут дураков нет.
Внутренности словно обожгло кипятком. Особенно поразило молчание девчонок, которое, как известно — знак согласия.
— И откуда меня выпустили?
— Из дурки. Это даже слепому видно.
— Ир, хватит. Хочешь, обжимайся с мудаком. Твоё дело, — жестко припечатала Жанна, допивая чай.
К шоколадке никто не притронулся, девчонки одна за другой выходили из-за стола, пустыми разговорами пытаясь сгладить неловкость.
— Не слушай её, — Лиза жалко выглядела со своим утешением.
— Иди, пожалуйста. Я ещё не доела.
Все ушли. А я так и сидела, вцепившись одной рукой в волосы, другой кромсая оладьи, орошая их слезами. Я несчастная психичка. И все это видят. Моя дочь в реанимации, а я в сотне километров от неё. Меня разрывало между тем, чтобы отвлечься, и тем, чтобы всё время думать о дочери. Я рассыпалась на молекулы, дёргаясь в попытке хоть как-то склеить себя, собрать целое из кривых фрагментов. Диагноз, мимоходом поставленный Ирочкой без пристального изучения объекта, был недалек от истины.
На стул напротив меня кто-то приземлился.
— Ты чем-то расстроена? — голос Инструктора.
Медленно подняла глаза. Расстроена. Очень. Но слёзы закончились. Осталась дикая безнадёга и усталость.
— Не хочешь говорить?
В глазах мужчины светилось что-то человеческое. Участие, понимание, какая-то необъяснимая тревога. Я смотрела в его глаза, пытаясь понять, что он хочет мне передать. Это были не дьявольские силки, которые я привыкла разгадывать, а нормальное отношение к живому человеку. С ним можно говорить? Он услышит меня?
— Как тебя зовут?
— Андрей.
— А… кличка?
Инструктор, у которого обнаружилось имя, с минуту молчал. А я вот кое-что услышала. Своим музыкальным слухом я вычленила его кличку (тогда она показалась именем) среди разговоров в первое утро, когда мы стояли рядом с охранниками после завтрака. Глядя на Инструктора, я угрюмо ждала, совсем не надеясь на чистосердечное признание.
— Паша, от фамилии Пашнин.
Это было правдой. Значит, имя тоже настоящее. И всё равно было непонятно, что ему от меня нужно.
— Ты хотел что-то сказать?
— Э-м, скорей проводить до корпуса.
Андрей врал. Когда я пришла к столовой, он окликнул меня, желая о чём-то поговорить. Он знал про Сабу? Догадался, или охранник сам всё рассказал?
— Опасно ходить одной?
— Просто прогуляемся.
Что-то внутри меня надломилось. Дерзить и злиться не осталось сил. Признав своё поражение, я допила остывший чай и встала.
— Ну, пойдём.
Мы вышли из столовой, спустились по лестнице.
— Смотри, — Андрей кивнул в сторону вип-домиков, — я там живу.
В стороне стояло несколько небольших строений, видимо, для персонала, окрашенных, как и корпуса лагеря в выцветший голубой цвет.
— Какой из них?
— Крайний слева.
Зачем он об этом сказал? Приглашение на чай? На интим? Он разглядел во мне интересную собеседницу? Да я на километр излучала флюиды собственной ничтожности. У меня давно испарились и женская притягательность, и сексуальность. В одежде из секонд хэнда, без косметики, со скорбным, унылым лицом я смотрелась привлекательно только в безлунную ночь при условии отсутствия конкуренток женского пола.
— Понятно.
Понятно, что ничего не понятно. Разговор не клеился, мы молча дошли до угла шестого корпуса. Тревога странным образом улеглась. Хорошо бы к Софе подойти, проверить Инструктора на адекватность.
— Пока, — сказал Андрей, не желая появляться перед нашими дамами, чьи голоса стали отчётливо слышны. Я пожала плечами. Внимание Андрея меня хоть и не напрягало, но и не вдохновляло ни на йоту. Волшебный вечер по углям закончился, на кострище остались только чёрные головёшки и пепел.
На поляне около корпуса девочки под руководством Арнольда расставляли стулья и мольберты. Их вытащили из маленькой, соседней комнаты, видимо служившей когда-то спальней для пионервожатых. Принесли баночки с водой, раздали акварель и краски. Добрая Лиза как всегда придержала мне стульчик и мольберт рядом с собой. И, черт возьми, отсюда было рукой подать до того самого места. Неужели, она не поняла, где уселась? Шоковую терапию мне сегодня устраивали все, кому не лень.
— Занятие по арт-терапии. Рисуйте, что видите, — вещал Арнольд, войдя в привычный образ преподавателя. — Сегодня у нас насыщенный день. Запланирована масса интереснейших событий. Где, говоря простым языком, вы откроете для себя новые горизонты.
Вдохновенная речь Арнольда оставила меня глухой к его стенаниям. Да, он говорил складно и самозабвенно, искренне любуясь собой, но мне не хватало какой-то искры, чтоб зажечься и вспыхнуть чистым пламенем. Акварельные краски и три кисточки разных размеров выкинули на грань предательских слёз. Нет. На сегодня их достаточно. Хватит разводить сырость, жалеть себя.
— Кто готов, можете начинать.
Девчонки погрузились в рисование. Детская забава. В прямоугольной пластмассовой коробочке было четырнадцать новеньких разноцветных кругляшков в два ряда. Чёрная и белая в противоположных углах. Любимый желтый рядом с горчичным. Два зелёных, светлый и тёмный. Два синих и два фиолетовых. Хотелось, как в детстве наслюнявить палец и попробовать на язык сладкие, медовые краски.
Конечно, я закрасила верх голубым — это небо. Низ светло-зелёным. Обозначила стволы нескольких сосен и тонкой кисточкой нанесла контур карусели, видневшейся слева. Поглядев направо, я увидела, как со стороны нежилого корпуса к нам приближался кореец. Этот хитрец не получил по морде в потасовке, сохранил в неприкосновенности своё красивое личико. У него ещё оставался шанс, пройти кастинг в дораму. Хи-хи.
Искоса я наблюдала за ленивым приближением самца, уверенного в своей неотразимости, силе и власти. Девчонки тоже увидели корейца, и теперь украдкой наблюдали за ним.
— Все занятия портят, что им надо? — зло спросила Мила.
— Доказательства ищут, — ответила Вика, — что мы миллионеров порешили.
— Стая падальщиков, — сказала Софа.
— Хорошо, что один идёт.
— Сплюнь!
От охранников мы ждали только очередных заподлян, поэтому все напряглись, когда Лис подошёл к Миле. Она одарила его многозначительно-презрительным взглядом. Оценив её художественные потуги, он хмыкнул и отвалил от неё. Проверку на лояльность не прошёл, да, видимо, и не собирался подкатывать к Миле. Объект его интереса был выбран уже первой ночью на углях. Кореец сменил дислокацию, переместившись к Нине. Встал у неё за спиной. Прошла пара минут. Лис с улыбочкой наблюдал за тем, как рука Нины наносит на ватман акварельные краски, споласкивает кисточку, выбирает цвет и продолжает рисовать.
Честно, я бы не выдержала, если бы кто-то стоял у меня за спиной.
Нежная чеховская героиня с чудесным именем Нина, с утонченными чертами лица, огромными серыми глазами, нежным румянцем на щеках, поднялась из-за мольберта, повернулась к корейцу и сказала громко и отчётливо, как на сцене. Слышно было, действительно, дальше седьмого ряда.
— Пошёл на х….
Лис оторопел, скорее здесь подошло бы производное от перфоманса Нины.
— Я ж по-хорошему… Ты мне понравилась.
— Пошёл на х…. Повторить ещё раз?
Взгляд корейца налился свинцовой тяжестью, он развернулся, сплюнул себе под ноги и пошёл прочь.
Арнольд на полусогнутых засеменил мелким шажками к Нине, которая села и взяла в руки кисточку.
— Ниночка, как вы так…э… нестандартно.
Нина окинула Арнольда ледяным взглядом.
— Не всё же у зеркала тренироваться. Вот и пригодилось.
— Ох, Ниночка, ты меня в самое сердце сразила.
Нина взглянула на доморощенного Шварценегера.
— Могу на бис…
Арнольд попятился от Нины.
— Ох, спасибо, не надо, пожалуйста.
Девчонки опять погрузились в рисование.
— Чёрт, всё настроение испортил, — пробубнила Нина под нос.
— Девочки, скоро покину вас ненадолго, — оповестила Жанна, — надо Саше телогрейку и сапоги отдать. Мы договорились встретиться.
После ухода корейца Лиза занервничала. Постоянно оглядывалась по сторонам, ёрзала на стуле, позвав Вику, сходила в туалет, к умывальнику, пошла в комнату вытереть руки. Я отчётливо видела, что ей не по себе. Вскоре ушла Жанна. Она забрала в комнате мужские вещи и удалилась в направлении, откуда недавно пришёл кореец Лис.
Арнольд порхал между мольбертами, выражая восхищение каждой из нас.
— Юль, — позвала Лиза, вернувшись из корпуса.
— Что случилось?
Я постаралась придать голосу вежливую твёрдость.
— Слушай, я всегда наблюдала за мужем и научилась понимать, когда он хотел бомбануть.
— И что?
— Юль,… давай уйдём отсюда.
Теперь и я оглянулась по сторонам. Солнце согрело лес, и он раскрылся симфонией запахов и звуков. Пахло хвоей и мятой, скрипели кузнечики, перекликались птицы, звенела разномастная мошкара. Вокруг была чудесная пасторальная картинка, не хватало только белых кудрявых овечек на лугу.
Почему не хватало? Мы и есть те самые овечки, мирно рассевшиеся на поляне в окружении затаившихся волков. Лакомая, соблазнительная приманка. В голове всплыли картинки сегодняшней ночи. Меня передёрнуло от отвращения. Тело до сих пор болело, на душе было мерзостно. Я сидела недалеко от места, где Саба напал на меня.
— Куда пойдём?
— Давай к туалету?
— Ты же только оттуда?
Лиза посмотрела на меня долгим укоризненным взглядом.
— Какая кому разница?
Я поднялась.
— Арнольд Анатольевич, у нас животы прихватило. Мы в туалет.
Лиза зыркнула на меня сердитым взглядом. Фу ты, ну ты, какая строгая! Немного постебаться не помешает.