Роберт Рид
В церковь с мистером Малтифордом[1]

Мы это придумали сообща. Впрочем, потом так никто и не признался, кто первый подал идею.

Возможно, она витала в воздухе, а пиво и скука способствовали тому, что мы заразились ею. Иногда я думаю, что идеи, словно невидимые облака, просачиваются в человеческие головы и застревают там, как в ловушке. Каковы головы, таковы и идеи, которые в них застревают, этим многое объясняется. В Пеликане много людей обыкновенных с плебейскими, круглыми головами, если вы понимаете, кого я имею в виду. Здесь выгодней быть, как все. И если вас угораздило родиться яйцеголовым, и глупые идеи все-таки застряли в вашей необычной голове, самое лучшее - скрывать ее особенную форму под шляпой. Надеюсь, вы меня понимаете.

В наших краях правит привычка; никто не жаждет перемен. По традиции, в субботу стоит отправиться в какое-нибудь чудесное, тихое местечко типа кладбища, чтобы распивать там пиво. Именно этим мы и занимались, когда нами начала овладевать идея. Все началось с того, что Пэт сказал:

- Что-то мне скучно.

Чарли рыгнул и изрек:

- Да, а не выкинуть ли нам что-нибудь эдакое?

Он имел в виду - подурачиться. Насыпать стиральный порошок в городской пруд, обмотать туалетной бумагой деревья - вот в чем мы были мастерами. Но этот вечер был особенным, и мелкая пакость не могла нас удовлетворить.

Мы открыли еще по бутылке, а я стал глазеть на звезды, ощущая себя маленьким-маленьким, и тут Лестер, откашлявшись так, будто у него в горле застрял, по меньшей мере, хребет акулы, сказал:

- Придумал. Давайте вытопчем круг на поле.

Чарли снова рыгнул - он славился способностью издавать самые громкие неприличные звуки - и напомнил:

- Это уже делали.

Мы-то еще не делали, но он был прав. Пеликан был известен “странными”, “внеземными” кругами на полях, и каждый знал, кто их там вытаптывал.

Старик Малтифорд, вспомнил я. Тут меня осенило, что такое могли бы учудить и мы. Идея начала приобретать все более четкие очертания в моей голове, и я хихикнул:

- Эй, давайте вытопчем круг на поле Малтифорда!

Пэт выпрямился и вытаращил глаза:

- На ЕГО ферме? Ты псих, что ли?

Наверное, половину всех кругов Малтифорд делал на своем участке сам. В этом никто не сомневался. Также было известно, что старик давно не в своем уме и, возможно, опасен. Если он с кем-то заговаривал, то лишь на одну тему - о кукурузе. О его собственной кукурузе; и кукурузе вообще. Я не раз видел его разглагольствующим о ее красоте и важности; он это растение просто боготворил. Что до меня, я старался избегать этого человека. Завидев его в городе, тут же разворачивался и смывался. Я ничего не мог с собой поделать, даже когда мой отец, священник местной методистской церкви, сделал мне замечание: мол, так поступать невежливо. Сумасшедшие внушали мне такой ужас, что я мог даже напустить в штаны. Именно поэтому наша идея так меня позабавила.

А пиво добавило куража.

- Слабо нам такое, - выдавил Пэт.

- Почему? - проворчал Чарли. - Мне нравится!

- Да, - сказал Лестер, - мы вытопчем круг на его вонючем поле. Еще никто до этого не додумался.

- Из тех, кто остался в живых, - пробормотал Пэт.

Но при раскладе трое против одного спорить было не о чем. Мы загрузили в старенький пикап Пэта лопаты, моток веревки и длинные доски. В кузове поехал Лестер. Я втиснулся между Пэтом и Чарли. Выехав за город, мы принялись обсуждать, как бы провернуть это дельце, притом побыстрее: подумать только, вытоптать круг посреди кукурузного поля, в темноте, на участке чокнутого. Вдруг Чарли заметил:

- А что, обязательно круг? Почему бы нам не вытоптать что-нибудь вроде послания? Можно впечатать ему какие-нибудь слова.

- “Отведите меня к вашему шефу”, - засмеялся Пэт.

Им это показалось остроумным, на том и порешили. Меня слова привлекали меньше, чем круг, но я знал, что со мной считаться не станут. Я скрыл свое недовольство и продолжал ехать молча.

В конце концов мы доехали до небольшого холмика, почти его не заметив, и тут дорога пошла под уклон, переходя в долину - здесь когда-то было болото. За следующим поворотом начинался участок Малтифорда. Пэт выключил фары и продолжал ехать при свете луны, а мы стали высматривать, где бы нам свернуть и приняться за работу.

Настроение в кабине стало падать. По обе стороны расстилались бескрайние поля кукурузы, зеленые океаны вскормленных солнцем стеблей. За полмили от нас стоял домик Малтифорда, отделенный от дороги единственной рощицей в округе, тянувшейся по его участку и половине чужого. Где среди этой пустоши спрятать машину? Мы решили - за механической мастерской. Пэт припарковался, выключил зажигание, и все глубоко вздохнули, прежде чем спрыгнуть на землю.

Я мало что смыслил в кукурузе, будучи городским жителем (насколько это возможно в Пеликане), но детище Малтифорда казалось высоким и благополучным. Растения глубоко уходили корнями в плодородную болотистую почву и шелестели в ночи. В остывающем воздухе постепенно распрямлялись большие листья. Кукуруза шумела на сотнях акров, я остановился, прислушиваясь, и не замечал, о чем беседовали парни. Чарли решил напугать меня - схватил за руки и гаркнул:

- У-у!

- Эй, ты чего? - огрызнулся я.

Он сунул мне сосновую доску и спутанную грязную веревку.

- Тебе досталось F, - произнес он. - Вот твоя работа.

- Что еще за F? - спросил я.

- Мы тут посовещались. “Отведите меня к вашему шефу” - это слишком длинно.

- Может и так.

- Но если мы напишем четыре больших буквы…

- Что?! - возмутился я. Все-таки я сын священника. На что-то другое я еще мог пойти, но это уж слишком.

- Но это ж недолго, - пообещал Чарли.

Замысловатая задумка вдруг превратилась в какую-то пошлую шутку, и если бы меня поймали, то я, без сомнения, был бы обречен на вечные муки.

Парни стали углубляться в заросли.

Я не последовал за ними, и за мной послали Лестера.

- Все, что тебе нужно сделать - это F, - начал он упрашивать. - Чарли хоть сказал тебе про остальные буквы?

- Что, как не U, С и К, - сказал я. Моя кажущаяся непричастность не смягчила бы вины. - Или, может, мы тут затем, чтобы написать “фрак” или “фанк”?

Лестер недовольно покачал головой.

- Если хочешь, оставайся у грузовика, - он изобразил улыбку. Из него точно получится первоклассный рекламный агент. - Если покажется Малтифорд, дай нам пару сигналов.

F или не F, но я впутался. И мне совсем не хотелось ждать, когда появится этот старик. Поэтому я и пошел, прижимая к груди доску и веревку, протискиваясь сквозь ряды высокой кукурузы. Мы прошли пару сотен ярдов вглубь поля, а затем стали совещаться, как выполнить задуманное.

- Нужно, чтоб было видно с высоты, - все повторял Чарли, чертя FUCK на земле. - Стофутовые буквы. Как считаете, хватит?

“Думаете, это будет легко?” - промелькнуло у меня в голове. С трудом пройдя поперек рядов, я отмерил, кажется, нужное расстояние, развернулся и начал сносить сразу по три ряда кукурузы. Я пустил в ход сосновую доску и все свои силы, но крепкие побеги не на шутку сопротивлялись. Я уже начал уставать и задыхаться. Пришлось остановиться: спина у меня ныла, в ушах стоял шум. Пару раз притормозив, я намного отстал от остальных, и мне в какой-то момент показалось, что я остался один.

Я знал, что поступаю дурно. Просто отвратительно. От сознания этого я уставал еще больше, а чувство вины усиливалось. Еще не рассвело, на востоке висела почти полная луна, просвечивая сквозь серебристую дымку. Воздух в зарослях был неподвижен, будто все поле затаило дыхание. Густой и влажный, он был наполнен запахом листьев и удобрений. Я - городской житель и, ясное дело, здесь чужак. Оглянувшись, я попытался разглядеть дорогу, но все пространство было заполнено кукурузой: одни атласные листья да звезды, и тьма между ними.

Когда я снова взялся за работу, мне послышался шум мотора. Я остановился, но не смог расслышать ничего кроме шагов Чарли, который заворачивал по своей U, ломая все новые и новые ряды и ни на секунду не останавливаясь. Я был далеко-далеко позади. Только что закончил ножку моего F, повернулся и огляделся, как вдруг увидел яркий луч фонарика.

“От ужаса напустить в штаны”. Сотни раз читал такое в книжках, но никогда не предполагал, что это надо понимать буквально. Вплоть до этой минуты. Верите ли, но я чуть не обмочился. Еле стерпел.

А потом раздался треск, и голос, который не мог принадлежать ни одному из семнадцатилетних хулиганов, произнес строгим басом:

- Стоять! Эй, вы, мальчишки, кому говорят, стоять!

Он не кричал, но слова прозвучали как гром среди ясного неба, и потому возымели обратное действие. Мы бросились бежать. Я услышал, как Пэт крикнул: “Это он!”, а Чарли взвизгнул: “У него пушка!” И тут раздался выстрел. Позже, мысленно возвращаясь к этому моменту, я пришел к выводу, что Малтифорд палил в небо, в луну. Тогда я понял только, что пуля пролетела над головой, и побежал, как одержимый, по сломанным стеблям. Ноги запутались в них, и я полетел головой вперед. То, что ломал я, теперь сбило с ног меня самого, и неожиданно для себя я рухнул ничком на землю лучшей в мире фермы.

Не могу точно сказать, как долго я так пролежал. Страх и выпитое пиво буквально приковали меня к земле, а сердце колотилось так, что верно, и отцу в городе было слышно. Кругом все стихло - хороший знак. Я старался не двигаться, молясь остаться незамеченным. Пэт посигналил, подгоняя меня.

Малтифорд ответил вторым выстрелом в воздух - еще более оглушительным, - и я понял, что он стоит ярдах в десяти от меня. А то и ближе. Поэтому я вскочил и снова кинулся бежать, уже в другом направлении. Но наугад продираясь сквозь кукурузу, я, на мою беду, не приближался к пикапу.

Раздалось несколько гудков, затем мотор чихнул, и я услышал, как пикап рванул с места. Парням ничего не оставалось делать, как бросить меня.

Я повалился навзничь от изнеможения, а потом перевернулся на спину; у меня совсем не осталось сил. Лежал и смотрел, как гигантские стебли возвышаются надо мной, и старался не шевелиться, отдыхая перед дорогой домой. Я прикинул, что придется прошагать всего каких-то 5 миль. Клялся себе, что стану меньше пить, возьмусь за учебу осенью, и все такое прочее. Тут я услышал шаги мужчины, пробирающегося по зарослям своей кукурузы. Вот уже ближе. И именно в тот момент, когда нужно было лежать тихо, я почувствовал в животе острую боль; она все больше усиливалась, стремясь вырваться наружу.

Вот так меня и застал Малтифорд. Пиво может сыграть с вами злую шутку: все, что попало внутрь, тем же путем выйдет наружу. Фермер обнаружил меня сотрясающимся от рвоты. Он направил на меня свой фонарик, я обернулся и увидел ружье и худощавую склоненную фигуру Малтифорда. Я решил, что сейчас он меня пристрелит. Тогда мне казалось, что чокнутые убивают не задумываясь.

Только стрелять он не стал. А вместо этого сказал:

- Я тебя знаю.

Я снова закашлялся, не в силах ответить.

- Вставай, - добавил он, легонько ткнув меня дулом ружья. - Добегался уже. Я тебя хорошо знаю.

Слава есть слава, никогда не знаешь, где она тебя ждет. С одной стороны, известный человек весь на виду, а с другой - люди его совсем не знают. Вот, к примеру, мой отец. Многие годы он служил священником методистской церкви и слыл самым праведным человеком в округе. У него было все, что положено иметь священнику: славная жена и прелестная дочь, - но, чтобы картина выглядела правдоподобнее, у него также был сын, наполовину отбившийся от рук. Думаю, мое поведение стало для отца посланным свыше испытанием, и по мере того, как мои выходки сходили на нет, он с достоинством его выдерживал. Может, и не перед Богом, но, по крайней мере, перед прихожанами.

Город не испытывал нежных чувств к отцу, но восхищался им.

Отец не был настолько праведным, как всем представлялось. Я не говорю, что он выпивал, приударял за девушками, или красился и надевал мамины туфли. Нет, он сомневался. В основном, насчет Бога и себя. Рассуждал о вещах, в которые, как считают люди, священники должны верить, подтверждая их каждым вздохом, каждую секунду своих вечных жизней.

Этим летом я однажды с самого утра забился в свое логово и читал там, как вдруг вошел отец, сел и объявил:

- Я только что видел Кларенса Малтифорда. - После чего выдержал паузу и добавил: - В универмаге “Волмарт”. - И смерив меня долгим взглядом сказал: - Мы разговорились. В общем, немного пообщались.

- Держу пари, что о кукурузе.

- Отчасти, - согласился отец. - Он сказал, что кукуруза у него прекрасно растет, что Хеншоу поздно посадил, а у братьев Якобе она мокрая.

В этом весь Малтифорд. У него всегда все хорошо, и он всегда дает кучу советов. Что популярнее его не делает, смею вас заверить.

Отец пристально посмотрел на меня и проговорил:

- Он спрашивал о тебе.

- Кто спрашивал?!

- А о ком мы говорим?

Я захлопнул книгу в сильном изумлении:

- Он даже не знаком со мной, - отрезал я. И добавил: - Что сказал этот сукин сын?

Улыбка на отцовском лице исчезла, сменившись неодобрительной миной:

- Джон, - начал он, - мы разве не договаривались, что в этом доме?..

- Что Малтифорд спрашивал обо мне?

- Как ты успеваешь в школе и куда собираешься поступать, - вздохнул отец и пожал плечами. - Он предлагает один из колледжей Большой Десятки…

- Он не знаком со мной, - упрямо повторил я.

- Если был бы знаком, - сказал отец, - то знал бы, что тебе крупно повезет, если удастся поступить хоть в Лэнксвилльский колледж, - он смерил меня разочарованным взглядом, напомнив о моей успеваемости в этом году. - А то, что он интересуется… ну, он давно положил на тебя глаз.

- Что?

- Ты не замечал, что он следит за тобой?

За мной? Мной? Я даже думать об этом не хотел.

- Я знаю, он приходит на воскресные проповеди. Садится в задних рядах и наблюдает…

- Только не за мной!

Отец расплылся в улыбке:

- Значит, ты все-таки замечал, не так ли?

Возможно, и, скорее всего поэтому я старался держаться подальше от сумасшедшего старикана.

- А раньше он спрашивал обо мне?

- Ни разу, - без всякого сомнения подтвердил отец.

Я не мог понять, что все это значит. И не хотел понимать.

- Да, он точно псих. Вот что все это значит.

Отец воздел очи горе, и после с заметным усилием проговорил:

- Не думаю. Я знаю неуравновешенных людей - пытался как-то их успокаивать, правда, без особого успеха, - Кларенс не из их числа.

Вспомнив горящие безумные глаза фермера, я проворчал:

- Разве нормальные люди будут делать круги на полях?

- А Малтифорд занимается этим?

- Ну конечно. - Это было общеизвестно.

- Я думаю, что круги возникают из-за грибка, - сказал отец. - Он поражает стебель - и растение полегает. - Он говорил спокойно, со всей авторитетностью огородника, у которого этим августом пропал весь урожай помидоров. - Знаешь ли, о кругах известно давно. Они старше него. Некоторые сообщения датируются 1890 годом, когда мистера Малтифорда не было и в помине.

- Их оставляют летающие тарелки, - настаивал я.

- Ты когда-нибудь слышал, чтобы мистер Малтифорд упоминал о НЛО?

Как я мог слышать? Я не общался с ним и не собирался этого делать и впредь.

- Нет, круги делает он, - настаивал я. - Люди видели его за этим занятием. Как он разъезжает по ночам, правда.

- Согласен, они заставали его и на своих полях. Но никому еще не удавалось поймать его за порчей урожая, - отец покачал головой. - Скорее всего, во всем виноват грибок.

- Который облюбовал его ферму?

- Там прекрасная земля и самые лучшие сорта кукурузы. Понятно? Поэтому такое вполне может быть.

Ну ладно, хватит. Я встал и спросил:

- Что ему за дело до меня? Поступлю я или нет, это его не касается.

Отец, казалось, согласился со мной, но в его голосе слышалось сомнение. Он вздохнул, взглянул на ладони, снова вздохнул.

- Я завидую этому человеку.

- Кому?

- Ты знаешь, кому, - он посмотрел мне прямо в глаза. - В самом деле, во всей округе… я не знаю никого счастливее Кларенса Малтифорда…

- Он двинутый, пап. Неизлечимый псих.

- Прекрасно. Возможно, в этом и ответ, - отец поднял глаза к небу, а потом задал риторический вопрос: - Подумать только! Двое хотят считать третьего сумасшедшим, а все почему? Потому что он слишком счастлив и не вписывается в их привычные представления. Вот ужас-то!

Он грустно улыбнулся. У отца было особое лицо, на котором счастливое выражение надолго не задерживалось.

- Разве подобные мысли не отвратительны? - спросил он меня. - И тебе ничуть не стыдно, Джон?

- Я прекрасно знаю, кто ты, - предупредил меня Малтифорд. Конечно, особой радости в его голосе не было, но и злости тоже. Я увидел двуствольную винтовку, и тут лучик его фонарика скользнул по глазам, на секунду ослепив меня. - Поднимись, Джон. Будь так добр.

Он узнал меня. Последняя надежда рухнула.

- Что вы здесь делали? За что вы обидели мою кукурузу?

Я сглотнул. Встал. Попытался ответить и тут обнаружил, что голос мне отказывает.

- Что вы делали на моем поле, Джон?

- Не знаю, - прошептал я. - То есть, я, кажется, совсем немного попортил…

- Ты уверен? - он подошел ближе. Хотя свет фонарика скрывал его черты, я ясно помнил его лицо - изможденное, обветренное и загорелое, и горевшие безумным блеском глаза. До меня явственно доносился стойкий запах, замешанный на кукурузе и холостяцкой жизни. Фонариком, а потом и ружьем, он показал куда-то вперед.

- Почему бы нам не выйти к дороге, Джон? Ты можешь идти впереди. И, пожалуйста, не обижай больше мою кукурузу.

Ноги отяжелели, будто увязли в невидимом сиропе. Этот псих стоял позади меня.

- Что подумает твой отец, если узнает, что ты тут делал? Верно, гордиться не станет.

Я попытался сказать что-нибудь умное, но способен был лишь взвизгнуть:

- Нет, наверное.

- Может, пойдем к нему, все расскажем?

Мои ноги словно вросли в землю. Мне показалось на мгновение - пусть уж лучше пристрелит на месте, чем расскажет отцу.

- Давай договоримся, - сказал Малтифорд. - Я не буду предъявлять обвинение. И вообще никому не стану говорить. Мы все уладим на месте, и ты сможешь уйти с чистой совестью.

Это прозвучало чудесно, но через две секунды я представил себе все возможные условия ужасной сделки. И вновь двинулся в путь, часто дыша и стараясь не сбавлять шаг.

- А что делать надо?

- Ты выполнишь для меня кое-какую работу.

- Прямо сейчас?

- Да вроде ты не очень занят, - сказал он в ответ, и в его голосе послышалась усмешка. Это меня разозлило. Ведет меня под конвоем, да еще ухмыляется. - Мне нужно перетащить кое-какие тяжелые вещи, Джон, и помощь была бы очень кстати.

- Мои друзья знают, что я здесь, - вырвалось у меня. - Если что-нибудь случится…

- Понимаю, - это были слова нормального человека. Как будто он действительно все понимал, точно какой-то мудрец. Поравнявшись со мной, он зашагал по другую сторону зеленой стены и пообещал:

- Я доставлю тебя домой к утренней службе.

Черт побери, уже утро воскресенья? Взглянув на часы, я увидел, что время за полночь. Если бы даже я испарился, сию секунду, до часу - мой крайний срок - мне домой не успеть.

Но исчезнуть не было никакой возможности. Бок о бок мы вышли из кукурузы, и воздух стал прохладней и суше. Дышать было легче. Звуки слышались отчетливей. Малтифорд переломил ружье, и оттуда выскочили две пустых гильзы. Он не перезаряжал его после того, как выпалил в воздух, и поняв это, я почувствовал себя еще гаже. Луна осветила его лицо, которое я и так помнил, - на нем была широкая счастливая улыбка, - а жилистое тело старика было облачено в обычную фермерскую одежду: джинсы, удобные ботинки и простую рубашку.

- Мой грузовик там, внизу.

Мы зашагали дальше, причем он так и нес ружье незакрытым, и потом изрек:

- Что за чудесная ночь сегодня.

Я ничего не ответил.

- Чудесная, чудесная, чудесная, - начал повторять он.

Я не стал и это комментировать.

- Они прилетят сегодня, Джон, - он глубоко вздохнул, а потом добавил: - Через какое-то время. Совсем скоро.

Поглядев под ноги, я увидел, что уже иду по посыпанной гравием дороге.

- Кто прилетит, Джон? О ком я говорю?

Мы подошли к его пикапу - это был большой, новехонький “Шевроле”, игрушка богатого фермера - и я услышал собственный ответ: “Пришельцы на тарелочке”.

Малтифорд посмотрел на меня и, засмеявшись, проговорил:

- Широта твоих познаний близка к нулю, сынок, - он покачал головой, упиваясь собой. - Так близка, что и не разглядишь. Это ж надо!

В городской библиотеке Пеликана я наткнулся на одну книжку. Пока ни разу не брал ее на дом, а обычно пробирался в самый дальний угол, чтобы никто не заметил, что именно я читаю. Она рассказывала о кругах на полях; в ней были собраны снимки таких штук со всего мира. На полудюжине фотографий были засняты наши места, все - с воздуха, и по большей части - участок Малтифорда. Мне они нравились, но я бы никогда не признался в этом другим. Я полагал, что НЛО тут ни при чем, инопланетяне нашли бы места получше, куда слетать. А круги и другие знаки просто здорово смотрелись на фоне ярко-зеленых стеблей. Я даже втайне восхищался Малтифордом и завидовал его мастерству работать при свете луны или звезд, в одиночку, и, превращая таким образом Пеликан в столицу кукурузных кругов этого полушария.

“Ученые-расследователи” приезжали сюда каждую весну и лето из Калифорнии. В большинстве своем они выглядели очень странно. Казалось, над ними нависают тени Стоунхенджа. Мы относились к ним с подозрением - но это слабо сказано. К чести Малтифорда, он с ними совсем не связывался. Я знал одно: если бы он делал круги, да еще бы подрабатывал гидом при них, ему бы давно уже не поздоровилось. Если вы понимаете, что я имею в виду. Все прекрасно до тех пор, пока вы не выставляете напоказ ваши странности перед чужакам. Но только попробуйте обратить на себя всеобщее внимание, и окружающие уже не будут так терпимы.

Эта библиотечная книжка содержала очень скудные сведения о Малтифорде. Только в маленьком абзаце говорилось, что на одной из ферм кругов побольше, чем на других, и у ее владельца - неназванного - самые богатые урожаи из всех фермеров округи. За исключением одного-двух лет.

Каюсь, я прочел этот абзац раз двадцать, но клянусь Богом, так до конца и не понял, что же все это на самом деле значит.

Мы свернули с главной дороги и направились к дому Малтифорда. Издалека он казался самым обыкновенным, высоким и нескладным, и, как водится в здешних местах, был окружен тенистыми деревьями. Но судя по ходившим в округе легендам, можно было ожидать большего, и, действительно, вскоре я увидел статуи.

Старый фермер соорудил их из деталей машин, всякого хлама и мусора с местной свалки. Никто толком не знал, зачем. Среди них не было двух одинаковых, но все напоминали кукурузу-переростка с невиданными листьями, непропорционально большими початками и причудливо изогнутыми стеблями. Точь-в-точь как я и слышал, от них веяло чем-то потусторонним. Мне показалось, что статуи смотрят на меня, когда мы проезжали мимо: того и гляди, оживут и погонятся вслед.

Малтифорд дал задний ход и остановился между двумя железными сараями. Мы вышли. Я увидел перед собой кучу железобетонных плиток и обломков, местами торчала арматура.

Задний бортик пикапа с грохотом откинулся. Малтифорд изрек:

- Я хочу, чтобы ты мне нагрузил все сюда. Согласен?

Подняв маленький обломок, я бросил его в кузов. Он ударился о пластиковое дно, и эхо разнеслось громоподобным раскатом.

- Вот, - сказал он, - возьми.

К моим ногам упали рабочие кожаные перчатки. Одевая их, я ощутил запах их владельца. Я приступил к работе и забросил уже полдюжины плиток, как вдруг до меня донесся голос, говоривший спокойно и рассудительно. Вот только сами слова трудно было назвать разумными.

- А ведь, собственно, это не люди приручили кукурузу, - рассуждал Малтифорд. - Если хорошенько подумать.

Лучше не надо, спасибо.

- Это кукуруза и другие злаки нас в свое время приручали. Из охотников-кочевников они сделали фермеров. Из убогой обезьяны - цивилизованного человека. - Он помолчал и добавил: - Зачем, Джон? Зачем кукурузе, пшенице и остальным так делать?

Я не особенно вслушивался, но тут невольно остановился и посмотрел на него, пытаясь подыскать хоть какой-то ответ.

Фермер стоял на безопасном расстоянии от машины, сбоку, и покачивал головой.

- Взгляни на мир глазами кукурузы. Она находит обезьяну, которую надо поработить. Затем мы начинаем служить кукурузе, вспахивая землю, на которой она растет, заботимся о ней. Мы приносим ей воду, навоз и распространяем ее потомство. А она вознаграждает нас едой и благополучием. - Он приостановился и набрал побольше воздуха в легкие. - Земледелие дает жизнь городам. Города питают армию. А армии бодро идут завоевывать новые земли, чтобы вспахать их и засеять. - Он помолчал немного, а потом добавил: - Не думаешь ли ты, что для сорной травы с туманной родословной это чересчур шикарно?

Если бы кто-нибудь мне сказал, что сегодня ночью мне придется бросать в грузовик бетонные плитки под аккомпанемент заумного урока истории, я бы в жизни не поверил.

- С древних времен империи процветали до тех пор, пока заботились о приумножении собственных урожаев. Ты должен знать это из школьной программы, Джон. Греция. Рим. Советский Союз. Все они не справились с земледелием. Вот как наказует нас хлеб наш насущный за небрежение.

Я остановился передохнуть, отметив, что груда стала немного меньше.

- Ты не веришь мне, - сказал Малтифорд. Он громко рассмеялся и спросил: - Так как, я забочусь о кукурузе или она заботится о старике Малтифорде?

Я посмотрел на блестящий новенький пикап, а потом перевел взгляд на ровные зеленые ряды. Чувствуя подвох, осторожно проговорил:

- Не знаю.

- Древние поклонялись злакам, - заметил он. - А мы что, глупее? Может, нас уже так поработили, что мы и не замечаем этого.

С половиной бетонной плитки в руках я застыл, а потом глупо взвизгнул:

- Ничей я не раб!

- А что, кушать тебе не надо? - он снова засмеялся. - Допускаю, что нет. Я не могу утверждать, что видел тебя за обеденным столом.

Бросив плитку назад в кучу, я проследил, как она покатилась вниз и остановилась, зацепившись за что-то.

- Часто ли ты задумываешься о будущем, Джон?

Хотел бы я, чтобы он не так часто поминал мое имя.

Я ответил:

- Иногда, - и тут же пожалел об этом. После чего стал бросать плитки как одержимый, кряхтя и охая, пока руки и плечи не начали гореть.

Но Малтифорд заговорил громче, и невольно приходилось его слушать.

- В будущем, - продолжал он свою речь, - я думаю, мы сделаем для нашей кукурузы вот что. Сейчас, в эту минуту, ученые работают над тем, как можно изменить ее генетику, как вывести листья, которые бы поглощали каждый луч солнца. Мы заставим ее расти быстрее. Она станет выносливее. Мы найдем новые сферы ее применения. Выведем лекарственные сорта. Станем использовать для создания гормонов. Создадим экологически чистое топливо, - он остановился и глубоко вздохнул. - Ты умный парень. Я же вижу.

Я не ответил, но почувствовал, как лесть исподтишка прокрадывается ко мне в душу.

- Вот я и говорю, слушай, Джон, что жизнь кукурузы станет богаче. И жизнь людей тоже. Через несколько веков мы будем жить на Марсе и спутниках Юпитера. Со временем с нашей рождаемостью произойдет… знаешь, что? В фермерах отпадет необходимость, кукуруза сможет сама заботиться о себе. В ее стебли будет вживлен искусственный примитивный интеллект. И только представь себе, если бы миллиарды растений объединили свои мозговые усилия, чтобы достичь совершенства во всем, чего пожелают…

- Кукуруза глупая! - крикнул я в отчаянной непреклонности. Плитка выпала у меня из рук прямо на ногу. Но я даже не поморщился и не стал прыгать вокруг себя на одной ноге, а стоял и твердил Малтифорду: - Глупая, глупая! И мы заботимся о ней! Мы едим ее, Господи, а не она нас!

Он пожал плечами, как будто мои слова ничего не значили.

Тогда я и сам усомнился в своей правоте.

- Представь себе далекое будущее, - проговорил он, - и день, когда мы встречаем иных разумных существ. Что мы сможем им предложить, Джон? Ценность будут иметь наши злаки. Множество способов их использования для множества миров. Они с благодарностью примут нашу кукурузу.

Накопившаяся во мне злоба стала прорываться наружу. Я уже не мог сдерживаться.

- Кукуруза заполнила всю планету. А почему бы ей не рассеяться по всей галактике?

Никогда еще столь бредовая идея не рождалась в моих извилинах.

- Кукуруза процветает благодаря коммерции и захвату новых территорий. - Сказав это, он остановился, затем скорбно вздохнул и спросил: - Кому суждено выжить в следующие миллиарды лет, Джон? Человеческим существам, недальновидным и высокомерным, или неприхотливым злакам, которые мы стараемся сделать еще выносливее?

Я инстинктивно выпалил:

- Нам, конечно.

- Ты точно это знаешь?

- Вы сумасшедший. Это уж точно.

Эти слова крутились у меня в голове всю ночь, но, похоже, сказанное ничего не изменило. По идее, они должны были прозвучать, как гром среди ясного неба, заставив старика содрогнуться. Но он лишь улыбнулся. А мои крики рассеялись в ясном небе без следа, ничего не потревожив.

Я не мог вынести эту тишину. И поднял огромный бетонный обломок, приготовившись швырнуть его в кузов.

- Не надо, - сказал улыбающийся псих. - Этого достаточно.

Наконец-то! Я бросил плитку и стянул перчатки, вытирая потные руки.

Но тут Малтифорд сказал:

- Минуточку. А теперь я хочу, чтобы ты, прежде чем лечь в свою постель, выгрузил это назад. Сложи все обратно в ту же кучу.

- Что?! - вырвалось у меня. - Это же бессмысленно.

Помотав головой, он спросил:

- А писать грязное слово на моем поле имело смысл?

И с хохотом объяснил:

- Помни, наказание никакого другого смысла и не несет.

А может, удрать?

Я сделал, как просили, натянул перчатки, прислушиваясь к скрипу старой кожи, и в голове у меня пронеслось, что именно это я и заслужил.

Малтифорд не проронил ни слова во время разгрузки. Он прислонился к одному из своих металлических строений, лицо его казалось темным на фоне лунного отсвета на металле. Я управился только к трем часам утра.

- Все, - сказал я, и он подошел ближе, придирчиво осматривая кузов, а затем заметил: - Осталось еще несколько обломков.

Я выбросил их в кучу. Кроме последнего, который я запустил в дурацкую кукурузу.

- А теперь все чисто вымети.

Он дал мне старый соломенный веник, а затем залез в кабину. Я наспех подмел и заскочил в нее с другой стороны. Мысленно я уже ехал домой. И представлял себе, как буду в красках рассказывать парням о случившемся.

Несомненно, о Малтифорде поползут слухи. В конце концов, стоило потратить время, чтобы прославиться.

Мы проехали около пятидесяти футов и остановились.

- Что ты думаешь о моем друге? - Мы притормозили перед одним из его изваяний в виде кукурузы, совсем рядышком - я мог дотронуться до статуи. Я уставился на это сооружение.

- Что ты думаешь? - повторил он.

Початок кукурузы не походил на настоящий. Он был составлен из стеклянных осколков, и каждый из них напоминал скорее глаз, чем зернышко. Стебель был выкрашен в черный цвет, местами его оплетала какая-то проволока. Корни тоже не были похожи на корни. Они змеились, словно толстые червяки или мощные щупальца. Кусочки пластмассы и металла создавали впечатление, что растение не стоит на месте, шагает на корнях. А толстые, неправильной формы листья напоминали мне короткопалые руки.

Множество рук, подумалось мне.

- Хотелось бы, чтоб вышло лучше, - произнес старый фермер. - Если бы мне таланта побольше…

Однако, изваяние не было таким уж бездарным. То есть оно, если вглядываться, производило сильное впечатление. Я уже готов был сказать об этом, но в последний момент удержался, и мы начали отъезжать.

Малтифорд не стал включать фары. Он вырулил на проселочную дорогу и не спеша поехал по направлению к городу. Я видел огни где-то вдалеке, а справа от меня тянулось поле. Кем бы ни был Малтифорд, психом или нет, его кукуруза была лучшей в мире, он выводил лучшие сорта в самое подходящее для этого время, и все это вкупе с ним и его болтовней о будущем… рождало у меня самого сумасшедшие мысли. Тут до меня дошло, что машина катится сама по себе, нога фермера не жмет на педаль, а он спрашивает:

- А что, если бы люди могли путешествовать во времени? Не знаю, каким образом. Может быть, нам пришлось бы соединить вместе потухшие звезды или пробурить каналы в пространстве. Что, если бы мы смогли?

Я не стал смотреть на него. У меня появилась идея.

- Люди могли бы встретиться со своими первобытными предками и отблагодарить их. Отдать им дань уважения. Это было бы знаменательное событие, и мы возложили бы эту миссию на избранных, самых лучших и достойных людей.

Я не взглянул на него, но моя идея стала от меня ускользать. Мимо ползли кукурузные ряды, потом мы остановились. Я почувствовал, как колотится сердце, и каждый удар был почти как маленький взрыв.

- Наших лучших посланников, - повторил он.

То, что я увидел над полем, не было светом. Оно было бесцветным и не отбрасывало теней, даже форма свечения была такой, какой я не мог дать название. Но там что-то двигалось, билась какая-то энергия. Против воли я отворил дверь кабины и спрыгнул на землю, гравий хрустнул у меня под ногами. Спокойно и бесстрастно Малтифорд сказал:

- Иди. - Протянув руку, он дотронулся до меня и добавил: - Они ждут тебя. Поспеши.

Я побежал. И, прежде чем успел испугаться, уже перемахнул через придорожную канаву и углубился в поле. Мой бег был больше похож на полет, как во сне, и все вокруг казалось призрачным и замедленным. Листья хлестали меня по лицу. Я потерял из виду свою цель. Но как только подумал об этом, почувствовал чьё-то близкое присутствие, оно искрилось и вибрировало, и воздух наполнился запахами удобренной плодородной почвы.

Меня окружали слегка примятые кукурузные стебли. В третий раз за эту ночь я упал, и когда попытался встать, чьи-то руки схватили меня и вновь прижали к земле, а чьи-то голоса запели, обращаясь ко мне. Голосам было известно мое имя. Не было ничего, что они не знали обо мне. С незапамятных времен хранилось это знание, и до меня донесся шепот: “Не бойся”. Голоса миллионов посланников пропели: “Джон, не бойся”. Я попробовал повиноваться, но прямо перед глазами у меня закружились корни, стебли всех цветов радуги, толстые и тонкие, столпились вокруг, и мне стало нечем дышать.

Я попытался заговорить.

Но прежде чем смог вымолвить хоть слово, они проговорили: “Спокойствие. Тише, тише”.

Я умолк.

Сухие, кожистые руки-листья перекатили меня на спину. Пришельцы были высокими, слишком высокими, чтобы их можно было измерить, и тянулись в небо, расцвеченное всевозможными цветами и оттенками и бесчисленными звездами; в нем быстро проносились блестящие космические корабли, а песня уже оглушала, пронзая мозг, и, в конце концов, когда, казалось, века пронеслись надо мной, глаза у меня закрылись и я провалился в сон. Или потерял сознание. А может, даже умер на секунду.

Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Это был мистер Малтифорд, и до моего слуха донесся его голос:

- Уже утро, Джон.

Я почувствовал запах обычной, земной кукурузы. Светлеющее небо обрамляло фигуру фермера, склонившегося надо мной. Трижды я пытался сесть, и, наконец, с большим трудом с помощью Малтифорда встал.

- Ну и ночка, - заключил он. - Правда? Я и слова сказать не мог.

- Я был там, где ты, - признался он. - Однажды, только однажды. - Он подождал секунду, пока слова подействуют на меня, и добавил: - Поверь, одного раза достаточно.

- Но почему? - сорвалось у меня с пересохших губ.

- Почему выбрали нас? - он в раздумье пожал плечами, а потом сказал: - Мы им понравились. Они видят во мне фермера, который растит их и хранит их секреты. А в тебе - того, кто собрался сделать что-то хорошее для них. Не знаю, что именно. Не знаю, когда. Но они поведали мне о тебе…

- Рассказали вам?

- Много лет назад, - сказал он, засмеявшись. - А что они хоть раз сказали, запоминается надолго.

- А что еще они вам открыли?

- Следующий год будет засушливым, а морозы ударят рано, к примеру. - Он посмотрел куда-то вдаль, а потом добавил: - Через двенадцать лет и еще несколько недель сердце мое остановится и я умру.

- Вы знаете это? - прошептал я.

Он пожал плечами, как будто хотел сказать: “Ну и что?”. И указывая куда-то, спросил:

- Видишь вон тот изогнутый стебель, Джон? Мы оба понимаем, что он настоящий. Он существует. Он занимает пространство и не нуждается в нашем участии, чтобы быть тем, чем он является.

- Я не думаю…

- Оглянись назад. Позади прошлое. Вот я выращиваю свою кукурузу, а вот ты пьешь пиво со своими приятелями. Это есть каждое мгновение наших жизней, хорошее или плохое, которое не уничтожишь. Даже если остановится сердце. Тут он подмигнул мне и добавил: - Из всего, что они мне поведали, это самое лучшее. Мы всегда будем здесь, всегда будем жить в этой жизни. - На его лице появилась широкая счастливая улыбка, и он проговорил: - Поэтому живи праведной жизнью. Живи, будто ты вечен, потому что именно так все и устроено. И это единственно правильный путь.

Мы въехали в город молча, говорить было не о чем.

Ранние прохожие, завидев нас вместе, останавливались и провожали грузовик пристальными взглядами. Когда мы подъехали к моему дому, отец пулей выскочил из входной двери, с криками подлетел ко мне, крепко обнял и поцеловал влажными губами в щеку в порыве нежности. Он только что говорил с Чарли по телефону. И думал, что знает все, что произошло. “Я так зол на тебя”, - сообщил он мне, но никогда я не видел его счастливее. Затем он взглянул на мистера Малтифорда и сказал: “Чуть не случилось что-то ужасное”. Но и фермеру он не выказал никакой злобы. Потом мистер Малтифорд уехал, даже не попрощавшись, а мне суждено было вынести еще пару объятий да ахи и охи сестры и всхлипывающей мамы.

Они наивно полагали, что все знали. Акт вандализма. Пальбу из ружья. Меня это немного задело.

Полуживой, я зашел в дом, где меня ждала еда и душ, и где я смог переодеться. Отец ушел на утреннюю службу. Я подошел только к одиннадцатичасовой и увидел, что на лужайке перед входом меня ждут парни. Чарли сообщил мне, что они только что вернулись с поля Малтифорда, и спросил, знаю ли я, что там появился новый круг.

Я пожал плечами и слегка улыбнулся

- Он поймал тебя и заставил его сделать, - сказал Чарли.

- Так и случилось? - спросил Лестер.

- Спорим, что так, - подхватил Пэт.

Мы все были одеты к воскресной службе и стояли в кружке, наблюдая за потоком людей, входящими внутрь. Через несколько секунд я ответил:

- Именно так. Он заставил меня это сделать.

- А как он их делает? - не унимался Чарли. - С помощью досок и веревки? Как и мы?

- Да, - подтвердил я. - Мы были правы.

- Теперь мы все знаем, - сияя от счастья не меньше, чем отец, заключил Чарли. - Не зря мы прошлую ночь пережили, правда? И пальбу. И погоню. Представляю, в какой ты попал кошмар.

Я ничего не ответил.

- После службы, - сказал он, - приходи ко мне. Поможешь нам допить вчерашнее пиво.

Лестер и Пэт издали одобрительные возгласы, похлопывая меня по плечу.

Не успел я ответить, как на улицу вышел отец и направился прямо ко мне. Парней как ветром сдуло. Ну-ну. С того места, где я стоял, можно было разглядеть окраину города и зеленые поля, простирающиеся до самого горизонта; и тут, в эту секунду, в моей голове возникли смутные очертания будущего. Я увидел себя в колледже. Увидел себя взрослым, который работает над изменением структуры молекул живых существ. Создает новые сорта кукурузы…

Я известен - благодаря кукурузе.

- Сегодня после обеда, - сказал отец, - мы обсудим твое наказание.

Я сморгнул и, обернувшись к нему, ответил:

- Хорошо.

Затем он вновь крепко обнял меня. И не отпускал долго-долго. На нас смотрели люди, но я ничего не мог поделать. Мне было немного неловко, но я придвинулся ближе, подумав, до чего хорошо это объятие - это чувство заполнило меня всего.

Понимаете, что я имею в виду?


[1] © Robert Reed. To Church with Mr. Multiford. F amp;SF January 1997


This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
20.06.2008
Загрузка...