Утром все куда-то торопятся. Складывается впечатление, что город — это большой стадион, на котором и стар и млад (за исключением новорожденных) занимается бегом с препятствиями.
Наша героиня Анжела, если смотреть на нее не в телескоп, а сквозь пальцы, была ничем не хуже и не лучше остальных.
О ее достоинствах и недостатках мы узнаем чуть позже, а сейчас эта девушка — «на вид тридцать с хвостиком», обласканная лучами скромно греющего сентябрьского солнца, неслась напропалую (хотя все привыкли к её традиционным опозданиям), к торговому центру. Там находился галантерейный магазин, где она прозябала, заполняя пробелы в бюджете и время между окончанием заслуженного сна и вечерними лекциями в вузе.
Раннее утро в торговой точке всегда начиналось одинаково. Вопреки наплыву рабочей силы из Средней Азии уборщица тётя Глаша (не без помощи грубой физической силы) сохранила должность менеджера по клинингу, как с недавних пор она себя называла, очевидно, ради благозвучности. Тряпка бурого цвета наматывалась на допотопную деревянную швабру, и зал наполнялся тонким ароматом чуть протухшей воды. Морщась от доставленного «парфюмерного» удовольствия, в дверях служебного входа показалась наша героиня. Она картинно зажала вздёрнутый носик с россыпью припудренных веснушек.
— Ну, сколько можно фимиамы распускать! Хоть бы иногда меняли воду.
— Желька, я тебя трусы не учу втюхивать, вот и ты не лезь под руку. Ишь, краля нашлась, — проскрипела тётя Глаша.
Хмыкнув, Анжела, носящая гордое звание продавщицы бельевого отдела, резко вскинула голову, зазвенев, как бубенцами, золотистыми кудряшками с бигудюшками под косынкой, прошла за прилавок, плавно подвиливая бёдрами, отчего невольно вспоминалась покачивающаяся на волнах лодка, а кое-кого при этом укачивало. Тётя Глаша неодобрительно цокнула языком и, качая седой головой, выжала из тряпки серую жижу. Анжела тут же содрала платочек и начала быстро удалять бигуди, чтобы предстать перед первым посетителем во всей «убивающей наповал» красоте, как любил говорить уволенный на днях проворовавшийся бухгалтер Казнокрадкин, который вполне добросовестно оправдывал свою фамилию, вот уже десять лет занимая должность бухгалтера. Но всему приходит конец.
Вскоре на места отсидки рабочего дня подтянулись властительницы прочих отделов. Все были в нежно-васильковой униформе, но именно на Анжеле она сидела по-особенному: слегка присборенная на спине, элегантно и сексапильно обтягивала холёную фигуру. Энжи, как звали девушку близкие друзья, всегда ловко разворачивала перед покупателями товар, несмотря на риск сломать длинные ногти. Всякий раз продавщица аккуратно выгибала ладони, чтобы не зацепиться за кружева, и разглаживала товар одними подушечками пальцев. Она регулярно обновляла цвет маникюра, приклеивала стразы и бусины, украшала причудливыми узорами, начиная от хохломы и заканчивая греческим орнаментом. Фантазию ничто не могло остановить.
Но то была не единственная страсть Анжелы: как и всякая порядочная мечтательница, она всерьез задумывалась об актёрской карьере. Даже ходила на пробы комедийного сериала, героиня которого, продававшая хот-доги, постоянно сыпала стихами. Анжелу такая манера общения приводила в восторг, так как она сама превосходно раскладывала слова по полочкам рифм.
Но, к великому разочарованию «на вид тридцати с хвостиком», на телевидение её не взяли, что не помешало укрепиться страстной вере в свое призвание. Однако обида оставила тёмный отпечаток на поэтическом таланте, и теперь она придумывала ядовитые эпиграммы-двустишия про коллег и покупателей, ехидства, как сама их называла. Поэтому, как только тётя Глаша скрылась в подсобке, Анжела пробубнила:
«Чтобы было тебе пусто,
Чмокни лысого мангуста».
Довольно улыбнувшись, Анжела с чувством выполненного долга встала за прилавок, где обнаружила коробку с новыми поступлениями. Дёрнула крышку, клейкая лента скрипнула. «Вот же дрянь», — пыхтела Анжела, нагнувшись над непокорной упаковкой.
— А вид отсюда замечательный. Желя, давай помогу? — послышался чуть гнусавый голос.
Анжела так резко выпрямилась, что из глаз посыпались искры: сотни ярких точек запульсировали, переливаясь разными цветами. Тут же бросило в жар. «Для приливов рановато, — с тревогой подумала она. — Я даже ни разу не была замужем, баба в соку, можно сказать». С недавних пор такое случалось с Анжелой всё чаще. Она быстро заморгала, даже не собираясь поворачиваться к говорившему. И так было ясно, кто это, словно в спине открылся филиал глаз.
— Юра, уйди.
— Желя, пойдём в кино?
Не успела она скорчить недовольную мину и произнести возмущенно: «А тебя случаем ещё не прописать в моей квартире?!», как в этот момент из подсобки раздался дикий вопль тёти Глаши. Но никто не обратил внимание. Мало ли, задремала старушка, да сон дурацкий приснился. Или крыса пробежала в тёмном углу, сверкнув выпученными глазками.
Момент для коронной фразы был утерян, и вместо неё Энжи произнесла:
— Отстань. И я никуда не пойду.
— Потому что я грузчик, пролетарий?
— Иди отсюда по-хорошему!
Юра с хрюканьем втянул воздух и скрылся на складе. Напевая тоненьким голоском, Анжела раскладывала товар, попутно любуясь, как блестят ногти, свежеокрашенные в ярко-голубой. Но она подбирала его не под униформу продавщицы. То был цвет пронзительного южного неба, насыщающего надеждой и счастьем. Эти осколки лазури будто обещали, что скоро у неё всё будет хорошо, хотя что это значило, она представляла довольно смутно. Анжела вздохнула. От созерцания чудесной работы ногтевых дел мастеров отвлекла покупательница:
— Дайте померить вон тот бюстгальтер.
Анжела подняла взгляд. Клиентка выглядела, как подобает здоровой «бегемотихе». Необъятная грудь, подобно бурному океану, колыхалась под трикотажной кофточкой. От духоты в магазине кровь бросилась толстухе в лицо, покрыв бульдожьи щёки багровыми пятнами.
— Вашего размера нет.
— Откуда вы знаете? Я же не сказала, какой нужен.
— Вижу.
— А какой есть? — женщина прищурилась.
Анжела, вскинув выщипанные в ниточку брови, достала лифчики из коробки и разложила перед потенциальной покупательницей. Та, придирчиво оглядев модель, отправилась в примерочную, грузно переставляя ноги, образующие перевёрнутую букву игрек. Спустя несколько минут кряхтения толстуха вернулась, промакивая платком пот с низенького лба.
— Не подошёл? Я же говорила.
Однако торжествующий блеск в глазах Анжелы мгновенно потух:
— А почему здесь крючок держится на одной нитке?
— Лифчик мне, зараза, маловат. И там уже так было, — пожаловалась «бегемотиха».
— Вы испортили товар.
— Ничего не знаю! Что-нибудь моего размера есть?
— Нет, — прошипела Анжела.
— Что ж за магазин такой убогий! Для почти стройной женщины нечего предложить.
Тяжелый вздох перешёл во всхрап, и толстуха, сотрясая пол, словно под торговым центром оказался очаг сейсмической активности, направилась к выходу. Анжела потёрла виски, подбирая рифму. Вдруг лицо её озарилось искренним счастьем: «Если лифчик маловат, держит сиськи депутат». Она хихикнула и принялась складывать бюстгальтер обратно в коробочку, когда шторка примерочной заколыхалась, потянуло дорогим одеколоном, и оттуда появился полноватый мужчина в элегантном сером костюме. Застёгнутый на верхнюю пуговицу пиджак своенравно топорщился над внушительным брюшком, а маленькие очки сползли на кончик носа. Анжела так и ахнула — сразу узнала в этом обладателе ухоженной рыжеватой бородки депутата Бизонова, прославившегося непримиримым отношением ко всякого рода нарушением морали и нравственности. Что он тут забыл? Бюстгальтер на живот не натянешь при всем желании. Народный избранник смерил взглядом потерявшую дар речи Анжелу, поправил воротничок бледно-розовой рубашки и ринулся вперёд, поблёскивая депутатским значком. В соседнем отделе послышались возня и кряхтение, как на спарринге сумоистов. Анжела вышла из-за прилавка и чуть не задохнулась от хохота.
Бизонов с нежной заботой и трепетной настойчивостью просовывал большие ладони под грудь той самой «бегемотихи», рискуя отдавить себе руки от тяжести «природного богатства». Она яростно охаживала его сумкой, но народный избранник стремился доказать, что не зря ест свой хлеб с икоркой и готов на всё ради блага электората.
— Извращенец! Отстань! — гудели мощные лёгкие толстухи.
— Позвольте. Вам это нужно! — настаивал депутат, сверкая елейной улыбкой.
«Волшебство, да и только! — восхищалась собой Анжела. — Неужели это сделала я? Красота». На грузную женщину было жалко смотреть. Заплывшие глазки скользили по залу в поисках сочувствия, а рот по-детски жалостливо искривился в капризной гримасе. Казалось, что долго сопротивляться она не сможет. Анжеле пришли в голову новые строки: «Если не дают касаться сиськи, то пожуй-ка ты сосиски».
Бизонов замер, чем и воспользовалась отчаянная толстуха: она прицельно ударила его пухлой, как свежая выпечка, ладонью по мясистой щеке. Но депутат не отреагировал. Его крупный нос зашевелился, словно у грызуна, и народный избранник распахнул пиджак, если бы он это не сделал, то пуговица все равно оторвалась под напором напрягшегося живота. Толстуха выпучила глаза и пискнула: во внутреннем кармане депутата, будто гильзы в патронташе, торчал пяток розовых сосисок. Бизонов достал одну, обнюхал, блаженно сощурившись, и с жадностью откусил кусок. Перекрестившись, толстуха вылетела из магазина. Потерявший к ней всякий интерес депутат, жуя вторую сосиску, проследовал к служебному выходу.
Анжела потёрла руками. «Вот сейчас как загадаю что-нибудь нужное!»
Но тут её отвлёк Юрец:
— Чего тебе? — нетерпеливо бросила Анжела.
— Я, это, понимаешь… В ресторан тебя пригласить хочу. Во! Конечно, ты вся из себя…
— Да! Ко мне на кривой козе не подъедешь!
Но договорить у неё не вышло. Откуда ни возьмись в галантерее появилась живая коза, побрякивающая жестяным колокольчиком на тощей шее. Анжела вытаращила и без того круглые глаза. «Что сейчас будет? Зачем я это ляпнула?», — мысль за секунду обожгла стыдом нутро.
Коза же времени не теряла: подбежала к Юре, ловко сбила с ног витыми рогами, и он, перекувыркнувшись в воздухе, оседлал скотинку. Чудо-кентавр, да и только! Под внушительным весом наездника коза пронзительно и жалобно заблеяла, устремила здоровый глаз в брезгливо сморщившуюся Анжелу и в три прыжка оказалась в отделе парфюмерии. Только тут Юра пришёл в себя — резкий запах изысканных ароматов ударил в нос, и грузчик попытался слезть с нового транспортного средства, но не смог. Неуклюже задёргался, как в припадке, но остался на месте, будто приклеенный к своенравной козе.
— Желя, что со мной? — простонал он.
Юра пришпорил козу, которая пошла обратно к Анжеле, зажавшей рот, распахнутый в немом крике. Но когда до цели оставалось метра два, коза резко взбрыкнула, замигала бельмастым глазом, и, влекомая неведомой силой, под пронзительный звон колокольчика отскочила к выходу, рассеивая пахучие шарики из-под хвоста. Откуда в жилистой твари столько энергии и упорствах, никому не известно. Продавщицы и покупатели переглядывались, не в силах двинуться с места. Мамаша закрыла рукой глаза сыну, с любопытством разглядывающему сквозь пальцы неведомую зверушку. Мужик, сжимая упаковку носков, так и замер с купюрой в руке. На дрожащих ногах коза приступила к новому заходу и вместе с всадником, вцепившимся в рога, стала неумолимо приближаться по непредсказуемой траектории к отделу белья.
— Помогите! — кричал Юра.
Задыхаясь, Анжела всплеснула руками. Как назло, в голову не приходила ни одна рифма. Почему, когда нужно очень срочно, полезное редко в голову приходит? Обычно лезет всякая чушь. Но Анжеле смогла сосредоточиться. Страдальчески сощурившись, она выпалила: «Да пропади пропадом эта коза!»
Вдруг скотина растворилась в воздухе, и Юра шлёпнулся на пол.
— Ты как?!
Не помня себя от ужаса, Анжела ринулась к нему. Он продолжал держаться за воздух, будто призрачные рога до сих пор гордо торчали перед ним. Юра бессмысленно таращился на пол, а рот норовил издать тихий блеющий звук. Анжела дотронулась до его вытянутого плеча.
— Жить буду, — просипел он, вставая на подгибающиеся ноги.
— Что это было? Не я одна видела козу? Может, это химическая атака?
— Не думаю. Для глюка она была слишком реальной.
Анжела поглядела на Юру, а Юра на неё, и они от души посмеялись.