В тупике сбывшихся желаний

Глава 1 Раннее утро в галантерейном магазине

Утром все куда-то торопятся. Складывается впечатление, что город — это большой стадион, на котором и стар и млад (за исключением новорожденных) занимается бегом с препятствиями.

Наша героиня Анжела, если смотреть на нее не в телескоп, а сквозь пальцы, была ничем не хуже и не лучше остальных.

О ее достоинствах и недостатках мы узнаем чуть позже, а сейчас эта девушка — «на вид тридцать с хвостиком», обласканная лучами скромно греющего сентябрьского солнца, неслась напропалую (хотя все привыкли к её традиционным опозданиям), к торговому центру. Там находился галантерейный магазин, где она прозябала, заполняя пробелы в бюджете и время между окончанием заслуженного сна и вечерними лекциями в вузе.

Раннее утро в торговой точке всегда начиналось одинаково. Вопреки наплыву рабочей силы из Средней Азии уборщица тётя Глаша (не без помощи грубой физической силы) сохранила должность менеджера по клинингу, как с недавних пор она себя называла, очевидно, ради благозвучности. Тряпка бурого цвета наматывалась на допотопную деревянную швабру, и зал наполнялся тонким ароматом чуть протухшей воды. Морщась от доставленного «парфюмерного» удовольствия, в дверях служебного входа показалась наша героиня. Она картинно зажала вздёрнутый носик с россыпью припудренных веснушек.

— Ну, сколько можно фимиамы распускать! Хоть бы иногда меняли воду.

— Желька, я тебя трусы не учу втюхивать, вот и ты не лезь под руку. Ишь, краля нашлась, — проскрипела тётя Глаша.

Хмыкнув, Анжела, носящая гордое звание продавщицы бельевого отдела, резко вскинула голову, зазвенев, как бубенцами, золотистыми кудряшками с бигудюшками под косынкой, прошла за прилавок, плавно подвиливая бёдрами, отчего невольно вспоминалась покачивающаяся на волнах лодка, а кое-кого при этом укачивало. Тётя Глаша неодобрительно цокнула языком и, качая седой головой, выжала из тряпки серую жижу. Анжела тут же содрала платочек и начала быстро удалять бигуди, чтобы предстать перед первым посетителем во всей «убивающей наповал» красоте, как любил говорить уволенный на днях проворовавшийся бухгалтер Казнокрадкин, который вполне добросовестно оправдывал свою фамилию, вот уже десять лет занимая должность бухгалтера. Но всему приходит конец.

Вскоре на места отсидки рабочего дня подтянулись властительницы прочих отделов. Все были в нежно-васильковой униформе, но именно на Анжеле она сидела по-особенному: слегка присборенная на спине, элегантно и сексапильно обтягивала холёную фигуру. Энжи, как звали девушку близкие друзья, всегда ловко разворачивала перед покупателями товар, несмотря на риск сломать длинные ногти. Всякий раз продавщица аккуратно выгибала ладони, чтобы не зацепиться за кружева, и разглаживала товар одними подушечками пальцев. Она регулярно обновляла цвет маникюра, приклеивала стразы и бусины, украшала причудливыми узорами, начиная от хохломы и заканчивая греческим орнаментом. Фантазию ничто не могло остановить.

Но то была не единственная страсть Анжелы: как и всякая порядочная мечтательница, она всерьез задумывалась об актёрской карьере. Даже ходила на пробы комедийного сериала, героиня которого, продававшая хот-доги, постоянно сыпала стихами. Анжелу такая манера общения приводила в восторг, так как она сама превосходно раскладывала слова по полочкам рифм.

Но, к великому разочарованию «на вид тридцати с хвостиком», на телевидение её не взяли, что не помешало укрепиться страстной вере в свое призвание. Однако обида оставила тёмный отпечаток на поэтическом таланте, и теперь она придумывала ядовитые эпиграммы-двустишия про коллег и покупателей, ехидства, как сама их называла. Поэтому, как только тётя Глаша скрылась в подсобке, Анжела пробубнила:

«Чтобы было тебе пусто,

Чмокни лысого мангуста».

Довольно улыбнувшись, Анжела с чувством выполненного долга встала за прилавок, где обнаружила коробку с новыми поступлениями. Дёрнула крышку, клейкая лента скрипнула. «Вот же дрянь», — пыхтела Анжела, нагнувшись над непокорной упаковкой.

— А вид отсюда замечательный. Желя, давай помогу? — послышался чуть гнусавый голос.

Анжела так резко выпрямилась, что из глаз посыпались искры: сотни ярких точек запульсировали, переливаясь разными цветами. Тут же бросило в жар. «Для приливов рановато, — с тревогой подумала она. — Я даже ни разу не была замужем, баба в соку, можно сказать». С недавних пор такое случалось с Анжелой всё чаще. Она быстро заморгала, даже не собираясь поворачиваться к говорившему. И так было ясно, кто это, словно в спине открылся филиал глаз.

— Юра, уйди.

— Желя, пойдём в кино?

Не успела она скорчить недовольную мину и произнести возмущенно: «А тебя случаем ещё не прописать в моей квартире?!», как в этот момент из подсобки раздался дикий вопль тёти Глаши. Но никто не обратил внимание. Мало ли, задремала старушка, да сон дурацкий приснился. Или крыса пробежала в тёмном углу, сверкнув выпученными глазками.

Момент для коронной фразы был утерян, и вместо неё Энжи произнесла:

— Отстань. И я никуда не пойду.

— Потому что я грузчик, пролетарий?

— Иди отсюда по-хорошему!

Юра с хрюканьем втянул воздух и скрылся на складе. Напевая тоненьким голоском, Анжела раскладывала товар, попутно любуясь, как блестят ногти, свежеокрашенные в ярко-голубой. Но она подбирала его не под униформу продавщицы. То был цвет пронзительного южного неба, насыщающего надеждой и счастьем. Эти осколки лазури будто обещали, что скоро у неё всё будет хорошо, хотя что это значило, она представляла довольно смутно. Анжела вздохнула. От созерцания чудесной работы ногтевых дел мастеров отвлекла покупательница:

— Дайте померить вон тот бюстгальтер.

Анжела подняла взгляд. Клиентка выглядела, как подобает здоровой «бегемотихе». Необъятная грудь, подобно бурному океану, колыхалась под трикотажной кофточкой. От духоты в магазине кровь бросилась толстухе в лицо, покрыв бульдожьи щёки багровыми пятнами.

Глава 2 Проверка Анжелой открывшегося дара

То, что произошло на работе, вначале развеселило, потом вызвало недоумение. Что же могло спровоцировать одинаковую галлюцинацию у нескольких человек? Или дрессированную козу запустили в магазин, чтобы отвлечь продавцов? Но ведь выручка осталась в кассе, и никто не заметил грабителей.

Анжела всегда была впечатлительной, поэтому с ней едва не случилась истерика: насмеявшись с грузчиком, выбежала в подсобное помещение, разревелась. Смеются часто за кампанию, а рыдают в гордом одиночестве, когда никто не мешает. Продавщица из соседнего отдела, услышав такое «безобразие», решила вмешаться, принесла успокоительное. После таблеток Анжела брела домой, попадая ногой буквально в каждую маленькую выемку в асфальте. Девушка раз за разом спотыкалась, проклиная рассеянность. К счастью, обошлось без вывихов. В очередной раз покачнувшись, то ли от задумчивости, то ли от покорности, когда неизбежное уже не пугает, а ожидается с нетерпением обречённого, даже если ничего хорошего судьба не предвещает, подумала, поджав губы: «Сколько уже можно? Вот сейчас упаду и сломаю с таким трудом отращённые ногти!»

Через мгновение, когда она растянулась на негостеприимном асфальте посреди малопривлекательной лужи (привлекательными эти мокрости бывают только для малышни), глядела на испорченный маникюр со злорадной ухмылкой: «Свершилось!»

Ужасней всего было только то, что на подбородке расцветала ссадина. Торжествующе Анжела поднялась на подрагивающие ноги. Перечень «побед» был не очень велик, однако... ногти сломаны, ладони ободраны, подбородок кровоточит, волосы в грязи. Коленка болит, хорошо, если только ушиб. Платье... Про новое платье, которое так стройнит, придётся забыть: рукав порван, а на подоле огромное пятно. До дрожи обидно, аж вслух вырвалось: «Какого чёрта надела сегодня на работу!»

Тут перед ней появился лохматый зверёныш. «Откуда здесь шимпанзе? — удивилась Анжела. — Из зоопарка сбежал?» Да нет, похож на чёрта, которого сама миллион раз рисовала, когда над подружкой в школе издевалась, подбрасывая на парту, чтобы остановить причитания той вроде этого: «Почему я такая дура, не могу с первого раза понять, что учительница талдычит?» В ответ Анжела рисовала маленького чёртика с издёвкой: «Спроси у чёрта лысого!» и украдкой подбрасывала соседке. Ну да, перед ней предстал тот самый бесёнок, которого она умела хорошо рисовать, сказывалась большущая практика.

Даже хвостик знаком до боли, который когда-то с воодушевлением выводила первым. С него и начиналось веселье. Потом подрисовывала круглое туловище и дурашливую мордочку с кривыми рожками, лёгким росчерком добавляла лапки и копытца. Дальше подписывала несколько слов в зависимости от ситуации.

— Ты хотела со мной поговорить? — чёртик с удивлением взирал на Анжелу. Немигающий взгляд круглых, как у рыбины, жёлтых глаз заставил поёжиться.

— Пошёл на место, чур меня! — машинально вырвалось у неё.

Энжи не узнала свой голос: звучал он глухо и низко, как сквозь душную перину.

Визгливо хрюкнув, животное или как там его величают в таких случаях, тут же исчезло, словно его и не было.

Анжела не удивилась на этот раз. Мало ли что померещится от падения. Может, заработала сотрясение мозга? Сразу тошнотворно заныло в висках. Бросило сначала в жар, а потом в холод. Липкими пальцами вытащила мобильник и позвонила в поликлинику.

— Можно мне к доктору записаться? Я упала.

Ворчливый голос преследуемой неприятностями и одновременно равнодушной ко всему женщины ответил:

— Милая моя, тебе в травмпункт, вот адрес записывай или запоминай, пока не передумала, некогда мне с тобой возиться.

Слово «милая» прозвучало как шипение змеи. Захотелось сказать: «Сама ты, милая, драгоценная, беги в „травмпункт“, если с мозгами что-то приключилось!»

Как назло, стал накрапывать дождь, а зонт Анжела забыла на работе. Хоть и возвращаться один квартал, но в таком виде показаться на работе нельзя. «Лучше жабу в рот», — Анжела вздохнула, и в приоткрытые губы спикировало что-то холодное и липкое. Еле отмахнулась, и это нечто шлёпнулось на влажный асфальт. Крупненькое такое земноводное в пупырышках глядело на неё гипнотическими глазами, низко и бархатисто поквакивая. Теперь девчонки точно засмеют. Нет, конечно, и пожалеют, да хрен с ними.

Едва подумала, оторвав взгляд от жабки, и глянула в ухоженный скверик, у которого растянулась, а тут перед ней появился хрен. С любопытством вгляделась в вольготно зеленеющий лопух. Интуиция подсказывала, что это и есть самый настоящий объект задумки. Мелкие белые цветы многоглазой россыпью уставились на Анжелу, хотя до весны ещё долго.

Едва заметила, как в памяти всплыла фраза: «Да, везде хреновые дела». И тут же на дороге появились целые завалы бумажных папок, с аккуратно подшитыми, а где и скреплёнными пружинками бумажками, исписанными разными почерками, каждый из которых был неразборчивым: буквы покосившимся забором наваливались друг на друга и слипались в загадочные каракули. И на обложке каждой папки красовалось слово «дело» с соответствующим номером. Анжела подняла одну, но тут же захлопнула, смущённо оглядываясь по сторонам: с первой же страницы кокетливо выглядывало похабнейшее изображение во всей своей детальности и реалистичности. Чувствовалась рука профи. А эта напасть откуда? Анжела обходила кучи бумаг, а они под мелким моросящим дождиком росли, словно грибы, и скоро превратились в непреодолимое препятствие, издававшее характерный терпкий запах. «Да что же это такое? — подумала она. — Стоит представить что-то или пожелать, как сразу появляется, словно снег на голову».

Тут же почувствовала удар по макушке. На голову свалилась настоящая ледяшка. И это в сентябре. «Значит, всё, о чём подумаю, тут же сбывается?» — ухмыльнулась Энжи, потирая голову.

Глава 3 Как прекрасно раннее утро в университете

Как прекрасно раннее утро в университете! Огромные сводчатые окна, широкие старинные подоконники, помпезные колонны в холле, витые лестницы манят запахом знаний, скоро начнутся пары. Длинные пустые коридоры с приоткрытыми дверями аудиторий застенчиво приглашают юные пытливые умы прикоснуться к таинственной мудрости давно ушедших поколений. Игорь Петрович и Олег Олегович встретились у кафедры. Оба в тройках. Костюм первого, синий в тонкую полоску, сидит великолепно, оттеняя седины владельца; костюм второго, бежевый в клетку, сшит точно по его подтянутой фигуре. Профессора философии с приветливым выражением лица глядят друг на друга.

— Игорь Петрович, проходите-проходите.

— Да что вы, Олег Олегович! Вы же работаете в университете на полгода дольше меня.

— А вы раньше защитили кандидатскую.

Они обменивались бы любезностями ещё не одну минуту, но тут, позёвывая, появилась секретарша завкафедры.

— Ах! Ирочка, вы чудесно выглядите, — заворковал Игорь Петрович, приглаживая усы, пожелтевшие от табака.

— А она всегда чудесно выглядит, — возразил Олег Олегович, поправляя жиденькие волосы, зачёсанные на розовеющую плешь.

Подавляя зевоту, Ирина вымученно улыбнулась, тряхнула русыми кудряшками и проскользнула между профессорами к своему столу. За ней проследовал Игорь Петрович, и затем Олег Олегович. Когда секретарша ушла с пачкой документов на соседнюю кафедру, так как местный ксерокс недавно сломался, один из профессоров откашлялся и пересел поближе.

— Игорь Петрович, помнится, вы занимали у меня пятьсот рублей на неделю. Я вас не тороплю, но прошёл уже месяц...

— Любезный друг, всё помню, у меня записано! — воскликнул профессор и достал из добротного портфеля ежедневник в кожаной обложке с золотым тиснением. — Действительно, я занял у вас, как говорит мой внучек, пятихатку тридцать дней назад.

Захлопнув блокнот, Игорь Петрович отпустил хрипловатый смешок, перешедший в кашель. Полные губы Олега Олеговича растянулись в виноватой улыбке. Подобное случается с людьми, которым неловко, даже если оплошность произошла не по их вине. Он поправил галстук.

— Так что с деньгами? — бархатистый голос звучал всё так же доброжелательно, однако более сухо.

— Не будьте мелочным. Мы же с вами любим философию, так что давайте отнесёмся к ситуации рационально, — в серых глазах Игоря Петровича мелькнули лукавые искорки.

Беседа угрожала из безобидного русла повернуть на менее приятный путь, что неминуемо привело бы к неприятному перешёптыванию в столовой и на ближайшей конференции.

— Позволю себе напомнить, что вы обещали всё вернуть две недели назад. А теперь хихикаете аки гимназист и отказываетесь вернуть мои деньги. Это не по-джентельменски.

— Упрекаете?

Кадык на гладко выбритой шее Игоря Петровича резко дёрнулся, а губы сжались в обиженную «о».

— Вы ведёте себя возмутительно! — Олег Олегович легонько стукнул узловатым кулаком по столу.

В тишине кафедры звук удара прозвучал особенно зловеще. Игорь Петрович неодобрительно посмотрел на коллегу исподлобья, будто тот грязно выругался при дамах. Воздух в тесном помещении кафедры стал густым и вязким. Сквозь дымку серого неба на несколько секунд прорезалось солнце, бросив яркий луч на выяснявших отношения профессоров. В коридоре послышался топот ног и хохот студентов, спешащих на пару.

— Позвольте, Олег Олегович, вы ведете себя вызывающе. Невежливо напоминать уважаемому человеку...

— Это вы после такого уважаемый человек?!

— Голубчик, я бы вас попросил держать себя в руках.

— Угрожаете?

Игорь Петрович вскочил, его примеру последовал и Олег Олегович. Казалось, будь у кого-то из них перчатка, то непременно вызвал бы другого на дуэль, размашистым жестом кинув её в лицо коллеги. Секундантами назначили бы своих аспирантов.

— Знаешь, Олег Олегович, ты, оказывается, с гнильцой.

— Я?!

— Из-за жалкой пятисотрублёвки рушишь столько лет нежнейшей дружбы, десятки соавторских статей...

Игорь Петрович прикрыл лицо рукой, покрытой редкими седыми волосками.

— Не отдашь?

— Неужели для друга тебе жалко такой ничтожной суммы?

— То же хочу спросить и я.

— Да катись колбаской по Малой Спасской! — зло крикнул Игорь Петрович.

— Только после вас! — вопль негодования ещё звучал на кафедре, а Олег Олегович исчез. Игорю Петровичу не позволили долго поражаться увиденному: с лёгким хлопком он покинул помещение тем же мистическим способом.

***

Ольга Васильевна Стреливицкая, жившая на Малой Спасской уже без малого шестьдесят восемь лет, раздвинула белоснежные кружевные шторки. По обыкновению она принялась бубнить над комнатными цветами:

— Вот сейчас как полью мой кактусик! А что это за пятнышко? Ах, показалось. Так, теперь герань. Опять цветёт, зараза. Ивановне, что ли, с третьего этажа подарить? Она так же фуфырится, лохмы красит, хотя старше меня на год.

Пенсионерка скользнула рассеянным взглядом по двору, выронила бутылку для полива, и вода с бульканьем выплеснулась на плешивый ковёр, лежавший тут едва ли не с дореволюционных времён.

Ольга Васильевна, приоткрыв рот и распахнув глаза, прильнула к прохладному оконному стеклу, даже забыв про повышенное кровяное давление и скачущий сахар крови. Поперёк тротуара катились словно привязанные к невидимому колесу двое приличных на вид престарелых мужчин, норовя сбить растерянных прохожих. Иногда им удавалось катиться врозь. Когда же один нагонял другого, то можно было заметить, что он старается пнуть товарища, что осложнялось спецификой выбранного обоими способа перемещения. Наконец, осуществивший пинок издал победный клич, но тут же угодил головой в лужу, рискуя захлебнуться. Его товарищ с неожиданной проворностью устремился вперёд, очевидно, благодаря возникшему ускорению. Докатившись до конца улицы, потрёпанные и чуть живые, они поменялись ролями: тот, кто преследовал, теперь завертелся с бешеной скоростью, пытаясь оставить далеко позади второго. Если бы в безумной гонке участвовали молодые, то Ольга Васильевна со спокойной совестью заклеймила их диагнозом «наркоманы», но они же почтенные мужчины, коллеги ей по возрасту. У старушки, попавшей в капкан неразрешимого морально-когнитивного конфликта, потемнело в глазах.

Глава 4 Преображение соседки. Досрочные Именины Анжелы

Ольга Васильевна едва успела вытереть ковёр, забрызганный водой из опрокинутой бутылки, как в дверь позвонили. Старуха выпрямилась, накинула полинялую шаль, отчего стала похожа на огромную птицу, и направилась в коридор: «Кто бы это мог быть?» Даже сердце забилось чаще. Одинокую старушку редко кто навещал. На пороге стояла раскрасневшаяся Анжела.

— Уважаемая Ольга Васильевна, я хочу вас пригласить на день рождения.

Растерявшаяся пенсионерка недоверчиво посмотрела на девушку. У неё на календаре дни рождения соседей и родственников выделены красным карандашом. В последнее время памятных дат становилось всё меньше и меньше. Пенсионерка вздыхала всякий раз, когда приходилось что-то вычёркивать. Иногда, конечно, добавлялись новые, тогда Ольга Васильевна даже затачивала карандаш, чтобы разборчивее обозначить новое имя.

— Что-то, рыбка моя, ты путаешь, — сказала старуха и, взяв соседку под руку, повела в гостиную. — Смотри сюда. Анжелка, дочь Марии, дверь справа — тринадцатого сентября. А сегодня у нас второе. Так что потерпи чуток, я понимаю, тебе невтерпеж. А я вот всё хочу оттянуть свой день рождения, как подумаю с ужасом, что становлюсь на год старше, волосы на голове шевелятся.

— А хотите, я вам оттяну день рождения, вот только свой отпраздную?

Поначалу затаившие холодное недоверие глаза старой женщины загорелись молодым огнем. Она облизала пересохшие от волнения губы и с отчаянием сжала морщинистыми ладонями гладкие руки соседки.

— А можешь пару лет скинуть? Ну...

— Всё могу, Ольга Васильевна. Я ведь учусь на волшебницу, вы что, не знали?

— Неужто такие науки сейчас преподают в университетах?

— Да, а вы думали, что прогресс — только химические удобрения?

— Будь они неладны. Герань совсем расфуфырилась, хоть бы зачахла, а то цветёт круглый год, — неожиданно призналась старуха. — А что с меня причитается за... молодость? — Ольга Васильевна стыдливо опустила глаза.

— Придётся надеть свое самое нарядное платье и прийти к нам в восемь вечера.

— Ой, милаша, а можно я в халатике? Мои наряды из моды вышли. Ими только моль интересуется. Да и не влезу я в них.

— Это сейчас исправим! — Анжела заговорщицки подмигнула. — Где ваш гардероб? Показывайте! Дизайнеры предлагают модели необычные по крою, дающие полную свободу движений. Сейчас в моде красочная палитра. Хотите оранжевое или ярко-голубое?

Анжела с гордостью показала лазурные ноготки, блеснувшие звёздной россыпью блёсток на глянцевой поверхности.

— В тренде лёгкие струящиеся ткани. Хотите платье из воздушного шифона? — идеи рождались в голове Анжелы стремительно, будто в разогретой духовке взрывался попкорн. — С бретелькой на одно плечо и длинными боковыми разрезами? Но к нему нужны туфли на шпильках и золотые украшения.

— Ой, утешила, спасибо. Сроду у меня золота не водилось, поэтому и сплю спокойно. Последний раз грабили квартиру пятьдесят лет тому назад. Вор даже пристыдил, что у такой порядочной женщины пусто, как в магазине первого января. А модельные туфли на высоком каблуке и никогда не носила, тоже не по карману.

— Успокоитесь, всё будет. Я сейчас, — оценив фигуру пенсионерки, Анжела всплеснула руками и подумала о платье, туфлях и золотых украшениях одновременно.

Она скорчила недовольную гримасу и воскликнула:

— Это форменное безобразие, чтобы у такой обаятельной женщины до сих пор не было нарядных туфелек и платья по последней моде! Возмутительно! А украшения само собой!

Квартира через мгновение была завалена нарядами, коробками с модной обувью, а стол ломился от золотых украшений, словно в апартаментах жены магараджи.

Соседка, выпучив глаза, сначала потянулась к украшениям. Дрожащая рука в нерешительности порхала над богатством.

— Да это же только в Янтарной комнате или Оружейной палате такое можно увидеть, вот дела!

Примерив на себя одно красивое ожерелье из жемчужин, обвитых золотым орнаментом, она радостно вздохнула и застегнула замочек на шее. Сутулая спина неожиданно распрямилась под тяжестью драгоценностей. Вскоре перед Анжелой стояла экстравагантная женщина в свободном платье из шёлка, отливавшего на свету аметистовыми всполохами, а на ногах оказались лакированные бежевые туфли на высоченном каблуке.

Когда на безымянном пальце пенсионерки засияло, точно глаза кошки в темноте, колечко с жёлтым бриллиантом в три карата, Анжела чуть не растянулась на ковре.

— Ольга Васильевна, вы неотразимы!

Соседка крепко обняла Энжи. Старуха раз в неделю убирала квартиру у одного профессора. А что если вот так к нему заявиться? Вдруг обалдеет и сделает предложение? «Любви все возрасты покорны», — говаривал Александр Сергеевич Пушкин. Она родить уже не сможет, поэтому нужно найти суррогатную мать. Сказала же ей врачиха на осмотре: «Что-то вы задержались в девушках, уважаемая». Счастливая женщина видела себя уже в объятиях знаменитого учёного. Разумеется, свадебное платье не нужно, но добротный костюм, сиреневый, будет к лицу! Потом они поедут на белой «Волге» по Москве делать фотоснимки. Ольга Васильевна, вытянув руку из кружевного рукава, пригладила седые волосы. А что? Она вполне привлекательна! Морщины ради благородной цели изведёт в кабинете косметолога: «По телевизору говорили про волшебные уколы красоты, авось помогут. Не стану же за бешеные деньги делать пластическую операцию, чтобы шея стала опять лебединой. Наркоза боюсь».

Энжи почувствовала себя в роли крёстной феи из сказки «Золушка» и напоследок решила сбросить Ольге Васильевне несколько лишних лет. Задумано-сделано, вуаля, перед зеркалом стояла не стареющая пенсионерка, а молодящаяся представительная женщина лет пятидесяти. Главное не переборщить. Анжела осталась довольна, подумала, что остальному барахлу тут делать нечего, и лишнее исчезло, как и не было. Ольга Васильевна, любуясь отражением в серванте, не заметила ни очередного преображения комнаты, ни того, что избавилась в мгновение ока от десятка лет. Стоя уже в дверях, Энжи сказала напоследок:

Глава 5 Спасение Анжелой Анны Карениной. День Рождения

Набравшись храбрости, Анжела произнесла: «Я хочу, чтобы Анна Каренина оказалась здесь живая и невредимая».

Пространство заколыхалось.

«Ну... та самая Анна Каренина, — робко произнесла Анжела. Просвистел легкий ветерок, приподняв занавеску на окне, и ничего не изменилось. Анжела прошлась по комнате, проговорив вслух: Как же так? Почему я потеряла неожиданный дар? А как же наряд соседки-старушки?»

Глянула в ежедневник и обнаружила запись, сделанную не её мелким почерком, а замысловатым с завитушками, отчего он походил на переплетение веточек и цветов... Она сосредоточенно вчиталась в написанное:

«Ты должна пойти на железнодорожную станцию, чтобы быть ближе к ситуации». Вскоре Энжи шагала по многолюдной платформе, а ветер раздувал её ветровку. Кажется, так дело было. Анжела прихватила с собой томик «Анны Карениной» из домашней библиотеки, доставшейся от бабушки, и вчиталась: «Быстрым, лёгким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо её проходящего поезда. Она смотрела на низ вагонов, на винты и цепи и на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против неё».

Тяжело дыша от волнения, новоявленная волшебница огляделась. Толпа равнодушных людей, которым нет дела до Анны Карениной, как некогда и самой Энжи, медленно перетекала с вокзала в вагоны и наоборот. Анжелу охватил поток новых мыслей:

«Значит, рядом душа Анны Карениной, глубоко несчастливой женщины, отказавшейся от полной лицемерия жизни с мужем ради призрачного счастья с Вронским. Любовь, которая прикрывалась обманом, привела бедняжку сюда, где возникло, желание умереть».

Анжела услышала звук приближающегося поезда. И в этот момент перед ней возник силуэт женщины, напоминающей страдалицу. Глаза были наполнены преступным желанием смерти, а руки решившей умереть протянуты к небу, словно героиня романа просила прощения у Создателя. Анжела сжала книгу до боли в пальцах.

Нужно успеть. Она молнией пронеслась по перрону, расталкивая ворчливых прохожих, сбежала вниз и в последний момент оттолкнула несчастную от грозно стучащих колёс. Каренина повернула к ней полупрозрачное лицо, которое заставило похолодеть из-за мертвенной бледности кожи.

— Зачем? — в глазах Анны застыл немой вопрос.

— Извините, но я хочу пригласить вас к себе на день рождения.

— Глупышка, ты искалечила мою судьбу. Теперь во всех книжках будут насмешки надо мной. Из трагической героини я превратилась в посмешище.

Анна Каренина заплакала, а Анжела, задыхаясь от горя, побежала, как ошпаренная, подальше с места своего «преступления». Лишь в ушах ветер насвистывал грустную мелодию.

Поздравления подружек, появление соседки в сногсшибательном наряде и любимый торт — всё, что было этим вечером, уже не произвело ожидаемого эффекта. Анжела видела перед собой только одно: уничтожающий взгляд женщины по имени Анна Каренина. Оказывается, за спасение жизни порой можно схлопотать моральную пощечину.

«Будет мне наукой», — подумала она и торжественно поклялась больше литературных героев не спасать.

Тем временем гости, как положено в приличных домах, опаздывали. Единственно, кто пришёл заранее, это соседка. Поблёскивая роскошным ожерельем, она пошла помогать на кухне. А ведь всегда казалось до жути вредной старухой. Вот что значит по-доброму отнестись к человеку.

Анжела, конечно, и о маме позаботилась. Но та попросила дочку сообразить, коль получается, что-нибудь попроще. И умолила Анжелу не одевать на неё высокие каблуки, нужно было у плиты хлопотать и в переднике бегать. Поэтому Энжи наколдовала ей «скромное» платье, расшитое золотом и натуральным розовым жемчугом.

Кира, Фира, Мира, Лира, Андрей, Вадик, Сергей и Борис Агафонович, мамин ухажер собрались ровно через час и, облизываясь, наблюдали, как из кухни появлялось очередное блюдо, хотя нет, сначала аромат, точно вкрадчивый кот, проникал в гостиную и принимался ластиться к гостям. Все выпили, кто вина, а кто и беленькой за здоровье именинницы, и пожелали счастья, а её маме крепкого здоровья и радоваться, что такую славную доцю родила, а скоро уже должны пойти внуки, а то уже девке восемнадцать, и одна. Последнее пожелание произнёс Борис Агафонович. Челюсти его приняли конфигурацию для произнесения «тридцать семь», однако он сказал именно «восемнадцать» из-за того, что Анжела наколдовала себе новую дату рождения.

Начались танцы. Ухажёр матери исполнил с именинницей фокстрот, потом танго и «ламбаду». Молодые гости, неопытные в управлении своим телом, оказались не столь изобретательны: кружили партнёрш в вальсе, добросовестно наступая им на ноги после третьего тоста. Когда принесли торт, Анжела не рассчитала силу и дунула на свечи так, что вспыхнули пламенем занавески. Возгорание дружно тушили, под смех и веселье. Каждый старался не ударить лицом в грязь перед окружающими. Один из парней, расстегнувший уже ширинку и начавший было свой полив, тут же был остановлен окриком соседки:

— Сдурел парень! Туалет в соседний комнате, спрячь свой «огнетушитель» подальше.

Любопытной Фире, не в меру выпившей и пожелавшей помочь прятать, мама Анжелы дала по рукам, чтобы не лезла куда не просят.

Борис Агафонович оказался самым сообразительным при тушении непредусмотренного фейерверка. Он схватил аквариум, рывком поднял его и запустил в подоконник. Раздался звук выбиваемого стекла, но осколки мирно разлетелись, никого не поранив.

Мама Анжелы воскликнула:

— Не переживайте, все равно давно пора было вызывать стекольщика.

Глава 6. Знакомство Анжелы с Исполнителем желаний Токорежем Анжела получает тело Афродиты Айвазовский, Микеланджело

«Тридцать с хвостиком» сладко зевнула. Уже неделю ей восемнадцать. Появились новые привычки. Быстрым движением, едва открыв глаза, протягивала руку к туалетному столику. Потом нащупывала записную книжку и подносила к глазам. Сфокусировав взгляд, Энжи искала новую исписанную страницу: «Опять инструктор по исполнению желаний Токореж что-то накарябал».

Она быстро привыкла к чудесам. «А вначале, дурочка, боялась?» — с улыбкой вспоминала себя, влачащую унылую жизнь еще какую-то неделю тому назад. Теперь Анжела — субстанция давности «семидневного разлива», если измерять в самогонных мерах. Так говаривал Колян, безобидный и даже в чем-то симпатичный ей запойный мужичок из третьего подъезда, приходящий домой только за почтой из своего нового местожительства — заброшенной трубы. Однако на предложение соседа сообразить на двоих, Энжи уклончиво отвечала: «Не сегодня, у меня башка в данный момент соображает только на одного, да и то с трудом». Колян икал в знак согласия, дёргая головой, как китайский болванчик, и новоиспечённая девушка на высоченных каблуках пробегала, как на лыжах, всю дистанцию до университета, куда в прошлом году поступила на вечернее отделение, иногда по блату посещая утренние лекции.

Эти шпильки-скороходы на днях Токореж преподнёс в качестве поощрения за послушание. Работу в галантерее она умудрялась совмещать с лекциями. «Я не такая уж и тупая. Главное быстрее записывать», — решила она. Со временем привыкла к насмешливым взглядам сокурсников. Но после недавнего удачного сеанса омоложения ей уже не бросали ехидно вслед желторотые студенты: «Бабушка, почему сегодня без внука?»

Теперь парни не могли глаза отвести, сворачивая себе шеи, а девушки смотрели с завистливой ненавистью: «Скорей бы эта краля куда-нибудь перевелась, а то глаза мозолит».

Ведь не секрет, что красивые ходят на лекции, чтобы поймать судьбу за хвост. А те, чьи мордочки не подходят для глянцевых обложек, порой углубляются в учебники, словно там есть что-то полезное. Самые же некрасивые упорно учатся. «Ну, у каждого свои требования к себе», — думала Анжела и в глубине души причисляла себя к первой категории. Если привлекательная девушка всё же успешно сдаёт экзамены, то это, как говорит мама, аномалия. Для Энжи сессия никогда не была источником переживаний: уж слишком много других поводов для появления седых волос было, чтобы волноваться о пересдаче.

Анжела, благодаря шпилькам-скороходам, прибежала в ещё пустую аудиторию и воспользовалась минутой тишины для приятных воспоминаний о новых приключениях, пока не появились шумные сокурсники, сейчас зажатые в душных автобусах, усатых троллейбусах и вагонах метро.

Когда Токореж на днях представился, Энжи чуть не закричала, думая, что в квартиру пробрался вор. Да ещё какой! Волосы торчат во все стороны, огромные глаза светятся зеленоватыми огнями, а за головой возвышался горб. Токореж умоляюще сложил руки, прося Анжелу не паниковать, и объяснил, кто он такой и что ему надо; она воскликнула, следуя его инструкциям:

«Разве не позор такой девушке, как я, ходить с неухоженным лицом и среднестатистической фигурой?»

В следующее мгновенье Токореж приблизил к лицу Анжелы маленькое зеркальце из её сумочки. Девушка заморгала: «И когда только успел?»

Она готова была поклясться, что сумку не выпускала из рук. Видимо, у Токорежа был большой опыт по этой части. Не хватало еще подумать, что новый волшебный друг был в прошлом ловким карманником. Отогнав не вовремя пришедшие мысли, Анжела сконцентрировалась на особе, глядящей из зеркальца. «А что? Недурна! Сама бы влюбилась, если была мужчиной!» — улыбнулась она. Энжи так прекрасно не выглядела в свои восемнадцать, когда её атаковала стая (будь они неладны) угрей! И в тридцать шесть лет не пропали щербинки на лбу и щеках, что при круглом лице делало Анжелу немного похожей на луну. Токореж улыбнулся и озабоченно поднял брови:

— Подходит?

— Ну, не то чтобы очень — не сказала бы, а в общем да! — лукаво ответила преобразившаяся Анжела, не отрывая взгляда от зеркальца.

— А вот за фигурой Афродиты придётся пойти к скульптору.

— Пигмалиону? — задумчиво спросила Анжела. На лекции недавно его упоминали, поэтому и вспомнила. Но потом вспомнила, что её зовут не Галатея. Печаль.

— Не угадала! — осклабился Токореж. — Микеланджело.

— А как найти его?

— Вам лучше знать... — Токореж отошёл в сторону и исчез, будто и не было. «Вдруг горбуна и нет? Вдруг он всего лишь продолжение галлюцинаций с козой и Анной Карениной? Вдруг я сошла с ума?» — рассуждала Анжела, и в этот момент, словно ноги привели сами, остановилась у музея, покачиваясь на верных шпильках-скороходах. Она быстро зашла в просторный зал с начищенным каменным полом и, покупая билет, спросила кассиршу:

— К вам случайно не заходил Микеланджело?

Как ни странно, вопрос не удивил работницу цеха искусств. Она подняла на Анжелу водянистые глаза.

— Скоро будет. Он у нас подрабатывает водопроводчиком. В туалете прорыв воды, скоро Айвазовского придётся вызывать, чтобы написал «Прорыв девятого вала».

— Так сильно течет? Я бы могла помочь, — участливо проговорила Анжела.

С лёгкостью, как пушинка, она поднялась на пятый этаж, где располагался музейный туалет. По ступенькам весело бежали мутные струйки, которые сопровождал характерный запах. Подавив рвотный рефлекс, Анжела произнесла: «Возмутительно, чтобы такое происходило в музее!» Вода немедленно устремилась обратно. От увиденного билетёрша оторопела: стояла с окаменевшим лицом и только хлопала глазами.

А в этот момент двери распахнулись, и вошёл великий скульптор. Перед Анжелой стоял маленький, сгорбленный старичок, весь измазанный в белой краске, точно подвергся дерзкому нападению птиц, и с грязным передником, который был самым ярким пятном в потрёпанном костюме.

Глава 7 В Бане. Два профессора. Гоголь оправдывается

Два забывшиеся в научном споре профессора, прикрываясь шайками, сидели в общем зале бани, не обращая внимания на шарахающихся от них намыленных женщин. Дело в том, что от волшебной тучи в тот день отделилось небольшое облачко, которое зацепилось за высокого Олега Олеговича. Поэтому пожелания профессоров и Коляна, оказавшихся в зоне её влияния, сбывались, приводя окружающих в ужас и трепет. Отвлекаясь на стук деревянных шаек, а не на голые ляжки, они перешли в парную, куда мало кто из слабого пола заглядывал, и уселись на приятно-горячий, но не обжигающий полок. В клубах пара, вихрящихся тополиным пухом, Игорь Петрович и Олег Олегович внезапно увидели вибрирующее в разогретом пространстве изображение волосатого горбуна.

Они едва различали скрюченную спину и густые волосы, ни чёрные, ни светлые, а будто меняющие цвет. Или всё дело в плохой видимости? Существо резко обернулось.

— Ты кто?

— Вы как раз заговорили о Гоголе, а у меня есть человек, который мог бы задать писателю интересующие вас вопросы.

— Так он же... его кости давно...

— Не играет роли, — перебил Токореж, а это был он собственной персоной.

Горбун, наконец, нашёл облачко от своей тучи, тут же спрятав за пазуху. Он неожиданно громко щёлкнул пальцами, и перед профессорами, чуть не уронившими тазики, замерцало изображение Анжелы. Она замахала руками перед лицом.

— Фу ты! Жара какая!

Энжи, не выдерживая невыносимой жары, стала быстро раздеваться, не заметив незнакомцев.

— Подождите, — дуэтом жалобно пробасили учёные мужи.

— Да будет вам, — пропищал Токореж. — Ничего не видно. Разврат отменяется! Здесь нет мужчин и женщин. Перед паром все равны!

Действительно, на расстоянии протянутой руки можно увидеть только смутные очертания, да и то напрягая зрение до рези в глазах. Зато слышно, как в студии звукозаписи. Рёв и визг резвящихся с мочалками девчонок-одноклассниц и осуждающие окрики взрослых из общей залы чуть приглушала плотно закрытая дверь, а пар тихо шипел, создавая уютную обстановку, когда его «дразнил» умелой рукой банщик, поддавая плесканием воды на каменку.

— Так, здесь кто-то есть! Ну, ладно! Все равно видимость, как в гробу. Что вы хотели бы узнать, уважаемые? — присмотревшись, Анжела стала замечать два силуэта парящихся.

Игорь Петрович преобразился:

— Если вам не трудно, спросите у писателя Гоголя, что его подвигло на необдуманный в своей последовательной глупости поступок — сжечь рукопись? — После своей маленькой импровизационной речи профессор покрылся, несмотря на обжигающую обстановку парной, холодным потом. Он обычно произносил заранее отрепетированный текст, но на этот раз жизнь заставила поступить необдуманно.

— Это мне пара пустяков.

Анжела задумалась на минутку, набрала побольше воздуха и выпалила, как из пулемёта.

— И какого чёрта лысого великий русский писатель Гоголь сжёг уже готовую рукопись третьего тома «Мертвых душ»?

Раздался возмущенный кашель.

— Помилуйте, я сжёг не третий, а второй том! Господа, знакомо ли вашим светлым умам, что такое задумчивость? В комнате, где всё проистекало, было холодно, озяб до неприличия. Зубы отбивали дробь, как на параде. А тут нечистый попутал. Думал, заледенею. Чуть в обморок от одной мысли не упал. Схватил я рукопись вместо полена и в печь!

— Как просто, а ещё в школе изучают, — возмутилась Анжела. — Разве ничего не осталось?

Смущенный писатель тряхнул головой, и ко лбу прилипли пряди тёмных волос. Его узнаваемый профиль из учебников литературного чтения выражал обречённость. Гоголь порылся в кармане плаща и дрожащей рукой достал оттуда несколько листков, исписанных убористым почерком.

— Не соблаговолите ли почитать, мне весьма важно ваше мнение. Можете оставить себе. У меня есть копии. Если концепция верна, то всё восстановлю по памяти.

Из пара раздались голоса профессоров: «Голубушка, почитайте вслух, нам тоже интересно».

— Ладно, мне не жалко.

Втянув в себя горячий воздух, Анжела приступила к чтению.

— Только, чур, не перебивать!

Она откашлялась, и глаза быстро пробежали по строчкам...

***

Павел Иванович барабанил по шкатулке. Нюхнув табаку, Чичиков сморщился, втянул голову в плечи, громогласно чихнул и ощутил, что готов к творчеству. Будучи человеком дальновидным, а читатель наверняка помнит, что прежние предприятия не увенчались успехом для нашего героя вследствие пренеприятнейших обстоятельств, он решил не торопиться в вопросе художеств и для начала взялся за карандаш, предусмотрительно очинённый крохотным ножичком с перламутровой рукояткой. Сдув стружки со стола, Павел Иванович боязливо огляделся, достал из кармана просторного халата чепец и натянул себе на голову. Его гладко выбритое лицо нежно обняли, будто ладошки кормилицы, мягкие кружева, сплетённые некогда ловкой крепостной девкой. Чичиков затянул ленты под подбородком и вгляделся в зеркало перед ним. «А ведь хорош, наглец!», — втянув щёки и выпятив губы, подумал он.

Для читателя будет уместным открыть истоки столь сумасбродного поведения Чичикова именно сейчас, ведь скоро события будут развиваться столь стремительно, что будет не до этого.

Узнав, что в губернии проживают Чичикинские, Павел Иванович загорелся идеей посетить их. Под невинным предлогом несколько дней назад побывал в чудесном поместье Борзовке. Просторный аглицкий парк, в меру заброшенный, ненавязчиво окружал барский дом со свежевыкрашенными колоннами и резным мезонином. Хозяин радушно показал гостю комнаты с мебелью из красного дерева. На стенах висели портреты многочисленной родни: маменька до и после замужества, папенька в мундире и штатском, тётушки и дядюшки, а предков в париках екатерининских и петровских времён было не счесть, как вареников у гостеприимной хозяюшки. И едва ли не на каждом полотне присутствовала собака, где гончая, где борзая. Дамы, разумеется, прижимали к бледному шёлку корсетов черноглазых левреток. Ласково улыбаясь, Павел Иванович учтиво кивал, внимая рассказу хозяина Онуфрия Васильевича про семейную любовь к гавкающим тварям Божиим. Поседевший раньше времени, Чичикинский сохранил свежесть кожи, отчего было в его чертах нечто младенческое, кабы не усы и бакенбарды, пышные, как хвост борзого кобеля, который, повизгивая, непрестанно крутился неподалёку, рискуя сбить гостя с ног.