Хорошо, когда горе можно выплакать. Тогда после слез остается пустота, и ее заполняешь чем-то новым. А если наоборот? Я рыдаю в объятиях Ильяса, и чернота в душе расползается, заполняя всю меня без остатка. Чем дальше — тем отчетливей я понимаю, что мне одной не по силам справиться с трудностями. Мне не на кого опереться, некого попросить о помощи, не с кем посоветоваться. А Ильяс, которого я хочу оттолкнуть, все желаннее и дороже.
Я отчаянно цепляюсь за него, до судорог в пальцах сжимая мягкую ткань рубашки. И лечу в бездонную пропасть, увлекая его за собой. Только я одна виновата в том, что происходит. Если бы сразу призналась Ахарату, что замужем, то ничего этого не случилось бы. Я не поехала бы в Москву, не искала бы встречи с Ильей, но согласилась бы на условия Ильяса. Мне не было бы так мучительно больно отказываться от любви. Но я ошиблась с выбором… и ничего уже не исправить.
— Тами, малышка… — едва слышно шепчет Ильяс, пытаясь меня успокоить. — Пожалуйста, не надо… не плачь…
Тщетно. Его ласковый голос раз за разом бросает меня в пучину отчаяния. Нельзя быть таким хорошим! Лучше бы он разозлился, накричал, отчитал за истерику…
Затихаю, выбившись из сил. Чернота в душе дрожит, как желе, грозя выплеснуться наружу. Ильяс, словно чувствуя это, ни о чем не спрашивает. Молча поит меня водой, молча укутывает в знакомый плед, молча баюкает на руках, как ребенка. У него воистину ангельское терпение и очень добрый характер. Ахарат нашел мне хорошего мужа.
— Ильяс… Ты меня любишь?
Я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Знаю, что паршиво выгляжу: глаза опухли от слез, а на лице красные пятна. Он же смотрит на меня с такой нежностью, что щемит в груди. И медленно кивает, подтверждая, мол, да, люблю.
— Значит, исполнишь мое желание?
— Все, что угодно, если это сделает тебя счастливой.
— Не женись на мне.
— Что? — выдыхает он, растерявшись.
— Не женись на мне, — повторяю я. — Пожалуйста. Если ты меня любишь…
Кажется, я исчерпала лимит его терпения. Взгляд Ильяса темнеет, губы превращаются в тонкую линию, желваки гуляют по скулам. Как он поступит теперь? Сбросит с колен? Накричит? Ударит?
— И ты будешь счастлива? — уточняет он так тихо, что мурашки бегут по коже.
— Д-да… буду… — выдавливаю я.
— Ты лгунья, Тами.
Мне нечем крыть. Очередная попытка избежать неприятного разговора провалилась с оглушительным треском. Ильяс читает меня, как открытую книгу, и у меня не хватает наглости заявить, что я говорю правду.
— Поговорим? — предлагает Ильяс. — Боюсь, позже не получится. До отлета мы навряд ли еще раз останемся наедине, на смотринах — тем более. Ты же попытаешься сорвать помолвку, верно?
— Хотелось бы ее отменить, — признаюсь я, вздыхая. — Хорошо, давай поговорим.
— Так в чем дело, Тами? Недавно ты согласилась на секс с незнакомым мужчиной, лишь бы все шло по плану твоего отчима. Не ты ли убеждала меня, что честь семьи важнее всего остального? Ты боялась скандала и умоляла о разводе. Что изменилось?
— Я все так же боюсь скандала. И не хочу, чтобы Ахарат и мама пострадали…
— Ты хочешь, чтобы я разорвал договоренности.
Это не вопрос. Ильяс не дурак, он умеет делать правильные выводы.
— Ты сам этого хотел, — бормочу я упрямо. — Целое расследование заказал, лишь бы найти на меня компромат.
— Все изменилось.
— Вот именно! — вырывается у меня.
— Что изменилось для тебя, Тами? — Ильяс тут же ловит меня на слове. — Скажи, что?
— Отпусти, — прошу я.
Мне до одури уютно в его объятиях, но так я становлюсь податливой, как воск. Еще немного — и признаюсь во всем. Ильяс пересаживает меня на диван, подкладывает под спину подушку. Воспользовавшись паузой, я отчаянно стараюсь придумать вескую причину.
— Тами, я задал вопрос, — безжалостно напоминает Ильяс.
— Понимаешь… проблема в том, что мы… стали близки… — Я пытаюсь выкрутиться, и тут меня осеняет. — И мне не все равно, потому что ты мне тоже… нравишься.
Он не перебивает, но скептически приподнимает бровь, как будто хочет спросить: «Уверена, что это аргумент против?»
— Ильяс, я больна. Наверное, ты знаешь о неврозе. Да и сам наблюдал, как у меня меняется настроение. Я склонна к истерикам, часто бываю раздражительной и несносной. Зачем тебе такая жена? А если я не смогу родить? Если всю жизнь буду обузой…
— Я согласен, — перебивает меня Ильяс.
— Что?
— Согласен терпеть истерики и перепады настроения. Ты не будешь обузой, Тами.
— Ты или святой, или дурак! — припечатываю я. — Надолго хватит терпения?
— Надолго. — Он берет меня за руку. — Позволь кое-что рассказать.
Неохотно киваю, соглашаясь. Мне не стоит забывать, что Ильяс — дьявол. Однажды он уже соблазнил меня сладкими речами.
— Я действительно не хотел жениться, но ничего не имел против тебя, ведь мы были незнакомы. Меня устраивала моя жизнь. Все, что я говорил тебе о своей работе — правда. Только жил я не в Штатах, а в Германии. Я вырос здесь, в Москве, учился в Европе. Ты получила схожее воспитание и образование, поэтому понимаешь, что я не мечтал о патриархальной восточной семье. Отец же всегда хотел, чтобы я женился на мусульманке.
— У тебя в Германии осталась девушка?
Мысль, внезапно пришедшая в голову, отчего-то пугает.
— А похоже, что да? — Ильяс широко улыбается. — Тами, ты ревнуешь?
— Нет! — Я смущенно отвожу взгляд. — Странно, что у тебя не было девушки. Ты, должно быть, желанный жених.
— Я не говорил, что не было. Женщины у меня были, но никого из них я не хотел назвать невестой.
Он так легко признается в этом, что я ощущаю горечь. А чего ты хотела, Тами? Знаешь же, что он прекрасный любовник, значит, есть богатый опыт. Да и у меня он не первый. Девственность досталась Джабарову-старшему.
Съеживаюсь, вспомнив об изнасиловании. Как бы я хотела забыть о нем навсегда…
— Не ревнуй, — просит Ильяс, крепче сжимая мою руку. — Все давно в прошлом.
Я улыбаюсь ему через силу.
— Ты о чем-то другом хотел рассказать, — напоминаю я. — О том, как тебя заставили жениться.
— Как заставили — неинтересно. — Он кривит губы. — Отец просто сказал, что нашел вариант, который устроит и его, и меня. Его, потому что ты падчерица его друга и, хоть и русская наполовину, но приняла ислам. А меня, потому что до недавнего времени ты жила самостоятельно и навряд ли станешь покорной мусульманской женой.
— А что тебя не устраивает в мусульманской жене?
— Все, — отрезает Ильяс.
— Тебе не нравится, когда дома чистота и порядок? Не любишь вкусно поесть?
— Для этого есть домработница. Мне не нужна служанка. Не нужен целомудренный секс в римско-католической позе.
— В какой? — фыркаю я. — Это как?
— Ну… Когда женщина снизу и изображает бревно.
— Мерзавец, — выдыхаю я без злобы. — Ты не только обманул меня, но и тест-драйв устроил. И решил, что я тебе подхожу.
— Да, — легко соглашается он. — Ты идеально мне подходишь. Ты хочешь следовать правилам, но внутри тебя прячется чертенок. Ты живая, Тами. Живая, настоящая, сексуальная. Я хочу, чтобы ты улыбалась, и я могу сделать так, чтобы ты улыбалась. Скажи, чем я тебя не устраиваю?
— Дело не в тебе.
— А в чем же?
— Ты живешь в Германии. Я не знаю немецкого и не хочу переезжать.
Я цепляюсь за какую-то ерунду, как за соломинку, и сама это понимаю. Но дьявол уже загнал меня в угол. Если еще немного надавит — выложу все, как есть.
— Я открыл филиал здесь, в Москве. И буду заниматься его развитием. В Германию я могу летать по делам, нечасто.
У него на все есть ответ! Я молчу, опустив голову. Аргументы, пусть и надуманные, закончились.
— Тами… — Ильяс привлекает меня к себе и целует в макушку. — Мне кажется, я понимаю, чего ты боишься. Все слишком сказочно, да? И я сильно тебя обидел.
— Я сказала, что простила.
— Да, но… обида же не исчезла без следа.
— Не исчезла, — вздыхаю я. — Но это неважно.
— А что важно? Я чувствую, что ты не говоришь главного, все время уходишь от ответа. Ты боишься, что наш брак не будет крепким и долгим?
— И это тоже… Но тут никто не даст гарантий. Мы знакомы всего несколько дней и ничего вместе не пережили. Возможно, вскоре тебе надоест потакать моим капризам, а я буду злиться из-за разбросанных по квартире носков.
— Я не разбрасываю носки.
— Это всего лишь пример. Ты уверен, что мы проживем долгую и счастливую жизнь и умрем в один день?
— Нет. Но я сделаю все… чтобы долгую и счастливую… А ты боишься попробовать…
Это и стало последней каплей. Видит аллах, я не хотела причинять Ильясу боль. Но он не оставил мне ни единого шанса.
— Я не могу выйти за тебя замуж, потому что твой отец изнасиловал меня, — выпаливаю я скороговоркой.
И замираю, шокированная собственным признанием.