Утро

Нежно-золотистый лучик мягкого утреннего солнца неслышно прокрался в комнату через узкую щель в неплотно сдвинутых занавесках, придирчиво оглядел свое косматое отражение в круглом зеркале, висевшем напротив окна в старинной желтой раме, и, видимо, удовлетворенный скорым осмотром, стремительно метнулся навстречу самому себе. Беззвучно ударившись о прозрачное зеркальное стекло, он раскололся, разлетелся на части, распался на мириады стрел-лучиков, и они озорными солнечными зайчиками — мягкими, бархатистыми, шелковистыми — бросились врассыпную, как непоседливая стайка шустрых мальчишек после окончания длинных уроков… И в этот неуловимо короткий миг небольшое пространство комнаты наполнило то светлое и чистое, почти прозрачное дыхание первородной утренней свежести, которое можно почувствовать, только проснувшись вместе с восходом солнца, чтобы увидеть утреннее пробуждение жизни, когда вот такие маленькие озорные лучики ласкового утреннего солнца пронзаю уже размытые, потерявшие ночую густоту и телесную плотность, рваные клочья бесцветной предрассветной полутьмы, и она трусливо прячется в тесные неуютные щели…

Один солнечный зайчик, более шустрый и непоседливый, чем его товарищи, стремительно промчался по высокому потолку, изрезанному густой сетью черных старческих морщин, и, усевшись на игравшем разноцветьем радуги под отраженными от зеркала солнечными бликами светло-зеленом плафоне, бросил вниз искрящийся озорной взгляд.

Маленькая, но уютная комната уже дышала ласковым и нежным дыханием наступающего утра. По гладко отполированному письменному столу, беспорядочно заваленному раскрытыми книгами и тетрадями, носились наперегонки, играя в невидимые салки, десятки золотистых солнечных зайчиков. Вылинявшие на солнце голубоватые обои искрились неистовым разноцветьем радужных бликов.

А на другом конце комнаты, куда пока еще не доставали розовато-шелковистые лучи проснувшегося солнца, на высокой кровати, угрюмо покоящейся на высоких резных ножках, спала девушка. Спала крепко и безмятежно, по-детски свернувшись калачиков, крепко прижавшись щекой к теплой подушке. Растрепанные густые волосы черными кудрявыми волнами стекали по разрумяненному смугловатому лицу, сомкнутые в дреме иссиня-черные ресницы слегка вздрагивали, пухловатые губы чуть приоткрылись и застыли в сладкой улыбке. Сбившееся одеяло слегка открывало стройную загорелую ножку, на которую бледно-розовыми пятнами падали игривые отсветы любопытного солнца.

Солнечный зайчик, не в силах более без движения сидеть на потолке, проворно сиганул вниз, упав на грациозно изогнутую бронзовую ногу девушки, нежно коснувшись невидимыми человеческому глазу пушистыми лапками гладкой шелковистой кожи, — и тут же проворно полез вверх по одеялу. Бесшумно добравшись до примятой подушки, согретой чистым дыханием, он острым лучиком неуверенно коснулся слегка припухшего в девственном сне розового носика девушки. Почувствовав незримое прикосновение — мягкое, легкое и теплое, как чистая шерстка маленького игривого котенка, и чувствуя неизбежную близость пробуждения, но еще не желая расставаться со сказочным миром, рожденным сладким утренним сном, она недовольно сморщила маленький курносый носик, весь в золотистых крапинках желтовато- коричневых веснушек, придававших её полудетскому личику лукавое очарование, и, сладко улыбнувшись, перевернулась на спину, прикрыв глаза загорелой рукой. Другая рука, такая же тонкая и загорелая, безмятежно отброшенная, легла на пригретую солнцем нежно-розовую подушку. Маленькая кисть с красивыми длинными пальцами, увенчанными аккуратно подрезанными ненакрашенными ноготками, отрешенно свесилась с никелированной спинки колченогой кровати.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, а девушка по-прежнему крепко спала. Её умиротворенный, никем не тревожимый сладкий утренний сон был безмятежно крепок, и если бы в этот звеняще тихий, озаренный лучистым дыханием солнца утренний миг случилось чудо, и начали бы сбываться все волшебно-сказочные сны, и эту девушку увидел бы один высокий, о очень стеснительный черноволосый паренек со светло-шершавым пушком у верхней губы, по детски оттопыренной, слово в смертельной обиде, — то он, этот паренек, возникший из фантастических снов, наверняка поразился бы тому счастливому и безмятежному умиротворению, которое блаженно застыло на этом обласканном сочными лучами ярко-желтого южного солнца чуть смугловатом лице. И понял бы — возможно, не сразу, а какое-то время спустя, — что он видит самую счастливую девушку во всех бесконечно раскинувшихся над утренней Землей мирах Вселенной, раз у неё такой крепкий и ровный сон, прервать который не может ни пронзительное южное солнце, ни нескончаемый гул недалекого отсюда моря, ни радостно-переливчатые соловьиные трели, ни грустные крики чаек, ни деловитое громыхание кастрюлями за окном, ни звонкие голоса розовощекой ребятни, затеявшей с раннего утра игру в морских пиратов на изрезанном извилистыми бухтами песчаном брегу по дороге в школу…

Понял и позавидовал бы этому уверенному в себе счастью…