В и Вне: Поэзы II

Сплетаются ажурные виньетки.

В них запуталась хрупкая душа.

Она, как вздох какой то, хороша

И чутка, как мимозовые ветки.

Ее язвят, в злорадстве смысл туша,

И торжествуют, если раны метки…

Так за чеканкой собственной же клетки

Обиды терпит гордая душа.

К мечте стремясь, она сама – Мечта!

Объединив себя с своею волей,

Сдержав, готовый вырваться, крик боли;

Она молчит, она молчит как та!..

Когда ж, усталая, не сдержит возмущенья, –

Свиваются виньетки удивленья.

  Я знаю чудный край –

  Любви, цветов садок,

Где нет печальных слез осенней непогоды

  Где смехом дышит Май,

  Где взгляд очей глубок,

Где жесть не подчинен причудливости моды.

  Там властная Весна

  Собрала грез кружок,

Под такт рондо соткав ажуром хороводы.

  Там искрами вина

  Ожог сердца божок,

Влюбленных разместив под гротовые своды.

  Там нет прямых аллей

  И непрямых дорог,

Беспечные цветы пьянят, душисто вея…

  Ах, мне милей, милей

  Волшебный уголок:

Ведь он – твоя душа, мой друг, моя нимфея!

Звездное колье легло на бархат сини,

Скованный волшбой, застыл полночный лес.

В тьме не различить сучков отдельных линий.

В тьме так много дум и сказочных чудес.

Но не все темно, – на тихую поляну

Льет неверный луч янтарная луна.

Но не все молчит, – зашевелив туманы,

Вздрогнула в тиши певучая струна.

Полночью в луне, как к бою на арене,

Собрались певцы, чтоб разрешить свой спор:

Вдохновенней кто? кто лучше прочих в пеньи?

И кому чело увенчать с этих пор?

Юный, словно паж, изнеженный красавец

Восславлял любовь и лепестки цветка…

Для него готов восторженный ряд славиц

И, любя, дрожит графинина рука…

Смолкли голоса. Певец последний гордо

В лунный круг вошел, отбросив свой берет.

Лютню в руки взял и кинутым аккордом.

Точно разорвал далекий сон планет.

Искрились глаза и черными тенями

Волосы вились вкруг бледного лица,

А с надменных губ сроненными словами

Он язвил и жег холодные сердца.

Пел он никому неведомые страны,

Зрил то воль морей, то выси снежных скал,

Звал, казалось, мир, загадочный и странный,

Полный властных тайн недвижимых зеркал.

Струны – были гимн!.. Могучей и могучей

Лили нервный звук, и – порвались, стоня…

. . . . . . . . . .

Ожерелье звезд сверкало от излучий,

Лес немел во сне и ждал прихода дня.

Проходит чуть устало в осенней дымке леса,

Светло раскинув косы и удлиняя тень,

Веселая когда-то – печальная принцесса,

Наивная, как утро и строгая, как тень.

Был лес одет зеле́но и бархател луч пе́стро.

Когда она явилась, улыбки раздаря,

Ей были все так рады, ее ласкали сестры,

Ее встречали песни и ей была заря.

Она царила чутко, приказывала нежно,

Звала, волнуя мысли, любила, как никто…

И, утомясь лениво за день даров небрежных.

Изнегно засыпала на розовом плато.

Но грезила ли долго?.. Но долго ли дарила?..

Она была любимой, но злые грубо вдруг

Разветрили улыбки там, где она царила –

И бедная принцесса теперь идет на юг,

Мох сыро уступает под легкими шагами

И лист вчерашний грязно к ноге ее прилип…

Принцесса, сев устало, над павшими стволами

Вдруг жадно зарыдала, не заглушая всхлип.

Плакала над диким озером

Белая лесная лилия…

В небе ночь роскошно грезила,

Грезила, даря бессилие.

В эту ночь, такую лунную,

Юноша пришел к прибрежию,

В лилию душою юною

Веря, как в мечту нездешнюю.

К ней стремился он бестрепетно,

Может быть, не видя гибели…

Струи размыкались с лепетом,

Тихую поверхность зыбили…

Плакала лесная лилия…

Чьи глаза вторили немо ей?

…Милая, скажи, – любил ли я?..

Чуткая, ответь душе моей!

Если хочешь минут – устремляйся к домам,

Устремляйся душой в четкий грохот проспекта,

Где мгновения – бред и рассчет интеллекта,

Где душа есть Ничто и объемлющий храм.

Полюби, полюби этот гулкий каньон,

Шум – особенный ритм и смешенье излучий!

Изменяйся, как я, только сердце не мучай!

Ранишь сердце себе, – не поймется твой стон…

Но когда надоест властный шепот вокруг –

Поскорее покинь переменчивый город,

Возвратися к полям: там восход ярко-молод,

Там нет деланных грез, властелинов и слуг!

Вы изранили сердце Пьеретты!

Коломбина, ничтожно перо

Описать все мученья Пьеро:

Вы изранили сердце Пьеретты!

Я не буду писать Вам сонеты!

Это, знаете, очень старо..

Вы изранили сердце Пьеретты

И моё затупили перо.

Слегка картинно обездушена

Вся эта ночь – и близь и даль.

Шлют белый свет десятки груш, роня

Свой отблеск в водную эмаль.

Заснуло озеро полночное…

Черна хрусталевая грудь.

В нем есть ли девушка осочная?

Живет ли былевая чудь?..

Нет. Не встревожит дерзким хохотом

Резвушка нимфа тонный сон.

Не пропоет прибрежный хор о том,

Как чуден доновый уклон.

Вода тиха, тиха безжизненно,

Пусть изумрудовый дворец.

На берегу все мерно пригнано –

И сказке красочной конец.

Да как тут жизни быть мечтательней,

Как жить душе забытых вод,

Когда ночь слышит вальс старательный,

А днем рокочет пароход?..

Сейчас кричат журналы и газеты,

Свободой слов уколотые в глаз…

Смешны они, когда «хранят заветы»,

Смешны, когда «высмеивают» нас.

  Мы не боимся пошлых поношений,

  Избитых фраз, исчерпанных до дна!

  Ведь мы для них – огромные мишени

  Лишь потому, что мы – Величина.

Идут года Прогресса и Культуры.

Там города, где раньше – чёрный лес,

Но неизменен пульс Литературы,

Но лес в умах не срублен, не исчез.

  В победный век великих откровений

  Стал слишком стар былых творений план,

  И мы желаем лучших совершений

  Затем, что есть теперь аэроплан.

Пример: пилот, – прообраз всесторонца,

Зажавший рот твердивших в унисон:

Полёт – для птиц, – стремится ближе к солнцу,

Как мы, быть может, солнцем увлечен.

  Понять ли им, что путь наш разно кинут?!

  На нас нет лат отсталых черепах…

  Мы вознесём в Мечте свою святыню,

  А вы ее ищите… в черепках!