Через два дня мы отправились в путь, заметно пополнившись личным составом. И, к сожалению, это были не одумавшиеся псковичи. К нам присоединился Филипп со своей сотней и тремя сотнями булгар, которых я ждал еще ранее, перед отбытием во Владимир. Их долго мурыжили у Нижнего Новгорода, не желая такой большой отряд, еще недавно врагов, пропускать на русскую землю. Дошло до абсурда, когда булгары тайными тропами по десять-пятнадцать человек пробирались через русские заслоны. Под Городцом уже объединившихся булгар вновь обнаружили и даже ранили одного конного в ногу. Вот только в том городе оказался караван из моего поместья, ратники в котором и объяснили властям о булгарах и проводили в поместье.
А Филипп начал собираться в поход сразу же, как только узнал, что Божана с Макарием возвращаются в поместье. В суздальских землях остались пять человек, контролировать окончание посевной и уход за культурами. И теперь, полный счастья и переполняемый эмоциями, Филипп гарцевал на вышколенном прекрасном жеребце туркменской пароды, ослепляя отблесками от начищенного бахтерца. Было видно, что друг доволен тем, что успел. Я же был крайне доволен, что проблема с тяжелой конницей практически решена
Первые три дня перехода были медлительными, так как постоянно проводили слаживание разношерстных отрядов тяжелой конницы и отрабатывали взаимодействие их с легкой кавалерией и стрелками. Пришлось даже полностью потратить день на учения. Однако, на пятый день перехода мы вышли к Юрьеву, где были встречены овациями.
— Были даны, две сотни, подошли под стены и в ночь ушли. У меня токмо две сотни ратных, да была сотня эстов, что ушли ратится под Ревель два дня тому. С кем мне данов бить? — оправдывался на пиру в честь нашего входа в город тысяцкий Антип, которого оставил на хозяйстве Вячко.
Юрьев, кстати, стал еще одним важным камнем преткновения в хороших и доверительных отношениях великого князя владимирского и Пскова. Вольный город хотел присоединить недалеко находящийся Юрьев к своей земле, но город остался за рижским князем. Получалась такая Калининградская область в России, которую я покинул, очутившись в прошлом. Юрьев был окружен чужой территорией балтов и Пскова, но намечающийся союз с балтскими племенами, да и псковичей Ярослав обязательно поприжмет, и город станет важным логистическим центром уже на русских землях. Эсты же, которые имели на эти земли больше всех прав, отказались от Юрьева в пользу Вячко, но землю обрабатывают совместно с русичами, как и обороняли стены крепости. Хороший пример добрососедских отношений.
— Ты повинен град боронить, разумею я, что не мог ты бить данов, — успокоил я тысяцкого и уже обратился к Филиппу. — Треба дозоры усилить, да данов, что под Юрьевом хаживают изловить, неможно ведать им число нашей рати. Бери три сотни булгар, да сотню берендеев.
Наутро отправились в путь. Две тысячи семьсот человек, четыре пушки-единорога, десять пушек корабельного типа, огромный обоз — все это выглядело как великое переселение народа, только ревущих баб с детьми не хватает. Тут еще и дождь лил три дня как из ведра, что я боялся массовой простуды, поэтому, где только можно, по дороге, в деревнях, которые еще не были разорены, покупали молоко и пили его, старались сушить вещи, раздали все отрезы ткани на портянки, чтобы можно было менять на сухие. Так же от любого в войске разило луком и чесноком, пили травяные отвары.
Нам удавалось обходить стороной главного врага любого средневекового войска — массовые небоевые потери. В войске обязательно на привалах и стоянках кипятили воду, любое расстройство желудка рассматривалось как проблема. А пища обязательно была с термической обработкой в большей части вареная.
Через четыре дня перехода в сторону Ревеля показался большой отряд Филиппа, который устроил сафари на датчан. Довольный Филипп не только разбил две сотни данов, которые действительно рыскали по округе в поисках провианта, но захватил много трофеев. Разбившись на два отряда, наши конники, взяли на копье один обоз, который так же предназначался для данов и был собран, уверен не добровольно, в деревнях эстов. Но, кроме того, что был разбит отряд датской конницы, да взят обоз, который в большинстве и пользовали для своих нужд охотники на оккупантов, так и были получены важнейшие разведданные.
— У дне перехода табор данов. Их четыре тысячи, мают катапульты. Ревель возьмут за утро, або через день. Треба поспешать, — сообщил Филипп разведданные уже тысяцкий Филипп.
Я воспользовался положением и возможностями воеводы, которым меня назвал великий князь, и назначил Филиппа тысяцким — в моем войске он будет с таким званием, а там посмотрим. Я и сам не уверен в том, что смогу остаться воеводой. Филипп же только подтверждал данные многих малых отрядов, которые были отправлены на разведку, так как до Ревеля оставалось не многим больше тридцати верст.
Датчан действительно около четырех тысяч, что очень много. Видимо, даны решили прийти на долго. И это еще одно доказательство, что Северную Русь уже поделили. Думается, что данам поэтому средневековому плану «Ост», отписали в зону ответственности и Псков. Я знал, что у них сложные, даже вражеские отношения с империей и выделить такое количество воинов на второстепенные цели для Дании, это серьезное решение.
Было бы хорошо, чтобы послать весточку в город. Там, наверняка царит уныние и апатия. Ясно, что дни обороняющихся сочтены и счет этот очень короткий, если не произойдет чуда. Вот мы и будем создавать чудо.
— Тимофей, покличь Лавра, — попросил я своего помощника.
После предательства Андрея, его отряд изрядно был прорежен, но не все характерники были сочтены нелояльными, треть отряда остались. Вот и настало то время, когда стоило проверить реальность тех сказок, что приписывала молва к этим людям. В «тактико-технических характеристиках», прилагающийся к характерникам, утверждалось, что они могу отводить взгляды и бесшумно ходить. В последнем я был и сам уверен — испытывал, но насчет незаметности относился скептически. Проверим.
— Лавр, пошли пять человек до Ревеля из характериников. Яко же дойдут до эстов, дадут черные дымы, сам не идешь, — дал я распоряжения сотнику, в чьем подчинении сейчас и был отдельный отряд, который мало задействовали в спецоперациях, а все больше в общем строю.
Достав свой походный блокнот, я начал вычерчивать схему расположения лагеря данов, их обоза, стоянки кораблей. План полевого сражения был уже принят в черне. Единственно, что может его немного видоизменить — география и рельеф местности.
Любое сражение, как мне кажется, нужно вести из понимания стратагемы. В бою нужна хитрость и понимание происходящего на поле боя. Если сражение доведено до свалки, стратегически оно проиграно, если это свалка не специально спровоцирована, как в морском бою у Трафальгарского мыса, когда англичане специально создали свалку, используя свои сильные стороны. Пусть в последствии поле боя останется за тобой, путь даже и враг побежит, или попробует сдаться, что в условиях свалки и горячки боя сложно, ты все равно проиграл. Потеря большого количества воинов при ограниченных ресурсах — немыслимая трата. И говорить о том, что применение стратагем — не рыцарский подход к войне, что нужна честная сшибка — чушь! Наслышался я о «цивилизованных рыцарях» и их отношении к поверженным и покорённым.
Мне видятся три основные причины побед монголов над своими, казалось более многочисленными, экономически обеспеченными, соперниками. Первая — это необычайная дисциплина, добиться которой немыслимо тяжело. «И, если воин, идущий сзади, увидит, что другой воин обронил что-либо и подымет это и присвоит себе, то будет он убит, и его десяток» — гласил один из наказов Чингисхана. Или придание смерти десятка воинов за бегство одного и сотни за бегство десятка? Не были монголы стальными воинами без страха и упрека, им приходилось соответствовать высоким требованиям из-за системы. Именно система стала главной причиной побед монголов.
Вторым фактором, который влиял на победы монголов, стали именно стратагемы. Толи кочевники хорошо ознакомились с книгами китайцев, толи они сами пришли через свой опыт к схожим умозаключениям, но воинские уловки, хитрости были верными спутниками монгольского войска. Уловки с переговорами и посольствами, засадные полки, тактическое отступление, рассеивание войска и быстрый его сбор в кулак — то, не многое, что применяли монголы. Маневры, как кажется, достаточно прямолинейны, но и этого хватало для их противников, чтобы проиграть степнякам. Если же посмотреть на схожее противостояние со своими уловками и восточными хитростями монголов и Джелал-ад-дина, то только внутренние распри в войске наследника государства хорезмшахов позволили Ченгизхану, и только при его личном присутствии, разгромить Джелал-ад-дина. И то после ухода большого контингента турков-сельджуков из союзной антимонгольской коалиции.
Третей же причиной побед монголов я вижу этнопсихологический фактор. Я являюсь приверженцем теории пассионарности Льва Гумилева. Особенно после того, как я имел удовольствие наблюдать за псковичами. Монгол уходит в поход на пять, шесть, сем лет и не ропщет. Монгольские воины идут с минимальными запасами, рассчитывая поесть на месте, у завоеванных народов. В крайнем случае, он сделает надрез на шее одного из своих коней и выпьет крови, запив молоком кобылицы. Способны на такие подвиги те же псковичи — да, но далеко не все?!
Что Псков сделал в той истории, которой уже не будет? Отколовшись от Новгорода, мирно принял крестоносцев. Это именно рыцари посчитали псковичей предателями, когда Александр Ярославович в 1241 году выбил германцев из русского города, при вялой поддержке горожан. Тогда они приняли новую силу и подчинились ей, пытаясь все еще сохранять свой гонор. Но этот же город героически держался в осаде, сдерживая в XVI веке полчища Стефана Батория. Именно Псков позволил заключить мир Ивану IV с Речью Посполитой, пусть и унизительный, но не уничижительный.
Вот такую Русь и я хочу видеть, чтобы на ее земле было спокойно всем жителям, чтобы деревни по вечерам оживали от песен прогуливающейся молодежи не между двумя-тремя дворами, а в селениях по сто дворов. Я хочу, что бы любой враг знал, что русичи станут насмерть за свою землю, что их оружие, выучка, дух сильнейшие. Хочу, чтобы мои дети не ждали постоянных набегов, войн. Об этом должны болеть головы у воевод, тысяцких. Пахарь — пашет землю, а боярин — должен быть ярым в бою, не даром у него есть власть, которую всегда требуется оправдать своим самопожертвованием.
И сейчас я пытался найти ту стратагему, которая и приведет нас к победе с минимальными потерями, даже при том, что мы уступаем количественно противнику.
Прибытие булгар, как и сотни Филиппа, предрешили использование степной тактики тактического бегства. Получалось, что шесть сотен конных могли создать впечатление всего войска, которое попробует атаковать, но трусливо побежит. Рыцарям, уверен, подобная тактика не понятна, а если мы еще покажем богатые обозы, улепетывающие от цивилизованных европейцев, то большая часть данов и в нарушение приказов ринется за добычей. Что они могли взять из далеко не богатых деревень эстов? Только людей, да может еще немного еды. А тут воинский обоз.
— Идем у ночи, кабы выйти до табора данов под утро. Вот тут, — я указал на импровизированную карту, исчерченную мной. — Треба ладить детинцы под пушки, далей арбалеты и луки впереди пушек, токмо ниже на два три аршина от валов.
Расчет был на вывод противника под огонь артиллерии и стрелков. Предполагалось, что пушки будут на выстроенных равелинах, а колючая проволока и деревянные ежи будут в сорока метрах от позиций стрелков. Конница должна занимать фланги и при удачном стечении обстоятельств смыкаться и брать в клещи противника. Так же формируется резерв, который должен будет развивать при необходимость атаку, или же закрывать дыры обороны. Мы не рассчитывали, что одним ударом получится разбить все войско данов, поэтому дальше тактика будет проста — наскок и уход. Быстрые кони и слаженность отрядов должны дать свои плоды.
По войску была дана команда «всем спасть» и подойдя до десяти верст от позиций датчан в полдень движение остановилось и наступил тихий час, при этом в ближайшей местности работали десятки мелких отрядов, чтобы исключить получение противником полной информации о нашем войске. Ближе к полуночи лагерь стал пробуждаться. Выдвинулись где-то в час ночи относительно быстрым маршем. До этого группа инженеров-обозников в сопровождении пяти сотен конных отправились предварительно готовить позиции. Следом вышли все остальные. С первыми лучами солнца были уже на месте, где без криков и громких звуков уже копались равелины, выстраивались сбитые доски и бревна, набивались и выкладывались в конструкции мешки с землей, как для подпоры щитов, так и для подпор для малых пушек.
После не особо сытного завтрака начались приготовления к бою. В лес, напротив кораблей данов отправились две сотни пеших под прикрытием арбалетчиков. В их составе были три корабельных команды. Задача этого отряда состояла в том, что они должны были ждать подходящего момента для захвата или поджога кораблей. В том случае, если охранение уйдет или будет немногочисленным, то следовало захватить суда и корабли.
— С нами Бог, — сказал я, перекрестился, поправил пистолет и пошел к самому высокому месту в округе.
Даже при помощи бинокля было сложно что-то рассмотреть, кроме пыли. Дождливая неделя сменилась четырьмя днями жары и земля моментально просохла.
Уже полчаса, как первая стратагема боя начала претворяться в жизнь. Ушли отряды конницы и имитирующие обоз повозки. Слышны издали звуки боя, но гости к нам так и не являются.
При выстраивании фортификационных линий было использован, насколько можно, рельеф местности. Артиллерия расположилась на поле, вход на которое со стороны противника был достаточно узким, подпираемый лесом. Это позволяло больше времени скрывать свои позиции от врага и захлопнуть ловушку. Оставалось еще надеяться на то, что среди данов не найдется умника, который посчитает опасным преследование русской конницы.
— Ратны з стягом червоным! — прокричали в стороне.
Я достал бинокль и всмотрелся во флаг. Красный стяг обозначал, что все идет по плану и необходимо приготовиться.
С самого начала сражения я всматривался вдаль, где виднелся с явными разрушениями город. Ждал сигнальные дымы и, наконец, дождался. Правда, не черные, но серые, наверное, их можно считать условно темными. Значит, все складывается хорошо, и защитники города будут выжидать момент для масштабной вылазки. Так воевать можно! Теперь, как кажется, уже и не особо проигрываем в количестве данам.
Суеты в рядах войска не заметил. Чувство защищенности от неприступности для датчан наших укреплений не позволило произойти чрезмерному выплеску адреналина. Все происходящее воспринималось как работа. Тоже самое, наверняка, ощущали и другие.
Через минут десять на поле начали выходить конные, которые растекались в стороны вдоль окружающего леса, где и укрывались. Было видно, что их гонят конные отряды данов, которые не собирались останавливаться. Быть может, лет через триста, когда уже будет понятие о роли и возможностях артиллерии, в такой же ситуации потомки сегодняшних данов остановились бы, но не сейчас… Странная для местного понимания конструкция не вызвала ужаса и трепета у завоевателей, напротив, рассмотрев впереди три небольших возвышенности, похожих на детинцы в миниатюре, датчане остановились и начали организованную перегруппировку. Они действительно хотели наступать на равелины, они собирались подставляться под картечь! Как жаль, что мало пороха и зарядов!
— Ждем! — прокричал Клык, который уже традиционно командовал артиллерией.
Я не вмешивался. Зачем, если командиры знают и делают все так, как и должно быть. Нужно максимально дать времени подойти данам, подтянуть резервы, чтобы больше войска оказалось под ударом. Тем более, что сейчас четыре сотни конных делают крюк в три версты, чтобы иметь возможность ударить по данам, когда они нарвутся на картечь.
Прошло еще минут двадцать, когда датчане решили о достаточности сил для захвата странных укреплений. Первыми вперед из вражеского войска выделились группы пеших воинов, даже не доставая мечи и топоры из-за пояса и ножен. Было понятно, что они были нацелены на деревянные рогатки. Все гениальное — просто в исполнении! Эти преграды из скрепленных, заточенных кольев использовались в незапамятные времена и впоследствии переросли в противотанковые ежи. Перед рогатками был обильно разбросан чеснок. Можно подумать, что мы отпугиваем европейцев резким запахом, но это не так. На Руси называли чесноком металлические колючки. Причем это была не моя идея! Любомир еще во Владимире за счет великого князя заказал два воза таких средневековых «противопехотных и противокавалеристских мин».
Препятствия были расставлены примерно в ста двадцати метрах. И, если арбалеты могли бить на излете, кроме тех немногочисленных, что были выполнены из уклада, то луки, да с использованием возможности нашего небольшого возвышения, могли бить по площадям навесом. Демонстрировать же главный козырь, пока на то не будет нужного момента, не было смысла, да и требовалось поберечь огненный припас.
— Лучники в навес, бой, — скомандовал я, но это выглядело даже немного нелепо, так как десятники уже дали приказания взять луки.
Луков было меньше, чем арбалетов, но пятьдесят точно имелось и ряд тех ратников, что впоследствии перешли на использование самострелов, имели некоторый опыт владения и более сложным в использовании древним дистанционным оружием.
Послышался крик, оповещающий, что ряд стрел, несмотря на неприцельную стрельбу, достиг своей цели. Так же я увидел, что некоторые даны сами напоролись на шипы чеснока, другие подрали себе руки, пытаясь оттянуть колючую проволоку. К чести противника, он не начал улепетывать, а, напротив пехотинцы сориентировались, стали прикрывать друг друга щитами и попытались продолжить под градом стрел свою работу.
— Гильермо, — обратился я к командиру генуэзцев, указывая рукой. — Сбей тех данов.
Я указал на группу датчан, которые споро пытались растащить рогатки, перерубить проволоку и уже расчистили свой участок от чеснока. Из укрытия стали выходить арбалетчики и уже через пару минут, на расстоянии примерно семидесяти метров стали, как в тире, расстреливать вражеских пехотинцев. На соседних с нами укреплениях повторили наш маневр и через десять минут датчане поспешно ретировались к стоящим поодаль стройным рядам пехоты.
Вообще я стал ощущать себя орком после того, как увидел построение данов. Ни дать, ни взять — гномий хирд. Подспудно словил себя на мысли, что ожидаю, когда из-за спин гномов начнут выпрыгивать эльфы.
Из забытья меня вывел оглушенный крик, который пронесся по рядам потомков викингов. Стройные колоны пришли в движение. Позади пехотинцев гарцевали конные, численность которых была явно меньше, чем пехоты. Или данный перекос в пехоте объяснялся в специфике военной тактики и искусства датчан, либо на кораблях проблематично перевозить большое количество коней, которые нужны и для обоза.
Я оказался в некоторой растерянности, так как нужно было изничтожить именно конницу, чтобы она не смогла достойно противостоять предполагаемой фланговой атаке. Сейчас конная рать, возглавляемая Филиппом должна заканчивать маневр. Но все же настроение стало повеселее. Даны могли просто уйти и заставить уже на своих условиях вести сражение при численном превосходстве. Артиллерию перемещать так же опасно, могли и отбить. А сейчас, когда у нас готовы оборонительные рубежи — проиграть можно только, если очень сильно этого захотеть.
Конница противника немного подошла ближе к нашим позициям и уже находилась на расстоянии метров пятистах, предполагая свою неуязвимость и оставляя место на разгон или другой маневр. Учитывая, что пехотинцы не смогли растащить все препятствия для конницы, противник рассчитывает захватить наши укрепления пешими воинами и тем самым проблема для захватчиков перестанет быть таковой. Отсутствие активности конницы данов может быть продиктовано и тем, что они должны осознавать присутствие где-то рядом наших «бежавших» конных.
— Клык, дай наказ быть готовым, — выкрикнул я командиру артиллеристов, который лично подбивал орудия, ориентируясь, толи на свои расчеты, толи на интуицию. Как не пытался приучить бывшего ученика кузнеца рассчитывать на бумаге, пока не получалось.
Клык поднял руку в моем направлении, демонстрируя принятия к сведению моих слов. Ему сейчас приходится тяжеловато — во время перехода, когда были дожди, он умудрился простудиться и охрипнуть. И это в мае! Нужно скормить незаменимому офицеру порцию витаминов. Есть у меня небольшой пакетик приправы гвоздики, которая содержит огромное количество витамина С, вот пусть и лекарство будет и наказание за беспечность, так как есть такое лекарство противно, не то слово.
Тем временем, Клык поднял руку с флажком — двумя линиями на красном фоне, сигнализируя, что готов, такой же флажок почти одновременно подняли и два пушечных расчета. Две белых линии означали дальнюю картечь. Я встретился глазами с Любомиром, который не вмешивался в ход боя, но сейчас явно нервничал. Ряды данов уже подошли к препятствиям и споро, не обращая внимания на обстрел стрелами, быстро растаскивали рогатки и зарывали в быстро откопанные ямы чеснок. Проблемы у пехотинцев возникли только с колючей проволокой, но и ее, царапаясь и проклиная руссов, получалось сворачивать.
— Любомир, — обратился я к тысяцкому. — Не запямятовал, что треба сделать?
Дождавшись кивка, я сделал еще одну паузу, высматривая расположение вражеской конницы, как увидел долгожданный знак — вдали на грани возможностей человеческого зрения появился дымок, оставляемый зажженной стрелой. Это знак от конного отряда, что он на позиции. Ну, тогда начнем.
Я поднял стяг и ощутил внимание всех воинов. Войско ждало ужаса, о котором было предупреждено, даже был сделан один холостой выстрел, но все равно данное действо страшило многих. Все закрыли уши и широко открыли рты, у многих такой вид мог вызвать приступ смеха, но я сдержался и махнул стягом.
— Бах, Бабах, — прозвучали выстрелы. Пока дальняя картечь, устремленная во вражескую конницу, летела, половина нашего войска упало на землю, стараясь вжаться в уже сухую песчаную почву. Часть начала креститься, но были и те, кто стойко перенес этот грохот. Укрепления заволокло дымом, который, впрочем, быстро уносил небольшой ветерок.
Датчане так же не были устойчивы к столь выразительным звукам, и их реакция была в разы эмоциональнее, чем нашего воинства, которое ожидало грохот. Окончательно боевой настрой противника сменился паническим страхом, когда даны увидели корчащихся от боли свалившихся с коней всадников, как ржут в предсмертных муках кони, прижавшие своих всадников собственными тушами.
— Стоять, — крикнул я сорвавшимся к датчанам группе ратников из наших укреплений, но меня не услышали.
Я взял бинокль, чтобы подробнее рассмотреть тех, кто ослушался приказов и побежал к ошеломленному врагу. Это были псковичи, которые потянули за собой по закону толпы и десятки наших пехотинцев. Человек двадцать псковичей, достаточно организовано, бежали в сторону отделившихся из строя датчан. А вот пехотинцы, которым так дотошно вдалбливали дисциплину в воинской школе, которые были отобраны для похода, были толпой.
— Поживы хотят, — прокомментировал ситуацию Любомир. — А те дурни за ними бегут.
В это время Клык поднял руку с флагом уже с одной белой полосой на красном фоне — ближняя картечь. Ударить по пехоте. Впереди находились не только враги, но и падкие до наживы псковичи и наши идиоты.
Я поднял руку со стягом и махнул.
— Ба-бах, — прозвучало и передние ряды приходящих в сознание врагов выпали из формирующегося строя.
Сложно ли мне было принимать решение о следующем залпе, который убил не только много врагов, но и часть наших ратников? Нет! Даже позже, прокручивая в памяти свои эмоции, я ни разу не подверг принятое решение сомнению.
Если армия не слушается приказов, она проиграет с любым оружием. Поэтому на офицеров всегда ложится огромная ответственность и дурак командовать не может. Оставшихся в живых из воинской школы теперь только на подсобные работы, если вообще в войске останутся.
С криком ура на дезориентированных данов обрушилась тяжелая конница русичей с рогатинами, позади которой скакали с палашами и частью еще мечам, в основном на конях туркменской породы, легкая конница.
Из укрытий начали выходить наши оставшиеся немногочисленные пехотинцы, и арбалетчики, следом за которыми слуги тянули большие щиты. Спасибо датчанам, преграды были практически разобраны и мы могли не опасаться нарваться на свои же ловушки. И пусть сражение пошло не совсем по тому сценарию, что предполагался, для нас все складывалось приемлемо, мысли о том, что картечь проредила не только противника, но и своих недисциплинированных воинов, задвигал на край сознания, сейчас не время для рефлексии.
Подойдя на дистанцию прицельной стрельбы, арбалетчики сделали слаженный залп, выкосив немало противника. Две сотни пехотинцев русичей влетели в толпу ошеломленных противников и стали рубить и колоть захватчиков бердышами. Сразу же обнаружилось превосходство группой работы в отрядах, от той, что продемонстрировали пехотинцы, вразнобой вломившиеся в ряды датчан, которые разбили тех русичей быстро и эффективно, достаточно быстро придя в себя после выстрела пушек. Стрелки же обеспечивали поддержку небольшому отряду пешцев, отсекая пытавшихся прийти на помощь товарищам разрозненные группы данов. С левого и правого фланга ситуация была схожей, только с меньшим числом русских пехотинцев.
Отчаянно рубился Осляда — командир псковского отряда. Он, в окружении своего десятка собрал на себе не менее двадцати врагов и явно проигрывал схватку, несмотря на весь профессионализм и отличное владение мечом.
— Франческо, — обратился я к генуэзцу, отряд которого оставался в резерве и показал рукой в сторону Осляды.
Стрелки побежали к месту сражения псковского командира, из двенадцати ратников, вступивших в бой с данами, их оставалось только пять, а Осляда был ранен в ногу, которую волочил за собой, постепенно отступая под усиливавшийся натиск озверелых от потерь датчан. Пятьдесят стрелков практически на ходу разрядили свои арбалеты и достали большие кинжалы. Еще минута, и даны замертво лежат, а раненых псковичей на плечах уносят с поля боя североитальянские стрелки. Вот скажи мне как историку, что такая картина вообще возможна, рассмеялся бы и посоветовал протрезветь фантазеру.
Тем временем, даны окончательно пришли в себя, в то время, как наша конница была отвлечена на новую цель — на поле боя входили новые отряды датчан. Русские всадники, быстро перегруппировавшись и выдержав паузу, чтобы самой не застрять в узком проходе, дожидались достаточного количества пехотинцев, после ударили стальным кулаком по растерявшимся врагам. Явно даны шли уже на дележ добычи, а тут дичь кусает самого охотника.
Схватка, которая, казалось, уже выиграна, могла стать свалкой, чего я так не хотел. Большие потери не нужны, уже те, что имеем — много. Но я медлил выкладывать последний козырь. Пока до арбалетчиков даны не добрались, и стрелкам удается большей частью дробить датчан на мелкие отряды, отсекая слаженными выстрелами, есть возможность русской пехоте рубится с противником имея некоторое преимущество в численности групп. Но нам попались опытные датские воины и, чуть в стороне от избиения своих соплеменников, они уже выстраивались в две линии.
— Бер, труби, — приказал я своему телохранителю, у которого, как мне казалось, были бездонные легкие и лучше его сигнал никому не подать.
Из-за кустов и деревьев спешно стали выходить две сотни кованой рати, состоящих в основном из берендеев и новиков. У них в лесу было небольшое пространство, в том числе и поляны с специально вырубленными деревьями и кустами, чтобы хватило компактно разместиться двум сотням всадникам.
Указав Курутаю, который решил лично возглавить отряд своих соплеменников, направление удара, я сам быстрым шагом пошел в сторону самого опасного участка сечи.
С улюлюканьем и гиканьем две сотни тяжелых всадников устремились вперед, на ходу перестраиваясь. Пять десятков новиков оказались внутри «клина». Не ожидая атаки конницы, часть датчан побежала. Я вначале подумал, что они бегут с поля боя, но воины подбежали к месту, где лежали около двух десятков длинных копий и уже с ними устремились обратно, занимая свое место в строю.
Однако, не успели даны ничего противопоставить удару такой мощи. Вот только обидно, что три лошади из строя выпали, взбрыкнули и чуть не скинули своих наездников, когда наткнулись на копья. Я еще удивился сноровке одного всадника, который не только не свалился с коня, но и смог успокоить жеребца. Видимо, не весь наш чеснок убрали даны, так как еще шесть коней на подходе к строю датчан взбрыкнули и отказались идти в бой — на своих минах и подорвались.
Между тем строй противника был нарушен и, после того, как конница прошила насквозь данов и удалилась вперед, не теряя темпа, за дело взялись арбалетчики, расстреливая вновь растерявшихся врагов.
Мы с Бером шли вдвоем по полю боя и помогали отдельным группам пехотинцев, которые уже добивали датчан. В руке был пистолет, но я не стрелял — патроны являются невосполнимым ресурсом. Замах, удар — и от огромного меча Бера тело датчанина, защищенное только кожаным доспехом с небольшими наклепками, разрубается на две части.
Мне чуть плохо не стало, но опять накатывающую рефлексию прервали четыре дана, бегущие прямо на нас. Один, который был ближе всего ко мне, занес над головой боевой топор. Приседаю, подымая щит над головой и резко подрезаю ногу дана, который все же смог нанести свой удар, от которого даже щит затрещал и, видимо, получил трещины. Противник валится с криком — теперь он без ноги. Удар в плечо — меч второго противника попадает в защищенное место, но некоторое время боль от гематомы будет приносить дискомфорт. Подныриваю под руку дану и уже сзади противника наношу удар в шею. Больше по близости врагов нет.
Осмотрев поле битвы, заметил, что не все идет хорошо — две группы арбалетчиков оказались сами отсечены от других ратников нашего войска и, по сути, они уже стали невосполнимыми потерями, как не стараются с метров двухсот достать окружающих генуэзцев данов наши лучники, противостоять короткими мечами слаженной работе датских воинов не выйдет. Не успевали мы и на помощь, если только не подставляться на фланговый удар противника еще большему количеству воинов.
Еще пятнадцать минут ожесточенного боя с отчаянно сопротивляющимися датчанами прошли в крайней нервозности. Стрелять из пушки было невозможно, так как все сражение превратилось в череду очаговых противостояний, в котором плохо обученные ратники из школы проигрывали в индивидуальном мастерстве более опытным данам.
Я же понимал, что введение потомками викингов даже четырех сотен в свежих и организованных отрядов в бой превратит качающийся маятник сражения не в нашу сторону, но Бог хранит Русь… В узком проходе к полю сражения показались не датские воины, а русские всадники, пусть частью булгары, частью берендеи — здесь и сейчас они все русские, так как за Русь кровь свою проливают. Удар конницы окончательно подорвал боевой дух у противника, и они начали сдаваться. Что творилось у стен Ревеля, я не знал, так как находился в низине в центре сражения, но догадывался, что эсты пошли на вылазку, иначе как действиями союзников, я не мог объяснить отсутствие части войска датчан на поле боя.
Впереди послышались радостные крики, означающие, что мы победили.