Vanitas

Глава 11. Урок

— Мы, террины, почти полностью состоим из магии, — заговорил герцог, сложив руки на столе. — Если эту магию отнять — мы умрем. Станем пустой оболочкой, куклой из папье-маше, а затем рассыплемся прахом. Останутся только кости. Почему они? Видимо, это то немногое, что досталось нам от далёких смертных предков. Ведь мы порождения союза Духа и Человека. Как они умудрились размножиться — история умалчивает. Всё что досталось нам с тех давних времён — ветхие летописи да разрушенные храмы.

Люция сидела напротив и слушала, не перебивая, хотя многое уже знала из уроков истории.

Вначале были Духи. Они управляли стихиями, они создали землю, горы, моря, реки, океаны и вулканы. Они создали над Террой атмосферу и напустили облаков. Они наполнили планету жизнью.

Они сотворили этот мир.

Наши Забытые Боги.

Заполнили его растениями, жуками, животными…

И людьми.

Но люди отличались от зверей. У них был разум, потребности, мечты и амбиции. Они возжелали большего. Власти и силы. Возжелали сравниться с создателями, а то и превзойти их, подчинить.

И началась война, затяжная, бессмысленная и беспощадная. Война человека со стихией. И у первого не было никаких шансов на победу.

Так, не успев начаться, закончилась бы история людей на Терре, если бы один человек не возлюбил духа, а дух — человека. Имён их уже никто не упомнит.

Но в этом странном союзе родились первые террины.

Не люди и не духи. Уникальный, новый вид. Физическое тело, уместившее в себе стихийную бурю. И обуздавшее её.

По легендам, что гуляют на Севере, одним из этих детей был Ванитас Первородный. Это он позднее свяжется с «Богиней»-Деей, что наделила смертных разумом, и породит один из сильнейших родов.

Ванитас.

Вот насколько они древние.

Впрочем, фарси им не сильно уступают. История их сотворения ещё более загадочная и запутанная.

— Теперь ты химера, Люция, — продолжил Рагнар. — Внедрённая магия изменила тебя. И это необратимо. Долгая жизнь, кожа прочнее стали, сила, выносливость… Единственное, чего тебе теперь стоит опасаться — потеря магии. Я уже рассказал, как выглядит наша смерть. И ты, скорее всего, умрёшь так же, как террин.

— Скорее всего?.. — задумчивым эхом отозвалась девушка.

— Я ещё не видел, во что превращаются химеры после смерти, — пояснил герцог. — Брат начал создавать их относительно недавно. После войны. Какие-то восемь или девять лет назад. Для бессмертных это время — ничто, секунда, пшик. Ни одна химера пока не погибла, не нарвалась на казнь с «извлечением», не упала на нож из близара. Так что эта теория ещё под вопросом. Кстати! — Рагнар сощурился, вглядываясь в девушку. — Я не заметил в тебе никаких внешних изменений. Ты накинула морок?

Люция растерянным взором обвела узкую и захламлённую комнатку с низким потолком, простой деревянной мебелью и стенами, обвешанными сухими травами и вениками. На шкафах и полках громоздились забитые чем-то банки, ступки, колбы, весы, стаканы и разделочные доски. Вместо печи, тут была овальная ниша обложенная камнем, и там стоял огромный, чёрный от копоти котёл. Немножко пахло сыростью, смолой и какими-то сушёными цветами. А может, букетом цветов.

Они с герцогом засели в алхимической мастерской Нестора.

Раньше Люция даже не знала, как та выглядит и где находиться, только слышала мельком, что такое место есть — и всё. Оказалось — это маленькая хижина недалеко от замка и черного хода оранжереи. Отсюда, из мутного окошка, можно было увидеть вдалеке сад Рафаэля, в центре которого, за аккуратно стрижеными кустами, притаилась его любимая ротонда.

И захаживает в «мастерскую» не только Нестор, но и замковый лекарь, когда нужно приготовить лекарство для кого-то из слуг или мазь от синяков или растяжений для человеческих рыцарей и стражников. Лекарь бывает здесь даже чаще «десницы».

Но в основном хижина пустует. И, по словам герцога, как нельзя подходит для их частных и тайных занятий.

— Я не умею накидывать морок, — вернулась к вопросу Люция. — Никто не учил меня колдовать. И я понятия не имею, почему не изменилась.

Она лукавила — подозрения у неё были, да не одни, но в её клятве служения нет уточнения: «говорить сюзерену только правду!». А брату императора лучше не знать, что она полукровка, и поэтому могла, так странно отреагировать на силу; или, что она наведывалась в подземелье к узнику-сприггану и пыталась избавиться от его подарочка.

— Хм-м, — протянул герцог, сцапал её за подбородок и повернул лицо вправо и влево. Рассматривал уши? Люция мотнула головой, скрывая их за волосами, и спешно выпуталась из его слабой хватки. — Это странно. А внутри? Ты чувствуешь какие-то изменения?

— Не знаю, — пробормотала девушка, отведя взор. — Иногда… как будто что-то ворочается под рёбрами. Какой-то… клубок. Или… котёнок?

— Котёнок? — тихо рассмеялся герцог, и у Люции вспыхнули щёки. — Что ж, неплохое сравнение. Тебе нужно приручить этого «котёнка».

— Легко сказать! — вырвалось у неё. — Он всё время спит и лишь иногда нехотя ворочается с боку на бок. А когда зову — игнорирует!

— Значит, неправильно зовешь! — герцог хлопнул ладонью по столу, и Люц вздрогнула. — И больше не перебивай меня, девочка. Слушай внимательно. Иллюзии, мороки, гламоры нам проходить ещё рано, это сложные чары, плетения не только слов, но и жестов. Даров у химер не бывает, с этим маяться не будем. Магия — нечто стихийное, что вечно хочет сорваться с поводка на пике эмоций, её мы попробуем обуздать. А вот чары, бытовые чары — самое элементарное. Даже ребёнок с этим справится. У Руби уже получается, я слышал… И с этого мы начнём. Но сначала — закрой глаза.

Люция сомкнула веки и приготовилась дальше исполнять всё без пререканий.

— Расслабься, — тихо и проникновенно произнёс лэр. Кажется, он поднялся со стула: его голос прозвучал где-то справа, на ухо. Так интимно… и ровно. — Твоё дыхание становится медленным и глубоким. Почувствуй, как напряжение покидает стопы, как они тяжелеют, и это приятное ощущение поднимается по твоим ногам к коленям, бёдрам, туловищу, к груди и шее. Плечи расслаблены, руки неподвижны. Ты спокойна. Ты слышишь, как за окном поют птицы, чувствуешь, как от малейшего вздоха колеблется воздух, как греет солнышко. Тебе комфортно. Ты часть окружающего мира, а мир часть тебя. Вы не разделимы. Ты в гармонии и потоке. А теперь загляни внутрь себя. Беги по венам и жилам вместе с кровью, с магией, к её средоточию. Найди своего «котенка», что он делает?

— Не знаю. Не чувствую, — стиснула зубы Люция.

— Не волнуйся. Вдохни глубже и попробуй ещё раз. Нащупай его.

Она попыталась. Под рёбрами и правда поселилось что-то, какая-то тяжесть, камень. Оно лежало в груди безмолвно, неподвижно. Мёртво.

— Не выходит, — буркнула девушка. — Он спит. Закрыт от меня.

— А сейчас? — герцог накрыл своей большой горячей ладонью её солнечное сплетение, и у Люц всё внутри зазвенело от напряжения. Мужчина был так близко, что она ощущала тепло, исходящее от его тела, и лёгкое дыхание на своей щеке.

«Котёнок» под рёбрами встопорщился, завозился, задвигал лапками, завращался волчком. Жар разлился по груди и рванул к горлу.

Фарси распахнула глаза.

— Пустите! — выдала она. Заткнула рот рукой, вырвалась из рук лэра и бросилась к пустому котлу.

Выворачивало её знатно. А самое постыдное — Рагнар Ванитас стоял неподалёку, скрестив руки на груди, и взирал на всё это с научным интересом. И даже не думал помочь.

— Тебе настолько противны мои прикосновения?

— Нет! — возразила фарси, пряча красное лицо за волосами.

Лэр приподнял бровь.

— Тогда?.. — его фиолетовые глаза вспыхнули. — Что ты почувствовала?

Морщинка разрезала её лоб.

— Словно меня распирает изнутри? — устало предположила. — Тошноту?

— Я не об этом, — отмахнулся герцог. — Я о твоих эмоциях. Что ты ощутила, когда я прикоснулся к тебе? Что пробудило источник?

Люция потупилась, поскребла ногтем облупившуюся сажу на котле и нехотя ответила:

— Неловкость. Смущение. Стыд.

— Почему? Я волную тебя?

— Нет же! — воскликнула она и досадливо прикусила губу, заметив выражение: «Ты серьёзно?» — на лице господина. Люц зажмурилась, щёки её пылали, она собиралась признаться в том, о чём никому не рассказывала вслух: — Дело не в вас. Вернее, вы, конечно, видный мужчина и всё такое…

— Но? — он подался вперёд.

— Тырф хэк! — выругалась она и решительно заглянула ему в лицо. — Я не привыкла к таким прикосновениям. Особенно мужским. Не приносящим боли. Не скупым и холодным касаниям лекаря при осмотре. А таким… Не знаю, как назвать! Я полжизни провела на полигоне, в тренировках, в тумаках, тычках и подначках. Я привыкла ожидать удара и боли и, когда меня трогают без этой мысли, я теряюсь и не знаю, что делать. Как реагировать? Чего ждать? Для чего это всё? Наверное, я говорю слишком путано…

— Я тебя понял, — степенно кивнул Рагнар и снова привалился бедром к столу. — А теперь вернёмся к уроку. Запомни свои ощущения перед тошнотой, эмоции, что их вызвало. Есть два способа пробудить магический источник и получить его силу: осознанный и рефлекторный. К осознанному управлению силой идут годами и долгими медитациями. Нам же нужен быстрый результат? — Он выгнул бровь, Люц кивнула. — Поэтому мы выбираем второй способ. Он не слишком надёжный, часто подводит и пользоваться им — моветон, простительный лишь детям, но что имеем.

Завязан метод на инстинктах и пробуждается либо при выбросе сильных эмоций, либо во время опасности. Смертельной. Когда всё внутри тебя вопит: бей или беги. Тогда внутри террина, словно происходит «взрыв». Энергетический всплеск. Бесконтрольный. И только в момент его подхода к пику («к горлу», как это случилось у тебя), ты можешь попытаться направить его в нужное русло.

— Как? — затаила дыхание Люция.

— Словами, девочка, словами, — снисходительно усмехнулся герцог. — Так называемыми «заклятиями». На самом деле, они — слова из языка Прародителей, что дошли до нас. Они — формула мироздания, обличённая в звуки. Все чары творятся только с помощью заклинаний, будь то сложные иллюзии или простые бытовые моменты вроде: «подмети», «звучи», «стой».

— То есть… — Люция обняла себя за плечи, чуя, как холодок пробежал по коже. На полу старой хижины сидеть не жарко. — Обычными словами нельзя колдовать?

Герцог обвёл её долгим задумчивым взглядом, и Люц нервно поджала коленки, пряча их под подолом синего платья. Затем отвернулся к мутному окошку у стола и заговорил:

— Словом можно поработить, влюбить и убить. В нём истинная сила и власть. Его стоит опасаться на самом деле. Если кинжал ранит тело, то меткая фраза — душу. И на душу нельзя наложить мазь и повязку. Да, приглушить боль можно, временем, алкоголем, самовнушением… но не исцелить. Рана, нанесённая словом, навсегда останется с тобой гадостной, поджирающей изнутри червоточиной. Слово — опасное оружие в коварных устах. И я сейчас говорю про наши обычные слова. Представь, если они обретут магическую силу? Способность влиять на физический мир?

— Начнется хаос, — вымолвила девушка.

— Именно, — кивнул герцог и повернулся к ней. — Наши создатели, Духи, общались на «языке магии». Все их слова были заклинаниями, все они могли изменить мир: создать что-то из ничего, разверзнуть землю, воздвигнуть горы и проложить огненные реки, привнести невероятное счастье или уничтожить всю жизнь на планете. Духи были мудрее нас, потому общались мысленно, а вслух говорили лишь по делу. Они не жадничали и не рвались к власти, они и так знали, что вся власть в их руках.

— И если бы кто-то в наши дни обрёл такой дар?.. — тяжело сглотнула Люция.

— Его попытались бы убить все, — закончил её мысль Рагнар и запустил пятерню в свои светлые и гладкие, как шёлк, волосы, — нашему миру не нужен новый бог, Люция. Слишком много жадных королей развелось на Терре, они не захотят делиться властью. Они и так прогнулись под Магнусом и знатно опозорились в глазах своих народов. А тут — новый бог! Существо равное Духу. Нечто непредсказуемое и опасное для всей Терры. Не будет конца покушениям на его жизнь… Но мы с тобой ударились в философию! — герцог хлопнул по столешнице и присел на стул, придвинул к себе бумаги и перо с чернильницей. — Такое создание не появится в наши дни, девочка, не бойся. Давай я выпишу тебе пару бытовых заклинаний, чтобы ты разучила и отработала их на досуге. А потом перейдём к практике.

Время перевалило за полдень. Начало осени выдалось тёплым, но зная переменчивость погоды на Севере материка, расслабляться не стоило.

Солнышко иногда выглядывало из-за тучи и сильно припекало, но в тени было вполне комфортно.

Люция сидела под деревом, рядом с пустым полигоном Двора Мечей, держала в руке папирус, бессмысленно шептала под нос заклинания и бесконечно прокручивала их сегодняшний урок с герцогом.

Новый бог.

Лэр сказал, что такое существо «не появится в наши дни». И это логично — магия вырождается с каждым поколением, терринов появляется на свет всё меньше, и они, за редким исключением, слабее родителей. Но…

Люция появилась.

Она отдавала приказы стражникам темницы не на языке Духов. На своём родном. Разве могло такое привидеться?

Но она совсем не чувствовала себя каким-то всемогущим существом. «Новым богом»! Нет. У неё даже источник получается пробуждать лишь с седьмой попытки и с большим трудом. Оказывается, не просто вызывать в себе яркие эмоции без конкретного стимула, ориентируясь лишь на память и прошлый опыт.

Да и с мальчишкой-посыльным, после трансформации, у неё ничего не вышло. «Магия слова» не сработала. И либо она всё же бездарность, либо где-то сильно ошиблась. Упустила какую-то очень важную деталь…

Люция глянула на листок с заклинаниями и их приблизительным переводом.

Sathe — замри, стой;

Libre — звучи, играй;

Raido — беги, ускорься;

Trebo — иди, замедлись.

Duro — лети, вылети.

Node — поклонись, пригнись, упади.

Tacto — встань, поднимись, выступи.

Kloto — пей, глотай.

С первым Люция познакомилась благодаря Сесиль. Так сказать, испытала на себе. С другими, тоже столкнулась, в тот же день. И на Турнире, и в саду-лабиринте.

Допустим, первое герцог наблюдал лично, а вот второе… могли ли шпионы доложить ему? Потому он выбрал именно эти слова для первого домашнего задания. Что б она знала, как они работают, как используются.

«Чары не долговечны, — значилась приписка внизу. — То, как долго они будут действовать, зависит от силы желания вложенного в заклинание и от количества твоего «резерва» (магической силы). Маленький резерв — исчерпается за пару минут. Большой может подпитывать, например — проклятие, веками. Резерв закладывается от рождения, генами родителей и их предками, (в твоём случае от перерождения и от сприггана), а восстанавливается после отдыха.

П.С. На людях замка отрабатывать заклинания бессмысленно — они все носят защиту. На терринах тоже не советую. Если террин сильнее тебя (магический потенциал выше твоего), чары не подействуют, а террин уловит попытку воздействия на себя. — Спасибо, что предупредил! А то бы она ринулась на радостях колдовать над Магнусом. Вот конфуз бы вышел. — Потренируйся на вещах».

И вот она на полигоне.

Ей хотелось испытать чары не только на рукотворных предметах, но и на чем-то природном. Том, что точно будет под рукой вовремя тренировок или побега.

Она уставилась на камешек у стопы, вспомнила свой гнев на свиту и шестого, когда очнулась в комнате после их «садовых игрищ». Сила рванула по венам, к горлу, и девушка приказала сквозь зубы:

— Duro!

Камешек дернулся и завалился обратно.

Люция выругалась и попробовала снова:

— Duro! Duro! Duro!

Галька перекатывалась сбоку на бок, но взлетать отказывать.

— Да чтоб тебя!.. Я сказала… — прорычала она и порывисто взмахнула указательным пальцем: — Duro!

Камень вылетел арбалетным болтом и врезался в манекен. Глухо отскочил от деревянного бруска и грохнулся вниз.

Дыхание перехватило. Девушка поражённо уставилась на свою ладонь, потрогала чуть покалывающие фаланги. Помнится, в тот раз, в амфитеатре, когда она приказывала стражникам, магия тоже срывалась с кончиков пальцев.

Тень улыбки тронула губы.

С новой уверенностью Люция сжала и разжала кулаки и указала на корешок у тропинки к замку, на котором сама как-то споткнулась по милости засранца шестого.

— Tacto!

Корень слегка выступил из земли.

— Node!

И зарылся обратно.

— Tacto!

Она ещё несколько раз вытаскивала его туда-сюда, прежде чем вскочить на ноги и тихо возликовать. Люц так обрадовалась успеху, что пропустила выбежавшую из замка Изабель с корзиной забитой постельным бельём. Белые ткани горкой выступали над её головой, и женщина не видела дороги. А там торчал несчастный сучок.

— Иза! — в ужасе опомнилась девушка.

Но поздно… Приёмная мать споткнулась на корешке, всплеснула руками, выпуская корзину, и полетела спиной назад. Тут из-за анфилады неожиданно выскочил кузнец и успел подхватить её.

Корзина рухнула наземь, расплескав простыни по притоптанной земле, а сильнорукий мужчина крепче прижал к себе хрупкую Изабель. Он был загорел, коренаст и состоял из одних бугров-мышц, которые не скрывали ни хлопковые штаны коричневого цвета, ни кожаная безрукавка.

Волосы на голове светлые, что пшеница, и вьются крупными кольцами до лопаток, лицо, точно вырублено топором, брови соболиные, угрюмые, а глаза — каре-золотые и смеющиеся.

Последнее Люция не столько видела сейчас, сколько помнила, когда кузнец обучал их разношёрстную компанию «танцу меча».

Бледные щёки матушки зарделись. Бернар Шоу ослепительно улыбнулся и что-то пробормотал своим хриплым басом. Изабель застыла, испуганным крольчонком, сжала тонике пальцы на его крепких плечах, оглянулась по сторонам, словно колебалась или смущалась и… быстро чмокнула его в мясистые губы.

Фарси выпала в осадок, а Иза вырвалась из бережной хватки кузнеца и убежала прочь, позабыв о хозяйском имуществе.

Мужчина стоял и улыбался ей в след, пока тонкая фигурка не скрылась в стенах замка. Затем собрал все разбросанные простыни в корзинку и направился за ней.

Люция вышла из сени деревьев, не замечая, что улыбается, как дурочка и бредёт к месту происшествия. В груди разливалось тепло за Изу и Бернара. Кажется, у них что-то наклёвывалось… или продолжалось? Только слепой бы не заметил, что кузнец кого-то напоминает.

— Стоп, — девушка сбилась с шага и нахмурилась. — Тогда почему они не вместе? Не женаты?

Она остро глянула в сторону, в которую они ушли, но, разумеется, никого не застала.

Вдруг неприятное ощущение чужого взгляда впилось ей в затылок. По спине побежали колкие мурашки.

Фарси резко обернулась, и одновременно с этим сверху прозвучало:

— Люююц!

Она задрала голову и увидела Орфея. Он свесился с балконной балюстрады и со счастливой улыбкой махал ей рукой.

— Иди к нам! — позвал он и жестом указал себе за спину. Люция разглядела там Далеона и свиту в полном составе. Они сидели за круглым столиком, усыпанным яркими десертами на этажерках и пили душистый чай из изящных белых чашечек с позолотой.

Именно «пили», потому что, услышав слова товарища, перестали и, как один, скривили рожи, будто сожрали ящик лимонов. Даже Сесиль, которая раньше открыто свою неприязнь к Люции не выражала. Для неё всё было забавой…

Раньше.

Видимо, не гаснущий интерес братца-близнеца к «человечке» и тот разговор в покоях, поставил однозначную точку в их отношениях.

— Не думаю, что это хорошая идея, — сдержанно ответила Люция.

— Не говори! — возразил зеленоглазый химер. — Все будут только рады.

Он коротко оглянулся назад и, Люц показалось, бросил взгляд лишь на принца. Считывал его реакцию? Но шестой остался равнодушен в лице и даже не посмотрел на придворного, только узловатые пальцы крепче стиснули фарфоровую чашку.

И этот высокомерный сухарь вчера ночью предлагал им уединиться в переулке, хотя она угрожала ему ножом?

Да что с ним не так?! Люцию за одно существование на дух не переносит, по возможности игнорирует, а какую-то незнакомую бабу — преступницу! — тащит «знакомиться поближе».

Ногти до боли впились в ладони. Люция сама не знала, что так сильно её бесит.

— Благодарю за приглашение, но всё же откажусь, — невозмутимо любезно ответила она и даже выдавила улыбку. — У меня ещё есть дела.

— Тогда я провожу! — заявил Орфей и спрыгнул с балкона. Высота была почти в дюжину локтей, человек бы ноги сломал запросто. Но то человек, террину и тридцать локтей нипочём.

Наверное.

В истинном облике.

А есть ли у химер истинный облик?

— Есть, — ответил ей Орфей и хитро подмигнул, заметив, как вытянулось её лицо от изумления. — И он лишь отдалённо похож на человеческий. Хотя… у всех по-разному. Всё зависит от количества магической силы в теле. Чем её больше — тем «человечности» меньше.

— А ты… — глаза Люц загорелись, но химер прервал её жестом.

— И не проси, — угадал он ход её мыслей. — Я свой морок не сниму. Ты ужаснёшься и больше не захочешь со мной целоваться.

Смущённая улыбка растянула губы. Люц мотнула головой и пошла дальше, в сторону садов. Орфей не отставал.

— Что у тебя в руке? — заметил он.

Люц опустила взгляд и обнаружила скомканный листок с заклинаниями.

— Да так, — как можно небрежнее ответила она и пожала плечом, — домашнее задание по Светской переписке.

— Дашь списать? — встрепенулся лэр.

Люц остановилась. Выгнула бровь, сложила измятый листок в четыре раза и выразительно засунула в корсаж платья.

— Это предложение сыграть в «попробуй, отними»? — голос химера упал до хриплого шепота, а горящие глаза прилипли к целомудренному декольте синего платья. Он только не облизывался для полноты картины.

Девушка беззвучно рассмеялась.

— Это попытка сказать: «Забудь и делай сам!».

Химер звонко расхохотался и внезапно запустил руки в её волосы. Зарылся пальцами в кудри и впился в губы поцелуем. Люция опешила и приоткрыла рот, а он воспользовался этим, чтобы углубить поцелуй. Он был на вкус, как лето, с его беззаботным, порывистым счастьем, как прохладная роса, солнечный зайчик и лепестки розы.

Люция любила лето. И в этот момент, казалось, любила Орфея и весь мир.

Так вот о чём говорила Сесиль… Вот как могут ощущаться поцелуи, когда ты больше чем просто человек или полукровка — террин, со звериными повадками и обострёнными чувствами.

И это… волшебно.

Орфей ласкал её язык своим, посасывал губы, сдавливал пальцами щёки, не позволяя отстраниться и пил, пил её дыхание.

В груди потеплело, начало распирать от чувств, и, когда Люц показалось, что она вот-вот спустит с поводка магию или взлетит, юноша отстранился. Зелёные глаза его заволокла страстная пелена.

— Я хотел пригласить тебя на бал в честь Осеннего равноденствия, — хрипнул он. — Вернее, я знаю, ты и так приглашена. Просто… Тырх!.. — он взлохматил свои светлые кудряшки на голове. — Ты станешь моей партнёршей на балу?

И жалобный взгляд, чтобы наверняка растопить её холодное сердце.

Люц прикусила истерзанную губу.

— Да… Конечно. Почему бы и нет?

Орфей расцвел лучезарной улыбкой.

И Люция совершенно позабыла об угрозе его сестрицы.

А зря.

Почти две недели, каждую ночь Далеона мучил один и тот же кошмар.

Его покои.

Сумрак ночи за окном.

Кубок на столе.

Змея.

Её смертоносный бросок.

И болезненный укус.

Сердце замирает и начинает стучать снова, с утроенной силой, когда шестой принц просыпается в холодном поту и вскакивает с кровати, хватаясь за горло.

Далеон прекратил выпивать. Его бросает в дрожь от вида любимого серебристого кубка на столике у окна, и кроваво-фиолетового оттенка Осеннего вина в графине. Почти такого же цвета глаза ядовитой змеюки в его сне.

Принц также перестал принимать лекарства. Они не помогали. Давно не помогают. Сейчас это не более чем мятно-шалфейные конфетки в пиале на его столе.

Далеон запустил в хрустальную миску руку и перекатил между пальцев молочно-зелёные круглые леденцы, так похожие на жемчужины или драгоценные камни.

Теперь он мог есть их горстями и совершенно не чувствовать ничего, кроме мягкого травяного привкуса во рту и запаха. Они даже покоя не дарили, как в былые годы, работали кое-как только вкупе с вином. Но принц же больше не пьёт.

Теперь в любой чаше он боится узреть змею.

И умереть от её вострых клыков.

Он никому об этом не рассказывал. Даже Орфею. Тырх Всемогущий! Он не рассказал другу даже, как тайком выбрался из замка, чтобы встретиться с повитухой. А затем чуть не погиб от гнева тёти и случайной беглянки, запрыгнувшей ему в седло.

Тот день перемкнул в нём что-то. Окончательно лишил покоя.

Да, Далеон узнал кое-что о матери и Магнусе, но получил в итоге лишь больше вопросов. А ответ на главный — зачем же Кассандра убила себя? — так и не нашёлся. Одни предположения, домыслы… их и в замке хватает.

А ещё он не выяснил, какой унаследовал дар и от кого. Какой дар был у матери? Могут ли сны, как и предполагает Орфей, быть с этим связаны?

Далеон не знал, но больше противиться своим кошмарам не собирался. Пусть они будут. Пусть окончательно доведут его до ручки. Может тогда, ему раскроется правда.

В дверь постучали.

— Да, войдите! — крикнул принц и оттолкнулся от стола.

В покои осторожно заглянула Сесиль, и лицо Далеона вытянулось.

Уж кого он точно не ожидал здесь увидеть! Тем более — в такой час.

— Ты что-то хотела? Бал скоро начнётся. Тебе лучше не опаздывать, Силь. Отец накажет тебя.

— Да я знаю, — отмахнулась она и прошла в комнату, озираясь по сторонам. — Плевать на этого хрыча. Его волнует только Орфей и моя «чистота», — лэра фыркнула. — Я к тебе с мааааленькой просьбой, мой принц.

Виляя бедрами, словно танцуя, она приблизилась почти вплотную, заглянула ему в глаза и мило улыбнулась.

Далеон хмыкнул.

Когда эта «кошка» начинает мурлыкать — жди беды.

Или веселья на грани.

Он приподнял бровь и скрестил руки на груди.

— Я слушаю.

Лисьи глазки Сесиль сверкнули в хищном предвкушении. Она поманила господина пальцем, и когда он чуть склонился, зашептала прямо в заострённое ухо:

— Пожалуйста, Леон, развлеки нашу дикарку на сегодняшнем балу. Как ты умеешь.

— «Развлечь»? — в тон ей удивился шестой и столкнулся с химерой глазами. Идея ему понравилась, но: — Что ты задумала, Силь?

— Торжество обещает быть скучным, — пожала плечом она и отступила на шаг. Отвела взор. — А я так хочу, чтобы каждый получил удовольствие от праздника. Особенно она. Мы её единственные друзья в замке. Кому как не нам позаботиться о ней?

Стрельнула салатовыми очами и коварно ухмыльнулась.

«Лгунья», — горько усмехнулся про себя Далеон и натянул опасную улыбку.

— Хорошо. Ты совершенно права, — он облизнулся и сверкнул клыками. — Я «позабочусь» о ней.

В бальном зале царила суматоха. Все ждали только владыку с женой, а они запаздывали. Даже герцог уже был на месте, стоял у подножия лестницы к трону и что-то рассказывал Рафаэлю со сдержанной улыбкой.

Они с четвертым принцем были одного роста и телосложения — разве что Рагнар чуть шире в плечах и грубее лицом — с одинаковыми платиновыми шевелюрами и фиолетовыми глазами. Находясь рядом, они сильнее походили на братьев, чем любые из принцев-Ванитасов.

И сложно не заметить их подозрительную схожесть.

Гостей на дне «Осеннего равноденствия» собралась тьма.

Их наряды сверкали всеми оттенками красного, рыжего, золотого и коричневого и количеством блесток да драгоценностей, вспыхивающих в свете люстр и канделябров, могли посоперничать с роскошным убранством залы.

Нет, они словно пытались затмить его.

Все такие красивые, идеальные, точно фарфоровые куклы на выставке. Ни единой морщинки на высоком лбу. Точёный овал лица; симметрия в меру пухлых губ; прямой нос, словно вылепленный божественным скульптором; крупные глаза и брови вразлет. Волосок уложен к волоску, гордая осанка, стройное и сильное тело под шёлком, бархатом или кожей одежды.

Холодная улыбка на устах и ленивое превосходство во взоре.

Террины.

Фальшивки.

В этом все они.

Сотканы из морока, иллюзий и гламора.

Такие одинаково-совершенные… как двойники.

Аж противно.

Часто, на таких вот торжествах, Люция мечтает увидеть, как в один момент все чары слетят, и твари узреют друг друга в их истинных уродливых обличиях.

Поднимут ли они визг до небес? Или замрут в немом изумлении?

Иногда среди одинаковых восковых лиц Люц замечала человеческих лэров с жёнами и детьми. Они сильно выделялись из общей массы своими кривоватыми и длинноватыми носами, морщинками под глазами, полноватыми и не высокими фигурами, румяными щеками и казались попугаями, залетевшими в гнездо к соколам.

Люция подозревала, что смотрится также нелепо и вызывающе. Особенно в своём атласном красном платье с разрезом по левой ноге, узким корсетом и низким декольте, из которого заметно выступала приличная грудь.

Она не знала, зачем напялила это откровенное прошлогоднее платье Эстель. Хотела поразить Орфея? Чем? Красотой? — не смешите, любая лэра на этом балу затмит её. Смелостью? — что-то не очень-то смело она себя ощущает, скорее — неуверенно. Особенно под долгими и откровенными взглядами лэров и гневными и кровожадными — их жён.

Люция теребила красную бархотку на шее и притаптывала на месте каблучком, не в силах совладать с тревогой и нетерпением.

Она не стала дожидаться Орфея у своих покоев. Зачем? Чтобы он прошёл в зал с ней под руку под перекрестьем тысяч оценивающих и злых взглядов? И чтоб опосля кто-нибудь из его прошлых обидчивых пассий строил ей козни?

Увольте!

Она вошла в зал одна и с бокового входа, а ему послала записку, что будет ждать его на балу и отдаст все свои танцы, если он ещё захочет видеть её своей партнершей.

И теперь Люц стояла у края длинного банкетного стола и нервно высматривала химера в толпе.

Распахнулись центральные двери и глашатай объявил:

— Его Величество Магнус Ванитас Непобедимый с семьёй!

И на парадную лестницу шагнуло… — Люция тяжело сглотнула — Чудовище.

Магнус Ванитас всегда был мощным и крепким, но теперь словно раздался в плечах и вырос ещё на пару ладоней. Узкий дублет из багрового бархата чуть ли не лопался по швам, длинная тяжёлая мантия с драгоценностями, меховым подбоем и воротником, которая должна волочиться по шахматным плитам — не касалось пола. Светлые бриджи неприлично обтянули мускулистые бедра, а от колен начинались могучие тёмно-серые звериные лапы. Да-да, те самые: согнутые в коленке, с яркой пяткой и когтями-крючьями.

Из-за этих «лап» Император передвигался бесшумно и пружинисто, словно крадучись.

Пальцы рук тоже унизывали когти. Острые уши с пушком выглядывали из-за длинной снежно-белой шевелюры. Во лбу, точно осколки, торчали короткие синие рога, на них сидела тяжёлая шипастая корона.

Император терял человеческий облик.

И своим видом жутко напоминал звероморфов, которых так ненавидел и беспощадно убивал.

А не ввёл ли он моду на сокрытие истинного облика, только из-за этого «напоминания»?

Общество встретило его оторопелым молчанием. Все думали об одном. О том, как он похож на звероморфа, но вслух, конечно, никто ничего не сказал.

Просто пялились, не скрывая шок и кланялись. Даже на остальных Ванитасов внимания не обратили.

Люция тоже склонилась в глубоком реверансе.

Наверняка, после сегодняшнего торжества побежит волна слухов, что Магнус решил сменить моду, или устроил сюрприз всем придворным, или решил напомнить всем об их истинной сути, или ещё какой-то такой бред.

Никто не посмеет и на секунду помыслить, что он ослаб, утратил контроль и едва держит на себе морок.

Что он серьезно болен.

И присматривает приемника.

Только некоторые существа в курсе. Среди них министры, герцог; наверняка — Кейран, как главный кандидат на трон; быть может — королева. А теперь ещё и Люция.

Ей сообщил о «болезни» Рагнар, но девушка и представить не могла, что все так плохо.

Успеет ли она теперь отомстить Магнусу? Успеет ли обогнать его болезнь? Что это? Страшный рок или кара за грехи? Но, даже если сами Забытые Боги прокляли его, Люция не может позволить ему сдохнуть раньше, чем свершится её личное возмездие.

Кровь в жилах вскипела, кулаки сжались. Клятву над сердцем закололо, и Люция прикрыла ещё невидимый крестик ладонью.

Не хватало так глупо выдать себя перед всеми этими голодными фуриями, когда уже столько смертельных испытаний позади.

Магнус одаривал особо любопытных придворных тяжёлым взглядом, и те поспешно склоняли головы.

Люция тоже поймала взгляд его кровавых глаз со змеиным зрачком, но не отвернулась. Наоборот первым отвёл взор владыка, точно устыдившись своего вида.

Именно перед ней.

Мысль показалась до смешного абсурдной. И Люция вовсе забыла о ней, когда заметила у стены напротив — Орфея. В темно-коричневом костюме с золотой вышивкой и пуговицами. Светлые кудри были откинуты назад, и ничто не заслоняло его изысканный и нежный лик.

Он тоже заметил Люц и улыбнулся лучезарно.

И, когда император сел на трон, а королеву, с позволения брата, на первый танец пригласил герцог Рагнар да закружил под первые журчащие аккорды, объявив начало бала, шагнул к ней.

Но тут его за локоть перехватила Сесиль и влилась с близнецом в поток танцующих пар.

Люция тихо вздохнула и привалилась спиной к мраморной колонне, скрестив руки под грудью.

Что ж… Первый танец всегда принадлежит или родственникам, или замужним, или помолвленным, или влюблённым парам. Даже хорошо, что сестрица не дала совершить брату глупость и породить ненужную волну сплетен.

Люция осмотрела закуски на длинном столе, приметила тарталетки с красной икрой, но подобраться к ним не успела…

— Эй, дикарка! — окликнули её сзади, и Люция стиснула зубы. Открывающий танец был в самом разгаре, но кое-кто решил наплевать на традиции.

Как обычно.

Люция медленно повернулась и привычно споткнулась о сапфировые очи с линией-зрачком. Дыхание перехватило.

Далеон надел темно-синий дублет с острым стальным воротником и узкие тёмные брюки. Украшения на одежде сверкали сербом; черные волны волос зачёсаны назад, и лицо с хищными чертами открыто взору.

Вот кто точно не стесняется своей звериной сути. И кого эта суть ничуть не портит.

— Да, Ваше Высочество, — коротко поклонилась фарси. — Вы что-то хотели?

Он медлил. И сердце тревожно ускорило бег. Музыка смолкла, и гости начали расходиться по залу, кто пошёл за напитками, кто решил сменить партнёра. И на Далеона с Люцией стали обращать внимание.

— Хотел, — хищно улыбнулся Далеон и протянул ей кубок. — Выпей со мной за здоровье Императора. Ты же не откажешь своему принцу?

Только Боги ведают, как ей хотелось выкрикнуть: «Нет!» — но она не могла. Не под прицелом сотен любопытных глаз, в том числе — правителя.

И она протянула дрогнувшую ладонь, в тайне надеясь, что принц просто плеснет содержимое бокала ей в лицо и скажет, что рука соскользнула.

Но Далеон спокойно вручил ей кубок, даже обхватил её холодные пальцы своими горячими и ловкими, чтобы она точно его не выронила. Тоже «случайно».

Люция уставилась в багрово-фиолетовую жидкость и увидела в дрожащем отражении свое белое от ужаса лицо.

Это Осеннее вино. Крепкое. Терринское. Другого на торжестве осени и быть не могло.

Девушка обхватила чашу трясущимися руками, задрала голову, и решительно посмотрела на Далеона. Она впервые готова была молить его о пощаде. Она делала это взглядом. Но принц лишь с интересом склонил голову на бок и стукнул своим кубком об её.

— Ваше здоровье, Ваше Величество! — звучно объявил он отцу, и весь зал поддержал тост перезвоном бокалов. Принц глянул на Люц. — До дна, дорогая.

— Почему «дорогая»? — во рту пересохло, изнутри потряхивало. А кубок неотвратимо приближался к губам. И, самое скверное, никто ею сейчас не управлял, лишь она сама.

— Потому что твои выкрутасы слишком дорого обходятся моим нервам.

Он прижал кубок ко рту, но, кажется, не выпил ни глотка. А вот Люция под его настойчивым взором опрокинула в себя всё до капли.

Приторная сладость обожгла язык, небо и пищевод, упала в желудок тяжелым камнем. Люц бросило в пот, по телу пробежала приятная нега, щеки раскраснелись.

Ей больше не было страшно. А через пару минут она вовсе утратит здравомыслие и пустится в неудержимое веселье.

Осеннее вино — это не «Зеленя фея» или год-ши. Но тоже опьяняет, и опьяняет знатно. Берет даже терринов. Что уж о ней, полукровке, говорить. Дай бог, завтра вспомнит, что вытворяла этой ночью.

— А теперь — танец! — заявил он и хлопнул в ладоши. Их бокалы отлетели к ближайшему лэру. Далеон схватил Люцию за руку и уволок в центр зала.

Заунывные рыдания скрипок из оркестровой ямы оборвалась, музыканты взяли гитары, дирижёр перелистнул ноты, откашлялся и поднял руку с тонкой указкой.

— Ваш младший сын опять решил сорвать бал, — тихо проворчала с кресла королева.

Магнус на соседнем троне промолчал, уперев подбородок в кулак.

— Ну что вы, ми лэра, — промурлыкал герцог рядом с ней. — Шутки Далеона вполне безобидны и приятно разбавляют нашу обыденность. Некоторые лэры наблюдают за ним и его Двором с нетерпением.

— Как за клоунами, — мрачно отозвался Кейран по другую руку от отца.

Рагнар пожал плечом.

— А ведь когда-то «танец меча» не считался простым развлечением, — подал задумчивый голос Рафаэль. — Я слышал, отцу нелегко далось сражение с мятежниками-фарси.

— Как сейчас я помню тот день, — хриплым полурыком отозвался Магнус, будто ему с трудом давалась человеческая речь. — Их старейшина отрубила мне рог. Астрид Сальватор… Маленькая красивая женщина. Я все равно одолел её и… взял силой, — во взгляде пролегло сожаление. — Этот звериный инстинкт был выше меня.

Королева брезгливо скривилась, Кейран с полуулыбкой одобрительно кивнул.

Грянула музыка. Пронзительно запели скрипки, пальцы нежным перебором прошлись по гитарным струнам.

Далеон походкой павлина обошёл Люцию, скользя ладонью по её ключице, голым лопатками, плечу, а затем щеке.

Кожа к коже, нос к носу, ресницы к ресницам. Судорожные дыхания смешались, и Люц показалось — они сейчас поцелуются. Или вцепятся друг в друга зубами.

Столько необъяснимого чувства пылало в тёмных глазах Далеона, столько неожиданной жажды жестокости пробудилось в Люции. Губы кололо от желания.

Хлопок по рифу вырвал их из транса. Принц схватил её за запястья и дёрнул в сторону, так что чуть плечи из суставов не вырвал. Люция взмахнула ногой в разрезе платья и обогнула партнёра.

Ритм гитар ускорился.

Далеон тут же перехватил её, крутанул, опрокинул назад, подставив под спину колено и злорадно усмехнулся, видя, как от гнева засверкали глаза Люции.

Он думает, что может крутить ею, как послушной марионеткой? Напаивать вином, дразнить и обламывать, бросать из стороны в стороны?

Оооо, он сильно ошибается!

Люция оскалила зубы и, оттолкнувшись, перекрутилась волчком через его руку и приземлилась в прежний прогиб.

Гости ахнули. У Далеона смешно упала челюсть, но в следующий миг он подобрался, черти заплясали в сапфировых очах, и они начали настоящую танцевальную дуэль.

Вцепились в ладони друг друга, как в вальсе. Только между ними замерла далеко не нежность — жестокость, ярость, страсть. Желание, если не прикончить друг друга, то знатно нагадить в тапки и душу.

Наклон вправо, влево, вправо. Шаг, шаг, шаг, как удары рапиры.

Люц пыталась вдарить каблуком ему по пальцам, принц же ловко отставлял ноги и вращал её, вращал до головокружения.

— Чего ты добиваешься, Далеон?.. — сквозь зубы спросила девушка.

«От меня» — повисло между строк.

— Внимания? — предположил он и выдернул её из прогиба.

— Точно, — презрительно усмехнулась Люция, отступая в танцевальном па. — Ты же так жаждешь его. Всеобщего внимания. Скажи, эта зараза передаётся по воздуху? Или ты заразился от Меридии половым путём?

Шестой яростно оскалился и шикнул какое-то грязное ругательство.

— Ты доиграешься, человечка! — тихо пригрозил он, резко прижав её спиной к своей груди. Воздух выбило из лёгких, бедра уперлись в бедра.

Люция откинула голову ему на плечо.

— Я не играю, — тонко улыбнулась, — с дураками.

— Ты дергаешь льва за усы, — согласился Далеон и, крутанув, отпустил её.

Люция по инерции развернулась и тут же подхватила задумку принца. С отточенной годами синхронностью они выпрямились, воздели руки, простучали каблуками связку из «танца меча», подпрыгнули и приземлились в пируэт.

Шаг на встречу, и вот они снова сошлись, как клинки, и сцепили пальцы в замок. До боли, до хруста.

Зрители наслаждались жгучим танцем из смеси разных. И невдомёк им было, что шутка шестого давно вышла из-под контроля. И ни зачинщик-Далеон, ни «жертва»-Люция больше не ведали, чем всё закончится.

Дракой? Кровопролитием?

Но точно не миром.

— Почему ты такая… — принц замялся, подбирая слово. — Вредная?

— У меня к тебе тот же вопрос, — без тени улыбки парировала она.

— Нахалка.

— Наглец.

— Ослица.

— Козёл.

— Не плохой собрался зверинец, — усмехнулся он и, встав на колено, закружил её перед собой, нагло сжимая когтями бёдра. И неожиданно серьёзно добавил: — Если бы в детстве ты была терпимее и мягче ко мне, никаких издевательств бы не было.

— А ты был мягче и терпимее ко мне? — зло прошипела она и хлестнула юбкой по лощёному лицу. Ещё и ещё. Её уже начало мутить от вина и бесконечных вращений на месте. И по тем же причинам напрочь отбило страх и здравомыслие.

Потому она так смело дерзила шестому. Потому не вспомнила, на что он способен в гневе.

— Ах, так?! — рыкнул Далеон и схватил её за подол.

Люц отступила в изумлении, и он дернул ткань на себя.

Нитки треснули — не без помощи магии — и алое полотно осталось у него в руках.

А на девушке — узкий синий подъюбник с рюшами по низу и по смелому разрезу на левой ноге.

Люция взвыла раненной волчицей, но вой потонул в визге скрипок и дружном ахе толпы. Фарси едва удержалась от страстного порыва, броситься на принца и выцарапать ему глаза.

Он заблаговременно отскочил и, отправив ей шальную ухмылочку, заплясал чечетку с её юбкой. Будто это была тряпка для быка на родео. Будто всё идет по плану.

Феерическая гадость! Только Далеон мог такое отчебучить.

Но каким детским восторгом сияло его лицо!

Из горла Люции вырвался нервный смешок.

А ярость, бурлящая внутри, испарилась, как пузырьки шампанского. Её сменило безбашенное озорство.

Видимо, придурство заразно.

Люция изящно затанцевала в сторону Далеона, в такт быстрой мелодии. Принц сверкнул ямочками на щеках, отбросил юбку куда-то в толпу и встретил её с распростёртыми объятьями.

Они взялись за руки, теперь уже без ненависти и взаимного желания причинить боль, и заскользили в череде ритмичных па, тонко чувствуя друг друга, угадывая движения с полувзгляда. Подстраиваясь и направляя. Подчиняясь и подчиняя.

Никогда ещё они не работали так слаженно.

Никогда ещё так не наслаждались обществом друг друга.

И не испытывали такого удовольствия от танца.

Музыка подходила к концу, ускорялась.

Рывок вправо, влево, поворот, скачок.

С разворота Далеон перехватил Люцию за локти. Она подпрыгнула, вскидывая ноги. Исподняя юбка взметнулась, острые мыски туфель прошлись в считанных сантиметрах от ошарашенного лица Орфея и скрылись за опавшим подолом.

Принц утянул Люцию в прогиб, и финальный аккорд оборвался.

Зал взорвался аплодисментами.

Партнёры тяжело дышали, глядя друг другу в глаза, и оба не находили слов. То, что произошло сейчас между ними… Сложно описать. Только на уровне чувств…

Единение. Принятие. Резонанс.

Они ощущали это.

Они поняли что-то… в чём ни за что бы не признались. Ни мысленно, ни вслух. Ни друзьям, ни родным, ни даже себе. Хотя нет, себе, быть может, и сознались, но шёпотом, тихо-тихо, так чтоб даже Боги не услышали.

И это «что-то» не нравилось им обоим одинаково, почти физически причиняло дискомфорт, стучало изнутри: «Беги, беги, беги!».

Оба не сдвинулись с места.

Люция уязвимо скукожилась в руках принца и отвела взор. Если бы он сейчас сказал хоть слово из своего мерзкого арсенала оскорблений, то уничтожил бы её. Разбил на кусочки. Люц знала точно.

Но Далеон лишь подался к ней в напряжённом молчании.

Дыхание скользнуло по щеке.

— Неплохо, Леон, — откуда-то сверху раздался томный голосок Меридии, принц замер. Тонкие пальцы пробежали по его напряжённому плечу. — Отличное шоу получилось. Даже Его Величество в восторге. Если за восторг можно считать отсутствие складки меж его бровей и вмятину на щеке. Или это ямочка? Ладно, отпускай уже эту несчастную, а то гости начинают странно коситься.

— Угум, — нахмурился он и выпустил девушку.

Она чуть не упала. Вовремя подставила руку и оттолкнулась от пола кончиками пальцев. Её немного пошатывало, а блистательный зал поплыл, как смазанная картина.

Всё. Осеннее вино отравило её кровь.

Как дойти до стеночки или колонны и не растянуться позорно на полу?

Взгляд почему-то уперся в спину Далеона.

Тот обратился к Меридии всем корпусом и самозабвенно целовал бледные ручки в жемчужных браслетах и кольцах. Амфибия беззвучно хохотала, рдея щеками, принц ухмылялся.

О Люции все напрочь забыли.

Внутри неё затянулись узлы ярости, и обиды, и ещё какого-то омерзительно горького чувства, от которого спирало дыхание и скручивало кишки. Магия в грудине клокотала, желая выплеснуться на слащавую парочку и лицемерный зал лавовым потоком, выжигающим всё на своём пути.

Лишь бы больше не видеть их. Никого из них.

Лишь бы больше не чувствовать боли.

Унижения.

Использованности.

Люция пружинисто шагнула вперёд, к любовничкам, когда на плечо легла тонкопалая ручка.

— Тебе пора, — холодно сказала Сесиль и с силой толкнула её в толпу танцующих. Террины с радостью затянули её в бурный поток разнузданных плясок и бешеной музыки.

Скрипки, виолончели, волынки и барабаны гремели у неё в ушах, отдаваясь в пульс и больную голову. Люц кружило и мотало из стороны в сторону, из рук в руки, как бочку в шторм.

Её бесстыдно трогали, как угодно и где угодно, касались волос, груди и бёдер, выдергивали шпильки, дергали за волосы, царапали по обнаженным плечам, коленям, шее и передавали дальше, и вращали, вращали, вращали в безумной карусели. Лица смазались в цветные пятна с застывшими ухмылками и светящимися глазницами.

Люция ещё пыталась слабо отбиться, вырваться из безумной круговерти. Но её ноги двигались сами по себе, отплясывали, подпрыгивали, бросались от партнера к партнёру, к мужчине, женщине, ребёнку. Им дела не было. Лишь бы плясать, плясать без остановки.

До мозолей, до сукровицы, до мяса.

Это какой-то трюк? Проклятие? Но на ней же оберег — сапфировые четки!

Мысли путались, сосредоточиться не получалось. Вино одурманило разум, танец лишил рассудка. Ни одно заклинание не шло на язык.

Неразборчивый…

Лепет.

Хрип.

Воздуха не хватает.

Паника.

А ноги танцуют.

Мозоли горят, кровят, режут по нервам.

Пот градом катится по лбу, шее, груди, спине.

Сердце дергается в груди,

Быстрее и быстрее.

Сейчас лопнет.

Лопнет!

Новый партнер.

Кружит.

В глазах темнеет.

Наконец-то смерть.

Ледяной воздух обжигает пылающую кожу, створка хлопает за спиной.

Люция судорожно хватает ртом ночную свежесть, спотыкается на лестнице на каждом шагу, но продолжает кружиться с неизвестным террином. Хотя музыку из зала едва слышно, сил у девушки нет. Но стопы… стопы двигаются, скользят, топают, рисуют фигуры и тянут партнера следовать за ней, продолжать, танцевать, ещё и ещё.

Она сейчас задохнётся.

— Да, стой! Стой же ты! — гневно выкрикнул лэр. Схватил её под подмышки и приподнял над землей, встряхивая.

Люция столкнулась с фиолетовыми глазами Рафаэля, и чуть не разрыдалась от облегчения. Дыхание её вырывалась рваными хрипами, а ноги продолжали дёргаться, точно в припадке, пока с них не соскочили кожаные туфли.

И эти туфли, упав на траву, радостно поскакали дальше, к саду, к лесу, выплетая танцевальные пируэты под одну им слышную бойкую мелодию.

Фарси и деймон оторопело наблюдали за ними.

— Н-да, — произнёс он, не выпуская девушку из рук. — Кто-то решил жестоко подшутить над тобой.

— Я даже знаю кто, — шикнула она, тяжело дыша.

«Светловолосая зеленоглазая гадина».

Аж сплюнуть захотелось.

— Я уж думал, терринское вино так ударило по тебе…

— Что я решила сдохнуть в танце? Чудесная смерть! Почти, как в койке на красотке, — безрадостно усмехнулась Люция и попыталась отстраниться. Ей стало полегче, но четвёртый принц не отпустил: прижал к груди, как большую плюшевую игрушку, и понёс к фонтану напротив.

Люц не стала противиться, даже приобняла его за шею ослабшим руками. Уткнулась носом в пахнущий розами воротник золотистого дублета и, как назло, вспомнила, что вся мокрая от пота и наверняка воняет как… человек.

Или что похуже.

А он ещё и держит её подмышками…

Руки тут же толкнули принца в плечи. Щёки запылали. Захотелось провалиться под землю от стыда.

Но Рафаэль, словно не замечал её метаний (или сделал вид?): спокойно усадил её на каменный бортик, достал из внутреннего кармана кремово-белый платок, напоминавший по цвету его волосы, обмакнул шёлк в водах фонтана, присел перед девушкой на одно колено и принялся вытирать кровь с пяточек и пальцев.

Люц зашипела и попыталась одернуть ногу, но четвёртый удержал.

— Не двигайся, — приказал, заглянув в лицо. Мягко улыбнулся. — Дай поухаживать за тобой.

Касания его были нежными, но раны всё равно щипало. Сюда бы герцога с его целительской магией, но… мечты-мечты. Хватит полагаться на этого властного мужчину, тем более — по пустякам. Он делает лишь то, что выгодно ему, как и любой Ванитас, террин…

И какую же выгоду хочет извлечь из своей помощи Раф?

Девушка сощурилась.

— Я сама могу обработать раны, — сказала и положила руку на его ладонь с платком. Принц вопросительно вскинул брови. — Спасибо за помощь, Ваше Высочество, но лучше поднимитесь. Вдруг кто-нибудь увидит нас…

Она быстро оглядела пустые окрестности сада, и с облегчением выдохнула.

Принц крепче сжал её стопу, заставив Люц охнуть.

— Мне казалось, мы договорились оставить формальности, — с неизменной улыбкой отметил он.

— Да. Раф. Пожалуйста… — рублено начала она.

— Повторюсь, — жестко оборвал он, — дай поухаживать за тобой. Расслабься, Люц. Какая разница, кто и что увидит? Ты чудесно выступила сегодня на балу. Никто не удивится, что один из принцев решил приударить за тобой.

И задорно подмигнул.

Люция густо покраснела, и прокляла себя за это.

Ну, что она вечно ведётся на его сладкие речи, как наивная дура? Почему поддается его порывам? Позволяет делать с собой, что угодно? Играть в неизвестные ей игры?

Пора заканчивать с этим.

У неё лишь один господин. Один кукловод.

И имя ему не Рафаэль.

— Вот и всё, — принц смыл всю кровь с её стоп, нежно погладил пальчики, вызвав у Люц приятную волну мурашек.

Не Рагнар Ванитас.

— Спасибо, Раф, — она нежно улыбнулась и наклонилась ближе. Коснулась его щеки, заправила за заострённое ухо светлую прядь. Юноша затаил дыхание, зрачки сузились в линии. — Ты спас меня. И я очень это ценю.

И даже не Магнус…

— …Ты отличаешься от всех терринов, что я встречала прежде. В лучшую сторону. Ты так добр ко мне, — шепот в самые губы.

Едва слышно скрипнула дверь в зал. Нежная мелодия вальса зазвучала чуть громче. Быстрый взгляд, и снова всё внимание на Рафе.

…его имя — Месть.

— Ты нравишься мне больше всех своих братьев и их придворных.

Она притянула его за воротник дублета и жарко поцеловала.

А на лестнице в прямоугольнике света стоял Орфей.

И его сестра.

Сесиль довольно улыбалась.

Орфей (мрачно): Твоих рук дело?

Сесиль (с усмешкой): О чем ты, братец, не понимаю. Ужель я применяла чары? Заставляла, лобзать уста его? Побойся Духа, ты клевещешь на дщерь невинную!

Орфей: Невинной ты, сестрица, была лет пять назад. Ты знала — я пригласил её на бал. Сама ж прилипла, как репей, и даже повернуть главы мне давала к ней! И чар твоих душок я всё же уловил.

Сесиль побагровела: Всё сделала я только для тебя! Для нас! Отец не пощадил бы твою подстилку! Обещан ты другой, и знаешь сам — так надо, и не в силах того мы изменить.

Орфей вспылил: Как будто, Силь, тебе такое по нутру?! Так говоришь…

Сесиль (ровно): Я говорю — как есть. Химер всех участь такова. И наш отец во славу рода и потомков желает силу сохранить. С перерождения наша судьба предрешена. Смирись… Пожалуйста.

Близняшка с мольбой посмотрела на брата. Он поджал губы.

— Что у вас тут происходит? — спросил Далеон, подходя к ним.

— Соримся, — улыбнулась Сесиль.

— Как обычно, — буркнул Орфей и придержал друга за плечо, не позволив ему выглянуть во двор. — Пойдём лучше в зал.

Далеон остановился и выгнул бровь.

— Но мы собирались прогуляться и подышать свежим воздухом.

— Подышим на балконе, — невозмутимо ответил химер и улыбнулся. — Тут вид не интересный.

— Ну-ну, — хитро улыбнулась сестричка и зашагала в зал первой.

Принц недоверчиво хмыкнул, но не стал противиться, когда друг взял его под локоть и повёл за Сесиль.

Но не успели они подойти к дверям балкона, как из-за аркады выскочил Кейран и стремительной походкой направился к младшему брату.

— Оставь нас, — раздраженно бросил он Орфею, поражая как шестого, так и химера потерей маски холодной невозмутимости. Друзья переглянулись.

Что же так вывело вечно собранного первого принца из себя? И… чем это грозит Далеону?

Тревожная складочка залегла меж светлых бровей Орфея. Он не спешил выполнять приказ чужого сюзерена, беся Кейрана ещё больше, и готов был остаться, даже с риском навлечь на себя гнев будущего правителя.

Но шестой принц спокойно кивнул, и химеру пришлось покинуть братьев.

— Ты совсем их распустил, — цыкнул старший и крепко схватил Далеона за локоть, словно боялся, что тот убежит.

— Ты вряд ли хотел обсудить со мной их поведение, — ровно подметил он.

Кейран до боли впился пальцами в его руку и резко отпустил.

— Ты прав, — отрывисто выдохнул, и потер глаза, которые начали светиться, выдавая его гнев. — Идём в мой кабинет.

До кабинета шли в напряжённом молчании.

Шаги гулко отдавались от каменных стен, сводов и пустых коридоров. Ни одного слуги или гостя не попалось по пути. Весь замок собрался на торжестве, на первом этаже, разве что обслуга сновала из кухни в зал.

Но крыло первого принца, пусть и было недалеко от «императорского» и других «стратегических центров», всё же не пересекалось с кухней. А вот музыка из бальной залы сюда доносилась, тихо-тихо, каким-то подводным эхом.

Щелкнул замок, дверь открылась с противным протяжным скрипом, и принцы вошли в кабинет.

И снова щелчок замка. У Далеона мурашки побежали по коже от дурного предчувствия.

Возможно, он зря отпустил Орфея. Возможно, стоило настоять на его присутствии.

«Нет, глупо», — с горечью оборвал себя принц. Кейран бы не позволил химеру остаться, не позволил бы младшему брату противиться. Всё будет, как он скажет, как он прикажет. Никто не смеет перечить его воле.

А за непокорность Далеон заслужил бы лишь больше плетей и друга подверг бы ненужной опасности.

Его ведь для порки привели?

Но в чём он опять провинился?

Когти впились в ладони.

Кейран прошел к столу и тяжело оперся на него руками, прямо как Далеон во время «наказаний», но вряд ли братец прикажет ему себя стегать.

Спина напряжена, дыхание глубокое. Он пытался успокоиться.

— Верни, что украл, — тихо сказал Кейран.

— Что?.. — Далеон опешил.

Первый резко обернулся и впился когтями в край стола, едва не проламывая лакированное дерево. Его тёмные глаза засияли яростным красным, и он стал очень похож на отца.

— Верни, что украл. Посылку, — пророкотал принц и шумно втянул носом воздух, в попытке усмирить себя. — Знаю, ты хотел поквитаться. Подшутить, отомстить, позлить меня. Что ж, у тебя получилось, Леон. Браво! Но шутки в сторону. Отдай посылку.

— Я не понимаю о чем ты, — искренне недоумевал Далеон.

Столешница треснула под пальцами.

— Тебя видели. Той ночью. Вернее, считали магический след на крепостной стене. Я знаю, что ты выходил в город. Зачем, братишка? Перехватить мою посылку и насолить мне? Или… — он рывком оторвался от стола и стремительно подошел к шестому, склонился к его лицу, выпучив свои горящие, почти безумные глаза. — Тебе кто-то приказал?

— Я искал женщину, — тихо, но твёрдо ответил Далеон, не отводя взгляда. Его потряхивало от волнения и страха, но принц никак не выдал этого. — Для удовлетворения.

«Своего любопытства» — добавил про себя.

И ведь ни слова лжи. Старуха-повитуха ведь женщина.

— И ты знаешь, что я не лгу. Мы не можем лгать.

Почти умилительная растерянность отразилась на жестком лице Кейрана. Первый принц отстранился, задумчиво закусил ноготь большого пальца, обвёл невидящим взором кабинет.

— …но Виктор доложил: похитителем был молодой мужчина, — пробормотал он.

А у Далеона сердце зашлось в груди, дыхание сбилось.

Он вспомнил нахальную дамочку, запрыгнувшую к нему в седло и угрожавшую ножом. Она же сбегала от кого-то. От неё несло страхом и кровью. Сильно. И что если?..

Но зачем Виктору лгать своему сюзерену? Зачем покрывать какую-то незнакомку, преступницу?

Он самый преданный сторонник Кейрана, его правая рука, адъютант. И когда старший брат займёт трон — встанет подле него ближайшим другом и помощником. Десницей.

«Нет, — мотнул головой шестой принц. — Это бред».

Уж кто, а Виктор Грейван ни за что не предаст своего господина. Так что, скорее всего, попутчик Далеона и вор Кейрана — разные существа.

Облегченный вдох сорвался с губ.

— Я могу идти? — спросил шестой брата. Тот немного успокоился и больше не сверкал когтями и жаждой крови.

— Да-да, — рассеянно отмахнулся он. — Только в город больше не суйся без свиты и охраны.

Замок отперся, Далеон взялся за ручку, но оклик остановил его.

— Молодец, что всё-таки забрал кинжал, — устало улыбнулся Кейран. — Ты умный мальчик, и я надеюсь, что и впредь будешь слушаться и не разочаруешь меня.

Далеон покинул кабинет в крайнем недоумении.

Ведь после «наказания» он точно не тронул мизерикорд на столе.