Егор
- Ты уверен, что мне не нужно тебя забрать? – Кирилл звонил мне уже второй раз за сегодня, в отличие от моей жены, которая за полторы недели не ответила ни на одно моё сообщение.
- Я тебе напишу или позвоню, если что, – устало отозвался я.
- Лера так и не отвечает? – участливо поинтересовался друг, а я сжал челюсти так сильно, что казалось, ещё чуть-чуть, и зубы начнут крошиться.
- Мне сейчас перевязку будут делать, так что потом созвонимся, давай, пока.
Я завершил вызов и устало откинулся на подушки, сложенные друг на друге, чтобы давать опору спине. Никакие перевязки в ближайшие два часа мне не грозили, но обсуждать семейные проблемы с другом мне больше не хотелось.
Я вообще перестал понимать, кто мне друг, кто враг, и вообще, всё ли происходящее вокруг меня было настоящим.
Как получилось, что я засыпал счастливым мужем, отцом, успешным бизнесменом, и однажды проснулся в больнице, чтобы понять, что все, кого я любил, теперь меня ненавидели?
От своего беспомощного состояния, и непонимания, как всё исправить, мне хотелось бить, крушить, ломать, кричать, но из всего этого доступно было лишь разрушение. За это время я сломал почти всё, что было в моей зоне досягаемости в палате, а когда ничего практически уже не осталось рядом, перешёл к саморазрушению.
Я миллионы раз взывал к своей голове, просил мой глупый мозг напомнить, что же на самом деле произошло, но перед глазами были лишь счастливые картинки.
Как мы с Лерой на матче Славы в первых рядах болеем за него, кричим что-то, как школьники, пытаясь перекричать толпу, когда сын видит нас в перерыве, то улыбается и машет, а мы с женой, после того, как звучит финальный свисток, и команда сына побеждает, целуемся, словно мы подростки, и никак не можем насытиться друг другом.
Как Слава делится со мной, что ему нравится девочка из класса, но он боится ей признаться, и не знает, что делать, я даю ему какие-то советы, а когда выхожу из его комнаты, и Лера спрашивает, о чём мы болтали, с таинственным видом отвечаю, что у нас с сыном были мужские разговоры. Она прижимается ко мне, обвив мою талию руками, и я вдыхаю божественный аромат её волос.
Конечно, вместе с семейными воспоминаниями там же мелькали кадры с работы, и те, которыми я не гордился, но которые, как мне казалось, не могли привести меня к тому, в чём меня сейчас обвиняли.
Я, прикрыв глаза, опять отмотал всё на сентябрь, идя по месяцам и восстанавливая хронологию событий.
Эта история с учительницей должна была насторожить меня с самого начала. С чего бы вдруг классному руководителю писать не матери, а отцу? Но сам себе я мог признаться, мне было приятно.
Может, она разглядела, что я действительно принимал большое участие в воспитании сына? Поняла, что я не просто номинальный отец?
Когда в её сообщениях я начал видеть что-то, выходящие за рамки принятого общения между родителем и учителем, мне нужно было сразу обозначить границы, но я повёл себя как павлин. Меня грело внутри ощущение, что я ещё мог кому-то понравиться. Я считал это всё незначительным, ведь пока я не переступал черту, всё будто было под моим контролем.
Перестал рассказывать о сообщениях учительницы жене, а сам выдумывал, как бы ответить так, чтобы звучало отстранённо, но сам читал между строк её намёки, и ликовал. Вот я каков.
Знал бы я, к чему это меня приведет…
Однажды напился так, что даже рассказал о сообщениях Кириллу. А он словно только того и ждал, оживился, тут же начал раздавать советы.
«- Брат, ну ты или завязывай, пока Лера не узнала, или бери быка за рога, – язык у Кирилла, как и у меня, уже знатно заплетался.
- Ты чего, какие рога, сдурел что ли. Это ты у нас любитель двойной жизни, у меня сразу всё на лице написано бывает.
- Да много ты знаешь, – Кирилл как-то многозначительно усмехнулся, смотря вниз и гоняя по кругу остатки янтарной жидкости в стакане. – Если б я нашёл ту самую, я бы остепенился, наверное.
- Слушай, а давай я тебе номер учителки подгоню? А что? Вдруг она и есть твоя судьба? Убьём двух зайцев: тебя женим, и она от меня отстанет.»
Дальше я особо не помнил, чем всё закончилось, потому что организм уже не выдержал такого длинного вечера в компании друга и бутылки.
Как пацан, отказывался идти на школьное мероприятие, зная, что там будет эта настырная учительница. А надо-то было просто рассказать Лере, дойти до директора школы, но я знал, что уже проштрафился. Хороша ложка к обеду. Сам дал, наверное, ложные надежды, продолжая нормально общаться, и сам должен был всё завершить.
В итоге, твёрдо решил, что в школе поговорю с Екатериной Николаевной, и попрошу её перестать мне писать.
И это было моим последним чётким воспоминанием.
Ну я же должен был это сделать, раз решил?
Как получилось, что я оказался в итоге в день аварии с ней в машине?
Почему в моём телефоне были те сообщения, фотографии?
«Хорошо, в понедельник приеду за тобой», - пришло сообщение от Леры, прервав мой поток рефлексии.
Жар распространился по всему моему телу, разнося облегчение.
Раз она согласилась приехать, раз не сказала, что буду жить отдельно, значит, не всё было потеряно, ведь так?
Я смогу доказать, что люблю только её, смогу вернуть подорванное доверие перед ней и сыном. Я всегда был человеком слова и действия, у меня всегда получалось то, что я задумал, и здесь я тоже не собирался сдаваться.
Но, как оказалось, судьба решила подкинуть мне дополнительных трудностей в этой задаче, хоть и преград я особо никогда не боялся.
В машине Лера была со мной холодна, и даже немного груба, что было на неё не похоже. Она так со мной никогда не разговаривала. Даже не как с чужим человеком, а с тем, кого презирала.
Сердце предательски замерло, но я запрещал себе расстраиваться раньше времени.
Переступив порог квартиры, у меня перехватило дыхание. Насколько я понял, мы должны были переехать в дом, но здесь было всё так, как и в моих прежних воспоминаниях.
- Ого, тут всё, как было.
И вот тут меня накрыло.
Резкая головная боль, и несколько картинок перед глазами.
Чужое голое женское тело, покрытое испаринами пота, взгляд глаз с поволокой. Я узнал эти глаза, это была Екатерина Николаевна, та самая учительница. В комнате пахло похотью. Тяжелое дыхание, и фраза, отдающаяся от стен: «Ну что же ты стоишь, Егор?»
Господи, нет. НЕТ. Ведь это же не значило, что я…?