Кит Ломер В очереди

Старик упал, когда Фарн Хестлер проезжал мимо на своем мотоколесе, — Фарн возвращался с бытпункта. Он затормозил и взглянул вниз — искаженное гримасой лицо, маска из мятой белой кожи, на которой кривился рот, словно пытаясь сорваться с умирающего тела. Фарн Хестлер соскочил с колеса, склонился над несчастным. Но он опоздал: узловатые, как корни, пальцы какой-то костлявой бабы уже впились в тощие плечи старика.

— Скажите им — я! Миллисент Дреджвик Крамп! — верещала она в уже лишенное выражения лицо. — О, если бы вы знали, что я пережила, как мне нужна помощь, как я ее заслуживаю…

Хестлер ловким пинком отшвырнул конкурентку, наклонился над стариком, бережно приподнял ему голову.

— Стервятники, — сокрушенно проговорил он. — Так и впиваются в человека. Я-то не таков… Я вам искренне сочувствую. Подумать только — вы уже были так близко к голове Очереди! Могу спорить, вам есть что порассказать. Вы же настоящий ветеран. Не то что эти… ээ… — он решил смягчить выражение, — кто занимает не свое место… В такой момент человек заслуживает уважения…

— Зря тратишь время, приятель, — прогудел густой голос. Хестлер обернулся и увидел бегемотоподобную тушу человека, которого привык называть про себя «Двадцатый Сзади». — Помер старый хрыч.

Хестлер отчаянно затряс тело.

— Скажите им — Аргалл Хестлер! — закричал он в мертвое ухо. — Аргалл: А

— эР — Гэ — А — эЛ — эЛ!..

— Пр-рекратить! — зычный голос полисмена прорезал шум толпы. — Эй ты, ступай на место!

Тычок дубинки добавил приказу убедительности. Хестлер нехотя встал. Его глаза на восковом лице расширились от страха.

— Вурдалак, — оскалилась костлявая баба. — Пролез… — она одними губами произнесла непристойное слово.

— Я ж не для себя, — горячо возразил Хестлер. — Но мой сын Аргалл — он же не виноват, что…

— Все, тихо! — рявкнул полисмен. Он ткнул через плечо в труп большим пальцем. — Он завещал кому-нибудь место?

— А как же! — завопила костлявая баба. — Он сказал, что оставляет его Миллисент Дреджвик Крамп — эМ, И, эЛ…

— Врет она все, — перебил Хестлер. — Я слышал, как он назвал имя Аргалла Хестлера — правда, сэр? — Он просительно посмотрел на паренька с безвольной челюстью, глазеющего на труп.

Юнец сглотнул.

— Ни черта старик не сказал, — ответил он и сплюнул, едва не угодив на ботинок Хестлера.

— Значит, так и запишем: скончался без завещания, — пробубнил полицейский, делая пометку в книжечке. Потом махнул рукой, и подошли мусорщики — кинули труп на тележку, закрыли его и покатили тележку прочь.

— Са-амкнись! — велел полисмен.

— Без завещания, — пробормотал кто-то. — Вот ведь дерьмо…

— Да, вот уж коту под хвост. Место отходит правительству, и все остались ни с чем. Черт! — Сказавший это толстяк возмущенно оглянулся вокруг. — Надо нам договориться и в случае чего держаться заодно. Надо нам собраться, составить какой-нибудь план, чтобы все было справедливо и чтобы мы все знали заранее…

— Эй, — перебил юнец с безвольной челюстью, — это ж заговор!

— Я ничего незаконного в виду не имел, — стушевался толстяк, возвращаясь на свое место.

Небольшая толпа рассосалась удивительно быстро. Хестлер пожал плечами, взгромоздился на мотоколесо и, фырча моторчиком, покатил вдоль Очереди. Его провожали завистливыми взглядами. Он ехал мимо тех самых людей, мимо которых ездил всегда. Одни стояли, другие сидели на брезентовых складных стульчиках, укрытые зонтиками от солнца. Там и тут возвышались высокие квадратные очередомики — нейлоновые палатки, одни потрепанные и выцветшие, другие, принадлежащие более богатым Очередникам, яркие и даже украшенные. Лично ему повезло: он никогда не был «стоялом». Ему не приходилось стоять, уставясь в затылок стоящего впереди, потеть под лучами солнца и жадными взглядами.

Жара. Солнце, перевалив за полдень, поливало огнем равнину и бетонное шоссе, через которое переползала застывшая змея Очереди, исчезавшая сзади где-то за горизонтом. Впереди — теперь уже не очень далеко впереди и с каждым днем все ближе и ближе — высилась глухая белая стена, нарушавшаяся лишь одним-единственным окошечком — конечной точкой Очереди. Фарн притормозил, подъехав к очередомику Хестлеров; у него даже стало сухо во рту, когда он увидел, как они теперь близки к заветному окошечку. Один, два, три — они были всего за четыре человека! Боги, значит за двенадцать часов прошли шесть человек — это настоящий рекорд. И это значило — у Хестлера перехватило дыхание, — что он сам еще в эту смену может дойти до цели.

На какой-то миг ему безумно захотелось бежать. Обменяться местами с Первым Позади, а потом и со Вторым — снова оказаться на безопасном расстоянии, получить шанс еще раз все обдумать, подготовиться…

— Эй, Фарн, — высунул голову из-за входной занавески их очередомика Галперт, его двоюродный брат. — Представляешь, пока тебя не было, я продвинулся на один номер.

Хестлер сложил мотоколесо, прислонив его к выцветшей стенке очередомика. Он подождал, пока Галперт вылезет, и как бы ненароком распахнул занавеску настежь: стоило кузену провести полчаса в очередомике, пока Хестлер ездил в бытпункт, и воздух внутри становился спертым и неприятным.

— Мы почти подошли, — возбужденно сообщил Галперт, отдавая Хестлеру сейф-кейс с документами. — Я не я буду, если…

Он замолчал: позади внезапно поднялся крик. Плюгавый белобрысый человечек с выпученными голубыми глазами пытался втиснуться между Третьим Позади и Пятым Позади.

— Слушай, он же и правда Четвертый Позади, разве не так? — спросил Хестлер.

— Как вы не понимаете, — плакался коротышка. — Я вынужден был отлучиться из-за внезапного естественного позыва… — Его близорукие глаза остановились на Пятом Позади — крупном мужчине с грубыми чертами лица; Пятый Позади был в кричащей рубашке и темных очках. — Вы же обещали посторожить мое место!..

— А зачем тебе тогда бытовой перерыв, а, парень? Все, пшел!..

Уже многие теперь кричали на коротышку:

— Влез-лез-лез без-без оче-очереди-ди… ВЛЕЗ БЕЗ ОЧЕРЕДИ! ВЛЕЗ БЕЗ ОЧЕРЕДИ!!!

Человечек, зажимая уши, отскочил, а хор все громче и громче скандировал непристойное выражение по мере того как присоединялись все новые голоса.

— Но это же мое место, — взвыл изгоняемый. — Мне его папочка оставил, когда умер. Вы же знали моего папочку!..

Но его слабые протесты утонули в обвиняющем реве толпы.

— Так ему и надо, — буркнул Галперт, хотя ему и было неловко слушать, как толпа хором выкрикивает грязное ругательство. — Раз человек настолько не уважает свое наследство, что может вот так просто оставить место и уйти…

Бывший Четвертый Позади повернулся и побежал, все еще зажимая ладонями уши. Люди смотрели ему вслед.

Галперт сел на мотоколесо и укатил, а Хестлер минут десять проветривал очередомик. Все десять минут он стоял неподвижно, скрестив на груди руки и глядя в затылок Первому Впереди. Отец рассказывал, помнится, истории про Первого Впереди — о тех днях, когда оба были молоды и стояли еще в самом хвосте Очереди. Первый Впереди был тогда, похоже, настоящим живчиком: все заигрывал с женщинами, стоявшими неподалеку, — предлагал, к примеру, обменяться местами за «встречное понимание»… Теперь-то от живчика немного осталось: исходящий потом коренастый жирноватый старик в изношенных, потрескавшихся ботинках…

Но вот самому Хестлеру повезло. Он унаследовал место отца, умершего от удара двадцать одну тысячу двести девяносто четыре номера тому назад. Не многим молодым людям так везло. Ну то есть, конечно, он не так уж молод, ему пришлось-таки отстоять свое. Кто скажет, что он не заслужил отдыха?..

И вот теперь — уже, может быть, через несколько часов — он дойдет до самого конца Очереди. Он погладил сейф-кейс, где были документы — отцовы и, конечно, его собственные, жены, детей и Галперта. Через несколько часов, если Очередь будет продвигаться теми же темпами, он сможет наконец расслабиться, отдохнуть, и пусть ребята покажут, что способны в жизни добиться не меньшего, чем их отец, и дойдут до конца Очереди до сорока пяти! У них есть уже свои места в Очереди, вот пусть и…

Внутри очередомика было душно и жарко — Хестлер стянул куртку и скорчился в минигамаке. Не самая удобная позиция, зато в строгом соответствии с Кодексом Очереди — с тем пунктом, который требует, чтобы по крайней мере одна нога постоянно касалась земли, а голова находилась выше пояса. Хестлер вспомнил, как несколько лет назад один бедолага — у него не было очередомика — заснул стоя. Его глаза закрылись, колени подогнулись, и он медленно сел на корточки. Медленно встал. Моргнул несколько раз и опять задремал. Вниз — вверх — вниз… Они следили за ним целый час. И наконец голова несчастного склонилась — и оказалась ниже пояса! Тогда они вытолкнули его из Очереди и сомкнулись. Да, крутое было времечко и нравы были крутые. Не то что сейчас, когда ставки так велики. Когда они уже так близки к цели. Сейчас не до грубых шуток.

Перед самым закатом Очередь еще продвинулась вперед. Теперь перед Хестлером оставалось всего трое! У него екнуло сердце.

Было уже совсем темно, когда послышался шепот:

— Четвертый Впереди!..

Хестлер подскочил и заморгал, пытаясь понять, приснился ему голос или нет.

— Четвертый Впереди! — повторил голос. Хестлер отдернул занавеску, ничего не увидел и хотел было закрыться, но тут разглядел худое бледное лицо, выпученные глаза — бывший Четвертый Позади заглядывал в очередомик через вентиляционное окошечко.

— Вы должны мне помочь, — прошептал коротышка. — Вы же видели, как все было, вы можете сделать заявление, что это было неправильно, и…

— Слушайте, почему вы вышли из Очереди? — перебил Хестлер. — Я же знаю, что сейчас ваша смена. Так что же вы не следите за своим новым местом?

— Я… я не могу, я не мог примириться с этим. — Четвертый Позади был разбит, сломан. — Моя жена, дети — они надеются на меня…

— Раньше надо было думать.

— Клянусь, я ничего не мог поделать. Понимаете, ну — приспичило и…

— Вы потеряли место. Что же я могу сделать?

— Если мне придется начать все с начала — мне будет семьдесят, когда я опять подойду к окошку…

— Я что, сторожить должен был ваше место?..

— …Но вы можете сказать полицейским из Охраны Очереди, объяснить, что тут особый случай…

— Да вы спятили! И не подумаю.

— Но вы… вы всегда казались мне порядочным че…

— Шли бы вы отсюда. Еще увидит кто, что я тут с вами…

— Я должен был поговорить с вами. Я не знаю, как вас зовут, но после того как мы девять лет простояли в Очереди всего в четырех местах друг от друга…

— Убирайтесь! Не то вызову полицейского!..

Четвертый Позади ушел, а Хестлер долго ворочался — никак не мог опять устроиться достаточно удобно. Кроме того, внутрь очередомика залетела муха, да и ночь была очень жаркая. Потом Очередь продвинулась еще на одного человека — Хестлеру пришлось вылезти и откатить очередомик вперед. Он уже третий! Эта мысль так взволновала Хестлера, что он даже почувствовал дурноту. Еще две подвижки — и он у окошечка! Он откроет сейф-кейс, передаст свои бумаги в окошечко — о, конечно, он не станет торопиться, он будет крайне аккуратен и сделает все как полагается. Он ощутил ледяной укол страха: а вдруг там, позади, в одном из пунктов вдоль Очереди, кто-нибудь ошибся и в бумагах не хватает какой-нибудь визы, или штампа нотариуса, или подписи свидетеля… Но нет, быть того не может. Только не подобная глупость! Ведь за такое вышибут из Очереди — ты теряешь место и должен все начинать с самого начала.

Хестлер потряс головой, отгоняя дурные мысли. Он волнуется, только и всего. И это естественно — кто бы на его месте не нервничал? Ведь после этой ночи вся его жизнь станет иной. Для него Очередь кончится. У него будет время — все время мира, и он сможет заняться всем тем, о чем до сих пор и думать не мог…

Кто-то завопил. Совсем рядом. Хестлер выкарабкался из очередомика и увидел, что Второй Впереди — то есть Самый Первый в Очереди — трясет кулаком перед окошечком, в котором виднеется крысиная мордочка, залитая резким белым светом и защищенная от этого света надвинутым на глаза зеленым козырьком.

— Идиот! Кретин! Тупица! Осел! — вопил Второй Впереди. — Что значит — «унесите это домой и пусть жена правильно напишет свое второе имя»?!

Появились два дюжих полисмена из Охраны Очереди, вонзили в перекошенное лицо Второго Впереди лучи фонариков, ухватили его за руки и поволокли прочь. Хестлер с дрожью в ногах передвинул очередомик еще на одно место. Теперь впереди оставался лишь один человек. А он — следующий. Но волноваться пока нечего: конечно, сегодня Очередь несется вперед просто как экспресс на хорошем ходу, но даже при таких темпах оформление Первого Впереди займет несколько часов. Есть еще время расслабиться, успокоить нервы, приготовиться отвечать на вопросы…

— Не понимаю вас, сэр, — скрипуче уверял Первый Впереди крысиную мордочку за окошечком. — Мои бумаги в полном порядке, клянусь, что…

— Вы же только что сами сказали, что ваш отец скончался, — невозмутимо заметил Крысиная Мордочка. — Следовательно, вам надлежит переоформить справку форма 56839847565342-Б в шести, разумеется, экземплярах с приложением медицинского заключения, справки из полиции по месту проживания, а также свидетельств от департаментов А, Б и В — и так далее. Загляните в Правила — там все написано.

— Но он же умер только два часа назад! Мне только что сообщили…

— Два часа или два года — это несущественно. Главное — он мертв.

— Но… я же потеряю место! Если бы я не сказал вам…

— Тогда бы я об этом не знал. Но вы же сказали. И поступили очень правильно.

— Может быть, сделаете вид, что я вам ничего не сказал? Что мне еще ничего не сообщили?..

— Вы предлагаете мне пойти на подлог?

— Нет… нет… — Первый Впереди повернулся и, шатаясь, побрел прочь, стиснув в кулаке ставшие недействительными документы. Хестлер с трудом проглотил комок в горле.

— Следующий, — сказал Крысиная Мордочка. Дрожащими пальцами Хестлер открыл сейф-кейс, вынул розовые бланки (двенадцать экземпляров), красновато-коричневые бланки (девять экземпляров), лимонно-желтые бланки (четырнадцать экземпляров), желто-зеленые бланки (пять экземпляров… как, только пять? Не может быть! Неужели он потерял один?!). Сердце отчаянно забилось.

— Розовые, двенадцать копий, — клерк уже зловеще свел брови.

— Д-да. Разве это неправильно? — запинаясь, выговорил Хестлер.

— Правильно, конечно. — Клерк продолжал считать экземпляры, ставя в уголках какие-то пометки.

Почти шесть часов спустя, на рассвете, клерк проштамповал последнюю бумагу, лизнул последнюю из своих марок, наклеил ее, сунул кипу обработанных документов в прорезь и посмотрел мимо Хестлера — на следующего в Очереди.

— Это все, — сказал клерк. — Следующий.

Хестлер стоял, сжимая онемевшими руками пустой сейф-кейс. Тот был теперь неестественно легким.

Первый Позади толкнул Хестлера, подходя к окну. Это был низенький кривоногий человечек с отвисшей губой и большими ушами. Раньше Хестлер его никогда не разглядывал. Ему захотелось рассказать Первому Позади, как все было, дать несколько дружеских советов — как ветеран окошечка новичку… Но Первый Позади — теперь просто Первый — даже не взглянул на него.

Отходя, Хестлер заметил свой очередомик, выглядевший брошенным и никому не нужным. Он подумал о всех тех часах, днях, годах, что он провел в очередомике, скорчившись в минигамаке…

— Вы можете забрать его, — повинуясь внезапному импульсу, обратился он ко Второму Позади — это была расплывшаяся толстуха с отвисшим зобом. Но та только фыркнула, даже не посмотрев на Хестлера и его очередомик.

Тогда он побрел вдоль Очереди, с любопытством разглядывая стоящих. Как много фигур и лиц! Длинные, широкие, узкие, старые, молодые — впрочем, молодых тут, в голове Очереди, было мало, — одетые в потертую одежду, причесанные и лохматые, кое у кого обильная растительность на лице, у некоторых женщин накрашены губы… и все, каждый по-своему, непривлекательны.

Он встретил Галперта — тот катил навстречу на мотоколесе. Галперт притормозил, вгляделся, остановил мотоколесо. Хестлер заметил, что у кузена тощие ноги, острые щиколотки, коричневые носки… на левом спустилась резинка, и носок сполз, открыв белесую кожу.

— Фарн… ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!

— Дело сделано, — Хестлер помахал пустым сейф-кейсом.

— Все готово?.. — Галперт очумело посмотрел на далекое окошечко в стене.

— Все готово. Правду сказать, ничего в этом особенного.

— И… и… тогда, наверно, мне уже не надо больше… — Голос Галперта замер.

— Нет, не надо. И никогда больше не надо, Галперт.

— Да, но что тогда… — Галперт посмотрел на Хестлера. На Очередь. Опять на Хестлера. — Идем, да?

— Я… наверно, я прогуляюсь немного. Чтобы насладиться — этим.

— Ну-ну, — сказал Галперт, завел мотоколесо и медленно поехал прочь.

Хестлер вдруг подумал о времени. О том бесконечном времени, которое простиралось впереди, словно бездна. Что ему делать со всем этим временем?.. Он хотел было крикнуть вслед Галперту — но повернулся и побрел вдоль Очереди. К нему оборачивались, на него смотрели. На него, мимо него, сквозь него.

Солнце добралось до полудня и перевалило через него. Хестлер купил у торговца на трехколеснике пересушенную сосиску с булкой и бумажный стаканчик теплого молока. У торговца был огромный зонтик над трехколесником и курица, сидевшая на раме позади. Потом Хестлер пошел дальше, разглядывая лица. Они были ужасно некрасивые. Он пожалел их — как далеко они от окошечка, бедняги! Он увидал Аргалла и помахал — но Аргалл смотрел в другую сторону. Он оглянулся: окошечка было почти не видно, так, точечка, у которой кончалась Очередь. О чем они думают там — в Очереди? Как они, должно быть, ему завидуют!

Но — его никто не замечал. Ближе к закату он почувствовал себя одиноко. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить — но он не заметил ни на одном лице интереса или сочувствия.

Было почти совсем темно, когда он дошел до хвоста Очереди. Дальше до самого ночного горизонта тянулась пустая равнина. Она выглядела холодной и ужасающе пустой.

— Там, похоже, холодно, — услышал Хестлер собственный голос. Он говорил это рябому парню, съежившемуся в конце Очереди с руками в карманах. — И так пусто…

— Вы стоять будете или как? — спросил парень. Хестлер опять посмотрел на мрачный голый горизонт. Подошел и встал последним.

— Ну конечно, — ответил он.

Загрузка...