Что сказать… я — идиот. Если бы знал, на что соглашаюсь…
Один только вид формирующейся руки вызывал оторопь — прозрачная, словно стекло, пронизанная розово-красной сеткой кровеносных сосудов, с темнеющими в глубине очертаниями костей… выглядела она как угодно, но только не натурально.
Хотя появившаяся после моего вопля Акаси заверила, что это временно, внешний вид вызван каким-то там квантовым эффектом и после окончания трансплантации всё придёт в норму.
Впрочем, чёрт с ним, с видом, — главное, что эта недоделанная конечность болела. Непрерывно, безостановочно. Её жгло, дёргало, тянуло, кололо… За один только час я успел насчитать семнадцать видов боли. Потом просто сбился.
Но оказалось, что и это ещё цветочки. Ягодки пошли, когда ко мне в палату нагрянула лучащаяся нездоровым энтузиазмом Хьюга. Причём не в виде изображения, а лично. Эта рыжая вивисекторша даже в лабораторный комбез влезть не поленилась!
— Жив, — констатировала она, создавая себе что-то вроде табурета рядом с моей кроватью.
— Уже жалею об этом, — прошипел я, ворочаясь в попытках устроиться так, чтобы болело поменьше.
— Рано, — хмыкнула рыжая, взмахом руки вычерчивая в воздухе какую-то схему с огромным количеством векторов.
— Что рано?
— Жалеешь рано, — ещё один взмах и изголовье кровати приподнялось, в результате чего я оказался в полусидячем положении. — Смотри… — Хьюга ткнула пальцем в голограмму, — здесь представлена схема простых движений для управления аппаратным обеспечением. Уже из них собираются комбинации, которые можно записать в макросы. Например, вот это… — вытянув левую руку, она повернула её ладонью вверх, слегка подогнув пальцы, — предварительный сигнал, который сообщает твоей системе, что сейчас последует одна из команд активации.
— Системе? — удивился я. — Может, коммуникатору?
— Связь — лишь одна из функций, — недовольно отмахнулась рыжая. — Не перебивай.
— Стой, что значит «одна из функций»? А остальные какие?!
— Программно-вычислительные, управляющие, контрольные… — страдальчески закатила глаза Хьюга. — Функционал персонального компьютера, если упрощая.
Она чиркнула пальцами правой руки по предплечью левой, и над её запястьем нарисовалась голограмма сенсорной клавиатуры.
— Интерфейс…
Ещё движение — к клавиатуре добавилась сфера голоэкрана размером с баскетбольный мяч.
— Визуальное представление…
Я, как завороженный, следил за небрежно-отточенными жестами туманницы, демонстрирующей чудеса технологий. Шамана, однако!
— …Всё это, как ты понимаешь, лишь имитация. Мне подобные костыли не нужны.
— И что, всё вот это у меня будет?! — неверяще протянул я.
— Всё вот это, — передразнила рыжая, — у тебя уже есть. Осталось алгоритмы активации в память записать. Поэтому сейчас будешь повторять движения по схемам.
— Как? Я же левой руки не чувствую. Болит, но не двигается.
— И не будет. Сейчас сформирована только базовая структура. Для реиннервации нервных окончаний необходимы управляющие импульсы.
— Э-ээ?
— Упражнения, — снова закатила глаза Хьюга. — Просто моделируй в сознании необходимые действия.
Н-да? Я в сомнении покосился на жутковато выглядевшую в данный момент конечность… Ладно, попробуем. Итак, мысленно поворачиваем ладонь, сгибаем паль…
— Уй, мля-я! — в районе локтевого сустава полыхнуло огнём и одновременно с этим всю левую руку дёрнуло током, словно я за оголённый провод ухватился. Больно, блин.
Внимательно наблюдавшая за мной Хьюга удовлетворённо кивнула:
— Эффект обратной связи. Продолжай по схеме.
— И сколько продолжать?
— До полного восстановления подвижности.
— Твою ж… — мысленно попробовав сжать руку в кулак, я едва не взвыл от полноты ощущений. — Это что, всегда так будет?!
— Нет, по мере восстановления нервных окончаний неприятные ощущения исчезнут. Продолжай.
— Ы-ыы!
— Каждое движение необходимо повторить три тысячи раз, для записи условного рефлекса.
— Мля-аа!
— Эмоциональные выбросы бессмысленны.
Дальше начался ад. Ну, или его филиал. Демонстрация движения Хьюгой, моё мысленное повторение, пару минут на то, чтобы прийти в себя… И так раз за разом.
В итоге, через пару бесконечно долгих часов я просто вырубился. Не знаю на сколько. Но едва открыв глаза, обнаружил входящую в палату рыжую, которая как ни в чём не бывало устроилась на табурете и взмахом руки активировала голограмму.
— Продолжай.
Снова демонстрация, мысленный повтор, пару минут отдышаться… Снова. И снова. И снова. Будь я один — уже после первой «тренировки» послал бы в зад эти упражнения, успокоив себя малодушным «само как-нибудь срастётся», но присутствие Хьюги и её бесстрастное «продолжай» заставляло сжимать зубы до хруста… и повторять. Раз за разом. Час, день, сутки… в конце концов разум впал в какое-то сумеречное состояние, ужав окружающий мир до голограммы с векторами движений и бубнящего подсказки голоса туманницы.
Так что когда спустя целую вечность вместо рыжей вивисекторши ко мне в палату нагрянула аватара Акаси, я минут пять таращился на ремонтницу в попытках сообразить: кто это вообще?
— Акаси?!
— Ага, — радостно кивнула та.
— А где…
— Хьюга завтра зайдёт.
— Почему завтра?!
Вместо ответа ремонтница бестрепетно ухватила меня за левую руку и принялась её сосредоточено рассматривать, сгибая пальцы и прощупывая кости.
— Болевые ощущения есть?
— Болевые? — я в недоумении сдвинул брови, прислушиваясь к организму… — Нет.
И тут же испуганно сел на кровати, борясь с головокружением и накатывающей паникой.
— Не болит! Чёрт! Совсем не чувствую!
— А чего кричишь тогда?
— Как чего?! — в ужасе заорал я. — Не болит же! Не получилось!
— Что не получилось? — удивилась Акаси. — Вот она, твоя конечность…
Ремонтница с довольной улыбкой продемонстрировала мне мою же руку — совершенно нормальную, светло-розовую, с обычной фактурой человеческой кожи.
— Как родная, даже папиллярные узоры соответствуют.
— А-аа… э-ээ… а почему не болит?!
— Хм… — в пальцах Акаси возникла иголка, через мгновенье вонзившаяся мне в запястье.
— Уй-й-ля! — взвыл я, пытаясь вырвать многострадальную конечность из рук мучительницы.
Тщетно, разумеется, — мучительница лишь снова расплылась в улыбке, явно довольная результатом.
— Ну вот, а говоришь — не болит.
— Уже не говорю!
— То-то! — похлопав меня по безвольно болтающейся кисти, Акаси многозначительно воздела палец. — Фирма веников не вяжет…
— Фирма делает гробы, — мрачно закончил я. — Пусти уже, хватит измываться!
Ремонтница в ответ запрокинула голову, патетически пожаловавшись куда-то в потолок:
— Вот что за люди! Стараешься для них, ночей не спишь…
— Акаси!
— Ладно, ладно, потерпи ещё шестнадцать секунд, сканирование закончу.
Правда, терпеть пришлось не секунды, а минуты. Закончив сканирование, ремонтница, не обращая внимания на мои возмущённые вопли, соскоблила несколько микрочастиц кожи, взяла пробу крови, отрезала кусочек ногтя… в общем, оторвалась по полной.
Закончив, наконец, издеваться, уложила мне руку вдоль тела, полюбовалась получившейся композицией, упаковала безжалостно вырванные из моего организма кровоточащие куски в прозрачные контейнеры и, посмотрев их на просвет, снисходительно кивнула:
— Жалуйся.
— Тут не жаловаться, тут материться хочется, — зло прошипел я.
— Неконструктивно, — зевнула она, изображая на лице скуку.
Вот же… эксцентричная девушка. Хорошо, спросим по существу.
— Ты говоришь, что всё нормально, но почему я тогда руки до сих пор не чувствую?
— Хм? — в пальцах ремонтницы снова сверкнула иголка.
— Стой!!! — взвыл я.
— Уж и пошутить нельзя, — фыркнула та ехидно.
— Ты… ты… — цензурных слов просто не находилось, поэтому я тупо разевал рот, как выброшенная на берег рыба.
— Всё, всё, посмеялись и будет, — помахала ремонтница, отдав контейнеры с образцами подбежавшему боту.
Ага, мы повеселились… Кто эти «мы»? Мне вот почему-то нифига не весело.
— Я и не смеялся, — буркнул я, немного успокаивясь.
— Зато злился, — неожиданно серьёзно заметила Акаси.
— То есть, ты нарочно тут надо мной измывалась?
— Ага.
— Зачем?!
— Монотонность выполняемых действий снижает нагрузку на когнитивные функции, погружая личность в пограничное состояние. Высвободившиеся ресурсы идут на повышение отдельного набора физических параметров.
Я подумал. Потряс головой. Ещё подумал…
— Акаси, а то же самое по-русски?
Ремонтница тяжело вздохнула, наградив меня усталым взглядом.
— Человек, непрерывно выполняющий один и тот же простой набор действий, впадает в транс. Начинает функционировать в автоматическом режиме. И для вывода требуется слом выработанной поведенческой «программы».
— Ты хочешь сказать, что Хьюга нарочно меня в транс загнала монотонностью этих упражнений?
— Конечно!
— Но зачем?!
— В автоматическом режиме у человека значительно повышается болевой порог и снижается общий расход энергии.
А, ну да, не зря же всяких ходоков самогипнозу учат. И они потом чешут сутки напролёт без сна и усталости.
— Ну вы и затейницы, — не зная, что ещё сказать, выдохнул я.
Акаси смутилась, потёрла бровь, повиляла взглядом… наконец, нехотя призналась, что идею с трансом подала Макие. Мол, с ней именно так в своё время работали для ускорения процесса обучения, поэтому базовые алгоритмы она знает отлично.
Это что, долбаные учёные над ребёнком так же издевались?! Вот… ур-роды!
— А что, без транса нельзя было? — уже чисто из принципа проворчал я.
— Можно, — кивнула Акаси. — Семь месяцев только на первичное формирование, с вероятностью отторжения в сорок два процента.
— О как. А с трансом сколько потребовалось?
— Сто шестьдесят пять часов.
Полтораста часов?! Всего лишь?! Блин, я думал — вечность мучаюсь, а тут… неделя всего.
— Но результата-то нет, — мрачно заметил я, поднимая правой рукой левую и рассматривая болтающуюся, словно тряпка, кисть. — Разве что выглядит как настоящая.
— Отличный результат, — возразила Акаси. — Рука полностью сформирована, и теперь отторжения уже не будет. К тому же болевые окончания работают, могу ещё раз продемонстрировать. — Она многозначительно покачала иголкой.
— Не надо! Верю! — воскликнул я, торопливо пряча «неработающую» конечность под простыню.
Ремонтница тихо захихикала, воткнув иголку в покрытие кушетки.
— Дарю, на память.
— К чёрту такую память, — покосившись на пыточный инструмент, буркнул я. — Лучше объясни, почему рука не работает.
— Потому что сейчас распаковывается аппаратная составляющая. Большая часть рецепторов просто заблокирована, как и нервные волокна. Завтра чувствительность вернётся, хоть и не сразу в полном объёме. Но тут лучше не форсировать — само восстановится. И учиться управлению придётся заново.
— Опять?! — вопль у меня вырвался непроизвольно.
— Не опять, а снова, — наставительно указала Акаси.
Но полюбовавшись на мою багровеющую физиономию, всё же смилостивилась, объяснив:
— Нервное волокно сформировалось, поэтому сильной реакции не будет. Так… чуть неприятно.
— Насколько «чуть»?
— Завтра узнаешь. Спи.
— Чего?! Я же только… — договорить не удалось. Перед носом сверкнуло, в воздухе поплыл запах эфира, и глаза сами собой схлопнулись, а сознание стремительно провалилось во тьму. Опять.
Чёрт бы побрал эту эксцентричную ремонтницу!
***
Рука! Настоящая! Ты моя хорошая!
Потыкал пальцем, ущипнул, ойкнул… расплылся в совершенно дурацкой улыбке. Есть, чувствуется!
— Развлекаешься? — снисходительно фыркнула появившаяся в дверях Хьюга.
— Ага, — кивнул я, оборачиваясь и удивлённо вскидывая брови. Сменившая лабораторный комбез на свои обычные юбку и свитер, дополненные лишь наброшенным на плечи белым халатом, рыжая выглядела уже не безумным учёным, а скорее посетительницей.
Войдя в палату она неспешно продефилировала к моей кровати и, привычно устроившись на табуретке, закинула ногу на ногу, сцепив пальцы в замок на коленке.
— Красиво, — хмыкнул я.
— Что? — Хьюга подозрительно сдвинула брови.
— Аватара у тебя красивая, говорю, — быстро ответил я, не став уточнять, что вообще-то имел в виду облегающие её изумительно стройные ножки чулки. Которые сантиметров на десять не доходили до нижнего края строгой мини-юбки и потому сразу бросались в глаза окаймляющими их резинками — широкими, яркими, вычурной формой похожими на крылья бабочки.
Хьюга на это закатила глаза, демонстративно скривившись.
— Человек…
— У каждого свои недостатки, — пожал я плечами.
— Только у некоторых они есть, а другие из них состоят, — съязвила рыжая.
Я, не сдержавшись, улыбнулся, глядя на неё с откровенным умилением.
— Чего ты разулыбался? — насторожилась она.
— Да вот… уже цапаемся. Как в старые добрые времена.
— Когда это они были — добрые?
— Давно. И неправда. Но мне будет их не хватать долгими зимними вечерами, когда мы с тобой наконец расстанемся.
— А мы расстанемся? — рыжая неуловимо подобралась.
— А есть сомнения? — прищурился я.
С минуту посверлив меня пристальным взором, Хьюга отвела взгляд.
— В твоё отсутствие Конго заморозила мой перевод в Поисково-спасательную службу.
— Хьюга, — вздохнул я, — спасательная служба флоту нужна как танатониум. Я это понимаю, Конго это понимает. Так что вопрос решён. А ты — лучшая кандидатура. Без вариантов.
— Ладно, пока ты ещё в строй не вернулся, — тряхнув головой, рыжая взмахом руки активировала уже столь привычную голограмму. — Давай тестовый прогон сделаем.
Я мысленно застонал — а ведь день так хорошо начинался, — но обречённо кивнул:
— Давай.
Странно, но в этот раз заученные до автоматизма движения не вызывали желания немедленно застрелиться. То есть, больно-то было, но не настолько, чтобы искры из глаз сыпались и зубы крошились. Терпимо, короче. А главное — на десятом или двадцатом повторе пальцы левой руки, отзываясь на мысленную команду, чуть дрогнули, сгибаясь.
Пальцы! Двигаются! Живут! Я больше не калека!!!
Наблюдавшая за мной рыжая довольно кивнула:
— Ну вот, дальше сам справишься. Схему тебе Акаси потом скинет.
Поднявшись на ноги, она совершенно человеческим движением одёрнула халат и направилась на выход.
— Хьюга… — окликнул я её.
— Что?
— Спасибо за руку. Было очень больно.
Обернувшись на пороге, рыжая улыбнулась. Очень искренне и очень злорадно.
— Я старалась.