Вальс опоздавших звезд

Приближающийся вой сирены, приглушенный и едва различимый, был первым, что приветствовало меня этим утром.

Проснуться… Разве этот огненный луч солнца, прорвавшийся сквозь щель в покосившихся жалюзи, еще не должен был вырвать меня с той стороны? Нет, он не жег мне веки, но с каждой минутой все сильнее нагревал шлем.

Я выпал из сна – резко и не кинематографично. Снял шлем и с трудом стянул костюм, плотно облепивший взмокшее тело. Он был совершенно не предназначен для того, чтобы в нем спать.

Похоже, я находился в нем слишком долго. Кое-где виднелись красные пятна – должно быть, натер кожу до крови. Датчики на матовом экране вспыхнули красным и погасли. В голове гудел рой пчел, словно возмездие за бурную ночь в компании звона бутылок, а сердце отчего-то колотилось, как после долгой погони или целого раунда в партере.

Я застыл, пытаясь прийти в себя после такого стремительного перехода из истинной реальности в базовую. Сон уже стирал свои последние призрачные очертания, не оставив взамен ничего, кроме тяжести в непослушном и онемевшем теле.

С тех пор, как я сбежал от мира, я не запомнил ни одного сна.

В себя меня привел резкий запах гари, выползающий из-под кухонной двери. Вчерашний просчет со сковородой не прошел бесследно, и мне стоило начать ставить таймер на телефоне, когда я что-то готовлю.

Слух постепенно возвращался. Резкие голоса за стеной – то ли соседи, то ли их телевизор, одинаково отвратные – вгрызались в меня, как голодная собака в сочный кусок мяса. Говорили о каком-то несчастном случае с семейной парой: муж сел за руль пьяным, на крутом повороте не справился с управлением, машина на полной скорости прорвала ограждение и упала в реку. Жена погибла, его арестовали.

Сирена патруля под окном звучала все пронзительнее, и через пару минут дуэт ей составила скорая.

Как ни странно, зрение было в полном порядке, будто не было черт знает скольки часов в абсолютно лишенном света шлеме. На часах было начало одиннадцатого.

Я принял душ, пока закипал чайник. Напор горячей воды немного привел меня в чувство, я даже позволил себе сесть на дно ванны и закурить, стряхивая пепел в водосток. Точно не забьет трубу.

Пока заваривался чай, я почистил зубы – в иных обстоятельствах порядок мог бы быть другим, но мне давно уже не было нужды кого-то ослеплять белоснежной улыбкой. Подойдя к окну, я осторожно выглянул наружу. Внизу двое санитаров выносили упакованное в черный мешок тело и собирались грузить его в старую, разбитую и облепленную грязью машину скорой помощи. Один из них оступился, завалившись на открытую дверь, и из мешка вывалилась тонкая рука с серебряным браслетом. Хотя мне доводилось наблюдать подобное чаще, чем хотелось бы, внутри что-то дрогнуло.

За стеной залился хриплым лаем пес, отчаянно и словно испуганно, а затем тонко заскулил.

Отчего-то мне стало невыносимо тошно, сердце сжалось, и кровь вдруг отхлынула от лица, да так резко, что пришлось опереться о стену. Вот они, последствия пренебрежения состоянием своей оболочки. Словно закрепляя эту мысль, я выбил из пачки вторую сигарету и закурил, стряхивая пепел теперь уже в импровизированную пепельницу из обрезанного пакета молока.

В горле пересохло, и бычок отправился в унитаз. Чай был еще слишком горячим. Зато в холодильнике обнаружился стакан, настолько холодный на ощупь, что я незамедлительно выпил содержимое – и тут же закашлялся от горечи. То ли спирт, то ли водка – в общем, точно не то, чем можно было просто промочить горло. Обидно, что я сам подготовил для себя эту ловушку, совершенно забыв о ней.

В дверь к кому-то из соседей настойчиво стучали. Я посмотрел в глазок и вздрогнул, увидев двоих людей в черной форме.

Следаки. Скорее всего, они здесь из-за убийства – опрашивают жильцов, не слышал или не видел ли кто-нибудь чего-то подозрительного. Не дождавшись ответа, они подошли к моей двери. Я тихо отошел в сторону и замер, слушая равномерный и громкий стук, вторящий стуку моего сердца.

Даже если бы я что-то видел – ни за что бы не открыл. Моя аппаратура была не совсем легальной – за некоторые доработки в шлюзах подключения и видах шифрования вполне можно было угодить за решетку.

Спустя минуту стук стих, а еще через минуту я медленно подошел к двери и снова посмотрел в глазок. Люди в форме ушли, и я с облегчением выдохнул.

Безостановочно зевая, я захватил на кухне кружку чая и скрылся за дверью совмещенного санузла. Несмотря на довольно неожиданное пробуждение и хаос вокруг, с каждым шагом и движением я все больше синхронизировался с рутинным утренним графиком, выработанным за годы.

Взглянув на себя в зеркало, я с удивлением обнаружил, что плачу – слезы одна за другой катились по щекам, теряясь в бороде, а я этого даже не чувствовал. Неужели это от глотка из стакана с огнем меня так проняло?

Вокруг царили сильные, но в то же время пустые звуки и образы. Бледный свет из узкого окна под потолком. Над ухом прожужжал комар, и я попробовал перехватить его в полете, но только отбросил в сторону. Чего бы я ни касался, я знал, что не могу коснуться этого по-настоящему.

Атомы, из которых состояло мое тело, физически не могли соприкоснуться с атомами, составляющими нечто иное, из-за взаимного отталкивания электронов. И даже игла, которая жадно впивается в мою руку, всего лишь раздвигает своей молекулярной структурой структуру кожи.

Базовая реальность, которую я вижу снаружи, все так же меня пугает и отвращает. Если бы я не опасался подозрений и вообще лишнего внимания, то был бы рад заколотить все окна, сквозь которые в мое убежище проникают свидетельства того, что я здесь не один.

Давно, еще в детстве, отец рассказал мне о том, как стоит прожить свою жизнь. Он сказал: «Проживи ее так, чтобы в конце тебе не было невыносимо горько из-за того, чего ты не успел почувствовать и испытать, найти и подарить другим».

Не знаю, испытывал бы ли он горечь, если бы мог взглянуть на меня, и на современный мир, в котором я живу. Но я какое-то время действительно не чувствовал ничего, кроме горьких сожалений обо всем, что я упустил, обо всех, с кем расплелись нити судеб. Но продолжалось это не слишком долго, ведь мне удалось застать рождение нового мира, где никто не обязан быть несчастным.

Вдруг из коридора раздался звонок, предвещая скорый завтрак и заодно сообщая время – 10:30 утра.

Несмотря на то, что за дверью никого не обнаружилось, я знал, что здесь был все тот же курьер – слишком уж специфическими духами она пользовалась. Хотя запах уже почти выветрился. Должно быть, сегодня она не стремилась к встречам с людьми и поставила отложенный звонок. А моя квартира еще и была одной из первых во всем доме.

Даже не видя этого человека ни разу вживую, составляя портрет лишь по косвенным уликам, я уже имел представление о том, кто спасал меня от голода, пусть даже и принимая за это плату.

Неровный почерк в записках, длинные волосы на коврике, редкие духи, следы ботинок (наверняка высоких, кожаных и черных) на влажном сразу после уборки полу – этого воображению было вполне достаточно. Я мог однажды утром подкараулить ее и увидеть в дверной глазок, но не хотел нарушать это правило и разрушать сложившийся образ.

С другой стороны, для чего мне нужно воображение, если сегодня я смогу увидеть ее или кого угодного другого там, в месте, для которого эти утренние ритуалы были просто прелюдией, процессом жизнеобеспечения? Я улыбнулся этой мысли – странная, наверное, была улыбка – и вернулся на кухню, чтобы напитать свою оболочку энергией.

От еды меня отвлек громкий звук из ванной. Твою же мать, стойка душа снова отвалилась, хотя в прошлый раз я выдавил на место крепления целый тюбик клея. Пришлось сходить в ванную и проверить, что непоправимый ущерб не был нанесен. Заодно я с нескрываемым удовольствием раздавил несколько мокриц, выдавших себя паническим бегством после включения света.

Вскоре с завтраком было покончено, и я уже в нетерпении стоял у сушилки, ежеминутно проверяя готовность костюма. Не дожидаясь, пока он достигнет идеальной свежести, я снова залез в него и упал в кресло. Привычная мелодия, сыгранная стуком по клавиатуре – и вот датчики на экране вновь зажглись, уже бледно-синим цветом.

Забавно, что именно синий цвет, столь важный для бодрствования, был выбран авторами программы, что за четыре года превратилась из локального развлечения в наш новый, настоящий мир, который многие до сих пор считают «фальшивыми снами».

Я нетерпеливо закрыл все модальные окна, выключил фоновые компоненты, в который раз задался вопросом, зачем мне нужен будильник на 4:30 утра. Быстрой комбинацией клавиш запустил модули реализации и откинулся на спинку кресла.

Экран внутри шлема на секунду погас, а затем взорвался безумным многоцветьем, с которым не мог сравниться мир, что я вновь оставлял позади, как всегда мечтая однажды покинуть его навсегда.

***

Когда ты переходишь между базовой реальностью и истинной, твои чувства адаптируются к миру, ожидающему впереди. Для каждого это происходит по-своему, и только одно всех объединяет – полная уверенность, что ты очень быстро несешься куда-то в потоке воды.

Я много думал о том, почему именно это ощущение стало общим для всех людей. Возможно потому, что мы все однажды вышли из океана? Или потому, что в этот момент ты проходишь близко к смерти, а смерть и последний путь во многих культурах ассоциируются с уходом в море или пересечением реки, отделяющей твою личность и память от забвения? Может, это связано с тем, что страх утопления – древнейший из всех, и мучает нас еще до рождения? Я не знал ответа, но очень хотел однажды его найти. Уверен, за ним скрыто немало интересного.

Только попав в Филакио, бесконечный город свободы, человек понимал, как больно ему было находиться в месте, что служило раньше домом. Как неприятно ему было находиться в своем теле и жить свою жизнь.

Интересно, что испытывают люди, наделенные в базовом мире деньгами и властью, попав сюда? Думаю, даже они сразу замечают разницу, ведь всю свою жизнь, как и все остальные, гонятся за чем-то, чего даже не понимают, просто продолжая идти по пути, доказавшему свою эффективность в получении статуса.

Здесь же смысла к чему-то стремиться нет, ведь все, чего ты хочешь, у тебя уже имеется. Не нужно тратить всю жизнь на изучение скрипки, оттачивание навыков игры в теннис, откладывание денег на собственный дом, поиск любящего партнера и верных друзей, попытки остановить старение и сохранить организм здоровым. Ты просто живешь ту жизнь, которую хотел жить всегда. Тебя не терзают сомнения и неизвестность, ты не зависишь от чувств, слов и действий других людей.

Раньше, когда такой мир существовал только на страницах и экранах, мы были уверены, что он не может однажды не показаться фальшивым. И тогда нас должно было охватить желание вернуться в настоящий мир, непредсказуемый и пьянящий.

Но когда мы вошли сюда, всем стало ясно: даже ту самую непредсказуемость и красоту контрастов нашего старого мира можно воссоздать. И сделать это так, что ты никогда не заметишь ни единого отличия. И даже те, кто не желали чувствовать себя единственными реальными в окружении «иллюзий», могли подключиться к общему серверу и общаться там с «настоящими» людьми.

Я не относился к числу таких ретроградов. Настоящих людей, прекрасных и непредсказуемых, мне хватило в прошлой жизни. Теперь все, что мне было нужно, лежало в моих руках, и было куда надежнее встреченного там, за чертой.

Я впервые мог по-настоящему верить во что-то, доверять кому-то, не ждать новых превратностей судьбы, не готовиться к очередному удару. Разве такой мир можно назвать ложным и иллюзорным – мир без горечи, без отчаяния и боли? Такое место люди раньше могли бы назвать раем, и туда они стремились большую часть своей кровавой и грязной истории. Взбирались по лестнице из костей и черепов.

Все чувства замолкли, когда в полной тишине и пустоте на короткий миг я вновь испытал то самое ощущение дереализации – так мой мозг сопротивлялся погружению в мир, для которого он еще не был достаточно развит. Но оно всегда несло с собой радость, ведь значило, что я наконец дома.

***

Хотя я был и не из тех, кто желает проводить время с другими беглецами (так иногда называли людей, почти все время пребывающих в Филакио), жить по сценарию казалось мне глупой идеей. Поэтому я давно установил оптимальные настройки сеанса и с тех пор пока ни разу их не менял.

Вероятность неудачи в предпринимаемых действиях – 1 из 10. Уровень непредсказуемости событий – 8 из 10. Способность к мгновенному изменению реальности – 1 из 10. Степень реальной опасности – 0 из 10.

Это были основные настройки пребывания здесь, а углубляться в сотни дополнительных не было смысла, они менялись довольно часто. Новые можно было установить так же легко, как плагины в браузере.

Мне было достаточно иметь некоторый набор ресурсов, не слишком фантастический, но комфортный для жизни и любых моих начинаний. Дальше я все делал сам, лишь в десяти процентах случаев встречая неудачу – я оставил этот шанс для того, чтобы больше ценить все остальные свои успехи.

Когда-то меня попросили описать, каким я вижу свой идеальный день. Я задумался и уже начал говорить, но в самом начале рассказа, почти сразу после «пробуждения на самой мягкой в мире кровати», понял, что не готов честно описать все именно так, как представлял. Хотя тогда как раз это и нужно было сделать.

Почему? В моих фантазиях не было ничего предосудительного. Глядя на свою настоящую жизнь в Филакио со стороны, я мог заявить, что она довольно скучна по меркам того, что я мог бы себе позволить. Но здесь можно быть собой, и нет нужды ни запирать от кого-то душу, не веря в то, что тебе хотят помочь, ни стремиться к чему-то большему, чем простое и понятное счастье.

Я привстал на одном локте, бросив взгляд за панорамное окно, занимавшее всю стену. Нежный розовый рассвет едва-едва забрезжил над горной грядой, вершины которой были заботливо укрыты белыми шапками снега. Его первый луч, пробившийся в комнату сквозь тюль, не жег огнем, а мягко касался моей левой щеки. Замерев ненадолго, я позволил себе насладиться красотой этого момента и сохранить его в памяти.

Затем я аккуратно склонился над той, что лежала рядом, и поцеловал ее в шею, вырвавшуюся из плена одеяла. Она что-то неразборчиво пробормотала сквозь сон и повела плечом, словно отгоняя назойливую муху. Я тихо рассмеялся, на секунду действительно представив себя мухой, что, возможно, тоже хотела бы спать в теплой постели и видеть сны, но все, что ей остается – завистливо жужжать и возмущенно кружиться вокруг.

Впрочем, мух, как и почти всех остальных насекомых, поблизости не было. Я позволил остаться только бабочкам, пчелам, гусеницам и стрекозам.

Перебирая пальцами длинные волосы, разбросанные по соседней подушке, я лежал, потягивался и думал о том, как проведу этот день, вспоминая тот старый сюжет, так никому и не рассказанный.

Хотя я только делал вид, что мне нужно что-то вспоминать. На самом деле я помнил все, до единой мелочи. Когда поводов оттягивать это удовольствие больше не оставалось, я опустил ноги в тапки и вышел из спальни, прихватив с собой телефон, сигареты и наушники.

Может ли быть завтрак лучше, чем пышный омлет с обжаренными беконом и сосиской, хрустящие тосты и кружка горячего чая? Особенно когда готовишь его под такие бодрые биты. Кухня наполнилась будоражащими ароматами. Чтобы не смешивать их с мерзким сигаретным дымом, я вышел на балкон, оставив готовящийся завтрак в недолгом одиночестве.

Вид с балкона открывался завораживающий. Наш дом стоял на возвышенности, а внизу лежала утопающая в зелени долина, разрезанная надвое стремительным и чистым потоком, который брал начало в горах вдалеке. Я точно знал (хоть пока еще и не бывал в тех местах), что за много километров отсюда этот не слишком-то серьезный ручей превращался в бурную и полноводную реку. В наушниках тянул все более и более высокую ноту какой-то итальянский тенор, а воздух вокруг, несмотря на дымящуюся сигарету, был так свеж, что мне хотелось вдохнуть его весь без остатка.

Когда завтрак был готов, я разложил его по двум тарелкам, каким-то образом уместив их в одной руке, зажав локтем, а во вторую руку взял две кружки. Да, пожалуй, все-таки нужен поднос, если я не хочу однажды вывалить все это на пол, запачкав весь этаж и обварив себе ногу кипятком, когда мне выпадет шанс один из десяти. Но именно эти мысли и это чувство – не страх, нет, скорее острота момента – и позволяли мне знать, что эта жизнь – ничуть не менее настоящая. Всего лишь избавленная от досадных изъянов, превратившихся в забавные нелепости.

Вкрадчивый запах из кухни был предсказуемо лучшим будильником, так что меня уже ждали. Мы уселись посреди хаоса из одеял и подушек и принялись неторопливо набивать животы, то и дело воруя друг у друга еду с тарелок. Какой в этом был смысл, если мы ели одно и то же? Никакого, но это было весело.

Понимала ли она, что существует только в моем мире, и как это было эгоистично с моей стороны? Что бы она ответила, заговори я об этом? Когда-то я хотел так поступить, но потом понял, что продолжаю обманывать себя и где-то глубоко внутри считаю эту жизнь ложной. Осознав это, я перестал воспринимать людей, которые жили внутри моей новой реальности, как искусственных.

Нет никакой разницы, кто из нас создал этот мир, и кто им управляет, если этот создатель желает блага для всех его обитателей. Все 250 миллионов человек, живущие в моем личном локальном Филакио, были счастливы и не испытывали того, что вынуждены испытывать люди там, откуда я пришел.

Я всегда считал рождение детей самой эгоистичной вещью, на которую способны люди. В основном потому, что не понимал, как можно привести в этот проклятый мир еще одного ни в чем не повинного человека, обрекая его на то же бессмысленное существование, подобное жизни птицы в клетке, накрытой не пропускающей ни единого фотона шторой.

Но разве так плохо привести в мир 250 миллионов человек, что проживут счастливую жизнь, полную радости, взаимопонимания и приятных воспоминаний? Их худшим днем станет день, когда проезжающая мимо машина обрызгает их водой из лужи.

Здесь пока нет смерти для них, и люди эти не были рождены «естественным» путем. Можно сказать, что они просто в какой-то момент пробудились такими, какие они есть, словно эльфы у вод Куивиэнена, и точно так же живут свои длинные, почти бесконечные жизни, не слишком-то активно размножаясь.

Да, бесспорно, какое-то время я испытывал смешанные чувства, ведь роль бога никогда не казалась мне посильной. Но я, судя по всему, хорошо учился у собственного предполагаемого создателя, и не принимал деятельного участия в жизни этого мира. Я не был им нужен, и меня это более чем устраивало.

***

После завтрака мы приняли душ, но могли и не спешить – уже совсем скоро снова оказались там же. Затем она отправилась на мансарду, где будет до обеда сидеть в подвесном кресле, задумчиво раскачиваясь над столиком, на котором свалена груда камешков, ниток, глиняных и стеклянных деталей, клей, краски и много другое.

В последнее время ее с головой захватило рукоделие – каких только забавных и необычных вещиц она не мастерила. Мне нравилось иногда подниматься к ней и читать, лежа на пропахших смолой досках, наблюдая, как она с высунутым языком крутит в руках очередную фигурку или амулет, сосредоточенная и вдохновленная.

Иногда я даже завидовал, что ее творения, в отличие от моих, можно было потрогать руками. Нет, книги, заметки и тем более рукописи тоже можно было потрогать, но запах типографской краски и шершавость страниц и рядом не стояли с тем, чтобы крутить в руках новую поделку из перьев и черных бусин. Некоторые из них меня вгоняли в какой-то гипнотический транс.

Но сегодня я решил не мешать ей своим копошением и дымом от сигарет. Вместо этого я уселся за стол в кабинете, открыл ноутбук и без раскачки начал писать. Мне показалось забавным изложить то, как я провожу и собираюсь проводить дальше этот день. Никакого художественного вымысла, исключительно мемуарный жанр.

Как и со многим другим, поначалу я не видел смысла в творчестве, живя в мире, где при желании ты можешь творить на куда более высоком уровне, чем просто составляя слова в предложения. Но чем больше я доверялся своему новому дому, тем лучше понимал, что именно близость к тому, что я мог бы испытать в прошлой жизни, избегание фантастических и безумных сценариев – ключ к гармонии.

Примерно тогда же я установил основные настройки сеанса на те значения, на которых они находятся и теперь, и тогда же снова нашел смысл писать. Если раньше я описывал то, как бы хотел жить, но не мог, то теперь – то, как бы я мог жить, но отказался от этого ради чего-то более простого. С большой долей вероятности рано или поздно я приду к тому, что буду писать одни только философские трактаты и составлять энциклопедии.

Я просидел за ноутбуком не так долго, когда раздался звонок во входную дверь. Я спустился вниз и открыл, даже не проверяя, кто стоит за порогом – к ощущению полной безопасности слишком быстро привыкаешь.

Гость выглядел довольно примечательно: нам нем был потрепанный серый сюртук, в руках он держал тонкую трость, а голову украшало совершенно выбивающаяся из общей картины охотничья кепка. Я едва сдержался, чтобы не спросить, почему он не носит цилиндр.

Лицо его было узким и загорелым, а под глазами залегли глубокие тени. Человек улыбался и разглядывал меня с тем же любопытством, что и я его.

– Доброе утро, друг мой! Надеюсь, мое появление не отвлекло вас от какого-нибудь важного дела? – незнакомец говорил громко, будто плохо слышал себя. Да еще и повернулся ко мне одним ухом в ожидании ответа.

– Доброе утро! Ничего больше, чем кружка горячего чая, – я пытался сразу вежливо дать понять, что не очень хотел бы участвовать в долгих и пустых беседах, – Чем я мог бы помочь вам этим утром?

– Понимаете ли, путь мой был долог и полон превратностей. Я часто сбивался с тропы и не мог понять, где искать цель своего путешествия, – он небрежно облокотился об один из столбов веранды, – И я всего лишь хотел узнать, можете ли вы подсказать мне верную дорогу.

– Ну, я могу хотя бы попробовать. Что же вы ищете?

– Я ищу человека, с которым мог бы произвести взаимовыгодный обмен – я отдам то, что могу дать только я, и взамен получу то, что может дать только способный принять мой дар, – улыбка так и не сходила с его лица, только расплывалась все шире. Казалось, он невероятно рад нашей встрече.

– И что же есть у вас такого необычного? – то, что он говорил, звучало довольно странно, ведь ни один из живущих в моем мире людей не изъяснялся в такой расплывчатой и загадочной манере. У меня даже промелькнула мысль, не мог ли я случайно подключиться на общий сервер, но совершенно точно тогда я не проснулся бы в том месте, в котором проснулся.

– Я могу подарить нужному человеку уникальную возможность никогда не нуждаться в возвращении к самому нелюбимому опыту, что регулярно портит его жизнь. Как считаете, вам было бы интересно что-то подобное?

Холодок пробежал у меня по спине. Мысленно я все же перепроверил герметичность локального Филакио, но не нашел ни единого сбоя. В этом мире были только я и те, кто никогда его не покидал. Все еще оставалась вероятность, что это просто слегка странный человек, и он имеет в виду совсем не то, о чем я сразу подумал.

– Может и так, с какой стороны посмотреть. Но что вы хотели бы получить взамен?

– По сути, моя просьба станет всего лишь небольшой частью услуги, которую я могу оказать. Представьте, что вы пьете чудесный напиток, но в нем есть большая ложка полыни. Вы не любите вкус горечи, но не можете употребить этот напиток, не чувствуя ее. Я же очень интересуюсь полынью, и с радостью избавлю ваше питье от лишних вкусов, – теперь его улыбка стала не просто довольной, она была насмешливой и высокомерной.

– Извините, но я не понимаю, о чем вы. Я не испытываю никаких проблем с напитками, если вы имели в виду действительно это.

– Не совсем, но пока что я не буду вдаваться в детали. К тому же я вижу, что несколько утомил вас, поэтому я вынужден продолжить свой путь. Но благодарю за беседу. Теперь я действительно понял, что мои поиски завершены.

– Думаете, я – тот, кого вы искали? Почему?

– В ваших глазах я вижу тень понимания, так что не буду вас торопить. Если вы все же решите, что догадались, о чем я говорил, и хотели бы провести обмен – я буду ждать там, где берет начало этот ручей, – он указал на блестящую полоску воды внизу, в долине, – До встречи, друг мой! Только еще одну вещь я хотел спросить… Нет, просто предложить вам задуматься, прежде, чем уйду. Вы все еще чувствуете, что вам чего-то не хватает?

С этими словами он склонил голову и, даже не дав мне времени на ответ, развернулся и направил шаг в сторону горной гряды вдалеке. Похоже, дорогу он знал.