Vanitas

Глава 12. Сон о прошлом

5 лет назад…

Рука на затылке.

Резкий удар.

Пожар в лёгких.

Вкус речной воды.

Паника парализует каждый мускул.

Люция отчаянно пыталась оттолкнуться от бортика, пыталась встать, но ладони соскальзывали с влажного камня, а несносный мальчишка, зарывшись пальцами в локоны, держал под водой цепко и зло.

Она желала вдохнуть, глотнуть воздуха, но в горло и нос заливалась лишь холодная влага. Как в недалёком прошлом, в какой-то деревне, зимой.

Но тогда у неё оставалась хоть иллюзия спасения: люди поленились или побоялись проследить за её гибелью.

Лично утопить.

Своими ручками.

Суеверные. Оставили всё на откуп случая, тяжёлых цепей и ледяной реки.

А вот принц… Принц в отличие от них был смелее и безумнее в своей ярости.

Только когда у неё начинает трещать голова, а силы покидают тело, Далеон вырывает её из старого фонтана.

Люция судорожно вдохнула и зашлась в надсадном кашле.

Но шестой не дал ей очухаться и отплеваться: дернул к себе за волосы.

— Как водичка? — с фальшивым участием вопросил. — Бодрит?

Она мотнула головой, пытаясь вырваться. В глазах всё плыло, но гадкую усмешку принца она поймала, ощутила.

— Тогда ещё раз, — Далеон снова окунул её в фонтан.

Темная вода забурлила от немого крика, холод обжог лицо и горло, и почти сразу Люц выдернули назад.

— А теперь?

Она хватала ртом воздух, задыхалась и сипела. По чёрным змейкам волос на нарядную пыльно-голубую тунику водопадом бежали капли, мочили ткань, и та неприятно липла к телу, но всё это Люц отмечала лишь мельком. Гораздо больше её заботила нехватка кислорода и леденящий душу страх вернуться под воду.

Озябшие пальцы ухватили ладонь принца.

— За ч-что? — прохрипела фарси.

Их взгляды встретились. Шестой смотрел на неё пристально, а сапфировые глаза его в сизом сумраке леса казались холодными и острыми драгоценными камнями. Без души. Без жалости.

— Ты забыла своё место, — ответил ровно.

— Н-не п-понимаю, — простучала зубами Люц.

Бешенство вспыхнуло в его очах.

— Лжёшь!

Люция снова оказалась под водой. Она вопила и билась в хватке Далеона, но он удерживал её своей когтистой лапой. Такой неожиданно сильной для угловатого шестнадцатилетки.

Он вытащил её, не брезгуя промокнуть.

— Я не специально! — воскликнула Люц, слезы бежали по щекам вперемешку с водой. — Я не собиралась привлекать его внимание! Я не просила Императора дарить мне подарок. Ну, хочешь, я отдам их тебе? Эти дурацкие чётки?!

Она взмахнула тонкой рукой, и тяжёлые бусины сапфиров стукнулись друг о дружку. Как странно и нелепо они смотрелись на её костлявом запястье, словно маленькая девочка напялила мамино украшение.

Далеон заскрежетал зубами и рыкнул:

— И всё же ты сделала это! Опозорила меня! Так нравится быть в центре внимания?! — он больно дернул её за волосы и злобно зашипел в ухо: — Тыкать всем в нос, какая ты талантливая, трудолюбивая и вообще — умничка? Не то, что мы. Не то, что я! Нравится быть на вершине и смотреть на всех сверху вниз? Нравится унижать меня? Да? Да?!

— Да! — рявкнула она и извернулась так, чтоб смотреть ему в лицо. Взбешённое, красное. Локоны натянулись, кожа головы горела, грудь под туникой ходила ходуном. Но Люц отмахнулась от боли, и от инстинкта самосохранения, твердившего: «Заткнись, заткнись, заткнись и терпи». — Мне нравится быть лучшей! А то, что вы принц и ваша компания не дотягиваете до моего уровня — только ваша вина. Тренируйтесь больше! Старайтесь больше! Каждый может овладеть «танцем меча». Не надо винить меня в своём провале! И уж тем более — в симпатиях Императора.

— Да как ты смеешь! — взъярился Далеон. — Наглая человечка. Это мой Двор! «Цель» моего Двора! И отец тоже мой! — Столько детской обиды и ревности отразилось на его холёной морде, что Люция опешила. Да принц и сам на миг опешил, словно не ожидал от себя такого.

Но быстро опомнился.

— Ты здесь никто и звать тебя — никак. Приблудная девчонка. Приёмная дочка няньки. Выскочка. Оставь браслет себе, — он медленно погладил бусины на её запястье, и когда девушка поджала руку, фыркнул. — Всё равно никогда и ничего дороже у тебя и за всю жизнь не появится. И пусть они служат напоминанием… — голос упал до едкого шепота: — посмеешь снова привлечь внимание Магнуса — пожалеешь. Уяснила?

Ей бы молча кивнуть, да:

— Это от меня не зависит.

В горле Далеона заклокотало, и он макнул Люцию в фонтан.

Удушье. Снова. И немой крик в потоке пузырьков.

Люц не виновата. Ни в чём не виновата. Сегодня было первое показательное выступление Двора Мечей с танцем её мёртвого клана. Они выступали в Тронном зале перед Императором и другими жителями замка.

Люция просто выложилась на полную.

Отдалась привычным, как дыхание, движениям и знакомым ритмам, и забыла, где она и кто она. Остался только «танец мечей» и иллюзия прежней, потерянной жизни. Когда всё было просто: ранний подъём под вопли петуха, шумный завтрак у костра, сонливый день в лагерных хлопотах и яркая, дикая ночь, полная плясок, бойкой музыки, звона клинков и мерцания огня.

Тогда Люция ещё могла громко и счастливо смеяться, без истеричных ноток и горечи пепла на языке.

Тогда Люция изучала «танец мечей», потому что ей нравилось, потому что хотелось танцевать так же завораживающе, как взрослые фарси, и ей в голову не приходило оттачивать свои навыки, чтобы в будущем убивать.

Тогда жива была Астрид.

Мамочка.

Музыка смолкла. Раздались аплодисменты. И Магнус Ванитас на глазах у всей дворни похвалил не родного сына, а её. «Человечку», приёмыша, дочку служанки. Он унизил Далеона. Обесценил все его старания. Оскорбил.

А страдает от этого только Люц.

Магнусу Ванитасу стало мало жизней её соплеменников. Теперь он решил отнять и её.

Руками своего мерзкого сыночка.

Но Люция не собиралась с этим мириться.

«Пусти!».

Она задёргалась и забила ладонью по руке принца, но он не сдвинулся ни на ноготь. Статуя, холодная и безучастная, а не террин из плоти и крови.

«Перестань! Это не смешно, — бездумно колотили по «глыбе» кулачки, в грудь иглами вонзалась боль. — Далеон!».

Его пальцы сжались на её затылке, словно челюсти капкана, и толкнули ещё глубже.

«Хватит».

В глазах темнело. Пульс замедлялся.

«Прошу тебя».

Последний вздох…

И кожу обжёг крестик магической клятвы.

«Я отомщу за вас Магнусу Ванитасу…»

Эхом пробежало в голове.

Боль отрезвила и предала сил. Внутри забурлил гнев, чёрный, клокочущий и дикий, способный отравить не только её кровь, но и врагов.

Люц прошла такой огромный и опасный путь от пепелища лагеря до столицы. Вытерпела гонения глупой деревенщины. Проникла в застенки замка и приблизилась ко Дворам и Императору.

Она стольким пожертвовала ради своей цели.

И не может сейчас умереть.

Не смеет.

Ради покойных товарищей.

Ради мамы.

Ради мести.

И какой-то недоделанный принц не отнимет у неё жизнь!

Злоба и ненависть вскипели в крови, устремились по телу обжигающим потоком, ударили в сердце.

Девочка смутно запомнила, как вырвалась из его смертельной хватки. Кажется, пнула принца в лодыжку со всей дури, схватила за запястье и швырнула на бортик рядом с собой, укусила за пальцы, вывернулась.

Очнулась уже на влажной траве, полулёжа на животе, страшно кашляя, да отплёвывая воду.

Далеон сидел неподалеку и ошалело таращился то на Люц, то на свои дрожащие руки. С ладони на блеклую траву падали рубиновые капли.

«Так ему и надо», — мстительно подумала фарси, глядя на шестого исподлобья.

И если он сейчас потянет к ней свои гадкие лапы, чтобы завершить умертвение, она… она убьёт его. Удавит, загрызет, закопает. Но не вернется в фонтан.

И столько решимости было в ней. Столько гнева, презрения и ненависти, что Далеон бы захлебнулся, если бы видел в этот момент её лицо, а не призрака давно забытого прошлого.

Бледная улыбка.

Блеск кинжала.

Неразборчивый шепот.

И кровь.

Яркие красные пятна, брызги на лице и руках, багровая лужа под бездыханным телом в белом и тонком, как крылья бабочки, платье.

Далеон таращился на свои ладони, на полулежащую и почти неподвижную Люцию, и в ушах его нарастал гул, а к горлу подкатывала тошнота.

Он вспомнил тот день.

Понимал, что не мог. Не возможно это. Слишком маленьким принц был, новорожденным.

И всё же вспомнил.

Кассандра Террамор, его мать, убила себя у него на глазах. Над его люлькой.

И её горячая липкая кровь, оросила его щёки, грудь и ладошки, забрызгала люльку, подушку и накрахмаленное бельё. Железное зловоние проникло в нос, въелось под кожу, впиталось в подкорки.

Он всё это забыл.

Но сейчас… сейчас, когда ситуация едва не повторилась, когда он чуть не убил Люцию, давнее воспоминание вспыхнуло перед взором, боль и горечь вонзились в сердце, и Далеона замутило от самого себя.

Как он мог? Как он смел?..

Забыть? Сотворить такое?

Смерть это ужасно. Противно его нутру. Недопустимо.

Ни за что и никогда Далеон не станет убийцей.

В тот день он поклялся самому себе.

С того дня по ночам его начали мучать вещие кошмары.

Лекари выписали снотворные «леденцы».

А позже — принц запил.

Посреди поля у скрюченного ветвистого дерева с облетевшими узловатыми ветками стояла Люция. Ей снова снилось безрадостное прошлое, и только единение с природой помогало успокоиться.

Буйный ветер трепал её распущенные чёрные локоны и длинный подол белой ночной сорочки с рюшами.

Откуда-то с Юга, с чёрными тучами неслись грозные раскаты грома, будто Забытые Боги устроили на небесах сражение. До замка они долетали эхом, ещё слабым, но постепенно нарастающим, набирающим силу по мере приближения.

Остро и упоительно пахло озоном, влага оседала на коже холодной плёнкой, а воздух застыл в ожидании дождя.

Люция обожала такую погоду. Буйство стихии. Мурашки страха и восторга пробирающие до костей.

Это напоминало ей о родной степи. Кочевой жизни. И такими ерундовыми начинали казаться все её нынешние тревоги и проблемы, что девушку пробирал нервный смех.

Если подумать, все её треволнения и правда — ничто. Мирская суета сроком в её короткую, как у мухи-однодневки, жизнь. Мир не вздрогнет и не почешется от её смерти, судорожных метаний мысли или борьбы.

Ничего не изменится. С Люцией или без — Терра продолжит жить и развиваться.

И есть ли тогда смысл в мести?

Она мотнула головой, отгоняя мрачные думы, и побрела обратно к замку. Не хотелось промокнуть под дождём. Осенью он больно колючий и холодный. Люция, конечно, не заболеет, но приятного в сырой и полупрозрачной одежде мало.

Вдруг фарси заметила бегущую от замка фигуру. Лёгкие синие штаны, хлопковая рубаха с растянутым воротом, темные волосы.

Люция невольно замерла. Ветер усилился, гром прогремел прямо над головой, но она не шелохнулась.

Герой её сегодняшних кошмаров вышел на предрассветную прогулку. Вернее — выбежал. Босой, растрепанный и неумытый, но это ничуть не портило мерзавца.

Кулаки сжались, зубы сцепились.

За ним водилась такая привычка — ускользать куда-то из покоев поздней ночью или ранним утром. Срываться с места ни с того ни сего. Брать с собой лошадь-Дарси и гонять на ней по полям да лесам, прилегающим к замку, как умалишённый, или нестись куда-то в одиночку, к ручейку, или озеру, или, Тырх ещё знает, куда. В город. К девкам.

Люц не ведала его точный маршрут, а о пристрастиях шестого догадывалась лишь из ворчания Орфея на лекциях (мол, принц не берёт его с собой, а это не безопасно и бла-бла-бла). Ну и, видела его иногда… как сейчас. Когда им обоим одновременно приспичивает вырваться из душных каменных стен на волю.

Только раньше на «прогулках» они никогда не пересекались. Вот так. Лицом к лицу.

Далеон заметил её.

Замедлился.

Замер в пяти шагах.

Вспышка молнии. Раскат, пробирающий до мурашек. И первые ледяные капли упали на макушку, забарабанили по листьям, траве, плечам.

Начался ливень.

А они просто молча стояли напротив друг друга и смотрели. Неподвижно. Безотрывно. Без тени улыбки.

Думали ли они об одном и том же? Вспоминал ли Далеон тот день, когда чуть не утопил её, как сейчас воспоминала Люция? Она не знала.

Но в обыкновенно хищном лице его девушке мерещилось сожаление, горечь, печаль. Словно он утомился враждовать с ней и… раскаялся?

«Ха-ха» — мысленно рассмеялась Люц, но губы её не дрогнули. На скулах заходили желваки.

Она ни за что не простит его. Даже если он встанет на колени и взмолится.

Да и бред это.

Раскаяние? П-фф! Оно не ведомо шестому. Как и любому Ванитасу.

Их с пелёнок учат: не сожалеть ни об одном своём поступке. Действовать, делать выводы, а если оплошал — не повторять ту же ошибку в будущем.

Но разве Далеон прекратил свои издевательства?

И кое-что ещё Люция теперь отчетливо улавливала в его взоре…

И какой бы дурой не претворялась, как бы не отмахивалась от якобы бредовых идей, догадывалась, почему зрачки деймонов сужаются в линии. Они не проходили этого на уроках анатомии, но сложить два и два — не сложно.

Вариантов немного: жажда крови и вожделение.

А сейчас принц явно не «крови» её жаждал. И легко представить, что видел под её промокшей ночной сорочкой.

Люции снова захотелось рассмеяться, злорадно и громко. Но она сдержалась, проглотила внезапную горечь на языке и даже прикрыться не попыталась.

Он хотел её.

Хотел и не мог получить.

И злился.

А она?..

Похоже, Далеон не увидел в её отрешённо-задумчивом лице желанного ответа. Впился когтями в ладони и направился дальше в лес, ни разу не обернувшись.

Ливень промочил его до нитки, но принцу было наплевать.

Люция глядела ему в след, пока крепкая спина в белой рубашке не скрылась в тумане за соснами, и только тогда направилась в замок. А по пути всё пыталась осознать весь ужас и иронию их странных отношений.