В Канаду, к шурину

В понедельник выдавали зарплату, а Огаркина опять обнесли. Заявили, что мало часов, оттого и зарплата тощая. Вот учителя и замкнуло. Его и раньше от хронического безденежья все тянуло куда-то, все маялась у него душа. А нынче терпение взяло, да и лопнуло.

— А ну вас всех! — сказал Огаркин в сердцах, и подался в ПВС. Стало быть, получать загранпаспорт, а касательно гостевой визы — шурин обещал помочь. Тот уже лет пятнадцать как обретался в Канаде, успел жениться на правнучке белогвардейца и даже ПМЖ получить.

— Ты, главное, Саша, ничего лишнего с собой не бери, на месте все купишь, — консультировал по телефону канадский шурин. — С евро не связывайся, они здесь не в ходу. Меняй все на доллары — и в добрый путь! Кстати, черной икры не забудь захватить. Баночку, две… Здесь она дорогая, икорка. Кусается.

— А с работой-то как? Можно устроиться? — пытал Огаркин. Шурин вяло отбивался:

— Здесь работы как грязи. Главное, собеседование пройти. Ты там — кто? По научной части? Ах, историю в школе преподаешь? Ничего, приглядишься, притрешься… Покедова!

Закрутилась машина: запросы, анкеты, кабинеты… Опять же, с жильем надо было что-то решать. Наконец, позвонили из посольства, вызвали оформлять гостевую визу. Огаркин дрогнул, но устоял и от приглашения не отказался.

В посольстве было: долгое ожидания в очереди и тихий ужас, когда офицер спросил, что такое по-русски «шурин», что он делает там, в Монреале, и зачем к себе господина Огаркина зовет. Может, они собираются фальшивые бумажки печатать? А может, и того хуже — русскую мафию организовать.

— Какая мафия? Да я и слова такого не знаю! — взмолился Огаркин. — Я в гости еду, на хорошего человека посмотреть, к груди его прижать…

— Гей? — ласково спросил офицер.

— Шурин он! Брат жены! — отчаянно крикнул Огаркин.

Визу ему в загранпаспорт все-таки шлепнули.

Бывшая жена Огаркина против отъезда не возражала.

— Катись, Сашок, — напутствовала она своего неверного, провожая на автовокзал. — Если повезет, может, и найдешь там, в Канаде, такую же дуру, как я. Только вряд ли.

— А вот и найду, непременно найду, — отвечал Огаркин, держась покрепче за чемодан. — Только не дуру найду, не дуру!

Но бывшую все же поцеловал на прощанье. Забрался в автобус. Глянул на чахлую городскую липу (попалась на глаза), подумал: «Может, Верку попросить, чтобы листок мне сорвала — на память?..» Но представил себя на таможне, с гербарием в руках — и рассмеялся от этих мыслей. Подмигнул своей бывшей через пыльное стекло. И поехал.

В аэропорт Огаркин прибыл за три часа до регистрации. Бродил по залу, разглядывал интуристов. Пачка долларов (квартира, проданная по срочному варианту) оттопыривала карман, и Огаркин то и дело прикладывал руку к сердцу.

— Вам плохо, месье? — спросила у Огаркина какая-то дама с парижским лицом. — Может, позвать врача?

— Мерси, мадам, — не растерялся Огаркин. — Мне уже лучше. А скоро будет и вовсе хорошо!

И правда, до Канады добирался без приключений.

На таможенном контроле заглянули в декларацию, но ничего не сказали. В самолете, напротив, говорили аж до самого Монреаля: предлагали кофе, коньяк, сигареты, виски… ну и чтобы господа пассажиры не забывали застегивать ремни. Европа Огаркову понравилась. Глядя сверху на чужие города, он вспомнил свою квартиру на улице Гоголя, проданную за полцены, и ему стало грустно. «А может, и поторопился я с этой квартирой, — думал Огаркин. — А ну как ничего у меня с Канадой не получится?» Взял у стюардессы банку пива, выпил и задремал прямо над Великим океаном.

Снилась неверному Огаркину его бывшая жена (кстати, тоже неверная). Будто бы сидят они на берегу реки, на бревнышке, и ловят рыбу. И все-то у неверной так ловко получается — одного за другим окуней тягает, а у Огаркина поплавок словно примерз к воде. «А ты на доллар попробуй ловить, — говорит неверная. — Может, какая дура и прицепится. На доллар лови, на доллар!»

Плюнул Огаркин, удочку бросил. И руку прижал к груди.

А тут тебе уже и Монреаль. Стало быть, прилетели.

Из аэропорта ехали на машине. За семь лет пребывания на чужбине шурин стал куда как бойчей и развязней, чем был у себя в Тамбове. Лихо крутил баранку и трещал без умолку. Угощал Огаркина сигаретами, а про икру даже и не спросил.

— Домик у меня так себе, в два этажа, но зато соседи хорошие. Слева — бывший полковник из КГБ, справа — то ли бизнесмен, то ли сын бизнесмена, еще не разобрал.

— Недавно, что ли, дом купил?

— Да нет, уже года два, как квартиру снимаю. Девятьсот долларов в месяц. Канадских, разумеется.

Огаркин что-то прикинул в уме и слегка побледнел.

— Да ты не волнуйся, — успокоил шурин. — Для начала у меня поживешь. Притрешься, присмотришься… Жена у меня нормальная, я с ней о тебе говорил. А насчет работы придется самому крутиться.

— Так ведь виза у меня гостевая, на три месяца. Могу и не успеть.

— Не волнуйся, я тоже с гостевой начинал. — Шурин притормозил, пропуская машину, и свернул на тихую улицу, всю в канадских деревьях. — Как работу найдешь, тут же подпишешь контракт, для начала хотя бы на год, и считай, ты уже почти канадец.

— А если не найду?

— Найдешь, — успокоил шурин. — Ты ведь там по научной части работал? Ах, да, в школе историю преподавал… Ну, ничего. Для начала на стройку зайди, поинтересуйся. Там, я слышал, каменщики нужны. А лучше вот что сделай: купи газету с объявлениями — и почитай на досуге. Потом свое резюме по всяким фирмам разошлешь. Я тебе помогу текст составить. Ну, это уже детали…

Шурин остановил машину около старого двухэтажного дома и выключил двигатель.

— Приехали. А вон и моя Жаклин, видишь? Выглядывает из окна? Между прочим, с утра тебя поджидает.

Подхватил чемодан и повел гостя в дом. «Даже машину не стал запирать!» — удивленно отметил Огаркин.

Рослая блондинка Жаклин говорила по-русски плохо, но зато понятно.

— Твое кроватное место. Плацкарт! — сказала она, и показала на диван, выглядывавший из-за пестрой занавески. — Только не надо бродить по ночам. Запрещено. Здесь так не принято.

— Как — не принято? А туалет? — ахнул Огаркин. — И вообще? Умыться, например?..

— Полы здесь скрипят в коридоре, понимаешь? Соседи недовольны. Могут и хозяину пожаловаться, что отдыхать им мешаешь. А то и в суд подадут, — смущенно объяснил шурин. — Особенно этот, из КГБ, придирается. Такая зануда! Привык, понимаешь, на своей бывшей Родине за каждым шорохом следить, вот и не спит по ночам. Да ты не волнуйся, привыкнешь.

В тот вечер долго сидели за столом и говорили о ценах на бензин, о прелестях ПМЖ и о взаимоотношениях интеллигенции и власти. Насчет власти шурин помалкивал (ну что простому шоферу эта власть?), зато интеллигенцию он ругал крепко. Даже Ильича припомнил, хотя и неточно: мол, не мозг нации эта самая интеллигенция, а сплошное собачье дерьмо. И откуда только шурин всего этого нахватался? Не иначе как от Жаклин, этой правнучки белогвардейской. А ничего симпатичная, зараза. И водку пьет совсем по-русски — на выдохе. А потом — хлоп! — и стопка уже пуста. И снова нужно ее наполнять. А заодно уж и бутерброд икрой намазать.

— Насчет дерьма я не знаю, я ведь историю преподавал, — отбивался Огаркин, как мог. — Конечно, всякое может быть. Опять же, много лапши нам вешают…

— Лапша? Почем там лапша? — встряла в мужской разговор Жаклин. — Здесь она дорогая. Макароны дешевле. А у вас?

— Ты, Жаклин, макароны с властью не смешивай, — осадил ее шурин. — Правильно человек говорит: много у них там лапши развелось! А интеллигент как сидел в дерьме, так и сидит. Хоть и историю преподает, — и похлопал Огаркина по плечу. — Ничего, вот покрутишься здесь с недельку — всю историю напрочь забудешь. Вместе с лапшой. Честно тебе говорю!

Бестолковый какой-то вышел разговор. Но кое-что Огаркин из него усвоил. Первое: на работу нужно устраиваться, и как можно быстрей, пока деньги есть. Дело это трудное, может и на все три месяца растянуться. И второе: мимо полковника, что в комнате слева живет, желательно на цыпочках проходить. Да мало ли чего у бывшего на уме? Может и хозяину настучать невзначай. По старой привычке.

— А справа, ты говорил, бизнесмен проживает?

— Ха-ха! Бизнесмен, — снова встряла Жаклин. — Тут — купить, там — продать. Очень дорого! Ван хандрид долларс, ту хандрит долларс… О май рашен френд! Ай лав ю!

Короче, еле уговорили Жаклин прилечь отдохнуть. Отвели ее в смежную комнату, кое-как погрузили на тахту. А сами, выпив еще по одной, вышли на улицу покурить. Сели на лавочку возле подъезда и пригорюнились.

— И на хрена тебе, Санек, в Монреаль приспичило лететь? Полковников, что ли, не видел? — грустно спросил шурин, отводя глаза в сторону. — Вот у нас, как сейчас помню, этих полковников вообще никто не знал. Жили они, как все, не выпендривались… скромными были. Вот так на кухне случайно встретишь — ни за что не догадаешься. Сигарету стрельнешь, анекдотом поделишься про Леонида Ильича. А он тебе в ответ что-нибудь про Никсона расскажет. А теперь?… Мимо двери лишний раз боишься пройти… Демократия!

Здесь шурин подумал и перевел разговор на другое:

— Ты что насчет завтрашнего дня думаешь? Может, вечерком за город съездим? Там одно хорошее местечко есть, можно рыбу половить.

— На доллары? — хмыкнул Огаркин, припомнив давешний сон в самолете.

— Причем тут доллары? — не понял шурин. — На червя, конечно. Прямо на месте червей и купим. И удочки напрокат возьмем. Ох и здорово же там клюет! Поедем, Саша?

Однако на следующий день так никуда и не выбрались. Жаклин маялась после вчерашнего, валялась на тахте и вполголоса ругалась по-французски, шурин же с утра уехал заниматься частным извозом, но вскоре вернулся сам не свой — сказал, что проколол колесо, пришлось заплатить триста долларов за новую камеру, какие уж там рыбалки? Огаркин камеру проигнорировал, но двадцать долларов шурину все-таки дал. Попросил купить бумаги и конвертов — резюме по фирмам разослать. Сам-то он по-английски два слова, может, и поймет, а на третьем — будет стоять и глазами хлопать.

— Давай тогда уж я тебе и газету куплю, — предложил шурин. — А то возьмешь что-нибудь на немецком… или на иврите, например. Здесь все может быть! Я на иврите вообще читать не могу. А ты?

— Только без словаря, — пошутил Огаркин. — Поэтому бери на русском. Штуки две или три. — И дал шурину еще пять долларов. На всякий случай. А сам подался на улицу — город посмотреть, а заодно и с людьми познакомиться.

Худо-бедно, расспрашивая прохожих руками, Огаркин выбрался поближе к цивилизации. Располагалась она буквально на соседней улице и имела вид большого трехэтажного дома с десятком табличек при входе. Шурин с вечера отнюдь не соврал — половина надписей была на русском языке. Ну-ка, что тут? «Агентство по сдаче жилья в наем», «Прокат автомобилей»… «Бюро по найму»? Ага! Вот сюда и зайдем, узнаем.

Но. Как вошел Огаркин в бюро, так из него и вышел.

— Гостевая виза, говоришь? Ты что, соотечественник, прямо из Урюпинска сюда свалился? — почти угадали в бюро. — Не возьмут здесь тебя с гостевой. Рабочая виза нужна. Да нас же первых отсюда выкинут, если мы тебя какой-нибудь фирме предложим.

Шурин сидел за столом и пил пиво из банки. Увидел мрачного Огаркина, тут же бодро зашуршал газетами. А заодно и порадовал:

— Интересное я объявление сейчас прочитал…

— Да какое еще объявление! — взорвался Огаркин. — Виза у меня — какая? Гостевая! Ну, кто меня с ней на работу возьмет?

Шурин голову опустил: да, действительно, кто?

— Что же ты мне об этом по телефону не объяснил? — продолжал бушевать Огаркин. Шурин оправдываться не спешил, только заметил боязливо:

— Ты, Саня, тише. Ты не шуми. Соседи у меня, я же тебе говорил!

И точно, не ошибся. Тотчас же и раздался вежливый стук в дверь.

— Василий, можно к тебе? — и на пороге появился сосед. «Тот самый, бывший. Из полковников», — подумал Огаркин. И тяжело опустился на стул.

— Ну, конечно, можно, Павел Петрович! В любое время дня и ночи, — шурин расплылся в улыбке. — Как там наши сыграли в Торонто? Небось, опять продули?

— Как всегда. Ноль четыре! Белугин Павел Петрович, бывший полковник и жертва «холодной войны», — представился вошедший. — Кстати, ваш сосед по этажу.

— Александр Андреевич, — ответствовал Огаркин, пожимая гостю руку. — Я, правда, на войне не был…

— Тогда вам повезло. А я двадцать лет, считай, из окопов не вылезал, — заметил полковник, присаживаясь к столу. — То в Париж, то в Берлин, то на Кубу, то опять в Париж… А толку-то? Все равно проиграли! Я в плен попал, на Багамских островах. Прямо на пляже в засаду угодил! Хотел негром прикинуться, да не удалось: лицом не вышел. Три года мучили, гады! Даже пива не давали, на одном виски и жил. Потом сюда перебрался. Такие вот дела.

Белугин достал из кармана расшитый бисером кисет и стал задумчиво крутить «козью ножку».

— А я вас где-то видел, — вдруг сказал он Огаркину. — Вы случайно вчера ночью, часа в три, по коридору не проходили? Еще носки у вас черные были?

— Не проходил, — на всякий случай соврал Огаркин. — Тем более в черных, — и спрятал ноги под стол.

— Жаль. А то я вас сразу бы узнал, — ухмыльнулся Белугин. Чиркнул спичкой и закурил, наполнив комнату сладким дымом «Вирджинии».

— Может, пива? А, Павел Петрович? — залюбезничал шурин. — Оно бы виски, конечно, не мешало… за знакомство…

— Много виски! — раздался голос из смежной комнаты. На что полковник понимающе улыбнулся, но от виски отказался. А пива выпить захотел.

Поднялся он из-за стола часа через два. Душевный получился разговор. Все объяснил Огаркину полковник Белугин, все разложил по полочкам. Сказал, что глупость Огаркин сморозил — продал квартиру и в Канаду подался. Теперь придется домой возвращаться. Ну, кто его здесь по гостевой визе на работу возьмет? Хотя, конечно, есть один вариант…

— Жениться вам нужно, Александр Андреевич, — сказал полковник. — Жениться! И — срочно.

— Да где же я такую дуру… такую женщину найду, чтобы выйти за меня согласилась? Да еще так быстро? — ахнул Огаркин. — Да нет же, ерунда все это, Павел Петрович. Нереально.

— Ну, не скажите, — улыбнулся тот. — Было бы желание, а уж женщину найти!.. Скажите честно: хотите иметь ПМЖ в Канаде?

— Да кто же от него откажется? Только ничего не получится, — вздохнул бывший учитель. Зато полковник продолжал улыбаться, словно бы знал про Огаркина — все.

— Как вы смотрите на Жаклин? — спросил он. — Красивая женщина, умелая домохозяйка…

— А Васька как же? — вырвалось у Огаркина. — Он же мне шурин! Я, правда, с его сестрой развелся…

— Ну вот. Там с его сестрой развелись, а здесь на его жене и женитесь. Правда, ей тоже придется развестись, но это не на долго. Вот как получите ПМЖ, она снова за Василия Сергеевича пойдет.

— За Василия Семеновича, — поправил шурин.

— Пусть и за Семеновича, какая разница? Лишь бы человек был хороший. А вы, Василий, я знаю, как раз из таких. Лишний раз по коридору не пройдете, — заметил полковник как бы между прочим, и посмотрел на Огаркина. — Ну, и как вам мой план? Хотите жениться на Жаклин? Только честно?

Огаркин хотел, и очень. Шурин не возражал. Осталось только получить согласие Жаклин. На это ушли весь следующий день и половина суммы, полученной Огаркиным от проданной квартиры. Однако прошел целый месяц, прежде чем свежеиспеченный жених смог повести Жаклин под венец. Все это время Огаркин сидел в смежной комнате на тахте и обсуждал с невестой их короткое семейное будущее. Шурин отчаянно ревновал и требовал у Огаркина по двадцать долларов за каждый разговор с Жаклин — в качестве моральной компенсации.

На регистрацию брака полковник пришел в белом пиджаке с алой розой в петличке. Свидетелей было двое — бывший шурин, а теперь еще и брошенный муж (впрочем, за месяц вполне оправившийся от неизбежной потери), и сосед, что справа — бывший московский портной с молдаванским акцентом, по фамилии Аптекарь. В руках портной почему-то держал четки и все время их перебирал.

— В Арабские Эмираты собрался лететь, бизнес развивать, — шепнул полковник Огаркину. — Уже и билет на самолет купил. Между прочим, в эконом-классе, первый ряд, у окна. Видать, раньше других хочет Эмираты увидеть!

Через день после свадьбы Огаркин подал документы на развод и заявил Жаклин, что их любовь была ошибкой. В том смысле, что шесть канадских тысяч долларов за брак, пусть и фиктивный, это большое свинство. Оскорбленная супруга устроила сцену ревности и даже швырнула в Огаркина туфлей с левой ноги.

— Ты, того… Обувью зря не разбрасывайся, — сказал шурин, поднял с пола туфлю и вернул ее Жаклин. — Ты с недельку еще потерпи, а уж потом и разводись. Не дай бог, чиновник с проверкой придет! Хлопот не оберешься.

Минула неделя, другая, а чиновник не появлялся. Огаркин отлеживался за занавеской и строил планы на лучшую жизнь. Однако лучшая не наступала. Шурин ходил мрачный и на рыбалку уже не звал. Зато предложил в целях экономии экономить воду в сливном бачке. Огаркин прикинул свои финансовые возможности и стал приплачивать шурину отдельно за воду.

Как-то незаметно для себя Огаркин сошелся с Аптекарем. По вечерам он сидел у портного в комнате и учился кроить. Лучше всего у Огаркина получались карманы, а вот кокетки и плечики Аптекарь нещадно браковал.

— Кто же так ножницы держит? Нежней, нежней! — говорил Аптекарь, на минутку отрываясь от калькулятора, на котором высчитывал свой процент. — Сразу видно, чем вы на Родине занимались! Что-нибудь по научной части, я угадал?

— Почти, — отвечал Огаркин. Аптекарь брал ножницы, мгновенно выстригал парочку идеально ровных пройм и снова брался за процент. Огаркин смущенно вздыхал и признавался сам себе, что кроить он, скорее всего, никогда не научится.

В Арабские Эмираты Аптекарь улетел в ноябре. Проводили его, как смогли. Шурин попросил написать по приезду, что и как, а главное, почем. Ну, и заодно уж насчет бензина узнать («Сам знаешь, бензин-то у нас в Монреале — кусается!»). Огаркин пожал портному руку, а вот Белугин Аптекаря не только по плечу похлопал, но и отвел его в сторону и долго с ним о чем-то говорил. Слышались слова: «три двойных», «он в курсе» и «смотри, без «хвостов»!» И Огаркин вдруг понял, что Аптекарь из Эмиратов, пожалуй, уже не вернется.

Грустная Жаклин курила одну за одной египетские папиросы с длиннющим мундштуком и задумчиво вертела на пальце подаренное кольцо. Потом решительно швырнула его Огаркину под ноги и кинулась Аптекарю на шею…

По дороге из аэропорта спустило правое заднее колесо. Пришлось выйти из машины и с полчаса простоять на обочине. Шурин нервно закручивал гайки и ругался на все шоссе, а полковник стоял рядом и задумчиво поглядывал на автомобильный номер.

— Где-то я его уже видел, — наконец, сказал он. — Ты случайно в прошлом году, в июле, на Онтарио рыбачить не ездил?

— Не ездил, — буркнул шурин. — Там клев плохой. А что?

— Ничего, Николай, не волнуйся. Все нормально.

— Да какой я Николай? Я Василий, — отвечал шурин, на секунду отрываясь от гаечного ключа.

— Тем более не волнуйся, — успокоил его Белугин. — Ты крути, Василий, крути! Скоро темнеть начнет, а нам еще километров двадцать до города ехать.

Как не спешили, а домой добрались затемно. Полковник сразу же ушел к себе, шурин с радостной Жаклин — к себе. А Огаркин устроился в комнате отбывшего в Эмираты Аптекаря. Бизнесмен забрал из комнаты все, что мог, поэтому спать пришлось на полу. С непривычки ломило спину. Огаркин раза два за ночь поднимался и на цыпочках крался в туалет. Там он долго сидел и курил, размышляя о разных вещах. И к утру кое-что придумал.

Полковник идею в целом одобрил, хотя и заметил, что Аптекарь теоретически может вернуться, и тогда сдавать его комнату бедным пуэрториканцам не получится. Впрочем, все будет зависеть от цен на бензин и котировки акций «Петролеум ойл компани».

— Денег, простите, у вас много осталось? — поинтересовался Белугин. — Что? И сотни долларов не наберется? Плохо. Может на мебель и не хватить, — старательно пошарил по карманам и достал двадцать франков. — Ишь, ты! Видать, с «холодной войны» еще завалялась, — и заторопился на улицу. — Тут, за углом, один куркуль ресторанчик держит, можно попробовать у него обменять. Много не даст — с Украины приехал, но я с ним поговорю…

И точно. От куркуля Белугин вернулся с оттопыренными карманами.

— На индийские рупии обменял, один к пятидесяти, — сказал полковник, выгребая бурые бумажки прямо на пол. — Жаль, что франки нынче не в моде, в Париже евро в ходу… Послушайте, Саша, а может, и вам что-нибудь такое организовать? Обменный пункт, например? А то я поговорю…

— Не надо, — твердо сказал Огаркин. — Я плохо математику знаю.

— Печально, — Белугин привычно потянулся за кисетом. — А кем вы, простите, на бывшей родине работали? Я слышал, что-то по научной части?

— Ага. По научной, — привычно соврал Огаркин. — А что?

— То-то, я чувствую, где-то с вами встречался! — воскликнул Белугин, и внимательно на Огаркина посмотрел. — Вы случайно у Олега Ивановича в восемьдесят девятом году на дне рождения не были? Еще справа от вас один наш общий знакомый сидел?

— Был, — признался Огаркин. — В восемьдесят девятом.

— Так что ж ты мне полтора месяца лапшу на фуражку вешаешь?! — радостно заорал Белугин. — Ну, здравствуй, товарищ майор!

И кинулся обнимать изрядно смущенного Огаркина.

Выпросив у шурина веник, Огаркин замел индийские рупии в угол и накрыл по случаю встречи прямо на полу небольшую холостяцкую «поляну».

Пили помалу, но часто. Шурин все больше молчал, Жаклин рассказывала про Париж и вспоминала художника Пикассо, которому однажды на рю де Бланш позировала для «Девочки на шаре». Полковник ругал Багамские острова, кричал, что ни за что бы в плен не сдался, если бы не перестройка, и намекал на связи Аптекаря с Арабскими Эмиратами. («Ничего, — говорил Белугин, — приедет — я с ним разберусь!») Что же касается Огаркина, так тот задремал где-то на середине и пропустил Пикассо с Аптекарем мимо ушей.

Снилась Огаркину чахлая липа у автовокзала. И бывшая неверная за пыльным стеклом. Вот сейчас автобус тронется с места, и прощай, прежняя жизнь! А там — в Москву и дальше — до самой Канады…

«А шурин все-таки сволочь. Мог бы и раньше про Белугина рассказать, — думал Огаркин во сне. — Вернемся в Москву — обязательно рапорт подам. Пусть его, подлеца, в лейтенанты разжалуют!»