В лето 6733

Глава 20. Старый знакомый

Морское путешествие, именно путешествие, как я его воспринимал, было не обременительным. Конечно, в сравнении с тем, как это выглядело после победы над датчанами. Сейчас не было поголовной эпидемии «морской болезни», да и элементарная боязнь открытого моря уже не так давила на русичей, которые были не так уж и искушены с морских походах. Следует, однако, признать, что так было на флагмане «Князь Рюрик». Там же, где большинство пассажиров составляли княжьи ратники, что еще не были в море, ситуация оставалась неприглядной.

Да, мы оставили названия кораблей, что одобрил и великий князь. Вот только было видно, что тщеславие Ярослава немного недополучило своей подпитки. Тогда, я, договорившись с князем Вячко, провозгласил, что первый военный корабль, который будет построен русичами и нанятыми иностранными мастерами на верфи в Риге, станет носить имя великого князя Ярослава Всеволодовича. Нужно было видеть реакцию князя, который стал довольным, как кот после литра сметаны. Все же тщеславный Ярослав.

Стояла жаркая погода и расход питьевой воды был крайне высокий, поэтому нам пришлось сделать остановку в Ревеле, тем более, что везли туда и некоторую делегацию от великого князя. Пополнив емкости с водой, отправились дальше. Путь был не долгий, но мы и не особо спешили, нужно было как можно больше набраться опыта взаимодействия и хода большими корабельными группами.

— Ладьи новгородские, — прокричал из гнезда вперед смотрящий.

По левому борту в верстах пяти действительно виднелась группа кораблей. В бинокль отчетливо просматривались не только новгородские небольшие ладьи, но и более массивные шведские корабли. Отчетливо было видно, что шведы сопровождали корабли новгородцев. Это в некотором роде настораживало, так как работа каперов может представляться более сложной, если уже сейчас торговые гости объединяются в большие караваны, да еще и под защитой военных кораблей шведов.

Уже то, что новгородская торговля стоит больших хлопот для их шведских союзников — большой шаг в достижении наших целей. Товары дорожают, нервозность на море у новгородцев и раздражительность у шведов, которые вынуждены охранять русских купцов. Видимо, наши успехи не остались без внимания у шведского короля. Хотя, помниться, еще после битвы за Ревель, мы видели новгородские судна в сопровождении шведов.

— Стяги «к бою», — скомандовал я и получил укоризненный взгляд Жадобы.

Этот «адмирал» ревниво отнесся к тому, что нам приходится находиться на одном корабле. Даже пришлось сказать, что непосредственно в бою, я не стану вмешиваться. Вот только решение об атаке я оставляю за собой, а будет так украдкой посматривать на меня — окосеет. Ну, кто из мальчишек не мечтал дать приказ на абордаж, после книг про пиратов? Ну, и кто из мужчин, будь он в каком возрасте, не мальчишка?

Нам повезло — для атаки по правому борту неприятеля удачно дул ветер, что позволяло увеличить скорость и быстрее совершать маневры. Не прошло и пятнадцати минут, как наша эскадра начала приобретать очертания боевого порядка. Впереди шел флагман, чуть поодаль, на пару корпусов сзади, в ряду еще пять кораблей, что были оснащены пушками, остальные боевые единицы выстроились за «огненным тараном».

К чести противника, никто не собирался избегать боя, несмотря на четырехкратное преимущество в нашу пользу. Не говоря уже о том, что наши корабли были чуть ли не перегружены воинами. Ратники могут, конечно, и мешать друг другу при атаке, но нужно надеяться на профессионализм воинов.

Мое уважение к противнику поколебалось, когда я услышал разговоры Жадобы с его помощником, которые размышляли о безвыходной ситуации у шведов с новгородцами. Они просто никак не успевали из-за направления ветра уйти, если единственно не выстроиться по нашему принципу и уходить на Север. Вот только время было упущено и наши корабли представлялись более ходкими, так как большинство имеют два или три паруса, а противника тормозят перегруженные новгородские ладьи.

Минут через тридцать мы уже могли открывать огонь и даже имели шансы попасть ядрами по ближайшим кораблям. Однако, наши флотоводцы выжидали. И только на расстоянии метров трехсот, когда уже противник изготовился стрелять из луков, прозвучал первый выстрел, за которым последовали еще пять. Еще перед походом я объяснял политическую ситуацию, когда новгородцы не должны массово погибать от наших мечей и, как сейчас, от картечи. Поэтому приоритет был отдан именно шведским кораблям, новгородские же пока старались игнорировать. Да и на ладьях была только видимость подготовки к сопротивлению. Даже не так, новгородцы готовились закрыться щитами от возможных стрел, но сами за луки не хватались.

Однако и не все новгородцы выбрали путь мирных переговоров, из двух новгородских ладей, навесом, из-за невозможности прицельной стрельбы, посыпались стрелы. Они не принесли существенного ущерба, так как к такому развитию событий наши моряки и пехота были готовы и вовремя спрятались за щитами. Вот только ранения в конечности весьма были вероятны, а это выключение воина из состава и некоторая обуза для всего войска. И я слышал, что попадания в наших воинов были.

Залп корабельных орудий сильно пошатнул желание сражаться у шведов. Пять кораблей стали в дрейф — это те, кто получил весьма серьезные повреждения. Два шведских корабля вообще представляли собой решето, перекрашенное в алый цвет крови. Даже те, немногочисленные защитники, которых чудом не достали стальные шарики, попрыгали в воду от испуга или безысходности положения. Теперь большая часть из них на дне Балтийского моря. Кто же был без одетого железа, еще пытались держаться на плаву, но это уже была агония, если, конечно мы не окажем им помощь.

Только три корабля из десяти шведских в итоге были взяты на абордаж, остальные сдались в виду превосходящих сил или из-за испуга от грома пушек. И это несмотря на то, что только двум канонирам, в числе которых был и Клык — кто бы сомневался — удалось полностью реализовать потенциал картечи, которая била практически в упор. Другие задели корабли с погрешностями, иногда и по парусам, но и этого хватило.

Новгородцы же демонстративно игнорировали нас, кроме тех, которые открыли огонь по нашим кораблям. Две ладьи с проявленной к нам агрессией были окружены и точечными выстрелами методично теряли одного моряка за другим, не помогали и щиты. Так что, меньше через чем час боя уже начались крики о необходимости переговоров и сразу же пошли в ход главные новгородские аргументы убеждения. Ну почему все люди, которые зарабатывают много денег, считают, что они могут все и всех купить? Впрочем, толика правды в этом есть. Мне не нужны смерти купчин, с которыми, так или иначе, придется договариваться, пусть откупаются, товар то, наверное, неплохой. Можно и в Ригу его отвести на свои склады.

Двенадцать кораблей, груженных товаром из Новгорода, спустили паруса и купцы не стали чинить неудобства досмотровым командам, открыв доступ на пока еще свои ладьи. Конечно, торговые гости кривились, всем своим видом показывая недовольство, но не стали скрывать товары, открывая сундуки и корчаги. Кислые лица гостей-предателей только веселили. Как же, мы били по самому больному месту — кошельку.

Всех купцов перевезли на «Князя Рюрика» для разговора. Я не собирался прямо сейчас отпускать купчин, как и шведов. Мне нужна была скрытность проведения операции. Если нас будут ждать, к примеру, у Невы, или организуются в контрудар до того, как вернем крепость Ладога, придется кисло. Удачные операции с выкупами знатных датчан уже приучили меня более рачительно относиться к пленникам. В отношении новгородских купцов ситуация более щепетильная, нежели даже с датским королем, все же не прямолинейная воинская операция, а с идеологическим и политическим подтекстом. Однако, и оставлять торговых гостей полностью безнаказанными не пристало. Безнаказанность порождает дальнейшие преступления.

Когда ладья, что собирала всех купцов с их суденышек, пристала к нашему коггу, я непроизвольно посмотрел на небо. Мысленно обратился к высшим силам: «Любите вы меня! Такой подарок!». Передо мной предстал Семьюн — тот самый купчина, что был в сговоре с Даниилом. Первым желанием было убить подлого хитрована, так как тот ассоциировался у меня с предательством.

Я уже неоднократно испытывал чувство запредельной ярости, которое могло ввести меня в состояние аффекта. Пару раз был на грани, особенно в отношении марийцев, когда на переговорах со старейшинами племени, как наяву, видел радостное лицо Белы — жены Ермолая, которую зверски убили налетчики из числа этого народа. Пришлось тогда брать паузу и глубоко дышать. Вот и сейчас я вдохнул полной грудью и попытался порассуждать.

А что, в принципе, плохого сделал мне этот купчина? Разбойников не подсылал, не угрожал моей семье. Как оказалось, даже торговал справедливо или же в ущерб себе, когда предатель Шинора прожигал свою жизнь в питейных заведениях Новгорода и Владимира. Получилось через Семьюна заработать немало серебра, как и сделать многие товары востребованными у новгородских гостей. А личную неприязнь необходимо было подавить — Семьюна важно было привлеч на свою сторону и включать в свои торговые дела. При этом ушлый купец, который, судя по всему, не плохо так приподнял свой статус среди торговцев первой столицы Руси, и сам будет иметь немало возможностей и дальше торговать и зарабатывать как серебро, так и политический вес. Нам, так или иначе, необходимо было искать силы, способные стать сильной провладимирской партией.

Однако, я не стал сразу демонстрировать явный интерес именно к Семьюну. И хорошо, что все остальные купцы были столь озадачены своей судьбой, что не были способны к анализу ситуации и не обратили внимания на то, что я чуть ли не минуту пристально смотрел на знакомого купца. Хотя, нет вот один высоченный с горделивым видом купец, отличающийся широким дорогим поясом с золотыми нитями, рассматривает меня и смог прочитать по моему виду особый интерес к Семьюну, так как удивленно переместил свой взгляд именно на этого своего коллегу.

— Торговые гости новгородские, — начал разговор я, после того, как на борт «Князя Рюрика» с трудом взобрался последний участник предстоящего разговора. Он был явно стар и перемещения с одного корабля на другой давались ему напряжением сил. — Я воевода великого князя владимирского Корней и с повагой ставлюсь до торговых людей и града Новгорода.

— Так с повагой, что сечешь людей наших, да товар, аки тать берешь? — перебил меня тот высокий купец, что блистал напоказ своим поясом, который можно было скорее отнести к другой эпохе, к сарматской культуре польско-литовских шляхтичей века так шестнадцатого.

Не было какого-либо раздражения, или гнева на то, что не дали сразу сказать то, что я предполагал изложить купчинам, я полностью контролировал ситуацию и чувствовал себя хозяином положения. Меня больше интересовал тот пояс, что был на купце, вроде бы не шмоточник, но вот прямо таки захотелось такой же. А еще, я прекрасно осознавал строптивость купцов, которые считают себя вольными и ревностно относятся к тому, что у них эту «волю» кто-то ограничивает.

— Невместно нам лаяться, товар буде мой, токмо не весь, а тот, что вы, гости торговые, вольно дадите войску, что идет бить тех, кто волю вашу забрал. Свеев, — последним словом я решил уточнить главных виновников всех экспроприаций.

Умные поймут к чему я все веду, дураки попробуют вообще ничего не давать на «благое дело», может, сразу и увидим, кто любовью искренней пылает к шведам, а кто просто умный и прозорливый человек так сказать с гибкими политическими взглядами.

— А коли воли на то не станет, и ничего не дадим? — влез, на удивление ранее не проявлявший сначала никакого интереса к происходящему с отрешенным видом, щуплый купчина лет так под сорок. Краем глаза я увидел его переглядывания с купцом, с приглянувшимся мне поясом.

После того, как купец задал вопрос, он прямо-таки преобразился и стал привлекать к себе внимание. Низкий рост, голова с пролысинами и блуждающий взгляд по всем своим коллегам для поиска одобрения своим словам. Вот только я прочитал в глазах новгородских купцов некую брезгливость по отношению к «народному рупору» и стало понятно, что этот торговец занимает место шакала при тиграх и львах. Но никто щуплого не одернул, все молчали и тем самым показывали, что мне необходимо ответить на этот вопрос.

— Скажу вам, новгородцы. Вельми много серебра стоит морская сеча, да и потреба есть у зброи и бронях для тех новгородцах, что ворога гнать со своей земли станут. А я тот, кто в своем поместье зеркала ладил, да уклад варил, — я решил немного ошарашить купцов. У них то калькулятор должен сработать, сколько стоит зеркало и что я вместо того, чтобы подбирать лопату побольше, для сгребания серебра да золота, трачу на их свое время.

— Ты тот мастер, что зеркала ладит? — шикнув на своих коллег, спросил самый пожилой купец.

— И зеркала, сукно, да и воска с медами много в Новгород возил, вот и бумагу сладил, на ней писать вельми лепо, а торговать ее некому — новгородский торг, чай, при шведах в рост пошел, да товары свои за много серебра торгуют, — говорил я и видел, как понурились все купчины. Роста торговых отношений не получилось при господстве северных соседей.

Уже дальше я предложил присесть на лавки и поговорить спокойно, даже, если и разговор будет крайне неприятен новгородцам.

Меня слушали внимательно, я же пытался чередовать «кнут» с «пряником». Да, я забираю весь товар, что будет нужен как для военных целей, так и мне лично, но не воск, пенька меня не интересуют, пушнину же возьму половину от всей, что везут для продажи в Ганзу. Ладьи же частью направляются в Ригу. При упоминании города, лица всех купцов скрутились в брезгливых гримасах. Другая часть идет со мной, так как мои корабли перегружены войсками. В Риге же ждут купцы результата последующих событий без права покинуть город, либо могут сами принять посильное участие в освобождении новгородчины от шведско-католических захватчиков.

— Кто готов помочь великому князю Ярославу, что ратился за Новгород и князем был у вольном городе? — закончил я свой спич вопросом, который предполагал больше отказ, но с толикой неловкости за трусость. А уже на этом можно сыграть и забрать побольше товара. Купцы привыкли все оценивать деньгами, даже свою трусость.

Наступило молчание, купцы переглядывались между собой, и было видно, что не хватает небольшой искры для того, чтобы пламя желания встать против шведов, заполыхало. Нет, они не собирались воевать, но вот сейчас купчины решали, что будет выгоднее. Либо встать на сторону великого князя и в некотором роде потерять лицо, но приобрести возможности, либо остаться при своих.

— Великий князь Ярослав Всеволодович заключит ряд с Новгородом и те торговые гости, что примут волю князя статут рядить с ним. И вся крамола на тех купцов не будет услышана великим князем, — подбросил я еще один уголек.

Я давал понять, что их советы будут услышаны и что князь объявит полную амнистию тем купцам, что помогут навести так сказать «конституционный» порядок.

Далее разговор разгорелся с новой силой и уже обсуждались детали. Только два купца напрочь отказались сотрудничать. Удивительным было то, что в числе тех двух отказников, оказался и «щуплый», проявил строптивость и один невысокий купчина, обильно потеющий из-за изрядно лишнего веса.

Поговорили и о будущем, и я высказал свое видение торгового договора всех земель Северной Руси. Каждый город получал определенную монополию на ряд товаров, при этом власть поручалась не снижать закупочные цены. Купцы оценили роль Новгорода в том договоре и долго недоумевали, чем же торговать будет Рига. Бумага для них была еще непонятным товаром, как не видели они больших перспектив в продаже шерстяной ткани и изделий из нее. В это время, наоборот, на Русь шла шерсть, из Фризии.

— По здорову ли, гость новгородский Семьюн? — спросил я, когда остался наедине со своим знакомым.

Остальных купцов отправили на две ладьи, и уже шло изъятие товаров, которым нагружались три ладьи для отправки в Ригу с размещением на складах для торговли. Я не наглел и брал только меньшую половину, а где и не больше четверти товаров. Купцы же оживились, когда узнали о возможном скором прибытии датских торговцев в Ригу. Они-то собирались отправляться в германские города, где всяко дороже проживать, да и торг опасный, в Риге же, как считалось с недавних пор, крепка княжеская власть и безобразий не предвидится.

— Боярин-воевода. Ты оставил меня, дабы живота лишить? — просил некоторой усмешкой Семьюн и пристально посмотрел на меня. Складывалось впечатление, что купец не то, что не боится последствий встречи со мной, но, как бы не убежден в награде.

— Можно и так, токмо ты мне поведай все, а я решу. Да и дело есть вельми доброе, — сказал я, ожидая яркого рассказа.

Но я был разочарован, почти разочарован. А вот Семьюна, действительно, нужно было премировать. Дело в том, что именно этот купчина был казначеем, или как говорят в некоторых узких кругах — «смотрящим за общаком». Даниил, тот самый, который чуть не убил меня, понимал роль денег и, что без них вершить судьбы русичей невозможно. В «кубышке» скопилось много и серебра и разных товаров, в том числе и много вооружения. Все это находилось под плотной охраной на складах самого Семьюна. Когда же пришла весть, что погиб не только Даниил со своим ближними людьми, но и его сын с еще одним бойцом, который, оказывается, так же занимал немалое положение в тайной организации, все участники заговора напряглись. Кто-то просто сбежал со своим имуществом в Европу, но была группа, что посчитали себя вправе забрать казну заговорщиков.

Вот тогда и произошли те события, за которые купчина и ждал награды. Прикрываясь хаосом, что творился в Новгороде при подходе к городу шведов, заговорщики решились на штурм богатств, которые находились в усадьбе Семьюна. И это им удалось, как по рассказу Семьюна. Вот только не все добро находилось в той усадьбе, которую хитрый купец просто подставлял под удар, чтобы от него отстали все заинтересованные люди. Но оставлять без внимания действия объединенных недоброжелателей так же было критически невозможно. В купеческой среде проявившему слабость нечего делать.

Тогда купцу удалось собрать своих людей, привлечь криминал в виде скоморошьей бригады. Этот сводный отряд мародеров отбил два склада с оружием, а еще три склада получили «красного петуха» и сгорели напрочь, естественно до этого по-тихому обворованные. На складах были в основном ткани и пушнина, так что доказать, что товар не сгорел, было невозможно, как впрочем, и при общем хаосе в городе, найти поджигателей. Серебро же тайной организации Даниила почти все разграбили некогда соратники. Вот только Сенмьюн, как казначей часть серебра перенес на заимку в лес, где и был схрон драгоценного металла.

В целом же заговорщики вынесли не больше трети серебра. Уже позже пленные рассказали, что бывшие адепты секты Даниила собирались с полеченными богатствами идти к монголам и уже на месте реализовывать мысли своего учителя в реальность.

Семьюн же не был фанатиком крайне непонятного для него плана, но исправно и честно, как он говорит, исполнял торговые поручения и накапливал финансовое состояние Даниила. Поверил ли я? Даже не знаю, я был удивлен сверх меры. Мог же Семьюн мне вообще ничего не рассказывать? Мог, и понимал это сам, что же ему нужно от меня?

— Пошто я тебе? — не выдержал я и спросил.

— С тобой был вельми добрый торг, серебро было и тебе и мне, так стань яко был Даниил и бери себе скарб, а меня ставь приглядывать за ним, — сказал с торжественным тоном Семьюн.

Я опешил, и пришлось уточнять какой такой «скарб» имеет в виду купец. Неужели он настолько наивен, что всерьез думает он-то, как я поставлю его управлять всеми моими финансами. Мне, конечно, нужен толковый финансист, который хотя бы не растеряет, не говоря уже об увеличении состояния. Вот только таковым финансистом не мог стать Семьюн, никак не мог. Однако, оказалось, что новгородец предлагал смотреть за тем товаром, что сейчас перешел ко мне. Как-никак, но это были шесть груженых ладей всем в подряд. А еще, Семьюн предлагал, что меня выбило из понимания происходящего, объединить это добро и то, что осталось от ценностей Даниила. То есть создать такую торговую компанию на паях.

Я же задумался. С одной стороны — ничего не теряю, так как то, что есть на складах не было моим. Пусть смотрит за тем имуществом, а после и будем пробовать через него вести торговлю. Раньше очень выгодно получалось торговать, может и сейчас не хуже. А он уже пусть и себе приторговывает. Да и направить двух-трех пацанов посмышлёнее для обучения торговле. Кроме того, Семьюн много снимал вопросов о доставке вооружения в город для восстания. Целых два склада вооружения у новгородца и практические навыки подпольной борьбы и организации чуть ли не восстаний — кладезь, но хитрый и ловкий. Будет сложно с ним, но без него сложнее.

— Так тому и быть, — сказал я и повел Семьюна к двум ящикам, в которых была береста и бумага с листовками, призывающими к сопротивлению шведам.

Еще обговорив некоторые моменты в плане восстания новгородцев, и возможности использовать серебро для подкупа и оплаты разбойничьих ватаг, а так же и охочего люда, отправил Семьюна на его ладью, которая через два часа направилась в сторону Невы, и далее на Новгород.