Утилизация

Глава 17. Свободная импровизация

Когда мы подошли к беседке, Арнольд Анатольевич уже разливался соловьём. Девчонки равнодушно скользнули взглядами по нашей паре. Места для нас остались только с краю. Кто бы сомневался?

— Нехорошо опаздывать, — укорил Арнольд, я кисло улыбнулась в ответ.

— Извините, — пискнула Лиза, села на лавку, сложив руки на коленях как примерная ученица.

— Итак, продолжаю. Вы сегодня отдохнули, попарились в бане, смыли все негативные эмоции. И сейчас вы расслаблены душой и телом. Как раз то, что нужно для контактной импровизации.

Жанна громко кашлянула. Арнольд не удостоил её вниманием. Наш певец самопознания вошёл в раж и отвлекаться не собирался.

— Девочки, контактная импровизация — это форма движения, вовлекающая два тела в соприкосновение. Можно дурачиться, прыгать, валяться, перекатываться и, главное, с улыбкой в душе. Импровизация — это свободный танец, основанный на сиюминутном настроении.

Мы с Ирочкой на секунду скрестили взгляды. Нам бы танец с саблями сейчас гораздо лучше подошёл.

— Два человека двигаются, поддерживая спонтанный телесный диалог. Ваши тела могут качаться, крутиться, переплетаться. Таким образом, тело учится освобождаться от мышечного напряжения, убирать блоки, испытывать легкость и эйфорию.

Я скептически хмыкнула. Арнольд обожал высокопарные формулировки: блоки, лёгкость, эйфория. Скоро доберётся до вселенского оргазма.

— Партнёр выбирается по желанию? — спросила Мила.

— Конечно. Через прикосновения исследуются понятия поддержки, опоры, умение отдавать и принимать. Вы же будете следовать друг за другом, понимать, где сопротивление, как найти баланс. Танец в контактной импровизации — это ощущение партнёра.

— А если не получиться ощутить?

— Милочка, давайте без скептицизма. Учимся убирать ограничивающие установки. Я уверен, у вас всё получится. Ваш уровень осознанности довольно высок. Сейчас вы на пике телесного и психологического зрения. Или я ошибаюсь?

Девчонки посмотрели друг на друга. Может, оценивали градус осознанности друг друга. У меня её и в помине не было. К чему себя обманывать? Красивые слова Арнольда камуфлировали крутость предстоящего мероприятия. Перевоплощения и лицедейство куратора я оценивала на пять с плюсом, но чисто по-человечески не верила ему.

Он круто поднимал значимость своего мероприятия и, наверняка, после тренинга попросит написать положительные отзывы. Я их напишу, и даже умолчу про обстоятельства, испортившие ожидаемое удовольствие: в чудесном заманчивом фантике оказалась мерзкая конфета.

— Слушайте своё тело, оно лучше знает, что вам нужно и как доставить удовольствие. Никаких специальных танцевальных па делать не нужно.

— Совсем никаких известных движений? — спросила Софа.

— Зачем они, когда вы хотите исследовать себя?

— Не совсем понятно, Арнольд Анатольевич.

— Зачем вам рамки, ограничения. Всё полностью наоборот. Ощущение свободы, удивление, радость творчества. Создавайте и творите себя в движении. Всё очень просто, ласточки мои. Расскажите свою историю через тело.

— Нет, я, конечно, танцевать умею, — сказала Нина. — Но вы так расплывчато говорите.

— Ниночка, вы не на танцплощадке, ни кто на вас не смотрит. Забудьте об этом. Думайте, что вы хотите…вместе со своей партнёршей. С кем бы вы хотели пуститься в это прекрасное путешествие?

Ирочка, сидевшая рядом с Ниной, посмотрела на неё преданными глазами. В ответном взгляде Нины пропечаталась скрытая опция — горой стоять за права невинно пострадавших. Естественно, нежный обиженный птенчик с голубыми волосами будет обласкан и защищён.

— С Ирой, — ответ Нины меня не удивил.

— Сейчас все выходим из беседки, я включу музыку и для примера подвигаюсь с кем-нибудь из вас.

Девчонки потянулись к выходу, мы с Лизой заняли место на некотором отдалении от всех. Арнольд нашёл музыкальный трек, увеличил громкость, прислонил телефон к стойке веранды. Пространство наполнила приятная небыстрая музыка типа чилаута.

— Хорошо слышно?

— Нормально, — отозвалась Жанна.

Арнольд подошёл и протянул руку к Лизе, которая от неожиданности отпрянула от него, оторопело глядя на предложенную руку.

— Я-а? — она не ожидала, что первой пойдёт на танцпол. В нашем коллективе были дамы гораздо смелее и круче девушки в картофельном платье.

— Конечно ты, Лизонька. — Бархатный голос Арнольда расслабил её лицевые мышцы. — Ничего не бойся. Частично это будет активно, частично медитативно. Девочки, мы с Лизой начнём, а вы подтягивайтесь.

Арнольд взял Лизу за кончики пальцев, вывел на полянку перед беседкой. Повернулся к ней спиной, закрыл глаза. Я не слышала, сказал ли он ей что-то, но в этот момент Лиза тоже развернулась. Арнольд качнулся, Лиза следом. Они синхронно, как два камыша под ветром, медленно качались. Анатольевич раскинул руки в стороны, Лиза плавно спиной поднырнула под его руку, закружившись вокруг своей оси, подалась в сторону, но Арнольд ухватил её опять кончиками пальцев, повернулся вслед, сделал несколько шагов за ней. Лиза улыбалась, глядя ему в глаза.

Они двигались так, словно понимали друг друга с полу вздоха. Между ними не было стены отчуждения, которая привычно отгораживала меня от всех. Когда они успели подружиться, проникнуться доверием? Совместный сеанс рисования? Скорее всего.

Арнольд не случайно выбрал Лизу с открытым наивным взглядом на мир. Грёбаный психолог вычислил чистую душу на раз. К примеру, юная Ирочка по части искушённости и цинизма, была в лидерах нашей группы.

Арнольд наклонился вперёд, расставил руки, Лиза, повернувшись боком, перекатилась через куратора и съёжилась на земле. Арнольд мягко двинулся вслед за ней, подхватил за руку и поднял лицом к себе.

Честное слово, они двигались так, будто накурились травы. Их неторопливое чуткое вслушивание в себя и партнёра завораживало. Свободное скольжение, следование друг за другом, повороты, взмахи рук были сродни поэзии, общением двух душ через движения и игру.

Арнольд замер, поклонился Лизе.

— Примерно так, — голос куратора разрушил атмосферу очарования, — Девочки выходим парами.

Моя пара подошла ко мне смущённая и разрумянившаяся. Ей было непривычно солировать на глазах у всех.

— Не бойтесь самовыражения, это то, что мы хотим раскопать в себе. Договаривайтесь без слов, экспериментируйте, исследуйте возможностям своего тела, — вещал Арнольд девчонкам, которые уже начали танцевать.

Он мешал своими словоизлияниями, забивал голосом музыку, которой и так не хватало громкости, Он мешал, потому что из пустоты и неведения, из того, что никто никогда не делал, рождалось что-то необыкновенное.

— Пойдём, — Лиза несмело протянула мне руку. Она уже прочитала ответ в моих глазах.

— Без меня.

Спасибо, дорогие мои любимые читательницы, за комментарии, за звёздочки. Спасибо всем девочкам, которые поделились своими историями и дали добро на публикацию фрагментов своей жизни. Этот роман основан не на реальных событиях, но на реальных характерах и судьбах. Все вместе вы даёте мне силу и вдохновение.

Всех обнимаю и люблю.

Я не могла позволить себе танцы в данной точке бытия. Моя душа восстала против такого кощунства.

— Ладно, — тихо согласилась Лиза.

— Давай просто посмотрим.

Лиза согласно кивнула головой. Куда ей деваться? Девчонки творили чудеса, растворяясь в танце, особенно Вика с Жанной. Кто из них предложил потанцевать, я не отследила. Софа с Милой слажено и гармонично дополняли друг друга, хуже обстояли дела у Ирочки с Ниной, но музыка и атмосфера двигающих пар постепенно раскрепостила и их.

Сдвинулся огромный пласт моего сознания. Тектонический разлом выпустил отжившие, ядовитые мысли. В этот момент я не винила себя за глупость, чёрствость, злость, приняла себя целиком: дёрганную, мстительную, обиженную, неадекватную. Моя сущность состояла из множества оттенков, полутонов, изъянов, впадин. Все события жизни виделись мне кладовой с разными вкусами, я выбирала их, то опрометчиво, то вдумчиво, то под влиянием тревоги, то трясясь от страха. И каждый вкус имел свои последствия, но это всегда был мой выбор.

Что там пел Арнольд про осознанность? Понимать своё состояние, не проваливаться в трясину ужаса, осознанно делать свой выбор.

Вечерний воздух затих в преддверии готовящейся ко сну природы. Девчонки слаженно двигались, звучала негромкая музыка, я всей кожей впитывала в себя этот благословенный момент. И ведь Арнольд не соврал. Стало тише, успокоился разум, разнежилась душа.

Присутствие постороннего я почувствовала мгновенно. Надо мной склонился Саба. Лизы — добрейшего сердца рядом не наблюдалось, она куда-то исчезла, пока я медитировала под музыку с закрытыми глазами. Жесткие пальцы сомкнулись на моём локте, потянули вверх.

— Потанцуем?

Саба без труда поднял меня на ноги. От его пальцев точно останутся синяки.

— Давай, — прохрипела я враз осипшим голосом.

Трек Арнольда играл бесконечно. Наверное, он закольцевал его на повтор.

Выбор сделан. Я не отказалась играть в футбол рядом с ним, не откажусь и станцевать. Уронит головой об землю? Что ж, надо быть настороже. Когда-то я безмятежно вверила мужу свою жизнь, отдала себя целиком, искренне поверила в его ласковые слова и не разглядела человека, ловя лучи собственного счастья. В тот момент меня было легко одурачить, или я сама желала одурачиться, опьянённая его словами?

Слова поблёкли, выцвели, приобрели мёртвый оттенок, и я оказалась одна у открытого окна.

Хорошо, что передо мной двойник мужа, и он не собирается заплетать мозги словами, мы разберёмся с ним в танце, узнаем истории друг друга. Он — проекция моих установок, значит, мне с ним и разбираться.

Саба медленно приблизил своё лицо ко мне, сжал челюсть правой рукой, моя ладонь с растопыренными пальцами легла ему на рожу. Первое па вышло охренительно правдивым. Он хотел сплющить мое лицо, я изо всех сил отталкивала его наглую морду.

Саба резко толкнув меня от себя, за руку удержал в последний момент от падения, вновь дёрнул к себе. Наклонив голову, я как бык, врезалась головой ему в грудь. Схватив меня за плечи, он надавил на них. Ноги подломились, я упала на колени, а этот гад сунул мою голову себе между ног. Кажется, я никогда еще не была в более унизительном и беззащитном состоянии.

Удар по ягодицам был такой силы, что я как бешенная задёргалась, впилась пальцами в его ноги, готовая через штаны вырвать ему кусок мяса. Я бы впилась зубами, появись у меня такая возможность. Ещё один удар сотряс моё тело, Саба не жалел сил, он наказывал меня как злобного, непослушного ребёнка. Земля подо мной уплыла, пот и слёзы размыли картину, в ушах, больно сжатых коленями Сабы, грохотал пульс, горло сдавило колючей проволокой.

Вместе с ещё одним ударом, в стороне кто-то закричал, колени — капкан разомкнулись, и я упала на четвереньки, едва успев подставить руки, чтобы не пропахать носом землю. Тонкий скулёж рвался из моего горла, как у замученного холодом и голодом щенка. Ноги и руки тряслись, я чувствовала себя так, словно из меня огромным космическим пылесосом выкачали силы.

Саба, крутанув меня на спину, уложил на лопатки, навалился сверху. Я оказалась с ним лицом к лицу.

На сцен движении мы проходили кувырки, падение и даже сценическое фехтование, но всё это не могло помочь. Саба хотел прогнуть меня до конца, поставить точку в нашем противостоянии. Расплывалось в глазах его лицо, пот заливал глаза, трещали рёбра, больно расплющилась грудь под его весом, я с трудом дышала, не замечая, что твориться вокруг.

«Попробуй, выберись из-под меня», — транслировал его злобный взгляд. Что я могу? Руки свободны. Удар по ушам? Не успела. Саба зафиксировал мои руки. Он предугадывал, я проигрывала. Какой раз за день меня на прочность испытывала чужая сила? Я ненавидела Сабу самой злобной ненавистью, он ненавидел меня с безудержной яростью. Липучая зараза — взаимная ненависть пропитала собой душу, отравило её ядом гадюки.

Если он моё зеркало, как говорят умные люди, то что я должна….?

Прерывисто дыша, я оторвала голову от земли и впилась в губы Сабы сухим поцелуем. Он моё зеркало, моя проекция, я ненавижу его, я выбрала его из множества вариантов, создала его, я полюблю его… себя… на несколько секунд.

Где-то рядом послышался слаженный выдох.

— О-ох!

Мой затылок стукнулся о землю, шея не выдержала напряжения. Поцелуй не заставил нас с Сабой закрыть глаза. Не поцелуй влюблённых случился между нами, но поцелуй врагов, которые на секунду поняли, что им нечего делить, и всё гораздо проще, чем кажется.

— Чокнутая, — выдохнул Саба.

Он приподнял свою тушу с меня, встал и даже подал руку, помогая обрести почву под ногами, которая по ощущению мелко тряслась подо мной.

— Придурок, — с трудом восстанавливая дыхание, прошептала в ответ. Хотелось послать матом, но я сдержалась. По новой запустить волну ненависти? Хватит с меня сегодня.

Он развязно хмыкнул, развернулся и пошёл в сторону столовой. Внутри меня словно включился электроинструмент — физическая тряска и работа сознания, понимание того, что сейчас произошло.

В момент, когда Саба навалился на меня, и я дергалась под ним, пытаясь выбраться, умудрилась увидеть себя со стороны, словно стояла за камерой, отстранённо наблюдая происходящее. Меня пронзила мысль не только о проекции, о собственной роли в создании врага, я подумала о неожиданном повороте, развязке, которая должна всё перевернуть с ног на голову, как автор, пишущий сценарий.

Сознание раздвоилось, так можно описать моё состояние. Коктейль из двух составляющих — игры и реальности, словно паровоз сошёл с рельсов, но не рухнул с насыпи, а летел по бездорожью в пространство, стелившееся ему под колёса.

Музыка продолжала играть, однако никто не импровизировал. Видимо, наш с Сабой «танец» оказался гораздо интересней их собственных. Заметив мой взгляд, девчонки, кроме Жанны и Вики, вновь принялись двигаться. Я оглянулась по сторонам, ища Лизу. Странно, что её не было на поляне, я не заметила, когда она ушла.

Около меня возник Арнольд, что не удивительно, как всегда после драки.

— Юленька, мне кажется, вы с Марком немного увлеклись.

Сабу зовут Марк? В моём мозгу охранник сросся с именем Саба, как зверь со своей кличкой. Меня неожиданно затрясло в беззвучном смехе.

— А фамилия у него Собакин?

Арнольд вытянул губы в трубочку, видимо, обдумывая, открывать или нет фамилию главного антагониста.

— Вообще-то Соболевский.

Я на минутку онемела. Какая красивая, дворянская фамилия, и какая уродливая кличка, полностью соответствующая натуре психопата.

К нам приблизилась Вика. Её лицо пылало неконтролируемой злостью. Я первый раз видела добрейшую Вику в состоянии яростного возбуждения.

— Арнольд Анатольевич, Саба бил Юлю, а вы спокойно на это смотрели!

Куратор укоризненно посмотрел на Вику, за спиной которой появилась хмурая Жанна. Она тоже хотела получить ответ, дешифровку «свободной импровизации» Сабы. Арнольд взглянул на подступившую к нему Жанну, неожиданно осознав в её лице угрозу своей физической безопасности. В его метнувшемся взгляде я разглядела испуг, который он постарался скрыть, приторно залепетав:

— Юля с Марком создали свою историю и продемонстрировали её нам.

— По-моему, это…насилие, — рыкнула Жанна.

Сейчас бы ей топор в руки, и Арнольдик бы с визгом бросился бежать прочь. Куратор отступил на шаг от воительницы.

— Жанночка, элементы…неоднозначных отношений между партнёрами присутствовали, не отрицаю. Но такова…правда жизни, не так ли? И, кстати, в заключении они смогли прийти к согласию.

Арнольд умел подменять факты словами, отмахиваться от обоснованных утверждений, увиливать от конкретики, заплетать мозги. Он бочком, чтобы не терять Жанну из вида, отступал к беседке, где лежал телефон.

— Нам нужен новый трек, сейчас поищу. А вы продолжайте, продолжайте… не останавливайтесь. А потом обсудим.

Переключение внимания — тоже известный трюк иллюзиониста.

— Настроение пропало, — ответила Жанна, сложив руки на груди. — Наимпровизировались!

Что-то доказывать Арнольду не имело смысла. Он никогда не приходил на помощь в острые моменты, правильно рассудив, что это чревато. Арнольд и на футболе умело перевернул ситуацию в пользу Сабы. Случилось так, как случилось.

Вечерние нежные сумерки сгладили очертания предметов, переплелись с плавной мелодией, закутали вместе с ней в дымку сосны и берёзы, как будто усыпляли мою бдительность. Где Лиза?

Только сейчас я заметила, что в нашей комнате горел свет. Морщась от боли, я потопала в корпус. Хорошо, если Лиза ушла с поляны прежде, чем началась моя импровизация с Сабой. Потребность снять нервное напряжение, успокоить накатившую тревогу заставили меня шевелить ногами. В комнату я вошла уже сильно распалённая фантазией о происках врагов, которые поджидали нас за каждым кустом.

Лиза сидела на кровати, облокотившись на подушку, согнув ноги в коленях, на которых как на подставке лежал лист бумаги. На тумбочке краски, баночка с водой, в руке Лизы незамысловатая кисточка. Оторвавшись от рисования, художница затуманенными глазами посмотрела на меня, улыбнулась, обласкав тёплым взглядом. Узнаю человека, погруженного в творчество. Главное, не отрывать от процесса.

— Как они там, танцуют? — спросила Лиза на автомате и тут же вернулась к своему занятию.

— Пока ещё да. Скоро начнутся делиться впечатлениями. Куда кто воспарил и кто откуда сверзился.

Лиза коротко хихикнула.

— А мне с Арнольдом понравилось. Вот подумала, завтра расстанемся. Хочу рисунок тебе подарить. Ещё немного и закончу.

От слов Лизы сдавило грудь. А ведь, и правда, завтра разъедемся. Разбредёмся каждый в свою сторону, через несколько часов забудем сумасшедший тренинг и людей, с которыми столкнулись здесь. И не играет роли, что мы были одной командой. Обстоятельства таковы, что от человека в лучшем случае останется лишь номер в телефоне, который за редким исключением ты никогда не наберёшь.

От мысли, что девушка в картофельном платье перейдёт в разряд истории, и мы никогда не пересечёмся, стало тоскливо. Как я отстранялась от Лизы вначале, так я прилипла, прикипела к ней на пороге окончания тренинга. Пусть останется хотя бы её номер, возможность услышать голос, пусть сохранится иллюзорная связь, я не готова оборвать эту невидимую тоненькую нить.

— Давай обменяемся телефонами.

— Угу.

Вытащив из рюкзака сотовый, я включила его, небольшой заряд ещё оставался.

— Диктуй.

Лиза без запинки назвала цифры своего номера. Я бы набрала её сейчас, чтобы проверить, не ошиблась ли она, но увы….

Стоя около окна, я цеплялась взглядом за ускользающие в сумерки стволы сосен, за тяжёлые ветви, окутанные хвоей. Завтра мне придётся стиснуть зубы, позвонить в роддом, шагнуть в пугающую неизвестность.

Отсутствие связи с миром, пугающие события вырвали меня из контекста моей сумрачной повседневности, выкинули в новую неизведанную локацию. И как бы я не злилась, не психовала, не сопротивлялась, мне пришлось продираться сквозь барьеры, выискивая безопасные зоны.

Скрипнула кровать, Лиза поднялась и тихо приблизилась ко мне. Лист ватмана перекочевал в мои руки.

— Это тебе.

Я приготовилась улыбнуться, поблагодарить, но реальность в очередной раз столкнула меня с рельс.

— Это вроде… мой набросок?

Те же линии стволов, небо, карусель.

— Твой…

Слёзы стали капать прямо на свежую акварель.

— Юля, что случилось?

Мой рисунок — заготовка превратилась в настоящую картину. Поляна в солнечных бликах света, размытые тени от сосен, трава с разными оттенками зелени. И главное, на вертушке — карусели маленькая девочка в розовом платьице с босыми ногами.

— У тебя идея фикс? — проговорила я, чуть задохнувшись. — Хочешь отговорить меня от аборта?

— Прости, — лицо Лизы сморщилось в страдальческой гримасе. — Я понимаю, что это ужасно.

— А если я скажу, что моя девочка лежит в реанимации с воспалением лёгких?

Слёзы уже потоком текли по лицу, я отодвинула от себя лист ватмана, чтобы не испортить рисунок.

— Юля, прости, прости меня. Ты всё время молчала. Я чувствовала, у тебя какая-то трагедия. Мне казалось, ты делаешь какой-то выбор, борешьсясама с собой.

Чувство вины перед дочерью было сокрушительное. Оно лишило меня сил, уничтожило волю, сломало меня. Единственная мысль, которую я пыталась не допустить в голову — мысль о смерти моей малышки. Я боролась с ней в приступах отчаяния, гнала её от себя любыми способами, я готова была умереть, лишь бы не дать предательской мысли свить гнездо в голове. Я корчилась и страдала, даже не предполагая, что ужас, не дающий мне нормально дышать, легко идентифицирует Лиза.

— Юля, почему ты здесь? Как же грудное вскармливание?

— Её кормят через трубочку…в носу. Она недоношенная, у неё ещё не было сосательного рефлекса.

— А когда ты родила?

— Двадцать девятого мая.

— А ты сцеживалась?

— Начала вроде, потом… молоко пропало.

Тяжёлый разговор, от которого мне вдруг стало легче, как будто часть неимоверного груза я переложила на чужие плечи.

— Ей уже лучше?

— Не знаю. Давно не звонила.

— Юля, девочки живучие. Бабушка соседка рассказывала, семимесячная родилась, в подушках её выхаживали. По ней и не видно, что в детстве было — крепкая бабуся. Огород и скотина на ней. Сын редко приезжает.

Попытка Лизы успокоить меня достигла цели. Слёзы закончились, я, не прикасаясь, обвела контуры моей малышки.

— Как назвала?

— Маша.

— Ох, я обожаю это имя. Когда сестра родила дочку, они с мужем долго не могли её назвать. Священник сказал моей сестре, когда она пришла за советом. Если не можете выбрать, назовите самым простым христианским именем. Так что у меня есть племянница Маша.

Я с любовью рассматривала девочку на карусели. Моя доченька. Это знак. Мы скоро встретимся, мама придёт за тобой, Машенька.

У меня никогда не получалось нарисовать людей, только домик с окнами, берёзку, солнце и облака. Даже собачку около крыльца не смогла бы изобразить. Я вздохнула, тихо радуясь за Лизу.

— Не бросай рисование.