Полина
Я пожалела сразу же. В ту самую секунду, когда портал за спиной захлопнулся, обдав коротким порывом ветра, обернулась и закричала не своим голосом:
— Дориан!
Вот только ничего уже нельзя было сделать.
В тот же миг за спиной со скрипом открылась дверь подъезда, послышался громкий вздох, и кто-то обнял меня со спины:
— Полинка!
— Мама… — секунды осознания растянулись на целую вечность, а растерзанное сердце окончательно сдалось под напором эмоций.
Развернувшись к маме, обняла её, вжимаясь в родное плечо, и заплакала по-настоящему от страха, от несправедливости, от стыда за собственный выбор, и от собственной неспособности этот выбор сделать: родные или Дориан… Эрхейвен или дом — почему-то всё ещё взвешивала, захлёбываясь от плача.
— Полин, пошли скорее домой, — приговаривала мама, поглаживая по спине. — Соседи увидят, что скажут?.. И вообще.
И мы пошли. В подъезд, на первом этаже которого привычно пахло свежей выпечкой тёти Раи. Потом в лифт, расписанный маркерами. И наконец в родную квартиру, в которую ещё несколько дней назад я и не мечтала вернуться.
В квартире было как-то непривычно. Вещи стояли не то, чтобы не на своих местах, но… как-то по-другому. И пахло котлетами.
— Мам, а вы здесь… как?
Вообще-то я давно жила одна. Родители переехали в пригород, оставив городскую квартиру в полном моём распоряжении, и редко приезжали сами, в основном я ездила к ним — подышать свежим воздухом, поесть ягод с куста и зелени с грядок. Насколько я знала, родители не планировали возвращаться в город, а тут они явно обжились, причём основательно.
— Вы не подумайте, просто… так непривычно. Я очень рада, что вы тут, — снова обняла мать и тут же подошедшего отца. — Так соскучилась… — слёзы посыпались градом, будто внутри открылся их бесконечный источник.
— А мы тут тебя ждали, — объяснил отец.
— Мы так и поняли, что ты туда перенеслась, — мама задумчиво погладила ткань на рукаве моего эрхейвенского платья, — на нашу настоящую родину.
— Что?.. Как вы поняли? Расскажите, что тут вообще было? — я вытерла лицо ладошками.
— Ну-у, сначала нам позвонили с твоей конторы, — начал рассказывать отец. — Мы, конечно, перепугались, приехали сразу сюда. Сначала искали сами. Через три дня подали заявление на розыск.
— Вот в тот день, когда заявление подали, дядя Федя нам всё тайком и рассказал, — добавила мама.
— Что рассказал? — я не понимала, при чём тут дядя Федя.
— Ему не спалось в ту ночь, — подведя меня к дивану, мама уселась рядом. Она так и не выпускала мою руку из своей, будто боялась, что снова исчезну. — В общем…
— Он вышел на балкон покурить и видел, как к тебе какой-то хмырь начал приставать, — иногда папа договаривал за маму. — Он решил тебе помочь, но по-тихому чтобы подъезд не перебудить. Да и щуплый он, дядя Федя. А хмырь здоровый был.
— Да, про таких, как Дориан, говорят: косая сажень в плечах, — губы сами собой растянулись в улыбке.
— Короче, взял он биту и вышел в подъезд, — продолжил отец. — Спустился на первый этаж. Глаза, говорит, уже привыкли к темноте… Только опоздал. Говорит, видел своими глазами, как прямо в подъезде открылась дыра, из которой сыростью потянуло. Тот парень повёл тебя в дыру, она и захлопнулась.
— Федька сначала подумал, что лунатиком стал, — хихикнула мама. — Утром списал всё на сон. А когда шумиха началась с твоим исчезновением, он нам тайком всё и рассказал. Говорит: хотите верьте, хотите — нет, но вот такой сон вещий приснился. Короче, он до сих пор думает, что это сон, — махнула мама рукой.
— Пусть думает, — ответила я.
— А чего мы сидим-то? Полин, Вить, пойдёмте ужинать! — встрепенулась мама и тут же запричитала: — Ты что-то бледная у меня стала. И похудела. Вон щёки ввалились.
— У меня сейчас завтрак, — устало улыбнувшись, поднялась вслед за родителями с дивана.
По дороге в кухню задела широкой юбкой тумбочку, потом поняла, что едва вмещаюсь в узкий коридор, соединяющий кухню с длинной прихожей.
— Может переоденешься? — предложила мама.
— Пожалуй, стоит, — согласилась я. — И душ принять тоже не помешало бы.
Через полчаса уселась за накрытый стол.
— Расскажешь, как оно? В другом мире? — мама, как в детстве, принялась накладывать мне салат. — А то мне моя мама рассказывала мало. И сама понимаешь, по большому секрету. Это в какой-то момент стало, как семейное предание. Как сказка.
— Ну тут ты не одинока, в Эрхейвене многие рода считают события древности за сказки, — кивнула с охотой. — А я сначала не поверила, что переместилась туда… Думала, меня сумасшедшие ролевики похитили, — снова грустно улыбнулась, вспоминая первую ночь в замке Дориана.
Потом долго говорила. Говорила без умолку всю ночь напролёт. Родители слушали, не перебивая. В конце своего рассказа я снова расплакалась. И хотя родители поддержали моё решение, я никак не могла избавиться от ощущения, что сделала ошибку.
На рассвете мама с папой отправились спать. Я ещё какое-то время сидела в гостиной. Думала. Хотела проверить телефон, бросилась искать его, пока не вспомнила, что его украли.
Тогда отправилась в свою комнату и открыла ноутбук. Заглянула в почту, стёрла письма от начальства и все уведомления из соцсетей. Написала в отдел кадров, что увольняюсь по собственному желанию, даже заявление написала, отсканила и прикрепила.
Потом зашла на свою страницу в «НаСвязи». Чат полнился обеспокоенными сообщениями от подруг. Не стала пока открывать — не знала, как объяснить своё двухнедельное отсутствие. Вместо этого проглядела ленту новостей, пытаясь вникнуть в события, происходящие в стране и мире…
…а перед глазами так и стояли полчища монстров, укрывшие земли Синдурра от края до края.
И Эрхейвен — ночные леса и поля королевства, сонные деревеньки и городки, вид на Туффин, окружённый синими деревьями, и утренние просторы Рейфорга, увиденные с башни.
А потом мысли об Эрхейвене затмил Дориан.
В воспоминаниях граф Грейворк крепко обнимал меня и улыбался. Или хитро щурил глаза. Или ходил задумчивый по краю смотровой площадки на башне.
Солнце поднялось высоко. Давно пора было спать. Я и улеглась, не в силах сомкнуть глаз.
Надо было откинуть все мысли, попытаться забыть о Вархилле и начать уже думать о завтрашнем дне. Но я не хотела забывать. Ни сегодня, ни завтра, ни через год. Будто если перестану вспоминать Дориана, наша связь окончательно разрушится.
— Если была вообще хоть какая-то связь, — подняв ладонь на уровень глаз, присмотрелась к бриллианту.
Красивейший камень величиной с перепелиное яйцо сверкал в утренних лучах и имел лишь один изъян — тонкую трещину, рассекающую его будто под линейку слева направо.
Рубин Дориана был такой же величины. Только трещин было две, и пересекали они камешек крест-накрест.
— Он пришёл сюда. И вернулся со мной. Значит… — сердце зашлось, и дыхание перехватило.
Обхватив перстень за камень, поспешила снять мощнейший артефакт переноса с пальца.
— Дориан, — обняла подушку, вжимая её в себя. — Прости-прости-прости… я не настолько смелая, как ты, — вцепилась в наволочку. — Это ты герой, а у меня нет столько сил… Как бы я ни хотела, мне не хватает духу вернуться.
Хотелось орать. Хотелось растерзать подушку в мелкие клочья, да что там подушку — хотелось растерзать в мелкие клочья весь мир! И себя заодно! Но… я была слаба… Слабая никчёмная человечка… Не было во мне искры иномирного бога… не было ни капли его крови, ни его воли, ни силы, ни света, ни чистоты…
Проснулась вечером, затемно.
Снова вымылась, как давно мечтала — не торопясь, с ароматным гелем и пенным шампунем, и с молочком для тела в самом конце. Затем переоделась в чистые домашние шорты и футболку.
Выпила кофе с маминой булочкой. Снова говорила с родителями, в этот раз об их новостях. Но вскоре разговор стал увязать.
— Вить, Полина до сих пор сама не своя, — смотрела задумчиво мама.
— Отстань ты от девки. Посмотрел бы я на тебя после такого… круиза, — папа развернул газету, но явно не мог сосредоточиться ни на заголовках, ни на статьях.
И из кухни не выходил.
— Я хочу вернуться, — произнесла вдруг отчётливо, сама до конца не понимая, хочу или нет.
— Полин… — начала осторожно мама.
— Я позорно сбежала от него в самый ответственный момент, — честно призналась самой себе. — А должна была…
— Взять меч, булаву или что-то там у вас принято? — отец отложил газету.
— Вить! — подняла голову мама. — Ну какую булаву?! Поддержать его — это да, это по-женски.
— Гендерные стереотипы на марше, — подмигнул отец матери.
— Так вы… отпускаете меня? — в груди поднялась тёплая волна благодарности, ведь чем больше я думала о возвращении в Эрхейвен, тем больше крепло это желание.
— Мы никогда тебя не держали, — всхлипнула мама и начала буквально рыдать, видимо, и так по углам слёзы глотала. — А ты уверена, что… любишь его, и… Может передумаешь?
— Мам, мамочка, некогда передумывать! — ответила с жаром, вскакивая из-за стола. — Завтра ночью они уже будут в Рейфорге! В ту же ночь Лиар подойдёт к границе. Там всего пол дня пути, и надо как-то успеть… И…
Побежала в свою комнату, соображая на ходу, во что одеться. Так, чтобы удобно было, но чтоб не выделяться особо.
— Мам, где моё эрхейвенское платье?!
— На балконе! Я его днём постирала, — ответила мама из коридора.
— Ага, — метнувшись на балкон, ввалилась в комнату уже с кучей тяжёлой ткани наперевес.
Быстро стянув с себя футболку, откинула в сторону кринолин, впрыгнула в нижнюю рубашку и корсет, и уже привычно натянула на всю эту конструкцию верхнее платье.
— Помоги, пожалуйста, там шнуровка сзади, — повернулась к матери спиной.
— Может гостинцев передать этим… родственникам нашим, Магнарам? — приговаривала мама, ловко справляясь со шнуровкой.
— Стелл, ну какие гостинцы? — отозвался из коридора отец. — У них там военный поход, подвиги, ага, и Полинка наша будет с банками огурцов в авоськах по полю носиться… махать ими нежити по мордасам.
Папа шутил. Я вдруг вспомнила, что шутит он только в самых страшных и непонятных ситуациях. И снова стало не по себе. На этот раз от ясного, осязаемого даже понимания: это всё в последний раз. Возможно, в последний раз.
Воздух стал гуще. Перед глазами поплыло. Я смотрела во всех глаза на собственную комнату, на отца, который стоял в коридоре, вцепившись в сложенную газету. Потом на маму, которая, наконец, закончила с завязками платья.
— Ну всё, — смахнув накатившие слёзы, прошла в прихожую, натянула на ноги кроссовки и выпрямилась. — Ой, мам, принеси ещё, пожалуйста, аптечку. На всякий случай… Она с ремешком, и там всё самое нужное… Пап, а ты зажигалку принеси, — глянула на отца, замечая, как покраснели его глаза.
Бросилась к нему, обняв крепко-крепко. Потом маму, которая вернулась из кухни. Потом ещё раз обняла их по очереди, уже перекинув через плечо аптечку из бордового кожзама. Снова смахнула ладошками слёзы и шмыгнула носом.
— Ну всё. Пока… — всхлипнула со смехом, поднимая на уровень глаз руку с кольцом. — Вообще-то, я может ещё вернусь, — судорожно вздохнула. — Технология же есть. Можно сказать, отработанная.
— Но колдун же сказал… — мама не окончила фразу.
— Да он вечно врёт, — отмахнулась я.
Выдохнула. Повернулась к входной двери, повернула кольцо, загадывая очутиться там, где сейчас Дориан, и отпрянула от сильного порыва ветра.
Из дыры пахнуло влагой и хвоей, а в квартиру залетела охапка высохших листьев.
— Люблю вас! — обернулась к родителям в последний раз.
— Мы тебя тоже! — крикнула мама.
Я шагнула в тёмный вихрь. В самый последний момент заметила, что вместе со мной в дыру летит маленький зажжённый фонарик. Где-то позади папа закричал:
— Батарейки новые! Хватит надо-ол…
А потом всё схлопнулось.