В авангарде танковых ударов

Вилли Кубек В авангарде танковых ударов Фронтовой дневник стрелка разведывательной бронемашины

3 октября 1940 г.

Все начиналось так. Призыв через полгода после отбытия имперской трудовой повинности в 13-й танково-разведывательный батальон в Зондерхаузене/Тюрингия. 4 октября был проведен отбор по профессиям для обучения по специальностям, например, как радист, стрелок, водитель и т. д.

Кое-кто, не желая стать, например, радистом, идет на обман. Дело в том, что первое распределение играет огромную роль, поскольку в зависимости от специальности и выполняемых обязанностей фронтовой риск различен. И вот в зависимости от умения работать со схемами и аппаратом Морзе, а также способности принимать и передавать радиосообщения и производится отбор каждого с последующим направлением в ту или иную роту 13-го танково-разведывательного батальона.

6 октября 1940 г.

Все решил случай. Если хотите, я вытащил лотерейный билет, что меня назначили стрелком в бронемашины. У стрелков бронемашин больше шансов выжить — эти виды техники непосредственно в боях не участвуют.

По завершении периода необходимого обучения в Зондерхаузене меня и еще нескольких товарищей направляют в город Херманнштадт[1] в Румынии, где наш 13-й танково-разведывательный батальон использовался в качестве учебного подразделения для румынской армии.

В Херманнштадте нас приняли весьма радушно. В городе проживало примерно 25 000 немецких трансильванских саксонцев и примерно такое же количество румын. В этом городе мы чудесно отпраздновали Рождество в гостях у немецких семей.

31.12.1940 г.

Наш 13-й танково-разведывательный батальон был переброшен в прикарпатский Пятра-Нямц. Поскольку мы были новички, мы прошли спецподготовку в учебном подразделении, занимаясь всем относившимся к нашей будущей специальности: огневой подготовкой, топографией, навыками составлять донесения. Проводились и практические занятия на технике — на тяжелых и легких бронемашинах. Разумеется, в программу обучения была включена традиционная строевая подготовка, так что приходилось и маршировать, что, откровенно говоря, особой радости нам не доставляло.

Что-то нам впоследствии пригодилось, что-то нет, причем зачастую именно важным навыкам уделялось гораздо меньше внимания, чем следовало: например, практическим занятиям на технике. По моему мнению, все члены экипажа, в том числе и стрелки, должны уметь управлять бронемашиной, причем достаточно умело. Если бы практике вождения уделили больше внимания, обучив хотя бы простейшим навыкам остальных членов экипажа, не было бы таких больших потерь драгоценной техники, которую нередко приходилось просто бросать по причине того, что водитель был выведен из строя.

Каждый стрелок, каждый радист бронемашины обязан был уметь управлять ею.

13 мая 1941 года наше подразделение вместе с техникой отправили на погрузку на длинный железнодорожный состав. Никто из нас не знал пункта назначения.

После довольно долгого переезда по живописной местности мы 6 дней спустя, 19 мая 1941 года, прибыли в Германию, в небольшую деревеньку в Силезии под названием Зайберсдорф.

После разгрузки мы своим ходом продолжили путь в Эльгут-Тураву и Фихтен — небольшие села в Силезии, нас расквартировали в крестьянских домах.

Следующие дни прошли в занятиях строевой и оружейной подготовкой, а также в построениях. На всех построениях много говорилось о комплектности и боеготовности вооружений. К чему это все? Никто понятия не имел.

Проходили дни, в погожий летний день мы отпраздновали Троицу.

Наш 13-й танково-разведывательный батальон получил нового командира, ротмистра фон Шуленбурга.

По этому поводу небольшое торжество с угощением, пивом, шампанским и танцами.

В нашем 13-м танково-разведывательном батальоне произошли изменения и в кадровом составе, это коснулось офицеров. Для нас все упомянутые мероприятия так и остаются загадкой, никто никаких выводов сделать не в состоянии. Словом, всеобщее неведение.

19 июня 1941 г. мы прощаемся с нашими хозяевами. Около 7 утра транспортные средства нашей роты выстраиваются перед выездом на автодорогу местного значения.

4 легких бронемашины, в том числе и моя, становятся отдельно у въезда в деревню. Вся деревня высыпала попрощаться с нами.

В 7 ч. мы на бронемашине едем через Хохфельде, Радау в Фёрендорф, где оставляем 2 легкие бронемашины. Унтер-офицер Бутс и я едем дальше во Фрайхофен в расположение 3-й роты 13-го танково-разведыватель-ного батальона, и нам предстоит осуществлять противовоздушную оборону.

Я двигаюсь почти в хвосте 3-й роты, наш отрезок пути идет через Гуттенберг, Людвигсталь, Катовице.

Свой пулемет МГ я держу на изготовку. В 16 ч. останавливаемся в замковом парке в Шекоцини. В городе мы видим первые следы боев Польской кампании. В большом парке достаточно места для всего 13-го танково-разведывательного батальона. Под огромными деревьями парка мы разбиваем палатки.

20 июня 1941 г.

В 7 утра подъем, уборка территории, в 10.00 отбытие. Маршрут следования: Големовы, Енджеюв, Сташод. Теперь нам все чаще и чаще встречаются и настоящие развалины. Повсюду ужасно пыльно.

Около 18 ч. Размещаемся в лесу у Сташода. Быстро я чищу свой МГ, умываюсь и ужинаю. У нас еще достаточно воды в канистре про запас.

Мой водитель сооружает на ночь гамак, я сплю в бронемашине.

21 июня 1941 г.

В 7 утра подъем, до 12 ч. — свободное время. Маршрут следования: Осек, Сандомир, Билгорай. Почти все городки сильно разрушены, совсем как два года назад.

Особенно сильно разрушены Яновхуб и Билгорай, единственное, что уцелело там, как и во многих других городах, так это костел.

Около 20 ч. Размещаемся на ночлег в лесу. Наш 1-й взвод, а также подразделения других рот батальона находятся здесь уже несколько дней.

Технику загоняем под большие раскидистые ели. Интервал между машинами — от 100 до 200 метров. Мы сразу приступаем к маскировке техники, чтобы она не была заметна с воздуха. С дороги она не видна, оставлен лишь узкий проезд. После того как техника заправлена, как говорится, «под крышку», ужинаем, правда, не сразу находим нашу полевую кухню.

Около 22 ч. уже темно. Ставим палатку и только в полночь укладываемся спать.

22 июня 1941 г. — начало войны с Россией.

В 6 ч. подъем. Дежурному унтер-офицеру приходится несладко — надо ведь обежать все до единой палатки.

Умываемся и идем на построение. В лесу видим огромные воронки от бомб.

Наша рота собирается у машины канцелярии. Около 7 ч. передали сообщение. Мы просто лишились дара речи, все до последней минуты думали, что просто минуем территорию России транзитом по пути в Ирак.

Война с СССР для нас как снег на голову. Теперь становится понятным, почему ночью так гудели самолеты. Наш 3-й взвод осуществляет противовоздушную оборону.

По ту сторону железнодорожной линии выстраиваемся в треугольник. Меня три раза гоняют с места на место, привожу в боеготовое состояние оружие — пулемет МГ, пистолет и автомат.

Мой водитель маскирует наш танк, чтобы он не был виден с воздуха. Около 12 ч. дня прибывает лейтенант Грош и отдает приказ следовать за ним. И тут же, поддав газу, отъезжает. Наш батальон уже отправился. Внезапно до нас доходит, что палатка-то наша еще в лесу, то есть позади. Встречаем Вальтера, тот говорит нам, что наши вещи уже забрали, в общем, снова приходится возвращаться.

Примерно через 15 километров встречаем унтер-офицера Бутса, его машина забарахлила. Какое-то время приходится подождать, но вот неисправность ликвидирована, и мы вместе двигаемся дальше.

Мимо следуют рота за ротой. Все, оказывается, очень серьезно. Лейтенант Грош возвращается на мотоцикле и снова берет на себя командование.

Прибываем в Замость, это в 46 километрах от польско-советской границы. Замость — самый крупный польский город, который мы видели до сих пор, и в то же время самый красивый.

Сегодня воскресенье. Много Полякове любопытством разглядывают нашу колонну. В городе сильное движение. Через Замость тянутся длиннющие колонны, повсюду на перекрестках регулировщики. Мы проезжаем через город и скоро догоняем свою роту, техника и транспортные средства стоят в каком-то огромном сарае. Мой водитель меняет маховик, а я основательно чищу свой МГ.

Сегодня нам выдали усиленный паек.

В 21 ч. сооружаем кровать: 10 тюков соломы, а поверх них одеяла. Остающимися одеялами и плащ-палатками накрываемся. Моя бронемашина с тремя стрелками из обоза обеспечивает противовоздушную оборону.

Тут же рядом сложено все необходимое: каски, противогазы, сапоги, обмундирование.

Нанесут ли нам визит русские?

К 21 часу улицы должны быть очищены от гражданского населения.

23 июня 1941 г.

Подъем в 5.15 утра, о русских пока ни слуху ни духу. Я хорошо выспался на открытом воздухе.

Солнце пригревает. Поскольку делать нам нечего, мы отдыхаем. Я по-прежнему обеспечиваю противовоздушную оборону.

В 10.30 начинаем продвижение к русской границе. Все пока идет по-старому.

Сотню метров проедем, остановимся, потом едем дальше. Таким образом, к 24.00 одолеваем всего 40 километров. И это за 13 часов! Пешком и то быстрее.

24 июня 1941 г.

Поспать в ту ночь так и не удалось. То останавливаемся, то снова едем. Заметно похолодало, я взял плащ-палатку. По наведенному понтонному мосту через пограничную реку Буг попадаем на территорию России.

Что ждет нас здесь? Кто из нас и когда снова пересечет эту границу по пути домой? Думаю, этот вопрос тогда задавали себе многие из нас. Едва проехав первые 100 метров за пограничной рекой, замечаем первые русские бункеры, они пусты, их уже очистили от противника наши войска, наступавшие перед нами.

На дороге видим и первые солдатские могилы. Их две. Здесь шли ожесточенные бои. Нам тоже будет нелегко. По обе стороны дороги выгоревшие дома.

Вот уже час мы стоим на месте, все вокруг спокойно. Уж не затишье ли перед бурей?

И вдруг начинается неистовый фейерверк. Оказывается, нас быстро обнаружили, и из деревни, что в 500 метрах, по нам открывают огонь. Ничего не разглядишь — деревню скрывает густой кустарник. Из круглого церковного купола русские обстреливают нас из пулемета.

Слева подъезжает ничего не подозревающий связной-мотоциклист. В десятке метров от него хлещет пулеметная очередь. Он тут же ныряет в придорожную канаву.

Наши 2-см орудия наших тяжелых бронемашин ведут огонь по церковной башне, и вскоре почти сносят ее. Один за другим загораются дома. Противотанковое орудие 3-й роты и еще несколько пехотных пушек ведут огонь и по деревне.

В 3-й роте нашего разведбата один наш товарищ получил ранение в бедро, он первый раненый в батальоне. Продолжаем движение, слева и справа от нас продвигаются войска. Путь следования забит техникой и транспортными средствами. Приходится объезжать. Колонна, извернувшись змеей, обходит затор.

Около 18 часов встречаем еще один танково-разведывательный батальон. Едва мы сворачиваем на поле, как двигатель, чихнув, замирает. Дальше следовать не можем и остаемся. Наш батальон отправляется дальше. Мы, не мешкая, начинаем устранять неисправность. Наш водитель Флизенберг снимает кожухи.

Около 19 часов приходит полевая кухня, мы получаем довольствие.

Водитель вновь пытается запустить двигатель. Прислушавшись, устанавливаю, что стучит крыльчатка — радиатор неплотно закреплен.

Начало лучше некуда! И мы в темноте пытаемся закрепить радиатор и, закончив, едва стоим на ногах от усталости.

25 июня 1941 г.

В 8 часов утра продолжаем движение, нас обгоняют другие колонны.

Километров через десять мы останавливаемся в деревне, съехав с дороги, и, наконец, имеем возможность умыться в какой-то деревенской хате.

Девушка приносит нам воды, мы все в пыли, свежая вода — просто божий дар для нас. После этого подкрепляемся и едем дальше. Через несколько сот метров мы застреваем в грязи, несмотря на уложенный саперами бревенчатый настил. И это еще не все — устанавливаем, что у нас работает только одно колесо — полетел кардан.

Тут уж хоть разбейся в лепешку, на одном колесе из грязи не выберешься. Такая же участь постигает и нашу легковушку. Прохожу метров триста вперед по дороге. По старой дороге не ездят, впереди вижу объезд. Надо срочно найти грузовик, чтобы он выдернул нас.

Там, где дорога соединяется с той, по которой теперь осуществляется продвижение войск, стоит бронеавтомобиль. У него также неисправность, экипаж ждет ремонтников.

Рядом с бронеавтомобилем человек 15 русских пленных. Они выходят из леса, босиком, ноги сбиты до кровавых мозолей. Забираю 15 человек, и они вытаскивают нашу засевшую в грязи бронемашину.

Проехав до бронеавтомобиля, дожидаемся нашего главного механика. По левую сторону от дороги в кювете вверх колесами лежит грузовик. Русские пленные, орудуя лопатами, забрасывают землей разбитую грунтовую дорогу. Ехать по ней нельзя, грузовики едва не опрокидываются.

Многие грузовики приходится вытаскивать — самостоятельно они преодолеть болото не могут. С огромным трудом и крайне медленно колонны проползают эти полкилометра превратившейся в жижу дороги.

Часа через три появляется наш главный механик. Пиховяк берет нас на буксир своим грузовиком и вытаскивает бронемашину к объездной дороге примерно в километре от бронеавтомобиля.

Доставленный им карданный шарнир с крестовиной не подходит. Унтер-офицер Шёнвальд, как раз нагнавший нас, согласился съездить за нужным карданным шарниром. По очереди мы умываемся в близлежащих домах. Местные жители, украинцы, весьма дружелюбно настроены и даже угощают нас парным молоком.

Между тем уже 8 часов вечера. Мой водитель и Калле спят прямо во ржи, я — у пулемета в нашей бронемашине.

26 июня 1941 г.

В 7 часов утра подъем и сразу же за работу. Какой-то старик-украинец из соседнего села принес нам молока и хлеба.

Семь человек из пункта по приему пленных обыскивают местность в поисках разбежавшихся русских. К полудню наша бронемашина исправлена. Откуда ни возьмись налетают 3 русских бомбардировщика — первые самолеты противника, которых мы увидели. И не сразу заметили. А когда заметили, вокруг уже рвались бомбы. Я успел схватить бинокль в машине, чтобы лучше рассмотреть их. И вот иду на поле, приставляю к глазам бинокль и уже в следующую секунду вдруг обнаруживаю, что лежу на земле.

То ли я сам улегся, то ли что-то меня заставило упасть, я так и не понял. Впечатление было, что со мной что-то произошло, только вот что — я так и не сообразил. Прикоснувшись ко лбу, я нащупал здоровую шишку.

И только потом я узнал, что русские сбросили 4 бомбы на располагавшуюся метрах в тридцати от нас у дороги батарею тяжелых артиллерийских орудий.

Посмотревшись в зеркало заднего вида, я увидел, что полкокарды у меня на пилотке как не бывало, а на лбу шишак.

Повезло тебе, сказал я себе тогда, еще чуть-чуть, и… Я предпочел не думать, что было бы тогда.

Мы быстро отводим бронемашину с дороги под деревья.

Вскоре появляется пара наших Me-109, но воздушный бой мы так и не увидели. Во всяком случае, уйти удалось лишь одному русскому бомбардировщику.

Быстро покончив с оставшейся работой, около 14 часов в полном одиночестве отъезжаем.

На наши вопросы относительно местонахождения нашего 13-го танково-разведывательного батальона никто ничего ответить не мог. Когда мы выехали на узкую проселочную дорогу, увидели, как по обе ее стороны все усеяно убитыми лошадьми, трупами русских и брошенными орудиями. Калле тут же, одурев от страха, забрался в бронемашину, где места всего-то для двоих — для водителя да для меня — стрелка. Впереди большой лесной массив. Выехав на широкое шоссе, обнаруживаем, что по нему передвигается 14-я танковая дивизия. И как раз на опушке этого большого леса расположилась БРТМ.[2]

Дорога представляет собой жутковатое зрелище: повсюду на обочине подбитые русские танки. Большинство их сожжено, в основном это легкие средние машины, заметили мы и несколько разведывательных бронемашин.

Броню толщиной от 3 до 4 см без особых усилий пробивают наши противотанковые орудия. На некоторых танках мы насчитали до 20 пробоин.

Лесной массив примерно 2 километра в длину сплошь забит войсками.

Что и говорить — картина удручает. Выведенные из строя танки сумели отъехать от дороги на сотню метров, не больше, а большей частью вообще громоздятся вдоль обочин или в кюветах. Внутри машин виднеются обугленные останки членов экипажа, которым так и не удалось выбраться.

Нам рассказывают, что здесь было подбито примерно 200 русских танков, это все машины легкого типа. Собственные же потери в этом танковом сражении составили всего 16 машин — 5 полностью выведены из строя, а 11 повреждены. Многие из советских танков были буквально превращены в решето прямыми попаданиями наших снарядов. Их броня оказалась слишком слабой.

Видимо, наше наступление застигло русских врасплох.

Продолжаем следование, но уже через 5 километров начинает барахлить зажигание. Сворачиваем на какую-то дорожку и своими силами пытаемся устранить неполадки. Несмотря на предостережения Калле, новая неприятность — водитель потерял какие-то хоть и небольшие по размеру, но важные части устройства зажигания.

И вот мы, как идиоты, стоим в поле, отстав от своих на добрых 5 километров.

Вокруг бродит довольно много отставших от своих частей русских солдат. Они представляют собой серьезную угрозу. Приходится как следует осмотреть местность поблизости.

В сотне метров от нас пылает одиноко стоящая хата. Подойдя поближе, никого не обнаруживаем, кроме разве что нескольких подбитых русских танков. Из люка одной из машин выглядывает мертвое лицо водителя, из другого свисает рука другого члена экипажа, погибшего при попытке покинуть танк. В сгоревшей машине снова обнаруживаем обугленные трупы. Эта картина смерти и разрушения на всю жизнь запечатлелась в сознании — буквально с первых дней война показывает нам ужасное лицо.

Между тем стемнело.

На попутном грузовике добираюсь к ремонтной мастерской, но там обещают, что приехать и оттащить нас смогут лишь к утру.

Теперь уже на легковушке возвращаюсь к своим. Как быть? В конце концов нам все же удается уговорить водителя проезжавшего мимо грузовика подтащить нас хотя бы до своего подразделения, которое расположилось в лесу неподалеку от нашей ремонтной мастерской. Их лейтенант ничего не имеет против нашего прибытия.

Они уже успели взять в плен еще с десяток русских, остальным удалось уйти в лес.

Фарами освещаем опушку, доносятся крики и выстрелы боевого охранения. Мы психуем.

Но уже вскоре я укладываюсь в танке спать — на всякий случай лучше отдохнуть, пока есть возможность.

27 июня 1941 г.

Подъем в 7 утра, у полевой кухни получаем кофе. Наш водитель вместе с кем-то из ремонтной мастерской приводит в порядок зажигание, а пока привожу в порядок машину. Жара страшная. Примерно в полдень отправляемся дальше.

Проехав около 15 километров, обнаруживаем новую неполадку в зажигании, хоть и мелкую. Но прежде чем устранить ее, все же предпочитаем поесть.

Когда я отправляюсь за водой, лейтенант предлагает взять с собой в дорогу кофе. Но, прибыв к полевой кухне, мы выясняем, что кофе весь выпит. Тогда лейтенант отдает приказ напоить нас чаем. Вот это я понимаю! Боевое товарищество! 10 минут спустя мы пьем свежий чай.

Устранив неполадку и залив в баки горючее, едем дальше. На этот раз возвращаемся к двум подбитым немецким танкам из другой танковой дивизии.

Одному из них русский снаряд угодил в заднюю часть башни, другому — спереди, прямо туда, где место водителя.

Троих человек экипажа только что похоронили тут же, в саду. Разведывательные машины до сих пор в крови погибших товарищей.

Постовой не против, чтобы мы сняли с этой машины покрышки поновее, при условии, что поставим свои старые. Неподалеку от разведывательной машины застыл подбитый русский танк.

Примерно в 19 часов едем дальше. Дорога вся в воронках: каждые сотню метров — мина. Полно воронок и от авиабомб, но темп продвижения от этого не страдает.

Вскоре встречаем еще одну ремонтную роту. Останавливаемся заменить лопнувший шланг радиатора.

Приношу от ремонтников кофе, и мы наконец садимся ужинать.

В 22 часа продолжаем путь, уже темнеет, я едва ли не засыпаю в машине.

Проехав километров 15, останавливаемся и сворачиваем в правую сторону в сад, где расположилась санитарная рота. Мы страшно устали и тут же прямо у машины заваливаемся спать.

28 июня 1941 г.

Поднимаемся в 8 часов, хотя проснулся я раньше. Около 10 часов отправляемся в путь, правда, только после того, как устранена очередная, не очень серьезная неполадка. Но в полдень — снова неисправность. Такое впечатление, что нас преследует злой дух. Внезапно из-под капота идет дым, оказывается, перегорел электропровод.

Два часа — и провод заменен. Из расположенной неподалеку полевой кухни притаскиваю поесть.

Едем дальше и встречаем 25-й разведывательный батальон. Начинается дождь.

В 14 часов нам везет — прибываем в какой-то довольно большой город. Через него колонной проходит дивизия за дивизией.

Нам же предстоит отыскать свою 13-ю танковую дивизию, от которой мы отстали. Проехать нет никакой возможности, к тому же идет дождь. Очень часто останавливаемся и ждем.

К великому облегчению, мы все же находим правильную дорогу, без остановок едем дальше и совершенно случайно встречаем грузовик из нашей роты. За рулем его Райхе. Вместе с ним разворачиваемся и едем назад до какого-то сада, где расположились три бронемашины нашей роты. У всех трех машин неисправность.

Тут же прибывает главный механик с группой ремонтников.

Но мы первым делом обедаем, у Райхе целый ящик сливочного масла и несколько ящиков конфет и печенья. Особенно кстати оказывается ящик яиц.

Несемся в город за пивом. Едем через мост, который только вчера обстреляла русская артиллерия. Мост хоть и поврежден, но цел.

Город полностью разрушен, большинство жителей покинули его.

Вчера сюда пытались прорваться 13 русских танков, но все они подбиты, часть машин до сих пор догорают.

В огромной воронке остатки немецкой бронемашины. Вообще всюду одни только воронки и развалины. В здании, в котором располагался партийный комитет, полным-полно намалеванных портретов Ленина, Сталина и других партийных вождей.

У пивзавода оживление. Только простояв час в очереди, я получил две 25-литровые бочки пива. Быстро возвращаемся.

Все наши кругом только и ищут, что стащить.

Мы начинаем пировать — на каждого приходится с добрый десяток яиц, жарим яичницу. Остается еще четыре десятка, их мы укладываем в машине.

Издали доносится шум боя.

Дождь не прекращается, поэтому устраиваюсь спать в машине — тут хоть, по крайней мере, сухо.

29 июня 1941 г.

В 6 часов утра подъем, на завтрак пиво и яйца. Флизенберг и Калле хлопочут возле машины, я чищу оружие. Нам приваривают крепление радиатора.

Вечером печем бисквит, на него ушло штук 200 яиц, не меньше. Лакомство для 25 человек.

Унтер-офицер Шёнвальд притащил откуда-то поросенка, кто-то освежевывает зайца.

Так как снова зарядил дождь, спим в машине.

До сих пор мы на своей легкой бронемашине только и делали, что догоняли роту. Неудивительно, что машине крепко досталось.

30 июня 1941 г.

С 2 до 4 утра стою в охранении, моросит дождь. В 5 утра отправляемся, Райхе — на своем грузовике, Бусс — в только что отремонтированной бронемашине. Проехав от силы 3 километра, грузовик Райхе забарахлил — оборвался ремень крыльчатки радиатора. Бусс дает ему новый. Мы, пока суть да дело, решаем перекусить — конфетами, хлебом и маслом. Маслом заполняем все свободные емкости. Час спустя едем дальше.

Бусс на довольно большой скорости впереди, мы замыкаем колонну. У нас то и дело перегревается радиатор. Приходится останавливаться и дожидаться, пока он охладится. Остальным, судя по всему, наплевать на нашу задержку, едут себе и едут дальше как ни в чем не бывало.

20 минут спустя и мы трогаемся с места, но догнать их так и не удается — слишком они оторвались. Даже отмахав 70 километров, мы их не обнаружили.

Только мы выезжаем из лесу, как гремит взрыв. Думая, что русские обстреливают нас из орудий, тут же поворачиваем назад в лес.

Только потом мы сообразили, что это была авиабомба, еще одна упала метрах в 150 позади нас, разворотив дорогу. В лесу горит грузовик.

Продолжаем путь и даже вырываемся вперед. По обе стороны дороги оставленные русскими оборонительные позиции.

Впоследствии мы узнаем, что именно здесь погиб обер-лейтенант фон Бём.

Около 18 часов прибываем в Ровно, и этот город тоже разрушен. Наши передовые части в нескольких километрах за городом.

На дороге видим офицера из нашего разведбата, он разъясняет нам, как добраться до ремонтной мастерской.

Прибыв туда, обнаруживаем, что из нашей 1-й роты там уже стоят на ремонте 3 тяжелые восьмиколесные бронемашины, 5 легких бронемашин, то есть треть техники роты. Удивительно, верно?

Техника работает на пределе возможностей. В существующих дорожных условиях износ колесных транспортных средств и техники происходит куда быстрее.

На немногих относительно неплохих дорогах, ведущих в Киев, проблем практически не возникало, именно на такие дороги и рассчитаны наши бронемашины. Но не на бездорожье, не на раскисшие от дождей грунтовые проселочные дороги. На них наша техника ломалась нещадно, в особенности ходовая часть.

Огромным был и расход бензина — постоянные перегазовки во время пробуксовок на песчаных и превратившихся в болото грунтовых и лесных дорогах. Слава богу, русские не обращали внимания на нашу застрявшую технику, которую иногда приходилось бросать. Их больше волновало, как бы не угодить к нам в плен.

Так как за наступающими войсками следуют подразделения ремонтников, были приняты соответствующие меры для устранения неисправностей.

Если техника восстановлению не подлежит, ее разбирают, отсортировывая пригодные части для последующей их установки в случае необходимости на другую технику.

Именно так поступили в Ровно с неисправной легкой бронемашиной фон Баха — его машину разобрали. Дело в том, что полетела коробка передач, а запасной на месте не оказалось.

Наша машина, несмотря на все передряги, держится, мы меняем только глушитель и колесо.

Трудно сказать, что стало бы с нашей бронемашиной, если бы не знающий водитель Флизенберг. Будь на его месте какой-нибудь малоопытный человек, она давно ржавела где-нибудь в лесу. Пока водитель возится с установкой глушителя и колеса, я занимаюсь чисткой оружия.

Часто над городом кружат русские бомбардировщики, гремят разрывы бомб. Зенитчики ведут по ним огонь. Но стоит только показаться истребителям люфтваффе, как русские тут же исчезают.

В городе обнаружен русский передатчик — через него осуществлялась корректировка огня русской артиллерии и бомбардировок города с воздуха. Вражеский наблюдатель сообщал обо всех важных объектах, подлежавших уничтожению.

В захваченном русском складе обмундирования мы находим для себя массу полезных вещей: нательные рубахи, подштанники, свитеры, шерстяные шапочки под каски, брезент, палатки, вещмешки, кожаные ремни, 2 полушубка и много-много всего.

С наступлением темноты наша машина готова. Спим в каком-то гараже, разложив полушубки. бы сумели уйти и на машинах. В бою очень многое зависит от умений водителя.

По-видимому, лейтенант Грош, сознавая свою вину за происшедшее, уже на следующий день на бронемашине из нашей дивизии отправился забрать свою бронемашину. Это вполне объяснимо, но вот потом его поведение было чистейшим легкомыслием и беспечностью.

Усевшись сверху на бронемашине, он представлял собой идеальную мишень для русских снайперов, которых вокруг была тьма. Если бы он решил ехать под защитой брони, ничего бы не случилось. А тут гибель, причем гибель бессмысленная, из которой всем нам придется делать соответствующие выводы.

К 9 часам прибываем в расположение нашей роты, там заправляемся и располагаемся в саду.

Чищу оружие, мне выдают новый автомат. Сегодня опять очень хороший обед с бойцами нашей роты.

Во второй половине дня налет 6 русских бомбардировщиков. Наши зенитчики открывают огонь, одна машина подбита — сначала отваливается объятая огнем хвостовая часть — бомбардировщик развалился на две части.

Вдруг откуда ни возьмись в небе появляются наши истребители, и уже очень скоро сбиты еще три машины русских.

К вечеру направляемся в расположение нашего батальона. Впереди едут унтер-офицер, фельдфебель.

Однако мы увязаем в болоте. На подмогу спешит тягач зенитчиков, но и он увязает. Потом нас все же вытаскивает еще один подоспевший тягач, и мы благополучно одолеваем оставшиеся 10 километров. В батальон уже прибыл наш ротмистр вместе с другими бронемашинами нашей роты. Докладываем о прибытии и располагаемся на отдых.

Быстро сооружаем стол, чтобы хоть поесть было где.

Только поздним вечером возвращается разведгруппа Эртеля.

Лейтенант Ревершон фон Бох удостоен Железного креста 2-го класса.

Спать укладываемся на сене, прямо у техники.

2 июля 1941 г.

Подъем около 9 часов утра, умываемся, спокойно завтракаем, после этого выделяю время почистить оружие. Вишни здесь пока что не созрели. Жаль!

Во второй половине дня отправляюсь загорать. Будто никакой войны и нет.

Время от времени пролетают русские бомбардировщики, но это нас не тревожит. По непонятным причинам вдруг загорается стоящий слева от нас сарай.

В общем, весь день прошел спокойно.

Вот только что готовит нам следующий?

3 июля 1941 г.

Уже в 4 часа утра отправляемся на выполнение первого боевого задания. Вместе с унтер-офицером Леманом нам предстоит объехать участок территории в 15 километров.

Передвигаемся осторожно, в любую минуту ожидая атаки противника.

Но вокруг тишина и покой. Большей частью передвигаемся по узким проселочным дорогам. Признаков врага никаких.

По возвращении размещаемся в какой-то деревне, вместе с нами и взвод стрелков-мотоциклистов.

Знакомимся с приятными девушками, кое-кто из них даже понимает по-немецки. Вообще, следует сказать, что украинцы настроены в отношении нас вполне лояльно. Но в то же время хвалят Ленина. А вот Сталин не столь любим украинцами.

Около полудня вновь объезжаем уже знакомый нам участок, после отправляемся в расположение еще одного взвода стрелков-мотоциклистов. До них километра три.

У дороги видим несколько подбитых русских танков и сгоревших грузовиков.

У стрелков-мотоциклистов все в порядке.

У нас спустило колесо, приходится устанавливать запаску.

Вместе с унтер-офицером из взвода стрелков-мотоциклистов и еще двумя бойцами едем в близлежащую деревню раздобыть что-нибудь. Здесь люди тоже настроены весьма дружелюбно — так что получаем яйца, молоко и даже сало и сливочное масло.

По возвращении совершаем третий объезд участка, по-прежнему все спокойно. Оставшиеся люди готовят ужин. Вернувшись, впервые за день садимся поесть.

В 21 час отправляемся и встраиваемся в движущую колонну батальона.

Нас направили к 3-й роте для обеспечения противовоздушной обороны.

Иногда засыпаю прямо за пулеметом — часто в пути приходится останавливаться.

4 июля 1941 г.

В очередной раз проснувшись, вижу, что мы снова едем. Начался дождь, дороги превращаются в кашу. С огромным трудом продвигаемся вперед.

По пути нашему взору предстают жуткие вещи. Вокруг валяются неубранные тела погибших русских, некоторые из них обгорелые.

На изрытых воронками артиллерийских позициях русских громоздятся трупы. Они повсюду, даже в кузовах подбитых и сгоревших грузовиков. Последствия ожесточенного сражения.

К полудню дождь усиливается настолько, что мы вынуждены свернуть в лес. Там обнаруживаем с десяток подбитых русских танков. Через 2 часа снова в путь, дорога по мере следования становится все более непроезжей из-за грязи. Как мы по ней пробираемся, не берусь описать. Уже 8 наших бронемашин, следовавших за нами, безнадежно увязли. Их приходится буквально выкапывать. А на одном участке и вовсе кошмар — весь наш обоз застрял.

Вечером, когда уже совсем стемнело, добираемся до деревни. Но нас тут же отправляют назад к мосту — оборонять его. С нами и противотанковое орудие из 3-й противотанковой роты.

После ужина прямо в машине у пулемета проваливаюсь в сон.

Боевое охранение ночью осуществляет самоходная противотанковая артиллерийская установка.

5 июля 1941 г.

Около 7 утра мне на смену прибывает фон Давье, а мы отправляемся на старое место в расположении нашей роты. Сначала умываться, потом завтракать, а после завтрака — чистка оружия.

После обеда перебираюсь в бронемашину фон Баха, а унтер-офицер Зимон — в мою. Дело в том, что в машине Зимона полетел глушитель, а он не может оставаться и ждать, пока его починят.

Что мне остается? Я ведь всего лишь старший рядовой и обязан подчиниться приказу вышестоящего начальства.

Вечером укладываемся спать на сене в сарае.

6 июля 1941 г.

Около 4 часов утра слышим шум, кто-то кричит: «Запускай двигатели!» А нас никто не поднял! Что задела? Быстро сворачиваемся и вовремя успеваем отъехать.

Наш батальон снова на марше, с грехом пополам пробираемся по непроезжим от грязи дорогам. И не только по дорогам, а через окопы, траншеи, поля — словом, в объезд.

До сих пор продвигаемся по территории противника беспрепятственно.

К полудню снова перебираюсь в свою машину. Добравшись до первой же деревни, въезжаем на подворье — приходится вывесить аварийный флажок¹. Полетело винтовое крепление правого заднего балансира. Водитель тут же приступает к устранению неисправности. Я же коротаю время за чисткой оружия.

Примерно в 18 часов в одиночку догоняем батальон. Все время приходится расспрашивать, куда он направился.

Километров через двадцать доезжаем до отставшей от батальона 2-й роты, и нам объясняют, куда ехать.

Еще через 5 километров, доехав до наших артиллеристов, видим указатель с наименованием нашей роты. Стрелка указывает налево, на ней написано: «Только для пеших, для транспорта — повернуть через километр на юг».

Поворачиваем обратно, но найти подъезд так и не удается. Вынуждены ехать на поиски роты прямо через поле.

На полях полно заполненных водой выемок, их приходится объезжать. В конце концов выбираемся на дорогу. Останавливаемся, и я в бинокль изучаю территорию. Вижу низкий сосняк.

Флизенберг допытывается, мол, что там впереди.

И вдруг позади метрах в ста от нас взрыв. Скорее всего, артиллерийский снаряд. Потом уже гораздо ближе еще два разрыва.

Неужели русские совсем рядом и засекли нас?

Мы устремляемся к замеченному мною сосняку и, въехав в него, обнаруживаем там нашу роту. Рота так славно замаскировалась, что я даже в бинокль ее не разглядел. Они рассредоточились в этом сосняке и забросали бронемашины ветками. Мы тут же приступаем к маскировке.

Нас начинают обвинять в том, что мы, мол, привлекли внимание русских артиллеристов.

А те посылают в нас снаряд за снарядом, но все время бьют мимо.

Ни о какой еде и думать нечего. Лежим под машинами, чтобы уберечься от осколков. Но снаряды русских ложатся метрах в 200–300 от нас.

Той ночью я решил спать прямо в машине на своем сиденье стрелка.

7 июля 1941 г.

Надежно замаскировавшись, стоим на ржаном поле у края сосняка.

С 0 часов до часу ночи я в боевом охранении. Циммерфельд привел четверых русских перебежчиков, я доставляю их на пост.

Начиная с 4 часов утра наша артиллерия открывает огонь по землянкам и траншеям русских. В пять утра я уже как огурчик, сижу и слушаю шум боя. Похолодало. В небе кружит наш самолет-разведчик.

Около 8 часов выбираюсь из машины, приношу кофе и два десятка яиц. Завтракаем.

В 10 часов утра, заправив полные баки, собираемся с лейтенантом Залем ехать к стрелкам-мотоциклистам.

Но едва мы проехали 3 километра, как накрывается задний правый балансир.

Лейтенант Заль следует дальше на мотоцикле один. Мой водитель снимает колесо. Русские ведут артобстрел, но снаряды ложатся далеко — километрах в двух от нас.

Отрываю окопчик, все как полагается — 80 см глубиной, со стоком для воды и так далее.

Ремонтники, по нашим расчетам, прибудут не ранее чем через 4 дня. Но уже в 16 часов Концен притаскивает нам новый балансир, чудом оказавшийся в кузове грузовика Лангхаммера.

Мы тут же принимаемся за работу. Мимо тянутся колонны — обоз, артиллеристы, зенитчики.

К полуночи все готово, балансир установлен. То, что мы сумели справиться своими силами, безусловно, зачтется нам.

Самое время отдохнуть, тем более что начинается дождь. Забираемся в машину и, скрючившись в три погибели, спим в ней.

8 июля 1941 г.

Поднимаемся около 8 часов, раздеваюсь и в чем мать родила умываюсь — восхитительное чувство!

Около полудня едем дальше. В первой по пути деревне достаем молока, причем безо всяких проблем — нас, можно сказать, угостили.

Хотя я не расстаюсь с пистолетом, но он только на случай неожиданных встреч с отставшими от своих частей, бродящими повсюду русскими солдатами. Пока что к нему прибегать не приходилось, что касается местного населения, украинцев, они настроены к нам вполне дружелюбно. И если нам что-нибудь надо раздобыть в деревне, обычно мы ходим поодиночке. Опасно, конечно, но до сих пор никаких инцидентов не было.

Встречаем ефрейтора из нашей роты. У него очень знаменитая фамилия: барон Аксель фон Мюнхгаузен. Бронемашина нашего Мюнхгаузена безнадежно увязла в грязи. Наш батальон снялся с места еще ранним утром, таким образом, снова приходится его догонять.

Внезапно колонна останавливается. Оказывается, предстоит переправиться через реку шириной 150 метров. Все терпеливо ждут своей очереди.

На другом берегу, на высоте, отчетливо видны русские бункеры, огневые точки. Их всего семь. Вряд ли им удастся задержать наше продвижение.

Саперы уже навели понтонный мост через реку. Тут же прямо на берегу похоронены 20 немецких солдат. В реке голышом плещутся наши ребята. Вполне мирное зрелище, если бы не подбитые русские танки, сгоревшие остовы грузовиков, трупы и так далее, сопровождающие нас на всем пути.

Около 14 часов нагоняем наш батальон, во всяком случае, его обоз.

Встречаем и две наши бронемашины, которые раньше вышли из строя.

Перед нами полно машин — дело в том, что предстоит преодолеть очередной заболоченный участок. Многие из наших застряли — отсюда и заминка.

Почти весь наш батальон уже переправился и делает привал. Приношу из полевой кухни еду: хлеб, масло и чай.

Через болото умудряемся переправиться без посторонней помощи. Встраиваемся в обозе за грузовиком нашего друга Райхе. Постепенно спускаются сумерки.

Проезжаем какими-то проселочными дорогами, через засеянные пшеницей поля. Уже когда совсем стемнело, выезжаем на широкое асфальтированное шоссе. Над нами проносится русский самолет, пытается обстрелять нас, но безрезультатно.

Примерно в 22 часа докладываем о прибытии офицеру нашей роты. Рота остановилась на ночлег в большом фруктовом саду.

Заправляемся горючим, ужинаем и вытаскиваем из хат несколько странных кроватей, на которые и ложимся спать.

9 июля 1941 г.

Примерно в 7 утра подъем, умывание и завтрак. Где-то около 9 наш батальон снова отправляется в путь.

Все бронемашины нашей 13-й танковой дивизии уже далеко впереди.

По асфальтированному шоссе мчимся чуть ли не на предельной скорости. И снова по обе стороны дороги подбитые танки, тела погибших, сгоревшие или догорающие грузовики. Наши бронемашины, направляясь вдоль главной дороги по обе стороны, подбивают русские танки, подавляют расчеты их противотанковых орудий, атакуя их с тыла.

Около полудня проезжаем через город Житомир. Здесь, как и в Луцке, сплошные развалины.

Наш батальон уже за Житомиром, он поворачивает налево. Его задача — обеспечение фланговой обороны шоссе, по которому следует дивизия.

Впереди нас идет батальон стрелков-мотоциклистов. Едва мы отъехали на километр налево от главного маршрута следования, как наша колонна попадает под обстрел бронепоезда русских.

Взобравшись на башню машины, наблюдаю в бинокль за происходящим. Бронепоезд состоит из локомотива, двух вагонов с артиллерийскими орудиями и вагона, в котором размещены пехотинцы. В каждом вагоне по 2 орудия калибра 7,5 см. Бронепоезд посылает в нас снаряд за снарядом. Впереди вплотную к стрелкам-мотоциклистам видны разрывы. Глухо тарахтят русские тяжелые пулеметы. Кое-кто из наших инстинктивно вжимает голову в плечи.

Увы — но мы ничего не можем поделать.

Вокруг раздается команда: «Противотанковые орудия вперед!» Команда выполняется — орудия вместе с расчетами выдвигаются в голову колонны. Но и им, к сожалению, не удается выправить положение.

Полчаса спустя бронепоезд, оставив на путях последний вагон, уползает дальше. По-видимому, поврежден путь. Последний вагон будто застрял, огня оттуда не открывают.

Лейтенант Борг посылает парочку снарядов из 2-см противотанковой, но безрезультатно.

И вот примерно полчаса спустя вдруг гремит взрыв и вагон бронепоезда взлетает на воздух. Не могу сообразить, как это произошло. Вагон охвачен пламенем.

Бронепоезд снова возвращается и, пару раз пальнув, скрывается за поворотом.

Позже мы узнали, что с ним разделались при помощи 8,8-см зенитных орудий. Вероятно, бронепоезд направлялся к складу боеприпасов, который тоже оказался взорван — издали виднеются огромные, напоминающие грибы клубы дыма.

Часа через три мы снова сворачиваем на главную дорогу. Русские бомбардировщики и истребители постоянными налетами и обстрелами существенно затрудняют наше продвижение. К тому же сбрасывают на нас и листовки. Часть таких листовок я собрал, а потом полевой почтой отправил их домой.

Наверняка долететь до нас им не составляет труда — скорее всего, они базируются на аэродроме в Киеве.

Иногда я открываю огонь по ним из пулемета.

Главная дорога, как никогда раньше, изобилует следами неудавшегося наступления противника. Повсюду подбитые, искореженные русские танки, грузовики, орудия всех калибров и видов, трупы русских солдат, погибшие лошади, дымящиеся остовы машин и тому подобные следы войны.

Навстречу нам тянутся колонны русских солдат. На них уже никто не обращает внимания — в тылу ими есть кому заняться.

Примерно в 20 часов располагаемся на ночлег по обе стороны какой-то деревеньки.

Приходилось не раз открывать огонь по русской авиации, но без особой пользы.

С наступлением темноты почти вся техника отправляется в боевое охранение — мы занимаем круговую оборону.

Время от времени доносится стрельба. Справа и слева нас охраняют стрелки-мотоциклисты. На этой местности далеко небезопасно — вдоль маршрута продвижения полно разрозненных групп русских, не успевших отступить и в суматохе нашей атаки отставших от своих частей.

10 июля 1941 г.

Ночь пролетает быстро. В результате обстрела русской авиацией в деревне сгорает по меньшей мере с десяток домов.

Утром появляется обер-фельдфебель Леман и приказывает нам явиться в штаб. Доложив ротмистру об убытии, еду в деревню.

Уже через пять минут нахожу штаб. Жду, пока пробудится адъютант, потом докладываю ему о прибытии. Оказывается, мне приказано на своей бронемашине обеспечивать противовоздушную оборону. Поставив машину у дороги, тщательно маскирую ее.

Пейзаж, надо сказать, не из приятных — повсюду вздувшиеся от жары трупы лошадей, перекореженные или разбитые в щепы телеги, разбросанные предметы одежды, даже упаковки сахара и консервные банки.

Воспользовавшись этим, забираем ботинки, сахар, 10 банок рыбных консервов, конфеты, носовые платки — словом, то, что непременно пригодится. Время от времени постреливаю по атакующим деревню русским самолетам.

Около 9 часов наш батальон в полном составе следует дальше в направлении Киева. Мы обеспечиваем связь между передовой и основной группой. Дорога — сплошные развалины. К полудню снова сворачиваем на проселок — эта дорога оказывается куда лучше главной.

Перед тем как свернуть, увидели пылавший немецкий бензовоз и сгоревший мотоцикл.

Вскоре располагаемся на засеянном пшеницей поле, снова приходится отстреливаться от идущих на бреющем русских штурмовиков.

Из полевой кухни приношу обед и бутылку шампанского.

Через два часа снова в путь, мы с лейтенантом Ревершоном фон Бохом возглавляем колонну.

На заболоченном участке машина лейтенанта увязает в трясине. Подоспевший вовремя тягач вытаскивает бронемашину.

Пытаясь отыскать для батальона дорогу получше, снова попадаем в болото. Почти все наши уже перебрались на относительно сухой участок, но вот обоз, зенитчики и артиллеристы пока что отстают. Внезапно мы атакованы девятью русскими бомбардировщиками, открываю огонь из пулемета, но без толку.

Они сбросили на нас около 50 бомб, загорелся грузовик, перевозивший боеприпасы, остальной транспорт тоже серьезно поврежден.

Из наших погибло несколько человек, среди них Буш и кто-то из штабной полевой кухни. Есть и раненые.

Около 18 часов прибываем на постой в маленькое село. Чуть в стороне у окраины этого села выставляем охранение — противотанковое орудие 3-й роты. Неподалеку и подразделение Баара, мы с ним, усевшись под деревом, обменялись впечатлениями.

11 июля 1941 г.

Почти всю ночь так и не удалось уснуть — пришлось смотреть в оба. Утром я с тяжелой головой отправляюсь к кухне принести кофе.

Как стрелок, я отвечаю за еду и, конечно же, за исправность и боеготовность оружия.

Водитель обеспечивает исправное состояние нашего транспортного средства.

Днем — стирка, после этого чистка оружия. Даже немного почитал. Периодически нас навещают русские летчики. Погода изумительная — день выдался погожий, спокойный. Около 19 часов команда «Приготовиться!». Уже в 21 час батальон отправляется в путь, но я остаюсь в охранении.

12 июля 1941 г.

Русские сегодня словно сдурели — авианалеты один за другим. Сначала прилетают 9 самолетов-бомбардировщиков, потом 6, потом 7, а в следующий раз снова 9.

Наши зенитчики хоть и ведут огонь, но все мимо.

Снова налет группы из шести самолетов. И снова зенитчики промахиваются. Но тут словно ниоткуда появляется пара наших «Мессершмиттов-109». В воздухе разгорается бой. И вот за каких-нибудь пять минут падают четыре бомбардировщика. Естественно, дать отпор нашим истребителям им скорость не позволила — слишком уж они медлительны. Мы все взволнованно допытываемся друг у друга — а ты видел, как там все было?

Около 11 часов утра с Тиме, только что возвратившимся из ремонтной мастерской в Житомире, и обер-фельдфебелем Леманом догоняем наш батальон. Решаем следовать не по той проселочной дороге, по которой прошла наша дивизия, — все-таки больше шансов не попасть под русские бомбы, а по только что разминированной главной дороге.

Но едва мы выезжаем на нее, как русские бомбардировщики тут как тут. Метрах в 100 слева от нас они разгружаются, не причинив нам никакого вреда.

Проезжаем километров, наверное, сорок. Довольно часто над нами кружат русские самолеты — видимо, противник пытается замедлить наше продвижение на подступах к Киеву.

Увы, но на данном участке пока что превосходство в воздухе на стороне врага. Что им стоит — аэродромы русских в двух шагах отсюда, а наши дальше в тылу. И наши истребители просто не успевают выручить нас.

На наше счастье, особой меткостью русские не отличаются — валят бомбы куда попало, редко, если в нескольких десятках метров от нас, чаще в сотне-другой.

В двух километрах от шоссе в одной из деревень обнаруживаем нашу роту.

Сразу же после прибытия туда и получения довольствия нас с обер-фельдфебелем Леманом направляют во 2-ю роту, расположенную примерно в двух километрах от нашей, где она обеспечивает оборону вверенного участка. Доложив о прибытии обер-лейтенанту Вайсбаху, располагаемся в огромном фруктовом саду.

Русская артиллерия ведет непрерывный огонь, осколки то и дело свистят в опасной близости от нас, сдирая кору с деревьев и срезая ветки.

Через два часа решаем все же сменить место — перебираемся в расположенный по другую сторону дороги лесок. Туда уже прибыл расчет противотанкового орудия и стрелковый взвод.

Около половины девятого вечера нам предстоит атаковать расположенное в 800 метрах впереди село. Там предстоит овладеть мостом и создать плаищарм. В течениє получаса 4 батареи ведут обстрел лесного массива и деревни.

В атаку идем, когда уже почти стемнело. Перед этим наша 2-я рота прошлась пулеметным огнем по селу. Картина ужасает.

На минимальной скорости мы осторожно въезжаем в деревню. Русские ничем себя не обнаруживают. За машиной Лемана следует группа Людерера и противотанковое орудие. Они подъезжают к самой дальней хате по правую сторону дороги, я направляюсь налево, к центру села, и останавливаюсь у горящего дома.

Судя по всему, русские убрались из деревни, потому что ответный огонь не открывают.

Три или четыре раза по краю села проезжаю до последнего дома по правую сторону от дороги и обратно.

Над деревней в небо взмывают ракеты — наши группы подают сигналы о местонахождении. Вскоре деревня в наших руках.

Но — увы — мост, который мы рассчитывали захватить, взорван противником.

Во время очередного объезда застреваем в канаве, которую никто не заметил в темноте.

На душе очень неспокойно. В любую минуту можно ожидать контратаки русских. Что тогда?

Пока водитель работает лопатой, пытаясь выкопать колесо, я сижу за пулеметом.

Даже подъехавшему на бронемашине обер-фельдфе-белю Леману не удается вытащить нас, приходится звать на помощь тягач зенитчиков. Через 10 минут прибывает тягач и наконец вытаскивает нас. Словно камень с души упал.

Теперь направляемся вправо от села на луг. Уже совсем стемнело, тьма кромешная.

С нами следует и группа Людерера.

Час с небольшим спустя снова начинается ад — русские бьют из всех калибров. Обстрелу подвергаются и деревня, и наши исходные рубежи. Русские длинными пулеметными очередями прочесывают село.

В воздух взлетают зеленые ракеты — это сигнал «Внимание! Танки противника!».

Со стороны русских внезапно вспыхивает ослепительный свет — прожектор! Белый луч обшаривает местность.

Завораживающее зрелище — десятки трассирующих пуль прочерчивают на темном небе огненные следы. Спору нет, на маневрах это впечатляло, но на войне все воспринимается совершенно по-другому.

Этот прожектор — неприятный сюрприз для нас. Приходится немного отойти и укрыться в кустарнике и за уцелевшими хатами. Ослепительно-белый луч преследует нас.

Где-то вдалеке лязгают гусеницами русские танки, доносится стрельба и со стороны нашего фланга. Отходим на прежние рубежи.

Когда русские прекратили огонь, то есть примерно час спустя, мы под покровом темноты возвращаемся в деревню.

Всю ночь мы посменно несем дежурство у противотанкового орудия и двух бронемашин.

13 июля 1941 г.

Около 2 часов ночи в небе загудели наши бомбардировщики, мы насчитали 50 машин. Это был первый рейд нашей бомбардировочной авиации на киевском участке за все время кампании.

На стороне русских в небе замелькали лучи примерно 15 прожекторов, открыла огонь их зенитная артиллерия, но, судя по всему, ни один из самолетов так и не был сбит.

Около 5 утра рассвело.

И тут же разверзся ад. Русские подвергли село мощному артобстрелу — их снаряды градом обрушились на нас. Вывод: русские всеми силами пытаются помешать нашему наступлению на Киев.

Надо сказать, их положение выгодно отличается от нашего. Противник прекрасно обозревает наши позиции из укрепленных бункеров. Остаюсь в бронемашине, а большинство наших решили отправиться в блиндаж.

Как-то неуютно чувствуем мы себя на этом месте. Лучше уж вернуться. Через кустарник мы пробираемся к нашим исходным рубежам, но и они, оказывается, уже под обстрелом.

Наша артиллерия тоже открывает огонь, но по причине острой нехватки боеприпасов адекватно ответить не может. А нехватка боеприпасов объясняется просто — слишком растянулись наши тыловые коммуникации.

Русские удерживают позиции, а мы возвращаемся в расположение нашей роты, завтракаем, умываемся и потом снова направляемся во 2-ю роту.

У нас проблемы со сцеплением, обер-фельдфебель Леман решает послать нас в тыл. Еду в расположение своей роты и докладываю о прибытии командиру и фельдфебелю.

Получив довольствие, узнаем, что предстоит поездка в тыл, а именно: во 2-ю ремонтную роту в Житомире.

На дороге движение не очень интенсивное. Войска предпочитают передвигаться по проселочным дорогам. Русских бомбардировщиков тоже нет, поэтому мы торопимся в пункт назначения.

Повсюду трупы лошадей, смрад такой, что дышать трудно.

Около 15 часов прибываем в Житомир, отыскиваем ремонтников, потом идем в город чего-нибудь раздобыть. Но, увы, нас опередили местные. Разве что в пивной мы захватываем 25 литров вина, и ничего больше: оказывается, здесь уже успели поработать наши.

В ремонтной мастерской «на излечении» находятся уже 10 бронемашин нашей роты, а это ни много ни мало 40 % техники. Чему удивляться — при таких-то дорогах!

Возвратившись из города, ужинаем.

Мастерская разместилась в здании, наверняка принадлежавшем раньше учебному заведению и окруженном большим садом. Среди деревьев стоят примерно 200 машин, нуждающихся в срочном ремонте. В 21 час укладываемся спать в одном из помещений здания.

14–20 июля 1941 г.

Все эти дни приводим в порядок нашу легкую бронемашину. Нам ставят новое сцепление, выправляем погнутые крылья, устанавливаем новый балансир и так далее. Распорядок таков:

— —6 часов утра — подъем;

— —7 утра — построение;

— —12–13 —обед;

— —18 часов — построение, ужин, раздача довольствия.

В ремонтной роте около 100 человек. Почти постоянно здесь находятся около 150 человек личного состава вместе с техникой.

Похоже, что раньше в этом здании размещалось военное училище. Библиотеку кое-как приспособили под спальное помещение. Находим и забираем с собой книги на немецком языке.

После того как нашу бронемашину отремонтировали, нам выдают боекомплект на обратный путь. В это время в здании бывшего училища переполох — срочно наводят порядок. Ждут прибытия большого начальства — самого Рейхенау.

В те дни пришлось впервые увидеть, как действуют наши пикирующие бомбардировщики Ю-87, участвовавшие в налете на Киев.

20 июля на двух бронемашинах отправляемся в обратный путь в направлении Киева, на подступах к которому действует наша рота.

Не доезжая 20 километров до Киева, сворачиваем с главной дороги вправо. Дорога буквально забита гужевыми повозками и пехотинцами, продвигающимися к городу.

Когда стемнело, мы едва не заехали на передовые позиции русских. На подступах к ним расположился батальон наших стрелков-мотоциклистов.

Возвращаемся в тыл и ночуем в расположении какой-то нашей части. Я сплю в машине на сиденье у пулемета.

Не успели мы толком отъехать от Житомира, как полетело коромысло клапана. Пришлось доставлять из мастерской новое.

На обратном пути ни одного русского бомбардировщика.

21 июля 1941 г.

Пробравшись по раскисшим от дождей дорогам, обгоняя застрявшие колонны, мы к 9 часам прибываем в свою роту. Техника роты стоит в саду под деревьями в какой-то деревеньке.

Отрегулировав схождение колес, совершаем пробную поездку по деревне.

Местные настроены к нам весьма дружелюбно, стоило нам попросить у них яиц, там в придачу к ним дали вишен, молока и пирогов.

Пообедав, мы отдыхаем в саду. После обеда читаем, пишем письма и занимаемся чисткой оружия. В 20 часов очень вкусный и плотный ужин. Рассаживаемся за школьной партой и столом — и то и другое удалось раздобыть.

Узнаем, что разведгруппу Маркса, только что вернувшуюся в село после выполнения задания, обстреляли русские. У тяжелой восьмиколесной бронемашины прострелено колесо, а четырехколесная легкая вообще была выведена из строя. Технику пришлось бросить и добираться пешком. Слава богу, все целы.

Бек вернулся лишь два дня спустя, судя по его словам, по пути ему пришлось пристрелить четырех русских.

Сегодня получил 59 рейхсмарок — три жалованья.

Около 21 часа идем в боевое охранение — посты расставлены в 150 метрах от расположения роты. Нам дали еще и Керстена. Ночь проходит без происшествий.

22 июля 1941 г.

Около 4 часов утра прибегает Глимм, он забирает Флизенберга — оттащить машину Варзлика, она в 4 километрах. К 8 утра Флизенберг возвращается.

Тем временем наша рота успела уйти вперед, приходится догонять ее. К полудню мы в роте.

Рота располагается в лесу, меня направляют в боевое охранение — в лежащую километрах в двух деревню, через которую уже проходят наши части. Но уже полчаса спустя ротмистр затребовал меня обратно.

Едим, после чего в составе 6 бронемашин едем в расположение батальона. Возглавляет колонну лейтенант Маркс. Вскоре уже проезжаем центр Фастова. Приходится ехать медленно — никто точно не знает, где находится батальон.

По пути быстренько раздобываем спичек и мыла.

В городе видим несколько подбитых русских танков и сгоревших грузовиков. А на окраине города погребено 20 наших солдат.

В двух километрах от Фастова встречаем своих — бронетранспортеры и зенитчиков. И они не в курсе, где в данный момент батальон.

С нами следует унтер-офицер Вагенкнехт, я сижу впереди, рядом с водителем. Две наши бронемашины объезжают город в поисках подразделения.

Вплотную к нам едет и разведавтомобиль унтер-офицера Шатца. Мы пристально следим за дорогой и местностью. В любой момент можно ожидать атаки врага из засады.

Наконец обнаруживаем батальон километрах в трех, майор обрадовался нашему прибытию. Подъезжают и остальные бронемашины. На выезде из деревни, где расположился батальон, из нескольких домов выходят 9 человек русских солдат. Мы направляем их к центру села.

Размещаемся в саду, заправляем баки под крышку и едим. Едва мы закончили обедать, как нас снова требуют — мне приказано охранять восточную окраину деревни.

В какой-то хате нас угощают яичницей и жареной картошкой. В бинокль наблюдаем, как подтягивается обоз батальона.

Унтер-офицер Вагенкнехт сменяет нас около 20 часов. Получаем приказ прибыть во 2-ю роту нашего батальона.

Выпив кофе, получив довольствие и прочитав письма из дому, отправляемся куда приказано. 2-я рота расположилась примерно в 300 метрах от деревни. На проселочной дороге становимся в боевое охранение. Темнеет.

Что сулит нам завтрашний день?

23 июля 1941 г.

Около 8 утра выбираюсь из бронемашины наружу. Как-то сразу вдруг вокруг загремело, загрохотало, стрельба из карабинов, пулеметные очереди. Над головой с воем проносятся снаряды нашей полевой артиллерии. Короче говоря, русские не дремлют.

Умываюсь и завтракаю. Стрельба продолжается весь день.

Большая часть бронемашин нашей роты отправлены на разведку или же в бою.

Наши пулеметы ведут огонь длинными очередями, русские — короткими, и интервалы между выстрелами подлиннее.

Примерно в 18 часов прибывают стрелки-мотоциклисты. Едва они перемахнули взгорье, как русские обрушили на них залпы из всех орудий. Снаряды рвутся совсем неподалеку.

Стрелки-мотоциклисты занимают позиции правее нашего батальона.

Пешком отправляюсь во взвод 2-й роты, они находятся в саду, у развилки дорог.

Пока дохожу до них, приходится не раз шлепаться на землю — снаряды рвутся буквально рядом. Русские бьют залпами. Осколки свистят прямо над головой. Наша артиллерия ведет ответный огонь — их позиции сразу же за деревней.

Добравшись до 2-й роты, убеждаюсь, что новостей нет.

Вдруг слышим знакомый звук — наши пикирующие! Бомбардировщики идут в сопровождении истребителей Me-109. Примерно в 8 км от нас они обнаружили цели — речь идет, скорее всего, о бункерах и артиллерийских позициях русских.

Покружив над ними, самолеты пикируют и атакуют — мне все прекрасно видно в бинокль.

Каждый пикирующий как минимум пять раз атакует, сброшенные им бомбы не щадят никого. Русские зенитчики пытаются сбить самолеты, но без толку.

По завершении атаки все до единого машины направляются к себе на аэродром. Мы все жутко рады — еще бы! Интересно видеть пикирующие в действии. Ктомуже впервые за месяц кампании. Русская артиллерия умолкает.

Возвращаемся в роту, нас угощают пивом, после чего едем в Фастов, в роту ремонтников.

Унтер-офицер Вебер добирается на машине Клюзенера, тоже поврежденной. Он и показывает нам, как проехать. По обочинам множество подбитых русских танков и грузовиков.

А о Фастове и говорить нечего — городок буквально завален сгоревшей техникой, в особенности много подбитых русских танков.

У железнодорожной станции на путях замечаем состав с новенькими русскими тракторами.

В городе приходится лавировать между длинных колонн.

Около 21 часа прибываем к ремонтникам.

24 июля 1941 г.

Около 7 утра подъем, умывание, завтрак, после этого работа — водитель копается в двигателе, я чищу оружие. Водителю помогает один из унтер-офицеров 1 — го взвода.

В полдень обед — чечевичный суп.

К 16 часам мы закончили работу с техникой и помогаем Баху налаживать башню на машине.

В 1 — м взводе кроме нашей ремонта требуют еще 8 тяжелых разведывательных бронемашин и 4 тяжелых. 1-й взвод разместился в большом саду у бывшей русской казармы.

В 17 часов докладываем об отбытии.

Унтер-офицер Вебер уселся позади на броне. Вскоре нагоняем обозных. Сегодня наша 13-я танковая дивизия вновь выступает. У реки жуткий затор — мост взорван.

Пытаемся воспользоваться железнодорожным, он узковат для нас. Наши саперы вовсю наводят понтонный мост.

Вскоре обгоняем последнюю колонну. По пути встречаем машину Гервига и с ней едем дальше.

Унтер-офицер Вебер из предосторожности все же решает забраться внутрь, садится рядом с водителем — все-таки мы передвигаемся по незнакомой местности только вдвоем: наша машина и Гервига. В деревне у моста обнаруживаем взвод стрелков-мотоциклистов, охраняющих подступы к мосту. Вместе с ними едем в их подразделение, расположившееся на ночь буквально в нескольких метрах от главной дороги. Там и решаем заночевать.

25 июля 1941 г.

С утра, часов около 7, сразу же после утреннего туалета и завтрака продолжаем путь и 3 часа спустя встречаем в одном из сел свою роту. Доложив о прибытии, располагаемся на засеянном коноплей поле.

Начинается ливень. Быстро растягиваем над машиной брезент и недолго спим.

К 13 часам ливень кончился, я доставляю из полевой кухни еду.

Вскоре уже светит солнце. Стираем обмундирование, после чего отправляемся за вишнями. Жаль, что не за черешней!

Около 18 часов меня разыскивает наш водитель — оказывается, нас отправляют в разведку.

Мы быстро собираем не успевшее просохнуть обмундирование и белье, я проверяю пулемет, затем отправляемся.

Командиром группы назначен унтер-офицер Зимон. Он находится в легкой бронемашине Штихерта, во второй бронемашине — унтер-офицер Шатц. Ну а третья машина — наша.

Краткий инструктаж, и мы отъезжаем.

Сразу за деревней крутой подъем, за ним ровная местность, поля.

Примерно в 3 километрах расположился наш самый дальний пост боевого охранения. Это взвод стрелков-мотоциклистов.

Отсюда обозреваем местность, километрах в трех от нас еще одна деревня. И сразу за ней, на холме, там, где заканчивается ложбина, различаем русский бронетранспортер. Противник также ведет наблюдение за нами. Минут через 20 бронетранспортер уезжает. Мы, проехав через село, доезжаем почти до этой самой ложбины, готовы к тому, что в любую минуту по нам откроют огонь.

Но противника в селе нет, а местные жители с любопытством оглядывают нас.

Унтер-офицер Зимон, спрыгнув на землю, взбирается на холм и изучает местность. Примерно в полукилометре от нас расположился русский танк. Изучив местность, он составляет письменное донесение, срочно отправляет нас с ним в штаб, а сам остается продолжать наблюдение.

Около 21 часа доставляем донесение в штаб батальона, затем возвращаемся.

Несколько минут спустя возвращаются и наши остальные бронемашины. Около половины десятого часть нашего батальона — 6 бронемашин — едет дальше, наша машина замыкает колонну.

Полтора часа спустя мы уже в другой деревне, где на кукурузном поле располагаемся на ночлег. И тут же ложимся спать, я прямо на броне.

26 июля 1941 г.

В 5 утра меня будит Вурмнест, нас посылают в разведку.

Но наша машина что-то не желает заводиться. Вместо нас отправляется унтер-офицер Шатц. А я продолжаю прерванный сон.

В 8 утра подъем, на завтрак едим инжир. Так и не успевшее просохнуть обмундирование развешиваем где придется. Но тут снова зарядил дождь — мы снова забираемся в машины и спим.

Вечером, с грехом пополам запустив двигатель, вместе с еще двумя бронемашинами возвращаемся в роту на ремонт.

Но найти свою роту оказалось не так-то просто. После многочасового блуждания наконец отыскиваем ее в какой-то деревне, во дворе большого здания.

На кухне получаем кофе и мясо на 6 человек, кроме того, по двойной порции ливерной колбасы.

После вполне приличного ужина отправляемся спать, я решаю снова спать в машине, подложив под себя тулуп и накрывшись одеялом.

Что же готовит нам следующий день?

На следующий день новость — Штюбнер и Леман вынуждены были бросить машину во время разведки.

Дело в том, что Штюбнер безнадежно увяз примерно в 2 километрах от расположения роты. Посланная вытащить его машина тоже застряла по пути.

Послали еще одну машину, и та все же сумела вытащить бронемашину Рипа.

А Штюбнер, сняв с машины вооружение и рацию, уехал с остальными.

Обер-фельдфебель Леман, после того как его в 200 метрах от села обстреляли из танка русские, уже хотел было повернуть обратно, но так перепугался, что оставил бронемашину и тоже уехал вместе с двумя машинами.

27 июля 1941 г.

Водитель снова копается в двигателе, я навожу порядок внутри машины. Время от времени идет дождь, потом снова проглядывает солнце. Пока дождя нет, притаскиваю из деревни целую кастрюлю вишен.

После обеда для проверки двигателя выезжаем в деревню и привозим оттуда два десятка яиц. Сегодня у фельдфебеля можно купить зубную пасту.

В 20 часов вместе с Акселем фон Мюнхгаузеном едем в роту. Наша машина снова в исправном состоянии.

28 июля 1941 г.

У меня предчувствие, что день пройдет спокойно. Солнце сияет на безоблачном небе. Всю первую половину дня занимаемся стиркой, приготовлением еды, сбором вишен, кто-то пишет дневник.

Правда, в полдень снова дождь, как, впрочем, и все предыдущие две недели. Дороги раскисли предельно, техника постоянно застревает или выходит из строя.

Впрочем, если ты испортился на марше, все не так уж и плохо — вывесил флажок и сиди себе, дожидайся прибытия ремонтников. Если неисправность серьезная, тебя приволокут в тыл, в ремонтную мастерскую.

Вот русским похуже — те отступают. Нередко им из-за сущей ерунды приходится бросать новенькие танки или грузовики. А экипажу топать пешком.

После обеда снова жара.

В обед попросил русских поджарить нам картошки, так они приготовили нам еще и яичницу из десятка яиц.

Вечером из роты подвезли довольствие из расчета 5 буханок хлеба на 24 человека и по 150 г мясного фарша на рыло. Вечером сидим и беседуем с местными украинцами.

Сегодня был удивлен — оказывается, дети в советских сельских школах изучали немецкий язык!

День на самом деле выдался спокойный. Но каким будет следующий? Может, для кого-то он окажется последним?

29 июля 1941 г.

В 4 утра нас поднимает Питчель, и уже 15 минут спустя отправляемся в разведку, всего 3 легкие бронемашины, унтер-офицеры Зимон, Шатц и я.

Утренняя прохлада вмиг снимает сон.

Сегодня мы в подчинении у 2-й и 3-й рот. Объезжаем, наверное, с десяток деревень. Наш батальон снова наступает. Сформирована и еще одна разведгруппа — лейтенант Борг и Франке.

К10 часам утра подъезжаем к селу, где предполагается наличие крупных сил врага. Останавливаемся в 4 километрах от него.

Первыми выезжают машины Штихерта и Шатца, наша остается. Час спустя обе бронемашины возвращаются, их не обстреливали, хотя доехали они до противоположной окраины села.

Унтер-офицер Зимон составляет донесение, которое необходимо вручить Шатцу из 2-й роты, потом Зимону необходимо вернуться в роту, вместо него к нам присылают оборудованную рацией разведывательную машину унтер-офицера Гербера.

На своей машине доставляю унтер-офицера 2-й роты в расположенную в 4 километрах деревню. Ему предстоит связаться со стрелками-мотоциклистами.

Тут все и начинается — из близлежащего села по нам открывают огонь русские. Наш батальон переходит в наступление. Противник ведет обстрел из всех видов оружия. Но мы различаем и ответный огонь наших 2-см пушек бронемашин лейтенанта Борга и Франке. Вскоре по радио до нас доходят трагические вести: наш лейтенант Борг и Айферт погибли в стычке с врагом, Гогарн ранен в результате прямого попадания русского снаряда в башню бронемашины.

Во второй половине дня Гербер и Зимон отправляются во 2-ю роту. Мы остаемся прикрывать группу наблюдения.

По-прежнему гремят разрывы, над нами кружат русские бомбардировщики, они разбрасывают и листовки. Подбираю несколько штук — надо будет отослать их в письме домой для коллекции.

Останавливаемся под деревьями в каком-то дворе. Дети угощают нас вишнями, подходят и местные жители поглядеть на нас.

В 18 часов возвращаемся во 2-ю роту.

И снова батальон на марше, на этот раз пришлось сменить направление.

Моя машина следует во главе колонны 2-й роты. Около 20 часов добираемся до нашего батальона. Заправляемся и следуем дальше.

Проехав километров десять, располагаемся на ночлег в большом фруктовом саду. Как нельзя кстати находим там снопы — будет на чем улечься спать.

30 июля 1941 г.

В 3 часа утра марш продолжается. На многих участках дороги — сплошное месиво. Приходится следовать в объезд прямо по некошеной пшенице. Проехав около 50 километров, останавливаемся в селе. В 8 утра снова гремят взрывы.

Какое-то время спустя умываюсь, потом стираю обмундирование — пилотку, гимнастерку и штаны. До самого обеда очищаем от грязи и пыли оружие. В перерывах отправляемся за вишнями.

Только сели пообедать, как откуда ни возьмись русские бомбардировщики. 6 самолетов. Сбросив бомбы и обстреляв нас, улетают.

Погода выдалась чудесная, солнце светит, тепло. Ложусь на солнышке и читаю. Хоть и редко, но даже на войне выдаются спокойные минуты. В 20 часов все вокруг затихает, и мы садимся ужинать.

Поужинав, выезжаем в боевое охранение и останавливаемся примерно в сотне метров от ветряной мельницы. Вокруг сколько угодно снопов. Маскируем нашу бронемашину, обложив ее снопами.

Третьим к нам прислали фон Давье — чтобы стоять на посту в три смены.

31 июля 1941 г.

Первым заступает фон Давье — с 22 до 24 часов. Но он решает пробыть аж до половины третьего. Я сменяю его еще затемно, и как раз в этот момент налетают два русских ночных биплана — мы их прозвали «швейными машинками» — и обстреливают нас.

Светает, откуда-то возвращаются наши бомбардировщики, но и русские самолеты продолжают кружить над нами. Около 6 часов прибывают унтер-офицеры Зимон и Гердер, умывшись, оба садятся поесть.

С этого момента мы приданы разведгруппе Гертеля. В полдень наша разведгруппа направляется в батальон, расположившийся в селе в 10 километрах от нас от того места, где мы находились.

Солнце припекает, дороги быстро высохли. Теперь ничего не видно из-за пыли. Мы и сами мало чем отличаемся от дорог — в пыли с головы до ног.

Когда мы почти вплотную приблизились к большому селу, налетают русские бомбардировщики.

Наш батальон расположился прямо у въезда в село, как обычно, в саду. Техника тщательно маскируется. Откуда-то неподалеку доносится стрельба из винтовок и пулеметов.

Час спустя наша разведгруппа проезжает на полкилометра вперед. Останавливаемся у склада ГСМ и маскируем наши бронемашины. В саду зияют две огромные воронки.

В 300 метрах от нас занимают позиции стрелки-мотоциклисты, несколько взводов. Впереди проходит железнодорожная линия. На пшеничном поле и в небольшом лесном массиве засели русские.

Но никаких признаков их мы не замечаем.

В 17 часов проезжаем еще на сотню метров вперед, останавливаемся у хаты и маскируемся. Слева раздается хлопок — очевидно, русский снайпер. И тут же со стороны насыпи доносится крик. Час спустя шестеро солдат принесли пострадавшего на носилках. Им оказался вестовой, он умер от потери крови.

Слева тарахтит наш пулемет, русские ведут ответный огонь.

Темнеет. Вдоль железнодорожной линии на бреющем пролетает русский биплан, потом километрах в трех от нас приземляется на поле.

Час спустя снова самолет взлетает. Жаль, наши артиллеристы ничего не заметили. Около 19 часов стрельба усиливается, отчетливо видно, как русские ведут пулеметный огонь из-за стога сена у самой проселочной дороги.

Открываю по ним огонь и расстреливаю, наверное, с полмагазина.

Разведывательная машина Зимона подбирается к пулемету и в упор расстреливает стог. С тыла к врагу подбирается унтер-офицер Шатц и пулеметным огнем отрезает противнику пути отхода. В плен сдаются около 80 человек русских.

Весь вечер непрерывная стрельба. Отсюда напрашивается вывод — эту ночь придется провести на ногах: до врага каких-нибудь 300 метров.

Двое стрелков-мотоциклистов, ужинавших с нами, остаются до 22 часов.

Сажусь за пулемет и осматриваюсь. Как пройдет ночь?

1 августа 1941 г.

Ночь прошла спокойно, но спать почти не пришлось. Около 8 часов утра наш батальон снова продвигается вперед. А за два часа до этого, в 6 утра, нас в боевом охранении сменило подразделение СС.

Значит, снова вперед. Солнце палит, мы с головы до ног в пыли.

К полудню доезжаем до какого-то села. Приходится остановиться — впереди примерно в километре от нас русские обстреляли дорогу из минометов.

Слева в поле стоит наша батарея 10,5-см орудий и ведет огонь по русским.

Русская батарея умолкает, мы продолжаем движение, и тут нас подстерегает сюрприз — примерно с километр вся дорога изрыта воронками от мин в полметра глубиной.

Почти на предельной скорости минуем опасный участок.

Около 16 часов прибываем в небольшой городок. Увы, но здесь ничего не удается раздобыть — нас опередили.

Наша разведгруппа Гертеля у въезда в город останавливается для обеспечения прикрытия. Машина взвода 2-й роты располагается слева от дороги на крестьянском дворе, я ставлю свою бронемашину с бойцами взвода полка ваффен-СС «Нордланд» по правую сторону от дороги.

В полку ваффен-СС «Нордланд» довольно много финнов.

Наедаюсь вишен.

Часто над нами проносятся русские бомбардировщики, идут группами по 10 самолетов. Время от времени появляются и наши Me-109, сопровождающие наши бомбардировщики. Вижу, как они сбрасывают бомбы на противника.

Внезапно появляются 10 русских бипланов, яростно кружа над нами, открывают огонь по нашим бронемашинам. Но и мы не дремлем — пулеметным огнем все же отгоняем их. Замечаю, что на холме, примерно в километре от нас, на спине лежит один такой сбитый биплан.

Пока я умываюсь, наши заметили на дороге какого-то еврея с мешком на спине и задержали его. Обыскали. В мешке среди всякого барахла обнаружена и полевая сумка, принадлежавшая обер-лейтенанту фон Ханштейну. В ней фотоаппарат «Кодак», бумага для писем, фотографии.

Один из наших бойцов передает еврея командиру роты.

Домывшись, ужинаю. Постепенно темнеет.

Нас по радио вызывают в батальон, но по пути туда мы застреваем. Приходится идти к танкистам и просить их вытащить, вскоре добираемся до батальона.

Ставим машину под деревьями и хорошенько маскируем ее. Едва успел прикрыть башню, как снова полило как из ведра. Вместе с несколькими нашими бойцами спим в покинутом доме.

2 августа 1941 г.

Подъем рано, в 4 утра, час спустя уже едем дальше.

Меня с машиной отряжают на обеспечение обороны 2-й роты с воздуха.

Вдоль пути следования множество брошенных русских грузовиков и другой техники.

Снова страшная пыль. А к полудню опять дождит. Местами дорога такая, что и описать нельзя, грязь чуть ли не по пояс.

Располагаемся в деревне, снова первым делом раздобываем яиц. 12 штук и в придачу полкило яблок. Все это очень кстати. Вишен вокруг сколько угодно. В день съедаем их чуть ли не по полкило на брата. Это не считая выдавленного из них сока.

Два часа на привале, и снова вперед. Проезжаем деревню, украинцы вручают нам на ходу целые ветки спелых вишен.

Внезапно поступает распоряжение — надеть цепи противоскольжения.

Дорога раскисла совершенно. Целый километр приходится тратить на объезд по свекловичному полю.

Разведгруппа следует, чуть поотстав от нас.

А наш батальон разместился в большом селе. Прибыв туда, мы ставим технику на большом крестьянском дворе, вплотную к хатам. Решаю сходить за яйцами, вернувшись, обнаруживаю, что машина по самую ось влипла в размокшую землю.

Только к 20 часам, да и то с великим трудом, вытаскиваем ее и ставим на сухое место. Потом приносим из полевой кухни кофе и плотно ужинаем.

Украинцы, у которых мы остановились, весьма дружелюбно к нам настроены. И у них, как и у большинства местных жителей, весь дом представляет собой единственное помещение.

Вечер вышел приятным. Ночуем в сарае. Там же спит и молодая украинская пара — муж и жена. Они устраиваются прямо на сене, положенном на доски, — в доме нет места.

3 августа 1941 г.

В 8 утра нас будит унтер-офицер Гертель.

С утра тщательно чищу оружие, а водитель занимается сцеплением.

Хозяева накормили нас жареной картошкой и предложили молока. Предложили нам и мясо, но настолько жесткое, что мы есть его просто не смогли.

В обед приносим из полевой кухни чечевичный суп. И хозяева угостили нас куриным супом.

После обеда нас требуют в расположение батальона. Мы быстро сворачиваемся и, перед тем как отправиться, совершаем пробную поездку.

Около 17 часов заправляемся, получаем довольствие и вместе с еще двумя бронемашинами отправляемся в дорогу.

Прошел дождь, дороги снова раскисли, ехать просто невозможно. Вынуждены сделать двухкилометровый крюк по полям и только после это выезжаем на дорогу.

Проехав около 5 километров, оказываемся в расположении батальона в соседнем селе. Там дороги совершенно непроезжие, с великим трудом выбираемся из кювета, в который съехала наша бронемашина, когда мы сворачивали на другую улицу.

Замаскировав технику, я приношу из полевой кухни чай и мясо, по пути прихватываю в близлежащем саду вишен.

Спим на сеновале в одной из хат.

Что преподнесет нам следующий день?

4 августа 1941 г.

В 4 утра нас поднимают, вскоре мы готовы ехать и едем. Об отбытии докладывает унтер-офицер Зимон, под командованием которого находится наша разведгруппа.

Обер-лейтенант Мильке предупреждает нас об опасности мин. Проехав 10 километров, в одной из деревень встречаем обер-фельдфебеля Эртеля. Оказывается, он ночевал с каким-то другим подразделением.

Унтер-офицер Зимон забирает оборудованную рацией машину Эртеля, а мы с Эртелем отправляемся назад в батальон, а оттуда в нашу роту.

Съев яйца, которые удалось раздобыть утром, едем на бывшую колхозную ферму. Надо хотя бы раз за 3 недели помыть машину. У въезда на ферму останавливается одна из наших бронемашин — что-то там у нее полетело. На высоте 30 метров кружат русские бипланы. Один из них удается сбить примерно в 8 километрах от нас. Заправив машину, возвращаемся на старое место.

Но ненадолго, потому что вместе с обер-фельдфебе-лем Эртелем приходится снова катить в батальон.

Прибыв туда, собираемся поставить машину там же, где и вчера. Но внезапно раздается скрежет — мы уже подумали, что полетела коробка передач. Стоим на дороге — ни взад ни вперед, — пытаясь понять, что случилось.

Оказывается, обломались подпорки переднего крыла, двигатель болтается, оборвался фиксирующий трос, радиатор течет, накрылся и глушитель.

Произойди такое во время рейда в разведку в тылу врага, считай, машина потеряна. Остается вылезать и, если только тебе дадут вылезти, взрывать машину и пешочком отправляться к своим. Очень много техники теряется именно по причине неисправностей, а не в результате попаданий снарядов противника.

Хорошо хоть, что у нас отыскался великий спец, знавший бронемашину от и до, он-то и помог нам справиться.

Жаль вот только, что стрелков не учат на водителей.

Зато массу времени угрохали на всякую ерунду — на строевую подготовку, на дурацкие марши. Куда лучше нам преподавали топографию, тактику, нужные вещи, спору нет, но все-таки больше времени следовало бы уделять практике вождения и навыкам ремонта техники. Тогда не пришлось бы списывать столько единиц техники за счет потерь по причине гибели или ранения водителей.

Зоммер на буксире доставляет нас на старое место, фельдфебель Эртель докладывает вышестоящему начальству о выбытии из строя нашей бронемашины.

Водитель тут же принимается за работу — первым делом демонтирует неисправный шарнир.

Занимаюсь приготовлением еды, это тоже относится к обязанностям стрелка, как и чистка оружия. Фельдфебель Эртель приводит 14 человек русских пленных, которых мне приказано охранять до прибытия из роты грузовика. Он должен забрать пленных. Проходит два часа, грузовика все нет и нет, и я отправляюсь к нашему майору. За мной увязывается Вреде попросить начальство о помощи: где-то неподалеку застрял бензовоз и его необходимо вытащить. Майор кого-то запрашивает, выясняется, что бензовоз был послан вытаскивать нас, но и сам застрял. Майор посылает четверых из расчета самоходной установки на охрану русских пленных.

И только к полуночи наконец ложусь спать.

Что-то будет завтра?

5 августа 1941 г.

11 человек русских пленных перегружаем на нашу бронемашину, остальные садятся на грузовик.

Усаживаюсь впереди на свое место, трогаемся с места, едем, но уже через пять минут застреваем. Час работы, и мы снова в пути. Мы возвращаемся в роту, где я сдаю пленных на руки нашему главному счетоводу — начальнику финчасти.

Райхе дотаскивает нас до крестьянского подворья, туда, где располагаются ремонтники.

Своим ходом въезжаем в пустой амбар. Снимаю с бронемашины все, что можно, включая вооружение, и укладываю на лежащий рядом лист железа. В помощь водителю прислали Пиховяка и Винкпера.

Пока мои товарищи приводят в порядок машину, мне надлежит позаботиться о еде. Раздобываю яиц и вишен, а в обед притаскиваю из полевой кухни еды на всех.

После обеда отправляюсь в другую мастерскую — надо отнести туда на ремонт бинокль Шасса. Вечером приношу из роты кофе, мясной фарш, письма из дому и целую пачку газет.

Не торопясь ужинаем.

Спим на соломе рядом с бронемашиной.

По прошествии полутора месяцев русской кампании, после того, как я составил представление о мирных жителях Украины, мне приходит в голову сохранить свои воспоминания для послевоенных лет.

Первое, что меня поразило, — это дружелюбный настрой мирного населения. Мне не было известно ни одного случая нападения на наших солдат, во всяком случае, на южном участке фронта. Мы тогда не боялись никаких агрессивных актов со стороны мирного населения, даже оказываясь в тылу врага, когда отправлялись на разведку. Отправляясь в деревню раздобыть съестного, мы тоже не боялись, что кто-нибудь из местных всадит нам нож или топор в спину. Не знаю ни одного подобного инцидента, в противном случае командование строго-настрого запретило бы подобные рейды.

По моему личному впечатлению, мирное население от всей души ненавидело своего великого вождя Сталина. Мы постоянно слышали: «Ленин — гут, Сталин…» — и при этих словах люди делали многозначительный жест, везде означавший одно и то же и поэтому понятный — петля на шею.

Больше всего Сталина ненавидели за коллективизацию сельского хозяйства. После нее все конфискованные у зажиточных крестьян земли, сельхозинвентарь, скот, птица были объявлены собственностью государства, иначе говоря, переданы в коллективную собственность. Но главное слово оставалось за ненавистными партократами. Все жители той или иной деревни работали сообща, за это они получали хлеб и деньги — совсем немного — около половины рейхсмарки в день в пересчете на наши деньги.

Главную прибыль присваивало государство, жителям деревни оставляли лишь столько, чтобы они смогли кое-как перебиваться.

От нас жители Украины ожидали, что мы положим конец коллективизации. Может, наше руководство все же поймет, что именно это и открывало возможность сделать Украину союзником.

Я твердо убежден, что многие крестьяне были на нашей стороне в борьбе против сталинского режима. Не было подразделения, чтобы в нем активно не сотрудничали с нами добровольцы из местных жителей.

Каждая семья имеет дом, но что это за дом? Всего одна комната, служащая и кухней, и спальней, и всем остальным, тут же впритык к ней кладовая и стойло для скотины.

Все без исключения украинские дома или хаты крыты соломой. Нигде или почти нигде в селах нет электричества. Ни газовых, ни электроплит нет и в помине. Зато в каждой хате огромная, сложенная из кирпича печь. При помощи ухвата горшки, а их в хозяйстве обычно насчитывается не более 2–3, ставятся на открытый огонь.

Для топки печей уголь не используется. Ни о каком водопроводе тоже речи нет, только открытые колодцы.

Около печи у стены располагаются дощатые нары, на которых обычно спят по двое — муж и жена, остальные члены семьи располагаются на земляном или глиняном полу. В качестве спальных принадлежностей на семью приходится несколько подушек и пара одеял.

Лишь изредка мне приходилось видеть в крестьянских хатах кровати. Детей обычно кладут спать в кухне, если таковая имеется, а молодые супруги могут ночевать и на сеновале.

Предметов одежды также немного, в основном они на каждый день, и, как правило, один выходной костюм у мужчин или наряд у женщин. Для большинства обувь остается роскошью, расхаживать босиком здесь в порядке вещей. Питаются в основном хлебом, сливочным маслом, салом, молоком, еще овощами и фруктами с приусадебных участков. Власти разрешают приусадебные участки в личном владении, как и домашнюю птицу.

В деревне чаще всего один магазин прод-и промтоваров, полки которого почти всегда пусты. Ни о радио, ни о таких вещах, как диваны, смывные уборные, электроприборы, говорить не приходится. Есть люди, которые даже не слышали ни о чем подобном.

Все церкви на замке, но практически в каждой хате есть икона — попадаются великолепные изображения Христа, вывешенные в левом, «красном» углу хат.

Несмотря на ужасающую бедность, даже нищету, хаты всегда чисто прибраны.

Маленькие дети бегают повсюду почти раздетыми, иногда и вовсе голышом, зачастую независимо от погоды.

Летом печи не топят или изредка, потому что погода в этой местности обычно жаркая в это время года. Поэтому здесь принято сооружать и наружную печь — так называемую летнюю кухню, где и приготовляют пищу.

Только зимой печи регулярно протапливают. Железнодорожная сеть в южной части России редка, поэтому доставка топлива почти всегда сопряжена с немалыми сложностями. Чем же отапливают жилища сельские жители Украины? Высушенным коровьим навозом. На протяжении лета люди собирают навоз, высушивают его на солнце в виде четырехугольных брикетов. После просушки складывают это топливо во дворе. Зимой на морозе навозные брикеты затвердевают и вполне пригодны для протопки хат. Правда, топливо это низкокалорийное — дает мало тепла да и горит неважно.

Еще в качестве топлива используют и сухие стебли подсолнечника. Они сгорают быстро, поэтому приходится все время сидеть у печи и подкпадывать их.

Та же история и с сеном — кое-кто из жителей располагает только им. Топливо это ненадежное — слишком быстро сгорает и также дает мало тепла.

Дрова: дрова имеются, но в небольшом количестве. Нам приходилось пускать на протопку все деревянное — заборы, рамы и двери брошенных хат, короче говоря, любые доски.

Засохшие сучья деревьев также используются в качестве топлива.

Уголь: этот вид топлива доступен лишь в селах, расположенных вблизи железнодорожных станций.

Наше пребывание вызвало повышенный расход топлива местными жителями. От нашего переводчика, бывшего школьного учителя, мы узнали, что обычно хату протапливали только перед обедом и ужином, причем даже в семьях с относительно высоким достатком.

Обычно люди жмутся к печке. Печь есть печь, но вот плит мне видеть почти не приходилось, только печи. Они могут быть больше или меньше, чуть хуже или лучше, но они непременный атрибут хаты и служат для отопления всех помещений, которых редко насчитывается более трех.

Некоторые другие наблюдения.

Освещение примитивное, это наполненная маслом плошка с фитилем.

Посуда — как правило, пара чугунных горшков, несколько чашек и тарелок, ложки, чаще деревянные, и все.

Мебель: 1–2 старых комода, 1 стол, несколько стульев или табуреток, древние часы, 1–2 зеркала.

На стенах обычно иконы.

Стены белены известкой, стоит прислониться, и вся спина белая. Похоже, масляную краску здесь не очень жалуют.

Окна не открываются и очень малы. Ни в одной деревне не видел, чтобы окна открывались. Может, все дело в том, что на открывающиеся окна существует какой-нибудь налог, во всяком случае, приходилось слышать подобное. Радио видеть не приходилось.

6 августа 1941 г.

К 2 часам ночи наш батальон вместе с подразделением ремонтников готовы выступить. Нас решили снабдить кое-какими запчастями.

Подъем без нескольких минут семь, сразу же принимаемся за работу.

Отправляюсь в сад за вишнями, но вдруг до меня доходит, что это вполне могут сделать и русские мальчишки. Вскоре они приносят чуть ли не полкило ягод.

Тут же развожу костер, кастрюлей я обзавелся загодя. Не проходит и получаса, как вишни отварены с сахаром. Каждый получает по здоровой кружке отличного компота.

Потом мальчишки притащили картофель, нарезаю его кружками и поджариваю вместе с яйцами. Вечером опять яйца, похоже, они становятся нашей основной пищей.

К вечеру наша бронемашина готова. У бывшей колхозной ветряной мельницы как следует умываюсь и сразу же чувствую себя, будто заново родился. В последний раз ночуем в этом селе.

7 августа 1941 г.

Около 5 часов утра меня растолкал водитель, наскоро умываемся и отправляемся в путь. Но через 3 километра двигатель глохнет — забарахлило зажигание.

На мотоцикле водитель отправляется за 10 километров в роту ремонтников за запчастями.

В машине остается Винклер, а я, воспользовавшись случаем, раздобываю два с лишним десятка яиц.

Усевшись в какой-то хате, делаю записи в дневник, и тут подъезжает наша бронемашина.

Из-за вышедшего из строя зажигания мы потеряли около двух часов. Приходится нагонять батальон.

Довольно долго едем в полном одиночестве. Около полудня обгоняем несколько наших колонн. После дождя дороги снова стали непроезжими.

Едва мы успели одолеть подъем, как двигатель вновь глохнет. И снова водитель отправляется на поиски запчастей, снова копается в двигателе и приводит его в порядок.

Когда мы около 13 часов все же сумели одолеть совершенно жуткий участок, снова пауза.

Оказывается, наш великий мастер и знаток Винклер не так прикрутил одну из гаек — радиатор болтается.

Пока водитель устраняет неполадки, поджариваю полтора десятка яиц.

Начинается дождь, надеваю плащ, потому что это не дождь, форменный ливень. 20 минут спустя дождь заканчивается.

Ополаскиваю посуду, и мы едем дальше.

Бронемашина страшно скользит, у меня в сапогах полно воды, задница мокрая: сижу на радиаторе.

Час спустя выезжаем на дорогу с наклоном, и нас сносит на поле. Снова двигатель отказывается работать.

Впереди саперы приводят в порядок мост.

Час напряженной работы, и мы снова в пути. Проселочные дороги успели просохнуть.

Так как мост сильно поврежден, мы вынуждены преодолевать водную преграду.

К 16 часам добираемся до места, но еще один мост разрушен, приходится объезжать и его. Еще бы ничего, если по сухой дороге, но по воде!

Тяжелые бронетранспортеры вытаскивают засевшие машины. А мы сидим по самое брюхо в грязи. В конце концов, нас все же вытаскивают, причем водитель тяжелого бронетранспортера вынужден тащить нас чуть ли не на гору.

Едва мы попытались продолжить путь, как новая беда. Сцепление ни к черту, рывками кое-как одолеваем 20 метров. Нет, наша техника на такое бездорожье просто не рассчитана. К тому же еще и далеко не новая.

На подмогу приходят Вендлер и спавшие в каком-то сарае неподалеку Хирш и Якоб. Между тем наша рота уже километрах в 30 впереди, а наш взвод — в 6 километрах.

Русский трактор протаскивает нас 200 метров до большого сада. Снова дождит, снова грязища. Натягиваем над машиной брезент, а сами отправляемся спать в сарай.

8 августа 1941 г.

В 8 часов меня растолкал водитель. Он еще с 6 утра занимается машиной. Упрямец Винклер появляется только час спустя. И снова старая песня — все снимать и прикручивать заново.

Я пешком отправляюсь за 6 километров в 1-й взвод. Совершенно случайно меня подбрасывают на машине — приходится стоять на подножке. Дороги чуточку подсохли, но, несмотря на это, поездка — сущий ад.

К 10 утра добираюсь до взвода. Я не догадался захватить вышедшие из строя запчасти, мне так и не выдают ни нового сцепления, ни подшипника. Остается дожидаться прибытия начальства повыше.

Воспользовавшись паузой, иду раздобыть яблок и груш. В одной хате меня угостили яичницей.

Возвратившись в 1-й взвод, вижу, что он уже собрался в дорогу. Но начальство на месте, и мне все же выдают нужные запчасти.

Все хорошо, но как добраться назад? Топать 6 километров? Нет уж, увольте. Жду оказии.

Машин, как назло, ни одной, зато колонна русских, гражданское население. Усаживаюсь на телегу и еду с ними. Проехав километр, колонна останавливается. Коров и свиней выпускают попастись на поле. Оказывается, русские решили сделать привал. Всего их вместе с детьми 50 человек на 12 телегах.

Мне дают молока и хлеба с салом.

Час спустя вижу, что в нашу сторону едет мотоцикл с коляской из нашей роты. Это унтер-офицер Шёнвальд. Он как раз едет туда, где застряли еще две наши бронемашины, а это за нами, и решает подбросить меня. Прибыв к своим, узнаю, что водитель поотвинчивал все, что только можно. Сдав ему запчасти, тут же отправляюсь раздобывать съестное.

Около 19 часов возвращаюсь, тут как раз проезжают и русские беженцы, которые подбросили и накормили меня.

Я занят тем, что довариваю петуха, подстреленного вчера Винкпером, а он вариться не желает — мясо жесткое, как подошва. Остается довольствоваться последними кусками хлеба и яйцами. Мы уже и забыли, когда в последний раз нам выдавали смалец.

Вечером треплемся с местными красавицами, в 22 часа укладываемся спать.

9 августа 1941 г.

В 8 часов утра подъем, тут же за работу. Флизенберг и Винклер ставят новое сцепление, я же обеспечиваю пропитание для нашей троицы. К обеду все же умудряюсь доварить петуха и картошки на гарнир. После обеда снова отправляюсь раздобывать съестное, на сей раз раздевшись до пояса, но с пистолетом на боку.

Приходится топать километра полтора до ближайшей яблони. Собираю целое брезентовое ведро белых яблок, местный вкуснейший сорт. Возвратившись, отвариваю полную кастрюлю повидла, все очень хвалят.

С утра у нас побывал унтер-офицер Шёнвальд, Вендлер и Томас недавно отправились на грузовике Хирша.

Наша бронемашина почти готова. Откуда-то появляются местные девушки, и я им на только что отремонтированном мосту устраиваю концерт — играю на губной гармошке. Есть и очень симпатичные, все-таки хоть какое-то разнообразие в унылой череде военных будней.

10 августа 1941 г.

Сегодня воскресенье. В 7 утра заканчиваем ремонт. Чищу оружие, потом мы все умываемся, и около 10 часов можно ехать дальше.

Снова пришли девушки, их сегодня не узнать — оделись в лучшие выходные платья, совсем как у нас дома.

Они притащили нам в дорогу целое ведро яблок, и мы отправились дальше. Девушки долго махали нам вслед на прощание.

Дороги просохли, что значительно облегчает передвижение. Проехав 20 километров, нагоняем колонну войскового подвоза. Необходимо заправиться, но нас отфутболивают от одного подразделения к другому.

Наконец заправившись, едем дальше, даже не поев толком. Дорога идет через леса и кукурузные поля. Никаких преград.

Проехав километров 100, обнаруживаем незначительную неполадку — перегорел провод аккумулятора.

Пока водитель устраняет неисправность, поджариваю последние яйца.

Заворачиваем в первую же деревню на поиски еды. Кроме яиц нам дали и огромный каравай замечательного хлеба. Винклер тоже притащил несколько штук яиц.

Небольшой привал, после этого едем дальше.

Справа от дороги на пшеничном поле лежит Me-109. Вынужденная посадка на брюхо.

Едем дальше. Прямо на дороге лежит обгорелый русский биплан.

Доезжаем до поворота в расположение батальона стрелков-мотоциклистов, а потом километров через 10 видим свою роту, расположившуюся прямо на большом лугу.

Сразу же направляюсь в полевую кухню, получаю целую кастрюлю сливочного масла и сыру до отвала. Эту ночь сплю на соломе прямо у бронемашины.

11 августа 1941 г.

В 6 утра нас поднимают постовые охранения. Позавтракав, сразу же принимаемся за работу. На обед суп из чечевицы.

После обеда едем к ремонтникам, они недалеко, всего в полукилометре от нас. Там нам кое-что приваривают, и к 19 часам возвращаемся к себе на привал.

В наказание за то, что я сегодня ходил к полевой кухне, раздевшись до пояса, меня отправляют в боевое охранение. Караульное помещение тут же, в одной из хатенок, рядом с бывшей церковью, превращенной русскими в зернохранилище.

Сегодня выдали жалованье — я получил 20 рейхсмарок.

12 августа 1941 г.

Только я успел смениться в 5 утра, как примерно в 5 километрах от нас русские открыли ураганный огонь, обстрел продолжался полчаса.

Спать я решил не ложиться, сел черкнуть письма домой. Часов в 7 направился к нашей бронемашине и тут же взялся за работу.

До обеда съездили в расположение 1 — го взвода — потребовалось заменить еще кое-какие провода.

К 18 часам мы снова на нашем месте привала. Машина исправна, за исключением оборудования для передвижения в темное время суток.

На ужин яйца, масло, наелись досыта. После отправляюсь на большую ферму и отыскиваю место для ночлега. Приходится, правда, метра три карабкаться по лестнице, но зато сено отменное. Ночлег вышел вполне комфортный.

13 августа 1941 г.

Спал как младенец, около 5 часов проснулся, но поднялся только к 9 часам — почувствовал себя не очень хорошо. Спустившись вниз, увидел, что водитель вовсю хлопочет у машины.

А вот я чувствую себя преотвратно — понос, полнейшее отсутствие аппетита.

Слышу, как водитель что-то втолковывает унтер-офицеру Шёнвальду насчет прибора для ночного марша. Я иду умываться.

В 100 метрах от нас колодец, рядом с ним бочка, прикрытая доской. Приступаю к большой стирке — отскребаю от грязи две пары носков, два носовых платка, черную гимнастерку, ее приходится стирать в двух водах.

На обед гуляш.

Машина полностью приведена в порядок. Так и докладываю унтер-офицеру Леману.

Нас отправляют в охранение на кукурузное поле. Уже 16 часов.

Выдалась спокойная минута, достаю дневник. Впервые за последнюю неделю.

В 18 часов сходил к полевой кухне за кофе, а весь день так и бил баклуши.

Флизенберг приготовил на ужин фарш.

Справа на крыше одной из хат хлопает крыльями пара аистов. Доносится музыка — наш оркестр играет.

Время от времени постреливают наши артиллеристы. Последние дни это стало обычным явлением. Сколько же еще продлится спокойная жизнь?

Пока нас не было в роте, произошло следующее. Наши разведгруппы, следовавшие к Днепру, вышли к реке. Это в каких-нибудь 15 километрах от нас. Пробравшись к Днепру, они заметили множество потопленных нашими люфтваффе лодок.

Унтер-офицер Вагенкнехт и еще несколько человек стояли в охранении. На неприятельском берегу лежала потопленная лодка, к ней и требовалось пробраться.

Они быстро завели моторку и отплыли — лейтенант Николаи, Грёнинг, один лейтенант из противотанкового подразделения, потом еще стрелок-мотоциклист, унтер-офицер Вагенкнехт, Шнайдер, ефрейтор Отто (сын генерала Отто).

Когда до русского берега оставалось всего ничего, мотор забарахлил, а русские внезапно открыли интенсивный огонь с противоположного берега.

Единственный, кто вплавь добрался до своих, был лейтенант Николаи.

Шестеро беспечно подвергнувших себя смертельной опасности погибли. Причем гибель их была абсолютно бессмысленной.

И еще: бронемашина Фрёбеля наехала на мину, переднее колесо снесло, был поврежден и аккумулятор. Сегодня Фрёбеля отпустили из перевязочного пункта, парой осколков его полоснуло по голове. На какое-то время он даже не мог видеть, но потом зрение восстановилось.

В машину Бусса угодила брошенная русскими бутылка с кислотой — и он, и водитель получили ожоги лица и головы.

Тяжелая бронемашина досталась русским, потому что водитель заплутал и не заметил, как оказался на территории противника. Экипаж (4 человека) закрыл все люки, потом машину заминировали, причем так, чтобы 3-кг взрывное устройство сработало при попытке открыть их.

Уже на следующий день лейтенант Франке своими глазами видел догоравшую бронемашину.

14 августа 1941 г.

В 7 утра поднимаюсь с соломенного ложа рядом с машиной, умываюсь и ухожу принести кофе. Светит солнце. Флизенберг поджарил картошки, масла у нас пока хватает. Кроме того, откуда-то притащил стол и стулья. Жарко—к чертям одежду, остался в одних плавках, в таком виде и уселся писать дневник.

15 августа 1941 г.

Поднялся рано, как и вчера. Солнце жарит нещадно — в купальных трусах и в тех жарко.

Стираю обмундирование в расположенном в нескольких десятках метров пруду. Вода бодрит — даже аппетит прибавился.

После обеда пишу 9 писем, страшно доволен, что, в конце концов, сумел урвать для них время. Но вот беда — конверты кончились. Даже не знаю, как и когда их теперь отправлю.

Часов около 16 собиралась гроза, но прошла стороной. Снова солнышко, но штаны пока что не высохли.

На ужин клецки с жареной картошкой. Три десятка помидоров положили дозревать.

Время от времени над нашими головами кружит русский биплан и сбрасывает бомбы, а в остальном спокойно. И этот день выдался без хлопот. Интересно, как все-таки пойдет дальше?

16 августа 1941 г.

Поднимаюсь в 6 утра и жарю картошку. Но унтер-офицер Клюзенер не дает дожарить. Нас срочно отправляют в соседнее село, в расположение батальона. Не успели мы туда приехать, как выяснилось, что мы и там не нужны, так что спокойно можем возвращаться.

Едем в роту, разместившуюся слева от церкви на кукурузном поле.

Мою машину забирают у меня — кого-то там собрались подучить вождению. Выгружаю весь наш скарб, чищу оружие, а потом усаживаюсь читать газеты двухнедельной давности.

Еда сегодня — пальчики оближешь: густая рисовая каша с сахаром и сливочным маслом.

Но приходится вновь сниматься с места — нас перебрасывают на 20 километров дальше. Пылища — дышать невмоготу. Около 17 часов располагаемся в какой-то деревеньке. Нам приказано обеспечивать противовоздушную оборону. Заезжаем в кукурузу, там нас никто не обнаружит.

Спокойно ужинаем, а наш фельдфебель тем временем задумал соорудить из досок крытый проход к полевой кухне и собрал целую группу для этого.

Спим на соломе рядом с нашей бронемашиной.

17 августа 1941 г.

Около 5 часов утра нас будит какой-то шум. Отовсюду крики: «Приготовиться к маршу!» Заправляем технику, после этого готовы выехать, но приходится еще добрых полчаса дожидаться команды. Продолжаем прерванный сон, потом нас будит Леман. Но снова пауза, я даже успеваю сбегать за кофе.

Что преподнесет нам день грядущий? Что от него ждать? Неприятностей или везения?

В 7 часов наконец отправляемся. Следуем за лейтенантом Франке во главе колонны нашей роты. Примерно до 11 часов едем, потом останавливаемся в селе. Еще часа через два батальон следует дальше, мы по-прежнему с лейтенантом Франке во главе роты.

Едва поднявшись на возвышенность, прежде чем продолжить путь, изучаем местность. Так что продвигаемся вперед медленно.

На одном из холмов застреваем чуть ли не на целый час — наблюдаем и наблюдаем. Я оглядываю местность из брошенного русскими артиллерийского наблюдательного пункта.

Во второй половине дня батальон делает привал в очередном селе.

Лейтенант Франке, Штихерт и я выезжаем на разведку. Целых 50 метров приходится взбираться чуть ли не по отвесному подъему.

Путь следования пролегает по кукурузным полям, каждые две минуты останавливаемся и изучаем местность.

Потом приходится ехать вдоль строящегося железнодорожного полотна, после этого въезжаем в деревню. Отправляем несколько радиодонесений.

Осторожно пробираемся к Днепру, но и там не обнаруживаем русских. С расстояния примерно 3 километра изучаем Днепр, после чего прежним путем возвращаемся.

С собой прихватываем русскую легковушку — за руль садится лейтенант Франке. Мы едва поспеваем за ним. К 18 часам мы снова в роте, получаем довольствие и заправляемся.

Сегодня воскресенье, так что несколько часов удается спокойно отдохнуть, а потом ложимся спать на соломе.

18 августа 1941 г.

Подъем в 6 часов, умывание, завтрак. Появляется унтер-офицер Зимон, он велит мне сесть к нему в машину и проследить за ее ремонтом, а сам на моей бронемашине с остальными отправляется в разведку. Беру самое необходимое и пересаживаюсь, куда приказано.

Час спустя наш батальон проезжает два села, одолев по проселочным дорогам около 10 километров. Ненадолго останавливаемся во фруктовом саду. Наш фельдфебель отправляет меня следить за воздушной обстановкой. Заезжаем на кукурузное поле и маскируемся.

Но русских самолетов что-то не видать, хотя позже парочка все же кружит над нами. Пролетели несколько наших Me-109. Чищу все оружие, включая пулемет — его необходимо держать в надлежащем состоянии, чтобы не отказал.

Жарища страшная, настоящее пекло. В 15 часов отъезжаем на полкилометра к нашему механику Кайцику.

Двое ремонтников сразу же принимаются за работу — меняют заднее крыло, а я снова берусь драить пулемет, заодно вкладываю патроны в четыре диска.

В 18 часов водитель совершает пробную поездку, но двигатель что-то не тянет. Он снова начинает копаться в нем.

В очереди за довольствием узнаю, что снова могу вернуться в свою машину и что назавтра вместе с унтер-офицером Гертелем должен буду отправляться в разведку. Снова приходится перекидывать свое барахлишко назад.

19 августа 1941 г.

Около 4 утра просыпаюсь. Слышу, как ротмистр распоряжается: «Поедет унтер-офицер Зимон». От Клюзенера получаю приказ поднять унтер-офицера Зимона.

Поднимаю его, потом выкладываю барахло, и Зимон отъезжает.

Фельдфебель отправляет меня ехать на бензовозе, причем в уставленном бочками кузове. Оттуда много не разглядишь, к тому же пылища. Из-за нее приходится даже опустить брезент. Какое-то время спустя останавливаемся во фруктовом саду. Укладываюсь поддеревом вздремнуть в тени.

Часов в 11 возвращается мой водитель, Флизенберг. Только в это время удается позавтракать, а потом читаю.

Около 13 часов меня требует к себе наш фельдфебель, вещи я так и оставляю в бензовозе. Мне предстоит ехать на бронемашине Кёнига, тот уже дожидается меня. Только по пути Кёниг сообщает мне, что предстоит отыскать потерянный утром задний капот двигателя. Теперь получаю возможность изучить местность.

Девушки, которых мы встречаем по пути, решили приодеться. Наверняка по случаю какого-нибудь праздника. Никакого капота мы, разумеется, не находим. Приходится возвращаться ни с чем.

Прибыв на место, никого в селе не обнаруживаем, разве что машину Хайна и Гроссе, еще грузовик Баара и несколько человек ремонтников. Они хлопочут у грузовика и бронемашины.

Вскоре бронемашина Хайна готова, а в грузовике приходится менять шарнир. Это продлится часа три.

Располагаемся в саду подождать — мы собрались вернуться в роту все вместе по завершении ремонта.

Я пока что решаю пройтись по деревне раздобыть съестного. Возвращаюсь со сливами, грушами, молоком и 4 штуками яиц. Все съедают поджаренную мною яичницу, а я ложусь на солнышко, решив дождаться, пока Гроссе не закончит ремонтировать машину.

Вдруг в 16 часов на восточной окраине села что-то здорово рвануло — раз, другой, третий… Артподготовка? Кто его знает?

Только когда отгремело, наверное, с десять разрывов, взбираюсь на лестницу посмотреть, что все-таки случилось. Снаряды упали метрах в 800 от нас; прямо на дороге зияют воронки.

Наши открывают огонь из пулеметов и карабинов, и начинается светопреставление. Бутула приказывает мне выехать метров на 200 вперед к перекрестку дорог в охранение.

Быстро натягиваю гимнастерку, и тут как раз подъезжает Кёниг. Располагаюсь за пулеметом, и мы подъезжаем к перекрестку.

Навстречу бегут сельчане, а примерно в 200 метрах замечаю бегущие фигурки. С такого расстояния, да еще в сумерках невозможно определить, кто это — наши или же русские. Их человек 15.

Кёниг собрался развернуться — надо предупредить остальных, да и бинокль прихватить не мешало. Но мы внезапно оказываемся в любопытной ситуации — машина взбирается по крутому подъему, так что уже не повернуть, вперед и только вперед.

В конце концов мы убедились, что это все же русские. Жаль только, что стрельба затруднена тем, что мы оказались в ложбине.

Проезжаем несколько метров вперед, потом сворачиваем влево — выехать на дорогу, которой мы ехали сюда. На дороге никого, зато позади вовсю идет пальба.

Проехав километров 5, встречаем Бутулу и Баара — они ехали по другой дороге.

Мы были вынуждены бросить бронемашину Гроссе: машину так и не успели доремонтировать. Концен все же снял пулемет, слишком уж все неожиданно получилось.

Едем к небольшой группе наших, остававшихся в деревне. Докладываю о случившемся унтер-офицеру Армасу.

Тот немедленно командует сниматься с места.

Оказывается, его подчиненные нашли потерянный капот. Между делом успеваем и вытащить засевший грузовик, водитель прямо-таки трясется от страха. Колонна без промедления отправляется в путь.

Унтер-офицер Бутула немедленно доложил в штаб батальона об инциденте в селе, предупредив на всякий случай, что речь может идти о сумевшей прорваться довольно многочисленной группе русских.

Возвращаемся километров на 15, ночуем в деревне, где 8 наших солдат охраняют 120 человек русских пленных.

Наших частей нигде нет и в помине. Кто знает, насколько далеко удалось прорваться русским?

Сплю прямо на земле, подложив под себя шинель.

20 августа 1941 г.

В 3 часа утра зарядил дождь. Прихватив шинель, перебираюсь в пустующий дом.

В 7 утра поднимаюсь, умываюсь, потом «организовываю» молоко и 4 штуки яиц.

В 8 часов отъезжаем, Баар тянет нас на буксире.

Выезжаем на маршрут следования. Проехав 25 километров, встречаем какой-то «Опель». Пекло немыслимое.

Примерно в 11 часов находим свою роту, остановившуюся прямо в чистом поле. Прямо перед нами бронемашина нашей 13-й танковой дивизии. Где-то неподалеку что-то горит.

Нас сразу же отправляют к ремонтникам, они в полукилометре, а ремонтники отсылают нас в 1-й взвод. Только сейчас получаем довольствие.

Снова пересаживаюсь в свою родимую бронемашину.

Флизенберг, оказывается, был тогда в селе во время внезапной атаки русских. И все объяснил: пятерке наших бронемашин и двум взводам стрелков-мотоциклистов было никак не устоять против 600 человек русских.

Видим, как впереди кружат русские бипланы, к ним присоединяются еще 8 самолетов. Они бомбят наши бронемашины, гремят разрывы, вверх взметаются фонтаны земли и клубы дыма. Взрывается наш грузовик с боеприпасами.

Мы без промедления мчимся в 1 — й взвод за 5 километров. Взвод расположился в небольшом городке.

Между тем уже миновало 16 часов, так что все равно уже не успеть до наступления темноты.

На ужин поджариваем яичницу. Я играю на губной гармошке, мне подыгрывает на гитаре молоденькая местная девушка.

Постоянно пролетают русские самолеты.

Сплю на соломе прямо возле бронемашины.

Завтра с утра предстоит приводить в порядок нашу машину.

21 августа 1941 г.

В 6 утра подъем. Наскоро подкрепившись, принимаемся за работу. Флизенберг и еще один боец берутся чинить двигатель, а я занимаюсь чисткой оружия.

В воздухе постоянно, словно растревоженные шмели, гудят русские самолеты. Их довольно много — сначала 8 машин, потом еще 11. Бипланы. Снижаются до бреющего. Время от времени грохочут разрывы сбрасываемых ими бомб.

Едва они убираются, как прилетают наши Me-109. И так весь день. По-видимому, здесь у русских полное превосходство в воздухе.

Около 17 часов завершаем ремонт. Пока мы трудились, украинка выстирала наше белье.

Только за вторую половину дня мимо нас проследовали под конвоем не менее 5000 человек русских пленных, несколько колонн, примерно по 1000 человек в колонне. И каждая под охраной всего одного нашего солдата!

Проехались проверить двигатель до расположенной в городке, что в 15 километрах от нас, ремонтной мастерской.

Но уже на восьмом километре полетела правая рулевая тяга, машину бросает из стороны в сторону, водитель едва удерживает ее, чтобы не съехать с дороги. Стоим, потом черепашьим шагом едем дальше вдоль Днепра. Стоило съехать с дороги на поле, как машину вновь кидает то вправо, то влево. Кое-как одолеваем 500 метров.

Ничего не остается, как остановиться и бросить машину, предварительно хорошенько ее замаскировав.

Водитель на своих двоих отправляется в ремонтную мастерскую — до нее метров 800. Завтра с утра нас обещают отбуксировать.

Сплю в гостеприимном доме, причем впервые за 2 месяца на кровати под одеялом. Как же здорово поспать в настоящей постели!

22 августа 1941 г.

Наслаждаюсь сном, как вдруг меня будит водитель. Мол, стрельба неподалеку, пулемет все тарахтит и тарахтит, что-то непонятное происходит. Может, русские пожаловали?

Но я что-то не расположен к треволнениям, поэтому, едва забравшись в машину, засыпаю мертвым сном. Черт их там разберет — может, свои по своим бьют. И такое случается. Но уже 2 часа спустя водитель снова растолкал меня — мол, эта стрельба действует ему на нервы. Встаю и вижу, как мимо тянутся наши колонны. Все идет своим чередом.

Водитель тем временем отправляется к ремонтникам, но тут же возвращается — обещали прислать к нам тягач только часам к 11, не раньше.

Воспользовавшись паузой, загораю и исписываю несколько страничек.

На обед отправляемся в роту ремонтников, она расположилась в лесу, машина к машине.

Все вокруг походит на растревоженный муравейник. Машину нашу сразу же берутся ремонтировать. Сходил за водой, вскипятил и заварил чай. В 18 часов раздача довольствия. Жиры и мясные консервы. Все очень здорово, только вот тянется бесконечно долго.

Темнеет. Собравшись у одной из бронемашин, слушаем выпуск новостей, после чего ложимся спать.

23 августа 1941 г.

В 5 часов разбужены командой «Подъем!». Совсем как в казарме.

Какое-то время лежу, просыпаясь, потом, выбравшись из машины, отправляюсь за кофе. Завтракаем намазанным свиным жиром хлебом и еще успеваем прилечь до отхода в 6 часов.

Кроме роты ремонтников вместе с нами человек полтораста из самых различных подразделений.

Водитель ставит новую тягу рулевого управления, я тем временем отправляюсь на промысел. Но к 10 часам утра удается раздобыть всего одно яйцо, да и его я случайно раздавил в кармане.

После обеда мне явно везет: натыкаюсь на улицу, где хозяева щедро одаривают меня яйцами — 41 штука! Кроме этого, сливами, яблоками и молоком. На обед чечевичный суп. Моросит дождь. От сегодняшнего дня ожидать особенно нечего.

Пишу письма домой и жарю яичницу — полтора десятка яиц на троих. Кроме этого, хлебная похлебка и хлеб со свиным жиром. Наелся досыта, подобного уже давно не случалось, а потом еще выпил 7 штук сырых яиц с сахаром.

24–25 августа 1941 г.

Два дня прошли в ремонте, скука смертная. Еды хватает, и все же хочется вернуться в роту, к своим.

26 августа 1941 г.

Подъем в 6 утра, погода прекрасная.

К обеду заканчиваем ремонт, потом подкрепляемся, с нами едет и Концен.

Вдоль маршрута продвижения у обочины дорог все новые и новые могилы наших солдат.

Мимо проносятся части СС. В большом селе, где мы, проехав километров 60, обнаруживаем наших обозных, видим 4 подбитых русских танка.

Примерно в 15 километрах от нас, над Днепропетровском, наблюдаю 11 наших пикирующих бомбардировщиков. Самолеты бомбят город. Позже прибывают и другие самолеты.

Наша рота в 15 километрах от Днепра.

27 августа 1941 г.

В 6 утра подъем. Погода, как и вчера, превосходная.

Весь день наши самолеты кружат над Днепропетровском.

А примерно в 2 километрах справа замечаем с десяток и русских бомбардировщиков.

Но подлетает все больше и больше наших пикирующих. Все они идут вместе с истребителями сопровождения Ме-109. Город объят пламенем.

Водитель снова возится с машиной. Пишу письма, потом забираю у Эбауэра две пары носков.

К вечеру в 18 часов у нас все готово.

Направляемся с Бутупой в роту, по пути встречаем Штёкера. Оказывается, рота ушла вперед, как ни в чем не бывало сообщает нам Штёкер.

Поворачиваем назад и укладываемся спать прямо в нашей бронемашине.

28 августа 1941 г.

Просыпаемся. Убедившись, что идет дождь, спим дальше. Около 8 часов завтракаем и снова ложимся спать.

В 11 утра отъезжаем с Бутулой на поиски роты. Дождь перестал.

Дороги раскисли, на отдельных участках воды до 10 сантиметров.

С великим трудом продвигаемся вперед.

Проехав 3 километра, оказываемся у Днепра на маршруте движения дивизии.

Дорога ведет вдоль реки прямо в Днепропетровск. Солнце припекает, дороги быстро сохнут. Обгоняем несколько наших колонн. Вся дорога изрыта воронками от бомб и мин.

По обе стороны убранные цветами могилы наших солдат.

В противоположном направлении вдоль по дороге тянутся колонны пленных. Через 15 километров начинается город. На другом берегу Днепра что-то горит. Население Днепропетровска 200 тысяч жителей, здесь множество фабрик и заводов.

Наши артиллеристы обстреливают противоположный берег. От них не отстают и бомбардировщики.

Через Днепр протянулась временная переправа, кроме того есть и паром.

Наши войска уже создали на другом берегу реки плацдарм. Глубиной до 10 километров.

Так и не найдя свой батальон, поворачиваем назад.

Переезжаем огромную лужу глубиной сантиметров в двадцать.

Около 15 часов мы у наших ремонтников. У них и располагаемся. Вскоре видим, как обозные, которые уже попадались нам по пути, направляются в батальон. Мы же едем в соседнее село, где находится подразделение ремонтников. Раздобыть удается только молоко — слишком уж много здесь наших.

29 августа 1941 г.

Стою в боевом охранении с2до4ис5доб утра. Издали доносится громыхание артиллерийских орудий и разрывы бомб.

В 6 утра поднимаю радиста Найриха и его помощника — им предстоит оснастить нашу бронемашину рацией.

Гроссе только что закончил ремонт. Поскольку у нас в распоряжении не все запчасти, в полдень отправляемся в батальон. Сначала приходится возвратиться на 20 километров по маршруту продвижения, потом сворачиваем на едва проезжую проселочную дорогу.

На поле видим наш Me-19. Машина улеглась на брюхе. Справа от дороги батарея зенитчиков.

Наш батальон расположился сразу в двух деревнях, причем на 10 дней отдыха.

Докладываю о прибытии нашему фельдфебелю. Нам предстоит получить новый двигатель.

Становимся под деревья и подкрепляемся. Водитель поджарил вкуснейшей картошки.

Вечером в роте импровизированный концерт, вспоминаю времена в лагере имперской трудовой повинности и учебку в Зондерхаузене.

30 августа 1941 г.

Мы на отдыхе. Это означает ничегонеделание, совсем как в мирные времена.

Подъем в 6.00, построение в 7.20.

Первое построение в России, осмотр противогазов, котелков, ложек на предмет комплектности и дальнейшей пригодности. Строят нас трижды. А в остальном день спокойный, занимаемся вооружением и техникой.

На обед жарим картошку.

Ходить и раздобывать съестное здесь категорически запрещено.

После обеда едем в расположенный в километре от нас 1-й взвод. Оттуда нас посылают в ремонтную роту, она в 45 километрах от нас в тыл.

Но уже через 8 километров двигатель глохнет. Отправляюсь назад за маслом. Но ничего не помогает — двигателю пришел конец. Радиатор пустой, протекает, из него вода попала в двигатель.

Дотаскивает нас грузовик, а последние полкилометра нам помогает наш «Опи». Он и доставляет нас в 1 — й взвод. Ставим машину в амбар.

Вечером общаемся с представителями наших люфтваффе, они тоже расположились в этом селе.

31 августа — 10 сентября 1941 г.

В это время пришлось распрощаться с нашей бронемашиной. Даже новый двигатель не помог.

Сняли все, за исключением двигателя, ходовой и брони. В нашем 1-м взводе больше запчастей нет, поэтому нашу бронемашину решили отправить на списание. Моя задача — очистить все части от грязи и аккуратно сложить в одном месте.

Наш типичный день выглядит так: в 7 утра подъем, поход за кофе к расположенной в 500 метрах от нас полевой кухне. До обеда работа на технике, вернее, на том, что от нее осталось, потом снова к полевой кухне за жратвой. После обеда до 17 часов работа на технике, после этого получение довольствия и отдых. Спокойно ужинаем, после чего отправляюсь побродить по селу.

Четыре вечера подряд хожу в гости к саперам-итальянцам, они находятся в селе в километре от нас.

Итальянцы прекрасно поют, я с радостью жду, когда смогу послушать их пение. Потом мы обычно идем пройтись и встречаемся с Надей, Верой, Марусей и другими симпатичными девушками.

В 21.45 возвращаюсь в 1-й взвод, сажусь послушать радиостанцию, вещающую из Белграда для немецких солдат.

Слушаешь музыку и мечтаешь, вспоминая о доме и беззаботных временах в Румынии незадолго до начала войны с Россией.

Спим на соломе. Жаль вот только, что итальянцы через 4 дня снимаются с места.

Рядом с 1-м взводом поле, на котором растут помидоры. Их мы уже не едим, но зато полным-полно дынь. Урожай почти весь собран.

Русские самолеты нас не беспокоят. Нередко видим венгерские и итальянские самолеты, атакующие противника.

Недавно проехала рота венгерских велосипедистов.

На маршруте продвижения изредка проходят колонны.

Вторая половина дня в воскресенье — отдых. Погода в эти дни простояла хорошая. Дороги сухие, можно беспрепятственно ездить. Во вторник вечером на грузовике, который привозил нам пиво, возвращаюсь в роту. Уже темно, я устраиваюсь поспать в кузове грузовика Баара.

11 сентября 1941 г.

В 5 часов подъем, в 6.20 построение, после этого нам делают прививки. С утра занимаюсь чисткой оружия на бронемашине Курта Кемпе, унтер-офицера и моего земляка. В 12 часов выдают сухой паек.

Из трех палаток сооружаю себе одну. По крайней мере, держится. Подселяется Флизенберг.

В 13.30 построение, после него подготовка к большому общему обеду. Наш ротмистр толкает речь, потом дают хорошую еду: картошку, морковь, много мяса. Кроме того, на троих по бутылке вина или водки. Всего за 80 пфеннигов. После этого пивной суп.[3] Спать ложусь в палатке.

Сегодня нам выдали деньги — 22 марки 50 пфеннигов.

Хорошо спать в палатке.

12 сентября 1941 г.

Подъем в 7 утра. С утра разгружаем машину. Привезли радиооборудование.

После обеда политподготовка. Проводит занятия лейтенант Барц. В 16.00 построение, после этого свободное время. Ночью стою в боевом охранении два раза по два часа.

13 сентября 1941 г.

Подъем в 5 утра, с утра занятия. Тема: «Пулемет MG». Проводит лейтенант Франке. После обеда свободное время. Ложусь на солнышке почитать. Вечером около 19 часов устраиваюсь в палатке и при свече читаю газеты.

Все спокойно, тихо, противник не донимает. Все дни отдыха нас кормили на убой, и курева было полно. Кроме того, можно было еще и покупать сигареты, свой паек я отдал водителю, поскольку я — некурящий. И почту тоже доставляли регулярно. Ни канонады, ни русских самолетов, тишина и покой. Местное население работает. Но все-таки на одном месте не сидится.

14–15 сентября 1941 г.

Два последних дня отдыха. Погода прекрасная. 14-го числа весь день простояли в противовоздушной обороне. Пятнадцатого лейтенант Франке показывал нам, как обращаться с русскими пулеметами. В последнюю ночь гроза, вся палатка протекла. Узнаем, что 16.09 нас отправят на фронт. Все, отдых кончился.

17 сентября 1941 г.

В 3.30 подъем, быстро собираемся, снимаем палатку. В 4.30 гудят двигатели машин.

В 5.30 отъезжаем из Ивановки — села, где находились все это время на отдыхе.

За ночь к нам присоединились артиллерия, зенитчики и батальон стрелков-мотоциклистов нашей дивизии. Так как моей бронемашине пришел конец, едем вместе с моим водителем на бензовозе.

Погода хорошая, но вот пылища жуткая.

Около 14 часов прибываем в расположенный на Днепре Кременчуг.

Довольно долго пробираемся к понтонному мосту, потом медленно-медленно тащимся через него на противоположный берег. Справа от понтонного моста большой, но разрушенный мост.

Когда проехали мост, дело пошло быстрее.

В 19 часов останавливаемся. Меня ставят регулировщиком, и я направляю шесть танков куда положено. В половине девятого меня сменяют, я умываюсь, привожу себя в порядок. Ночью 3 часа стою в боевом охранении.

18–20 сентября 1941 г.

Еще три спокойных дня. Ждем боевого приказа.

С моим товарищем А. Кёрбером обеспечиваем противовоздушную оборону. Но русской авиации нет и в помине. И здесь ставим небольшую палаточку.

Нам сделали еще две прививки. В пятницу час строевой с песнями, потом состязание по метанию гранат.

Я занял второе место в роте — 49 очков. Метание гранаты в положении лежа — 10 очков, из бронемашины — 10 очков, на бегу — 14 очков, среди деревьев — 15 очков.

Вторая половина дня в нашем распоряжении. Ложусь загорать. С утра в субботу стрельба из пулемета бронемашины. Из соображений безопасности командование запрещает стрельбу из пулемета. Ограничиваемся стрельбой из пистолета.

После обеда обеспечиваю противовоздушную оборону. Воспользовавшись спокойной обстановкой, пишу письма домой, читаю. Около 18 часов темнеет,[4] заметно похолодало. Ужинаю, потом забираюсь в палатку.

21 сентября 1941 г.

Сегодня с раннего утра мы снова на марше. Трясемся в пыли в кузове машины, перевозящей горючее, — мой водитель, Кёрбер и я.

Проезжаем 85 километров. За это время насчитываю вдоль дороги 60 сгоревших и подбитых русских грузовиков, 5 бронемашин и 2 полевые кухни.

Дорогу усеивают воронки, часть их уже успели засыпать. Часто минуем бревенчатые настилы: слева и справа болото. И здесь русским не удалось сдержать наше продвижение.

К полудню добираемся до небольшого села. Вечером жарим картошку и снова ставим палатку. На ночь меня посылают в боевое охранение. До поста довольно далеко, поэтому время пролетает незаметно.

22 сентября 1941 г.

В 3 часа утра поднимаю группу разведки, а в 6 — остальную роту. Издали доносится шум боя. Нас весь день держат в патруле — приказано задерживать всех гражданских лиц. Отпускаем их только к вечеру, взяв с них обязательство, что они на следующий день с утра отправятся на работы.

23 сентября 1941 г.

Подъем в 7 утра. Весь день нас не трогают. С утра достаю яйца, в обед печем оладьи, которые удались на славу.

Сегодня мы собрались вечером отдохнуть, но все выходит по-другому.

Меня и еще троих солдат отряжают конвоировать 700 человек русских пленных в тыл, за 20 километров от места дислокации нашей дивизии.

Впереди колонны и позади едут бронемашины. В 18 часов начинается дождь, тьма хоть глаз выколи. Флизенберг выезжает вперед верхом на лошади, я иду примерно в центре колонны. Иногда выстрелами в воздух приходится подгонять пленных.

В целом выбранное мной место в центре колонны небезопасное. Кое-кто из пленных явно успел сбежать, воспользовавшись темнотой.

Около 22 часов прибываем в какой-то городок, где располагается сборный лагерь для военнопленных. Там и сдаем военнопленных кому положено.

Потом на бронемашине отправляемся восвояси, едва успев прибыть на место, тут же в палатки спать. Несмотря на то что уже успел отвыкнуть от пеших маршей, эти 20 километров я прошел спокойно, разве что слегка вспотел.

24 сентября 1941 г.

Подъем для нас только в 9 часов — все-таки полночи на ногах. Но приходится поторопиться — в 10 утра выступаем. Едем по той же дороге, по которой конвоировали пленных, и даже на целых 3 дня останавливаемся в том же городке, где находится сборный лагерь.

Наша колонна поднимает целое облако пыли.

Я отыскал средство против пыли — натягиваю на голову русскую каску, на глаза очки, и пыль мне нипочем.

Делаем краткий привал и обедаем.

По этой же дороге то и дело снуют колонна за колонной. Всем вдруг срочно понадобилось наступать. Нашему продвижению не мешают даже взорванные русскими мосты. Один раз проезжаем понтонный мост длиной аж 150 метров. Природа здесь живописная. Все чаще и чаще попадаются итальянцы. С утра мы успели отмахать целых 150 километров, а сейчас уже темнеет.

Одна наша бронемашина едва успевает проехать через шаткий деревянный мостик, и тут же мост обваливается. Объезжаем рухнувший мост слева, наша полевая кухня застревает.

Теряем массу времени, чтобы ее вытащить, колонна уходит вперед. Бойке поддает газу, стремясь ее нагнать, остальные остаются.

Но Бойке, оказывается, заплутал. Приходится возвращаться. На пару с каким-то грузовиком ищем, как проехать, но до наступления темноты не успеваем. Приходится заночевать на окраине небольшой деревушки. Приношу солому, и мы все устраиваемся спать в одной из хат.

Слева в груди при дыхании покалывает.

25 сентября 1941 г.

Поднимаемся в 6 утра, едем назад, потом сворачиваем. Теперь мы наконец отыскали дорогу и уже через 10 километров отыскиваем свой батальон. Он тоже остановился в селе. Райхе заправляет баки.

На обед нас кормят гуляшом. А после обеда отправляюсь в медпункт по поводу странного покалывания в груди, после этого иду с Кёрбером на аэродром, где стоят наши самолеты «Физелер Шторьх». Собственно, это и не аэродром, а так, посадочная площадка длиной метров 200 и шириной 50.

Видим, как приземляются несколько легких машин, потом беседуем с пилотами.

После этого забрасываем барахлишко в кузов только что прибывшего грузовика, который перевозит горючее.

В хате спокойно едим. Сегодня нас побаловали мармеладом, ливерной колбасой, выдали четверть плитки шоколада на брата, конфет и чай с ромом.

Чай взбодрил меня, я один выдул, наверное, поллитра, запивая прописанные доктором таблетки, потом улегся спать на солому.

26 сентября 1941 г.

Подъем в 4.30 утра, наскоро завтракаем и готовимся к отбытию. Чувствую себя куда лучше. В 5.30 выступаем. Вместе с нашим батальоном следует и батальон стрелков-мотоциклистов, потом противотанковое подразделение и артиллеристы.

Едем как-то по-дурацки, рывками. Недолгий привал, обед, и снова в путь.

Ничего не видно из-за густой пыли.

Иногда случается, что три колонны едут впритирку друг к другу, следуя в одном и том же направлении.

Начиная со второй половины дня нас преследует смрад — обочины дорог усеяны разлагающимися трупами русских.

Останавливаемся у какого-то болота, здесь полно трупов русских. Уже несколько минут спустя следуем дальше.

Иногда неподалеку разрывается снаряд. Так нам уже три раза приходилось останавливаться и потом ехать по другой дороге.

Около 13 часов внезапно в воздух стали взмывать ракеты. И когда мы, проехав по единственной дороге через заболоченный участок местности, выбрались на поле, нашим взорам предстало ужасное зрелище: русские подожгли все копны снопов. Уже начинало темнеть, и повсюду пламенели десятки, а то и сотни костров.

Час спустя уже совсем стемнело, и мы выставили посты боевого охранения.

Мимо по-прежнему сновали колонны артиллерии и техники.

27 сентября 1941 г.

С 2.30 до 4 часов я стоял в охранении, ночь была темнющая, хоть глаз выколи.

Едва я улегся спать, как услышал громкий хлопок. Над нашими головами взмыли осветительные ракеты.

И тут раздался еще один хлопок, но я так и не стал подниматься.

Наш ротмистр скомандовал: «Окапывайся!»

Вскакиваю, бегу к нашему бензовозу, он стоял метрах в 150, и в этот момент неподалеку рванул снаряд. К счастью, меня не задело.

На артиллерийский обстрел не похоже — скорее всего, русские лупят по нам из минометов. Метрах в 50 от бензовоза гремит взрыв, и еще две мины падают дальше, метрах в 200.

С воем проносятся еще несколько мин, эти падают уже гораздо дальше — прямо на дороге, по которой мы ехали, то есть километрах в двух.

Я быстро сумел отрыть себе окопчик, но тут внезапно обстрел прекратился.

Заговорили наши пулеметы, но вскоре и они умолкли.

С 6 до 7 утра обеспечиваю противовоздушную оборону, потом завтракаю. На улице стоит группа русских пленных, человек тридцать.

Тут же проносят на носилках двоих наших раненых и одного убитого.

Потом узнаю, что огонь вели русское противотанковое орудие и два миномета, но группа лейтенанта Зассенберга быстро разделалась с ними.

Тридцать человек русских сдались в плен без единого выстрела. Это были только что призванные украинцы, большей частью уже немолодые мужчины. Их просто доставили в село вместе с орудием и минометами и оставили там. Вот они и предпочли плен верной гибели.

Нашему бензовозу пришел конец. Мы с Флизенбергом и Кёрбером перетаскиваем вещички, 40 канистр бензина и ящик табаку на захваченный у русских грузовик.

В 10 утра марш продолжается. Вдали что-то горит. На наше счастье, дороги сухие.

Движение весьма интенсивное — иногда колонны следуют рядом друг с другом.

Вдали снова грохочут разрывы. Останавливаемся в глубокой балке.

Впереди кипит бой — в нем участвуют наши бронемашины. Стучат пулеметы, иногда ударяет пушка. Над нашими головами свистят снаряды.

На спуске в балку отрываем окопы.

Но я и здесь под грохот орудий продолжаю делать записи в дневнике.

После еды продолжаем путь. Приходится взбираться по очень крутому склону, перевалив через гребень, снова спускаемся.

Сегодня наши водители показали класс.

С наступлением темноты останавливаемся на ночлег в селе.

28 сентября 1941 г.

Подъем в 7 часов. Флизенберг садится в машину Веге, это один из тех самых русских грузовиков.

Примерно в 10 утра марш продолжается. С ума сегодня можно сойти — вокруг одни только поля. Приходится делать привалы почти на голой земле, если не считать клочка соломы. Около обрыва видим 3 наших горящих грузовика. Подразделение СС заняло позицию у крутого спуска.

Проехав 10 километров, останавливаемся в каком-то селе на обед. Здесь нас поджидает сюрприз.

Вся деревня, за исключением, может быть, четырех семей, состоит из немцев.

Стоило нам заговорить с местными жителями по-немецки, как нас охватила неописуемая радость. Это единственная немецкая деревня во всей округе. И когда несколько дней тому назад жители ее впервые увидели немецкие самолеты, они плакали от радости. До этого их нещадно эксплуатировали — гоняли на рытье противотанковых рвов.

Почти все молодые мужчины призваны. Люди до сих пор не могут оправиться от страха. Если русские вернутся, нам всем конец, утверждают они. Пообедав, мы на нашей машине отправляемся к месту, где видели горящие грузовики.

За кукурузным полем обнаруживаем еще три сгоревших дотла наших грузовика и легковушку. Неподалеку стоят целые и невредимые русские грузовики.

С них мы снимаем все, что только можно. Все вокруг усеяно телами погибших русских. От солдат СС узнаем, что ночью противник предпринял здесь попытку прорыва.

Ему удалось даже подавить наши посты охранения, а несколько русских солдат прорвались даже к обозу и гранатами закидали наши грузовики.

Разумеется, им поддали жару, вот они и лежат теперь здесь. Весь склон покрыт их телами.

По словам солдат СС, русские выкалывают глаза всем нашим пленным, вот за это им и отомстили.

Когда мы возвращаемся в немецкое село, нам предоставляют новенький русский тягач с прицепленным к нему 10,5-см орудием.

Вечером Концен и Веге отправляются в расположение 1 — го взвода отвезти туда коробку передач. Я остаюсь в охранении. Около 19 часов мы втроем обеспечиваем за пулеметом охрану прилегающей местности. Тут же разостлав сено, по очереди спим и сменяем друг друга.

В темноте в воздух взлетают одна за другой несколько ракет. Я тоже выпускаю парочку — становится светло как днем.

Время от времени постреливает артиллерия.

Русский ночной бомбардировщик сбрасывает несколько бомб, а так ночь выдалась спокойной.

29 сентября 1941 г.

Стою с 5 до 7 последнюю смену. Веге еще не вернулся из 1 — го взвода, поэтому я, сменившись, иду в одну из хат переговорить с земляками. Они страшно рады, что мы все-таки добрались и до их села.

Начало марша назначено на 10 утра.

Веге тоже возвращается. Умывшись, я отправляюсь за едой.

Час спустя мы уже в дороге. Моросит дождик, и дорога мгновенно раскисает. Машина безбожно скользит.

По обочинам дорог убитые лошади.

В тот день едем и едем. Незаметно для себя одолеваем целых 80 километров.

Из-за раскисших дорог темп следования существенно замедляется. Темнеет рано — в 18 часов уже хоть глаз выколи. Часто и надолго останавливаемся, мимо нас проходят колонны войск.

Сегодня нам попались подбитые русские танки. Их, наверное, будет с пару взводов. Приходится ехать через заболоченные участки, но мы благополучно их преодолеваем.

Наконец, часам к девяти вечера добираемся до большого села. Мы довольны, потому что без происшествий проехали столько.

В 22 часа меня отправляют пешим вестовым в штаб батальона — наши мотоциклисты еще не поспели за нами.

30 сентября 1941 г.

Выспался на славу. Раннее утро, 6 часов. Вчера я доставил в роту всего одно донесение.

Очень холодно, кустарник весь белый от инея. Приходится надеть плащ.

В штабе суматоха.

Туда прибывает на совещание множество офицеров из самых различных подразделений — стрелков-мотоциклистов, артиллеристов, противотанковых подразделений, пехотных и так далее.

В 8 утра прибывают 25 бронемашин, в основном это машины типа Р4.

Деревня буквально кишит транспортными средствами всех видов — здесь почти вся 13-я танковая дивизия. Осматриваю машину типа Р 4, потом просматриваю газеты.

К 10 часам утра доставляю в роту приказ готовиться к маршу. По пути в подразделение вдруг замечаю 5 русских штурмовиков, поэтому приходится остановиться. Наши зенитчики, расположившиеся в 200 метрах, открывают по ним огонь. И хотя несколько снарядов проходят, едва не задевая самолеты, ни один из них так и не сбит.

Надо сказать, русские пилоты — люди отчаянные. Без страха снижаются до бреющего и сбрасывают бомбы. Они делают несколько заходов, атакуя зенитчиков и дорогу.

У нас несколько человек убиты, а русским в очередной раз удалось улизнуть.

Передаю донесение, и мы готовимся выступить. Внезапно русская артиллерия и танки открывают по нам огонь. Грохот вокруг страшный. Небольшой снаряд разрывается метрах в 50 от меня, угодив прямо в хату. Позже на капоте нахожу еще теплый осколок. Ничего страшного.

Выстрел за выстрелом, и пулеметы тоже тарахтят. Наши выехавшие вперед танки возвращаются.

Сообщают о том, что на нас двигается около 25 русских танков. Мы готовы ко всему. И тут же, примерно в километре от нас, различаем еще 6 темных точек. Они идут прямо на нас, причем по маршруту следования. Посмотрев в бинокль, убеждаемся, что это на самом деле русские танки. Они следуют параллельным деревне курсом, ведя непрерывный огонь на довольно большой скорости.

Вот так дела! 25 танков с фронта, да еще 6 в обход! Слева доносится непрерывный грохот.

Наши артиллеристы открыли бешеный огонь по русским танкам.

На позицию выдвигают противотанковые орудия на тот случай, если русские решат обойти нас с тыла. Повсюду разрывы. Неужели нас взяли в кольцо?

Выбираемся из села и, доехав до соседнего, что примерно в полукилометре от прежнего, маскируемся там.

Слева непрерывная стрельба, там действует наш пехотный полк.

Уже по деревне засвистели шальные пули. Запускаем двигатели, нас перебрасывают за 10 километров отсюда. Вскоре подтягиваются остальные подразделения и наш разведбат в полном составе. Заправляемся, обедаем и разбираем почту.

Час спустя едем дальше. Снова дождь. Ехать приходится полями. На час останавливаемся на кукурузном поле.

Наши зенитчики по дурости сбивают один из 8 итальянских истребителей. Остальные сбрасывают на нас бомбы. На всякий случай выстреливаем пару опознавательных ракет. Вскоре снова снимаемся с места. Время от времени встречаются разрозненные группы русских численностью до 50 человек. Мы не отвлекаемся — ими займутся те, кто следует за нами. У русских есть возможность незаметно исчезнуть, но они, похоже, воспользоваться ей не спешат.

Через 15 километров видим какой-то городок, несколько деревянных домов в нем охвачены огнем.

Уже 17 часов, останавливаемся в саду возле школьного здания. Мой товарищ Альфред Кёрбер отправился за 400 метров на поиски сена и привел с собой 14 человек русских. Причем все до единого при оружии.

Доносятся частые орудийные выстрелы — русские не дают нам ни минуты покоя. Русским пленным приказано вырыть для нас землянки, кое-что уже сделано.

Вокруг валяются карабины, другое оружие, впопыхах брошенное отступавшими русскими.

Заправляемся, едим и идем в отведенное для ночевки нашей роты здание школы.

Меня ставят в охранение. Дождь идет вот уже несколько часов.

По-прежнему гремят орудийные выстрелы, похоже, палят все — танкисты, артиллеристы. Время на посту пролетает незаметно. Сходил к Кёрберу, их подразделение разместилось в другом здании примерно в 100 метрах от нашего. Они охраняют 100 человек русских пленных.

1 октября 1941 г.

Подъем ранний — в 4 утра. Приказ «Подготовиться К маршу!». Но отъезжаем лишь полтора часа спустя, перед этим грузим два мотоцикла без колясок на русские грузовики, которые выволокли из грязи. Продвигаемся вперед чрезвычайно медленно, пешком и то было бы быстрее.

Часто застрявшие грузовики перегораживают дорогу, тогда вся колонна останавливается. Иногда и наша машина становится поперек дороги, в общем, радости в таких случаях мало.

Продвижение весьма затруднено, но мы все-таки одолеваем километр за километром.

Иногда приходится сворачивать с дороги на поля, по ним куда легче проехать.

Колонна ужасно растянулась. Увязшие в грязи машины приходится оставлять, и они дожидаются тягачей.

Особенно внимательным приходится быть на спусках и на мостах — чуть зазевался, и тут же съедешь с дороги или рухнешь в речку.

В речушке обнаруживаем с десяток круглых речных мин диаметром около 80 см. Мы не понимаем, к чему их здесь закладывали — уровень воды в этой речке, вернее даже ручейке, не более 5 см.

К полудню добираемся до села. Все эти 20 километров — сплошная степь и поля.

В этом селе и останавливаемся — оказывается, мы прибыли сюда первыми из всей роты.

Сразу же за этой деревенькой видим изрешеченный пулями русский грузовик. Вокруг разбросаны котелки, патроны и оружие.

Разведчики 2-й роты осматривают село. Примерно 20 минут спустя, когда наконец прибывает наша рота, останавливаемся в центре деревни в саду.

На бензовозе появился Райхе, мы разгружаем канистры, оставив только 10 штук, а вместо них грузим русский мотоцикл. Ставим себе на машину новый аккумулятор, перекладываем имущество, вот так и проходит вторая половина дня.

В деревне стоит целехонькое русское 5-см орудие.

Вдруг раздается выстрел — наверняка из 5-см орудия? Русские танки? Будет здесь когда-нибудь покой? Вблизи нас разрывается 5 снарядов, осколки и поднятая грязь ударяют по ветвям деревьев. Час спустя все стихает.

Наши артиллеристы посылают парочку снарядов в ответ, русские отзываются 15 снарядами, на этот раз они рвутся примерно в километре от нас.

Отправляюсь в хату и пишу дневник.

Внезапно вижу, как кто-то снимает указатель — направление к нашей роте. Стало быть, «Подготовиться!».

Я всегда готов. Едем на грузовике к улице, там дожидаемся общего сбора.

Неожиданно чуть ли не вплотную к нам разрываются снаряды, явно 15-см орудия. Нет ничего хуже артобстрела. Услышав свист, невольно пригибаешься и думаешь: только бы не в тебя. Интенсивность огня усиливается, впервые мы еще с тремя нашими товарищами забираемся в вырытую русскими землянку. После того как противник решил сменить направление огня, мы вылезаем и обнаруживаем множество осколков. Вскоре открывает огонь и наша артиллерия. Мы страшно рады, когда около 17 часов выезжаем из этого места.

По пути видим 6 подбитых русских танков. Проехав еще 20 километров, останавливаемся на ночлег в деревне.

Сегодня нам выдали полплитки шоколада, а вчера — по целой.

После ужина решаю прилечь. Нас 10 человек, и все мы размещаемся в одной хате. Перед этим русские доделывают для нас землянки.

И сюда достает русская артиллерия, хоть и снаряды падают достаточно далеко.

Покоя нет от этой артиллерии.

2 октября 1941 г.

Рано утром в 6 часов подъем. И сразу же отправляемся в роту, там сгружаем два мотоцикла без коляски.

От нашего фельдфебеля узнаю, что мне немедленно следует отправиться к полевой кухне и дальше следовать с ней. Кёрбер пересаживается на бронемашину Штюбнера.

Отношу барахлишко к полевой кухне.

Унтер-офицеру Леману сегодня присвоено звание фельдфебеля.

Чищу пулемет на машине Зимона.

В 8 утра разведгруппы Зимона и Клюзенера отправляются к нашим пехотинцам, судя по всему, надолго.

Сегодня же выясняется, что позавчера наши подбили почти все русские танки, атаковавшие нас. В 150 метрах от нас тоже стоит один — это 44-тонный танк. Я досконально осмотрел его.

Он представляет собой громадину весом в 44 тонны и оснащенную 7,62-см орудием, тремя пулеметами — один у водителя, еще по одному на башне спереди и сзади. Башня длиной 2 метра, шириной 1,5 метра. Одна только башня потянет тонн на 10. Гусеницы шириной около 50 см, состоят из трех частей. Броня тоже невиданная по нашим меркам — на башне 8 см, а на самом тонком месте — 3 см.

Но даже 3-см броня непробиваема для наших противотанковых орудий.

На башне имеются 2 смотровые щели справа и слева и по 2 таких же в задней части башни.

Помимо оптического орудийного прицела на башне расположены и другие оптические приборы. Забравшись внутрь, я убедился, что видимость и обзор отличные как дальний, так и ближний. И никаких тебе слепых участков.

С каждой стороны башни имеются специальные заглушки, извлекаемые изнутри при помощи троса. Через образующиеся в башне отверстия можно стрелять изнутри машины либо даже бросать через них «лимонки».

Такой танк способен уничтожить все, что угодно. Он — настоящее чудо военной техники.

Боекомплект машины составляет 135 снарядов четырех различных типов. Вдобавок 50 дисков для пулеметов. Танк, о котором здесь идет речь, не успел расстрелять и половины боекомплекта. Экипаж этого практически неуязвимого танка состоит из 4 человек.

Только на его башне я насчитал 35 следов попаданий противотанковых снарядов наших 3,7-см и 5-см орудий. Углубления были максимум 4 см, но толщина брони составляет 8 см!

На корпусе танка (не считая башни) были видны следы еще 40 попаданий, а на гусеницах и направляющих колесах примерно 25 попаданий. И ни один снаряд так и не смог пробить броню. Гусеницы настолько массивны, что неуязвимы для наших противотанковых орудий. То же относится и к направляющим колесам.

Правда, башню в результате одного из попаданий заклинило — она лишилась возможности вращаться. Как следствие, сильно ограничились возможности прицельного ведения огня. Не могу сказать, одолеет ли такую броню наш 8,8-см снаряд.

Роковое попадание танк получил с тыла, по моему мнению, это серьезный конструкционный недочет.

5-см противотанковый снаряд угодил в корму машины, процарапал броню и рикошетом случайно попал прямо в защищенное броней отверстие воздухозаборника двигателя, серьезно повредив двигатель.

Брюхо танка, за исключением отверстия для выбрасывания стреляных гильз, неуязвимо и для мин. Окажись этот колосс в наших руках, мы бы с ним горя не знали.

Русские попытались было оттащить подбитую машину на буксире, но 6-сантиметровые канаты, не выдержав, лопнули. Экипаж сумел эвакуироваться, пересев в другой танк.

Один лейтенант-танкист рассказал, что роковое попадание танк этот получил за 200 метров от того места, где сейчас находился, и, дымясь, прополз это расстояние, по пути буквально раздавив не одно наше противотанковое орудие.

Конечно, экипажу пришлось несладко. Не хотелось бы мне сидеть внутри этого колосса и гадать, какой из снарядов окажется роковым. С ума можно сойти от этих ударов металла о металл. На всю жизнь запомнишь, если уцелеешь.

Подобная крепость на колесах опасна, если в ней все же можно нащупать уязвимые места, да что за трос понадобится в случае, если ее придется оттащить, если и 6-сантиметровый лопается? Впрочем, разве существуют стопроцентно неуязвимые танки?

К полевой кухне возвращаюсь только к полудню. После обеда меня отправляют охранять небо.

Издалека доносится артиллерийская стрельба, пулеметные очереди. Километрах в трех от нас идет бой.

Около 16 часов, когда мы уже собрались снимать пулеметы, налетают 3 «спитфайра», они обстреливают нас, мы их, но толку никакого.

Примерно в 17 часов отъезжаем к расположенному в 15 километрах селу. Ночуем все в той же тесной хатенке, что и раньше.

3 октября 1941 г.

Сегодня день особенный, вот уже год, как я в армии. Много довелось увидеть и пережить за минувший год. Смерть пока что обходила меня стороной. Моя просьба к фортуне: «Пусть и следующий год будет таким же».

Подъем ранний — в 4 утра, а в 5 часов отъезжаем на несколько километров, останавливаемся, наблюдаем, притаившись где-нибудь в лесополосе, регулярно встречающейся через каждую пару километров.

Лангхаммер проворно забивает поросенка весом около центнера.[5] Умелый удар ножом, и за работу.

Около 15 часов мы снова возвращаемся и располагаемся в деревне.

Наши повара быстро разделывают тушу свиньи, а Браунвель поджаривает для нас печенку и по отбивной на брата.

Дважды стою в охранении, потом возвращаюсь, чтобы послушать, что скажет фюрер по радио. Русские глушат передачу.

Тиле сегодня получил попадание в броню справа впереди — вмятина диаметром с суповую тарелку.

4 октября 1941 г.

Подъем в 5 утра, вскорости и выезжаем. Как и вчера проедем пару километров, остановимся, замаскируемся и роем щели.

Сегодня нам дают гуляш. Пока стоим, успел записать довольно большой фрагмент.

В 16 часов наша колонна попадает под артобстрел, но мы успеваем отъехать и скрыться в придорожных кустах. Быстро отрываем окопчики. Но тем, кто следовал в голове колонны, досталось по самую завязку.

У нас во 2-й роте один тяжелораненый. Два часа стоим.

Около 18 часов наши бронемашины, около 20 машин, выдвигаются вперед, потом мы снова возвращаемся в село, где стояли раньше, и тщательно маскируем технику.

Так как в этом селе расположилась почти вся 13-я танковая дивизия, нашей роте переночевать негде — все до одной хаты заняты. Что ж, приходится раздобывать сено и спать под открытым небом.

А тут, черт возьми, меня опять суют в боевое охранение. Ничего не поделаешь.

5 октября 1941 г.

Подъем в 6 часов. С удовольствием отмечаю, что день обещает быть теплым. И правда, к 10 утра становится тепло, даже жарко, совсем как летом. Раздевшись до трусов, можно как следует помыться.

Чтобы убить время, первую половину дня колю дрова для полевой кухни и жарю картошку. В полдень меня отправляют на обеспечение противовоздушной обороны. Есть время написать письма — русская авиация нас не жалует визитами.

Около 15 часов марш продолжается.

Уже глубокой ночью, в 12 часов, располагаемся в деревне, только что оставленной русскими. В некоторых хатах остались даже их раненые. В большой хате наваливаем сена на пол — места на всю роту хватает.

6 октября 1941 г.

Подъем в 4 утра. Едва развиднелось, как снова в путь.

Уселся поудобнее на мешках с провизией — хочешь сиди, хочешь лежи, а хочешь пиши себе письма.

Как уже повелось в последние несколько дней, проедем пару километров, потом встанем и роем себе окопы.

Хоппе остался, и мы с Иоганном, нашим добровольцем из русских, идем раздобывать яйца. В полдень километрах в 5 от нас наша батарея ведет огонь по русским.

После обеда проезжаем мимо русских. Приходится временами укрываться в кустарнике от снующих по небу «спитфайров» и бипланов. Но от их атак толку мало.

В 17 часов прибываем в очередное село, где нам выдают довольствие.

Только закончили есть, как снова в дорогу. Выезжаем уже несколько минут спустя, дождит, настроение на нуле. Безумно рады, когда уже в 23 часа располагаемся на ночлег.

Стою в охранении, до поста топать целых 800 метров. Ночь выдалась светлая, полнолуние. Время пролетает незаметно.

7 октября 1941 г.

И сегодня подъем ранний — в 4.15. Вместе с нами следуют артиллеристы, стрелки-мотоциклисты и другие подразделения. Прибыв к полудню в одну из деревень, видим, как понемногу подтягивается 13-я танковая дивизия, включая и наш 4-й танковый полк.

У въезда в деревню мост еле живой. На нем хлопочут саперы, по левую сторону уже наведен временный. У него скопилось множество грузовиков и техники. Время от времени налетают русские самолеты, сбрасывают в реку бомбы, обстреливают нас, но без особого успеха. Так как в этом селе не протолкнуться от людей, примерно в 15 часов едем в соседнее село, где раздобываем 25 гусей и где начпроды выдают нам 100 буханок хлеба.

Гуси ощипаны, теперь можно ехать и дальше. Жаль только, что 8 гусей не успели обработать, пришлось их оставить.

На этот раз пристроиться ехать при кухне не удается — все места заняты. Поэтому перебрасываю вещички к Круппу. Еду в коляске мотоцикла, который тянет на буксире унтер-офицер Бутула.

Грязища такая, что колеса мотоцикла просто скользят по ней, не вращаясь. В 21 час остановка, правда, никто не может объяснить почему.

Уже потом узнаю, что батальону предстоит овладеть каким-то населенным пунктом — Клюзенер доставил соответствующий приказ. Пока что в этом селе хозяйничают русские, наша штурмовая группа уже имела с ними дело. Унтер-офицер Клюзенер съехал с дороги, машину пришлось вытягивать.

Я продрог до костей, сидя в этой коляске. Час спустя возвращаемся за 5 километров в село, где мы ночевали в последний раз. В хату набилось людей, как селедок в бочке.

8 октября 1941 г.

Подъем в 6 утра, всей командой разделываем гусей. Я чищу картошку.

Внезапно команда: «Приготовиться!» Быстро сворачиваемся, следуем дальше. Сегодня снова жуткий холод.

Проехав 10 километров, останавливаемся там же, что и вчера. Я чищу оружие лейтенанта Барца, обстирываю его, словом, что-то вроде денщика. Снова проглядывает солнце.

Лангхаммер испек яичный бисквит.

В полдень двигаемся дальше.

В селе, где мы вчера располагались вместе со всей 13-й танковой дивизией, занимаемся раздачей еды. После еды — получение ротой довольствия, поскольку Хоппе с нами нет.

Я все кое-как раскладываю, и так тесно, становится еще теснее. Вечером суета, 1-й взвод еще не вернулся с задания — он в разведке. Сегодня мне в охранение не идти. И вот мы, человек под 50, заваливаемся спать в конюшне, рядом с лошадьми.

9 октября 1941 г.

Около полудня отправляемся дальше. Вся рота снова в сборе. В километре от нас снова падают бомбы. Вскоре гремят разрывы и метрах в 100–200 позади. Бомбы в цель не попали, ветер отнес их в сторону.

С трех сторон наша дивизия змеей вползает в какое-то село, занятое нами еще вчера. Местность постепенно становится холмистой, но деревни по-прежнему встречаются редко — каждые 20 километров.

Полевая кухня следует в обозе. Спереди на нас задувает огромные облака пыли. Когда мы ненадолго останавливаемся у балки, слева гремят выстрелы. Непродолжительная стычка с неприятелем. У стрелков-мотоциклистов один убитый.

Кёрбер захватывает в плен 8 человек русских, среди них один офицер, капитан. Краткая пауза, и снова вперед. Поднявшись на высоту, как на ладони видим село.

А чуть ближе зрелище не из приятных — дым, полуобгоревшие грузовики, а у въезда в деревню (в ней тысяч 8 жителей) все изрыто окопами.

И этими жалкими позициями они рассчитывали задержать нас? Вокруг масса трупов, брошенного оружия, противогазов.

Русские побежали, как зайцы, едва завидев наши бронетранспортеры. У первых домов села множество воронок от гранат. И снова трупы, трупы, трупы, люди и лошади, перевернутые мотоциклы.

Дивизия медленно входит в село. И за селом тоже позиции, тоже трупы погибших русских.

Те, кто оборонял эту деревню, так и не смогли устоять перед нашими танками.

Мимо тянутся бесконечные колонны русских пленных, направляющиеся в наш тыл. А мы продвигаемся дальше по всхолмленной местности, машина за машиной.

Никаким русским нас уже не сдержать, мы не даем противнику закрепиться на территории. Примерно через 70 километров маршевая колонна останавливается — впереди речушка шириной не более 10 метров.

Кое-кто из водителей пытается преодолеть водную преграду вброд, но слишком уж медленно это у них получается. Саперы приступают к наведению понтонной переправы.

Прикрываем технику дивизии мощной дымовой завесой.

Меня направляют на пулеметное охранение противотанковых орудий. Уже почти 22 часа. Ни одной хаты вблизи, ни даже стога соломы, у меня только одеяло. Сидя спим на тягаче, тащившем противотанковые орудия, поочередно сменяясь, стоим в охранении. Очень холодно. И тихо. Всего раз слышим пулеметную очередь бойцов охранения подразделения стрелков-мотоциклистов.

10 октября 1941 г.

В 6 утра снимаем посты охранения и расходимся по машинам.

Понтонный мост готов, медленно переправляемся на другой берег и продолжаем марш.

Противника нет и в помине, кругом голая степь, изредка всхолмления или маленькое село. Здесь уже гораздо чаще встретишь крытые черепицей хаты, есть и каменные дома.

Медленно всходит солнце.

Нашему взору предстает довольно живописный пейзаж. Наша цель — Мариуполь.

Вскоре выбираемся на дорогу. И здесь снова видим массу русской техники — грузовики, разбросанные по траве каски и оружие.

Перед нами здесь проследовали маршем другие части. В одном из сел расквартировано подразделение СС. А мы едем и едем.

Около 11 часов перед нами открывается потрясающий вид — Азовское море.

Когда мы вскоре после этого останавливаемся в портовом городе Мариуполе, не можем насмотреться на синие просторы моря.

Проехав чуть дальше, оказываемся метрах в 200 от побережья. Спускаюсь принести еды по откосу. Я направляюсь к рыбацкой лодке у большого сарая.

У этого сарая подразделение СС развернуло 5-см орудие. Части СС еще вчера заняли город.

Бойцы расчета рассказывают, что именно они потопили пароход в порту, торчащую из воды корму которого мы недавно видели. Этот пароход собирался выйти в открытое море.

Кроме этого, они потопили еще парочку пароходов, собиравшихся улизнуть, и вдобавок прихватили 200 человек пленных.

В рыбацкую лодку, похоже, угодила бомба нашего пикирующего бомбардировщика.

В сарае полно пустых бутылок от шампанского и ни одной полной — эсэсовцы допили все. Здесь же есть и кофе, и чай, разные оптические приборы. Рядом со складским зданием целые горы угля, чуть вдалеке большие краны.

Недалеко от берега застыло русское трехмачтовое учебное судно «Ленинград». Очень красивое зрелище.

Вплотную к берегу окруженные зеленью расположены здания Мариуполя.

Я неторопливо возвращаюсь к полевой кухне, а потом вместе с лейтенантом Барцем идем на квартиру. Мы проживаем теперь всего в 100 метрах от полевой кухни.

Дом очень хороший, самое лучшее жилище, в котором мне приходилось жить за время русской кампании. Прекрасная комната, удобная кровать для лейтенанта.

От Хоппе доставляю сало, которое где-то сумел раздобыть наш лейтенант. Хозяйка дома поджаривает на нем картошку. Едим в большой комнате за покрытым скатертью столом, совсем как дома.

На столе все: хлеб, огурцы, помидоры, вишневый сок, яйца. Я уже и позабыл о такой жизни. Около 19 часов ложусь спать в настоящую постель. Господи, даруй нам еще много-много таких ночей!

11 октября 1941 г.

Поднимаюсь в 6 утра и наслаждаюсь видом на море. Оно такое спокойное и безмятежное.

В 7 часов приходит постовой будить лейтенанта. Вскоре Барц уже на ногах. Вкуснейший завтрак. До самого обеда загораю на солнце, любуясь видом на море, и пишу дневник.

Увы, но сразу же после обеда марш продолжается. Вскоре мы покидаем портовые пригороды Мариуполя и въезжаем в собственно город.

Никаких следов войны.

На улицах полно глазеющих на нас местных жителей.

Проезжаем через гигантский завод, протянувшийся на целых 2 километра. Выехав из города, едем по живописной дороге вдоль берега моря. Снова группа русских бипланов и истребителей пытается задержать наше продвижение. Для нас куда опаснее именно не бомбы, а их бортовые пулеметы.

Бомбы падают редко и с большими интервалами. Видим только один наш загоревшийся грузовик, одна из бомб русских летчиков упала как раз посреди дороги.

Проехав 30 километров, сворачиваем на шоссе, ведущее к Ростову-на-Дону.

Местность становится всхолмленной и каменистой.

Вечером располагаемся на ночлег в селе. И сегодняшнюю ночь приходится спать, набившись как сельди в бочке в крохотную хатенку.

12 октября 1941 г.

Сегодня воскресенье, и мы снова на марше. Как и вчера, русские бипланы не дают нам покоя.

Приходится преодолевать и заболоченные участки, что весьма нелегко для нашей техники.

За сегодня мы одолели всего-навсего 30 километров. По обе стороны дороги валяется погибший скот и лошади. И большие стада сельскохозяйственных животных погибают от голода — какой в степи может быть прокорм? Русские сначала пригнали их сюда, а потом вынуждены были бросить. Вместе со своими тракторами. Во второй половине дня останавливаемся в селе. Оксенфарт забивает свинью.

Мы с Иоганном отправляемся за картошкой. В этом селе картошки ни у кого нет, а если и есть, то совсем мелкая. Местные жители побаиваются залезать на колхозные поля, поэтому идем туда сами и накапываем два мешка.

И здесь полным-полно бесхозных коров.

Когда мы возвращаемся, уже темнеет.

13 октября 1941 г.

Ранним утром следуем дальше, и снова в сопровождении русских бипланов, но мы на них не обращаем внимания, едем себе и едем. Вскоре оказываемся под обстрелом батареи противника. Вероятно, мы вплотную подобрались к передовой.

За этот день мы сделали 30 километров. Справа и слева от маршрута следования расположился «Лейб-штандарт «Адольф Гитлер». Еще 2 километра, и показывается село, где мы и останавливаемся. Но здесь все до одной хаты уже заняты.

Весь день над нами кружили бипланы и штурмовики, иногда снижаясь до бреющего полета. Гремят взрывы, ведет огонь и наша артиллерия, русские ведут ответный огонь.

Лейтенант Барц захватил русский грузовик, в кузове сплошные деликатесы, мы набираем целый чемодан.

Вечером стою в охранении. Ночью погода отвратительная, ветер, дождь. И, невзирая на это, в небе гудят русские ночные бомбардировщики.

14 октября 1941 г.

Спать было неудобно, даже соломы и той не удалось отыскать. Но пришлось довольствоваться тем, что было. Сегодня стреляют еще ожесточеннее, чем в предыдущий день. Весь день палит батарея 10,5-см орудий подразделения СС. Русские бипланы тщетно пытаются подавить ее.

Впереди в балке стоят наши бронемашины, и русские летчики тоже норовили разбомбить их. Противник бросает против нас и настоящие бомбардировщики, иногда 9, иногда и по 15 машин. Но они, как правило, пролетают дальше.

Весь день я в распоряжении лейтенанта Барца. Поесть удается только с наступлением темноты. Безумно рад, что наконец могу поспать. Соломы сегодня достаточно.

В хату нас набивается человек 20. Ничего, сойдет, в конце концов, не на улице же ночевать в такой холод. А в огромном амбаре разместилась чуть ли не рота СС. Спят на мешках с семечками.

Лейтенант Барц нынешней ночью захватил в плен 140 человек русских. Люди в основном пожилые, в армии всего лишь несколько дней. Стоят на улице и дрожат от холода, даже жалко их стало.

Но война есть война. Тут уж не до жалости. Проспал часа два от силы, и тут меня будит постовой — надо отправить пленных. Днем ими намеревались заняться эсэсовцы, но вот лейтенанту Барцу эта затея не понравилась. Мы вне себя от бешенства, что нам не дали отдохнуть.

Нас четверо на одной бронемашине.

Мы прогнали их уже километров, наверное, 6, пытаясь спихнуть русских кому-нибудь, однако охотников нет.

Нам ничего не остается, как бросить их стоять в одном из сел, занятых нашими, и уехать.

Уж ими займутся.

А мы на нашей бронемашине дуем назад.

15 октября 1941 г.

В 6 подъем, холодище жуткий, даже до ветру сходить и то боязно. Стреляют вовсю, такого еще не было. По нам из орудий главного калибра бьют 6 русских крейсеров.

Под их огнем весь маршрут следования в 3 километрах впереди нас. В паузах между разрывами снарядов слышно тарахтенье пулеметов. Сегодня мы впервые увидели наши Me-109.

Вчера зенитчики все же сбили 3 русских самолета, я видел, как один из них, объятый пламенем, рухнул на землю и взорвался.

В воздухе непрерывно снуют самолеты, наши и неприятельские — истребители, штурмовики, бомбардировщики. Им ничего не стоит долететь сюда из Ростова-на-Дону, так что число боевых вылетов ничем не ограничено — все аэродромы базирования, как говорится, в двух шагах.

Однажды над нами на бреющем пронеслись три трехмоторных русских бомбардировщика, обстреливая нас из всех видов бортового оружия. Один из них, загоревшись, упал за склоном, правда, перед этим все же успел сбросить парочку бомб.

Сегодня нас не забыли и коварные бипланы. Один пронесся прямо у меня над головой, я как раз сидел на капоте и чистил пулемет. Эти бомбы не сбрасывали, очевидно, не прихватили с собой.

Темнеет теперь уже в 18 часов. Сидим вместе с Цинком у полевой кухни и уплетаем ужин. Постоянно слышим сначала характерный свист, а потом разрыв. Авиабомбы. Не успеет отбомбиться один самолет, как другой уже тут как тут. Даст по нам очередь из пулеметов и скорострельных пушек, потом, снова взмыв свечой вверх, уходит.

Фейерверк, доложу вам, еще тот. Видишь, как плавно падают сигнальные ракеты, оставляя зеленый шлейф. Русские сбрасывают осветительные ракеты с самолетов, правда, свет от них не такой уж и яркий, как, например, у английских. И ночью бомбят, наша хата ходуном ходит, но нам все равно, дрыхнем, как сурки.

16 октября 1941 г.

Подъем в 6 утра. Этот день проходит немного спокойнее, хотя русские самолеты кружат постоянно. Так как сегодня погода выдалась холодная, многие заняты дезинсекцией — изгоняют вшей.

После обеда сажусь написать письма, вечером в охранение. Пока стою в охранении, то есть с 20 до 22 часов, русские сбрасывают на маршруте продвижения, примерно в 4 километрах от нас, штук 50 бомб. Как всегда, обстреливают местность из бортовых пулеметов и сбрасывают осветительные ракеты.

Ночью стрельба и бомбежки не утихают. Деревянную хату по-прежнему трясет.

17 октября 1941 г.

С утра доставляю лейтенантам Барцу и Франке завтрак. Около 7 часов налетает четверка русских истребителей, один сбрасывает бомбы на деревню, второй обстреливает и поджигает деревенский дом, рядом с которым разместился наш обоз.

Но обозные быстро тушат пожар — особого ущерба не причинено, разве что крыша чуть обгорела.

Вскоре появляются наши истребители, не проходит и нескольких минут, как 3 русских самолета, оставляя за собой хвосты дыма, падают.

Передают приказ подготовиться к маршу, и уже несколько минут спустя мы в пути — одолеваем не раз атакованный маршрут продвижения.

Воронки зияют повсюду — справа, слева, впереди, но мы каким-то образом проходим 10 километров. В одной из деревушек видим лежащий брюхом вверх у обочины русский биплан.

Скоро добираемся до понтонного моста длиной около 50 метров. У реки наша колонна застревает надолго. Где-то впереди рвутся бомбы и снаряды. Нас обстреливают бипланы и «спитфайры» русских.

Распределяемся по хатам, стоящим вдоль длинной улицы.

В 4 километрах от нас падают снаряды нашей артиллерии — артиллеристы «обрабатывают» участок села, еще удерживаемый русскими. Наши ведут плотный огонь, русские помалкивают. Иногда постреливают и пулеметы. Какое-то время спустя появляются 4 русских бомбардировщика.

В воздухе гудят русские и наши самолеты.

Лейтенант Барц удостоился сегодня Железного креста 2-й степени.

На обед жарим картошку и съедаем банку абрикосов.

А во второй половине дня русская женщина забивает и ощипывает для нас двух петушков. Ужин выходит на славу. Большей частью женщина вместе с двумя дочерьми сидит в подвале, уже почти неделю. Боится русских бомб и снарядов.

18 октября 1941 г.

После подъема умываюсь, впервые за долгое время горячей водой. На завтрак хлеб с маслом и великолепным трофейным джемом. Сегодня день погожий, теплый, русская женщина стирает мне рубашку, кальсоны, пилотку, шерстяной набрюшник.

Все прямо и прямо, как это всегда бывает при хорошей погоде, мы и сегодня бодро продвигаемся вперед. Едем по всхолмленной местности, через только что оставленные русскими оборонительные позиции. Если бы не их истребители, было просто прекрасно.

Вскоре пересекаем железнодорожную линию, курсировавшие по ней бронепоезда русских пытались остановить наше наступление.

Вдоль линии тянется лесополоса, с краю окопы — один впритык к другому, теперь уже опустевшие. По пути встречаем с десяток сожженных русских грузовиков.

И сразу же за железнодорожными путями на миг вновь проглядывает бирюзовая гладь моря.

Справа от нас остается город под названием Таганрог, мы следуем вдоль берега Азовского моря. Проехав несколько километров, заезжаем в село. Я с лейтенантами Барцем и Хеннингом располагаюсь в доме всего в 150 метрах от берега.

Отсюда прекрасный вид на расположенный на узком мысу Таганрог.

В городе бушуют пожары, по небу тянутся полосы черного дыма. Лейтенант Барц отправил ловить рыбу нескольких местных жителей. На обед едим жареную картошку.

В 15 часов меня отправляют охранять небо, но сегодня вражеских самолетов что-то не видно. Около 14 часов появляются три русских бомбардировщика, сбрасывают бомбы, но вскоре звено наших истребителей быстро сбивает их.

На ужин картошка с рыбой, чай и водка.

19 октября 1941 г.

После завтрака снимаю на пленку море, после этого чищу оружие — пулемет Барца. Примерно в 10 отправляемся в путь, я следую в составе обоза. Проехав едва ли 3 километра, снова останавливаемся.

Бомбардировщики пролетают прямо над нами, но, судя по всему, свои бомбы они уже где-то сбросили.

В 300 метрах впереди воронки, 11 штук, глубиной 2 метра.

Бомбы упали близко друг к другу в саду, в 100 метрах от дороги. Никто не пострадал.

Час спустя над селом снова начинают кружить 12 русских бипланов, стреляют. Мы укрываемся от огня. Едва русские самолеты уходят, как им вдогонку бросается звено наших Me-109.

Около 15 часов часть нашего обоза, включая меня, снова отправляется дальше.

И снова нет покоя от русских самолетов. Один раз появилось аж 8 штук бипланов, но почти сразу же подоспели и наши Me-109. Стоило нашим самолетам появиться, как русские тут же попытались смыться. Но вот один из них замешкался. Me-109 прошил его из всех пулеметов, потом резко взмыл вверх.

Взрыв, и биплан разлетается на куски. Его обломки, медленно вращаясь, падают на землю, фюзеляж грохнулся примерно в километре от нас — снова взрыв, вспышка: подбитый русский подорвался на собственных бомбах. Пока мы ехали дальше, увидели, как к земле устремлялись остальные три подбитых биплана.

Проехав километров 6, останавливаемся на колхозной ферме, одиноко расположившейся посреди степи. Два колхозных дома догорают.

В стойлах ужас что творится, холодина, грязь. Выбираем себе помещение примерно 5x6 метров, и 25 человек в страшной тесноте укладываются спать. Меня и еще пятерых сразу же посылают в охранение.

С 19 до 21 часа русские устроили невиданный авианалет. Один бомбардировщик за другим, правда, ниже 400 метров самолеты не снижались. Любопытно было наблюдать траекторию полета бомб. Несмотря на то что русские целились точно на нас, ни одна их бомба так и не достигла цели — все разорвались где-то в полукилометре от нас.

Вдали взметнулось ввысь желтое пламя, потом с некоторым запозданием доносился звук разрыва. Я насчитал 25 бомб. Причем грохот разрывов очень сильный даже с почтительного расстояния 5 километров.

Каждый бомбардировщик имел на борту около десятка бомб, кроме того, не следует забывать и о бортовом вооружении — следы трассирующих прочертили все небо.

Русские свалили на нас в общей сложности 200 бомб, причем только за ту пару часов, которую я простоял в охранении. Остаток ночи прошел куда спокойнее. А всего за ночь — 300 штук бомб.

20 октября 1941 г.

Подъем в 6 утра. Очень холодно. Завтракаю у полевой кухни, потом час в противовоздушной обороне вместе с бронемашиной.

Издали доносится характерный гул двигателей. По нашим подсчетам, 6 бомбардировщиков, потом еще 9, и еще 12. В конце концов мы сбились со счета. Тяжелые самолеты идут под охраной истребителей сопровождения.

Кто-то из нас насчитал 45 бомбардировщиков. Часть бомбового груза они сбросили примерно в 5 километрах от нас на наши передовые позиции.

Потом самолеты разделились, часть их убралась восвояси, а 6 бомбардировщиков направились к нам, но отчего-то бомбы сбрасывать не стали.

Только русские успели убраться, как в воздухе загудели наши Me-109. Позже мы узнали, что они все же сбили два их бомбардировщика.

Пишу дневник, а тут команда: «Подготовиться к маршу!» Торопливо доедаем обед и тут же отправляемся. Час назад зарядил дождь, дороги, естественно, превратились в кашу.

С великим трудом кое-как одолеваем 8 километров. Русские не оставляют нас в покое, время от времени посылая нам свои железные гостинцы. Один раз нас попытались атаковать сразу 4 бомбардировщика. Ланг-хаммер едва успел затормозить, машину занесло, и она свалилась в кювет, все стали спрыгивать, а я остался. Бомбы упали вдалеке.

Останавливаемся в чистом поле и раздобываем воду для полевой кухни.

Впереди ведет огонь артиллерия, иногда пролетает самолет. Вскоре требуют выдвинуть полевую кухню в расположение батальона. Быстро темнеет, и мы, не разбирая дороги, въезжаем в окоп и прочно застреваем.

Стало быть, предстоит ночевка под открытым небом.

Люди из полевой кухни спят подле нее на соломе, я — на ней.

Охранения мы так и не выставили — была не была!

21 октября 1941 г.

Спать на полевой кухне — затея не из приятных. Замерзнуть не замерз, но вот кости ломит. Около половины шестого является Хиршле заваривать в котле кофе.

В 6 часов команда: «Разведбату подготовиться к выезду!» Едва рассвело, как мы увидели жуткий бардак: на раскисшем от дождей поле засело несколько грузовиков и единиц техники. Кое-кто, как и мы, въехал в русский окопчик.

Две бронемашины удалось вытащить с помощью тягача, и мы смогли отправиться в путь.

Дорога, правда, чуть похуже, чем вчера, но приходится постоянно следить, чтобы тебя не снесло в кювет.

Проехав 5 километров, потом у холма сворачиваем с дороги направо. Наш разведбат успел вернуться, так что теперь у нас 6 машин плюс полевая кухня.

Опустился густой туман, видимость не более 20 метров. Здесь уже начинается линия нашей обороны. На холме расположились пулеметчики — всего три расчета стрелков-мотоциклистов.

Вскоре прибывает взвод нашей 2-й роты и занимает позицию справа от нас. Стрелки-мотоциклисты рады, что им удастся выпить горячего кофе из нашей полевой кухни. Эти ребята, оказывается, вот уже двое суток не ели по-человечески.

Два часа спустя прибывает наш батальон. Бронемашины впритык друг к другу выстроились за холмом.

Туман медленно рассеивается, теперь можно рассмотреть и местность. Тут метрах в 400 в нашем тылу разрывается снаряд, мы недоуменно переглядываемся.

Разрывы продолжаются. Лейтенант Барц требует дать ему бинокль. Бегу к Хеннингу и забираю у него бинокль. Между тем полевая кухня и другой транспорт отъезжают назад. Ищу лейтенанта Барца, его нигде нет, по-видимому, решил на время где-нибудь укрыться.

Вследствие интенсивного обстрела решаю все же вернуть Хеннингу бинокль, а сам отправляюсь вслед за полевой кухней.

Вдруг слышу отвратительный свист, он нарастает, несколько секунд спустя примерно в сотне метров взрыв.

Мне уже приходилось шлепаться мордой в грязь. В конце концов мне это надоело, несколько шагов иду нормально, а потом припускаю бегом и останавливаюсь только в траншее у Хеннинга. Метр восемьдесят в глубину и 4 метра в длину.

Эта траншея — наше единственное спасение. Теперь русские снаряды рвутся один за другим, плотность огня противника увеличивается. Грохот страшенный, мы все забрызганы грязью.

Едва свист осколков стихает, решаюсь выглянуть из-за бруствера, взглянуть, куда в последний раз ударило. Оказывается, совсем рядом, метрах в 50, не более. Выглянув еще раз, замечаю, что горит бронемашина Вагнера, несколько секунд спустя взрывается боекомплект.

Наши машины одна за другой исчезают за холмом, все торопятся уйти подальше. А в воздухе один за другим свистят снаряды. Да, нам выпали минуты нешуточной опасности. Эти 20 минут мне никогда не забыть.

Прибегает Шнёде, соскочив в траншею, кричит:

— Меня ранило!

Хеннинг тут же раздобывает где-то ножницы, взрезает ему брюки. Оказывается, в ногу Шнёде угодил осколок снаряда. Хеннинг наскоро перевязывает рану, а русские снаряды продолжают свистеть у нас над головой.

Хеннинг запускает двигатель своей бронемашины, Шнёде вместе с Вагнером залезают внутрь, я вскакиваю на подножку, и мы трогаемся с места.

От Вагнера узнаем, что Хервиг, Дипп, Леман и Буссе тоже получили ранения.

Отвозим Шнёде на 500 метров в тыл к перевязочному пункту. И сюда русские снаряды тоже долетают.

После едем через поле, мимо брошенных русскими окопов, проезжаем около километра, видим множество грузовиков обоза, в том числе и нашу полевую кухню. Здесь же стоит и санитарная машина с нашими ранеными.

Хервиг, судя по всему, останется без ноги, унтер-офицер Ципсе тоже. У обер-фельдфебеля Лемана в спине сидит осколок, Буссе ранен в голову и в кисть руки.

Трое из последних перечисленных мною находились в землянке примерно в 100 метрах от нас.

Несколько минут спустя неподалеку разрываются два русских снаряда. Поэтому мы отъезжаем еще на километр и останавливаемся в одном из сел.

Во второй половине дня нас удостаивают визитом русские бомбардировщики, один раз их 6, другой — 9 машин. Мы тут же бежим в щель, бомбы грохочут где-то совсем рядом. Когда я некоторое время спустя выглядываю, замечаю неподалеку от одной из хат двух убитых маленьких девочек.

Мы, слава богу, целы и невредимы.

Мне от души жаль двух погибших девочек. Насколько все-таки жестока война!

Ни в одной хате поблизости не осталось целых стекол в окнах. Сегодня уже не придется охранять полевую кухню, так что молча съедаем ужин в одной из хат, а потом там же ложимся спать. День был не из лучших, но что ожидает нас завтра?

22 октября 1941 г.

В 6 часов утра нас будят, впрочем, мы и сами проснулись бы скоро — вблизи снова грохочут бомбы. Не успели мы и глаза продрать, как русские бомбардировщики снова решили наведаться к нам.

После еды занимаюсь чисткой оружия лейтенанта Барца. Пулемет был весь в грязи, но уже к обеду снова сияет.

На обед гуляш. В этом селе в полном составе расположился обоз нашего разведывательного батальона. Батальон пока остается там, где подвергся вчера артобстрелу русских.

Легковушка командира батальона вся в дырах от осколков. 1-й взвод взял подремонтировать ее, кроме того, в срочном ремонте нуждается и одна из наших бронемашин.

После еды получаю в канцелярии жалованье. Хоппе выдает по 100 граммов шоколада на брата.

Во второй половине дня вновь появляется несколько русских бомбардировщиков. Вечером да и ночью слышим, как где-то в селе рвутся бомбы.

Иоганн, наш помощник-доброволец из местных, вместе с другими жителями села уходит за деревню в траншеи, я же остаюсь в хате.

23 октября 1941 г.

В 6 утра подъем, отряхнуть с себя сон помогают разрывы бомб неподалеку. К этому мы уже успели привыкнуть.

После обеда два Me-109 сбивают три из шести русских бомбардировщиков.

Варзлик согласился снова подстричь меня, после этого я пишу домой 7 писем.

Как и вчера, меня сегодня в охранение не послали.

Едва мы легли, как наша хата снова стала ходить ходуном от близких разрывов бомб. Грохот жуткий.

Предпочитаю разместиться на полу — в этом случае меня угробит только прямым попаданием.

Большинство моих товарищей ушли в окопы. Сегодня прибыл хозяин дома, ему удалось каким-то образом смыться от русских. Он страшно боится бомбежки и при каждом взрыве заползает под кровать и растягивается под ней на полу.

24 октября 1941 г.

Лейтенант Барц занял сегодня пустую хату, я доставляю ему туда завтрак. После этого он собрался помыться, но не вышло — ему срочно потребовалось отнести командиру торт, который испекли для него на полевой кухне. Торт решили преподнести по случаю его 2-летнего пребывания в разведывательном батальоне.

Едва лейтенант Барц возвратился от командира, как поступил приказ: ему и остальным 22 бойцам, в том числе и мне, приготовиться к маршу. В качестве резервного пехотного взвода нас перебрасывают к передовой. Второпях разбираем оружие — 4 пулемета, 2 противотанковые мины, карабины, ручные гранаты и так далее.

Я назначен вестовым при лейтенанте Барце.

Пока в нашу полевую кухню заливают воду, мне нужно торопиться — надо еще забрать вещи лейтенанта.

Час спустя все готово к отправке, и мы на трофейном русском грузовике проезжаем примерно 3 километра вперед, сходим и дальше уже передвигаемся пешком.

Только успели мы слезть с грузовика, как вблизи разрывается несколько снарядов. Оказывается, мы на мушке у русских. Но мы как ни в чем не бывало шагаем дальше. Через 800 метров видим глубокую лощину. Справа от нее разместился штаб нашего разведбата.

Теперь нам предстоит поглубже врыться в землю в этой лощине.

Лейтенант Барц занял под командный пункт батальона 2 глубоких окопа, из которых первым делом необходимо выгрести говно и вообще привести их в порядок.

Русские примерно в километре от нас. Часто нас обстреливают и бомбят. В этих окопах хоть грязища и вонь, зато они надежно защищают нас от осколков.

Всю вторую половину дня мы стараемся двигаться, чтобы не замерзнуть, раскладываем сено, где-то что-то подкапываем и так далее.

Криками радости встречаем прибывшее довольствие. На четверых буханка хлеба и немного колбасы. После еды укладываемся спать здесь же, в окопах. Сплю как убитый, правда, вот ногам холодновато.

25 октября 1941 г.

Сегодня мой день рождения. Подъем в 6 часов утра. Если не считать нескольких разрывов бомб, ночь прошла спокойно.

Вот уж не думал год назад, что свое 21-летие буду встречать в окопе.

Весь день мы пытаемся улучшить свои вырытые в земле убежища.

В полдень в коляске мотоцикла еду на прежнее место захватить кое-какие вещички лейтенанта Барца и свои тоже.

С сегодняшнего дня нас начинают атаковать русские самолеты — один раз прибыли 6 бипланов. Наши зенитчики работают вовсю.

Нам показалось, что неподалеку рухнул сбитый русский самолет, но мы ошиблись — оказывается, это бомбы, целых три штуки разорвались неподалеку от наших убежищ. А тот, кто сбросил их, благополучно убрался восвояси.

Кружат в небе и наши истребители.

Сегодня из-за густого тумана артиллерия почти не стреляет.

С утра весь взвод послан на сбор брошенного русскими оружия, я остаюсь в одиночестве.

Почти ничем не занят, разве что прихорашиваю наши траншеи.

Из ящика сколотил стол, все же приятнее будет поесть.

После ужина сидим в специально отрытом «общем помещении».

Вход в свою часть землянки я завесил куском брезента от русской палатки. Спать можно с комфортом, даже сапоги стаскиваю на ночь, укрываюсь одеялом, шинелью, а поверх кладу еще и плащ.

26 октября 1941 г.

Около полуночи разбужен шумом боя. Пулеметный огонь и одиночные выстрелы из карабинов. Чуть отодвигаю брезент и вижу, как мчится Коллат. Значит, тревога.

Быстро накидываю на себя шинель, ремень, хватаю оружие — и вперед.

Стреляют вовсю. В 500 метрах от нашего батальона, разбившись на мелкие группы, занимаем позиции.

Не успели мы устроиться, как вновь заговорило русское тайное оружие, будь оно трижды проклято.

Примерно в километре впереди наблюдаем поднимающиеся один за другим огненные фонтаны. Плоховато дело, еще позавчера русские дали по нам два таких залпа.

На промерзшей, окаменевшей земле долго не усидишь, не то что окопы отрывать. Едва я отрываю для себя мелкий окопчик, как командный пункт переносят чуть левее, к куче соломы, там уже есть окоп, мне остается лишь углубить его. Впереди стрельба, взлетают ракеты, ведет огонь артиллерия, и так продолжается часа полтора. Когда Коллат, после того как все стихает, передает команду «Вернуться!», мы рады до безумия. После этого сразу же заваливаемся спать. В 6.30 снова за работу — улучшение жилищных условий.

Около 10 часов снова грохочет русская артиллерия. В 11.30 вместе с Янсеном возвращаемся в роту, надо доставить оттуда кое-какие мелочи для ребят.

Янсен мчится на полной скорости, где-то рядом справа гремят разрывы. Повсюду воронки, приходится лавировать между ними.

Вернувшись, узнаю, что в разведку отправили группу из 7 человек. К 16 часам все возвращаются.

Унтер-офицеры Штихерт и Унгер получили от командира по Железному кресту 1 — й степени.

Вторая половина дня проходит спокойно, лишь изредка раздается выстрел. Ночью тоже тихо, так что сплю до самого утра.

27 октября 1941 г.

Подъем в 6 часов, сегодня наше «общее помещение» полностью готово — оно просто загляденье. Мне очень нравится его обустраивать. Ротмистр доволен, даже адъютант почтил нас присутствием.

На обед гуляш. После обеда то и дело прилетают русские бомбардировщики. Один раз вижу, как бомбардировщик сбрасывает 12 бомб. Они падают примерно в полукилометре от нас.

28 октября 1941 г.

Совершенно ничем не примечательный день. 10 нашим приказано расширить командный пункт батальона, кроме того, отрыть капонир для машины ротмистра.

29 октября 1941 г.

После обеда ставим палатку для лейтенанта Барца. К нему в гости приходят лейтенанты Фисслер и Ревершон фон Бох.

Сегодня с утра над нами просвистели два шальных снаряда — один ударился обо что-то у КП батальона, потом отлетел на нашу лежащую в 100 метрах высотку. Второй, тоже отрикошетировавший, взорвался неподалеку от зенитного пулемета. Русские выпустили парочку этих снарядов, как раз когда лейтенант Барц изволил нагишом умываться. Его обдало брызгами. После лейтенанта и я решил умыться теплой водой — уж и забыл, когда в последний раз мылся по-человечески. После этого отлавливаю вшей.

День серый, неприветливый, как всегда, с радостным нетерпением ждем обеда. За час до этого над нами просвистели еще снаряды, выпущенные русскими, и снова 3 из них были шальными.

Сразу же после полудня нас бомбили два десятка бипланов. И снова без особого успеха: ближе 200 метров к нам бомбы не падали.

Только что пара Me-109 сбила русский бомбардировщик.

Уже 16 часов. Мне нужно еще почистить карабин, написать письмо и дождаться ужина. На ужин обещали ливерную колбасу, мою любимую.

Ночь прошла спокойно.

30 октября — 2 ноября 1941 г.

Дни складывались из ожидания еды, рытья окопов, обустройства землянок. На фронте относительное затишье.

3 ноября 1941 г.

В 5 утра подъем, и снова за работу — все роем и роем землю. В полдень отправляюсь в деревню, в расположение роты. Едва вылез из машины, как 12 русских бипланов стали сбрасывать бомбовый груз.

Я тут же бросился в траншею позади полевой кухни, а за моей спиной гремели разрывы бомб. Как ни горестно писать об этом, у нас один погибший, множество раненых и сожжен мотоцикл.

Полевая кухня снова порадовала нас гуляшом, сегодня наедаюсь до отвала. После обеда доставляю кое-какие вещи для нашего пехотного взвода и в 16 часов снова на грузовике выезжаю к передовой. Чистое белье у меня с собой, есть и что почитать.

4–5 ноября 1941 г.

Построение, потом рытье окопов и, как обычно, ожидание обеда и ужина.

6 ноября 1941 г.

Около 7.30 вместе со штабной полевой кухней еду в село, там необходимо кое-что сделать — привезти огурцов, пару мешков картошки и еще всякие мелочи для наших бойцов.

После того как все было выполнено, выдалось достаточно времени для чтения и даже чтобы основательно помыться горячей водой.

Грязен я был неописуемо, вымывшись, надеваю чистое белье и чувствую себя, будто заново на свет родился.

В полдень приходится снова ехать к передовой. Накрапывает дождь. Когда вечером привозят еду, уже совсем темно. Приходится постоянно следить, чтобы машину не снесло с дороги в кювет. Ужинаю в нашем «общем помещении». Позже к нам заходят несколько человек переброситься словом.

Когда мы уже собрались спать, зарядил дождь. Приходится лечь спать, не снимая грязных сапог. Вода постепенно заполняет нашу землянку. При свете ракет вырываю канавку для стока воды. Самодельная свеча, которую удалось стащить в деревне, очень выручает меня.

7 ноября 1941 г.

В 7 утра назначение на работы. Все вокруг раскисло так жутко, что передвигаться нельзя — ноги разъезжаются. Кое-кто шлепается задницей в грязь. Мне пока что везет.

Три землянки уже готовы, остается только обустроить их внутри. У себя прорываю надежный водоотвод — вырывая ямку поглубже для сбора воды.

Обед вроде ничего, вообще, надо сказать, повара наши свое дело знают. Во всяком случае, доедаем все до крошки.

После еды забираюсь в бункер и оттуда слышу сначала характерный свист и тут же взрыв. Я выбрался наружу и убедился, что снаряд упал выше на горке. Прошипело еще несколько снарядов, и все они легли не очень далеко. Возвращаюсь в наше «общее помещение» грязным с ног до головы, а там уже полным-полно — человек 7, и мне приходится стоять у входа.

Тем временем артобстрел продолжается, нас постоянно окатывает жидкой грязью и щепками.

Старые, испытанные волки — обер-ефрейторы — и те помалкивают. Когда в очередной раз раздается свист, все невольно вздрагивают и вжимают голову в плечи. А когда снаряд летит мимо, все облегченно вздыхают. Потрясающие моменты приходится здесь переживать.

Постепенно снаряды ложатся все ближе и ближе к нашей землянке. По-видимому, русские обнаружили ее. Сначала издали доносится глухой звук выстрела, потом похожий на шипенье свист, с каждой секундой усиливающийся.

И вдруг унтер-офицер Шатц как заорет:

— Санитары! Санитары!

Мы с лейтенантом кричим, что, мол, случилось. Оказывается, один из снарядов разорвался прямо рядом с передвижной радиостанцией, радист убит на месте, осколком ему снесло полчерепа.

Полчаса спустя обстрел стихает. Мы еще с час, наверное, остаемся в укрытии, а потом продолжаем работы. Кто не занят на работах, остается в укрытии. Оно и верно — нечего без толку шляться, невзначай попадешь под огонь, кто его знает.

Около 15 часов русская артиллерия снова напомнила о себе. Обстрел длился минут двадцать. Снаряды ложились уже не так близко. Два часа спустя батарея наших 10,5-см орудий открыла огонь по русской батарее.

Когда стемнело, внимательно осматриваю наш овражек. Я насчитал 30 воронок от снарядов, кучками по три воронки вплотную друг к другу. Самая дальняя воронка располагалась в 100 метрах, самая ближняя — в 8 метрах от нашей землянки. Короче говоря, снова повезло. Воронки глубиной не больше 15 сантиметров. Вечером затишье.

Все вокруг превратилось в сплошное месиво. Ротмистр распорядился, чтобы мы с лейтенантом ночевали в нашем «общем помещении». Укладываемся на узкие скамьи, такие узкие, что все время приходится следить, чтобы ненароком не свалиться.

11 ноября 1941 г.

В 5 утра меня поднимает постовой. Выползаю из-за брезентового полога, а он окаменел на морозе. Земля твердая как камень.

Так как полевая кухня еще не добралась до нас, занимаюсь обустройством нашего «общего помещения».

Лейтенант с утра отправляется в Таганрог. В полдень, как и вчера, наведываются пять русских пикирующих бомбардировщиков.

На обед капуста. А русские решили пожелать нам приятного аппетита, послав нам на десерт парочку снарядов.

После обеда пишу дневник и еще несколько открыток.

Скоро совсем стемнело, а мне еще и посуду мыть, и дожидаться ужина.

12 ноября 1941 г.

Сегодня снова обустраиваем землянку. Так как наш лейтенант все еще в Таганроге, смотреть за нами некому, и мы особо не перетягиваемся.

13 ноября 1941 г.

Сегодня с утра за работу. Я занимаюсь рытьем спальных ниш, остальные укрепляют стенки бревнами и ставят двери. После обеда сколачиваю из досок койки.

Печь для лейтенанта так и не закончена.

Сегодня впервые за долгое время с 23.30 по 2.40 стою в охранении. Холод собачий, ветер над обрывом задувает со свистом. Мы выставляем по 4 поста. Мы с Краузе стоим у землянки. Забираемся в траншею у входа, там хоть не так дует. Когда подходит время сменяться, мы уже ног не чувствуем из-за холода. Даже сидя в землянке, и то не согреваемся. Ночью было минус 12 градусов.

14 ноября 1941 г.

В 6 утра подъем. Чувствую, что ноги мои до сих пор ледяные.

Днем подаю идею соорудить что-то вроде печки. Все ее подхватывают, и к вечеру печь готова. Правда, дымит отчаянно. Запланированные отделочные работы отпали сами собой — сегодня ночью нас сменяет другое подразделение.

Вечером дожидаемся, пока подвезут довольствие. Я собрался лечь спать, как уже в 19.30 зовут получать довольствие. Рис, причем уже остывший, в глотку не лезет, но вот 5 штук булочек, хоть и недопеченных, — это уже лучше.

Слава богу, дрова кончились, а то от этого дыма было уже не продохнуть.

Наши вещи мы заблаговременно отправили с транспортом, подвозившим довольствие.

15 ноября 1941 г.

Ночью, около 4 часов, нас поднимает ротмистр. Оказывается, нас прибыли сменить части 93-го пехотного полка. Мы в считаные секунды собираемся, оружие через плечо — и бодрым шагом вперед, в село, до которого 5 километров.

И хотя холодище страшный, за время короткого пешего марша мы не замерзли. Около 5.30 мы уже в своей роте. Светает. Я быстро собираю вещи и укладываю их на полевую кухню. Примерно в 8 часов мы отправляемся в тыл.

Мороз, земля затвердела.

На полевой кухне едут 8 человек. До полудня мы добираемся до Азовского моря и останавливаемся в небольшой рыбачьей деревушке.

После еды переношу вещи в дом лейтенанта Барца. Потом привожу в порядок жилище. Хозяйка приготовляет для нас пудинг. Мне пришла масса писем, кроме того, посылка с домашним печеньем. К нему, как нельзя кстати, молоко — очень вкусно.

Хозяйка готовит нам еду и обстирывает нас. Вечером лакомимся абрикосами.

Надев свежее белье, чувствую себя другим человеком. И обувь вычищена. Ну, совсем, совсем как дома.

Наши русские хозяева очень милые, дружелюбные люди. На ночь ложусь спать на полу, подложив под себя половики.

17 ноября 1941 г.

Потекли нудные дни службы: в 7.30 построение, потом чистка оружия и так далее. В полдень снова построение, осмотр внешнего вида — одним словом, казарма. Но нас так легко не возьмешь.

18 ноября 1941 г.

С воскресенья мне пришла куча писем, я сам за это время написал несколько писем и 25 открыток. Вчера соорудил себе матрац, набил его сеном — 20 см толщиной. Очень здорово на нем спать.

19 ноября 1941 г.

Часовой поднимает нас в 6 утра. Я чищу сапоги Харриса. После умываюсь. На часах уже 7 утра. Около 7.45 поднимаю лейтенанта, грею для него воду для умывания, потом отправляюсь на построение.

После построения заправляю койку Харриса, подметаю пол, пилю дрова для полевой кухни. В полдень упаковываю 3 пленки для отсылки домой.

В 13.45 построение, потом тренаж в противогазах. После этого приготовляю пудинг. Выдали довольствие: сегодня мы получили 30 г маргарина, сыр и мед.

Сегодня в гостях у нас ротмистр. Закусываем домашним хлебом, рыбой, кроме того, печенкой, абрикосами и пудингом.

С почтой мне снова пришло 7 писем, надо сказать, почта работает бесперебойно. До 22 часов читаю, потом укладываюсь спать. Следующий день проходит спокойно, вечером опять читаю романы.

21 ноября 1941 г.

В половине четвертого нас будит унтер-офицер Бауэр. Приказ «Подготовиться к маршу!». Отправка назначена на 7.30 утра.

Спокойно, без лишней спешки собираюсь, потом сдаю имущество Харриса Штёкеру.

Еще остается время поесть и почитать.

Около 10 утра трогаемся в путь. Мы с Хутом едем в машине Людерса. Кроме нас, еще трое. Тесновато. Дорога очень интересная — взгорья, ущелья. Часто кажется, что машина вот-вот грохнется в пропасть.

Следуем в северо-восточном направлении и, проехав 15–20 километров, останавливаемся в небольшой деревушке. Располагаемся в хатах по 25 человек на соломенных тюфяках. Хата пуста — печка да длинная лавка. Здесь живут русские беженцы. Все их хозяйство — чугунная сковорода и несколько чугунков.

Из полевой кухни приносим гороховый суп без картошки. Когда же он будет с картошкой?

После обеда перебираюсь в разведгруппу лейтенанта Барца. С ними еще 4 человека из 60-й пехотной дивизии, стрелки-мотоциклисты.

Мы разместились в крохотной комнатенке — стол да четыре стула.

Приводим ее в порядок. Русский хозяин приносит нам соломы. Хоппе отсутствует. На ужин кусок говядины. Стрелки-мотоциклисты 60-й пехотной дивизии дают нам хлеба, мы нарезаем и поджариваем его. Хозяйка решила разнообразить наш ужин — зажарила нам цыпленка, так что все сегодня плотно поели. Дважды стою в охранении, до поста довольно далеко.

Сегодня днем через село проследовали 4500 русских пленных. Почти у всех головы повязаны женскими платками.

Русский истребитель, странная такая машина с утолщенным фюзеляжем, сегодня был сбит нашим Ме-109 буквально у нас над головами. Мы видели, как объятый пламенем самолет рухнул на землю и взорвался.

22 ноября 1941 г.

Подъем в 6.30. На завтрак поджаренный хлеб. На обед доедаем вчерашнее мясо, из полевой кухни приносим гуляш с лапшой.

В полдень сажусь писать дневник.

С 14 до 15 слушаем лекцию на тему о текущей обстановке в мире и на фронтах.

Гроссе заработал 10 суток строгого ареста, а Райхе с Хиршем — по 6 суток. Такое происходит впервые за всю кампанию в России.

Получаю у Бауэра рукавицы.

Вечером проглядываю иллюстрированные журналы. Свет есть — подсоединили к аккумулятору лампочку.

В этом доме народу битком: 8 человек русских, среди них милая 15-летняя девушка, 5 человек наших, мы не знаем, откуда эти пехотинцы, да еще и пятеро нас — всего 18 человек.

Сегодня воскресенье — 23 ноября 1941 г.

Уже в 4.15 команда «Подготовиться к маршу!». Отправка в 6.30 утра.

Хеннинг и Тиме греют воду для заливки в радиатор, ставят аккумулятор, после чего прогревают двигатели машин.

Мы складываем свои нехитрые пожитки. Завтрак: поджаренный хлеб и куриный бульон.

К половине седьмого все готово. Сидим и ждем приказа. Чтобы скоротать время, читаю роман.

В пяти метрах позади нас стоит грузовик Хирша. И вдруг пулеметная очередь — пули высекают искры как раз между нашей машиной и Хирша.

Я жду взрыва, но его нет. Мы, опомнившись, выскакиваем из машин и бегом за хату. Пули выбивают фонтанчики земли прямо у моих ног. Только сейчас замечаем семерку русских истребителей.

Короткими перебежками пересекаем деревенскую улицу, ища, где бы укрыться понадежнее. Минут через 5 русские убираются. В своей машине Хирш насчитывает 4 попадания, причем два из них приходятся на кабину водителя. Никто из нас не ранен.

Как только русские истребители улетели, мы трогаемся с места.

Проезжаем по степи около 20 километров, минуя два села.

Около полудня останавливаемся, наш батальон расположился в одной деревне, а мы и еще несколько грузовиков едем дальше, к зданию школы и старому скотному двору. До них около полукилометра. В полуразрушенном школьном здании раскладываем костер. Полевая кухня сегодня решила порадовать нас фасолевым супом, а на ужин — хлебом и колбасой. Суп не ем, зато налегаю на поджаренный хлеб, колбасу и масло.

Во второй половине дня над нами в сторону Ростова-на-Дону проносится группа пикирующих бомбардировщиков — 4–5 машин.

Даже здесь слышно, как они бомбят русских. Позавчера наши войска овладели Ростовом-на-Дону. Мы находимся северо-восточнее города.

К Ростову-на-Дону через наше село постоянно двигаются войсковые колонны. Что же из всего этого получится? Сумеем ли мы удержать этот город в случае, если русские решат нанести нам контрудар?

24 ноября 1941 г.

Мои вещи: 2 одеяла, 2 куска брезента, русская шинель, каска, мешок для хлеба, принадлежности для чистки сапог, мыло, полотенце — так и остались в той самой деревне, которую мы в такой спешке покинули после того, как нас там обстреляли русские.

Вчера в 18 часов сгорел стог соломы, а вместе с ним и тягач из 3-й роты. Дело в том, что искра из выхлопной трубы попала в солому, и она загорелась. Потом огонь быстро перекинулся на тягач. В результате выгорели двигатель и резина на передних колесах.

Схватив огнетушители, мы попытались потушить пожар. Келлер стал оттаскивать тягач, мы помогали. Еще повезло — тягач кое-как, но движется. А огромный стог соломы пылал всю ночь.

Подъем в 6 утра, на завтрак поджаренный хлеб. На обед отвариваем трех цыплят, съедаем их с картошкой на гарнир.

Как же давно мы так плотно и вкусно не ели!

Наша хозяйка действительно чудесная женщина, моет нам посуду, да так, что та скрипит.

Сегодня опять горела солома, рядом со стогом оказался вездеходик нашего врача. Чуть подгорели покрышки задних колес.

25–27 ноября 1941 г.

Ничего особенного. Сегодня с утра приказ «Подготовиться к маршу!». А в 15 часов дали отбой.

28 ноября 1941 г.

Подъем сегодня ранний — в 4.15. Укладываю вещи Харриса, да и свои нехитрые пожитки, и с ними отправляюсь к Штёкеру.

Около 7 выступаем, едва успеваю добежать до полевой кухни, как она трогается с места.

Передвигаемся по обледенелой бугристой поверхности степи. Сделав 40 километров, оказываемся в районе сосредоточения.

За все эти 40 километров нам попалось всего 3–4 села, да и то убогих. Когда мы около 10 часов заехали на жнивье, усеянное скирдами соломы, мы забеспокоились. Проехали вдоль огромнейшего стога сена. В ушах свистит ветер.

Никто не понимает, в чем дело. Неужели сегодняшнюю ночь придется провести вот так, в чистом поле? Опасливо, как всегда, мы прорываем в стогах норы для себя.

Начинать приходится чуть не киркой — слежавшееся сено промерзло.

К полудню в нашем распоряжении небольшая норка, в поперечнике около метра.

Время от времени на землю падают объятые пламенем русские самолеты, сбитые нашими «мессершмиттами». Километрах в 3 от нас в небе раскачивается белый купол парашюта.

После обеда снова «Подготовиться к маршу!», так что все наши усилия прорыть себе норы в сене пошли прахом.

Над нами пронеслись 8 русских бипланов. Стало быть, дальше… Но куда?

Ветер гонит пыль совсем как летом. Передвигаемся по волнистой, как барханы, и совершенно голой местности. По пути наш небольшой прицеп опрокидывается.

Когда мы, погрузив дрова и парочку баранов, следуем дальше, наш батальон уже успел исчезнуть вдали. 10 минут спустя мы нагнали его, подразделение расположилось в балке, даже не полностью батальон, а лишь часть его. 2-я рота вместе со штабом пылит где-то вдалеке.

Холодно. Чтобы хоть немного согреться, бегаем вокруг своих бронемашин и пилим дрова, потом грузим их на машину унтер-офицера Кемпе.

И слева, и справа доносится как никогда сильный гул артиллерийской канонады. На бреющем пролетают 8 русских тяжелых бомбардировщиков и 8 истребителей.

Но мы, глупо уставившись вверх и не потрудившись отыскать себе хоть какое укрытие, продолжаем глазеть на них в ожидании, когда же они сбросят бомбы.

Слава богу, не мы их объект.

Вообще сегодня в воздухе настоящая суматоха, то русские самолеты промчатся, то немецкие.

В 16 часов доставили довольствие: жиры, колбасу, хлеб. Все промерзшее и окаменелое. Едва успели кое-как оттаять еду, как снова команда «По местам!». Проезжаем с километр в противоположном направлении. Русские снаряды ложатся уже довольно близко от нас.

Маскируем технику сеном, благо стогов здесь сколько угодно, зарываемся в сено и сами.

Два раза выхожу на пост боевого охранения, дует пронизывающий ветер, поэтому приходится не стоять, а бегать, чтобы не околеть. В бодрствующую смену сплю или же забираюсь посидеть в кабину водителя полевой кухни.

Повара выбираются из прорытой в сене норы — им там показалось слишком уж холодно. Развели огонь под котлом, у него и греются. Келлер, наш фельдфебель, и еще несколько человек бегают вокруг, стараясь согреться. Мороз минус 12–15 градусов.

Да, эту ночку уже не забыть!

В 4 утра команда «Подготовиться к маршу!». Следуем в тыл к месту расквартирования.

Но в 6 утра приказ отменяют. Черт бы их всех побрал!

29 ноября 1941 г.

Здесь мне хотелось бы кое-что сказать относительно весьма краткого овладения Ростовом-на-Дону.

Несколько дней назад Ростов-на-Дону был взят частями 14-й танковой дивизии, 60-й пехотной дивизии, 103-й пехотной дивизии и «Лейбштандарта «Адольф Гитлер».

Вчера ночью русские отбили у нас город.

Мимо нас устремляются обозы 60-й и 103-й пехотных дивизий, направляющиеся в Таганрог. Иногда один грузовик тянет за собой на буксире по 2, а то и по 3 машины. К полудню появляются и колонны пехотинцев — отказавшие из-за холода грузовики пришлось взорвать, чтобы они не достались противнику.

Вообще в Ростове-на-Дону мы потеряли очень много техники, в том числе и мощные тягачи зенитных орудий и 15-см орудий.

Ходят слухи о крупных потерях 60-й и 103-й дивизий.

Поговаривают даже о значительном численном превосходстве русских и о том, что на всю 14-ю танковую дивизию осталось всего с десяток танков.

Вот подобными слухами и приходится питаться.

В боях участвовала и наша 13-я танковая дивизия. Примерно в полдень мы добираемся до бывшего колхоза, там 6 больших помещений, очевидно, амбаров, частично без окон.

Из соломы раскладываем костры и греемся возле них. Весь скотный двор в воронках, повсюду погибший скот и лошади.

Со стороны Ростова-на-Дону к Таганрогу устремляется все больше техники.

Слухи циркулируют самые различные. Мол, сегодня вечером придется отдать врагу и Крым.

Русские бомбардировщики сбрасывают бомбы иногда буквально в нескольких десятках метров от нас, а истребители с бреющего ведут по нам пулеметный огонь. Грохот канонады действует на нервы, впечатление, что противник берет тебя в кольцо.

Во второй половине дня тарахтенье пулеметов приближается. Нашей 2-й роте предстоит участвовать в атаке.

Получили довольствие: промерзший насквозь хлеб, колбасу, жиры и по 10 штук сигарет на человека.

Только успели поесть, как «Подготовиться к маршу!».

Примерно в 19 часов отъезжаем. Во главе колонны наш ротмистр. Холод страшный.

Нас семеро, и мы отчаянно пытаемся притулиться к полевой кухне — все же теплее спать. Но ноги замерзли так, что и не заснешь.

Часто приходится останавливаться — судя по всему, мы сбились с пути.

30 ноября 1941 г.

Остановка. Но почти никто не торопится вылезать из машин. Маскируем технику, потом отправляемся на поиски места для ночевки.

Наконец, только к половине второго ночи мы набрели на какое-то село.

30 ноября 1941 г.

Остановившись, кое-как выбираемся наружу и первым делом маскируем технику. Снова поиски местечка, где провести ночь.

У каждой хаты стоят по 5–6 грузовиков или мотоциклов. Люди вповалку лежат на полу — не пропихнуться. Повара из полевой кухни выгоняют русских из их же хаты, и те вынуждены спать в хлеву.

Поскольку для меня места не находится, ложусь в сенях на соломе. Такой жуткой ночевки еще не было. И вообще, обстановка резко изменилась в худшую сторону. «Иваны Грозные» буквально осыпают нас осветительными ракетами и бомбами. Из Ростова-на-Дону они нас выперли, теперь у них преимущество — удобные условия зимнего расквартирования и для ведения уже начавшейся зимней позиционной войны.

Нам приходится куда хуже — мы вынуждены создать на Миусе линию обороны, чтобы не позволить русским продвинуться дальше, в случае если они задумают наступать этой зимой.

В 7 утра поднимаюсь, 60-я пехотная дивизия снимается с места, вместе с ней и другие части. Все они направляются в тыл.

Перебираемся в соседнюю хату, там завтракаем.

После этого являюсь к командиру, он расположился в доме неподалеку.

Лейтенант Барц тоже там. Вчера они вместе с Тиле и Рипом наехали на мины. Машины пришлось оставить, а экипажи топали на своих двоих. Слава богу, добрались благополучно. До обеда более-менее сносно умываюсь. После обеда вместе с лейтенантом упаковываем вещи, чистим обувь.

В 100 метрах от нас расстреляли двоих пойманных партизан, одетых в русскую военную форму. В мешках у них обнаружили гражданскую одежду, немецкую форму, солдатские книжки, колбасу, жиры, сигареты.

Поджарили немного печенки. После ужина сажусь за дневник, а в 19 часов укладываюсь на боковую.

Дадут нам хоть эту ночь поспать по-людски?

Куда там! Уже в 21 час подъем. Снова «Подготовиться к маршу!». Суматошно готовимся, но потом оказывается, что можно спокойно лечь спать. Ложная тревога!

1 декабря 1941 г.

В 5 утра нас будит унтер-офицер Шульц, готовимся к маршу, но отъезжаем лишь в 8 утра.

Пошел снег. Перед тем как отъехать, нас обстреливают русские бипланы. Пули свистят, ударяют в землю, но все мы целы.

Наплевав на русских, отъезжаем, едем назад, потом останавливаемся, потом снова назад. Мимо тянутся наши части. А вокруг голая степь с единственной деревенькой вдалеке.

Проезжаем мимо наших 15 машин. К полудню добираемся до маленького села, там удается чуть обогреться.

Повара из полевой кухни зарезают двух баранов, я сижу пишу дневник. Оказывается, мы уже побывали в этой деревне несколько дней назад.

Люди настроены дружелюбно. Вторая половина дня пролетает незаметно. Темнеет рано.

В село прибывают и другие части, так что нам приходится потесниться — на всю роту только 4 хаты.

Меня уже назначили в ночное боевое охранение, я собрался отдохнуть, но тут снова «Подготовиться к маршу!». Снова проезжаем через уже знакомые деревни, в одной из них останавливаемся. Здесь для нас всех только 3 хаты.

Валюсь с ног от усталости и сплю буквально там, где стоял, едва успев натянуть на голову одеяло, засыпаю непробудным сном. Слава тебе, господи — здесь хотя бы тепло!

2 декабря 1941 г.

Сегодня уже не так холодно, всего минус 10 градусов. До поста боевого охранения недалеко, туда даже доносится шум проезжающих машин. Погромыхивает канонада.

В 5 утра поднимаем разведгруппу Лемана (экипажи двух восьмиколесных бронемашин).

Вскоре после этого прибывают мотоциклисты нашей 2-й роты, находящейся на позициях в 2 километрах от нас. В 5.30 приходит ротмистр, отправляет меня в чем есть, даже без каски, в расположение батальона, это метрах в 300. Там я до 7 утра стою в охранении, ноги замерзают, хоть ампутируй. Вижу, как на позиции проследовали две артиллерийские батареи.

Вдали постреливают русские.

Сменившись, иду поесть: поджаренный хлеб. Поев, читаю. Около 10 часов снова забираемся подальше в тыл, проехав 20 километров, попадаем в большое село, расположенное у самой железной дороги.

В воздухе постоянно кружат русские штурмовики, бомбардировщики и истребители. Шестерка бипланов вынудила нас уйти за железнодорожную насыпь. В этом селе разместиться не удалось, так что приходится снова тесниться в уже занятых хатах.

В полдень несколько раз звучит команда «По машинам!», но мы так и остаемся сидеть на прежнем месте.

2-я рота вместе со штабом батальона по-прежнему на передовой. А мы с 15 машинами торчим здесь.

Наконец, уже почти в 15 часов снимаемся с места. Вскоре уже становится темно. Примерно в 5 километрах справа видим грибовидные разрывы русских снарядов.

Проезжаем примерно 40 километров, вполне приличный кусок, но следуем вдоль линии фронта.

Пытаюсь заснуть, сидя на полевой кухне, но ничего из этого не выходит — слишком уж холодно. Около 19 часов прибываем в небольшое село, но и там все хаты забиты до отказа.

Где стоя, где сидя мы съедаем хлеб и пол плитки шоколада, а уж потом кое-как размещаемся по хатам.

У нас страшная теснота: 8 человек русских и еще 12 человек нас. Валюсь на солому и тут же засыпаю.

3 декабря 1941 г.

Боевое охранение решаем этой ночью не выставлять. Детский плач на меня не действует, так что спал я прекрасно.

На завтрак доедаем колбасу.

Артиллеристы изгнали из небольшого села всех русских до единого. Жуткая картина. Мне она явно не по душе. Ничего подобного до сих пор мы не творили. Люди поспешно укладывают все нажитое в 2–3 мешка и грузят их на телеги. Дети бегают босиком, некоторые вообще полураздеты. И вот на этих телегах местные жители семьями едут куда глаза глядят.

Наша полевая кухня еще вчера отправилась в расположение батальона. Мне удалось выпросить еды у артиллеристов.

Во второй половине дня мимо двигаются гужевые повозки.

Строительные части будут возводить на здешнем участке оборонительные позиции.

В конце концов и нас постигла участь местных русских — артиллеристы выпроводили из хаты и нас. Судя по всему, мы скоро переедем в другое село.

И в 16 часов мы на самом деле отъезжаем в лежащую в 5 километрах деревню. Но когда мы прибыли туда, оказалось, что и там полным-полно артиллеристов.

Село состоит из расположенных в ряд хат, их десятка два, наверное. Мы распределяемся по ним. В 22 часа прибывает наш оставшийся батальон. Фельдфебель привозит почту.

4 декабря 1941 г.

Сутра 2 часа в охранении, после этого прочитываю письма из дому. В бандероли обнаруживаю рождественский венок — его передала мне через сестру ее начальница.

Мне давно страстно хотелось увидеть хоть веточку зелени, я так истосковался по ней зимой и страшно рад подарку. Днем артиллеристы отчаливают, мы занимаем их место. Как же здорово иметь возможность снова как следует умыться.

5–14 декабря 1941 г.

Относительное спокойствие. Приходит большая почта, песенники, губные гармошки, домашнее печенье. Отвечаю на письма при свете коптилки.

Лейтенант Барц несколько раз участвовал в развед-рейдах. Русская артиллерия и бомбардировщики по-прежнему не забывают нас. Наш дивизионный капеллан созывает всех на мессу.

12 декабря у нашего командира день рождения, так что у нас работы по горло. В 7.45 прибывают люди из роты. Стол с подарками. Песни.

Мы тем временем успеваем накрыть на стол. Кофе в зернах, пирожные из полевой кухни роты, 2 торта, 1 бутылка коньяка и так далее.

На обед жареные утка и курица. Нам тоже достается пара кусочков. В 15 часов приходят унтер-офицеры, принесли кофе с пирожными, булочки. Заканчивается все в 18 часов.

Прибывают и другие офицеры поздравить — кусок торта, бутылка коньяка.

Вечером подали еще жареную утку. В целом день рождения вышел очень неплохой.

В воскресенье на Адвент поставили три свечки.

Погода все эти дни была отвратительная, грязь чуть ли не по колено.

На службе все было спокойно — раз в день построение, потом занимались техникой и разными другими работами.

15–21 декабря 1941 г.

Дни проходят спокойно без особых хлопот. Несколько часов занятий — изучали 2-см орудие.

Все вокруг раскисло. Доставка еды превратилась в пытку, иногда увязнешь так, что едва из сапог не выскакиваешь.

Служба не забойная — раз в день построение. Занимаемся приведением в порядок инвентаря.

15–21 декабря 1941 г.

Дни проходят спокойно, служба по-прежнему не донимает. Несколько часов в день занятия по изучению 2-см орудия.

Все еще ужасающая грязища. Сходить за едой — и то муки, увязаешь чуть ли не по колено.

День выглядит примерно так:

— 6.30 — подъем, прибытие почты. Все притворяются, что спят и ничего не слышат. В конце концов, минут через пять поднимается первый из нас.

Обе хозяйки, молодая и пожилая, тоже встают. Молодая все время занята с детьми, все время приходится ее просить растопить плиту.

В 7 часов плита наконец растоплена, и пожилая хозяйка убирает оставшуюся с ночи солому.

К этому времени я успеваю умыться, начистить сапоги лейтенанту и согреть для него воды умыться. После этого нарезаем хлеб — в 8 завтракают наши офицеры.

Бардак жуткий, эти русские все время путаются под ногами.

К 9 часам и нам удается сесть позавтракать. На обед мы поджариваем хлеб. А в 14.30 уже начинает темнеть.

Все время надо поддерживать огонь в печи, иначе к каждому приему пищи приходится растапливать ее по новой. Что до мытья посуды, с этим полный каюк — хозяйка просто не понимает, что посуду после еды необходимо мыть.

Вечером кто-нибудь из нас приносит кофе и довольствие из полевой кухни: гречневую кашу, суп с манной крупой, 40 г жиров.

Насытиться всем этим невозможно, так что приходится добывать пропитание самим.

После ужина садимся поговорить. Писать при свете коптилки невозможно.

22 декабря 1941 г.

Позавчера ночью пошел снег. Подморозило. Прошлой ночью стоял в боевом охранении.

Штабан где-то стащил двух цыплят.

Сегодня с утра команда «Подготовиться к маршу!».

Несколько часов собираемся, перед этим и я «раздобываю» двух цыплят. Наш грузовик приходится выдергивать из застывшей грязи тяжелой бронемашиной.

Около 10 часов отправляемся. Люди облепили наши бронемашины, висят на них чуть ли не гроздьями.

Я еду с машиной Людера, свесив ноги. Трясет на ухабах страшно.

Сделав километров 20, прибываем на новое место расквартирования. Уже полдень.

Я снова поступаю в распоряжение командира. После обеда распаковываем вещи и обустраиваемся на новом месте. Новое место куда просторнее прежнего.

23 декабря 1941 г.

С утра доставляем деревянные чемоданы офицеров. Почти весь день занят обустройством. С лейтенантом Барцем просто покоя нет: то гвоздей ему принеси, то молоток подавай, то еще чего-нибудь. Но зато все выходит просто загляденье.

Во второй половине дня говорю себе: нет, так дело не пойдет — нужно украсить нашу нору по-человечески.

Отыскиваю подходящее деревце в качестве рождественской елки. Верхушку обрубаю, потом мы еще с одним товарищем, прибегнув к нехитрым маневрам, сооружаем подобие елки. Местные девчонки помогают нам. В конце концов, все очень и очень похоже на елку.

Спать ложимся на соломе, вместо подушек свернутые в скатку шинели. Укрываемся плащами.

Спокойно засыпаем — все-таки из ничего взяли да соорудили рождественскую ель!

24 декабря — канун Рождества.

С утра украшаем нашу хату. На окна вешаем шторы.

На одну стену вешаем знамя, напротив — искусственные еловые ветки и зеленые полосы. Не так уж и плохо.

А в комнате командира и того лучше.

Во второй половине дня украшаем нашу «ель». Ставим ее в углу на сооруженной мною же подставке. К другой стене прибиваєм кусок зеленого брезента, ставим два карабина и две каски.

Елку украшаем вырезанными из серебряной фольги звездочками, снежинками из бумаги, ватой, свечами. Выходит очень красиво — самая настоящая елка.

Стоило потрудиться — все вокруг ахают, как красиво. В 14 часов общее построение, мы получаем на всех (а нас в этой хате 8 человек) 3 бутылки коньяку или штейнхегера[6] и, кроме того, по 4 булочки на человека.

Около 17 часов в хате, где разместилась канцелярия для части личного состава, проходит торжественный ужин, в 18 часов — у командира ремонтников Кайцика — для другой половины.

В канцелярии накрыт длинный стол. В центре — 10 вырезанных из дерева рождественских елочек, каждая украшена свечами.

По обе стороны выложены подарки — из расчета на каждого: 3 с половиной плитки шоколада, конфеты, 40 сигарет, полбутылки водки.

На подставке красуется настоящая большая елка. Увы, но я в этом празднестве не участвую, потому что поступаю в распоряжение унтер-офицера Шёнвальда — составить список людей в боевое охранение. Но минут 10 спустя уже возвращаюсь.

Сыграл на губной гармошке для всех несколько рождественских песен. В 18 часов подходят остальные, от них узнаю, что меня произвели в ефрейторы. Оксенфарт преподносит мне две посылочки, причем без адреса отправителя. В одной лезвия для безопасной бритвы, в другой колбаса и печенье.

Ужином для офицерского состава занимаются штабные. Их даже порадовали цыплятами.

После ужина доставляют почту, мне приходит письмо из дому и посылка. В ней бумага для писем, губная гармошка, рождественский венок и книга.

Я ужасно рад получить это все именно в канун Рождества.

Вечером слушаем рождественскую музыку. Для поднятия настроения откупорили бутылку коньяка.

После ужина офицеры собираются у командира батальона.

Я тоже к 22 часам направляюсь в батальон — стоять в боевом охранении до 24 часов. Из всех хат доносится пение и музыка. Время тянется жутко медленно. Нельзя сказать, что холодно, что-то вроде оттепели, но понемногу снова подмерзает. Когда возвращаюсь с поста, все уже спят.

25 декабря 1941 г.

С 4 до 6 утра снова стою на посту.

Да, сегодня Рождество. Это уже заметно по настоящему кофе в зернах, аромат которого чувствуется повсюду уже с раннего утра, а к кофе съедаем печенье и мармелад.

Офицеры поднимаются только к 8.30.

Даже сегодня нам положено вычистить им сапоги и заправлять кровати. Только я сел написать, что письмо получил, как приходят целых четыре посылки с очень полезными вещами. Вот так сюрприз — ну, в точности к Рождеству! Хвала нашей полевой почте — сработала аккуратно.

Машина, на которой следовал наш командир, увязла, так что я вместо Штабана (его водителя) занимаюсь праздничным обедом: жарю утку.

Во второй половине дня читаю и пишу письма, ем присланные из дому вкусности. Совсем как дома.

На ужин выдают 200 г колбасы и сливочного масла.

Вечер проходит очень мило: пьем какао, едим орехи.

Приносили почту, одно письмо пришло и мне.

26 декабря 1941 г.

И сегодня подъем в 7 утра. Кофе с пирожными на завтрак.

На обед гуляш с лапшой.

В 14 часов прибывает дивизионный капеллан. Нас, человек 30 из батальона, собирают у командира ремонтников.

Получается небольшое торжество: поем рождественские песни, а потом капеллан дарит нам книги и журналы.

На 16 часов я пригласил на кофе своего приятеля Альфреда Кёрбера. Выставляю домашние пироги, кое-что прихватил и Альберт.

Очень хорошо посидели, наверное, с час.

После этого вместе отправились в канцелярию — там прибыла еще почта.

На ужин сыр, клецки, жир, 2 булочки. После еды сажусь ответить на письма, но потом охота писать пропадает. Предпочитаю послушать рождественскую музыку.

27 декабря 1941 г.

Сегодня нам снова предстоит «переброска».

Переселяемся в хату на другом конце села. К 12 часам надо успеть.

Сразу же после завтрака принимаемся за дело. Разумеется, забираем с собой нашу гордость — рождественскую ель, которую мы смастерили из ничего. Хозяйке это не по душе — она с охотой оставила бы ее у себя. Русские тоже восторгались елочкой, ничуть не меньше нас.

В две ходки перевозим все необходимое на новую квартиру. Обедаем уже там. Тесновато, конечно, но до завтра потерпеть можно. Дело в том, что завтра нам опять предстоит переезд.

А здесь 8 человек русских — повернуться негде.

Да и холодина страшная — удивляться нечему: топят сухими стеблями подсолнечника. Так что даже хлеб обжарить не на чем.

Сегодня получил из Трансильвании посылочку, тоже масса нужных вещей, все очень красиво упаковано. Не забывают меня мои квартирные хозяева из Сибиу. Год назад мы вместе отпраздновали Рождество. И снова спасибо тебе, наша полевая почта!

Ложимся впритирку друг к другу, включая и русских. На кровати спят хозяева, муж и жена и двое детей, а на второй — молодая женщина, тоже с двумя детьми.

28 декабря 1941 г.

Подъем в 6 утра, вставать, как всегда после праздников, неохота. Но мы быстро поднимаемся и готовимся перебраться на новое место. Хата, куда предстоит перейти, всего в 150 метрах. Мы с Гердинандом перетаскиваем пожитки, Штабан копается в двигателе — машина никак не хочет завестись. К полудню все готово.

На старое место перебралась канцелярия. А хату, в которую мы сегодня переехали, до нас занимал начальник финчасти.

Наш лейтенант снова наводит уют — ничего не поделаешь, это его конек.

У нас обедают «Опи» и еще лейтенант Фислер. Места достаточно, да и печка получше, вот только и здесь трое русских.

К вечеру хата обретает приятный вид: бумажные шторы на окнах, скамейки, три стола, электрический свет (от аккумулятора), постели тоже приведены в порядок. На ужин баночка рыбных консервов, 6 сигарет и 4 сигариллы. На ночь набил соломой свой брезентовый матрас.

29 декабря 1941 г.

Подъем, как и вчера, в 6 утра. В 7.55 построение около здания бывшей школы. В школе разместились примерно 40 человек из нашей роты.

Наш фельдфебель снова пустился рассуждать о нарушениях дисциплины в период Рождества. Мол, кое-кто нализался до чертиков и так далее. Мы стоим и мерзнем, но, в конце концов, даже фельдфебель устает говорить.

С утра уборка помещений и территории.

Унтер-офицер Арндс из всяких досточек сооружает две кровати. Мы с Кёрбером — уборную, причем с крышей. Вечером стою в охранении.

Сегодня лейтенант Барц сообщает, что назначен комендантом в Покровском, иными словами, завтра с утра мне предстоит упаковывать его вещи.

30 декабря 1941 г.

С 4.30 по 6.30 стою в охранении. Выпало чуточку снега, зато поднялся сильный ветер. Приходится стоять, укрывшись за чем-нибудь.

В 6.30 поднимаю роту, после этого занимаюсь упаковкой имущества лейтенанта Барца и своего. Получаем довольствие из расчета на два дня, включая новогоднее. На троих человек бутылка рома, 3 плитки шоколада, 75 сигарет и 3 банки консервированных сосисок.

Около 9 часов отъезжаем на грузовике в Покровское. В комендатуру назначены унтер-офицер Гербер и еще кто-то из взвода связи.

Еще на пути в Покровское до нас доносится грохот канонады. Проехав 20 километров, прибываем в назначенный пункт, едем сразу в расположение батальона. В расположении 2-й роты сгружаем имущество. Я дожидаюсь в помещении.

К полудню прибывает дизель. Еще час жду, пока он отправится к нашему месту расквартирования. Хочется есть, я уже умял полплитки шоколада.

В конце концов к 15 часам я вместе со всем барахлом на новой квартире. Это небольшая хата.

Лейтенант Барц пока что не прибыл. Унтер-офицер Гербер вместе со связистом занимают хату рядом.

В хате украшаю одну из стен ковриком — ту, где будет наша вешалка для одежды. Потом заправляю для лейтенанта койку.

Русские хозяева угощают меня очень вкусным супом, наедаюсь до отвала. Потом велю им поджарить картошки для нас с лейтенантом, потом выпиваем немного коньяку, пожалованного Барцем.

Освещение — свеча.

31 декабря 1941 г. — 1 января 1942 г.

Новогодние праздники.

Ночью в 12 часов сижу в одиночестве в хате и читаю хронику нашей роты.

Вдруг совершенно неожиданно раздается свист пуль. Что такое? Тут же стрекочет пулемет.

Неужели русские, черт бы их побрал? В дверь испуганно заглядывают заспанные хозяева.

Выскакиваю на улицу — пули свистят, стрельба, в воздух взлетают ракеты.

Неужели и правда село атакуют русские?

Бегу в соседнюю хату, поднимаю солдат. Они тоже понятия не имеют, что происходит.

Бегу снова к себе, натягиваю шинель, хватаю оружие и только после этого до меня доходит, в чем дело.

Отовсюду слышатся крики: «С Новым годом!»

Ну и я за компанию выхватываю пистолет и палю в воздух. Целую обойму сдуру выпускаю.

Стреляют трассирующими и обычными пулями, целыми дисками. Вокруг светло от ракет, как днем.

Так продолжается, наверное, с полчаса. Под финал решают внести свой вклад и наши артиллеристы: прогремело несколько выстрелов из зениток и противотанковых орудий. Потом все стихает.

Вот так я встретил новый, 1942 год на участке фронта у Миуса. Около 2 часов наконец укладываюсь спать.

Поднимаюсь в 8.30 утра, а мой лейтенант продирает глаза только к 11 часам.

В полдень доставляю еду из 3-й роты стрелков-мотоциклистов. Капуста, мясо с подливой, кроме этого, хозяева угощают супом.

Холод собачий — и снега навалило сантиметров 10, не меньше.

После обеда читаю и пишу письма, потом раздобываю немного бензина для лампы. Пока бегал в поисках бензина, чуть не отморозил пальцы. Пришлось оттирать их снегом.

Сплю на тонкой соломенной подстилке — солома, а поверх нее кусок брезента. Хозяйка дала мне маленькую подушку. Укрываюсь тремя одеялами.

2 января 1942 г.

Утром нам проводят телефон. От артиллеристов привожу лошадь. В 11 утра лейтенант Барц едет на ней верхом в комендатуру.

До 14 часов предоставлен самому себе, хозяева приглашают отведать щей. Вечером выдают сливочное масло, искусственный мед, сардины в масле, рисовый суп. Но есть особенно не хочется — русские накормили в обед досыта.

3 января 1942 г.

Сегодня подъем как обычно — в 6.30, к 8 утра все прибрано и готово.

На завтрак хозяева дают сухофрукты.

В комендатуре всегда полно народу, русские полицейские, городской голова, чиновник, разбирающий жалобы и заявления, сами жалобщики и так далее.

Меня же пока никто не трогает, сижу себе пишу письма или читаю. На обед хозяйка поджарила картошку, у меня еще оставался кусок сала — я это сало с собой уже третий месяц таскаю. После обеда лейтенант Барц отправляется к командиру. Уже собрался сесть и писать дневник, как неожиданно трезвонит телефон.

Оказывается, это унтер-офицера Шатца вызвали в Таганрог за дровами для нашей роты. Он должен отправиться туда вместе с двумя солдатами.

Унтер-офицер Штихерт приносит мне посылку из дому и письмо от моего друга В. Цека из Сибиу (Румыния).

Так как телефон звонит непрерывно, прочесть письмо удается только спустя минут двадцать.

В 16 часов получаю довольствие, а пока меня заменяет унтер-офицер Шатц.

Сегодня снова ем щи за хозяйским столом. Пришлось несколько раз выходить по разным делам. Ужасно холодно, не меньше 25 градусов мороза.

И так приятно снова вернуться в натопленную хату.

Хозяйка уже два раза стирала мое белье, выгладила и даже подштопала дырки.

Вообще, у нас с русскими хозяевами самые добрые отношения.

5 января 1942 г.

4 января ничего выдающегося не произошло. А сегодня 70 человек русских явились на работы — шум, гам… К чиновнику с утра выстраивается очередь на целый день.

6 января 1942 г.

Сегодня решено перевести приемную в дом № 30. В 8 утра туда отправляется и лейтенант Барц. И телефон тоже теперь там.

Сегодня с утра на работы явилось человек 200 русских — угрозы, стало быть, подействовали. Среди них и наш хозяин. На ужин зажариваю курицу, которую нам принес один из местных полицейских.

Лейтенанта вызывают в 18 часов в штаб батальона. Отличная курица стынет, дожидаясь его.

При свете коптилки пишу письмо домой, на улице, хлопая ставнями, дует ветер.

8 января 1942 г.

Сегодня страшная скользота. Один за другим прилетают русские бипланы. Мы ведем по ним огонь, но верткие самолеты маневрируют и уходят от наших пуль и снарядов. Моему лейтенанту Барцу предстоит отпуск на родину, мне же — в Пономарево в родную роту.

9 января 1942 г.

Около 16 часов прибывает грузовик, через полчаса все погружено. Наши квартирные хозяева опечалены, мы прощаемся, они уже успели к нам привыкнуть. После тряски по колдобинам в 18.30 прибываем к хате, где разместился командир. Там все сгружаем и ужинаем. Впервые за две недели слушаю танцевальную музыку.

Унтер-офицер Арндс в наряде, поэтому сплю на его койке.

10 января 1942 г.

В 6 утра поднимаю лейтенанта Барца, в 8 он вместе с троими унтер-офицерами отправляется в отпуск. За рулем — Штабан. Я снова в роте.

В 14 часов построение, меня отправляют на уборку школьного здания.

Вот это метаморфоза! И как же тут все выглядит? Атак: 23 человека ютятся в большом помещении, на полу тонкий слой сена, поверх одеяла — вот и вся постелька.

Отвык я от такого, как-никак в последнее время я жил, как у бога за пазухой. Правда, по части довольствия мне везет: получаю полбутылки вина и 125 г печенья. Писать дневник сегодня не получилось. Успел только почитать и еще отловить 25 вшей.

11 января 1942 г.

Подъем в 7 утра, в 8 вместе с двумя солдатами являюсь к унтер-офицеру Бутуле. В течение часа надзираю за 14 русскими, которые роют для нас окопы на склоне холма неподалеку от села. Ничего страшного, считай, прогулка на свежем воздухе. После обеда — еще час.

Вечером меня вместе с другими назначают в боевое охранение.

Вечер проходит за игрой на губной гармошке и чтением.

12 января 1942 г.

Я прибыл как раз вовремя — с сегодняшнего дня в роте начинается нормальная, обычная служба — в 8–9 часов утра занятия, в том числе и строевая подготовка.

Ноги разъезжаются — скользко. Но ничего — хохочем, да и только.

Во второй половине дня до вечера чистка оружия, снаряжение дисков и лент патронами. А вечером тоже как обычно — написать письмо, почитать, поохотиться на вшей, разумеется.

Сегодня сходил еще за одной посылкой от моих прежних хозяев из Сибиу. Мне прислали перочинный нож, плитку шоколада и карамель.

13 января 1942 г.

Перед построением чищу ваксой сапоги — вернее, один правый, потому что левый в ротной сапожной мастерской. Как правило, на построении бывает человек 40. После того как уходят писари, повара и так далее, остается 28 человек, их и разводят на занятия.

Сегодня проходим пулемет и 2-см орудие. После занятий сходил к сапожнику забрать левый сапог. В 15.45 — осмотр обуви. Вообще-то уже темно, так что господам унтер-офицерам не разглядеть, у кого обувь надраена, а у кого нет.

Получаем вкусный круглый хлеб, на вкус не хуже пирожных. Как после такого есть обычный? А ведь придется.

14 января 1942 г.

Сегодня хозяйственный день.

Унтер-офицер Кемпе, подложив динамит, подрывает огромный пень. Так что дровами мы теперь обеспечены. Правда, дрова эти горят плохо, печка дымит страшно. В качестве топлива используем и покрышки от русских грузовиков, предварительно распилив их на части.

15 января 1942 г.

В 6.30 подъем, мало-помалу люди встают. Дневальные позаботились — со вчерашнего вечера в помещении стоят два ведра воды. А воду набираем в колпаки от колес. По очереди умываемся, даже еще немного времени остается до построения в 7.50.

В первой половине дня занятия по химподготовке. Тема: «Газы и средства противохимической защиты». Проводит фельдфебель Эртель. Я чуть не теряю сознание — случайно вдыхаю какой-то отвратный газ.

После обеда построение в плащах и рукавицах, после этого посыпаем песком дорожки к канцелярии и полевой кухне.

Скользота ужасная.

И сегодня прибывают рождественские и новогодние посылки.

Караульное помещение отапливаем углем — там на самом деле жарко.

Около полуночи упаковываю пожитки — с утра мы вместе с четырьмя унтер-офицерами и еще 16 солдатами отправляемся в Покровское. Там неспокойно.

16 января 1942 г.

Подъем в 5 утра. Беру с собой только одну сумку — в ней самое необходимое.

В 7 часов мы уже маршируем по обледенелой земле, увешанные карабинами и прочим снаряжением. Иногда кое-кому приходится пропахать носом. Снег покрывает замерзшая корка — идти по нему можно без опаски провалиться. Иногда срезаем путь, идя через поля.

Через 10 километров делаем 10-минутный привал, потом еще останавливаемся на полчаса уже на подходе к Покровскому. Закусываем черствым хлебом всухомятку.

По льду Миуса, через поля, через замерзшее болото прибываем в Покровское и топаем прямиком к комендатуре.

За железнодорожной линией нам отведены целых 3 хаты.

Хата удобная, чистая, и мы, устав как собаки, после перехода решаем отдохнуть. Часов в 18 раздеваюсь до трусов и умываюсь ледяной водой. После этого — будто заново родился.

17 января 1942 г.

Подъем почти в 8 часов утра. Умывшись, надеваю чистую рубаху и кальсоны.

В 9 утра построение. Нам представляется лейтенант Ревершон фон Бох. Отныне он наш командир взвода.

Кофе приготовили для себя сами.

С утра обустраиваем помещение. На обед сами варим гороховое пюре. Потом пишем письма домой, я веду дневник, чистим оружие — так и проходит день.

Ночью стою в охранении — скользота и страшный холод.

18 января 1942 г.

С 24 до 2 часов стою в охранении. Лицо одеревенело от мороза, уши отмерзают, несмотря на опущенные клапаны. Из-за мороза делаем только один обход, а так стоим в защищенных от ветра местах.

На линии фронта перед Покровским через короткие промежутки взлетают осветительные ракеты то в одном месте, то в другом. Иногда и красные ракеты — это значит, неприятель атакует.

Видны и вспышки — выстрелы артиллерийских орудий.

Безумно рад, когда кончается моя смена, до 6 утра сплю.

Днем четыре раза по часу выстаиваю на посту у комендатуры. В промежутках читаю или отлавливаю вшей.

На весь день вывешиваю на холоде одеяла и шинель — может, мороз прибьет этих окаянных насекомых?

В 19 часов в хате ужинаю по-человечески, русские угостили сухофруктами, черносливом. Вот жаль, сахара нет.

Постель моя состоит из одеяла, куска брезента, плаща (подкпадываю его под низ) и еще двух хозяйских одеял.

19 января 1942 г.

В 7 утра один за другим поднимаемся. Так как хозяйка еще не растопила печку, горячего питья не предвидится, приходится есть всухомятку.

С утра занятия по подрывному делу — различные виды взрывчатки, бикфордовых шнуров, детонаторов.

Получаем довольствие на 5 дней: на брата выходит 6 сигарет, 3 небольшие плитки бельгийского шоколада, 2 сорта норвежского сыра, колбаса, сливочное масло. На всю компанию получаем 12 буханок хлеба. Тут же приходит почта — мне целая куча — 6 писем, кроме того, 2 посылки, 9 книг и иллюстрированные журналы.

Так увлекаюсь чтением, что даже забываю о еде. Тут же сажусь ответить на письма. Вечером еще почта — 1 письмо, 1 открытка из Сибиу, 1 небольшая посылка.

Сегодня собрались, и у нас весело и уютно: Шатц пиликает на губной гармошке, Брандт и Шассе напевают популярные песенки, я пишу — словом, чувствую себя как дома. К 20 часам настрочил целых 8 писем.

На улице пальба жуткая, такого давно не было — чему удивляться: фронт в десятке километров. Темноту озаряют вспышки разрывов и выстрелов.

Около 22 часов прибывают четверо стрелков-мотоциклистов. Ночуют у нас. Хороший выдался сегодня день.

21 января 1942 г.

Сегодня переезд. После плотного неторопливого завтрака мы укладываемся — грузим наши вещи на сани. Около 11 часов перебираемся на другой конец села — улица Западная, дом № 227.

Пехотинцы тоже уходят из села. Жаль, конечно. С группой Клюзенера занимаем помещение. Оно меньше того, откуда мы выехали. И холодно. Молча в раздумье сидим за столом.

И за едой разговор не клеится. После обеда прибираемся. В соседней хате разместилась группа Ваака. Спать ложимся рано, холодина жуткая.

22 января 1942 г.

Около 8 утра подъем, ночью замерз, как цуцик. Быстро одеваюсь, к 8 вместе с Хиршле нужно быть в комендатуре.

Когда добираемся туда, кто-то из русских указывает на мой побелевший нос. Я тут же растираю его снегом. Нам выдают краску — предстоит пронумеровать 12 хат, расположенных за железной дорогой.

Холод не спадает, и восточный ветер просто невыносим.

На голове у меня две шерстяные шапочки, приходится передвигаться боком, чтобы ветер не дул в лицо. Сильная пурга, дальше 100 метров ничего не разберешь. Температура — минус 25 градусов.

Вот носишься галопом от хаты к хате, чтобы не околеть. Когда мы наконец в полдень вваливаемся в наше натопленное жилище, рады до безумия.

После обеда чищу оружие Форнеберга. Около 16 часов садимся поесть, жертвую свою банку ливерной колбасы.

Лампой пользуемся керосиновой — свет тусклый, еле видно. Да и холодно в нашей хате — спать ложусь в русской стеганой куртке — телогрейке и в форменных штанах.

23 января 1942 г.

Вчера Илле притащил из парка пионеров печку. Местные называют их «буржуйками», а Шассе как раз ее сейчас устанавливает.

После еды отправляемся с тележкой за углем на базу. Выдают 100 кг угля.

В парке пионеров у железной дороги валяется уголь, дрова, проволока, железные печки. Наша 13-я дивизия приволокла все это богатство из Таганрога.

24 января 1942 г.

С Ролаппом идем в комендатуру, надо разузнать, где сейчас разместилась 2-я рота 66-го пехотного полка. До полудня мы обернулись.

Выдали довольствие из расчета на 5 дней на человека: 16 сигарет, 1 плитка шоколада, кусок ветчины, сыр, 2 банки рыбных консервов и сливочное масло.

После 16 часов здесь уже темно. Сидим себе в темноте и пиликаем на губных гармошках. Сегодня удалось раздобыть лампу побольше — так что целый вечер хоть почитать можно.

Русские сбросили штук 6 бомб. Грохотало основательно.

Co стороны передовой доносится знакомый шум — мы уже успели привыкнуть к этому.

25 января 1942 г.

В 6 утра все на ногах. Но так как сегодня воскресенье, валяемся до 8 часов. Только часам к 10 все наконец наелись и умылись.

Тявкают зенитки. Только что пожаловавшие русские бипланы тут же исчезают.

А вообще сегодня здесь спокойно, совсем по-воскресному. Целый час пишу дневник и письма, никто не мешает. После обеда опять немного почитал. Но в 15 часов кое-что произошло.

Нашей 2-й роте приказано сменить боевое охранение на позициях.

Холод жутчайший — минус 34 градуса. Рады, что хоть ноги в валенках.

Сопли в носу замерзают, а на бровях оседает иней.

Погода сегодня для летчиков как на заказ. Русские бомбардировщики идут прямо над нами. Вдали видно, как падают и рвутся зажигательные бомбы.

Около 21.30, я как раз был на улице, снова «иваны». Самолет сбрасывает несколько «зажигалок», и те, упав, загораются метрах в 300 от нас. Тут же раздается знакомый свист, и у одной из хат рвутся уже не зажигательные, а фугасные бомбы. Грохот ужасный.

С полуночи и до 2 часов стою в охранении. И, как назло, снова русские летчики. Едва заметил самолет, как он вдруг стал пикировать. Я прижался к деревянной стене хаты и думаю: не дай бог, осколочными саданет, тогда мне точно крышка!

И вдруг вижу, как на противоположной стороне улицы без взрыва взметаются вверх сразу 4 огненных гриба. До них метров 40, не больше. Я сразу же бегу туда, а Бах, струсив, так и остается лежать на снегу. Две зажигательныв бомбы, шипя, горят в каком-то десятке метров от нашей хаты. Искры разлетаются на несколько метров. Всего зажигательная бомба горит 10 минут. Едва догорели бомбы, как «иваны» снова возвращаются. Свист, глухой разрыв на главной улице, визжат осколки.

Зажигательная бомба имеет в длину 15 см и толщину в 4 см. Вес такой бомбы составляет примерно 1 кг.

Продолжительность горения — 5–10 минут. Эти бомбы при падении на землю не взрываются, а загораются, разбрасывая искры.

26 января 1942 г.

Всего до 6 утра к нам наведалось десятка полтора русских ночных бомбардировщиков.

Весь следующий день стоял на посту — 4 раза по часу, очень холодно. Рад, когда появилась смена.

В свободное время много читаю, ем «русский шоколад» (так мы называем семечки).

В помещении для умывания стоит русская железная печка; излучая тепло, она прекрасно греет. Топим ветками, конечно, не самое лучшее топливо, но лучшего здесь не сыскать.

В 18 часов прибывает смена, нас сегодня всего четверо, трое убыли на отдых в Таганрог.

Около 19 часов снова свистит — несколько осколочных бомб разрываются совсем рядом, а в 200 метрах падает зажигалка.

27 января 1942 г.

Прекрасно спал у печи. В 21 час просыпаюсь — уголья в печи покраснели, чуть-чуть пришлось пошуровать. Сегодня я дежурный по помещению. Натягиваю шинель и отправляюсь за кофе.

В 9 часов у нас занятия по ориентированию на местности: по компасу блуждаем в кустарнике вдоль берега Миуса. Ветер с ног валит, в 11 возвращаемся, и с нами проводят еще час занятий по ориентированию. В полдень доставляю еды на всех, потом подогреваю обед на последнем остававшемся у меня кусочке сала.

28 января 1942 г.

Ночью простоял 2 раза по 2 часа в охранении, в жуткую пургу, видимость — несколько метров.

С 4 до 6 утра грохот канонады, да такой сильный, что и не припомнишь. Не менее 200 выстрелов, да еще вдобавок пулеметный огонь. Когда меня в 6 часов сменяли, над деревней со свистом пронесся снаряд. В 9 утра, прихватив с собой парочку пулеметов, изучаем местность.

Вскоре прибывает вестовой — все отставить, срочно добыть лопаты. Нас в жуткий ветер гонят к железной дороге. Русская шапка служит мне добрую службу. Ветер гонит поземку. Отвернувшись от ветра, пробираемся к железнодорожной линии, потом идем по рельсам. Ветер такой, что буквально валит с ног.

Пройдя 500 метров, мы у цели. В снегу застряли несколько грузовиков, их предстоит откопать, народу много, тягачи тоже есть. Вскоре их вытаскивают, и можно возвращаться.

29 января 1942 г.

В 7 утра поднимаемся, приводим себя в порядок. Сегодня нам предстоит возвращаться в роту в Пономарево. Но в полдень другой приказ — отбытие в Пономарево только на следующий день.

Приводим в порядок оружие, все ненужное грузим в кузов машины. Во второй половине дня из Таганрога возвращаются наши отдыхающие. Им есть что порассказать нам.

Примерно в 22.30 объявляют «Готовность № 1». Спать ложимся одетыми по полной форме, оружие тут же.

30 января 1942 г.

В 7 утра собираем вещички. В 10 часов утра 9 человек нас и трое русских отправляются в путь. Снова объявлена «Готовность № 1».

Объявляют фамилии еще девятерых счастливчиков — им тоже предстоит отдохнуть в Таганроге.

А мы, устало семеня, продвигаемся в Пономарево. По пути нахожу 15 русских листовок, и все разные. Забираю их с собой, чтобы потом отправить в письме домой — на память.

В 15 часов прибываем в Пономарево, в роту. В 17 часов ожидается радиообращение фюрера. Нас ведут в школьное здание, где мы прослушиваем речь Гитлера.

31 января 1942 г.

Так как наши вещи пока что не доставили, приходится умываться кое-как.

В 7.50 общее построение. Наш фельдфебель захворал, за него начальник ремонтной мастерской. Сегодня мы занимаемся тем, что приводим в порядок зал — предстоит совещание офицерского состава технических служб 13-й танковой дивизии, назначенное на 9 утра.

На квартире фельдфебеля Эртеля нас подстригают.

Совещание продлилось до 13 часов, после этого нам позволяют вернуться в здание школы.

В 14.15 — медосмотр.

Около 18 часов наконец прибыло наше барахлишко.

1 февраля 1942 г.

Сегодня воскресенье, поэтому подъем только в 8 утра. После завтрака делаем уборку, потом читаем и пишем письма. Можно и музыку послушать, под нее хорошо читается.

2 февраля 1942 г.

В 7.50 построение в спальном помещении и распределение на работы на технике. Из-за страшного мороза работать приходится по полчаса, постоянно сменяясь. Сегодня день выплаты нашего солдатского жалованья. Мы успели снять оба передних колеса машины Брокмана и одно смазать.

В 16 часов готовлюсь заступить в охранение. Караульное помещение сегодня опять в сенях хаты Эртеля. Железная печка прекрасно греет, но все равно холодно, потому что в сенях дует изо всех щелей.

Дольше нескольких минут на улице находиться невозможно, приходится искать углы, куда не задувает ветер.

Вчетвером стоим по часу, еле выдерживаем до смены. Дует ледяной ветер со снегом.

3 февраля 1942 г.

Охранение заключается в том, что каждый из нас за час проходит до расположенного в километре стога соломы и обратно. Пока нахожусь в караульном помещении, решаю привести в порядок вещички — подштопать или подшить что-нибудь. Из-за мороза водители, рассевшись по хатам, занимаются чисткой инструментария.

5 февраля 1942 г.

Два часа занятий — продолжаем изучать 2-см орудие. На улицу из-за мороза не выйти. Каково же приходится тем, кто на передовой?

Ветер дует с прежней силой.

В 11 часов для нас, католиков, предусмотрено богослужение, поэтому наша группа быстро собирается в здании школы. Появляется дивизионный капеллан, служка хлопочет у стола, который служит алтарем. Принесли и потир, и облачение — словом, все необходимое для мессы. Выглядит все очень торжественно. У нас уже давно не было святой мессы, и эта запомнится надолго.

В конце нам без исповеди отпускают грехи, и мы вместе принимаем Святое причастие.

Около 12 часов месса заканчивается, капеллан прощается с каждым персонально. У капеллана отличная память — он запоминает всех, с кем хоть раз встретится.

Сегодня нам выдали хлеб — по буханке на брата из расчета на 3 дня. Это немного. Остального довольствия вполне хватает.

В роте открылась и библиотека — пока в ней всего около 50 книг. Они очень удобно расставлены, и к ним свободный доступ. Да и времени на чтение достаточно.

7 февраля 1942 г.

Чтобы хоть как-то обслуживать технику при таком ветре и морозе, около наших бронемашин соорудили нечто вроде щитов.

Сегодня меня назначили в зенитчики, два раза по часу охраняю небо. Холод ужасный, неудивительно, что никто из русских не показывается.

8 февраля 1942 г.

Погода улучшилась, и нас отправили на работы. Я вновь в ПВО, и с 8.30 до 9.30 дежурю у зенитного пулемета. Едва заслышав гул моторов, сразу же бросаюсь к нему. На высоте примерно 300 метров над нами плывет пятерка русских бипланов. Резко снизившись, они собираются атаковать здание школы, но отчего-то не открывают огня.

Чуть позже гремят взрывы — русские бомбардировщики сбрасывают весь бомбовый груз на главной дороге. Тут же прилетают наши Ме-109, но русских не застают. Мы счастливы внезапной и быстрой оттепели.

9 февраля 1942 г.

Сегодня я назначен на машину Фрёбеля. Наш ротмистр только и знает: маскировка, маскировка и еще раз маскировка. Ею мы и занимаемся.

Вскоре русские сбрасывают бомбы в нескольких километрах от нас.

Местные русские заключили бронемашину Фрёбеля в настоящую снежную крепость. Почему-то именно сейчас, когда ветер утих и не так холодно.

Работа нынче не забойная — снимаем себе колесики и смазываем их.

Янсен сколотил целых 6 штук коек. У меня хлеб весь вышел, но один из товарищей пожертвовал мне полбуханочки.

На новые койки мы кладем соломенные тюфяки и отменно спим.

10 февраля 1942 г.

Ночью пошел дождь, теперь ужасно скользко. Скоро снова зарядил дождь, и все вокруг тает.

Снова сбрасывали бомбы русские бомбардировщики.

Хожу в русской телогрейке поверх формы. Со вчерашнего дня ни шерстяных шапок, ни рукавиц не надеваем.

На обед гуляш с домашней лапшой (приготовленной Штёкером).

Все очень быстро тает, снег чернеет, вокруг лужи. Вечером после ужина прослушиваем доклад об имперских автобанах.

11 февраля 1942 г.

Оттепель устоялась, можно работать без варежек. Если бы только эта погода продержалась и дальше.

Прибыли теплые вещи из Германии — наколенники, меховые вещи, перчатки, варежки и т. п.

12 февраля 1942 г.

Все вокруг по-прежнему тает, наша снежная крепость осела, почернела, уровень воды в Миусе поднялся.

Сегодня снимали несущее основание кузова, очищали от грязи рычажный механизм и смазывали шарниры.

13 февраля 1942 г.

Наш фельдфебель выздоровел. Так что сегодня состоялся большой спектакль!

Начал он с того, что продержал нас на холодном ветру (вчера снова поднялся ветер).

Потом с ехидным видом стал прохаживаться вдоль строя: личные знаки, обувь, пуговицы, штык и так далее.

У меня на шинели сзади не хватает одной пуговицы — фельдфебель тут же взял меня на карандаш. 20 минут спустя это чучело наконец убралось.

Всех взбесило поведение фельдфебеля, к тому же вскоре стало известно, что нарушителей в наказание погонят маршировать. Так что мы с Фрёбелем уже на технике не работаем.

В 11.40 мы с полной выкладкой и под командованием лейтенанта Ревершона фон Боха отправляемся месить грязь.

И когда в 12.00 муштра закончена, с нас пот градом — взмокли так, будто попали под ливень.

Даже вполне приличный обед: наваристый суп и шоколадный пудинг на десерт не улучшили нашего настроя.

Впрочем, после обеда мы палец о палец не ударили. С 16.30 до 17.30 нас в наказание послали на работы — уборка прилегающей к школе территории, а потом, это значит уже в 19.00 — чистка оружия. И это еще не все — после отбоя фельдфебель еще час отчитывает нас у себя в канцелярии.

Ничего подобного в нашей роте еще не случалось, и это нашему фельдфебелю еще отольется.

14 февраля 1942 г.

В полученной мною сегодня посылке обнаруживаю зубную щетку. Вот уже 2 месяца, как у меня ее не было.

15 февраля 1942 г.

Своими придирками и муштрой наш фельдфебель меня взбесил настолько, что я решил прикинуться больным.

К тому же дважды в день мне приходится сидеть за пулеметом, охраняя небо. А в 18 часов сразу же после ужина отправляюсь спать.

16–19 февраля 1942 г.

На построение являюсь, а оттуда сразу же в санчасть. Температура у меня не очень высокая — всего 37,6, но и ее хватает, чтобы меня объявить «амбулаторным больным».

Вернувшись в школу, тут же ложусь в койку.

А школа походит на растревоженный муравейник.

Что ни построение, вечно преподносят какой-нибудь сюрприз. Слава богу, я хоть на пару дней от этого избавлен.

Во вторник занавешиваю койку, чтобы меня поменьше видели.

Вечером в среду читают нам лекцию, уже вторую по счету. Тема: «Деньги».

В среду же вернулся из отпуска лейтенант Барц. Теперь мне придется быть похитрее, если, конечно, его оставят комендантом Покровского. Я бы ничего не имел против вернуться в его распоряжение, хоть и Покровское куда ближе к передовой.

Так что мне придется срочно выздоравливать. О том, что лейтенант вернулся, я узнал от моего друга Кёрбера.

В четверг лейтенант осведомляется о том, мол, где я есть. И до вечера я обязан явиться в его распоряжение «практически здоровым».

Фельдфебеля ждет сюрприз. Вечером выписавшись в санчасти, как «здоров», сразу являюсь в канцелярию для доклада.

Тем же вечером пакую вещички, я безумно рад, что буду вне досягаемости фельдфебеля. Хочется надеяться, надолго.

Служба, до боли напоминающая нашу казарму на родине, — явно мне не по вкусу. Слишком уж все здесь доведено до абсурда. Ни к чему это.

Если бы не возвращение лейтенанта Барца из отпуска, я «проболел» бы еще несколько дней.

20 февраля 1942 г.

С утра быстро умываюсь и, прихватив личное имущество, направляюсь к лейтенанту Барцу. Там упаковываю и его вещи, потом отношу их вместе со своими в обоз, после чего скоренько получаю довольствие, жалованье и после этого докладываю фельдфебелю Эртелю об отбытии. Надо было видеть его физиономию!

К 9 утра все погружено в кузов машины, и мы отправляемся в Покровское. Кроме наших вещей, грузовик везет массу почты.

Я очень обрадовался, вновь оказавшись в Покровском. Вот жаль только, что нам не досталась прежняя квартира. Теперь нам предстоит жить там, где до нас проживал офицер для поручений лейтенант Шендель-Диль. Помещение хоть и небольшое, но уютное. Во второй половине дня застилаю койку лейтенанта Барца, потом мы занимаемся обустройством нового жилья.

Так как помещение небольшое, мне приходится спать в соседней хате, где разместились вестовые. Моя койка проста — брезент и плащ под себя, шинель в скатку вместо подушки.

21 февраля 1942 г.

С утра вырезаю из папиросной бумаги подобие гардин. Края обклеиваю кусочками пестрой бумаги — все ж уютнее. В нашем распоряжении столяр, он целый день что-то сколачивает — шкафчики, шкафы, табуретки.

22 февраля 1942 г.

Все тает, грязь ужасающая, настоящее болото.

Сегодня впервые дали прикурить русским ночным бомбардировщикам. Такой фейерверк им устроили, долго теперь не забудут. Им придется долго нас искать.

23 февраля 1942 г.

Сегодня — большая стирка.

Вечером «иванам» вновь досталось от нас на орехи — около 18 000 выстрелов. Всю ночь грохотало и сверкало. В результате сегодня крупнокалиберная русская артиллерия обстреляла село. Стою в дверном проеме, вокруг вой жуткий, и снаряды рвутся совсем неподалеку.

25 февраля 1942 г.

Сильно тает, повсюду образовались ручейки, устремляющиеся к Миусу.

После обеда на телеге вместе с тремя русскими еду к линии фронта. Она примерно в 5 километрах от Покровского.

Пара лошаденок едва тащит телегу. Местность ровная, лишь иногда попадаются неглубокие балки. Проезжаем мимо артиллерийских позиций. В расположении 4-й батареи разбросаны части от сельхозтехники. Русские, деловито осмотрев их, кое-что забирают. Наши артиллеристы выпустят один снаряд, русские в ответ — три. По всей линии фронта, она в считаных километрах, вздымаются в небо черные грибы взрывов. Очень рад, когда снова возвращаюсь в Покровское. Ноги отмерзли до онемения, штаны и обувь покрылись коркой грязи.

26 февраля 1942 г.

Карл Бергер отвозит на телеге пшеницу к мельнице. Мука, с добавкой клевера, хранится в хате адъютанта в качестве неприкосновенного запаса.

Поскольку мешков нет, приходится сколачивать ящики из расчета на тонну муки.

Из роты доставили почту и кое-какие товары для покупки. Можно приобрести: 35 сигарет, 2 сигары, а для унтер-офицеров Ваака и Гербера, а также для моей скромной персоны — еще и 750 г вина и 2 литра коньяка.

Собираемся у унтер-офицера Ваака в 19 часов.

Под музыку, пение и хохот спокойно выпиваем приобретенное.

27 февраля 1942 г.

Поднимаюсь без нескольких минут семь. Штабные уже делают зарядку под руководством лейтенанта Шлендель-Диля. В 8 часов лейтенант Барц отправляется в комендатуру. Вскоре звонит мне: мне приказано ехать к передовой на двух повозках и привезти какие-то там части для сельхозмашин.

Сегодня по-прежнему сильно тает, тащимся еле-еле, но, слава богу, без остановок. Русские собирают разбросанные по земле части, потом мы возвращаемся. К полудню мы уже в Покровском. Завтра мне предстоит поездка в Таганрог.

Лейтенант Барц сумел раздобыть где-то говяжьей печени, Бергер приготовил ее с жареной картошкой. Печень невкусная, жестковатая — видимо, корова померла в преклонном возрасте. Кроме того, удалось раздобыть и первых яиц. Карл вчера забрался в курятник и стащил там с десяток яиц. Вышла превосходная глазунья. Сегодня лейтенант Барц притаранил откуда-то ведро картошки и пяток яиц.

Русские что-то не жалуют нас появлением в последние дни, видимо, еще свежи воспоминания об ураганном зенитном огне.

Стало быть, в Таганрог.

28 февраля 1942 г.

Я подхватился уже в 6 утра, вскоре выяснилось, что явно поторопился.

Предстоит взять с собой белье, принадлежности для шитья — нитки, иголки. Кроме этого, котелок, ложку, нож, 2 банки рыбных консервов, два куска сыра. Из кухни забираю и довольствие на одни сутки, а во взводе связи — приказ на отправку в пункт назначения. Прихватываю брезент и пару одеял.

Возле комендатуры стоят четыре телеги, на которых мы вместе с унтер-офицером и отправимся.

Берем с собой на всякий случай и мешок пшеницы — может, обменять на что-нибудь удастся.

Отъезжаем только в 9 часов. Нас всего 10 человек: 8 местных русских и мы с унтер-офицером.

Лошади еле плетутся, мы вынуждены соскакивать на землю и идти пешком, чтобы не отморозить ноги. Земля окаменела от мороза, с неба сыплет снежная крупа и тут же тает.

Вскоре показывается море и панорама Таганрога. Дорога раскисла ужасно. Мы медленно минуем домишки пригородов Таганрога, потом выезжаем на асфальтированные улицы, ведущие к центру города. Повсюду вода. Трамваи не ходят.

Вижу и большие, многоэтажные здания, многие из них разрушены. В самом центре города возвышается бетонный обрубок, что-то вроде памятника спортсменам. На этом месте сворачиваем и едем мимо парка, нынче превращенного в кладбище героев.

После расспросов находим пивзавод, где нас должен ожидать унтер-офицер, прибывший на первой телеге. Но мне говорят, что, дескать, унтер-офицер уехал в город. Уже 13 часов. На пивзаводе я стащил бутылку пива, но, так и не допив ее, отдал русским. Почувствовав, что проголодался, съел пару бутербродов. У местной комендатуры мы получили 3 больших круглых хлеба.

Унтер-офицер обещал быть к 14 часам, а уже скоро 15. Еду на телеге в город, останавливаюсь у склада запчастей для тракторов.

Здесь и обнаруживаю нашего унтер-офицера. Они с каким-то русским оживленно торгуются. Русский, по-видимому, несилен почасти счета в уме, поэтому быстро-быстро нащелкивает костяшками счетов 180 рейхсмарок, на которые мы получаем целую гору деталей.

Едем назад к пивзаводу, а он уже в 16 часов закрыт. Вот незадача! Приходится ехать к месту расквартирования, хозяин пивзавода решил пригласить нас к себе, а остальные 4 телеги отправляются в другое место. Договариваемся о встрече у пивзавода завтра в 8 часов утра, а потом галопом мчимся к хозяину пивзавода.

У хозяина вполне приличное жилье. Жена приготовила ужин и, видя, что мы голодны, лихорадочно накрывает на стол. Щи, помидоры и картошка, квашеная капуста, хлеб, спиртное, а потом молоко. Наедаюсь досыта, чего уже давным-давно не было.

После плотного ужина разговариваем, один из хозяев чуть-чуть изъясняется по-немецки. Часов около девяти вечера ложимся на диване спать.

1 марта 1942 г.

Сегодня воскресенье, но поднимаюсь в 6 часов. Унтер-офицер пока спит, а я веду дневник. Пью кофе с творогом и давлеными зернами пшеницы. Очень сытно и вкусно.

После завтрака возница запрягает лошадь, и мы чуть ли не галопом мчимся к пивзаводу.

Ввиду того что сегодня выходной, пива нам не выдают. После этого унтер-офицер едет на какой-то склад за лигроином.

Я на другой повозке отправляюсь на базар, там полно народу. Ставим телегу с запчастями для трактора и двумя мешками пшеницы чуть в стороне.

Только русские заметили, что я привез пшеницу, как тут же стали мне наперебой предлагать в обмен новые сапоги и множество всякой всячины.

Но я первым делом решаю обойти весьма оживленный рынок. Вижу и наших солдат, но их немного. На рынке можно достать все, что угодно.

Русские заламывают такие цены, что… Например, за чашку — 1 рейхсмарка, 3 тарелки — 4 рейхсмарки, 1 яйцо — 1 рейхсмарка, за стекло керосиновой лампы требуют 5 рейхсмарок!

Но самым большим спросом пользуются табак и сигареты. 5 сигарет — 3 рейхсмарки, пачка табаку — 10 рейхсмарок. Девушки предлагают пудру, меховые изделия, отрезы ткани, готовое платье, шапки, шляпы, туфли, сапоги, кожу, мыло, свечи, лампы, железные кровати. Одним словом, продается все, что угодно. Людей столько, что не протолкнуться.

Например, за упаковку русского табака можно получить прекрасный кожаный портфель. И вот, осмотрев все, можно приступить и к обмену.

За 15 кг пшеницы получаю штору, за 10 кг — кожаный портфель, еще за 10 кг — кусок кожи для подметок, за 15 кг — целую кучу посуды и даже немецкие журналы в придачу (выпуска 1929–30 гг.). Так что для квартиры будут и репродукции.

Я даже не замечаю, как летит время. Хочу купить меховую шапку, женщина просит 10 рейхсмарок. Я предлагаю за шапку буханку хлеба, но она наотрез отказывается — мол, слишком дешево. Она готова заплатить за буханку 5 рейхсмарок, а не желаю отдавать хлеб за эти деньги.

Русские ни в какую не желают уступать, лучше свернуться и прийти на следующий день.

За новенькие юфтевые сапоги с меня требуют 80 кг пшеницы.

Тем, кто здесь расквартирован, есть что послать домой.

В 13 часов встречаюсь с унтер-офицером, он лигроин так и не получил.

Отправляемся вместе с ним в солдатский клуб, там обедаем. Обед — пальчики оближешь. И, кроме того, там уютно. Внизу большая столовая, везде громкоговорители, играет хорошая музыка. После обеда получаем довольствие на ужин: 1 плитку шоколада, жиры, мясо и мед. Унтер-офицер связывается по телефону с Покровским, проходит довольно много времени, пока дозванивается, короче говоря, нас требуют назад.

Совершенно случайно встречаем Шимпфа. Грузовик, на котором он должен был привезти пиво, каким-то образом исчез.

Унтер-офицер Эльстерман остается вместе с тремя повозками до завтра — завтра доставит пиво на них.

Еду на телеге в Покровское, уже 15 часов.

Земля подмерзает, телегу трясет. Опасаюсь, как бы не перебить посуду. Часто спрыгиваю с телеги и иду пешком — чтобы от этих толчков задницу не отбить.

Наша кляча еле двигается. Несказанно рад, когда мы наконец добираемся до Покровского.

Лейтенант Барц очень доволен моими приобретениями.

Доставляю домой русских, потом возвращаюсь и сразу же ложусь спать. День выдался весьма насыщенный.

4 марта 1942 г.

2–3-го числа ничего особенного не происходило.

4 марта сменяю Бергера на посту, там, где сооружается склад боеприпасов. Четверо русских вырыли яму 2,5 х 3 х 2,5 метра. Земля как камень, приходится взрывать.

Солнце пригревает сегодня совсем по-весеннему. Русскому самолету-разведчику не удается миновать нашу противовоздушную оборону, он и три истребителя сопровождения вынуждены повернуть. В 16 часов заканчиваем. Около 19.30 отправляюсь к связистам за почтой. Есть кое-что и для меня, что очень радует.

На улице темно, хоть глаз выколи. Временами проходят по отдельности русские бомбардировщики, сбрасывают бомбы. Сначала свист, потом оглушительный взрыв.

В 20 часов ложусь спать прямо на земляном полу, подложив под себя кусок брезента и шинель, накрываюсь четырьмя одеялами.

Ночь выдалась лунная, светлая — полнолуние. Русские бомбят — чувствую, как содрогается земля.

Четверо вестовых бросаются на пол. Следующая бомба разрывается где-то совсем рядом, волной вышибает целую раму вместе со стеклами. Только этого еще недоставало!

Вестовые выходят на улицу посмотреть. Оказывается, совсем рядом загорелся дом. Я лежу, как лежал. Но тут начинается ад — взрыв за взрывом, а гула двигателей в небе не слышно. Скорее всего, русская артиллерия. В общем, ночь эта была очень тревожной, но я все равно каким-то образом заснул.

5 марта 1942 г.

Лейтенант Барц уехал в расположение роты в Пономарево. Там он вместе с нашим ротмистром дает отвальную. Обер-лейтенант Айк теперь командир роты.

Поднимаюсь в 6 часов. К 7 иду к комендатуре и там забираю четверых русских, занятых на постройке склада боеприпасов. Все четверо на весь день переходят под мою ответственность. Сегодня тоже показалось солнышко.

В 9 часов решил сходить туда, где ночью гремели взрывы. Пройдя едва ли 100 метров, вижу валяющийся на земле 10,5-см снаряд, чуть дальше еще один. 15-см снаряд воткнулся в стену стойла, не разорвавшись. Но, похоже, наших это мало заботит.

Через 800 метров вижу пожарище. Вокруг валяются снаряды, часть из них переломило надвое. Полностью выгорели два дома, другие получили повреждения разной степени, везде вокруг выбиты окна. Две русские бомбы попали как раз в наш склад боеприпасов. В результате уничтожено огромное количество боеприпасов. Кусок территории в поперечнике около 150 метров почернел от воспламенившегося пороха. От садов остались лишь обгорелые пеньки. Группа офицеров осматривает место взрыва, какой-то унтер-офицер щелкает фотоаппаратом.

Хожу вокруг, переступая через неразорвавшиеся снаряды. Оказывается, многие получили ранения. Взорвалась лишь малая часть снарядов.

Только я вернулся к своим русским, как напомнила о себе артиллерия противника. Со свистом снаряды пролетают над нами, разрываясь примерно в полукилометре.

В воздух вздымаются огромные черные клубы.

Возвращаются ротмистр вместе с лейтенантом Барцем. Во второй половине дня русская артиллерия снова подвергает обстрелу наше село.

Вечером лейтенант Барц идет к гауптману Вайсбаху, что дает мне возможность улизнуть к вестовым, где сажусь записать пару страничек в дневник. Ленц передает приказ о боевой готовности, все забегали, стали искать каски и все остальное. Я же спокойно сижу и пишу. В 21.30 ложусь спать, на всякий случай не раздеваясь.

6 марта 1942 г.

Встаю без нескольких минут 6. В 6 поднимаю ротмистра, потом к 7 часам отправляюсь к комендатуре, там забираю пятерых русских.

Сначала русские относят из дома адъютанта к кухне 13 мешков муки и высыпают ее в изготовленный мною объемистый деревянный ящик. В 8 часов мы снова работаем на строительстве склада боеприпасов — по сути, большой землянки. Работе конца не видать.

Около 11 часов, я как раз возвращаюсь из комендатуры, слышу угрожающий вой. Черт бы их побрал! Впервые за все время снаряды рвутся прямо на улицах нашего села. Свистят осколки, все вокруг грохочет, каждый раз невольно втягиваю голову в плечи и приседаю, хотя укрытия поблизости нет никакого. Несколько осколков впиваются в землю буквально в считаных метрах от меня.

Чуть ли не бегом бросился к хате, где располагается канцелярия, и тут свист. На сей раз куда громче обычного, тут же разрыв, комьями земли и осколками хлестнуло по стене хаты. Меня, к счастью, не задело, я сумел юркнуть за какой-то хлев.

После обеда меня ждет сюрприз: оказывается в 100 метрах позади хаты, где расположилась наша канцелярия, и в 15 метрах от дома моего лейтенанта зияет воронка. Наверняка сюда угодил 10,5-см снаряд. Все окна в нашей хате выбиты.

Одному из наших унтер-офицеров в ногу угодил осколок. В 100 метрах на перекрестке рухнуло стойло — прямое попадание. Погиб какой-то старик из местных — ему оторвало обе ноги, а вот корове повезло, уцелела. Хата вся в трещинах.

Вечером снова поджариваю на сковороде лапшу. Вкусно! К ней отвариваю яйцо. Выдали довольствие, на сей раз довольно скудное: всего лишь жиры.

Вот уже неделю довольствие хуже некуда, сливочного масла не видим. Этой ночью «иваны» решили оставить нас в покое.

7 марта 1942 г.

Снова вернулась зима, навалило снега, и он продолжает идти. После обеда объявлена тревога, какой-то перебежчик сообщил, что русские готовят очередную бяку.

Все не на шутку обеспокоены этой тревогой.

При объявлении «Готовности № 1» мне предстоит доставить лошадей и телеги от комендатуры к нашей хате, быстренько упаковать вещи лейтенанта Барца и ждать дальнейших распоряжений. Но ничего не происходит.

Вечером наш хозяин молится вместе с детьми перед изображением Христа, нарисованным им на листке белой бумаги. Дети, глядя на импровизированную икону, воспринимают все очень серьезно, крестятся, отбивают поклоны. И так каждый вечер.

Сталин хоть и уничтожил церкви, но веру людей в Бога искоренить так и не смог. В каждой хате по нескольку икон, иногда весьма ценных.

8 марта 1942 г.

Сегодня воскресенье. Но нет еще и 4 часов, как я просыпаюсь. Снова разверзся ад. Русские шквальным огнем обстреливают нас. Ничего подобного еще не было.

Я уже сбился со счета, сколько снарядов они выпустили по нам. Лежу и вздрагиваю при каждом разрыве, которые становятся все громче. В 5.30 выхожу по нужде, над головой так и свистят осколки. Одеваемся и ждем, что же будет дальше. Артобстрел тем временем и не думает стихать.

Наконец, в 6 встаю и завтракаю.

Около половины седьмого на село устремляется на бреющем, наверное, с десяток, если не больше русских бипланов. Старик-хозяин уже собрался было в погреб, но тут как раз со свистом, едва не задевая хату, проносится самолет, и он в испуге снова бросается в дом.

С грохотом рвутся бомбы, наши зенитчики остервенело палят в небо, истошно воют двигатели бипланов. Правда, самолеты бомб на село особенно не тратят — наверняка держат их про запас, чтобы обрушить груз на наши артиллерийские позиции. А русская артиллерия как ни в чем не бывало продолжает лупить по селу.

Ровно в 11 утра, я как раз получаю довольствие на вечер, снова появляется шестерка бипланов, правда, и на этот раз они бомбочками нас не «балуют».

Лихо работают эти ребята, ничего не скажешь.

Во время последней операции наша 3-я рота потеряла 10 человек убитыми, первым погиб унтер-офицер Гёбель. Русские забросали гранатами землянку, где располагался ротный командный пункт — обер-лейтенанта фон Мальтцана и еще десятерых человек. Не выжил никто.

Сегодня во второй половине дня чуть спокойнее.

Правда, бипланы снова пожаловали и обстреляли нас с воздуха. Снова от ранения в живот погиб один русский, житель села.

Вечером читаю и пишу письма.

Все вестовые сидят в хате, не снимая шинелей. Едва заслышав гул биплана, сразу бросаются в погреб. А я сижу и строчу себе письма домой.

Поблизости пару раз здорово грохнуло, я даже невольно втянул голову в плечи. Снова двух стекол как не бывало. Фугасные бомбы рвались весь вечер, падали и зажигательные. Русские сбрасывали и осветительные ракеты, становилось светло как днем.

Но я в 22 часа, невзирая ни на что, завалился спать.

Какой сюрприз готовит нам день завтрашний?

9 марта 1942 г.

Поднимаюсь около 6 часов, хотя проснулся еще в 4. Русская артиллерия продолжает неистовствовать и сегодня. Наша тоже не отстает. В 7.30 привожу из комендатуры 5 человек русских, они сооружают для нас щель-убежище.

Вечером лакомимся рыбой, раздобытой лейтенантом Барцем.

У нас теперь две многоэтажные кровати — я сплю наверху.

Атаки русских отбиты. На участке 125-й пехотной дивизии им, правда, удалось чуть продвинуться вперед. На участке нашей 13-й танковой они захватили часть передовых позиций.

Потери нашей дивизии составили: убитых 70 человек и большое число раненых. Но потери русских, судя по всему, тридесятикратные — 80 % их приходится на потери от обстрела нашей артиллерией из 15-см орудий.

Сегодня, как и вчера, прилетели 15 русских бомбардировщиков. Поддали нам жару. Потом русские вели огонь из своих «катюш».

Судя по показаниям допрошенных пленных, русские бросили все имевшиеся в распоряжении силы, большая часть из которых — неопытные и необстрелянные солдаты, прошедшие трехнедельную ускоренную подготовку в Ростове-на-Дону.

Атаковали русские совсем как в прошлом веке, то есть толпами — истинная находка для наших артиллеристов.

При нанесении противнику контрудара широко применялись наши бронемашины.

На нашем солдатском кладбище значительно прибавилось свежих могильных холмиков.

Русские явно нацелились на наше село — на Покровское.

Что же готовит нам эта ночь?

10 марта 1942 г.

Встаю в 6 часов. Наш хозяин удрученно поясняет:

— Хата капут!

Отправившись за кофе, понимаю, что он имел в виду. В хату, расположенную за нашей канцелярией, прямым попаданием угодила бомба, и от нее почти ничего не осталось. Только разбросанная солома крыши. Двое убитых и четверо раненых.

Русские отсиживались в погребе и вышли оттуда целехонькими. Часть осколков прошла как раз над спящими солдатами, часть попала в деревянные нары, на которых они почивали.

Вид, разумеется, жуткий, но ничего серьезного.

Недурное начало дня, только что же будет дальше?

Сегодня ожидается прибытие ротмистра. Лейтенант Шлендель-Диль с утра должен очистить помещение, что его бесит. Забирает с собой матрас, и все остальное тоже, мы с Бергером перетаскиваем имущество адъютанта в другое место.

Комендатура одарила нас новой кроватью, только вот матрас в нее не помещается.

В самый разгар работ ударяет русская артиллерия.

Разрывы гремят совсем рядом. Только мы возвращаемся в хату, как раздается свист, потом страшный взрыв, и через выбитое окно струей бьет пороховой дым. Дьявол их возьми! Но мы все равно идем к адъютанту через улицу. Я уже собрался завернуть за угол, как снова жуткий свист, взрыв, и меня окатывает смешанной с грязью водой. Мне повезло, как никогда в жизни, — еще шаг, и…

Тут уж мы, не выдержав, бросились в нашу щель-укрытие.

У лейтенанта Барца нервы ни к черту. Четверть часа отсиживаемся в щели, и тут обстрел прекращается.

Оцениваю нанесенный ущерб. В крышу стоящей напротив хаты попал снаряд. Каких-нибудь 5 метров левее, и он попал бы в жилое помещение, в котором оставались солдаты. Но, слава богу, попадание в крышу, только в потолке здоровенная дыра, да и хлев обрушился. Никто не пострадал. В сенях полным-полно осколков.

Второй снаряд попал в хату, стоящую позади нашей, в 3 метрах от той, где разместились вестовые. Тоже картина не из приятных. Вся стена испещрена осколками, одна из стен треснула.

Все находились в погребе, поэтому и потерь никаких.

Дому напротив, где располагается караульное помещение, тоже здорово досталось от осколков.

Да наша хата выглядит не лучшим образом — почти все окна выбиты, только одно осталось невредимым, да и то потому, что ставни были захлопнуты. Пол усеян осколками стекла.

Всю вторую половину дня убираем помещение. Бергер забивает выбитые окна досками.

Хозяин хотел было вымыть полы, но только не сегодня. Стемнело, поэтому зажигаем керосиновую лампу.

К 19 часам угощаемся жареной рыбой. Тут же появляется ротмистр, мы организовываем для него временную койку.

В 20 часов отправляюсь к вестовым, они в подвале умудрились установить 6 коек и даже печку притащили каким-то образом. Вот уж трусишки! Я же целиком полагаюсь на фортуну.

Перед тем как лечь спать в 23 часа, решил немного написать. Русские самолеты больше не появлялись.

11–13 марта 1942 г.

В среду доделываю койку для ротмистра. Лейтенант Барц в последнее время постоянно недоволен — все ему не так, все знает, как лучше. Два раза на ужин была жареная рыба. В Миусе можно поймать очень вкусную рыбу.

14 марта 1942 г.

В 5 часов меня поднимает охранение. Лейтенанта Барца разбудил в 6 утра — к 7 ему нужно быть в комендатуре.

Сегодня большой переполох. В 7 часов я снова привожу моих пятерых русских, но тут раз пять просвистели в воздухе снаряды. Оказывается, танки! Черт бы их только побрал!

С утра предстоит ехать в Таганрог. В 9 часов иду к комендатуре, там жду почти час. Сперва рыбаки еще не успели вернуться, — словом, то одно, то другое.

Лейтенант Барц приказывает добираться по железной дороге.

Двоим рыбакам, которые едут со мной, велено взять с собой по 50 кг пшеницы и обменять ее на сети, правда, часть пшеницы остается в моем распоряжении.

У меня накопилось полным-полно табака — я ведь некурящий.

Для ротмистра и лейтенанта Барца еще необходимо приобрести кожаные сапоги, но уже за деньги — посмотрим, что из этого выйдет.

До железнодорожной станции час ходу. На передовой громыхает.

Всю находившуюся в селе технику стягивают к передовой — и бронемашины, и 2-см орудия.

На станции оба русских каким-то образом исчезают, и я решаю ехать без них.

Поездка вышла потрясающая — приходится ехать в товарном вагоне стоя. Состав делает частые остановки, подсаживаются солдаты.

Замечаю в одном месте множество землянок неподалеку от железнодорожного полотна.

В Таганроге совсем рядом с главным вокзалом на путях стоят 2 русских бронепоезда. Составы сожжены и все в дырах от пуль. Да, в свое время, когда мы наступали, эти бронепоезда доставили нам массу хлопот.

Около 13.30 я на станции. Выясняю, как добраться до комендатуры города. Какой-то русский мальчишка хватает мой багаж — он подвернулся весьма кстати.

Из комендатуры меня направляют в хозяйственное управление. Там уже висит объявление, что, дескать, выдача кожи и сапог, согласно какому-то там приказу, запрещена.

Так что все без толку, мне нужно на 65-й склад, до него час ходу. И там ничего не выходит: майор Георги наотрез отказывается выдать кожу.

На складе работают около 1500 русских. Как все-таки здорово, что у меня есть кому тащить тяжелую ношу. На главной улице отпускаю мальчугана, даю ему 5 штук сигарет. Между тем уже 18 часов.

Квартиру, где мы в прошлый раз ночевали, я так и не нашел. Приходится искать новую. Нахожу ее как раз против гостиницы для отпускников.

Первым делом перекусываю, я предусмотрительно захватил с собой довольствие.

В доме две женщины и мужчина. Сыграл им немного на губной гармошке, а потом улегся спать.

Перед этим все же сбегал ненадолго в город, из чистого любопытства разузнал, где находится бордель.

Заведение показалось мне отвратительным, поэтому я тут же сдал номерок, выдаваемый всем при входе. Впрочем, мне просто хотелось взглянуть на этот балаган.

15 марта 1942 г.

Сегодня воскресенье. После завтрака направляюсь на базар. Еще на подступах ко мне подходят русские, спрашивают насчет табака.

Табак и сигареты — самая надежная валюта, надежнее даже денег.

На базаре разыскиваю дом, где оставляю свою ношу.

При мне только сумка, набитая табаком и сигаретами. Народу не так много, как в прошлый раз.

Кожи нигде нет. За 100 сигарет, 10 сигар и 2 с половиной упаковки табаку выручаю 85 рейхсмарок и вдобавок пару резиновых сапог, толстые рукавицы и шапку.

Для лейтенанта Барца приобретаю парочку икон, для Штабана — вышивки, портфель, игрушки и еще большое стекло для керосиновой лампы.

Всего я приобрел:

— за упаковку табаку 8–10 рейхсмарок, за 25 русских папирос — 5 рейхсмарок, за 20 немецких сигарет — 5 рейхсмарок, за зажигалку — 10 рейхсмарок.

Так что, обмен удался.

Чего только русские не продают: муку, семечки, картофельные оладьи, яйца по 1 рейхсмарке за штуку и так далее.

За таз с меня содрали 30 рейхсмарок! Жуткая цена! Чаще всего спрашивают пшеницу, сахар, табак, шоколад.

В 14 часов съедаю уже на квартире у рынка банку рыбных консервов с хлебом, после чего отправляюсь на вокзал.

В 16 часов возвращаюсь в Покровское. Портфель я обернул в одеяло, а стекло для керосиновой лампы сунул в карман. Проезжаем мимо двух бронепоездов, в 17 часов прибываю к станции Покровское.

Первое, что слышу, — грохот орудий, довольно сильный. Потом узнаю последние новости. Вчера с утра на подходах к Покровскому подбито 17 русских танков, правда, одному все же удалось подмять под себя 10,5-см длинноствольное орудие и в упор расстрелять противотанковое.

Уйти удалось всего 6 танкам. На броне сидели русские пехотинцы, уцелели очень немногие из них.

Сегодня в первой половине дня 14 русских тяжелых бомбардировщиков подвергли бомбежке Неклиновку.

Русские стали использовать какие-то особые бомбы, якобы наполненные сжатым воздухом, после которых остаются воронки глубиной в три метра.

На квартиру от станции еду на повозке. Узнав, куда уплыли его 100 сигарет, Барц сделал кислое лицо.

Но ведь я сделал все, что мог, — в результате он заимел две иконы и стекло для керосиновой лампы. К чему требовать заведомо невозможное?

Штабан оставил для меня супчику.

Снова треснуло стекло от лампы, так что скоро мне предстоит еще один визит в Таганрог.

16 марта 1942 г.

День сегодня очень холодный. Доставляю со склада на телеге доски, балки и бревна — все это для сооружения землянки. Вечером у нас в гостях лейтенант Мюллер. Поджариваю 5 штук рыбин, так что ужин выходит недурной. Один литр подсолнечного масла мы получили от Барца. Бомбардировщиков сегодня почти не видно.

17 марта 1942 г.

Я немного простужен, но в 7 утра, как обычно, забираю у комендатуры закрепленных за мной пятерых русских. И тут как раз русские бомбардировщики. Они уже над нами, и по ним вовсю палят наши зенитчики. Быстро в траншею — бомбы вот-вот упадут и разорвутся. Несколько взрывов, вижу, как в полукилометре загорается хата или даже две.

Вскоре прилетают 3 одномоторных бомбардировщика, тоже основательно разгружаются. Их главная цель — уничтожить мост через Миус. В небо вздымаются черные столбы дыма.

Сегодня решил лично поработать на строительстве землянки — русские явно не перегружаются. А мне поработать в радость.

Ни ротмистра, ни лейтенанта Барца сегодня нет, где-то в отъезде. Поджариваю лапшу, поев, читаю роман.

За день русские самолеты побывали не раз и не два. И не поскупились на обстрел села из бортовых пулеметов и пушек. Даже в 18 часов прилетели, но мы каким-то образом успели и к этому привыкнуть.

Ночью укрываюсь еще и шубой лейтенанта Барца.

18 марта 1942 г.

В 7 привожу пятерых русских. Сегодня занимаемся укреплением землянки — кладем бревна в несколько накатов. Теперь никакие русские бомбы не страшны. После обеда сколачиваем и нары.

Почтой меня буквально завалили — сегодня получаю аж 14 писем, причем 6 из дома. Завтра возвращаюсь в роту. Вечером выдавали довольствие: мясной фарш, свиной жир, 100 г шоколада.

Вечером спокойно прочитываю письма, а последнюю здесь ночь сплю на земляном полу у вестовых.

19 марта 1942 г.

Хозяева испекли из первосортной муки, принесенной откуда-то Барцем, вкусные пирожки — в тесто даже добавили молока и яиц. Очень они мне понравились — съел целых 6 штук.

В 11 часов должен прибыть грузовик с довольствием, однако что-то задерживается.

Хозяева испекли еще пирогов. Мало того, что наедаюсь до отвала, несколько штук откладываю на потом. Должен сказать, что хозяева опечалены моим отбытием — мы ведь успели привыкнуть друг к другу.

Около 16 часов отправляюсь в расположение роты в Пономарев, со мной едут еще трое отпускников и унтер-офицер Гербер. К 18 часам мы в Пономареве. Докладываю о прибытии нашему фельдфебелю.

— Давненько вас дожидаюсь, — с такими словами встречает меня родной фельдфебель.

Снова школьное здание. Даже Кемпе, мой земляк, и тот выражает недовольство. А чем, собственно, ему быть недовольным? Я ведь не в тылу отсиживался, а был как раз куда ближе к передовой, чем они в своем Пономареве, где, в общем, куда спокойнее, чем в Покровском.

Для меня отыскалась свободная койка, распаковываю барахлишко, койка уже некуда, но ничего, как-нибудь поместимся. Правда, только ни полок, ни тумбочек, ничего.

Когда докладываю о прибытии обер-лейтенанту Айке, тот недвусмысленно заявляет, что, дескать, мне предстоит нагонять остальных. Имеется в виду боевая подготовка. Ну, совсем как в родной казарме!

В здании школы тесно, шумно, до 18.30 занимаемся уборкой, стиркой, заштопыванием дыр. Распаковав все, рано ложусь спать.

20 марта 1942 г.

Подъем в 6 часов, физзарядка отменяется. Меня включают в группу Зимона. Сегодня занятия по топографии, далее огневая подготовка.

Где-то вдали разгружается русский бомбардировщик. Меня в первый же день сунули в караул.

21 марта 1942 г.

А сегодня в обеспечение противовоздушной обороны.

У нашего фельдфебеля день рождения, по этому поводу всем выдали три мармеладины. Очень вкусные.

22 марта 1942 г.

Во второй половине дня оживление — предстоит турнир по настольному теннису.

23 марта 1942 г.

Дома у нас сегодня свободный от работы понедельник — последний перед Пасхой. На нас он не распространяется. Земля окаменела от холода, так что после занятий возвращаемся чистыми. Час спустя занятия по огневой подготовке: проходим карабин, 2-см патроны, затем стрельба.

Во второй половине дня за школой занимаемся стрельбой — палим по Миусу. Наш пулемет что-то захлебывается на одиночных выстрелах. 2–3 выстрела, и умолкает. Получаем новый.

В списке лучших стрелков роты я на 2-м месте после Вреде. Вреде, как нашему чемпиону, вручают плитку шоколада.

Вечером с непривычки так устал, что засыпаю, так и не раздевшись, раздеваюсь только в час ночи. Снова эта тягомотина с занятиями. Приходится снова повторять то, что мы и так знаем назубок: снять противогазы, надеть противогазы и так далее.

25 марта 1942 г.

Сегодня мы целый день драим личное оружие.

На обед перловый суп с говядиной. Меня не покидает чувство голода, досыта не наедаюсь никогда. На ужин подслащенный суп с пшенкой, вкусный, к нему 40 г мармелада и 25 г жира. Я сегодня ввожу новинку — поджариваю хлеб и на него намазываю предварительно покрошенный шоколад. Очень вкусно.

Сегодня тоже рано ложусь. Сам не могу понять, что со мной — неохота ни умываться, ни читать, ни даже писать дневник. Даже в койку заваливаешься одетым, единственное, чего хочется, так это чтобы тебя оставили в покое. Только проснувшись глубокой ночью от холода, находишь в себе силы раздеться. Причем это не только моя «болезнь», а всеобщая в роте.

26 марта 1942 г.

Сегодня боевая стрельба. Около 9 часов очередь доходит и до нашей группы. Обер-лейтенант Айке докладывает обстановку.

На трех бронемашинах выезжаем в деревню. Одна наша легкая бронемашина подбивает русский грузовик, многим вражеским стрелкам удалось уйти, захватив пулемет.

Наши бронемашины небоеготовы, приходится высаживаться. Всего нас пять человек. Короткими перебежками приближаемся к Миусу. Вооружение: 1 пулемет, 2 пистолета, 3 ручных гранаты.

Мне достается пистолет. Пробравшись к Миусу, различаем неприятельских стрелков, уничтожаем их на позиции. Я бросаю гранату. Задание выполнено. Теперь очередь следующей группы.

После этого нам дают час на приведение себя в порядок.

27 марта 1942 г.

Грязища вокруг несусветная, от дома к дому проложены камни. Идешь по ним, того и гляди, поскользнешься и шлепнешься в грязь.

До полудня в карауле, после этого читаю взятую в ротной библиотеке книжку, затем записываю кое-что в свой дневник.

И еще стрельба из пулемета бронемашины по мишени с дистанции 250 метров. В роли мишени — лист брони на противоположном берегу Миуса.

Результат: 10 выстрелов тремя очередями, за 50 сек. — 7 прямых попаданий.

Меня так никто и не переплюнул, так что я теперь «король».

28 марта 1942 г.

Вчера вечером прибыл командир, желает полюбоваться на нашу роту. Посещает занятия всех групп, присматривается, прислушивается.

На обед не успеваю — прачки доставили выстиранное белье, меня назначили ответственным за приемку.

Так что ужинаю супом, оставшимся с обеда.

29 марта 1942 г.

Сегодня воскресенье, поэтому подъем в 7 утра. В 9.30 для католиков месса. Месса проходит весьма торжественно, все причащаются.

По завершении мессы турнир по настольному теннису. В общем, этот воскресный день неотличим от такового в родном немецком гарнизоне.

Да и остальные дни мало чем отличаются от обычных мирных армейских будней. Невзирая на близость фронта.

30 марта 1942 г.

Общеполитическая подготовка, после нее нас знакомят с новой структурой нашей роты и батальона. Затем 15-минутный кросс по местности, далее занятия по изучению 2-см орудия — вот так и проходит этот день.

31 марта 1942 г.

С утра хоть поинтереснее — метание гранат из бронемашины в движении. Потом стрельба из пистолетов из бронемашины по мишени с дистанции 25 м и из автомата с дистанции 50 м.

1 апреля 1942 г.

С 4 до 6 утра стою в охранении, в 6 поднимаю роту. Унтер-офицеру Хоппе удалось сыграть первоапрельскую шутку над добрым десятком солдат. Ему рьяно помогал в этом Кайцик.

Поднял людей в 4 утра, мол, срочно заводить технику, собираемся. В общем, повеселились на славу, даже телефоном для розыгрышей воспользовались, едва не дошло до большого скандала.

В полдень зарядил дождь со снегом. Потом снова все замерзло.

В 12 часов построение. Кое-кого из нащих повысили в звании: с ефрейтора до обер-ефрейтора. Вилле, Вестфельд, Брандт и Тённигес получили по Железному кресту 2-й степени.

После обеда достаю свой дневник, посылаю почтой домой первую часть записей.

2–3 апреля 1942 г.

Дни, похожие один на другой, — сплошные занятия: строевая, марш-броски, ориентирование на местности и так далее, включая стрельбу из 2-см орудия.

4 апреля 1942 г.

До полудня — служба. После обеда — приведение в порядок спального помещения. Довольствие: 1 буханка хлеба, 250 г кровяной колбасы (свежей), 1/6 часть торта, 4 мармеладины в шоколаде, шоколад, леденцы, 25 сигарет, 2 сигары. Мармелад в шоколаде съел тут же. Торт на вид потрясающий, а на вкус просто сказка.

В 17 часов общий стол. Съедаем полученное довольствие и на 25 человек выпиваем 11 бутылок коньяка.

После обеда — главное событие дня: испытание новой радиоаппаратуры. После этого поем, играем на музыкальных инструментах и в карты.

Бартельс проигрывает 2 штуки яиц, 3 штуки потом продаем на «аукционе». Когда стоимость доходит до 106 рейхсмарок, торговля продолжается уже с применением радиопереговорного устройства.

Около полуночи ложусь спать — между тем яйца подскочили в цене до 3000 рейхсмарок. Интересно, что сказали бы на это мои товарищи в Покровском? Им там не до того, наверняка не до того. Здесь — ни дать ни взять родная немецкая тыловая казарма. А тем, что на передовой, и того хуже приходится — шутка ли сказать: круглые сутки под огнем русской артиллерии!

5 апреля 1942 г.

Меня никто не будил, поскольку все же воскресенье, поэтому поднимаюсь сам в половине седьмого утра.

На вчерашнем аукционе выручили 4000 рейхсмарок, один только обер-лейтенант Айк выложил 800 рейхсмарок.

Весь день читал детективный роман, правда, с утра сел ответить на письма да еще отослал домой часть дневника.

Увы, но погода не желала нас сегодня побаловать, холодина ужасная. И грязь непролазная. По улице только и пройдешь в резиновых сапогах.

7 апреля 1942 г.

Вчера выходил на пост в одной шинели. Днем опять состоялся турнир по настольному теннису.

Сегодня показалось солнышко — потеплело. Сменившись в 8 утра, усаживаюсь на свежем воздухе с книжкой и читаю.

На обед съедаю 2 л сладкой лапши. Весь день читаю, сидя на солнышке.

Прекрасный денек вышел сегодня!

8 апреля 1942 г.

Первый час огневой подготовки проводит лейтенант Ревершон фон Бох, после этого тактические занятия на ящике с песком до самого обеда (задачи разведывательного отряда). Вторая половина дня: полчаса зубрим русский алфавит, после этого полевые занятия, выходим в направлении Красной Колонии. Земля раскисшая, ноги утопают сантиметров на десять. По пути бросаемся снежками, потом нас учат на глаз определить расстояние и т. д.

С унтер-офицерским составом занятия проводит обер-лейтенант Айк, с нами — лейтенант Ревершон фон Бох.

В 17 часов с чувством радости возвращаемся к себе. Слава богу, у меня хоть есть резиновые сапоги. После 17 часов нас в противогазах еще прогнали через палатку окуривания.

9–17 апреля 1942 г.

Служба в обычном порядке, изучение задач разведотря-да, ориентирование на местности, огневая подготовка и тому подобное. Воскресенье почти весь день проспал.

Погода по-прежнему мерзопакостная. Но мы уже довольно долго бегаем в полевом обмундировании. Степь постепенно зеленеет — пробивается молодая травка.

В среду ожидается прибытие командира, наверняка предстоит бедлам.

Но в конце концов он решил отменить визит к нам по причине плохой погоды. Довольствие, как обычно — в обед «цыплячья каша» (пшенка) либо лапша, обычная или с сахаром. Один раз давали шоколадную лапшу, вкусно.

По вечерам обычно: 40 г жиров, 100 г мясной тушенки или консервированного мяса повышенной питательной ценности или же сыра, а также 5 штук сигарет, 3 маленькие плитки (по 50 г) шоколада.

С войсковым подвозом большие трудности — дороги стали непроезжими. Только в пятницу после 10-дневного перерыва подвезли почту.

«Иваны» бомбят, но где-то далеко от нас.

Днями напролет стою в охранении. Устаю жутко — иногда засыпаю, даже забыв погасить свечку. Кто-нибудь еще ее гасит. Нет времени, чтобы написать письмо, не говоря уже о чтении.

В пятницу трое унтер-офицеров убывают, вместо них назначают троих обер-ефрейторов.

Наш фельдфебель прочел нам пространную лекцию на тему участия всех в обустраивании нашей временной казармы.

18 апреля 1942 г.

На завтра вроде бы планируется осмотр в присутствии командира. Командиры отделений предварительно контролируют форменную одежду.

Час политподготовка, после этого строевая подготовка.

Казарма постепенно преображается — в ней наводят порядок. В 17.30 репетиция завтрашнего осмотра.

Сегодня доставили почту. Доставили кое-как, потому что по причине непроезжих дорог грузовые машины не ходят.

Застопорилась даже доставка хлеба, а пекарни страдают от отсутствия дров.

Приходится самим выходить из положения и печь хлеб. Вчера мы получили 375 г галет, 100 г ливерной колбасы, 40 г сливочного масла, 5 сигарет и четверть каравая испеченного самими хлеба, кстати, очень вкусного.

После еды читаю газеты, потом вскипятил воды и помылся как следует. Долго не засидишься, потому что приходится рано тушить свет в целях экономии карбида.

19 апреля 1942 г.

Подъем вначале запланировали на 5.15 по причине предстоящего смотра.

По словам часового, майор Хаке — человек разумный, посему подъем, слава богу, только в 7.15. Очень даже здорово, можно спокойно умыться и перекусить.

Сегодня погода словно на заказ, все зеленеет.

В первой половине дня до семи потов гоняем в футбол. Кто не желает играть, отправляются поразмяться.

После футбола читаю на свежем воздухе, раздевшись до пояса — загораю. Солнце довольно ощутимо припекает, я и не заметил, как потемнел. На обед шоколадная лапша, наедаюсь до отвала. Всю вторую половину дня нежусь на солнышке с книгой в руках, потом перехожу в казарму.

Вечером снова свежеиспеченный (свойский) хлеб. Вот же везет!

Наш командир майор фон Хаке так и не явился.

20 апреля 1942 г.

Сегодня день рождения фюрера, погода прекрасная, как никогда.

Подъем в 5.30, в 7.15 построение в каске. Прибыл майор фон Хаке. Обер-лейтенант Айк произносит краткую речь.

Майор фон Хаке придирчиво осматривает каждого в отдельности.

Час занятий огневой подготовкой. Проводит лейтенант Ревершон фон Бох в присутствии майора фон Хаке. Ход занятий вызывает нарекания со стороны майора. После этого изучаем 2-см орудие — тут у майора фон Хаке претензий никаких.

Непродолжительный перерыв, и два наших отделения занимаются тактической подготовкой на ящике с песком.

Меня назначают командиром разведотряда, все у меня получается как нельзя лучше, командир доволен.

Теплый погожий денек, вторая половина дня свободна. Мы страшно рады этому. Я тут же облачаюсь в треники и вместе с остальными полтора часа гоняю в футбол.

Вымениваю у нашего Пиховяка за 10 сигарет полбуханки хлеба.

Вечером играю на губной гармошке, пишу дневник. За спиной еще один исключительно удачный день.

21 апреля 1942 г.

С сегодняшнего дня нашу роту разделили на три группы:

1 — я группа — готовится в пехотинцы.

2-я группа — истребители танков.

3-я группа — техническая служба.

Наш фельдфебель командует пехотинцами. Сегодня он настроен благодушно. Тепло, хожу в рабочей спецовке, даже свитер снял — жарко.

Много тренируемся — снятие пулемета, установка пулемета, строй отделения «змейка», строй отделения «цепочка» и так далее.

Во второй половине дня все вместе выкладываем из камня стенки вокруг техники — вчера над нами кружили русские бипланы, а бомбардировщики совершили налет на Кирсановку. Поэтому и приходится ограждать технику — хоть какая-то защита от осколков.

Около 7 часов фельдфебель Эртель отправляет нас с Шассе за цветами для нашего командира. Таким образом, удается увильнуть от занятий по химподготовке.

22 апреля 1942 г.

Сегодня впервые зарядка в тренировочных костюмах и спортивной обуви. Солнце светит ярко.

Сначала занятия по тактической и огневой подготовке на местности, там и остаемся до самого обеда. У меня лучшие по стрельбе результаты. Как-никак приятно. Фельдфебель сегодня прямо-таки душка. Иногда минут на 10 делаем перерыв и загораем.

На обед «цыплячья каша».

После обеда 2 часа чистка оружия, после продолжаем сооружение защитных стенок вокруг техники.

Беленые хаты сегодня обрызгивали грязью в целях маскировки.

Железная крыша нашего школьного здания едва не провалилась — все деревянные балки пошли на дрова для нашей полевой кухни.

23 апреля 1942 г.

Сегодня отрабатываем сначала теоретически, а потом и на местности прорыв на оборонительные позиции противника.

Погода опять прекрасная, и это очень здорово. После чистки оружия снова выкладываем из камня защитные стенки.

25 апреля 1942 г.

После общего построения наш взвод пехотинцев собирается в школе. Сидим как ни в чем не бывало, и вдруг тревога. Первой идет наша группа Кемпе. У нас при себе достаточно дымовых шашек — зеленые для стрелков, вооруженных карабинами, и синие — для пулеметчиков.

Всем ужасно интересно принять участие в учениях. Прижимаем противника к кладбищу, остальные 2 группы через глубокую ложбину тоже пробиваются к кладбищу.

Обойдя врага справа, мы захватываем врасплох троих партизан. Общий сбор!

Обер-лейтенант выражает нам благодарность, он очень доволен. Мы возвращаемся к школе.

Во второй половине дня вместе со Шрёдером выкладываем камнями тропинку к школе. Другие окружают рвом участок. С 16 до 17 часов физподготовка — собственно, футбольный матч.

26 апреля 1942 г.

Сегодня воскресенье, утренняя зарядка не предусмотрена. К 10 часам прибывает дивизионный капеллан, читает проповедь.

Сегодня приладил к стене дощечку — вышла полка для цветочных горшков. В 15 часов трансляция по радио заседания рейхстага, после этого заступаю в охранение.

Забыл сказать — перед этим сдал все свое зимнее обмундирование (рукавицы, две шерстяные шапочки, одеяло).

27 апреля 1942 г.

Мне предстоит освоить управление нашей бронемашиной. Являюсь с докладом о прибытии к нашему инженеру батальона Кайцику.

Учить меня будет Гроссе.

Сначала час теоретических занятий — нам объясняют, как функционирует двигатель внутреннего сгорания и назначение его отдельных узлов.

До обеда практические занятия на технике (бронемашине).

На занятия нам выделили 60 л бензина. Часть наших, уже имеющих права после обеда выезжает на местность, а мы проходим элементы двигателя и управления — сидим за рулем с выключенным двигателем, привыкаем к педалям и рычагам.

В 17.30 конец занятий. Наш фельдфебель дал мне очередную нахлобучку. Мне и еще нескольким беднягам предстоит собирать бумажки на всей территории роты. Я взбешен и после работы заваливаюсь спать прямо в обмундировании.

28 апреля 1942 г.

Так и продрыхнул всю ноченьку, не раздеваясь. Сегодня день пасмурный, солнце скрыто облаками. Сразу после зарядки все мы, 17 будущих водителей, отправляемся на занятия. Сначала 2 часа теории, потом отработка навыков езды на местности.

Во второй половине дня проглядывает солнышко, мы отправляемся на местность, где наш Кайцик в самой непринужденной форме натаскивает нас по практике вождения, устройства и ремонта двигателя.

Мне и сегодня предстоит полчаса подбирать бумажки.

С 16.30 до 17 часов физподготовка, гимнастика, футбол, ручной мяч, потом отправляюсь умыться холодной водой.

29 апреля 1942 г.

Приходится во время занятий следить за тем, чтобы ненароком не уснуть.

Сегодня зачетные практические занятия: обслуживание свечей зажигания, генератором, стартером. После обеда отработка навыков обслуживания и ремонта техники — снимаем колеса, тормозные колодки, аккумулятор, топливный насос, потом вновь ставим.

30 апреля 1942 г.

До обеда занятия в здании школы и на местности. Каждому из нас предстоит объяснить предназначение и функционирование того или иного узла двигателя или ходовой части. Мне попались сцепление, дифференциал и коробка передач.

После обеда занимаемся подготовкой уже в составе подразделения истребителей танков. Занятия по матчасти русских — танкам и их средствам борьбы с ними — проводит фельдфебель Эртель.

После нас делят на 4 группы и знакомят с тем, как обращаться с взрывчаткой, дымовыми шашками и ручными гранатами.

В финале каждый из нас бросает боевую гранату. Потом отрабатываем приемы атаки, в ходе которой вновь метаем боевые гранаты.

1 мая 1942 г.

Сегодня вечером первомайские торжества. Все мы с нетерепением ждем их. Наша группа самодеятельности уже давно готовилась к этому вечеру. Зрительным залом и сценой служит помещение мастерских. Подъем в 5.30, с утра пробежка 2,5 километра. В 7 утра командир информирует нас о положении на фронтах, потом о наложенных взысканиях, после этого нас разбивают на группы технической подготовки.

Я попадаю к Хорникелю на трофейный русский грузовик. На 4 мая назначен смотр техники.

До 11.30 драим грузовик снизу, приходится поработать смоченной в бензине кистью, потом кое-где подкрашиваем.

Те, кто уже имеет права, до обеда сдают экзамены.

На обед перловка, ее выбрасываю.

На построении один только фельдфебель долго распинается насчет склок в роте, мол, не всем будет позволено принять участие в празднестве.

Фельдфебель вопрошает — кто, дескать, считает себя незаслуженно обиженным? Человек пять выходят из строя, я чувствую на себе его взгляд искоса. Все никак не забудет проведенные мною несколько недель в Покровском в качестве денщика лейтенанта Барца при комендатуре. Как и следовало ожидать, меня суют в боевое охранение.

Во второй половине дня до 16.00 драим помещение. Я от Баха доставляю цветы.

С 16.00 до 17.00 — тихий час. Чистое издевательство!

Готовлюсь заступить в охранение. Варзлик доставляет наши пироги, каждый получает по куску торта и еще огромный круглый посыпанный пирог.

Я со злости набрасываюсь на свою порцию. Вкус отменный, редко когда мне выпадало есть такие вкусные вещи. Слава нашим поварам!

На нашего фельдфебеля у меня вырос огромный зуб.

Остальные начинают вносить в здание школы столы и стулья. Мне же приходится торчать в охранении.

Торжество намечено на 19.30.

В охранении читаю и пишу письма, в 23.30 садится батарейка фонаря.

«Иваны» бомбят, моя лачуга трясется.

2 мая 1942 г.

С 24 часов и до 2 ночи стою в охранении. Слышно, как в школе наши веселятся — поют, хохочут. А мне, выходит, выпало стоять в такой вечер в охранении.

Примерно в половине второго ночи обер-лейтенанта Айка отвозят домой, и вскоре мероприятие заканчивается. Внутри школы черт знает какой кавардак — столы уставлены пустыми бутылками, разит шнапсом.

Собираю свое разбросанное вследствие перестановки коек барахлишко, умываюсь, доедаю свой оставшийся кусочек торта, запиваю его желудевым кофе.

В 9 часов в одних плавках и с одеялом под мышкой выбираю себе ложбинку поглубже и загораю до самого полудня.

В 13 часов построение. Предстоит состязание по стрельбе. Меня посылают на дежурство в канцелярию, от чего я взбешен.

В качестве призов разыгрываются 8 бутылок шампанского, подтяжки и разные разности. Впрочем, все это можно купить за деньги.

3–5 мая 1942 г.

Из дома прислали фотографии, сделанные в России. Я страшно рад, что они благополучно дошли.

На занятиях проходим дизельный двигатель, разбираем его по частям.

Я все схватываю на лету, мне очень интересно.

6 мая 1942 г.

Нас подняли ранним утром в 3.30, в 4.15 отъезд на двух грузовиках в Кирсановку.

Медленно встает солнце из-за горизонта, очень красивое зрелище. Впереди грузовик унтер-офицера Шёнвальда, за ним Хиршле. У Хартмана что-то не ладится, прихожу на выручку. В конце концов все утрясается.

Сегодня впервые в жизни управляю транспортным средством. Едем на «Опеле».

К 5 часам прибываем в Кирсановку в продовольственное управление нашей 13-й танковой дивизии. Там уже дожидаются очереди довольно много грузовиков. Вскоре подходит и наша очередь. Грузим на кузова 9 бочек квашеной капусты, из-за нее чуть ли не дерутся. Потом мясо и 3 мешка свежей колбасы.

На складе ГСМ получаем 60 литров бензина.

В Кирсановке, по сути, отоваривается вся наша 13-я танковая.

К 7.30 возвращаемся в Пономарево.

По пути назад сажусь за руль и проезжаю километра четыре.

По пути мы с Хартманом умяли по две колбаски и еще по половинке оставили в качестве заначки. В роте как раз идут занятия, какое-то время спустя мы завтракаем, не торопясь в течение получаса поглощаем пищу. До обеда практика вождения — проезжаем по 2 километра каждый, уже получается немного лучше.

7 мая 1942 г.

До обеда занятия — устройство дизельного двигателя, динамо-машины.

На обед суп из всевозможных трав.

После обеда запуск дизельного двигателя, пять человек осваивают практику езды. В 17 часов пятерых людей доставляем в Красную Поляну.

Назад почти все время еду на третьей или четвертой передаче.

8 мая 1942 г.

Подъем в 5 утра, 15 минут утренняя зарядка.

Затем 1 час занятия по химической подготовке. После обеда часть наших осваивает практику езды, а мы с нашим Кайциком повторяем теорию. Погода изумительная.

Сегодня наш фельдфебель, наверное, с полчаса орал на нас. Вот бы послушать!

На обед нас решили выстроить, весь перерыв и ушел на это дурацкое построение.

9 мая 1942 г.

Солнце пригревает уже с раннего утра. Три человека едут в Кирсановку, а мы опять разбираем по частям дизельный двигатель.

После обеда, как водится, уборка территории. Приказано сжечь все сено, на котором мы спали в школе. Группа наших разбивает у здания школы грядки.

10 мая 1942 г.

Сегодня воскресенье. Всю ночь лил дождь. На квартире унтер-офицеров протекла крыша.

Все вокруг с каждым днем растет и зеленеет. Во второй половине дня сходил проведать моего друга Кёрбера.

В целом воскресенье прошло спокойно.

11–12 мая 1942 г.

Занятия: проходим «Опель». Из-за сырости отменили физзарядку. Весенний дождь сотворил чудеса — все вокруг зазеленело и распускается.

Во второй половине дня занятия. Проходим электрооборудование автомобиля. Смотр автотехники, присутствует подполковник фон Хаке.

В кустах у ручья полным-полно майских жуков.

13 мая 1942 г.

Утреннюю зарядку отменили. С утра группа из 7 человек осваивала практику вождения грузовика. Каждый проехал 2 круга по 3 километра. Рука заболела переключать скорости.

Сегодня у меня что-то езда не клеится, причем и у остальных та же история. Семь раз у меня заглох двигатель.

Солнце припекает, дороги быстро просохли. После дождя бурно растет трава. На полях пасутся огромные стада коров — пощипывают уже совсем летнюю травку.

Во второй половине дня занятия на местности — ориентирование по карте и компасу, оценка расстояния на глаз, целеуказание. Домой возвращаемся с песней, все полтора километра дерем глотку. У нас новый лейтенант. Ему 19 лет. Сегодня впервые выдали по 100 г сахара-рафинада.

После еды упаковываю вещи, которые собрался отослать домой: резиновые сапоги, обувь и так далее. К 20.30 посылка достигла 9,8 кг. Все посылки будут сданы по особому распоряжению.

Всем приказано лишние вещи отправить домой.

Сегодня срочное сообщение: Керчь.

15 мая 1942 г.

Вчера ничего достойного дневниковых записей не происходило.

Сегодня во второй половине дня построение в спортивной одежде. Часть наших играет в футбол, другие, включая и меня, в ручной мяч. После матча краткий перерыв, а после 8-километровый кросс по местности. Возглавляет группу обер-лейтенант Айк. Вернувшись, сбрасываем одежду и по трое купаемся в только что сооруженной купальне.

Вечером накатал штук, наверное, десять поздравительных открыток к Троицыному дню.

16 мая 1942 г.

Сначала занятия с командиром, после огневая подготовка. Мой результат: из автомата по движущейся цели с дистанции 50 метров — 6 попаданий с 29 кольцами из 20 выстрелов.

Из пистолета по неподвижной цели: с дистанции 25 метров 4 попадания из 5 выстрелов.

Из пулемета: из 20 выстрелов по неподвижной мишени с дистанции 100 метров — 4 попадания.

Погода прекрасная, лежали на дерне в перерывах между стрельбами.

В 12 часов вождение. Водили «Опель», мы втроем ездили в Кирсановку, там забрали 1500 литров горючего и боеприпасы. Жара невыносимая.

На обратном пути прихватили в Красной Колонии трофейный грузовик для доставки его в 1 — й взвод.

17 мая 1942 г.

Сегодня воскресенье, подъем в 7 утра. Уже в 8 часов беру одеяло и отправляюсь загорать все в ту же ложбинку.

Очень тепло, лежа на солнце, отключаешься, напрочь забываешь о войне.

На обед позволили явиться в спортивной одежде. Для стирки обмундирования унтер-офицер Хоппе выдал нам по полкуска мыла.

С каждым днем на деревьях все больше и больше листвы.

На Пономарево совершили налет несколько бомбардировщиков, издалека доносятся разрывы. 4 или 5 наших прожекторов обшаривают небо в поисках русских.

18 мая 1942 г.

С 7 до 8 часов строевая подготовка, этот час пролетает незаметно. С 8 утра до полудня упражняемся у моста: отрабатываем высадку разведгруппы. Задача: подрыв моста. В целом интересно, даже весело.

Во второй половине дня часть наших занята спортом, другие техподготовкой и вождением. Каждый проезжает примерно полтора километра. У меня сегодня все получается.

Кто не занят, загорает на травке.

В 17 часов снова плескаемся в нашей купальне.

Вечером веду дневник и перед сном успеваю даже почитать.

19 мая 1942 г.

Наш фельдфебель вместе с обер-лейтенантом Айком отъехали на поиски замены для нашей роты.

Сначала занятия. История: от Бисмарка до мировой войны.

С утра запланированы занятия на местности, и мы вследствие жары натягиваем спортивные костюмы и занимаемся техникой. Часть людей занимается вождением на «Опеле».

После обеда начинающие водители заняты обслуживанием «опеля», остальные во фруктовом саду под руководством фельдфебеля Эртеля упражняются с пулеметом.

В 18 часов подполковник фон Хаке прощается с нами, причем с каждым за руку. Подполковник возвращается в Германию, видимо, на повышение.

20 мая 1942 г.

В 3 часа подъем, в 3.25 построение. Всем подразделением прощаемся с подполковником фон Хаке. Хором в его честь исполняем 2 песни.

После этого надеваем обмундирование для тренировок, выносим на улицу скамейки и стулья и до 6 часов занимаемся на открытом воздухе — технической и другой подготовкой. С 6 часов до 6.30 утренняя зарядка, а потом до самого вечера — до 19.00 — изучаем различные виды оружия.

С 10 до 14 — отдых, обеденный перерыв.

Солнце припекает, и я, как только выдается свободная минута, загораю.

После обеда полчаса занятий — изучаем русские танки, после этого 2 часа физподготовки под руководством лейтенанта Грисхайма.

После физподготовки — хоровое пение, затем по трое забираемся в купальню, после купания всем позволено разойтись.

Сегодня почти все после обеда нежились на солнышке.

С утра прибыли 22 человека на замену, в основном люди старшего возраста, их разместили в здании бывшей школьной мастерской.

Грузовик, на котором мы осваиваем вождение, отправился вместе с 4 начинающими водителями в Таганрог за досками.

Сегодня вечером неплохо помузицировали.

21 мая 1942 г.

И снова муки: подъем в 3 часа утра! Приходится чуть ли не за волосы вытаскивать себя из койки.

С 4 до 6 утра занятия — тактическая подготовка. В первой половине дня для нас, то есть для начинающих водителей, зачет у Кайцика. Каждый должен проехать кусок, но главным образом нас гоняют по теории. Во второй половине дня автодело под руководством унтер-офицера Шёнвальда — практическая езда на местности. У меня все отлично. Но многие дергаются.

Уже по окончании служебного дня с одним моим коллегой отвозим нашего обер-лейтенанта Айка в Красную Колонию. Я веду грузовик туда, коллега — обратно. Все прошло идеально. К половине седьмого вечера мы возвращаемся.

22 мая 1942 г.

И опять подъем ни свет ни заря — в 3 часа! Уже в 3.50 построение.

Наш фельдфебель объявил: 9 человек отобраны в группу водителей для перегона техники из Кракова, а все остальные, то есть мы, должны поддерживать постоянную боевую готовность.

С 4 до 4.40 строевая подготовка, после обер-лейтенант сообщает о построении, на котором нам сообщают о новой структуре подразделения. Нам, начинающим водителям, везет — у нас снова с 9.30 вождение на местности.

В обеденный перерыв прилег поспать, но выспаться как следует не успел.

Во второй половине дня практика вождения, едем до Кирсановки забрать почту. В 18.45 возвращаемся, и тут узнаю, что наши посылки с лишней одеждой к 20.00 должны быть в канцелярии.

Кнопф положил свою посылку на койку, а на нее — специальную карточку.

Ужинаю, потом еще раз проверяю посылку и иду ее сдавать.

23 мая 1942 г.

И снова пытка — подъем в 3 утра! С 3 до 4 одеваемся, приводим себя в порядок, умываемся.

В здании школы еще темно, но на улице куда светлее.

После завтрака боевые стрельбы. Сначала группа Клюзенера, потом, примерно час спустя, наша.

Этот час в нашей группе Штихерта посвящен занятиям. Тема: обнаружение населенного пункта по условной линии на карте. К 8 часам настает очередь нашей группы. Вооружение: 2 пулемета, 3 автомата, 2 боевые гранаты. Согласно вводной, мы пробиваемся через дамбу к 1-му взводу, минуем мертвую зону в русле ручья, затем поднимаемся на возвышенность.

Наверху располагаются мишени.

После четырех выстрелов у меня заклинило оружие — пуля засела в стволе.

Результаты: 44 попадания, в группе Клюзенера — 17. В 9.20 у нас конец занятий, следующей идет 3-я группа.

Едва я успел прилечь, как меня ставят в известность, что мне вместе с Гётцем и Хармсом предстоит еще и практика вождения. Наскоро перекусив (сладкая лапша с яйцами и молоком), около 12 часов выезжаем.

Впереди сидит лейтенант Рустика. Первые 5 километров проезжает Гётц, а Хармс ведет машину до самой Кирсановки. Останавливаемся у госпиталя. Оттуда еду уже я, объезжаю всю Кирсановку вдоль и поперек, это как минимум километров 5, потом, уже выехав из Кирсановки, проезжаю еще 3 километра. Потом снова возвращаюсь к складу ГСМ забрать почту.

Все прошло без сучка, без задоринки, сидящий рядом лейтенант только подсказывает мне дорогу. У почты забираем письма и посылки и, кроме того, двоих солдат.

По пути назад за баранку садится'сам лейтенант — куда-то торопится. По теории он нас не опрашивал. Все мы трое выдержали экзамен. В Т7 часов возвращаемся к месту расквартирования.

После ужина выкладываем из камня что-то вроде клумбы, засыпаем туда землю и высаживаем цветы.

Мы привезли целый мешок почты. Утром нам позволено выспаться как следует.

Воскресенье, Троицын день, 24 мая 1942 г.

Как же здорово снова проспать до 7 часов! К 9 часам утра я успел вымыться, побриться — словом, привести себя в порядок.

На столах стояли огромные букеты сирени. Через громкоговоритель звучит музыка. Погода облачная, ветрено. Время от времени сквозь тучи прорывается солнце. До обеда занимаюсь почтой. На обед гуляш, 2 булочки и 250 г напитка, настоянного на апельсиновых корках. После обеда решил почитать.

Сегодня выдали довольствие: 1 поджаренная колбаса, 100 г ливерной колбасы, 30 г масла, 4 сигареты. После ужина читаю иллюстрированные журналы и газеты. Самая последняя — от 19 мая. Вечером еще подвезли почту, прибыли газеты от 13 мая. Вот такая скорая у нас полевая почта.

Примерно в 21 час укладываюсь спать, день выдался хороший.

Близости фронта не чувствуется совершенно, такое впечатление, что мы где-нибудь дома, в обычном тыловом гарнизоне.

Понедельник после Духова дня, 25 мая 1942 г.

И сегодня нас будят только в 7 часов утра. А в 8 уже нежусь на солнышке. Хорошо позагорать, когда тебе никто не мешает.

Во второй половине дня опять иду загорать, читаю детективный роман.

Большая часть нашей роты отправилась в Красную Колонию на спортивный праздник. После 16 часов готовлюсь заступить в охранение.

Начальник караула — унтер-офицер Вилле. С ним сегодня творится что-то странное — отправляет весь караул привести в порядок форму. И это в праздничный день!

Вообще-то мы не очень жалуем этого Вилле. И раньше он мог вытворить что-нибудь в этом духе.

26 мая 1942 г.

Во второй половине дня собрался постираться, но не дали. Видите ли, прибыл командир собственной персоной. Так что приходится весь день торчать в боевом охранении.

27 мая 1942 г.

Черт, снова подъем ни свет ни заря. Тяжело вставать так рано. В здании школы еще темно, а на улице холодно.

До завтрака, то есть до 5.40, занятия. Проходим гранаты-лимонки. После занятий каждый бросает боевую гранату.

После завтрака под руководством лейтенанта фон Грисхайма выходим на местность. Там проходят занятия по подрывному делу. 200 г взрывчатки подрываем противотанковое орудие, 3 кг — каменную стену, столько же уходит, чтобы подорвать подвальное помещение, а связкой зарядов подрываем железнодорожный рельс. Кусок рельса взлетает в воздух метров на 30 и приземляется метрах в 50 от нас. На месте взрыва воронка примерно полтора метра глубиной.

Потом подрываем кусок рельса поменьше — он разлетается на куски. Во второй половине дня физподготовка, играем в ручной мяч. Я играю в нападении.

После матча холодный душ, потом засеваем на грядках редис.

28 мая 1942 г.

Снова подъем в 3 утра, затем занятия по тактической подготовке. До обеда физподготовка. С 9 до 12 загораю.

Тут же вижу, как гоняют «молодых». Этим ребятам достается крепко, потяжелее, чем в родной немецкой казарме.

После обеда стираю обмундирование.

С 13.30 до 17 часов выкладываем у купальни из камня дорожку.

После 17 часов переодеваюсь в рабочее обмундирование, потом получаю назад ту часть обмундирования, о которой заявил, как о пропавшей.

Вот и еще день прошел, недели пролетают одна за другой.

29 мая 1942 г.

Подъем в 3, кроме того, мне предстоит почистить сапоги Кайцика, но, несмотря на это, поднимаюсь лишь в 3.15. Очень, очень трудно подниматься в такую рань.

В 3.50 сразу же начинаются занятия, на этот раз располагаемся на солнечной стороне школы. Наш фельдфебель проводит занятия по уставу внутренней службы, по денежному довольствию и обмундированию.

После перерыва на завтрак (40 минут) до 9.30 хозяйственные работы. Меня отправили за песком для посыпки территории.

После обеда раздобываю у женщин, у которых остаются коровы, литр свежего молока.

Во второй половине дня вместе с еще 10 товарищами снова набираем песок для посыпки территории вокруг купальни. Время от времени моросит дождик, но мы исправно копаем песок до 17 часов.

Чем глубже роем, тем больше сырой глины попадается.

Сразу после окончания службы раскладываю костер и варю пудинг. Вечером переполох, командир вздумал наведаться в спальное помещение. С 19 до 20 часов уборка помещения.

Замазывая мышиную нору, порезал палец.

30 мая 1942 г.

Подъем в 3 часа, с 4 до 5 политподготовка.

Наша просьба перенести подъем на более позднее время отклонена. Зато командир соглашается с нами насчет отмены построения на обед. Наш фельдфебель взбешен до крайности.

После завтрака в 5.30 намечены стрельбы. Мы с Мюллером назначены для учета попаданий в мишени при стрельбе из 2-см пушек.

Приходится тащить, перетаскивать через ручей тяжеленную жестяную мишень, устанавливать ее, а потом прятаться за 150 метров в промоине.

Через 2 часа нас сменяют и требуют на стрельбы. Тут зарядил дождь.

Мой результат: стрельба из пистолета — 3 выстрела с дистанции 25 метров — 1 попадание, из автомата с дистанции 100 м — 2 попадания, из пулемета из 20 выстрелов во время дождя с дистанции 150 метров — 6 попаданий.

После стрельб нас гонят делать какие-то прививки.

Возвращаемся уже в 9.20, то есть уже к обеду, дают холодную сладкую лапшу с молоком.

К полудню облака разбегаются, проглядывает солнце.

Ложусь на травку и читаю, тут меня зовет Мертенс. Меня срочно вызывает наш фельдфебель. Быстро одеваюсь и бегу к нему.

Оказывается, мне объявлен 3-дневный отпуск с поездкой в Таганрог. На сборы считаные минуты. Без двадцати 12 я готов. Беру с собой самое необходимое и отправляюсь в канцелярию за отпускными — 60 рейхсмарок.

Потом идем к полевой кухне и получаем положенное на сегодняшний вечер довольствие.

После этого дожидаемся грузовика, который должен нас отвезти в Покровское. Грузовик так и не приехал, зато прибыло сообщение о завершении операции в Харьковском котле.

Час спустя проезжает наш «Опель», везущий солдат 4-й роты в Некпиновку.

Забирают и нас, правда, всю дорогу мы стоим.

Около 14 часов прибываем в Некпиновку, с километр топаем пешком по жаре, потом нас подвозят на телеге до Покровского. Оттуда еще почти 3 километра до железной дороги, их одолеваем тоже на своих двоих.

Взмокшие от пота, мы все же успеваем на поезд за 5 минут до отхода. В обычном жестком вагоне добираемся до Таганрога.

Около 16 часов проезжаем мимо подбитых русских бронепоездов и прибываем на платформу Таганрога.

И тут кто-то кричит, мол, отпускникам подойти сюда.

Ага, оказывается, нам полагается следовать строем. Тут же откуда ни возьмись нас осаждают русские — и стар и млад. Упрашивают поднести нам вещички, клянчат сахарин, табак.

Около 17 часов добираемся до солдатского клуба.

Сначала занимают места те, кому дали недельный отпуск, потом мы, трехдневники. Мы вместе с Штюбнером и Мертенсом размещаемся внизу, в комнате 8. Там только кровати, причем незастеленные.

Оказывается, нам предстоит дезинсекция — только после этого нас допустят к месту проживания.

После краткого отдыха идем в столовую отведать сладкого супчика с пшенной крупой. Съедаем к нему полученное довольствие, пучок свежей редиски, который выменяли за 3 сигареты.

После еды сразу же отправляюсь в город, продаю 3 упаковки табаку за 30 рейхсмарок, потом примерно час прогуливаюсь, дохожу до самого пляжа.

31 мая 1942 г.

Сегодня воскресенье, поднимаюсь около половины седьмого и отправляюсь на дезинсекцию. Многие уже раньше пошли.

Едва выйдя за порог, вспоминаем, что забыли мыло и мочалки.

Возвращаемся и решаем заодно и позавтракать. Когда выходим, на улице льет дождь. До пункта дезинсекции 20 минут ходу.

Нам везет — мы успеваем в последнюю минуту, сдаем наши бумажки, после этого пункт запирают.

С час мы стоим под горячим душем, ощущение изумительное.

Потом мы первые получаем наши уже обезвшивлен-ные вещи. Тем, кто пришел раньше, приходится ждать.

На улице льет как из ведра, мы пытаемся переждать дождь, но потом отправляемся в нашу солдатскую гостиницу. Едва мы приходим туда, как на улице начинается просто тропический ливень. Я усаживаюсь в рекреации писать письма. Перед обедом сходил за талонами на обед, на кухне выдают мясной суп с лапшой.

Нас 15 человек в комнате наверху. Номер нашей комнаты — 15.

Посуду собирают и моют русские женщины.

В 12.30 в рекреации начинает играть оркестр, музыка транслируется через репродукторы и в наши комнаты.

Пообедав, отправляюсь на прогулку в город. На улицах людно, много наших солдат и хорошо одетых симпатичных девушек. Повсюду русские просят продать им табак или сигареты. Мальчишки готовы за одну сигарету до блеска вычистить сапоги.

Дождь перестал. Я соглашаюсь почистить сапоги.

Становится по-настоящему жарко.

На небольшом базарчике продаю 100 сигарет и несколько упаковок табака (цена: 1 упаковка табака — 10 рейхсмарок, пачка 20 сигарет — 8 рейхсмарок).

За две пачки сигарет приобретаю бумажник и юфтевую кожу.

Кафе переполнены, я тоже решаю зайти. Чашка кофе с сахаром стоит 30 пфеннигов, пирожное из теста на воде — 90 пфеннигов. На вкус — ни дать ни взять чуть подгоревшая оладья. Но я съедаю целых 5 штук.

Иду на 15.30 в кино посмотреть фильм «Слуги просят войти». В кино очень чисто и уютно, зал на 700 мест. Цена билета — 20 пфеннигов.

В зале жарко, душно, после фильма приятно вновь выйти на воздух.

В 18 часов иду в украинский театр. Программа интересная, 75 % на немецком языке, только одноактная пьеса минут на 15 — по-русски.

Выступают певцы, акробаты, танцоры. В роли конферансье наш солдатик, непрерывно отпускает шуточки, что вызывает взрывы хохота в зале. Его напарница тоже мила. Русский оркестр играет очень хорошо. Около 20 часов концертная программа заканчивается.

Сходил к морю, потом вернулся в гостиницу и поужинал — кровяная колбаса и сливочное масло.

С 20 часов оркестр в гостинице начинает играть шлягеры. Совсем как дома.

1 июня 1942 г.

Просыпаюсь еще в 6 часов, но встаю только в 7, когда начинается утренний концерт. На завтрак у меня только хлеб. Беру с собой табак и сигареты, потом отправляюсь в парикмахерскую побриться и подстричься.

Сегодня день очень жаркий. Снова за одну сигарету мне чистят сапоги. От мальчишек в этом городе отбоя нет.

Повсюду стоят женщины с корзинами редиса, пучок стоит 3 сигареты. Вымениваю на 4 сигареты расческу.

Повсюду оживление, открыто много магазинов, другие вот-вот откроются.

Русские девушки прекрасно одеты, почти как у нас дома.

«Лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» отступает на участке Мариуполь—Таганрог.

В полдень возвращаюсь в гостиницу, на обед гороховый суп. После обеда с Мертенсом и Штюбнером идем погулять, фотографируемся в ателье (6 карточек — 5 рейхсмарок). В кафе снова полно народу, сидеть и ждать нет никакого желания, поэтому, заглянув, сразу же ухожу.

На пляже купаются местные мальчишки и наши солдаты.

В 17 часов ужин в гостинице, потом опять идем в кино на фильм «Первая брачная ночь». Я еле досидел до конца, взмок от пота.

После ужина решил прилечь и послушать музыку из репродуктора. Передавали концерт по заявкам.

Оказывается, на этих концертах по заявкам собрано около 40 000 рейхсмарок, они будут перечислены детям погибших нашей 13-й танковой дивизии.

2 июня 1942 г.

Встаю только с началом обычного утреннего концерта. После завтрака снова иду в город, захожу на воинское кладбище в городском парке, потом снова иду в кафе, а после хожу по улицам и разглядываю витрины.

День снова жаркий, и я присаживаюсь в тени дерева и наблюдаю за оживленной улицей.

В городе довольно много и румынских офицеров.

В полдень возвращаюсь в гостиницу, сегодня нас решили покормить пшенным супчиком. В 17.45 отъезжает поезд на Покровское — 3 дня отпуска в Таганроге пролетели.

Но мы с Мертенсом вдвоем (дело в том, что Штюбнер получил недельный отпуск и находится в другой гостинице) решаем ехать только завтра.

Собираем вещички и двигаем к вокзалу, и прямо у станции находим отличную квартиру переночевать.

Располагаемся в очень опрятной комнате, где до нас жили 7 человек из СС, потом снова идем в город. Кафе, как обычно, переполнено, несмотря на жару.

Потом мы не спеша прогуливаемся по улицам и примерно в 18 часов снова возвращаемся на новую квартиру. Спокойно ужинаем, потом я играю на губной гармошке.

Позже выходим с Мертенсом посидеть на лавочке возле дома. Мимо проходят симпатичные девушки. Сидим и чешем себе языками, совсем как дома.

Да, эти три отпускных дня пролетели, как всегда, незаметно.

Вокруг тишина, мысли о войне и в голову не приходят.

Я ложусь на роскошную постель, Мертенс на тахту.

3 июня 1942 г.

Поднимаюсь спозаранку, часов, наверное, в 5. Мне показалось, что мои часы остановились, поэтому поднимаюсь. На улице уже довольно оживленно. Оказывается, часы мои показывают правильно — на самом деле 5 часов утра. Но я решаю уже не ложиться. После завтрака оставляем хлеб квартирной хозяйке, женщине очень любезной.

К 7 утра идем на вокзал. В 7.20 отъезжаем в простом товарном вагоне. В пути поезд делает 7 остановок, повсюду видим румын.

Прибыв в Покровское, слезаем, метров 100 проходим пешком, потом подсаживаемся на какую-то телегу. На ней доезжаем до кладбища, потом снова идем пешком, и вскоре нас подбирает другая повозка с сеном, которая доставляет нас до Некпимовки.

Солнце печет невыносимо. Почти до 13 часов лежим в тени, потом садимся на грузовик до Пономарево, куда прибываем в 14 часов.

Дом Зимона наполовину выгорел, пропала и часть вещей. Во всем виноваты русские — печку недосмотрели.

Докладываем о возвращении из отпуска, узнаем о перемещениях на служебной лестнице — Зимону и Эбауэру присвоены звания фельдфебелей.

Во второй половине дня — свободное время. Остальные заняты химподготовкой. Оказывается, нам здорово повезло. Надеваю тренировочный костюм, привожу в порядок обмундирование к смотру на предмет проверки наличия личного состава подразделения, который состоится через 2 дня.

Вечером привозят вещи для покупки за деньги. Но пока до меня дошла очередь, все мало-мальски заслуживающее внимания успели расхватать. Мне удалось купить только 60 сигарет да почтовую бумагу.

4 июня 1942 г.

Ко Дню матери община, к которой принадлежит моя мать, прислала мне сберкнижку с начисленными на нее 50 рейхсмарками.

И для меня, и для моей матери это стало приятным сюрпризом.

До самого обеда работаем в группе из 10 человек — сооружаем купальню.

Работа продвигается довольно медленно. Мы уже прорыли котлованчик полутораметровой глубины, но его дно наполнилось грязной жижей.

Одна сторона нашего вырытого вручную «бассейна» уже выложена дерном.

Завтрак (сухой хлеб) съедаем на свежем воздухе. Днем пишу дневник, другие занимаются починкой обмундирования, потом я тоже решаю отчистить пятна на шинели и гимнастерке.

Солнце палит вовсю, правда, в полдень прошел дождик. Пришлось срочно перетаскивать намокшее обмундирование в школу.

Во второй половине дня снова работы на купальне. Вечером меня опять ставят в караул. Воздух свежий, чистый, издали доносится музыка.

Вдруг в темноте различаю три силуэта. Ору как резаный: «Стой, кто идет!» В ответ слышу неразборчивое бормотанье. Предупреждаю, что открою огонь. Оказывается, это обер-лейтенант Айк, Буби и Грисхайм. Обер-лейтенант даже похвалил меня за бдительное несение караульной службы.

5 июня 1942 г.

Сегодня написал письмо домой и решил послать его авиапочтой.

Мимо тянутся колонны частей 298-й пехотной дивизии. Они идут со стороны Харькова. Прошлой ночью фельдфебель Эртель разместил в саду целый палаточный городок — роту целиком.

Наш фельдфебель с утра умотал в отпуск. Слава богу, хоть потише будет. Все вне себя от радости. Как знать, может, еще и не вернется!

6 июня 1942 г.

Во время занятий всем страшно хотелось спать. Я очнулся, только услышав команду «На работы в купальню!». Сегодня нарезали лопатами дерн для выкладки бассейна по бокам. Работа продвигается черепашьими темпами, никому особенно не хочется копаться в грязи — дело в том, что ночью прошел ливень.

Пришлось сформировать команду черпальщиков воды. В 9.30, как обычно, обед — ведь подъем по-прежнему в 3 утра.

Сразу же после обеда отправляюсь за молоком. Только собрался вскипятить свежего молочка, как скомандовали: «Приготовиться к построению!»

Начинается дождь.

Обер-лейтенант Айк отдает приказ к сегодняшнему вечеру закончить купальню.

Мы все взбешены.

А дождь между тем льет и льет, и конца ему не видно. Пытаемся прикрываться брезентом, у многих брезента нет, и уже несколько минут спустя их форму хоть выжимай.

Под дождем приходится ворочать камни — ими должно быть выложено дно. Камни надо тащить за 200 метров.

Между тем обер-лейтенант пригнал нам на подмогу всех, кого только мог собрать, — женщин, мужчин, детишек.

Выстроилась людская цепь — человек, наверное, с сотню. И все передают камни. Работа спорится, и к 17.30 все готово. Бассейн можно наполнять.

Бассейн-то бассейном, но вот сколько мы в нем еще покупаемся? Не вечно же мы будем торчать в этом Пономареве на берегу Миуса? В один прекрасный день придется убираться отсюда.

7 июня 1942 г.

Слава богу, сегодня подъем в 7 утра — в честь воскресенья.

А в 8 часов я уже загораю. День этот проходит спокойно.

8 июня 1942 г.

С сегодняшнего дня подъем решено перенести на 5 часов утра. Это же надо! Какое одолжение — позволить нам дрыхнуть лишних пару часов!

Физзарядка отменена — на улице дождь. В первой половине дня стрельба из пистолетов, во второй — из пулеметов.

9 июня 1942 г.

До полудня работаем на купальне, посыпаем песком берега, сооружаем лестницу, мостки через ручей.

Увы, но вода что-то не спешит подниматься до нужного уровня — то есть ее поступает примерно столько же, сколько выходит. Она просто уходит в землю через стенки.

В 13.30 построение, организованно отправляемся купаться. Рядом с бассейном стоит стол с выставленными на нем призами. Погода вроде меняется к лучшему.

Меня вместе с Бюсом назначили дежурными. Следить за порядком.

На 15.30 назначено открытие купальни. Прибыли офицеры вышестоящего штаба. Обер-лейтенант Айк торжественно открывает бассейн — лично совершает первый заплыв. Потом в воду заходят и остальные, повзводно. Состязаются, кто быстрее проплывет. Всех опередил штаб дивизии — им и досталась бутылка коньяка.

Я неустанно щелкаю на пленку все происходящее.

Под финал делает заплыв даже наш Кайцик, причем не сняв формы.

Около 17 часов все расходятся, вода еще не успела достаточно прогреться.

Наконец свершилось — приказано в половине второго ночи поднять водителей, которые должны перегнать прибывшую в Успенское новую технику.

Все с нетерпением ждут прибытия новейших бронемашин.

10 июня 1942 г.

Наконец наступил день, которого все так ждали. Прибывают наши новые бронемашины. Теперь остается обеспечить их маскировку. 10 солдат и 4 унтер-офицеров направляют к ручью для изготовления из тростника матов.

Тут кто-то прокричал, что, мол, едут. И правда, на возвышенности показались наши машины. Ура!

Все выбегают на дорогу, я быстро достаю фотоаппарат, и в это время как раз подъезжают наши бронемашины.

Незабываемое зрелище: степенно, неторопливо шествуют бронемашины. Машины оснащены 2-см орудиями. В них проглядывает что-то бульдожье.

Вагнер, Бусс, Флизенберг, Штабан и Бехерт, сияя от радости, докладывают о благополучном прибытии. Всего 8 дней понадобилось для доставки техники из Магдебурга сюда.

Примерно час спустя мы снова возвращаемся к ручью плести маты. Шлепая по воде в резиновых сапогах, мы срезаем зеленые стебли тростника. Уже к полудню несколько штук матов готовы.

Во второй половине дня продолжаем заниматься тем же, а вечером приступаем к маскировке стоящих по причине нехватки места вплотную друг к другу наших новеньких бронемашин.

Кроме матов используем и ветки деревьев, и траву — словом, всю имеющуюся в распоряжении зелень.

11 июня 1942 г.

Сегодня физподготовка проходит в бассейне. Наша рота выстроилась в полном составе.

Все занятия закончены, группы расформированы. Обер-лейтенант Айк докладывает новую структуру подразделений. Кроме меня в них включены и те, кто только что получил права вождения.

Я оказываюсь в составе экипажа тяжелой 8-колесной бронемашины вместе с унтер-офицером Вестфельдом в должности водителя, Вальтером Хайном, Карлом-Хайнцем Бюссом в должности радиста. Моя должность — стрелок. Наша разведгруппа состоит из двух тяжелых 8-колесных бронемашин. Вторым экипажем командует унтер-офицер Ваак. В ней 8 человек.

После построения всем приказано идти к нашим бронемашинам. Нам не повезло, в нашей бронемашине из-за плохого уплотнения головки блока цилиндров в двигатель попала вода. На родном немецком заводе плохо затянули гайки, вполне возможно, что это — следствие саботажа. Хайнц и Бюсс берутся за инструмент, а я распаковываю магазины с боеприпасами и всякую-разную дребедень.

К столу мы приставили еще один, подлиннее, на него все и выкладываем.

Сдаю пустые ящики из-под обойм, часть пулеметной ленты и 2 сменных ствола 2-см орудия нашему оружейнику. Между тем наступает полдень. На обед гороховый суп. Во второй половине дня работаем в тренировочных костюмах.

Впервые имею возможность заглянуть внутрь бронемашины, переставляю под себя оптический прицел — дело в том, что я стреляю с левого плеча, проверяю оборудование и помещаю 18 обойм (каждая по 10 штук 2-см снарядов) в держатели. После чищу автомат. Так и проходит вторая половина дня. В 17 часов все вместе отправляемся к ручью и там связываем еще несколько маскировочных матов из стеблей тростника.

Сегодня кормят картошкой в мундире. Отец Тиме, который торгует в Германии картофелем, пожаловал нашей роте 250 кг картофеля, который благополучно добрался до нас.

12 июня 1942 г.

С 3 часов утра 1-й взвод нашей роты разбирает двигатель на нашей бронемашине.

В 6.20 построение на технику.

Утром снимаю пулемет — битый час занимался им вместе с нашим оружейником.

Все в заводской смазке, включая и пулемет. Приходится эту смазку снимать. Внутри ствола черт знает что творится — и туда попала смазка.

После обеда вместе с унтер-офицером Вестфельдом снимаем орудие, это занимает минут тридцать — на новой модификации бронемашины все оказывается по-другому, не так, как на привычной прежней.

На пушке замечаю пятна ржавчины — после пробных стрельб орудие не удосужились смазать.

Строго говоря, подобные вещи недопустимы. Час нас натаскивают по новым видам вооружений, потом я снова водружаю пушку на место, уже как следует смазанную с помощью моего водителя.

13 июня 1942 г.

Наш командир подполковник Шольц прибывает сегодня для осмотра вновь поступившей техники.

Мне приказано выложить на стол различные виды вооружений.

Подполковник Шольц прибывает в 8 без нескольких минут. Я демонстрирую ему новую пушку. Позже прибывает и командир батальона обер-лейтенант Айк, и мы вместе с ним совершаем пятнадцатиминутную поездку по местности на новенькой 8-колесной бронемашине. После этого нас гонят на прививку от холеры.

Затем устанавливаю на бронемашине все, что было демонтировано, чищу треногу и пулемет.

Мой пулемет сдан оружейнику.

На вторую половину дня меня назначают на уборку помещения, я тщательно подметаю пол и протираю столы.

Провожу пристрелку орудия нашей бронемашины, его скорострельность значительно выше.

В небе над Кирсановкой барражируют около 30 русских самолетов (по словам обер-ефрейтора).

Вечером час купания в нашем новом бассейне под открытым небом.

14 июня 1942 г.

Сегодня воскресенье. Поднимаюсь в 7 часов, тут же иду в душ. Еды у меня никакой, беру под мышку одеяло и пару часов загораю, до тех пор, пока небо на затягивают облака.

Возвращаюсь в школу, тем временем роту заставляют выкладывать из камней защитные ограждения для техники. В 11 часов отмеряю дистанцию 300 метров для завтрашних стрельб.

15 июня 1942 г.

Подъем в 5 утра, зарядку не проводят — все ждут прибытия генерала.

С Вендлером устанавливаем 2 мишени для пристрелки нашего орудия, после этого сразу же возвращаюсь к нашей родимой бронемашине.

Как раньше подполковнику Шольцу, демонстрирую генералу и его свите 2-см орудие новой модификации.

Едва генерал и его свита скрываются из вида, сразу же переодеваемся в тренировочные костюмы.

До обеда занимаюсь смазкой салазок орудия, подготовкой боеприпасов и так далее. На обед гороховый суп.

Над нами проносятся 8 русских бомбардировщиков с истребителями сопровождения.

Во второй половине дня вместе с унтер-офицером Таузендом, нашим оружейником, перегружаем пустые ящики для обойм.

Над нашими головами проносится еще пара десятков русских самолетов.

Со стороны Калиновки приближаются еще 40 бронемашин, все они войдут в состав нашей 13-й танковой дивизии.

С 22 до 24 часов над местностью постоянно вспыхивают зарницы. Обливаюсь потом, несмотря на относительно легкую одежду.

Спим на открытом воздухе, прямо на траве, подложив под себя шинель и накрывшись одеялами.

Как здорово спать на свежем воздухе.

16 июня 1942 г.

Так как уже светло, с 3.20 и до 5 часов утра обеспечиваю противовоздушную оборону. Только один раз заметил кружившие вдалеке русские бипланы.

17 июня 1942 г.

Подъем в 5 часов. Вместо физзарядки пробегаем стометровку.

В 6.20 построение в тренировочных костюмах. Занятия по 2-см орудию, после этого получение боеприпасов. До полудня вместе с водителем снарядили пулеметные ленты на 1400 патронов (на 2 обычных 1 трассирующий заряд).

Во второй половине дня снаряжаю обоймы для 2-см орудия, 8 — с разрывными снарядами, 2 — с обычными, 1 — с противотанковыми и 1 — со спецзарядами, потом все вперемешку попарно — один разрывной и один противотанковый.

Спецзаряды — нечто новое для нас, с усиленным сердечником, способным пробить более толстую танковую броню.

Все перечисленные приготовления говорят о том, что нас вскоре ждут несколько иные задачи. Близится конец нашей безмятежной жизни.

19 июня 1942 г.

Вчера ничего особенного не происходило, все те же занятия по орудию да еще плели из тростника маты. Сегодня с утра вся рота пробегает кросс 3 км. Финиш — у купальни.

Вся рота под командованием обер-лейтенанта Айка сегодня выезжала на местность. Наш экипаж вынужден был остаться из-за устранения неполадок.

Мы съездили в расположение 2тй роты, где нам приварили держатели для боеприпасов пулеметов и нескольких запасных канистр.

На Латеново русские с больших высот сбрасывали бомбы. Около 13 часов наши бронемашины вернулись. После обеда внезапно похолодало. Я все время работал на технике и укладывал для просушки стебли камыша для плетения матов.

20 июня 1942 г.

Вместо физзарядки купаемся в бассейне. Сегодня мы узнали, что вчера в роте, выстроившейся на обед, при бомбежке погиб 21 человек, а 24 получили тяжелые ранения. Это произошло в Латеново. Не позавидуешь офицеру, отвечавшему за все.

Наш командир роты обер-лейтенант Айк распорядился:

— Роте в полном составе зарыться в землю!

И вот после двухчасовых занятий беремся за лопаты.

Я помогаю рыть окоп унтер-офицерам Вестфельду и Вааку. До обеда мы успели углубиться на целый метр, как и было приказано.

На обед сладкая лапша с молоком, правда, немного, каких-нибудь пол-литра.

После обеда пробные стрельбы из пулемета с дистанции 50 метров по мишени — листу немецкой брони толщиной 8 мм и русской брони толщиной 15 мм.

Стреляет обер-лейтенант Айк, но обычные патроны броневые листы не берут, зато остроконечные пули со стальным сердечником легко прошивают их насквозь.

После огневой подготовки снова рытье окопов.

Мы с водителем и помощником водителя приступаем к сооружению палатки на троих.

Пытаемся вырыть окоп в непосредственной близости от нашей бронемашины, но из-за твердого, как камень, грунта обязательной метровой глубины так и не достигаем. Потом ставим палатку над уже прорытым окопом. Так заработались, что даже об обеде и то позабыли.

После еды в 18 часов снова за работу. Обтягиваем стены русским брезентом и все же углубляемся в землю до предписанного 1 метра. Карл-Хайнц Бюсс проводит к нам палатку громкоговоритель от рации. Что еще желать?

Примерно в 21 час ложимся спать — теперь нам страшно только прямое попадание русского снаряда или бомбы.

21 июня 1942 г.

Сегодня воскресенье, подъем в 7 часов, но я встаю уже в 6.15 — бегу обдаться в душе. Но ничего не выходит — водицы в бочке на донышке. Днем нам не позволяют брать воду из колодца полевой кухни, только по вечерам. Таким образом, приходится довольствоваться обычным мытьем.

22 июня 1942 г.

Сегодня вот уже год, как началась война с Россией. Как все-таки летит время! Кто знает, каким станет для нас этот предстоящий второй год войны?

Прибыл наш главный техник Кайцик. Вместе с ним завезли гороховую муку. После этого выезжаем на местность в районе Красной Колонии, отрабатываем приемы работы с рацией, все идет как по маслу. Вообще исключительно приятно управлять новой техникой, даже сиденье в нашей новой бронемашине куда удобнее, чем в прежней, — сидишь себе как в кресле. Ни пыль, ни дождь в ней не страшны.

Около 6 часов мы в Таганроге. Через весь город едем на завод, перед нами распахиваются ворота. Здесь уже находится машина Штюбнера и еще две бронемашины из нашей роты.

Въезжаем в цех, предстоит кое-что приварить. В цеху довольно много русских рабочих. Здесь изготавливают запчасти для техники нашей дивизии и проводят всякого рода работы — сварку, постановку бронеплит и так далее.

В цеху валяются корпуса от огромных авиабомб и снарядов. Сварочные работы затягиваются, поэтому решаем подкрепиться сухим пайком (мясной тушенкой и сливочным маслом). Потом я решил пройтись по заводу, а после этого уселся в бронемашину черкнуть пару строк в дневник.

К обеду все сварочные работы наконец завершены, и мы гордо шествуем через весь город к солдатской гостинице для отпускников. Там и ставим машины.

Мальчишка надраил мне сапоги, и мы все вместе направляемся в столовую. Там съедаем за 20 пфеннигов суп из пшенки.

После этого отпрашиваюсь к парикмахеру подстричься. На рынке загоняю на 20 рейхсмарок сигареты — по 30 пфеннигов за штуку.

В 15 часов иду в кино, там мы все и встречаемся, не сговариваясь.

У буфета, где продают пирожные, форменная давка — пирожные стоят 1 рейхсмарку, уминаю целых 5 штук. Фильм называется «Образцовый супруг».

После фильма ненадолго подходим к нашим бронемашинам, закусываем на броне, а после мелкими группами идем пройтись по Таганрогу.

В городе уже не так много военных — «Лейбштандарт «Адольф Гитлер» отбыл, что касается девушек, наверняка процентов сорок их уже отправлены в Германию.

Решаю сходить к морю подышать свежим вечерним воздухом. К 21 часу возвращаюсь в гостиницу, отпускников отправили назад в части, поэтому там пусто. Беру в машине два одеяла, и мы еще с тремя товарищами ночуем в комнате 7.

Если верить листовкам, на сегодня русские запланировали массированный авианалет на Таганрог и артобстрел города. Что же, поглядим!

23 июня 1942 г.

Еще в 4.30 мы поднимаемся, умываемся и отправляемся на квартиру забрать Кайцика. После этого возвращаемся в роту. Наша бронемашина работает как часы.

Часам к 7 прибываем в расположение роты, смотр фляжек и полевой посуды к этому времени завершен.

Я успеваю заменить только посуду, а вот фляжки, к сожалению, все расхватали.

До 9.30 свободное время. Первым делом подкрепляюсь. Во второй половине дня мы (шестеро стрелков из 1 — го взвода) чистим оружие.

На 16.30 запланировано купание нашего взвода, другие играют в ручной мяч.

Днем я еще получил пару носков, свитер и солнечные очки.

Ночью просыпаюсь от стука дождевых капель по брезенту. Как же приятно спать, зная, что на улице дождь, но на тебя не натечет.

24 июня 1942 г.

Зарядка отменена, так что есть возможность подольше поспать. Половина наших едет с утра на учения. А мы, стрелки, тренируемся: умение читать карту, разбираться в условных линиях кодирования карт. И еще до обеда успеваем нарезать целую кучу тростника для маскировки техники.

Сегодня осмотр снаряжения — непригодные вещи тут же заменяются. В целом день проходит за чисткой оружия и приведением в порядок бронемашин изнутри. Вечером дождь, тем уютнее кажется тебе палатка.

25 июня 1942 г.

Сегодня день занятий: пулемет, пистолет, ориентирование, опознавание самолетов противника, отработка навыков наводки орудия и пулемета бронемашины.

Пока что затишье продолжается, и никто понятия не имеет, когда и куда нас отправят.

К кофе сегодня нам подали нечто совсем уж изысканное: на брата по половине большого посыпанного пирога, то есть почти домашнего. Принимаем пищу в здании школы, но спим в своей углубленной палатке.

В 7.45 построение для прививок. Делают укол противодизентерийной вакцины. Солнце припекает вовсю, мы расхаживаем в тренировочных штанах. К 9 часам все привиты, и я занимаюсь тем, что прорываю вокруг палатки канаву для стока воды.

Сегодня на обед 5 картофелин, мясной соус и 100 г яблочного повидла.

В нашей дивизии решили организовать спортивный праздник, оркестр играет вполне слаженно, совсем как на празднике лета дома.

На завалинке нашей палатки высаживаю подсолнухи.

Бюсс, сидя у радио, слушает музыку и строчит письма домой.

Оклеиваю брезент палатки и стенки картинками, после чего иду отдать в стирку свой рабочий комбинезон.

Выдали довольствие: треть буханки хлеба, 100 г сливочного масла, упаковку карамели, 50 г меда и 250 г кофейного ликера.

Увы, но приходится прервать ужин — нашему обер-лейтенанту вздумалось обходить палатки и выставлять оценки.

Мы получили «четверку».

После обхода продолжили трапезу, потом я сходил осмотреть палатки, есть очень и очень неплохие.

Специальное сообщение относительно обстановки у Тобрука. Мы страшно довольны. Я делаю несколько записей в дневник, водитель угощает меня ликером и шоколадом — в честь своего дня рождения. Сегодняшний день смело можно назвать чудесным, завтра предстоит рано вставать.

26 июня 1942 г.

Почти все наши бронемашины на учениях. Меня передали в распоряжение унтер-офицера Гербера. Жарища! Приходится работать в одних трусах.

До обеда сколачиваем и ставим 4 деревянные платформы (под 2 бронемашины и 2 грузовика), потом предстоит обшить их защитной тканью. После этого выбирали мишени для завтрашних стрельб.

27 июня 1942 г.

По причине стрельб физзарядка отменена.

Первым в стрельбах участвует взвод тяжелых бронемашин — все попеременно стреляют на одной машине.

Наша разведгруппа — победитель по стрельбе из пулемета — 85 попаданий. И 10 попаданий из пушки. К сожалению, у меня зарядный механизм тормозит, так что успеваю выпустить всего 4 снаряда.

Около 9.30 взвод тяжелых бронемашин заканчивает стрельбы, после этого непродолжительный перерыв, затем совместная чистка оружия.

Дистанция стрельбы: из орудия — 300 м, из пулемета — 150 м. Выстрелов из расчета на взвод — 200 из пулемета и 20 из орудия.

Сегодня погодка будто на заказ, к тому же воскресный день. К кофе на брата дают по половинке торта. Весь день провожу на солнце.

29 июня 1942 г.

Построение в спортивных костюмах, день обещает быть погожим. Во второй половине дня совершенно жуткая жара, градусов под сорок, наверное.

30 июня 1942 г.

Всю ночь льет как из ведра. Невзирая на ливень, подъем в 5 утра, после чего бегом к школе. На прививку. Выстраиваемся в колонну по три. Вторая прививка от дизентерии — 1 кубик вакцины. Но шприц почему-то огромный.

Дождь и не думает прекращаться.

1 июля 1942 г.

Пристреливаю оружие: мишень-квадрат со стороной 1,50 м. Орудие стреляет очень точно и без задержек. Из 10 выстрелов 9 попаданий.

А вот юстировка пулемета оставляет желать лучшего, приходится брать вправо и сильно вниз. Так что нашим оружейникам предстоит потрудиться — заново отъюстировать пулемет.

После стрельбы прочищаю стволы изнутри — орудийный и пулеметный.

Во второй половине дня занятия. Тема: «Высадка разведгруппы». Нас четверо стрелков из 1 — го взвода, фельдфебель Зимон, унтер-офицеры Ваак и Кемпе. Солнце палит нещадно.

Уходим подальше, через балку километра на 2, потом заваливаемся на траву и час загораем.

Позже занимаемся чисткой оружия.

4 июля 1942 г.

2–3 июля прошли в сплошных занятиях. Потом пропалывали грядки, чистили дорожки. Сегодня в полдень на построении нас огорошили — «Подготовиться к маршу!».

Собственно, этого мы уже давно дожидались. Так что наступил конец нашему курорту на зимних позициях берега Миуса. 13-я танковая снова готовится выступить.

Дивизии поставлены новые задачи.

К понедельнику вся подготовка должна быть завершена. Сегодня суббота. Все работы автоматически отпадают. Личный состав отправили на технику. Я же иду на болото и там нарезаю тростник, из которого мы с Вестфельдом, нашим водителем, аж до 18 часов плетем маскировочные маты.

Спать ложусь рано в нашей углубленной палатке, писать просто сил нет.

5 июля 1942 г.

Сегодня воскресенье, значит, подъем только в 7.30. Погода загляденье, сажусь на свежем воздухе в саду и пишу письма домой.

Во второй половине дня отстирываю свой рабочий комбинезон, полотенце и тренировочные штаны. После этого раздобываю в нашей библиотеке какой-то роман и остаток дня читаю на солнышке.

6 июля 1942 г.

В 5 утра нас поднимают и бегом гонят до нашего импровизированного бассейна под открытым небом — плод коллективной изнурительной работы нашей роты.

7 июля 1942 г.

С утра работа на технике, чистка, смазка, маскировка и так далее.

Поддерживать бронемашину в образцовом порядке — наша главная задача.

После обеда — то же самое вплоть до 16.00, то есть до самого осмотра. Прибывает командир роты обер-лейтенант Айк. Начинает с нашего 1-го взвода. Замечаний к нам нет.

8 июля 1942 г.

Всю первую половину дня продолжаем приводить в порядок все, что только можно. Вообще-то работы не очень много, так я отправляюсь за инжиром.

После завтрака наш водитель едет что-то приваривать. До 15 часов чистка оружия, потом купаемся и играем в футбол.

9 июля 1942 г.

После завтрака выезжаем в учебную разведку. Из взвода тяжелых (8-колесных) бронемашин едут только 3 машины, в том числе и наша, остальных бойцов взяли просто так, посмотреть и поучиться.

Циркулируют всяческие слухи относительно начала марша, одни утверждают, что, дескать, уже завтра, другие, что какое-то время спустя, многие считают, что дадут отбой, а кое-кто поговаривает о скором участии в боях. Кто из них прав, неизвестно.

10–11 июля 1942 г.

Подъем в 4 утра, построение в 5 часов. Наконец-то командование вносит ясность. Выступаем нынешней ночью, поэтому наши ремонтники вкалывают, позабыв обо всем.

Всю первую половину дня мы заняты упаковкой своего имущества, снятием палаток и так далее.

У меня обновилось почти все снаряжение.

Вчера выдавали новое обмундирование, довольствие в консервированном виде и еще много разных вещей. С утра на больших высотах волнами следуют наши пикирующие бомбардировщики.

После еды совершаю прощальный заплыв в нашем с таким трудом сооруженном бассейне под открытым небом. И кому только плоды работы нашей роты достанутся после нас?

Наша бронемашина полностью готова к маршу: все упаковано, все на своем месте, все закреплено. В школе полным-полно разного барахла, но перед отъездом прибираемся. Негоже оставлять после себя грязищу.

Вообще чистота и аккуратность в нашей роте — вещь отнюдь не второстепенная.

Меняю на что-то форменные штаны, наконец получаю флягу. Так и проходит вторая половина дня. В обоз сдаем все лишнее. Незадолго до этого нам поставили задачу, так что беготня продолжается.

Выдают довольствие — половину торта на брата, кусок жареной свинины, яйца и шоколадный ликер.

В темпе проглатываем жареное мясо, запиваем ликером, а на десерт съедаем торт.

В 19 часов в саду нас собирает фельдфебель Эртель, довольно долго ждем, пока все не прибудут.

Фельдфебель Зимон произносит перед нами пылкую получасовую речь относительно длительного пребывания в Пономареве, время проходит незаметно, в конце концов уходим на технику.

Отправляемся в путь в 20 часов, впереди командир, за ним Зимон, а уже за ними и наш 1 — й взвод. Включаем рацию, надеваю наушники.

Приказы командира передает унтер-офицер Вилле, очень любопытно слышать это все.

По команде передаем сведения о неполадках — словом, никаких неясностей, никакого «испорченного телефона».

Уже стемнело, а мы едем и едем, дороги почти не видно, приходится целиком полагаться на едущего впереди. Ночные походные сигналы включаем только по приказу и на сложных участках пути.

Часто пропадает связь с машиной Вреде, он едет последним. Так что Вилле приходится туго.

12 июля 1942 г.

Следуем на северо-восток. Постепенно светает. Ничего не видно из-за густого тумана.

Нашей роте непросто после длительного периода вынужденного безделья вновь войти в колею. А как тогда дивизии? Или тем более армии?

На одной из дорожных развилок унтер-офицер Ваак отстает от основной колонны, однако с помощью радиосвязи вскоре вновь нагоняет нас. Вилле пиликает на губной гармошке по радио, а командир травит анекдоты.

К 4 утра наш примерно стокилометровый марш-бросок завершается. Останавливаемся в Старуссой Латке.[7] Бём из головы колонны дает соответствующее указание, и мы останавливаемся. Как уже повелось, легкие бронемашины размещаются в парке.

Наша тяжелая бронемашина унтер-офицера Ваака в одиночестве располагается в каком-то саду. Первым делом осматриваемся. Дома здесь выглядят куда приличнее, чем в Пономареве, но судя по местным жителям, здесь голая нищета.

Переодеваемся в спортивные костюмы и приступаем к маскировке техники. После того как техника надежно замаскирована, идем вниз к реке искупаться. У реки великолепный песчаный пляж, мелко — вода доходит до шеи. На завтрак под открытым небом выдали мармелад.

Мы страшно устали. Хватаю одеяло и ложусь в тень. Сегодня жарко, так что приходится снимать с себя то одно, то другое. Проспал до 13 часов. На обед суп из перловки, полевая кухня буквально в двух шагах от нас.

Всю вторую половину дня читал роман, потом смахнул пыль с машины, орудия, пулемета.

Раздают довольствие — свиной жир, ливерную колбасу, кровяную колбасу. Хлеба пока хватает. Наедаемся до отвала, и даже на завтра кое-что остается. Подобного я что-то не припомню. После еды ставим палатку и забираемся туда спать.