16. Брэйн

Чёрт возьми, надоели все эти разговоры и прогулки по тонкому льду. Никогда ещё не был так одержим мыслью заняться с кем-то сексом. Я хочу Полину во всех возможных для этого позах, как не хотел никого и никогда ранее. Какое-то помешательство, но, чёрт возьми, я совсем не против этого, потому что именно сейчас, в этот самый момент мне охренеть как хорошо, а дальше будет ещё лучше, я знаю это.

Полина охает, когда одним движением опрокидываю её на спину и, перекатившись, оказываюсь сверху. Опираюсь руками на матрац по обе стороны от её головы, удерживаю вес, чтобы не раздавить её хрупкое тело. Сейчас, когда она лежит подо мною, а грудь за тонкой тканью чёрного бюстгальтера вздымается и опадает, это кажется наиболее правильным, словно так и должно быть, точно так было всегда. Мне нравится, что она не зажимается, не пытается прикрыться, лишь обволакивает помутившимся от желания взглядом и молчит. Я и сам не говорю ни слова, потому что кажется: они все лишние, бесполезные, потому что не существуют таких, что смогли бы помочь выразить всё, что хочется сказать. Медленно опускаю голову, с каждой секундой становясь всё ближе, но не спешу: мне не хочется напугать её. Только не её.

Всё ещё опираясь на ладони, касаюсь губами карамельных губ, целую её, вначале медленно и осторожно, потому что мне впервые хочется смаковать каждую секунду, что проведу с ней. Ни разу раньше мне не хотелось растягивать удовольствие, а вот ты гляди, что происходит.

— Ты мне доверяешь? — задаю, наверное, самый глупый вопрос, что смог сгенерировать мой воспалённый мозг, но мне важно знать, могу ли сделать то, о чём мечтаю с той самой минуты, как увидел её — восхищённую моими картинами.

— Да, — судорожно кивает, а я улыбаюсь.

Не знаю, на что готов решиться, но хочу, чтобы ей было со мной хорошо, чтобы запомнила меня. Жизнь слишком коротка, а любой миг скоротечен, чтобы позволить себе роскошь — загадывать на будущее.

От мысли, что в её жизни может быть кто-то, с кем делит постель, кто дотрагивается до шелковистой кожи, ловит ночами губами её стон, в голове что-то щёлкает, а в животе свивает гнездо ледяная змея. И зачем я думаю об этом именно сейчас? И почему не могу не думать? Но самое странное: какого чёрта это вообще меня волнует?

Резко зажмуриваюсь, чтобы выгнать из сознания непрошеную ревность, которая, уверен, спалит меня изнутри, оставив лишь пепел, позволь я ей пустить корни поглубже. Не в силах больше терпеть, впиваюсь в пухлые губы поцелуем, не давая ей опомниться, не разрешая себе остановиться.

Насрать, я тоже не долбаный монах.

Продолжаю целовать её — жадно, настойчиво, а моя девочка с готовностью отвечает, вкладывая в этот поцелуй то, чего никогда и никто до неё не стремился мне дать.

Я знал многих женщин, чего уж. Были робкие, страстные, ветреные и серьёзные. В сексе, казалось, уже перепробовал всё, что только мог, но именно с Полиной мне хочется зайти за ту черту, за которой ещё не был и вряд ли бы с кем другим отважился перейти невидимый барьер. Потому что не чувствовал раньше такого жара внутри, когда каждую секунду готов сгорать и возрождаться вновь. Лишь бы Полина не прекращала целовать, не отталкивала.

Тихий стон вырывается из её груди, а я ловлю его губами, чтобы запечатлеть его в своём сознании. Неожиданно Полина обхватывает меня коленями и сцепляет ноги на моей талии в замок. Чуть приподняв поясницу, она оказывается в опасной близости от того места, что давно уже пульсирует, отчаянно намекая, что бельё, надетое на мне, явно лишнее.

Прерываю поцелуй, хоть это и чертовски сложно, и смотрю на Полину, в глазах которой отчётливо читается жажда и так возбуждающий меня вызов. Она словно ждёт от меня следующего шага, заранее давая понять, что согласна на многое. Но на всё ли? А, чёрт! Терпение иссякло уже давно, потому переношу вес на правую руку, а левой поддеваю, находящуюся спереди, застёжку лифчика. Поля чуть выгибает спину, тяну в сторону проклятую тряпку, и через секунду туда же летят и ажурные трусы. Вообще терпеть не могу нижнее бельё. Сам бы тоже не носил, но сегодня какой-то хрен меня дёрнул надеть его.

Когда вижу, насколько прекрасна обнажённая Полина, на секунду забываю как дышать.

— Ты совершенна, ты знала об этом?

— Лгун, — смеётся, а на смуглых щеках расцветает румянец.

— Я никогда не вру.

— От скромности ты точно не умрёшь. От чего угодно, но только не от неё.

И снова улыбается, а я понимаю, что за одну такую улыбку готов пожертвовать очень и очень многим, потому что настолько искренне и так тепло мне уже очень давно никто не улыбался. Если вообще хоть когда-нибудь улыбался.

Полина тем временем поддевает пальцами резинку моих бо́ксеров, и уже через мгновение они летят на пол, вслед за её бельём.

Я целую её, с каждой секундой опускаясь всё ниже и ниже. Исследую губами, руками каждый сантиметр её кожи, пытаясь насытиться, только возможно ли это? Она сладкая, словно созревший на солнце фрукт, наполненный солнцем и светом, пахнущий ванилью, корицей и диким мёдом. Так пахнут луговые травы в летний полдень. Черчу узоры языком, и от каждого моего движения Полина вздрагивает и извивается. Тихие стоны становятся с каждым мгновением, поцелуем и прикосновением всё громче, а когда я касаюсь губами внутренней поверхности её бедра и провожу языком по нежной коже, она выгибает спину дугой.

Она такая отзывчива каждой моей ласке, что почти невозможно сдерживать себя. Но я не хочу торопиться, потому что этой ночью нет цели: получить пару-тройку оргазмов, покурить в форточку и захрапеть. Сегодня хочу, чтобы Полине было хорошо.

— Ты меня с ума сводишь, — слышу прерывающийся голос и улыбаюсь. Это разве значит сводить с ума? Нет, детка, это только начало.

Продолжаю своё путешествие по её телу, касаясь языком и пальцами тех точек, от которых волны удовольствия заставляют Полю извиваться на кровати, метаться из стороны в сторону и выкрикивать моё имя. С каждой секундой её движения становятся всё хаотичнее, а голос всё более хриплым и прерывистым. Мне нравится, как моё имя звучит из её уст. Чёрт, сейчас мне наплевать, даже если она будет называть меня Павликом. Лишь бы только моё имя срывалось с её губ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Паша, пожалуйста, ну, пожалуйста, иди сюда, — просит, когда спазм оргазма постепенно сходит на нет. — Ты нужен мне сейчас, пожалуйста.

Она произносит это своё «пожалуйста» так нежно и требовательно одновременно, что, кажется, могу потерять рассудок от невозможности противиться её власти. Что делает со мной эта хрупкая девушка, если готов разлететься на сотни кусков, только устышав просьбу?

Перемещаюсь выше, и наши лица оказываются на одном уровне. Замечаю лихорадочный блеск глаз, румянец на щеках и понимаю, что если сейчас же не окажусь внутри, сойду с ума.

— Ты должен знать: это было, — голос прерывается, а воздух из лёгких вылетает рваными толчками, — это было… потрясающе.

— Нет, детка, это было только начало, потрясающе будет позже.

— Самоуверенный нахал, — смеётся, а я, кажется, почти задохнулся от разрывающих изнутри эмоций.

Протягиваю руку к прикроватной тумбочке, в ящике которой храню презервативы и нашариваю один. Уверен, мне сегодня понадобится больше, поэтому впервые по-настоящему рад своей глупой привычке, что завёл в пятнадцать, покупать их в диких количествах при каждом удобном случае.

Пока вожусь с резинкой, Полина гладит мои плечи, целует шею, что-то шепчет на ухо, от чего завожусь всё сильнее, хотя, кажется, куда больше? Она обвивает мою талию ногами, облегчает доступ, приглашает. Она настолько страстная и робкая одновременно, что почти схожу с ума. Эта девушка-контраст доведёт меня до инфаркта.

Меняю позицию, сажусь на кровати и устраиваю Полину у себя на коленях, она охает и обнимает меня за шею.

— Не бойся, — прошу, заглядывая ей в глаза. — Я буду аккуратным.

— Я не боюсь, — заявляет и целует меня. — Никогда ещё такой смелой не была.

Одного этого признания достаточно, чтобы понять: с этой девушкой мне хочется большего. Гораздо большего.

Когда отказываюсь внутри, понимаю, что именно этого мне не хватало долгое время. Все наши движения, ритмичные толчки, звуки страсти — только это имеет смысл, только это правильно и нужно.

— Ты прекрасен, — говорит, когда рассветные лучи проникают в комнату.

— С хорошей женщиной и мужик может стать человеком, — говорю, и прижимаю, лежащую на моей груди, Полину ещё крепче к себе. Хочется сдавить настолько сильно, чтобы хрустели кости, а вырваться она больше никуда бы не смогла, но понимаю, что это уже будет слишком.

— А я хорошая женщина? — спрашивает, не переставая водить пальцами по узорам на моей коже.

— Ты потрясающая женщина.

И это правда.

У меня слишком много было в этой жизни баб. С кем-то нас связывал ничего не значащий перепихон, с кем-то отношения длились чуть дольше, но ни разу не испытывал во время секса такого, что испытал сегодня.

— Тебя не будут искать? — В ответ Полина странным образом замирает и это немного тревожит. — Всё хорошо?

— Ничего, не бери в голову, просто я уже достаточно взрослая девочка, чтобы меня караулили на пороге с ремнём наперевес. Хотя… — она задумывается и несколько секунд молчит, — Отец может рассердиться.

Рассердиться? Интересно, насколько сильно?

— И часто ты дома не ночуешь?

Этот вопрос вырывается помимо моей воли, хотя я совершенно не планировал ни о чём таком спрашивать. Но мысли о том, что у неё кто-то есть не дают покоя.

— Ты ревнуешь, что ли? — Полина поднимает голову и смотрит на меня пристально, изучающе.

— Да, ревную.

Не стал отпираться, потому что в принципе не приемлю ложь и недомолвки. По мне лучше сразу расставлять все точки над I, чем множить недопонимание. Отдаю себе отчёт, на что нарываюсь, потому что не хочу знать о её личной жизни, потому что правда может оказаться неприятной, но и по-другому не могу. Патологическая честность тот ещё подарок милостивой природы.

— Не надо, правда.

Её тихий голос доносит до моего слуха то, что слишком уж сильно, до удивления, хотел услышать. И хочется подскочить сейчас на ноги и выплясывать, потому что верю ей, хотя не из доверчивых ведь.

— Хорошо, не буду.

А сам снова прижимаю её хрупкое тело к своему, чтобы не смогла вырваться, убежать не сумела.

Загрузка...